Аннотация: Решение приютить загадочного мальчика становится роковой ошибкой в жизни главного героя...
Я нашёл его на улице, съежившегося от холода и дождя. Мальчик. Ему можно было дать лет тринадцать, не больше. Худенький, промокший, в грязном изношенном пальтишке, судя по свисавшим рукавам, явно ему не по размеру. Всклокоченные чёрные волосы, измазанное в саже и копоти лицо, побитый вид.
Я всегда относился к детям неравнодушно. Меня бросало в жар и возмущало при одной лишь мысли, что склизский асфальт - самое место для подобных ему пацанёнков, в силу определённых причин оказавшихся посреди ночной бури на городской улице, подобно бездомным собакам. У меня ведь тоже дочь. Как я пройду мимо, изображая, что ничего особенного не увидел?
Недолго думая, я приблизился к мальчику и похлопал по плечу, желая привлечь внимание, но тот на меня не реагировал. Сидел, спрятав лицо в коленях. Так и не поднял голову. Я подхватил ребёнка на руки и понёс домой.
Так он впервые и появился под моей крышей.
Я понятия не имел, кто он и откуда. Мальчик не разговаривал. Забился в угол, как только спустил его с рук, и начал исподлобья на меня смотреть каким-то диким взглядом, в котором безошибочно читалась агрессия.
Странно, но этот ребёнок не испытывал благодарности за спасение.
Я попытался уговорить его вылезти из угла, протягивал руку, по-доброму улыбался, но мои старания успехом не увенчались. Мальчик не принимал мою помощь. Поняв, что угол он не покинет, я принёс толстое шерстяное одеяло и подал ему. Но несмотря на свой озноб, гость в предложенное одеяло не завернулся.
Маленький дикарь.
Он не отвечал на вопросы. Не назвал даже имени.
Я решил не приставать. Подумал, пусть освоится, осознает, что вреда не причинят, и тогда сам пойдёт на контакт.
Принёс ему на тарелке овсяное печенье с кружкой тёплого парного молока, поставил на пол, после чего покинул гостиную, оставив лампу зажжённой, и отправился спать на верхний этаж.
В ту ночь я глаз не сомкнул. Дождь барабанил по стёклам, сверкали молнии, полосами разрезая тьму, пару раз сердито грянул гром. Ужасная ночь. Я ворочался в постели и всё гадал, что же за люди такие повстречались на пути этого мальчика, что с ним вытворяли, почему жестоко обращались... В какой злополучный день общество безжалостно вычеркнуло детей из своего круга и почему другие, более совестливые, не обратили на столь тягостное преступление никакого внимания? Меня терзало множество вопросов.
Утром я спустился в гостиную и нашёл гостя в том же углу, свернувшегося калачиком. При моём появлении он моментально вскочил, будто от резкого удара, словно боялся, что я сейчас пну его или ещё что-нибудь нехорошее сделаю. Печенье с молоком остались нетронутыми.
Чтобы успокоить его, мне пришлось делать вид, что я занимаюсь своими делами: перекладываю с места на место документы, готовлю, подметаю пыль, словом, не представляю для парня угрозы. Он, кажется, перестал волноваться и дёргаться от каждого шума и быстрого движения, свернулся, обхватив руками худое тело. Не знаю, спал ли он вообще, потому что его глаза всё время были открыты.
У него очень необычные глаза. Я так и не разобрал, какого они цвета. Не то карие, не то чёрные, а порой даже синие... Всё зависело от освещения. В лучах солнца, при разгоравшемся пламени камина и в сумраке цвета были разными.
Когда пришло время обеда, я оставил на полу миску супа в надежде, что мальчик притронется к еде. Из его желудка доносились урчащие звуки. Сомнений в том, что он голоден, не оставалось. Однако суп не заинтересовал моего гостя.
