Это был старый деревенский дом, не сказать, чтобы уж совсем трухлявый, скорее просто чуть покосившийся и просевший от времени. У дома Солнцевых, был только один сосед, точнее один соседский дом, в котором жила семья Крыловых. Но стояли они вдалеке от забора: дом Крыловых далеко слева, дом Солнцевых далеко справа. А между ними и с той и с другой стороны забора, вырастали сараи, что как стена отгораживали их друг от друга.
Эти дома стояли так всегда, ещё с самой постройки, но после событий десятилетней давности, казалось, пропасть между ними стала ещё шире.
Десять лет назад дом по адресу Булдакова 24 (именно тот самый просевший и чуть покосившийся), прославился семьёй каннибалов. Тогдашние владельцы, семья Черновых, заманивала к себе в адский дом: убогих, бездомных или попросту одиноких людей, которых никто не хватится. Что было дальше, вы думаю, уже и сами, поняли.
Они жили в доме пятнадцать лет и как сами говорили, все эти годы похищали людей. Поймали их только в 2010-м, когда те уж больно разошлись. Подросли дети, которых с пелёнок поили человечьим бульоном, а это думаю, (хоть я и не эксперт) не очень-то ладно сказывается на психике.
Так, как-то раз, один из отпрысков - Олег Чернов, грозился сожрать одноклассника, который вечно прятал его пенал. Да и жена к тому времени совсем "поехала" и развешивала на дворе, не достиранное бельё с кровавыми подтёками. И только глава семейства метался от одного к другому, пока всё в конец не рухнуло.
После этого дом на отшибе и, правда, стали обходить стороной. Он долго пустовал и только пару лет назад, его выкупила семья Солнцевых. Мало того, что они его выкупили, они ещё и открыли там гостиницу, этакий гестхаус в доме каннибалов.
Я писал статью для казанского интернет журнала. Редактор дал мне неделю и я, недолго думая прыгнул на автобус и вскоре, оказался в деревне Чернушка, (и это не шутки, деревня и правда так называется).
Там я поговорил с участковым, взял интервью у пары человек, которые знали Черновых, и уже к вечеру, пришёл к дому на Булдакова 24.
Как я говорил вначале, дом был старый, чуть просевший, краска хоть и не сползала, но уже давно выцвела на солнце и теперь зелёный, был больше похож на цвет пожелтевшей петрушки. Окна хоть и были пластиковые, на них всё ещё сохранились такие же выцветшие зеленоватые ставни. Три ступени на веранде не скрипели, да и деревянная дверь открывалась бесшумно, вот только и они давно потеряли свой цвет, а на крыльце виднелись пятна въевшейся грязи.
- Здравствуйте, вы, наверное, Иван, - вскрикнула женщина на пороге.
- Да, всё так. А вы Ирина Солнцева, как ваше отчество, простите?
- О-о, называйте просто Ирина и мужа моего зовите просто, Николай, мы знаете, не какие-нибудь там... - она махнула рукой.
Ирина была невысокой женщиной лет сорока пяти с ломкими белёсыми волосами, которые как солома торчали во все стороны. Её белое лицо, в купе с тёмно жёлтыми глазами с поволокой, выглядело пугающе.
Не подумайте, но просто входя в такие места, вроде этого дома, вы невольно начинаете смотреть на всё иначе. И видеть что-то странное, даже там, где ничего странного нет.
В гостиной я встретил Николая, тоже невысокого мужчину, с прямоугольным, загорелым лицом. Кожа на руках и шее, у него была почти чёрная и сухая, а кожа на ладонях и вовсе походила на наждачную бумагу.
Мы немного поболтали. Я спросил, зачем они купили этот дом, если знали его историю - не могли не знать. Спросил, часто ли снимают комнаты. Чем они занимаются помимо гостиницы и, конечно, задал пару вопросов про бывших жильцов. Надо было выдавить какую-нибудь эмоцию, какие-нибудь пышущие гневом или отвращением строчки - читатели это любят.
