Этот рассказ я написал в мае 2000 года,находясь в местах не столь отдалённых, в нем переплетены судьбы трёх,реально существующих, людей...( точнее...уже двух )
Прошу строго не судить...я не профессиональный писатель...просто я писал от души.
По темному с обшарпанными стенами, подвальному коридору следственного изолятора, шли двое. Первым шел молодой, крепкий парень, одетый в робу синего цвета, несущий в руке полиэтиленовый пакет, набитый теплыми вещами и туалетными принадлежностями. За ним шел контролер в камуфляжной форме, с ключами от тюремных дверей и локалок в руке и внимательными, следящими за каждым движением заключенного, глазами, единственно частью лица, которую было видно в прорезе маски. Они прошли сектор с "транзитными" камерами и пошли на галерею, на которой находились камеры карцера. Эта галерея, из-за слабого освещения, бетонного пола и темно-синих стен, вид имела мрачный. По обе ее стороны располагались камеры, По шесть с каждой стороны. У стены, расположенной с левой стороны от тяжело металлической двери, через которую эти двое пришли сюда, находилась странная конструкция, сделанная из досок и имела вид шкафа с многочисленными ячейками, но без дверей. - Стоять! К стене! - скомандовал контролер. - Вещи свои положить на полку N7. С собой разрешаю взять только туалетную бумагу, все остальное оставить здесь. И давай веселей, у меня скоро смена заканчивается. Заключенный достал из своего пакета рулон туалетной бумаги, после чего положил пакет, с остальными вещами, на полку N7 конструкции похожей на шкаф. - Вперед! - скомандовал контролер, - Камера N4. Дойдя до камеры с номером четыре на толстенной железной двери серого цвета, с закрывающимся окошком для передачи баланды, которые заключенные прозвали "кормушка", расположенное по центру двери, контролер открыл дверь и приказал заключенному войти в камеру. - Значит так, распорядок такой: 07.00- подъем, мытье, бритье- 10 минут. 07.30 завтрак, 15.00- обед. 18.00- ужин. 23.00- отбой, мытье, бритье- 10 минут. В 8.30 и 20.30- проверка. На ночь можешь брать теплые вещи, утром должен отдать. Курить нельзя, спать нельзя. При открывании двери, ты обязан встать у противоположной от двери стены, расставив ноги и уперев разведенные в стороны руки в стену. Ну, короче, встать на растяжку. Назвать свою фамилию, имя, отчество, дату рождения, статью, количество суток и причину по которой тебе дали карцер. Понял? - Понял, понял, - ответил заключенный. - За нарушение режима, - продолжал контролер, - получишь дополнительные сутки. - Количество зависит от проступка. Все. Обживайся. Дверь камеры закрылась, оставляя парнишку внутри, а контролер, закрыв дверь, достал из кармана кусочек мела и написал на табличке, разлинееной краской и находящейся над кормушкой: Иванов Олег Николаевич, 19.11.74 г. р., ст.105 ч.2, 15сут., драка. После этого, он достал из нагрудного кармана блокнот, сделал в нем какие-то пометки и ушел с галереи. После того, как за контролером закрылась дверь, и Олег остался в камере один, он осмотрелся и сделал вывод, что в плане удобств, дела, примерно 4 на 4 метра, с высотой потолков 3-х метров. Стены камеры покрывала, так называемая "шуба" - цементный раствор, перемешанный с мелкой щебенкой, чтобы на стенах не делали никаких надписей. Потолок, покрашенный серой краской и цементный пол. К левой, от двери стене была прикреплена на массивных петлях нарина, закрывающаяся на замок. В метре от нарины, ближе к центру камеры, стоял "пенек", представляющий собой бетонный квадратный столбик, высотой примерно 50 см. и ширина 20 на 20 см., предназначенный для того, чтобы на нем сидеть и выполнять, одновременно, роль упора для нарины. У правой стены располагалось "очко". В стене, которая была прямо перед Олегом, он стоял спиной к двери, под потолком находилась отверстие в виде квадрата 10 на 10 см. Это, как догадался Олег, было окном. Его нельзя было так назвать, так как с другой, наружной стороны камеры оно было практически наглухо закрыто железным листом, но, не смотря на это, задувало из него порядочно. Больше в камере ничего не было. Лампочка была замурована в стену и защищалась решеткой. К тому же, она была совсем тусклая, поэтому в камере был полумрак. Температура воздуха в камере была не больше +5 градусов, да к тому