В первые секунды он не понял, где находится. Все вокруг скрывала какая-то, едва заметно, движущаяся дымка. Она позволяла видеть лишь очертания предметов окружения, но разглядеть отдельные мелкие детали было сложно или попросту невозможно. Небо имело равномерно серый цвет, вернее его закрывала та же серая пелена, как и вообще все, что находилось дальше сотни-другой метров.
"Где я? Что со мной произошло?" - череда вопросов, роящихся в голове, становилась все больше, в отличие от ответов, коих не было пока ни одного. Что-то случилось с памятью - то и дело всплывали лишь обрывки воспоминаний из прошлой жизни, но цельную картину собрать не получалось. Учитывая обстоятельства, мысль о прошлой жизни могла оказаться чем-то большим, чем простой фигурой речи. От подобных размышлений по спине пробежали мурашки, а вот это уже можно было расценить, как хороший знак, во всяком случае ему хотелось в это верить.
Место, в котором он сейчас находится, хорошо ему знакомо, его было бы довольно сложно не узнать, даже через непонятную белую пелену. Это место он каждый день видел, возвращаясь с работы, каждый день он чувствовал радость и легкий трепет от предвкушения отдыха после трудного рабочего дня. Но сейчас чувство скорого уюта и расслабления для разума смешивалось с чувством все возрастающей тревоги; непривычно все это было видеть настолько безжизненным и покинутым.
Первый шаг дался ему немного сложно, потому что вместо ожидаемой твердой поверхности, нога ступила на что-то мягкое, похожее на вату, но при этом достаточно плотное, поэтому сохранить равновесие не составило никакой проблемы. Он зашагал по середине проезжей части, не беспокоясь об автомобилях или о наложении штрафа. Последнему он сейчас был бы только рад, ведь это открывало перспективы узнать у представителя закона о том, где он находится и что, собственно говоря, происходит, но, к сожалению, вокруг не было ни души.
Вот и знакомый ему перекресток, с покосившимся на проводах светофором, лампочки которого теперь одинаково бесцветны, что делает предназначение устройства совершенно бессмысленным. Знакомая крышка люка посреди дороги, почти закатанная в асфальт, хотя здесь это и не бросается в глаза - тут все немного сливается друг с другом. Почтовое отделение, в котором он время от времени забирал редкие посылки. Продуктовый магазин, вросший в первый этаж жилого дома, смотрится сейчас непривычно и даже немного зловеще - бесконечные полки витрин с отсутствующими на них товарами и углы помещения, утопающие в темноте - лишают магазин остатков былой внешней приветливости.
Он остановился, обратив взгляд на узкий проулок, дальний конец которого утопал в темноте и неизвестности; ему ни разу не доводилось зайти туда. Наверное, за узкой улочкой расположен уютный или не очень дворик с, возможно, качелями, турником, беседкой, но кроме пустых догадок оперировать здесь чем-то еще не представлялось возможным. Он зашел в проулок и провел рукой по стене ближайшего дома. Что-то очень мягкое, почти невесомое, похожее на поток воздуха, за которым скрывается едва уловимая шершавость, присущая кирпичной кладке, если верить воспоминаниям из далекого детства. Путь дальше преграждала непроглядная тьма, похожая на туман, сгустившийся в этом месте. Впрочем, что-то ему подсказывало, что дело, скорее всего, обстояло наоборот: все окружение являло собой обретший осязаемую плотность туман, витающий в бесконечном нигде. Он поднес ладонь к границе тьмы и почувствовал легкое покалывание в кончиках пальцев, как при онемении, а сама рука сделалась полупрозрачной. На удивление, практически какое-либо сопротивление отсутствовало. Помедлив, он сунул руку дальше. Ощущения усилились, покалывания стали практически нестерпимыми, добавилось холодное жжение, а сама кисть полностью исчезла в темноте. Попытка сжать кулак не увенчалась успехом, рука словно перестала существовать или начисто лишилась сил и контроля. Он испугался, рванув ее обратно на себя. К счастью, всякое покалывание тут же прекратилось, и рука обрела свой прежний функционал. Решив, что подобные эксперименты пока могут подождать, он вышел из проулка и направился к автобусной остановке, за которой находился его дом.
