Природу власти легче всего представить в сравнении её действий и динамики с таковыми передаточных механизмов управления машиной.
Сопоставим команду или властный приказ с головным рычагом управления машиной. От головного рычага на все исполнительные механизмы распространяются причинные связи в форме ли стимулов, либо цепей, приводных ремней, рычагов, шестерёнок, гирь, цилиндров, поршней, проводов, контактов, облучателей и т.п. - насколько хватит вашей технической фантазии.
Что характерно для этой картинки?
То, что каждое звено многоступенчатой передачи обеспечено физическим (или физиологическим, типа "стимул-реакция", для биологических звеньев механизма); причинным отношением, описываемым соответствующим физическим законом. Так, например, согласно закону Ньютона, Земля притягивает гирю к своему центру, гиря тянет цепь, цепь вращает шестерёнку, та поворачивает вал, последний замыкает контакты и т.д. Таким образом, движение и действие всякого звена определено физическими связями и обеспечено природными физическими силами, благодаря которым начальное физическое действие управления передаётся конечной исполнительной части - ковшу экскаватора, например.
Иное дело власть. Все вовлечённые в её отправление и передачу агенты физически свободны, - в отличие, например, от рабов галеры, прикованных к гребным скамьям и подгоняемых бичами.
Если вернуться к аналогии с передаточным механизмом, то увидим, как в "механизме власти" все рычаги поршни и шестерёнки движутся сами по себе, без всякой видимой связи между ними. Минимум, который нужно признать, оставаясь в рамках данной аналогии, что властные "связи", или "приводные ремни" властного управления, НЕВИДИМЫ (!).
Можно попробовать исхитриться, выбрав вместо механической модели кибернетическую, и сказать, что эти невидимые связи суть ИНФОРМАЦИОННЫЕ - потому и невидимы как таковые, ибо не выделяются из полей, заполняющих пространство, поскольку не передают энергию действия, но прочитываются как сообщения, динамически автономными устройствами (из которых каждое располагает собственной энергетической установкой).
Несомненно, эта модель гораздо ближе к реальности власти, поскольку в ней участвуют информационные связи между причинно независимыми агентами. Но всё-таки мы строим таким способом робот управления, а не власти.
Спросим себя: "Чем отличаются отношения управления от потестарных отношений?".
По-видимому, тем же, чем команда отличается от повеления (?).
И те и другие суть отношения внутри языковой общности, но для существования отношений управления довольно языка программирования; а для потестарных отношений нужен культурный человеческий язык. То есть язык, на котором не только сообщаются команды, но и совершается литургия, например.
Почему так?
Да потому, что управляющие связи суть когнитивно-информирующие в рамках сотрудничества. Они предполагают наличие конвенциальной функциональной сознательной дисциплины управляемого агента, - не более того, как правило.
В потестарных отношениях такие связи тоже присутствуют, но не исчерпывают их. Невозможно свести повеление к информированию.
Ведь управление есть лишь телепередача зашифрованной совокупности управляющих сигналов, которые агент-получатель расшифровывает и физически воспроизводит на своём головном устройстве. По сути, это тоже самое описанное выше управление машиной, только безрычаговое, или беспроводное!
Во власти есть нечто большее. Что это?
Представим себе царского воеводу, получившего с гонцом присылку, лист от Царя-батюшки. Этот лист содержит управляющую информацию. Воевода сообразует свои действия с этой информацией. Но действует он не благодаря информации, а по велению Царя, которому подвластен. Ведь он может и бездействовать или действовать противно, если сочтёт, что царь не настоящий, а самозванец, например? И тогда любые его действия, с учётом или без учёта информации, содержащейся в Грамоте, уже не будут ИСПОЛНЕНИЕМ ПОВЕЛЕНИЯ; то есть, будут пребывать вне потестарных отношений.
Эта потестарная ситуация Слуги Царёва кардинально отличается от либеральной ситуации свободного мореплавателя, искателя приключений, который, получив информацию о погоде, сообразует свою активность с этой информацией. Никто не велит ему ходить морями, искать новых земель, добычи и т.п.
И отличается она тем, чем всякое Служение Господину отличается от ориентирования на местности.
