Хуже нет - заявиться поздно вечером домой, замерзшим, голодным и злым, и обнаружить что холодильник издевательски пуст. И что надо снова одеваться и тащиться за продуктами. Брр.. Поэтому, возвращаясь домой, я в квартале от дома вовремя вспомнил о грозящей мне перспективе и завернул в сверкавший витринами сквозь падающий снег супермаркет. Накидать в корзинку обычный свой джентльменский набор было делом нехитрым, только слишком большая толчея народа немного раздражала. И только попавшиеся в третий раз на глаза разукрашенные гирляндами цифры "2015" вернули в реальность. Ну да, не лучший сегодня день для похода по магазинам... Зато хорошо что завтра наконец отсыпаюсь. Я добавил в корзину двойной запас джин-тоника и терпеливо пристроился в одну из очередей в кассу. Количество накрашенных зрелых теток в дорогих шубах просто зашкаливало. Они горделиво торчали в очередях к кассам и ревниво бросали косые взгляды друг на друга и на полные тележки с покупками.
   Очередь медленно продвигалась мимо стеллажа с журналами и книгами. Я разглядывал обложки и цены , и думал о том что завтра все будет закрыто, и если меня завтра позовут в гости, купить подарок мне будет негде. Знал я и то, что приглашения не будет, потому как два месяца молчания слишком длинный срок для неожиданностей, но.. Минутное колебание закончилось тем что я взял книгу со стеллажа и положил в корзину.

   Снег отвесно падал нереально крупный, таким его показывают в голливудских фильмах, когда актеров обильно посыпают какой-то белой фигней, и она толстым ковром засыпает всю съемочную площадку. Ветра не было совершенно, снег падал беззвучно, но мороз усиливался. Идти по тротуару, почти по лодыжку засыпанному снегом, было тяжело и медленно, обходить квартал по периметру страшно не хотелось. Я решил сократить путь по своему летнему варианту и свернул в узкий проход за магазином.
   Тупиковый проход заканчивался пожарным ящиком с песком у кирпичного забора. Если прибавив скорости заскочить на ящик, стенка оказывается чуть выше пояса и тогда упершись рукой в верхний край стенки я летом перемахивал на ту сторону, оказывался точно в таком же переулке, выходящим как раз напротив моего дома. Сейчас я надеялся что сумею в зимней одежде и под снегом повторить этот фокус.
   Не обращая внимания на какого-то бомжа, греющего руки у железной бочки из которой вырывались языки пламени, я направился к пожарному ящику, но в этот момент дверь подсобки магазина открылась и вышла продавщица с ворохом пустых картонных упаковок. Заниматься акробатикой при ней не входило в мои планы, я нерешительно остановился и, не зная что делать, повернулся к железной бочке и протянул руку к пламени. Продавщица выбросила упаковки в гору такого же хлама в углу и подозрительно уставилась на меня. Видимо я слишком явно не вписывался сейчас привычный пейзаж. Не найдя что сказать она скрылась в недрах магазина, излишне громко хлопнув дверью, видимо намекая на неуместность моего здесь присутствия.
   Тем временем бомж решил что надо поддержать слабеющий огонь и вытащил из горы упаковочного хлама пару ящиков для мандаринов, разломал тоненькие доски и закинул их бочку. Искры взлетели вверх и погасли среди падающего снега, пламя снова заплясало выше среза бочки. Дощечки горели с сухим треском быстро, и я подумал что ему надолго не хватит тары в углу. чтобы поддерживать огонь..
   Бомж до этого старательно не замечал меня, деловито занимаясь своим делом. Но теперь, стоя по ту сторону бочки и протягивая к пламени руки с надетыми перчатками на которых из дырок торчали пальцы, он наконец посмотрел на меня, после паузы откашлялся и простуженным голосом спросил: - Могу я попросить сигарету?
   Я виновато похлопал по карманам: - Не курю я...
   Бомж укоризненно смотрел на меня сквозь взлетающие над бочкой искры, мне было стыдно за свою некурящую сущность, и чтобы исправить чувство вины я спросил - Колбасы хочешь? - я достал из пакета купленную колбасу и стал отламывать от нее кусок. Колбаса не хотела ломаться а рвалась лохмотьями на множество некрасивых кусков, я злился от того что у меня не получалось, злился от насмешливого взгляда бомжа, молча наблюдавшего на мои действия. Совершенно разозленный, я оторвал наконец что-то похожее на кусок, протянул ее - На, держи!- а то что осталось и теперь лишь отдаленно напоминало колбасу, закинул обратно в пакет. Бомж вгрызся редкими осколками зубов в угощение и принялся громко причмокивая его поглощать. Подумав, я оторвал от длинного батона кусок и тоже отдал ему.
   Уплетая еду с счастливым выражением лица и видимо считая нужным в знак благодарности поддержать беседу, он поглядел на мой полупрозрачный пакет сквозь который проступала обложка купленной книги.
   - Я читал его.. Когда-то давно..
