Вытянувшись в длинную цепочку, толстяки-великаны, перешагивая через лавки, шли вдоль бульвара. Белые, как сметана, тела при каждом резком движении начинали колыхаться, и у публики это вызывало наибольший восторг. Среди великанов были и "девочки" и "мальчики". Мальчикам полагались коротенькие цветные штанишки, из которых торчали гигантские окорока-ноги. У девочек одежда состояла из блузки и пестрой юбки, по форме напоминавшей балетную пачку. Толстыми, как сардельки, пальцами они слали воздушные поцелуи и лихо крутили бедрами. А рядом с монстрами прыгали и кричали от восторга настоящие юноши и девушки. Взрывы салюта раскалывали вечернее небо, каждый раз вызывая бурю ликующих криков. Тем временем все новые и новые великаны появлялись из-за угла и шествовали сквозь танцующую толпу. И в синем полумраке теплого вечера их неестественно белые животы плыли над головами людей...
Андрос поймал себя на том, что уже давно смотрит на одну из девушек. Стройная брюнетка, высоко подпрыгивая, хлопала в ладоши, и что-то кричала подругам. Коротенькое платье в черно-белую клетку, полностью открывало точеные загорелые ножки. Зная об их красоте, обладательница шедевра с радостью купалась в восхищенных взглядах. С большим трудом Андрос заставил себя отвернуться.
"Он не должен туда смотреть, и не должен находиться здесь, в эпицентре праздника и веселья. Но как быть, если живешь в Городе Удовольствий, где праздники каждый вечер заполняют все парки и улицы? Возвращаться в свою опустевшую квартиру? Наверное, так и следует поступить. Но там ему одиноко и страшно..."
В то роковое утро Марианн, как обычно, ушла рано. Чмокнув мужа в щеку, помахала кончиками пальцев, и Андрос услышал, как она сбегает вниз по лестнице. Какой-то неосознанный импульс заставил подойти к окну. Он видел, как она вышла из подъезда, поправила на плечо сумочку и быстро зашагала вдоль тротуара. Сквозь открытое окно долетал веселый стук ее каблуков. Уже потом, зная, что больше ее никогда не увидит, Андрос словно кинопленку раз за разом прокручивал эти несколько секунд:
...Марианн поправляет на плече ремешок сумки, обернувшись, смотрит на свое окно, и вот уже, огибая лужи, быстро идет вдоль дороги и исчезает за деревьями. А дальше обрыв кадра, и перед глазами мелькают изрезанные куски киноленты...
Когда она не вернулась к десяти вечера, Андрос начал злиться. На ее новой работе часто устраивали вечеринки. В такие дни Марианн возвращалась веселая, возбужденная и, как ему казалось, немного чужая. Он старался не показывать свою ревность, а она подозрительно часто говорила, что его любит.
В одиннадцать вечера Андрос лег в постель и постарался заснуть.
" Пусть увидит, что он вовсе не собирается ждать у окна до глубокой ночи!"
Проснулся он от какого-то внутреннего толчка. Первым делом посмотрел на кровать Марианн. Лунный свет падал на аккуратно застеленное покрывало. У изголовья возвышался бугорок взбитых еще утром подушек, а светящиеся в темноте стрелки часов показывали половину третьего. Андрос понял, что она не появится этой ночью. И тогда же в первый раз пришла страшная догадка, что она не придет больше никогда.
Утром он начал обыскивать тумбочку у кровати супруги, надеясь найти электронный еженедельник или записную книжку. На новую работу она устроилась совсем недавно. Вроде бы много рассказывала о своем начальнике и сослуживцах, но в памяти почему-то не отложилось даже названия фирмы. Звонил он ей всегда на мобильный. Но еще ночью автоматический ответчик приятным женским голосом сообщил, что такого номера вообще не существует!
Поиски в тумбочке не дали результатов, и Андрос стал обыскивать подряд все ящики письменного стола, серванта и даже бельевого шкафа. Неожиданно выяснилось, что их квартира хранит множество мелких секретов. Чеки на покупки дорогой одежды, квитанции из частной клиники, листочки с телефонами, звоня по которым,слышал только ,что абонент недоступен.