Ночью я снова поднялся спать на второй этаж, а лампу не задул. Вдруг боится темноты? Но я ошибался. На рассвете, войдя в гостиную, заметил, что огонёк он затушил сам.
Так минуло несколько дней.
Нельзя сказать, что общество молчаливого дикого ребёнка тяготило меня. По существу, он ничего не делал. Лишь изредка вылезал из угла и всё к чему-то принюхивался. Будто зверь. Он напоминал мне зверёныша. Эдакий маугли, попавший в дом цивилизованного человека.
Одежду он так и не сменил. Я приносил ему рубашки, брюки, но мальчик ясно показал, что не нуждается во всём этом. Когда я пробовал стянуть с него то изношенное пальто, он вцепился в мою руку и до крови укусил. С тех пор я не трогал его. Пусть сам разбирается...
Не знаю, зачем мне всё это было нужно. Возможно, я просто скучал по собственному ребёнку. Моя дочь училась в приходской школе. Давно её не видел. По вечерам доставал из ящика фотографию и смотрел на дорогое детское личико, обрамлённое белокурыми волосами. Что касается жены, то она уже много лет покоилась в земле, да смилуется над ней Господь. Старушка была бы не против, чтобы в нашем доме жил сирота.
- У тебя есть имя? - как-то спросил я мальчика.
Он по-прежнему не отвечал мне.
- Хьюго, - произнёс я, глядя в глаза своего гостя. - Буду звать тебя Хьюго. Не против?
Кажется, ему было всё равно.
***
Меня беспокоил тот факт, что мальчик ничего не ест и не пьёт. Тарелки всегда оставались полны пищи. Я заметил ещё одну странную вещь.
Когда вышел на балкон покурить, увидел на полу дохлого голубя. Птица залетела в дом и померла, от чего - я не понял. Голубь лежал бездыханным, сложив крылья и поджав лапки. Никаких ран на его тельце не обнаружилось.
А живот юного гостя больше не урчал.
***
Энни Дарлинг приехала на каникулах. Её веселый голосок огласил окрестности. Она бросилась в мои объятия, принялась целовать в обе щёки, громко смеялась и без умолку болтала о том, как страшно по мне скучала, как строги к ней учителя, как бессовестны подружки... Не знаю, в кого она такая. Её мать отличалась спокойным нравом.
Глянув в сторону дома, я заметил в окне лицо своего таинственного гостя. Видимо, услышав шум, он заинтересовался происходящим и покинул насиженное место.
Я понятия не имел, как дочь отнесётся к этому дикарю. Энни Дарлинг была непредсказуемым существом.
Не могу выразить своё удивление по поводу того, как внезапно, буквально за те несколько минут, пока я встречал дочь во дворе, преобразился мальчик. Введя Энни в дом, я готовился представить ей зверька, забитого и не умевшего говорить, но перед нами стоял аккуратный юноша с чистым лицом, одетым в свежую рубашку и брюки (пальто я не обнаружил, как ни старался), причёсанный и вежливый.
- Папа, а кто это? - глаза Энни Дарлинг зажглись от любопытства.
- Хьюго, - вместо меня ответил гость. - Зовите меня просто Хьюго.
В тот момент я не нашёл сил, чтобы сказать хоть слово. Неужели этот мальчик всё время меня разыгрывал?
- Энни Дарлинг, - девочка сделала шуточный реверанс, чем вызвала у него улыбку.
Прежде я не видел, чтобы он улыбался.
Пока дочь раскладывала вещи в комнате, я пронзал взглядом гостя, давая понять, что с сегодняшнего дня ни на толику ему не доверяю. Но тот интереса к моему мнению не проявил. Его не смущали ни вызванное удивление, ни буря одолевавших сомнений по поводу его личности.
Зато, по всей видимости, он не остался равнодушен к Энни.
