Чарусов Николай : другие произведения.

Прощание Волхвов-1

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ведичество и волшебство, летучий корабль и небесные скитальцы, славянские боги
   СКАЗАНИЕ О ЗАБЛУЖДЕНИЯХ
  
   ИЛИ
  
   ПРИКЛЮЧЕНИЯ
  
   НЕБЕСНЫХ СКИТАЛЬЦЕВ.
  
  
  
   РУССКАЯ СКАЗОЧНАЯ ПОВЕСТЬ.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   " Р А З Г О В О Р Ы
   С Б О Г А М И "
  
  
   Во времена далекие,
   Теперь почти былинные,
   Сажали узников в острог,
   Ковали цепи длинные.
  
   Красавиц нежили цари
   И для утехи сладкой
   На юг везли нетопыри
   Невольниц без устатку.
  
   Кто послабее - крал одну,
   А посильней, да кучей,
   Гоняли тысячный полон,
   Покрытый пыльной тучей.
  
   Народ счастливо позабыл
   Те времена лихие
   И вот ужасный нетопырь
   Вновь царствует в России.
  
   Сквозь мглу времен
   На наши злые годы,
   Как змей в засаде,
   Вперил мертвый взгляд
   За бездной лет
   почти полузабытый
   Безжалостный Хазарский каганат.
  
   Его невидимые кольца
   Теснят ограды городов,
   Не слышно русских перезвонниц,
   На русских чадах блеск оков.
  
   Колышет мрак безлунной ночи
   Мерцанье тусклое колец,
   И тихий шип смежает очи,
   Охолодив тепло сердец.
  
   Его бессонное движенье
   Обходит пашни стороной.
   Но холодеющие грады
   Бессильным ужасом обьяты,
   Судьбу клянут, забыв покой,
   И мечутся, забыв преграды.
  
   Толпы бессмысленны движенья,
   На брата брат кинжал острит.
   А Змей хохочет до забвенья,
   Его потомством Кремль забит.
  
   И раб идет, согнувши спину,
   Жену, детей ведет к нему.
   Змей уж давно не ест скотину.
   Девицу подавай ему.
  
   Морозный сумрак, знойный полдень
   Он обернет тебе во вред,
   Задушит радость и изломит
   Твою судьбу на много лет.
  
   Несчастный, кто его увидит
   И не узнав, откроет дом.
   Он влезет на стол и захочет
   Чужой жене задрать подол.
  
   Кто сможет через поколенья
   Его бесчинства не забыть,
   Тот сможет сумрачной скотине
   В потемках голову срубить.
  
   Лишь Знанья свет его пугает,
   Лишь Воли знак его страшит,
   Поверишь в собственные силы,
   И змей проклятый убежит.
  
   Но что там блещет ниже тучи?
   При свете дня река блестит.
   По ней степенно и могуче,
   За лодьей лодья в ряд бежит.
  
   Над ними в облаке кипенном
   Царь неба занят сам собой.
   Лишь Черный Ангел меч подъемлет,
   Довольный собственной судьбой.
  
   Но вот подъятый меч опущен,
   Он наклонился, вперил взор.
   Ему почудилось чудное,
   Он слышит странный разговор.
  
   Проклятие старого хана.
   Каким богам молился ты?
   Какому чуду ты дивился?
   Напрасно годы упустив,
   Ты в стороне чужой постился,
   Но вот, ужасный меч подняв,
   Досыта крови ты напился.
   Так почему в глазах печаль?
   Или тебе убийцу жаль?
   Нет радости в твоем лице,
   Хоть шлем твой в лавровом венце.
   Зачем же, витязь, ты смешал
   Вино с молитвой пополам,
   И из святого кубка пьешь,
   Как будто месть им воздаешь,
   Кровь и сирот, и палачей,
   Их обрекши на спор мечей?
   И судишь, вин не разобрав,
   Кто прав из них, а кто не прав.
   Владимирский князь Тригор грузно соскочил с коня и, не спеша, ступая по топкому берегу, подошел к своему печальному воеводе. Он медленно расстегнул алый плащ и сбросил его на руки неотступного отрока. "Что тебе в жизни проклятого хазарина*?"- спросил он своего старого товарища. Громадный Бодрич* развел руками и недовольно сказал: "Тебе бы, князь, хоть девчонку-то пожалеть? За грехи старика не гоже ей-то ответ держать!"
   Широкоплечий и поджарый князь нахмурился и, скрестив руки на груди, процедил сквозь зубы: "А ты уже забыл кто мою дочь сиротой оставил? Разве жену мою проклятый хазарин пощадил? Или ты, милостивец, чужие обиды легко прощаешь, да лишь свои подолгу помнишь?" Князь легко взбежал на лодью и крикнул: "А ну, приударь! Отваливай!"
   И подчиняясь княжеской команде, лодья за лодьей начали выбираться на стремнину, постепенно складываясь в огромную змею, состоящую из семисот кораблей, на каждом из которых находилось по тридцать-сорок воинов и гребцов. Именно эти речные флотилии составляли гордость и славу русских князей и давали им возможность из Господина Великого Новгорода или по старому Словенска, из более молодой русской столицы стольного града Киева, из недавно обустроенного Владимира грозить хвалынским, понтийсским и даже средиземноморским городам, спускаясь для этого по Дону, Днепру и Волге.
   А были среди воинов и те, кто помнил рассказы дедов о походе в царство мавров и разгроме сказочно богатой Кордовы. Но с тех пор утекло много воды и нынешние воины по себе знали сколько крови и пота стоило пробиться в Хвалынское море через хазар, или в Понт Евксинский через греков. Хотя последний они и теперь, по старой памяти, чаще называли русским морем. Отдавая дань уважения предкам, бороздившим его просторы от Тавриды до Боспора.
   С гордостью оглядев свою флотилию, князь встряхнул головой и, внезапно помрачнев, прошел на корму, где в окружении нескольких воинов, привязанный к толстому бревну, стоял старый хан с юной дочерью. Закоренелые враги с ненавистью посмотрели друг на друга, но хан первым отвел глаза и заговорил дрожащим голосом: "Так вот какую смерть ты приготовил мне, Тригор. Ну что ж, я немало пролил русской крови и засек русских рабынь. Но дочь моя, невинное дитя. Отпусти ее князь и я на том свете благословлять тебя буду перед богами".
   "Я не нуждаюсь в благословении чужих богов!"- сурово ответил князь и, обернувшись к воинам, яростно сказал: "Чего ждете, вои!? Мы уже вышли на стремнину. Пусть попьёт он воды столько, сколько выпил крови!" И уже больше не слушая отчаянных криков старого хана, воины сбросили бревно в воду и оно поплыло за лодьей, кувыркаясь под рывками прочного каната. Светловолосый широкоплечий детина поднял лук и сказал: "Не гоже, проклятому чистую нашу воду пить. Пусть пьет, собака, то, что ему привычнее". Князь не успел вмешаться и звон тетивы тут же сменился истошным воплем старого хана. Кровь из бедра, пробитого стрелой с широким наконечником, окрасила светлые струи реки и хан с дочерью, поочередно перевертываясь на поверхность, стали плеваться алыми фонтанами.
   Тригор принял из рук отрока серебряный кубок и закричал: "За твое здоровье хан! Я пью за священную и праведную месть, как бы жестока она не казалась!" Но отвернувшись, все же неодобрительно покачал головой. Его телохранитель Евлампий Гаркун не первый раз спешил отличиться своим чрезмерным усердием.
   Хан долго не отвечал, пытаясь наполнить легкие воздухом и как можно дольше задержаться под водой, чтобы подарить дочери лишние мгновения жизни. Но старания его были напрасны, спустя немного времени девушка затихла и больше не шевелилась. Хан, извиваясь, попытался отдышаться на поверхности, а затем негромко заговорил. И, то ли ветер стих и перестал плескать парусами, то ли хан действительно был знаком с темной силой, но слова его колокольным набатом отозвались в сознании у всей дружины. "Не захотел ты, князь, дочь мою спасти и ввести её служанкой в свой дом, так взываю я к могучим своим богам, чтобы мстителю месть воздалась. Взываю я ко власти черных сил и Трехрогих Богов, чтобы отныне не знал ты ни сна, ни покоя, помня лишь о том, что как только твой порог перешагнет невеста с женихом, явится к тебе Трехглавый и Трёхрогий, чтобы забрать и дочь, и город, и народ!"
   Воевода молча выхватил меч и резким взмахом обрубил толстый канат, бревно завертелось на волнах и хан навсегда затих. Тогда он подозвал одного из пожилых воев и тот, что-то шепча, будто прося прощения, медленно вылил полный кубок в светлую струю полноводной реки Клязьмы. Воевода громко повторил слова приговора:
   "Заступись за нас речица-наша верная сестрица!
   Нам нельзя тебя обнять,
   Ты ж нас можешь всех принять,
   Успокоить, остудить и навеки схоронить".
   Он медленно наклонился к воде, пытаясь отведать глоток из пригоршни, но отшатнулся. Прямо из воды на него с немым укором смотрело прекрасное и огромное лицо речной богини. Она с презрением скривила губы и ее лицо расплескалось под килем стремительно бегущей лодьи.
   Князь остаток дня был мрачен, и его настроение постепенно передалось всей дружине. Одна за другой затихли победные песни на стругах, ветер повернул, и яростно налегая на весла, дружина шепталась, что девицу-то не надобно было топить в реке, так как это может быть не угодно Сестрице Светлой Водице. Но, заночевав у костра, князь отдохнул и наутро забыл вчерашние страхи и только драгоценное кольцо, снятое с руки молоденькой хазарской царевны, блеснув зеленью изумруда, напомнило ему о вчерашнем происшествии.
   Не раз впоследствии воевода Бодрич досаждал ему по поводу обещания пригласить волхвов и просить их помощи и защиты от колдовства, но князь довольствовался обильной жертвой Сварогу и более не хотел говорить на эту тему.
  
  
  
  
   ПАРИ С ДЬЯВОЛОМ
  
   Живи, как знаешь и в несчастьях
   Богов напрасно не вини.
   У них судьба еще злосчастней
   От скуки маются они.
  
   Попробуй сам побыть бессмертным.
   Не можешь? В том то и беда.
   Им не понять твои мученья,
   Тебе их скуку никогда.
  
   Не смей завидовать несчастным,
   А впрочем, вовсе нет, постой.
   Ты тоже сможешь стать бессмертным
   Зло побеждая, как герой.
  
   Ах, ты и этого боишься,
   Боишься гнева сатаны?
   Тогда ты трус и точно стоишь
   Из жизни созданной тюрьмы.
   Черный всадник медленно ехал по мрачному полю. Месяц растерянно проблескивал из-за темных облаков и придавал таинственному всаднику еще более устрашающий вид. Дикое бескрайнее поле было усеяно белеющими черепами, но кое-где вместо черепов встречались какие-то кочки. Приглядевшись, можно было разглядеть головы онемевших от страха людей. Огромные рты раскрывались в беззвучном крике, безумные глаза умоляли о пощаде. Но ничто не могло остановить страшную поступь огромного черного коня. Чернобог выехал в поле собирать свой ночной урожай.
   Иногда всадник спешивался и, отрезав голову у зарытого по самую шею человека, выкалывал ему глаза и кидал голову в сумку. Внезапно рогатая тень перекрыла небо и рядом с ним возникла уродливая фигура дьявола. Чернобог вздрогнул и обратил свое белое, чуть синеватое от лунного сияния лицо к внезапному пришельцу.
   "Зачем ты снова встаешь на моем пути? Ты опять хочешь помешать мне исполнить свой долг? - хрипло спросил он у покрытого шерстью рогоносца.
   Дьявол глухо заворчал и злобно выпятил челюсть вперед.
   -Я больше не могу с тобой драться, пытаясь отнять у тебя моих людей, чтобы они избежали сурового наказания. Сегодня ты все еще сильнее меня. Но в меня верят все больше людей, а число твоих поклонников уменьшается. Значит, скоро уменьшится и твоя сила. И вот тогда мы посмотрим.
   - Я подвергаю их заслуженному наказанию- перебил его Чернобог. - Злодеи должны быть наказаны за свои деяния и после смерти.
   Дьявол злобно вздыбил шерсть и захрипел.
   -Не будем сейчас спорить понапрасну. Ты знаешь, что я считаю, что человек должен проявить себя и свою волю, добившись успеха, а как он его добился, совершенно не важно. Важно лишь только, что он захотел и сделал. Ты же судишь и караешь таких людей во имя призрачного блага человечества. Но его нет! Вы со Сварогом, Световидом и Родом выдумали это понятие, чтобы оправдать свои жестокости. Но люди слабы и горды, только преступление перед другими людьми позволяет им возвыситься в глазах других и оправдать свою жизнь.
   -Если я позволю им жить так как ты говоришь, то они передушат друг друга, как крысы и никто не сможет познать мир и превратить первозданный хаос в вечный неколебимый порядок.
   -Хаос вечен, и человеку никогда не принести в мир настоящий порядок, потому что слабости человеческие и есть тот хаос, который царит внутри самого человека. Даже самые лучшие из людей жестоки и алчны, честолюбивы и продажны.
   -Я готов поспорить, что это не так!
   -Тогда найди мне такого человека и сделай из него героя. А я... я сделаю из героя подлеца. Ну, что? Никак ты боишься?
   -Нет, не боюсь. Я знаю человека, из которого тебе никогда не сделать подлеца.
   -Таких людей не бывает. Их просто нет на свете. Назови мне его.
   -Хорошо. Кожевенный мастер из русского города Владимира Василий Кожемяка. Это только один из таких людей. Их много.
   -Обещаю тебе, что ровно через год, после того как он станет героем, он превратиться в подлеца.
   -Что ж, вот тебе моя рука и прости, что я не снимаю перчатки. Два страшных великана протянули друг другу руки и, будто обжегшись отдернули их, довольствовавшись кратким пожатием.
   Опять набежала темная туча и скрыла из виду Поле Мертвых Грешников. Когда Месяцу все же удалось выглянуть из-за месива туч на поле уже некого не было.
  
  
   Что сказали Волхвы*.
  
   Изумрудное кольцо, погляди в мое лицо!
   Я румяна и бела, я игрива и смела.
   Не тяну вино из кружки,
   Как проказницы-подружки.
   Не ругаю свою мать,
   Коль не выпустит гулять.
   Не хожу одна у речки,
   И не вешаю сердечки
   В ряд на ивовых кустах.
   Не кричу, забывши страх,
   Я на батюшку-отца.
   Коль прогонит он с крыльца,
   Помянувши праотца,
   Озорного молодца.
   Сделай милость, пробеги!
   Мы с тобою не враги!
   Если минешь мою руку,
   Не сочти себе в докуку,
   Изумрудную застежку
   Я на память закажу,
   И сестрицам расскажу,
   Как мою спасло ты душу.
   Но зеленое кольцо
   Не глядит в ее лицо,
   Равнодушно ходит вкруг
   Мимо ветреных подруг.
   Ни испуг, ни стон, ни лепет
   Злого рока не спугнут,
   И судьбы не избегут
   Ни унылые дурнушки,
   Ни смешливые болтушки,
   Ни красотки-хохотушки.
   Побелели ярки щечки,
   Знать кольцо достигло точки.
   Звон умолк на радость нам,
   Радость с горем пополам.
  