же очень влажно, несмотря на то, что, на воле уже вовсю бушевала весна. Олег сел на "пенек" и решил проанализировать сложившуюся ситуацию. "Значит так, - размышлял он, - я получил 15 суток. За что? Да фактически не за что! Опер, гнида, ведь он же прекрасно знает, что если бы я не заехал этому дебилу, Шурику, по роже, который перед всей камерой назвал меня "Гондилой", то это бы означало, что я с этим согласился и потом каждый мог бы меня так назвать. Знал, что не мог я не ударить его. Естественно, после этого завязалась драка. Знал же опер, что Шуруп специально спровоцировал на это. Давно Шуруп зуб на меня точит и знает, лучше других знает, что после карцера переводят в другую камеру. На своей шкуре знает. Значит, урод, специально перед опером меня крайним выставил. Ну, да бог с ним. Переживем. 15 суток- это ерунда. 360 часов- пустяк. Если взять в учет, что я сижу уже второй год, в этой проклятой тюрьме, то эти 15 суток погоды не изменят". Олег не заметил, как по ходу размышлений, его сморило в сон. Сказывалось плохое освещение камеры и, наверное напряжение последних часов. Снилось Олегу его армейское прошлое, проведенное в Чечне. Он часто, в своих снах, переноситься туда, на войну, но сны эти не любил. Не любил потому, что против его воли ему вспоминались лица погибших друзей, которые навсегда остались там, в бою; вспоминались тела убитых чеченских боевиков, предательство и идиотизм командования штабом, командиры рот и отделений, которые, порою ценой собственной жизни, спасали еще "зеленых", восемнадцатилетних мальчишек. Которых назвали солдатами и бросили в пекло, на съедение матерым, прошедшим Афган, Карабах и Абхазию, волкам. Самому Олегу повезло. Он и его рота, попали в Чечню спустя год службы, уже после того, как прошли спец подготовку. Помимо этого, Олег был в разведывательном- диверсионном взводе, который прошел дополнительную подготовку в Печенге. Поэтому он, особо растерянным, себя на этой войне не чувствовал. Снилось Олегу как тогда, под Хосав- Юртом, они, прочесывая "зеленку", нарвались на засаду. Как тогда, в неравном бою, из всего взвода их осталось только девять человек. Как собрав в одно место тела своих погибших товарищей, они сидели возле них и, скрипя зубами, плакали без слез, как умеют плакать только, повидавшие на своем веку не мало горя и крови, люди. Как, обезумев от ненависти, Олег выхватил штык- нож, подбежал к телу убитого им чеченца, и начал с диким остервенением вонзать нож в его тело, а потом стал отрезать ему голову. Как его схватил старший Серега Смирнов, повалил на землю и закричал в ухо, что этим мы уже не поможем нашим парням, что нужно успокоиться, потому что еще идти дальше... Олег проснулся от того, что, упал на пол. Спать сидя, да еще без какой бы то ни было опоры, он решил размяться. К тому же, Олег почувствовал, что замерз. Решено было поотжимать. Приняв упор лежа, он отжался 70 раз и почувствовал, что согрелся... В этот момент начала открываться дверь. Олег встал, Дверь открылась, на пороге стояли трое контролеров в масках и один оперативник. Олег стоял по середине камеры, совершенно забыв о том, что должен был выполнить процедуру объявы, то есть назвать себя, срок и причину, за это он тут же поплатился. Двое из троих "масок" мгновенно подскочили к Олегу и начали его избивать резиновыми дубинками, взявшимися невесть откуда. Олег упал, тут же получил удар кованным, ботинком по голове и потерял сознание. Очнувшись, Олег подполз к стене, противоположной двери, с трудом, но поднялся на ноги и встал на растяжку. - Иванов Олег Николаевич, 19.11.74, 105- я вторая, 15 суток, драка, - с трудом выговорил Олег. - Ты, что крутой такой, все положение стебешь? - спросил его оперативник, стоявший до этого спокойно, облокотившись на дверь. - Да нет, командир, только сегодня закрыли, не обвыкся еще, - сказал Олег, стоя ко всей процессии спиной, так как все еще продолжал стоять в растяжке. Что- то, пробубнив о том, что в следующий раз Олег получит "По ушам" еще больше, если такое повториться. Оперативник, а с ним и контролеры, проводящие проверку, пошли дальше, к следующей камере. Вечерняя проверка закончилась. Через пару часов пришел контролер, отвел Олега помыться и открыл нарину, проведя поверхностный осмотр камеры, он ушел. Время отбоя.
