Нестерова Ольга Сергеевна : другие произведения.

Шувани

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Все начиналось мирно и весело. Двенадцатилетняя Оля вместе с бабушкой едет в деревню Ледяная на каникулы. Но вместо тихого отдыха происходит нечто пугающее и сверхъестественное. Проклятье цыганки, подброшенные куклы, скрипы и шорохи старого дома... И кто такая Шувани? P.S.Новые главы публикуются каждую неделю.
  
  
  Старый ключ лежал на прежнем месте - в резной шкатулке на трельяже. Я долго смотрела на дверь, не решаясь войти. По-прежнему ли ОНА здесь? Прошло почти двадцать лет, и немудрено, что многие вещи из этого чулана давным-давно отправлены на помойку. Ох, как было бы замечательно, если бы ее здесь не было, если б она сгнила на свалке, среди нечистот и зловония. Туда ей и дорога, там ее истинное место. На секунду я даже представила, как она лежит среди гниющего мусора, или, что было бы куда лучше, попадает в машину по его переработке. Был только один способ проверить.
  
  Приглядевшись, я увидела серебристую полоску лунного света, пробивающуюся под порогом. Здесь как будто ничего не изменилось. Эта жуткая, запертая дверь была воротами в царство ночных детских кошмаров, порталом между прошлым и настоящим. Я знала, что увижу, войдя в старый чулан: слева будут сундуки с пыльной, ветхой одеждой, за ними штук десять коробок, набитых треснувшей от времени керамической посудой. Были тут и тяжелые, чугунные утюги, которыми еще до революции пользовалась моя прабабка. В детстве они были предметом моего особого интереса, хотя ни один из них я даже не могла сдвинуть с места. Но в самый дальний и темный угол чулана я опасалась смотреть. Тому виной было происшествие, случившееся со мной в этом доме много лет назад. Мне всегда казалось, что годы сгладили первое, детское впечатление; что больше нет безотчетного ужаса, преследовавшего меня в ночных кошмарах. Иной раз я сомневалась, а произошло ли это на самом деле? Я была отчаянной фантазеркой, с ранних лет грезившей всем неведомым, загадочным. Тайна манила, притягивала и влекла. Удивительно, как события давних дней отчетливо припомнились мне сейчас. Я, как завороженная, дотронулась до дверной ручки, словно ожидая, что дверь вдруг распахнется, заскрипит своими ржавыми петлями.
  
  Немного помедлив, я достала из кармана мп3 плеер и наушники. Что ж, пусть решит случай. Иногда я гадала подобным образом: просто нажимала на плеере кнопку "случайный выбор". Музыкальная композиция была ответом на заданный вопрос. Иногда стоило задуматься над этим, а иногда посмеяться и забыть. Это было сродни гаданию по книге, где выбранная строчка являлась предсказанием судьбы. Вот и сейчас палец застыл над кнопкой случайного воспроизведения...
  
  
  
  "Я в детстве спрятался в шкафу,
  
  А шкаф стоял в таком углу,
  
  Что безобразная луна
  
  Его лизала из окна....
  
  Я ненавижу свет луны,
  
  Когда двенадцать бьют часы,
  
  И по стене такое вот
  
  Ползет, ползет, ползет,
  
  Ползет, ползет...1
  
  
  
  Глеб Самойлов, "Ползет". Да, не к добру эта песенка. Интересно, откуда он взял этот сюжет?
  
  Ключ легко повернулся в замке, будто его открывали лишь вчера. Одним резким движением я распахнула дверь. В нос ударил запах плесени. Здесь ничего не изменилось, разве что пол укутывал слой белой пыли, да тенета свисали с потолка. Через маленькое, грязное окошко в чулан пробивался лунный свет. Чиркнув спичкой, я зажгла парафиновую свечу, которую предусмотрительно захватила с собой.
  