   Ведь кричащую красотку,
   Словно коршуны лебедку,
   Злые стражи волокут,
   Огрызаясь там и тут.
   Обрывая прямо с плеч,
   Платье белое для встреч.
   Год за годом, не спеша, пролетели чередой, и с той поры минуло пятнадцать лет. Черниговский князь Горислав, старый соратник Тригора по далеким морским набегам на Персию, Хазарию и Византию, проезжая как-то с сыном, снова навестил Тригора. Молодые понравились друг другу и быстро вспомнили свои давние детские игры. Отцы были довольны, так как давно мечтали породниться. Но Тригор временами становился задумчив и мрачен. Черные мысли все чаще посещали его. Любава висла на отце, ведь она давно мечтала о княжиче, неплохом рубаке и мечтательном книгочее, с которым она сдружилась в раннем детстве, когда гостила у его отца. Она даже хранила у себя детский подарок Пересвета, ладанку с завитком смоляных кудрей. После недельных переговоров молодые упали князю в ноги, и тот с отчаянием благословил их, уронив слезу. Обрадованный Горислав уехал в тот же день домой, а молодой княжич решил задержаться еще на седмицу. Однако уже на следующее утро, едва князь, поругав купцов за плохой торг в последние дни, снова расположился в своем резном дубовом кресле, как к нему бросился гридень с вестью о том, что от ворот, которые смотрят на реку, прибежал гонец. Гонец рассказал, что к заставе у ворот пришли старцы из дальней земли и просят самого князя их принять. Тригор встревожился и приказал привести неожиданных посланцев судьбы.
   Князь был явно недоволен неопрятным видом четверки седовласых волхвов, но их речи заставили его моментально забыть об их одеянии. Старший, высокий сгорбленный старик начал свою речь с вопроса: "Ведомо стало нам, князь, что ты, не слушая воеводу Бодрича, отказался от прочтения книги судеб и молитв обережения. Кроме того, шедшие вслед за нами купцы говорят, что ты почитаешь опять веру христианскую и церковь Николы Чудотворца отстроил почти полностью на свои деньги. На чью же помощь рассчитываешь ты, несчастный, молясь двум богам одновременно?"
   Князь попытался разгневаться: "Как ты смеешь, худородный, мне указывать, что делать? Или я уже не князь в своей стране?" Но волхв смело ответил: "Я родом мериться с тобой не хочу, но своих предков знаю человек двадцать. Сможешь ли ты назвать мне такое же количество прародителей? Ты, чей дед молился Одину, отец Перуну, а ты молишься и Сварогу и Христу одновременно. Тебе ли забывшему своих богов требовать от меня, твоего спасителя, отчета?"
   Князь еще хватал ртом воздух, но внезапное вмешательство неожиданно как появившегося в приемной зале начальника внутренней стражи Гаркуна, мощным ударом повалившего старика, разрядило обстановку. Волхвы унесли своего предводителя, но князь быстро опомнился и, никак не принимая смех и переговоры гридней, вдруг закричал: "Верните старика!" Бодрич, стоящий рядом, неодобрительно глядя на Гаркуна, сказал: "В спасители князьям не каждый день набиваются! Можно и послушать".
   Старика принесли обратно и отлили водой. Он сел на лавке и, не вставая перед князем, сказал: "Судьба твоя решится на исходе седмицы. А спасение твое в неизвестном удальце Василии Кожемяке. Трехрогий будет здесь уже завтра". Поддержанный стариками волхв удалился. Князь не решился дальше расспрашивать гордого старика и, схватившись за голову, молча сидел в кресле.
   Как не пытались купцы развлечь его заморским товаром, все было бесполезно. Князь всю ночь не ложился спать и заснув лишь под утро, увидел старца снова, во сне, верхом на трехглавом орле-великане. Старик казался моложе и мощнее. С величественной осанкой старец на лету обернулся к князю и сказал: "Тебе ли забывшему своих богов ждать от меня помощи!" Со всей ясностью отчаяния князь понял, что его телохранитель ударил бессмертного бога и в холодном поту Тригор проснулся, чтобы снова ощутить под утро холод одинокой постели и сказать, сцепив зубы: "О, как сладка месть! И мне не в чем каяться перед волхвами!" Но в этот раз ему ответил громкий набатный глас: "Это не они, а я жду от тебя покаяния, князь! И не только покаяния, я жду раскаяния!"
   Солнце еще не заблистало над рекою, когда мрачное шуршание черных крыл наполнило город. Люди выскакивали из домов и, задрав головы, давились немым криком, ибо ужасен был вид пролетавшего над ними чудовища. Трехглавый и Трехрогий Змей* поочередно раскрывал свои пасти, и из них со свистом вырывалось жаркое пламя. Капли огня медленно падали с неба и в городе один за другим вспыхивали пожары.
   Змей зарычал: "Вот и пришел ваш срок подкормить меня самой нежной человечиной. Я хочу насладиться плотью непорочных дев и не прошу от вас многого. Одну девушку в день вы будете привязывать к одинокому дубу на речном утесе. И никаких украшений! Лишь охапка папортника в руках девицы послужит чудесной приправой к сладкому блюду. Вы можете отказать мне в этом удовольствии и я вынужден буду есть так нелюбимое мной жареное мясо, которое всегда подгорает, когда его приходится готовить на развалинах целого города. А сейчас я жду первую жертву! Дайте мне есть!"
   Гаркун первым бросился к князю с перепуганной девушкой, которую он держал, как мешок, через плечо: "Дочь судомойки. Пусть она будет первой спасительницей города!" Князь со слезами отвернулся и надрывно вопящую девушку раздели и поволокли на берег, к священному дереву. Она, как могла, хлестала папортником рогатую морду, но Змею надоело играться и истошный крик прервался смачным чавканьем. Чудовище получило свою награду.
   С этих пор беспощадные стражники во главе с Гаркуном сгоняли по вечерам на площадь всех девушек, чтобы жребием определить новую жертву. День шел за днем и князь уже больше не мог показаться без огромной стражи на улицах города, в него летели камни: "Отдай свою дочь Змею, тогда будем отдавать и мы!" Вернувшись с очередного обхода князь натолкнулся на рыдающую Любаву и дочь воеводы Полисфену или Поляночку, как называла ее подруга. Обе были безутешны. "Сегодня уводят к сосне дочь кормилицы Калину, а послезавтра я иду испытывать свою судьбу на базарную площадь с твоим любимцем Евлампием! Да сделай хоть что-нибудь, батюшка!" Обе девушки зарыдали еще безутешнее.
   Князь оторвался от них и пошептался с Бодричем. Князь расспрашивал воеводу ищут ли Кожемяку и когда он должен вернуться из монастыря. "Почему не перехватили его по дороге?" -сердился князь. Вскоре воевода с десятком бояр и дружинников уже мчался верхом на Кожевенный конец.
   А в это время, одетый в кожаные черные доспехи, Евлампий Гаркун со своими стражниками, тоже одетыми в черное, сообразно случаю, сгонял девушек со всех концов города на Старую площадь. Зажатые между конными стражниками девушки покорными ручейками текли в сторону давнего городского центра, куда они раньше выходили в новых нарядах для встреч со своими ухажерами. Парней не было видно. Да и родители только плакали и молились, почти не препятствуя страже исполнять свой долг. Страх черным облаком висел над городом, окутывая серым пеплом людские души.
   Иногда какие-нибудь отчаявшиеся родители отводили девушек за ворота и отправляли в бега. Но их беспощадно секли, а за беглянками отправляли погоню. Так и на этот раз девушки покорно встали в огромный хоровод и по рукам, как раскаленный уголек, побежало кольцо с зеленым изумрудом. Это его отдал князь для выбора искупительной жертвы.
   И, пока этот зеленый символ несчастья перебегал из рук в руки, Гаркун подводил к вечевому колоколу, вместо уставшего звонить стражника, слепого старика. После короткого перерыва колокол снова начинал мерно отбивать удары, теперь это были мгновения чьей-то жизни. Кольцо поспешно бежало по кругу. Колокол звенел и звенел. И вдруг! Все замирало. Раздавался чей-то вскрик и, подруги шарахались от несчастной, которая не успела передать кольцо. Ее мгновенно хватали могучие стражники и, связав, несли на руках в темницу. С восходом солнца страдалицу влекли к дубу, и весь город слушал у ворот, когда затихнет ее последний крик.
   В этот раз молодой княжич не выдержал. Он вечером остановил князя в трапезной и сказал: "Трое моих людей готовы выступить на битву со Змеем. Дай мне кого-нибудь из твоих воинов и мы, да будет на то воля Сварога, одолеем проклятого гада".
  
   Гибель Пересвета
   Коварны боги озорные,
   То приголубят и простят,
   То за безделицу пустую,
   Семью невзгодами казнят.
  
   Так как же с ними разобраться,
   И угадать какой сильней?
   Помилуй бог! Мы вышли драться!
   Теперь мечом себя жалей.
  
   А если меч мой не поможет?
   Ну, что ж, погибнешь, как герой.
   А может лучше где-то скрыться?
   Иди-ка ты, лицо умой!
   Когда отряд молодого княжича из тридцати воинов выехал из города, над рекой стлался утренний туман. Воины нервно зевали и ежились в тяжелых кольчугах и бронях. Княжич сам подбирал доспехи для каждого воина в подклетях княжеского терема. И ни один воин не мог пожаловаться, что его обделили. Сам князь, воевода Бодрич, охранитель Евлампий Гаркун и княжич Пересвет одевали и снаряжали каждого.
   "Немцы, они любят все тяжелое- говорил князь-арабы любят легкие брони и кольчуги. А вам надо сейчас иметь и то и другое. Я бы посоветовал тебе, Светша-ласково обращался он к княжичу-десяток воинов снарядить легко и превратить их в комаров, которые будут постоянно тревожить змея со всех сторон. Еще десяток снарядить тяжело. Для ближнего, для ударного боя. Кожу и брони надеть и на них и на лошадей. А еще десяток воинов вооружить тяжело, но броней тяжелых не одевать. Эти сгодятся для битвы с подскока и для краткой подмены тяжелых воинов. А тебе самому скакать по кругу и всех направлять. Тогда и одолеете вы этого гада.
   Бодрич прилаживал вооружение на могучем парне из отряда княжича по имени Бренок и громко поучал толстощекого молодца.
   "Ты самый тяжелый, а потому бери шестопер и клевец, по головам гвоздить будешь. Долго не дерись, отходи отдыхать, вон возьми себе того худющего парня в подменные и легкого стрелка, вон рядом с тем стоит, это мои выученики, Никита Соломенный и Никитка Нырок. Бей среднюю голову, она самая недоступная и громадная".
   Гаркун тоже не стоял без дела и всем впихивал в руки длинноперые копья с крюками на конце.
   "Вы, ребята, змея не стесняйтесь. И за шипы его и за рога крючьями хватайте. Он и не сможет вертухнуться. А чтобы он не сильно крыльями размахивал метайте ему сулицы под крыло. У них хоть наконечники и короче копейных и удар на излете послабее, но воткнуться в бока и крыльями не очень то помашешь".
   Воины подпрыгивали и приседали в новых доспехах, поправляли тесемки и ремни, перестегивали пряжки.
   Наконец Пересвет заволновался.
   -Пора ехать, а то не успеем спрятаться.
   Воины неторопливо взбирались на уже оседланных коней и горяча их, вздымали на дыбы, чтобы разбудить и коней и себя. Вслед за воинами медленно двинулись телеги с душистым сеном, чтобы под ним могла спрятаться засада.
   И вот теперь воины подъехали к воротам, и тотчас десятеро легких стрелков с сулицами и луками спешились, и, покинув оставшихся за воротами товарищей, двинулись к дубу вместе с возами. Они весело балагурили с возчиками, рассыпавшими сено огромным кольцом вокруг дуба и помогая им, обещали не очень топтать его нагами, чтобы его можно было потом скормить буренкам.
   Наконец возчики торопливо убрались и воины полезли под сено, тщательно забрасывая себя с ног до головы. От ворот тяжелой поступью уже шагали шестеро стражников Гаркуна с обнаженной девушкой. Она была в полуобмороке и ее приходилось почти нести. Стажникам совсем не нравилась их окаянная работа и из-за этого они грубили смешливым воинам, обзывавшим их горе-стражниками и калеками, грубили друг другу и девушкек, которую примотали к стволу священного дуба толстыми веревками. Как и было им велено, они дождались появления Змея Горыныча над лесом, потолкались вокруг девушки с веревками и, побросав копья, поспешно побежали к воротам.
   Змей неторопливо летел над макушками сосен и недвижными глазами холодно осматривал окрестности. Он увидел торопливо убегавших людей и издал гулкое шипение переходящее в истошный рев. Люди побежали еще прытче. Змей и не думал ускорять свой полет. Он мечтал о нежном мясе, и вовсе не хотел портить себе зубы о железную бронь стражников, чтобы выковырнуть оттуда вонючее и жилистое мужичье мясо. Он захлопал крыльями прямо напротив обмякшей в своих веревках девушки и, осмотрев ее, облился слюнями они бежали потоком из трех его пастей и он довольно заурчал. Толкнув ее носом. Он ждал, чтобы она очнулась. Змею хотелось поиграться. Он растопырил крылья и неожиданно зашипел от боли. Что-то острое вонзилось ему в бока. Воины были невероятно рады своей удаче и, падая с переломанными костями от ударов его голов и хвоста, они видели, что он не может взлететь. Судорожные взмахи его крыльев сменялись злобным шипением, он кружился на месте, а от ворот уже скакали доспешные богатыри.
   И закипела сеча, крючья вцепились в бока Змея и он безуспешно пытался от них увернуться. Его огромная туша металась из стороны в сторону, а змеиные головы угрожающе прижимались к земле по-гусиному.
  
  
  
  
  
   Отказ Кожемяки от битвы со Змеем.
  
   Зачем копье руке недвижной?
   Зачем слеза сухим глазам?
   Кто встанет демону навстречу?
   Своей судьбы не зная сам?
   Такого нет сейчас героя.
   Он прячется забывши стыд,
   Как будто можно в жизни этой
   Уйти от множества обид.
   Как будто можно отвернуться,
   И не глядеть на ворох бед,
   А молча выйти и вернуться,
   Коль с горем справится сосед. Усталый Василий распрямился и, напившись квасу, вновь взялся за свое любимое развлечение, выделку тисненых книжных переплетов. Все чаще его ругали то волхвы да волшебники Славной Прави*, то христианские священники за медлительность в работе, но, подивившись хитроумной выделке переплетов, снова шли к нему, нимало не догадываясь, что могучий кожевник начал читать отданные в плетение книги. Новых посетителей он сперва принял за знатных заказчиков и хотел их прогнать, так как книжных заказов привез и без того много, а заказы на артель по упряжи, одеже и доспехам отдал остальным мастерам загодя, так как справился с выделкой отданных ему в работу старшиной артели кож словно играючи. Собственно кто бы мог угнаться за белоголовым богатырем с тонкой талией, проходившим в двери всегда только боком из-за невероятной ширины плеч. Из-за них и из-за мощных рук он казался великаном, хотя росту был немного выше среднего. Его слегка смутила ввалившаяся к нему в избу толпа, но воевода Бодрич степенно поклонился и, пожелав ему покровительства Велеса, спросил: "Узнал ли Василий город и людей! И сказал ему кто-нибудь о страшной беде, нависшей над городом?" Василий уже слышал о змее и его жертвах, но еще не знал всех подробностей.
   Бодрич с боярами рассказал ему о посещении волхвов и о том, что он назван спасителем города. Он сначала было заколебался и готов был уступить, но когда услышал о гибели черниговского княжича с отрядом всадников, замахал руками. Все уговоры были напрасны, Василий не сдавался ни на какие посулы. Но воевода прилип как репей, а затем, пригрозив карами земными и небесными, потащил его в княжеский терем. Князь Тригор принял его запросто в обеденном зале и угостил его всевозможными медвяными напитками. После печальной беседы князь сказал: "Ты ставишь свою жизнь- жизнь простолюдина, ты сам знаешь ей цену. Я могу ее отнять у тебя просто так. Но сегодня не твоя или моя жизнь течет тонкой пряжей между пальцами богини, а жизни невинных дев, в числе которых уже завтра может оказаться и моя дочь. Ее жизнь я завещаю тебе на долгие времена. Покажи себя достойным воином и я уступлю тебе вместе с нею свой трон".
   "Зачем тебе князь такой зять как я? Разве нет вокруг тебя достойных мужей, не раз побеждавших жестокого врага и сегодня готовых отдать за тебя свою жизнь? Неужели ты хочешь, чтобы твоя дочь всю жизнь нюхала мерзкий запах кожевни, так как я не смогу бросить свое ремесло даже усевшись на троне". Князь усмехнулся и, глядя на забияку-кожевника, подумал: "Глупыш, если ты сядешь на троне, то тебе уже будет не до бычьих шкур, была б цела собственная шкура". Но вслух он произнес другое: "Вокруг меня еще много осталось храбрых и сильных воинов. Но после гибели черниговского княжича с отрядом я понял, что должен исполнить волю богов. Смертному не одолеть чудовище из Подземного царства. Ты не простой человек, а божий избранник. Сходи к Сварогу или Световиду и принеси ему жертву, он подскажет тебе как действовать".
   "Я простой смерд, великий князь и твое предложение очень почетно для меня, но я воспитан волхвами и не умею сражаться. Спроси богов и они наверное скажут тебе, что у нити судьбы два конца, а значит есть и другая возможность одолеть Змея Горыныча. Потяни за другой конец, князь, так как боюсь, что боги ошиблись в выборе, указав на меня".
   Тригор мог бы подивиться разумной рассудительности ремесленника, но теперь ему было не до здравых умствований. И, однако же, он решил последовать совету Кожемяки и спросить еще раз любимого бога о ниспослании помощи. Емельян ехал с ним бок о бок и недовольно гудел, а что же, мол, Бодрич-то не вызвался воевать Змея. Действительно опытнее и сильнее старшего воеводы в княжестве, пожалуй, никого не было. Князь, как обычно, поморщился от совета Емельяна и тот обиженно отъехал. Князь не раз высказывал недовольство враждой своих преданных слуг, но поделать ничего не мог. Неумный, но мощный ратник забил себе в голову сравняться с воеводой не только по воинской славе, но и по уму. Однако усердный Добромысл не удостоил его своим вниманием при рождении, так он и жил, не понимая своего ущерба, от чего делался посмешищем всей дворни.
   Кони легко ступали по тропке зеленого бора и, цепочка всадников, с Гаркуном во главе, неторопливо двигалась к едва видным за стройными могучими стволами деревянным хоромам. Святой Сварожий бор был светел. Стучали где-то дятлы, по деревьям цепко прыгали белки. Поодаль, у изгиба тропы, проскакал нахальный, по-летнему огненнорыжий лис. Неожиданно застрекотала сорока, и, ехавший третьим от головы отряда, худой гридень схватился за лук, но затем забросил тулу назад. Серо-бурый бочина огромного волка мелькнул и пропал за можжевеловыми кустами в подъельник.
   Уже показался свежий, отстроенный после пожара, и потому светлый храм Сварога, украшенный затейливой резьбой., но надежно огороженный массивным деревянным частоколом, как вдруг где-то совсем рядом заладила свой часослов кукушка. Гаркун оглянулся на князя и поняв его безмолвный приказ придержал коня. Тригор съехал с тропы и прошептал: "Кукушка, кукушка, Макоши подружка, скажи мне года, наряжу, хоть куда". Но князь и гридни напрасно слушали шорох леса и дальнее щебетанье птиц. Кукушка будто воды в рот набрала. Тригор набычился и, дернув за уздечку, подъехал к Евлампию. "А ну-ка, ты спроси про себя!"
   "Так она небось уже улетела, чего зря звать?"-отнекивался Гаркун, но повинуясь тяжелой руке князя, сдавившей его плечо, ухмыльнулся и повторил присловье.
   Кукушка помолчала, но затем неуверенно закуковала, как будто выдавливая из себя звуки. Но конца ее кукованию не было видно и князь поехал дальше, вздохнув с огорчением.
   Худой гридень проворчал с завистью: "Ну ты, Евлампий, два века жить будешь. Я так уже и со счета сбился". Гаркун недоверчиво моргнул белесыми ресницами и ухмыльнулся. "Не та у меня должность, чтоб два века себе мерить. Врет она все, поскакушка беспутная". И он коленями послал коня вперед на тропу. В храме их заметили и гостепреимно распахнули ворота. Седой волхв в просторной белой одежде почти без украшений призывно помахал рукой, приглашая поторопиться.
   Всадники въехали во двор и к князю подбежал худой отрок.
   "Покон"-позвал его старик. "Привяжи коней к коновязи и готовь краду под ягнят. Из переметной сумы последнего всадника донеслось тревожное блеяние ягнят, встревоженных возникшей суетой.
   Большелобый гридень слез с коня и развязал суму. Он вытряхнул на землю черного и белого ягнят, подхватил их под теплые курчавые животы и передал их Покону. Молодой волхв заученными движениями оглушил их небольшой дубинкой, висевшей у него на поясе и, моментально перерезал горло сначала белому, а затем черному ягненку. Они еще подергивали ножками в его руках, а он уже подставил медный таз, чтобы слить сиз них кровь. Когда кровотечение стало слабеть он выпотрошил и ободрал их. Тонкий и острый, как бритва нож буквально летал в его руках. Через полчаса, которые князь потратил на глубокомысленные разговоры со старым волхвом и его подошедшим еще более седым помощником. Гаркун и гридни в это время весело зубоскалили над Поконом, который разделывал ягнят с красивыми взмахами ножа, поклонами и поворотами. Искушенный зритель наверняка заприметил бы в этом какой-то замысловатый обрядовый танец., но веселые поглотители медовухи и пива не занимали свои головы столь сложными вещами и посмеивались над волхвом в кулак, не решаясь оглашать двор своими сомнительными остротами. Воины были привычны к смерти и кровавая жертва вовсе не казалась им обременительно, тем более , что по сравнению с кочевниками, которые питались только мясом и резали кого-нибудь по несколько раз на дню, они и сами были почти святыми агнцами. Да и какая это была кровь, когда они знавали дни, когда человеческая кровь заливала поля и окрашивала потоки воды в красный цвет на долгие часы.
   "Зря князь тревожится из-за девок. Бабы еще нарожают. Али спустимся на челнах до Тавриды и оттуда молоденьких рабынь привезем"-хорохорился Гаркун. Гридни подсмеивались над рассуждениями своего воеводы нимало не удивляясь их черствости. Гаркун давно прослыл человеком без сердца.
   Но Покон гневно зыркнул на весельчаков глазами и те почли за лучшее отойти в сторону, а он продолжал разделывать тушки и раскладывать куски на краде, честно отдавая богу лучшее.
   Сосны зашумели, раскачивая верхушками, и когда Покон поднес огонь к краде уже сильно стемнело. Дрова занялись медленно и неохотно, но тут же угасли под проливным дождем. Старый волхв повел князя в полумрак храма, чтобы помазать губы своего кумира жертвенной кровью, но здесь произошло новое несчастье. Кода Тригор стал подниматься по ступенькам к изголовью статуи, раздался неожиданно сильный удар грома. Князь споткнулся и пролил жертвенную кровь на себя. Старик едва уговорил расстроенного князя помазать кровью губы кумира. Он отер одежду князя расшитой ширинкой и пошел за ним на двор под веселый с пузырями на лужах, проливной дождь. Князь уже не слушал его увещеваний, а молча пошел к коновязи, даже не взглянув на едва дымящуюся краду. Гридни вывели коней из под навеса и разобрали поводья.
   "Борони бог, борони бог!"-запричитал опечаленный волхв уже и сам не веря в счастливую звезду князя.
  
