Бойцы, растянувшись в цепь, серо-зелеными призраками бесшумно скользили по лесу, на мгновения замирая за толстыми стволами и настороженно осматриваясь, после чего перемещались вперед, к следующему дереву. В их плавном, и вместе с тем стремительном движении прослеживалась какая-то закономерность, которую Глеб никак не мог уловить.
Он неуклюже топал метрах в двадцати сзади, с огорчением рассматривая свои новые хромовые сапоги, с налипшими на них комьями грязи.
- Все в войну играют, - недовольно думал он, обходя лужи. - В ту самую, которая уже пол года назад закончилась. Кто - то из местных сегодня утром тут якобы, заметил двух подозрительных мужиков, и теперь всю роту по тревоге подняли, и отправили лес прочесывать. Около сотни солдат, чтобы двоих изловить. Ну, солдаты - ладно. А вот меня какой черт сюда занес? Мог бы спокойно в части остаться. Конспекты к политзанятиям, которые завтра состоятся, просмотреть. Это все старлей, Гаврилкин: - "Ну что, товарищ политрук, не желаете ли к нам присоединиться? Бендеровцев ловить. А может, и пострелять немного доведется. А то вы, наверное, разучились автомат в руках держать"?
И все это с такой гаденькой ухмылочкой заявляет, при рядовых и младшем комсоставе.
Почему командир роты его не взлюбил, сразу, с первого взгляда, еще тогда, месяц назад, когда он прибыл к своему первому в жизни месту службы, оставалось только догадываться. Но факт оставался фактом. Отношения между ними оставляли желать лучшего. Нет, конечно, Гаврилкин вел себя подчеркнуто вежливо и тактично, однако в его серых, глубоко посаженных глазах трудно было не заметить презрение и насмешку. Вот и сегодня тоже.
- И чем я ему не угодил? Тем, что в боевых действиях не участвовал, и пороха не нюхал? Так моей вины в том нет, что поздно родился. Конечно, при желании можно было добиться, чтобы еще в сорок четвертом призвали, а там глядишь, и на фронт попал бы. Рядовым. А так уже успел училище закончить, и звездочки получить. Теперь я лейтенант, а он Гаврилкин этот, хоть и всю войну прошел, только до старшего дослужился. Да я к его возрасту уже глядишь, полковником стану. Нет, я все правильно сделал. Спасибо, дядька, умный человек, подсказал. И насчет того, в какое училище поступать, и куда потом податься. Он в генштабе высокую должность занимает, и пронюхал, что служба в частях, принимающих участие в ликвидации банд формирований скоро будет приравниваться к пребыванию в Действующей Армии, со всеми вытекающими отсюда последствиями. А бендеровцев ловить, это не с фашистами сражаться. Вон, целую роту бросили, чтобы двоих задержать.
Погруженный в свои мысли, Глеб шел вперед, смотря под ноги, не заметив, что солдаты неподвижно застыли за деревьями, а сержант машет ему руками, корча страшные рожи.
От сильного толчка в спину он плашмя упал в липкую грязь. В тот же момент где - то рядом гулко застучал крупнокалиберный пулемет.
Тук, тук, тук.
По стволу возвышающегося над ним дуба будто ударили большим деревянным молотком. На голову посыпались щепки и кусочки коры.
Следующая очередь легла ниже, и пули с чавкающим звуком врезались в землю, прямо перед лицом взметнув фонтанчики воды и грязи.
- Все! Это конец! - с ужасом подумал Глеб, поняв, что теперь пулеметчик не промахнется. Он представил, как зловеще улыбнувшись, тот слегка приподнимает ствол, совмещая рамку прицела с его так хорошо заметной на фоне опавшей листвы фигурой, и плавно нажимает спусковой крючок.
Сзади сухо затрещали автоматы, и в уши ударил грохот взрыва. Затем еще одного. Всем телом вжимаясь в мокрую, податливую землю, Глеб думал только об одном: как зарыться в нее полностью, с головой, чтобы не видеть и не слышать этого кошмара. Едва не потеряв сознания от страха, он не обратил внимания на прекращение перестрелки и топот бросившихся вперед солдат.
***
- Ну, что, герой! - вернул его к действительности раздавшийся над головой насмешливый голос командира роты. - Вставай, самое страшное уже позади осталось. Если ты такой смелый, что в одиночку на пулемет пошел, чего же это дело до конца не довел? Спасибо Поликарпычу скажи. Он и тебя от смерти спас, и схорон гранатами закидал. Если бы не он, тут, наверное, многие парни полегли бы. Ты, как домой вернемся, ему бутылку поставь!
Глеб поднялся, едва удержавшись на подкашивающихся от пережитого стресса ногах, и ошалелело огляделся.
- Ты Серега, отстань от парня! - подошедший особист достал из кармана смятую пачку папирос, протянул ее старшему лейтенанту, и чиркнул зажигалкой. - Не видишь, что ли, он еще в себя не пришел. - Что мы там имеем?
- Что имеем? - Гаврилкин глубоко затянулся, посмотрев на вывороченные из земли бревна наката полу засыпанной землянки, возле которой лежало несколько трупов, прикрытых плащ- палатками. - Четверых дохлых бендеровцев имеем. А еще один из моих парней погиб. Рядовой Котов. Две пули в грудь. Если бы не этот деятель, мы бы их тепленькими взяли.
- Ты мне всегда обещаешь хоть одного бандита живьем захватить, - улыбнулся особист. - Да вот только у тебя это почему-то почти никогда не получается. Начальству это не нравится, Серега.
- Да пошел бы ты, Федя, подальше со своим начальством вместе! - Гаврилкин со злостью выбросил окурок, и плюнул под ноги. - Вам легко приказы отдавать. А я жизнями своих ребят рисковать не собираюсь. Получится - значит получится. А нет, - так и пошли они к чертовой матери, бендеровцы эти. Все равно вы их потом расстреляете!
- Ну ладно, ты только не кипятись. Лучше прикажи солдатам землянку обыскать, и трупы в машины отнести.
- Это еще зачем? Мы их сейчас в их схорон скинем, землицей присыплем, и даже крестик соорудим, чтобы все по-христиански было.
