Андреев Николай Ю. : другие произведения.

Игра без ставок. Дорога в Лефер. Дилогия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Дилогия "ИГра без ставок" и "Дорога в Лефер". "Игра без ставок", Казалось бы - обычная шкатулка, ничем не примечательная. Однако ж из-за "фамильной реликвии", которую выиграл в кости один алхимик, начинается охота по всем правилам... Если ты - некромант, славный не самыми добрыми делами, то это не значит, что сильные мира сего не захотят попросить у тебя помощи. Правда, сделают это в весьма своеобразном стиле... Если ты - человек, потерявший память, нашедший в себе волшебный дар и мечтающий вспомнить прошлое, то тебе прямая дорога в северные края. Говорят, там есть нечто, способное помочь в этом деле... Однажды эти три истории сольются в одну и начнётся игра, в которой никто не хотел делать ставок... "Дорога в Лефер", Их трое. Орк Рагмар, от которого отказался собственный народ. Ричард Магус, не желающий жить, проводящий почти всё время за чтением книг. Счастливчик Олаф, командир погибшего в боях отряда наёмников. Неужели их объединяет только задание, сулящее золотые горы? Или сама судьба решила проверить их? Найдут ли они себя? Сумеют ли спасти такой жестокий по отношению к ним мир? А вообще, надо ли им это... Говорят, все дороги ведут в Лефер, а потому жизнь - это одна большая Дорога в Лефер. Пройдут ли наши герои по ней до самого конца, не упав на обочине - только время покажет...

   Андреев Николай Юрьевич,
   г. Воронеж
   [email protected]
  
  
  

Содержание:

  
   Игра без ставок..............................................................................2
   Дорога в Лефер..........................................................................195
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Игра без ставок
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Пролог
  
   Только легенды и горы ещё помнят те времена, когда в небе мира Хэвенхэлл гонялись друг за другом две огромные луны. Они держались так близко к миру, что можно было рассмотреть очертания их континентов, снежные шапки на полюсах и голубые-голубые океанские просторы. Да только мало кто тогда смотрел на небо, чтобы полюбоваться созданной богами красотой: все ждали предсказаний звёзд. И новых войн. Потому что те две луны, что кружили вокруг Хэвенхэлла, на самом деле были планетами, и на них обитали такие разные, но такие схожие в желании покорить другие два мира народы. Жители Хэвена и Хэлла (именно так звались те две планеты), сотни лет боролись за власть над Хэвенхэллом. Хэлльцы брали силой, злобой, жестокостью, тайными познаниями в механике. Хэвенцы же сделали ставку на доступную лишь им одним тайную, чарующую силу и помощь аборигенов.
   Войны сменялись краткими периодами затишья, соперники делали всё возможное (а порою - даже невозможное), чтобы вырвать победу из вражьих лап...
   Но всё-таки оба народа были равны по силе: их лучшим умам даже идея о том, как можно навсегда победить противника, пришла почти одновременно. И вскоре на полях сражений встретились не просто воины, но владеющие даром менять окружающий мир, черпать из стихий и даже людских душ энергию для своих чар. Волна и камень, лёд и пламень, жизнь и смерть ныне боролись друг с другом за право владычества над Хэвенхэллом - и тоже оказались бессильны расшатать равновесие на весах скряги-судьбы. Но магам, которых взрастили хэлльцы, и волшебникам, сотворённым хэвенцами, однажды надоело воевать ради чужих интересов. Они чувствовали, что отличаются от народов, которые дали им жизнь, и это чувство отличия от творцов в конце концов погубило наделённых даром изменения мира. Хэвенцы и хэлльцы узнали, что их творения вот-вот поднимут бунт, и тогда, на время позабыв вражду (всё-таки старые враги даже дружней, чем новые союзники), решили избавиться от непокорных "детей". Они смогли собрать в одном всех магов и волшебников - и ударили по ним. Но ни хэвенцы, ни хэлльцы, которых легенды помнили как ангелов и демонов, не знали, что будет после гибели меняющих мир, когда энергия стихий и самих планет вдруг в одночасье вырвется наружу...
   Моря закипали, континенты рвались на куски, острова становились вулканами, горы - оврагами, моря - пустынями, а пустыни - дном морским. Пострадал не только Хэвенхэлл: и Хэвен, и Хэлл сорвались с орбит, отдалившись на гигантские расстояния, став для глаза наблюдателя из мира, который прежде был ареной их войн, крохотными лунами.
   Но энергия принесла не только боль и зло: кровь волшебников и магов стала пылью, Чарующим Ветром, который разлетелся по Хэвенхэллу, рождая новые поколения наделённых даром к чародейству людей и нелюдей. Народы, потерявшие былых пастырей и хозяев, оказались предоставлены собственной судьбе, им было суждено самостоятельно идти сквозь настоящее навстречу будущему. И только легенды ещё помнили те дни, когда Чарующий Ветер гулял по свету, искрясь золотом и серебром в лучах заходящего солнца...
  
  
   Полз паренёк лет семнадцати по пустыне, не понимая, Ушёл ли он в Пески - иль не совсем... Мир подёрнулся пеленой забвения и сумасшествия...А где-то там, впереди, ветер...
   Ветер играл с песком, создавая причудливые узоры на бархане. Миллионы золотистых песчинок весело перепрыгивали с одного края минуту назад появившегося холма на другой, а через мгновение уже устремлялись в неспешный путь, повинуясь воздушной стихии. И был лишь только один свидетель этого чуда. К сожалению, он лишь осыпал проклятиями разбушевавшуюся стихию, еле передвигая ноги, так что оценить всю красоту пустыни в тот миг было некому.
   Завёрнувшись в чёрный шёлковый плащ с головы до пят, в полной песка хилой чалме, путник присел на песок, смахивая пот со лба, словно давая возможность ветру получше себя рассмотреть.
   Хищные карие глаза сверлили взглядом окрестные барханы. Короткие чёрные волосы были перехвачены узкой повязкой из серебристого атласа. Короткая бородка клинышком свисала с не по возрасту морщинистого лица, а правая щека изредка подрагивала (эх, нервы, нервы...). Человек вертел в пальцах свой короткий посох, сделанный из красного лакированного кедра, с серебряным набалдашником, который некогда изображал расправившего крылья грифона. Теперь же крылья, как и голова, были отпилены, а покорёженное туловище жалостливо цеплялось за древко посоха.
   Внезапно человек ухмыльнулся, и воздух вокруг наполнился его жутким хохотом. А через минуту этот странник заговорил. Заговорил сам с собой, что уже давно вошло у этого человека в привычку.
   - Они все насмехались надо мной. Шаартан мается ерундой, ковыряясь в трупах. И когда я превзошёл их всех, они ополчились на меня! Но никто теперь не может справиться с Шаартаном, - человек опять захохотал, поднявшись, чтобы продолжить свой путь. - Два десятка Наставников - и все они стали трупами! Ха! Они недооценивали мою силу!
   Человек внезапно остановился, упёршись в почти не видимую за танцующим песком преграду. Через секунду он пнул ногой камень и хмыкнул: путь ему преграждал обломок мраморной колонны.
   - Мудрейшие, завидуя, выгнали меня из города. И как выгнали! Меня, великого Шаартана, посадили в железную клетку, которую держали прирученные грифы. Это был мой величайший позор. Меня отправили на презреннейшее место, в безжизненные пески Азжара. И со смехом предложили вглядываться в небо, по которому через год проплывёт вечный город Исфар, из которого меня выгнали. Как они смеялись, эти жалкие фокусники из Совета!
   Путник миновал ещё несколько обломков колонн, а потом замешкался возле выпиравшей из песка руки трупа, которую её владелец за секунду до смерти сжал в попытке сотворить магию.
   - Много недель я шёл по безводной пустыне, вспоминая неиссякаемые фонтаны Исфара, и мой разум отказывался слушаться. И тогда же я, упав в песок, поклялся отомстить. Отомстить так, что это запомнили все грядущие поколения людей! И сама судьба, приняв мою клятву, привела мои стопы к оазису. Я припал к воде, и пил, пил, пил! Захлёбываясь, харкая, я не желал оторвать своего рта от живительного источника. Там же меня и настиг сон, и в его время я понял, КАК отомстить врагам!
   Путник с ухмылкой достал из складок плаща крупный, размером с кулак младенца, чёрный алмаз, сверкавший безупречными гранями даже в полутьме песчаной бури.
   - Аз-зарай малак аз-зарай! Сильней магии - только магия!
   Шаартан, продолжая брести, наткнулся ещё на два или три трупа, чьи головы и руки выпирали из песчаной толщи. Путник лишь улыбнулся при виде полных прямо-таки животного ужаса лиц.
   - Год, целый год моей жизни ушёл на великое дело. Дело моей священной мести! Оставалось лишь дождаться, когда сверкающий золотом крыш благословенный Исфар пролетит над оазисом. И вот я дождался!
   Шаартан остановился, задыхаясь от смеха, а потом присел на мраморный постамент, на котором некогда стояла статуя исфарского бога.
   - Как исказились лица Наставников, когда я пришёл потребовать их смерти. А через минуту они рассмеялись мне в лицо, снова натравив на меня своих прихвостней. Битва закончилась так же быстро, как и началась: тогда я не явил свою истинную мощь. Мне хотелось дождаться, когда же меня поведут на Площадь Правосудия. Как распинался судья из Совета, оглашая черни мой приговор. Все эти жалкие людишки кричали, требуя моей казни, не зная, что настаёт их последний час.
   Шаартан снова начал любоваться на чёрный алмаз, к которому не прилипало ни одной крупинки белого песка: ветер будто бы сторонился этой вещицы. Стихия боялась? Было чего бояться, святая правда...
   - И как потом исказились лица Мудрых, когда я, - Шаартан оскалился, - когда уже Я огласил СВОЙ приговор Исфару. Приговор, вынесенный самой магией! Чернь визжала, а Мудрые падали один за другим, не в силах даже постичь пределы моей мощи. И гибли, гибли сотнями и тысячами! Как великолепна была минута моего триумфа! Исфар навсегда запомнил его!
   Шаартан продолжил свой путь, не обращая внимания на тучи песка. Ветер начал смолкать, и золотистое облако осело.
   Человек взобрался на бархан, и только тогда оглянулся назад. На творение рук своих. Над пустыней склонилась одинокая башня, которая некогда венчала Дворец Совета. Вокруг неё можно было увидеть очертания разрушенных дворцов Мудрых, хозяева которых навек упокоились в своих домах, ставших гигантскими усыпальницами. А на тысячи шагов во все стороны растянулись поля, засеянные осколками домов и телами простых горожан, и из накрывшего их песка мелькали кости черни, на которые поминутно падали тени стервятников. Три тысячи лет бедуины заворожено глядели на плывший среди облаков город, в котором правили маги и волшебники. Он был в своём роде символом - символом вечности и необоримости магии. А теперь этот символ поплатился из-за глупости потомков тех, кто его создал. "Вечный" Исфар, некогда называвшийся Городом Тысячи Дворцов, навечно упокоился в песках пустыни. Да, это был каламбур самой справедливости!
   - Навечно, - Шаартан осел на песок, схватившись руками за голову. - Я сдержал клятву, сдержал ... Но почему мне больно от того, что я знаю, что последний оплот магии больше не будет парить в облаках. Неужели я буду последним? Последним из тех, кто будет помнить, что волшебство и магия всё-таки существуют?
   Ветер снова завыл, но теперь ещё с большей силой, повинуясь немому приказу Шаартана. Человек в чёрном плаще крепко перехватил древко своего посоха, широко раскинув руки.
   - Так пусть же ни один смертный не увидит и последнего хранителя магии. Аз-зарай малак аз-зарай, нахрето аз-зарай мардо. Сильнее магии - только магия. Но и магия смертна. Ибо смертен и её последний хранитель, - добавил с грустью Шаартан.
   Ветер играл с песком, создавая причудливые узоры на бархане. Миллионы золотистых песчинок весело перепрыгивали с края минуту назад появившегося холма на другой, а через мгновение уже устремлялись в неспешный путь, повинуясь воздушной стихии. Только эти песчинки да ветер, направлявший их, были последними свидетелями уходившей из мира магии. И за секунду до того, как Шаартана засыпало песком, по его лицу потекла слеза...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 1
   Fortis cadera adiuvat (лат.)
   Удача сопутствует храбрым.
  
   В комнате царил неверный свет двух десятков свечей, многие из которых прогорели уже наполовину. Но всё ещё весело горевшие фитили давали возможность разглядеть пятерых человек, метавших кости на игральном столе. Сейчас был ход невысокого щуплого человека. Его иссиня-чёрные волосы были коротко подстрижены, но на лицо свисали две специально оставленных длинных пряди, слегка прикрывавших голубые глаза. Этот человек со всей силы сжал кулак с игральными костями, бросая взгляды на противников. Ответом ему были то ярость, то интерес, а то и интерес в глубине глаз.
   Лишь один оппонент, сидевший напротив черноволосого, сохранял безучастный вид.
   - Джехам, ты будешь делать ставку? - человек с двумя длинными прядями, перестав всматриваться в лица остальных, уже приготовился к броску. - Ты уже проиграл все свои деньги.
   - Да уж, неплохо было бы посмотреть на твою ставку, - поддакнули двое игроков.
   - Вам нужна моя ставка? - Джехам словно только пришёл в себя: заёрзал на стуле, щурясь на готовившегося к броску человека. - Стефан, ты примешь эту шкатулку?
   Джехам поставил на ломберный стол небольшую шкатулку, инкрустированную мутными опалами и украшенную позолотой, уже практически стёршейся
   - Надеюсь, Джехам, ты сможешь убедить меня в её ценности? - Стефан сохранял спокойный вид, в глубине души уже подсчитывая денежки от продажи этой безделушки.
   По всему выходило, что какой-нибудь сентиментальный богач или коллекционер заплатит вполне сносную сумму за неприглядную шкатулку. Любят всякие "ходячие мешки с денежками" такие вот неказистые вещицы. Но к чему показывать свой интерес? Это только повысит "цену ставки", которую запросит проигравшийся парень.
   - Это старинная реликвия моей семьи, она мне досталась от деда, - Джехам снова заёрзал на стуле. Определённо, ему не следовало садиться за игру: слишком уж нервный и неудачливый. Такие быстро остаются в одних штанах, промотав все деньги и сколь-нибудь ценные вещи за партию-другую в карты или игральные кости.
   - Да уж, эта штуковина явно очень стара, - Стефан ухмыльнулся. - Ладно, я знаю тебя очень давно, и поэтому приму твою ставку. Готовы? - человек занёс над головой сжатые кулаки, в которых ожидали дела неказистые кубики с вырезанными цифрами.
   - Посмотрим, улыбнётся ли тебе удача и сегодня, - был ему ответ.
   - Посмотрим, - подмигнул Стефан и, что-то прошептав, бросил кости на стол.
   Белые кубики покатились по сукну, грозясь вот-вот остановиться. Несколько мгновений они кружились в центре ломберного стола, а потом разом остановились: две шестёрки издевательски скалились на Джехама и остальных игроков. Не зря эту комбинацию цифр прозвали "хэлльской двойней".
   - Всё, больше я не сажусь с тобой за игру, - полушутя сказал самый высокий из сидевших за столом, Ричард, обещая это уже в двадцатый раз за неделю. А может, и в тринацатый...
   - Ну что ж, всё как обычно! - ухмыльнулся Стефан, сгребая в кучу серебряные и медные монеты и шкатулку. - Сегодня с меня уже хватит испытывать удачу.
   Победитель поднялся из-за стола, что позволило во всех деталях его рассмотреть. Хоть ростом он и не выделялся среди других, но зато на нём был самый изысканный камзол: посеребренные пуговицы, белые манжеты и вышитый золотыми нитками на груди буревестник выдавали в нём довольно зажиточного человека. А ещё на поясе висела рапира, что было совсем нехарактерно для здешних мест - в Порт-Фросте подчас и с двуручником было опасно выходить на улицу, не то что уж с "зубочисткой". Но Стефан верил в удачу, нет, даже - в Удачу. Да, именно так: Удачу, ибо для Стефана она была богиней, женой, короной, королевством и его же палачом. Особенно когда кости ложились не в его пользу. Не всегда так было, раньше совсем другое для этого человека было ценнейшей вещью на свете...Но люди меняются, в прошлое уходят былые ценности рука об руку с забытыми идеалами.
   - Завтра в то же время? - Стефан накинул на свои плечи подбитый кроличьим мехом плащ, на котором тоже был вышит буревестник, как и на камзоле.
   - Нет, с меня на всю неделю хватит, - Ричард попытался выдавить из себя улыбку, но это у него почти не получилось.
   Остальные игроки отвечали в том же духе.
   - Ладно, тогда всем удачи, и да не найдут враги ваш дом, - обычное прощание в Порт-Фросте.
   В своё роде - издевательство: городок был очень мал, и найти нужный дом не составило бы никакой трудности.
   Стефан вышел на улицу, вдыхая морозный воздух: хоть только начинался октябрь, но здесь, на северной границе Свободных городов, зима уже захватила бразды правления.
   Двери таверны выходили на гавань Порт-Фроста, уже затягивавшуюся тонким слоем льда. На приколе стояло несколько торговых судов и одна тяжёлая каравелла, над которой развевался снежно-белый флаг. Если они задержатся здесь, то придётся или магов нанимать - вызволять корабли из крепких ледяных объятий - или дожидаться весны. А она в эти края ой как не торопилась приходить...
   Стефан хмыкнул, направляясь домой: предстояло пройти какую-то жалкую сотню шагов. Обиталище удачливого игрока располагалось на самом высоком городском холме, что само по себе выделяло это место.
   Вообще, дома в Порт-Фросте, не в пример другим людским поселениям, стояли не тесными группками, а на расстоянии десяти-двадцати шагов друг от друга. Земли-то тут было вдоволь: как-то не горели желанием люди селиться на самом севере обитаемого мира. К тому же Порт-Фрост располагался невдалеке от Мирового леса, откуда могли наведаться такие твари, среди которых орки или онтоксы выглядели красавцами-пацифистами. Да уж, не от хорошей судьбы Стефан оказался в Порт-Фросте...
   Несколько лет назад, когда он был известен совершенно под другим именем в Агноне, королевстве, что лежало намного южнее, Стефан не поладил с парочкой людей. Важных людей. И об этом он узнал только тогда, когда дома его поджидал наёмный убийца. Стефан невероятно быстро понял намёк, и с некоторых пор мэтр Стефан Айсер, алхимик, живёт в одиноком доме возле гавани Порт-Фроста. Живёт и скучает, лишь изредка развлекая себя игрой в кости. Конечно, повеселиться можно и в таком захолустье: каждую осень или весну (смотря по настроению) на город совершали набеги орки, гоблины или шафты, хотя последние забредали в эти края лет десять назад, не меньше. И вот тогда-то и начиналась потеха, с мелкими или крупными (опять же, по настроению) сюрпризами, устраиваемыми мэтром при помощи разнообразных алхимических составов.
   Но вот пришла осень, а враг всё не появлялся. Да и в кости теперь почти не с кем было играть - слишком уж много карманов Стефан опустошил за последние недели, желающих распрощаться с ровно нажитыми практически не осталось. Только скука, скука...И, да, ещё - уйма снега...И скука...Хотя, кажется, я уже об этом говорил?
   Внезапно Стефан остановился, разглядев возле своей двери двоих высоких воинов, в снежно-белых доспехах и тёплых плащах - ещё белее. Эти двое, гордо подбоченясь, явно ждали хозяина дома. Похоже, веселье всё-таки изъявило желание появиться. И как всегда, когда его совсем не ждали. Что ж, Удача должна помочь Стефану избежать (в неожиданно точном смысле этого слова) проблем и сегодня.
  
   Сигизмунд (для друзей просто Сиг) и Альфред не меньше часа стояли на морозном воздухе, дожидаясь возле неказистого домика Стефана Айсера, мэтра-алхимика. Оба "встречающих" были кнехтами Белого Ордена: сам рыцарь-магистр приказал им найти алхимика из Порт-Фроста, да ещё и в награду обещал даровать им рыцарские шпоры за это.
   Сиг и Альфред давно мечтали о производстве в рыцари. Они родились в крохотной деревушке в окрестностях Кардора, и для них было только две дороги в жизни: или до самой смерти копаться в земле, собирая скудный урожай, или пойти в Белый Орден, чьи рыцари испокон веков сдерживали орков и прочую нечисть на северных границах Свободных городов. Естественно, Сиг с Альфредом выбрали совсем не первый путь.
   И вот тот самый Стефан Айсер, шанс кнехтов пробиться наверх, сам шёл к ним в руки. Низкий по меркам северных земель, сутулившийся при ходьбе, да ещё и зыркавший по сторонам своими глазищами. При всём прочем, этот алхимик желал походить на дворянина, вырядившись в какой-то меховой плащ и чёрный камзол. Что ж, таких отбросов было полно в городе, куда издавна стекались всякие авантюристы и разорившиеся дворяне. А Стефан был далеко не первым, и уж, конечно, не последним "дорогим гостем" Порт-Фроста, осевшим среди ледяных торосов.
   Сиг окликнул алхимика, приближавшегося ровной, расслабленной походкой.
   - Стефан Айсер? - кнехт старался, чтобы его голос казался как можно более уверенным и спокойным.
   - Надеюсь, не к вашим услугам, достопочтенные, - Стефан сморщился при этих словах, - рыцари Ордена. Чем я могу помочь?
   Мэтр старался показать свою неприязнь к "белякам", как называли адептов Белого Ордена за глаза. А порою - и в глаза...
   Алхимик подошёл на расстояние вытянутой руки, а потом остановился, совершенно не проявляя признаков беспокойства. Интересно, как он запоёт, когда Сиг скажет, зачем ему понадобился этот мэтр-алхимик. Рыцарские шпоры приобретали в воображении кнехта всё более ясные очертания...
  
   Стефан Айсер с первого взгляда догадался, почему тут стоят эти
   двое рыцарей. Снова за ним "пришли", и неважно - по какой причине. Сейчас главное - спастись, во что бы то ни стало оторваться, сохранить родную шкурку. И ещё хорошо, если Удача не подведёт!
   Алхимик нащупал эфес рапиры левой рукой, а правая спокойно покоилась на пряжке пояса, в которой был припрятан "сюрприз" как раз для таких незваных гостей. Но лучше не спешить, ведь здесь может быть ошибка. Стефан надеялся, что он всё же ошибся в намерениях "беляков".
   - Так чем же я могу помочь? - немного напускного беспокойства. Так, щека пусть подёргается. Главное не переборщить. Ну вот, они купились.
   - Храм требует тебя в свои владения, - хоть бы улыбнулся, что ли?
   Нет, всё та же морда самоуверенного, знающего всё на свете человека.
   Определённо, Стефан ненавидел всех этих рыцарей, инквизиторов и судебных магов из Белого Храма. Ну что ж, сейчас эта парочка поймёт, почему алхимиков лучше не трогать - ощутит на себе весь накопившийся гнев Айсера. Эх, ну и зачем он мечтал о веселье? Приключения - это вовсе не лёгенькие прогулочки по долам и весям. Признаться, алхимик ещё с молодости возненавидел всё, что связано с "приключательством". Но, как ни странно, приключения так и норовили втянуть в себя бедного, несчастного Айсера.
   - И я готов выполнить его волю, - Стефан поклонился, через мгновение резко выбросив правую руку вперёд, со сжатой в ней пряжкой, из которой тотчас вылетел какой-то порошок.
   Белёсый туман окутал двух кнехтов, надрывавшихся в приступе кашля, а Стефан со скучающим видом выхватил рапиру и ударил наотмашь одного из "беляков", от души пнув другого ногой. Определённо, Порт-Фрост был скучным городом, Стефан давно хотел отсюда уехать. А теперь как раз представился случай - и Айсер уже вовсю бежал к пристани, на бегу освобождаясь от тяжеленного плаща и возвращая рапиру в ножны. А рыцари Ордена только-только начали приходить в себя.
   Стефан не боялся того, что лёд, покрывший вход в гавань, помешает ему: местные рыбаки вполне могли помочь. А не они, так кто-нибудь другой.
   Смеркалось...Хотя, наверное, нашу историю следовало начать именно с этого...Хотя - какое теперь это имеет значение? Пусть будет просто "смеркалось, целых два приключения вот-вот должны были погнаться за Айсером".
   Внезапно Стефан увидел копошившихся на одном из причалов низких матросов в синих кафтанах и коротких серых плащах. Они суетились возле какого-то странного корабля. Длинный, шагов тридцать длиной, судно могло похвастаться только одной невысокой мачтой, зато на его бортах были укреплены странного вида колёса, назначение которых для Айсера было неизвестно. Картину довершал мощный нос, обшитый металлом - для пробивания дорожки через покрытое льдом море.
   Приблизившись, алхимик понял, что именно в матросах ему показалось странным, кроме роста: длинные бороды. А ещё широкие плечи и мощные руки. Айсеру только в третий раз в жизни довелось увидеть гномов. Надо сказать, что эта, третья, встреча была самой приятной. Или, во всяком случае, обещала таковой оказаться.
   Заметив приближавшегося человека, гномы затихли.
   - Почтение подгорному народу, - Стефан торопливо поклонился. Айсер знал, что гномов торопить - последнее дело, только всё испортишь.
   - Угу, - ответил один из гномов, на чьём кафтане был вышит странный герб: на наковальне лежала непонятного вида железка, над которой завис молот. - Если ты по делу, человек, то говори быстрей и проваливай. Если нет, то просто проваливай.
   Обычный ответ для гнома: ни добавить, ни убрать.
   - По делу, почтенный мастер, по делу, - Стефан как бы невзначай достал из камзола туго набитый мешочек с серебром, помахал им под носом у гнома и поспешил спрятать его обратно.
   - Постой, человек, не так быстро, - гном уставился на мешочек, часто моргая от волнения, - каково твоё дело?
   - Я бы хотел нанять это судно, - Стефан надеялся, что вздох облегчения гном не услышал. - Прямо сейчас.
   Судя по всему, гномы всё равно уже и так были готовы отплыть.
   - Э, нет, человек, не так быстро, - гном продолжал смотреть на мешок. - С чего ты думаешь, что моё судно можно арендовать?
   - Видишь ли, - Стефан достал ещё мешочек с серебром (наученный горьким опытом бегства из Агнона, он держал все свои деньги при себе), - мне неожиданно понадобился корабль, и тут я увидел твоих достопочтенных матросов, - гномы в это время перетаскивали на борт какие-то бочки.
   Один из матросов не удержал бочку, она покатилась по сходням на борт, ударилась о палубу, и из неё посыпался чёрный камень. "Уголь" - пронеслось в голове у Стефана. Интересно, зачем здесь он? Торгуют им, что ли?
   - Возможно, ты оказался прав. Можешь завтра утром подойти ко мне, и мы договоримся о сделке, - что ж, если торг начался...
   - К сожалению, - Айсер почти незаметным движением руки спрятал оба мешочка обратно, - твой корабль мне нужен прямо сейчас. Отплыть он должен в ближайшие минуты.
   - С тобой всё в порядке, человек? - несколько гномов, успевших перетащить на палубу бочки с углём, громко рассмеялись.
   - Хорошо, я вполне могу найти более сговорчивого капитана, - Стефан картинно повернулся и стал разглядывать покрытую льдом гавань.
   - Постой-ка, человек, - гном схватил его за рукав, боясь упустить такого богатого клиента. - Ты же понимаешь, что мне надо загрузить кое-какой груз, поговорить с начальником порта...
   - Три мешочка с серебром, достопочтенный, - Стефан предлагал все свои деньги. Ну, почти все. - И ни единого мига простаивания!
   - Чтоб тебя Палач нашёл! - воскликнул гном. - Я согласен!
   - Вот так бы с самого начала, - улыбнулся Стефан, пока по его спине катился холодный пот. - Прикажи отдать швартовы!
   - Палач бы побрал это серебро!
   В душе гнома явно шла борьба между здравым смыслом и желанием обогатиться. Как показало будущее, борьба оказалась неравной.
   - Снакл, заводи крутилку, мы отбываем! - через несколько мгновений, показавшихся Стефану вечностью, выкрикнул гном.
  
   В то мгновение, когда гномы отдали швартовы, возле дома Айсера Сиг и Альфред наконец-то смогли окончательно придти в себя: тот белый туман, что на них напустил алхимик, заставлял тела сгибаться в приступах страшнейшего кашля, а глаза слезиться. Кнехты Белого Ордена, распрямившись, помчались вниз к гавани, догадавшись, что только в ту сторону мог сбежать алхимик. Они бежали изо всех сил, но всё равно - их ноги вступили на доски причала слишком поздно: кнехтам удалось разглядеть лишь спину Стефана Айсера, расплывавшуюся в вечерних сумерках. Вместе с алхимиком уплывали и рыцарски шпоры...
   Но ни Сиг, ни Альфред даже на секунду не подумали о том, что могут вернуться к рыцарю-магистру с пустыми руками - иначе бы он оторвал их, а потом ещё и заставил бы побегать по плацу несколько дней. А потом кнехты лишились бы и ног...А потом, наверное, зубами пришлось бы чистить лук на кухне.
   Попросить о помощи капитана орденской каравеллы тоже было нельзя: их бы просто подняли на смех, а потом бы отослали к рыцарю-магистру. И процедура наказания за невыполненное задание оказалась бы ещё более мучительной.
   Оставался лишь один выход из положения: найти подходящий для погони корабль или, в крайнем случае, лодку и выйти в море. Сиг окинул взглядом гавань. Кроме каравеллы и пары лодок ничего не было... Постойте-ка, а что это там на дальнем конце гавани? Шагах в пятистах кнехт сумел разглядеть очертания люгера со спущенными парусами. Его не просто не успел заметить Стефан Айсер, возвращавшийся из таверны - корабль прибыл не больше пяти минут назад, матросы сонно толкали к причалу бочки (сбежавший алхимик отметил бы поразительное сходство гномов и людей в этом вопросе), а некоторые переносили на борт ящики и сундуки. Догадаться, что было внутри этих ящиков, смог бы любой житель окрестных земель: там были меха и моржовая кость. Именно в Порт-Фросте скапливались эти товары, продаваемые охотниками и трапперами. И именно из-за мехов на этих берегах появился город, ставший теперь источником огромнейших доходов десятков купцов и целых трёх купеческих гильдий. Торг мог быть ещё более бойким, если бы не недружелюбные к людям земли Севера. Иногда на улицах самого Порт-Фроста, в середине зимы, можно было замерзнуть насмерть...
   Сиг и Альфред бегом добрались до люгера и без труда нашли капитана корабля, командовавшего разгрузкой-погрузкой. Он не без тени сомнения воззрился на двух адептов Белого Ордена, легко распознав в них всего лишь кнехтов - у них не было ни шпор, ни вышитых на плащах гербов Белого Храма.
   - Ну-с, с чем пожаловали? - спросил, едва завидев их, высокий тёмно-русый капитан-агнонец, одетый в тёплый полушубок.
   Необъятная меховая шапка со свисавшим хвостиком какого-то пушного зверя прибавляла капитану значительности, создавая ореол этакого бывалого человека, сотни раз ходившего на...на...в общем, любой желающий мог представить себя какую-нибудь зверюгу - и был бы не так даёк от истины.
   - Мы бы хотели узнать, когда отплывает это судно, - начал Сиг.
   Он был намного общительней и наглей своего друга, да и жилка дельца не была чужда Сигизмунду.
   - Когда я решу, тогда и отплывает. А что? Неужто решили поплавать немного? Доспехи на дно не утянут?
   - Возможно, немного, а возможно, и очень даже много, - глубокомысленно заявил Альфред.
   - Эк загнул, - ухмыльнулся капитан. - Так что? Выкладывайте, что надо. Не захотите - ищите другое судно. На "нет" и бобра нет, как говорится.
   Моряк, похоже, отличался редким, прямо-таки мальчишеским любопытством, которое не утратил за прожитые годы. И, надо сказать, не самые лёгкие годы...
   Кристофер Уилтроу, пятый сын в семье столяра, с самого раннего детства привыкать полагаться только на себя: родителям до него особого дела не было. Мать, зарабатывавшая гроши трудом швеи, была вечно занята. Отец становился год от года всё мрачней и мрачней: он корил себя за то, что не может достойно содержать свою семью, и заливал тяжкие думы дешёвым вином. Сёстрам нужно было приданое, старший брат приносил монетку-другую после долгого дня службы посыльным в лавке мясника. А Джонатан...Джонатан смотрел на пенистые волны, разбивавшиеся о прибрежные скалы, на чаек, знавших, что такое свобода, на дельфинов, чьи спины озаряли лучи закатного солнца...
   И однажды утром пятый сын Колина Уилтроу нанялся юнгой на китобойное судно, отправлявшееся в северные края. Джонатан думал, что за пару лет станет богачом, оденет в шелка сестёр, избавит родителей от необходимости работать, найдёт для брата жену-принцессу из какого-нибудь небольшого королевства...
   А годы шли и шли, но Джонатан так и не разбогател. Родители отправились в лучший мир, сёстры вышли замуж за бедных рыбаков (самая младшая отличилась - выскочила за каменотёса), брат стал хозяином мелкой лавочки, так и не найдя подругу жизни...
   - Нам бы до Цирки доплыть, - жалостливо протянул Альфред.
   - Что ж, недалеко. Заплатить есть чем?
   - Пара монет найдётся, - ответил Сигизмунд, бросая неодобрительные взгляды на друга.
   Рыцарь-магистр и вправду дал кнехтам немного денег на "непредвиденные расходы", но этой суммы едва ли хватило бы на путь в одну сторону до Кардора...
   - Тогда утром приходите - и поговорим.
   - Но, - встрял было Альфред, однако Сиг его сразу образумил.
   - Утром так утром: с первыми лучами солнца мы будем здесь.
   - Вот и славно, а теперь не мешайте мне. Эй, Гнат, ты куда прёшь?! Забыл, что ящики ко мне в каюту?
   Ответа нерасторопного матроса кнехты уже не услышали, уныло бредя к постоялому двору, где наняли комнатку ещё прошлым вечером. Что ж, придётся им дождаться утра, ничего не поделаешь.
   А в это время алхимик, известный под именем Стефана Айсера, плыл всё дальше и дальше на юг, навстречу судьбе. Незавидной, прямо скажем, судьбе...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 2
  
   Человека считают сумасшедшим,
   если он отличается от других
   образом мышления.
   Но нельзя ли считать
   сумасшедшими всех остальных,
   если это они отличаются
   от данного человека?
   Особенно если этот человек
   владеет даром, а другие - нет.
   Тенперон Даркхам
  
  
  