Впрочем, ничего резкого в ответ я не получил. Солнцевы только сказали, что те люди будут расплачиваться до конца жизни, если не дольше.
Когда мы договорили, был уже поздний вечер. Я знал, что последний автобус идёт через Чернушку в девять десять и старался расквитаться со всем до полдевятого и спокойно дойти до остановки. Но как это часто бывает, то тут не то, то там не так, поэтому план пошёл по одному гладкому месту.
И всё же, пусть я понятия не имел, как доберусь до города, оставаться в деревне я не хотел. А уж тем более в этом доме. Пусть глупости всё это, но там я чувствовал, чуть ли не физическую боль. Особенно на кухне. Когда я увидел кастрюльки и плиту, вспомнил, что здесь творилось всего десять лет назад, то меня неслабо так тряхануло.
С другой стороны, идти было некуда, такси до города стоило как билет на самолёт, а тут хозяйка и скидочку предложила и ужин.
- Обещаем сегодня без человеченки, - взвизгнула она, правда, потом нахмурилась и добавила, - простите.
- Ничего, - хмыкнул я.
В конечном счёте, - думал я, - всё это чепуха, и ты сам это понимаешь. Не бывает плохих домов, бывают плохие хозяева, а эти вроде ничего. Да и отель, даже в интернете есть.
Так убаюкивая себя, я плюхнулся на кровать. Ирина сказала, что через минут пятнадцать можно будет спускаться к столу. И пусть в голове всё ещё проносились газетные статьи и фотографии из прошлого дома, в животе с обеда было пусто и он, с одной стороны сжимался от страха, с другой урчал, предвещая плотный ужин.
2.
За столом могли усесться шестеро, если не больше. Но сейчас нас было всего трое. Мне выделили почётное место во главе стола, правда, спиной к двери, поэтом по-настоящему царское место занял Николай, который уселся напротив. По левую руку от него сидела Ирина.
Чуть погодя к нам спустился их сынишка Лёня, лет ему было десять-одиннадцать, полноватый мальчуган, который даже за столом не расставался с телефоном.
И что он в нём делает? - гадал я. - Интернета тут всё равно не было, а если и был то жалкая "Е". Синяя строка загрузки ползла вправо, а потом вдруг одним движением прыгала в край экрана и выскакивала надпись:
"соединение не установлено".
Это к слову тоже порядком расшатывало мои и без того расшатанные нервы. Ну, хоть связь была и то ладно.
- Рита, к столу, - крикнула Ирина. Она сейчас выворачивала из кухни, неся в руках кастрюльку с какой-то красной жижей. - И брата прихвати.
- У вас есть ещё дети? - спросил я.
- Да, Рита и Артём, - улыбнулась хозяйка и плеснула мне в небольшую тарелку какого-то соуса. - Это мой домашний рецепт сальсы, осторожно, острая.
Я кивнул. На столе перед каждым стояло блюдце под соус, бокал с красным вином, для взрослых. Перед Лёней был бокал с соком - апельсиновым.
Спасибо хоть не с томатным, - подумал я.
А посредине стола уместилась тарелка с домашними чипсами. Это были вовсе не те ровные треугольники, которыми мы привыкли зачерпывать гуакамоле. Это были самые, что ни на есть, домашние чиспсины: овальные, круглые, шестигранные, поломанные в труху и такие здоровые, что не влезали в рот. Порой прозрачные, а порой такие толстые, что крошились во рту как подсохшее песочное тесто.
Но главным здесь были вовсе не чипсы, а та красная жижа, что растекалась по пиалкам. Как сказала Ирина, это был этакий аперитив, закуска, пока на плите доходил суп. Пахло вкусно, точнее даже остро. Этот запах ни с чем не спутать. Пар пощипывает вам ноздри, оседает на губах, и когда вы слизываете его языком, желудок тут же сворачивается, понимая, что его сейчас будут жечь напалмом.
