- Все слишком сложно, Женька. Намного сложнее, чем могло бы быть. И ты это сама прекрасно понимаешь.
Говор посмотрел в окно, а потом, повернувшись, глянул на Женю. Та сидела в кресле и смотрела прямо перед собой. В темноте могло показаться, что она плачет, но это было не так. Она никогда не позволяла себе плакать. С тех самых пор, когда поняла - от слез становишься только слабее. Обманчивое впечатление складывалось исключительно за счет дрожащих движений тела. Это не было простое дрожание в обычном понимании этого слова. Когда Женя нервничала, то начинала лихорадочно вздрагивать плечами и глубоко дышать. Волноваться ей было нельзя, во всем ей предписывали полный покой. Так оно и должно было быть, но попробуй с этой жизнью быть спокойным. Женя волновалась, и это можно было ощутить даже сквозь темноту.
- Но этого не может быть, Говорок, такого не бывает. - На самом деле, Женя гораздо раньше приготовила эту фразу. Однако сейчас пожалела, что произнесла ее.
- Нет, бывает, и очень часто. К сожалению, не всегда мы можем что - то предугадать или изменить. Так и тут. Что с того, что жизнь продолжается. Это для тебя она длится. А для меня она закончилась. И никто в этом не виноват кроме меня. Что уж тут поделаешь.
- Но, может, попросить врачей, что бы они внимательнее осмотрели тебя. Может, они в чем - то ошиблись!
Может, и ошиблись, подумал Говор. Кто ж его знает на самом деле... или, действительно произошла ошибка? Да нет же, Говор, ты сам себе врешь, ни черта они не ошиблись. Все на самом деле именно так.
Сердце начало ощущать, что что - то не так уже давным - давно. Много лет прошло, и все это время как - то можно было себя успокоить, сказать, что все неправда. А что дальше? Когда обманываешь кого - то, в это со временем можно поверить. Такое бывает - создаешь себе легенду, заставляешь всех в нее верить, а потом и сам постепенно привыкаешь к ней. Но когда врешь самому себе, поверить сложнее. Потому что знаешь, где именно кроется обман. Давняя проблема психологов: каждый классный психолог или психотерапевт может помочь и вытянуть из бездны сумасшествия. Но кто поможет самому психологу, кто даст ему нужный совет, кто скажет ему то, что он сам не в силах себе сказать. Только лучший, чем он сам психолог. Но если его нет?
- Нет, Женя. Ошибки быть не может. Я много раз ходил и проверялся, все сходится раз за разом. Это конец.
- Зачем ты мне это говоришь? Ты же знаешь, что пугаешь меня.
- От того, что я промолчу, ничего не изменится. Я тебя не пугаю, Женька...Ты никогда ничего не боялась, потому легко шла по жизни.
- А теперь все по - другому, Говор. Все сложнее, ты сам это сказал. Ты даже не понимаешь, почему я никогда ничего не боялась, а теперь мне страшно, как никогда.
Я даже не хочу пытаться это понять, подумал Говор. И тут же поймал себя на отвратительном открытии. Несмотря на то, ЧТО Женька говорит, несмотря на то, что ей страшно, она не трусит. Да, ей страшно, и при том страшно вдвойне - она боится остаться одна. Но ведь она и виду не подает, вон только в темноте тяжело дышит, а он вроде как этого не видит. Это не страх трусливого человека, это страх перед неизбежностью. Здесь нечего трусить. Она боится и одновременно с тем не сдается. В отличии от него. А он самый настоящий трус. Пытается бравировать, хотя этим ставит только в неловкое положение и себя, и ее.
- И знаешь, почему? - продолжила она, - потому что себя мне не жалко, и жизнь моя ничего не стоит. Потому что, без тебя мне не жить. Вот, почему страшно. Но еще мне страшнее за тебя, Говор. Мне страшно, что ты так никогда и не поймешь, ради чего и ради кого люди совершают смелые поступки, несмотря на то, что им очень боязно.
- О чем ты говоришь, Женя? Словно, ничего и не произошло. Да ты ненавидеть меня должна. Я поломал жизнь и себе, и тебе. Только вот если твою жизнь еще можно починить, что б она была лучше, чем раньше, то мою уже не исправишь. Кто я после того, что произошло? Ты должна сейчас быть с кем - то, кто на самом деле достоин тебя. А вместо этого ты пришла ко мне, просишь, чтобы еще раз все проверить, утешаешь меня, говоришь, что тоже боишься. Чего ради? Как можно любить такого, как я?
- Когда любишь, нечего прощать. Потому что не на что обижаться. Я все время была с тобой, хоть ты этого и не заметил. Даже там, под теми лампами, и потом - в полной темноте. Ты думаешь, я ничего не соображала? Нет, наоборот, все было слишком явно. И главным из того, что я тогда думала, был ты. Потому что, если б не было тебя, то какого хера мне тогда стоило там лежать? - Женя явно стала повышать голос, еще больше волнуясь. - Жизнь - ничто без тебя. Каким бы ты ни был и что б ты не сделал.
Сквозь темноту он стал ощущать ее взгляд. Ох уж эти ее глаза! Как он мог забыть о них. Мягкие бирюзовые глаза, наполненные теплотой. Он почти потерял их и перестал их искать, а они сами к нему пришли. Он должен просить у нее прощения за то, что произошло. Нет, не просить - умолять. Подарить ей целый мир... И целого мира будет мало для этих глаз. Глаз, которые никогда не плачут. Сейчас они смотрят прямо на него, стоящего возле окна. А он не в силах даже подойти к ней... Взять ее на руки и унести на край света и не отпускать от себя до конца жизни. Ее нельзя не любить. А тот, кто достоен ее любви теперь слишком далеко. Но, боже мой! Почему так происходит? - он любил ее не меньше, чем Говор, он больше заслуживал этой любви, но так ее и не получил. А он, Говор, последний негодяй, позволил себе обидеть ее и теперь она признается ему в любви...Хочется застрелиться.
- Зачем ты это говоришь, Женя? Тебе будет еще больнее, чем мне. Почему? Ведь тебе еще жить и жить, сейчас ты вообще не должна думать ни о чем плохом, волноваться, - в темноте он почувствовал прикосновение ее пальцев, - тратить силы. Все то, что ты прошла, ты прошла это не ради меня. А ради кого - то, кто лучше меня. - Ее пальцы начали скользить по его щекам, потом она начала гладить его волосы. - Ты же знаешь, что если сейчас что - то произойдет, это будет знаком завершением всего. Все закончится, не успев начаться, не ломай себе жизнь. Уходи, - сказал он. Сказал мягко и чуть слышно. Сказать громче у него не было ни сил, ни желания. Каким - то невероятным усилием он попытался ее отстранить от себя, но ничего у него не получилось. Ее губы целовали его шею. Целовали без страха и риска. Так смертник без малейшей капли страха смотрит в пропасть, куда его может толкнуть малейший ветерок. Так в последнюю секунду мотыльки летят на пламя, не ощущая его губительной жары. - Женя, ты...Не заставляй меня делать это, я не хочу убивать тебя. Женя, я...
- Что, Говор? - она расстегнула его рубашку и прикоснулась теплыми ладонями к груди. - Если ты это скажешь сейчас, я буду знать, что делаю все правильно и мне нечего больше бояться.
- Я не имею права... - Она прикоснулась к его губам, и он понял, что назад дороги нет. Без нее мир ему не нужен. И если она готова принести в жертву себя, то пусть так оно и будет. Во имя любви... - Я люблю тебя, Женя...
Звезды, что светят в небе. К чему какие - то слова, когда они есть где - то там высоко. Мир пустоты и безмолвия. Холодный и прекрасный. Всего один миг ты смотришь на них так, как не смотрел никогда раньше, так, как смотрят на них в последний раз. И ты сгораешь, пустив на них последний взгляд. И все же, они чертовски красивы. Даже, если ты понял это в самый последний миг, этот миг стоил всей твоей жизни...
2. Чат.
Юрген - Ангел: Ну, здравствуй, Ангел ∘: - ) Интересный у тебя ник. Откуда он? Сама придумала?
Ангел - Юрген: Нет, не сама. Это из прошлого. Был один человек, который дал мне это прозвище.
Юрген - Ангел: Ого! Такие прозвища просто не дают. Заслужила , что ли?
Ангел - Юрген: Не знаю. Вполне возможно, что так. Хотя, как мне кажется, это прозвище вовсе не для меня.
Юрген - Ангел: Почему?
Ангел - Юрген: Оно слишком громкое и не совсем, вернее, как я сказала, вовсе не подходит мне. Этот человек говорил, что любил меня, а когда любишь, такие слова говорить проще. Ангел, Дождик, Богиня... Слишком голословно. Проще было бы называть по имени, но он всегда все усложнял.
Юрген - Ангел: Это что, так плохо, когда тебя зовут Ангелом? Вообще - то, немного завидно даже. А по всему выходит, тебе это не совсем нравится. Странная ты какая - то.
Ангел - Юрген: Да уж, какая есть.
Юрген - Ангел: Но все - таки, неужели все дело исключительно в том, что он тебя любил? В таких случаях слова не всегда нужны. Нет, ты скажи - это что, просто так, - Ангел, Дождик? Кстати, почему именно Дождик?
Ангел - Юрген: Он очень сильно любил Дождь и все, что с ним связано.
Юрген - Ангел: Тогда вы оба странные и подходили друг - другу. Почему же вы тогда расстались?
Ангел - Юрген: Потому, что не подходили друг другу - вот почему. Когда люди разные, они необязательно должны сходиться. А мы были очень разные.
Юрген - Ангел: А почему "были"? Что - то произошло?
Ангел - Юрген: Я не хочу об этом говорить.
Юрген - Ангел: Как хочешь. Расскажи мне о себе.
Ангел - Юрген: Тебе мало того, что ты только что узнал?
Юрген - Ангел: Конечно мало, ведь я ничего толком о тебе не узнал кроме того, что Ангел - это прозвище, которое ты не выдумывала сама. Хотя, это на самом деле очень важно и очень о многом говорит.