   Ну почему духи умерших зачастую такие неразговорчивые? И этот не отличался, к сожалению, словоохотливостью, разве только в худшую сторону. Лишь изредка бросал одну-две фразы на старотаргонском, но большую часть времени отмалчивался, несмотря на все попытки некроманта разговорить проклятого призрака.
   Человек в мантии, на которой некогда красовался череп, шитый золотыми нитками, теперь был жалкой пародией на себя-прежнего. Плечи опустились, лицо, осунувшееся от недосыпа, голода и усталости, избороздили морщины, глаза покраснели и впали, а спина нет-нет, да иногда и не разгибалась по утрам. Вместо изящных сандалий теперь были истоптанные сапоги. Вместо посоха из эбенового дерева с золотым набалдашником, с которого скалился череп, - грубая палка с вырезанными рунами. Единственное, что не изменилось в этом человеке - жажда знаний и разум в голове, с которой спадали редкие серые волосы. Да ещё взгляд серо-зелёных глаз, сверливших собеседника. Или врага, хотя часто для этого человека это было одно и то же.
   - Где лежит сундук? - в который раз спросил некромант, теряя последнее терпение.
   Дух, выглядевший как бледная тень, колыхавшаяся на слабом ветру (хотя воздушная стихия сейчас "спала"), молчал и лишь глядел на руины замка, окружавшие его могилу. Замок Каитан давно рухнул, память о нём почти стёрлась, но последний его защитник всё равно не желал выдавать секреты развалин. Пусть даже некроманту, который вполне мог заставить призрака терпеть невыносимые страдания. Да, духи тоже могли чувствовать боль, но им было куда хуже живых: ведь ни потерять сознание, ни умереть призраки уже не могли. А иногда духам так хотелось этого...
   - Я в последний раз спрашиваю: где, - некромант произнёс эти слова протяжно, чётко выговаривая каждый слог, - лежит сундук?
   - А я снова, - дух передразнил некроманта, подделавшись под его интонацию, - отвечаю: не знаю. А если и знал, то забыл. Где-то лет через сто после смерти.
   - Ты меня вынудил это сделать!
   Некромант покрепче перехватил посох и произнёс лишь одно слово на старинном языке, который сейчас никто и не помнил. Во всяком случае, в этой части мира. Лишь одно слово, но призрак сложился вдвое, а его прозрачное лицо выдавало страшнейшие мучения, которые терпела прозрачная "плоть".
   - Никогда не заставляй некроманта дважды повторять просьбу. Я добрый, и спросил тебя три раза. Ты не ответил. Спрашиваю в четвёртый: где сундук?
   Некромант взмахнул рукой, и боль прекратила мучить призрака.
   - Справа от тебя, надо только пробить каменную кладку. Раньше... - призраки очень любили вспоминать, что было прежде на том или ином месте, но на этот раз магу смерти было не до воспоминаний покойника.
   - Мне наплевать на то, что здесь было раньше. Если его там не окажется, ты поймёшь, что значит "умереть дважды"! - годы скитаний и занятий запретной магией воспитали очень странное чувство юмора у этого человека.
   Некромант обернулся вправо, где ещё можно было разглядеть в каменной глыбе очертания статуи с крыльями. Похоже, здесь когда-то было святилище. Человек начал ковырять посохом в земле. Ага! Дерево наткнулось на что-то твёрдое. Некромант простоял несколько минут, раздумывая, что именно предпринять: попробовать заставить духа раскопать землю или самому достать сундук. Но на привидение требовалось потратить не только силы, но и терпение, так что некромант выбрал второй способ.
   Человек начал работать посохом как ломом, нащупывая край плиты под статуей. Руны, вырезанные на дереве, придавали ему твёрдость, поэтому-то посох и выдержал, когда некромант наконец-то нашёл край плиты и надавил на неё. Силы его были уже давно не те, что в молодости, но всё же камень, сверху покрытый не самым тонким слоем земли, поддался. Потребовалось, в конце концов, не меньше получаса, чтобы отодвинуть плиту. Но усилия и время, затраченное на всё это, должны были окупиться.
   Под плитой показалась небольшая ямка, в которой лежал крохотный сундучок, скорее даже шкатулка. Лак давно сошёл с дерева, но долгие десятилетия больше никак не отразились на шкатулке. Некромант благоговейно взял шкатулку в руки и даже не решился вскрывать её. Задание было выполнено, и награда уже ждала его.
   Человек нашёл лошадь там же, где её оставил: на самой границе леса и руин замка. Пегая кобыла рыла копытом землю, дожидаясь своего хозяина. Некромант погладил единственного друга, потрепал гриву и, вспомнив старые времена, лихо вскочил в седло.
   Через несколько часов скачки по лесу, холмам и тянувшейся до далёких гор равнине некромант остановился в небольшой деревне, носившей гордое имя Перелог. Это поселение даже не было обнесено частоколом, что в нынешние неспокойные времена было опасной роскошью. В Перелоге некроманта, как и обычно, встретили хмурыми лицами и косыми взглядами. Что ж, и к такому он привык. Задолго до того, как пришёл в здешние края.
   Единственным местом в Перелоге, заслуживавшим внимания, была таверна "Зелёный человек", стоявшая в самом центре посёлка. Её стены давным-давно покрылись зелёным мхом, что придавало особый смысл названию заведения.
   Оставив лошадь на улице, некромант зашёл внутрь.
   В таверне царила обычная атмосфера затишья и покоя. Двое постоянных клиентов сидели за ломберным столом, кидая кости, а ещё один доедал похлёбку. Хозяин таверны протирал полотенцем единственный во всём Перелоге стеклянный бокал (за этим занятием тавернщик проводил всё свободное время), хмуро взирая на некроманта.
   Но не эти жалкие перелогцы волновали служителя смерти, а вечно улыбающийся человек в красном вельветовом костюме, кутавшийся в зелёный плащ. Именно он попросил некроманта найти шкатулку. Клиент даже предлагал дать некроманту в помощь пятерых человек, но тот отказался. Не один раз "магу смерти", как прозвали здесь некромантов, делали подобные предложения. Сперва отправят парочку помощничков - а потом попытаются отобрать найденные вещи, не заплатив причитающееся вознаграждение. И это ещё в лучшем случае...
   Что ж, некромант был не слишком суров с такими "помощниками": умирали они достаточно быстро.
   - Сударь Шаартан! - человек в красном костюме поднялся из-за стола, радостно окликая некроманта. - Вижу, Вы принесли то, что я просил.
   - Я обещал - я сделал, - Шаартан не любил подолгу разговаривать со своими нанимателями: ему хватало и бесед с мёртвыми. Те хоть не норовили при каждом удобном случае воткнуть кинжал промеж лопаток. - Надеюсь, Вы поступите точно так же.
   - Какие могут быть разговоры?! - воскликнул человек в красном, жестом приглашая некроманта присесть.
   - Так всё же? - чего Шаартан не любил больше бессмысленных бесед, так это задержки оплаты.
   - Вот Ваши деньги, - человек в красном аккуратно положил на стол замшевый мешочек с вензелем, туго набитый монетами. - Быть может, ещё одну мою просьбу...
   - Нет, у меня нет привычки получать больше одного заказа в месяц. А в этом месяце я уже трижды нарушил своё правило. Пришло время отдохнуть.
   - Конечно-конечно, тут не может быть никаких разговоров, - человек в красном закивал, - но всё же, в ближайшёё время Вас можно будет найти в обычном месте?
   - Да, если только я не перейду из категории "некромант" в категорию "клиент некроманта", - мрачный, и очень даже непонятный юмор Шаартана редко вызывал смех. Да и не должен был, собственно говоря: специфические шутки были простой одним из способов поддерживать особую репутацию насмехающегося над смертью колдуна.
   Но в этот раз сам некромант поморщился: в словах послышался южный акцент, а Шаартан очень не любил вспоминать о родных краях.
   - Вы просто неподражаемы, сударь некромант! - человек в красном встал из-за стола. - Что ж, всех благ!
   - Чтоб тебя Палач увидел, - процедил сквозь зубы Шаартан, провожая взглядом заказчика.
   Фергюсону Дженкинсу и без Палача хорошо жилось. Первенец зажиточной семьи, чей очаг располагался в городе, что лежал в полутора неделях пешего пути от развалин замка Каитан. Фергюсон, смешливый и жизнерадостный с самого детства, искал всё новых и новых приключений: ему быстро наскучивало любое занятие, за которое он брался. Науки давались ему легко, и это-то было хуже всего: то, что берёшь с лёгкостью, совершенно не ценишь. Так и Фергюсон не привык прилагать какой-либо труд, подолгу, с тщанием заниматься каким-нибудь делом, ну разве что кроме попоек с многочисленными друзьями. Сам Дженкинс, правда, прекрасно понимал, что все эти "товарищи" быстренько разбегутся, едва семейное дело, посредническая торговля на Северном Шляхе, перестанет приносить прибыль.
   Но, к счастью, дела у Дженкинсов шли хорошо. Фергюсон всё более и более тяготился опостылевшим городом, и едва услышал в одном из питейных заведений Гердбара о кладе, что хранится в замке Каитан,- тут же рванул на север. Взяв с собою нескольких людей из семейной компании, кое-какие средства, сын Марволо Дженкинса принялся за поиски сокровищ. К сожалению, в руинах древней твердыни, которая, говорят, пережила Разделение, трудно было бы найти дракона, не то что уж сундук...
   Терпение Фергюсона подходило к концу, и он решил пойти на отчаянный шаг: обратиться за помощью к местному некроманту, чтобы тот "поговорил" с духами замка Каитан...
   Через короткое мгновенье некромант уже выбросил из головы произошедшее и привычным жестом заказал обед.
   Похлёбка была очень сытной, впрочем, как и мясное рагу, гордость заведения.
   Шаартан расплатился пятью медными монетами, что у него остались с прошлого заказа: очередной его привычкой было открывать мешочки, сундучки и шкатулки с оплатой подальше от посторонних глаз.
   Выйдя из таверны, Шаартан ловко вскочил на коня. Он направил своего единственного друга, кобылу Виерну, в сторону леса, где располагался его дом.
   Миновав небольшой луг, где на него косились пастухи, он заехал в лес. Деревья обступили некроманта со всех сторон, нависая вековечными кронами. И только тут Шаартан дал волю чувствам, которые всегда терзали его здесь, в его новой обители. Когда-то, чтобы заглушить их, он начал сочинять стихи. Сначала смешные вирши, которые почему-то заканчивались очень печально. Он держал в голове все свои творения: добротного пергамента, да и вообще какого-нибудь пергамента, нельзя было достать поблизости, а уж чернил... Но память была у некроманта хорошей, даже слишком хорошей: он почти ничего не забывал. Во всяком случае, ничего, что казалось Шаартану важным.
   Он начал напевать один из своих первых стихов. Эти строки были из тех, что хранят внутри себя грусть, которая копится и копится в сердце человека. И порою кажется: или ты напишешь стихотворение, или твои руки затянут петлю на твоей шее.
   Конечно, стихи некроманта были скверными - но это были его стихи, стихи Шаартана! И пусть кто-нибудь попробовал бы сказать некроманту, что они плохие!
   В одиночестве, бессильный,
   Он мечтал о смерти
   Быстрой. Шаартан,
   Себя уж прокляв,
   Не мечтал о дружбе
   Вечной, о любви,
   Горячей, пылкой.
   А мечтал он лишь
   О смерти, всеблагой
   И всевеликой. Всепрощающе-
   Любезной. Только смерть
   Всё не спешила. Вот
   Прошли уж утро, вечер.
   Но не видит всё ж он смерти. Не пришла
   К нему старуха в
   Балахоне и с косою.
   День идёт: утро, вечер,
   Уж прошли. Но нету
   Смерти! Шаартан,
   Прокляв уж всех на свете,
   Всё же выжил,
   Изменившись, навсегда
   Переродившись. Тьма
   Ушла из его сердца, да
   Вот только свет его не тронул.
   И остался он навеки
   Ни со Тьмою, ни со
   Светом. Некромантом-
   Шаартаном.
   Помнит он, как
   Умирал юнец в
   Пустыне. Не простил
   Палачей своих он,
   Вечный странник,
   Шаартан.
   "Смерть, не жди меня
   Вовеки! Я, наверное,
   Всё так же проклят
   Навсегда: Луною, Солнцем,
   Светом! И тобою,
   Смерть с косою!"
   Так твердил,
   Навсегда он покидая,
   Земли предков и
   Любимой.
   Все народы вокруг Моря
   Проклинают некроманта,
   Только здесь, в глуши
   Далёкой, есть простор
   Для Шаартана.
   Уж забыли его дома: нет
   Любимой уж на свете,
   Братья, видно, вслед
   За нею устремились
   В лоно Смерти. И
   Остался лишь один
   Он, забирающий у
   Смерти души мёртвых,
   Но оживших, чтоб
   Навеки позабыться в
   Некромантии всесильной!
  
   Только издали этот лес казался непроходимым для коня: некромант знал пару тропок, по которым обычно добирался до своего жилища. Вот и теперь, как сотни раз до того, проезжая через обуглившийся после удара молнии дуб, Шаартан свернул направо. Верным знаком того, что дом уже близко, был ручей, протекавший между двумя соснами - подобного места не было на двадцать лиг окрест. Если не больше. Во всяком случае, южанин был в этом уверен.
   Но вот наконец-то показался приют, который Шаартан про себя называл "временным домом". Правда, жил он здесь вот уже двенадцать лет, так что в данном случае эпитет "временный" приобретал особый смысл с ароматом, который царит в иных богадельнях.
   Но для колдуна, особенно очень побитого жизнью это было не так уж и много. А уж тем более - избитого Смертью, как любил выражаться Шаартан...
   Когда-то некромант мечтал построить целую усадьбу, подобную тем, что он встречал на берегах Залива Рогнара: трёхэтажный деревянный особняк, невдалеке от которого стояли сараи и другие хозяйственные постройки, да ещё и высокий забор. Качели, любимая жена (та, единственная, что украла сердце южанина давным-давно) рядышком, дети играют чуть поодаль, аромат цветущих вишен, айва, молодые розы, журчанье ручейка...
   Но...Судьба решила по-другому: Шаартану, судя по всему, суждено было доживать свой век одному, времени на уход за садом не было, да и умения...
   Так что пришлось ограничиться просто двухэтажным домиком, с круглыми окнами (в которых был не бычий пузырь или слюда, а настоящее стекло - Шаартан мог позволить себе такую роскошь), с крытой дранкой крышей...
   Теперь там, поверх дранки, вырос толстый слой мха, а деревянные стены оплёл бесстрашный вьюнок. Шаартан так и не смог понять, почему это все эти растения облюбовали именно его дом. Причём некромант выражал своё непонимание далеко не печатными словами. Но сейчас было не до вьюнка и мха: некромант слишком устал. Шаартану так всё надоело, окружающая действительность казалась чужой и чуждой, разум вот-вот готов был "уснуть", улетев куда-то далеко-далеко, за грань опостылевшего мира...
   - Ну вот, опять началось, - вздохнул Шаартан, спрыгивая с коня.
   На южанина очень часто находило чувство отчаяния, усталости от жизни, но пропадало оно столь же быстро и неожиданно. Во всяком случае, в большинстве случаев: если разум невезучего некроманта не справлялся с "опостылением", то всегда находился какой-нибудь новый клиент, и работа помогала отвлечься.
   Виерна привычно поплелась к дому, у восточной стены которого крыша нависала над поилкой и кормушкой с овсом, оберегая от дождя и снега импровизированное стойло. Шаартан же не менее привычно прошёл внутрь жилища, взмахом посоха отворив дверь. Без этого, попытайся какой-нибудь "особо умный" человек взяться за ручку или, ещё хуже, толкнуть дверь ногой, то по глупцу ударило шоковое заклинание. А Шаартан узнал бы об этом даже на другом конце света. К сожалению, то же заклинание могло ударить и самого хозяина жилища. Но, по мнению последнего, безопасность стоила такого риска.
   Внутри, как обычно, царило лето: тепло, сухость, покой и уют. Южное лето...
   Сразу при входе становилось заметно, что хозяин дома любит удобство и даже некоторую роскошь. Вешалка (в северных землях о таких даже и не слыхивали) была сделана из вишнёвого дерева. Пол устлан коврами: Шаартан хотя и не любил вспоминать о родных местах, но всё-таки полностью от старых пристрастий отказаться не смог. Пусть эти ковры и были довольно-таки ветхими, качество ткани было совсем не то, что на родине, но всё-таки это была частичка его, Шаартана, родного дома! Дома, который он потерял.
   - Это уже начинает надоедать, - процедил сквозь зубы Шаартан, отгоняя навалившуюся на него меланхолию. Прогнать не получилось: дурное настроение намного более настырно, нежели привидение.
   А вот в комнатах было победней и, что ли, попроще. Столы и стулья, сделанные Шаартаном собственными руками. Нет, некромант, конечно, мог окольными путями купить в Свободной области что-нибудь роскошное, но все свои средства он привык тратить на книги. Это была единственная вещь, которая позволяла некроманту позабыть волнения и заботы, усталость и гнев. А ещё - почерпнуть новые знания. Ведь они, знания, столько стоили некроманту...
   Шаартан мечтал, что когда-нибудь в этих лесах он выстроит нечто вроде храма знаний, где бы хранились книги и свитки. Говорят, что прежде, до Разделения миров, такие святилища знаний встречались повсеместно, но теперь от них остались лишь руины и легенды. И не в последнюю очередь благодаря усилиям фанатиков из Белого Храма, которые утверждали, что из-за проклятых книг былые разрушения могут повториться. Чушь! Как может хранилище знаний служить только добру или только злу? Это как меч: зло он или добро - решает лишь его хозяин. Так же и с некромантией, которую люди причисляли к Проклятому искусству, запрещённому Белым Храмом. А ведь коллеги Шаартана всего лишь призывали духи умерших, искали старинные сокровища... Мёртвых они тоже поднимали на бой, не без этого. Но равзве лучше посылать на смерть живых людей, юношей, только-только повидавших мир? Лучше, чтобы гибли они, надежда народа? Тогда да, если владыки не ценят своих подданных, то пусть посылают их на убой...
   Шаартана почти каждый день посещали подобные мысли. Он хотел бы высказать их в лицо Белой инквизиции, но кто бы стал слушать "слугу зла"? Да никто! "Беляки" слышали и слушали только самих себя, видя противника в каждом, кто не носит белые одежды. Глупцы, не зря Белый Орден, былой символ Храма, хиреет и гниёт изнутри: время героев-рыцарей прошло. Настала эпоха инквизиторов, гоняющихся за собственной выгодой. Настала эпоха людей, в которой героям не место.
   Шаартан, глубоко вздохнув, приставил свой посох к книжному шкафу и продолжил свой, ставший давно привычным, маршрут дальше, к лестнице на второй этаж. Там у некроманта была оборудована лаборатория. Сторонний наблюдатель удивился бы: ни единой колбы с уродцами, тем паче демонов-людоедов, прикованных цепью к гримуару, здесь и в помине не было.
   "К сожалению" - с горькой усмешкой часто думал Шаартан. Тогда бы простолюдины, скорее всего, оказывали бы ему большее почтение: ну как же, он ведь НАСТОЯЩИЙ колдун был бы. А так? Никаких гадов, никаких демонов, никаких огненных всполохов и туманных пророчеств, произносимых над хрустальным шаром - значит, Шаартан всего лишь средненький чернокнижник, не заслуживающий внимания почтенной публики. Хотя, конечно, в этом был свой плюс: в полнолуние возле дома не собиралась толпа крестьян с вилами и факелами, требовавшая некроманта на правёж...
   Лаборатория, занимавшая почти весь второй этаж, была двенадцати шагов в длину и восьми - в ширину. На полу практически стёрлись нарисованные мелом круги, ромбы, квадраты, синусоиды и прочие порождения фантазии геометров. Шаартан очень долго экспериментировал над заклинательными фигурами, надеясь найти идеальную, лучше всего подходящую для удержания духа.
   Но некромант не остановился и в этой комнате. Теперь он спустился ещё по одной лестнице, вновь казавшись на первом этаже, в отдельной комнате. Святая святых - спальня. Окон здесь не было, как и дверей в библиотеку. Однажды Шаартан уже допустил ошибку, сделав в одном из своих многочисленных жилищ прямой проход из прихожей в спальню. И еле спасся, когда очередные "борцы со злом" пришли ночью за его головой. Пусть и прошло целых двадцать лет с того случая, но Шаартан боялся, что подобное может повториться. Некромант прожил чуть больше сорока двух лет на этом свете, но уже научился бояться. Молодым он думал, что страх - это признак трусости, недостойной владеющего магией человека. Теперь же он знал, что страх - это признак истинно мудрого человека, который проживёт очень долго. А вот храбрость он считал уделом глупцов. И таким же глупцом южанин был в молодости, выйдя в одиночку против целой банды напившихся до зелёных шакалов проходимцев. Шаартан не хотел снова... Сколько же некромант не хотел и не желал!
   - А ведь я не так уж и стар, - сказал он в полный голос.
   Некромант давно привык разговаривать сам с собой, зная, что без человеческого голоса многие сходили с ума и умирали. А Шаартан хотел жить, и желательно в полном здравии. К тому же разговор с самим собою приятно скрашивал вынужденное одиночество южанина.
   - Может, уже пора податься на покой? А что, займусь наконец-то своею библиотекой...
   Шаартан улёгся на кровать, подмяв под себя многочисленные подушки. Он любил мягкую постель, особенно после сотен и сотен ночей, проведённых на голой, твёрдой земле. А иногда и вовсе - приходилось спать на ветвях деревьев.
   - А ещё хорошо всё-таки поставить забор вокруг... - внезапно Шаартан напрягся, резко вскочив с кровати. Кто-то подходил к дому, и охранное заклинание сообщило некроманту об этом.
   Шаартан бегом, в считанные мгновения, добрался до входной двери, на бегу подхватив посох. Что ж, предосторожность никогда не помешает, особенно в такой глухомани. Некромант бочком-бочком подошёл к окну, так, чтобы его не видели эти "посетители". Или посетитель: охранное заклинание было очень несовершенное, и сообщало о присутствии всего достаточно большого и живого на расстоянии ста шагов от дома, так что вполне могло засечь лося. Или крупного кабана, что очень часто случалось.
   - Пусть молятся Палачу, чтобы умереть быстро! - Шаартан приготовился дать бой, если потребуется. Несколько пассов руками, устная магическая формула - и вот уже некромант готов встретить саму Смерть.
   Секунды тянулись убийственно (Шаартан от осознания этого хохотнул - я же, кажется, говорил, что у него был весьма своеобразный юмор?) медленно, а незваные гости всё не появлялись. Некромант уже было понадеялся, что охранное заклинание его просто подвело, но вот - что-то мелькнуло чаще леса. Ещё мгновение, и он их увидит.
   - Ближе, дорогие мои, ближе! - Шаартан шептал эти слова на своём родном языке, который в этой части света вряд ли бы кто понял.
   Но вот на поляну перед домом всё-таки вышли... четверо человек. Вернее, вышел один, а ещё трое выехали.
   Впереди двигался парень из деревни - Шаартан пару раз видел его в таверне. Кажется, именно он играл в тот день в кости. А вот остальные разительно отличались от этого крестьянина, хотя бы одеждой. Камзолы ("И почему местные так любят эту одежду? Ничего удобного, сплошное однообразие, не то что дома...") были обшиты по краям серебристой нитью, которую зоркие глаза Шаартана разглядели первым делом. А уж потом их буланых коней, и в самую последнюю очередь - лица.
   Не скитайся Шаартан чуть ли не по половине мира, внешность этих трёх ему показалась бы странной. Во всяком случае из-за их светлых, почти что белых волос. Коротко стриженые волосы были уложены в своеобразные причёски: краешки словно выгнуты, что создавало впечатление, будто их хозяин только что снял шлем. Голубые глаза и смешные кривые носы лишь дополняли картину.
   - Интересно, а с чего я взялся их так пристально рассматривать? - вдруг поймал себя на мысли Шаартан. - Это же всего лишь жители Рогнарии.
   То была область намного южней, чьи жители постоянно сражались то с мраксами, то с орками, то со своими же соплеменниками. Вот такая она, свобода Свободных городов...
   Гости приближались к дому, ничуть не таясь. А вот проводник явно слышал о дурной славе некроманта: подходить он побоялся. Деревенский парень переминался с ноги на ногу, переводя взгляд с рогнарцев на дом и обратно.
   Шаартан решил показать, что ему известно о подходе гостей. Да и свою "славу" он любил поддерживать. А вернее разговоры, которые о ней шли. А для этого требовалось-то простейшее заклинание, которое он изучил одним из первых...
   Дверь странного дома резко распахнулась, и на поляне тотчас повеяло холодом. Из двери начал выбиваться какой-то странный дым, а потом прямо перед рогнарцами показался и сам некромант. Его глаза сверкали каким-то странным, демоническим блеском. Взглянув на гостей, некромант лишь ухмыльнулся.
   - Надеюсь, вы мне скажете хотя бы одну причину, по которой я не должен превратить вас в могильный прах? - голос некроманта отдавал металлом. Но рогнарцы даже надеялись, что этот человек будет таким.
  -- Да, мэтр некромант, - голос среднего из конных дрожал, но на лице не отразилось каких-либо сильных эмоций. Что ж, похвально, похвально. - Мы хотим попросить вас о помощи...
   - О помощи? - Шаартан рассмеялся. Он уже начал торговаться на свой собственный манер. В конце концов, не ожидали же эти рогнарцы встретить здесь доброго старикашку в белой хламиде, охотно помогающему любому страждущему? Такая помощь в прошлом слишком многого стоила некроманту
   Проводник рогнарцев понял, что сделан первый шаг на пути к успеху, и вздохнул с облегчением. Но вот его спутники не заметили этого, и как-то сжались при звуках смеха Шаартана.
   - Я не оказываю помощь. Я только выполняю работу. За золото. За звонкое, прекрасное, великолепное, такое приятное на ощупь золото. Вы знаете, что это такое? Обычно... - Шаартан решил выместить на рогнарцах всё то волнение, что он испытал при их приближении.
   - Мы знаем, что такое золото, мэтр некромант, - рогнарец перешёл к делу. - И готовы заплатить достойную сцену за оказание одной услуги. За этим мы и явились сюда. Быть может, нам стоит обсудить это в вашем доме?
   - Говорить о деле будем или здесь, или нигде, - Шаартан резко прекратил смеяться, и лицо его напряглось. На его родине это был знак того, что торговец готов обсудить детали сделки. - В мой дом живым дороги нет.
   - Хорошо, - подал голос левый из рогнарцев. Он был пониже остальных двух, но костюм его выглядел ухоженней. - Тогда я расскажу вам, в чём дело.
   - Что ж, послушаем, послушаем, - кивнул Шаартан. Может быть, если это дело будет интересным, он возьмётся за него. Рогнарцы уже успели заинтриговать его. А правило...Что ж, правило можно и нарушить.
   - Дело в том, что ...
   Далёкий град Рогнар. Столица Рогнарии, самого южного государства Свободных городов. С востока и юга его окружает горная гряда Каменный червь, с запада - Залив Рогнара и острова мраксов, с севера - воинственная Шимания. Каждый день этого королевства представлял собою борьбу за выживание, каждый вздох рогнарцев - это вызов врагу, символ того, что гордый народ ещё жив, что он не сдался!
   Во всяком случае, так считали сами рогнарцы: Шаартан был несколько иного мнения об этой стране, но решил помолчать.
   Дышать свободолюбивым рогнарцам становилось всё труднее и труднее. Старый король Стедвик Рогнар был уже не в состоянии вести свой народ вперёд. Поражение за поражением. Оставлены древние твердыни рогнарского народа, Шаэраваэд и Твирн. Разбитые войска Стедвика отступали ночью, в свете пылающих городов. По всему королевству раздавался призыв набата: наступали тяжёлые времена. Шиманцы вот-вот должны были начать новую кампанию, только приближение осенних ливней остановило победоносные войска республики.
   Рогнарский король вот-вот был готов совершить самоубийство, не в силах справиться с горечью поражения и приближающейся угрозой покорения Рогнарии врагом.
   Но однажды, во сне, ему явился знак. На вершине полуразрушенной башни стоял...Стояли... Кажется, то были сами боги, касавшиеся какого-то предмета, от которого так и веяло могуществом. Вот где было спасение страны - Стедвиг ощущал это всем своим естеством. На следующую же ночь королю был ещё один сон: только один некромант, живущий далеко на севере, способен эти сновидения сделать реальностью. А иначе - гореть Рогнарии с севера на юг и востока на запад, а её народу - позабыть деяния предков...
   Король даже узнал то место из сна: руины Древнего Фора, где Стедвик давным-давно побывал, решив посмотреть мир...
   Утром, едва проснувшись, Стедвик Рогнар приказал разослать во все королевства и земли Свободных городов своих послов. Они должны были найти того некроманта во что бы то ни стало. Королю было наплевать на ненависть многих владык и Белого Храма к магии смерти,- Рогнария была важнее. Всем гонцам были вручены крупные суммы золотом и грамоты с личной печатью короля - для большей успешности поисков.
   Агенты Стедвика в городе Агноре тоже получили это приказание. И так как они довольно много слышали о Шаартане, то сразу поняли, кто нужен королю.
   - И Стедвик решил, что кто-то вот так возьмёт и бросит все дела, устремившись к руинам Старого Фора? - Шаартан недоверчиво приподнял бровь, сверля глазами рогнарцев.
   - Король надеется, что вот это будет главным стимулом, - средний рогнарец кивнул, и единственный до того молчавший их спутник открыл седельную сумку.
   Шаартан еле сдержался, чтобы не присвистнуть: внутри было полным-полно мешочков и несколько грамот короля Стедвика. Молчун открыл один из мешочков, и "кошачьи глаза" с аметистами засверкали на солнце.
   - В других золото и разные драгоценные камни. В этих грамотах говорится, что их хозяин находится под защитой короля Стедвика Рогнара. В случае удачи его дела любое преступление, совершённое на территории Рогнарии и союзных ей государств, прощается. Также этому человеку гарантируется после выполнения задания путешествие в любую область на западном берегу континента на выбор. Если такое понадобится, конечно. Я уверен, что награды хватит, чтобы начать безбедную жизнь.
   - Звучит заманчиво, - протянул Шаартан, вздохнув и переведя взгляд с содержимого седельных сумок на среднего рогнарца. - А что мне мешает убить вас прямо сейчас, тела спрятать, а деньги и камешки забрать себе?
   Внезапно Шаартан подумал: "А почему эти рогнарцы с таким богатством путешествуют без эскорта? Странно. Ещё более странно, что я подумал об этом прямо сейчас"
   - Палач вас всех найди! - через миг воскликнул Шаартан, покрепче перехватив свой посох. Он почувствовал себя затравленным зверем. Почему? Из-за чего?
   Просто по знаку среднего рогнарца из чащи леса показалась охрана "агентов". Шаартан не понимал, как столько людей смогли незаметно пройти к "его скромному жилищу".
   Первым показались арбалетчики. Все они были в пластинчатых доспехах, в шлемах с забралами. Болты, которыми были заряжены арбалеты, смотрели прямо в грудь Шаартана. И таких вот славных парней, по самым скромным прикидкам некроманта, было человек сорок. Позади арбалетчиков показались панцирники с длинными алебардами. Нет, некромант всё-таки ошибся: панцирники были лишь на флангах. В основном же, в центре, стояли пехотинцы в простых кольчугах, шеломах, с мечами и круглыми щитами.
   Все они выжидающе смотрели на Шаартана. Некромант знал, что если один из арбалетчиков хотя бы подумает, что "цель" готовится сотворить заклинание... Что ж, тогда уж точно южанину попасть в категорию "клиент некроманта".
   Внезапно Шаартан втянул побольше воздуха в грудь, прикрыл глаза и ... рассмеялся! Арбалетчики сделали шаг назад, покрепче перехватив арбалеты. Они готовы были выстрелить в некроманта в любое мгновение: но это не мешало им бояться, до колик в животе, до липкого пота. Некромант смотрел на этих напуганных до смерти людей. Дети! У арбалетчика напротив даже усы не начали расти. Один, чуть левей, смешно кусает губу от волнения. Несколько пехотинцев трясутся. А вон тот алебардщик...Да у него оружие еле руках держится: так сильно этот парень дрожит.
   Южанин всё продолжал смеяться, но звучал этот смех всё скрипучей и натужней. Некромант испугался за свою жизнь: будто прошло заглянуло в глаза, озорно подмигивая. "Да, да, некромантишка, думал, обеспечил безопасность своей шкуре? Ан выкуси!".
   Шаартан лихорадочно соображал. Врагов было слишком много. Героическая смерть, с десятком прихваченных на тот свет врагов не для Шаартана - это просто глупая гибель, ничего более. Некроманту хотелось пожить подольше, и причём с относительным комфортом, избежав ранений и переломов. Причём ещё с полсотни лет как минимум. Попробовать взять в заложники этих агентов Стедвика Рогнара? Скорее всего, арбалетчики успеют сделать из него решето с сорока дырами прежде, чем некромант что-то сможет наколдовать. Попытаться скрыться в доме и вести оборону? Если он даже успеет попасть в дом, продержаться долго ему не суждено. Полчаса, максимум час - и привет, Старуха с косой! Придётся принять предложение рогнарцев. В принципе, оно довольно интересное, интригующее. К чему бы от него отказываться? И на ловушку не очень и похоже: какой дурак будет придумывать ловушку, ни капельки не похожую на правду? Да никто! Есть, конечно, у Шаартана пара "знакомых", которые бы до этого додумались. Но они слишком далеко. И у них вряд ли хватит денег нанять чуть ли не сотню воинов: на том свете монеты не чеканят.
   Но, боги, кто бы знал, как ненавистно некроманту чувство птички, угодившей в пасть ко льву. Южанин ненавидел, когда кто-либо навязывал ему решения или решал судьбу Шаартана. Волна гнева подкатила к сердцу - и схоронилась, затихла, готовясь обратиться в цунами. Время для мести, для отмщения ещё не настало.
   - Сколько там, говорите, за это путешествие обещает король? - южная кровь, в которой был разбавлен тысячелетний опыт торговли с самыми разными народами и расами, всё-таки дала о себе знать.
  
  
  
   Глава 3
   Лучше прожить один
   день как лев,
   чем сто лет как овца
   Итальянская пословица.
  
  
   Ботик плыл в десятке морских миль от "большой земли", так что можно было разглядеть очертания береговой линии и даже далёкий Мировой лес. Но Стефану было глубоко плевать на это. Много раз видел он эти земли, и с морских дорог, и с сухопутных. Больше всего человека, ныне носившего фамилию Айсер, волновала причина, по которой Белый Орден решил его найти. Вряд ли из-за той же причины, что побудила Стефана бежать из Агнона. Скорее всего, Айсер в который раз перебежал кому-то дорогу. Странно, но в последнее время он только играл в кости. Причём не так удачно, как многие думали. Да и вряд ли кто-нибудь из проигравших мог себе позволить нанять несколько кнехтов из Белого Ордена. Да те бы и не согласились: это строжайше запрещалось орденским уставом. Да и шло вразрез с убеждениями большинства членов Ордена. Хотя, конечно, он бы уже совсем не тот, что прежде, в древности, которая уже успела поседеть.
   Получается, что дело в другом. Но как ни напрягал память и разум Стефан, никак не мог понять, зачем же он понадобился Белому Ордену. Ладно, потом узнает. Или не узнает: всё зависит от настроения Удачи. Будет проказливым и выжидающим - Айсер снова столкнётся с Орденом. Будет благодарным и тёплым - Стефан так и состарится в неведении. Алхимик надеялся на второе, но был уверен, что скорее будет первое...
   Ботик качнуло, и Стефан слетел с гамака. Прижимистый капитан выделил ему каюту у самого носа, узкую, пропахшую углём и пенькой. На стенах до сих пор были видны чёрные разводы. Ну да ничего, Стефан в молодости днями напролёт работал в худших условиях! Что бы сказал капитан на пары ртути, целые ящики свинца, разную кислоту и "секретные составы"? Да он бы загнулся в первое же мгновение!
   Ботик снова качнуло, да так, что Стефан не просто слетел с койки (на которую, между прочим, только-только взобрался!), но ещё и больно ударился лбом об пол. Нет, ему это надоело! Айсер прямо-таки вылетел на палубу, не надев хоть что-то тёплое. И тут же пожалел об этом: на палубе было очень холодно. Как раз было утро, и Холодное море изо всех сил старалось оправдать своё название.
   Немногие гномы суетились на палубе. Капитан строго командовал, стараясь провести ботик мимо...
   Стефан Айсер вздрогнул. Он плавал по Холодному морю летом, и потому не ожидал увидеть...огромную глыбу льда у самого правого борта! Это была не тонкая ледяная корка, которую нос ботика с лёгкостью пробил бы, нет, совсем нет! Подобные штуки, как припомнил Стефан, назывались на агнонский манер "айсбергами". Множество кораблей потонуло в Холодном море и в соседнем Море грёз из-за айсбергов. Но они должны были появиться в этих водах значительно позднее. Может, его вынесло течение от самого Великого ледника?
   Айсеру очень не хотелось уйти на дно вместе с гномами. Особенно в таком раннем возрасте. Ну не так чтобы раннем...
   Но айсберг был всё ближе и ближе. Гномы пытались набрать скорость, но что-то было не так. Палубу начало заволакивать едким чёрным дымом, а ход становился всё тише и тише.
   Капитан что-то орал на своём языке, похоже, ругательства. Гномы старались что-то сделать, но айсберг был всё ближе и ближе. Айсер знал, что над водой видно едва ли десятую часть этой глыбы. И если им не повезёт, и невидимая из-за воды большая часть ближе к ним, чем видимая...
   - Думай, голова, думай, а то отрежу, - пробубнил Стефан, глядя на приближавшийся айсберг. Песчинки времени убегали быстрее бешеных псов...
   Но тут Айсер щёлкнул пальцами и побежал к капитану. Два прыжка - и вот алхимик уже стоит по правую руку от рулевого, из-за чьей спины покрывал площадной бранью своих матросов главный на этом кораблей гном.
   - Капитан Озри, - гном гневно зыркнул на человека, мешавшему ему управлять кораблём. - Я знаю, как мы сможем избавиться от этого айсберга.
   - Громила, если ты это сделаешь, то...- Озри осклабился. - Я сам выкачу бочку эля. Лучшего эля подгорного народа, клянусь наковальней моего деда!
  
