Ветер дул с каждой секундой все сильнее и сильнее, буквально сбивая его с ног своей яростью. Но Ганс уже мало обращал внимания, на такие вещи, как ветер. Его ладони и пальцы были разбиты, на них образовалась кровяная корка. Ноги болели, и казалось, икры сейчас разорвутся от напряжения. Так что, мелочи, вроде, сильных потоков воздуха, не приносили ничего кроме раздражения. Ганс карабкался по черной скале, руки то и дело соскальзывали с мокрого камня. С неба лил сильный дождь, и как, легко можно было догадаться, на земле собирался ураган.
-Лишь бы успеть до перевала, -проскрежетал Ганс, подтянувшись на очередном уступе, -а оттуда уже можно спокойно уходить в Лес.
Рука в очередной раз соскользнула, но он смог удержать равновесие и прижаться к жесткой горной породе. Ганс понимал, что сейчас рискует жизнью, как никогда, и одно неловкое движение может стоить ему жизни. Он сорвется с высоты тридцать метров, и, пролетев с жутким ором несколько секунд приложиться головой об острые камни. Однако желание оказаться свободным, а не в плену, было сильнее, и поэтому он не останавливался. Подтянувшись еще немного, он сделал отчаянный рывок и вылез наверх. Теперь можно было отдышаться и привести сердцебиение в порядок. Но он неожиданно заметил впереди какое-то свечение.
-Похоже везет! -ухмыльнулся Ганс вставая на ноги.
Теперь надо было бежать к этому дому, а там возможно найти приют на какое-то время. По крайней мере, можно будет слегка отдохнуть.
Ганс помнил, как вместе с Джоулем, угодил в местную тюрьму по совершено нелепому делу. Они ограбили в подворотне какого-то купца, но тот стал отбиваться, и Ганс всадил ему нож в горло. Купец тихонько вскрикнул и повалился к стене дома. На беду двух грабителей, мимо проходил стражник и все видел. Он попытался задержать Ганса и Джоуля, но те оказались проворнее, и растворились в хитросплетении дворовых улочек. На беду, их сдал один барыга, у которого они решили залечь, на некоторое время.
Ганса и его друга бросили в тюрьму, и надзиратель еще так мерзко ухмыльнулся и провел большим пальцем по горлу. Да, действительно, за такое преступление как убийство стражника, их обоих должны были вздернуть. Что ж поделать. Наверное, это судьба. Но Ганс не верил в судьбу, а Джоуль верил. И поэтому он сейчас лежал мертвый с простреленной головой у городских ворот, а Ганс карабкался по склону. Если в побеге участвуют двое, спастись может только один, второй лишь для ложного следа. Ганс знал и это.
Полоска света впереди постепенно сделалась маленьким миражом и растворилась в пустоте, словно ее и не было вовсе.
-Дьявол! -заорал он ударив кулаком по земле. Кожа попала на острый камень и, прорвавшись, выпустила наружу немного крови. Он закричал от боли и от ярости и всхлипнул, понимая, что воображение сыграло с ним довольно жестокую шутку, не было никакого света впереди, лишь миражи. Теперь не было шанса найти дом и побыть в нем хоть какое-то время, надо было двигаться дальше.
Ураган меж тем, все явственнее заявлял о себе, сшибая наземь кустики и выворачивая наружу их слабенькие корешки. Грязные черные листья, даже не прошлогодние, а пятилетней давности, вились вокруг в каком-то ужасающем потоке воздуха, он словно живой танцевал вокруг Ганса и смеялся тихим беззвучным смехом, радуясь тому, что человек может в скором времени лишиться своей головы.
-А может они за мной не пойдут? -безо всякой уверенности спросил он сам у себя, -такая погода, что лучше сидеть дома и не вылезать...
Он знал, что это не так. Солдаты озверели после убийств, и теперь не остановятся до тех пор, пока не найдут Ганса и не обагрят свои руки его тепленькой красненькой. Одного Джоуля им явно будет мало.
Лес постепенно проглотил весь ветер, и теперь стало гораздо легче идти. Во всяком случае, он задувал теперь или только спереди, или только сзади. Отплевываясь и отфыркиваясь от грязи и воды, Ганс продирался вперед, тяжело дыша как после килограмма табаку. Неожиданно в глаз ему что-то попало.
-Ах, дерьмо! -выругался Ганс, -какого черта.
Вокруг него в маленьком ветреном смерче, извивались черные листья, продолжая свой дьявольский танец, и не желая намокать.