   Он промолчал, раздумывая над чем-то своим и потом продолжил:
   - В восьмидесятом году я закончил школу. И отец подарил мне подписку на его собрание сочинений. В те времена это было очень трудно. Но отец сумел добыть ее для меня. Помню как на следующий день после последнего выпускного экзамена мы с ним пошли в магазин получать первый том и оформлять абонемент.. Потом мы шли домой, я прижимал пахнущую типографской краской книгу и думал: - Собрание сочинений будет выходить целых десять лет и последний том я получу аж в девяностом году.. Это казалось так нереально далеко и нескоро, словно через тысячу лет.. А теперь вот.. Какой уже год будет, две тысячи пятнадцатый?
   Я молча кивнул.
   Он забросил в рот последний кусок хлеба, зажевал, проглотил, и глядя на затухавшее пламя сказал: - А длинная получилась жизнь...
   Делать мне в этом мире было больше нечего, мне хотелось скорей добраться до тепла, я так и не нашел что сказать, прощально махнул ему открытой ладонью, но стоявший по ту сторону железной ржавой бочки казалось уже не видит меня. Тогда, желая скорей все закончить, я засунул пакет за пазуху, быстро подошел к ящику, сумел несмотря на сковывающую движения куртку заскочить на него, схватился за верхний торец стены припорошенный снегом и оттолкнувшись перескочил на другую сторону. Странно, мне почему-то не хотелось оконфузиться в глазах единственного зрителя за спиной, но к счастью все получилось достойно и гладко. С этой стороны забора было бы совсем темно, и даже снег почти не осветлял переулок. Я быстро прошел этим глухим закоулком с другой стороны квартала, пересек нерасчищенную улицу и добрался наконец до спасительного подъезда.

   Избавление от мокрой обуви, полчаса стояния под горячим душем, чистая сухая одежда, кусок пиццы из микроволновки, и джин-тоник вернули мир в привычное состояние. Я завалился с купленной сегодня книгой на диване и скоро наивный мир рождественских рассказов захватил мое сознание. Не знаю в какой час я уснул с книгой в руках, но проснулся от треска взрываемых петард и криков за стеной. Я посмотрел на часы. Полночь.
   Я заварил крепкого чая и с чашкой в руках вышел на балкон. Снег все так же бесшумно засыпал мир крупными хлопьями. В большинстве окон домов была видны силуэты чужой жизни, отмечавшие приход нового года. Я прихлебывал чай, снежинки залетали в чашку и таяли в полете не успевая коснуться поверхности. Я вернулся скорей в тепло квартиры, допил остатки джин-тоника и снова завалился спать. Мне понадобилось около часа чтобы понять что уснуть не получится. Снег забился за воротник на второй секунде когда я с трудом оттолкнул наружную дверь подъезда, и сгребав ею целый сугроб с с тротуара, вышел на ночную улицу Погребенный под снегом мир был пустынным, бесшумным и безмолвным. Я медленно топал в обход по периметру квартала, и полицейская машина стоявшая под с другой стороны перекрестка бросала красные и синие блики на падающий снег. Сквозь стекло я видел два неподвижных силуэта в салоне, они были бездвижны словно восковые куклы из музея, видимо обездвиженные моим появлением и моим нелепым видом, без шапки и свернутым одеялом под мышкой. Медленно преодолев дорогу до магазина я прошел мимо темных витрин с отключенной рекламой и потушенной вывеской и свернул в узкий проход ведущий в тупик.
   В углу у дверей подсобки уже не было ни деревянных ящиков и прочей тары а из черного мокрого зева ржавой бочки противно несло запахом потухшего костра, был темно и холодно, и он лежал на ящике с песком, на обрывке картона, лежал на боку поджав ноги к груди в позе зародыша, подложив ладошки под щеку, как делают спящие дети в детском саду. Наверное когда он засыпал ему снилось что-то хорошее, потому что улыбка так и оставалась на его лице, присыпаемом снегом, и снежинки уже не таяли на щеке и на лбу. Я осторожно прикоснулся к его запястью, и повернувшись пошел прочь. Я шел преодолевая сопротивление снега под ногами, каждый шаг приближал меня к дому и прибавлял усталости. Продрогший и уставший я дошел до дверей подъезда, взялся за массивную ручку и посмотрел на одеяло в руках.
   Два неподвижных силуэта в полицейской машине оставались все такими же неподвижными соляными столбами. Потому что они не показали ни одного признака жизни когда я повернул и снова двинулся назад к магазину по своим собственным следам. Я проделал весь путь до тупика, развернул одеяло и накрыл с головой лежащего на ящике у стены. Мимо железной бочки я прошел по тупику до выхода на улицу, оглянулся назад, снова вернулся и откинул одеяло от его лица. Так было лучше, и я снова отправился в долгий путь по снегу в обход квартала домой. Полицейской машины уже не было. Скорей всего они уехали на ближайшую улицу, не в силах вынести зрелище моих ночных перемещений.
   Часы на телевизоре показывали какое-то страшное время, за стеной была тишина, мире не было никого кроме меня. Еще стоя под душем и пытаясь отогреться, я чувствовал как пульсируют в висках слова, пытаясь сложиться в законченную фразу, но я не позволял им этого, ломал их строй, и стакан неразбавленного джина почти помог мне в этом. Но когда я засыпал, прежде чем сознание померкло и я провалился в темноту - в голове сложились эти слова, сложились в то, о чем я не хотел думать и усиленно гнал из своей головы. Он был прав. Жизнь грозилась получиться до отвращения длинной.