  
   Любава сама решает уговорить Кожемяку.
  
   Быть славной богиней не просто,
   Особенно, если обет
   В помощи нищим и скорбным
   Исполнен за много лет!
  
   Но тянуться вечно страданья
   И множится летопись бед.
   Прости меня, Желя, за смелость,
   И дай мне простой совет.
  
   К кому же еще обратиться
   Сиротам, больным, старикам!
   Бледны их скорбные лики
   И голос не слышен богам.
  
   Так вспомни чудесные звуки,
   Когда-то на радость всем нам
   Мне мать напевала печально,
   А гусли ее подруги
   Скучать не давали богам.
  
   Умолкли певуньи навеки
   Мне их голосов не вернуть,
   Но ради тех сладостных песен, Приди, укажи нам путь!
  
   Вмешаться ты раньше не смела, Теперь же назло врагам,
   Попробуй для дочек сделать,
   Что не смогла для мам.
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Любава закончила плач по несчастному молодому княжичу и, после долгих уговоров Поляночки, наконец решила поговорить с её отцом. Бодрич любил княжну, как и собственную дочь, поэтому он настойчиво стал ей советовать сходить на моление к Триглаве, она мать всему земному и подземному и может помочь найти управу на пещерного гада. Девушка печально согласилась, но внезапно по какому-то внутреннему чувству перед сном достала кольцо своей матушки. Сапфир потускнел. Она положила его в чашу с водой и придвинула свечу. Когда Любава протянула руку, чтобы снова взять его, то неожиданно вскрикнула, испугавшись ярких бликов, разбежавшихся по всей комнате. Словно вытягиваясь из золотистого света перед ней возникло, состоящее из золотых искр, лицо матери. Матушка улыбнулась и сказала: "Сходи ночью к моим плакучим ивам, да сначала заплети их лентами, да возьми яхонтовое ожерелье, как увидишь русалок* подари его старшей. Она подскажет тебе, как поступить, чтобы Кожемяка вышел на бой со Змеем".
   Вдруг все исчезло. Посидев несколько мгновений в полудреме, княжна внезапно очнулась и подбежала к окну. Летняя заря неслышно догорала над далекой дубравой. Словно охваченная безумием Любава стала носиться по комнате, собирая ленты и украшения и, сломя голову, бросилась к реке. Когда запыхавшись, она примчалась на берег, уже смеркалось. Заря была тихой. Вечер теплым. Торопливо украсив четверку ив, стоящих у самой воды, княжна села в засаду, более всего опасаясь, как бы дворня не подняла шум, так как лишь ее строгий окрик запретил сенным девушкам помчаться следом. Но, если ее бегство станет известно князю, то он обязательно прикажет вернуть ее домой. На ее счастье князь до полуночи сам беседовал то с волхвами, то с боярами, то со священниками, не зная какому богу предаться для защиты. Полная луна то забегала за быстрые тонкие облака, то появлялась во всей красе, озаряя гладь реки растворенным во мраке светом.
   Внезапно на серебристой дорожке заплескались волны и, быстро работая невероятной длины хвостами, к ивам подплыли и устроили возню четыре тоненькие красавицы-русалки. Их обнаженные тела блистали серебром, закованным ниже бедер в крупную чешую. Они легко взмывали над водой в полный рост и застывали на кончиках своего изумительного хвоста, затем они подсаживались на ветви ивы, чтобы расплести ленты и повесить себе на шею новые бусы. Скоро Любава разглядела, что они двойняшки, пара постарше и пара помоложе. Она попыталась определить возраст этих вечно юных созданий, но не смогла понять сколько им лет, двенадцать или двадцать пять или еще больше. Они казались одновременно юными и взрослыми. Она начала дрожать от странного холода, идущего как будто изнутри ее тела и вдруг русалки стали оглядываться, а затем одна из них нараспев позвала: "Выйди к нам душа-девица, будешь ты родной сестрицей, если женщина в летах, выходи забывши страх, не обманем не закружим. Если сможем так удружим. Выходи коль не боишься, с нами горем поделишься!"
   Любава, чуть помедлив, вышла из своей засады и подошла к серебристым красавицам со словами благодарности за любезное пприглашение. Русалки раздели ее, затащили в воду и начали с ней играть, как будто согревая свои холодные тонкие тела об ее теплое тело. Но вот возня прекратилась и они, снова рассевшись по ветвям, внимательно стали ее слушать, расспрашивая у нее всякие мелочи и восклицая, если их что-нибудь удивляло. Наконец они задумались и, после недолгого перешептывания, старшая сказала: "Прости нас несчастная девушка, но мы не знаем как помочь тебе. Однако ты не печалься, сейчас самая быстрая из нас сплавает к мудрому Карпу Поликарповичу и древний мудрец наверняка придумает, как помочь твоему горю. Но ты должна уважить его просьбу, он любит, когда с него счищают старую тину нежные девичьи руки. Надеюсь, тебе понятно?" Получив от княжны заверения в ее старательности, одна из русалок нырнула и после непродолжительного, но томительного ожидания, во время которого русалки нежно ласкали и целовали ее, Любава, наконец, увидела старого карпа. Его исполинские размеры повергли ее в трепет, но она выполнила обещание и, когда на небе начали постепенно гаснуть звезды, до блеска очистила зеркальную чешую великана.
   И тогда старинный мудрец заговорил: "Не робей несчастная девушка, я помогу тебе заставить Василия Кожемяку выйти на бой со Змеем Горынычем. Приведи к нему ночью полунагих непорочных дев со свечами в руках и расплетенными волосами, а чтобы мольба их достигла его сердца, присоедини к ним души уже погибших дев, поющих славу богине Желе*. Сама Желя вмешается в песню скорби и ты увидишь, как затрепещет душа одинокого отшельника. А сейчас запомни заклинание".
   Все исчезло. Месяц скрылся в облаках исчезли русалки, забрав украшения. Легкие волны еще ударяли в берег, напоминая о недавнем появлении великана. Похолодевшая Любава в отчаянии прижимала к себе свою одежду, пытаясь вспомнить сложное заклинание и вдруг засмеялась. Ласково и чуть слышно, одна за одной повторяли плакучие ивы песню-призыв к своей главной богине. Быстро одевшись и повторяя про себя заветные слова княжна легко побежала к терему.
  
  
   Кожемяка сдается на уговоры девушек.
  
   Едва судьба, злодейка злая,
   Тебя замыслит извести
   Не прячься в подпол, выжидая,
   А смело встань ей на пути.
  
  
   Она глаза прищурит сладко,
   Тебя стараясь провести,
   Вот тут, пригнись
   И смелой хваткой
  
   В тугие косы ей вцепись,
   Она в отчаяньи забьется,
   Пытаясь вырваться из рук.
   Крепись, держи, и вместе с нею
   Шагни через смертельный круг!
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Плач унылый и скорбный растекался по всему терему. Только подойдя с похолодевшим сердцем совсем близко Любава поняла, что сегодняшней жертвой стала очаровательная тихоня и всеобщая любимица Поляночка. Страх увидеть свою подругу полузадушенной толстыми веревками на минуту сковал все ее члены, но через мгновение она с криком бросилась в толпу. В полумраке лица людей выглядели зловещими и Любава с трудом протолкнулась к стоящим поодаль будущим жертвам Змея. Она теребила и уговаривала их постепенно повышая голос, но, наконец, лица девушек засветились надеждой и жаждой действия. Принесли свечи и девушки опрометью бросились на широкий луг, где совсем недавно играли в горелки. Любава выбежала на высокий берег и обратилась с мольбою к разгорающейся заре: "Ой ты, Заря-заряница, красная девица, в чистом поле, широком раздолье подымаешься, ясным светом, живым теплом запасаешься. Уйми свои ясные стрелы, уступи место матушке Ночи. Спаси ты души сиротские девичьи. Не вставай так рано по над чистым полем, темной дубравой, широким плесом, могучим бором!"
   Медленно, словно заворачиваясь в широкую шаль, заря угасла, кутаясь в ленты темных облаков, неожиданно всплывших над лесом. Стало темно и девушки, сбросив одежды у реки и, оставшись в тонких рубашках, медленно двинулись по городу на Кожевенный конец. Двенадцать раз повторив свои мольбы и заклинания над горящей свечой Любава увидела, как таинственно и печально поплыли над потоком огоньков светлые души погибших девушек. Их тяжкие стоны слились с нежным пением вереницы девушек. Они первыми опустились во двор к молодому отшельнику. Кожемяка спал и ничего не слышал. Он не слышал, как открылась сама собою дверь и светлые души проникли к его изголовью, чтобы затем, стеная, расступиться и пропустить перед собою, простершую вперед руки, одетую в развевающиеся пепельные одежды бессмертную богиню. Она поцеловала богатыря в лоб и, закрыв лицо руками, исчезла.
   Медленно пробуждаясь ото сна Василий с трудом смог понять, что он все таки у себя дома, так как через открытые окна лился свет тех же маленьких светлячков, что заполнили весь его дом. Он с трудом узнал княжну в этом сонме вставших перед ним на колени красавиц, они молчали, но жалобный плач лился как будто ниоткуда, заполняя собой все пространство вокруг. Глаза Кожемяки наполнились слезами и, притворяясь, что он прикрывает их от пламени свечей, Василий сказал: "Простите меня милые девицы и ты, княжна. Страшен проклятый Змей. Не смог я сразу пересилить своего страха, а искал все иных причин для отказа. Приведи мне коня и достань доспехи, пресветлая княжна. Я отправляюсь на встречу с поганым Змеем".
   Беспокойным был и сон несчастной красавицы-боярышни. Всеобщая любимица и рассудительная тихоня лежала на охапке свежей соломы в клети для преступников и, забывшись беспокойным сном, потихоньку всхлипывала. Ее не спасли ни просьбы отца, ни заступничество князя, волхвы и городские старшины были непреклонны. Кольцо сделало свой выбор. Теперь это был уже выбор богов. Суровые стражники Гаркуна тоже смежили веки и забылись в чуткой дремоте, поэтому они не увидели как прямоо из непроглядной темноты возникло слабое свечение и богиня в пепельных одеждах неслышно прошла сквозь затворенные двери. Она нежно поцеловала сироту в лоб и девушка благодарно улыбнулась во сне. Чудовищные сны и маята куда-то отступили и ей стал видеться необыкновенно чудный сон. Она сама подошла к жертвенному дубу и разделась. Ее сопровождали подруги Росинка и Арина. Они дали ей полотенце, чтобы прикрыть наготу и остались с ней. Неожиданное появление огромного полоза испугало их. Могучий змей заговорил человеческим голосом и пообещал боярышне свою защиту. "Я спасу тебя, но ты должна будешь построить святилище в честь Чернобога, твоего покровителя". Поляночка упала на колени и, молитвенно сложив руки, принялась благодарить своего неожиданного заступника. Он медленно обвил ее кольцами и тонким язычком прошелся по ее обнаженному телу. Поляночка почувствовала, что она вне себя от счастья и провалилась в глубокий сон уже без сновидений.
   Стражники, которые зашли ее будить рано по утру, едва не задохнулись, глядя на волшебную красоту девушки, и только окрики Гаркуна привели их в чувство. К их удивлению боярышня с какой-то затаенной радостью последовала за ними.
  
   Первый бой Кожемяки со Змеем Горынычем.
  
   Ветер, берегом ступая,
   И спускаясь до воды,
   Как любовник осторожный,
   Забирается в кусты.
  
   Вот он к иве подобрался,
   И слегка ее тряхнув,
   Словно юбку завернув,
   Начинает целовать
   И за плечи обнимать.
  
   И насытившись легко,
   Убегает далеко.
  