  
   ***
   Утром Сиг и Альфред всё-таки сели на люгер. Капитан более приветливо встретил их, они поговорили об условиях сделки, а потом заняли небольшую каюту с двумя койками. С собой кнехты Белого Ордена взяли те немногие вещи, что у них были в Порт-Фросте: точильные камни для мечей, смену одежду, охранную грамоту рыцарь-магистра и, конечно же, "Светлый путь". Это была настольная книга всех членов Ордена. В ней основатели организации, Людовик Альба и Джованни Дандоло, написали, каким должен быть рыцарь Ордена. Храбрость, чувство долга и ответственности перед миром, борьба со всеми проявлениями зла, преданность делу Белого Храма и самопожертвование... В мире было всё меньше и меньше таких людей, и с каждым годом число рыцарей Ордена сокращалось. Многие места заняли люди, желающие нажиться за счёт славы и могущества, теперь уже былого. Другие, похожие на Сигизмунда и Альфреда, шли туда от безысходности: земли к востоку от Каменного червя были суровы к людям, а к западу - жестокими были уже не инорасцы и звери, но сами люди. Жить-то было надо, и потому потом новобранцев пока не иссяк. Но он был таким тоненьким, что Белый Орден уже даже не мечтал о походах на очаги зла и тьмы. А когда-то они были чуть ли не еженедельными...
   Матросы люгера были немногословны, зато не спрашивали кнехтов, зачем им плыть в Кардор. Сиг и Альфред не хотели им врать: команда вроде не была врагом, значит, была другом. А друзья рыцари Белого Ордена врать не должны. Двое кнехтов очень хотели стать рыцарями: значит, они уже должны были учиться вести себя по-рыцарски. За это над ними нередко подсмеивались сослуживцы. Даже рыцари, бывало, отпускали шутку-другую по этому поводу...
   Плавание обещало быть коротким, не дольше недели. Попутный ветер подгонял судно на запад, к Кардору, редкие чайки в нескольких десятках метров над палубой, вдали был виден берег...
   Сиг и Альфред пытались хоть чем-то развеять скуку, которая на них напала уже через час после отбытия из гавани Порт-Фроста. Стены каюты и вещи, вещи и стены каюты. Они думали было, что на палубе будет интереснее. Но ошиблись: чайки, море, берег и матросы команды. И снова - чайки, море, берег, матросы...И вновь: чайки, море...
   Лишь изредка появлялось веселье, когда капитан или старший помощник, бывший в маленькой команде ещё и рулевым, прикрикивали на зазевавшихся матросов. Но тот быстро исправлялся, и снова скука давила на двух кнехтов Белого Ордена...
  
   ***
   Двое гномов-добровольцев на лодке подплыли к айсбергу и закинули на него несколько мешков. Едва мешковина коснулась льда, припорошенного тонким слоем снега, как матросы с остервенением загребли обратно к кораблю. Они не доверяли Стефану Айсеру, который забил мешки какими-то странными порошками и даже бутылкой! А ведь в бутылке могло быть доброе "зелье", вселяющее радость и дарующее тепло. Могло быть, эх...
   Для капитана корабля стоило гигантских усилий не расплакаться, видя, как бутылка из-под вина, которую он хранил на "черный день", лишается своего содержимого и наполняется какой-то смесью с адским запахом. И эту гадость Айсер сделал из подручных средств и нескольких порошков, которые всегда держал во внутренних карманах камзола и отсеках, сделанных внутри пряжки пояса.
   - Но смотри, громила, если это не сработает, я тебя... - Озри повторял эти слова чуть ли не в двадцатый раз.
   - Да-да, удушите, скормите селедке, камбале, южным медузам, северным китам, подгорной бабушке, пиявкам и так далее, вплоть до морских тараканов. Ну а то, что останется, кинете гоблинам на потеху. Я ничего не упустил? - Стефан с невинным видом взглянул на гнома.
   Гном рассмеялся: подгорное племя любило колкости, опасности и неприятности. В разумных пределах, конечно. Ну а те гномы, что любили совершенно в неразумных пределах, звались берсерками. Но с ними Айсеру как-то не хотелось встречаться.
   Но вот лодка приблизилась к кораблю, гномы с помощью неизвестного Айсеру механического устройства, состоявшего из нескольких шестерёнок и канатов, подняли её. Стефан немного волновался: скоро должно выясниться, всё ли алхимик сделал правильно. Просто "секретный состав", которым он воспользовался, он раньше никогда не изготовлял. Так что и результат совершенно точно ему был неизвестен.
  -- Громила, пора уже? - Озри глядел на айсберг, который никак не хотел отставать от корабля. Дым всё ещё витал над палубой, скорость никак не увеличивалась: у гномов явно что-то сломалось и никак не хотело возвращаться к нормальной работе.
   - Пора. Эта штука сработает?
   Стефан Айсер, за вечер и это утро увидевший больше странных механизмов, чем за всю жизнь, перестал удивляться новым. На этот раз Капитан Озри решил лично применить какую-то особо интересную штуку.
   Это было нечто вроде арбалета. Тетива была двойной, скреплённой кожаной петлёй, в средней части была какая-то железная планка, похоже, прицел. Но вот рычага вроде не было, тогда как...
   Озри нажал на железную кнопку на прикладе, и тут же появился зарядный рычаг. Один из гномов, в сером фартуке, с гигантскими ручищами, весь в саже, вложил в желоб маленький металлический шар с торчавшим шнуром.
   Озри кивнул, и тот гном в фартуке, достав из карманов огниво, поджёг шнур. Через мгновение Озри выстрелил. Полёт шара, как показалось Стефану, длился целую вечность. Вот тетива со скоростью сонной улитки распрямляется, выбрасывая металлический шар. Шнур только-только начинает разгораться. Шар вылетает с палубы. Он медленно летит, нет, даже парит над волнами. Стефан нервно сглатывает. Гномы не обращают на это внимания: их взгляды устремились на тот шар. Шар, который только что упал на мешок.
   Проходит мгновение. Ещё. И ещё.
   - Капитан? - гном в фартуке от волнения вытирает руки о штаны.
   - Ещё, Могри, ещё. Не взорвался, - в словах Озри чувствуется разочарование.
   - У нас осталось всего три заряда. Вдруг...
   - Давай, Могри, - Озри с помощью рычага начинает снова натягивать тетиву, как вдруг раздаётся оглушительный взрыв...
  
   ***
   Сиг и Альфред даже в каюте услышали раскатившийся над морем гром. А вдруг это начало шторма? Надо было немедленно спешить на палубу: узнать, что же случилось...
  
   Стефана оглушило взрывом. Он сразу понял это: в голове дико звенело, алхимика шатало, а голосов гномов он не слышал. Между тем он прекрасно видел, как те открывают рты, что-то говоря, но...что? Ещё в воздухе чувствовалась какая-то дикая смесь запахов. Пахло гарью, углём, чуть-чуть отдавало серой. Наверное, имей запах селитра, пахло бы и ею. А чуткий нос Айсера уловил ещё и парочку компонентов его "секретного состава". "Переборщил, ох, переборщил!" - подумал Стефан.
   Внезапно, разом, нахлынули звуки: крики гномов. Озри плясал, держа над собою свой странный арбалет. Матросы орали и кричали, смеялись и ругались. Стефан решил-таки взглянуть туда, где за минуту до того плыл айсберг. Айсер невероятно удивился тому, что увидел.
   На поверхности воды плавали огромные куски льда, но они уже не несли в себе опасности. Многие из них даже подтаяли, потемнели. "Секретный состав" сработал как надо. Айсер взял себе на заметку спросить у Озри, что это был за шарик, которым смогли поджечь мешки с веществом.
   Внезапно разнеслось несколько резких, взволнованных реплик на гномьем языке.
   Озри прямо на середине особо изощрённого па остановил свой танец.
   - Громила, у нас большие проблемы, - капитан серьёзно взволновался. На лицах остальных вообще легко читался страх.
   - Что случилось?
   - Один из кусков льда пробил наш борт. Вода поступает в машинное отделение. Боюсь, нам надо пристать к берегу.
  -- Палач! - воскликнул в сердцах Стефан. Хотя он так и не понял, что это за "машинное отделение", но дело явно было очень плохо.
   Где-то минут через двадцать корабль пристал к берегу. Все гномы, напрягшись, с помощью канатов вытащили ботик на галечный пляж. Стефан тянул наравне со всеми, хотя был не так уж и силён. Леди Удачи оказалась проказливой: уберегла от айсберга, но всё-таки устроила каверзу. И всё-таки: главное, чтобы кнехты отстали от него! Стефан не знал, что преследователи уже очень совсем близко.
  
   Ближе к вечеру, много часов спустя после того странного раската грома, люгер прошёл мимо неизвестно откуда взявшихся кусков льда. Многие из них совсем растаяли, но некоторые были довольно крупными, и капитан решил уйти подальше в море. Он не хотел, чтобы одна из глыб пробила ватерлинию. Сигизмунд и Альфред вместе со всей командой удивлённо смотрели на такую невидаль: лёд в октябре так близко от берега. Настоящие морозы ещё даже не начались: в этом году осень была очень тёплой (для этих мест, конечно). Они так и не узнали, что напротив них, лигах в пяти, на берегу, Стефан Айсер шёл в Кардор.
  
   ***
   Алхимик, взяв у гномов тёплые вещи, запас еды и спальный мешок, отправился пешком на запад. Дорога обещала быть не из лёгких: ночи были здесь очень холодными, даже несмотря на тёплое течение, что омывало эти берега. Да и лежал путь по практически безлюдным местам. Одна радость: разбойников тут быть не должно. Какой же дурак станет дожидаться удачи на "большой дороге", когда даже этой самой дороги нет...
   Своей целью Стефан избрал Кардор, более или менее крупный город на побережье. Ещё, конечно, можно было пойти в Форт-Норд, прямо в резиденцию Белого Ордена... Но алхимик был не таким глупцом, чтобы угодить прямо в родной дом тех, кто его ищет. Пусть даже из благих намерений: ими выложен путь Палача.
   Что ж, не впервой Стефану было путешествовать. Конечно, он любил делать это с удобствами. Бокал вина по вечерам, мягкая тёплая постель, никаких усилий, только смотришь на океан или горы...
   Но всё в этом мире бывает в первый раз, не правда ли? Алхимик был с этим полностью согласен. Поэтому без особо сожаления закинул за плечи мешок с вещами и провизией и отправился в путь. Правда, потом, часа через полтора, выяснилось, что тащить такие тяжести Айсер явно не привык. Груз давил на плечи, пригибал к земле, мешал идти. Пришлось сделать привал. Всё это время Стефан держался у кромки берега. По гальке, конечно, было идти не очень удобно, но всё же лучше, чем по дремучему лесу. Тот как раз начинался шагах в ста от пенной кромки моря. Эти места до сих пор оставались совершенно дикими. Говорили, что здесь вполне можно встретить кого-нибудь вроде тролля или даже лешего, которые давным-давно перевелись в Свободных городах. Но это всё сказки! Во всяком случае, так считал Айсер. А вот нарваться на банду контрабандистов или дезертиров из какого-нибудь прибрежного гарнизона - что может быть проще? Лучше уж видеть опасность издалека, чем пройти мимо очередного дерева и получить кинжал в спину.
   Смеркалось. Стефану показалось, что он проделал огромный путь, хотя на самом деле прошёл он всего лишь чуть больше четырёх лиг. Айсер снова решил сделать привал, разложил спальный мешок, натаскал побольше плавника и даже хвороста, что нашёл в лесу. Разжёг огонь, укрылся всей тёплой одеждой, что у него была, и начал смотреть на небо. Первые звёзды уже успели появиться, и среди них особо выделялся Скиталец. Далёкие огоньки складывались в узор, отдалённо напоминавшего человека в плаще, бредущего вперёд. Его гордо вскинутая голова всегда указывала на север, а краешек плаща - на юг.
   Айсер часто сравнивал себя с этим созвездием: всё время в пути, бегущий от своих проблем. Стыдно сказать: он так и не принял ни одного поединка, ни одной дуэли со своими врагами. Нет, жизнь свою от бандитов и прочей грязи он защищал с верной рапирой в руках. Стефан не любил проблем и... редко любил признавать, что предпочитает бежать от них. Если бы он знал, что в это время то же самое думал совершенно не похожий на Айсера человек, который много раз сражался со своими врагами. Но, сражаясь, сколько же дорогих людей тот потерял...
   ***
   Верная Виерна спокойно шагала в середине колонны. Отряд рогнарцев окружал некроманта, дабы избежать... "неприятностей", как выразился Джереми Малвар, тот, что первым обратился к Шаартану возле его лесного домика. Некромант, приняв предложение рогнарцев, несколько часов собирал самое необходимое для путешествия, а потом последовал вместе с "охраной" на север.
   Рогнарцы уже давно составили план путешествия. Вместо того чтобы идти на юг, к Гердбару, после через Перевал Закириса миновать Каменный червь, а затем ещё несколько недель пробираться к руинам Старого Фора, решено было пойти другим путём. Сначала просто пойти по дороге на север, между руинами Замка Каитан и горами, сесть на корабль в Кардоре и морем добраться до порта Брокен, лежавшего совсем недалеко от Старого Фора. Нет, конечно, план не был лишён изящности, но на взгляд Шаартана в нём было довольно много "но".
   Во-первых, приближалась зима, которую он просто на дух не переносил, Ххть и прожил чуть ли не полжизни в северных землях. А зима приносила шторма и куски льда в Море грёз. Во-вторых, для некроманта было очень опасно пройти по землям, где Белый Храм имел наибольшую силу. А где силён Храм - там полным-полно трупов собратьев Шаартана по ремеслу, это некромант уяснил ещё в молодости. Но другого выхода не оставалось. Стедвик Рогнар знал, как заставить кого угодно выполнять свою волю. И это заслуживало уважения, конечно.
   К счастью, рогнарские воины хотя б не бряцали доспехами: все кольчуги, латы и шлемы был сложены в телеги. Так что издалека рогнарцы в стёганых кафтанах напоминали охрану купцов. Если, конечно, не приглядываться к тому, что эти "наёмнички" чеканили шаг ну хуже "беляков". Шаартан не понимал, до какой же степени надо любить своё дело этим воинам, чтобы ещё и маршировать - по практически безлюдной земле! - в соответствии с уставом.
   Останавливался отряд в редких деревнях, пока ещё их путь пролегал через относительно обжитые земли. А вот к северу от руин Каитана начались густые хвойные леса, где без проблем можно было спрятать хоть целый десяток армий - и в считанных шагах от трактов.
   Каждый вечер воины располагались на ночлег так, будто находились в объятой пламенем войны стране. Ставили телеги кругом, в центре оставляли лишь несколько повозок с оружием и доспехам, выставляли несколько дозоров. Шаартан был уверен, что так на них точно нарвётся если не отряд, так дозор Белого Ордена. И вдруг "беляков" них окажется волшебник, способный почувствовать присутствие некроманта?
   Но утром подобные страхи уходили: отряд снимался с места и отправлялся всё дальше и дальше на север. Земли становились всё неприветливей. Между руинами Каитана и Кардором не существовало ни одного крупного людского поселения. Нет, конечно, попадались охотничьи заимки или избушки травников, но...
   Путь продолжался целых полторы недели: и всё из-за тяжёлого обоза и траты времени на разбивку лагеря. Запасы еды заметно сократились, Шаартан впал в апатию, уже отказавшись от своего последнего развлечения: составления планов побега. Некроманту самому хотелось узнать, на самом ли деле Стедвику Рогнару привиделся пророческий сон, или боги просто решили подшутить над дряхлым королём.
   Но вот в середине второй недели, как раз перед самым началом ноября, выпал шанс повеселиться. Довольно неожиданный и очень приятный, надо сказать...
   ***
   Провиант подходил к концу, и Стефан приходилось экономить. Рыбу он поймать не мог: попросту не умел. Охотиться с рапирой на лесное зверьё как-то не хотелось. Оставалось лишь идти и идти вперёд.
   Стефан уже успел пожалеть о том, что решил уйти от гномов. И правда, почему ему вдруг взбрело в голову, что те кнехты сумеют найти его на берегу? Да и тот ботик уже, скорее всего, стоял на приколе где-нибудь в далёком Агноре, а Озри успел пропить денежки Айсера...
   Алхимик был уж слишком плохого мнения о капитане гномьего корабля. Но этим он мало отличался от остальных людей. Кому из "дылд" и "громадин" было дано знать, что на душе у гнома?
   Подгорный народ остался таким только на словах. Разделение трёх миров уничтожило родину гномов: теперь Первые горы стали приютом для кораллов и рыб. Немногие выжившие после того разбрелись по свету. Те, кто осел на севере, в Свободных землях, зарабатывал на жизнь ремеслом или торговлей. В большинстве своём бережливые, трудолюбивые и дружные, гномы держались друг друга, быстро сколачивая "капитал". Но кто же любит богатого соседа, низкого, потерявшего родину? Таких не любят - таким завидуют...
   Озри туго пришлось в детстве: родители погибли во время одного из погромов гномьего квартала в славном городе Агноре, ребёнка спасли из пламени горящего дома соседи.
   Миролюбивый и добросердечный (по меркам подгорного народа, конечно же), Озри любил путешествовать по миру, на восьмой десяток лет решив завести собственное дело - купить торговый корабль. Сказано - сделано. Вместе с друзьями и дальними родственникам предприимчивый гном приобрёл старенький ботик, списанный какой-то купеческой гильдией. Годы шли, капитан не молодел, плавания между южными городами и Севером, торговля давали неплохой доходец, и Озри уже подумывал осесть в каком-нибудь уютном местечке подальше от надоевшего Порт-Фроста...
   Становилось всё холоднее и холоднее с каждым днём. Айсеру совершенно надоел его путь. Хотелось просто лечь и умереть, не думая ни о каком Белом Ордене, бегстве из Агнона, Порт-Фроста, бегстве - от самого себя.
   Но вот Стефан наконец-то добрался до какой-то рыбацкой деревни. Срубленные из сосновых брёвен избы жались к самому берега, скучающие волны накатывали на совершенно неуместный здесь каменный пирс, а на гальке лежало с десяток лодок.
   Стефан прибавил шагу. Людей всё не было видно...
   Внезапно Айсер остановился: над центральным домом развевалось снежно-белое знамя. Белый Орден. Может, его путь вычислили?
   Знамя Ордена обычно вывешивал в поселениях, над которыми брали контроль "беляки". Чаще всего такими поселениями являлись пограничные с необжитыми землями деревни, на которые ожидались набеги нечисти. Но иногда - ещё и селения, жители которых подозревались в сочувствии идеям тьмы и поклонении демонам. Ну и заодно неуплате поборов и налогов.
   Айсер резко завернул к лесу, решив скрыться среди молчаливых деревьев, не привлекая к себе ненужного внимания. Страх перед тем, что именно его, Стефана, здесь ждут, пересилил нужду в еде, ночлеге и человеческом общении.
   Но алхимик совершил ошибку: не следовало идти в лес: даже там не было надёжной защиты от чужих глаз. Очень скоро Стефан вышел на старую дорогу, протоптанную посреди деревьев. По ней двигался какой-то отряд, издалека похожий на купеческий караван с большой охраной. А на его пути встал... разъезд рыцарей Белого Ордена! И явно не с самыми добрыми намерениями.
   - Ну вот, опять, - вздохнул Стефан, решив со стороны понаблюдать за тем, что произойдёт на дороге...Любознательность не раз и не два подводила алхимика.
  
  
   Глава 4
   Какое побережье
   не пило нашей
   крови?
   Латинская пословица
  
  
   Внезапно Стефан понял, что попал в окружение. "Беляки", показавшиеся из-за соседних деревьев, уверенно и молчаливо надвигались на зазевавшегося Айсера.
   "Как назло!" - подумал алхимик, поднимая руки кверху: а то ещё подумают орденские, что парень хочет оказать сопротивление...
  
   ***
   Шаартан ругался всеми бранными словами, какие только знал. Естественно, про себя: рыцари не любят ругани. А их тут собралось немало. Похоже, Белому Ордену понадобилось остановить караван, в котором ехала "последняя надежда Рогнарии". И этой надеждой оказался некромант. Печально...
   - Именем Белого Ордена, я требую выдать нам некроманта, - и как эти "беляки" вычислили-то?
   - Боюсь, что мне придётся отказаться, - сказал один из агентов короля рогнарского. Другой в это время подал знак эскорту приготовиться к бою.
   "Ну почему никто не догадался надеть доспехи?!" - вздохнул Шаартан.
   Пройти такой путь без приключений - плохой знак. Некромант не хотел ему верить - и поплатился. Теперь же он не готов к бою: силы не собрал. Чтобы творить волшбу, некромантам требуется энергия смерти. Они крадут её у Старухи с косой, забирают по крупицам - ведь всё в этом мире слабеет, старится, умирает. Даже в лесу можно собрать немного силы. Или - черпать целыми горами, если рядом творится битва, то некромант может сотворить такое!!! Такое!!!
   Шаартан вздохнул и покрепче перехватил посох. Что ж, возможно, он ещё повоюет. Да и "беляков" не так уж много. Пусть они в броне, позади мечников конные арбалетчики с готовым к бою оружием. Зато у рогнарцев он, Шаартан, а это не так уж и мало!
   "Повоюем!" - улыбнулся некромант одними губами. Верный посох по едва заметному движению пальцев Шаартана начал притягивать энергию смерти.
  -- Это ещё кто? - едва не воскликнул некромант, увидев, как к ним ведут какого-то странного вида человека, чья одежда потихоньку стала превращаться в лохмотья.
   Зато на поясе...Да, точно, рапира! Здесь таким оружием не пользовались, некромант знал точно. Странно, очень странно. Оружие слишком дорогое по сравнению с одеждой. Тут не всё чисто. Да и...точно, у него в вещах есть волшебная вещь! Шаартан чувствовал это. Может быть, он сможет зачерпнуть немного энергии оттуда?
   - Попробуем, - прошептал некромант...
  
   ***
   Стефана Айсера пинком отправили к эскорту каравана. "Эти рыцари начисто лишены манер!" - алхимик уже успел убедиться в этом. Вернее, некая особо уязвимая часть его торса...
   - Я буду жаловаться местному начальству, - воскликнул Стефан, одновременно нащупывая рукоять рапиры. "Беляки" даже не удосужились отнять оружие, посчитав за не стоящее их внимания железо. Глупцы! Первоклассная сталь, а не мягкое железо, как у орденских!
   - Не думаю, что они обращают внимание на твои возгласы, - сзади послышался голос с лёгким южным акцентом.
   Стефан обернулся...и обмер. Это же некромант! Ну да, точно: тёмная одежда, жуткого вида посох, не уступающая в этом плане оружию лицо этого человека...Некроманты выглядят так - и никак иначе! Во всяком случае, все это знают...То есть как, все...Многие...Ну не так чтобы многие...
   - Я вас уверяю, господа рыцари, - "беляки" даже не шелохнулись. Похоже, на Стефана никто, кроме некроманта, не обращал внимания. - Это же наглость!
   - Крикун, лучше забирайся на эту телегу, ты мне можешь понадобиться, - некромант сверкнул глазами. Хоть говорил он довольно тихо, но мороз пробирал по коже при звуках его голоса. Стефан решил последовать "доброму совету" некроманта.
   Айсер миновал нескольких воинов эскорта, которые уже перестраивались, образуя сплошной круг вокруг телег и лошади, на которой восседал некромант. Тот делал какие-то движения посохом. Наверное, силу собирал...
   Стефан покрылся мурашками. Сейчас этот повелитель скелетов и зомби выкинет какое-нибудь заклинание, и начнётся...
  
   ***
   Шаартан продолжал собирать энергию. Этот глупый крикун должен был в случае чего прикрыть некроманта. Своим телом. Заодно и поможет собрать магическую энергию - если погибнет.
   Это, конечно, было странно, но...Шаартан чувствовал, что вещь, которую хранил крикун, могла выделять не только энергию стихий, но и силу Смерти. Пусть и довольно слабую "струйку". Странно, очень странно... Похоже, тут было не всё чисто...
   Один из агентов короля поднял руку вверх, готовясь отдать приказ к бою. Но "беляки" обогнали рогнарцев...
  
   ***
   Стефан Айсер еле успел вскочить на телегу, как воздух вспороли арбалетные болты. Они неслись со всех сторон: видимо, орденские кнехты схоронились за стволами деревьев, росших по обе стороны от тракта...
   Это была настоящая бойня! Вот упало сразу пятеро рогнарских воинов. Болты торчали у них из спин, из груди, один даже пробил шею, и оттуда теперь фонтанами хлестала кровь. Рыцари поступали совсем не по-рыцарски: не дали ни единого шанса рогнарцам постоять за себя...
   Защитники Шаартана понеслись вперёд, даже трое королевских агентов обнажили мечи. Они хотели умереть с оружием в руках, унеся на тот свет как можно больше врагов! Пусть все видят, что даже Орден не в силах справиться с бесстрашием рогнарского народа!
   Безумие обречённых - вот что это было, а не атака! Рогнарцы спешили на верную смерть. "Беляки" не успели перезарядить арбалеты - и побежали навстречу воинам эскорта.
   Несколько мечников схватились у края леса с одним копейщиком. Он вертел своё оружие в руках, не подпуская врагов к себе. Но внезапно один из "беляков" прошмыгнул под копьём и проткнул рогнарца мечом. Тот осел на землю, не выпуская оружия из рук, и его ещё несколько мгновений кололи мечами, добивая...
   Джереми Малвару сопутствовала удача: он смог добраться до одного из конных рыцарей, и теперь между ними начался поединок. Агент рогнарского короля, похоже, был не последним фехтовальщиком: он легко уходил из-под ударов тяжёлого двуручника "беляка", пару раз попав в сочленение доспехов на локте.
   Стефан Айсер сглотнул. Он совершенно не хотел ввязываться в битву. Предпочитая всегда покидать поле боя до её начала. В этот раз у него это не получится: они окружены. Хотя почему они? "Беляки" явно охотятся на некроманта, что в это время готовится сотворить какое-то заклинание.
   Вон как напряжён Служитель Смерти! Нахмурился, брови сдвинуты, глаза смотрят куда-то вдаль, не замечая окружающих...
   Эх, ну надо же было так сглупить! Если бы Стефан не решил бы посмотреть, что творится на дороге, всё было бы в порядке. В который раз его подвело собственное любопытство! Палач бы его побрал!
   Но вот алхимик снова обратил внимание на того фехтовальщика, который так умело сражался против "беляка", Стефан нервно сглотнул: рогнарец погиб жуткой смертью.
   Рыцарь всё же смог достать двуручником до его груди, и на его груди теперь зияла огромная рваная рана. Да ещё и сзади какой-то кнехт удосужился всадить ему меж лопаток кинжал...
   Силы эскорта таяли на глазах. "Беляки", конечно, тоже гибли. Нескольких кнехтов подняли на копья. Ещё несколько погибли под кинжалами и клинками рогнарской пехоты.
   Судьба выбирала, кому подарить победу в этом бою. Похоже, она решила сперва вслушаться в крики и стоны умирающих с обеих сторон людей. А потом взглянуть в остекленевшие глаза тех, чьи души давно покинули этот мир. Или мучались в лапах некроманта. Который почему-то хищно осклабился, что придало ему сходство с одним зверем, увиденным Стефаном однажды в зверинце агнонского короля...
  
   ***
   Шаартан наконец-то смог собрать достаточно силы. Он видел, как духи погибших на этой дороге людей собрались вокруг его посоха. Их призрачные лица были перекошены от боли, которая терзала их даже после смерти. Некромант обещал облегчить страдания, если духи послужат ему. Тем ничего другого и не оставалось.
   - Морди ут квисто! - фраза, брошенная Шаартаном на древнем хэвенском наречье, изменила ход всей битвы...
  
   ***
   Стефан готов был поспорить, что поседел в то мгновение. Хотя он и не жаловался на свои нервы, но глядеть на такое без содрогания и страха было не под силу даже "белякам" и рогнарцам.
   Две огромные лапы, сотканные, казалось, из самой чёрной тьмы, что поселилась в душе грязнейшего убийцы, появились из воздуха. Они пронеслись сквозь одного из рогнарцев, волосы которого сразу поседели, а лицо посерело. Он упал на землю - ещё одним трупом стало больше. А его силой Шаартан напоил те "руки".
   Чёрные призрачные ручищи схватили "беляка", который до того убил Джереми Малвара. Там, где доспехов коснулись призванные Шаартаном лапы, доспехи покрылись ржавчиной, а покрывавшая их белая ткань - превратилась в прах.
   Джереми Марвал умирал так же, как и жил: без страха в сердце, с уверенностью, что сражается за правое дело.
   Родившийся в трущобах, знавший все самые грязные закоулки рогнарской столицы, Марвал сохранил главное - детское, горячее, верное сердце. Быть может, и сгинуть храброму парню там же, на обочине жизни, но удача улыбнулась Джереми.
   Здесь драка была чем-то большим, нежели обмен ударами, нет, совсем нет! Это был способ доказать свою правоту, отстоять идеалы, утереть нос (в прямом и переносном смысле) обидчику. И надо же было так случиться, что Марвала, дравшегося сразу с пятью такими же босяками, как и он сам, заприметил учитель меча городской стражи. Заблудившийся воин некоторое время со стороны наблюдал за потасовкой, а позже подошёл к Джереми и спросил. Проникновенно так спросил, честно, чем заслужил вечное доверие Марвала: "А тебе хочется вот так же драться с врагами нашей страны?". Тренер был смешным человеком по меркам северных королевств: он был предан долгу и верен стране. Он даже слово "Рогнария" произносил с каким-то душевным трепетом, по слогам, словно молился.
   Лет шесть службы в городской страже, три года - в гвардии, после чего Марвал был направлен тогда ещё совсем не старым королём Стедвиком к северным соседям, охранять агентов Рогнарии в чужих землях. Джереми встретил на чужбине свою любовь, вот-вот должны были сыграть свадьбу, и...этот сон! Проклятый, благословенный сон Его Величества Стедвика! Долг требовал от Марвала подчиниться приказу короля, свадьбу отложили...
   И кому теперь сказать невесте, что жених полёг костьми у самого Холодного моря? А убили его ревнители и хранители добра и справедливости. Вот такая, выходит, нынче справедливость...
   Из доспехов послышался просто-таки звериный крик ужаса и боли, в мгновение ока закончившийся - и "руки" понеслись к следующему противнику.
   Им оказался тот кнехт, что до того добил Малвара. Он пытался бежать, но тщетно: призрачные руки сомкнулись на его горле. Лицо потемнело, глаза вылезли из орбит. Ещё мгновение - и послышался хруст ломающихся позвонков. Ужасные лапы впитали в себя новую душу и понеслись за новыми...
   Так продолжалось несколько минут. Никто из "беляков" не смог спастись. Стефан Айсер всё сильнее вжимался в телегу, глядя, как один за другим рыцари и кнехты погибают от порождения магии Шаартана. Несколько рогнарцев тоже погибло, оказавшись на пути ужасных лап...
  
   ***
   Бой закончился. Дорога вокруг телег и окраина леса были усеяны трупами. Не более половины из них были убиты нормальным оружием. Остальные погибли ужасной смертью - от "рук" Шаартана.
   Некромант усмехнулся: какой каламбур получился! Определённо, это стоило когда-нибудь повторить. И чем скорее, тем лучше.
   Рогнарцев осталось не больше десятка. В том числе - один из агентов короля. Кажется, его звали Агнио...
   - Мэтр некромант, это было, - начал Агнио, но Шаартан прервал его.
   - Это не было - это продолжается! - в глазах некроманта заплясали безумные огоньки, и он взмахнул посохом.
   Призрачные руки снова пришли в движение. Они убили одного из рогнарцев, который собирался метнуть кинжал в некроманта. Похоже, погибший был самым догадливым из всех. И самым глупым: не надо было показывать другим, что у тебя на уме, раньше времени...
   - Но мы ведь заключили договор, - Агнио понимал, что шансов спастись нет. Пока он говорил, погибло ещё двое рогнарцев. - Вы обещали, что...
   - Что выполню задание. Да. Но ведь вас убили "беляки", не правда ли? - он адресовал последние слова Стефану Айсеру. На крикуна у Шаартана были особые планы.
   - Мертвоед! - возопил Агнио. Зря. Некромант не любил такие ругательства. Особенно по отношению к себе...
  
   ***
   Смерть агента рогнарского короля была страшна: Стефан Айсер отвернулся, пытаясь справиться с подкатившим к горлу комком. До самой смерти его будет преследовать хруст ломающегося позвоночника и кровь, кровь, кровь...
  
   ***
   - Ну вот, с этим покончено, - удовлетворённо сказал Шаартан, остановив "Руки тьмы".
   В живых из свидетелей боя остался лишь тот крикун. Но он ещё пригодится некроманту. Страх будет держать его покрепче цепей и клятв. До поры до времени, конечно. Если этот человек хорошо сослужит свою службу - что ж, деньги и парочка камешков подешевле будут его. Если послужит плохо - "руки тьмы" не самое страшное заклинание, что известно Шаартану...
   - Жить хочешь, Крикун? - обратился некромант к выжившему. Тот сжался на телеге.
  
   ***
   Надо отдать должное Айсеру: он лишь нервно сглотнул, когда некромант обратился к нему. Хочет ли Стефан жить? Конечно! И чем дольше, тем лучше! Рапира вряд ли сможет нанести вред некроманту. Разве только во сне...
   Нет, конечно, алхимик вполне мог погибнуть геройской смертью, ринувшись на Служителя Смерти с рапирой на перевес... И погиб бы через мгновение. Долгая, интересная и, желательно, сытая жизнь будут получше, чем самая геройская смерть! Стефан давно усвоил это, потому-то столько и смог прожить, преследуемый убийцами и оскорблёнными правителями.
   - Да, - еле смог выдавить Айсер.
   - Замечательно, - ехидно прошипел Шаартан. - Тогда слезай с этой телеги и возьми себе какого-нибудь коня.
   Благо, после боя осталось довольно много животных, что убежали прочь с дороги куда-то в лес. Осталось только несколько дейстриэ "беляков", но они вряд ли захотят служить новому хозяину. Вечно этот Белый Орден создаёт всякие проблемы...
   Даже мысли о том, что можно сбежать на коне подальше от этого места, не приходили в голову Стефану: он был уверен, что некромант способен достать его где угодно. Даже на том свете...
  