- Нельзя, Серега! - особист посмотрел на своего собеседника, как на несмышленого ребенка. - Ты разве забыл, что эти трупы мы должны на центральной площади вашего городка на сутки на опознание выставить? Чтобы попытаться личности установить, а там, глядишь, и на сообщников выйти.
- Ох, и мерзопакостная у тебя служба!
- Не говори! - легко согласился Федор. - Уже давно рапорт подал, однако комбат об этом и слушать не желает, пока мы тут порядок не наведем. Я ведь, Серега, в войсках НКВД с тридцать третьего служу. С того самого дня, как в армию попал. До сорок второго мосты и железные дороги охранял. А потом раздолбали нас под Армавиром. Небольшими группами на побережье выбирались. Отправили в Сухуми, на переформирование. А тут немцы через горы полезли. Один полк отрядили Марухский перевал перекрыть. Почти все там навечно остались. А вслед за тем на Голубую линию бросили. Туда шестнадцать эшелонов ушло, а когда возвращались, в четырех вагонах с комфортом разместились. После этого как обычная пехотная дивизия Европу освобождали, и вот только теперь, после войны командование вспомнило, чем мы заниматься должны.
Закурив, офицеры направились вслед за уныло бредущими к машинам солдатами.
Глеб, с сожалением взглянув на свою новенькую, насквозь мокрую, и измазанную в грязи шинель, поплелся следом.
***
- Вы не обидитесь, товарищ лейтенант? - спросил старшина роты, невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти, отставляя в сторону купленную Глебом бутылку коньяка, и разливая по стаканам разбавленный спирт. - Помянем раба божьего, Павла Котова, пусть земля ему будет пухом.
Все молча выпили. Разговор не клеился. Сотрудник особого отдела, капитан Нестеренко, сославшись на неотложные дела, поднялся из - за стола, и попрощался.
- А погода так и шепчет, займи, но выпей! - деланно бодрым голосом заявил Гаврилкин, выходивший проводить его до машины. - Ветер такой холодный, и все небо в тучах. Не иначе, к утру снег пойдет.
Зябко потирая руки, он присел к столу, потянувшись за папиросой: - Да и пора уже. Ноябрь на исходе.
- Ну что, мужики, давайте еще по одной накатим? - без всякого перехода добавил он, разливая спирт по стаканам. - За тебя, Поликарпыч! За то, что ты политрука нашего от смерти спас.
- Да это не я. Это Бог его спас, - смутился старшина, поднимая стакан. - Возьми этот бандит прицел немного повыше...
- А ты что, в бога веришь? - перебил его младший лейтенант Панин, командир первого взвода.
- Верю, Вася! С сорок третьего года верю. Когда на Малую землю высаживались, в сейнер наш снаряд угодил. Да так удачно, что эта посудина в момент ко дну пошла. А нас в трюме - как селедок в бочке. Я к люку кинулся, а его взрывом заклинило. Что я только не делал, не могу открыть, и все тут. А вода прибывает. Уже захлебываться начал. И тогда я вспомнил, что крещеный, и даже крестик на груди нащупал. И стал богу молиться. Молитвы шептать, которые знал. А точнее - не знал. Так, отдельные фразы вспоминал только. Потом сознание потерял, а когда в себя пришел - плаваю на поверхности, намертво вцепившись в какую-то доску. Вода ледяная. Дело это в феврале было. И тут опять Всевышний мне помог. С катера, который рядом проходил, меня заметили, и на борт подняли. Хотя тьма вокруг стояла кромешная. Как выжил, до сих пор понятия не имею. Одно сказать могу - тут без божьей помощи не обошлось. - Старшина рассеянно посмотрел на зажатый в руке стакан, и опрокинул его в рот.
- Не знаю, как вам тогда удалось спастись, товарищ старшина, - вклинился в разговор Глеб, - да только бог тут не причем. Потому, как нет его. А вам, товарищи, стыдно должно быть! Ведь вы все командиры. Вам партия воспитание солдат доверила. А вы сидите, уши развесили, и такую чушь слушаете.
- Заткнись, политрук! - резко оборвал его командир роты. - Ты бы помолчал, а? Ведь мы на поминки собрались, а не на политинформацию.
- А почему это вы мне рот затыкаете, товарищ старший лейтенант?! - Глеб почувствовал, что уже не может сдержаться, и сейчас выскажет этому человеку все, что о нем думает. - Ведь вы, как коммунист, должны меня в этом вопросе поддержать, и помочь бороться с мракобесием.
- Кто это тебе сказал, что я коммунист? - на лице командира появилась мрачная ухмылка.
- А как же иначе? Как вам тогда роту доверили? - растерялся Глеб.
- Сам не пойму. - В голосе Гаврилкина политрук уловил знакомые насмешливые нотки. - В сорок первом полк доверяли - и ничего, справлялся. А потом в плен попал. Правда, через неделю сбежал, и около трех лет партизанил, однако этот факт мало кого интересовал. Хорошо, хоть командир соединения, бывший секретарь обкома, меня отстоять сумел, когда наши пришли. А то бы точно в дисбат или на Колыму загудел. А так, с учетом прошлых заслуг, просто в рядовые разжаловали, и на передовую отправили.
А ты, лейтенант, не смей со старшими таким тоном разговаривать! Надо же такое придумать, Поликарпыча, который тебе в отцы годится, жизни учить задумал.
- Должность у меня такая, товарищ старший лейтенант - политрук! - Глеб почувствовал, что начинает успокаиваться. - Я и сам воинствующий атеист, и должен это учение в массы донести. Для этого меня Партия сюда и направила.
- Я одного не понимаю, - старшина задумчиво посмотрел на тлеющий огонек папиросы. - Вот вы, лейтенант, в Бога не верите. Ну и что? Ведь это ваше личное дело. Зачем же другим свои убеждения насильно навязывать? Политзанятия проводить, зачеты по работам Ленина и Сталина устраивать?
- Вот вы как заговорили, - насупился Глеб. - А каким образом вы собираетесь населению освобожденных территорий преимущества социалистического строя разъяснять?