Бравурный марш заставил броситься в прихожую. На лакированной поверхности антикварного столика вибрировал телефонный аппарат. В тот миг Андрос еще на что-то надеялся, но чуда не произошло. Это был один из тех "молчащих" телефонных звонков, что время от времени прорываются то ли из прошлого, то ли из какого-то параллельного мира. Андрос долго стоял и слушал космический хаос эфирных помех. В какой-то момент показалось, что он различает очень тихий голос. Сначала даже промелькнула мысль, что это Марианн пыталась дозвониться из какой-то очень далекой страны. И тут же он с беспощадной уверенностью вдруг осознал, что она сейчас слишком далеко, и никаких звонков и писем оттуда уже не будет.
В последнее время люди исчезали довольно часто, но никто не собирался бить в набат, поднимать на ноги полицию и прессу. В Городе Удовольствий на отрицательных эмоциях лежало негласное табу. Андрос и Марианн не были исключением. Упомянув об исчезновении кого-то из знакомых, они тут же старались перевести разговор на другую тему. Благо, что более приятная тема всегда находилась. Человек от природы замкнутый и молчаливый, наедине с ней Андрос мог говорить долго и вдохновенно. По выходным, когда некуда было спешить, завтрак растягивался на целые часы. Сидя по разные стороны стола, они говорили обо всем на свете. А тем временем за окном после пятничного разгула медленно просыпался город. Легкий ветерок, проникая сквозь открытое окно, доносил шум улицы и ласково шевелил занавески. Солнечные лучи играли на узоре скатерти и отражались от глянцевой черноты разлитого по чашкам кофе. В их жизни были друзья, вечеринки, походы в ночные клубы, но вдвоем друг с другом им было лучше всего. Во всяком случае, ему так казалось...
Праздник достиг апогея. Залпы салюта слились в непрерывную канонаду. Сверкающие драконы бешено крутились по небу, выводя узорчатыми буквами: " Бери от жизни все!". Тысячи голосов, перекрывая гром салюта, скандировали популярный лозунг. Даже толстяки-гиганты, протягивали к небу пухлые ладони, и, шевеля толстыми красными губами, мычали что-то радостное и нечленораздельное.
Андрос почувствовал, как кто-то присел на край лавочки. Повернул голову, и взгляд тут же споткнулся на пышных белых округлостях в глубоком вырезе майки. В ответ молодая светловолосая женщина кокетливо стрельнула глазами. В руках незнакомка держала большую банку веселящего эликсира. Фигура на его вкус была немного полноватой, но лицо в полумраке вечера показалось миловидным. Женщина улыбнулась и хотела что-то спросить, но Андрос уже уходил, лавирую между ликующей публикой.
- Прочь, отсюда! - кричал кто-то внутри его, но тут же другой голос спокойный и рассудительный возражал:
- И долго ты собираешься держать себя в склепе! Рано или поздно оттуда придется выходить. Так зачем тянуть время?
Обойдя десятки офисных зданий,кафе,ночных клубов Андрос показывал фото Марианн. Никто не мог ее вспомнить, на выходе в спину летели усмешки. В полицейском участке приняли заявление и даже присвоили ему какой-то номер. Однако, отвечая на вопрос, лейтенант энергично мотнул головой : "Никаких шансов!". Правда, потом подошел какой-то невысокий худощавый господин и произнес слова утешения:
- Вы знаете, с надеждой никогда нельзя расставаться! Пускай даже один шанс из миллиона. Сейчас перед вами непреодолимая стена, но однажды она может рухнуть, все может перемениться.
Произнеся эту странную фразу, незнакомец быстро пошел прочь. Андрос так и не понял, кто был этот человек: - случайный посетитель, штатный психолог, священник из запрещенной ортодоксальной церкви? В зале приема заявлений вращалась пестрая публика: крикливые женщины, экзотического вида мужчины, семейные парочки с одинаково испуганным выражением лиц. Работая локтями, Андрос проталкивался сквозь толпу к выходу. Вокруг мелькали прически немыслимых расцветок, цветные наколки, одутловатые щеки гермафродитов, новенькая полицейская форма. Пахло потом, духами, казенным домом. Оказавшись на улице, он немного перевел дух. Но в голове по-прежнему крутились вопросы:
" Кто ты незнакомец? Фанатик святоша, сумасшедший, пришелец из другой жизни?"