   - Что ж, молодец, хороший конь, - подмигнул Шаартан. Он был так улыбчив и в таком приподнятом настроении, что и не подумать не посмеешь, будто он в это время копался в одежде трупов.
   С самых первых дней странствий некромант усвоил одну простую вещь: даже самая пустяковая мелочь может спасти тебе жизнь. Или отнять её у врага. Всё просто, не правда ли?
   - Спасибо, - буркнул Стефан. - Я не думал, что мародёрство...
   - Когда в пустыне ты побрезгуешь взять флягу воды у убитого тобою врага - умрёшь, - отмахнулся Шаартан, продолжая шарить по карманам "беляков" и рогнарцев.
   - Но мы не в пустыне...
   - А я флягу воды и не ищу, Крикун, - рассмеялся Шаартан. Стефану стало неимоверно жутко при звуках смеха некроманта.
   - Я не Крикун, меня зовут...
   - Пока что мне всё равно, как тебя зовут, Крикун, - Шаартан добрался до седельных сумок лошади одного из королевских агентов. - Ага, всё в порядке, всё цело и невредимо.
   Некромант порылся внутри сумок недолго, при этом слышался звон монет.
   - Хочешь немного подзаработать, Крикун? - Шаартан наконец-то посмотрел в глаза Стефану. Тот отвёл глаза в сторону.
   - Вижу, что хочешь, - довольным голосом отметил некромант. - Что скажешь, если я предложу тебе стать моим телохранителем? Рапира иногда надёжней, чем магия. Ну, как?
   - Бывало и хуже, - выдохнул Стефан.
   - Чудненько. О цене мы договоримся потом. Уверяю, ты удивишься, когда узнаешь, насколько я могу быть щедрым...
   Шаартан прекрасно понимал, что даже страх перед магией некроманта не может быть хорошим защитником от воров и "искателей удачи". Нужен будет человек, который примет на себя первый удар охотников до кошельков одиноких путников. И Крикун вполне для этого подойдёт. Не самая худшая кандидатура: смог выдержать вид жертв "рук тьмы". Значит, выдержит ещё многое...
   Никаких чувств по поводу убийства рогнарцев некромант не испытывал. Ну, разве только удовлетворение при мысли о том, что поквитался за доставленный ему в первые минуты знакомства с агентами короля страх. И за неудобства. И за то, что ему придётся ехать Палач знает куда. Пусть это и будет очень интересная дорога, но всё же...
   - Я уже заметил, мэтр некромант, - полным-полно иронии. Хотя, конечно, и страха хватает.
   - Чудненько, - некромант очень любил это слово из северного диалекта. Он мог произносить его с десятками разных оттенков в голосе. На этот раз он выбрал холодную решимость...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 5
   Salut, c'est encor moi!
   Salut, comment tu vas?
   Le temps m'a paru tres long
   Loin de la maison j'ai pense a toi.
   "Salut"
   Pallavicini/Losito/Joe Dassin.
  
  
   Лазурные волны игрались с белым песком пляжа: то накатывали, смеясь брызгами, то притворно бежали прочь, игриво обещая вернуться вновь. На это великолепие широко раскрытыми, голубыми-голубыми, как августовское небо, смотрел сидевший на берегу человек. Его непослушные космы ниспадали на глаза, щекотали словно выбитые в мраморе ушные раковины, и лишь по-детски счастливую улыбку не могли они скрыть. Тонкие и длинные пальцы игрались с песком, выстраивая ажурные замки, которым суждено было пасть через считанные мгновения под ударами волн. Накатывавшая вода ласкала босые ступни человека. Счастливого человека. Счастливого до тех пор, пока память не подбросила воспоминания из прошлого. Тут же улыбка сошла с лица человека, а на её место пришла боль, щемящая боль, начинавшаяся в сердце и затопившая всё тело. Боль памяти...
   Море штормило, брызжа гневным девятым валом. Волны хлестали каменистый, высокий берег, желая ниспровергнуть твердь вместе с горделиво высившейся белой башней маяка, на вершине которого сверкал одинокий огонёк.
   Шум гневающейся стихии глушил звуки шагов. Топ. Топ. Топ. Кто-то подходит. Приседает на корточки.
   - Эк тебя дружище угораздило. Эй, живой? Эй? - хриплый голос у самого уха. Запах прогорклого масла. "Откуда я знаю, чем это пахнет? И...кто я? Как меня зовут?" - Эй, отзовись!
   Сильные руки уверенным движением приподнимают мою голову. По вискам какой-то молотобоец бьёт от души, мощно, с чувством, со сноровкой. Веки не желают разлипаться. Глаза болят так, будто их кто-то драл наждачкой. Надо сделать усилие над собой.
   Всполох близкой молнии ослепляет. Но веки всё-таки разлеплены.
   - Фух, очнулся. Идти можешь, парень? - глаза всё-таки различили лицо спасителя. Глубокие морщины, тугие скулы, сморщенный нос, блёклые, водянистые глаза. Лоб, перетянутый верёвочкой. - Эй, парень?
   Перед глазами возникла широкая, мозолистая, грубая ладонь. Раздался звук шлепка. "Меня по щекам бьют" - дошло наконец.
   - Не знаю. Можно ещё немножко отдохнуть? - вымученная улыбка на лице у спасителя. И благословенная тьма, накрывшая пологом своего чёрного одеяния. Покой...
   "Пробуждение. Тихо. Очень тихо. Только слышится далёкий скрип, возня. Наверно, мыши. Пахнет маслом. Тем, которым светильники заправляют. Только сильнее. Намного. Мысли бегут из головы. Не могут или не хотят задержаться. Молотобоец притих. Выжидает, когда нанести новые удары. Ноги онемели. Шея затекла. Надо оглядеться. Качаюсь. Почему? Пальцы нащупывают сетку. Клетка? Качаюсь. Нет, гамак. Повсюду - полки. На них лежат раковины, белёсые кораллы, засушенные крабы. Красиво. Наверное. Думать трудно и больно. Думать - потом. Сейчас - смотреть. Напротив - дверь. Морёный дуб. Такую вышибить - надорвёшься. "Откуда я знаю?" - вместо ответа приходит боль. Снова. А чуть позже - спасительная тьма
   Вода на губах. Мокрая струйка стекает по подбородку. Кто-то вытер".
   - А, ты опять очнулся, - тот же человек говорит, что нашёл на берегу бедолагу. В свете дня он выглядит очень величественно. Дня? Да, светло...День...Светло...
   - Как себя чувствуешь? - внимание и забота в глазах. А ещё - волнение.
   - Я живой. Кажется, - голова почти уже и не болит. Молотобоец решил отдохнуть.
   И смех, нет, хохот: спаситель смеётся, широко раскрывая рот, полный жёлтых сточенных зубов. Почему-то хочется смеяться вместе с ним. Получается хриплый смех, скорее похожий на стоны, он слетает с уст...
   Шаг. Ещё шаг. Джонатан - так зовут хранителя маяка, спасителя - поддерживает под руку. Пахнет цветами и морем. Морем - сильнее. Думать всё ещё сложно, но скоро и это наладится. Жалко, что не всё так хорошо.
   - Ты всё не можешь вспомнить прошлое? Как ты здесь очутился? Хотя бы имя? Хоть что-нибудь? - глаза Джонатана полны надеждой. Он и вправду хочет помочь. Странно. Почему-то кажется, что люди далеко не все такие, что Джонатана - редкость. Большая-большая редкость.
   - Нет, только темнота в мыслях -и больше ничего. Вместо памяти - пустота. Чистый лист. Чистый чёрный лист.
   - Иногда так бывает. Говорят, что когда-нибудь всё вернётся. Память такая вещь: не отделаешься от неё. Никогда, - в глазах Джонатана промелькнула боль. - Но я знаю, как тебе помочь. Есть средство.
   - Магия. Она много чего может, - Джонатан начал говорить тише, то и дело норовя оглядеться по сторонам. С чего бы это? Неужели боится? Почему-то это слово страха в несчастном не вызывала.
   - Магия. Может быть. А как найти тех, кто ею владеет? - под язык подвернулось именно слово "владеет". Значит, не в первый раз сталкивается с этим человек, потерявший память? Что-то заворочалось в далёких глубинах души.
   - Знаешь, Джонатан, зови меня Анкх. Кажется, так меня когда-то называли...
   Солнце медленно опускалось в море, решив ненадолго отдохнуть от дневных дел. Анкх прилёг на тёплый песок, тут же набившийся ему за шиворот просторной рубахи, которую уже не мешало бы и подлатать. А в глазах одна за другой вставали картины из недалёкого прошлого, которое, к сожалению, уже никогда не вернуть. Слеза покатилась по виску, упав на песок. Такое бывало с Анкхом: очень часто в его глазах собеседники замечали слёзы. А радости или печали - трудно было разобрать.
   Джонатан договорился с одним из жителей ближайшей рыбацкой деревушки, чтобы тот проводил Анкха до города магов. Сам же смотритель маяка не мог надолго оставлять своё место Двое, потерявший память чужеземец и прятавший свои воспоминания в глухие закоулки души Джонатана, долго-долго смотрели друг другу в глаза на прощание. Хранитель маяка вспоминал, как когда-то его сын, Натан, чем-то неуловимо напоминавший Анкха, погиб в море. Волны, лодка, рифы. Накатившая волна, смывшая Натана и ударившая о скалы. У мальчика не было никаких шансов. С тех пор Джонатан помогал всем попавшим в беду рядом с его маяком. Этим он словно спасал своего сына. Спасал и всё никак не мог спасти...
   Дорога, проложенная многими поколениями рыбаков, отвозивших свой улов на продажу в Соркер, один из городов магов, стелилась под колёсами телеги. Анкх шёл, а его голова уже еле-еле держалась на плечах: он старался запомнить, вобрать в себя окружающий мир. Ему было очень тяжело чувствовать пустоту вместо воспоминаний, хотелось заполнить её как можно скорее. Так что пока голова болталась, рот не закрывался: из Анкха сыпались вопрос один за другим. Вскоре потерявший память узнал то основное, что требовалось знать о цели его путешествия.
   Соркер. Окружённый гранитной стеной в пять человеческих ростов, этот город сверкал куполами храмов и школ магии, вывесками магазинов и самыми разными товарами на бесчисленных рынках. Это был центр, столица побережья, в которой нашли своё пристанище сотни и сотни людей, наделённых волшебным даром. Маги привыкли селиться вместе: так было проще. Не всякому легко видеть в глазах окружающих, обделённых способностями, зависть, ненависть, боль, надежду. Некоторым претило восхищение, с которыми иные поглядывали на обладателей магического таланта. Вместе магам проще было противостоять опасностям, подстерегающим в этом мире на каждом шагу. Да и заработать себе на кусок хлеба вот с таааким куском масла - тоже.
   Соркер. Этот город поражал воображение, ввергал в шок, теребил душу, играя на самых разных её струнах. Воплощение неземной красоты и грации. Когда-то его стены и дворцы возвели на мощном прибрежном утёсе, соединённом только узкой полоской суши с материком. Волны пенились, разбиваясь о скальный гранит, их брызги долетали до Анкха. Нестройный ряд повозок из окрестных деревень тянулся к открытым воротам. Над ними были выбиты какие-то буквы на непонятном Анкху языке, сверкавшие позолотой, отражавшие свет полуденного солнца.
   - А что значит эта надпись?
   - "Нет ничего превыше магии", - в голосе хозяина телеги, Джедидии, слышались нотки благоговения. - Хозяева здешних мест кичатся своей силой. Есть чем, есть, ты уж поверь.
   А над стенами могучими гигантами вставали башни с золотыми и серебряными куполами, развевались флаги, летали чайки, пытаясь перекричать гомонящих людей. Анкх почувствовал себя неуютно под взглядами городских стражей, стоявших по обе стороны от ворот. Хмурые, сонные светловолосые люди подозрительно оглядывали всех въезжающих, словно пытаясь по внешности угадать "худых людей". Некоторые повозки они даже останавливали, обыскивая скарб въезжающих. Но, похоже, вскоре страже надоело копаться в корзинах с рыбой, овощами и зерном, а потому на долю Анкха выпал лишь долгий, полный презрения взгляд. Местные свысока поглядывали на жителей окрестностей, считая тех людьми второго сорта: как же, живут в грязи, в то время как городским каждый день выпадает честь лицезреть чудеса и не месить руками грязь, выращивая репу да горох с просом.
   Но телегу спокойные, безразличные к окружающему миру волы тянут всё дальше, во чрево Соркера. Несколько томительных мгновений, холод камня - и накрывающий с головою шум города. По мостовым туда-сюда несутся люди, не оглядываясь по сторонам, не интересуясь тем, что происходит вокруг, привыкшие к городу. Они уже не обращают внимания на красоту башен, крепость стенного гранита, божественно красивую лазурь неба и бесконечно прекрасную белизну облаков, на розовый мрамор дворцов и чернеющий песчаник храмов.
   Анкх же в оба глаза смотрит по сторонам. Разносчики товаров в чудных синих колпаках с громко звенящими бубенцами ходят меж людьми, предлагая свой товар. Хозяева немногочисленных лавок надрываются, зазывая покупателей, хотя сами их торговли справляются не хуже. Лавки не стоят на брусчатке, нет, они на высоких-высоких сваях, вбитых в землю, на которых прикреплены ступеньки. Находясь на высоте двух-трёх метров над землёй, лавки совершенно не мешают прохожим, освобождая тем самым бесценное для зажатого в узких стенах города место. Окружающие небольшую площадь у ворот дома также стараются урвать побольше места, вытягиваясь вверх. По два-три деревянных этажа опираются на один каменный этаж, нависая над площадью. Соседи могут пожать руку друг другу, высунувшись из окна, а верёвки с сушащимся бельём протянуты между противоположными домами, из-за чего на мостовую капает вода. А по канавам течёт грязная жижа нечистот, отравляя воздух, наполненный привкусом морской соли и запахом рыбы. Причём, судя по всему, не второй и даже не третьей свежести. Хотя Джедидия и твердил, едва речь заходила о рыбных рынках, что у даров моря не может быть не первой свежести: после первой свежести сразу же начинается "тухлость". И вот она-то как раз и может быть разделена на "всякие там разряды, придуманные торгашами, которым лишь бы товар сбагрить". При этом Джедидия не мог удержаться, чтобы не сплюнуть на землю. Похоже, у хозяина телеги, любезно согласившегося довезти Анкха до мага-лекаря, были свои счёты с торговцами рыбой.
   Джедидия, покрикивая на прохожих, изредка даже пуская в ход кнут, чьим щёлканьем расчищал себе дорогу, наконец-то остановил телегу возле ничем не примечательного дома, мало чем отличающегося от других. Разве что знак, вырезанный на двери - крылатая змейка с острым гребнем - выдавал в хозяине жилища далеко не простого человека.
   - Вот здесь мы с тобою и расстанемся, Анкх. Ты помни, на закате я снова поеду обратно. Если здесь не повезёт, можешь быть уверен, что такому спутнику всегда рад. Прощевай, лишённый памяти! - Джедидия помахал на прощание мозолистой рукой, щёлкнул кнутом, понукая волов продолжить путь. Двое животных двинулись в путь, гремя копытами по брусчатке.
   - Благодарю, Джедидия! Надеюсь, здесь мне помогут, - помахал на прощание Анкх, разворачиваясь к двери.
   Он ещё долго стоял, всматриваясь в знак на двери, в окна, тёмные, пыльные, задёрнутые занавесками, закованные в толстые, некрасивые решётки, будто руки преступника - в кандалы.
   Душа Анкха словно разделилась на две половины: одна звала туда, в манящий мраком неизвестности дом лекаря, который мог бы помочь восстановить ему память. А вторая, не менее сильная, толкала назад, к простору маяка Джонатана, к свободе от прошлого. Но судьба всё-таки решила вмешаться.
   Дверь медленно открылась. Пахнуло пряным ароматом трав, горечью снадобий ("И откуда я только знаю, чем именно пахнет?") и прелыми листьями.
   Чёрточка за чёрточкой открывался Анкху хозяин дома. Сперва - плечо и левая рука. Тёмно-красный халат, латанный много раз, весь в заплатах и следах пиршества моли, с обвислой бахромой. Затем - левая часть лица. Локоны пепельных волос, спадающих на высокий лоб. Внимательный, изучающий взгляд усталых карего глаза. Узкий, острый подбородок, неимоверная худоба. Дряхлая, серая кожа. А затем дверь открывается настолько, чтобы появилась возможность разглядеть всё лицо лекаря. Ужасные следы старого ожога. Кожа на правой части лица словно недоделанный горшок, искорёженный руками гончара, вся в бугорках, оспинах, выпуклостях. Правый глаз закрывает чёрная пластинка из материала, похожего на металл. Только вот не видно, как и чем она крепится к коже.
   Странно, но ни брезгливости, ни страха Анкх не ощущает. Будто бы он привык к гораздо худшим и ужасным вещам.
   - Молодой человек, если Вы всегда так долго обдумываете каждый шаг, то понятно, отчего решили обратиться ко мне, - сиплый, насмешливый, едкий голос. - Проходите, проходите, разберёмся внутри, что Вас ко мне привело.
   Лекарь сделал приглашающий жест левой рукой (правая была скрыта под халатом), а затем отшагнул в сторону, давая Анкху возможность пройти. Тот раздумывал одно короткое мгновение - а затем шагнул в полумрак дома. Первое, что бросалось в глаза: широкая, старинная лестница из лакированного дерева, ведущая на верхний этаж и ещё книги. Много книг. Очень много. Отчего-то Анкх подумал, что и этот человек - редкость для окружающего мира. Но неужели какие-то скопления пергамента под кожаными и металлическими обложками так много значили? Анкх откуда-то знал, что да. И даже больше, чем много. Потерявший память долго-долго смотрел на стеллажи, внимательно, оценивающе, так что даже не услышал, как дверь позади его закрылась.
   - Любуетесь моей коллекцией? Да, редкость по нынешним времена, к тому же сейчас почти никому нет дела до книг. Всё приключения да войны, да поиски способа подзаработать в голове гуляют. Пройдёмте, - голос хозяина потеплел. Похоже, лекарю понравилось то внимание, которое Анкх уделил его коллекции.
   Хозяин дома поманил гостя в комнату слева от входа. Древний (да, именно древний, даже не старинный!) ковёр, на котором вышили сцены битвы людей с какими-то красными крылатыми существами, пылавшими огнём, вёл в просторное помещение.
   Большой стол в центре, с красными потёками по краям. Кровь: Анкх понял это сразу. Следы крови, годами въедавшейся в дерево, так что их теперь нельзя было смыть до конца. У стен комнаты - тоже столы. На них вразнобой стояли колбы, пустые и наполненные жидкостями самых причудливых цветов, реторты, ступки, коробочки. А ещё - медицинские инструменты. Взгляд Анкха сам собою задержался на весьма внушительного вида пиле. Большая, с острыми, многочисленными зубчиками, и тоже - в следах застарелой крови.
   - Ну-с, сядьте-ка на тот стол, - хозяин дома указал как на раз тот стол в центре. - А теперь рассказывайте, что Вас сюда привело? Похоже, кто-то из окрестных деревень меня порекомендовал?
   Единственный глаз лекаря сверлил Анкха, лицо чуть-чуть напряглось, рот оставался открытым. Похоже, хозяин дома готовился ответить на вопросы пациента, откуда он это всё узнал. Анкх же решил удивить лекаря. Может быть, это поможет.
   - Меня зовут Анкх - и это единственное, что я о себе помню.
   Левый глаз лекаря расширился, а лицо сразу же приобрело выражение невероятного интереса...
   Анкх смотрел на небо. Оно только что затянулось чёрными тучами, ветер крепчал, нагоняя белых барашков на берег.
   Лекаря звали Иеремией Кёром. Да, он обладал магическим талантом, не самым сильным, но и не самым слабым. Зато судьба наказала его невероятной любознательностью и интересом ко всему, что его окружает, желанием познавать мир. Покинув родной дом в шестнадцать лет, Иеремия отправиться в путешествие по просторам Ринфронда: земель родного континента, что природа поставила между Пустыней Белых песков на востоке и Окоёмным океаном на западе. Кёр сперва присоединился к торговому каравану, что ходил между твердынями магов на границе Белых песков и партами Окоёма. Но за два года Иеремия увидел в Ринфронде всё, то мог: серебристую в полуденный час гладь океана, обрывистые берега и чудесные пляжи, белые барханы и серую ковыль степей. Не раз и не два молодой маг-лекарь попадал в передряги, очень редко ему не приходилось брать в руки меч или клевец. Да и "практики", как любил выражаться Кёр, хватало по горло. Лекарь научился ладить с людьми и нелюдями (благо мир был населён множеством самых чудных народов), подмечать незаметные на первый взгляд, но весьма и весьма важные мелочи. Но сердце Иеремии требовало чего-то другого. И тогда маг отправился дальше на юг и юго-восток, к болотам и джунглям Кумара. А так как болезни и местные обитатели, змеелюды, косили всех любителей приключений, то лекари здесь были в цене. Полгода походов в дебри сельвы. Смерть, поджидающая за каждым деревом, находящая свои жертвы не только с помощью стрел и копи змеелюдов, но с ещё большей точностью поражающая жвалами и жалами насекомых и зверей. На памяти Иеремии сорок человек и нелюдей из отрядов, к которым он присоединялся, оставили свои кости в Кумаре. Однажды Кёру надоело и здесь, и тогда он направил свои стопы на север, на равнины в центре континента. Таких просторов Иеремия ещё никогда не видел. Степи, тянувшиеся на много недель пути во все стороны. Редкие леса, могучие реки. Свобода. Не зря здесь жили свободолюбивые кентавры и ревнители древних традиций рода минотавры. Кёр быстро сошёлся и с ними: лишний лекарь - это сказки. Во всяком случае, Иеремия не помнил, чтобы выдавалась неделя, когда к его услугам никто не прибегал. Мага хватило на семь лет. За это время он побывал и в крепостях Вольной области, и в портах Свободных городов, и в чащах Мирового леса, и в заимках Диких земель. Его соплеменники почти никогда не бывали здесь, на самом севере континента. Иеремия заворожено глядел на ледники и айсберги, на гигантские деревья Мирового леса, обители эльфов и существ, о которых перед сном лучше не вспоминать. И всё равно душа звала Кёра дальше, в неизведанные им земли. В Белую пустыню. Все народы в один голос твердили, что туда лучше не соваться, даже грумы, обитавшие на границе степей и пустыни. Да, она не была необитаема: летающие города магов пролетали над оазисами, в которых люди и нелюди боролись против природы рука об руку. Но что было дальше оазисов? Легенды говорили, что здесь когда-то сошлись в битве ангелы и демоны, и континенты рушились: так сильна была мощь двух народов, что жили на Хэлле и Хэвене. Кёр не верил в эти россказни: ну как кто-то мог попасть на Хэвенхэлл с далёких лун, которые днём редко видны на небе, а ночью тускло светят, озаряя путь путешественникам? Но Иеремию потянуло туда. Он ещё не знал, что это будет его последним путешествием в дальние края.
   Барханы и жара. Кёр к ним, собственно, привык, ещё во время путешествий вместе с караванами по Ринфронду. Иеремия умел определять дорогу между оазисами по вешкам, неприметным, бессмысленным для непосвящённого указателям. Кёр шёл всё глубже и глубже в Белые пески. Грумы (мало кто кроме них жил вдалеке от основных караванных путей и границ пустыни) дивились страннику и его упорству дойти до сердца Белых песков. Эти коричневокожие, полутораметровые существа с длинными ушами, увешанными кольцами, амулетами и серьгами, с костяными наростами, которые выпирали у них на скулах, подбородках и лбах, а кисти рук с тыльной стороны покрывали роговые чешуйки, так и норовили подойти и пощупать чужака. Им было непривычно увидеть человека, решившего познать секреты пустыни. Старейшины, отличавшиеся от сородичей серой кожей и сплошным роговым покровом лиц и рук, пытались остановить, предупредить Кёра, что глубже идти опасно, что глубже идти нельзя, что духи пустыни не пустят чужака к оберегаемым тайнам. Но в глазах Иеремии горело пламя горячей, чем солнце Белых песков. И старейшины отступались, лишь желая магу удачи.
   Однажды Кёр нашёл то, что искал. Здесь пустыня была совершенно иной. Вместо песков - чёрная, ровная поверхность. Иеремия долго-долго смотрел под ноги, пока не понял, что это тоже песок - оплавленный. Когда-то здесь было так жарко, что пустыня почти превратилась в зеркало. Эти места оказались совершенно безжизненны, за века здесь никто не посмел поселиться, даже жуки или кактусы. Только далеко-далеко впереди виднелось какое-то возвышение, что-то вроде осыпавшегося холма, с нагромождением камней сверху. Вернее, это со стороны казалось простым нагромождением. А вот внутри...
   Иеремия повсюду в Белых песках чувствовал присутствие магии. Но здесь его даже озноб бил - настолько сильно было её присутствие. А тьма сооружения на холме манила к себе. Кёр вошёл: и понял, что находится теперь не посреди пустыни, а где-то далеко-далеко.
   - Чего ты хочешь? Чего ты хочешь? Чего ты хочешь?- на разные лады спрашивали тысячи голосов прямо в голосе. Этот шёпот мог свести с ума. Но только не Иеремию.
   - Знаний о мире. Я хочу увидеть его всего. Я хочу познавать. Я хочу увидеть историю мира! - Иеремия говорил сердцем.
   - Хорошее желание, хорошее желание, - некоторые голоса насмехались, некоторые - выказывали уважение, другие же не сменили интонаций. - Получай, получай, получай.
   А дальше...А дальше Иеремия всегда прерывал рассказ, лишь поглаживая кругляш, закрывавший его правый глаз, и многозначительно говорил: "За многие знания - огромная плата. Мне же ещё повезло" - и переводил разговор на другие темы. Но это всё было потом, а в тот день Кёр только-только заинтересовался странным посетителем.
   - Так-с, прелюбопытное явление, очень, очень редкое! Расслабьтесь. Сейчас я кое-что попробую узнать, - лекарь приблизился к Анкху. Поднял левую руку с широко разведёнными пальцами. Закрыл глаза, сосредотачиваясь.
   Анкх почувствовал что-то вроде щекотки: невидимые пальцы ползали по его спине, лицу, затем взобрались на макушку...А через мгновенье лекарь отдёрнул руку, вскричав. Он махал кистью, будто бы обжёгся, и укоризненно посмотрел на Анкха. Укоризненно - и ещё более заинтересованно.
   - Вы точно ничего не помните, кроме своего имени? - лекарь подул на пальцы: подушечки и вправду оказались обожжены.
   - Да, господин, только события прошлых дней, - и Анкх рассказ всё, что помнил, с момента его появления на берегу у маяка.
   - Что ж, интересно, интересно, - произнёс наконец-то Кёр. - Слава богам, что Вы совершенно не пришли в себя. Иначе...Анкх, а Вам известно, что Вы волшебник?
   Анкх не нашёл ничего лучшего, кроме как сказать:
   - Я маг? - Кёр потом рассказывал, что на лице потерявшего память отразилась гамма чувств от обиды и неверия до восхищения и надежды. Лекарь тогда пожалел, что не умеет рисовать портреты.
   - Нет, Вы не поняли: Вы волшебник. А они сильно отличаются от владеющих даром магии. Конечно, для обывателей всё равно, и они нас часто путают. Хотя, кажется, между лошадью и акулой больше схожести.
   - А как Вы узнали? - Анкх всё никак не мог поверить, что тоже может творить волшбу.
   - Ваш организм сопротивлялся моему осмотру. А точнее, сопротивлялось то волшебство, что течёт по Вашим жилам. Так как Вы вряд ли сможете себя контролировать, то мне не под силу продолжить осмотр и узнать, что же с Вами случилось, что заставило Вас не вспоминать прошлое. Забыть-то Вы его в любом случае не можете. Никто не может, - вздохнул лекарь, и вся тоска мира отразилась в его голосе. - Так что придётся прибегнуть к помощи Совета магов города. Вы пока посидите здесь, только ничего не трогайте, а я дам знать. Скоро сюда явятся люди, более сведущие в необходимых в Вашем случае средствах.
   Кёр с неожиданной для инвалида и уже немолодого человека прытью направился прочь из комнаты в коридор, а затем юркнул в какое-то боковое помещение у лестницы. Анкх оказался предоставлен самому себе. Потянуло посмотреть, а что же такого в этих склянках, но потерявший память, оказавшийся волшебником, одёрнул себя. Анкх прислушался к самому себе. Каково это - быть волшебником? Но он же не стал обладателем дара только что. Значит, и чувствовать себя по-другому не будет. Жалко, конечно. И всё-таки, почему это волшебство никак не даёт себя знать? Джонатан и Джедидия рассказывали, что маги наделены огромной силой. Интересно, насколько сильно от них отличаются волшебники в этом плане? Они же тоже должны что-то уметь.
   Душевные метания и нескончаемые вопрос к самому себе прервал Иеремия Кёр, вернувшийся в комнату.
   - Скоро сюда придут сведущие в подобных делах люди. Надо их только дождаться.
   - Спасибо, - Анкх искренне улыбнулся. Ему уже надоело ощущать пустоту вместо воспоминаний. Тьма - вместо лиц, предметов, имён, образов - пугала до дрожи. Анкх понимал, что это ненормально, и очень надеялся на помощь. - Только, к сожалению, мне нечем пока что отплатить за Вашу помощь. Даже одежду мне подарили...
   - Не беспокойтесь. Я занимаюсь лекарским делом не ради заработка, в молодости кое-что смог накопить, - хитро блеснул левый глаз Кёра. - Я делаю это ради себя, чаще всего ко мне и обращаются люди, которым нечем платить. Правда, даже таких немного: моя репутация отпугивает большинство людей и нелюдей, не хуже, а даже лучше, чем моя внешность. Я всегда сижу в своём кабинете, его окно выходит на улицу. Там и заметил, что Вас привезли на какой-то телеге, а потом наблюдал, как Вы маялись у двери, не зная, что делать дальше. Некоторых людей иногда стоит просто подталкивать, и тогда они могут совершить очень многое!
   Иеремия Кёр ещё очень долго говорил. Похоже, ему давно не хватало благодарного слушателя, на которого можно было бы вылить ушат слов и ведро мыслей. Но, к сожалению, этого слушателя у лекаря отобрали. В какой-то момент Кёр резко оборвал разговор, словно прислушиваясь к чему-то, прикрыл глаза, и сказал: "А вот и обещанная помощь".
   Раздался тихий стук в дверь. Иеремия направился к двери. Открыл её. Кивнул входящим. Отошёл на почтительное расстояние. В дом вошло двое, сразу же привлёкших внимание Анкха своею внешностью, даже, точнее, разительным отличием друг от друга этой внешностью. Одним из вошедших оказался высокий, тощий, сутуловатый господин в сером одеянии, напоминавшем халат Иеремии Кёра, только замусоленном, пыльном, старом. Длинные волосы, доходившие этому человеку до плеч, спутались, стеная по гребню и ванне. Господин сильно щурился (это было заметно даже Анкху с его места), а ещё упорно не желал смотреть людям в глаза, блуждая взглядом по книгам, обуви, одежде, окнам - но только не по лицам.
   Второй был пониже ростом, неимоверно широк в плечах - ему даже пришлось боком заходить к Кёру. Глаза навыкате, грудь колесом, рука в золотых перстнях поглаживает жиденькие седые волосы, на смуглом лице выражение любезности и любознательности, жесты ленивы и скупы (в отличие от высокого, руки которого, казалось, не останавливались ни на секунду).
   - Ага, а вот и тот самый таинственный Анкх? - улыбнулся уголками томных губ господин пониже. - Что ж, интересно, интересно.
   - Так-с, надо поскорее браться за дело, надо, надо, - господин повыше говорил торопливо, из-за чего слова его было очень трудно разобрать. - Немедленно приступаем, Махмед?
   - Матео, не люблю я твою торопливость, до Белых песков она тебя доведёт, - низкий, Махмед, вздохнул. - Но надо браться. Интересно.
   - Анкх, думайте о чём-нибудь хорошем, - посоветовал Кёр. - А теперь все трое, приступим?
   - Да, конечно, конечно, - протараторил Матео. Махмед скупо кивнул.
   Они окружили стол, на котором продолжал сидеть Анкх, честно старавшийся думать о чём-нибудь хорошем. О тёплом море, о маяке, о коллекции Джонатана. Но резкая боль, вдруг пронзившая всё его тело, спутала все мысли, низвергая в пучины океана. Анкх терял сознание. Напоследок от реального мира ему только досталось несколько слов Матео: "Какой потенциал! Если бы ещё побольше знать о волшебниках! Странно...Он же теряет созна..."
  