По виду жижа это напоминала обычную томатную пасту, с перемолотым туда луком, кориандром, может быть капелькой чеснока и ложкой красного перца.
Я взял один картофельный осколок из тарелки и макнул его в мисочку. Вязкий, жгучий соус обволок чипсину. Я поднял её ко рту и увидел, как с краю срывается капелька алого соуса, пролетает до пиалки и плюхается туда, растворяясь в мёртвом море.
Я с секунду посмотрел на красный чипс в руках и сказав себе:
- Глупости.
Закинул его в рот.
Я ждал, что рецепторы завизжат от остроты, но соус оказался пикантным. Ярко чувствовалась соль, томаты и что-то ещё, я усердно отметал от себя этот привкус, потому что был уверен, что его мне диктует мой мозг-параноик, но всё же был в этом соусе привкус железа.
Желудок всё-таки сжался.
Правда, ненадолго. Вторую чипсину он встретил уже не так холодно. А потом и вовсе распростёр свои объятия. Впрочем, привкус железа, никак не сходил с языка, но объяснений этому была масса: ржавая сковородка, ранка во рту или моя нарастающая паранойя.
Мы с хозяевами перебросились короткими фразами. Лёня молчал и мотал чипсиной в соусе.
- Не хочу это. Хочу, есть, - говорил он.
- А это не еда? - спрашивала Ирина.
- Нет, это так, - он отмахнулся, - с этого не наешься.
В конце концов, Николай, щёлкнув его по уху, сказал, чтобы тот не мешал другим. На что Лёня ответил, что вернётся к супу и взбежал наверх к сестре и брату.
- Так даже лучше, - сказал Николай, - можно поговорить без детей. На взрослые темы, верно?
Он посмотрел сначала на меня, потом на жену. Мы кивнули. Правда, я не понял, о чём это он хочет поговорить.
- Вы сегодня спрашивали нас о Черновых, и об их, как это сказать, - Николай потупился, - эм-м, пристрастиях. А что вы об этом думаете?
Сейчас, я, как и Лёня, помешивал осколком чипсины соус и смотрел на Николая. Он вдруг выпучил глаза и выпалил:
- О-о, боже, если вы не хотите, пока мы едим...
- Нет, нет, нормально, - выпалил я.
Хотя какой к чёрту нормально? Нашёл тему для разговора за ужином.
- А ты не против? - спросил он у жены.
Та помотала головой. Он снова уставился на меня.
- Не знаю, что ещё добавить к вашим словам, - выдал я, - думаю, они заплатят за всё сполна.
- Да, с ними всё решено. Но что вы думаете о других?
- Простите?
- Ну, о тех, кого не поймали, - пояснил Николай.
- И может быть, не поймают, - вставила Ирина.
Они оба посмотрели на меня. Я отложил чипсину на край блюдца.
- Я не понимаю.
- Просто они ведь были не одни такие, - сказал Солнцев. - Перед тем как купить этот дом, да и после, я много читал об этом в интернете. О таких людях, как эти Черновы. Их много. Я бы даже сказал, чёртовски много. Кто-то хочет попробовать из любопытства, кого-то возбуждает одна мысль об этом, кто-то просто слетел с катушек. Но знаете, что я обо всём этом думаю?
Я пожал плечами.
- Это всё обычная эволюция. Каннибализм, как и однополые связи, к примеру - нужен для сокращения популяции.
- Вы, хотите сказать, что каннибализм - это нормально?
Солнцев с секунду посмотрел на меня, потом схватился за живот и захохотал. Он выплёвывал смешки клочками и порой поглядывал на жену, которая тоже хихикала, прикрывая рот ладонью.