Шли четвертые сутки, с того момента как Олег попал в карцер. За трое суток, проведенных в одиночной камере, Олег передумал и перебрал все свои мысли, которых, ему как казалось, не передумать и за год. Думал Олег и о своем уголовном деле, и о внутрекамерных заморочках, думал об отношениях со своей мамой, женой, друзьями, думал обо всем. Испортив себе настроение случайными воспоминаниями плохих эпизодов своей жизни и почувствовав, как сильно это действует психологически на него здесь, в карцере, Олег решил для себя, что о плохом он думать здесь не будет, только о хорошем, о добром и приятном. Сейчас, наверно уже часа два, Олег сидел на "пеньке" не думая вообще не о чем, тупо глядя в стену перед собой. Голод, кормили здесь очень плохо, холод, полумрак и безделье, делали свое дело: Олег очень часто морило в сон. Он даже научился спать сидя на "пеньке", и чтобы не упасть, упирался лбом в пристегнутую к стене нарину. Спать так, правда, долго он не мог, так как примерно через пол часа такого сна, лоб затекал, начинались колики, приходилось просыпаться и растирать лоб, разгоняя кровь. Вот и сейчас, Олег медленно, но верно, проваливался в пучину сна. Снова снилась война. Во сне, лицо Олега подергивалось, сжимались кулаки. Было видно, что сон доставляет ему сильное душевное беспокойство. На лбу выступали капельки пота. Вздрогнув, Олег проснулся. Смахнув пот со лба, он чертыхнулся. Не любил он вот такие сны. От нечего делать, Олег стал вспоминать, как он, со своей женой, проводил каждое лето на даче. Вспоминал, как они ходили за грабами, на рыбалку, катались на лодке. Вспоминался ему один случай, когда они пошли в лес, за грибами. Они шли на расстоянии метров в сто друг от друга. Вдруг, Олег услышал Ольгин вскрик, раздавшийся с права, из березовой рощи, в которую она зашла. Олег, бросив корзинку и зажав в руке нож, бросился туда, откуда раздался крик. Он очень встревожился, потому что знал, что Ольга, девушка с крепкими нервами и по пустякам, не будет показывать свою слабость. Забежав в "зеленку", Олег увидел, метров в сорока, впереди, сидящую на краю маленького оврага, смертельно бледную, с испуганным лицом, Ольгу. Олег, по ходу приближения к ней, бегло охватывал взглядом вблизи лежащие кочки, деревья, кустарники, пытался увидеть там того, кто мог так напугать Ольгу. Спросив на ходу: Все ли с ней в порядке, и получив утвердительный ответ, он приблизился к ней и спросил в чем дело. Ольга рассказала, что когда она наклонилась за подосиновиком, росшим тут же, в метре от места, где она сидела, Ольга увидела там гадюку, которая спала, свернувшись кольцами, рядом с грибом. Несмотря на свою храбрость и выдержку, Ольга, как и большинство женщин, очень боялась змей. Из-за змеи то она и закричала, уж больно она испугалась. Олег обнял ее и сказал, что ничего страшного не случилось, змея уползла, да и вообще, бояться нужно не змей, которые на людей почти никогда не нападают, а самих людей, от которых можно ожидать, чего угодна. Ему вспомнился именно этот случай, потому что он тогда в первый раз заметил, как испуг, может не только обезобразить лицо человека, но и наоборот, сделать его красивым. Как было прекрасно Ольгино лицо тогда, в испуге! Он очень сильно любил ее и всегда боялся потерять.
Шли седьмые сутки карцера. Олег сильно похудел. На лице, под глазами, появились темные круги, щеки впали, да и само лицо приобрело серый оттенок. Олег чувствовал, что заболел: поднялась температура, болели глаза, ломило, вески и все тело в целом, каждый сустав, давали о себе знать. Кружилась голова, и пошатывало. На утренней проверке Олег сказал об этом контролеру, а в обед, тот принес ему упаковку таблеток от кашля, сказав при этом, что других лекарств нет, да и эти таблетки из его личного запаса. Сидя на "пеньке" Олег пытался осознать, почему же девушка, с которой он прожил восемь лет, отдавал ей всю свою любовь, да и вообще все, что у него было, буквально через пару месяцев, после того, как его закрыли в тюрьме, предательски бросила его? Почему??? Может, он делал что-то не так? А может, он делал чего-то мало? Значит, она не любила его, а жила с ним только из-за денег? Но он бы это сразу почувствовал. Может быть, она подумала, что Олега судят лет так на несколько, и ждать его не имеет смысла - только время терять. Но это ее не оправдывало бы. Он бы смог ее понять, если его дело было бы безнадежным, да и хотя бы через год-два. Но так быстро?! Нет, объяснения этому, Олег найти не мог. Не мог он оправдать в своих глазах предавшую его девушку. Предавшую подло, безжалостно. Ведь он ее любил, как не любит не кто в этой жизни. Любил, открыто, всей душой. Готов был умереть за нее. Если же его предал человек, которому он решил посветить всю свою жизнь, прикладывая для счастья этого человека все свои усилия, то чего же можно ждать от других??? Правы люди, которые говорят, что делать добро - попусту тратить время! Люди этого не заслуживают. Сон снова подобрался незаметно и Олег, в очередной раз, отправился на войну, где все было ясно и понятно: кто свой, кто враг.