  
  
  
   Глава 6
  
   Probatio possessionis non tam
   in iure, quam in facto consistit,
   ideoloque sufficit ad probationem,
   si rem corporaliter teneam.
   Доказательство владения
   состоит не столько в праве,
   сколько в факте, поэтому для
   доказательства достаточно,
   если я материально держу вещь.
   (из римской юриспруденции)
  
  
   Шаартан и Стефан Айсер на конях быстро добрались до Кардора. Этот порт, конечно, не поразил ни алхимика, ни некроманта, но вполне мог дать фору большинству окрестных поселений. Обнесённый крепкой деревянной стеной, Кардор стоял на трёх холмах, возвышавшихся над Холодным морем. Рыбацкие лодки соседствовали здесь с ботиками добытчиков шкур тюленей, галерами Белого Ордена и шнявами мелких торговцев. Крупные корабли здесь держать было невыгодно: большинство торговых корпораций закупались мехами, китовым усом и прочими северными товарами в Порт-Фросте, а сюда доходили жалкие "объедки" ценившихся на юге товаров.
   В дороге Шаартан и Стефан обменивались скупыми фразами и жестами, большую часть времени проводя в молчании, погружённые в собственные мысли. Айсер прикидывал, сколько сможет протянуть в обществе человека, хладнокровно избавившегося от уймы людей. Тех, что, по идее, должны были его беречь как бедный рыбак - последний невод. Не по себе Стефану было, когда он вспоминал скоротечный бой с людьми из Белого Ордена. И лица тех, кого настигла волшба некроманта. Комок подкатывал к горлу, не желая его покидать. Дышать становилось трудно, пот (и это на холодном ветре!) тёк по лицу. И к тому же, зачем Шаартан Стефана-то, совершенно не знакомого человека оставил в живых? Почувствовал, что Айсер может ему пригодиться? Но как догадался-то? И когда некромант решит избавиться от алхимика? И куда же он на самом деле направляется? Палач, сколько же вопросов, от ответа на которые зависит жизнь!
   Шаартан же, не обращая внимания на окружающий мир, доверясь Виерне, устремил всё своё внимание внутрь, в душу, в поисках решения, что же делать дальше. Да, решение убрать рогнарцев было слишком уж поспешным и глупым: некромант это уже понял. Но он не мог с собою ничего поделать, эмоции взяли верх, кровь закипела, желание поквитаться за пережитый страх подчинили разум (не самый здоровый, конечно), и...И теперь последствия приходилось расхлёбывать. Да, по дорогам незаметнее путешествовать вдвоём, нежели толпой, за которой тянутся повозки с оружием. Незаметнее - но не безопаснее. Если Белый Орден снова перейдёт дорогу, то Шаартану вряд ли под силу будет справиться с большим отрядом. Несколько белых волшебников, один-два инквизитора - поминай, как звали, обманщика Смерти. Как же всё нехорошо получалось.
   В голову Айсера несколько раз приходила мысль отравить некроманта, но южанин, похоже, предусмотрел и это, отобрав у Стефана все его вещи и наложив на них какое-то заклинание. Мешок с реагентами теперь шипел и тлел, едва Стефан оказывался рядом с ним. Похоже, если бы алхимик прикоснулся к нему, то мешковина бы просто вспыхнула, испортив или навсегда уничтожив редчайшие вещества. К тому же этот мешок напоминал Айсеру о его прошлом.
   Цех алхимиков. В просторном, светлом помещении трудятся подростки, от четырнадцати до восемнадцати, даже девушки есть. Каждый работает со ступкой и пестиком за отдельным столом, отделённым от других металлической ширмой в два человеческих роста высотой. Это сделано специально для того, чтобы при неудачном смешивании реагентов уменьшить разрушения или воздействие от получившегося вещества. Не однажды эти ширмы спасали жизни подмастерьев. Самые разные запахи, от мускуса до гнили, витают в застоявшемся воздухе. Иногда кто-нибудь вскрикивает, от радости или злобы: верный знак того, удалось ли получить нужное вещество или же смешивание реагентов закончилось обидным крахом.
   И только за одним столом не слышно ни звука. Длинноволосый паренёк лет шестнадцати самозабвенно работал с ретортами, колбами, ступкой и пестиком. Его тонкие пальцы нежно и любя обхватывали сосуды с разнообразными реагентами, выливая их в тазик из дымчатого стекла. Невообразимым пламенем горели вещества, превращаясь во что-то новое. Один за другим возле ширмы собирались подмастерья, влекомые неодолимым желанием приобщиться к чуду творения. А паренёк всё создавал и создавал новое, уподобляясь музыканту, в чьей голове рождается мелодия, которой суждено покорить сердца народов, или повару, в чьих руках гниль превращалась в редчайший деликатес, или художнику, чья кисть создавала шедевр, коему суждено остаться в памяти десятков поколений. Может быть, поэтому во взглядах некоторых подмастерьев явственно проступала чёрная зависть. Ведь не всем дано быть гением, не всем удаётся вложить всю душу в какое-то дело...
   К счастью, суета Кардора кое-как растормошила и Стефана, и Шаартана. В людском гомоне было сложно уходить в себя, на рыночных площадях (начиналась грандиозная ежегодная ярмарка) подчас и мыслей своих не было слышно. Крытые прилавки везде, где можно и даже нельзя, выстраивались в десятки рядов, между которыми сновали люди и нелюди. Стефан заприметил нескольких сноверов. Те выделялись очень низким по сравнению с людским ростом, бледно-синим цветом кожи, узкими красными глазками - и не сходящей с лица широкой, тёплой улыбки. Двое из этого народа прошли невдалеке от еле-еле плетущихся лошадок Шаартана и Айсера, распевая свои долгие, как ночь на Севере, песни, увешанные шкурками зверей - прилавки сноверов всегда были с ними. К счастью для людей, синекожий народец с древности не славился многочисленностью, иначе бы лучшие на Севере охотники и следопыты давно вытеснили людских промысловиков.
   - Мы едем в порт? - наконец-то подал голос Стефан, с надеждой глядя на Шаартана: бывшему алхимику совершенно не хотелось оставаться в таком людном месте долгое время. Он с молодости не любил шумные города, а уж на рынок его и силком нельзя было затащить. Нынче приходилось Айсеру находиться в самом центре сущего Пекла.
   Каморка - кельи адептов Белого Храма и то попросторней были. Шага три в длину, два - в ширину. Узкое, пыльное окошко под самым потолком - и то заковано в решётку. Тюфяк с прелой соломой и рваным одеялом. Для новичков, едва-едва подавшихся в Цех алхимиков, эта каморка становилась домом на долгое-долгое время. Новичок (тот, что через несколько лет будет так виртуозно обращаться с реагентами) оглядел жилище, затем опасливо приподнял тюфяк: а вдруг рассыплется в руках или из него чего-нибудь особо гадкое выползет? После настал черёд нехилых пожитков: заплечный мешок, в котором лежала буханка хлеба, серая рубашка, штаны с заплатами да потёртая книга, "Чарующая алхимия", чей автор "скрылся" за псевдонимом Химикус. Именно этот труд очаровал девятилетнего подростка, прятавшегося с этой книгой в лесу, на чердаке, в сарае. В многодетной семье мальчика, где отец и мать пытались прокормить шестерых сыновей и троих дочек, работа бы обязательно для парня нашлась. Но он так хотел остаться наедине с завораживающими историями о Великом алхимике, создавшем столь много поистине волшебных вещей, пользуясь лишь самыми простыми вещами и воображением.
   - Нет, Крикун, - коротко ответил некромант. Похоже, ему было мало мучений, которые Шаартан и так приносил Айсеру.
   Шумели толпы людские. Стефан ссутулился, разом увял, осунулся, вперил свой помутневший взгляд в гриву лошади. Бывший алхимик только сейчас понял, как он устал скитаться по разным долам и весям, бежать куда-то сломя голову. Теперь вот его понукает служитель Смерти, Великий и Справедливый Палач его забери! Да как он вообще смеет что-то требовать от человека, чья слава гремела по двенадцати государствам и семи вольным городам? И как только Айсер позволяет себя использовать? Где же его хвалёная гордость? А не было у Стефана больше гордости, давным-давно. Сохранись это достойное славных героев прошлого и дворян настоящего чувство у Айсера, алхимик давно бы потерял жизнь. "Не до гордости, когда твоя жизнь висит на волоске" - таким мог бы стать девиз Стефана. Множество раз в не такой уж далёкой молодости бывший член Цеха алхимиков каким-то чудом спасался из безвыходных ситуаций, что приучило его к нескольким вещам. Например, лучше выбирать безопасный путь, чем геройский. А как раз борьба с Шаартаном, полные пафоса и чувства слова Стефана, которые он сотни раз прокрутил в своей голове, беспримерный подвиг: с голыми руками на некроманта - а в конце, который наступил бы через считанные секунды, смерть с усмешкой на губах, - и был геройский путь. Безопасный же предполагал подчинение психу, убившему несколько десятков человек, заполучившему какой-то невероятно важный предмет, да ещё и отплывающему в самом скором времени подальше из этих безумных земель. При этом жизнь Стефана удлинялась на энное количество времени. Прежний Айсер бы умер от стыда перед самим собой, от угрызений совести. Нынешний же просто хотел жить, и причём как можно лучше и дольше. Не осталось в нём былого запала молодости...
   Наконец-то к столу, за которым работал этот поэт алхимии, подошёл магистр, учитель, наблюдавший за уроком. Он несколько минут безмолвно взирал на того парня. Затем Икебод Джандарен, с зачесанными назад, забранными в "конский хвост" рыжими волосами, худой, словно портняжная игла, покровительственно улыбнулся. Получалось это у него прескверно: заметны становились жёлтые неровные зубы, да и лицо приобретало сходство с самолюбивой жабой. Икебод получил место магистра не за какие-то особые заслуги или преподавательский талант, нет, абсолютно нет: помогли старые связи, несколько "скромных подарков" да парочка выпитых с нужными людьми бутылок вина. Работа была не такой уж и сложной, прибыльной, нервной, конечно, но Джандарен славился выдержкой и терпением, которыми магистр вполне мог конкурировать с сытым питоном или особо упрямым рыбаком.
   - Молодец, я горжусь тем, что выучил такого мастера! - довольно, как кот, забравшийся в озеро, наполненное сметаной, прогнусавил Икебод. Да ещё и покровительственно похлопал парня по плечу.
   Тот же повёл себя неожиданно: не отрывая рук от колбочек и ступок, он поднял голову, посмотрел прямо в глаза Джандарену и холодно, резко, отчётливо произнёс:
   - Вашей заслуги в этом нет никакой, я всего этого добился сам.
   Правда в его словах была: Икебод очень мало времени тратил на обучение будущих алхимиков, чаще говоря о том, как он замечательно и продуктивно спорил с руководством Цеха (что было полной ложью), как он великолепно смог бы руководить вольным городом (что было пустыми мечтами), а то и, в особо "торжественных" случаях, магистр вспоминал былые деньки (воспоминания более походили на лихорадочный бред). Тогда и дышалось вольнее, и ученики были добрее, и работа легче, да и девушки красивее и отзывчивей. Однако всё-таки Икебод разозлился не на шутку из-за ответа паренька.
   Лицо его сперва сделалось мёртвенно-бледным, затем иссиня-чёрным, а затем - пунцовым от гнева и неожиданности ТАКОГО оскорбления его преподавательского таланта!
   - Да как ты смеешь, змеёныш? Да я же тебя в порошок сотру, я из тебя вытяжку, микстуру, пилюлю сделаю! - ревел Икебод, и рёв этот делала ещё ужаснее гнусавость магистра.
   Подмастерья встали меж холодно смотревшим на Икебода гением, походившим на ледяной столб, и самим Джандареном, этаким извергающим вместо магмы отборную брань и угрозы вулканом. Затем магистр покинул учебный зал, направившись собирать Совет Цеха.
   На нём присутствовали руководители объединения алхимиков и несколько самых уважаемых поэтов ступки и пестика вольного города. Сперва выступил Икебод, рассказав о том, как его унизил какой-то щенок. Джандарен был уверен в том, что руководство цеха (а точнее, несколько его друзей) встанет на сторону магистра, так что не особо утруждал себя разбираться, в его рассказе было правдой, а что - "приукрашенными обстоятельствами". Икебод обычно так называл ложь.
   Затем слово взял тот самый паренёк. Говорил он коротко, высказав всё, что думает о магистре, который совершенно не занимается своими прямыми обязанностями, не может нормально воспринимать слова правды, да ещё хочет избавиться от лучшего подмастерья за многие годы Цеха. К тому же едва ли не впервые за всю историю объединения алхимиков парень добился того, чтобы несколько свидетелей произошедшего также были выслушаны Советом.
   Парню пришлось уйти из Цеха, податься прочь, на вольные хлеба. А вот Икебод через несколько недель умер от какой-то сердечной болезни. Она постепенно иссушала магистра, лишала сил, приковала к постели, а затем отправила навстречу вечности...
   Наконец-то Шаартан и Стефан добрались до таверны, стоявшей на полпути между доками и центральной городской площадью. Местные заведения подобного рода были заметны издалека. Крыша, покрытая красной черепицей, полотнище на длинном шесте, с нарисованной пивной кружкой, прикреплённом у дверей в таверну. Народу здесь толпилось изрядно: возчики, мастеровые, несколько успевших распродать товар купцов да с десяток празднующих покупку горожан. Однако, несмотря на толчею, дорога перед Шаартаном неизменно оставалась чистой: никто не хотел вставать на пути у чужака в жутковатого вида одеянии и со странным посохом. Айсер же потерял интерес к происходящему вокруг, плетясь за некромантом. Он решил отдаться на волю судьбе. Такое с ним иногда бывало: иногда на смену желанию жить, идти вперёд, назло врагам и богам, приходили апатия, усталость от бессмысленного существования, вечного бегства куда глаза глядят, страха за свою жизнь. Стефан обычно пережидал эти не самые приятные эмоции где-нибудь подальше от чужих глаз, в уютной комнате или, на крайний случай, в безлюдном захолустье. На этот раз этого не получилось.
   - Эй, хозяин, две тарелки горячей похлёбки, мяса да вина получше. Хотя какое у вас тут может быть хорошее вино, в этой дыре холодной, - это Шаартан пробубнил себе под нос, выражая далеко не лестные впечатления от городка.
   Люди за соседними столиками притихли, присматриваясь к странной компании Стефана и Шаартана. Кардор, конечно, посещал самый разный народ, но некромантов здесь ещё не видели. Иначе бы быстро спровадили на улицу или на тот свет, в зависимости от настроения.
   Некоторые кардорцы зашептались, кивая головами на посох Шаартана. Южанин же только хмыкнул, поймав любопытные взгляды, сверкнул глазами и вгрызся в кусок свиного жаркого, исходившего паром и обливающегося ароматной подливой. Луковую похлёбку Шаартан приберёг на потом: нюхнув вина, решил, что эту гадость, по недомыслию Палача спутанную местными с дивным виноградным нектаром, лучше заедать луком. Чтоб вкус этой гадости не так сильно ощущался во рту.
   Стефан меланхолично поддел ножом кусок свинины и принялся медленно жевать, углубившись в свои мысли. Он всё думал, зачем понадобился Шаартану, да так, что тот таскается с ним, терпит общество алхимика, тратит...хм...мягко говоря не совсем честно заработанное золото да ещё и жизнь сохранил после боя с "беляками". Айсер думал, и не мог осознать причин. Это было за гранью его понимания. Всё-таки зачем Шаартану телохранитель? Он и так прекрасно без него обходится, несмотря на все уверения в существовании случаев, когда некромантия окажется бессильной. Да и деньги...Ну сколько стоит собственная жизнь? Сотню золотых, тысячу, миллион? И кому потом нужны будут все эти деньги?
   Некромант бросил взгляд на витавшего мыслями совершенно в иных мирах Стефана, пожал плечами и принялся за похлёбку. В принципе, у него дома всё готовили намного вкусней, да и таверны были не чета этим, даже в захолустье. Шаартан просто всё никак не мог привыкнуть, что живёт совершенно не в далёких южных странах, где снег можно увидеть только в горах, а вином называют вино, а не какое-то мерзкое пойло.
   Наконец, насытившись, некромант решил оглядеться, обратить внимание на саму таверну и людей, которые в ней находятся. И не только людей: кое-где мелькали фигуры сноверов, споривших за одним из дальних столиков с человеком, похожим на богатого купца. За ломберными столами в тёмном углу таверны кузнецы, даже не снявшие в заведении своих фартуков, предавались веселью от игры в кости. У стойки таверны, которую любовно протирал белоснежной тряпочкой сам хозяин, настраивал лютню менестрель. Похоже, он принадлежал к Цеху музыкантов: форменный зелёный берет с белым пером и деревянный медальон на шее, с вырезанным символом ноты на нём. Неподалёку от менестреля семеро моряков (на шее одного из них был вытатуирован рисунок якоря) что-то отмечали, наверное, выдачу жалованья. Лица их становились с каждой опрокинутой кружкой всё румяней и румяней, и кое-кто из них уже оглядывался по сторонам, видимо, решаясь повеселиться. Шаартан, сообразив, что моряки всё чаще и чаще поглядывают на него со Стефаном, решил покинуть сиё становящееся опасным место, положил на стол парочку серебряных монет, подал знак Айсеру, что подождёт его на улице, направился прочь и всё-таки нарвался на драку.
   Алхимику какое-то шестое чувство подсказало поднять голову и посмотреть в сторону удаляющегося некроманта. Того обступили трое парней явно бандитского вида: не лица, а синюшные рожи, у одного виднелся уже желтеющий синяк (этого Айсер не приметил, зато прекрасно мог видеть Шаартан), другой напялил на себя рваную телогрейку, третий вызывающе ухмылялся, показывая зияющий провал вместо четырёх передних зубов. И притом на эту компанию, обступившую Шаартана, никто как будто не обращал внимания. Посетители таверны старались смотреть мимо либо в свои тарелки. Даже хозяин демонстративно отвернулся. А за душу Стефана повели бой расчётливость и совесть. С одной стороны, если те ребята не откажутся от своих намерений, то могут занять внимание Шаартана надолго, или вообще отправить к Смерти. И Айсер станет свободен как птица, свободен от всяких обязательств и от страха за свою жизнь: некромант-то целый отряд своей стражи отправил к праотцам, и ничего, даже не помнит об этом, наверное. Но с другой...Шаартан владеет достаточными средствами, чтобы убраться и взять с собою Стефана куда-нибудь подальше отсюда, на юг, в тепло. И если с ним что-то может случиться, вряд ли деньги будут в безопасности. Да и за алхимиком гоняются люди из Белого Ордена, в одиночку Стефан с ними просто не справится.
   - Что же делать? - прошептал Айсер, глядя на разворачивавшееся действо.
   Те трое уже вовсю придирались к южанину. Бедные, если бы они видели, что Шаартан сотворил с вооружёнными до зубов людьми одним-единственным заклинанием, то вряд ли бы подошли к нему даже на сотню шагов.
   - А чего это ты так погано смотришь на друзей-то наших, а? - говорил парень с синяком, а остальные пока что молчали. Похоже, он был заправилой. - Пришёл, понимаешь, в чужое заведение, зыркаешь по сторонам, насмехаешься, видать, над трудягами, с которых пот в семь ручьёв льётся. А сам, как пить дать, богатенький, тяпки в жизни не держал, в земле не копался, тяжести не носил.
   - Зря ты считаешь себя всезнайкой, парень, - Шаартан усмехнулся. - Не тебе меня учить. Уйди-ка с дороги, да молодцов отзови. Не то...
   - Ну-ну, чего: не то, ась? - да, ухмылка от уха до уха. Даже зависть Шаартана взяла: не умел он ТАК ухмыляться, с вызовом, с гонором, с наглостью.
   - А ничего, ребятки, - внезапно послышался голос из-за спины задиры в рваной телогрейке. - Идите-ка отсюда по-хорошему, живее будете.
   Синяк нервно скривился. Стефан вжался в стул: это те кнехты из Белого Ордена. Нашли, всё-таки, Палач к ним приди!
  
   Сиг и Альфред очень невесело встретили рассвет в Кардоре. Настроение у них было совершенно ни к демонам! Денег почти не осталось, странный корабль гномов, на котором от них сбежал Стефан Айсер, в порту не показывался. Альфред предложил было обратиться с просьбой о помощи к местному отделению Белого Ордена, вдруг бы они помогли? Но Сиг уразумел друга: вдруг рыцарь-магистр не даст обещанной награды за поимку алхимика, попробуй они сделать работу чужими руками? К тому же Сигизмунд совершенно не хотел распространяться о странном задании, которое им дал рыцарь-магистр. Всё-таки весьма и весьма редко Белый Орден охотился за людьми: этим занималась Белая Инквизиция. Так сказать, еретики были совершенно не орденской епархией. И вот - очень необычное, загадочное дело, за которое сулят ценную награду. Рыцарские шпоры! Стать рыцарями Ордена - это почётно, даже и далеко не в лучшие для этой организации времена.
   Альфред, вздохнув, предложил послоняться по городу. Вдруг алхимик сошёл с корабля где-нибудь до города? Миновать Кардор он вряд ли мог, через него шла прямая (и безопасная, что намного важнее) дорога через горы Каменный червь на Цирку. Так что можно было поспрашивать кого-нибудь, да хоть тавернщиков и городскую стражу, не видели ли они человека, похожего по описанию на Стефана Айсера. Сиг согласился: ничего другого делать не оставалось. Не ждать же на причале неизвестно сколько времени, когда придёт корабль гномов?
   В портовых заведениях выяснить ничего не удалось: через них проходили сотни самых разных людей, и никто не мог припомнить похожего на Стефана человека. Альфред уже предлагал закончить поиски ненадолго, когда в полдень начало припекать: кнехта мучила жажда и усталость, ноги уже устали, да и уверенность в успехе таяла с каждой пройденной таверной.
   - Подожди, ещё парочку обойдём, и найдём место получше. Мне совсем не хочется есть в этих грязных заведениях, откуда каждый вечер выносят с десяток трупов, померших то ли после драки, то ли от плохой еды, то ли светлые ангелы знают от чего! - Сиг хотел сделать как можно больше за первый день. Может, всё-таки судьба будет благосклонна к двум бедным кнехтам Белого Ордена, и Стефан в городе, а какой-нибудь тавернщик видел его?
   - Ну Сиг, ведь всё это бесполезно! Давай так, в следующем заведении мы сперва поедим да промочим горло, а затем только спросим хозяина, не видел ли он Айсера? - на лице Альфреда отразилась целая гамма чувств, от безумной надежды на отдых до жуткой, смертельной усталости.
   - Ладно, уговорил, - огрызнулся Сиг, возведя очи горе. Всё-таки его начал грызть червячок сомнения. - Вон та как раз нам подойдёт. Смотри, вроде приличное место: люди в нём бывают непростые.
   Оба кнехта завистливо присвистнули, поглядев на стоявших у коновязи статных лошадей с толстыми седельными сумками. Сиг давно хотел завести собственного коня, да вот только средств у него не было. Он мечтал о том, что проедет по улице города, и все красивые девушки на ней, будут любоваться на него, посылать воздушные поцелуи, подмигивать - в общем, для Сига хороший конь был средством обратить на себя внимание прекрасного пола.
   Зайдя в таверну, оба мигом пожалели, что решили выбрать именно это заведение: назревала драка. Однако пути назад не было, потому что устав Ордена призывал поддерживать порядок в мире. А драка, конечно, нарушала этот важный пункт. Кнехты всё же мечтали стать рыцарями, а рыцарь в их понимании должен был беспрекословно соблюдать устав. Пришлось вмешаться. Хотя и не хотелось, ох как не хотелось.
   Сиг и Альфред переглянулись, кивнули друг другу, вытащили мечи из ножен и подошли сзади к какому-то пареньку в рваной одежде. Это был один из трёх человек, что окружили какого-то южанина в чёрном балахоне, со странного вида посохом.
   - Ну-ну, чего: не то, ась? - один из трёх хулиганов, со старым синяком под глазом, широко ухмыльнулся. Он так увлёкся "разговором по душам" с южанином, что даже не заметил, как в назревающую драку решили вмешаться новые люди.
   - А ничего, ребятки, - Сиг попытался сказать это с той же интонацией, что и рыцарь-наставник, тренировавший когда-то кнехтов. Со свисавшими чуть ли не до самого пояса пушистыми усами, сумасшедшим блеском в глазах и лицо, покрытым глубокими шрамами, он вызывал огромное уважение как со стороны кнехтов, так и со стороны руководства Ордена. - Идите-ка отсюда по-хорошему, живее будете.
   Рыцарь-наставник Хамфри мог бы гордиться своими учениками: слова Сига произвели впечатление на задир. Правда, скорее, они только подзадорили парня с синяком. Альфред громко сглотнул.
   - Ну вот, вляпались, - пробубнил он, когда хулиган в рваной одежде попытался резко развернуться и ударить Сига кулаком...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 7
   Когда тень бледнеет и исчезает,
   угасающий свет становится тенью
   другого света. Так и ваша свобода,
   теряя оковы, сама становится
   оковами большей свободы.
   Джебран Халиль Джебран.
  
   Анкх вспоминал, как попал в школу. Даже нет, не так: в Школу. Здесь как раз проходили первые уроки будущих магов. А вот волшебников здесь никогда не было: из-за этого возникли трудности. Учителя разводили руками, поглядывая на безуспешные попытки Анкха сотворить простейшие заклинания. Он путался в магических формулах, запинался, не мог соблюсти последовательность жестов во время пассов, призывавших силы стихий. Вот-вот всё могло пойти насмарку. Уже и Матео с Махмедом стали сомневаться, а точно ли этот странный парень обладает хоть какими-то способностями. Иногда бывало, что предрасположенность у человека или иного мыслящего существа к магии была, но пробудить свои таланты оказывалось невозможно. Анкха, похоже, вот-вот могли посчитать за такого. Но случай резко поменял отношение преподавателей к обладающему способностями к волшебству человеку...
   Песок. Анкх не мог уразуметь, зачем на тренировочной площадке вместо каменной плитки, кирпича, в крайнем случае - травы, песок покрывает пол. Белый-белый песок. Когда свет падал на него, лучи солнца отражались в песчинках и нещадно слепили глаза.
   На площадке сошлись двое магов, обоим было лет по двадцать пять-тридцать на вид. Горделивая походка, хитрый блеск в глазах, вздёрнутые кверху носы, жеманные, всё их поведение было направлено на то, чтобы произвести впечатление. Напускная серьёзность, наигранный пафос в словах - и небрежение, которое маги выказывали Анкху. Вся Школа уже знала о волшебнике, который не мог пользоваться своими способностями. Потерявший память старался не обращать внимания на этих двух фатоватых юнцов. Отчего-то Анкх чувствовал себя намного старше начинающих магов, сошедшихся в учебном поединке на площадке, усыпанной белым песком.
   Несколько заклинаний, так сказать, для затравки. Искры, сыпавшиеся из рук обоих, несколько красноватых молний, потухавших на подлёте к оппоненту. Анкх привык ко всему этому: он целыми днями просиживал на тренировочной площадке, наблюдая. Если не получилось научиться волшебству с помощью лекторов и нескольких магов-практиков, безуспешно пытавшихся высвободить дар Анкха, то следовало смотреть на других. Изо дня в день. Чужой опыт, чужие ошибки должны были хоть как-то помочь. Но даже этот путь не принёс успеха. Зато Анкху понравилось сидеть здесь, в тени портика, и наблюдать за тренировками и дуэлями начинающих магов.
   Внезапно того магу, что покурчавей, молния оппонента ударила и опалила брови. Анкх посмеялся в кулачок. "Жертва" резко развернулась к потерявшему память и злобно зыркнула. Анкх всё не унимался. Всё-таки пропустить такое простое заклинание - это ещё суметь надо! За многие дни волшебник-неумёха понемногу начал разбираться в силе тех или иных магических заклинаний, во всяком случае, тех, которые применялись на этой тренировочной площадке. А та молния, что опалила брови молодому магу, была одним из слабейших боевых заклинаний. Человек, учившийся магии, должен был суметь её отразить. Да и какое чудное зрелище представляла из себя "жертва"! Насупленное выражение на тёмное от гари лицо, выгоревшие брови, скривившийся от злобы рот.
   - Какая-то деревенщина не смеет смеяться над истинным магом! - голос "жертвы" дал петуха. Смех Анкха теперь разлетался над всею площадкой. - Ты за это поплатишься!
   Похоже, тот курчавый маг захотел проучить Анкха. Юнец поднял руку, готовясь сотворить заклинание - и в глазах у Анкха потемнело...
   Ощущение свободного падения. Где-то далеко-далеко внизу (или вверху?) темнела морская синева. Какой простор! И холод! Нет, даже мороз! Анкху было очень холодно. А морская гладь становилась всё ближе и ближе. Точки при приближении оказывались островами, жёлтые "змейки" - линиями побережья. Вода оказалась у самого лица Анкха...
   Потерявший память помотал головой, поднял свой взгляд на "жертву" - и его глаза широко раскрылись от удивления, а дыхание участилось. В груди ушло в галоп сердце.
   Тот молодой маг отползал от Анкха, боясь встать на ноги или даже повернуться спиной. Камзол на курчаво "жертве" превратился в лохмотья, кончики волос обгорели, лицо сводило судорогами.
   Компаньона мага не было поблизости: цепочка следов, оставшихся на песке, вела к выходу с площадки и кабинетам старших преподавателей.
   - Не надо, пожалуйста, не надо больше, не надо! Простите меня, прошу, простите! - Анкху показалось, или опаленный и вправду захныкал? А ведь потерявший память всего лишь поднялся на ноги, желая помочь "жертве". Он ведь не помнил, что здесь произошло считанные мгновения назад. А в голове всё ещё вертелась те картины падения с гигантской высоты в море...
   - Почему ты так боишься? Чего? - Анкх не мог понять причин подобного поведения "жертвы".
   - Чего? Вы считаете, что удар такой силы - это нечто, не стоящее внимания? Что это - ничто? - за последние минуты у "жертвы" появилось и уважительное "Вы", и, кажется, лёгкое заикание.
   - Но я ничего не делал. Я ничего не помню, что произошло только что, - Анкх пожал плечами и оглянулся на шум. К площадке со всей возможной поспешностью направлялось несколько магов-преподавателей. Махмед и Матео обгоняли остальных, и на их лицах волнение мешалось с радостью. Анкх наконец-то смог разбудить свой дар!
   Да, это были замечательные деньки. Никто не обратил тогда внимания на хныканье "жертвы", а все принялись расспрашивать, что сделал Анкх, и никто не мог (или не хотел) поверить, что из памяти этого странного человека исчезли последние минуты жизни. А вот о тех картинах Анкх рассказывать не хотел. Он начал догадываться, что это случилось с ним, и не так уж давно! Скорее всего, за несколько дней до того, как хозяин маяка нашёл несчастного, прибитого к берегу волнами, потерявшего память человека.
   Но радость учителей потихоньку прошла: выяснилось, что никто из преподавателей не может снова "вызвать" волшебный дар Анкха, только нащупать. Всё больше и больше магов чувствовали, что есть в этом странном человеке способности, есть, и немалые - но применить он их неспособен. Анкх просто не знал, как творить волшебство. И тогда Матео, серьёзный как никогда, предложил "повторить опыт".
   Через недельку после первого "пробуждения" волшебного дара Анкх снова стоял на тренировочной площадке...
   В этот раз Махмед вышел против загадочного ученика Школы магии. Тихоньку помолился своим богам (или богу, Анкх так и не узнал, в кого или во что верит этот маг), возвёл очи горе - и приготовился применить магию. В его сжатых руках засверкали искры, вокруг головы начал сгущаться этакий темноватый нимб...
   Облака...Вблизи они совсем другие. Там, с земли, они выглядят красиво, величественно. А на самом деле - что-то вроде густого тумана. Да ещё и очень мокрого. Но Анкх не мог их миновать. Крылья нужно было охладить. Полёт выдался невероятно жарким. На Хэвенхэлл прорваться удалось с трудом. С гигантским трудом! А мир его совсем не заметил. Анкх ожидал "пламенных приветствий" от местных обитателей, но получил - ничто. Лишь молчание. Крылья остыли - и начали быстро-быстро намокать. В облаке оказалось слишком много влаги. Анкх пытался улететь прочь, но перья уже слишком отяжелели, силы ушли на полёт. Началось падение вниз...
   Снова голова стала ясной. Анкх вновь мог видеть то, что его окружает. Махмед стоял на противоположном конце площадки, зажимая руку. Рубаха мага стала алой от крови. Да что же такое? Анкх не мог понять, как он это сумел сделать!
   - Что произошло?
   - Ты доказал, что тебя нечему учить здесь, в Школе. Да и более негде в Соркере. Ты способен на многое, Анкх. Но мы просто не знаем, как пробудить в тебе волшебство - кроме того, чтобы создать опасность для твоей жизни. Ты мне задал такого жару!!!
   Махмед мечтательно ухмыльнулся. Похоже, хорошему поединку он был очень и очень рад. Но всё равно в его глазах читался затаившийся до времени где-то в глубине сознания мага ужас. Ужас перед непознанным, непонятным, чем-то, с чем Махмеду ещё не приходилось сталкиваться. А ещё маги боялись Анкха. Это тоже стало причиной того, что его собирались выпроводить из Школы.
   Потерявший память, открывший в себе дар волшебства и воспоминания о небесах и крыльях (откуда у него могли быть крылья?!), Анкх вернулся в дом Иеремии Кёра. Именно у него потерявший память жил все последние недели. Кёр встретил Анкха ещё на пороге.
   - Что случилось? Сумели маги пробудить твой дар снова? - Иеремия узнал от своего гостя ещё вчера о том, что случилось на тренировочной площадке.
   - Да. Только мне сказали, что более ничему научить не смогут. Я просто не помню, что происходило. Воспоминания захлестнули моё сознание, а когда ушли - то невдалеке находился раненый Мехмед. Похоже, он получил от меня чем-то серьёзным. В общем, не место мне в Соркере. Волшебство просто не даётся мне.
   Анкх вздохнул и сел у самого порога, обхватив голову руками. Почти месяц безуспешных попыток, бессмысленного труда и надежда, погибшая, погребённая заживо под неспособностью даже магов помочь. Обхватив голову руками, прежде владевший крыльями (не могло это быть выдумкой!), неудавшийся волшебник сидел и глядел в пол. Кёр же подошёл к нему поближе, взмахнул головой - и начал надсадно смеяться.
   - Парень, да брось ты! Что могут эти маги? Есть многое, очень многое на свете, что им и не снилось! Ты знаешь, где я получил свои увечья? Никому до сей минуты не приходилось слышать моего рассказа о тех событиях. Но тебе - тебе я расскажу, чтобы ты не стал таким же увечным, как и я. Ведь не главное, что ты не можешь раскрыть свой талант. Главное - ты стремишься его раскрыть. А остальные...Ну, зачем же остальным делать за тебя то, что должен сделать ты сам? Анкх, давай, прекращай грустить! Лучше послушай сказку о начинающем лекаре Иеремии Кёре, которого демоны дёрнули когда-то отправиться в большой мир. Этот мир и вправду оказался очень большим - и совсем не тем, чего ожидал тот самый лекарь...
   Именно тогда Анкх узнал историю жизни Иеремии Кёра, желавшего узнать всё, но заплатившего за крохи знания увечьем...
   Распогодилось. Анкх поднялся на ноги. Улыбнулся - и побежал по берегу, оставляя за собой следы на мокром песке, исчезавшие под накатывавшими на берег волнами. Целый мир теперь расстилался перед потерявшим свою память человеком. Но что-то манило его на север, в страны суровых и дерзких людей, сражавшихся со стихией, соплеменниками и нелюдями. Иеремия сказал, что там Анкх сможет найти хоть кого-то умеющего управлять волшебным даром. Так что впереди ждало волшебство - и прошлое, открывающееся во время волшбы...
   А много лет спустя и Махмед и Матео поведали свои истории, которые были - одной историей, на двоих.
   Такие похожие и такие разные, Матео и Махмед были сыновьями одного отца, в Соркере и не такое случалось. Теобальд Сангринус, вообще говоря, был весьма и весьма любвеобилен, так что по свету могли ходить и другие его дети...
   Матео случайно (хотя кто может за это поручиться?) узнал о Махмеде: стоя за прилавком отцовской лавки, он увидел, как какая-то женщина, сама жгучая, загадочная, южная красота во плоти, болтала с Теобальдом Сангринусом. А за юбку сей дамы держался Махмед, зыркавший по сторонам загнанной дичью.
   И с того дня брат Матео стал зарабатывать на хлеб разносчиком в лавке Теобальда, своего отца. Кровные братья быстро сдружились, несмотря на разницу в возрасте, внешности и привычках. Наверное, они каким-то шестым (а может, восьмым иль девятым) чувством ощущали своё родство, не только физическое, но и духовное - они были наделены магическим даром, даром менять окружающий мир.
   И пусть бы кто попробовал подшутить над Махмедом или над Матео! Они вступались друг за друга, "чистя морды" обидчикам. Бывало, что не только кулаками, но и магией...
   Горы Каменного червя. Острые пики, покрытые ни разу за последнюю тысячу лет не таявшим снегом, пронзающие небеса и бросающие вызов самим богам. Ущелья, пройти сквозь которые считалось величайшей удачей для путешественников и купцов. В тысячах пещер и немногочисленных долинах обитали самые разные народы людей и нелюдей. Основой их жизни были отары овец, пасшихся на горных склонах - и разбой. Одиноких путников обычно не трогали, избирая своею мишенью очередной торговый караван. У горцев было множество родичей и шпионов в деревнях у подножия Каменного червя, и ни один чужак не мог пройти мимо. Когда через селение проходил караван, жители гор уже знали о том, что добыча идёт в руки. На одной из тропок заблаговременно устраивали завал, со стороны похожий на последствия камнепада или селя. Обычно к завалу подходили разведчики каравана, чесали затылки и возвращались к хозяину сообщить о невозможности пройти дальше. Пока суд да дело, вокруг каравана потихоньку собиралась ватага горцев, чирикала какая-нибудь "птичка" - и на купцов налетали разбойники с гиканьем, жуткими рожами и вооружённые кто дубьём, а кто и оставшимся от предков мечом или кинжалом. Чаще всего через Каменный червь шли бедные или жадные торговцы, которым было жалко потратиться на путешествие морем, так что и охрана была маленькой. Да и те немногие воины могли оказаться родственниками или друзьями нападавших. Но всё равно, дело обычно заканчивалось миром. Горцы брали "налог", какие-нибудь товары или деньги, и пропускали караван дальше. Завалы-то они устраивали с таким расчётом, чтобы их быстро-быстро расчистить. Как говорится, всё для блага клиента. Горцы жили за счёт проходивших горными тропами купцов, и их нельзя было отпугивать, иначе бы жителям Каменного червя пришлось туго. Правда, многих купцов ждало по пути в Свободные города или, наоборот, из Свободных городов на юг до десятка-двух таких вот встреч с дубьём и камнями. Но вот зимой приходилось хуже всего: тропы становились по большей части непроходимыми, и горцам приходилось жить тем, что собрали за тёплое время года или же совершать набеги на равнинные посёлки.
   К счастью, Анкх пришёл в деревеньку со странным именем Спархья перед самым началом "сезона непроходимости". Последние караваны отправлялись в путь, и один из них как раз собирался покинуть Спархью. Сперва на странного путника, в старой, латанной-перелатанной одежде, с котомкой за плечами поглядели неодобрительно. Мол, зачем он нужен в караване? Вдруг сам из разбойников, наведёт ещё горцев?
   - Ты, парень, на что сгодиться-то мне можешь, ась? - хозяин каравана, дородный седовласый Круч Ноготок решил всё-таки воспользоваться случаем. Лишние руки в дороге могут пригодиться. - У меня ж еды в обрез будет, знаешь какой дорогой хлебушек нынче-то? Ты ж наешь больше, чем сможешь заработать!
   Разговор шёл на наречии, которым пользовались жители Соркера. Круч, похоже, не раз ходил в южные земли и сносно мог общаться с Анкхом.
   - Я готов работать за еду. А пригодиться...Пригодиться смогу. Дрова колоть умею, воду таскать, костёр из мокрых дров разжигать, погоду предсказывать, дорогу по звёздам определять, - перечислял со скучным выражением Анкх.
   Потерявший свою память недоволшебник уже не раз присоединялся к караванам, шедшим на север. Круч Ноготок был пятнадцатым купцом, с которым Анкх торговался за право присоединиться, так что определённый опыт у того, кто прежде летал, появился. Несколько коротких мгновений хватило на то, чтобы оценить и самого Ноготка, и его караван. Хозяин был скуп на траты, как жаркая пустыня - на воду. Кони отощали, из охраны было только трое воинов, более походивших на разбойников, нежели на стражу. Подчинённые Круча кутались в старые армячки и худые кафтаны, тогда как самого купца грел полушубок, подбитый пушистым мехом какого-то северного зверя.
   Зато поклажи! Круч решил перевезти через Каменный Червь как можно больше товаров, чтобы за последний поход заработать как можно больше. Интересно, на что он надеялся? Думал, будто горцы решат от щедрот своих решит беспрепятственно пропустить наглого купчину? Даже Анкх в этом сильно сомневался. Но что было делать? Не делать же огромный крюк, дабы обойти скалы по узкой полоске суши между горными кряжами и Заливом Рогнара? Или, того хуже, самостоятельно попытаться преодолеть перевалы Каменного червя? К сожалению, это только в своих грёзах-воспоминаниях Анкх летел. Сейчас ему приходилось топтать бренную землю.
   - Ну-ну, - подозрительно вздёрнул правую бровь Круч. - Что-то не похож ты на все руки мастера. Зачем тебе вообще в северные земли, а? Ты же вроде с юга, судя по говору.
   - Надо. Родичей ищу. Давным-давно брат туда отправился, свет повидать, добрался до Рогнар-порта, а с тех пор о нём ни слуху, ни духу.
   Эту историю Анкху пришлось выдумать, чтобы хоть как-то отбиваться от подобных вопросов караванщиков. Благо, название этого порта на территории Вольных городов он как-то услышал как-то на привале.
   - Угу, родича. Знаем мы таких родичей, - Ноготок показал, что не верит ни единому слову набивавшегося в его каравана путника. - Но да что поделаешь? Раз просится человек, так что, отказать ему? Только запомни, если наешь больше, чем заработал - я с тебя спрошу. Понятно?
   - Не наем, не бойся, - подмигнул Анкх.
   - Ну-ну, поглядим. Так, значится...- Круч Ноготок уже начал нагружать работой нового работника. Сделка, судя по всему, вышла весьма и весьма выгодной...
   Путь оказался не из лёгких. Сперва Анкх думал, что всё пройдёт легко и быстро: проторенная дорога сквозь ущелье, поднимавшаяся всё выше и выше, лиговые знаки, отмерявшие длину пути, постоялые дворики...А потом как будто отрезало. Тракт с каждой пройденной лигой становился всё уже, скалы - всё выше и ближе, а погода всё хуже. Ветер крепчал, холодало, раз или два сыпался с серых туч снежок. Круч Ноготок на своём гнедом (то был единственный конь, способный похвастаться трёхразовым питанием в день, на остальных овёс и сено экономили) объезжал двигавшийся караван, а на привалах тщательно проверял, в целости ли содержимое бесчисленных баулов, сундучков и мешков. Словом, купец трясся за свой товар, как плакучая ива под ураганным ветром.
   Караванщики говорили редко, всё больше отмалчиваясь или перекидываясь парой-другой ничего не значащих фраз. Но вскоре люди совсем замолчали: они нутром чуяли, что становится опасно. Ноготок то и дело поглядывал на горы, нависшие над трактом. Когда Круч оказывался рядом, Анкх замечал на лице купца выражение страха, смешанное с потаённой надеждой: "Авось пронесёт, авось перевалим через горы, а там ткани продадим по...".
   Не пронесло.
   Однажды утром, на второй или третий час пути, караван остановился. Анкх сразу напрягся, голова сама собою вжалась в плечи, желваки вспухали на скулах. Круч Ноготок пустил в галоп вороного и быстро оказался в голове каравана.
   - Завал! - пронеслось по рядам. Кони всхрапывали, мулы заволновались.
   Первая стрела угодила в землю в полутора шагах от Анкха. Вообще, могло быть и хуже, а так люди просто прижались к повозкам, а их руки сами собою тянулись хоть к чему-нибудь, что может посильней ударить по голове разбойника.
   На склонах появились люди в каких-то жутковато-смешного вида овчинках и тряпках.
   - А ну-ка, давай, тишина давай! - проорал кто-то из разбойников.
   Круч Ноготок поднял правую руку вверх - знак того, чтобы люди успокоились и не оказывали сопротивление.
   Разбойники спустились к тракту, едва ли не облизываясь при виде столь богатой добычи, так легко попавшей к ним в руки. Один из них, похоже, главарь, о чём-то разговаривал с Кручем.
   - Эй, чё смотришь? Я тя спрашиваю, чё смотришь? - внезапно спросил у Анкха один из налётчиков. Бельмо на глазу, правое плечо ниже левого, хищный оскал, пляшущие огоньки в глазах и жуткая вонь, исходившая изо рта, более похожего на пещеру с двумя-тремя сталактитами и одним сталагмитом. А ведь Анкх всего лишь прищурил глаза, когда этот разбойник потянул руки к котомке потерявшего свою память.
   Анкх промолчал, не желая неприятностей. Он думал, что разбойник погогочет немного, пороется в тюке и пойдёт своей дорогой. "Когда же проклятый Ноготок договорится с их главарём о плате за безопасный проход? Сколько же можно тянуть!".
   - Чё умолк? Издеваться? Да, издеваться охота? - разбойник аж затрясся от ярости, кажется, даже пена изо рта выступила. - Ну, я тебе!
   Звуки пропали. Стало тихо. Тьма наступала на Анкха. Потерявший свою память понял, что сейчас вновь проснётся его сила, и теперь у них всех будут НАСТОЯЩИЕ проблемы. Но через мгновенье это стало совсем не важно: ведь Анкх летел, летел над миром, и ветер ласкал его лицо, играя с волосами...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 8
   Цепь крепче, чем свобода.
   Кобо Абэ
  