   "Из разговоров с богами".
   Река мирно и светло струилась под обрывом, и Василий никак не мог наглядеться на прекрасную ширь, которая смущала его своим тихим покоем. Не верилось, что все вокруг затаилось в ожидании кровавых событий. Но вот стражники принесли Поляночку. Она не могла произнести ни слова, и Кожемяка отчетливо слышал, как стучали ее зубы. Ее некрепко привязали к стволу дуба и, когда стражники ушли, она в смущении закрылась букетом папортника от Василия. Он стыдливо отвел глаза от обжигающей девичьей красоты и замер. Над лесом, с огромного холма, ломая верхушки вековых сосен, летел долгожитель Преисподней-Трехглавый Змей. Понимая, что Змей его может разглядеть за стволом, Кожемяка подпрыгнул и влез на дерево.
   Девушка, завидев Змея страшно закричала и продолжала кричать, пока он не захлопал крыльями прямо напротив нее. Сжевав папортник одной своей пастью, Змей через ровные промежутки времени выплевывал в сторону огонь из других, и Василий понял, что Змей просто не может закрыть пасти полностью и должен, хотя бы понемногу выдыхать огонь, дабы не пекло собственное нутро. "Эх, вот бы ему морды завязать-то чем-нибудь!"- запоздало подумал Василий и, туго натянув лук, подождал, пока Змей раскроет все три пасти одновременно. Три стрелы тут же вонзились в них и Змей забился крыльями об дерево. Поляночка, на счастье, уже выскочила из веревок и бросилась в воду, а Василия страшный удар перепончатых крыл отправил туда же. Он так и не успел сразиться со Змеем, который, выломав одну из стрел на лету, пытался выдернуть другие. Ему это не удалось и, оскорблено рыча и подвывая, Змей улетел зализывать раны после неласкового приема.
   Народ с радостными криками высыпал из города и вскоре Кожемяку выволокли на берег, на который он уже отчаялся вылезти сам. Сил у девушки, спасавшей его из воды, явно не хватало, чтобы вытащить из реки железного пловца. Народ радостно качал своего защитника, а тот в панике думал о предстоящем назавтра решительном сражении. Змей расправился с ним одними крыльями и он от их удара улетел на добрый десяток конских хвостов. Что же ждет его завтра в этом неравном бою, когда Змей уже заранее будет уверен в возможной засаде. Едва отбившись с помощью стражников от ликующей толпы, Василий медленно направил белого коня в священную рощу к храму Световида*. Волхвы и волшебники в длинных одеждах приняли его с честью и, ссадив с коня, подвели к резному креслу на дворе храма. Василий, не ожидавший себе княжеских почестей, был невероятно смущен таким приемом и не стал возражать против настойчивой просьбы высоченного старца-волшебника, который приводил весьма веские доводы в пользу жертвоприношения белого коня: "Твой завтрашний бой стоит тысячи таких коней, отдай его великому богу Прави и он не оставит тебя своей милостью!"
   Василий, поднявшись, поклонился старцу: "Твоя мудрость украшена сединами и не мне скороучке перечить тебе в знании высших сил, управляющих богами Славной Прави. Возьми же коня и поступай с ним по своему усмотрению". Волхвы вымыли и вытерли коня, напоили его настоями трав, а затем, принеся резную чашу, растворили коню вену, мощный жеребец поднялся на дыбы и развернул повисших на нем волхвов, однако пятый не стал ждать его нового прыжка и, едва конь опустился на передние ноги, ударил его мечом в сердце. Волхвы отскочили и конь, дернувшись из последних сил, повалился наземь, роняя с уздечки кровавую пену. Волхвы набрали полную чашу крови и понесли ее в храм, где Василий, с поклонами подойдя к деревянному, богато изукрашенному серебряными прикладами изваянию, вымазал ему губы кровью погубленного коня. Когда они вышли из храма, волхвы повернулись лицом к солнцу, и оно внезапно заблистало из облаков, но при этом налетел ветер и зашелестел длинными прядями зеленых березовых кудрей. "Ты слышишь, как благодарно шелестят березы? Твоя жертва угодна богу. Считай, что ты уже выиграл завтрашнюю битву". Волхвы ушли, а Василий, печалясь о коне, и снимая с себя бронь, чтобы было легче идти, расположился под березами. Он неожиданно услыхал мелодичное пение, собрался и пошел в сторону от тропы, чтобы взглянуть на чудесную певунью. Богатырь с удивлением разглядел на дереве огромную горлицу, она обернулась, и Василий увидел, что у птицы очаровательное женское лицо. Он остановился, но уже не мог вымолвить ни слова и, упав на колени, начал клониться к земле, впадая в чудесное забытье. Затем витязь вдруг встрепенулся, увидев, что горлица превратилась в красивую женщину, покрытую легким белым пухом с огромными белыми крылами за спиной. Позвав его по имени она медленно полетела вверх, а из под его ног, как подвешенные в воздухе медные диски, стремительно стали расти ступени в небо. Птица Сирин, а это была она, описав дугу, скрылась за облаками.
   Василий лез и лез по этим качающимся ступеням, глядя на села и города, леса и реки, срываясь и падая, хватаясь за зыбкие диски а затем, осмелев, добежал по ним до облаков и к своему удивлению уверенно зашагал по ним. Вскоре среди вздыбленных облаков, он увидал огромные табуны белых и рыжих лошадей. Плавно подлетел к нему крылатый Полкан, полуконь-получеловек и засмеявшись над испуганным Василием крикнул: "Не гнись богатырь, а садись-ка на коня, которого сможешь поймать". Кони скакали по облакам и Василий начал запрыгивать, то на одного, то на другого. Но столь стремителен был их бег, что богатырь, сомлев от вида стремительно скользящих под ним облаков, падал, и пробив облако, вновь поднимался на его поверхность. Он снова бежал за парящими скакунами, но, вскочив, опять не выдерживал их стремительного полета и падал на стелящийся туман облаков. Наконец он упал на очередное облако и, уткнувшись в белую поверхность лицом, заплакал. Когда он успокоился, то увидал, что рядом с ним стоит какой-то конь. И тогда усталый витязь, напрягшись, подпрыгнул и неожиданно взлетел ему на спину. Он уже на лету понял, что совершает страшную ошибку, прыгая на самого Полкана, тот обернулся к нему лицом и, расправив крылья, сказал с важностью: "Ты, видно, только на стоячем коне и можешь усидеть, неумеха. Отправляйся-ка ты подобру-поздорову домой да более ко мне не приходи, пока на конях ездить не научишься!" И, неожиданно превратившись в стройного человека, начал перескакивать по спинам коней, гоняя их свистом по кругу, то соскакивая с них, то вновь догоняя и ложась на сверкающие холки. Натешившись вдоволь, он обернулся опять полуконем-получеловеком и сказал: "Приходи ко мне через год, тогда и коня получишь, коли на боку лежать не будешь". Кожемяка сел на потемневшее облако и горько заплакал. Полкан с сожалением посмотрел на него и вдруг заинтересовался полотенцем, которым утирал свое мокрое от слез лицо Кожемяка. По всему краю тонкого рушника скакали огненные кони, вышитые рукой непревзойденной мастерицы. "Откуда платок, почему за пазухой носишь?" "Княжескую дочь мне в невесты великий князь посулил"- ответил Кожемяка. "Но сперва я ее от Змея Горыныча спасти должен, а ей уже завтра к священному дереву идти, смерти ожидать". Полкан задумался и, наклонившись с высоты своего роста, взял чудесное полотенце. Он долго рассматривал его, а затем сказал: "Подари его мне, а я тебе сам службу сослужу и на время битвы твоим конем стану". Кожемяка вскочил и обнял Полкана, закричав на радостях: "Коли, правда, ты сам мне такую службу сослужишь, то возьми себе полотенце и будь моим названным братом!" Полкан улыбнулся и, полоснув себя булатным ножом по руке, протянул ее Кожемяке. Тот взял у него нож и, порезав ладонь, пожал руку названному брату. Они долго стояли, пытаясь раздавить друг другу ладони и улыбались, но затем Кожемяка почувствовал, что небо и звезды завертелись над ним хороводом и стал падать вниз, отпустив мощную длань Полкана. Захлебнувшись от леденящего ветра, забившего ему горло, он закричал и вскочил на ноги. Солнце высоко стояло в небе, рядом лежали его доспехи , а сзади...
   Сзади до него донеслось фырканье богатырского коня, серого в яблоках, стоящего около трех огромных копий, которые древками были воткнуты в землю. На них, от самого лезвия чуть не до середины копья, вились черные смоляные канаты. И Кожемяка понял, что теперь уж точно Змею конец, так как, если удастся его заставить схватиться за древко копья, то потом он уже не сможет разжать свои огнедышащие пасти. Обняв коня, Кожемяка расцеловал его и, собравшись в дорогу, отправился в обратный путь к городу. Но его приключения на этом не закончились, так как встретившиеся стражники-бражники стали чествовать богатыря, а их воевода Евлампий Гаркун, страшно завидуя его победе, подсыпал ему сонное зелье в хмельное питье и, уехав с пира, богатырь упал под забором, да так и остался лежать до утра, пока его не разбудил светлый солнечный луч.
  
  
   Второй бой с Горынычем.
  
   Людские страсти не чужды,
   И самым верховным богам.
   Их так же пугает ужас,
   И жить им мешает срам.
  
   Когда-нибудь будет иначе,
   Остынут за бездну лет.
   Но тот кто над временем властен,
   Найдет и любви секрет.
  
   Наступят счастливые годы,
   И позабывши срам,
   На завтрак, обед и ужин,
   Чтоб разбудить их души,
   Любовное зелье в уши
   Капать начнут богам.
  
   "Из разговоров с богами".
  
   Любава в ужасе сжалась на своей постели, когда громкий топот ног возвестил о приближении стражи. Гаркун долго топтался у двери, не решаясь войти, но затем осмелел и, толкая перед собой троих вязальщиков, зашел в горницу, несмотря на истошный крик няньки. Княжна медленно встала с постели, но ноги у нее надломились, и она упала в глубокий обморок, заметив краем глаза, как рвался к ней из толпы бояр и дружинников за ночь поседевший князь. Все было напрасно. Прошествовав через городские ворота толпа вынесла ее к реке. Быстро привязав княжну к дубу стражники и старейшины городских цехов поклонились ей в пояс и бросились наутек, оставив висеть несчастную девушку в страшном оцепенении. Она стала рваться и кричать лишь завидев Змея, зовя на помощь отца, но все было напрасно. Змей сделал круг, чтобы убедиться в том, что никакой засады в этот раз нет и опустился возле княжны, пуская слюну из каждой своей пасти. Время от времени он отворачивался, чтобы выбросить в сторону клуб огня и дыма. Людоед разгрыз веревки вокруг ее тела и она, упав на землю, стала отбиваться, что было сил, от лижущих ее языков. Но вот змей задел ее шипом и из бедра полилась кровь. Глаза змея вспыхнули, когда он слизал первые капли ее крови и он, подняв все головы разом, огласил окрестности оглушительным ревом. Но не успели угаснуть раскаты змеиного голоса, как с небесной вышины ему ответил одинокий и хриплый рев боевого рога. Толпа закричала в восторге от чудесного зрелища. На сером в яблоках огромном крылатом коне с неба слетел Василий Кожемяка и ринулся прямо на Змея Горыныча. Потрясая копьями он смело подскакал к чудовищу, кинув лишнее копье в сосну. Держа по копью в каждой руке он заставил змея уворачиваться от их чудовищных лезвий и тот не удержался, чтобы не схватиться за древко сначала одного, а затем второго копья. Третья голова змея изрыгала огонь и дым почти непрерывно и он сам начал задыхаться и кашлять. Когда молодец схватился за третье копье, торчащее в дереве, Змей могучим ударом вышиб его из рук богатыря. Он попытался освободиться от смоляных копий, но это ему не удалось и со страшным ревом Змей выбил противника из седла. Никто не видел, как скатившаяся под высокий берег княжна, стала горячо молиться и вызывать заклинаниями богиню Жель. В серебристых, как струи слез, одеяниях богиня немедленно явилась к своей подопечной и, поняв из ее сбивчивого рассказа, что ее герой и защитник вот-вот погибнет, расправила серебристые крылья за спиной и поднялась в заоблачную Правь. Световид, катаясь на драконе, посмеялся над ее заботой: "Я помог ему самым сильным своим конем-Полканом, но если и этого ему мало, то я не буду вмешиваться далее. Пусть все случиться так как начертано в книге Судеб". "Будто не ты сам по десять раз на дню переписываешь эту книгу!?"-воскликнула Жель в страшном негодовании. "Я переписываю ее для тех, кто стоек в вере, и не бегает по десять раз на дню, то к своим богам, то к чужим. Уйди дочь Перуна, ступай жалуйся своему отцу. Пусть он поможет тебе". "Я уже говорила с ним, но он еще вчера заявил, что не намерен вмешиваться в судьбу князя и его дочери". Световид довольно рассмеялся: "Я очень рад, что мы с твоим отцом одинаково мыслим. Тогда тем более нет повода помогать отступнику". И перескочив на одного из своих коней бородатый бог-воин умчался вдаль. Жель так топнула ногой, что при ясном небе громыхнул гром и проскочила молния. Испугавшись, как бы ей не досталось от отца за неположенные повадки, она съежилась и грустная полетела уговаривать Полкана напасть на Змея Горыныча. Но Полкан сказал, что он может только унести Кожемяку с поля боя, а со Змеем он сражаться не имеет права, поскольку между служителями Нави и Прави подписан вечный мир. "Ах, так ты хочешь, чтобы я, дочь Перуна, нарушила данное мною слово!?" Полкан смущенно отвернулся: "Прости, великая богиня, но когда-то я сватался к твоей сводной сестре Ладе и не ты ли первая отговорила ее от брака со мной?" "Ах, дело только в этом?"-задумчиво протянула Жель. "Ну, а если я сама предложу тебе свой союз на пару столетий?"
   Полкан перестал следить за сражающимся Василием и сказал: "Собственно мы стали с ним побратимами и я думаю, что боги простят мне вмешательство в битву служителя Нави со смертным". Жель, не теряя ни мгновения, отрезала свой белокурый локон изукрашенным бриллиантами кинжальчиком и, намотав его на палец Полкана, улыбнулась. Ошеломленный Полкан сделал тоже самое а затем, отведав горячие уста Жели, сломя голову бросился в бой. И, надо сказать, очень своевременно, так как силы богатырские были уже на исходе. Кожемяка все медленнее и медленнее уворачивался от чудовищного пламени, свистевшего из змеиной пасти и совсем перестал бросаться на Змея с мечом во время коротких перерывов, которые Змей использовал для того, чтобы перевести дыхание и со свистом набрать воздуха для нового жаркого извержения. От неожиданного удара мощных копыт летающего полуконя-получеловека Змей Горыныч свалился в реку, едва не подмяв укрывшуюся в кустах княжну. Тогда, накинув аркан ему на шею, Кожемяка попытался всадить ему в пасть третье копье, но змей откусил его у самых рук Кожемяки и поднялся в воздух. Кожемяка по веревке взобрался на шею змея и, отцепив от пояса тяжелую палицу с шипами, начал гвоздить змея по голове до тех пор, пока тот не взмолился о пощаде: "Отпусти ты меня богатырь, буду я вечным твоим слугой"- захрипел зловещий тиран.
   Но Кожемяке хотелось другого и он, восхищенный полетами на Полкане и на крылатом змее, уже решил, что сделает со своим чудовищным пленником. Ему хотелось летать и ради этой мечты он задумал сохранить жизнь гигантскому людоеду. "Отправляйся к городским воротам, да не вздумай шутить со мною, бурдюк пустоголовый!" Змей покорно полетел к городу, мотая двумя полу обгорелыми головами, и вскоре Кожемяка, заметив толпу у дуба, приказал змею снижаться.
   Переславская княгиня Варвара, младшая сестра князя, настойчиво пыталась привести брата в чувство, так как муж ее, отправляя ее к брату во Владимир, приказал ей сделать все возможное, чтобы спасти своего родственника, друга и союзника и дал ей в провожатые своих лучших воинов. Хотя сам он в тайне больше надеялся на хитроумие своей молодой супруги, чем на посланный с нею отряд.
   После того, как городские стражники отнесли княжну к дубу, Варвара, применив все свое искусство врачевания, едва вернула князю почти угасшее сознание и он, с неимоверным волнением наблюдавший за всеми поворотами сражения, первым бросился к дочери, едва лишь свалка отдалилась. За ночь ставший стариком князь со слезами лобызал почерневшую от дыма княжну. Варвара, как могла прикрыла наготу племянницы, и в окружении толпы громко возблагодарила Богородицу за чудесное спасение, чем вызвала большое расположение городских старшин, давно тяготевших к греческой вере. Но простые горожане смотрели на нее с угрозой. "Не молись чужим богам, отрекутся свои!"- воскликнула красивая молодица. И словно в подтверждение ее слов раздался страшный вопль: "Змей-то снова летит. Сюда летит, братцы!" Толпа разбежалась. Старый князь один остался неподвижен, а затем, грозно зарычав, медленно пошел навстречу снижающемуся чудовищу. Он споткнулся раз, споткнулся другой и, запрокинув голову, повалился на выгоревший берег.
   Испуганный Василий соскочил со змея, не забыв его предварительно привязать к дереву и накинуть ему свой широкий плащ на глаза. Змей не пытался вырваться, боясь получить новый беспощадный удар по затылку, на котором и так зияла страшная рана и черная кровь, пузырясь стекала на землю. Чудовище страшно шипело от боли, заглушая гомон собравшейся толпы. Василий подошел ближе к кучке самых смелых, что последовали за Любавой и Варварой, дабы помочь князю, который, впрочем, уже ни в чьей помощи не нуждался, глядя в глубокую синеву неба неподвижными очами. Василий застыл рядом, ошеломленный горем полунагой княжны, едва укрытой широким плащом. Она безутешно плакала над телом отца и вдруг, с ненавистью взглянув на героя, воскликнула: "Зачем ты приволок сюда это чудовище, проклятый смерд? Зачем ты убил моего отца?" Ее обвинение было столь же нелепо, сколь и чудовищно. Кожемяка протянул руки и упал перед ней на колени: "Прости мою глупость, пресветлая княжна. Без злого умысла я совершил эту ошибку". "Гаркун! Где ты, бездельник?"- закричала княжна и усердный телохранитель тут же явился на ее зов. "Принеси мне голову этого чудовища!"- злобно глядя на Василия крикнула она. Тот только протянул руки в немой мольбе, но было уже поздно. Рванув коня Гаркун вихрем налетел на неподвижного змея и рубанул его по шее. Голова отлетела прочь и народ с визгом и ревом бросился кромсать тело чудовища камнями и кольями. Но Кожемяка не мог допустить этого, так как нутром чувствовал, что змей ему еще понадобиться целый и невредимый, хоть и недвижный в мертвом своем покое. Он раскинул руки и закричал: "Прочь от моей добычи, жалкие трусы, где вы были все, когда я один сражался с живым Горынычем!?"
   Мало-помалу толпа поредела и люди разошлись, виновато глядя на богатыря. К нему подошли Бодрич с Поляночкой, которая влюбленно глядела на Кожемяку. Он тоже не мог забыть беззащитную наготу девушки, которую ему пришлось защищать от жуткого дракона и, чувствовал, что если бы ему было по силам изменить суть вещей, то не своенравная княжна, а нежная боярышня могла бы стать его надежной и верной опорой. Он вздохнул и, поклонившись воеводе, вытер непрошеную слезу. "Ничего, не печалься молодец"-строго сказал воевода. "Садись-ка ты на коня и поезжай в княжеский терем. Пока поживешь в моих покоях, а я уж послежу чтобы завещание князя Тригора было выполнено в точности. Даже, если мне придется силком отдавать его дочь за тебя замуж". "Подведите богатырю коня!"- крикнул он слугам и Василий с благодарностью принял из рук не сводившей с него глаз боярышни шелковый повод великолепной серой кобылы. Она не удержалась от того, чтобы лишний раз не дотронуться до рук Кожемяки и перехватила поводья у подошедшего с кобылой слуги. Воевода неодобрительно посмотрел на нее и крякнул. Однако в этот момент Василию на ум пришла та самая робкая, казавшаяся сегодня неважной мысль и он, ухватившись за нее, позвал из толпы полузнакомого молодца: "Эй, добрый молодец! Не в службу, а в дружбу, сгоняй на кожевенный конец да позови сюда кого-нибудь из наших мастеров. Скажи Змея обдирать будем".
  