К десятым суткам отбывания наказания в карцере, Олег стал чувствовать себя еще хуже. Кроме того, что здоровье стало еще меньше, а температура поднялась еще выше, его стали посещать мысли одна другой страшнее. Он все чаще стал задумываться о боге. Для него, для него закоренелого атеиста, это было чем-то новым. Ему, почему-то, часто вспоминался роман М. Булгакова "Мастер и Маргарита", те главы, которые переносили читателя в Иршалаим, к прокуратору Понтию Пилату, ГА-Ноцри и его ученику Левию Матвею. "Как можно было называть таких людей, как, например, Марк-Крысобой или Вар-Раван- добрыми людьми? - размышлял Олег. - Да и вообще, относиться ко всем людям с такой, не понятной самим же людям, любовью? Как? Га-Ноцри... А может, был прав в этом? Ведь однозначно, в каждом человеке присутствует доброта. Только к одному этот человек добр, к другому нет. Но доброта есть в каждом. Ее только нужно научиться разглядеть. Быть может нужно просто научиться прощать людей? Прощать предательство, измену, злость, неблагодарность... Но как??? Легко сказать. Ведь чтобы простить - нужно понять, а понять, осознать то, за что я получаю все это от людей, я пока не в силах".
На двенадцатые сутки, Олегу начало казаться, что он сходит с ума. У него появились галюцинации, но он старательно склонял себя к мысли, что это результат болезни. Он стал видеть родных, близких, друзей, начинал, было разговаривать с ними, но они молчали, голосов не было. По началу, это очень его напугало, он испугался за свой рассудок. Олег, на утренней проверке, начал было говорить об этом контролеру, но, увидев, что тот улыбается и ему вообще до проблем Олега по барабану, Олег решил пережить это своими силами. Потом он привык, к периодически появляющимся, видениям и перестал нервничать по этому поводу. Ему даже начало это нравиться: как-никак, а вроде и не один в камере. Пусть они с ним и не разговаривают, но зато они есть, на них можно смотреть. Чаще всех, в его галлюцинациях, к нему приходила его мама. Она выглядела хорошо, как в жизни, как на последнем свидании, которое было около трех недель назад. Мама смотрела на Олега тревожными глазам, и как ему казалось, пыталась о чем-то ему сказать или о чем-то спросить. Олег так и не разобрался. Он вспомнил себя, когда был совсем еще маленьким, а его мама была совсем молоденькой девушкой. Вспомнил, как он жил с мамой в пионерском лагере, где она работала музруком. Вспомнил детство. Олег вспомнил, как мама возила его в музыкальную школу им. Римского-Корсакого, в котором она сама училась. Она хотела, чтобы Олег поступил туда и получил музыкальное образование. Олег прошел все вступительные экзамены, оставался только один - вокал. Олежка должен был исполнить всего одну песню: "Во поле березка стояла", под аккомпонимент пианино, на котором играл преподаватель. И вот, мама осталась за дверью кабинета, Олежка стоял посреди класса, в котором была только преподователь, сидящая за инструментом. Начался экзамен. Преподаватель начал играть, а Олежка стоял и молчал. Когда экзаменатор спросил, почему же он не поет, Олежка ответил, что он петь не хочет, а вот его мама, которая стоит за дверью, поет как Алла Пугачева, и он хотел бы, чтобы спела она. Как ни уговаривали его мама с преподователем, Олежка петь отказался наотрез. Тогда, мама Олега очень расстроилась, а потом, спустя годы, вспоминала об этом со смехом. Олег, в музыкальную школу, так и не поступил. Мама... Как он сильно ее любил! Она одна подняла его, отец Олега ушел, когда Олежке не исполнилось и года. Почему и что у них вообще там случилось, Олег не знал. Мама никогда не рассказывала ему об этом.