Дверь в квартиру оказалась закрытой, но стоило ему чуть приблизиться к ней, как она сама собой растворилась в воздухе, открыв взгляду привычную и некогда уютную обстановку за ней. Очертания предметов были гораздо четче, чем снаружи, но тоже время от времени нарушались сами собой, подергиваясь серой дымкой. Если долго всматриваться, то рисунок на обоях легко различался, со всеми его завитушками и мельчайшими деталями, а текстура наощупь была до боли знакомой и создавала успокаивающий эффект реальности происходящего. Горячий кофе и мягкий диван пришлись бы сейчас как нельзя кстати, вот только чашку какой-то потусторонний шутник словно приварил к столу и оторвать ее от поверхности было попросту невозможно, да и насчет работоспособности газовой плиты сомнений тоже никаких не оставалось.
То что все вокруг выглядит как его квартира, сомнений никаких не было, но в то же время он не чувствовал себя дома, окружение было чуждым, лишенным возможности взаимодействия, это была просто иллюзия, какое-то нагромождение непонятной материи, принявшей форму повседневных вещей.
Он остановил взгляд на часах возле телевизора, тиканье которых пугало во время бессонных ночей, неумолимо сигнализируя о приближении утренних забот. Часы стояли на том самом месте, где и всегда, только проку от них сейчас не было никакого, так как на циферблате отсутствовали стрелки. Он, словно загипнотизированный, смотрел на цифры, выстроенные по окружности, пока не услышал размеренное тиканье, но только лишь на пару секунд, слишком малый промежуток времени, чтобы нельзя было списать это на простую игру воображения.
Тоскливая ностальгия по предметам вокруг довольно быстро замещалась стеснением, неуместностью его пребывания здесь. Он вдруг остро почувствовал себя призраком, не желающим проститься с родным участком материального мира, принадлежащим теперь уже не ему. Рано или поздно новые владельцы установят здесь свои порядки: стены будут оклеены другими обоями, старые вещи найдут свое последнее пристанище на свалке или в костре, ванная с изрядно потрепанной эмалью будет вывезена и заменена новой, а плитка выложена каким-то другим замысловатым рисунком, создающим свежую атмосферу. Эти мысли породили страх о том, что метаморфозы с окружением начнут происходить прямо сейчас у него на глазах, быть может, планомерно окутывая его прежнее обиталище колкой и холодной темнотой, в которой растворится в конце концов и он сам. Этот страх заставил его покинуть квартиру и отправиться на улицу, подальше от бессильного созерцания неминуемого.
- Ээ-эй! - вдруг закричал он что есть мочи, выйдя на середину дороги.
Обычно в такой местности эхо должно быть необычайно сильным, но сейчас его было совсем не слышно. Само пространство словно проглотило крик, не давая звуку распространиться дальше нескольких метров. А может быть и вовсе никакого крика не было, кроме как в его воображении.
- Кто-нибудь! Отзовитесь! - На этот раз он сложил ладони рупором и задал направление своего крика вдоль улицы, однако эффект был точно тем же что и первый раз, - он не услышал ни ответа, ни отражения звука своего голоса.
Продолжать надрывать голосовые связки виделось ему бесперспективным занятием; он вернулся к автобусной остановке и сел на скамейку, погрузившись в мрачные думы.
"Полный бред! Как такое вообще возможно? Что теперь делать и куда идти?" - рой мыслей беспорядочно вертелся и рос в голове, угрожая разорвать ее изнутри. Упорядочить все это, заставив повиноваться законам логики, мешало нарастающее ощущение боязни проторчать здесь одному целую вечность и сойти в итоге с ума, а может быть, - кто знает, что из этого хуже, - слиться с окружением. Превратиться в такой же колышущийся подернутый дымкой мираж, безжизненную статую, потеряв счет времени, лишившись ощущений и восприятия местоположения в пространстве. Быть может процесс уже пошел и осязание уже начало давать сбой, - воздух вокруг казался ни холодным, ни теплым, лучше всего для его описания подходило слово: "никаким".