Во-первых, приказной лист от Царя -- это передача не столько информации, сколько силы (мощи). Оттого властные отношения и называются ПОТЕСТАРНЫМИ.
Во-вторых, -- соотношение энергии информации и силы передачи в поле общности здесь обратное, по сравнению с управлением. То есть, чем больше силы передаётся от Повелителя к послушающим возможно меньшим количеством информации, тем мощнее (сильнее) его Власть.
В чисто кибернетической связи идеалом является низкоэнергетическая, практически нулевая по энергозатратам трансляция (передача) максимального количества информации, - так что единственной энергией, которая передаётся, есть та, что эквивалентна количеству информации (= уменьшению энтропии), численно определяемой формулой Больцмана, высеченной на его могильном камне: S = k log W; где k - постоянная Больцмана, а W - число комбинаций.
Во власти же, напротив, важна не столько информация, сколько передача Силы. Сила эта - психологическая; но если перевести её в физические единицы, то мы получим огромные величины, когда одним жестом руки подвигаются огромные армии.
Для сравнения, представьте, как конвенциальный бизнес-менеджер обучает, подробно информирует, убеждает, внедряет "мемы" в сознание управляемого, создаёт перспективные стимулы и т.п., с тем чтобы обеспечить с его стороны нужные действия в нужное время, - каковые тот и предпринимает, действуя рационально... И, по контрасту, Повелитель лишь повёл бровью, и все служивые, пятясь и кланяясь, выразили свою подвластность, и тут же взялись за дело, не щадя и самого живота своего и подчинённых, с минимальным участием разума, употребляя лишь столько ума, сколько потребно для УМЕНИЯ.
Чувствуете разницу?
Думаю, что - "да". Но, это феноменально... А какова психическая субстанция, ответственная за наблюдаемое различие? Чем субстанциально отличается воля функционального исполнителя от воли преданного слуги?
Чтобы выяснить, пойдём от противного и спросим: "Какой бизнес-менеджер наиболее успешен?".
Ответ известен - самый циничный и бессовестный.
Аналогично: "Кто из слуг Господина располагает наибольшей властью, - не по должности, а по характеру?".
Ответ также известен - самый почтительный и беззаветно преданный.
Психический коррелят преданного служения - совесть. Соответственно, верный слуга отличается от успешного менеджера, по меньшей мере, слышимостью и громкостью голоса совести. Ну и, конечно, - той самой силой власти, которую обнаруживает в общении.
Так, Иисус Галилеянин, будучи практически "никем" в плане социальной иерархии, отличался тем, что говорил "как власть имеющий", то есть авторитетно-убедительно и безапелляционно.
Чем отличается такое высказывание Учителя от "рацеи" менеджера?
Тем, что оно не является силлогизмом, или логическим умозаключением, но есть суд, или приговор, износимый Судьёй.
Таким образом, ситуация обнаружения власти в потестарных отношениях кардинально отличается от ситуации конвенциального сотрудничества, или рационального согласования целей и методов.
В последней партнёры формально равны и сопоставляют свои рацеи с общими для них обоих критериями разумности.
В первой вообще нет партнёров. Здесь абсолютное неравенство сторон, поскольку эта ситуация воспроизводит положение первых людей в их отношениях с Творцом мира.
Своею волею Творца Бог насаждает Сад обитания человеков и устраивает в его центре Фонтан Жизни, который обносит забором Закона. И осведомляет первых людей об этом заборе, в пределах которого - жизнь; за которым - смерть!
Названный "Забор Закона" может быть обозначен как Послушание, поскольку по сю сторону ограды - подчинение своей (в уподобление Богу) жизнетворящей воли Творцу, а по ту сторону - самостоятельное жизнетворчество, при помощи слова.
Описанное "Архэ" Власти примечательно СВОБОДОЙ человека. В отличие от "архэ" причинного управления, Творцом не предусмотрено никаких приводных ремней, привязывающих человека к фонтану жизни в центре Сада. Единственное побуждение человека оставаться в пределах ограды (заповеди) - это уважение, почтение к Творцу как Отцу и Господину. Выход за ограду равен неуважению, презрению к Творцу и самовозвеличению.