***
Моя дочь - яркий и очень светлый человек. Она была склонна доверять людям, часто обижалась по всяким пустякам, но быстро прощала. Тринадцать лет - тот проклятый возраст, когда дети, покинувшие пелёнки и игрушки, впервые познают муки первой любви, серьёзной, оставлявшей навсегда отпечаток на нежных сердцах. В Хьюго нельзя было не влюбиться. Несмотря на дикие повадки, от которых ему не удалось избавиться, он привлекал своеобразной внешностью, глубоким взглядом, приятным голосом, от которого порой захватывало дух.
Одним словом, Хьюго умел подчинять людей.
Вскоре на меня снизошло осознание: это вовсе не он был зверем в ошейнике, не смевшим покинуть свой угол. Это я был круглым идиотом. Это меня он держал за животное. И использовал в собственных целях.
Вот тогда я понял, что нужно выставить его за порог. Это просто необходимо сделать, пока меня самого не вышвырнули на улицу.
И меня уже сильнее настораживал факт, что Хьюго не прикасается к пищи.
Я часто видел, как Энни Дарлинг приносит из сада яблоки и ягоды, садится подле Хьюго и предлагает ему часть собранного, но тот вежливо отказывается. Энни слишком проста, чтобы догадываться о его истинной природе. Её волнуют наряды, украшения, красивая музыка и смелые признания, но она неспособна проникнуть в суть вещей.
За маской обворожительности в Хьюго таилась опасность. Какая именно, я не знал.
Он не спал в углу, как в те дни, когда мы находились в доме наедине. Мальчик занял комнату наверху, но запретил кому-либо туда входить. Я лишь пожимал плечами, делая вид, что его причуды мне безразличны, но Энни Дарлинг сгорала от любопытства.
- Папа, - дёрнула она меня как-то за рукав. - Папа, я так хочу увидеть, что он там прячет!
- Он ничего там не прячет, просто хочет, чтобы его оставили в покое, - нудным тоном ответил я, сам не веря в правдивость собственных слов.
- Я обязательно это выясню, - заявила дочь. - Прокрадусь в его отсутствие и посмотрю!
- Не советую тебе этого делать, - покачал я головой. - Он будет не в восторге.
- Он ничего не узнает!
Её намерение вызвало в душе нехорошее предчувствие.
- Энни, пообещай, что не поступишь так! - я решил взять с дочери слово.
Глядя в мои глаза, она клятвенно заверила, что не станет заходить в комнату Хьюго. Только почему-то я ей не верил. Если Энни Дарлинг что-то для себя решила, она пойдет на всё, лишь бы достигнуть цели.
***
На следующий день у соседей померла собака. Я пришёл к Томпсонам, чтобы выразить соболезнование. Мой старый друг Джон плакал, сжимая в объятиях тело мёртвого пса.
- От чего это случилось? - спросил я.
- Не знаю! - всхлипнул Джон. - Ещё вчера бегал совершенно здоровым, а утром смотрю - лежит, не дышит.
- Можно взглянуть?
Я нагнулся над собакой и пристально осмотрел труп. Ни одной раны. Ни одного шрама. Казалось, собака просто закрыла глаза и умерла во сне.
Этот случай мне что-то напомнил...
От Томпсонов я зашёл в свой сад, ощутив необходимость побродить между деревьев, и увидел странную картину, от которой неприятно сжало сердце.
Энни Дарлинг сидела на скамейке вместе с Хьюго. Тот наклонился к ней, трогая пальцами кончики её белокурых волос.
- Что? - спросила она; от меня не укрылось её смущение.
- Ничего, - ответил Хьюго. - Мне нравится запах.
- Мой запах?
Он кивнул.
Я быстрым шагом утремился в дом и спрятался в своей спальне.
Спустя какое-то время из гостиной начали доноситься мелодии. Стараясь не шуметь, спустился по лестнице и увидел, как моя Энни играет на фортепиано, которое прежде только собирало пыль. Мальчик стоял рядом и смотрел на неё, не мигая. За те несколько минут, пока пальцы Энни нажимали на клавиши, глаза Хьюго ни разу не моргнули.