На следующий день, Олег проснулся раньше обычного. Проснулся в плохом расположении духа и первые мысли, в этот день, были об убийстве, которое ему вменяют. В это злополучный вечер, Олег с Ольгой пошли в кафе, расположенное недалеко от их дома. Посидели, выпили немного, потом пошли танцевать, как раз, звучала их любимая песня в исполнении Криса Де Бурга. У них было много общих воспоминаний, связанных с этой песней, к ним подошел какой-то парень, от которого сильно разило спиртным. Парень, изъявив сильное желание танцевать с Ольгой, на что она ему ответила вежливым отказом сославшись на то, что очень довольна Олегом, за которым замужем уже не первый год. Парень видимо был очень пьяным или наглым на столько, что ему было наплевать на Ольгины объяснения. Он схватил ее за руку и попытался обнять. Олег, смотревший до этого момента на все происходящее более мение спокойно, взял парня за горло, сильно сжав его одной рукой, и сказал, что он не хочет ни каких проблем. Парень оценил хватку Олега и ретировался. Семейный вечер был безвозвратно испорчен и Ольга предложила Олегу пойти домой. Видя, что Ольга явно нервничает, он согласился, и они направились к выходу. Выйдя на улицу. Олег приостановился на крыльце кафе, чтобы прикурить сигарету и боковым зрение отметил приближающийся с права силуэт. Подняв взгляд, он понял, что не ошибся: К ним приближались четыре парня, среди которых был и тот, что приставал к Ольге. Результаты драки были печальны: один из нападавших был убит ударом Олега в весок, у второго был сломан позвоночник и он лежал без сознания здесь же, рядом с убитым. Двое других убежали. Следствие и не посмотрело на ножевое ранение у Олега: ему вонзили нож в ногу. В связи со службой Олега в разве дроте, самого его признали, чуть ли не машиной смерти и, исходя из того, что Олег, якобы мог не убивать одно и не калечить другого, а мог (если бы, конечно, захотел) разрешить сложившуюся ситуацию иным способом, обвинили в умышленном убийстве и нанесении тяжких телесных повреждений. Олег не хотел убивать этого парня, а это был именно пристававший к Ольге парнишка. Он не хотел никого убивать. Просто тогда его ударили ножом в ногу, и Олег упал, и начали четверо избивать его ногами. Когда стоявшая рядом Ольга начала истошно кричать и звать на помощь, у Олега включилось то, что принято называть "автоматом". В таких случаях Олег был страшен и очень опасен. Он немного пришел в себя, только когда уже все закончилось. Он никогда не думал, что ему придется убивать человека на "гражданке", после службы. Он этого искренне не хотел. Все получилось само собой.
На четырнадцатые сутки "одиночки", Олег чувствовал себя совсем разбитым. Сидеть он уже не мог - кружилась голова, сильно тошнило, болели и слезились глаза. Все тело ломило болью, а от ознобы сводило мышцы. Сегодня, в видениях Олега, перед ним весь день стоял какой-то незнакомый человек, смотря на Олега с явным осуждением и указывал своим перстом на выцарапоный на двери камеры крест. Олег не мог вспомнить был ли этот крест на двери когда он сюда попал в первый день или он, каким-то образом появился уже во время пребывания Олега в камере? Через пару часов это перестало быть для Олега важным. Он пришел к мнению, что это знак свыше. Он, который не был крещенным, да никогда и не задумывался о религии, поверил в существование Господа и начал раскаиваться. "Человек, в конечном итоге, получает то, что он это заслужил. Нужно искать причину всех своих бед в себе. Если меня бросила Ольга, значит, я этого заслужил, потому что она добрый человек. Она не смогла бы сделать это без веских причин. Может быть, она это сделала потому, что я даже ни разу не удосужился спросить ее: хочет ли она ребенка??? Она ведь так любит детей..." Олег вспомнил случай, когда Ольгина подруга Юля, уезжала на пару дней по неотложным делам, попросила Ольгу посидеть с ее двухлетним сыном Сергеем. Ольга с радостью согласилась. Олегу ребенок не понравился: избалованный, капризный и вредный мальчишка. Всегда наровит сделать что-нибудь, что делать нельзя. Когда Ольга кормила его, Сережа норовил раскидать всю кашу или что-нибудь другое (в зависимости от того, чем его кормили), по полу кухни, когда