- Что вы! Нет, конечно. Я говорю, что это естественно, с природной точки зрения. Убивать - это ненормально, а тем более потом ещё и есть, а порой и кормить этим самих жертв. (Я вспомнил статьи, в которых говорилось, что Черновы и, правда, порой кормили жертв их же мясом. От чего меня снова передернуло). Но это мораль, а я вам говорю о законах природы. Если вы понимаете эти законы, то все эти новости, о том, как жёны поедают своих мужей или какой-нибудь парень из Америки разрешает себя сожрать, уже не кажутся вам такими дикими.
Он смотрел на меня. Его темно-синяя радужка глаз, тонула в помутневшем белке. У носа этот белок прорезали красные жилки, должно быть они появились, когда Николай выковыривал гной, своими шершавыми как наждачка пальцами. Он подтянул один уголок рта, посмотрел на жену и сказал:
- Так что там с супом?
3.
Тёмно-красная, цвета свекольного сока жижа, с жирными масляными пузырьками по краям тарелки. От супа столбом поднимается пар, он уже не режет нос, как тот соус, он обжигает своим дыханием, в купе с удушливым летним воздухом, он будто затягивает удавку у вас на шее и вы не можете продохнуть. Вы пытаетесь набрать полные лёгкие воздуха, но не можешь напиться им. Он такой плотный, что застревает на пути в лёгкие, и вы задыхаетесь.
Я с шумом отодвинул стул и кажется, оставил линии на паркете.
Слава богу, после аперитива мне удалось хоть немного развеяться, иначе я прямо сейчас свалился в обморок.
Когда Ирина ушла на кухню, я извинился перед Николаем и вышел на улицу, покурить. Обычно я выкуриваю по паре сигарет в день, бросаю, знаете ли. Но сегодня, что-то ёкает внутри. Адские дома с призраками, с их энергиями, и историей, которая мелькает у вас перед глазами в виде фотографий с мест преступления и газетных вырезок, как только вы переступаете порог. Всё это никогда меня не пугало, но сегодня всё по-другому.
Я не верю ни в экстрасенсов, ни во всякие другие паранормальности, но вот во что я верю, так это в интуицию. Я думаю, наш мозг может улавливать что-то, что мы не в силах понять в ту же секунду. Поэтому потом, через день или через неделю, на вас вдруг обрушивается озарение. Знак свыше, как сказали бы все эти мистики. Но не-ет. Это всего лишь наше сознание, наконец, прогрузило то, что наше подсознание уловило, может уже с месяц назад.
Так может, есть причины бояться этот дом: настоящие, ненадуманные и я их уже знаю, только ещё не обработал?
Выкурив две сигареты, я вернулся в гостиную. Но только переступив порог, замер. За столом возле Ирины и по правую руку от меня уселась девчонка лет пятнадцати, в красном платьице и с двумя косичками, волосы такие же белые как у матери, но не такие ломкие. А наискосок от неё, прямо напротив Ирины, сидел паренёк в инвалидной коляске, со склоненной на бок головой. Глаза у него были прикрыты, рот слюнявый, зубы широкие выпирающие, как у лошади, и овальное неестественно длинное лицо.
Рядом с ним сидел Лёня. Он дул на ложку с супом, а потом кормил мальчугана.
- Ы-ы-ы, - мычал тот, мотая головой.
- Лёнь, ты не видишь, Тёма не хочет кушать, - сказала Ирина.
Больных, бездомных и убогих, - вертелось у меня в голове. - Они похищали тех, кого было проще всего похитить. Проще всего контролировать. Но они уже за решёткой.
Я уселся на своё "почётное" место и вдохнул пар от борща. Потом пошерудил в нём ложкой. В краснючей жиже, плавала розовая картошка, ошмётки лука с морковью, какие-то красные жилы, надеюсь мякоть от томата, и мясо, резаное. Тонкие волокнистые кусочки. Точно не куриные.
- Боже, да что со мной?