"Есть ли он вообще, этот самый воздух? Осталась ли у него потребность дышать?" - Ответить на животрепещущие вопросы можно было лишь одним способом: попробовать задержать дыхание. Он сконцентрировался на собственных ощущениях и замер без движения. По прошествии минуты от начала эксперимента, стало ясно, что дышать ему по-прежнему ни капли не хочется. От этого открытия по спине пробежал неприятный холодок. Через какое-то время он снова почувствовал холодок, но уже на лице, и это скорее было похоже на легкое дуновение ветра. Вместе с этим он заметил, что колышущийся туман слегка дернулся и заплясал шустрее вместе с этим дуновением.
Являлось ли это порождением отчаявшегося разума или нет - не имело значения, - он решил встать и направиться в ту сторону, куда, как ему показалось, подул ветер. Все это не было галлюцинацией, и спустя какое-то время ветер ощущался уже значительно сильнее, временами его порывы словно бы нашептывали что-то успокаивающее на уши. Ветер не был теплым, но и не заставлял мерзнуть, скорее он представлял собой приятную прохладу, которая так желанно порой приходила после знойного летнего дня.
Когда ветер уже стал незыблемым спутником, взору явилась картина, заставившая его замереть на некоторое время. Над привычным урбанистическим пейзажем, укрываемым вездесущим серым туманом, возвышался огромный цилиндрический объект, похожий на башню, уходящую в небо. Именно в ту сторону подгоняли его неведомо откуда ранее взявшиеся воздушные потоки. С такого расстояния было сложно различить что-то, но одно оставалось очевидным фактом - в городе, который он помнит, подобных башен никогда не существовало, да и вообще конструкция выглядела так, словно не принадлежала этому месту.
"Там где загадка, может быть и ответ" - Подумал он и зашагал дальше.
Воздушные массы рвались вперед с такой силой, что, казалось, даже если расслабиться и попытаться упасть на спину, невидимые мягкие потоки подхватят его и не дадут этому произойти. Ветер теперь уже не шептал, а свистел и завывал, подгоняя к башне, которая чем становилась ближе, тем выше смотрелась, но самой верхушки по-прежнему не было видно, только лишь обозримая высота ее все время увеличивалась.
"Неужели человек?" - Он вышел на проспект и увидел вдалеке неподвижно стоящую фигуру. Расстояние с незнакомцем быстро сокращалось, потому что теперь его подгоняли не только потоки воздуха, буквально несшие его на своих могучих плечах, но и тяга разрешить накопившееся вопросы. По мере приближения к башне, направление воздуха постепенно менялось, теперь оно приобрело еще и небольшой вертикальный уклон. Даже становилось немного страшно от того, что стоит только легонько подпрыгнуть, как его моментально унесет далеко ввысь и выбросит на этот раз в какой-нибудь стране оз. Проверять подобную теорию ему, конечно же, не хотелось, тем более сейчас, когда буквально в сотне метрах стоял человек, - теперь уже сомнений в этом никаких не было, - потенциально могущий дать желанные ответы. Кричать ему тоже не хотелось, скорее всего, окружающий шум свел бы его тщетные попытки на нет.
Десять шагов, пять, два, один. Он словно провалился в пустоту, сделав последний шаг из стены практически вертикально дующего ветра. Стихия сменилась безмятежностью и тишиной - словно он шагнул в центр гигантского торнадо, - оставив только слабый звон в ушах в качестве напоминания о себе.
Все внутри круга выглядело иначе - никакого намека на белую дымку на поверхностях предметов, что, контрастируя с остальным, придавало им особую реалистичность. Сама площадь имела вид окружности довольно большого диаметра. Каждый кирпичик брусчатки, которой был замощен пол, обладал уникальной причудливой формой из-за различающегося количества граней, которые, тем не менее, были идеально подогнаны друг к другу. Должно быть, у строителей данного места ушла уйма времени, чтобы выложить все так аккуратно и ровно. В центре площади стоял человек, с каким-то большим блокнотом в руках. Этот человек даже не удосужился повернуться в сторону нового посетителя. Неподалеку от него возвышалась та самая огромная башня. Теперь было понятно, что это высоченная шахта лифта, уходящая в небо. Над дверьми висел большой круглый экран, в текущий момент, судя по всему, не работающий.
- Здравствуйте, - обратился он к не подающему никаких признаков интереса человеку.