-Проклятье! -взревел Ганс кинувшись вперед.
Несколько листочков расступились, а затем принялись кружить вокруг него, делая Ганса частью этого безумного хоровода.
-Мы твои друзья, -весело хихикали черные листья детскими голосочками, -мы хотим с тобой поиграть! Немножко поиграть!
-Идите вон! -прохрипел Ганс, понимая что медленно сходит с ума. Вот она кара за все его убийства. Сколько их было? Десяток? Сотня? Он уже не мог вспомнить и никогда не считал своих жертв. Потому, как и не нужно было ему знать, как звали убитых солдат и крестьян. Ганс знал одно, у них могут быть деньги, а за деньги можно жить как нормальный человек. И потому он поступал, как считал нужным.
-Поиграем? -снова прохохотали листики, и голоса стали делиться на множества неузнаваемых частей, с каждым новым звуком в этот ужасающий оркестр добавлялся кто-то новый и каждый наперебой что-то твердил Гансу. Теперь здесь были не только предложения сыграть в неведомую игру, но и те кто твердил ему, что он навечно будет брошен в этом лесу. Не будет для него ни жизни не смерти. Не будет ни ада, ни рая, кругом наступает вечная ночь и не приглядная тьма, выделяясь на общем фоне только черными-черными листьями, чья злоба настолько древняя и неистребимая, что даже вечная темнота и мрак, делаются чем-то светлым и понятным.
Ганс понял, что бежит по грязной дороге. Он несколько раз падал, напоролся правой рукой на острый сук и взвыл от боли. Обломок палки торчал прямо возле локтевого сгиба, и из раны медленно вытекала кровь, похоже, этот удар повредил вену. Ганс попытался вырвать из своего тела посторонний предмет, но как только схватился за палку, понял, что если попытается сделать, это то умрет от боли.
-Мне просто нужен врач! -как-то радостно подумал он, -просто человек который сможет вынуть из меня эту дрянь и заштопать как надо и не возникнет никаких проблем!
Он поднялся на ноги, и понял даже смог немного успокоиться. Не было никаких листьев, это просто его фантазия разыгралась, а сейчас необходимо пересечь лес и утром найти врача, чтобы он осмотрел рану. Все это он успел подумать в один краткий миг, а затем осознал, что возможно и не дотянет до рассвета. Кровь как видно не собиралась останавливаться, а темным ручьем продолжала хлестать наружу, медленно стекая по руке и падая в сырую и без того, насквозь промокшую землю.
-Это какой-то кошмар! Такого не может быть!
Острая палка слегка дернулась, и Ганс увидел, что это не палка, а грязный и извивающийся червяк. Он скользил туда-сюда в человеческой плоти, всасывая кровь через свое жирное и раздувшееся тело. Ганс стоял не в силах пошевелиться, ощущая, как внутри него движется живая тварь. Чуть помедлив, червяк начал таять на глазах, превращаясь в маленькие черные листочки, похожие на хлопья пепла от сгоревшей газеты. Они взмывали к небу, образую на дождевом фоне мрачные тучи, похожие на рой мошкары.
Ганс, до этого парализованный ужасом, рухнул на землю, глядя в небо и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Лишь смотрел как медленно и планомерно к нему приближается черный рой, который спустя несколько мгновений, облепил его всего, с ног до головы. Черные листья ложились на веки, моментально впитываясь в нежную кожу. Они забирались под мышки, впитывались в поры и все глубже лезли в его сердце. Глаз лопнул и Ганс где-то в отдаленном уголке своего сознания понял, что бешено, орет и никак не может остановиться. Он изгибался в диких конвульсиях, чувствуя, как ногти отслаиваются, а пуповина медленно расползается как снежный ком под солнечным светом.