Раньше, еще в эпоху их счастья, иногда появлялось странное ощущение. Казалось, что у них с Марианн когда-то была другая жизнь с лишениями и опасностями, но куда более светлая и полная, чем их существование в Городе Удовольствий. И сейчас он попытался представить, что Марианн ждет его где-то в иной реальности. Но приоткрывшийся просвет тут же затянуло пеленой городских стен и серого асфальта. Вокруг был все тот же город. Беспрестанно хлопали двери полицейского участка. На другой стороне улицы две девицы, в сетчатых накидках, изучали что-то на витрине магазина. А в вечернем небе, закрывая облака, горела гигантская голограмма: "Парад великанов! Уже скоро!"...
Пытаясь выбраться из толпы, Андрос чуть было не попал под каблук пляшущей великанши. Только в самый последний момент белотелая глыба удержала в воздухе огромную туфельку. Послав воздушный поцелуй, она со слоновьей грацией перевалилась на другую ногу и продолжила выписывать круги бедрами. Похоже, что реклама не обманула - выращенные в питомниках монстры действительно были безопасны для публики. Об этом Андрос подумал даже с сожалением:
" Как все просто могло решиться! Случайный удар гигантского каблука. Несколько мгновений боли, а потом абсолютный покой."
Но тут же перед глазами встала картина больничной палаты. Бледный мерцающий ночной свет, желтые пятна на белом гипсе, темный круг пустующего стула для посетителей. В беде и болезни тиски одиночества давят в сто крат сильнее. Пустой стул рядом с больничной койкой - апофеоз отчаяния! Как и все в этом городе они с Марианн жили для себя, но еще и друг для друга. Теперь же, утратив половину опоры, он балансировал на одной ноге и смертельно боялся упасть.
Андрос не помнил, как оказался в подземке. Вверху еще бурлил праздник, и лишь немногочисленные группы возвращались, чтобы продолжить веселье дома. Из разных концов вагона слышался смех, с шипением открывались пробки. Откинувшись на спинку сидения, Андрос попытался задремать. Но память тут же стала прокручивать кадры совсем недавнего прошлого. На глазах появились слезы, и он не пытался их сдержать. В этом веселом вагоне вряд ли кто мог обратить внимание на одинокого плачущего мужчину. И вдруг Андрос заметил, что на него с сочувствием смотрит молодая женщина. В тот же миг мир дрогнул. Из какой-то иной реальности ворвалось живое человеческое участие и сострадание. А незнакомка уже шла к дверям вагона. Поправляя падающую с плеча сумочку, она лавировала между вытянутыми в проход ногами и пьяной публикой. Андрос смотрел, как закрываются автоматические двери, как она идет по платформе, постепенно отставая от набирающего скорость поезда. В движениях ее чувствовалась врожденная не предназначенная для внешнего эффекта грация. Отрешенная улыбка преображала худое мальчишеское лицо, делая его женственным и миловидным.
Гудящий мрак туннеля поглотил поезд. Темнота прыгала и стучала за окнами. Во влажной вагонной духоте пьяно покачивались заретушированные мерцающим светом фигуры. А он все еще мысленно обращался к незнакомке, шепча непривычное для него слово " сестра".
Их дом располагался в пяти минутах ходьбы от подземки. Переулок был тихий и уютный. Сделанные в старинном стиле фонари мягко освещали мостовую. Призывно мерцали витрины крошечных магазинчиков, где Марианн покупала хлеб, сладости, а иногда и мелкие красивые безделушки. Теперь этот маленький мирок существовал уже без нее. Все также светят фонари. Из хлебной лавки идет аромат свежеиспеченных булок. Круглоголовый усатый робот на углу торгует сигаретами и косметикой. В лавке бижутерии мучает продавца другая покупательница.
"Неужели мы приходим и уходим как брошенные в море камни! Короткий всплеск, несколько кругов волн и лазурная поверхность воды снова безмятежно чиста..."
Хотелось во весь голос крикнуть, что так не должно быть, что уход любого из нас общая боль. Но тут же он вспомнил, как они с Марианн оберегали свой домашний очаг от всего, что могло омрачить их счастье. И даже сейчас кроме своей беды он вряд ли сможет принять в себя еще и чужую.