Ангел - Юрген: Это не значит ровным счетом ничего.
Юрген - Ангел: Нет, Ангел, это значит очень много. И если ты не понимаешь этого, значит ты не видишь очевидных вещей.
Ангел- Юрген: Каких?
Юрген - Ангел: Я не хочу об этом сейчас говорить. Ты так и не сказала мне ничего о себе.
Ангел - Юрген: А что ты хочешь знать? Рост, вес, имя, сферу увлечений?..
Юрген - - Ангел: Нет, слишком банально и неинтересно. Я это и так узнаю. Со временем. Можно подойти к такому вопросу с другой стороны. Скажи мне, как ты относишься к судьбе и неизбежности?
Ангел - Юрген: Ни хрена себе вопрос!:) И кто тут, на самом деле, странный, и не такой как все?
Юрген - Ангел: Я. Но только я совсем не странный. Я обыкновенный. А вопрос, как вопрос, нет здесь ничего необычного. Просто скажи. Веришь ли ты в нее или нет. Мне этого будет достаточно.
Ангел - Юрген: Ну ладно. Тебе станет легче от того, что я скажу, что не верю ни в какую неизбежность? Все в жизни случайно и спонтанно. Потому она и интересна сама по себе, раз нельзя в ней ничего нельзя предугадать на перед.
Юрген - Ангел: Станет легче. Теперь скажи, какая ты в жизни - ты стараешься быть похожей на свой виртуальный образ или в том и дело, что это только образ.
Ангел - Юрген: Да, нормальные вопросы, чего уж тут и говорить! Ладно, я отвечу, но только в том случае, если ты ответишь на мои вопросы. Можно, их будет несколько? Спасибо. Значит так. Не знаю, на кой тебе сдались такие подробности - поскольку тебя я не знаю, и встречаться с тобой я пока не собираюсь. Но все равно скажу - в жизни я такая, как и в разговоре с тобой. Чего мне врать - то. Ели нечего терять, можно рискнуть и показать себя такой, как ты есть на самом деле.
Юрген - Ангел: Ты забыла задать мне вопросы.
Ангел- Юрген: А что не понятно, что я хочу спросить о том же? Первый вопрос, прячешь ли ты что - то этой маской или это твоя настоящая суть - быть таким самоуверенным до наглости. А второй, откуда оно берется все. Нет, я понимаю, что сидя где - то в подвале за компом, можно казаться себе суперменом, даже несмотря на то, что ты либо бабушка девяносто трех лет, либо маленький прыщавый онанист, прогуливающий уроке в школе ради интернет - кафе!:):):):):):):):)
Юрген - Ангел: Ни то, ни другое. Я не на пенсии и не хожу в школу. А самоуверенности у меня не так уж и много. Это не более, чем стремление быть настоящим.
Ангел - Юрген: Нормальное стремление. Вопросы у тебя такие, что любая дама испугается. Все закручено, запутано. Кто ты такой - философ, что ли?
Юрген - Ангел: Нет, писатель. И то, что ты принимаешь за запутанность, это просто способ писать.
Ангел - Юрген : Но ведь ты не прав! В жизни так не говорят, как ты пишешь. В жизни все по - другому.
Юрген - Ангел : Как?
Ангел - Юрген: Просто по - другому, не знаю как. В тебе есть что - то пугающее. Тебе никто об этом не говорил? Ты пытаешься быть непохожим на других, потому и начал сразу с места в карьер, не подумав о том, будет ли мне приятно отвечать на твои вопросы.
Юрген - Ангел: Подумал. И решил, что ты ничего не теряешь. Если я тебя чем - то обижу, ты просто выйдешь и растворишься в сети.
Ангел - Юрген : И ты не боишься, что именно так и произойдет?
Юрген - Ангел: Боюсь, но еще страшнее в этом признаться. Это стоило мне усилий.
Ангел- Юрген: Ну, по крайней мере, это честно. Признаться, мне уже хотелось отключаться. Почему ты спрашиваешь о судьбе?
Юрген - Ангел: Просто, это то, о чем я пишу в своих книгах - судьба, неизбежность. Тема для творчества, так сказать.
Ангел - Юрген: И что именно ты пишешь в этих книгах, я имею в виду, о чем?
Юрген - Ангел: О любви.
Ангел - Юрген:О любви? Как - то это все слишком попсово звучит - судьба, любовь. Писатели слишком сложно ко всему этому относятся. Потому что сами выдумали любовь.
Юрген - Ангел:По - твоему, любви не существует, что ли?
Ангел - Юрген: Нет, существует. В книгах... И что, хорошо получается писать?
Юрген - Ангел: Не знаю, об этом не мне судить. Люди говорят, что им нравится. Книжки раскупаются. Это, по - моему, самое главное.
Ангел - Юрген: Интересно все как - то. Никогда не разговаривала с писателем.
Юрген - Ангел: И как впечатления?
Ангел - Юрген: Если ты настоящий писатель, и вы все такие, то я удивлена.
Юрген - Ангел:Ты ожидала чего - то другого?
Ангел - Юрген: Да ничего я не ожидала. В конце - концов, откуда мне знать, кто ты такой. Я ж не лезла сюда, в этот чат специально за тем, что б с тобой познакомится. Это насчет ожиданий. А насчет того, какой ты, то мне сложно сказать. Честно, Юрген, я ведь с тобой незнакома и то, как мы с тобой говорим - все это напускное, не настоящее. Я понимаю, что в жизни ты совсем другой. Не такой, каким хочешь мне сейчас показаться. Наверное, то же самое относится и ко мне. Ведь, на самом деле я могу быть мужчиной. А ты женщиной...
Юрген - Ангел: Надеюсь, этого не произойдет!
Ангел - Юрген: Я тоже на это надеюсь. Но ведь и в самом деле, в чем заключается суть подобного общения?? Чат и создан для того, чтобы хоть ненадолго побыть кем - то, кем ты не являешься на самом деле. Придумываешь себе ник, представляешь себя суперменом, а потом отключаешь компьютер и возвращаешься в реальность. Идешь по улице и смотришь прямо сквозь того, с кем ты, возможно, минуту назад откровенничал. Так что, такая моя позиция. Я боюсь ожидать чего - то от интернета и людей, которые в нем сидят.
Юрген - Ангел: Значит, ты все же чего - то боишься?
Ангел - Юрген: Но я же не говорила, что не боюсь вообще ничего! Уж кто - кто, а я себя суперчеловеком никогда не представляла. Ты ж не просто так спрашиваешь, какая я, пытаешься задать нестандартные вопросы...
Юрген - Ангел: Вообще - то, да. Понимаешь, Ангел, мне как писателю очень важно находить новые типажи для своих произведений. Если лица людей вполне возможно обследовать где - то в метро или в очереди за колбасой, то характер можно узнать только, если разговариваешь с человеком. А интернет - универсальное средство знакомства. Мы можем с тобой никогда не увидиться, но, пообщавшись с тобой, я, могу написать целую книгу.
Ангел - Юрген: Ты это серьезно? Что можно взять из нашего разговора? У нас даже с тобой не чат, а какой - то эпистолярный жанр. Сообщения на пол - страницы! Нет, Юрген, честно, именно из этого разговора можно хоть что - то взять?
Юрген - Ангел: Конечно можно. Один твой ник чего только стоит! Даже не само прозвище, а его история. Ангел... Красиво, черт возьми. Не знаю, кто тот парень, что придумал тебе его, но, видит бог, кому - то ты очень нравилась. Богиня, Дождик. Значит, не такой ты скучный и забитый собеседник. И, видимо, не такой агрессивный, как может показаться.
Ангел - Юрген: Но ведь я старалась отвечать тебе в тон! Быть такой же, как и ты : - ), а получилось все не так... И чья же это вина, если не твоя!
Юрген - Ангел: Ладно, каюсь. Прости. Если у нас получится с тобой говорить нормально, без агрессии, то я буду только рад. Поскольку сам вовсе не злой. А даже наоборот.
Ангел - Юрген: А откуда взялся твой никнейм? Только не говори, что ты сам его придумал. Ты что, немец?
Юрген - Ангел: Я? Нет. И прозвища я тоже не придумывал. Это еще со школы тянется. Был такой футболист - Клинсманн. А звали его Юрген. Мне говорили, что я на него похож. Потом прицепилось. С возрастом я понимаю, что и в самом деле немного на него смахиваю.
Ангел - Юрген: Ну, теперь я буду представлять, как ты выглядишь
Юрген - Ангел: Очень смешно... Черт, мне пора. Извини, Ангел, я совсем заработался. Блин, обидно, только мы с тобой подружились, а тут такая фигня.
Ангел - Юрген: Да, жалко конечно. Но ничего, и так мило пообщались...
Юрген - Ангел: Только не исчезай, ладно? Давай договоримся как - нибудь встретиться в чате или давай будем переписываться. Дай мне свое "мыло"
Ангел - Юрген: Не дам.
Юрген - Ангел: Почему?
Ангел - Юрген: Долго объяснять. Ты все равно не поймешь. Прощай, Юрген. Удачи тебе...