Он застонал. Кругом стояла сплошная чернота. Он буквально мог дотронуться до нее, пощупать и положить в карман. Внезапно рука наткнулась на что-то жесткое в этой пустоте, а затем из небытия выплыл лик огромного паука, ужаснее которого Ганс не видел за всю свою жизнь. Паук глядел на него безо всякого выражения, медленно шевеля заостренными челюстями. Ганс попытался отпихнуть паучье рыло от себя, насколько это было возможно. Он перевернулся в черном киселе, уперся в острую морду ногами, и оттолкнулся изо всех сил. Паук стал таять в черном бархате и Ганс понял, что снова может стоять на ногах, и даже чувствовал, как ноги несут его по размытой тропинке. Чернота слетала с тела такими же лоскутами, как и легла. Он не знал что делать. Все мысли давно исчезли из головы, осталось одно всеобъемлющее понятие ужаса. Ужас держал его за сердце, там, откуда не выполз черный мрак. И из этого мрака стал выползать паук. Он сделался таким же реальным как деревья или кусты, как проливной дождь или черные листья. Ганс не видел ничего этого. Он только лишь бежал вперед, по тропинке, которая уже давно превратилась в широкую дорогу, а впереди замаячили какие-то постройки. Ганс захлебываясь слезами и дико вопя, несся к этим островкам разумного и живого в черном лесу, в настоящем понимании ада. Чего стоят все эти колесницы обитые железом и нарисованные черти, когда вот он ад! Ганс испытал его на своей шкуре.
Он подбежал к самому большому зданию и понял что это храм. Древний, и похоже давно заброшенный храм, каких-то неизвестных богов. По разбитым каменным колоннам струилась лоза, оплетая большую часть фундамента. И по все стене были видны трещины и следы разрушения. Грянул гром, и очередная молния осветила изголовья храма. Тонкий изящный паук, направляя свои конечности кверху, плотно прижимался к крыше храма, срастаясь с ним в одно целое.
Ганс вскрикнул и закрыл лицо руками. Он увидел, что стоит у высокой статуи, человека в балахоне, который опустил лицо вниз. Человек стоял оперевшись руками на широкий меч внушительных размеров. Меч как будто был живым. Кругом стояла темнота, но мрак казалось, совсем не касался его белой каменной поверхности. Рукоять словно была защищена от дождя и времени. Ганс понял, что если бы на свете был идеальный меч, то он выглядел бы именно так. Неожиданно, каменные пальцы, сжимающие оружие дрогнули, и статуя подняла голову.
-Ты необычный человек Ганс, -сказал некто в черном балахоне, -ты пришел к Храму Йедадаха, Храму которому столько лет, сколько капель воды во всех морях и озерах мира. Ты смог спастись, даже сам того не зная.
-Кто ты!? -заорал Ганс тонким голосом, словно ему прижали яйца, -что кругом твориться!! Такого не бывает в жизни!
-Ты виновен Ганс, -все таким же бесстрастным голосом продолжал Оживший Монумент, -ты убил и ты виновен.
Немезида скинул капюшон, и я посмотрел на человека. Вмиг его тело пронзила игла боли. Он свалился на землю, стал бить конечностями по грязи, и изо рта его потекла белая пена.
-Я не могу тебя убить, -сказал Немезида, -я забыл про этот Храм, и этим ты смог провести меня. Тот, кто приходит к Храму Нерубу, одному из Сыновей Йедадаха, приходит и к самому Темному Богу.
-Не н... н.. е убьешь? -прохрипел человек глядя на меня своими потухшими глазами. К нему медленно возвращался рассудок. Он поднялся с земли и, пошатываясь, смотрел на меня.
-Я сделаю то что ты сейчас скажешь мне, -ответил Немезида, - таково правило Великого Равновесия.
Человек улыбнулся. Его безумное лицо выражало смесь страха, животного ликования и боли. Он еще не успел подумать, а я видел, что он хочет пожелать. Сначала человек подумал перенестись домой, но расхохотался в своем сознании, он не хотел погибнуть от рук солдат. Затем Немезида увидел, как он просчитывает варианты своего избавления, и сказал, решив, что победил:
-Я хочу спастись! -воскликнул он, -я хочу выбраться из этого черного леса! Сейчас же!
Немезида тут же вскинул меч и пронзил грудь человека острым концом. Тот раскрыл в удивлении рот, а я глубже вонзил в его плоть острое каменное острие, ломая и хрустя ребрами, вонзая его в сердце и мясо. Изо рта человека полилась кровь, а я Немезида шагнув вниз, насадил человека по самую рукоять и поднял с земли.
-Ты пожелал, -сказал я, -ты спасен. Твое спасение в Возмездии, и ты покинешь лес сейчас же, вместе со мной.
Ганс понимал что умирает, но почему-то находил в себе силы щупать острый камень, что пронзил его тело. Под ногами, там далеко внизу, были грозовые облака, которые сверху казались не такими уж и страшными. А вот вверху над Гансом парил гигантский паук, пощелкивая челюстями и крепко сжимая меч крючковатыми лапами. Ганс вдруг понял, что ужас только начался, а будет ли ему когда-то конец? Он точно знал ответ на этот вопрос.