же ему мешали это сделать, он плевался едой в Ольгу. Она же усердно не обращая внимания на все его проделки и продолжала с ним сюсюкаться. Олег такого испытания не выдержал и уехал к свой маме, сказав Ольге, что вернется только тогда, когда все это закончиться... Да, детей она очень любила. "Может быть, она меня предала потому, что иногда, придя, домой уставший и в плохом расположении духа, я позволял себе огорчиться ее, вырвавшимся ненароком, плохим словом? - продолжал свои горькие размышления Олег. - Друзья не пишут..? Друзей у меня тоже нет. Никто не пишет, не интересуется моей судьбой... Недавно, на свидании, мама сказала, что звонил Жора, Он переписывал свою старую записную книжку, случайно увидел мой телефон и решил позвонить. Узнав, что я уже второй год сижу в тюрьме, он вежливо извинился и распрощался, повесив трубку. Даже не спросил, за что я сижу, и не поинтересовался, как скоро я могу выйти, Ему было не интересно. Не осталось у меня друзей. Ни одного!" Так может, я сам уделял им мало времени, тем самым, дав им пример? Но, ведь были друзья, с которыми все свободное от дома время мы проводили вместе. Дела были общие. Но у этих, значит, были свои причины про меня запамятовать. Какие? Не знаю, но значит, были точно. Стоп!!! А почему я говорю обо всех них в прошедшем времени??? Они, что умерли? А может быть, я умер? Да, наверно я умер. Умер морально, душевно, духовно. Я потерял смысл жизни. Для чего мне теперь жить? Друзей у меня нет. Человека, для которого я жил все эти годы, кого любил больше жизни, тоже нет. Если у меня нет человека, которого я люблю, значит, у меня нет человека, для которого имело бы смысл жить. Ведь жить для себя... Нельзя жить для себя. Это не правильно, не нормально. Детей у меня тоже нет. Детей, которых я мог бы растить и воспитывать, в которых я мог бы вкладывать свою душу. У меня не осталось ничего в этой жизни, что могло бы меня здесь удерживать. Тогда какой смысл??? Смысла жить нет! Я не нужен здесь. Быть может, я нужен там? Скорее всего, учтя ошибки, которые я сделал здесь, в этой жизни, я смогу все сделать правильно там, в жизни той. То, что она есть, я не сомневаюсь. Я уверен, что она есть! Хотя я и не видел никакого светлого тоннеля, тогда, находясь в состоянии клинической смерти минуту сорок шесть, после ранения. Не видел провожающих и встречающих там меня людей. Но она, жизнь там, после смерти здесь, есть, точно есть, я уверен, я знаю! Олег расстегнул брюки робы и достал из, вшитого в трусы потайного кармана, лезвие бритвы, завернутое в кусок бумаги. Олег и сам не знал, пришивая карман и пряча в него бритву, для чего она может ему понадобиться, но как никак тюрьма - пригодиться может все. Вот она и пригодилась. Разрезав лезвием, снятый с ноги носок пополам, Олег перетянул им руку чуть выше локтя и когда вены выступили отчетливо, полоснул, сильно нажав на бритву, себя по суставу. Кровь, темная и густая, шла сильно. Олег лежал около двери в камеру в забытье, и на его лице была улыбка. Перед тем, как потерять сознание, он написал кровью на полу камеры: "Я думал, что я сильный. Я слаб. Я вас прощаю!" Жизнь покидала его Лицо Олега чуть заметно дернулось, и он открыл глаза. Перед его взором стояла его мама, она плакала и в глазах ее Олег увидел горе. Океан горя. С ужасом он вдруг осознал, что мама - вот тот человек, ради которого он должен, обязан жить! Что он сделал, кроме немногочисленный подарков на праздники, для нее, для той, кому обязан всем, и в первую очередь самой жизнью? Дурак! Ведь она нуждается в нем больше, чем кто-то из людей, живущих на этой Земле. Ведь у нее нет никого кроме него. Он просто обязан жить и делать все возможное для ее счастья.
Спустя четыре дня, с внутреннего двора следственного изолятора, выехал желтый, с черной полосой по борту, автобус. В проходе, между сиденьями, стоял приоткрытый гроб, в котором лежал Олег, а в его изголовье сидела мама Олега. Она, как в тумане, вспоминала заверения администрации СИЗО о то, что будет проведена проверка, виновные будут наказаны, что они искренне сожалеют о случившимся... Ей было все равно, что будет дальше. Сына больше нет! Она осталась одна. Смысл жизни для нее был потерян.