- И я рад вас приветствовать, милсдарь, - человек все-таки повернулся в его сторону на пару мгновений, но затем снова отвел взгляд к блокноту.
- Не подскажете, где я нахожусь? - спросил он немного робко, смущаясь от странности своего вопроса.
- Вам и самим это прекрасно известно. Если угодно, можете называть обитель сию прибежищем для успокоения ума и перехода в надлежащее состояние души, коль близки вам оные мотивы. - Собеседник был одет весьма старомодно: черный фрак, белая рубашка под ним, черные же брюки, гладко выбритое лицо, а в глазу поблескивал монокль. Человек не отрывал взгляда от блокнота, перелистывал страницы и что-то постоянно в нем искал.
Потребовалось какое-то время, чтобы обдумать сказанное странным незнакомцем. Он ощущал себя нашкодившим школяром, который теперь не совсем понимает, то ли ему начать оправдываться, то ли справляться о своей дальнейшей судьбе, смирившись с ней. Движение в периферийном зрении прервало его размышления. Он повернул голову и увидел там старушку, которая медленно двигалась в стене воздушных потоков. Ее просторные одежды беспорядочно развевались, делая старушку похожей на большую медузу, неуклюже плывущую в бурном течении.
Вот она шагнула в островок безмятежности и тишины, помедлила и продолжала идти, прихрамывая, взор ее был приклеен лишь к странноватому господину с моноклем, а улыбающееся лицо буквально источало счастье и гармонию. Бросив быстрый взгляд на неуверенно выглядящего молодого человека, она, поняв, что это не тот, кто ей нужен, обратилась к человеку с моноклем:
- Сынок, куда мне идтить-то теперь?
Человек глянул на бабушку, перевел взгляд на свой любимый блокнот, перевернул пару страниц, прочитал там что-то (или сделал вид, что прочитал), затем поднял правую руку, указывая ладонью на большой круглый экран над лифтом. На экране никаких изменений заметно не было - все то же беловато-серое полотно за чуть выпуклым стеклом, весящим, по прикидкам, добрую сотню килограмм, настолько создавало оно внушительное впечатление. Человек с моноклем стал загибать пальцы с периодичностью в секунду, а когда сжал кулак полностью, исполнил что-то вроде поклона и указал обеими руками на лифт, приглашая гостью пройти туда.
Бабушка хлопнула в ладоши, улыбка стала еще шире, если это было вообще возможно, в уголках глаз выступили слезы.
- Спасибо, ребятушки. Дай вам Бог! - Обратилась она сразу к обоим, светясь от счастья и умиления. - Наконец-то, конец мукам и лишениям земным!
Смахнув с глаз слезы большим платком, взявшимся откуда-то из кармана, она, придерживая подолы платья, захромала к лифту. Полукруглые двери беззвучно разошлись в стороны при приближении бабушки, словно снабженные невидимым датчиком движения, но удивляться в данной ситуации было особо нечему.
- Ну и здоровая же, окаянная! - Она развела руками, запрокинув голову ввысь, затем повернулась назад, словно ища понимания, фыркнула от смеха, повернулась вперед и вошла в лифт.
Двери медленно и беззвучно закрылись, и платформа, служившая полом, плавно пришла в движение, поднимаясь вверх. Она вместе со старушкой двигалась все быстрее и быстрее, пока полностью не скрылась из видимости в сером тумане. Под той, которая улетела вверх, обнаружилась еще одна такая же, чуть поднимающаяся, чтобы занять место прежней. Конструкция, несмотря на свою непостижимую высоту, - верхушки не было видно, даже если стоять непосредственно у подножья, - стояла крепко. Двери представляли собой витиеватые узоры замысловатых форм, похожие то ли на листья, то ли на языки пламени, но сложность целой картины поражала воображение. Никакому мастеру бы не хватило и жизни, чтобы сделать подобную работу, можно было подумать, что использовалась автоматическая система; даже сам узор подобной красоты и сложности придумать человеку, казалось, не под силу. Материал, из которого состояли двери был похож на какой-то благородный металл, что-то вроде серебра, но с позолотой. Сама шахта имела матово серый окрас, а если постучать по опоре кулаком, то, опираясь на звук, можно прийти к выводу, что она, скорее всего, не полая. Единственная движущаяся часть конструкции, кроме дверей, - платформа, которая несколько минут назад подняла счастливую старушку наверх - смотрелась внушительно и тоже создавала ощущение монолитного объекта; изучить ее поближе не представлялось возможным, так как двери никак не реагировали и не собирались открываться. Платформа не соединялась с опорами, просто находилась между ними и, видимо, приводилась в движение какими-то магнитными силами.