   Сиг вовремя успел сориентироваться и нанести удар первым: кулак в кольчужной перчатке угодил прямо промеж глаз одному из хулиганов. Костяшки пальцев обожгло жуткой болью, но это того стоило: противник покачнулся и плюхнулся на пол.
   - Драку! Драку! - загомонили вокруг. Многим людям, в общем-то, всё равно, кого бьют и за что, когда им самим ничего не угрожает...
   Альфред ударил коленом в пах второго противника, отчего тот взвыл пострашнее монстра с северных границ. Рыцарь-наставник вряд ли бы одобрил такое неуважение к оппоненту, но что поделаешь, тут был не рыцарский турнир.
   - Ну что ж, а теперь...- начал было Сиг, когда и третий хулиган оказался на полу, сражённый ударом посоха Шаартана, но его оборвал удар в спину.
   Альфред уже молотил кулаками: в драку решили вмешаться посетители таверны. Похоже, повеселиться хотелось и им...
   - Мы кнехты Белого Ордена, прекратить драку! Вы нарушаете закон! - надсаживал глотку Сиг, уворачиваясь от ударов. Но люди не хотели его слушать - или просто не слышали, увлечённые столь весёлым занятием как мордобой.
   Шаартан также времени не терял: он пробивал с помощью своего посоха дорогу к Стефану Айсеру, чтобы убраться вдвоём из этого вертепа.
   - И дерут тут три шкуры, надо было сразу понять, что нехорошее здесь место, - бубнил себе под нос некромант, обрушивая посох на голову очередного забияки. - И чего Крикун медлит?
   А Стефан Айсер и вправду медлил: разум, стоявший за то, чтобы "дёрнуть" вместе с Шаартаном, в нём боролся с сердцем, желавшим избавиться от проклятого южанина. Благо подвернулся такой удобный случай для последнего...
   - Всем оставаться на своих местах! Городская стража! Прекратить драку, отребье! - этот гулкий бас перекрыл шум драки. Люди будто бы превратились в статуи, недвижные и холодные: в дверях показались воины с арбалетами, чьи болты легко пробивали шею насквозь.
   - Вляпались, - прорычал Шаартан, остановившись.
   В зал вошли восемь или девять стражников в кольчугах и с готовыми к бою самострелами в руках. Непроницаемые лица со скучающим выражением (эта драка была уже пятой за день, и причём только в этом районе), отточенные многими годами тренировок и службы движения, уверенные шаги. Да, городская стража была тут как тут - и как всегда очень не вовремя.
   - Пройдёмте-ка, - чья-то ладонь несильно, но уверено сжала левое плечо Шаартана. Южанин сглотнул. В одно мгновение в его голове пронеслась сотня вариантов дальнейшего развития событий, но лишь один ему оказался по душе.
   - Хорошо. Только не забудьте прихватить и этого со мною, - некромант кивнул на Стефана Айсера. - Всё-таки друзья, попутчики...
   - Разберёмся, - ответствовал всё тот же человек, что стоял за спиной у южанина.
   Шаартан наконец-то повернулся лицом к выходу из таверны. Стражники уже собрали в кучу практически всех участников потасовки.
   - Мы кнехты Белого Ордена, Вы не имеете права нас задерживать, мы при исполнении...- снова и снова повторял это "заклинание" один из тех двух парней, что пришли на помощь некроманту.
   - Выясним. Не беспокойтесь, всё-всё выясним, - отвечал "контрзаклинанием" командир патруля стражи. - Но пока что вы пройдёте с нами. Таковы правила. И эти правила действуют абсолютно на всех.
   Сиг и Альфред приуныли: им совсем не нравилась возможность просидеть несколько часов, а то и дней в городской тюрьме, в то время как алхимик уже успеет сбежать куда подальше. Но что было делать? Не устраивать же побоище с городскими стражниками? Ведь утыкают же арбалетными болтами, будут не кнехты Белого Ордена, а побелевшие ёжики...
   - Попрошу пройти с нами, - один из стражников застыл каменной статуей перед Стефаном. Самострел смотрел прямо в лицо алхимику.
   - Хорошо, как скажете, - Айсер старался говорить как можно спокойнее, он в таких переделках оказывался уже не в первый и даже не в десятый раз. Только вот на этот раз впереди маячила возможность оказаться в руках Белого Ордена...
   Что-то заставило Сига повернуть голову в сторону Стефана - и очередная фраза о том, что они с Альфредом кнехты Белого Ордена, что их нельзя трогать, застыла на губах.
   - Альф, - Сигизмунд подмигнул своему другу. - Похоже, он нам в руки сам идёт.
   Оба кнехта теперь неотрывно смотрели на Стефана Айсера. Алхимик заметил это и нервно сглотнул. Ну всё, просто так ему теперь не отделаться...А потом тавернщик подтвердил, что южанин пришёл сюда вместе с Айсером, так что у стражи появился повод и его забрать к себе "в гости".
  
   Местная тюрьма оказалась той ещё дырой. Кучи прелой соломы, жуткая вонь от "отхожего ведра" - и налитые кровью взгляды тех двух кнехтов Белого Ордена. По какой-то случайности Шаартана, алхимика и Сига с Альфредом посадили в одну камеру. Причём "в компанию" к ним дали зачинщика драки. Тот, правда, заметно приуныл, даже глаз не поднимал, вперив свой взгляд в глиняный пол тюрьмы.
   - Не надоело за мной бегать, а? - Айсер решил поиздеваться над кнехтами. Он понимал, что это ему может аукнуться, но поделать с собою ничего не мог. Алхимик просто не привык держать язык за зубами, особенно в критических случаях. Ему хотелось выговориться, хотелось доказать всему миру (и в первую очередь - самому себе), что храбрость его никогда не покинет, что никакая опасность не заставит его замолчать! А после очередного такого "подвига" Стефан бежал куда подальше, опасаясь за свою жизнь. - Я вам зачем понадобился?
   - Ты нужен Белому Ордену, - отвечал Сиг (собратья по несчастью уже успели представиться друг другу). - И вообще, это дело чести, догнать тебя после того, что ты нам устроил. Если бы не та плавающая калоша гномов, мы тебя...ух!!!
   Сигизмунд захрустел костяшками пальцев. Альфред предпочёл промолчать. Он наблюдал за ходящим из угла в угол камеры Шаартаном, у которого отобрали его любимый посох. Теперь некроманту было очень нелегко.
   - Да, и судьба привела вас прямо ко мне. Бывает. Меня же даже "калоша" гномья не спасла. Только деньги последние потратил...
   - А ты сам, Крикун, не знаешь, зачем понадобился Белому Ордену? - внезапно спросил Шаартан. Вдалеке послышалась возня, стук сапог, глухой смех. Похоже, подошло время смены караула. - Эти двое не имеют не малейшего понятия, зачем они тебя ловят, я в этом уверен.
   - Да как ты...- начал Сигизмунд и тут же примолк: Альфред покачал головой.
   - Ты прав, южанин. Айсера мы ловим по приказу. Но что заставило нам отдать этот приказ, я не знаю, хотя мне это интересно. Всё-таки сколько всего пережили, гоняясь за этим алхимиком!
   Кто-то приближался к камере. Свет факела померк, когда его загородил командир патруля, доставившего сюда всю честную компанию.
   - А к вам, кнехты, весточка из Белого Ордена, - щербатая улыбка. - Ни один член Ордена не находится даже в двадцати лигах отсюда. Так что...или вы выдаёте себя не за тех, кем являетесь, или вас просто бросили на произвол судьбы. Ничего, на суде всё выяснится.
   - А суд-то когда? - взвился Сиг. На его спине выступил холодный, липкий пот. Ему впервые за всю жизнь стало страшно: Орден от него отказался. Может, их задание столь секретно, что нельзя было никому раскрывать его суть? Может, это просто ошибка... Предали!
   - По закону он должен был пройти ещё вчера, но так как забот у судей полно, ещё уйму дел нужно рассмотреть...Думаю, месяц-другой вы здесь ещё посидите, - расхохотался командир патруля и пошёл прочь. Коридор ещё долго был полон его смехом, отражавшимся от каменных стен. Похоже, тот человек получал настоящее удовольствие от своей работы...
   - А как эти смогли связаться с Белым Орденом? - внезапно проговорил Шаартан, перестав ходить из угла в угол. Похоже, он уже успел привыкнуть к компании кнехтов-"беляков", и теперь говорил свои мысли вслух. - Всего-то ночь...И чтобы орденские проверили...Обман.
   Тут и до Сига с Альфредом дошло, что здесь что-то не так, дело шито чёрными нитями.
   - А ведь и вправду, как? - встрепенулся Сигизмунд. Альфред насупился, глаза его сузились. Он готовился к бою.
   - Пора отсюда выбираться, господа, - озвучил общую мысль Стефан Айсер. Только разве что тот задира думал совсем о другом: о минуте-другой покоя и тарелке горячей похлёбки.
   - Но как выбираться? Магией здесь не повоюешь, - хорошо, что Шаартан не уточнил, какой именно магией он владеет. - Крикун?
   Некромант посмотрел прямо в глаза Стефану, отчего тот вздрогнул.
   - У меня нет никаких реагентов. А так бы...Немного серы, угля и селитры, и этот городок узнал бы, что такое настоящая встряска...
  
   То был уже не юноша, но ещё и не зрелый муж. Изгнанник из Цеха алхимиков блуждал по Свободным городам, неся за спиной котомку с десятками алхимических составов, запасной одеждой и краюхой хлеба. Он многое повидал, этот парень, живал в десятках городков и сотнях деревушек, нигде не задерживаясь подолгу: его манила мечта о богатстве и власти. Говорили, что всё это можно раздобыть в мощном королевстве Агнон, что лежало на севере Свободных городов. Туда-то и держал путь начинающий алхимик.
   Он многому научился: как пробудить интерес в своих услугах у зажиточных людей, как приманить деньги, а главное, когда вовремя уйти, чтобы не было никаких проблем. Правда, последний урок парень выучил не очень хорошо, нередко нарываясь на неприятности и унося ноги куда подальше. Бывало, что и били, много ли "простолюдины понимают в столь высоком ремесле!". Но всё-таки жизнь текла своим не самым медленным чередом, и вот уже перед глазами алхимика - стольный град Агнон. Высокие, до самого неба, до самых облаков, снежно-белые стены, неприступные башни-сторожа, гигантские ворота, толпы людей, въезжающих в город и выезжающих из него. Сердце того, кто после возьмёт имя Стефана Айсера, пело. Мечта потихоньку сбывалась! Вот и Агнон, город великих возможностей и ...
   И великой грязи. Вонявшие хуже, чем десять лет не мывшиеся свиньи, канавы, полные помоев и отбросов. Серые и чёрные крысы, нет-нет, да перебегавшие улицу, мельтешившие под ногами прохожих, кидавшиеся от проезжавших повозок, провожавшие своими глазками, полными голода и животной ненависти, разносчиков продуктов. Нищие, протягивавшие покрытые струпьями и гнойниками руки ко всем, кто проходил мимо, стенавшие и молившие о монетке или кусочке хлеба. Девицы в весьма откровенных нарядах, призывно поглядывавшие на тех, кто побогаче, и презрительно фыркавших, если какой-нибудь бедный подмастерье или возчик предлагали им "пойти за тот угол, город показать".
   Алхимику здесь совсем не нравилось, ему показалось, что здесь владения демонов на земле. Вот так умерла его мечта о прекрасном белом граде, где все люди прекрасны, торговцы честны, а стражники добры. Последние, кстати, оказались и в самом деле незлобными, так, раз-другой пинали бродяжку, решившего заночевать в каком-то тихом закутке. Позже назвавший себя Стефаном навсегда запомнил боль от тех пинков...
   И всё-таки удача однажды улыбнулась. На парня, стоявшего на главной улице и зазывавшего всех желающих воспользоваться услугами алхимика, обратили внимание. Причём клиенты успели сделать это раньше, чем представители местного Цеха алхимии. Иначе бы несдобровать кое-кому!
   -Алхимик, говоришь? - ухмыльнулся мужчина в двухцветных штанах и туфлях с закрученными, похоже, самими демонами носками. Парень даже камзола не разглядел, не то что лица: всё его внимание было поглощено невиданной доселе обувью. - Продемонстрируешь своё умение, а?
   - Охотно, милорд! - рука юного алхимика юркнула в котомку, чтобы через мгновение вернуться с маленьким, невесомым мешочком, в котором что-то позвякивало. Через мгновенье к мешочку присоединилась чашка для смешивания реагентов и несколько щепоток серы, угля и селитры. И при этом алхимик не отрывал своего взгляда от туфель прохожего! Потом выяснилось, что это заинтересовало этого мужчину больше, нежели "представление" паренька.
   - А сейчас я попрошу Вас отойти немного подальше, - смешав реагенты и засыпав их в полые металлические шарики (вот что было в том мешочке), молодой алхимик достал огниво.
   - Поглядим, поглядим, - и всё же прохожий не отошёл на достаточное расстояние.
   Раз. Два. Чирк. Чирк - и появилась искра. Парень поджёг фитильки, вставленные загодя в те шарики, и подбросил в воздух получвшие...получившие...Честно говоря, алхимик ещё не знал, как назвать свою придумку, поэтому называли эти шарики с фитильками "штуками".
   От шума взрыва заложило уши: парень специально смешал реагенты в таких пропорциях, чтобы шум был посильнее, а ударная сила как можно меньше.
   Послышалась ругань, алхимик еле-еле успел увернуться от помоев, вылитых на него какой-то особо любившей тишину и порядок домохозяйки.
   - Недурственно, недурственно, - "заказчик" взрыва сделал вид, что аплодирует, и всё-таки алхимик почувствовал, что особого впечатления своим взрывом не произвёл. Ещё бы, ведь говорили, что маги могут и нечто повеселей устроить, намного веселей! - Так как тебя, говоришь, зовут?
   - Шварц, Бертольд Шварц, милорд, - и тут-то наконец алхимик взглянул на "заказчика"...
  
   - К нам гости, - сказал Шаартан и подошёл поближе к решётке. В коридоре и вправду раздались шаги, стало посветлей: кто-то шёл с факелом. И, кажется, тащил что-то тяжёлое, может, и человека.
   И правда, вскоре к камере напротив той, где маялись некромант и компания, двое стражников подтащили человека в лохмотьях, израненного, избитого, потерявшего сознание.
   - Экую трёпку задал! Нехай оклемается, - прохрипел толстый стражник и загоготал.
   Свет снова уходил из этого царства тьмы...
   Все затихли, поглядывая на "новенького". Тот валялся в куче соломы, постанывая.
   - Что-то случилось? - Сиг обратил внимание на то, как южанин смотрит на беднягу, не отрывая глаз, сверля того взглядом.
   - Судьба принесла нам ключик от этой камеры, - губы Шаартана растянулись в безумной улыбке. - Хоть бы он поскорее пробудился...
   Разговоры сами собою стихли, когда новенький начал приходить в себя. Солома прилипла к густым чёрным космам, под левым глазом алел синяк, из носа поминутно текли тонкие струйки крови.
   - Добрый...доброе...- незнакомец говорил с южным акцентом. Стефан подумал, а не родичи ли они с Шаартаном? Хотя вряд ли, некромант был намного смуглей, да и выговор у него отличался...
   - Не важно, волшебник, не важно, - некромант не переставал улыбаться. - Как ты сюда попал?
   - Напали...Глупая драка...Стражники...Больше ничего не помню, - пробубнил незнакомец, ощупывая свою голову. Снова раздался стон: как бы ему рёбра не сломали в той драке...
   - А теперь выбирайся отсюда, и нам помоги, - совершенно серьёзно сказал Шаартан. Остальные поглядели на него как на сумасшедшего. Стефан Айсер же уверился в том, что некромант лишён разума, иначе к чему эти слова? Как бедный парень возьмёт да и выйдет отсюда? Улетит? Да и какой из него волшебник! Волшебники, они же с посохами, и шляпы остроконечные, и чтобы мантии яркие...
   - А откуда Вы узнали, что, - незнакомец нервно сглотнул. А заодно прекратил проверять, все ли кости на месте: не до того стало.
   - Я чувствую волшебство, что течёт в твоих жилах. Давай, покажи, что умеешь, - похоже, некромант был ослеплён надеждой на скорый побег, и потому не задумывался над тем, а отчего же этот "волшебник" сразу не воспользовался своими силами. Так бы и в руки стражи не попал, и из драки бы вылез с меньшими потерями.
   - Не могу, - пожал плечами незнакомец. - Только если опасность будет грозить, да и то, не всякая...И всё же, как Вы почувствовали? Ведь даже маги не всегда...
   - Маг? Ха! - в голосе Шаартана явственно чувствовалось презрение. - Эти фокусники ничего не могут путного сделать! На моей родине их бы уже давно отправили улицы чистить, на большее они не способны. Только мы...
   Некромант внезапно умолк. Похоже, до него дошло, что о своей принадлежности к не самой уважаемой профессии в городской тюрьме лучше не распространяться, да ещё и в компании кнехтов Белого Ордена. Те хоть и позабыли на время о своей миссии (на короткое время), но едва выйдут на свободу...
   В коридоре раздался стук сапог. Снова. Отчего-то Стефан Айсер подумал, что это за ними пришли, устраивать правёж прямо здесь, в камере. Алхимик похолодел: в его сознании снова и снова вставали картинки казни, которую он однажды видел...
   Бедные и богатые, загостившиеся в городе крестьяне и седобородые ремесленники, священники и ростовщики - все они собрались здесь, на городской площади, поглядеть на то, как наказывают преступников. С самого утра зеваки крутились вокруг достраивавшегося помоста, смотрели на устанавливаемые виселицы, на пеньковые канаты, колыхавшиеся на ветру. К полудню уже целая толпа сотнями рядом окружила последнюю "пристань" убийц и воров.
   Со стороны одной из улиц, той, что вела к городской тюрьме, раздались окрики стражи. Это разгоняли толпу, пробивая дорогу для смертников, которых везли в клетках. Полетели тухлые овощи и всякий сор, припасённые загодя сердобольными горожанами. Это было что-то вроде соревнования, кто метче кидается всякой дрянью в обречённых. Да, было, за что казнить тех людей, но разве было, за что издеваться над ними перед самой смертью...
   Даже карманники отвлеклись от своего ремесла, когда преступников возвели на помост. Городской глашатай зачитывал их обвинения народу, но тому требовалось лишь одно - представление. Людям хотелось, чтобы кровь во все стороны, чтобы крики и боль, и чтобы, не дай Палач, не с ними всё это случилось...
   Пеньковые кольца сжимались на шеях преступников, трепыхавшихся, задыхавшихся и никак не могущих задохнуться...
   Стефан вздрогнул: с "новеньким", тем, кого Шаартан звал волшебником, говорил начальник стражи. Айсер не успел вслушаться в их разговор, как "новенький" внезапно поднялся на ноги и распростёр руки.
   Некромант в два-три прыжка оказался в дальнем углу камеры, сжавшись.
   - Отойдите от решётки, быстро, - южанин успел вовремя. Стефан не понял, что именно произошло, и, главное, почему произошло, когда мощный удар снёс двери противоположной камеры, изрезав в кровавые клочья начальника стражи...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 9
   Нет на земле проступка
   без отмщенья.
   И.Гёте.
  
  
   Ему не в новинку было путешествовать меж мирами, пробиваясь сквозь морозную тьму. В этом деле главное - не останавливаться ни на мгновение, иначе даже крылья тебя не спасут. Холод проберётся в сердце - и всё, прощайся с Небом...
   Всё-таки, как красивы были миры, казавшиеся не больше мяча для игры в "бей-ногой". Белая дымка облаков, синева океанов, земная твердь...
   Цель путешествия была всё ближе и ближе. Мячик становился всё больше и больше, вскоре разросшись до гигантских размеров. Скелеты гор, зелёная плесень лесов, красные буркала вулканов...
   Что же там, впереди? Его народ многие и многие годы не путешествовал в Хэвенхэлл, страх всё ещё жил в памяти тех, кто видел огненное зарево Бойни. И лишь сейчас лучшего разведчика отправили сюда, к успевшим позабыть войны прошлого народам.
   Анкх приготовился к снижению...Горячо...Горячо...Как же горячо...Язычки пламени окружили его, грозясь превратить в горячий пепел...
  
   Реальность вернулась рывком, не спрашивая разрешения у смертельно уставшего Анкха. Сверкали звёзды, вдалеке ухала сова - и чего только делала в этих проклятых горах? Ночной холод пробирал до самых костей.
   Потерявший свою память потряс головой, протёр глаза, оглянулся по сторонам...И, как ни странно, почти не удивился увиденному.
   Тому задиристому разбойнику повезло больше всех остальных: судя по всему, тот погиб очень быстро. В груди зияла рана с опаленными краями, а в глазах застыл животный ужас. Чуть вдалеке лежало ещё несколько тел горцев, которых настигла неуправляемая мощь Анкха. Обуглившиеся трупы, сгоревшая одежда, немыслимо вывернутые руки и ноги...
   Каравана уже и след простыл. Круча можно было понять: когда тихоня начинает творить такое, да ещё и совершенно неожиданно - естественно, что приходит страх за свою жизнь. Неприятное такое чувство, похуже голода. Невидимая, липкая и холодная, пятерня проводит по хребту, дрожат коленки, сердце отказывается стучать, чтобы опасность не нашла его по звуку.
   Анкх даже пожалел, что не достал во время боя никого из каравана (тел погонщиков нигде не было видно) - в отместку за то, что ему не оставили ничего, даже котомки со скудным скарбом. А там и тёплые вещи, и сухари, и фляга с водою, и немного денег. Волшебнику, неспособному совладать со своей силой, грозила смерть от холода и голода в этих проклятых горах. От горцев бы Анкх отбился: если уж целую банду смог уложить, даже не помня, каким образом...
   - Да уж, - проговорил себе под нос потерявший память. - Придётся идти вперёд...
   И правда, ничего другого и не оставалось: надо было попасть на север, в Свободные города. Там должен быть хоть кто-то, способный помочь Анкху совладать со своею силою. Только бы добраться туда...
   Идти было невероятно трудно, но идти было нельзя. Перед самым рассветом начал падать снег. Стало ещё холодней. Анкх уже не чувствовал своих ладоней и пальцев ног. Голова отказывалась работать, клонило в сон, хотелось просто лечь, вот там, в той уютной расщелине, и уснуть...уснуть...уснуть...И в самый последний момент, перед тем, как провалиться в забытьё, Анкх успевал одёргивать себя, напрячь все силы, чтобы идти...Идти...Идти...
   Волшебник-недоучка никогда потом не мог вспомнить, что же было в следующие дни. Перед глазами был только горный тракт, какие-то кустарники, ручьи, следы подков, солнце, тучи, снег - и холод. Всепроницающий, неизбывный, поедающий последние силы Анкха. Все те дни путешествия слились в один гигантский миг: шаг, ещё шаг. И холод...Холод...Холод...
   Сознание полностью вернулось к потерявшему свою память только на каком-то пригорке, с которого можно было разглядеть гигантскую долину, расстилавшуюся у подножия Каменного червя. Поросшие густым еловым лесом склоны холмов, речка, с неистовой скоростью нёсшая свою воду в Свободные города - и крыши городка, выросшего по обе стороны от торгового тракта. Солнце показалось из-за туч, и лучи света упали на лицо Анкха.
   - Тепло, - улыбнулся потерявший память - и из последних сил побежал вниз, в долину. Он спотыкался, падал, но тут же поднимался, снова бежал - и снова падал. И всё-таки Анкх наконец-то оказался у цели. Где-то здесь должен быть хоть кто-то, способный научить волшебника управлять своею силой. А вместе с этим умением, быть может, вернётся и память...
   В городке, звавшимся странными именем Рог, Анкх так и не смог найти ночлег, даже в обмен на какую-нибудь работу. Местные жители недобро поглядывали на человека, говорившего на одном из южных диалектов, выглядевшего как последний бродяга. Или, скорее, на бандита из горной шайки. Пришлось заночевать в стогу сена, на поле за городом. Но Анкху было не до привередничанья, хоть бы поспать немного...
   А утром начался долгий-долгий путь Анкха по Свободным городам. То нанимаясь чернорабочим, то присоединяясь к артелям лесорубов, то плотогонов, южанин путешествовал по этим землям. Самой большой удачей для потерявшего память оказалась работа на торговой шхуне, бороздившей Залив Роганара и Море грёз. Из Рогнарии, страны, в которой оказался Анкх после спуска с гор, корабль с грузом терпкого мёда и вина шёл на север, в Агнонское королевство, за мехами и моржовой костью. Отдыхать на шхуне было некогда, Анкха постоянно гоняли по кораблю: он то драил палубу, то помогал при разгрузке-погрузке в очередном порту, то готовил вместе с коком нехитрую снедь для команды. А ещё везде, где только можно (и даже иногда там, где нельзя), южанин узнавал про наделённых даром волшебства. Моряки, охочие до баек, готовы были рассказать сотню-другую историй про волшебников - но ни одна из них не выглядела правдивой. Да и каждый раз, отвечая на вопрос, где же история эта произошла, и откуда рассказчик об этом узнал, Анкх получал какие-то фантастические ответы. "Друг моего друга...Мой знакомый...В той стране, где медведи передвигаются только на двух ногах...Давным-давно это было, никого уж из видоков не осталось..."
   Словом, удача следовала за неудачей - и лишь в Каринии, соседствовавшей с Агноном, Анкх узнал, что есть волшебники, есть! Союзник Белого Ордена, Белая курия объединяла владевших волшебным даром людей, противостоявших злу и тьме. Века два назад белых волшебников можно было встретить в каждом городе, но время не стояло на месте: теперь Белая Курия сохранилась только в северных землях, на самой границе с Мировым лесом и Холодным морем. И всё-таки - Анкх был счастлив, узнав о том, что его поиски вскоре подойдут к концу!
   Сойдя в портовом городке Цирка, отказавшись от заманчивых предложений капитана шхуны остаться на судне, стать полноправным членом команды, южанин направился к Кардору. Именно там, судя по многочисленным рассказам, начинались владения Белого Храма, в который входила Белая Курия. Там можно было найти белого волшебника и попроситься в ученики. А потом...Анкх успел заметить, что не очень любит мечтать, и всё же иногда ему представлялись картины будущего, в которых южанин обязательно или метал молнии из пальцев, или вытворял что-нибудь ещё в этом духе. Но, всё-таки, важней было вспомнить прошлое, которое стучалось в разум лишь изредка, в эти странные моменты помрачения сознания...
   Решив на этот раз плыть морем, а не переходить отроги Каменного червя, который тянулся из далёкой Рогнарии аж до самой Цирки. Анкх смог наняться в команду когга "Кукша", отправлявшегося за грузом китового жира в Кардор. Короткое путешествие - и вот южанин уже сошёл на пристань столь желанного города.
   В общем-то, Кардор на Анкха совершенно не произвёл впечатления. Крохотный по сравнению даже с Циркой, не то что уж с городами юга, невероятно грязный, шумный, он совсем не выглядел как оплот Белого Храма. Скорее, так, сточная канава. И сколько же в этой канаве было помоев!
   - Слышь, паренёк, монетку не одолжишь? - в какой-то подворотне у самого порта к Анкху пристал тип самого гнусного вида.
   Шальная ухмылка на прыщавом лице, поношенная одежда, тростинка во рту - и рука в кармане. "Нож прячет" - подумал южанин. Ему было очень трудно говорить на местном диалекте, пусть Анкх и понимал его с неожиданной для самого себя лёгкостью. Значение слов в самых разных языках он схватывал на лету, а вот самому изъясняться...Да, это было потруднее.
   Анкх в ответ на это "выгодное предложение" лишь покачал головою. Этот кардорец ещё не знал, на какие неприятности нарывается.
   - Совсем обнаглел, да? - похоже, прыщавый не ожидал отказа. Его глаза расширились, лицо покраснело, а голос задрожал от ярости. - А ну, гони деньгу! Изрежу!
   Рука с зажатым ножом. Вспышка. Глаза кардорца. Вспышка. Тепло, шедшее из ладоней. Тьма...
   Сложнее всего - это не лететь, нет! Сложнее всего - взлететь. Прорваться сквозь толщу воздуха, вспороть небеса, набрать скорость - и тогда уже, расправив во всю ширь крылья, наслаждаться ветром, нежно играющим с твоим лицом.
   - Мы надеемся на тебя. Ты будешь первым, кто откроет новый маршрут к Хэвенхэллу, подарит надежду нашему народу на возвращение утерянного мира. Ты готов, Анкх? - старый, мудрый Саваф, учитель разведчиков миров.
   - Я готов. Как же мне надоело ждать этого события...- рот открывается улыбкой...
   Скала прощания с разведчиками. Гигантская, высочайшая в мире Хэв.
   - Ну же! - Саваф чувствует себя молодым, вспоминая свои полёты в Хэвенхэлл - ведь это учитель был первым из Народа, увидевшим закат такого далёкого мира.
   Прыжок в бездну. Сердце нещадно колотится в грудь, будто силясь выпрыгнуть и ускакать прочь. Крылья...Не раскрываются крылья! Успокоиться! Надо успокоиться! Сосредоточиться...Представить себя огромные, снежно-белые, такие потрясающе красивые крылья...Представить...Представить...
   Становится легко, ветер уже не лупит по лицу, но только гладит кожу. Да! Получилось! Сработала сила Народа! Огромные крылья раскрылись и словили ветер! Хэвенхэлл, жди Анкха!
   Толпа людей вокруг: кричат, бьют по лицу, рукам, спине...
   Анкх понял, что его волшебство выбрало не самый лучший момент, чтобы спрятаться в глубину сознания, рядышком с памятью. Вооружённые люди тащили его в какое-то приземистое, серое здание с забранными в решётки узкими окнами-бойницами. Тюрьма, не иначе.
   - Как же мне всё-таки везёт в последнее время, - на грани слышимости прошептал Анкх и потерял сознание. На этот раз - от усталости...
   Потерявший память снова пришёл в себя, похоже, лишь благодаря жуткой боли во всём теле. Спину как будто изнутри хотели прорезать рёбра, голова гудела, глаза слезились. Да и ещё тот странный тип в балахоне...Акцент почти тот же, что и в городе магов...Откуда этот человек знает, что Анкх - волшебник?
   Он чувствует волшебство - и при этом не маг. Кто же он тогда? А вдруг Анкх наконец-то нашёл того, кто научит неумёху-волшебника пользоваться своей силой? Только бы выбраться отсюда!
   "Его бы подробней расспросить" - только и успел подумать Анкх, когда в коридоре раздались шаги.
   Через считанные мгновенья перед камерой появился человек, похожий на тех, кто приволок в тюрьму самого Анкха.
   - Ну что, парень, тебе очень сильно повезло. Ты угробил одного из моих людей, а своих людей я в обиду не даю. Ты даже до суда не доживёшь, погибнешь здесь при попытке к бегству, и никто...
   "Значит, смерть?" - Анкх подумал об этом без особого страха. Чему быть, того, конечно, не миновать, но - просто так с ним не разделаются...
   Тьма накрыла сразу, махом...
  