Я на секунду зажмурился. Да, если бы не две сигареты, я точно свалился бы прямо здесь.
Лёня уже фыркал, выплёвывая на скатерть капельки алой слюны. А я копался ложкой в супе. Закуски мне не хватило, оно и понятно. А борщ на удивление вкусно пах. Точнее ничего удивительного в этом не было. Просто любая мысль о еде в этом доме неизбежно вызывала дрожь.
Я как мог, заглушил эти мысли, зачерпнул полную ложку супа и поднёс её к губам, дунул пару раз, вызывая ряб на этом миниатюрном алом озерце, и сунул его в рот. По языку и дёснам растеклась обжигающая жижа, жирная от масла и густоватая, должно быть от свекольного пюре. Была эта мякоть, как в соках из банок. Я жевал, пытаясь нащупать зубами мясо. Оно оказалось волокнистым, но мягким, за два три укуса я разжевал его и проглотил. Теплота пошла дальше по пищеводу прямиком в желудок, который всё ещё сдавливало.
Я слушал, что говорят за столом, жевал и в тоже время думал. Думал о том, что я мог заметить, что могло меня так напугать. Да именно напугать. Это было глупо и по детски, но всё же этот обед, история этого дома и Тёма, который смотрел на меня своим пустым взглядом и мычал, пуская слюни.
- Это их сын, - подумал я. - Конечно, это их сын. Но как это узнать? Фотографии.
И тут меня осенило. Провидение. Посылка свыше в самое темечко. Вот он экстрасенсорный дар, который таился во мне или лучше сказать - никчёмный, тормозной процессор. Фотографии. Их не было. Во всём огромном доме, что я обошёл ещё вечером с Ириной, не было ни одной их семейной фотографии. Ни одной фотографии, на которой я мог бы увидеть Тёму.
Это было глупо, но я уже не мог успокоиться. Надо было узнать, есть ли у них такой сын.
Я договаривался о встрече позавчера, вдруг они меня ждали? Специально забалтывали, чтобы я опоздал на автобус. Предложили остаться. Этот ужин.
Я посмотрел в тарелку, где через алую жижу на дне проглядывалось волокнистое, разодранное мясо.
- Простите, - выдавил я, - мне надо отойти.
Все замолчали и посмотрели на меня. Я обливался потом, и с перебивчивым дыхание смог выговорить только, что мне нужно подышать.
- Лёнь, проводи гостя.
- Нет, - чуть ли не выкрикнул я. - Я только покурю. Душно здесь.
Только сейчас я заметил, что окна позади Николая, были закрыты, причём закрыты ставнями.
Не на шутку разыгралась клаустрофобия. Я прошагал до дверей во двор, выскочил на веранду, где тут же закурил. Потом выхватил телефон. Интернета не было. Но связь, связь была. Одна палка. Я набрал своему приятелю из редакции.
- Кость привет, слушай вопрос жизни и смерти, - выпалил я.
- А-а, чего? - пробубнил он. Голос у него подрагивал, он будто только что с беговой дорожки слез. Хотя зная Костю, скорее всего у него в доме опять сломался лифт, и он поднимал своё бесполезное ожиревшее тело на четвёртый этаж. - Слушай, мужик, я сейчас не могу.
- Чёрт, Кость, всё серьёзно, - выпалил я, - знаешь, где я?
- Что? Понятия не имею. Ты пьяный?
- Бля-я-ять, - прорычал я, - я же говорил еду за материалом в Чернушку. Я сейчас на улице Булдакова дом 24-ре. Запомни, а лучше запиши. Это тот чёртов дом.
- А да-да, - пробубнил он, а потом шёпотом сказал, куда-то в сторону, - погоди, тут дело жизни и смерти.
- Ты там не один? - спросил я.
- Эм-м, как бы да.
- Тем лучше. Ей тоже скажи, где я.
- Чёрт, да что такое?