- А они есть, преимущества эти? - с иронией поинтересовался Гаврилкин. - Ты вот с жителями этого городка побеседуй, когда им лучше жилось, до войны, при поляках, или теперь, когда эти территории к нам отошли? Что-то не очень им наш строй нравится, если они против нас поднимаются.
- Как вы можете так про наш строй говорить, если сами за него всю войну с оружием в руках сражались?!
- Да я не за строй сражался, а за Родину! - почувствовав, что сказал лишнее, старший лейтенант осекся, и замолчал.
- Давайте сменим тему, - первым нарушил повисшую над столом тишину Панин. - Я предлагаю еще раз помянуть Котова, и всех тех, кого нет с нами, кто погиб, не дожив до светлого дня Победы, или уже после, сражаясь с этими мерзавцами!
Произнеся эту длинную, несколько высокопарную фразу, младший лейтенант смущенно покраснел, выпил, и сел, потянувшись к закуске.
- Где хоть его похоронят? - спросил Глеб, чтобы хоть немного разрядить обстановку.
- Место хорошее подыскали, почти в центре кладбища, - несколько оживился Гаврилкин. - Ребята уже и могилку выкопали. Это Воронова, как собаку, за оградой зарыли. Местный ксендз категорически запретил его на кладбище хоронить.
- Почему? - Панин удивленно посмотрел на командира.
- Большая часть населения тут верующие, а у них отношение к самоубийцам особое.
- А что с этим Вороновым случилось? Я фамилию слышал, а подробности о его смерти почему-то никто не рассказывает.
- Слушай, если ты такой любопытный. - Старший лейтенант положил докуренную папиросу в тарелку с остатками салата. - Андрюша у нас интеллигентом был. В мединституте учился. А потом бросил, и в военкомат заявление подал. Это в начале сорок пятого произошло. На фронт правда не попал. Его на курсы "Выстрел" направили. Может, слышал о таких? Вышел он оттуда через несколько месяцев младшим лейтенантом, и ко мне в роту назначение получил. Умный парень был. Умный, и серьезный. Я его за себя оставлял, в свое отсутствие. А тут, это недели три назад случилось, ночью ему донесли, что подозрительного мужика вооруженного видели, как он в один из домишек на окраине вошел. Взял Андрей солдат, и бросился туда. Бандит правда, скрыться успел, однако при обыске и оружие нашли, и прокламации с призывами против советской власти. Хозяйку этой халупы задержали. Андрей с ней в штабе побеседовал, и отпустил на все четыре стороны. Как утром мне объяснил, не привык мол с женщинами воевать. К тому - же она беременной оказалась, на пятом месяце. А мужик, что ночью приходил - это муж ее. Неужели она могла своего законного супруга за дверь выставить?
Вскоре особисты подкатили. Как узнали, что Андрей эту бабу отпустил, выматерили его по первое число, а затем к ней домой помчались. Ее конечно, к тому времени и след простыл, что впрочем, их не очень расстроило. Собак пустили, и к обеду вышли к землянке, в которой бандиты скрывались. Те отстреливаться начали, ну мои ребята их из автоматов и положили. И бабу эту беременную в том числе. В общем, все как обычно.
Про этот случай все уже забывать начали, а тут, через несколько дней, Федор со своими орлами приехал. Он, оказывается, приказ "о задержании пособника бендеровцев гражданина Воронова" получил. Причем, клятвенно меня заверил, что приказ этот из штаба дивизии поступил, куда кто-то из наших настучал. А Андрей, как увидел в окошко, что за ним пришли, пулю себе в висок пустил. Вот и вся история.
- Трусом, он Воронов этот оказался, - авторитетно заявил Глеб, доставая из лежащей посреди стола пачки последнюю папиросу. - Ответственности испугался.
- Трусом? - задумчиво произнес Гаврилкин, скручивая козью ножку. - Нет, трусом он не был. А тебе, политрук, прежде чем в адрес других такие обвинения выдвигать, я бы рекомендовал на себя посмотреть. Небось сдрейфил, когда под пулеметом лежал?
Я?! Сдрейфил?! - запальчиво воскликнул Глеб. - С чего вы взяли? Просто растерялся немного.
- Конечно испугался, - поддержал командира Поликарпыч. - Да и как тут не испугаться, когда ты весь как на ладони, а по тебе с двадцати метров из пулемета лупят? И мне страшно было. Кому же умирать хочется? Однако я в тот момент, когда он стрелять прекратил, почему-то подумал, что у него лента кончилась, или патрон перекосило, значит, успею вскочить, и гранату бросить.
- Так! Теперь мне все понятно. - Глеб плеснул себе пол стакана спирта, и опрокинул его в рот, даже не почувствовав вкуса. - Выходит, вы все здесь меня трусом считаете? Но ничего, я вам докажу, что вы ошибаетесь. Сейчас же докажу! Я представлю вам возможность убедиться и в моей храбрости, и в том, что бога нет. Возьму десяток гранат, пойду на кладбище, и часовеньку ихнюю по камням разнесу, и могилы бендеровцев с землей сравняю. Если бог есть - он меня накажет, а если я оттуда целым и невредимым вернусь, вы в потусторонний мир верить перестанете. Ну что, по рукам?
- Ты, политрук, видимо перебрал сегодня. Да за такое богохульство против нас все местное население ополчится. Командованию пожалуются, и у тебя такие неприятности будут, что на своей карьере можешь сразу крест поставить. И дядя твой тебя не спасет. - Гаврилкин криво усмехнулся, считая высказывание Глеба неуместной шуткой. - С мертвыми легко воевать. А ты вот с живыми попробуй!
- А что, товарищ старший лейтенант, - внезапно подал голос задремавший было Панин. - Пусть сходит. - Конечно, часовеньку трогать не нужно, а вот могилу Вурдалака с землей сравнять, не помешало бы.
- Вурдалак? - слегка заплетающимся языком переспросил Глеб. - Это еще кто такой?