   В отличие от Стефана Айсера, Шаартан специально смотрел за тем, что же творит попавший за решётку волшебник. Некромант чувствовал, что здесь вот-вот наружу выйдет огромное количество энергии - и не ошибся.
   Незнакомец поднялся с земли, простирая руки. Значит, готовился сотворить какое-нибудь заклинание. Это нужно было для большего разброса волшебной энергии. Их же сейчас тоже накроет...Проклятье!
   - Отойдите от решётки, быстро! - Шаартан, прячась в дальнем углу камеры, не отрывал взгляда от происходящего. Странный волшебник работал невероятно, невозможно быстро, некромант раньше никогда не видел такой филигранной работы...
   За спиной у волшебника возникло серебристое сияние, заполнившее почти всю его камеру. Оно складывалось в какой-то узор...Нет! Оно складывалось в широкие лебединые крылья. Вот волшебник взмахнул ими...
   Десятки, сотни серебристых перьев, прямо в полёте менявших свой цвет на кроваво-красный, взметнулись в воздух и устремились к начальнику тюрьмы. Металл решёток крошился, как песочное печенье, под ударами этих перьев - и металлические опилки, увлечённые странным волшебством, вонзались в беднягу-тюремщика. А вместе с металлом - и перья били прямо в человека, пронзая, разрезая его на куски, превращая тело в ошмётки...
   - Филигранная работа, - заворожено проговорил Шаартан, на миг даже позавидовавший умениям этого волшебника. И этот парень ещё говорил, что не умеет пользоваться своим даром? Враньё! Подлое, наглое враньё!
   Между тем волшебник вышел из камеры, а за его спиной продолжали сверкать серебристые "крылья", с каждым мгновением становившиеся всё более реальными. Некроманту что-то показалось странным в облике этого странного типа...Да, точно! Глаза волшебника были абсолютно черны, без единого пятнышка иного цвета. Что же это...Ведь помнился же когда-то, рассказывали во время учёбы...
   - Помоги нам, волшебник! Помоги! - Шаартан побоялся, что этот тип о них позабудет. Всё-таки, должна же быть хоть какая-то взаимовыручка у наделённых даром менять мир людей...Хотя, конечно, скорее уж "взаимосоперничество", а не взаимовыручка...Но всё же! Помог бы, что ли...
   Вместо ответа последовал новый удар серебристыми перьями, плавившими металл решётки. Некромант нервно сглотнул: он буквально кожей чувствовал мощь этого волшебника. С подобным они никогда не встречался, к тому же...Это было не совсем волшебство...Похоже, но не то. Уж Шаартан знал в этом толк...
   - А Устав Ордена ничего не говорит насчёт принятия помощи...у...у...- ага, "проснулись" "беляки"-кнехты! Кажется, голос подал Сиг...Или как его там зовут...
   - Я ничего такого не помню. Но, думаю, зла в его действиях не наблюдается...Вернее, того зла, с которым мы должны бороться...- ну вот, очнулся и второй "беляк". - Так что нам не надо сражаться с этим ...человеком. Вот если бы в Уставе, в главе "Бейся при любых обстоятельствах", что этот волшебник входит в число важнейших и опаснейших врагов, с которыми везде и всегда борется Орден...
   - Да, именно. Я тоже так считаю, что сражаться с этим милым волшебником не входит в наши обязанности, - голос Сига стал более уверенным. - Может быть, нам даже стоит воспользоваться его помощью...
   А волшебник, не обращая никакого внимания на разговор кнехтов Белого Ордена, развернулся к своей камере...
   Шаартан краем глаза успел заметить движение где-то в левом краю коридора - а этот "лебедь" уже успел отправить туда свой "привет". Левая рука волшебника взметнулась кверху, между пальцами заискрилось, а менее чем через один удар сердца в бегущих на помощь своему начальнику стражей полетело...Полетел...Некромант не мог точно понять, что же это за заклинание, которые материализовалось в виде алого веретена, крутившегося в воздухе и распространявшему по камерам запах тления...
   А потом взрыв, поглотивший в себя крики сгоравших заживо стражников, сотряс всё здание тюрьмы. С потолка посыпалась штукатурка, деревянные перекрытия издали стон трескавшихся деревянных балок, даже глиняный пол, похоже, готов был вот-вот заходить ходуном...
   Волшебник же, не обращая на эти "мелочи" никакого внимания, просто подошёл к стене своей камеры, и сделал резкий разворот у самой кладки. При этом широко расправленные крылья ударились о стену...и пробили камень! Кладка разлетелась на раз! Шаартан сумел разглядеть дома, кабачок, далёкие паруса, благо "лебедь" не закрыл своим телом всю дыру в стене.
   - Надо воспользоваться любезностью нашего нового знакомца и уходить отсюда как можно быстрей, - некромант не ожидал, что именно Стефан Айсер предложит этот "план". Всё-таки алхимик был изрядно трусоват...
   - Согласен. Уходим. Быстро! - Шаартан метнулся к противоположной камере, которая стала теперь дверью к свободе.
   Даже Сиг и Альфред колебались лишь считанные мгновенья. С одной стороны, гордость мешала им, ни в чём не виновным кнехтам Белого Ордена, скрыться из тюрьмы...Но вот с другой стороны маячила возможность не просто просидеть здесь многие и многие дни, упустив чудом найденного Стефана Айсера, но и стать "манекеном для битья" стражников. А местные точно захотят хоть на ком-нибудь отыграться за гибель начальника тюрьмы и бегство стольких заключённых...
   Но первым мимо волшебника прошмыгнул...тот бандит, что оказался в одной камере с Шаартаном и всей честной компанией. Ничтоже сумнящеся, кардорец юркнул в дыру в каменной стене и исчез в одном из переулков, будто бы растворившись в воздухе.
   Вторым помчался Стефан, не обращая никакого внимания на волшебника. Последний же застыл на месте...Шаартану показалось это невероятно странным. Сейчас бы "лебедю" развернуться, заглянуть в комнату стражи, "поблагодарить" за всё хорошее и плохое...Или просто дать дёру! Но нет! Застыл на месте...
   За Айсером последовали Сиг и Альфред: не хотели отстать от "цели". Некромант же остановился рядом с волшебником...
   В душе Шаартана шла борьба. С одной стороны, некромант не хотел ни единой секунды более оставаться здесь, в этой треклятой тюрьме. К тому же "лебедь" ему был никем, так, просто помог. Пусть он и волшебник, близок к некромантам, тоже с юга, похоже, но... С другой стороны, "лебедь" мог быть очень полезен. В Кардоре всех собак спустят (в прямом и переносном смысле), чтобы поймать беглецов. К тому же ведь придётся возвращаться сюда, чтобы забрать все вещи, отнятые стражниками. И как раз могут пригодиться умения волшебника.
   А "лебедь" всё не двигался с места. Глаза его, потухли, серебристые крылья становились всё прозрачней, потихоньку пропадая. Волшебство засыпало...А в коридоре снова послышался стук сапог. Судя по всему, стражники до того решили переждать грозу, и теперь, когда никаких признаков жизни "лебедь" не подавал, намеревались поквитаться и устроить любимый приём "при попытке к бегству".
   - Палач! Ну что ж тут ещё пожелать, - Шаартан вздохнул и тронул волшебника за плечо.
   - Что...Что на этот раз я наделал? - вздрогнув, произнёс "лебедь". В его глазах, обрётших нормальный цвет, снова теплился огонёк разума и жизни.
   - Повозимся мы с тобой...Уходим, потом расскажу! Уходим!
  
  
  
  
  
  
   Глава 10
   Закон не может быть законом,
   если за ним нет силы, могущей
   принудить.
   Джеймс Гарфилд.
  
   Всё-таки отлично работала городская стража в славном городе Кардоре: за бежавшими заключёнными всё-таки погнались. Минут через десять-пятнадцать, когда тюремщики решили наконец отложить пререкания и выяснение, кто допустил побег...
   К тому времени Шаартан и вся честная компания была уже далеко от тюрьмы. Не задумываясь над тем, что лучше разделиться, а не нестись всем скопом по всевозможным закоулочкам и переулочкам, "отряд" нёсся как можно дальше от разъярённых стражников. Несколько раз их пытались задержать патрули, но спасала удача, смекалка - или сами не самые ретивые патрульные...
   - Думаю, стоит остановиться и передохнуть, - воздух с жутким свистом вырывался из лёгких Шаартана: некромант не привык к таким забегам. Всё больше Виерна отвечала за "работу ногами", так что...
   - Мы всё ещё в опасной близости от проклятой каталашки, - Стефан Айсер, умудрённый годами бегов и побегов, выглядел довольно-таки бодрым и почти не уставшим. - Ну сколько мы уже бежим? Не больше часа. Несколько патрулей наседают прямо на пятки, города мы не знаем, весь скарб у нас отняли, отбиться нормально мы не сможем...
   - Сможем, - тот странный волшебник впервые за всё время "забега" заговорил. Казалось, всё прошедшее время он не то что не бегал - но и не ходил. Ни малейшей одышки, даже пот не выступил на лбу, дыхание не сбилось. - Если на меня нападут - врагу не повезёт. Очень сильно не повезёт.
   - Это мы ещё посмотрим, - процедил сквозь зубы Сиг. - После встречи с кем именно из нас местным стражам закона небо покажется с овчинку.
   - "Беляк", вот только не надо тут намекать на могущество Ордена. Призраком стражников не испугать, они общаются кое с кем похуже, чем духи...
   Альфред надулся и покраснел т злости, сжал кулаки...
   - А некроманта уж тем более призраками не испугать, господин кнехт. Так что не стоит размахивать кулаками и поминать ваш Кодекс, - голос Шаартана стал холодней февральского льда и твёрже стали. - Учтите, что вы сейчас без оружия, а на кулаках мы можем тягаться как минимум на равных. И зачем нам только вас терпеть? Сейчас бы разойтись, и всё, ищи свежего покойника в пустыне...
   - Какая наглость, ты оскорбляешь честь Белого Ордена! - Альфред взорвался и полез было с кулаками на Шаартана - но Сиг удержал своего друга за руку.
   - Ты сказал - некроманта? - глаза Сига сузились. Явственно запахло палёным...
   Шаартан только тут понял, что проговорился: до того он более или менее удачно скрывал свою "профессию" от кнехтов Белого Ордена...
   - Да, некроманта! И я не вижу ничего...Палач, как же смердит! - Шаартан скривился. Как ни странно, за многие годы он так и не привык к резким запахам...
   - И не только смердит. Ещё пылает. Запах гари, горгоева камня, "чёрного порошка"...- произнёс Стефан как ни в чём не бывало тоном знатока. А через мгновенье и до него дошло. - Пожар! Пожар рядом!
   - Пламя пляшет, - задумчиво произнёс Анкх и показал пальцем по направлению к городской тюрьме.
   А зарево пожара и правда разгоралось над городом. Ветер разносил "изысканные ароматы" по всему Кардору. Раздались отдалённые звуки колокола, возвещавшего об опасности.
   - Какой, к Палачу, пожар? Отмщение за оскорбление чести Белого Ордена нельзя ни на мгновенье откладывать! - Альфред всё не унимался. - Я...вызываю...
   Сиг закрыл рот Альфреду своей широкой ладонью. Из-под сомкнутых пальцев слышались только "гуу...бууу...пш...д...".
   - Что ж. Замечательно. Вызов зато можно отложить, так ведь? - Шаартан, судя по всему, не хотел сейчас связываться с "беляками". Он совсем отвык творить волшбу без посоха, так что в предстоящей передряге вряд ли бы смог постоять за себя. На Стефана полагаться было нельзя. Оставалось только блефовать, что у некроманта получалось не хуже, чем "туман наводить" на немногочисленных клиентов. - Значит, я, олицетворение тьмы и зла, трупоед и вообще, скверный тип, буду драться с тобою, ревнителем добра и света, в тот же момент, когда мы окажемся в безопасности. А до этого нам лучше держаться вместе и не грызться друг с другом. Мы сейчас все попали в ужаснейшую ситуацию, будем драться друг с другом - целыми и невредимыми отсюда не выберемся. Не будем драться - может, когда-нибудь вспомним этот день с ироничной улыбкой. Перемирие, милорды рыцари Белого Ордена?
   Шаартан решил применить лесть: служилые люди, как он успел понять, очень любили, когда к ним обращались по званию выше, чем было на самом деле. И на этот раз сработало: Альфред и Сиг чуть-чуть смягчились.
   - Посмотрим. Мы должны...
   Похоже, даже Стефан Айсер набрался храбрости, чтобы наконец-то выплеснуть все страхи и сомнения на двух кнехтов, вот уже которую неделю за ним гнавшихся.
   - Сперва вы должны рассказать, зачем вы за мной гоняетесь. Я не хочу однажды понять, что очутился на том свете, а моё тело холодеет в канаве с кинжалом промеж рёбер. Мне уже надоело бегать. Зачем вам понадобился, почему мне не дадут спокойно пожить?!! Почему каждый раз всякие проходимцы гонят меня из только-только ставшего родным города? Чем я, Палач, это заслужил?!!
   Алхимик взорвался не хуже, чем один из его тайных составов. Даже Шаартан невольно вздрогнул, когда Стефан выплеснул все скопившиеся в нём эмоции...
  
   Что первым бросается в облике человека, которого вы видите в первый раз в жизни? Ну же, подумайте! Выражение лица? Чистота (или, мягко говоря, относительная чистота одежды)? Причёска?
   А вот Бертольд Шварц всегда первым делом смотрел в глаза собеседника, прямо в зеркало души, единственное зеркало, которое никогда не сможет стать кривым.
   Пусть на лице неожиданного знакомца и играла улыбка, но глаза его были полны льда и металла. Эти зеркала смотрели на Шварца как на редкую безделушку, за которую предстояло изрядно поторговаться.
   Только после взгляд Шварца скользнул по одежде этого "торговца". Кричаще яркие одежды, кажущееся невозможным (или попросту смешным) сочетание шёлкового плаща бирюзового цвета, желтоватая рубашка из ситца с тончайшими кружева - и при этом с примитивнейшим и безвкусным "рисунком", узкими как игольное ушко кожаными брюками тёмно-коричневого оттенка...Но смешнее всего выглядели деревянные ботинки, кломпы, окрашенными во все цвета радуги.
   Этот человек отвлекал внимание собеседников нарядом - вот какой вывод в своё время суждено было сделать алхимику. Легко почитаться за чудака, шута: люди не придают значения твоим выходкам, не ожидают от тебя уловок и интриг, надеясь увидеть или услышать очередную забавную глупость.
   - Что ж, Бертольд, недурственно умеешь ты показывать фокусы. Что скажешь, если я угощу тебя хорошим обедом, а пока ты будешь наслаждаться едой, я буду говорить, говорить, говорить...А ты потом скажешь, заинтересовали тебя мои слова или нет. Идёт? Что скажешь?
   Этот странный тип широко улыбнулся, но холод не уходил из его глаз. Бертольду, конечно же, всё это не очень нравилось (или даже очень не нравилось), но так хотелось нормально поесть...
   - Милорд, ради вкусного и сытного обеда я готов выслушать даже очередной трактат о сотворении мира и природе добра и зла! - в подтверждение этого желудок отозвался утробным урчаньем.
   - На твоём месте запросил бы иную цену за прослушивание трактата! - незнакомец смеялся, а карие глаза его всё не оттаивали. Будто льдинками смотрел на мир этот тип. - Что ж, пойдём!
   - Да, милорд, дайте только собрать свои пожитки, - Шварц со всей возможной поспешностью складывал в котомку разложенные для "фокусов" реагенты, подгоняемый игравшим марш желудком.
   - И, кстати, впредь зови меня Алармус Дэмн. А заодно даже не думай шутить насчёт проклятий, демонов и воинов, поднятых по тревоге. Не люблю я подобные шутки, связанные с собственным именем. Выхожу из себя, знаешь ли, - ледяной взгляд бил без промаха, пронзая сердце страхом. Шварц уже начал жалеть, что связался с этим человеком. Бертольд думал, а не стоит ли найти какой-нибудь повод, чтобы отказаться от предложения Дэмна. Но желудок, желудок был целиком и полностью против даже малейшей мысли об отступлении!
  
   Запах гари всё усиливался. Садящееся солнце уже заволокло чёрным, чернее беззвёздной ночи, дымом...
   В довольно-таки приятном тупичке (бочки из потемневшего от времени дерева, причём полные грязной дождевой воды, пара-тройка чёрных крыс и мусорная куча, конечно же, прилагались) явно затевалась драка...
   По одну сторону расположились Шаартан со Стефаном. Теперь уже некромант удерживал за шкирку осатаневшего Айсера, у которого в кои-то веки пробудилась сладко и невероятно крепко спавшая храбрость. Усталость, ярость, страх, ненависть - именно эти тараны пробили щит страха вокруг сердца алхимика...
   По другую сторону, оторопевшие, Сиг и Альфред сжимали кулаки, готовясь к знатному веселью. Кнехтам тоже было уж невтерпёж дать волю нахлынувшим чувствам, а особенно чувству оболганной чести Белого ордена. Такого прощать было нельзя!
   А посередине с застывшей на губах глуповатой улыбкой возвышался Анкх. Было что-то...величественное в его облике, в смиренной позе, в полном внутренней силы взгляде...
   - Прошу, не надо драки, не надо криков. Лучше - пойдём вперёд вместе...
   Луч солнца, пробившийся сквозь облако дыма, упал на Анкха. За его спиной раскрылись огромные крылья, обнявшие сразу и кнехтов, и алхимика с некромантом...
   Шаартан помахал головой, прищурил глаза: привиделось. Не было никаких крыльев, а была только игра воображения...
   Стефан и вправду успокоился, даже, если честно, как-то сник: разжал кулаки, понурил голову, глубоко вздохнул...
   - Хорошо, - сказал через некоторое время Сиг. - Не будем ссориться. Но не будем и раскрывать приказов Белого Ордена. И не проси, алхимик Стефан Айсер, не имеем права. Так что...
   - Тайны. Тайны. Тайны...Все эти глупые тайны испортили мою жизнь, - пробурчал себе под нос Стефан, но без особого чувства. Кончился порыв - и заснула храбрость. Душа вновь решила пойти на боковую, увлекая за собою эмоции..
   - Вот только не надо этого, - хмыкнул Сиг, но не злобно, а даже, представьте, немного по-дружески...
   - Ладно. Как вы предлагаете нам сейчас действовать? Скорее всего, уже к завтрашнему утру вся городская стража будет прочёсывать Кардор. Естественно, всех могут перебить - за гибель того выскочки. Деньги у нас отобрали, оружие - тоже, оставили только одежду. Бежать из города - будет очень трудно, остаться здесь будет ещё трудней. Без денег...Нет, не продержимся мы без денег. Вот если бы где-нибудь на Севере, в тундре - ещё могли бы выжить. А здесь - нет. Не сможем.
   Альфред мыслил здраво. Его слова заставили всю честную компанию задуматься. Невесело так задуматься...
   - А что, если попробовать отобрать наши вещи и деньги? А? - Шаартан ухмыльнулся. - Туда-сюда, "брызги крови", "смеющиеся черепа"...И Анкх нам поможет. Мы вообще могли и не бежать из тюрьмы, если бы не страх перед стражей...
   - А кто так надеялся смыться, сударь некромант? - взгляд Сигизмунда в тот миг мог бы растопить лёд. - Может, и вправду стоило там остаться, вступить в бой, согреться в огне горящего здания...
   - Не нужно сарказма, кнехт, не нужно! - огрызнулся Шаартан. - Я...
   - Хватит! - Анкх поднял правую руку высоко вверх. - Ничего не осталось: вы видели зарево пожара? Там даже металл мог оплавиться. Придётся смириться...
   - Не всё сгорело, - буркнул Альфред. - Не всё...
   - То есть, Кирикун? Ты смог припрятать что-то? - оживился Шаартан. - Прятал от меня реагенты? Деньги припас? Ножичек, кинжальчик, стилетик...
   - Судя по пламени и смраду, все мои реагенты сгорели. Ты ведь сам на них какое-то заклинание наложил. Вот и сработало, видимо...Я другое припас, последний выигрыш. Странно, не помню даже, как смог её спрятать при обыске...
   Из-за отворота камзола Стефан достал небольшую шкатулку с уже почти стёршейся позолотой на крышке. Сразу вспомнился Порт-Фрост, бесконечные снежные поля, Холодное море, покрытое корочкой льда, прожитые там дни и месяцы...
   - Негусто. Вряд ли за неё можно выручить хоть какие-нибудь деньги. Даже стражников не подкупить такой безделушкой. А что там, внутри? - без особой надежды спросил Сигизмунд.
   - Не знаю, не открывается шкатулка.
   - А давайте вскроем, а? - Альфред предложил дельную мысль. - Здесь особо и делать нечего...
   Кнехт говорил тоном знатока: некогда он был подмастерьем кузнеца, перед тем, как записался в Белый Орден. Приходилось заниматься самой разной работой: и коней подковывать, и простенькие вещицы ковать, и многим, многим другим...
   - По-моему, не о шкатулке сейчас стоит думать, а о собственных жизнях. - Анкх снова взывал к разуму кнехтов и некроманта с алхимиком. - Сперва уйдём из тупика. Потом - более надёжное место отыщем. Лучше - в порт. Там у меня знакомые могут отыскаться...
   - А сразу нельзя было сказать? - зашипел Шаартан, но вовремя одёрнул себя. Кричать на этого странного волшебника или даже плохо думать о нём не хотелось. Едва возникала только мысль об этом - вспоминались призрачные крылья, привидевшиеся некроманту. Такие красивые крылья...
   - Меня кто-нибудь спрашивал? - коротко ответил на колкость Анкх. Возразить было нечего. - И было очень интересно смотреть на словесную драку. Очень...Вы вылили друг на друга все плохие эмоции. Потом будет легче.
   Отчего-то Анкх чувствовал, что так и будет: едва выскажут люди то, что накопилось, им полегчает. А особенно таким разным людям...Такое впечатление, что этому Анкха кто-то учил, предугадывать чужие эмоции или реакции на какие-нибудь действия...Вот только - где учили? Когда учили? И почему эти знания приходят лишь изредка, в самых сложных ситуациях...
   - Так. А в какой стороне тогда здесь порт...- Шаартан почесал подбородок, а потом весь напрягся, разве что не подпрыгнул на месте. - А вдруг пожар до него добрался? Этот же городок может в любой момент сгореть! Чувствуете запах гари? Он всё сильней и сильней, и...
   - И пора воспользоваться всеобщим переполохом, - Стефан сосредоточился: он прислушивался к чему-то. - В набат бьют...Значит, улицы вокруг объятых пламенем зданий окружены толпами людей с полными воды вёдрами. Ну или наоборот, бегущими прочь горожанами, уносящими с собою пожитки...
   Айсер потихоньку начинал чувствовать себя в родной стихии: спасении своей шкуры от опасности. В моменты бегства у него особо обострялись мыслительные процессы, "соображалка" творила потрясающие, неповторимые чудеса, сердце не плясало краковяк, а желудок не совершал пируэтов...Словом, не было человека идеальней Стефана Айсера в трудную минуту...В трудную - для него...
   Бертольду Шварцу показалось, что он наконец-то попал на Славные Небеса - и даже умирать для этого не пришлось...
   Мясо в горшочке источало божественный, упоительный аромат, а желудок, на понятном каждому голодному, дорвавшемуся до еды человеку, рассказывал целую историю о каждом кусочке такого нежного, замечательного, изумительного блюда...
   А голова, как назло, отказывалась думать: Бертольд в ответ на слова Дэмна кивал, кивал, кивал, кивал, поддакивал, снова кивал, кивал, кивал...
   Вот так и оказалось, что Шварц работает на Алармуса, хозяина крупнейшей в городе алхимической лавки. А заодно, как выяснилось позже, ещё и одного из воротил "ночного Агнона". Но сперва всё выглядело очень даже прилично. Бертольд работал в небольшой, но уютной лаборатории, снабжённый всем необходимым для своих опытов. Алармус лишь просил Шварца подробно записывать результаты изысканий, а заодно каждый день приготавливать побольше взрывающейся "чёрной пыли". Бертольд ни за какие деньги не хотел рассказать Дэмну рецепт этой "прелюбопытной штуки", соглашаясь лишь на производство некоторого количества топлива для шутих. Хозяин лавки каждое утро и каждый вечер "шёл на приступ" Шварца, выпытывая рецепт "чёрной пыли, но - безуспешно. В какой-то момент Алармус смирился - или сделал вид, что смирился.
   Постепенно в сознание Бертольда всё сильнее и сильнее начала стучаться мысль: "А куда хозяин девает "чёрную пыль"?". К тому моменту, когда Шварц решил это выяснить, прошло уже немало времени. Почти два с половиной месяца юный алхимик проработал в лаборатории, успел познакомиться с другими работниками Алармуса, у многих из которых внешность была самая что ни на есть хитрющая, гадливая и бандитская. Все они как-то странно поглядывали на "новенького", а кто-то даже похихикивал в кулачок, проходя мимо Бертольда.
   - Тебе так уж сильно хочется узнать, как я использую "чёрную пыль"? - расхохотался Алармус. Именно тогда до Шварца начало доходить, что его просто используют. - Разве не лучше жить за чужой счёт, при этом имея возможность работать над новыми реагентами и составами? Подумай, хорошенько подумай, где и когда тебе будет лучше, чем сейчас. А может, тебе надо отдохнуть, а? Я в твои годы, помнится, такие подвиги совершал на амурном поле, эх!!!
   - Алармус, я прошу сказать мне, каким образом Вы используете мою "чёрную пыль". Уже почти пуд, по моим подсчётам, состава был Вами использован или схоронен до поры до времени, - Бертольд был непреклонен. Тогда он ещё был до невозможности принципиален, довольно-таки честен, в определённой мере храбр и даже несколько азартен. А заодно Шварц не любил, когда его творения используют не просто без его ведома - а без его одобрения. Лишь несколько месяцев сытной и спокойной жизни смогли притупить желание Бертольда узнать судьбу его творения...
   - Знаешь, ты мне очень симпатичен. Ты похож на меня в молодости, такой же упрямый, прямой, упёртый, даже честный...Только дам один совет: это всё никому не нужно: ни твоё упрямство, ни твоя честность, ни тем более твоя честь. Этот мир давным-давно позабыл, что значат твои слова. Что ж, я буду с тобою откровенен: твоя "чёрная пыль" приносит пользу тем людям, которые только готовы за неё платить. Две недели назад мощный немагический взрыв сотряс хранилище Цеха Менял и Ростовщиков, за месяц до того та же самая "неприятность" случилась с королевской тюрьмой для особо опасных преступников, дня три или четыре назад бунтующая деревушка взлетела на воздух...Продолжать, Бертольд - или ты уже понял, как люди используют твоё изобретение, а? "Чёрная пыль", идеальное сырьё для шутих и немагических фейерверков, такая забавная штука - она теперь убивает людей и уничтожает здания.
   Каждое слово Дэмна отдавалось громом в сердце Бертольда. Мирок Шварца рушился, погребаемый под горами, континентами, целыми планетами "чёрной пыли"...
  