3. Ангел
Музыка играла настолько громко, что разобрать в ее шуме что - либо было абсолютно нереально. Какое - то особое настроение примешивалось к ней, отчего музыка звучала не только громко, но и чертовски символично. Нет, в самом деле, настроение действительно имело место быть и в том, что оно действительно особое никто не сомневался. Это было ощущение расставания. Не потери, поскольку никто не собирался в тот вечер жалеть о том, что больше не придется ходить в школу, а именно расставания. Не только со школой, учителями, одноклассниками. Это было что - то большее. Какой - то большой этап жизни теперь был позади, в прошлое уходил привычный уклад жизни, понимание собственной беззаботности и вечной юности. Теперь, на пороге взросления, все было по - другому. Еще до конца непонятно, но все же по - другому. Дело не в будущем поступлении и студенческой жизни - что касается первого, то никому особо не хотелось это пережить, чего нельзя сказать о втором. Такое ощущение приходит через минуту после того, как ты посадил кого - то любимого в поезд и этот поезд уносит его навсегда. В тот миг, когда приходит осознание - это конец. В момент прощания этого еще нет, но через минуту... Еще на последнем звонке произошло невероятное. Текли слезы. Причем, текли они у тех, кто и помыслить о подобном не мог. В большом актовом зале, где собрались учителя и выпускники для того, чтобы сказать несколько слов на прощание, на сцену выходил каждый и что - то говорил. И когда дело доходило о том, что, скорее всего, ничего уже не повторится, у каждого выступающего на глаза наворачивались слезы. А когда вдруг начинали вспоминать что - то из прошлых лет, слезы сами собой текли из глаз, не спрашивая разрешения. Это вовсе не сентиментальный бред - нет, такое и в самом деле было. Может, просто не каждый в этом сознается, но помнит такое любой. Пацаны, много раз оскорблявшие наставников, рыдали, словно маленькие девочки и просили прощения за то, что были такими. Это сложно объяснить. Ощущение расставания скользило уже тогда, а теперь, за пару минут до рассвета, музыка ставала символичной. Потому что это была последняя музыка. А нет ничего грустнее, что что - то по - настоящему в последний раз.
Волны несли легкий прогулочный катер с шестью десятками людей на борту - выпускниками, родителями, учителями. Многие, словно пытаясь уйти от грустного настроения, вовсю танцевали на палубе. Конечно, заводную танцевальную песню в исполнении главного символа современной отечественной эстрады лучше было бы слушать в другом месте, "под боянчик", как пел символ. Но, чего тут таить, когда топишь в чем - то грусть, оно должно быть веселым и непринужденным.
Часть выпускников смотрела на волны. Давно уже было оговорено, кто с кем будет этой ночью и, что самое главное - утром, после выпускного. Потому, девчонки позволяли парням обнять себя, молча касаясь щекой к щеке. Несколько пар открыто, не стесняясь, целовались тут же. В один миг все стало доступным и разрешенным. Впрочем, когда в последний раз вместе, то все можно. Так, словно еще месяц назад, подойти к однокласснице и поцеловать ее, было преступлением. Теперь все можно было.
Кто - то стоял и смотрел в воду совершенно один, стараясь быть подальше ото всех. У таких людей в голове творилось что - то несусветное. Мозг лихорадочно работал, пытаясь придумать, что нужно сделать в последний момент из того, что еще не было сделано. Может, кое - кто почувствовал себя в этот момент неудачником. В голову лезли мысли о том, что одиннадцать лет, на самом деле, прошли в пустую. Какой толк теперь от зубрежки, от проглоченных книг и хороших отметок. Зачем были нужны теперь длинные ночи перед экзаменом в седьмом классе или перед контрольной в девятом. Ну кто, скажите на милость, тянул еще совсем недавно к доске - быть самым умным, быть первым в классе, в школе. На хрена были нужны все эти олимпиады, грамоты, медали вчера вечером. Ведь годы - то прошли, а понимание главного пришло только в эту ночь, нет - прямо сейчас, за минуту до рассвета. Понимание того, что годы потеряны. Неужели они стоили ночей, проведенных не с книжкой, а в компании полупьяных, хамоватых, но таких родных друзей? Почему не было вина в подворотне и песен под гитару в темном подъезде? Где теперь все эти неперецелованные и не облапанные однокласницы? А может, что - то еще - если повезет и напоить девчонку, довести ее "до кондиции"? Где оно все, и где ты был раньше, одинокий отличник - неудачник? Гордись тем, что ты был любимчиком. И тебя за это все ненавидели...
Каждый что - то чувствовал в этот момент, и никто не произносил этого вслух. Это был тяжелый момент. Но еще сложнее было то, что следовало за ним, в будущем. Дальше - тишина, как сказали в одном старом спектакле.
Эта тишина наступила. И от нее начало рваться сердце. Вот она стоит в пяти метрах и целуется с рыжим носатым Степой Лакрушиным. Такая далекая и такая близкая... Тьфу! Поэзия хренова. Никогда она не была близкой. Женя Уланова. Когда любишь, всегда все преувеличиваешь и сочиняешь в голове всякие небылицы. Что с того, что Ветер любил ее, причем давно. Сначала явно, а потом открыто - а зачем скрывать? Ветров из породы неудачников. Причем, он даже не был первым в учебе. Все одиннадцать лет он был обычным сереньким учеником, без троек, но и без красной грамоты с медалью. Так получилось, что ничем особенным он никогда не выделялся, был тихим и спокойным. Даже прозвище свое, полученное в принципе от фамилии, он оправдывал - Ветер. Не ураган, а ветер, слегка трепыхающий ветки деревьев и цветы на клумбе. От такого ветра даже не всегда стает прохладно в жару. Все это ему придумали, а он никогда и не противился. Пускай Ветер, лишь бы не Козел (было такое одно время - некоторые остряки в классе придумали: из - за голоса, больше похожего на блеяние молодого козлика(слава богу, давно это было и все прошло!). Черт возьми, да Лакрушин же и придумал! А вот теперь он целует Уланову. Коллизия...). Что за жизнь, и куда она катится. До чего же больно...
Столько лет прошло, прежде чем он во всем, наконец, сознался. Голос почти дрожал:
- Ты, Женя, только послушай, ладно? Я скажу, а ты забудь поскорее... Я это, как его, люблю тебя...
Дурацкое признание, хуже не придумаешь. Это он только мог вот так взять и все испортить совершенно ненужными "это" и "как его". Это была катастрофа. Понятно, он не заслуживал ее любви. Да она и любить - то не умела, наверное. Пройдет еще тысяча лет, а все будет по - прежнему. Как и прежде, девчонки из класса, будут взрослеть раньше и парни у них будут куда старше, чем такие, как Ветер. Она не любила не только его, но и ни кого из класса. Говорят, что у нее был кто - то из того района, где она жила. Все правильно, никакой ошибки нет. В третьем классе ее родители переехали из родного района на другой конец города, а она осталась верной своей школе и столько лет каждое утро добиралась сквозь пробки и непреодолимое желание спать - вставать - то приходилось намного раньше. Она была особой, потому он ее и любил. Это была девушка из тех, чью фотографию ты зацеловываешь, а потом кладешь на ночь под подушку, как бы противно тебе не было признаваться в этом. Да, к ней тянулись многие, и многое признавались ей в любви. Причем, у его предшественников и последователей это выходило намного смелее. И тем не менее, она отвечала отказом раз за разом. Не он один такой был. Хоть это радовало. Ладно, она была бы первой красавицей в классе. Да нет же, были куклы и поярче, чем она. Вот только дело было в том, что она не была куклой. Она была настоящей, и он ее за это любил.
Его прозвали Ветром. Она была Цветаевой. Нет, честно, в шестом классе прицепилось. И легенда, согласно которой она получила такое имя, была и остается безумно красивой. Якобы, именно в шестом классе на уроке русской литературы, когда задали выучить и рассказать стихотворение любимого поэта, она самая первая (а это очень смело - в школе дети всегда боятся выходить и рассказывать на класс стихи) вышла и рассказала "Молитву морю" Цветаевой. Ветер мгновенно запомнил и выучил его на память.
Солнце и звезды в твоей глубине,
Солнце и звезды вверху, на просторе.
Вечное море,
Дай мне и солнцу и звездам отдаться вдвойне.
Сумрак ночей и улыбку зари
Дай отразить в успокоенном взоре.
Вечное море,
Детское горе мое усыпи, залечи, раствори.
Влей в это сердце живую струю,
Дай отдохнуть от терпения - в споре.
Вечное море,
В мощные воды твои свой беспомощный дух предаю!
Мало того, что стихотворение само по себе красивое, так еще и в ее исполнении. Ее голос - вот ее особенность. Глаза, руки, длинная коса за плечами. Но главное - голос. Ветер единственный ценил этот голос. Какой - то детский и мягкий, он почти не изменился до самого выпускного. Сколько раз, засыпая, он слышал этот голос. Этот голос читал "Молитву" и стих стал на долгие годы его главной и единственной молитвой. Да, наивно и смешно, по - детски глупо все это написано, но ведь правда - было прошлое, было! И теперь в этом прошлом и молитва и голос, который ее читал. Ветер не был дураком, и стремился к глубоко практичным вещам. Каждый раз, получая желаемое (было, конечно, то, чего он так и не получил - Уланова, например, так и не стала его), он знал, что это ему на самом деле нужно и не разменивался на всякую ерунду. Но, клянусь богом, было такое, ради чего он отказался бы от всего, чего получил. Возможность еще один раз услышать ее голос, читающий "Молитву морю".
Для всех она была Цветаевой. А он звал ее по - другому. Еще до того он придумал, как будет звать ее. Невероятно, но еще в самом что - ни есть глубоком детстве она стала для него Ангелом. Почему именно Ангелом, он понятия не имел. Вот стукнуло, блин, в голову, а он и приклеил к ней. Позже он с изумлением начал понимать, что прозвище не было случайным. По мере взросления она все больше ставала похожей на маленького ангела. Без крыльев, правда, но на кой они ей нужны при таком голосе и таких глазах. Глаза с каждым годом становились все больше, а Ветер сходил с ума, когда у девчонки большие глаза. Еще они были голубые, эти глаза. Даже нет, не голубые. Вернее, не чисто голубые. Долгое время он даже не знал, что это за цвет и только потом понял, что это бирюзовый цвет. И вот, проходят годы, а Уланова все больше соответствует своему тайному прозвищу, о котором, признаться честно, никогда не догадывалась. Каким - то неуловимым чувством он ощущал, какая она на самом деле. Легкая, неземная... Впрочем, в сознании Ветра, любая девушка, которую он полюбил бы, соответствовала подобным эпитетам. То, что она на самом деле не Цветаева, а вовсе даже Ангел, Ветер совсем не хотел говорить. И так и не сказал...