- Да был тут полицай один. Садист, каких свет не видывал. Сколько он народа за годы оккупации замучил, одному богу ведомо. Все местное население его ненавидело. И когда пол года назад мы его взяли, по просьбе общественности принародно на площади повесили, а потом, как собаку, в дальнем углу кладбища прикопали. Даже креста на могилу не поставили. - Поликарпыч, привстав, разлил остатки спирта по стаканам.
С трудом проглотив обжигающую жидкость с мерзким запахом резины, Глеб понял, что этот стакан был явно лишним.
- Вурдалакам положено на могилы не кресты ставить, а осиновые колья забивать, - с видом знатока заметил он, с трудом проглатывая подступивший к горлу ком. - И сейчас я это сделаю. Где она, могила эта?
- А может не стоит? - попытался образумить его Поликарпыч. - Выпили вы прилично. Да и холодно на улице, снег срывается. К тому же поздно уже. Первый час ночи.
- Ничего, пусть сходит, - неожиданно поддержал Глеба Гаврилкин. - Только гранаты с собой брать не вздумай. Кол мы тебе сейчас подыщем. Во дворе куча дров лежит, что-нибудь подходящее выберем. И коньяк с собой забери, с покойничками там разопьете. А мы поутру, когда Котова похороним, на могилку к Вурдалаку наведаемся, и посмотрим, стоит там кол, или ты перепугался, и с пол пути вернулся.
- Тогда я пошел, - Глеб встал, и направился к выходу, неожиданно остановившись около двери. - Только мне нужно будет подумать, что надеть, а то шинель свою я застирал, и она мокрая висит, а на улице холодно. И еще, не могли бы вы мне несколько папиросок на дорожку дать? - он покосился на лежащий посреди стола кисет и клочки газеты. - А махорку я не могу курить.
- Насчет шинели, вы товарищ лейтенант, не волнуйтесь. Я вам сейчас что - нибудь подходящее в каптерке подберу. - Старшина встал, доставая из кармана связку ключей. - А вот с папиросами сложнее. У нас все припасы кончились, а магазины, сами понимаете, уже давно закрыты.
Этот вопрос мы сейчас решим, - Гаврилкин потянулся к висящей на стене шинели. - Ты политрук узбекские папиросы никогда не пробовал? Меня рядовой Амирханов угостил. Ему на днях посылку из дому прислали. Да ты все забирай. Всю пачку. Я лучше самосад покурю, чем эту дрянь.
Глава 2.
Слегка пошатываясь, Глеб шагал по улице, путаясь в длинных полах. Шинель была старой и мятой, с несколькими аккуратно заштопанными дырочками, тянущимися наискосок от левого плеча к нижнему углу правой лопатки, и немного великовата, однако ничего более подходящего на складе не оказалось. Кол он держал в руках, опираясь на него, как на посох, а вот топор пришлось сунуть за ремень, и теперь при каждом вдохе обух немилосердно давил на ребра. Сначала он топор брать не собирался, однако командир и старшина популярно разъяснили, что земля на могиле успела слежаться, и к тому же прихвачена морозцем, и поэтому без топора он со своей задачей не справится.
- И какой черт меня за язык тянул, - успев немного протрезветь, думал Глеб, сворачивая за угол. - Пришел бы сейчас домой, и сразу в теплую постель завалился. А теперь придется на это чертово кладбище переться. Через половину городка. Туда минут сорок добираться, потом могилу этого Вурдалака в темноте искать, и назад возвращаться столько же. Только к утру домой попаду, а там, глядишь, уже и вставать пора. Гаврилкин предупредил, что похороны в девять состоятся, а мне, как политруку нужно будет речь на могиле толкнуть. Конечно, он тоже пару слов как командир скажет, но в основном мне выступать придется. "Это твоя обязанность, - говорит. - Языком чесать. Мы, все остальные, должны бандитов ловить, а ты, нас на это дело вдохновлять будешь". Ну никак не может, чтобы не подколоть. Да впрочем, черт с ним, с Гаврилкиным. После того, как он завтра, а точнее, уже сегодня утром увидит на могиле Вурдалака вбитый кол, сразу мнение в отношении меня изменит. Нет, не зря я на эту авантюру согласился. Я им, гадам, докажу! Они убедятся, что я не трус!
Выйдя на площадь, он прислонил кол к забору углового дома, и достал папиросу.
- Действительно дерьмо! - Глеб глубоко затянулся, выдохнув густую струю дыма со странным запахом сосновой хвои. - Трава, она и есть трава. Как только узбеки такую дрянь курят?
Он сделал еще одну глубокую затяжку. Перед глазами все поплыло, и он, чтобы не упасть, ухватился рукой за забор. Через несколько минут головокружение стало проходить, и Глеб, взяв в руки кол, направился в сторону костела, темной громадой возвышающегося в противоположном конце площади.
- Эй, служивый! Выпить не желаешь? - хриплый голос заставил его повернуть голову. На невысоком помосте в центре площади сидели четыре человека, один из которых держал в руках бутылку.
- Вы что тут делаете? - подойдя поближе, сурово спросил Глеб.
- Сам видишь, пьем, - улыбнулся щербатым ртом один из них, у которого вместо ног болтались короткие обрубки, с торчащими из - под струпьев обломками костей. - И тебя угостить можем.
- Так, мужики! Валите по домам, покуда вас патруль не задержал!
- А у нас дома нет, служивый, - оскалился его сосед в глубоко натянутой легкомысленной детской вязаной шапочке с помпоном, под которой угадывались очертания странно деформированного черепа.
- Мы бродяги. Здесь переночуем, а как рассветет, дальше тронемся, к своему последнему пристанищу, - добавил парень в новой, но изодранной телогрейке, с отовсюду торчащими клочьями ваты, будто ее долго и старательно рвали собаки.
- Выпей с нами, чего стесняешься? - он протянул Глебу наполовину пустую бутылку, неловко зажав ее двумя сохранившимися на кисти пальцами.
- Да пошли вы ... - едва сдержав готовое сорваться с губ ругательство, Глеб повернулся, и, пошатываясь, направился к костелу.