Размножение человечества и усложнение возделывания Сада, привело к большому и сложному ветвлению Древа Познания, и, соответственно - к усложнению линии первоначальной ограды фонтана Жизни. Невозможность самим судить об этой линии приводит людей к потребности в высшем Суде, определяющем её местоположение в каждом событии совместного жития.
Судьями, выносящими решение по этому основному вопросу, выступают Цари, Дети Отца Небесного. Таким именно Судьёй в Иудее времён Ирода был Христос Иисус из Назарета.
Слово "Христос" означает "Богопомазанный", или поставленный на Царство самим Богом. Елеопомазание земного царя являет собой культурно-когнитивное изображение Истины человеческого космоса. Той самой о которой Иисус сказал: "Аз есмь истина!".
Небесноподобие земного царства отвечает богоподобию человека и создаёт человеческий тип, способный к потестарным отношениям - знающий, что есть почтение, служение и суд. Не случайно воинское сословие в Истории цивилизации занимало всегда почётное место. Военнослужащим близки и понятны потестарные отношения.
Власть уподобления безусловно отличается от истинной власти, но может служить сосудом для неё.
Имярек, подобный истинному человеку в своих установках почтения и служения, способен быть сосудом Силы. Он слышит Суды, может узреть Законодателя в ближнем своём и стать Апостолом. Как Иоанн Креститель узрел в Иисусе Галилеянине богопомазанного Царя Израиля и воскликнул прилюдно: "Вот Он!".
В итоге мы должны признать, что ответом на вопрос о "природе власти" в большей мере является известная максима: "Несть власти аще не от Бога".
Дотошный читатель может спросить: но какова же информационная часть власти, которая от Бога, - раз мы говорили, что такая составляющая во власти присутствует?
Учитель не обошёл этот вопрос стороной и предложил универсальный критерий отличения воли, оставляющей нас по сю сторону ограды Фонтана Жизни, от воли, выводящей за ограду. Этот критерий - Любовь.
Является ли сообщение его информацией?
Если "да", то кому адресована, и что изъясняет? И почему "заповедь Любви" есть на самом деле не заповедь (то есть, не запрещение) а единственное повеление Учителя Иисуса, адресованное ученикам и, через них, всем людям?
Для ответа посмотрим на Благую Весть. Она не придумана и не написана Христом Иисусом. Это рассказы учеников о своём Учителе, подобные рассказам Платона о Сократе. Являются ли Евангелия информацией? Формально - да. Но если мы попробуем транслировать эту информацию как кибернетическую (управляющую деятельностью), то получим НОЛЬ. Поскольку она не кибернетическая, а больше ЭСТЕТИЧЕСКАЯ, адресованная к способности влюбляться в человека, в ближнего.
В качестве учителя мудрости и закона (по еврейским понятиям) Иисус, в отличие от, скажем, Аристотеля, не сообщает ученикам никакого учения. Соответственно и апостолы нам ничего не сообщают, в этом смысле.
Иисус не учит, он живёт, входя в веси иудейские как ожидаемый всеми Мессия. Самим своим явлением народу он, что называется, "разделяет овец и козлищ", ну и так далее...
Ученики, сопровождая и наблюдая Его, влюбляются в Иисуса, и затем рисуют Его портрет, сообщая через это нам свою влюблённость.
Помянутое разделение народа Израильского на "овец" и "козлищ" уже произошло в них. Мы привычно называем апостолов "учениками", хотя на самом деле это греческое слово означает "посланник", или "посол".
Они, вслед за Крестителем, узнали и признали в Иисусе из Назарета богопомазанного Царя и стали Его верными слугами. Как Его подданные они, вместе со своим Царём, образовали новое подлинное Царство Израиля как богоизбранного народа. То есть, апостолы, или посланники, разносящие Весть о пришествии Царя, суть начаток истинного Израиля - не по имени только, но по сути.
Как верные слуги они подвластны Господину, слушают и исполняют его веления; но никакие механизмы власти не соединяют апостолов с Христом Иисусом - только живая любовь их к Нему. И Он не управляет ими - они вместе живут, ходят по Иудее. Таким образом, властные отношения не являются здесь кибернетическими ни в малейшей степени.