Ветер смотрел в воду. Через минуту взойдет солнце, и он со всеми вместе громко заорет Ура! Для всех этот момент прощания вдруг станет мигом счастья и блаженства. А у него в этот момент будет скрести на душе стая кошек. Ибо, словно невзначай, он станет прямо позади Улановой. Он будет смотреть не на рассвет, а на ее шею. Вот и все, подумает он, прощай, Ангел... И в этот момент, словно боги, сжалившись над ним, скажут голосом Улановой, не оборачиваясь:
- Подойди к противоположному краю катера и стань там. Я хочу тебе кое - что сказать.
Не чувствуя ног, Ветер отошел от Улановой и, глядя ей в спину, двинулся лицом назад туда, куда она попросила. Словно чувствуя, что он смотрит прямо на нее, Уланова не спешила идти к нему. Тогда Ветер повернулся и стал смотреть на утренний город, мимо которого он проплывал. Он хотел что - то подумать в этот миг про город, про то, что, может, придется уехать отсюда, но не успел - Уланова подошла и стала рядом с ним. Достала сигарету, затянулась и посмотрела на Ветрова.
4. Письмо
Дорогой мой Юрген!
Ты говорил правду о судьбе. Могла ли я тогда подумать, что все выйдет именно так?! Жизнь настолько сложная и непредсказуемая штука, что ничего ты не сможешь в ней знать на перед. И, знаешь, я рада, что все именно так и происходит. Я не так часто рассказывала тебе о своей прошлой жизни. Не очень хотелось. Она была совсем неправильной, моя жизнь. Понимаешь, я вела себя раньше неправильно, считала себя лучше и выше других, часто обижала хороших людей и, чего уж греха таить, разбивала им жизни. Да и себе, можно сказать, разбила. Все пошло прахом в один ужасный момент. Как мне показалось, все закончилось. Раньше всегда был путь назад, возможность начать все с начала, а в тот момент не было ничего, это была катастрофа. Диагноз стал для меня вердиктом, вся жизнь потеряла смысл существования, мне не хотелось никого видеть и слышать. Знаешь, не было никакого спасения - ни телевизор, ни книги - ничто меня не спасало. Это называется апатией. Так вот, у меня была полная апатия. Нездоровый пофигизм, я б сказала. То состояние, когда плевать абсолютно на всех, и, в первую очередь - на себя. Хотелось одного - умереть. Я не думала о родных и близких. Хотя, это уже я сейчас немного выдумываю: никаких родных и близких у меня тогда не было. Всех я растеряла за долгие годы. Я осталась одна. Без будущего, без прошлого. Без судьбы.
И вот тут появился он. Ветер, которого я давно забыла. В самом деле, в последний раз мы виделись на выпускном в 2003 году. Почти десять лет прошло, и он очень сильно изменился. Да все мы изменились, хотя он говорит, буд - то я осталась такой же, как и была. Но это, конечно, неправда. Чисто внутренне я изменилась. Только вот, не знаю, в какую сторону - скорее всего, в худшую. Ну да ладно, не о мне речь. А о нем.
Я написала об этом и подумала, что, может, и не стоило. А через минуту пришла к выводу, что стоит. Ведь, если б не он, мне даже страшно представить, что было бы. Конечно, случайность и все такое, но столько маленьких случайностей - и все зависело от него одного.
Он всегда бы не заметным и тихим. Ходил за мной словно призрак, но никогда не надоедал. У него фантастическим образом получалось быть не заметным. Он ведь и в самом деле любил меня. Все об этом знали, а я узнала самая первая. Мне никто не докладывал, даже не он мне первый об этом сказал. Я сама это почувствовала. Не знаю как, скорее всего, поймала его взгляд, когда он смотрел на меня (единственное, что меня убивало - это то, что он слишком часто на меня смотрел, и я не могла с этим ничего поделать). Это был особый взгляд. Мальчишки не смотрят так на своих одноклассниц. Какая - то смутная догадка скользнула у меня тогда, но я не придала ей значения - многие признавались мне в любви, и это не было новостью для меня. Собственно, и он решился на признание. Смелый. Только признание настолько корявое получилось, что я не выдержала и рассмеялась прямо ему в лицо. Я ведь не со зла. Вернее, мне тогда казалось, что не со зла. Теперь то я понимаю, что как раз со зла. Была б я нормальной и заслуживала чьей - то любви, то нормально относилась бы к таким вещам. А так, все вышло очень плохо. Мальчик переживал очень сильно и долгое время не мог поднять на меня глаз. Я только мычала от смеха. Боже, ну и сукой же я была тогда!
Несколько лет так продолжалось. Он так ко мне больше не подошел и не заговорил. Не потому, что ненавидел меня (я думаю, он любил меня все больше после того случая), а потому что стал меня бояться. Все это глупо звучит. Но лишь потому, что я жалею о прошлом . Ведь ничего не вернуть. Плохо другое - то, что это казалось глупым уже тогда, когда можно было действительно что - то поменять. Мне казалось ужасно глупым прозвище, которым он меня наградил в своем воображении. Именно Ветер и придумал мне имя Ангел. Когда в день нашего знакомства ты спрашивал о том, откуда мой ник, то я говорила именно об этом человеке. Знаешь, что самое смешное? То, что кроме меня никто до сих пор не догадывается, КАК меня на самом деле стоило называть! Да, Юрген, я знала о том, что ношу тайную кличку. И если б я сказала Ветру о том, ОТКУДА я знаю, он не поверил бы мне. Как мне казалось... Ну да ладно, все это в прошлом.
Я говорила о том, что видела его в последний раз на катере во время встречи рассвета после выпускного. У нас произошла маленькая, совсем короткая беседа, суть которой я когда - то тебе рассказывала. Все ты знаешь о том, что именно он тогда мне говорил. Я тебе не сказала (извини, просто забыла сказать) одну важную деталь. Именно в тот день он окрестил меня новым прозвищем. Теперь, помимо Ангела, я стала Дождиком. Смешно, конечно, звучит. Я б рассмеялась тогда. Если б мне не стало тогда по - настоящему страшно. Именно тогда я стала верить в мистику. Сейчас я не буду рассказывать о том, почему именно я стала Дождиком - это слишком долго и мне хотелось бы рассказать об этом при нашей встрече, чтоб ты видел мои глаза. Ибо в письме можно наврать с три короба, а глаза не обманут. Тогда ты точно поверишь, что я говорю правду.
Тогда, после того разговора мы расстались и не виделись десять лет. Я очень редко о нем вспоминала. Пару раз он писал, но я не хотела отвечать. Наверное, я делала ему больно, но, поверь, ответив, я сделала б ему еще больнее. Словом, постепенно я о нем забыла.
И вот он появился снова. Честно, я его не узнала. Вот бывает такое, что люди меняются, правда? Ну изменятся они чуть - чуть, ну в характере что - то будет по - другому, но, елки - палки, не до такой же степени! Это другой человек. Совершенно другой. Что касается внешности, то тут полный переворот. Маленький мальчик с пугливым лицом, теперь это был мужчина, чуть ли не двухметрового роста, с пронзительными черными глазами (раньше мне они казались светлее, или я просто не обращала на них внимания?) и смуглой гладкой кожей. То есть, за десять лет эффект потрясающий. А что касается характера... Он ведь всегда был добрым и тихим, каким - то несмелым, робким. Робость, конечно, прошла, наоборот, он стал очень уверенным в себе и теперь позволял себе смотреть прямо мне в глаза. Такой себе мачо. Не буду рассказывать, при каких обстоятельствах мы встретились - оно не имеет никакого значения. Просто скажу, что та встреча многое поменяла в моей жизни. У нас произошел длиннющий, словно в компенсацию за те несколько слов на катере, разговор. Мы говорили о множестве вещей. Он рассказывал о своей жизни, я - о своей. В принципе, мы поговорили, как старые знакомые, которым есть что рассказать. И все бы ничего, мы б расстались и не виделись еще десять лет, если б он не предложил самой сходить в интернет. Несколько лет назад я забросила сеть, а он убедил меня, что это весьма полезная штука для знакомства...
Юрген, сейчас ты поймешь, почему я рассказываю всю эту лабуду. Ты знаешь прекрасно, чем мы ему с тобой обязаны. В особенности, - я. Ты знаешь, что мы памятник должны поставить этому человеку. И не только за то, чем он пожертвовал ради нас. Дело в другом. Он так и не понял, ЧТО ИМЕННО он для нас сделал. Пускай невзначай, пускай, как бы между прочим... Но это он дал мне адрес того чата, в котором мы с тобой познакомились. Представляешь, насколько все сложно и просто одновременно. Юрген, милый мой мальчик, если б не Ветер, мы с тобой никогда не познакомились. Ты вытянул меня из такого болота, что страшно представить. Но, если б он не появился, не было б и тебя. Прости меня за то, что так много времени уделила этому человеку в своем письме. Я знаю, ты поймешь, ты обязательно все поймешь. Ты всегда все понимаешь...
А теперь я возвращаюсь к началу письма. Помнишь, в чате мы говорили с тобой о судьбе, ты сам задавал мне вопрос о том, как я отношусь к неизбежности? Так вот, именно сейчас, в эту минуту я понимаю, что судьба крутит нами, как только хочет. А мы не противимся ей. Вернее, не смеем противиться. Мне стает страшно от того, что Ветер мог не появиться или я не залезла б в интернет. Все мы висим на тоненьком волоске судьбы, и кто - то сверху решает, в какой миг этот волосок должен порваться. Я искренне тебя люблю и жду нашей встречи. Знаю, тебе тяжело там, малыш, но ты держись. Мне - то ведь тоже нелегко. Я делаю все, чтобы поскорее поправиться и приехать к тебе. Всего - то пару месяцев осталось и начнется новая жизнь. Твои слова греют мне душу. Теперь я верю в то, что обязательно будет весна. Я верю в то, что доживу до мая. И знаю, что там, в мае, ты придешь ко мне.