   Причуды нового жениха.
  
   Коль скоро жених подруги,
   Уж очень нравится вам,
   Спрячьте пугливые руки
   И дайте волю глазам.
  
   А если их свет отзовется
   В том, кто назван не вам,
   Ну, что же, ведь жизнь повинуется
   Древним и странным богам.
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Княгиня Варвара вошла утром в спальню к княжне как раз тогда, когда сенные девушки закончили ее умывание и обтирание и готовились одевать ее. С усмешкой взглянув на смущенную племянницу, она сказала: "Что-то ты долго готовишься показаться своему мужлану, а он то ведь только под утро заявился с берега, да и то весь в смрадном дыхании от возни с убитым Змеем. Ободрали они его всего. Кожа его видишь ли твоему суженому понадобилась. Вот грех-то смертный". "Какой он мне суженный. Прогнала бы я его, да люди осудят. Весь город только об его подвигах и говорит. Да и воевода настаивает на исполнении отцовской воли". "А что ты сама то думаешь на его счет?"- пытливо выведывала молодая хитроумная тетка.
   "А то и думаю, что не пара он мне, мужлан вонючий. Я о княжиче Пересвете ох как тоскую, сил моих просто нет".- и княжна, вспомнив погибшего жениха, пожалела его и себя, тихо-тихо стала ронять слезу за слезой, пока громко не разрыдалась, вызвав полный переполох у прислуги. Варвара сказала ей: "Не плачь, девонька моя, не плачь, я тебя от него уберегу. А ты пока потяни время, пока тризну да поминки не справим, а там господь даст, и надумаем что-нибудь".
   Пока княжна с молодой теткой раздумывали, как избавиться от неважного жениха, герой снов ее лучшей подруги притащил на возу в терем прочную и легкую шкуру чудовища и восхищенно пытался растянуть ее с друзьями, она тянулась, но не рвалась. Кожемяка, чуть не падая с ног, разбудил воеводу и, торопливо умываясь под строгими взглядами последнего, поведал ему о своем сумасшедшем замысле построить летучий корабль. Воевода неодобрительно посмотрел на своего любимца и, громко крякнув, позвал слугу: "Где там у нас богомаз непутевый, который вместо икон невесть что изображает?"
   Вскоре бывший потешник и скоморох, а потом монах и богомаз Роман появился перед его очами: "Ну, что, теперь на дочку мою заглядываться не будешь?"- грозно спросил воевода. Роман прищурился и сказал: "Так я хоть и беден, да за погляд денег не берут. Дозволь, отец родной, смотреть на нее только правым глазом?" "То есть как это, только правым глазом!?"- рассердился воевода. "На нее и во все глаза посмотреть не грех, она у меня писаная красавица". "Я это к тому говорю, что когда я на нее левым глазом смотрю, то образы непристойные мняться, а если правым, то пристойные. А если тем и другим, то поочередно, те и другие". Воевода хмуро посмотрел на балагура и сказал: "Монашество твое закончилось и нужен ты сейчас, чтобы дело важное для нашего героя исполнить. А на дочку мою больше не гляди, тем более, что ты всегда правый глаз щуришь, а левый у тебя слегка навыкате, значит и женские образы у тебя по большей части непристойные".
   "Что-то ты меня каким-то кривым изобразил, отец родной, я так смотрю, только когда рисую"- обиделся богомаз. "Ладно, смотреть-смотри, тем более, что ее свадебный портрет тебе писать, видимо, придется. Но чтобы слова лишнего ей не говорил и за этим делом Глафира присмотрит"- ухмыльнулся своей хитрости воевода, знавший зловредность своей домоправительницы. Воевода вздохнул и вновь нахмурился: "Есть у меня один справный жених неподалеку. И, видимо, пора торопиться, а то, как бы дело до беды не дошло. Ну а пока, помоги человеку корабль воздушный изобразить, да не так как тебе вздумается, а так как он хочет. Я твою манеру рисовать знаю, больно все переврать любишь, а корабль рисовать, это дело тонкое". Роман молча поклонился воеводе, а затем спросил: "Когда приступать велишь, милосердный государь?"- "Он тебе все расскажет"- отмахнулся воевода, давая иконописцу понять, что разговор закончен.
   Когда Роман и Василий вышли во двор, им навстречу попалась Поляночка. Иконописцу очень не понравился весьма беглый взгляд, которым она его удостоила, устремив восхищенный взор на идущего следом Кожемяку. Взгляд, которым тот проводил улыбнувшуюся девушку понравился ему еще менее. Воинственно приподняв бровь Роман с вызовом заметил: "Не думаешь ли в мусульманство податься, храбрый витязь, тебе от девиц теперь отбою не будет до тех пор, пока каждая на шее не повисит?" Кожемяка понял его беспокойство, но чтобы отбить на будущее охоту возвращаться к подобному предмету, сказал, улыбаясь: "Я уверен, что если бы девицы к тебе пришли умолять о спасении в том виде в котором я их видел, то ты, отчаянная голова, и трех таких Змеев одолел бы". При этом он добродушно поддел долговязого богомаза в бок, от чего тот моментально согнулся пополам и несколько минут жадно глотал воздух. Отпрянув чуть в сторону Роман наконец вымолвил: "Ты кулачищи-то для дела побереги, не у себя в кожевне, так и неча ими размахивать". И тут злой бес, давно ожидавший какой-нибудь промашки от бесталанного Кожемяки, ухватил его за язык и он надменно сказал: "Я жених молодой княжны и твой будущий князь, так что не в кожевне, а здесь я у себя дома". Богомаз неожиданно умолк и слова из него пришлось тянуть чуть ли не клещами. Однако, когда воины из воеводского полка сняли с телеги змеиную шкуру, он аккуратно сломал прутик и начал ее обмерять, что-то царапая на дощечке. "Так, что через три дня чертеж тебе представлю, пресветлый князь!"-заявил богомаз громогласно, нимало этим смутив Кожемяку, на которого стала оглядываться и прислуга и вои. Проходившая молодка живо уцепила Василия своим острым язычком: "Невеста не сватана и жених не одет, зато дом осмотрен и напоен дед". При этом она вызывающе улыбнулась Роману и тот моментально повеселел и, подхватив ее за талию, поспешно удалился в терем.
   Совершенно оглушенный суетой княжеского двора и, предвидя большую подготовку к прощальной тризне с князем, Кожемяка, боясь заблудиться в тереме, ушел за столярные мастерские, что были позади княжеского двора и там тихо заснул на каком-то возу. Разбудил его шум нешуточного сражения и он увидел, как уже хорошо знакомый ему худощавый воин, которого звали Свенельдом, вовсю лупит какого-то молодца. Тот с самого утра не стоял на ногах и то и дело пытался повесить на приятеля всю мощь своего чуть не десятипудового тела. "Ты, Свельд, совершенно с пути сбился. Тебя и из столяров выгонят, как и из воев, хотя лучше тебя лодьи никто сделать не может. Недаром ты учился у лучших русских мастеров, которые не только превзошли мастеров нашей родины, но скоро и греков за пояс заткнут. На имя мое не больно рассчитывай, тебя по твоим делам судить будут. К тому же скоро приедут два молодца, которые у византийских мастеров обучались. Да стой, ты, проклятый обжора, а не то я перестану тебя дубасить и начну из тебя вырезать куски сала, как из отменного борова".
   Толстенный корабельщик икнул и начал проявлять признаки самостоятельного поведения, которые выражались в том, что он выкатил вперед брюхо и, смачно плюнув, с надменным видом заявил: "Да я...!" Однако выстроить дальнейшую мысль он не смог и, сложив крупный кукиш, попытался им вертеть перед собственным носом. Это занятие так его утомило, что он, уронив руки, вдруг и сам повалился, как подкошенный. Воин схватился за стоящую рядом бочку, но она оказалась почти полной и он, оглядываясь, чем бы зачерпнуть воды, заметил Василия. "Не поможешь ли, витязь, сполоснуть этого пьяницу?" Кожемяка улыбаясь подошел к кадушке и, крякнув, подхватил ее с земли. Медленно наклонив кадку, он вылил на толстяка всю воду.
   Корабельщик начал шумно пить хлещущий на него поток и внезапно открыл глаза: "Парус убирай, чертова дохлятина, перевернет ведь, жуй тебя осьминог!" Но когда он сел, солнце ударило в его широко распахнутые очи и он, недоверчиво улыбаясь, закричал: "А море, куда же море делось братцы, я ведь сейчас только что корабль не разбил!" Его недоумение было таким искренним, что двое зрителей чуть не лопнули со смеху. Василий сам вызвался помочь отвести великана в прохладный погреб и по дороге натолкнулся на разъяренную княжну: "Ты еще со мной поздороваться не успел, а уж с воями пьянствуешь. Вон из моего дома. Я тебя на батюшкиной тризне видеть не желаю!" Василий бросил братьев и побежал за княжной вослед, но ее уже совестила Поляночка с подружками.
   Княжна остановилась и, бросив на него недовольный взгляд, спросила: "Ты разве не пьян?" Статный молодец поклонился с достоинством: "Никогда капли не брал и не беру этого зелья, пресветлая княжна". "Тогда проводи меня на Печальную Лодью посмотреть и по дороге о себе хоть чуть-чуть расскажи, так как последней батюшкиной волей ты жених мой названный". Кожемяка увидел грустную улыбку Поляночки, но признание княжной его нового положения вскружило ему голову. Он уже не представлял себе, что когда то отказывался от ее руки. Завоевать расположение этой гордячки, вот что больше всего занимало его и он, с удивлением обнаружив, что она с ним почти вровень ростом, начал горячо рассказывать о житье-бытье в обителях, где ему пришлось побывать. Затем повернув разговор на книги, рассказал про науку их одевания. Кожемяка видел, что княжна с трудом скрывает удивление в том, что он знает содержание этих книг. Презрение, сверкавшее недавно в ее глазах куда-то улетучилось. Она искренне заинтересовалась своим новым женихом. Кожемяка не удержался и поведал ей о том с какими мучениями его друзья-ремесленники с Кожевенного конца сняли очень тонкую и прочную змеиную шкуру. Сначала Любава очень заинтересовалась его намеками на создание Летучего корабля и они прошли к возам за столярными мастерскими. При виде змеиной шкуры она вдруг помрачнела и Кожемяка успел заметить, что на глазах у нее закипели слезы. "Фу, какая мерзость! Мне кажется, что ее лучше сжечь, чтоб не воняла. Надеюсь ты, мой дорогой, не откажешь мне в этой просьбе?"- сказала она, отвернувшись в сторону от Василия.
   Василий вздохнул: "А как же мне летучую лодку без этой гадости сделать?" Подошедшая с сенными девушками тетка, переяславская княгиня Варвара, расхохоталась: "Ну и жених у тебя, дорогуша! Ради того чтобы с крыши на чертовых крыльях попрыгать да голову себе на этом свернуть он рад невесте поперечить, которая из-за него только что отца потеряла, да и прежнего жениха тоже по его же трусости даже в землю схоронить не может. Смерд, он и есть смерд. Откуда же ему взять благородства?"
   Любава с перекошенным лицом смотрела на Кожемяку: "Ну, что скажешь, витязь? Спалишь ли ненавистные мне останки или будешь свое удовольствие тешить мне во вред?" Кожемяка не успел и рта раскрыть, как Полисфена махнула на него рукой и крикнула: "Да где же это видано, чтобы жених, да своей невесте угодить не постарался? Да я сама батюшке скажу, он своим людишкам прикажет, они все моментально и исполнят. А жених твой, дорогая подруженька, все таки нас с тобой обоих от смерти спас и еще толком не выспался. Вот ему всякие чудеса и мерещятся". Обняв подругу, она повела ее в терем, украдкой приложив палец к губам. Кожемяка поймал себя на том, что вот ради боярышни он, пожалуй, и змеиную шкуру бы сжег, попроси она его об этом поласковей. Он потряс головой, чтобы избавиться от наваждения серых глаз и качающихся над ними ясных жемчужин.
  
  
   Похороны князя.
  
   Когда усталая родня,
   Тебя, зевая, поминает,
   И рот смиренно прикрывает,
   Ладонью или кулаком.
  
   Не замышляй сурово мщенье.
   И не ищи виновных здесь.
   Уж коли, ты ушел на небо,
   То не подглядывай, а лезь.
  
   "Из разговоров с богами".
  
   Князь Тригор не был христианином, хотя и много жертвовал на новые христианские церкви. Его младшая сестра Варвара полностью взяла в свои руки бразды правления и, несомненно, смогла бы настоять на том, чтобы его похоронили по христианскому обряду, но на старом обычае упорствовали дружинники. Не в пример торговым людям, они пока еще в христианстве видели только зловредное искушение и не хотели отказываться от старых обычаев и богов, хотя знали, что у многих жены тайком бегают в церковь.
   Весь день плотники делали проем в стене и подводили новое крыльцо. После выноса тела проем должны были заделать, чтобы не соблазнять душу умершего вернуться назад. Все знали, что князю несомненно уготована загробная жизнь в Ирии*, но таково было древнее обережение и его никто не хотел отменять. Когда, под грустные звуки рожков и свирелей, тело князя вынесли из терема на резных носилках, женщины заплакали. Однако самые любопытные успевали все примечать и домоправительница воеводы Глафира зашептала своей соседке ключнице Наталье: "А княжна то не хочет с женихом рядом идти. Смотри-ка он рядом с нашей Поляночкой идет, а около княжны какой-то чернявый долговязый волхв крутится". Наталья зашептала в ответ: "Наши бабы уже на княжну гадали. Не выйдет она за Кожемяку. Да и Кожемяка на другой женится".
   Увидев, что на них оглядываются, обе тетки зашептались еще тише, не забывая время от времени промокать глаза платками. А тем временем носилки с князем положили на Печальную Лодью и понесли к ней огонь. Музыка завыла еще громче. Порывы ночного ветра гоняли огонь факелов в разные стороны, и они озаряли берег длинной вереницей танцующих светляков. На носилках пронесли бочку с углями и установили на лодью, а затем по наклонным сходням поднялись Любава с воеводою и подожгли факелами все четыре угла выложенного сухими дровами постамента. Они сошли на берег и лодью оттолкнули гридни в белых одеждах. Подняв парус они вывели лодью на стремнину и спрыгнули в воду. К этому времени бочка с углями развалилась и поддала жару притухающему под порывами ветра пламени, оно взвилось вверх озарив середину реки и подавив своим пляшущим светом слабое мерцание сотен маленьких лодочек с тряпичными парусами, которые отправляли вслед князю мальчишки и девчонки со всей округи.
   Тризна была печальной, да кроме того многих беспокоило поведение княжны, которая прислушивалась к советам то воеводы, то своей хитроумной тетки. Откуда-то вылезли чернявый худой волхв и еще более чернявый грек-священник. Каждый подавал разумные советы, но так получалось, что советы эти шли наперекор друг другу, что вносило несомненный беспорядок в торжественную церемонию поминок. Наконец на третий день все гости начали разъезжаться, а местные жители спохватились о своих делах. Настало время определить судьбу княжны и ее жениха, для чего собрали бояр и волхвов, старейшин ремесленных концов и купеческих рядов, старших дружинников и других знатных горожан. Совет решил, что свадьбу придется отложить на неделю из уважения к памяти погибшего князя, но более ждать невозможно, так как город и княжество без головы быть не могут. Тем более, что дошли до города слухи, что кочевники вновь зашевелились и собирают силу несметную, а пришел к ним из далеких стран с новым войском жестокий царь Кощей.
  
  
   Удачный полет.
  
   У птицы есть крылья,
   И в небо, ныряет она,
   Как в реку.
  
   А человек умелый,
   Разумом очень смелый,
   Небо окинет взглядом,
   Как будто оно не рядом.
   И больше о нем ни гу-гу.
  
   А если найдется проказник,
   Что в небе замыслит летать,
   То тут же объявят гадом,
   Засыпят, как листопадом, камнями,
   Отравят ядом.
   Лишь бы не смел мечтать.
  
   А ну, как поднимется выше,
   Господь его вразуми!
   То уж увидит, как с крыши,
   Что люди, как серые мыши,
   И как пауки скакуны.
  