***
Я не знал, кого приютил в своём доме. Но зато знал точно, что с Хьюго пора прощаться. Оставалось только надеяться, что Энни отнесётся к моему желанию хотя бы с подобием какого-то понимания.
Как-то за ужином, на котором гость, конечно же, не присутствовал, поскольку не считал необходимостью питаться, я выразил мысль, что её новому другу пора идти своей дорогой, искать работу или место учёбы, но не засиживаться у нас, пользуясь гостеприимством.
- Ты хочешь его выгнать, - сказала Энни.
- Мы о нём практически ничего не знаем, - я развёл руками. - Откуда он родом? Кто его родители?
- Разве это важно? Нет, папа, не выгоняй его! Он хороший, правда! Он мой друг!
- Хорошо, он твой друг, но почему такой скрытный?
- Мне с ним нравится общаться! Он интересный, добрый, умный... Папа, ну правда!
Энни повисла на моём плече, таким образом добиваясь отцовской милости.
- И знаешь, когда на меня зарычала собака Томпсонов, Хьюго не дал меня в обиду, - продолжала девочка. - Он напугал собаку, и та оставила меня в покое.
- Вот как? А что значит "напугал"?
- Ну, он так посмотрел на неё... Не могу передать словами его взгляд.
От слов дочери мне стало нехорошо.
Хьюго, кто же ты на самом деле?
- Раз вы так сдружились, не могла бы ты попросить его рассказать о прошлом? - предложил я.
- Если это так важно для тебя, конечно...
Энни кивнула, чмокнула меня в щёку, допила свой чай и убежала, оставив наедине с дурными предчувствиями.
***
Этой ночью вновь лил дождь. Я лежал в постели, глядел на блики, гулявшие по потолку, и не мог успокоиться. Мне было страшно.
Что-то заставило меня подняться с постели. Хотелось, как много лет назад, когда Энни Дарлинг была малышкой, войти в комнату дочери, наклониться над спящим телом и поцеловать в лобик, чтобы это дорогое существо не трогали кошмары.
Я накинул халат и побрёл по коридору.
Дверь в спальню Энни оказалась распахнутой. Я зажёг лампу и понял, что здесь её нет.
- Господи, - вырвалось из груди. - Господи, Энни, где ты?
Как сумасшедший, я носился по дому, забегая из комнаты в комнату, открывая одну дверь за другой, но дочь как сквозь землю провалилась. Страх холодными цепями сковал внутренности.
Я вырвался в сад, побежал по тропинке, продолжая кричать. Дождь окатил меня с ног до головы.
Энни Дарлинг лежала на скамейке.
- Девочка моя, - я склонился над её неподвижным телом. - Энни, девочка, радость моя, посмотри на папу...
Её глаза были закрыты.
На лице - спокойная умиротворённость.
Я приподнял её хрупкое тело и прижал к груди.
Энни Дарлинг умерла.
- Господи, - шептал я, раскачиваясь из стороны в сторону, баюкая трупик. - Господи, Господи, Господи...
Я не чувствовал необходимости спрашивать, почему это случилось, за что на мою долю выпало столь тяжкое горе.
Тёмная фигура мальчика стояла неподалёку. Он вновь надел на себя то старое пальто.
- Ты, - задыхаясь, произнёс я. - Ты! Что ты с ней сделал?!
Мальчик посмотрел на меня долгим и мучительным взглядом.
Это не было похоже на его насмешку или попытку показать, что он невиновен в трагедии.
Во взгляде Хьюго сквозило обвинение.
Мы оба знали, что нельзя такого, как он, держать в доме. Я сильно рисковал, поставив на кон жизнь единственного близкого человека, ради желания понять, кем является Хьюго.
Но в тот момент, обнимая мёртвую девочку, я точно знал, в чём заключается истинная природа гостя.
Я приютил демона.