- Не знаю. Я параною, наверное, - выпалил я, - но мне очень нужно знать, если у новых хозяев дома - Солнцевых, сын - дефективный.
- Какой сын?
- Больной на голову, - ещё тише прошипел я, отходя на самый край крыльца, - здесь интернет не ловит, я не могу узнать. А ты выясни, прямо сейчас и скинь СМС, хорошо?
- Ну, да-да, ладно, - бубнил он. - Да, чё за херня у тебя там? У тебя голос такой дёрганый.
- Потом объясню. - Я затушил бычок о деревянную стойку и бросил его в горшок с увядшим цветком. - Ладно, спасибо, буду ждать.
- Давай, - послышалось в трубке.
Я скинул вызов, сунул телефон в карман и осмотрелся. Ближний дом Крыловых за забором. До сарая бежать секунд десять, чтобы перелезть ещё пять, если хорошенько разогнаться, то и вовсе перелететь можно, а там уже бежать напрямик до дома, орать и бить стекла, если придётся. Всё-таки не глушь, кто-нибудь услышит.
Мы не в домике у озера, не в отеле в горах, - говорил себе я.
И тут услышал сзади шорох. Будто кто-то шоркает ногами о ковёр. Я тут же обернулся. В дверях никого не было, но шум усилился. Теперь он удалялся, кто-то бежал в кухню. И через пару секунд оттуда послышался крик Ирины:
- Иван, горячее готово.
- Может и мне побежать? - подумал я.
4.
Стейк без кости, как и в супе. Никаких вам куриных ножек, бараньих рёбрышек или Ти-Бонов. Только чистое мясо. Овальный зажаренный кусок, с почерневшей корочкой, но стоит нажать на него, как на тарелку хлещет сок с ручейками крови. В нос бьёт запах подгорелого мяса, как на углях, будто вы жарили куриные крылья на решётке и забыли в нужный момент перевернуть. Так и здесь. Только это не курица.
- Вам полегчало? - спросил Николай.
Остальные молчали и тихонько поскрипывали ножом, разрезая стейки, отчего из тех струились кровавые реки.
- Да, спасибо, - ответил я.
Николай тоже, отрезал кусочек, сунул его в рот и начал жевать, не сводя с меня глаз. А я уставился на свой стейк, но краем глаза поглядывал на телефон, что лежал здесь же, на скатерти.
- Вы не будите? - спросил хозяин.
Я посмотрел на него, чуть улыбнулся и сжал в руках вилку с ножом, отрезал кусочек от стейка и поднёс ко рту. Поднёс так близко, что сок смачивал губы. Я слизнул его языком, и тут же в ушах зазвенело, будто сзади кто-то ударил меня медными тарелками. Привкус крови во рту. Вкус такой же, если бы вы лизнули порезанный палец.
Вокруг все будто замерли. Кроме Николая, впритык на меня никто не смотрел, но я чувствовал, что все ждут. Ждут, пока я положу этот кусок в рот, прожую и проглочу. Я фыркнул и сделал это. Сжал мясо зубами и начал жевать, стуча челюстями. Мясо было сочное, сок с кровью растекался во рту, я чувствовал его на языке, зубах и дёснах. Ощущения такие, будто вам только что саданули кулаком по щеке и во рту растекается кровь.
Когда я проглотил уже спрессованный мясной мякиш, все будто выдохнули. Лёня принялся вновь кормить брата, а тот всё так же мычал, пучил глаза и мотал головой. Ирина заулыбалась, а Николай, закинув в рот ещё один кусок, жуя, заговорил:
- Знаете, всегда восхищался вашей работой, - говорил он. А я слышал, как у него на зубах хрустит запёкшаяся мясная корка. - Репортёры, журналисты. Это ведь так опасно. Все эти горячие точки, репортажи с мест преступления, съёмки терактов и катастроф. А журналистские расследования? Не понимаю, какие нервы нужно иметь. Вы должно быть очень смелый человек, Ваня.