Сказанное указывает на личную трансформацию, произведённую в апостолах превращением в "овец пастыря Доброго" и отделением от "козлищ":
Двое, до того сущие слитно в одном лице - человек умелый, производящий, искусник, и Человек любящий Человека - разделились.
Значит, разделились и две жизни, или два дыхания (две души), сопряжённые со словом, - как разделилось слово на "информирующее" и "любовное".
Присмотримся внимательнее к этим двум жизням. Человек умелый есть, прежде всего, старатель: он роет землю своей плоти в поисках "злата", или телесного блага. Эта добыча есть основа его жизни. Во вторую очередь, он - производитель, творец; лепит из глины имён скульптуры, ставит перед собой и наслаждается созерцанием дела рук своих. Или вырезает из дерева буратино и устраивает кукольный театр, и соблазняет себя сценами из спектаклей. И это любование (не путать с любовью!) и самособлазнение есть его дыхание.
Ясно отсюда, что человек умелый ищет управляющей действиями информации - знания, КАК ЭТО СДЕЛАТЬ? Как добыть жизнь?
Этот тип информации служит, поэтому, и для сотрудничества в деле коллективного старательства, или совместной жизнедобычи, и циркулирует в социуме.
Дыхание, добываемое при помощи этого знания, суть испарения земли. Оно радикально отличается от Дыхания, идущего к нам вместе со Словом Отца Небесного; Словом Его любви к нам, которому мы внимаем благодарно, почтительно, с готовностью служения. И оно есть Жизнь - но не делания, а любовного общения со Старшим, заботящимся о нас.
Для разъяснения указанного различия Традиция прибегает также к метафоре "хлеба" как "жизни".
Человек трудящийся копает землю и садит семя, чтобы получить питание на каждый день. Любящий сын и верный служивый имеет свой хлеб от Отца и Господина. Что и выражено в главной молитве христианской: "Отче наш, иже еси на Небеси, даждь нам Хлеб наш на каждый день!".
Природу этого Хлеба раскрыл Христос Иисус во время Тайной вечери. "Сие есть тело моё, за вас ломимое, и кровь моя, за други проливаемая...".
Откуда ясно, что Хлеб Живой даётся на стези Служения принесением в жертву своей плоти и крови земных. И знание этого есть "информационная часть" Власти, если угодно ....
Откуда ясно, что Хлеб Живой даётся на стези Служения принесением в жертву своей плоти и крови земных. И знание этого есть также "информационная часть" Власти, если угодно ....
Указанному выше разделению Израиля на две неравные в очах Божьих части, соответствует проводимое блаж. Августином разделения Рима на два града: "Град земной" и Град небесный".
"Два града созданы двумя родами любви: земной -- любовью к себе, доведенною до презрения к Богу, а небесный -- любовью к Богу, доведенной до презрения к самому себе". (Св. Августин. "О граде Божьем").
Социолог Ежи Шацкий, приводящий эту цитату в своей книге "История социологической мысли" замечает по поводу:
"Мышление св. Августина теоцентрично, поэтому он выделяет только два града, хотя может существовать множество различных предметов любви, объединяющих людей, а значит -- такое же множество "градов" или, лучше сказать, "обществ", ибо, заметим, речь идет о "градах", лишенных политической власти".
Не оспаривая "теоцентричность" мышления бл. Августина, необходимо замечаем, что, в противность Августину, мышление Ежи Шацкого не то чтобы имело иной центр; оно вовсе не концентрично, но - дисперсно. Кроме того, в приведённом суждении его мышление обнаруживает себя как резонёрское и техногенное. Отсюда, в центре внимания у Ежи числа - сколько градов? - и поиск ответа на вопрос: почему именно столько?
А его трактовка "любви" как предметной: объединяющей людей в группы по признаку ценимого ими предмета, т.е, фактически по потребности; является откровенно консьюмеристской (= потребительской), и выдаёт "социологию" Ежи Шацкого как обслуживающую рынок.
С таким ментальным багажом, разумеется, нечего соваться ко святым Отцам, но - имеем то, что имеем. Ежи суётся, - видимо потому, что, будучи поляком, причисляет себя к католикам. В итоге он попадает в сеть, выпутаться из которой можно только с помощью лукавства.