  Шкаф стоял в углу. Я провела рукой по его пыльным, резным дверцам. Помнится, он был когда-то украшением дома. Сделанный из настоящего дуба, дореволюционный, шкаф горделиво стоял в большой комнате, которую бабушка по-деревенски именовала залом. Мне не дозволялось открывать его. Однажды, играя в школу, я что-то написала мелом на его дверце. Как же мне попало тогда! Бабушка весь вечер ругалась, а потом долго не разговаривала со мной. Я тогда была очень обижена на нее за то, что какой-то дурацкий шкаф стал причиной моего наказания. А теперь кто бы мог подумать, что ее любимец будет стоять здесь, в пыльном и сыром чулане. Что ж, времена изменились. Домашние посчитали, что он занимает слишком много места. Сначала шкаф выставили в сени, а потом и вовсе спрятали в чулане. Так и он и остался здесь, нависая из темного угла своей величественной и угрожающей мощью.
  
  Встав на цыпочки, среди пыли и останков мух, на крыше этой громадины я нашла открывающий ее ключик. Удивительное дело - он даже не заржавел.
  
  Ключ блеснул в лунном свете, падающим из окна, словно говоря: "Пора. Открывай. Я так долго ждал!" Поднеся свечу к замочной скважине, я осторожно вставила туда ключик и повернула его. Старая дверца торжествующе скрипнула и тут же умолкла. Золотой свет моей свечи выхватил из мрака знакомые очертания: светлые волосы, розовый бант, голубое платьице. Это была кукла. Старая, облезлая, одноглазая кукла. Она была заточена в старом шкафе много лет, и вот теперь ее единственный глаз снова взирал на меня, хитро поблескивая в неверном свете. Я не сводила с нее взгляд, вспоминая о событиях, в которых эта дьявольская игрушка была замешана. Сегодняшний вечер воскресил в моей памяти те дни так явственно, словно они были вчера...
  
  I
  
  "Хорошо бродить по свету, с карамелькой за щекой..2."- именно эти строки детской песенки поросенка Фунтика припомнились мне, когда мы с бабушкой ехали в пригородном автобусе дождливым, июльским утром. Я сидела у окна, жевала конфету, и все вокруг казалось частью большого приключения. С одной стороны, это было правдой, ведь прежде я не покидала пределов поселка, в котором жила. Но неделю назад на семейном совете было решено отправить меня на недельку-другую в деревню, в оздоровительных целях. Свежий воздух, парное молоко, фрукты и овощи из своего огорода - чем не детский санаторий под бдительным присмотром бабули?
  
  Дорога вилась серой змейкой. За окном мелькали зеленые островки ивы, голубые ленты маленьких речушек, а на небе, среди свинцово-серых туч то и дело сверкали вспышки молний. Вдали глухо рокотал гром. Мне было жутко и интересно одновременно. Приникнув к оконному стеклу, я читала названия остановок и дорожных указателей. Название деревни "Шелокша" почему-то напоминало толстую, румяную бабу, подозрительно похожую на нашу соседку бабу Катю. Село "Безводное" чудилось мне чем-то величественным и грозным, а от указателей "р. Старая Кудьма" и "Ключищи" и вовсе веяло мистической жутью. Мигом мне представилась кривая, безобразная старуха, потрясающая связкой ржавых, старинных ключей. Из мира фантазий и ассоциаций меня выдернула бабушка, бесцеремонно толкнув в бок, мол - пора, а то свою остановку проедем! Подхватив две большие сумки, бабушка направилась к выходу. Я держалась рядом, и поглядывая вперед, старалась различить очертания остановки сквозь мокрое стекло.
  
  Автобус притормозил, и спустя мгновение мы уже стояли возле покосившегося дорожного указателя с надписью: д. Ледяная.
  
  "Баб, а почему Ледяная?"- спросила я, дивясь такому необычному названию.
  