Он вернулся на то место, где несколько минут назад стояла радостная старушка.
"Вот уж было бы чему радоваться." - подумалось ему. Никаких внятных намеков на что-то конкретное, ожидающее там наверху, он пока не получил. Единственное, о чем можно было сказать наверняка, так это о техническом развитии, которое, безусловно, превосходило все то, что ему довелось видеть при жизни до момента прибытия сюда.
- Могу ли я тоже, кхм, - он слегка замялся, а затем кивнул на лифт, - туда?
Человек смерил его взглядом, нахмурив брови, и вернулся к изучению блокнота, перелистнул пару страниц, поводил по ним пальцем.
Что если лифт повезет его не наверх, а вниз? Отправится прямиком куда-нибудь в лес страданий, рухнет там, обрекая его на вечные мучения. Не слишком приятное времяпрепровождение, особенно когда твои корни прочно погружены в напитанную кровью почву, а вместо общения ты вынужден слушать стоны таких же несчастных. Хотя, может, ему там самое место? Но какой во всем этом смысл, если все равно ничего уже изменить нельзя?
"Да черт его знает." - он прикусил язык, решив, что, хоть пока ничего конкретного и не известно, лучше не употреблять подобные слова, чтобы не оскорбить кого-нибудь ненароком.
Странное зрелище, когда в тоненьком блокноте переворачивается сотня-другая страниц практически единовременно, словно тому причиной послужил внезапный порыв ветра, которого тут, естественно, не было, к тому же в нормальных блокнотах страницы не имеют обыкновения переворачиваться сами собой.
- О-о... - многозначительно протянул человек. - О-о-о... - продолжил он снова со сдержанным удивлением. Повернувшись к большому круглому экрану, он щелкнул пальцами и указал на него рукой.
34. Экран наконец засветился и на нем появилось изображение. 7. Три больших кольца с разным количеством цифр обрамляли обычный циферблат внутри. 28. Это были гигантские часы, но не совсем обычные (с часами в этом месте явно какой-то непорядок). Они шли задом наперед. И как только до него стал доходить смысл цифр, человек с блокнотом подтвердил его самые страшные догадки:
- Тридцать четыре года, семь месяцев, двадцать восемь дней, шесть часов пятьдесят четыре минуты. Вы, милсдарь, излишне поторопились, теперь извольте блуждать в чертогах воспоминаний, ожидая назначенного часу.
У него подкосились ноги, ощущение было именно такое, хотя равновесие в действительности никоим образом не пострадало.
- Что же мне теперь делать?
- Не могу знать, милсдарь. Позвольте дать вам скромный совет: найдите упражнение для ума, дабы скоротать сей немалый срок в комфорте и благоденствии, приблизьтесь к учению философскому до разума близкому. Иль, быть может, дух ваш жаждет освещения молитвой? Каков путь выбрать изволите, смело по тому и ступайте.
- Молитва поможет? Или что-нибудь? Могу ли я как-то уменьшить срок?
- Боюсь, что нет.
Ошарашенный, он ничего более не говоря, медленно отошел в сторону и сел, а затем лег на спину, закрыв лицо руками.
"Почему все должно было получиться именно так? Придется теперь 35 лет торчать в серой полумгле с обрывками мутных воспоминаний, думая об упущенных возможностях? И главное, ничего ведь нельзя изменить: ни молитвой, ни убеждением, ни оправданием, ни.." - В его голове зародилась мысль о том, что сейчас он встанет и как следует двинет этому невозмутимому любителю винтажного стиля в челюсть, а потом хорошенько встряхнет за грудки и потребует более теплой аудиенции. В конце концов он же не знал, что тут все так устроено, а если ему было бы хоть что-то известно, он, непременно, поступил бы иначе.