И лукавство Ежи Шацкого, здесь, в том, что, обсуждая сентенцию бл. Августина, он акцентируется на слове "любовь", совершено игнорируя слово "град", являющееся здесь синонимом слова "царство". Ведь, с таким же успехом, не погрешив против смысла, можно говорить о двух царствах - земном и небесном. Именно эта подсознательная "игнорация" и позволяет Ежи утверждать, будто бл. Августин говорит о "градах, лишённых политической власти".
Как можно говорить о царстве, или городе, не говоря тем самым о власти?!
Власть всегда политическая: она существует в полисе, и немыслима вне такового. Выделите любую пару лиц, связанных властью - будь то "отец и сын", "муж и жена", или "командир и воин", - и вы должны будете признать, что эта пара есть "элемент полиса", по Аристотелю.
Каким же логическим трюком удаётся Шацкому выделить из Власти как таковой "власть политическую", и хирургически удалить её из "градов" блаж. Августина?
Трюк этот известен: заимствован либералами из идеологии Просвещения и Французской революции. Речь идёт об отделении церкви от государства и разделении морали и закона.
И тогда, помянутые грады, или царства, суть духовные или душевные образования; словом, - химеры. Группы людей, разделяющих названные иллюзии, могут сколько угодно называть себя Небесным Иерусалимом, Градом Небесным, Царством не от мира сего, и т.п. - всё равно, они образуют лишь психологическую общность, не создающую политических институтов, или "реального" города.
Такова мысль Шацкого.
Мы, со своей стороны, думаем, что упомянутые бл. Августином "Грады" немыслимы вне потестарных отношений (включающих в себя "политическую власть"), и суть непременно "царства". Хотя для "земного града" характерно "безвластие", подменённое зависимостью от греха и соблазна. Каковую зависимость нам и демонстрирует Ежи Шацкий, когда отсоединяет "социальную реальность" от нравственности:
"Разделение этих двух градов носит характер исключительно нравственный, а не физический, а потому их характеристика не соответствует никакой созерцаемой социальной реальности. Она служит лишь для демонстрации в чистом виде двух противоположных систем ценностей и двух разных -- соответствующих им -- типов общественного порядка".
Указание Шацкого именно на "созерцаемую реальность" весьма многозначительно в контексте нашей беседы. Дело в том, что зависимость всегда материальна в конечном счёте. Знаковые кибернетические компоненты зависимостей, как информационные связи машины, не должны нас, здесь обманывать. В конечном итоге всё оканчивается "приводным ремнём" и "исполнительным механизмом". В отличие от зависимости, Власть принципиально нематериальна. Соответственно, информационная составляющая Власти существует не в порядке УПРАВЛЕНИЯ, а в порядке ОБЩЕНИЯ.
Отсюда, для того чтобы перейти от "созерцаемой социальной реальности" ко "граду" бл. Августина, необходима операция абстрагирования.
"... Речь идет об абстрактном представлении общества" - говорит Ежи.
То есть, в рассуждении бл. Августина имеем чисто логический (без участия созерцания) мысленный эксперимент социолога-теоретика!
Нам, однако, не в мыслях, а в реальной жизни хорошо знакома принципиальная безнравственность той социальной реальности, которой принадлежит Шацкий. Представляющее собой сеть причинных связей, но не могущее ("по независящим причинам") вычеркнуть из управляющих программ нравственное понятие ВИНЫ, это сообщество называет "виной" сбой в работе механизма, отклонение от траектории, а на место оправдания подставляет объяснение причин сбоя.
И такое замещение является самой обычной ложью человека "Постмодернити" - выставление и принятие логического объяснения, или "резонов", в качестве оправдания.
Таким способом выводятся за скобки сознания персональные отношения с Господином, в которых только и существует вина, и вытесняется, замалчивается (игнорируется) факт греха. Им указываешь на грех, на вину пред Богом, а они тебе приводят резоны - почему им невозможно быть без греха; вход идут ссылки на нужды плоти, на обстоятельства, на большинство (все, мол, так делают), на привычки, "нервы", бедность, наследственность, и проч., и проч.