  "Ручьев здесь полно, и маленьких, и больших. Да еще подземных ключей. Знаешь, с какой силой бьют! Ледяные, или, как раньше говорили- студеные. Вот тебе и разгадка."- пояснила бабушка, раскрывая мой маленький, детский зонтик. Так мы и отправились в путь: я под зонтом радужной расцветки, с рюкзаком за спиной, а она в дождевике, с сумками в руках.
  
  Сама деревня располагалась на горе, и если бы не туман, то нам с высоты открылся бы замечательный вид- зеленые поля, поросшие отдельными островками леса, блестящая лента реки, и ручьи, коих было не счесть здесь. Почему-то это место мне сразу понравилось; казалось, в нем царила умиротворяющая атмосфера чего-то близкого, родного. Дорога то петляла и раздваивалась, то сужалась до маленькой тропки. Бабушке трудно давался подъем; несколько раз мы останавливались, что бы передохнуть. Пользуясь этой свободной минуткой, я собрала букет полевых цветов из клевера, ромашек и васильков.
  
  Наконец, сквозь белую пелену дождя, неподалеку стали видны разноцветные строения. Маленькие, приземистые домишки соседствовали с помпезными, трехэтажными коттеджами, у ворот которых стояли дорогие иномарки. Я засмотрелась на небольшой особнячок, который был последним в своем ряду. Бросалось в глаза его пестрое убранство: кованые перила лестниц, витиеватый узор которых был позолочен, огромные, каменные колонны высокого крыльца, красная черепица крыши. Через двор, довольно грязный и неухоженный, тянулась бельевая веревка с висящим на ней мятым, неопрятным бельем. Из глубины дома глухо звучал собачий лай. Апофеозом этой фантасмагории был флюгер на самой высокой и острой точке башенки, взметнувшейся вверх. Я смотрела на флажок и не верила своим глазам: казалось, что в серое, неприветливое небо взмыла ведьма на старой, потрепанной метле. Настоящая, крючконосая, в остроконечной шляпе! Ветер менял направление флюгера, и каждый раз мне чудилось, что колдунья неспешно кружит над огненно-красной крышей.
  
  А в единственное окно той самой башенки кто-то глядел. Присмотревшись, я увидела смуглую, черноволосую девчонку. Она сидела на подоконнике, и должно быть, давно следила за нами из своего тайного убежища. Заметив, что я наблюдаю за нею, она было хотела убежать, но любопытство взяло вверх, и девочка робко помахала мне своей маленькой, худой ручонкой.
  
  Бабушка неодобрительно покачала головой, и, схватив меня за руку, силой поволокла прочь от этого дома.
  
  "Цыгане! И здесь они!.."- ругалась она, по-прежнему не отпуская моей руки.
  
  Цыгане были неведомым народом для меня. Они обитали в сумеречных сказках, в напутствиях мамы перед сном: "Не шали, а то цыгане приснятся..." Это и пугало, и завораживало. Всегда в таких случаях мне представлялся образ страшного мужика с огромным мешком за спиной, в который он сажал невоспитанных, шкодливых детей. Этот персонаж навевал на меня мистический ужас. Вот и сейчас щемящее чувство страха вытеснило всю мою былую радость. Пройдя немного вперед, я обернулась. В окне уже никого не было. Наваждение сгинуло, как будто бы и не бывало, и я с легким сердцем зашагала дальше.
  
  Пройдя почти всю деревню, мы оказались в самом ее конце, остановившись у зеленого забора, преграждавшего путь в небольшой, аккуратный домик. Его серые, кирпичные стены были сырыми от дождя, а кое-где внизу и вовсе поросли мхом. Узкие оконные проемы были оформлены наличниками из красного кирпича, порыжевшего от времени. За окнами висел простенький, старый тюль в ромашку. Я подняла глаза вверх, на крышу, и рассматривая слуховое окно на чердаке, вспомнила о цыганском доме с флюгером-ведьмой. Пусть наш домик был скромным и незаметным для глаза, но милее его было не сыскать.
  