Искренне твой Ангел,
Навсегда и везде.
Суббота, 16 февраля 2012 года
5. Вечность зимы
Этот день начинался так же, как и любой другой. Солнце с утра светило абсолютно так же, как и вчера, но пройдет двадцать четыре часа и Ветер поймет, наконец, в чем именно разница между этим днем и тем, что был до него. Именно в солнце. Ровно через сутки оно будет светить абсолютно по - другому. Пока что Ветер не знал, что именно произойдет в этот день. А если б ему сказали, он ни за что не поверил бы.
Он пришел в школу со звонком и чуть не опоздал на урок географии. В прошлом году, когда они учились в восьмом классе, этот предмет преподавала старая и добрая учительница Вера Петровна. Говорили, что она работала в этой школе еще до войны. В принципе, такое вполне могло быть, ибо Вере Петровне было восемьдесят шесть лет. Если б не ее железное, северное здоровье и невероятной силы светлый ум, если б не ее память (помнила еще Ленина, когда папа, старый большевик привез ее как - то в Москву на какое - то свое собрание), давно бы быть ей на пенсии, но она все преподавала и преподавала. Казалось, эта женщина вечная, но, увы, ей пришлось смириться с тем, что годы победили, и она торжественно ушла на заслуженный отдых.
Так вот, в этом году на ее место пришла новая учительница, если ее можно так назвать. Эта фифа только закончила университет, и непонятно каким образом она там держалась, ибо знаний в ее голове было еще меньше, чем у ее первых учеников. За манеру развязно себя вести и привычку вульгарно одеваться, мальчишки еще в самом начале сентября окрестили ее Б***ю. Конечно, грубо, но она того стоила. Еще бы, попробуй к этой Б... опоздать на урок. Хлопот не оберешься. За излишней строгостью скрывался дикий непрофессионализм, от которого страдали, конечно же, ученики.
Однако Ветру неслыханно повезло. Именно в тот день, когда он опоздал, опоздала и сама Б...Причем как! Почти на сорок минут. Нельзя сказать, что кто - то сильно расстроился по этому поводу, но, все же, некоторое опасение было. Дело в том, что когда она не успевала что - то рассказать, начинался тотальный опрос. Причем, если ты не выучил именно по - книжному, то можешь не выходить. Дело в том, что Б... была тупой, словно обезьяна и не понимала, что параграф необязательно заучивать, его можно рассказать своими словами, а понять эти самые слова Б... как раз и не умела! Одним словом, этой стерве все давно желали переломать ноги и больше никогда не видеть ее на пороге школы.
Класс сидел относительно тихо, и каждый занимался своим делом (что характерно, ни один не открыл учебник по географии!). Ветру было скучно, и он смотрел то на Уланову, то в тетрадь, в которой что - то рисовал. Конечно, будь его воля, он с удовольствием смотрел бы исключительно на Ангела, но понимал, что это не совсем красиво будет выглядеть со стороны. Потому он отводил глаза с тем, чтобы раз за разом глянуть на нее...
- Ветров, к доске! - вдруг услышал он голос Б...
Во попал, подумал он. Б... прямо с порога кабинета, еще толком не зайдя, не поздоровавшись с классом, сразу же вызвала его к доске. Значит, изложения нового материала сегодня не будет, а будет опять опрос. Вот тут - то Ветру и не повезло. С какой - то радости он оказался первым на убой. Впрочем, когда его вызывали самым первым, он иногда связывал это с тем, что просто находится первым в списке: ни на "А" ни на "Б" никого не было. Как бы там ни было, Ветру пришлось идти и отвечать.
- Ну что, Ветров, ты готов сегодня?
Ветер терпеть не мог, когда его называли по фамилии. Можно было бы звать по имени - Димой, или, что гораздо лучше, просто Ветром. Исключительно потому, что когда его звали по фамилии, это не сулило ничего хорошего. Вот и теперь:
- Готов, Леонелла Васильевна, - тьфу, имя - то какое гадкое, ну точно, из парижского борделя девятнадцатого века: "Мадам Жужу, кто из девочек сегодня свободен?" - "Ах, мисьсе Антуан, сегодня только для вас - Фифи, Заза и, особо рекомендую, Леонелла..." Фу, гадость какая! - готов.
- Ну тогда отвечай по теме.
- В экономическом плане Украина делится на ряд основных промышленных районов. Самым большим и самым главным по значимости является Донецкий промышленный район, также мы можем назвать в числе крупнейших Причерноморский промышленный и Криворожский...
Все это фигня, ничего не помогло. Не прошло и пяти минут, как Ветер сидел за своей родной последней партой и опять рисовал что - то на последней страничке в тетради. В журнале красовалась маленькая двойка, а в дневнике была тоже двойка, только огромная, на несколько рядов. Жирный неуд за то, что Ветер якобы ничего не знал. Ничего не поделаешь, материал Ветер знал, только вот с Б... лучше не с связываться. Углядела где - то несоответствие и мигом погнала на место.
Ветер нисколько не расстроился. Во - первых, потому что знал: рово столько, сколько эта сука буде тут преподавать, никому спуску она не даст (хоть бы ее выгнали отсюда, пока он не закончил школу), а, во - вторых, не он один такой - следом за ним еще пол - класса получит такие же двойки. Что, собственно, и произошло в течении ближайшего времени. Девятнадцать двоек - неплохой результат оперативности, учитывая, что она ко всему прочему еще и опоздала!
И вот, когда до конца урока оставалось чуть меньше десяти минут, Ветер вдруг услышал, как Б... четко произнесла фамилию Улановой. Это заставило Ветра поднять голову и посмотреть на Женю. Та сжалась и словно прилипла к парте. Еще час назад ветер заметил, что с Ангелом что - то не так. Видимо, она заболела. И вот теперь к этому нездоровому цвету лица, прибавился жуткий страх. Дело в том, что Ангел еще ни разу не отвечала у Б... Ей все время везло (к примеру, у Ветрова это была уже пятая двойка, что было рекордом класса) и вот теперь пришло время отвечать. Можно было, конечно, отказаться от ответа и сказать, что ты не готова. Но, во - первых, это грозило тем, что Б...оскорбит тебя при всем классе (если к мальчишкам она относилась еще более - менее нормально, то девчонок она ненавидела всей душой), а во - вторых, материал Ангел знала, причем, не хуже Ветра. Однако, ощущение первой за многие годы двойки, глушило ее. Да, именно так. Очередная уникальность Ангела состояла в том, что она единственная еще НИ РАЗУ не получала двоек. Как это ей удавалось, одному богу известно. Тем не менее, всему приходит конец. А в данном случае пришел тот, с чьим именем, простите, рифмуется слово конец. Как говорится, он подкрался незаметно, хоть виден был из-далека...
- Ну что, Уланова, ты готова? - спросила эта сука противным голосом.
Что - то явно не так было с Женей. Лицо приняло какой - то синюшный вид, дыхание начало перехватывать, ноги вот - вот перестанут держать.
- Ну так как?
- Я... я... Сейчас. Промышленные районы делятся на пять частей...
Жене становилось все хуже и хуже. Она стала нести непонятно что. Абсолютно все в классе видели: что - то не так и начали тревожно пеговариваться, сначала шепотом, а потом громче. Однако одна лишь Б... ничего не соображала.
- Молчать! - закричала она. - Чего расшумелись? Ну так что ты там бормочешь, Уланова, что - то не слышу. Ты готова или нет? Если не готова, так и скажи, лентяйка, дай сюда дневник...
И в этот момент Женя не выдержала, схватилась за сердце и упала на пол. Класс мгновенно поднялся на ноги и подбежал к ней. Б... испуганно попятилась в угол. В кои - то веки на нее никто не обращал внимания.
Ветер, возможно, испугался больше других. Однако именно он первый понял, что надо делать. Мигом он выскочил из кабинета и, сбивая все на своем пути, полетел в учительскую, звонить в скорую. Еще через минуту он был у школьной медсестры. Говорят, что если б не он тогда, никто и не додумался б так быстро позвонить в скорую - все просто растерялись. Ветер никогда не хотел признаваться в том, что именно он первый понял, что надо делать. И, пока Жени не было, он попросил всех, чтобы ей никто об этом не говорил. В любой другой ситуации никто не понял бы, зачем это было нужно, но тут никто ничего не спрашивал. Женя так никогда и не узнала эту тайну Ветра.
А у него была, тем не менее, еще одна тайна. Только теперь никого не надо было просить молчать. Ибо, то, что произошло, осталось только в его сознании.
Ветер провел много бессонных ночей, но то была самая длинная в его жизни. Со стороны сложно, наверное, понять, зачем он это сделал, но Ветер прекрасно понимал, для чего именно. Вернее, ради кого. Ради одной единственной девчонки на свете. Ради той, которую можно назвать Ангелом и верить в то, что это больше, чем прозвище. Дело в том, что Ветер любил Уланову абсолютно беззаветно и искренне. Понимание того, насколько сильно он ее любил, пришло только через годы, когда он с удивлением понял, что так и не смог забыть ее. В тот день, когда девушку забрали в больницу с серьезным подозрением на сердечный приступ, он так и не появился дома. Позвонил и сказал папе правду о том, что его тянет к ней. Слава богу, папа оказался настоящим мужиком и прекрасно понял сына. Так Ветер оказался в больнице и вторую половину дня провел возле ее палаты, поскольку во внутрь его не пускали. Когда пришло время уходить, и его вежливо об этом попросили, он так и сделал. Вот только дальше больницы он не отошел и совершил самый безумный поступок в своей жизни. Этот ребенок всю ночь до самого утра простоял возле больничного окна, за которым находилась Уланова. Быть может, узнай она об этом когда - то, она круто поменяла свое представление не только о Ветре, но и обо всех людях. Ни до того, ни после, ни один человек не совершал подобного из любви к ней. Нет, все же это была любовь. Пускай, немного необычная в таком возрасте, но, тем не менее, очень сильная.