   От этого слишком просто
   К мысли опасной прийти,
   Что люди-все те же боги,
   А боги, наступят сроки,
   Станут простыми людьми.
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Василий засыпал и просыпался с образом Поляночки, которая грустно и нежно смотрела на него, но днем он весь находился во власти волшебных чар гордячки-княжны, которая то приближала, то отталкивала его от себя. Василий познакомился на прошедшей неделе с кузнецом Николой, умельцем, придумавшим, как тянуть железную проволоку и тот усерднее всех помогал ему строить Летучий корабль. Началось все с драки в харчевне, которую затеял непутевый Свельд. Кузнец никому не мешал, но Свельду очень не понравилось, что такой здоровый детина сидит в углу и помалкивает, когда остальная публика отбрехивается от его приставаний. Все были знакомы и с ними было не интересно, так как все знали силу буяна-корабельщика и его более степенного, но скорого на расправу брата, дружинника Свенельда*. Свельд спросил кузнеца не потеют ли у него ноги, когда приходится быстро драпать. Кузнец помотал головой. Забияка задал еще пару наводящих вопросов, но не получил вразумительного ответа, так как кузнец лишь криво улыбался на все попытки Свельда вывести его из себя. Тогда решив, что перед ним немой, Свельд подошел проверить у кузнеца наличие языка. Нахально заявив, что он знаменитый лекарь, Свельд дернул кузнеца за бороду. Кузнец все также молча одел ему на голову горшок с похлебкой.
   Драка получилась нешуточная и, когда подскочили городские пристава, им так и не удалось разнять двух забияк. Накинув на головы скатерти их изрядно побили и бросили в погреб. Потребовалось ходатайство Василия и вмешательство воеводы, чтобы вынуть драчунов оттуда. Нечаянные враги вышли из погреба лучшими друзьями. После этого в компании Кожемяки появился еще один полезный сотоварищ. Кузнец искал жену, которую хотел выкупить из рабства, так как поднакопил деньжат. Но хозяин перепродал ее какому то купцу-латинянину и Никола отчаялся кружить за ним по градам и весям. Решив, что на летучем корабле он найдет ее быстрее, молодец всей душой прикипел к новым товарищам. К полету готовился и иконописец Роман, чтобы разыскать богатства и новые земли. Он прямо говорил Кожемяке, что женится на Поляночке, как только разбогатеет, чем приводил последнего в мрачное настроение.
   Спустя неделю после утомительных приемов и выездов Кожемяка отчаялся хоть как-то найти общий язык с Любавой. Он больше не мог вытерпеть ее молчаливого презрения и нарочитого не многословия. Любава вела беседы со всеми, кроме него. И статный молодец в конце концов переселился на задний двор, где и началось строительство чудесного, похожего на стрелу Летучего корабля, как бы намертво прикрепленного к перевернутому луку, который закрепили на носу. Легкий корабль привязывали за корму на пустыре и, натянув другим канатом тетиву гигантского носового лука, запускали в небо. Обрубок заднего каната волочился по земле, передний канат с крюком падал сам и Корабль начинал полет через пустырь, постепенно сваливаясь на одно крыло и врезаясь в землю. Наконец Никола, которому до жути надоело править проволочные растяжки внутри корабля после его радостной встречи с земной твердью возмутился. "Еще раз разобьете ему нос, правьте его сами! Я лучше под вязом в тенечке поваляюсь, как этот обжора Свельд". Неласковый голос Николы вывел Свельда из полуденной полудремы и он самым сварливым голосом объявил собравшимся мастерам, что настоящие мозги бывают только у настоящих корабельщиков, а строители всяких крылатых чудес таковыми не обладают. Естественно остальные мастера не удержались от того, чтобы не намять ему бока, но драчливый лежебока на этот раз сам разметал нападавших, а затем громогласно объявил, что корабль на четверке лошадей надо перевезти к реке и взлетать и садиться на воду. Его мысль была настолько здравой, что все долго ломали голову над тем, что она не пришла к ним самим. Однако оставив досаду на хитроумного толстяка вся пятерка с великим рвением занялась перевозкой корабля. Скоро один удачный полет за другим позволил им самим по одному погрузиться на корабль. Они решили нарастить крылья и попытаться взлететь с дальнего обрыва. И на следующий день эта попытка также увенчалась успехом. Корабль кругами уходил в солнечную звенящую синь и вся пятерка оглашала окрестности восторженными криками.
   А в это время княжна, раздосадованная длительным отсутствием своего нелюбимого жениха, собрала свою свиту и, подняв охрану, поскакала на его розыски. Ее молодая тетушка скакала рядом с ней и на все корки ругала беспутного Кожемяку. Его дерзость и стремление к небесам могут плохо закончиться, так поучала она молоденькую княжну, еще до конца не решившую, прибрать ли Кожемяку к рукам и вертеть им в качестве мужа-подкаблучника или выгнать под благовидным предлогом, чтобы заняться поисками более благородного и серьезного супруга.
   Совершенно ничего не зная друг о друге на дороге под летящим кораблем, как две пыльные кометы, сближались два отряда всадников. Но ни Кожемяка, ни его сердитая невеста еще нимало не догадывались, что человек, скакавший в голове второго отряда надолго разлучит их и заставит скитаться в поисках друг друга в Яви, Нави и Прави.
  
  
  
   Несчастья Черного принца.
  
   Опасно гладить пса чужого,
   И незнакомцу помогать,
   Но как же бросить человека,
   Коль он один, а против-рать?
  
   И не кори потом охрану,
   Советников и мудрецов,
   Уж очень трудно человека,
   Не прожив с ним и доли века,
   Причислить к сонму подлецов.
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Земля бешено неслась под копытами вороного арабского скакуна, и Черный принц, как прозвали в столице Хазарского каганата* и в крепости Итиль младшего брата великого каганбека* Кассиля Бессмертного, то и дело оглядывался на догоняющих его всадников. Он мысленно проклинал свою несчастную судьбу и влюбчивую эфиопскую принцессу, которой не понравилось быть тридцать первой женой его старшего брата, прозванного Кощеем за невероятную худобу и ужасный облик. Кощей узнал об их тайных свиданиях, несмотря на то, что Зольдея каждую ночь обращалась в лилипутку и совершенно незаметно проникала в покои своего возлюбленного, красивого сводного брата ее Бессмертного мужа. За время своих путешествий по замку она узнала главную тайну Кощея и много раз обещала раскрыть ее своему статному и могучему возлюбленному. Но неясные опасения заставляли ее оттягивать раскрытие тайны бесконечной власти Кощея над золотом. Пойманная Кощеем на месте преступления, она все-таки избежала смерти от клыков и когтей диких зверей, которым обычно отдавал Кощей непокорных или неверных жен .
   Исхлестанная плеткой Зольдея смогла вымолить у Кощея прощение и он неожиданно пожалел свою последнюю и самую молодую жену. Но судьба младшего брата была решена. Кощей сначала казнил семерых жен принца на глазах у последнего, а через день должна была пасть и голова главного преступника.. Но черная колдунья оказалась в чем-то сильнее Кощея. Она усыпила его ласками, а затем пробралась в подземелье к возлюбленному. Заколдованной спицы оказалось достаточно, чтобы сковать сном полдюжины задремавших сторожей, а пантер она усыпила известными ей заклинаниями. Принц Обадий* скакал, слушая хриплое дыхание коня и кричал, кричал ему в ухо. Все было напрасно. Шестеро упустивших его стражников боялись лютой смерти от рук Кощея и не хотели снова упускать свою добычу. Внезапно вдали у поворота реки заклубилась пыль и Обадий увидел скачущих навстречу тяжело вооруженных витязей. Впереди на сером скакуне мчалась женщина в развевающемся алом плаще. Принц засмеялся. Шестерка лазутчиков не сможет сразиться с витязями в могучей броне. Он радостно закричал и обернулся, но воины Кощея не хотели отпускать близкую добычу и, выхватив легкие луки, пустили шестерку стрел. Маленькие злые осы укусили Черного принца в едва прикрытую тонким дорогим бархатом спину и Обадий вывалился из седла. Но стрелы поразили его на излете и один отчаянный преследователь спрыгнул на полном скаку, чтобы добить Обадия кинжалом. Он опоздал. Разъяренный Гаркун, как вихрь пролетел мимо, подчиняясь звенящему крику своей повелительницы и могучий меч рассек несчастного пополам. Вооруженные небольшими саблями преследователи пытались отбиться от налетевших богатырей, но длинные мечи и копья сделали свое дело. Обливаясь кровью пятеро легких всадников, подняв тучу пыли, унеслись в ближайшую рощу.
   А в это время Любава попыталась повернуть раненого на бок и положить его голову себе на колени. Когда он открыл свои глаза, она почувствовала, что сходит с ума. Она уже влюбилась в прекрасного черноволосого воина. Его статная худощавая фигура, дорогая одежда и красивое смуглое лицо выдавали в нем знатного человека. Взгляд княжны упал на воткнутую в отворот куртки спицу и она поразилась ее чудесной отделке. Прозрачные и черные алмазы усыпали ее рукоять. Однако раненый внезапно схватился за эту спицу и не позволил к ней прикоснуться. Княжна заговорила с ним и оказалось, что он вполне сносно говорит по-русски. Он признался, что узнал язык от своей русской няни, но при этом поспешно отвел глаза. Он врал, так как слишком любил сечь белокожих северных красавиц, ощущая себя при этом сверхчеловеком. Ему нравилось, как они корчились у него в ногах, вымаливая пощаду любой ценой, а на их белых телах ярко светились кровавые полосы. Он представил на миг и эту надменную властительницу распростертой перед собой, но жуткая вспышка, пробежавшая в его глазах, осталась княжной незамеченной и она приказала соорудить носилки для раненого. Их привязали меж двух лошадей и воины повезли Черного принца в город. Княжна поколебалась, но решив, что Кожемяка все равно никуда от нее не денется, тоже повернула коня назад.
  
   Полет над рекою.
  
   Когда последняя надежда
   В тебе безмолвно умерла,
   Взлети душою в поднебесье
   И обопрись на два крыла.
  
   Оттуда кажется все мелким,
   И горе мельче и бледней.
   Не стоит жалиться и плакать.
   А впрочем, там тебе видней!
  
   Когда же вновь твои подошвы
   Родную землю подомнут,
   Встряхнись, уйдя из под обломков,
   Хотя б на несколько минут.
  
   Надежда вновь в глазах забрезжит.
   Не упусти ее опять,
   Ведь ты не птица, чтобы вечно
   Под звездным куполом летать.
  
   "Из разговоров с богами".
  
  
   А пока происходили эти события Василий и его друзья: долговязый русоволосый иконописец Роман, мощный и жилистый воин и путешественник Свенельд, его кузен толстый забияка и обжора корабельщик Свельд, набожный и строгий столяр Степан и могучий кузнец Никола с Подола, все вместе с уханьем стягивали с телеги Летучий корабль, чтобы спустить его на воду. Когда сняли со второй телеги крылья и стали их приспосабливать к длинному и легкому корпусу, сделанному в виде длинного челнока, поднялся ветер и, к ужасу друзей, корабль приподняло над высоким берегом и он плавно скользнул с обрыва. Роман вцепился в него, что было сил, но порыв был так силен, а корабль-птица, так легок, что после непродолжительного полета, иконописец, истошно вопя и ругаясь, сорвался и плюхнулся в воду. Корабль снова чуть приподняло и он плавно скользнул на воду поодаль. Отплевываясь, Роман забрался в него и скоро к нему присоединились остальные товарищи, резво попрыгавшие с обрыва в реку. Команда поспешно достала приготовленные длинные и легкие весла. На длинных лопастях была также натянута легкая и прочная кожа дракона. Шестерка весел быстро разогнала узкий корабль и друзья высадились под обрывом. После взаимных упреков в неосторожности летуны решили подложить в корабль мешки с песком, что и сделали довольно быстро, набрав желтый веселый песок на прибрежном откосе. Переплыв на пологий противоположный берег вбили два толстых кольца по обе стороны небольшого залива и зацепили за переднее кольцо тетиву гигантского носового лука, которая тоже была свита из чудесной шкуры. Через второе кольцо пропустили сложенный вдвое канат. Его натягивала вся команда. С огромным напряжением дружной шестерке удалось почти дотронуться кормой до другого берега залива. Кожемяка, потянув за шнуры на небольшой мачте, быстро расправил сложенные крылья и громко воскликнул: "Отпускай, ешь вас Стрибог!"
   Но последний вовсе не собирался их съедать, а улыбаясь в длиннющие усы, выглянул из-за облака и озорно подул навстречу. Получив мощный удар под крыло Летучий корабль кругами начал набирать высоту и скоро оказался над облаками. Расправили хвостовое оперение и, описывая огромные круги, устремились еще выше к солнцу. Река мелькала между облаками серебряной ниткой. "Ой, сгорим, ой сгорим!"-смеясь кричали храбрецы, но, к их изумлению, становилось все холоднее и холоднее. Меняя разворот крыла с помощью мачтовых растяжек и правя хвостом улетели очень далеко, но Роман не растерялся, а с помощью Свенельда чертил на вощеной дощечке главные приметы. Стрибог, катаясь на белой тучке, снова протянул невидимую ладонь и чудо-корабль повернул к Владимирским холмам. Никола радостно закричал: "Чует мое сердце, что теперь я свою Переславу обязательно разыщу!" Стрибог весело ухмыльнулся и, докрасна надув щеки, начал дуть на рукодельную птицу. Она стремительно полетела над дорогой и вдруг Никола закричал: "Не может этого быть! Купца вижу, братцы!"
   И действительно, среди каравана подвод и телег, что тянулись к городской заставе, ехала длинная подвода, влекомая живописной гнедой парой. На ней, рядом с возницей, сидел отменный молодец в немецком кафтане и высокой шапке. За подводой ехала еще пара телег, а за ними под охраной верхового, шагала дюжина молодых девчонок, закутанных в платки до самых глаз. Они мели дорожную пыль своими длинными юбками. Завидев летучий корабль весь обоз остановился. Возчики и купцы, странники и невольники все бросились за ним вдогонку. Летуны стали кричать и смеяться. В ответ полетели шапки и платки. Никола схватил Кожемяку за плечо: "Смотри, да вот же моя Переслава, она серым платком машет! Сажай же корабль! Сажай!"
   Поодаль от веселых молоденьких невольниц бежала хрупкая черноволосая женщина и, грустно улыбаясь, размахивала платком. Ее тоже развлекло нежданное чудо и она плавно махала рукой, чтобы привлечь и к себе внимание команды крылатого корабля. Кожемяка крикнул в ответ: "Давай вернемся и поедем навстречу! У него три подводы битком, да девиц более десятка. Он только к вечеру будет в город е. Там мы ее и заберем. А иначе разобьемся". Никола сел на плетеную скамейку и обхватил голову руками, а Кожемяка со Свенельдом направили корабль к той самой отмели, откуда начался их чудесный полет. Их уже с нетерпением ожидали.
   Около оставленных нашими друзьями подвод с возчиками толпилось человек двадцать верховых во главе с Гаркуном, которого везде можно было отличить по блестящему посеребренному бехтерцу и островерхому чужеземному шлему с черными перьями. Но Кожемяка уже почуял неладное и приказал Свельду со Свенельдом сложить крылья корабля и плыть к городу на веслах. Его опасения оказались не напрасными. Едва Василий с товарищами высадился на берег и поднялся по откосу, как Гаркун объявил друзьям, что по предсказанию нового знакомца княжны, несчастного раненого принца, на Владимирское княжество надвигается беда и беду эту принесет Человек, умеющий летать. Поэтому Любава приказала схватить Кожемяку и заточить его в клети вместе с товарищами, после чего они должны предстать перед судом.
  
  
  
   Черная магия черной колдуньи.
  
   Горячий взор тебя смутит
   И мысли вихрем закружит,
   Но обереги вдоль висков
   Прочнее рыцарских оков.
  
   Прошел момент, утихла боль,
   И снова ты играешь роль,
   Гостеприимна и строга,
   Ведь ты хозяйка очага.
  
   А у меня растут рога,
   Зудит копытная нога,
   Я колдуна несчастный брат,
   В своей судьбе не виноват.
  
   Тебя заставлю я служить,
   Ласкать себя, боготворить,
   И пресмыкаться предо мной. Ведь я твой избранный герой,
   Тебе назначенный судьбой.
  
   Ну, а сейчас идет борьба.
   Ко мне клонится голова,
   И все темней твои глаза,
   Ведь злая Навь всегда права.
  
   Снять обереги ты должна
   Ты мне в рабыни суждена.
   Запомни впредь и навсегда,
   Что беззащитна предо мной.
   И в доме я хозяин твой!
   "Из разговоров с богами".
  