  Он принадлежал брату моей бабушки, и с его разрешения мы могли гостить там когда пожелаем. Да и деревня наша недалеко от города. В тот год мы были там впервые, и все в окружающей действительности казалось мне необычным. Я была городским ребенком, слишком привыкшим к благам цивилизации. Уличные удобства, баня - есть чему удивляться.
  
  Поужинав, и совершив вечерний туалет, мы готовились ко сну. Бабушка положила меня на узком, старом диване в углу, а себе постелила на односпальной кровати с панцирной сеткой, тихонько скрипящей при каждом движении. Прежде, чем погасить свет, бабуля долго молилась перед иконой, которую привезла с собой. Измотанная и уставшая от дороги, я заснула, едва моя голова коснулась подушки.
  
  Мне снился странный сон. Я видела эту комнату, ее скудное убранство, даже нас с бабушкой - но словно со стороны, подобно зрителю. В тишине тикал старый будильник, и я четко разглядела время, которое он показывал: три часа. В сельской местности при наступлении ночи особая темнота - кромешная. Нет фонарей, ярких вывесок, огней многоэтажек и торговых центров. Только тьма, ползущая по стенам черным мхом. Сонное оцепенение, в которое вплетался какой-то звук. То ли редкие капли дождя начинали моросить, то ли бесцветная ночная бабочка билась о стекло своими крыльями, а может, царапался и постукивал кто-то в темное, слепое окно. Звук все повторялся, становился настойчивее. Чудилось, будто невидимая рука скрежещет ногтями, пытаясь нашарить задвижку... Я вздрогнула и проснулась, поначалу даже не понимая, где нахожусь. Понадобилось несколько минут, что бы окончательно прийти в себя и успокоиться. Я была в деревне, в этом старом, пахнувшем плесенью и прелью доме. Бабушка мирно спала рядом. Вздохнув, я перевернулась на другой бок и тут же сердце встрепенулось в груди: напротив было то самое окно из сна. Страх завладел мной снова. А был ли сон? Набравшись смелости, я приоткрыла глаза, посматривая на жуткое окошко из-под одеяла. Конечно же, там никого не было, и лишь старая сирень царапала стекло мокрыми сучьями. Я накрылась одеялом с головой, и дав себе слово больше не смотреть в ту сторону, вскоре уснула.
  
  Утро встретило солнцем, теплом, и о ночных страхах я позабыла. Потекли беззаботные, летние дни. Июльскую дневную жару сменяли вечера, дарящие спасительную прохладу. Бабушка почти все время проводила на усаде: так она называла участок земли, сплошь засаженный картофелем. Бывало, она привлекала и меня к своим земледельческим работам. Окучивать картошку я не умела, да и силенок не хватало, и моей обязанностью стал сбор вредителя: полосатого колорадского жука. Признаться, эта работа давалось мне нелегко. Я панически боялась насекомых, коих на деревенских просторах было не счесть. Пресловутый жук был самым милым из всех представителей этого класса. И в зной, под палящими лучами солнца, и вечером, в тени, я опасалась огромных слепней, так и норовящих укусить, да побольнее. С визгом я носилась по усаду, пытаясь отогнать от себя очередного жужжащего агрессора. Работником я была никудышным, и бабушка презрительно именовала меня "белоручкой". Но я и не обижалась.
  
  Как-то вечером мы с бабушкой засиделись на улице допоздна вместе с нашей соседкой Марьей Петровной, жившей в доме через дорогу. Было около одиннадцати. Я то сидела с бабками на лавочке, то бесцельно слонялась по огороду. Играть было не во что, да и не с кем: в окрестных домах не было детей моего возраста. Правда, к тете Маше приезжала внучка, но ей было лет пятнадцать, не меньше, и вряд ли бы она захотела дружить с таким ребенком, как я.
  