В итоге, в безбожном обществе нет Вины, а значит нет и Правды, или Суда, но есть только согласование интересов (конвенции) и самостоятельное или арбитражное "утрясание" взаимных претензий.
Соответственно, наказание понимается лишь как стимуляция или принуждение имярека к конвенции, или поиску соглашений с партнёрами и конкурентами.
Однако, наказание за грех - смерть. Потому, в земном граде как образе и подобии небесного обязательно присутствует, в качестве наказания, смертная казнь.
В обществе как разумно устроенной машине нет оснований для такого наказания. Как следствие, отмена или отсутствие умерщвления в уложении о наказаниях может служить верным признаком именно такого общества.
Какого "такого"? - спросите вы.
Отвечу: Безвластного, - в перспективе заявленной нами темы "природы власти".
Сказанное позволяет сделать совершенно иное предположение о соотношение двух "градов", помянутых бл. Августином - не как двух групп потенциальных покупателей (в трактовке Ежи Шацкого), а в аспекте служения. Именно, земной град должен помогать имяреку родиться для Града Небесного.
Их служебное - по форме и по сути - отношение выражается, в частности, тем, что "Иерархии чинов Ангельских и Божьих тварей изоморфна земная феодальная система", - как пишет о том Аарон Гуревич (Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры).
Но это - наше предположение. По тексту, "небесный град" св. Августина являет собой химеру осуществления Аристотелева полиса как организма, посредством "любви". В этом проекте нет ничего христианского. У последнего лишь заимствуется "любовь" в качестве средства осуществления античного идеала.
Августин пишет, что хотя в небесном граде "один будет иметь дар меньше, чем другой, но иметь его будет, не желая большего, подобно тому как в теле глаз не желает быть пальцем, хотя тот и другой заключаются в одном неразрывном составе тела".
Этот идеал усердно осуществляется в монастырях; главным "клеем" при этом, на практике, выступает не любовь, а ПОСЛУШАНИЕ; то есть, абсолютная власть Старших.
Однако, является ли эта власть Властью Бога? Отнюдь! Ибо здесь слишком сильна конвенциональная составляющая: послушание, как непременное условие пребывания в монастыре.
В свете такого социологического "органицизма" бл. Августина, подчёркивание Шацким противопоставления двух градов оказывается чисто внешним наследием первых веков. Ежи далее сам говорит об этом, ссылаясь на Роберта Нисбета:
"Когда сравниваешь общественную мысль Средневековья с философией раннего христианства - пишет Шацкий, - прежде всего, поражает смягчение противостояния земли и неба, царства Божьего и царства земного" (курсив наш).
"Нисбет верно отмечает, что "функционалистско-органицистический идеал межчеловеческих отношений, помещенный св. Августином в будущую жизнь, в вечный союз избранных, должен был стать, особенно в работах Фомы Аквинского... идеалом для общества в этом мире". Органицистское видение общества, ранее касавшееся сообщества верующих в Христа, начинает теперь применяться к обществу как таковому, к любому постоянному объединению индивидов. Не переставая быть мистическим телом, общество оказывается одновременно и физическим бытием. Теология начинает смешиваться с политикой, идеал с действительностью".
"В средневековой социальной мысли - пишет Шацкий - оппозиция идеала и реальности, права идеально разумного и права позитивного явно ослабевает или вообще исчезает.
То есть, по отношению к позднему Риму, которому принадлежала мысль Августина, "средневековое" сознание всё более платонизируется.
"Средневековье, -- утверждает Гуревич, -- не видело отчетливой разницы между идеальным и позитивным государством, то есть между таким правом, каким его представляли, абсолютно справедливым, и действующим правом, выраженным в практике или записанным в виде собраний, кодексов и т.д.".
Помянутая выше максима: "Несть власти, аще не от Бога"; находит своё платоническое выражение в томистской доктрине трех видов права, согласно которой все законы являются проявлением единого закона Божьего и неизбежно с ним согласуются, ибо в противном случае они просто не были бы законами".