- Куда Гаврилкин смотрит? - раздраженно думал он, с трудом подавляя подступившую к горлу тошноту. - Ведь комендантский час никто не отменял, а тут в самом центре, на виду у всех какие-то уроды пьянку устроили. И ни одного патруля поблизости нет. Конечно, если сам командир в стельку ужирается, то и его подчиненные недалеко ушли. Тоже видимо, за воротник заложили, и спать улеглись. Нужно будет завтра этот вопрос перед комбатом поставить. С Гаврилкиным на эту тему говорить уже бесполезно.
- Стой! Руки вверх! - от резкого окрика Глеб вздрогнул, и выронил кол.
От стены костела отделились три темные фигуры. В глаза ударил луч мощного фонаря.
- Это вы, товарищ политрук? Что с вами? Вам плохо? Это я, сержант Лисичкин. Узнали? - Сержант направил фонарь себе на лицо. - Может вас домой проводить?
- Сам как нибудь доберусь. А ты, сержант, лучше своим делом займись. Вон, на площади, какие - то забулдыги пьянствуют, а вы тут, в сотне метров от них прохлаждаетесь.
- На площади? - удивился сержант, коротко кивнув стоящим за спиной Глеба солдатам, бросившимся выполнять приказание. - Да ведь мы там всего пять минут назад проходили. И ничего подозрительного не заметили.
- Ты что, Лисичкин, меня за сумасшедшего принимаешь?
- Никак нет, товарищ лейтенант, - вытянувшись по стойке смирно, отчеканил сержант. - Сейчас мои парни этих алкашей задержат. Пойдемте, посмотрим, кого там черти принесли.
Повернув за угол, они лицом к лицу столкнулись с возвращающимися солдатами.
- Товарищ лейтенант! - вскинул руку к ушанке тот, что был повыше ростом. - По вашему приказанию...
- Короче, рядовой! - недовольно поморщился Глеб.
- Мы площадь осмотрели, - несколько смутившись, произнес парень, - и ничего подозрительного не обнаружили. - Только трупы бендеровцев, которые вчера для опознания выложили. А больше никого. И следов никаких, кроме ваших, там нет.
С некоторым удивлением Глеб огляделся. С неба, затянутого низкими светло - серыми тучами, срывались редкие снежинки, успевшие тонким слоем покрыть мерзлую землю, на которой четкими темными пятнами проступали следы сапог.
- Может мне действительно померещилось? - подумал он, молча вернувшись назад, и подняв кол.
- Товарищ политрук, - неуверенно произнес сержант, переминаясь с ноги на ногу. - Разрешите, мы вас до дома проводим? Время позднее, а в окрестных лесах бандитов полно. Всякое случиться может.
- И этот меня тоже трусом считает, - с огорчением понял Глеб, и, попытавшись придать голосу уверенность, отрубил: - Выполняйте свою задачу! Я советский офицер, и мне не пристало по своей земле в мирное время с охраной ходить!
Резко повернувшись через левое плечо, он решительно шагнул вперед, спиной ощущая удивленные взгляды красноармейцев.
***
- Ну вот, почти добрался. - Политрук остановился посреди гравийной дороги, пересекающей заметенное снегом поле, в конце которого темнела дубовая роща. - До кладбища отсюда не более километра.
Он полной грудью вдохнул свежий морозный воздух, чувствуя себя почти трезвым.
- Сейчас перекурю, сделаю свое дело, и быстренько домой. Может, еще удастся часок - другой покемарить.
Зажав кол под мышкой, Глеб достал из кармана папиросу. Сделав несколько глубоких затяжек, он чертыхнулся, возмущаясь дерьмовым качеством табака, и с удивлением огляделся вокруг. Ему неожиданно показалось, что стало светлее. Значительно светлее, хотя небо по - прежнему было затянуто низкими холодными тучами. Просто все окружающее выглядело теперь четче и контрастнее, как будто исчезла стоящая перед глазами дымка. Он тряхнул головой, и бодрым шагом двинулся вперед, желая как можно быстрее выполнить самолично возложенную на себя миссию.
- Это еще что такое? - удивился Глеб, неожиданно заметив уныло бредущую навстречу фигуру. - Похоже, кто-то из наших солдат. И к тому же, изрядно навеселе. Наверное, у какой нибудь женщины ночь провел, а теперь в часть возвращается. Однако в той стороне, откуда он путь держит, насколько мне известно, никаких населенных пунктов нет. Только кладбище.
Внезапно Глеб почувствовал холод под ложечкой.
- Чушь какая! - усмехнулся он, пытаясь побороть страх. - Покойники в своих могилах смирно лежат, и по дорогам ночами не разгуливают.
Собрав в кулак всю свою волю, он сделал шаг вперед, оказавшись лицом к лицу с незнакомцем, одетым в старенькую полевую форму с погонами рядового.
- Стой! Ты что, так наклюкался, что дальше своего носа ничего не видишь? Или забыл, как нужно отвечать, когда к тебе старший по званию обращается?!
- А... это вы, товарищ политрук, - тихо произнес солдат, и в его лишенном интонаций голосе Глеб не уловил ни удивления, ни испуга.
- Какого лешего ты тут ночью шляешься?
- Да вот, на кладбище ходил, на свою могилку посмотреть.
- На могилку посмотреть?!! Ты что мне голову морочишь! Как фамилия?
- Котов. Рядовой Котов из третьего взвода.
- Ты что, издеваешься? Котов вчера погиб!
- Ну да, конечно погиб. А если бы я живым был, зачем мне могилка?
- Да ты пьян в дымину! - от возмущения Глеб едва не задохнулся. - Иди в казарму, проспись, а утром ты у меня за свои глупые шутки на всю катушку получишь! Ты меня понял?
Ничего не ответив, солдат медленно побрел в сторону города.
Выбросив окурок, Глеб оглянулся. Дорога была пуста.
- Господи, - прошептал политрук, холодея от ужаса. - Я схожу с ума. Или уже сошел. Сначала мертвых бендеровцев за пьяных принял, теперь вот Котов померещился. А померещился ли? Ведь вот он только что тут, рядышком стоял. И говорили мы с ним. Неужели привиделось? А может и правда вернуться, пока не поздно?
Схватив кол, как копье, он быстрым шагом пошел назад.