У подъезда Андрос поднял вверх голову. Раньше он делал это чтобы посмотреть, пришла ли Марианн. Последние же недели просто по привычке смотрел на темные квадраты окон. Но сейчас взгляд вдруг споткнулся на горящем окне кухни. Время сначала остановилось, потом понеслось вперед бешеными рывками. Андрос почему-то забыл, что к услугам жильцов в их подъезде сразу несколько лифтов, и, задыхаясь от непривычной нагрузки, побежал по пожарному ходу. Под ногами мелькали ступени, сердце подлетало к самому горлу. Казалось, оно вот-вот вырвется и огненным мячиком запрыгает вниз по лестнице. Влетев на площадку, Андрос с размаху приложил ладонь к параметрическому замку. Дверь издевательски медленно ползла назад. Рискуя сломать механизм, он ворвался в квартиру. Автоматика услужливо зажгла подсветку в прихожей, но кухня и все комнаты были погружены в темноту.
Возможно, он перепутал этажи или обманулся отражением соседнего фонаря. Когда подсознательно ждешь чуда, принимаешь за огонь даже его слабый отблеск. Не снимая обуви, он обошел все комнаты. При его появление ярко вспыхнула потолочная люстра гостиной, интимно замерцали фонари-драконы в спальне, ожили лампы-грибы, наполнив уютным мягким светом кухню. Темнота убегала в дальние уголки, обнажая пустоту квартиры в которой уже больше никогда не появится Марианн. Чувствуя навалившуюся усталость, он опустился в кресло. Мягкая поверхность тут же заботливо приняла форму его тела. Кресло напротив смотрело на него с немым вопросом.
- Она больше не придет! - ответил ему Андрос. И опять из далеких закоулков памяти стали появляться призраки какой-то иной жизни:
... Сырой пронизывающий ветер гнал облака по холодно-синему небу. Хотелось как можно ближе подвинуться к костру, но пламя начинало лизать полы одежды, и снова приходилось отступать, погружаясь в бодрящее дыхание весеннего утра. Было холодно и неуютно, но рядом, протягивая к костру ладони, сидела Марианн. Капюшон скрывал верхнюю половину лица, но он видел под краем накидки ее глаза и улыбку...
Усилием воли Андрос вырвал себя из этого странного сна наяву.
"Сходишь с ума! Постарайся, начать новую жизнь, а то проведешь остаток дней в психатрической клинике."
Служебные обязанности Андрос теперь исполнял с особым рвением. В офисе вялое текущее время, преображалось в упругую субстанцию, пульсирующую в такт движению огромной машины. Но вечерами, когда наползала усталость, сознание, словно разомлевшая на солнцепеке свинья, стремилось погрузиться в тину ленивых растительных мыслишек. Вернувшись в квартиру, Андрос скидывал обувь, переодевался в мягкий не стесняющий тело халат, подкатывал к телевизору передвижную мини кухню, и предавался обжорству. На экране, занимавшем половину стены гостиной, преобладала тема пляжного сезона. В кадре мелькали пальмы, набегающие на белоснежный песок волны, счастливые лица, прикрытые лишь узкими полосками мини купальников разомлевшие на солнце роскошные женские тела. Откинувшись на кресло, он поглощал в себя этот коктейль из палящего солнца и сочной загорелой плоти, заедая его бесчисленным количеством крохотных сандвичей и пирожных. Соус и крем стекали по подбородку, оставляя на халате жирные пятна. Но постепенно наступало пресыщение. И вместе с отвратительной тяжестью в желудке приходил стыд и запоздалое раскаяние за свою слабость.
Иногда в перерывах между развлекательными фильмами и рекламными роликами показывали новости. Где-то происходили катастрофы, шли маленькие войны. Но все это воспринималось как экстремальное шоу. Живой интерес почему-то вызывали лишь судебные процессы над адептами ортодоксальной церкви. Кинокамера умело высвечивала лица фанатиков в самых невыгодных ракурсах. А голос за кадром рассказывал, как за призывами к аскетизму скрывались расчетливый обман и самый гнусный разврат. Репортажи вызывали двоякое чувство. Он не испытывал ни малейшей симпатии к обманщикам, но почему-то казалось, что разоблачители обкрадывают его, лишая робкой надежды на какую-то иную реальность. И снова являлись картины другого мира:
...Закутанные в плащи люди с худыми изможденными лицами и горящими глазами. Матерчатые тенты на деревянных повозках с незнакомыми символами на посеревшей от воды парусине. Вытянувшись длинной змеей, караван ползет в сторону округлых вершин раскисших под осенним дождем гор. И где-то там, среди скрипа колес, детского плача и криков возниц его ждала Марианн...