  Погода стояла тихая, лишь только свежий, легкий ветерок качал заросли малины у забора. Где-то рядом стрекотали сверчки. Был один из чудных летних вечеров, навивающих умиротворение и сон. Мы было собрались расходиться, но внезапно идиллическую вечернюю тишину нарушили громкие крики и смех, раздавшиеся где-то рядом. Подбежав к забору, я увидела, как вдоль домов с горки спускается целая гурьба пестро одетых женщин. Они громко переговаривались между собой на неизвестном мне языке, в котором, однако, я различала и отдельные русские слова. Мелькали широкие, длинные юбки всех цветов радуги. Все женщины были очень молодыми, смуглыми, черноволосыми. Каждая несла в руках медный таз и сумку, из которой торчали банные веники. Приникнув к забору, я рассматривала этот загадочный народ. Одна из девушек, самая яркая и приметная среди всей компании, заметила, как я таращусь на них, и подойдя поближе, крикнула в мою сторону странные слова:
  
  "-Эй, гаджо!3 Со ту камэс?4- и тут же захохотала, сверкнув белоснежными зубами. Остальные тоже посмеивались, хитро переглядываясь между собой.
  
  В эту же минуту меня сердито окликнула бабушка, велев идти в дом. Я, сделав вид, что подчинилась, спряталась за крыльцом, что бы подслушивать.
  