- Что я делаю? Ведь мне на кладбище нужно, - с удивлением подумал политрук, внезапно остановившись возле крайних домов. - А, ну да, я хотел этого пьяного солдата догнать. Зачем? А вдруг это и не солдат был? А кто, покойник что - ли? Куда же он запропастился? Ведь едва ноги волочил.
Глеб прислушался. Вокруг стояла мертвая тишина, и только время от времени издалека доносился тоскливый собачий вой.
- Фу, черт. - Он протер глаза. - Вместо того чтобы по - быстрому свое дело сделать, и домой вернуться, я как дурак за призраками гоняюсь.
Повернувшись лицом к кладбищу, он посмотрел на дорогу, разглядывая уходящую вдаль цепочку следов.
- Наверное, действительно мне все это с пьяных глаз померещилось, - подумал он, решительно направляясь к конечной цели своего маршрута.
***
- Куда политрук торопишься? - остановил Глеба знакомый голос, когда он подошел к распахнутым ржавым воротам. - Присядь, расскажи, что там у вас новенького? А то мне так скучно тут одному.
От неожиданности Глеб вздрогнул и замер.
- А, это ты Андрей? - внезапно охрипшим голосом спросил он, разглядев на скамейке возле сложенной из позеленевших от времени камней кладбищенской ограды сгорбленную фигуру.
- Я. Кому же еще? Да ты меня Глеб не бойся, я не кусаюсь. Присядь на минутку, отдохни. - Воронов смел снег с лавочки. - Спешить тебе особого смысла нет.
- Это тебе уже торопиться некуда! - окрысился Глеб. - А я собираюсь домой побыстрее вернуться, чтобы хоть немного поспать.
- Эх, политрук! - тяжело вздохнул его собеседник. - А ты со времени нашей последней встречи совсем не изменился. Такой же самоуверенный. И из того, что сейчас происходит, никаких выводов сделать не пытаешься.
- А что происходит? - Глеб с некоторым интересом взглянул на своего бывшего сослуживца.
- Скажи, а почему ты считаешь, что домой вернешься?
- А как же иначе? Что со мною случиться может? Что, мертвяки съедят меня что - ли? - улыбнулся Глеб, чувствуя, как уходит из души страх. - Или Вурдалак кровь из меня высосет? Так у меня для него осиновый кол припасен, а если даже он не поможет, еще топор и табельное оружие есть. Полагаю, как нибудь справлюсь. Почему это ты думаешь, что я тут навсегда останусь?
- Я не думаю, я знаю, - грустно улыбнулся Андрей. - А кол твой, кстати, не осиновый, а дубовый. Да впрочем, это никакого значения не имеет. Ведь этого выродка Вурдалаком народ прозвал не за то, что он человеческую кровь пил, а за его изощренную жестокость. Нет, политрук, тебя ни он, ни другие покойники не тронут. Они зла причинить уже никому не могут.
Ты знаешь, как говорил наш заведующий кафедрой анатомии? "Не бойся трупов, бойся живых людей". Ты сам себя погубишь. От страха умрешь. Ведь ты, Глеб, в душе трус, и боишься даже самому себе в этом признаться. А трусам на кладбище по ночам ходить, мягко говоря, не рекомендуется. К тому же, ты в Бога не веришь, следовательно, к нему за помощью обращаться тебе вроде и не пристало. А кроме него тебе никто здесь не поможет.
- Злорадствуешь? Собираешься за тот случай отомстить? Так вот, знай, ничего со мной не произойдет! Назло тебе вернусь целым и невредимым, именно потому, что ни в бога, ни во всякую другую нечисть, вроде тебя, не верю! - политрук закурил, без особо удивления взглянул на пустую, заметенную снегом скамейку, и уверенно направился к воротам.
***
- Где мне теперь эту чертову могилу искать? - с раздражением думал Глеб, шагая по центральной аллее. - Старшина говорил, что в конце нужно направо повернуть, там дорожка должна быть. Пройти по ней метров пятьдесят, и слева холмик будет. Его заметить не сложно. Он там один единственный на все кладбище без креста.
Глеб шел, стараясь не обращать внимания на встающие поодаль закутанные в саван фигуры, на доносившиеся со всех сторон поскрипывания, шорохи, вздохи и стоны, на сиреневый флюоресцирующий туман, сгущающийся вокруг темного здания часовни.
- Все это мне кажется. Просто кажется. Ничего этого на самом деле нет, и быть не может, - убеждал он себя, чувствуя, как начинает чаще колотиться сердце, и на лбу выступает холодный пот. - Правильно Андрей сказал, что покойники никому зла причинить не могут.
- Здравствуйте, пан офицер! - удивленно подняв голову, Глеб взглянул на молодую женщину с заметно округлившимся животом. - Вам может быть дорогу показать? Я это кладбище как свои пять пальцев знаю. - Большие голубые глаза смотрели на политрука доверчиво и наивно.
- Пойдем, Мария! - вышедший из-за дерева мужчина взял женщину за руку. - Пан офицер и сам дорогу отыщет. Тут заблудиться невозможно.
Глеб поймал себя на мысли, что хочет перекреститься. С трудом поборов это внезапно возникшее в мозгу желание, он тряхнул головой. Аллея была пуста.
- Чертовщина какая - то; призраки, голоса, видения! Кому об этом утром расскажу - не поверят. Неужели я до такой степени напился, что всякая хренотень мерещится? - тихо бормотал он, крепко сжимая в потной ладони кол.
- Фу, кажется уже недалеко! Вон и конец аллеи, а там, как говорил старшина, нужно будет направо повернуть, и метров пятьдесят по тропинке пройти. Вот она, тропинка эта. Теперь нужно внимательней по сторонам смотреть, чтобы нужную могилу не пропустить. А почему, этот мужик, что мне сейчас повстречался, сказал, что заблудиться тут невозможно? Это они, мертвяки, кладбище как свой дом знают, а я тут и был - то всего пару раз. Почему он так уверенно заявил, что я дорогу найду?