Чтобы преодолеть порок обжорства, Андрос взял за правило ужинать в дорогих ресторанах, где цены и сама обстановка не позволяли предаваться излишествам. Однако, здесь его поджидали искушения другого рода. Большинство посетителей приходили вдвоем на романтический ужин. Иногда большие компании шумно с хлопаньем пробок и смехом праздновали какое-то торжество. Полнокровная жизнь вокруг заставляла острее переживать ущербность собственного существования. Почему-то, казалось, что согнувшаяся над тарелкой одинокая фигура - оскорбление всеобщей гармонии. Хотя иногда Андрос замечал заинтересованные женские взгляды.
И вот однажды его вечернее одиночество было нарушено. Заказав бутылку вина и свое любимое блюдо, он занял столик в нише. Отсюда хорошо просматривался зал, при этом самому можно было оставаться в тени. Не успел Андрос взять бокал, как его бесцеремонно хлопнули по плечу. Над ухом прозвучало гортанное приветствие спортивного клуба, и на соседний стул опустился Носач.
Своим прозвищем коллега был обязан несоразмерно длинному носу. Впрочем, при явно аномальных размерах этот орган обоняния не портил жизнь владельцу и даже придавал загорелому мужественному лицу некоторую пикантность. Как и полагалась подобному типу героя, Носач был энергичен, временами резок, временами остроумен и полностью чужд всякой сентиментальности. Они были знакомы в основном по спортивному залу, и вот впервые судьба свела в совершенно иной обстановке.
- Старина, не вздумай говорить, что кого-то ждешь. Убью на месте!
Форменный платок-галстук, которым все сотрудники их корпорации на службе прикрывали шею, Носач повязал на особый "вольный фасон". Это был своеобразный ритуальный жест означавший: " Настало время разгула за гранью всех условностей и правил". Негласным этическим кодексом корпорации подобные срывы даже поощрялись. На какое-то время надо дать выход эмоциям и инстинктам, а потом платок возвращается на подобающее место, и человек снова становиться дисциплинированным сотрудником. Но сейчас маслянистые глаза коллеги подсвечивались энергетикой какого-то крепкого напитка, и в голосе ощущался сокрушительный напор:
- Представляешь, один мерзавец бросил меня в когти трех пташек и сам решил исчезнуть. Ладно бы двух, но три - это уже слишком! Так что придется тебе, старик, за него отдуваться.
Пока Андроса тащили к столику в дальнем конце зала, он успел подумать, что возможно некий "мерзавец" исчез навсегда, как и Марианн. И вот уже найдена замена, разноцветное колесо жизни продолжает вращаться, а еще одна человеческая судьба отлетает от него словно комок мокрой глины.
"Пташки" встретили их дружным щебетанием, переходящим в орлиный клекот. Не успел Андрос опуститься на стул, как миловидное белокурое существо протянуло ему бокал, где искрилась и шипела энергия. Пестрое колесо, набирая обороты, закрутилось быстрее. И как в калейдоскопе замелькали кадры увеселительных заведений, Салонов Грез, утопающие в развратном полумраке номера отелей.
Пресыщение, еще более тяжелое и стыдное чем от домашнего обжорства, наступило к вечеру последующего дня. Хотя, вполне возможно, успело придти утро. Он трезвел и приходил в себя в пропитанной липкими парами и неприятными запахами темноте, где невозможно было определить время суток. Заставив себя подняться, он двинулся на ощупь искать выход. Пока шел, руки то и дело натыкались на что-то горячее, потное, телесное. Наконец ладони нащупали дверной проем. Уткнувшись в пластиковую перегородку, вышиб ее плечом, полной грудью вдохнул холодный воздух, но вместо радости ощутил ужас. Вокруг был совершенно другой мир - незнакомый, отталкивающий, страшный. Теплое благоухающее лето в одночасье сменила промозглая зима. Ярко освещенные многолюдные улицы превратились в пустынные трущобы. Город Удовольствий развернулся перед ним своей жуткой изнанкой. А, может быть, это был какой-то другой город?
Скатившись по обледенелым ступенькам лестницы, он рухнул коленями в сугроб. Темные каркасы домов хищно смотрели на него заколоченными глазницами окон. Нависшее над крышами свинцовое небо сыпало на землю крупные холопья темного снега. С ужасом Андрос начал осознавать, что возможно именно сюда попадают все, кто исчез. Первым порывом было кинуться назад в теплую душную темноту. Скользя по грязной наледи покатых ступеней, он пополз верх, но увидел перед собой только глухую кирпичную стену.