Ноги Ветра почти его не держали, голова болела так, словно по ней чем - то били, из глаз текли слезы. Холодный зимний ветер, с которым его часто сравнивали, нещадно дул на него. Снег набрался в ботинки и превратился в воду. К утру, эта вода замерзла, и ног он больше не чувствовал. Это был сущий кошмар, который сложно описать словами. Такое ощущение, словно множество иголок разом впились в твое тело и колют с каждой секундой все сильнее и больнее. Ужасная головная боль была ничем по сравнению с тем, что чувствовали ноги. Не каждый взрослый способен выдержать такое испытание, не говоря уже про парня пятнадцати лет. Все это было и Ветер ни разу не пожалел потом, что так поступил. Когда любовь переходит в паранойю, перестаешь отдавать себе отчет в том, что ты делаешь. И, тем более, ни тогда, ни потом, Ветер не упрекнул себя в том, что сделал.
За это пришлось заплатить здоровьем, и очень дорого. С рассветом, когда открылись двери больницы (на самом деле, ему просто не повезло: дверь была закрыта исключительно потому, что стало страшно холодно. Во избежании сквозняка ее закрыли, все равно никого в такое время не могло быть, а если б пришел кто, ее открыли б... Только вот Ветер об этом не знал), он почти заполз на ватных ногах вовнутрь и спросил первым делом, как там Уланова. Не дождавшись ответа, он рухнул в сильнейшем обморожении. Больше месяца он провалялся с воспалением легких и никто, кроме отца к нему не приходил. Такое тоже бывает, когда у тебя совсем нет друзей. Ветер, конечно, просил у папы прощения, но тот понимал и только грустно смотрел на сына. Ветер спрашивал, как там Женя. Когда ему сказали, что она выписалась из больницы (они ни разу не встретились там! Хотя, что удивительного - Ветер то не выходил из палаты полторы недели), ему стало легче болеть. Одно только было обидно, что она так и не узнала, что именно произошло. Папу он просил ничего не говорить и тот подчинился. Когда в начале марта Ветер пришел в класс, никто не спросил о его здоровье. Женя даже не повернулась в его сторону. В тот момент в его глазах появились слезы. Но они очень быстро исчезли, и никто не успел их увидеть. Женя так и осталась Ангелом. Но ее это, видимо, совсем не волновало. До конца учебы оставалось чуть больше двух лет. Но вряд ли эти годы были длиннее для него, чем та проклятая зима. Ибо она показалась для него вечностью. В тот год Ветер понял, что ненавидит зиму.
6. Говор
Говор сидел перед компьютером, раскрыв рот то ли от удивления, то ли от разочарования. То, что только что произошло, было, по крайней мере, странным. Совершенно случайно он забрался на какой - то сайт, который специализировался черте на чем и там обнаружил чат, в котором сидел всего один человек. В принципе, Говор не был каким - то там чайником, чтобы вот так сразу брать и знакомится в интернете. И дело тут даже не в том, чтобы бояться подвоха (ну, знаете, такое бывает - знакомишься с девушкой, а у нее, оказывается, уже давно внуки, или, что гораздо хуже, усы...). Он был слишком занят даже для своих настоящих друзей, не говоря уже о виртуальных. Просто, имя этого посетителя чата...Ангел. Слишком уж необычно. Нет, бывает, конечно, и круче - Девушка с арфой или мальчик с базукой... Что - то это имя в себе таило. Этого Говор не знал - он это чувствовал. Дело не в экстрасенсорике - все это чушь. Нет, интуиция многолетнего пользователя. Ангел чем - то заинтересовал Говора и он решил рискнуть. Первым делом он спросил, как к нему обращаться, на что Ангел ответил, что он девушка, причем заверил, что бояться Говору нечего: "Ты не бойся, я действительно девушка. Хотела б я кого - то подоставать, я б отправилась в более людное место... Кроме того, не собираюсь я тут с тобой нюни разводить - если будет о чем поговорить, то поговорим, как серьезные взрослые люди. А нет - так до свидания". Тут Говор понял, что имеет дело не с малолеткой, а действительно интересным собеседником, который использует интернет исключительно по делу, а не для дурацких приколов.
Уже через несколько минут Говор понял и то, что собеседник этот не только интересный, но и весьма необычный. Категорическая немногословность - вот как он описал бы девушку по имени Ангел. Говорит четко и по делу, на пустяки не разменивается. Если хочет что - то сказать, то говорит, если нет, просит не заикаться на эту тему. Немногословность он прочувствовал быстро, потому постарался подстроиться под нее, показаться этаким мачо с клавиатурой. Однако Ангел быстро его раскусила и сказала о том, что писать и говорить надо так, как в жизни, а не черте, по какому. И поступать, видимо, тоже. Так что, хочешь, не хочешь - пришлось открыть свое настоящее лицо. Вот так, вроде ничего не сделала, а вынудила пойти на то, на что он никогда раньше не шел. В общем, Говор нисколечки не пожалел, что познакомился этой девушкой. Предвкушая длиннющее и интересное общение, он попытался подойти поближе к рассказу о ней... И тут же все закончилось. Дурацкий звонок из редакции заставил его покинуть чат. Такое бывает, но обычно люди оставляют свои координаты. Тут же... Ангел словно ждала того, чтобы поскорее отключиться и исчезнуть без следа. Эти ее последние слова о том, что адрес свой она не даст и не станет объяснять почему, сильно задели его. Меньше всего хотелось верить в то, что это в нем самом дело. В смысле, не хотелось обидеть чем - то малознакомого человека.
Несколько раз чертыхнувшись, Юра Говор собрал необходимые бумаги, проверил, лежат ли ключи от машины в кармане и вышел из офиса.
Это был большой в своей среде человек. За тридцать два года своей жизни он успел сделать не только хорошие деньги, но и, что ни чуть не важнее в наше время, громкое имя. Непростое детство кое - чему научило его. В первую очередь тому, что общество наше - это одна большая стая, в которой нет места слабым и больным. Их просто съедают, дабы не загрязнять лес. Выживают не только сильнейшие, но и умнейшие - те, кто знает как распорядится своей силой . Мало просто что - то уметь - необходимо это умение выгодно продать, причем, желательно, в как можно больше рук. Тогда у тебя будет шанс зацепиться за жизнь. Жить нужно хорошо, лучше других. Это Говор знал прекрасно, хотя и нечасто объяснял, что в его понимании значит "лучше". Для него не стоял вопрос о том, что подумают другие, и насколько жаль неудачника, будь он его другом. Словом, человек без особых комплексов, тщательно умеющий скрывать недостатки. Именно поэтому в этом лесу, среди стаи, которая называет себя обществом, он был пусть и не вожаком (ему это не было лучше: миром правят не клоуны, называемые царями, а серые кардиналы, чьи лица прячут тени), но матерым волком. Чтобы выжить, Говору необходимо было знать психологию окружающих, чувствовать, где тебя может ждать обман на пути к величию. Таких знаний у него было в избытке.
Судьба, бросавшая его из одного детдома в другой по милости родителей, не желавшими считать его сыном (кто они были и зачем бросили новорожденного Говора в мусорный бак, он, конечно, догадывался, но понять не мог, потому и не желал даже думать о том, что когда - то у него были родители), много раз подносила ему подлянку. Потому он относился к ней с опаской. Четко знал, чего хочет от нее, и не требовал большего, может, потому и продержался так долго. Много видел в жизни, вот откуда знания о психологии. Яркие моменты из детства (говорить об этом долго, тем более, что знаю об этом все: например, когда его лупили ни за что пьяные милиционеры в кутузке, куда он часто попадал из - за того, что негде было ночевать; или жуткая нищета в его детских приютах, когда детям выдавались крохи, да и те разворовывались жадными и голодными учителями) приучили его ко многому. Поэтому он видел то, что другие не хотят видеть. Холодный прагматик (приучили!), он добился своего не при участии удачи, а потому что упрямо рвался наверх: верил в то, что умеет делать что - то, что полезно в этой жизни, то, что приносит деньги и благополучие. О счастье он никогда не думал. В этой стране человек может быть счастлив лишь в том случае, если он слеп. То, что он умел делать, стало приносить благополучие далеко не сразу. Никто не хотел видеть его талант писать хорошие книги - не до чтения, когда нужно охотиться... Еще на пороге юности, перед тем, как его отправили сначала в ПТУ, а потом и в армию, он стал писать. Писал просто и легко - о том, что видел вокруг. Давал читать. Говорили, что неплохо. Но этого было мало. Из редакций приходили раз за разом однообразные ответы с тем, что на данный момент в его услугах не нуждаются. Когда он дембельнулся, идти ему было некуда. Потому он подался на вокзал. Проведя ночь в обществе бомжей и базарных торговок, он решил раз и навсегда, что достоин большего, чем другие, ибо настрадался он уже изрядно. Утром он пошел в первую попавшуюся редакцию, откуда уже не боялся увидеть очередной болт и не стал уговаривать редактора. Он просто пригрозил, что убьет того - терять Говору было нечего. То ли удачи все же сыграла свою роль, то ли что - то другое. Но редактор оказался бывшим афганцем. На угрозы отреагировал спокойно - не на того напал, понадобится, сам убью, не задумываюсь. Первым делом попросил рассказать не о том, что пишет в книгах, а о том, что видел своими глазами. Говор рассказал. Редактор не смутился и ответил, что если хочешь чего - то достичь, то нужно всех порвать вокруг. Если Говор способен писать о таких вещах, о которых боятся писать другие, если собственная шкура не дороже имени, его рассказы напечатают.