Внезапно Глеб почувствовал, что за ним наблюдают. Он посмотрел по сторонам и неожиданно метрах в десяти от себя, возле стены увидел средних лет мужчину, одетого в ненавистный мундир мышиного цвета с повязкой полицая на рукаве. Незнакомец злорадно ухмыльнулся, оскалив длинные клыки, с которых срывались крупные капли крови. Его взгляд излучал ненависть. Дикую, холодную ненависть, тяжелыми волнами растекающуюся в морозном воздухе. Глеб выронил кол, и трясущейся рукой потянулся к кобуре. Видение исчезло.
- Господи! Да что же это такое? - политрук тяжело дышал, чувствуя, как бешено колотится сердце. - Может, действительно уйти отсюда, от греха подальше? Нет, уже наверное поздно. Ведь этот мерзавец где - то рядом скрывается. И если я к нему спиной повернусь - сзади набросится. Теперь у меня один путь - вперед.
- А чего это я, собственно говоря, испугался? Ведь он безоружен. А у меня и кол, и топор, и пистолет в конце концов. Целый арсенал. Да неужели я с этим полицаем не разделаюсь? - Почувствовав, как уходит страх, Глеб наклонился, и поднял кол, а затем, мгновение подумав, достал из - за пояса топор.
- Ну, где ты там, прячешься, дерьмо собачье! - крикнул он. - Выходи, поговорим! Что, испугался? Притаился в свою могилу, и дрожишь там, под землей, как заячий хвост? И правильно делаешь! Сейчас тебе конец наступит.
С колом наперевес политрук ринулся вперед.
- Спасите меня, товарищ лейтенант! - тихий, но явственно различимый шепот раздался, как ему показалось, прямо под ногами. - О, как мне страшно. Страшно, и больно. Очень больно. Спасите меня, пожалуйста.
Глеб остановился, и посмотрел вниз. Голос доносился из могилы, на которую он едва не наступил. Он присел на корточки, вчитываясь в расплывчатый текст таблички, прибитой к маленькому крестику.
- "Федорчук Оксана. 1922 - 1943", - с трудом разобрал он полустертую корявую надпись, сделанную химическим карандашом.
Внезапно все вокруг заволокла серая пелена, и Глеб оказался в подвале, тяжелый, затхлый воздух которого, казалось, был пропитан ужасом и болью. Тусклый свет запыленной лампочки, на длинном шнуре свисающей с потолка, отбрасывал на стены с местами осыпавшейся штукатуркой причудливые тени, напоминающие кровожадных монстров.
- Камера пыток, - внезапно понял он, содрогаясь от омерзения.
В углу мрачного помещения, развалившись в кресле, сидел гестаповец, пожирающий похотливым взглядом обнаженное тело девушки, подвешенной за руки к вмурованному в потолок кольцу. Веревочная петля глубоко врезалась в запястья, и кисти рук со слегка согнутыми пальцами посинели.
Фашист встал, и подошел к столу, на одной половине которого были аккуратно разложены зловеще поблескивающие хирургические инструменты, а на другом стояла бутылка коньяка и пузатый бокал на длинной ножке. Наполнив бокал до краев, он сделал несколько маленьких глотков, затем закурил, в упор рассматривая пленницу. Его взгляд на мгновение задержался на небольшой груди, ребрах, выступающих из под тонкой кожи, втянутом животе, темном треугольнике волос, длинных стройных ногах, изящных стопах, всего на несколько сантиметров не достающих пола.
Подойдя вплотную, он глубоко затянулся, и выдохнул густую струю дыма в лицо своей жертве. Девушка встрепенулась, и открыла глаза, с ненавистью взглянув на своего мучителя.
- Все готово, герр офицер. - Мужчина в форме полицая поднялся с корточек, держа в руках гудящую паяльную лампу. - Можно начинать.
Гестаповец вернулся на свое место, и поудобнее уселся, поставив бокал на подлокотник, как зритель театра в предвкушении захватывающего зрелища.
- Скажи, для какой цели предназначалась взрывчатка, найденная у тебя в сарае?
Девушка молчала, широко раскрытыми от ужаса глазами взирая на стоящего возле стола полицая.
- Приступай! - небрежно махнул рукой офицер, не в силах оторвать взгляда от беспомощной пленницы, которая, покрываясь потом, забилась, словно пойманная на крючок рыба.
На лице Вурдалака появилась зловещая ухмылка. Он не спешил, с наслаждением наблюдая, как извивается его жертва, пытаясь хотя бы на несколько мгновений отсрочить начало пытки. Наконец она затихла, и обмякшее тело вытянулось.
Палач сделал шаг вперед, и поднял паяльную лампу. Короткий конус голубого гудящего пламени коснулся тугой груди. Девушка вздрогнула, и по перепонкам ударил дикий, нечеловеческий крик.
Зловеще улыбаясь, Вурдалак медленно, с наслаждением опустил лампу несколько ниже, и яростное пламя лизнуло нежную кожу грудной клетки, которая прямо на глазах чернела и лопалась, обнажая ребра. Крик оборвался. Голова упала на грудь, и загорелись длинные волосы, которых коснулся огонь. По комнате поплыл удушливый запах горелого мяса. Содрогаясь от рвотных позывов, немец вскочил, и, выронив бокал, зажал обеими руками рот, и бросился к двери.
- Что не нравится, герр офицер? - криво улыбнувшись, прошептал ему вслед полицай, ставя паяльную лампу на стол. - Чистоплюй хренов! Привык приказывать, а всю грязную работу я за него делать должен. Но ничего, мне это не в тягость.
Схватив со стола бутылку, он сделал несколько жадных глотков, и несколько секунд подумав, взял в руку длинный, острый как бритва, ампутационный нож.
- Сейчас ты мне все расскажешь! Соловьем запоешь! - блестящее узкое лезвие легко вошло между ребер. - Молчишь сука?!
Точно выверенным молниеносным движением он крест накрест вспорол переднюю брюшную стенку своей жертвы, с наслаждением наблюдая как выползают из зияющей раны розовые петли кишечника.
- И не таким языки развязывали! - он кромсал покачивающееся на веревке тело, на глазах превращающееся в бесформенный кусок мяса, все больше возбуждаясь от этого зрелища, и не замечая брызжущих в лицо из пересеченных артерий тонких струек крови.