Неотомист Этьен Жильсон подтверждает платонизм Святого Фомы. Он пишет:
"Святой Фома Аквинский в своей философии представил идею монолитной системы законов, правящих миром. На вершине иерархически выстроенной системы находится существующее per se (само по себе) вечное право; ниже -- естественное право, являющееся отражением вечного права в человеческом мире и разуме; ниже всего -- человеческое право (позитивное), представляющее собой соответствующую условиям конкретизацию естественного права и обязательное только в случае полной с ним согласованности". (Э. Жильсон. "Введение в философию св. Фомы Аквинского").
В таком платоническом истолковании власть изображается модельно-кибернетической зависимостью и, значит, Властью не является, поскольку Власть принципиально есть полная Свобода.
Сравним с этой моделью властную истину Закона:
Независимо от законов земного града, и отношения имярека к закону, для всех людей всегда существует и всегда актуален Суд Божий о жизни и смерти. Суждение Бога в данной конкретной ситуации отношений конкретных имяреков и есть Закон Божий, который - вопреки мнению Шацкого, называющего Закон "вечным наказом Наивысшего Властителя", - не издан "от Века и Навсегда", но существует всякий раз ad hoc, и является единственно истинным, или живой Правдой Божией!
Эту именно Правду имел в виду Христос Иисус, когда в ответ на обвинения в несоблюдении закона, или предписаний Торы, заявлял: "Не нарушить Аз пришёл Закон, но исполнить!".
Имярек может узнать Суды Божьи. Для этого нужно быть в личном общении с Царём Небесным. Когда такого общения нет и, значит, нет узнания Лика Божия, но есть претензия на всезнайство, приходится придумывать для себя объяснения "что такое бог?". Именно этим занимался Гирке, подменяя Бога понятием "единства":
"Конститутивный принцип вселенной, -- писал фон Гирке, -- единство. Бог, будучи абсолютным единством, опережает проявляющуюся в мире разнородность и возносится над ней...".
Этот самообман имеет только одно назначение - избыть свою неполноценность в среде верующих, обращающихся к Богу.
Разумеется, "закон" такого "бога" может быть только логическим и, значит, - только функциональной зависимостью, пребывающей вне Власти.
Несмотря на весь аристотелизм Фомы Аквинского, у которого, по словам Е. Шацкого, "... мы нередко находим решения, отсылающие исключительно к утилитарным аргументам, к потребностям личности, которые не могут быть удовлетворены без общественной организации, разделения труда и т.д.", сам по себе феодальный строй является потестарным по сути. Главное в нём - личная передача и распределение власти этим путём; от Царя Небесного через Папу, или Главу Церкви, вручающего инсигнии власти Суверену, Королю. От него власть получают сюзерены и вассалы, через личные отношения верности. Слово "феод" образуют именно эти две компоненты: "верность" и "власть", от древненемецкого fe -- "верность" и od -- "владение".
Отсюда, неправильно представлять себе феодальное общество как систему землевладения. Романо-германский феодал не был землевладельцем (помещиком) в чистом виде, но - властелином части цивилизованного общества, сюзереном; получающим свою власть от Суверена. "Феод" - это не пахотная земля; феодом мог быть и город, и область, и промыслы, и торговля, и даже просто фиксированный доход. В феоде главное - ВЛАСТЬ и отношения с источником власти.
В этой связи можно ещё раз подчеркнуть, что Власть - это Личные Отношения. Поэтому потестарная организация мира логически приводит к Монархии.
Бюрократическая машина стимуляции нужного поведения - это не власть! Её связи - причинные, а не властные. Её ржавление, или коррупция, и сопряженные с нею несправедливости неизбежны.
Экзистенциально потестарная иерархия и машина стимуляции различаются витальными силами, действующими в них. Если, во власти действуют личные силы почтения, то в машине управления (манипуляции) действуют внешние раздражения, доставляющие наслаждение или боль.
Иллюстрацией может служить знаменитая французская кинокомедия "Жандарм и инопланетяне". Там внешне неотличимые от людей инопланетяне, будучи на деле машинами, всё время пили машинное масло, ради смазки движущихся частей и предотвращения ржавления.
Ужесточение внутримашинных связей (жестокость стимуляции) даёт начало Тирании, в её существенном отличии от Монархии. Жёсткость соединений уменьшает необходимость в "смазке" и, тем самым позволяет сэкономить на "достатке" сограждан, вынужденных жить более сурово.