   Любава ехала вслед за носилками и не могла понять, почему после взгляда в томные черные глаза принца ее голова слегка кружилась. Отставшая княгиня Варвара со своими гриднями показалась навстречу. Она пришла в невероятный восторг от рассказа княжны о спасении несчастного принца и пообещала сразу же заняться его лечением. Женщины подняли в тереме страшный переполох и при этом прогнали помощника воеводы Водыню, который настаивал на тщательном допросе спасенного.
   Вскоре спасенный молодец уснул. Княжна ушла в свои покои с Поляночкой и ее подругой Росинкой. Девушки, услышав о головокружении княжны, посоветовали одеть матушкин головной убор с заговоренными жемчужными оберегами на висках. Любава тут же их послушалась и почувствовала, что голова снова становится ясной. Посовещавшись с подругами относительно лечения и ухода за Черным принцем, она решила взять с собой Варвару и снова пойти к нему.
   Когда стихли шаги княжны и ее свиты, принц Обадий внезапно открыл глаза и недолго полежал прислушиваясь. За окном стоял знойный день, постель была мягкой и теплой, раны приятно охлаждала целебная мазь. Принц протянул руку к драгоценной спице и вынул ее, прошептав: "Эфффера пандера Зольдия-таккарра". Над его ладонью заклубилось серебристое облачко, оно сгустилось и вместо него, как прекрасная эбеновая статуэтка, возникла обнаженная эфиопская принцесса. Она спрыгнула с ладони ему на грудь, а затем с кровати на пол. Фигурка начала кружиться, кружиться, будто захваченная вихрем и перед принцем во весь рост встала прекрасная эфиопка. Она протянула руку и, схватив дырявый плащ принца, закуталась в него. "Скажи мне, где мы и что я должна для тебя сделать, мой господин?"- прошептала она, приближая свои жаркие уста к устам принца. Он застонал: "Скорее, Зольди! Стань снова лилипуткой и спрячься у меня под подушкой. Я расскажу тебе все". Принцесса снова покружилась и уменьшившись до размера собственного пальца пробралась на подушку к своему возлюбленному. Обадий рассказал ей все, что он понял из отрывочных переговоров Любавы и Варвары, из разговоров прислуги и стражи. "У нее в женихах какой-то кожемяка, который построил летучий корабль и собирается на нем летать". Порасспросив его подробнее эфиопка задумалась, но затем что-то горячо зашептала ему на ухо. Послышались шаги и черная колдунья быстро нырнула под подушку.
   Принц постарался придать своему лицу добродушное выражение и увидев, что к нему пришли только Варвара и сама княжна, рассыпался в самых изысканных благодарностях. Ему было непонятно легкое шипение принцессы из-под подушки и он постарался самым естественным голосом рассказать о нависшем над городом несчастье, которое должен принести человек, умеющий летать. Но княжна улыбалась и качала головой, оставив его речи без внимания. Поняв по новому шипению чернокожей советницы, что ей нужно ему что-то сказать, он вдруг застонал и отправил обеих женщин за целебными мазями. "Обереги, заставь ее снять жемчужные обереги с серебряными нитями. Они сделаны из северного речного жемчуга и, пока они качаются у нее на висках, мне не удастся внушить ей ни одной своей мысли"- зашептала, подобравшись к его уху черная статуэтка и немедленно снова юркнула под подушку. Это было проделано вовремя, так как обе женщины вернулись со служанками. Одеяло приоткрыли, Обадия Кащинского перевернули на живот и сменили повязку. Он настойчиво просил не взбивать ему подушку, пояснив, что он очень любит спать на жестком. Служанки ушли и принц, представившись очаровательным знатным особам, начал рассказывать о себе, о преследованиях со стороны своего брата-отца, который постоянно терзался страхом, что принц займет его место. Дело в том, что Кощей очень давно убил собственного жестокого отца по наущению своей матери и женился на ней. Та знала секрет молодильных яблок и, даже когда ей исполнилось сто лет, была все еще очаровательна. От этого преступного брака и родился несчастный принц Обадий. Однако Кощею надоели хитрости и самоуправство жены. Он захотел властвовать безраздельно и, выведав у матери секрет Золотого напитка, дававшего власть над золотом, казнил ее по обвинению в своем отравлении. Принц многое утаил, но сумел выглядеть несчастным и правдивым. Он заметил, как при словах о молодильных яблоках глаза все еще цветущей княгини заметали искры. Варвара была потрясена. Она уже прикинула, что секрет яблок позволит ей пережить сильно посеченного в сражениях мужа и выйти замуж еще раз, и может быть не один.
   Застонав, Черный Принц пожаловался, что от блеска жемчужин у него болят глаза и любезно попросил Любаву снять драгоценный головной убор. Она засмеялась, но он выглядел таким расстроенным, что она решила выполнить его просьбу и через некоторое время, которое ее тетка потратила на выпытывание у принца подробностей о секрете молодильных яблок, княжна вернулась послушать о жизни и странствованиях раненого принца. Когда же он наконец снова упомянул о несчастье для Владимирского княжества и для нее лично от человека, умеющего летать, Любава вдруг отчетливо вспомнила последний хрип умирающего отца: "Он уже прилетал ко мне, этот могучий вестник несчастья". Теперь вдруг она отчетливо поняла о чем ее хочет предупредить отважный принц. Дело было не в Змее. Кожемяка уже летал и снова собирается полететь. Надо немедленно остановить его. Она вскочила и выбежала из горницы принца.
   Воевода Бодрич вскоре явился на ее зов. С ним пришел младший воевода Водыня. Горячность княжны очень им не понравилась. Бодрич сурово проговорил: "Одумайся, пресветлая княжна! Может нового дракона и не будет, но врагов у нашего князя было немало. Кто поведет дружину в бой? Твой хилый чужеземный богатырь, который от шести царапин завалился? От него вся дружина дружно разбежится". Любава разгневалась: "У нас давно уже на всех границах мир и поэтому мы со всеми соседями выгодно торгуем. Княжество от торговли сильно разбогатело и начало красиво отстраиваться. А ты опять все война, да война. С кем воевать то собираешься?" Водыня вступился за своего начальника: "Есть богатство, будут и лиходеи. Врагов только у мертвых не бывает. Навью божий суд командует, а Явью-то людской. Так и не было в Яви испокон веков праведного суда для обеих сторон. И никогда не будет! А посему и за неправое дело всегда мстители найдутся. Вспомни смерть своего отца". Младший воевода глянул на упрямую княжну и вздохнул: "Да и мир то до сих пор в нашем всем ветрам и прохожим открытом краю держится только потому, что мы никогда не снимаем с себя вот это". И Водыня любовно похлопал ладонью по красиво изукрашенным ножнам огромного меча.
   Княжна устала спорить с воеводами и позвала Варвару с Поляночкой. Но те, как всегда, советовали прямо противоположное и у княжны вконец разболелась голова. Она вызвала Евлампия Гаркуна и приказала доставить Кожемяку к ней на суд. Придя к себе в горницу она расплакалась, но тут явилась Поляночка и принялась ее утешать. Увидев, что Любава сложила у зеркала свои жемчужные украшения премудрая боярышня стала надевать их на нее, ласково уговаривая забыть все страхи. И, то ли матушкины заговоренные уборы опять подействовали на Любаву, то ли нежный голос подруги, но только она вытерла слезы и, улыбаясь, уснула. Поляночка уложила ее в кровать и, позвав сенных девушек, приказала присматривать за княжной. Те зажгли свечу и, постояв немного, удалились, чтобы не нарушать ее покой. В сумерках никто не заметил, как сквозь щель в едва прикрытой двери в комнату к княжне осторожно проскользнула крошечная черная статуэтка.
  
   Где же Переслава?
  
   "Насильно мил не будешь",
   Сказал мне как то дед,
   И вылил он собаке
   Сготовленный обед.
  
   Я с этих пор умнее
   И про себя ворчу,
   А если и ругаю,
   Так то, что не хочу.
  
   Но, если мне по нраву
   Девица и пирог,
   Я с ней отменно вежлив,
   А с пирогом я строг.
   "Из разговоров с богами".
  
   Никола стоял в окружении стражников, мысли его лихорадочно метались. Арест путал его планы по освобождению жены и он, боднув одного воина и завалив кулаком еще двоих, немедленно сиганул с обрыва. Воины начали было метать стрелы по уплывающему беглецу, но Кожемяка негромко произнес: "Стану князем, на кол посажу". Гаркун подскочил к нему , размахивая плетью, но встретив бешеный взгляд Кожемяки, вдруг притих и угрюмо сказал: "Сказано задержать и доставить, а стрелять теперь нечего, коли упустили". Он врезал провинившимся стражникам по оплеухе и те, ругаясь отступили от обрыва, принявшись вязать оставшуюся в их руках тройку самовольщиков. Друзей посадили на свободных коней и к вечеру доставили в город.
   У городских ворот перед закрытием начиналась сутолока. Кто жил неподалеку спешили уехать, чтобы до темноты оказаться дома и не стоять на дорогих постоялых дворах. Те же, кто только добрался, готов был, ломая бока продраться в город, лишь бы не ночевать в чистом поле. Хозяин Переславы Ганимед Пальфус держался с достоинством, но тоже волновался. Ему с невольницами совсем не светило торчать ночью в поле под городскими стенами. Слишком много было вокруг озорников, охочих до лакомой добычи. Да и помимо невольниц товар у него был только дорогой, заморские платья да кафтаны из фряжских земель. Когда он въехал в город, его догнали княжеские стражники с какими-то связанными молодцами, явно головорезами по внешнему виду. Кроме того от его внимательного взгляда не укрылось, как перекупленная им из кабалы подолянка Переслава вскинула голову, когда долговязый молодец свесившись с коня, стал что-то ей шептать. Он еще понаблюдал за молодкой. Она шла сама не своя. Решив, что такими красавицами не бросаются, и хоть молодец связан, а чтобы ничего ночью не случилось лучше взять ее сегодня с собой на ложе. При этой мысли у него вдруг улучшилось настроение и он, покрикивая на охранников и прислугу, заторопил их на знакомый постоялый двор.
   Наступила ночь. Слуга отвел Переславу в комнату к купцу. Она, как могла скрывала свои чувства, но ее горячие щеки не укрылись от его наметанного глаза. Купец пошутил, что ее, наверно, кто-то сильно вспоминает. При этих словах Переслава зарделась еще сильнее. Уложив ее с собою уставший купец вскоре захрапел, а она все ждала. Но вот сквозь пыльные занавески забрезжил свет и Переслава горько заплакала. Выплакавшись она поняла, что ее муж, о котором ей сказал неизвестный молодец, не сможет ее выручить. А завтра? Она приподняла голову и, прислушавшись к ровному дыханию купца, стала торопливо одеваться. Во дворе все еще спали. Сторожевой пес загавкал на нее, проснувшись, но сторож, приоткрыв один глаз, решил, что она опасности не представляет и, пнув собаку, позволил молодой женщине выскользнуть за калитку. Она немного постояла в нерешительности, но затем, вспомнив про летучий корабль о котором упомянул связанный молодец, бросилась по направлению к речной пристани. Кое-где ей попадались навстречу ночные стражники, но никто из них не пожелал задержать красивую молодицу, ограничившись беззлобным зубоскальством.
   Когда она подошла к пристани, там уже просыпался народ, с некоторых лодий уже неспешно разгружали товары. Она стала обходить лодью за лодьей, пытаясь разузнать о летучем корабле, но ее подняли насмех, принимая за сумасшедшую. Видно слух об увиденном летучем корабле от прибывших под вечер обозников еще не успел дойти до речного причала. Поняв, что от подобных расспросов мало толку, она стала описывать внешность мужа. Но мало кто мог что-нибудь сказать о простом кузнеце. Наконец на нее обратила внимание старуха, пришедшая на причал продавать пироги и позвала ее с собой. Она вспомнила, что какой-то приезжий кузнец очень хорошо подковал лошадь ее зятю, по описанию это мог быть ее Никола. Старуха продала пироги и зазвала ее с собой. Войдя в темную горницу со светлого двора, она не успела сказать и "Ох!", как полетела в раскрытый рядом с дверью погреб. Она упала на сено и ошеломленная хотела закричать, но крик застыл у нее в горле, когда она увидела жестокое лицо огромного носастого перса. Он вытянул руку и сжал ей горло, перед глазами у Переславы поплыли разноцветные круги, она забилась под навалившимся на нее похитителем, но потом затихла и потеряла сознание. Она очнулась в темной каморке, под полом поречного постоялого двора. Рядом с нею, тоже связанные, на сене лежали еще три женщины, совершенно обнаженные и с завязанными ртами. Когда стемнело, в подвал пришел жестокий перс и запихнул женщин в огромные полосатые тюки. Переслава дрожала от ужаса и холода, но их завалили еще какими-то мягкими тюками и подвода тронулась со двора. Она едва поняла, что их перегружают на корабль. Затем надолго наступила тишина прерываемая отчаянным мычанием и дерганьем ее соседок. Переслава решила беречь силы и постепенно впала в забытье.
  
   Никола отправляется на поиски жены.
  
   Погаснет день и снова ночь,
   Не в силах в чем-нибудь помочь,
   Как черный гриф взмахнет крылом
   И у тебя отнимет дом.
  
   Отнимет свет, отнимет сад
   И не покажет звездопад,
   Чтоб утром снова все отдать,
   Как чаду любящая мать
   С утра к постели подает
   Холодный квас и дикий мед.
   "Из разговоров с богами".
  