- Что, так и не хочешь со мной побеседовать? - запустив окровавленную лапу в остатки волос, Вурдалак запрокинул голову своей жертвы назад, внимательно вглядываясь в искаженное гримасой боли и ужаса лицо с неестественно широкими зрачками. Затем, взяв со стола небольшой топорик, которым хозяйки разделывают мясо, обезглавил мертвое тело.
***
- Садист! Изверг! Нелюдь! - вскричал Глеб, полностью потеряв чувство реальности. - Сейчас ты у меня, сволочь получишь! За все получишь!
- Спаси нас, солдат! - тихо шептали столпившиеся у него за спиной призрачные белые фигуры.
- И у кого хватило ума похоронить палача в окружении его жертв? - думал политрук, останавливаясь возле едва приметного холмика, припорошенного снегом.
Склонившись над могилой, он, придерживая кол левой рукой, несколько раз ударил по нему обухом топора, с удовлетворением отмечая как после каждого удара кол на несколько сантиметров уходит в замерзший грунт.
- Ну, вот и все! - с удовлетворением подумал политрук, любуясь проделанной работой. - И ничего не произошло.
Внезапно он обратил внимание на повисшую над кладбищем тишину. Гнетущую, зловещую тишину, не предвещающую ничего хорошего.
- Чего замолчали? - пытаясь побороть холодящее чувство ужаса, Глеб сделал шаг назад, оборачиваясь к безмолвно застывшим за спиной призракам.
Тотчас холмик бесшумно взорвался, разбросав в стороны мерзлые комья земли, и из разверзшийся под ногами черной дыры появился Вурдалак, костлявой рукой схватив его за полу шинели.
- Теперь не уйдешь! Я тебя с собой в могилу утащу! - хрипел он, второй рукой пытаясь дотянуться до горла.
При виде до пояса вылезшего из земли призрака, с выпученными глазами, вывалившимся языком и пересекающей шею странгуляционной бороздой, политрук, едва не потеряв сознания от страха, взмахнул топором. Не встретив сопротивления, топор со свистом рассек стылый воздух, и, выскользнув из потных ладоней, отлетел далеко в сторону, тихо звякнув о мерзлую землю.
- Что, не получилось? - злорадно шептал Вурдалак, смыкая костлявые пальцы с длинными, загнутыми ногтями на шее своего врага.
Дрожащей рукой Глеб потянулся к кобуре, но в этот момент дыхание перехватило, и он, судорожно ловя широко раскрытым ртом воздух, лицом вниз повалился на восставшего из могилы мертвеца.
***
Не успело смолкнуть испуганно заметавшееся среди деревьев эхо нестройного залпа, спугнувшего стаи ворон, над кладбищем поплыла торжественная мелодия государственного гимна.
Опустив гроб в могилу, солдаты взялись за лопаты. Гаврилкин, первым бросивший в яму комок мерзлой земли, отошел в сторону, и, поглубже натянув на голову шапку - ушанку, закурил, мрачно осматриваясь вокруг.
- Что командир, политрука ищешь? - спросил старшина, останавливаясь рядом. - Нет его здесь. И никто его с утра не видел. Как бы с ним чего нехорошего не произошло.
- А что с ним произойти может? Выпил вчера лишнего, и спит теперь сном праведника.
- Дай бог, чтобы все именно так и было. Вот только мне в это почему - то не верится, - тяжело вздохнул старшина.
- А ты знаешь, командир, что мне сегодня утром Лисичкин доложил? Они политрука ночью возле костела повстречали. И как сержанту показалось, у того с головой что - то неладное было. Начал буровить, что мертвые бендеровцы на площади пьянку устроили, а потом кол схватил, и в сторону кладбища направился.
- И что из этого? Ты серьезно Поликарпыч думаешь, что он туда дошел? Он ведь трус, политрук наш, и я уверен, что он с пол пути домой вернулся.
- А если не вернулся? Ты, Сергей, как хочешь, а я схожу, проверю. Тут недалеко. - Старшина решительно направился в сторону центральной аллеи.
- Погоди, я с тобой, - выбросив окурок, Гаврилкин пошел следом. - Ведь вчера мы его вместе на эту авантюру подбили.
- Да - а... Ну и дела.., - растерянно протянул он, разглядывая лежащий навзничь рядом с глубоко вбитым в землю колом слегка припорошенный снегом труп. - Ты Поликарпыч вот чего... Быстренько дуй назад, и проведи сюда солдат, пока они уехать не успели. И пусть с собой плащ - палатку захватят.
- Выходит он, политрук наш, к этому делу на полном серъезе отнесся. Шутки не понял, - вслух рассуждал Гаврилкин, снимая головной убор. - А я - то козел, ему еще эти дурацкие папироски с маковой соломкой подсеял. После этого, видать, у него крышу и снесло окончательно. Кстати, а где они?
Засунув руку в карман шинели покойника, он достал измятую, наполовину пустую пачку, и, скомкав, закинул ее далеко за ограду.
- Так лучше будет. А то, особисты, которые этот случай расследовать примутся, начнут ненужные вопросы задавать. Я выкручусь, а вот Амирханову голову за такие вещи точно оторвут.
- Как же тебя политрук угораздило здесь окочуриться? Покойничков до такой степени испугался? А почему тогда назад не вернулся?
- Неужели это божья кара?! - Гаврилкин невольно вздрогнул, вспоминая вчерашний разговор. - Так что же, выходит Бог все же есть, раз он тебя так сурово наказал?
- Разрешите, товарищ старший лейтенант?
Раздавшийся за спиной голос заставил его резко обернуться.
- Да конечно. - Погруженный в свои мысли, он не заметил подбежавших солдат, и, стыдясь этого, поспешно отступил в сторону.
- Давайте братцы! - скомандовал не успевший отдышаться от быстрого бега сержант, переворачивая труп на спину.
- Вот те раз! И как это он умудрился?
Оглянувшись, Гаврилкин перевел взгляд с растерянно склонившихся над покойником солдат на полу шинели, намертво пригвожденную к могильному холмику глубоко забитым колом.