  - Вот наглая девка!- возмущенно воскликнула баба Валя, потрясая кулаком куда-то вдаль. Марья Петровна молчала, неодобрительно качая головой. Разноцветная компания была уже далеко, но до нас долетали обрывки разговора и смеха. Мне стало не по себе. Вспомнился странный цыганский дом на краю деревни, девчушка в окошке башенки, махавшая мне рукой. Что-то подсказывало мне, что скоро я снова ее увижу...
   II Мое предчувствие оправдалось через несколько дней. Была невыносимая жара; солнце стояло в зените. Я играла в палисаднике под окнами дома. Огромный куст сирени одновременно был защитой от пекла и импровизированным шалашом: сквозь его ветви я видела улицу и прохожих, оставаясь при этом в укрытии. Про себя я называла это место "наблюдательным постом". Стремясь скрыться от летней духоты соседи прятались по домам. Улица была пуста. Мне было жарко и скучно. Уже несколько дней мне безумно хотелось назад, в город. Там был дом, любимые книги и друзья. Здесь же, под неусыпным контролем бабушки, из развлечений был сбор колорадского жука на бескрайних просторах усада, да телевизор, транслирующий два канала при условии хорошей погоды и отсутствии ветра. Предавшись мрачным мыслям, я не сразу увидела, как кто-то бесшумно крался вдоль нашего забора. Затаившись, я наблюдала из своего убежища. Вот отворилась калитка, и я замерла от неожиданности: крадучись и озираясь, в огород вошла цыганка, та самая, крикнувшая мне что-то на своем языке. Я сразу узнала ее, хотя сейчас она выглядела иначе: черные, блестящие волосы были собраны в тугой пучок, украшенный пестрой лентой, а платье было оранжевым, с рисунком в виде роз. Ступая босиком, на цыпочках, она направилась к крыльцу дома. Я последовала за ней, и выглядывая из-за угла, увидела, как цыганка пытается открыть дверь, шаря в замочной скважине тонкой железякой. Меня охватила паника. Что делать? Бабушки нет дома: еще с утра она в гостях у Марьи Петровны. Пока я бегу к соседям, цыганка вынесет все ценное и безнаказанно скроется. Я снова выглянула из-за угла: она нервно копалась с замком, стараясь открыть его. "Была не была"- решила я, и завопила что есть мочи: - Бабушка! бабушка! Нас грабят! Бабушка, помоги! Раздался бряцающий, звенящий звук: это цыганка от неожиданности уронила на крыльцо свою отмычку. Не разбирая дороги, она бросилась бежать по направлению к калитке, но я оказалась быстрее, захлопнув ее перед самым носом воровки. Бросив на меня взгляд, полный ненависти, цыганка, сверкая грязными пятками, побежала за дом, намереваясь уйти через усад. Через дорогу ко мне уже неслась бабушка, а вслед за ней, прихрамывая, шагала Марья Петровна. - Баб, она на усад побежала!- во весь голос закричала я, отпирая калитку. Сердце отчаянно застучало, когда я увидела, как бабушка, схватив садовую лопату, по пятам следовала за цыганкой. Та удирала меж картофельных кустов; ее одеяние маячило яркой, движущейся точкой. Увидев, как в нашу сторону бежит муж Марьи Петровны, дядя Миша, с двустволкой в руках, я испугалась еще больше. Преследователи скрылись из виду, и на несколько минут шум погони стих. Я стояла у бочки с водой, боясь сдвинуться с места. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в огороде показалась необычная компания: впереди, тяжело дыша и пыхтя, шла бабушка с лопатой в руках, за ней дядя Миша, тащивший за руку упирающуюся цыганку, а сзади хромала Марья Петровна, то и дело растирая пальцами больное колено. Воровка брыкалась, извивалась и даже пыталась укусить дядю Мишу, но вырваться из его бульдожьей хватки ей было не под силу. Он был полковником милиции в отставке, профессионалом, начинавшим работать еще в советские времена. Крепкий, коренастый, с седыми усами, от него так и веяло надежностью и правопорядком. Я украдкой взглянула на него: дядя Миша сиял, глаза горели. Да уж, это оперативное мероприятие по задержанию преступника было отработано четко! Цыганка шипела что-то на своем языке, буравя взглядом исподлобья всех присутствующих. Отчего-то мне было жутко на нее смотреть, и я спряталась за широкой бабушкиной спиной. - Не дергайся, милая, хуже будет! Эх, наручников нет, враз бы ее сейчас к забору приковал!- сурово сказал дядя Миша, крепко сжимая тонкую, смуглую руку своей задержанной. Бледная, как полотно Марья Петровна то и дело охала, хватаясь за сердце. - Скажи-ка мне теперь, красавица, как звать тебя?