- Кх-хр, - раздался утробный звук где-то сверху, что заставило его приоткрыть глаза. - Тьфу! - Он тотчас же зажмурился обратно и резко дернул голову в сторону от летящего в него плевка.
Неожиданно для себя, он не почувствовал характерной влажности на лице или руках и осмелился открыть глаза снова.
Перед ним стоял довольно крепкого вида мужчина средних лет с гладко выбритой головой и улыбался. Одет он был в малиновый пиджак, черные брюки и белую рубашку. Левая рука была в кармане, а правую он слегка опустил вниз, с явным намерением помочь встать, на одном из пальцев виднелся здоровый перстень, напоминавший золотой.
- Оп-па! - Выкрикнул незнакомец, когда пытавшийся подняться на ноги человек, снова упал за задницу, по причине, того, что его рука прошла сквозь протянутую безо всякого сопротивления. Улыбка на лице у мужчины в пиджаке никуда не исчезла, но, тем не менее, она выглядела вполне добродушно. - Все, больше никаких приколов. Извини, просто в натуре сложно удержаться от подобных глупостей, когда встречаешь новенького.
- Так я, получается, тут не один? - спросил он, машинально отряхиваясь, безо всякой нужды в этом, после того как самостоятельно поднялся на ноги.
Человек с моноклем на заднем плане тем временем не обращал на них никакого внимания и продолжал перелистывать свой бесконечный блокнот, казалось, с еще большим упоением и погруженностью в процесс.
- Конечно нет! - Человек кивнул бритой головой в сторону дороги, по которой сюда ранее пришла старушка. - Не ссы, пойдем, я тебе все расскажу и покажу.
Когда шум ветра стих и можно было спокойно общаться, человек, в котором можно было легко узнать бизнесмена из 90-х годов задал вопрос:
- Сколько?
- Почти тридцать пять лет. Даже больше, чем я успел прожить.
- У-у-у, конкретно ты попал, братан. - В словах улавливалось искреннее сочувствие. - Впрочем, я тоже где-то на столько же загремел, а сейчас осталось понты: пять лет всего. Жизнь кончена. Да здравствует загробный мир!
- Чем же здесь можно заниматься-то все это время?
- Да чем угодно. Хочешь пой, хочешь пляши. Можешь даже языки иностранные изучать, чисто чтоб с буржуями здешними общаться; сомневаюсь, что там, - он бросил взгляд на серое небо, - кому-то эти наши языки вообще нужны.
- А что будет если туда полностью войти? - Мысль о вопросе возникла из-за попавшейся на глаза темноты.
- Ничего особого, покалывания, легкая боль, а потом очухаешься рядом или в месте, о котором думал до этого. Если уметь, можно как телепортатор использовать для быстрого перемещения. А темно там, потому что никто из тусующих здесь не помнит, что там находилось. Здешний мир постоянно меняется, воспоминания сливаются, образуя новую картину. Что-то исчезает, что-то появляется. О чем люди помнят хорошо, выглядит как в жизни: типа, куча деталей, все дела, например, красная площадь с мавзолеем. Ленин прямо как живой, зуб даю! - Он криво улыбнулся. - Иногда можно звуки знакомые услыхать или даже запахи какие-нибудь, свойственные месту, учуять. Впрочем, брат, в этом и заключается сила здешнего пристанища. Ты скоро сам все увидишь.
- Еще бы узнать, что нас всех ждет после того, как подойдет срок.
- А вот тут я тебе не подсоблю, да и никто этого не знает, разве что догадывается. На самом деле, оттуда, - человек в пиджаке снова глянул наверх, - еще никто не возвращался; по части информации у нас преимуществ перед живыми людьми не так уж много. А эти, с одним из которых ты базарил ранее, ничего толком не говорят; скорее ведут себя как роботизированные автоответчики для ведения просветительских бесед с новичками.
- Всегда найдется тот, кто еще более мертв, чем ты, - после этой фразы ненадолго воцарилось молчание. - Но почему мы выглядим как обычные люди?
- Как бы ты себя чувствовал, будучи мутным облачком тумана? Форма определяет содержание, а тут особенно.