Дальнейшее показало, что в этом обществе существуют, ко всему прочему и нормальные люди. Рассказы напечатали, и публика, вдруг словно пчелы на мед полетела скупать то, что написано, в общем - то, о ней самой. Не сразу конечно, но Говор приобрел репутацию острослова, умеющего подмечать всякую гадость, которая царит вокруг. Писал он настолько легко, что книги расходились, словно горячие пирожки. Уже через два года мог позволить себе весьма дорогие вещи - квартиру на окраине столицы и средней паршивости автомобиль. Еще через год он жил в доме под Киевом и ездил на джипе за полтинник. Когда к концу первого десятилетия двадцать первого века Говор стал признанным мастером остросюжетного детектива, и приезжал в редакцию на "Феррари", он позволил себе, наконец, подумать о том, о чем запрещал думать почти десять лет. О том, как найти применение действительно неплохим деньгам. Одно дело писать о том, что происходит вокруг, и совсем другое - описывать то, что хотелось бы видеть. Была у Говора давняя мечта. Писать на вольную тему - о перипетиях судьбы, о жизни, лишенной грязи и смерти, о любви не в подвале на прогнившем матрасе, а настоящей, той, о которой хочется мечтать. Поскольку, такого ему не заказывали, Говор решил начинать вести самостоятельную жизнь в мире литературы. Пришло время отделяться от родной редакции и создавать свою, где он, Говор, будет главным. Но для этого нужны были хорошие тылы, большие связи. А купить их на те деньги, что он заработал за годы писательства, было нереально. Поэтому деньги должны были приносить еще большие деньги. Кое - какие связи у него были (дело в том, что еще раньше он закончил факультет журналистики и даже работал в нескольких крупных газетах), поэтому он решился на риск.
А риск, надо сказать, был велик. Бизнес это не книги, поэтому лишь смекалка, накопленные сбережения, да еще какое - то безумное отчаяние позволили ему не утонуть. Рискнувший - выигрывает. Это был эффект бомбы. Чем только он не торговал, чтобы оборот не сбавлялся! От колготок до железа. Может, это и смешно, но в мире больших денег смеется лишь самый удачливый и сумасшедший. В общем, если коротко, Говор достиг того, чего хотел и мог теперь спокойно отправляться за границу и там открывать свое издательство. Но тут, как всегда, победил инстинкт. Да, открывать издательское дело тут тяжелее, чем там, но зачем тогда нужен бизнес. Так он начал работать сразу в двух отраслях. А когда капитал увеличился еще сильнее, он начал искать новые пути. Тут - то и подоспела грянувшая революция в мире высоких технологий. То, о чем давно говорили эксперты, свершилось. Человечество почти окончательно перешло на цифровое обеспечение домашней техники, ушли в прошлое кассетные магнитофоны и видеоплейеры, исчезли старые приборы с кухни, где раньше требовалась ручная работа, даже в хирургии все больше было работы компьютерам. Грех не воспользоваться таким шухером. Тем более, что темпы его невероятно высоки. Через два года Говор понял, что действительно богат, но и счастлив по - своему. Ведь теперь можно было писать о том, о чем хотелось и не зависеть от коньюктуры рынка...
Как ни странно, став теперь писателем "для души" , Говор ничуть не утратил популярность. Наоборот - общество и само, наконец, поняло, к чему надо стремиться. К тому, о чем Говор писал в своих книгах. Одним словом, эпоха хиппи вернулась.
Дабы быть совсем уж свободным и делать, что хочется, Говор исполнил последнее свое желание. Когда - то давно он жил в красивом городе на побережье Черного моря. Город этот он часто описывал в своих книгах, хотя никогда не называл его настоящего названия. Это было делом принципа. Столица не прельщала его так, как это делал маленький уютный город. Пока он был связан с Киевом, об осуществлении такой мечты не могло быть и речи, но, когда стало возможным плевать на всех и вся, он так и сделал. Послал подальше шумную и пыльную столицу, которую, по большому счету, никогда не любил, купил дом у самого берега моря в маленькой рыбацкой деревеньке и каждое утро встречал морской рассвет. До города было почти сто километров, но Говора это не пугало. Лучше уж так, чем жить на севере страны в миллионном городе, в котором каждый сам за себя и живет так, как описывал в своих первых книгах писатель. Жить нужно в свое удовольствие. А удовольствия от Киева Говор так и не испытал.
Только вот женщине в этой его жизни места не было. Так получилось, что вторую свою половину он так и не нашел, хотя искал много лет подряд. Женщины, конечно, в его жизни были, но это все не то. Говор был однолюбом и не хотел размениваться на однодневные отношения. Все ждал чего - то, но так и не нашел. Искал девушку, которая соответствовала б его идеалам во внешности и в характере. Давным - давно он представил себе некий образ, влюбился в него и с тех пор искал лишь ту, что была похожа на этот образ. А идеалом в его понимании была такая себе femme fatal", роковая женщина, которой нечего терять, кроме собственной любви. Что касается внешности, то это была брюнетка со стрижкой под каре и голубыми либо карими глазами. Конечно, подобная чушь со временем прошла, остались лишь идеалы характера. Девушка, чем - то похожая на самого Говора. Усталая, немного забитая, часто депрессивная, молчаливая, способная любить... Только вот, не было, как уже говорилось, такой. Вернее, ее Говор еще не нашел.
Кем она могла быть? Остановившись на светофоре, Говор посмотрел на витрину магазина женской одежды, возле которой стояли девушки и громко что - то обсуждали. Возможно, одна из них, подумал он. Не так уж важно, как она выглядит - главное, чтобы просто любила его, остальное неважно. К сожалению, уже много лет подряд он наталкивался на холод, взаимности не было. Вдвойне неприятно, что ни одну девушку он не обижал - денег на шикарную жизнь хватало. Но, любовь была единственным, чего он не мог позволить себе купить. А даже если б мог, вряд ли сделал бы это, поскольку сам много раз писал о том, что любовь не продается. Говор тяжело вздохнул и, как только зажегся нужный свет, рванул быстрее пустынной в это раннее время улицей
7. Богиня
Женя сидела на краю крыши, свесив ноги вниз. Под ней было ровно девять этажей и пустой утренний двор. Женя курила и о многом думала. О том, что происходит в этой жизни. Вернее, почему в ней совсем ничего не происходит. Жизнь летит ко всем чертям, и никто не может этого остановить. Ей уже двадцать шесть лет, а она до последнего времени жила какими - то иллюзиями на счет счастья.
Счастье. Дурацкое слово, которое не имеет определения. Черте сколько времени прошло с тех пор, как она поклялась себе быть счастливой. Тогда, в детстве, в ее понимании это значило быть обязательно богатой, красивой, любимой, быть окруженной мужем и детьми. Прошли годы, и что дальше? Ни мужа, ни детей у нее нет, денег для себя вполне хватает, но никаких излишеств нет. Квартира, с видом на реку, правда, досталась ей после родителей. Они же устроили ее на работу в маленькую газетенку, где она и проработала последние пять лет. Что училась на историка, что не училась - кому в наше время нужен диплом? Что касается красоты, то она никогда и не была шибко красивой. Не уродка, слава богу, но и не топ - модель. Случайные романы тянутся уже много лет подряд. Время уходит, и шансы на счастливое замужество тают, словно сладкая вата. А главное, не видно никаких перспектив на будущее. Счастье. Где оно есть? Женя сидит на крыше с сигаретой в зубах, и только желание хоть что - то успеть держит ее от того, чтобы прыгнуть вниз...
Женя думает о многом. И постепенно ее сознание переключается на мысли о своем сердце. Когда она подумала о нем, то чуть не прыгнула с девятого этажа. Пока не думать о сердце, можно жить и хоть о чем - то мечтать. Ее сердце ее же и убивало. Два месяца назад она узнала страшный диагноз. Ей, Жене Улановой, грозил тот свет, если в течении года не сделать операцию. Что это за операция она не знала, да и знать не хотела. Нет, она догадывалась, что это пересадка, но вслух этого никогда не произносила. Найти деньги на операцию, не проблема - квартиру, например, продать... Сложнее было найти донора. Дело в том, что это было практически невозможно - очередь, состоящая из таких же смертников, как и она, растянулась на годы вперед. Так что, шансов не было никаких. Жить здоровой жизнью - вот что значит счастье. Именно оно и было недостижимой целью.
Женя затянулась и посмотрела на реку. Это та самая река, на которую она смотрит уже пятнадцать лет подряд, с тех самых пор, как поселилась в этом доме. Женя любила реку и часто целыми часами смотрела, не отрываясь от нее. В последние годы это стало происходить чаще. Может, от того, что просто научилась думать и видеть вещи такими, какими они есть на самом деле. К чему горести жизни, если можно забыться в красоте самого прекрасного места на планете? Именно сюда, на крышу, Женя приходила, как только выпадала свободная минута, когда наступало подходящее настроение. Особенно ей нравилось смотреть на звезды.
"Некоторые вещи нельзя объяснить. - Написала Женя в своем дневнике, когда ей исполнилось четырнадцать лет. - Они настолько сложные по своей сути, что их невозможно элементарно понять. Иногда, крайне редко, мы можем их почувствовать, но, к сожалению, это совсем не значит, что потом эти вещи станут нам ближе и доступнее.
Мы не видим звезд. И хотя большинство людей этого не знает, мы видим всего лишь звездный свет, какое - то отражение и все. Слишком уж далеко находятся звезды для того, что бы видеть их настоящими. Сияние звезды, пущенное ею миллионы лет назад, приходит к тебе уже после того, как звезда исчезла. Некий прощальный подарок или что - то другое. Но факт остается фактом. Небо, в ясную ночь усыпанное звездами - лишь притворство. А мы видим лишь то, что хотим видеть. Именно в этом - в собственной "слепоте" и заключается вся наша необьяснимость. Мы не можем, и не пытаемся понять, почему так происходит - почему наше сознание выдает желание за действительность, почему, к примеру, слова о бесконечности вселенной во времени многих людей приводят в тупик. Она всегда была и всегда будет. Не было никогда такого, что б не было ничего... Впрочем, некоторые не поймут и того, что я пытаюсь сейчас сказать. Дело в другом. Когда мы не можем чего - то объяснить, мы пытаемся это почувствовать. Ибо зачастую истинные ощущения важнее абстрактного понимания.