Ветер нес черный снег над пустынными улицами. Липкие хлопья падали на лицо, попадали за воротник. Некоторые из заколоченных домов казались обитаемыми. Гнилушные огоньки возникали и исчезали в пустых глазницах окон. Иногда в оконном проеме появлялось чье-то бледное уродливое лицо. Кое-где в полуподвальных помещениях можно было увидеть пылающий очаг. Пахло подгорелой пищей, слышались приглушенные голоса, и на прокопченных стенах двигались черные пугающие тени. Но, несмотря на озноб, Андрос даже не делал попыток зайти на огонек. Время застыло в дурной темной бесконечности. Он уже не шел, а перебирал ногами в холодном месиве черной воды и снега, когда возле одного из зданий словно ударило током. Скользя по обледенелым ступенькам, Андрос спустился в чернеющую впереди полуподвальную пещеру. Внутри отвратительно пахло застарелой копотью. Закутанные в тряпье люди молча сидели у костров протягивая к огню ладони. Проходя мимо, он скользил взглядом по болезненно бледным лицам. На него никто не обращал внимание. Но неожиданно одна из женщин, вскрикнув, откинула назад капюшон. Она сильно изменилась, но Андрос все-таки узнал Марианн!
Уже вдвоем они снова оказались на заваленной черным снегом улице. Боясь, что она опять исчезнет, Андрос крепко держал руку любимой. Марианн же не переставая рассказывала, как ей было тоскливо и страшно. О том, что в эту мрачную клоаку неизбежно попадает большая часть обитателей Города Удовольствий. Она не желала такой же судьбы для него, и все же надеялась, что Андрос однажды появится здесь, чтобы ее забрать.
Он уверенно тянул ее за собой, хотя и не знал, куда они идут. А Марианн продолжала рассказывать, как в еще одной жизни, они тоже были вместе и руководили переселением спасавшейся от гонений религиозной общины. Что тогда, не выдержав постоянной опасности и лишений, прокляли судьбу, за что и оказались в таком коварном месте, как Город Удовольствий.
Устремляя глаза в унылую бесконечность пустой улицы, Андрос вел за собой Марианн. Из какой-то глубинной памяти, словно кадры исторического фильма, всплывали видения разбитой колесами дороги, костры под звездным ночным небом, летящие стрелы, раскрашенные лица дикарей, атакующих лагерь переселенцев. Но потом видения исчезли. Утопая в снегу, он снова брел среди домов с пустыми оконными глазницами. Из прежних жизней осталась только рука любимой в его ладони. И вдруг светлый луч разрезал свинцовые пелену над крышами, и он уже наяву увидел уходящую в небо вереницу повозок. Собрав последние силы, Андрос потянул за собой Марианн и они двинулись вслед за уходящим караваном.
Утопая по колено в рыхлом холодном снегу, они то и дело падали, но, помогая друг другу подняться, упорно продолжали двигаться дальше. За спиной остались дома, впереди раскинулось бесконечное поле. Идти не стало легче, но не было больше давящей тяжести мертвой улицы. И постепенно небо стало светлеть, а снег на глазах таять. Под ногами стали проявляться проталины, потом впереди заблестела лента реки. На высоком противоположном берегу зеленела молодая трава, за кронами деревьев проглядывали соломенные крыши домов. А в вышине расплескалось голубое весеннее небо. Боясь оглядываться назад, они подошли к самой кромке воды. Марианн прижалась к плечу Андроса и прошептала:
- Мне кажется это наша новая жизнь!
Андрос хотел ответит, но не успел. В следующий миг они, словно снеговики, начали растворяться под теплыми лучами солнца.
В теплый весенний день в деревне случилось радостное событие. В один и тот же час в двух семьях появились на свет дети. Родились мальчик и девочка. В этом сразу увидели добрый знак. Жители забытого Богом и властями местечка редко позволяли себе устроить праздник, но рождение малышей решили отметить. На маленькой деревенской площади выставили столы. Принесли самодельное вино, в складчину собрали продукты. До позднего вечера продолжалось веселье. Поздравляя счастливых родителей, соседи, кто в шутку, кто всерьез говорили, что новорожденным просто суждено в будущем стать женою и мужем.