- с притворной лаской спросил дядя Миша. Цыганка, презрительно фыркнув, отвернулась, проигнорировав вопрос старого полковника. - Ууу, стерва! Ну ничего, я тебя в милицию сдам! Лазить она вздумала по чужим домам!- не унималась бабушка. Всю дорогу от усада, она хаяла воровку на чем свет стоит. Дядя Миша одобрительно поддакивал. В ход пошли совсем нецензурные выражения, которых, к слову сказать, моя баба Валя не стеснялась совсем. Марья Петровна пыталась урезонить ее, зашептав что-то на ухо, но бабушка отмахнулась от соседки, как от назойливой мухи. Подойдя ближе к цыганке, и смерив ее с головы до ног презрительным взгядом, баба Валя произнесла: - Теперь слушай меня. Если не хочешь сидеть, то уходи из этой деревни по добру по здорову. А не уйдешь, так я живо заявление в милицию напишу! Нууу?... Это "нууу?" было произнесено так грозно и весомо, что все присутствующие посмотрели на цыганку, не сомневаясь, что уж теперь-то она сдастся и будет молить о пощаде. Но не тут-то было! Девушка, казалось, преисполнилась невиданной гордости . Она выпрямилась, и будто став выше на голову самого дяди Миши, надменно сказала: - Никуда я отсюда не уйду. Это моя земля, моя деревня. И не тебе гнать меня, старуха! Как бы тебе самой не пришлось ноги уносить. Да и ребенок у тебя. Не боишься? Мне стало не по себе. Молодая цыганка смотрела на меня в упор, недобро улыбаясь. В тут же секунду началась потасовка. Первой на несостоявшуюся воровку набросилась бабушка, но девушка оказалась проворнее. Вывернувшись из рук дяди Миши, она толкнула бабу Валю, в несколько прыжков оказалась у калитки, открыла ее и бросилась наутек, поднимая за собой клубы пыли. Вся соседская компания ошарашенно смотрела ей вслед, не двигаясь с места. Первым из оцепенения вышел дядя Миша. - Пусть уходит. Они теперь еще долго в нашей степи не покажутся. Эта-то вон какая резвая, наглая. Ничего, она своим все передаст. Притихнут. - слова бывшего милиционера показались мне толковыми, но бабушка, как всегда, была не согласна. - Легко тебе говорить! А если они ночью дом мой спалят, или по окнам стрелять будут? Что тогда ты скажешь?- баба Валя подбоченилась и грозно посмотрела на дядю Мишу, но тот был непреклонен. -Не сунутся. Не переживай, Васильевна, не придут. Они теперь знают, что здесь их встретят, да так встретят, что мало не покажется. Я всю районную полицию на уши поставлю, остались еще связи - сурово сказал дядя Миша, закуривая папиросу. - Конечно, Валентина, Миша прав! Ничего не бойся, а в крайнем случае к нам беги. Мы рядом.- Марья Петровна ободряюще улыбнулась бабуле, и порывшись в карманах, вытащила целую горсть моих любимых карамелек-сосачек. - На, Оленька, держи. Ты самая храбрая девочка! Даже цыганки не испугалась. Так громко закричала, что мы на заднем дворе услышали! - ласково говорила Марья Петровна, гладя меня по голове. Дядя Миша лукаво подмигнул мне, и незаметно мое настроение улучшилось. Я даже почувствовала себя героем, ведь благодаря мне кражи не случилось! Эх, все-таки не зря я назвала старую сирень моим наблюдательным постом... Услыхав о случившемся происшествии, к нашему дому подходили и другие соседи, и каждому из них бабушка рассказывала историю о поимке воровки. Надо сказать, это доставляло ей удовольствие. Она смачно делилась подробностями произошедшего, победоносно взирая на удивленных слушателей. Пересуды о дерзкой выходке цыганки утихли только под вечер. ...Я долго ворочалась в постели. Баба Валя давно похрапывала, а вот я никак не могла заснуть. События сегодняшнего дня не выходили из головы. Последние слова цыганки таили в себе угрозу, да и взгляд ее был недобрым, зловещим. А глаза... Огромные, черные, затягивающие, как воронка. Наверное, так и действует пресловутый цыганский гипноз. Нечто, чем этот народ владеет от природы, передает из поколения в поколение. Первобытное, устрашающее ремесло... Ночью разразилась гроза. Черное небо то и дело освещали серебристые вспышки молний, чередующиеся с раскатами грома. Я прислушивалась к завыванию ветра в печной трубе. Звук постоянно менялся. То он был жалобным, одиноко скулящим, как дворовый пес, то неожиданно набирал силу и гремел, бесновался в старой трубе. Сирень под моим окном раскачивалась под ураганными порывами ветра. Меня обуял страх. Зарывшись с головой в одеяло, сквозь маленькую щелочку я смотрела в темное окно. Там, за стеклом, по которому бежали холодные струйки дождя, что-то таилось. В игре ночных теней мне чудились раскосые глаза, враждебно глядящие в комнату. Неужели молодая цыганка вернулась, и теперь пугает меня, смотрит с улицы в низкое окно? "Этого нет, этого нет... Там никого нет..."