   Свельд со Свенельдом резво налегли на весла, увидав, что их друзей связали. Матерый вояка в сердцах сплюнул: "Я чувствовал, что княгиня Варвара нам как-нибудь напакостит. Давненько я ее знаю. Ее мужу много раз в ратных делах службу служил. Из-за нее и ушел от переяславского князя. Она сама за мной тенью ходила, а когда я ее отверг она на меня мужу наябедничала, будто я ее домогался и преследовал. Князь меня прогнал тогда, а потом ее раскусил и звал назад, только мне при ней все одно, нигде житья не будет". Свельд заржал и крепче налег на весла: "Спаси нас бог от случайной кражи, печной сажи и женской блажи!" Они видели, как прыгнул в воду Никола и поспешили подобрать его. Устало ругая весь белый свет, в котором правды вовсе нет, беглецы добрались до города. Под покровом темноты друзья подплыли к городской пристани, высадили Николу и отправились к сестре знакомой кабатчицы, которая вдовствовала и чтобы прокормиться держала огромный сад-огород на речном берегу, сразу за городом. Они загнали Летучий корабль в тесный заливчик, весь поросший ивами, и пошли с поклоном просить ночлега у своей знакомицы. Худая и загорелая до черноты хозяйка усадьбы Евдоха души не чаяла в буйном и словоохотливом толстяке и приветила их по всем правилам гостеприимства. Захмелев от обильной полуночной трапезы Свенельд долго тискал молоденькую служанку Милаву, которая упорно сопротивлялась, однако когда хозяйка строго на нее взглянула, девушка притихла, на ее глазах выступили слезы, но вскоре она увела воина к себе.
   Замирая от строгих окриков стражи по городу тихо крался упрямый кузнец. Он не остался с друзьями, а с причала сразу направился в город. Кузнец обходил постоялые дворы один за другим и только с рассветом наткнулся на купца Пальфуса. Тот кулаками гонял по двору свою охрану из-за пропажи рабыни и когда узнал, кто такой кузнец и зачем его ищет, то зазвал Николу к себе, а затем приказал его вязать еще не остывшей после зуботычин прислуге. Чувствуя отсутствие азарта у разобиженных им слуг, рослый купец сам полез в свалку, что было явно опрометчиво с его стороны. Почуяв близость главного обидчика, опытный кулачник Никола увернулся от грозивших ему ударов и, рванувшись к Ганимеду Пальфусу, поддел его снизу по носу, а затем, подхватив на "мельницу", мощно ринул его в окно. Купец выпал со второго этажа на тюки с собственными товарами и не успел даже приподняться, как на него сверху спрыгнул Никола. От удара сапогом по голове купец потерял сознание, а когда очнулся, то увидал вокруг себя лишь заискивающие лица рабынь и прислуги. Ругаясь на чем свет стоит, Ганимед Пальфус пошел с жалобой на Николу к старшине тканевого ряда, а с ним отправился выше, пока наконец не дошел до самой княжны, которая вошла во вкус правительницы города и очень толково судила все тяжбы. В челобитной он изложил дело так, будто Никола увел у него рабыню, а затем пришел его грабить.
   Пока избитый Пальфус ходил искать праведного суда на своего обидчика, разбойник-кузнец снова бросился к причалам, чтобы порасспросить там о беглянке. Какой-то молодец заприметил чернобровую худенькую красотку, что искала своего мужа и сказал, что она ушла со старой торговкой пирожками в харчевню за причалами. Найдя ее двор, он долго дожидался бродившую где-то старуху и, когда перс с порезанным лицом попросил его помочь погрузить на телегу товар, предложив хорошую плату, он с удовольствием согласился. Перс сам вынес из дома четыре мешка. Остальные были свалены во дворе. Заваливая телегу он вдруг услышал какое-то мычание, но перс стал громко кричать на лошадей и двуколка уехала со двора. Никола дождался старуху и стал расспрашивать ее о Переславе. Но старуха описывала ее совершенно иначе, чем тот молодец с пристани, ответы ее были уклончивы, да и искала, та молодка будто вовсе и не кузнеца, а возчика. Старухино вранье навело Николу на грустные размышления. Он осторожно порасспросил о старухином житье-бытье у ближних и дальних соседей. Одна бабушка поведала ему о том, что обвиняет старуху в пропаже двух внучек-двойняшек пятнадцати лет от роду и Никола вдруг вспомнил о неясных звуках исходивших от воза. Ужаснувшись, что помогал уродливому персу грузить живой товар, среди которого была и его собственная жена, Никола бегом бросился к пристани.
   Смеркалось. Снова натолкнувшись на приметливого молодца, Никола опять пристал к нему с расспросами о персе и его корабле. Тогда молодец сказал, что перс уже уплыл, но в темноте действительно выводили умываться каких то женщин, так как он слышал умоляющий женский голос и может быть не один. Никола бросился нанимать лодку с возчиком, но денег было мало и ему отказывали. Задыхаясь от волнения, он подскочил к приметливому молодцу со словами: "Брат, помоги! Выручи деньгами!" Молодец замялся: "Деньги дать плевое дело. Только как ты их догонишь? Да и лучше бы тебе их не догонять так как на корабле охраны человек двадцать, а ты один". Никола сел на берег и заплакал. Молодец вздохнул: "Не кручинься ты так, бог с тобою. Ну была одна жена, еще двоих наживешь, было бы здоровье". Кузнец вскочил на ноги: "Я тоже не христианин, а в русских богов и Правь Славную верую, потому и жен могу взять сколько прокормлю. Но что делать, коли судьба злая и одной удержать не дала!? Пока я ездил к рудознатцам на север, чтобы чистое железо разыскать и привезти, умер ее старый хозяин. А наследник как узнал, что она не только из неволи не выкуплена, но и его дядя мне в долг на розыски железа денег дал, так он и взбесился. Переславу мою продал немцу, чтобы долг покрыть. А я люблю ее безмерно, почему и взял за себя, хоть она и холопка. Да и не один я. У моих друзей корабль есть, какого ты никогда не видывал. На нем мы немедленно корабль перса догоним". Молодец засмеялся и хлопнул себя по коленкам: "Ну что у меня за судьба такая, чужих жен да невест спасать. Твоя уже третья будет. Ладно. Вот тебе моя рука. Зовут меня Ярославом, а кличут Звероловом, потому как любого зверя живьем поймать могу. В прошлом году ездил в Персию к тамошнему шаху, барсов и тигров ловил, будь они неладны, так что перса твоего мы за два чиха выловим. Тем более, что я тамошнего царевича невесту выручал. Он теперь мой друг. Только я смекаю, что до Персии нам очень накладно его догонять будет. Поэтому, давай-ка поторопимся и прижмем его с твоими корабелами где-то на реке". Кузнец обрадовался и полез к Ярославу Зверолову обниматься: "Помоги мне добрый человек, а уж я тебя не забуду, век тебе буду служить". Ярослав снова ухмыльнулся: "Мечта у меня есть диковинного зверя поймать, носорог прозывается. Так, что может ты мне когда и понадобишься. А жену твою выручим. Не робей".
   Молодец ушел и вскоре вернулся с лодкой. Они сели на весла и понеслись по течению. Братья уже ожидали Николу и положили в Корабль оружие и припасы. Лететь решили на самом рассвете. Их новый товарищ совершенно не хотел верить, что этот странный корабль может летать. Даже когда рассвело и начались приготовления к полету Ярослав все еще сомневался. Уже вбили в дерево новый крюк и, зацепив канатом тетиву лука стали натягивать кормовой канат, пропустив его через крюк сзади, чтобы не рубить, а просто отпустить. Ярослав стал тянуть канат вместе со всеми и вдруг сильно побледнел: "Мужики, а ведь правда, полетим!" Свельд не преминул съязвить: "Ты конечно думал, что мы окунька собрались половить, а это у нас снасти такие для ловли на живца?" Но Свенельд резко скомандовал: "А ну, не болтать! Раз, два, три. Бросай!" Канат бросили и тетива с огромной силой распрямилась, метнув Летучий Корабль в небо. Крылья расправили еще больше и стали кружить, наблюдая за птицами, подлетали в те места, где парили орлы или коршуны. Потоки воздуха поднимали легкий корабль на огромную высоту. Скоро полноводная Клязьма превратилась в тонкую нитку, а город на холмах в небольшую монету. Друзья еще не успели налюбоваться красотой летнего неба, как остроглазый Зверолов закричал: "Вижу я этого проклятого магометанина. Вон его полосатый парус вдали виднеется". Вскоре и остальные воздушные путешественники разглядели парус перса. За крупным кораблем двигался второй корабль поменьше, с простым белым парусом. Видно перс подрядил везти свой товар какого-то русского корабела. Снизившись, стали считать на кораблях людей и насчитали тридцать девять человек. На кораблях возникла паника, когда черная крылатая лодка с драконьими головами заскользила над ними. А вскоре она вернулась и с нее посыпались стрелы. Развороты делали медленно, каждый раз набирая высоту заново. Но стреляли подожженными стрелами, стараясь выпустить их побольше. Вскоре корабль работорговца-перса загорелся и люди попрыгали в воду, переплывая на второй корабль.
   Несколько выстрелов в его сторону заставили команду спустить парус и подойти к берегу. Корабль с полосатым парусом разгорался все сильнее и Никола со Звероловом решили прыгать. Они разделись догола и, привязав за спину мечи и колчаны со стрелами, лихо сиганули в воду. Когда они подплыли к кораблю, то услышали сдавленный истошный вой. Он шел откуда то с кормы и, перемахнув через борта, богатыри бросились к маленькой дверце, что прикрывала небольшую кормовую каюту. Запор выдернули и обнаружили в внутри четверых, почти задохнувшихся женщин. Им освободили рты и развязали. Тоненькая черноволосая красавица со слезами обняла кузнеца. Она наконец-то встретила своего любимого мужа. Пожар на корабле перса разгорался все сильнее и, после безуспешных попыток его потушить, все шестеро опять бросились в воду. Девушки сначала завизжали от прохладной речной воды, но оказалось, что все четверо великолепно плавают и благополучно сами добрались до приводнившегося подальше от огня Летучего Корабля. Зверолов усердно помогал молоденьким двойняшкам, которые видимо очень долго находились в заточении и сильно ослабели от голода и неподвижности.. Сначала девушки боялись влезать на странную длинную и крылатую лодку, но Переслава заявила: "Смелее, это корабль моего мужа!" Тогда они быстро подтянулись и, смущаясь своей наготы, полезли на его борта. Их подхватывали заботливые руки летунов-корабелов. Мужчины отдали девушкам и Переславе свои длинные белые рубахи и те, очень довольные, стали смотреть, как быстро режет водную гладь эта чудесная лодка. Вскоре корабль сложил и приподнял крылья и распустил парус. Решили на всякий случай оторваться от преследования. На корабле с белым парусом поняли, что они больше не могут взлететь и, подняв парус сами, бросились в погоню. Вскоре целый отряд воинов спрыгнул с него и поплыл к берегу, чтобы облегчить преследование оставшимся. На борту осталась дюжина воинов и вскоре они стали приближаться к Летучему кораблю, подбадривая себя угрожающими криками. Но Свенельд поправил руль и, встав точно по ветру, понесся по водной глади еще быстрее. Напрасно преследователи кричали и ругались, к полудню их парус уже исчез из виду и команда Свенельда решила взлетать. Увидев их приготовления девушки задрожали, но Переслава, как могла, приободрила их. Они уткнулись лицом в ладони и не разгибались пока Корабль не швырнуло вверх. Тянул свежий ветерок. Облака быстро бежали по небу и летуны трижды прокричав хвалу Стрибогу, своему покровителю, повернули во стольный город Владимир, выручать, если потребуется, своих плененных сотоварищей.
  
   Ночные подвиги принцессы Зольдии.
  
   Когда случайному капризу
   Подчинена судьба твоя,
   И своенравная подлиза
   Вдруг превращается в царя,
  
   В царицу, в палача,
   Не бейся об пол головою,
   Она смеется над тобою,
   Издевкой мнительность леча.
  
   Уйди в холодные дубравы,
   Облазай вы, пройди канавы.
   Уйди, но не руби с плеча.
  
   Вернешься утренней порою,
   Росою раны подлеча,
   Она же вновь игру шальную
   Затеет радость омрача,
   Забывши тут же чувство меры
   И благородные примеры,
   Зардевшись ярче кумача.
  
   Прости ее, порой ночною,
   Любовью гордость укротя,
   Она нежданою слезою,
   Как огорченное дитя,
   Своей недавнею виною,
   Вдруг да порадует тебя.
   "Из разговоров с богами".
  
  
   Девушка-лилипутка долго стояла под пологом кровати, прислушиваясь к шуму засыпающего терема. Наконец она решилась и, выбежав на середину спальни, закружилась в вихре танца. А затем, трижды обернувшись на одной ноге, быстро начала расти. Слегка переведя дыхание она подошла к спящей Любаве и проверила нет ли на ней оберегов. Но служанки сняли с нее перед сном головные украшения. Княжна неожиданно проснулась и вскинула голову, но было уже поздно. Легкий шлепок по лбу и два-три слова шепотом ввели ее в полудремотное состояние, она спала и не спала. Зольдия осторожно поводила ее по комнате поднося к ее вискам ладонь, то с одной, то с другой стороны, а затем приказала снять с себя одежду. Любава стала медленно раздеваться, а эфиопка осторожно гладила ее тело, запоминая каждый изгиб. Когда княжна по ее мысленному приказу расставила руки в стороны, Зольди подошла к ней сзади и прижавшись своей спиной к ее спине тоже подняла руки в стороны и сцепила их со своими. Они медленно закружились и при каждом новом повороте Зольдия бледнела все больше, черты ее лица начали искажаться и вдруг посреди спальни появились две обнаженные княжны. Зольдия с легким горловым смехом посмотрелась в серебряное зеркало и, поцеловав княжну, снова закружилась, сплетая и заплетая руки. У Любавы подкосились ноги, она заснула. Зольдия подхватила ее и уложила на кровать. Она не спеша оделась в одежду княжны и вышла за дверь. Красавица-колдунья прошла мимо спящих сенных девушек и прошептала заклинания. Они заснули еще крепче, а ложная княжна вышла на двор и начала там отдавать распоряжения громким и повелительным голосом. Наконец на дворе появился Гаркун с пленниками и принцесса приказала их пытать. Она сама спустилась в подвальные клети и стала прижигать факелом подвешенных на дыбе пленников, и хлестать их семихвостой плетью Неожиданное появление Бодрича поломало ее планы, так как воевода приказал отправить пленников к нему в покои, но прежде накормить их и напоить, а также вылечить их раны. Принцессе ничего не оставалось, как покинуть темницу, так как даже Гаркун не решался ослушаться грозного воеводу. Однако, снимая с дыбы Кожемяку, главный страж неожиданно двинул того по обожженному месту и засмеялся: "Поздравляю с венчанием, ваша светлость. Придется на колу завтра самому посидеть, дорогуша". Кожемяка застонал, но чуть погодя выдавил из себя кривую усмешку: "Моясь в бане не забывай про сани". Гаркун озадаченно посмотрел на него, а затем, потоптавшись, решил удвоить стражу. Бодрич всю ночь судил и рядил с боярами и верными людьми из старшей дружины, что им делать, если княжна действительно велит казнить Кожемяку. Решили ни в коем случае не выдавать смелого витязя Гаркуну и его подручным.
   А тем временем принцесса прошла по всему терему тщательно рассыпая везде соль. И только, когда закричали первые петухи, она заметалась и быстрыми шагами поспешила в спальню. Одев княжну так, как она была одета, Зольдия прошептала ей в ухо: "Черный принц-чудесный странник, твой навеки стал избранник, полюби его душой, он советник будет твой. Чара-кабарра полуферра! Орегонта фаэтра миста! Чандра фандрагора!" Радостно хохоча она запрыгала на одной ноге и закружилась на месте. Превратившись в лилипутку принцесса выбежала за дверь, которую заранее оставила чуточку приоткрытой.
   Здесь принцессу поджидало неожиданное приключение, так как почуяв в ней вкусную еду, ее стал преследовать толстый кот княгини Варвары. Он уже почти настиг ее, но она нырнула в какую то щелку и выбросила оттуда свой волос. Он коснулся когтя ужасного рассерженного кота и тот вдруг стал быстро уменьшаться в размерах. Сжавшись у ног лилипутки он испуганно фыркал до тех пор, пока пробегавшая мимо крыса не утащила его, в то время как принцесса спокойно продолжила свое возвращение к принцу.
   Любава проснулась недовольная собой и обиженная на весь белый свет. Она полежала в постели, обдумывая свое поведение и текущие дела . Евлампий уже видимо схватил Кожемяку и его товарищей. Их надо будет отпустить, но полеты, конечно, придется запретить. Она вдруг улыбнулась при мысли, как ее будет благодарно целовать огромный и суровый жених. Любава едва растолкала своих сенных девушек и начала руководить своим переодеванием и приборкой в горнице, как вдруг ее доверенная служанка Арина, девушка аккуратная и приметливая, вдруг громко вскрикнула. Из под кровати торчала рукоять семихвостой плетки. Она поднесла ее Любаве и в смятении проговорила: "На ней запеклась свежая кровь. Кого-то ночью избивали этой плетью". Княжна спешно завершила свои утренние сборы и бросилась к Бодричу. Навстречу ей по двору быстрыми шагами шла Поляночка. Любава устремилась к ней и отшатнулась. Серые глаза воеводишны потемнели до мрачного зеленого цвета и метали грозовые молнии: "Зачем ты, змея противная, Василия с друзьями до крови исхлестала в пыточной клети, да еще прижгла его факелом?" Любава смертельно побледнела: "О чем ты, моя дорогая? Я всю ночь спокойно проспала в спальне". Подруга с отвращением посмотрела ей в лицо и медленно произнесла: "А вот эту плеть ты грызешь ночью до крови, чтобы унять боли в животе?" Любава топнула ногою: "Но, бог мой, я только сейчас нашла ее у себя под кроватью". Поляночка сжала кулаки: "Зато на моей кровати лежит плод твоих ночных подвигов, истерзанный тобой витязь". Княжна отшвырнула плеть и, схватив подругу за руку, бросилась в ее покои.
   Кожемяка хмуро взглянул на свою бывшую невесту и с порога спросил: "А просто сказать, что я тебе не люб ты, конечно, не могла?" Княжна вздохнула и, опустившись на колени у его изголовья, попыталась его поцеловать. Василий с презрением оттолкнул ее. Княжна возмутилась: "Как ты смеешь, смерд, отталкивать меня, твою будущую жену и повелительницу!" Кожемяка ядовито засмеялся: "Так вот для чего тебе понадобилось ночное истязание! Надо было смерду показать его настоящее место после женитьбы". Любава поднялась с колен и обиженно произнесла: "Я не знаю, что со мной могло произойти ночью, но тебе твое место я смогу указать и без плетки. Не забывай, кто я и кто ты!" Кожемяка твердо произнес: "Я хочу, чтобы ты объявила всем, что я отказываюсь от твоей руки". Любава оскорблено вспыхнула: "Пока я не решила иначе, ты мой жених. Если я раздумаю, то извещу тебя об этом". Поляночка не удержалась от ядовитой ухмылки: "Может ты, дорогая подруженька, сначала решишь, кто тебе нужен, муж или раб? А по поводу твоих ночных приключений я тебе советую только одно, не снимай жемчужный венец даже на ночь и дверь закрывай плотнее. Что-то нечисто у нас стало в доме после появления твоего распрекрасного принца". Любава выпрямилась и, подойдя к окну, глянула в окна гостевых покоев. Княжна будто ударилась о какое-то препятствие. Из окна соседнего большого терема на нее неотрывно смотрели сверкающие глаза Черного принца. Ей стало трудно дышать. Она тихо повернулась и сказала подруге: "Вылечи его, дорогая. А свое окончательное решение я скажу завтра".
   Обадий Кащинский необычайно обрадовался ее появлению. Он так мило целовал ей руки и говорил столько приятных слов, что она вся зарделась и невольно сравнила его тактичное обхождение с грубостью своего жениха. Наконец, после приятной беседы, принц Обадий попросил ее вызвать княгиню Варвару. Когда Варвара пришла, он сказал им, что имеет для них важное сообщение. По его словам, он подглядел ужасные бедствия, грозящие Владимирскому княжеству, в осколке волшебного Зеркала Судеб, которым владел его старший брат Кощей. Остановить их может лишь человек владеющий Тремя Тайнами Мира: молодильными яблоками, дарующими молодость, живой и мертвой водой, дарующей бессмертие, и Зеркалом владыки подземного мира Чернобога или Зеркалом Судеб, приносящим успех в любом деле. Благодаря этим вещам можно обрести полную власть над миром, но достать их может только настоящий герой. Принц добавил, что более точные сведения об этом человеке может дать прорицатель мессир Наум аль-Маруни из Хорезма, который последний год путешествовал где-то по владимирскому княжеству и, вероятно, сейчас живет в городе.
   Евлампий Гаркун получил точные распоряжения и его люди через два часа притащили в княжеский терем мудрого прорицателя и врачевателя, который не переставал взывать к милости своих похитителей на нескольких языках мира и на плохом русском языке обещал подать жалобу "милой книжинице". Первой его выслушала княгиня Варвара и осталась очень довольна мудростью его речей и солидным ученым видом. Кроме того, она крайне заинтересовалась его ученой практикой и, особенно его магическими экспериментами по общению с загробным миром с помощью волшебного кристалла. Пораженная его благородным обликом и ученостью, княгиня Варвара растаяла, когда высокий и худощавый маг, после осмотра ее зрачков и ногтей, перечислил ей все ее болезни. Он предложил ей специальные притирания и пообещал выполнить их лично. Появление молодой княжны несколько испортило их живую беседу, но мессир аль-Маруни скоро нашел общий язык и с Любавой. Он вместе женщинами прошел к больному и обменялся с ним едва ли парой фраз на древнеиудейском языке. Великий маг осмотрел больного и потребовал, чтобы послали за мазями к нему домой. Итог лечения был впечатляющим. Раненый уже вечером спокойно расхаживал по терему. Наум аль-Маруни или прорицатель аль-Маруни, как он просил себя называть, потребовал проведения опыта и провозглашения истины о спасении города на следующее утро в присутствии большого количества народа.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"