Он смотрел на меня своими помутневшими глазами.
- Я не бываю в горячих точках, - выдавил я.
- Может и так, - кивнул Николай. - Но я даже не столько об этом. Вот вы, когда-нибудь брали интервью у убийц? Это ведь дикость. Зададите не тот вопрос, как-то разозлите их и всё - спустя, пять, десять, пятнадцать лет их выпустят, и они найдут вас, вашу семью, ваших друзей. - Он нахмурился. - И вы тоже, рискуете. Даже сейчас.
На столе пиликнул телефон и я вздрогнул. Это был мой телефон. Экран на пять секунд зажёгся и осветил скатерть вокруг. Желудок окончательно и бесповоротно сжался в комок, горло перехватило. Я поднял взгляд и заметил, как Николай отводит глаза от моего мобильника.
- Ответите?
- Потом, - сказал я. - Вы сказали, я рискую?
Николай нахмурился ещё больше.
- Ну, конечно. Вы берётесь за такую тему. Как мы говорили, таких людей как Черновы, в мире не мало. А вы лезете в их историю, опрашиваете их знакомых. Они все говорят, что понятия не имели, чем Черновы тут занимались. Что они в шоке! Но, что им ещё говорить? Что они знали и молчали? Что они помогали им? Что они тоже не прочь узнать, какая человечина на вкус? Просто из любопытства.
Телефон снова пиликнул и я вздрогнул. Экран снова осветил скатерть. Потом ещё раз и ещё.
Жаркий тугой летний воздух, окончательно загустел, будто спрессовался в комнате. Каждое пиликанье телефона отдавалось в голове, как удар гонга. Я покрасневшими глазами смотрел по сторонам. Ирина ела, не поднимая головы, и только иногда косилась на мужа. Девочка молчала. Тёма хныкал, пускал слюни и отбивал ложку ото рта, а Лёня всё пытался его накормить.
С улицы вдруг послышался лай собак.
- Лёнь, сходи посмотри, - сказал Николай.
Парнишка кивнул, отложил ложку и ушёл в прихожую. Я слышал, как хлопнула дверь, а потом в тишине еле различимый щелчок.
- Щеколда, - пронеслось у меня в голове.
А когда я услышал, скрип досок сзади, то окончательно понял, что Лёня никуда не выходил. Косясь то на Николая, то на его жену, то на немую девчонку, которая сидела ближе всего ко мне, я снова немного двинул стул назад.
- Вас, наверное, потеряли, - сказал Николай, - кивая на телефон.
Я кивнул в ответ и потянулся к трубке. Только обхватив её рукой, я понял, что вторая ладонь, намертво вцепилась в нож.
Я разблокировал сотик. На дисплее вспыхнул ряд СМСок. Я открыл их, и телефон автоматически перенёс меня к первой непрочитанной, как только я увидел её, сердце тут же охнуло, а лёгкие наполнились воздухом. Я вдохнул.
"Да, у них есть сын-ДЦПшник".
Я чуть не выронил телефон из рук, но заставил себя прочитать дальше.
После этого шли ссылки на интернет страницы, которые я всё равно не смог бы открыть. И ещё пара записей, из которых я понял, что Солнцевы собирают деньги на операцию Тёме.
- С вами всё в порядке? - спросил Николай.
- Да, да, простите, - выдавил я. Я разжал ладони и положил нож с телефоном на стол. На глазах от напряжения выступили слёзы. - Извините меня, правда, это всё моя паранойя. Вы собираете на операцию сыну?
Я кивнул на Тёму.
- Да, - ответил Николай. - А вы думали, что мы похитили Тёму и сейчас кормим его, его же пальцами ног?
Он снова расхохотался. Ирина тоже не сдержалась и захихикала, даже дочка Рита и та засмеялась в голос, сзади послышались смешки Лёни.