Я люблю звезды и мне сложно объяснить, почему, за что я их люблю. Можно было бы сейчас рассказывать сколько угодно о том, что их красота в изяществе, вечном холоде темной пустоты и особом поэтизме... Все это неправильно, вернее, правильно исключительно в стихах. Там можно их с чем - то сравнивать, а тут этого делать нельзя. Если ты что - то сильно любишь, значит это "что - то" единственное для тебя, одно в целом мире и сравнения зачастую просто неуместны. Ведь, говоря девушке, что вы ее любите, вы же не говорите, что эта ваша любовь похожа на прошлогодние ощущения, которые, увы, закончились. Нет, любить можно лишь искренне, находя что - то, неподдающееся сравнению. Так и со мной. Звезды это моя страсть и я вижу в них не только сухие цифры астрофизики. Я не люблю звезды так, как это можно сравнить с чем - то еще. Нет, я люблю их всего лишь за то, что они позволяют думать, глядя на них"
Именно сейчас Жене больше всего хотелось думать, глядя на утренние звезды. Очень немногие знают, но самое темное время суток - непосредственно пред рассветом. Именно в этот момент звезды кажутся ярче обычного. Женя старалась не упустить этот миг, и каждый раз ее больное сердце почему - то билось сильнее, когда она ловила подобное мгновение.
И вот, буквально за минуту до ожидаемого с трепетом момента, вдруг зазвонил мобильный телефон. Ах, как же она разозлилась на себя! Дура! Зачем же брать с собой телефон на крышу, если можно оставить его дома. Блин, ну разве не западло? Можно было, конечно, не отвечать на звонок, но, во - первых, сладостная истома исчезла безвозвратно, а, во - вторых, звонили с работы. С такими делами шутить не следовало, потому Женя моментально ответила.
- Уланова, - услышала она в трубке голос заместителя главного редактора, - извини что бужу (вот мымра! И знает же, что Женя не спит по ночам, а разговоры об этом ее только расстраивают), но, собирай вещи, и дуй в редакцию.
- В пять утра? - еще теплилась слабая надежда на то, что это всего лишь шутка.
- Да, желательно поскорее. Завтрашние материалы по Президенту не прошли, цензура не пустила. Нужно срочно сворачивать весь выпуск, пока его не пустили в производство.
- Мне ехать с материалами в типографию?
- Нет, туда уже поехали. Приехал какой - то начальник из Киева, говорят, доверенное лицо Президента. С ним и нужно говорить. Объяснить, что вышла ошибка. Ты у нас лучше всех решаешь такие проблемы, так что на тебя одна надежда. Спасай наши задницы, а то полетим все. Нет, ну ты подумай: пронюхали же, что мы готовим в печать. Свобода слова хренова! Козлы, КГБ ё... - зам главного ругалась, словно пьяный сапожник и ее матюги Уланова слушала, уже почти одевшись.
Когда же разговор закончился, она была уже на лестнице. Предстояло тяжелое утро и Женя молилась о том, чтобы некий чиновник оказался понимающим мужиком: ну, вы же понимаете, так получилось, ошибка вышла, простите нас, говнюков, Президента нашего мы любим и... не корысти ради, а токмо по воле пославшего мя редактора...
Боясь, как бы ее больное сердце не разорвалось от волнения, Женя постучалась в двери. Это был кабинет в здании горадминистрации. Кому именно он принадлежал, Уланова не знала. А если б и знала, от этого ей бы легче не стало. Что - то нехорошее она чувствовала за этой дверью. И это ощущение с каждой секундой все нарастало.
- Пожалуйста, входите. - Услышала она вполне мирный и приятный мужской голос. - Входите. - повторил он, когда Женя была уже в кабинете.
Молодой человек, примерно одного с ней возраста сидел за письменным столом, и что - то писал в тетрадке. Мужчина выглядел весьма респектабельно, тем более, если он в таком возрасте был приближен к Президенту. Дорогой костюм, очки в тонкой черной оправе, часы на, почему - то, правой руке (мужчина, хоть и писал левой рукой, но левши не обязательно носят часы там, где им удобно), марку которых Женя не знала, но, по - видимому, это были дорогие часики. Больше о нем ничего сказать было нельзя. Кроме того, что голос был смутно знакомым, а когда он поднял голову, то и лицо тоже. Впрочем, задумываться об этом Женя не стала - когда волнуешься, то либо все забываешь, то либо все морды кажутся знакомыми.
- Здравствуйте, моя фамилия Уланова, я приехала по поводу того недоразумения, которое мы чуть не напечатали...
Женя говорила дальше, но говорить ей становилось все труднее. Этот дядя смотрел как - то подозрительно странно, словно знает что - то. Он вглядывался пару минут, после чего вдруг произнес:
- Это ты, Женя?
- Простите?... - "мы что, знакомы?", подумала она. - Я не...
- Ты меня не узнаешь.
- А что, должна?
- Ну же, Ангел, неужели я так сильно изменился?..
О, Господи! Только не это! Вот ты и вернулся, Ветер, подумала она. Но почему сейчас, где же ты раньше был?..
- Вот это встреча! - воскликнула Женя. - Дима! Как же это ты? Где ты пропадал? - она обняла давнего знакомого. Хотя, если вдуматься честно, это был лучший вариант из тех, что мог быть. Она сознательно гнала от себя мысли, что когда - то Ветер до безумия был в нее влюблен. Все в прошлом. И слава богу. По крайней мере, задницы ее тупоголовых сотрудников теперь были спасены. Или, во всяком случае, на это можно было надеяться.
- Да вот вернулся домой, так сказать. Десять лет не был в этом городе. С тех самых пор, как уехал учиться, так больше и не приезжал. Надо же, только приехал, и первый из знакомых, кого я встретил - ты! Невероятно.
Да, это и в самом деле была встреча. Быть может, более значимая для Ветра, нежели для Жени. Но, так показалось лишь сразу, потом все стало на свои места и выяснилось, что встреча была знаковой для обоих.
- Жизнь... А что говорить о жизни, Женя? Десять лет прошло, а словно ничего и не случилось за это время. Честно, у меня такое ощущение, что этот момент - продолжение нашего выпускного бала. Вернее, не самого бала, а той ночи, рассвета. Я с тех пор не пропустил практически ни одного восхода солнца. Все просыпаюсь в одно и то же время. Только... Наверное, ты не поймешь уже... Я не встречал такой рассвет, как тогда, хотя многое видел в разных местах. В этом городе рассвет не такой. Он лучше...
- Почему ты сказал "уже"?
- Это для тебя имеет такое значение?
- Имеет, если спрашиваю. Просто, я, кажется, догадалась, о чем ты говоришь.
- Не знаю, о чем ты подумала, но мне не хотелось бы этого произносить в слух. - Ветер явно смутился.
- Да ладно, Дима, здесь же нет ничего такого, столько времени прошло, мы уже взрослые люди. Ты еще тогда знал, что я не сплю по ночам, смотрю на звезды, встречаю рассвет... Дима, хоть убей, понятия не имею, откуда ты это знал, но ведь знал же!
Женя подняла руку, подзывая официанта. Конечно, не принято, чтобы дама показывала дорогу кавалеру, но, поскольку Дима ничего не знал о теперешних заведениях этого города, то право выбора было предоставлено Жене. Она выбрала тихое и почти незаметное место на берегу речки, с видом на мост и на проплывающие корабли. Тот же вид открывался с крыши ее дома, а потому она знала, куда вести Ветра. В это время еще никого не было, они сидели в кафе одни и говорили друг о друге. Разговор об общих когда - то знакомых очень быстро сошел на нет, о погоде и новостях говорить было глупо, а старое вспоминать не хотелось. Потому говорили только о том, что произошло за эти годы. Естественно, старых воспоминаний избежать не получилось. Ветру не хотелось говорить о том, что он чувствовал много лет назад. А разговор этот завела сама Женя. Так что, отпираться было некуда.
- Да, знал, подумаешь... - словно мальчишка, он сейчас "горел", не зная что сказать. - Я многое о тебе знал.
- Если не все!..
- Да, но после того выпускного мы не виделись...
Женя прекрасно поняла этот намек. Стоило уйти от этого разговора и начать рассказывать то, что Ветру было приятнее слушать.
- А, вообще, Дима, замечательно, что мы с тобой встретились, ты не поверишь, но я давно мечтала рассказать тебе о том, как жила...
"А ведь и в самом деле не поверишь... - вдруг подумала Женя. - Ты слишком умен, чтобы верить во вранье"
- А как ты жила?
- Да по - разному было, знаешь ли. То все хорошо, то все плохо. Закончила учебу. На пятом курсе поняла, что история - это не мое. Слава богу, что поняла это так поздно, а то бросила бы все с дуру, потом всю жизнь жалела. А так, закончила эту "мучебу" и стала работать в газете. Скоро пять лет, как работаю стабильно в одном т том же месте. Есть чем гордиться. - Она сделала вид, что улыбается.
"Что ты несешь, Уланова? - подумала Женя - Чем гордиться - то? Ой, прости господи!" Она вдруг с ужасом подумала, что это все, о чем она может сейчас сказать - больше не было НИ - ЧЕ - ГО!
- Да, классно. А я так не могу. Хотел жить в одном городе - не вышло, пришлось переезжать с места на место. Целую кучу городов поменял. Но это так, с работой связано. Меня политика затянула во время революции. Я тогда только начал учиться. Всего год прошел, а тут грянули те события. Смешно как - то. Сейчас об этом в учебниках для детей пишут, а тогда мы не понимали, что творим историю...
- Неужели все тогда и началось?
- Да, именно тогда.
- Расскажи об этом.
- Да что рассказывать? Еще перед выборами у нас по общаге ходили и предлагали работать на разных людей. За это неплохо платили по тем меркам. Потом, когда ночевал на улице во время тех событий, понял, что деньги тут ни при чем - идея главное. Я ведь собственными глазами танки под Киевом видел. Тогда и понял, что мной движет. Мы победили, а через полтора года я работал на парламентских выборах. Там и засветился. Большие люди обратили на меня внимание и предложили работу.