- зажмурившись, повторяла я про себя, попутно пытаясь вспомнить слова молитвы, которой меня учила бабушка. Как назло, на ум ничего не шло. Ужас сковал мой разум. Казалось, прошла вечность, прежде чем я осмелилась снова поглядеть в щелочку. Видение сгинуло, пропало. Буря ушла, громыхая где-то вдали. Конечно, на улице никого не было. Да и кто бы захотел выйти в такую непогоду? Так я убеждала себя, хотя сама не верила в это... Весь следующий день лил дождь. Небо затянули плотные, серые облака. Мне было скучно и тоскливо, как никогда. Утром я упрашивала бабушку вернуться домой, но она и слышать об этом не хотела. Для нее было своеобразным делом чести остаться здесь и доказать всем, что она никого не боится и будет жить в этом доме сколько хочет. Что ж, в чем-то она была права. Но все же меня не оставляли смутная тревога и беспокойство. Вчерашний эпизод совсем выбил меня из колеи. Я боялась выходить на двор, подходить к окнам: всюду мне чудились цыгане, норовящие утащить меня из дома. Я вспомнила рассказы о похищенных ими детях, а жуткое ночное происшествие только усиливало мой страх. Вечерело. Я угрюмо глядела в окно, наблюдая за соседским котом, вальяжно растянувшимся на сухой земле под сливой. На заднем дворе скрипнула дверь: бабушка возвращалась из огорода. Через секунду ее грузная фигура показалась на пороге. Поставив ведро с свежесобранным урожаем огурцов на пол, она направилась ко мне. Я заметила, как она старательно прячет за спиной какой-то сверток. -Что у тебя там?- спросила я, стараясь разглядеть таинственный предмет. Баба Валя заулыбалась, видя мой интерес. - Вышла я на усад. Гляжу вдаль, и думаю: чего это лежит у оврага? Белое вроде. Пошла. Грязь везде, глина, еле калоши отмыла. Зато глянь, что принесла тебе!- с этими словами бабуля выложила на стол нечто, завернутое в обрывки старой простыни. Я потянула за край. Ткань скользнула на пол, и моему взору предстала кукла. Это была обыкновенная советская игрушка: пластмассовая, светловолосая, в грязном голубом платьице. Ее волосы были спутаны и перепачканы землей, а на ногах отсутствовал один из белых сандаликов. Ярко-синие глаза, обрамленные черными ресницами смотрели прямо на меня, словно пытаясь сказать: "Я долго лежала под дождем и совсем промокла. Возьми меня себе. Я твой друг!" Повинуясь безотчетному порыву жалости, я схватила куклу и прижала ее к себе. - Баба Валечка, давай ее отмоем и себе оставим! Она такая красивая. Пожалуйста-пожалуйста!- верещала я, прыгая вокруг стола с куклой в руках. Бабушка смеялась, наблюдая за моим ликованием. От грусти не осталось и следа. Я была увлечена своей новой подругой, так неожиданно появившейся у нас в доме в этот мрачный, дождливый день. Остаток вечера я провела в заботах и делах. Налив в ведро воды и прихватив кусок хвойного мыла, я отстирала грязь с маленького голубого платьица, а затем устроила банный день и самой кукле. Глядя на нее в чистой одежде, с расчёсанными, прибранными волосами, я задумалась: как же мне назвать игрушку? Должно же быть у нее имя. Тут меня осенило. "Катя"- сказала я вслух. В этот момент мне почудилась, что в стеклянных кукольных глазках мелькнула какая-то искорка, и тут же погасла. Я готова была поклясться, что видела это. На секунду застывшие глаза словно ожили, вспыхнули светом разума. Долго еще я всматривалась в пластмассовое лицо своей синеглазки, но его выражение оставалось застывшим, безучастным. Должно быть, игра света, и никаких чудес. Так я и уснула, крепко прижимая Катю к себе. Утром меня разбудил крик соседского петуха. Потянувшись в постели, я перевернулась на другой бок и чуть не вскрикнула от неожиданности и испуга. Кукла сидела на подоконнике. Мне показалось, что ее круглые глаза таращились прямо на меня. Но как она очутилась возле окна? Я хорошо помнила, что легла спать, положив Катю рядом с собой. "Наверное, ночью она упала с кровати и бабушка посадила ее на подоконник"- подумала я, и вскоре совсем позабыла об этом. Отныне кукла стала другом и спутником во всех моих делах. Я брала ее с собой в огород и на усад, усаживала рядом во время обеда, заботливо укрывала одеялом, ложась спать.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"