- Простите нас, пожалуйста, - выдавил Николай. - Наверное, поэтому наш бизнес идёт так плохо. Но мы не можем удержаться. Это ведь как дом с приведениями - вы понимаете, что никаких призраков нет, но всё равно вздрагиваете от каждого шороха. Вам мерещатся силуэты в окнах и на лестницах, но это ведь не призрак, а проделки хозяев и ваше воображение.
- Чёрт, да у меня чуть сердце не встало, - выдавил я.
- Простите, - снова сказал Николай.
Ночью я не мог уснуть. Я боялся даже не того, что за ночь они отрежут мне пальцы и съедят их. Я боялся увидеть какой-нибудь кошмар и не проснуться. Сердце бы просто остановилось во сне, после всех сегодняшних нервяков.
Ещё вечером от Кости пришла очередная СМС. Он предлагал подъехать за мной утром. Я был не против. Даже "за". Я был чертовски рад, что утром у ворот меня будет ждать старый приятель, а к обеду я буду дома, в мягкой постели, подальше от Чернушки и всей этой чернухи.
5.
Утром я любезно отказался от завтрака, хотя хозяева и настаивали. Они даже сказали, что могут приготовить вегетарианскую пасту на сливках. Но мне ужина хватило с лихвой.
Попрощавшись, я пошёл через длинный, как поле, огород до калитки. Даже оттуда я видел серенький Рено, моего приятеля и хотел уже помахать ему, потому что всё представлял, как эта семейка вдруг бросается за мной, хватает уже у самых ворот и тащит обратно в дом.
Но всё обошлось. Я вышел за ворота и, только оказавшись на пыльной деревенской дороге, задышал полной грудью. Костя, увидев меня, вылупился, но ничего не сказал, только похлопал по плечу.
По дороге домой, пока он крутил баранку, я рассказал ему всю эту историю. От начала до конца. Он только посмеивался и говорил, что я и, правда, параноик. Хотя к концу и сам признал, что окажись там он, чёрт знает, как бы себя повёл.
- Это хорошо, что они ещё вовремя выключили режим "Кожаного лица", - говорил Костя. Сейчас он уже сидел на пассажирском и, натянув кепку на голову с полуприкрытыми глазами бурчал: - А то так и ножом в бочину получить можно.
- Да, и всё же странная семейка, - сказал я.
- Ну, с какой-то стороны можно их понять. Всю жизнь нянчиться с ребёнком инвалидом, не так-то просто.
Я кивнул, а Костя, вытянул из кармана джинсов смартфон, свайпнул вверх и открыл что-то в интернете.
- Их сайт, - сказал он, - может денег скинем? И за аттракцион и ребёнку поможем.
Я, держа левую руку на руле, взял телефон и всмотрелся в фотографию. Нога инстинктивно ударила по тормозам и машина, визжа и перемалывая колёсами гравий, вылетела на обочину.
- Ты чего? - заорал Костя.
Кепка слетела у него с головы, а глаза округлились.
Я пялился на паренька в инвалидной коляске того, что видел вчера в чёртовом доме. И на его рыжую маму, высокого блондина отца и сестричку лет десяти.
Я чувствовал, как глаза туманят слёзы, а к горлу подкатывает ком. И как вишенка на торте языком я нащупал застрявший кусок волокнистого мяса в зубах. Я тут же отбросил телефон, вывалился из машины, где меня тут же вывернуло.
А в голове всё это время отзывались слова Николая:
"Зададите не тот вопрос, как-то разозлите их и всё - спустя, пять, десять, пятнадцать лет их выпустят, и они найдут вас, вашу семью, ваших друзей".
Что я о них знаю? Их имена? Номер их машины? У них вообще была машина? Нет. Я помню только их лица, но помню ли я их? Фоторобот не полезнее фотографии обезьяны.
А что они обо мне знают? Моё имя. Мою фамилию. Город, в котором живу. Место работы.