Эти слова заставили поежиться, так как напомнили о неприятном опыте посещения дома, вернее о мыслях, заставивших его оттуда поспешно удалиться.
- Самое сложное здесь - встречать знакомые лица, корешей, знаешь, прошлых - задумчиво проговорил человек в пиджаке, но затем, встрепенувшись, сказал: - Мы, собственно, пришли.
Они завернули за угол многоэтажного дома и зрелище, которое открывалось за ним, очаровывало с первого взгляда. Перед ними лежал самый настоящий пляж, с самым настоящим небом и солнцем, так, по крайней мере, казалось.
- Здесь наши пути временно разойдутся, братан. Аривидерчи, - человек в пиджаке махнул рукой.
Попрощавшись с новым знакомым, он стал спускаться к пляжу. Посетителей здесь собралось не так много, как на настоящем пляже в разгар сезона, благодаря чему, можно было найти себе вполне живописное и уединенное место для созерцания. Люди сидели, лежали, тихонько переговаривались друг с другом, не обращая на него особого внимания, что его вполне устраивало и он осторожно шел по песку, который был действительно похожим на песок, на нем даже оставались какие-то следы, правда совсем ненадолго.
Его взгляд привлекла миловидная девушка, сидящая на песке с закрытыми глазами, в обнимку с коленями. Стиль ее одежды не был старомодным, скорее наоборот выдавал в ней приверженку популярного во времена его недавней молодости течения. Голову украшали рваные пряди черных волос, природный цвет которых их обладательница явно хотела замаскировать, переходившие в длинную закрывающую большую часть ее бледного лица челку. Обилие темных тонов в макияже говорило о не слишком позитивном образе мыслей незнакомки, ровно как и черная кофта с длинными рукавами, натянутыми в данный момент вплоть до середины ладоней. Стройные бедра удачно подчеркивались обтягивающими джинсами, кое-где небрежно разрезанными в угоду моде. В качестве обуви были надеты ничем не выделяющиеся, разве что своей полосатостью, кеды.
- Позволите? - поинтересовался он, указывая на место рядом.
Девушка открыла глаза и посмотрела на него снизу вверх.
- Да, конечно, - сказала она, переводя взгляд на рдеющий закат.
Он уселся рядом и тоже начал неподвижно наблюдать, не решаясь заговорить о чем-либо.
- Странно, - нарушила молчание девушка, - все здесь лишь наши воспоминания, но, когда я долго смотрю на солнце, глаза начинают слезиться.
- Возможно, мы здесь и оказались, чтобы увидеть то, чего не замечали раньше. Времени-то на это нам отвели предостаточно.
- Всего десять лет, - Девушка грустно улыбнулась одними лишь уголками рта. - И они прошли. Мне остается только войти в лифт и умчаться в небеса.
- Мои поздравления, если можно так сказать, - проговорил он после небольшой паузы. - Если быть откровенным, мне пока еще не совсем понятно, что человек чувствует, проведя тут сколь-нибудь долгий срок.
- Естественность неизбежности и готовность. В общем, скорее радость, чем грусть, так что поздравления вполне уместны.
Какое-то время они сидели в тишине, устремив взгляды к солнцу.
- Закрой глаза, - сказала она и последовала своему совету. - Представь, что ты на настоящем пляже, подумай о том, что вокруг тебя, поверь в это, окунись в свои мысли. Вспомни о обжигающем песке, раскаленном солнце, о море, о прохладном бризе, о счастье...
Сомкнув веки, он сначала ничего не заметил, но старательно вслушивался в приятный голос девушки и пытался исполнять в точности то, о чем она говорила. Однако, вскоре он почувствовал: сначала дуновение ветра, затем и всеобъемлющее тепло солнца, проникающее внутрь всего тела. Услышал слабое успокаивающее перешептывание морских волн, отдаленные крики чаек. В нос ударила незыблемая свежесть нетронутой стихии.
Им овладело ощущение, что он в полной мере находится на пляже, а все, что происходило с ним до этого, не более, чем сон, нашедший из-за разморившего его жаркого дня. Совсем не хотелось открывать глаза, чтобы не нарушить эту иллюзию или реальность, да и необходимости в этом никакой не было.