  
  
  
  
  
  

Глава 11

   Честность умирает, когда продаётся.
   Жорж Санд
  
   Признаться, наш странный отряд совсем не ожидал, что на улицах будет...пусто. Никаких патрулей, никаких стражников, рыскавших по Кардору, Тишь и благодать. Только отдалённые звуки набата говорили об опасности, нависшей над городом. Ведь деревянные дома горели не хуже, чем сухие дровишки, подбрасываемые в камин - огонь должен был пожрать портовый городок в считанные часы. Но всё не пожирал и не пожирал...
   - А где паникующие люди? Где мародёры? Где, в конце концов, очередные пророки, орущие на каждом перекрёстке об искупающем грехи, очищающем пламени? - с некоторым негодованием произнёс Шаартан.
   Некромант не мог поверить своим глазам: пустые улицы. А ведь пожар, пожар близко! Ведь сгорят же! Всё сгорит! Южанин видел прежде огромные и процветающие города, превратившиеся в угли из-за случайно упавшего в пучок сена факела или не потушенной вовремя лучины. Бродящие меж пепелищ люди, которые ищут хоть что-нибудь, пощаженное пожаром. Отсутствующие выражения лиц. Дрожащие руки. Блеск в глазах, когда в куче золы показалась сокровенная кубышка или дочуркина кукла, каким-то чудом избежавшая яростного пламени пожара.
   - Хм...А может, люди уже покинули свои дома? - Стефан Айсер вертел головой, глядя то в один конец улицы, то в другой.
   Слепые "глаза"-окна домов, узкие-узкие, затянутые бычьими пузырями. Источающая смрад, мутная как разум беспробудного пьяницы канава. Дворовая собака: шкура в проплешинах, роящиеся мухи (и как в такой холод ещё выживают?) - и та не обращала никакого внимания на окружающий мир...
   - По-моему, это ловушка. Ну не может так всё быть тихо...-протянул Стефан Айсер, намереваясь вернуться в ставший почти родным закуток...
   И, словно услышав слова алхимика, в обоих концах улицы показались вооружённые люди.
   - Нас загнали как волков, - спокойно констатировал Шаартан. - Что нам остаётся делать?
   - Именем Ордена, мы их остановим, - с вызовом произнёс Альфред. - С нами правда, а значит - и сила.
   От него веяло какой-то особой, внутренней силой. Обычно хмурое лицо разгладилось, на лице появилась улыбка. Пусть не весёлая, скорее - грустная, но всё же - улыбка...
   - Правда, Альфред, правда? - Сигизмунд встрепенулся и замахал руками. - Какая правда? Та правда, что не нашей рукой был убит начальник тюрьмы? И что не из-за нас начался пожар? А ты им успеешь сказать?
   Те люди надвигались медленно, то ли опасаясь пятерых беглецов, то ли давая возможность последним насладиться торжественностью, силой момента.
   - Пятнадцать...Двадцать...Двадцать пять...И как только они нас выследили? Как собрали-то столько? - в начале фразы голос Стефана ещё дрожал, но вскоре окреп, ужесточился. - Как же всё-таки мне не хочется влезать в очередную драку...
   А вот последние слова Айсер произнёс спокойным, деловитым тоном. Похоже, не в первой алхимику подобное говорить.
   - Эй, вы! Сдавайтесь! Сложите оружие! - донёсся возглас из-за спин наступавших слева стражников.
   Ровные ряды щитов, сверкавшие кольчуги, обнажённые мечи. Уверенные, чёткие и слаженные движения. Это было и потрясающе красиво, и неимоверно ужасно одновременно. Наверное, проще было бы сравнить ряды противников с гремучей змеёй, изготовившейся к прыжку. Убийственное изящество и смертоносная грация...
   - Было бы оружие, - печально вздохнул Сиг. - А так: ни меча, Ни кинжальчика...Даже гвоздя металлического - и того не найдётся. Но сдаваться я, знаете ли, совершенно не собираюсь. Вздумали, понимаете ли, Белый Орден не уважать! Настоящие рыцари не сдаются!
   Произнося это, Сигизмунд показался невероятно похожим на Альфреда. На смену сарказму и угрюмости пришла уверенность и решительность.
   - Значит, нас убьют, - совершенно бесчувственным голосом произнёс Шаартан. - Что ж, узнаю, каково это, быть покойником...
   - Ещё не время Последнего заката, - этот незнакомый голос шёл откуда сзади. Малиновый перезвон мешался с звоном кликов, плеск ручьёв накладывался на шум сходящей лавины...
   И кнехты, и алхимик, и некромант повернулись - и с удивление взглянули на Анкха...
   Снежно-белый пол - и небесно-голубой купол. Простор этого зала, первого и по красоте, и по размерам, во всём Хэвене, не давил, нет, наоборот: он создавал пусть и странный, но приятный уют.
   Здесь ты оставался наедине с собой, с мыслями. Здание помогало тебе почувствовать себя на воле, на просторе: только небо над головой - и только снег под тобой. И вечность - где-то рядышком уселась, дружески похлопав тебя по плечу. Вечность - старый знакомец Анкха.
   Да, невероятно старый. Некогда именно он, Анкх, лучший из Ищущих и Находящих Пути, первым увидел небеса мира,. Позже получившего имя Хэвенхэлл. Как вольно тогда дышалось, как грандиозно тогда мыслилось!!! Уже виделись ажурные капители бесчисленных дворцов и храмов, школы мудрости, где Народ будет делиться мудростью с обитателями нового мира. Да, местные будут давать взамен плоды своего труда, будут делиться теми ресурсами, которыми полнятся недра нового мира, будут помогать представителям Народа по хозяйству, всю ту работу, которая недостойна умеющих ходить по Путям...
   Просторы Хэвенхэлла обернулись океанами крови и безднами потраченных сил. Народ неизвестного дотоле Хэлла решил прибрать к рукам новый мир. Хэвенхэлл, который Анкх считал чуть ли не своим собственным владением, стал ареной боёв...
   Вот для брата первопроходца, Манкха, настал Последний Закат...Великого сына Народа, погибшего в первом бою с хэлльцами, проводили в вечность с величайшими почестями. А вместе с ним - ещё двенадцать хэвенцев...
   На следующий день уже для сорок детей Народа настал Последний Закат. Глазам Анкха, казалось, никогда не сверкать светом жизни, никогда не стать сухими, никогда не закрыться без того, чтобы не уронить слезу на казавшуюся благословенной, но ставшую проклятой землю Хэвенхэлла...
   Да, это было трудно - помнить. Очень трудно и больно. Но ещё больней и трудней было вспоминать, шаг за шагом, день за днём, все те дни, что Анкх провёл на Хэвенхэлле. Ведь предстояло отправиться туда вновь, через тысячу лет после того, как в последний раз Находящий Пути любовался закатом того мира...
   Серебристые крылья, засверкавшие на солнце, удивлённые, потрясённые, ошарашенные лица одного очень маленького, но такого гордого отряда, прекратившие "наступление", заколыхавшиеся ряды кардорцев...
   День за днём, год за годом проплывали в памяти Анкха, течение памяти выносило на берег сознания смутные образы, полузабытые лица, стёршиеся улыбки, разлагающиеся трупы...Два с половиной века пронеслось в памяти Ищущего и Находящего Пути. Сколько времени он вспоминал былое - узнать было сложно, в этом Зале Памяти не было окон, и потому ни восходов, ни закатов Хэвена невозможно было заметить...
   Какие-то события и люди вспоминались ярче, какие-то - тусклей. И только два дня сверкали тысячами красок, миллионами подробностей, мириадами мыслей - это был день рождения первого Несущего-ветер-дара (таких хэвенхэльцы назовут волшебниками) и...день, когда пришлось всех, наделённых хотя бы малейшей частицей непонятной даже хэвенцам силы, уничтожить. Единственным, всесокрушающим ударом. В тот, первый день, Народ обуяла радость, во второй...Во второй не было места другим чувствам, кроме ужаса и страха...
   - Мы смогли это, смогли! Мы победим! Мы очистим этот мир от скверны хэлльцев!
   Тогда, окружённый ликующими сородичами, Анкх не задумывался над тем, что практически те же слова произносились на занятых хэлльцами территориях Хэвенхэлла. Ведь одновременно с "ангелами" и "демоны" сотворили своих чудо-воинов, магов.
   Но кто из Народа тогда знал об этом? Никто.
   Били медные тимпаны, ревели трубы, кифаристы и арфисты рвали струны, играя одну песню за другой, танцевали, водили хороводы, обнимались прямо на улицах...
   Лишь с десяток "ангелов" трудился в поте лица, обучая первого волшебника владению своим даром. Все боялись, что это может занять слишком много времени. Ведь полтора десятка лет понадобилось только на то, чтобы "привить" трём людям и двум грумам искорку волшебного таланта. А уж раздуть пламя из этой искры...Сколько лет, веков потребуется?
   Но Народ не думал, Народ ликовал, предвкушая победу и всеобщее благоденствие. Пел Народ, хотя впору было плакать...
   Прошло ровно двенадцать лет. "Ангелы", как сынов Народа начали звать в Хэвенхэлле, взрастили уже почти три тысячи волшебников. Практически все расы, населявшие мир, ставший ареной войны между хэлльцами и хэвенцами, могли похвастаться способными к сотворению чудес детьми.
   Ни дня не проходило без очередной сражения между волшебниками и магами, творениями "демонов". Победа ускользала из рук, отодвигаясь в вечность. Народ уже устал от войны, конца и края которой не было видно. Наделённые волшебным даром были последней надеждой Хэвена на победу. И они же стали величайшим разочарованием.
   - Совет! Я принёс тебе страшную весть!
   Анкх принял участие в собрании мудрейших и сильнейших Народа, что поселились на Хэвенхэлле. Триста тридцать три хэвенца, лучшие. От белых одежд слепило глаза. От волнения дрожали коленки. От нетерпения дёргались плечи. Все ждали, что скажет наставник волшебников, обещавший рассказать Совету нечто из ряда вон выходящее.
   - Едва я узнал об этом, тут же потребовал сбора вашего! Прошу прощения, если оторвал от трудов или раздумий! Но не мог я ждать!
   . Совет собрался в амфитеатре, уже лет сто противостоявшем времени и ветру, но кажущемся только-только отстроенным. Белые скамьи. Холод мрамора и гранита. Сцена, внизу, на которой в мирную годину должны были бы выступать музыканты и актёры. Только когда же она наступит, мирная година эта?
   Анкх взглянул на небо. Закат умирал над Хэвенхэллом...
   - Вчера утром я слышал разговор моих воспитанников...Они больше не Верн нам, своим создателям! Волшебники сговорились с магами, желая избавиться от нашей опеки! Слышите, сыны Народа? Нас предали! Наши творения восстали против нас! Наши труды посчитали не ценней горсти пыли! Нельзя это оставить просто так!
   Лучи заходящего солнца озарили сцену амфитеатра. Наставник волшебников, с пеной у рта, доказывал Совету, что необходимо наказать, приструнить волшебников, что вот-вот может появиться угроза для самих сынов Народа...Анкх не слушал эти воинственные речи. Ищущий и Находящий Пути подумал, что хэвенцы за века войны стали неотличимы от хэлльцев. Та же жажда крови, те же глаза, налитые кровью, то же желание наказывать ослушавшихся, мстить обидчикам...
   Анкх ушёл с собрания Совета, и потому не довелось ему увидеть, как сыновья и дочери Народа голосуют за наказание для волшебников. А через считанные дни Совет на самом Хэвене постановил устранить угрозу со стороны решивших поднять мятеж, не оправдавших возложенные надежды "творений". К тому времени удалось узнать, что вот-вот будет достигнуто соглашение между магами и волшебникам о совместной борьбе и против хэлльцев, и против хэвенцев...Но никто из Народа так и не узнал, что наставников "мятежных детей" связался с "демонами" и рассказал им о готовящейся смуте. Это был, кажется, единственный случай, когда и хэлльцы. И хэвенцы действовали вместе ради общего блага. И лучшего способа достичь этого пресловутого, призрачного блага не нашлось, кроме как собрать в одном месте как можно больше владеющих волшебным и магическим даром. А собрав, ударить по ним мощнейшим оружием, которое только можно было представить: "ангелы" приготовились заставить один из метеоритов, летавших невдалеке от мира, упасть на место сбора волшебников. Практически то же самое решили проделать и хэлльцы.
   Анкх узнал об этом, пытался возразить, остановить смертоубийство - но его возражения разбивались о холодную стену непонимания. "Ангелы" уподобились "демонам". Многовековая война обернулась тем, что оба враждующих народа стали до боли похожи друг на друга. Не обликом похожи, а душой. А может быть, и её отсутствием.
   И увидев всю тщетность слов, Анкх решил действовать. Совет собрал практически всех волшебников, утверждая, что предстоит решающее сражение с хэлльцами. Дети Народа могли очень убедительно врать, как оказалось. Мало у кого возникли сомнения в том, что ожидается очередная битва. Не один десяток раз уже случались битвы между хэвенцами и хэлльцами, в которых участвовали волшебники и маги, не считая простых воинов из десятков народов, покорных "демонам" или "ангелам".
   Анкх спешил. Он очень спешил - так, как никогда прежде. Ветер свистел, нет, он даже орал в ушах летящего к месту "сражения" (а проще говоря, бойни) Анкха. И всё-таки Ищущий пути не успевал, катастрофически не успевал...
   Чарующе прекрасная долина, окружённая берёзовым леском, поросшая клевером - теперь едва-едва видным за многотысячным воинством хэвенцев. На южных холмах собрались войска хэлльцев. Там торжествовала "машинерия". "Полков седые легионы" - выстроившиеся словно по линеечке отряды закованных в броню воинов, беспрекословно подчинявшиеся приказам "демонов". Здесь не было места собственной воле и разуму - только приказ начальника. Думать было для воинов Хэлла вредно в прямом смысле слова: за ослушание приказа ждала смерть или тачка с углём в рудниках. Но зато как жили семьи солдат! Огромные города, в которых непонятные Анкху машины выполняли самую грязную работу, где голод не грози сотням тысяч людей, где небо покорилось простым смертным. Это была сытая, счастливая жизнь для мирных обывателей, покупавшаяся непомерной, как считал Анкх, ценой - ценой души. Да, у подчинявшихся хэлльцам, прельстившихся сытой жизнью, казалось, вынули что-то изнутри. Не было, не было чувств, кроме жажды наживы и покоя, не было иных желаний, кроме как набить брюхо или заработать побольше денег. Анкх видел глаза многих сынов и дочерей тех народов, что подчинились Хэллу: в них не было блеска, не было отображения души, только прагматический разум отображался в этих ледяных "блюдцах". И это пугало Ищущего пути: ведь победи Хэлл здесь, в этом мире, на очереди будет и мир Народа, Хэвен. И что же тогда будет? Точнее, что уже стало: хэвенцы начали походить на хэлльцев. И если свершится истребление волшебников и магов, не пожелавших оставаться простым орудием в руках создателей, - останется совсем немного, чтобы Хэлл пришёл в Хэвен. Без боя, без вооружённой борьбы: просто "ангелы" сравняются с "демонами"...
   - Анкх, ты что здесь делаешь? - слышались оклики с стороны собратьев. - Назад, назад!
   Анкх же никого не слушал! Он нёсся к полоске земли, отделявшей воинов Хэвена и Хэлла. Ищущий пути ещё надеялся остановить бойню, надеялся, что успеет предупредить волшебников спасти свои жизни...
   - Стойте! Остановитесь!!! - голос Анкха донёсся до каждого из собравшихся здесь, в Тюльпановой долине.
   Красные и жёлтые цветы колыхались, поддаваясь порывам лёгкого ветерка, и казалось, что это волнуется благоухающее море. И каким же красивым было это море между двумя армиями...
   - Все, уходите отсюда! Это ловушка! Вас здесь ждёт лишь смерть! Смерть!!! Смерть!!! Спасайтесь!
   Войска "ангелов" заволновались. Воины из первых рядов, кто мог хорошо разглядеть Анкха, начали оглядываться по сторонам, бросать взволнованные взгляды на командиров-хэвенцев...А те, давным-давно предупреждённые о том, что эта битва станет бойней, занервничали...
   - Анкх, прочь отсюда! Уходи! Ты предаёшь свой Народ! - донёсся до ушей Ищущего пути чей-то возглас.
   - Я спасаю честь и совесть Народа! Я спасаю творения Народа! Я спасаю сам Народ! Уходите отсюда!!! Все уходите!!!
   Анкх казался сумасшедшим, призывавшим обе армии разойтись миром...
   - Хэвенцы подготовили ловушку для всех волшебников и магов! Скоро сюда рухнет целая небесная гора! Спасайтесь!
   Со стороны Анкх казался сумасшедшим. Но в одиночку не сходят с ума. Ищущий пути обернулся на звук сминаемых тюльпанов...
   - Народ никогда не сдаётся, - странный волшебник произнёс эту фразу всё тем же чарующим, играющим на тончайших струнах души голосом. - Никогда!
   Анкх, с игравшей на устах лёгкой улыбкой, взглянул на небо.
   - Когда же это всё закончится, - донеслись до Шаартана слова крылатого волшебника, произнёсенные на древнем-древнем языке...
   Некромант вздрогнул: Анкх говорил на языке Хэвена, вот уже тысячу лет как считавшегося мёртвым, сухим, книжным...На юге хэвенский использовали как язык премудрости, как язык споров, как язык сгинувших многие века назад мудрецов...
   Всё встало на свои места: и удивительные крылья, и могущественное волшебство, и странное поведение Анкха...Ангелы вернулись...
   - Он...ангел... - потрясённо прошептал Шаартан. Его колени сами собой подогнулись...
   Сигизмунд и Альфред, не сознавая, что творят, преклонили колени перед Анкхом. Тело ангела, казалось, испускает мягкий свет...
   Стефан Айсер сперва заслонил лицо руками: он испугался то мощи, которая явственно чувствовалась в Анкхе. Но боязнь прошла в какие-то мгновения, и теперь взгляд алхимика был устремлён на этого странного волшебника, оказавшегося ангелом - и только на него...
   Даже стражники начали потихоньку понимать, кто же вышел на них из грязного закутка. Кто-то бросил оружие, чтобы легче было бежать подальше отсюда. Кто-то упал на колени, простирая руки. А кто-то уже целился из арбалета - такие желали славы, славы во что бы то ни стало, и даже красота ангела не была для них преградой...
   А что же делал Анкх? Анкх...Анкх просто шёл на "правый" отряд стражников. Каждый шаг ангела отзывался звоном падавших на брусчатку мечей и стуком роняемых щитов... А Анкх всё шёл и шёл вперёд, широко раскинув руки в стороны, расправив крылья, с сотнями игравших "солнечных зайчиков"...На ладонях ангела начали загораться огоньки, через мгновение выросшие до размеров годовалой кошки...Заскрипели тетивы во взведённых до предела арбалетных воротах. Вот-вот в Анкха должны полететь болты, а обратно, в ответ, устремились бы огоньки, что разгорались ярче и ярче на ладонях ангела...
   И вдруг - мгновение остановилось, растянувшись в вечность и дольше. Словно чья-то невидимая пятерня начала раскрашивать мир в чёрно-белые тона гигантской кисточкой. Вот небо стало мутно-серым, с бледноватой дымкой облаков. Вот солнце - белёсый кружок. Вот дома - серые коробки. А вот и люди - лишь жалкие доски с намалёванными лицами-масками...
   Только Шаартан, Альфред, Сиг, Стефан и Анкх остались прежними. Разве что ангел теперь не мог пошевелиться: одни глаза сверкали, буравя окружающую реальность (или нереальность?).
   - Нарушаем, значит? Так, разберёмся! - этот насмешливый, низкий голос, с лёгкой картавостью, появился раньше своего хозяина.
   Примерно посередине между Анкхом и застывшими стражниками закрутился пыльный вихрь, из которого на землю ступила фигура...ступил человек...Нет, не человек...
   - До...до...доигрались, - сумел справиться с неожиданно появившимся заиканием Стефан.
   Из вихря показался человек, облачённый в алые одежды...палача. Всё было "при нём": и длиннополый плащ, стелившийся по земле, с объёмистым капюшоном, откинутым на плечи, и рубаха с короткими рукавами. И меч, судя по всему, был "фирменным" двуручником палаческим. Хотя и висел он на спине, практически скрытый от глаз "маленького, но очень гордого отряда", но торчавшая массивная рукоятка и своеобразная гарда не оставляли сомнений в "родовой принадлежности" оружия не оставляли...Лишь одна вещь никак не вязалась с облачением палача: широкая повязка, скрывавшая глаза, и притом скрывавшая полностью: никаких прорезей для глаз, ни малейшей дырочки в алой ленте не было. Но, судя по движениям, этому человеку невозможность смотреть на мир своими глазами не мешало. Ведь это был Палач. Палач, именем которого клялись. Палач, имя которого проклинали. Палач, которого так ждали, но дождаться никак не могли...
   Он обошёл по кругу Анкха, втягивая носом воздух.
   - Так-с, так-с, так-с. А неплохо ты погулял, неплохо. Сколько нарушений-то, а! Сколько нарушений...И как раньше не почувствовал осквернённого тобою Равновесия? Поздно я прибыл, поздно...Но да ничего, разберёмся, разберёмся...Именем Равновесия...
   Двуручник сам собою взмыл в воздух, а затем лёг в руки Палача. Пальцы любовно погладили рукоятку, прошлись по металлу клинка...
   - Чего же ты медлишь?
   На лице Анкха отразилось невероятное напряжение, потребовавшее ангелу, чтобы произнести этот короткий вопрос. Похоже, хэвенец всё-таки смог обойти ту преграду, что сковывало все его силы.
   - А вы...вы...бегите отсюда...Бегите...
   - От Палача не скрыться! - короткий смешок слетел с уст Палача, гадливо улыбавшегося...
   Но внезапно выражение лица хранителя Равновесия, каравшего любого, кто посягнёт на устои Хэвенхэлла, на равенство сил в нём, изменилось до неузнаваемости. Одурение, удивление, радость, грусть, тень неизмеримо далёкого прошлого - всё это смешалось, рождая что-то невообразимо выразительное, глубокое, невероятное...
   Молодой хэллец, совсем ещё юноша, встал рядом с Анкхом. И "ангел", лишь мельком взглянув на "демона", улыбнулся, поняв, что он всё-таки не один...
   Взгляд хэлльца горел, горел тем негасимым огнём, что рождают самые сокровенные мечты. А губы...губы сперва шептали, а потом широко раскрывались, рождая крик: "Спасайтесь!"...
   "Демон" повторял практически слово в слово то, что минуту назад кричал Анкх...
   - Значит, только один из твоего Народа решился спасти своих слуг...- Ищущий пути удовлетворённо кивнул: он не один. Он не один, их теперь двое, двое против двух народов...
   С обеих сторон уже начали волноваться и воины, и офицеры, и "артиллерия" - маги или волшебники. Многие уже начали спорить со своими офицерами, не понимая, что же происходит...
   К Анкху с тем юношей бледным с горящим взором решили было приблизиться "ангелы" и "демоны" - но всё же отказались от своей задумки.
   - Как же это всё глупо, - наконец прошептал Ищущий пути.
   Только тут до него дошло, каким дураком он кажется со стороны. Ну разве могли волшебники поверить какому-то спятившему "ангелу", или даже предателю, что им грозит какая-то серьёзная опасность со стороны создателей...Но, может, попробовать? Последняя попытка...Всё-таки это попытка, та ещё пытка...
   - Глупцы! Народ узнал о том, что вы предательство подготовили! Уходите!!! Спасайтесь!!!
   А вот тут-то и начали по-настоящему волноваться воинства "ангелов".
   Юный хэллец повторил, слово в слово, то же, что сказал Анкх. Маги тоже заволновались...
   Тень нашла на Равнину тюльпанов - чёрная точка набежала на солнце, всё увеличивавшаяся с каждым мгновением точка.
   - Народ всё-таки решил сбросить небесную гору.
   Эти слова болью отозвались в груди Анкха. Что ж, всё напрасно. Но, к счастью, Ищущий пути не уподобится остальным хэвенцам, он с честью погибнет вместе с волшебниками и воинами десятков народов, которые который век воевали бок о бок с "ангелами"...Анкх не останется в истории хотя бы этих созданий как предатель...А вот Народ заклеймит, ох как он заклеймит Ищущего пути...
   - Прощай, хэллец. Ты знаешь, благодаря тебя я начал уважать твой народ. Какие же красивые здесь цветы.
   И сквозь боль, душевную и физическую, сквозь покатившиеся из глаз, Анкх улыбнулся. "Демон" кивнул Ищущему пути: слов сейчас не требовалось...
   И вдруг Анкх почувствовал, что какая-то сила схватила его и тянет прочь. Запестрело в глазах.
   - Оставьте меня! Оставьте! Пустите! Трусы!
   Ищущий пути, что собратья из Народа применили кое-какое "оружие" из арсенала. Анкха неслось прочь с того места: ему не пожелали оставить возможность умереть там, с гордо поднятой головой, среди цветов...
   А юный хэллец, вскинув голову вверх, смотрел, как чёрная точка стала уже чёрным пятном, после - чёрным камнем, а в самом конце - огромной чёрной горой, несущейся на долину...
   И хэвенцы, и хэлльцы (кроме того юноши) уже давно покинули долину, бросив на произвол судьбы своих союзников и подданных. Тысячи жизней - вот какую цену решили заплатить оба народа за спокойствие и непоколебимость своей власти. Но на самом деле им предстояло заплатить больше...
   Небесная гора врезалась в цветочное море, погребая под собою волшебников и магов Хэвенхэлла, отправляя на тот свет десятки тысяч жизней, а вместе с жизнями - ту силу, что была заключена в творениях "ангелов" и "демонов"...
   Гигантские волны, в которых смешались силы магов и волшебников и энергия врезавшейся небесной горы, нахлынули на Хэвенхэлл, перекраивая мир, уничтожая целые континенты, превращая в пустыни дотоле цветущие равнины, навсегда перекраивая миропорядок...
   - Ты...это...же...ты? Это...твой голос...твой...- даже голос Палача изменился. Он стал похож на юношеский, почти детский, звонкий, наивный голос...
   Меч с обидчивым звоном упал на мостовую. Вслед за ним полетели сорванные Палачом со своих рук перчатки.
   Обнажённые пальцы, тонкие, бледные, дрожавшие, потянулись к повязке, скрывавшей глаза ревнителя и хранителя Равновесия. Подушечки легли на алую ткань, остановились...Палачом овладело сомнение - но ли на мгновение, на коротенькое мгновение! - и раздался треск разрываемой материи. Сорванная повязка полетела вслед за мечом и перчатками...
   В краешках разноцветных глаз Палача показались капельки влаги...
   Сейчас он совсем не походил на того пересмешника, видевшего сотни и сотни созданий, нарушивших Равновесия, а затем отправленных безотказным двуручником на тот свет...Нет, совсем нет! Сейчас этот Палач выглядел шестнадцати- или семнадцатилетним пареньком, зачем-то надевшим глупый костюм.
   Анкх был удивлён не меньше Палача.
   - Я ...не один...Я наконец-то не один... - только и смог ответить Ищущий Пути тому самому юноше бледному со взором горящим, пытавшемуся тысячу лет назад докричаться до магов и волшебников, предупредить об угрозе, о близкой гибели...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 12
   Если кто из вас думает быть
   мудрым в веке сём, тот будь
   безумным, чтобы стать мудрым.
   Первое послание к Коринфянам
   Св. Апостола Павла.
  
   - Проклятье! Я должен восстановить Равновесие. Хэвенец, почему же именно ты своими деяниями призвал меня? Ну почему?
   В голосе Палача слышались мольба и горечь, неизбывная горечь человека, который тысячу лет провёл в одиночестве. Сейчас хранитель Равновесия более всего был похож на юношу, пылкого юношу, которому предстоял выбор между необходимым и желаемым. А ведь это так сложно тому, кто делал только то, что должен, вот уже тысячу лет.
   - Я же существую для того, чтобы изгонять из этого мира всех, кто может создать хотя бы угрозу нового катаклизма. Ну почему, ангел, почему - ты меня призвал?
   Голос Палача дрожала, но не сильней, чем плечи, содрогавшиеся от немых рыданий. Прошлое вставало перед глазами этого юноши, прошлое цвета красных и жёлтых тюльпанов и человеческой крови. Палачу предстоял выбор.
   "О чём же он думает? Что же он выберет?" - Шаартан неотрывно смотрел на Палача.
   Хрупкие плечи, бледное лицо, пламя мирового пожара в глазах, неказистый двуручник, созданный для казни.
   "Ведь палач всегда остаётся палачом, вне зависимости от того, чей приговор исполняет - хоть Провидения, хоть Равновесия, а хоть деревенского старосты. Кровавая корка должна покрывать руки этого...существа, похожего на человека. Но ты, некромант, чем лучше?" - южанин окунулся в омут своей памяти.
   Одним из самых ярких воспоминаний Шаартана было воспоминание о первой встречи с привидением. Белёсый силуэт, не ярче и чётче тени, "бродивший" меж надгробиями кладбища. Пугающий, непонятный, непознанный. Пятнадцатилетний паренёк, только-только начавший ходить к наставнику-волшебнику познавать азы чарующего дара менять мир, - он с замиранием сердца смотрел на призрака. А тот будто почувствовал присутствие рядом живого человека: силуэт привидения задрожал (хотя ни малейшего ветерка не было), а потом...Потом...Потом Шаартан увидел - лицо! Лицо духа. Чёрные провалы вместо глаз, таившие внутри себя Вечность, прожитую жизнь, тайны и секреты, воспоминания, чувства и желания, все те "мелочи", что делают человека личностью.
   Шаартану захотелось узнать, понять, познать...Ведь это был не просто призрак - это был целый мир, который только предстояло открыть. Но это можно сделать? У призрак не спросишь: он растворился через мгновенье после того, как Шаартан заглянул в эти глаза-бездны.
   Наставник, едва услышав о желании юноши, замахал руками, его косматая седая бородка в мгновение ока оказалась всклокочена дрожавшими от волнения вперемешку с гневом руками, а горло сотрясалось спазмами.
   - Да ты, да ты - вообще понимаешь, на что замахнулся? Даже думать об этом не смей! Священный покой душ наших предков не должен быть нарушен, никогда и ни за что! Если ещё хоть раз я услышу от тебя про что-либо подобное, расскажу твоим родителям!
   Отец и мать Шаартана свято чтили заветы предков, и малейшее подозрение на то, что покой Ушедших в Пески может быть нарушен, привела бы их в невообразимую ярость.
   Тогда юноша отказался от этой идее. Но отказался - на словах. Глубоко в сердце Шаартана до поры до времени осталось желание проникнуть за грань, в ту бездны прошлого. Будущий некромант умел ждать - и Ветры Судьбы оказались благосклонны.
   В базарный день странствующий торговец книгами, чьё лицо, опаленная солнцем, стало походить на древний переплёт из кожи чёрного буйвола, а ладони нельзя было бы отличить от ломких, иссушенных листов пергамента, решил сбыть хоть кому-нибудь, хоть за сколько-нибудь выгодную цену трактат на неизвестном ему языке.
   - Интересуетесь, вьюноша? - воздух с тихим свистом выходил из уст этого книгопродавца, ласкавшего взглядом переплёты книжные переплёты. - Если так, то отдам эту книгу практически даром. К сожалению, не смог понять ни строчки. Думаю, что текст может быть весьма и весьма интересен, судя по многочисленным схемам...
   И вправду, листы пергамента были испещрены десятками, сотнями странных рисунков (не эстетически настроенные люди сказали бы, что каракулями), схем, диаграмм, таблиц, графиков. Это вполне мог быть учебник по цифирной грамоте - а мог быть и плод больного воображения свихнувшегося от работы каллиграфа. Но Шаартан догадался, что это, к счастью, ни первое, ни второе: трактат был, судя по всему, написан на каком-то диалекте хэвенского. Наставник, кое-как владевший этим мёртвым наречием, обучил "вьюношу" азам языка ангелов, и наука пошла на пользу. Парень, сумевший перевести название труда, смекнул, что речь здесь идёт о способах общения с призраками...Это было то, что надо...
   "Главное не проговориться о ценности этой книги, иначе торговец цену взвинтит" - такой была мысль Шаартана перед тем, как начался, собственно говоря, торг...
   Похоже, любопытный юноша в тот раз переиграл с "безразличным голосом": книгопродавец почуял, что Шаартану нужна именно эта книга, и заломил непомерную для паренька цену. Пришлось торговаться, долго и упорно, и, надо сказать, это неплохо получилось: весь базар отвлёкся от мирских дел. Чтобы насладиться разыгрывавшимся представлением. Слова были то слаще жареных в выдержанном ровно три ночи шербете, то горше сушёных на солнце семечек мака...
   И всё-таки Шаартан смог, победил в том споре. Даже не бусинки, а целые градины - с луну, не меньше! - пота, пустые карманы - и глаза так и лучившиеся счастьем, и руки, бережно, нежно, словно ребёнка, поглаживавшие книжку.
   А после - началось. Бессонные ночи, каждое мгновение которых было проведено над переводом книги об искусстве общения с миром Ушедших в Пески - и наполненные изнуряющей, высасывающей все-все силы учёбой. Наверное, именно так можно сойти с ума...
   Но всё-таки - Шаартан держался. Нервный от усталости, уставший от нервозности, он упрямо шёл к поставленной цели. Вгрызаясь даже не в гранитные плиты - в не огранённые алмазы древнего манускрипта, юноша с каждой ночью всё ближе и ближе подходил к окончанию перевода.
   И вот, в полнолуние, после труднейшего за прошедшие полгода дня, Шаартан держал в руках пусть и корявый, "непричесанный", но всё же - готовый перевод труда, где автор, пожелавший скрыть своё имя за ширмой прозвища "Нафураздэ". Этот человек долго, сочно и вдохновенно рассказывал о способах общения с духами умерших, поведал сотни и сотни случаев встреч с привидениями, а нередко, забывая об очередном "контакте", чертил какие-то схемы...
   Вот последнее юноша пока что не смог раскусить - все эти рисунки были выше всякого понимания Шаартана. Но это - пока что. Пока что, ведь всё было впереди...
   Палач завертел головой. Меч выпал из его рук, с мерзким, протяжным звоном стукнувшись о брусчатку. Сиг и Альфред взглядами провожали это падение, и разом, одновременно со звуком упавшего оружия, нервно сглотнули. Они просто представили, что было бы, пожелай этой "зубочисткой" Палач взмахнуть этак чуть повыше шей кнехтов...
   Тонкие пальцы хэлльца, будто змеи, лохматили шевелюру...Взгляд потух...Палач склонил голову...
   - Проклятье! - хэллец всплеснул руками. - Никто не говорил, что борьба за своё прошлое напрасна! Неужели Равновесие сможет победить того, кто смог победить сам себя, а?
   "Угу...Нашёл себе Шаартан родственную душу...И заодно помутневший рассудок" - с каким-то особым, гадливым удовольствием подумал Стефан Айсер.
   - Уходите отсюда! Быстро! Хоть куда-нибудь! Я чувствую, что вскоре не смогу противиться воле Равновесия, что меч вновь окажется у меня в руках, но...Но - даже Палач может пойти против убийства! Да! Бегите! Прочь! Прочь бегите! - хэллец размахивал руками с каким-то невероятным остервенением.
   Полубезумный (а может, даже и не полу) блеск в глазах, растрёпанные волосы, страх и гнев в голосе - таким Палач и запомнился и Шаартану, и кнехтам, и Айсеру. Разве что в памяти Анкха навсегда оказался запечатлён образ паренька, растерянно озиравшегося по сторонам, стоявшего средь изящных тюльпанов.
   - Спасибо, хэллец. Ты всё-таки остался собой...- благодарно кивнул Анкх.
   Крылья, вспыхнув, пропали, глаза закрылись, и обессиленное тело начало заваливаться назад. Хорошо, что Сиг и Альфред подоспели вовремя, подхватив на руки потерявшего сознание ангела.
   - Я этих, - Палач, похоже, имел в виду застывших стражников.- Удержу ещё немного. Только вот они вскоре проснутся, вспомнят, что здесь произошло - и бросятся вас искать. Так что уносите ноги. А я...Я здесь останусь. Как тогда, в той, нормальной жизни.
   Глядя на этого паренька, волею судеб ставшего хранителем Равновесия, хотелось ...плакать и смеяться одновременно. Уставший, чувствовавший груз тысяч лет и сотен убитых созданий, Палач так молодецки храбрился, пытаясь показать, что он всё сможет, справится, что пойдёт против Равновесия, против своего предназначения...
   - Спасибо! - Шаартан первым нашёл, что сказать - а менее чем через один удар сердца уже мчался по направлению к порту, каким-то чудом успевая обходить застывших стражников.
   Некроманта всё пытался догнать Стефан Айсер, понявший, что пора выполнять свой излюблённый "манёвр номер ноль" - "делать ноги". Кнехты Белого Ордена, не чувствуя тяжести Анкха, подхваченного под руки, следовали несколько позади алхимика.
   А вслед им смотрел Палач - смотрел и...плакал. Сверкавшие на солнце слёзы падали на землю, руки сжимались в кулаки, а сердце всё рвалось и рвалось прочь из груди, не в силах справиться с нахлынувшими чувствами. Лезвие двуручника начало подрагивать, рукоятка поднялась в воздух, наполнившийся серовато-красным дымом...
   Прошлое, та единственная ниточка, что соединяла хранителя Равновесия и даже не личность - лишь её призрак - былого хэлльца Пауля Свордера. Во взгляде Палача, направленном на "просыпавшийся" меч, пробуждалась былая гордость, былая ярость, былая храбрость и бесшабашность.
   - Мы ещё посмотрим, кто - кого, - сквозь зубы сказал...Палач? Нет, Пауль Свордер вновь бился за этот мир и за своё место в нём...
  
   - А вам не кажется, что мы уже достаточно побегали? - Шаартан, запыхавшийся, подвернувший правую ногу и едва не сломавший в ходе очередного "манёвра" левую, наконец-то решил остановиться и осмотреться.
   И, надо сказать, осмотр дал явно не худшие результаты. Выглядывая из очередного закутка, где-то рядом с портом (здесь до невозможности погано пахло тухлой рыбой, но ещё не ощущался запах океана), некромант не заметил ни одного стражника или подозрительного типа. Ну разве если считать таковым выпучившего глаза Стефана Айсера, задыхавшегося после бега, хрипевшего громче, чем орёт морской лев. Или если странным назвать кого-нибудь из кнехтов Белого Ордена, как зеницу ока оберегавших так и не пришедшего в себя Анкха. Ангел, похоже, беззастенчиво спал, имея наглость даже храпеть во сне.
   - Мне бы так, - завистливо произнёс Сигизмунд, кряхтя. - Невесомым-то ангела не назовёшь, знаете ли...
   - Сиг, не жалуйся, Анкх спас нас, и наш долг, - с нажимом начал говорить Альфред, но друг его перебил.
   - Да знаю я, знаю. Уже и сказать ничего нельзя, - шумно вздохнул Сигизмунд.
   - Что будем делать дальше? - некромант уже успел отдышаться, осмотреться и обмозговать сложившуюся ситуацию. - Вроде никого нет из стражников поблизости. Да и люди как-то не особо волнуются. Пожар...У меня бы дома! Эх!
   Некромант покачал головой. Да, у него бы дома...Но где сейчас этот дом? В далёкой дали, иначе и не скажешь. Нет, даже в недосягаемой дали - потерян дом Шаартаном. Навсегда потерян. Этого уже не изменить.
   - А может, в таверну какую-нибудь податься, а? - с надеждой спросил Альфред, но, глядя на враз посеревшее лицо Сигизмунда, понурил голову.
   - Угу. Вваливаются, значит, в таверну пятеро человек, потрёпанные, грязные, усталые, причём один из этой пятёрки то ли спит, то ли потерял сознание. А в городе - пожар, а в городе - облава. Альф, вот ты когда-нибудь будешь думать головой? Своей головой, а не моей! - кнехт собрал свои последние силы в кулак, который и показал (весьма выразительно, между прочим) другу. - Может быть, кто-нибудь ещё придумает...
   - В порт...Там...Друзья на корабле..."Кукша"...Корабль... "Кукша"...- сквозь сон бормотал Анкх. Только вот...как-то вовремя ему такой сон приснился.
   - Слышали? Ангел...
   - Бредит ангел, вот что я вам скажу, - прогнусавил Стефан Айсер. - Кто-нибудь из вас, кнехты, поищите в порту эту...или этого "Кукшу", - уверенным тоном, не терпящим ни малейшего возражения, произнёс Шаартан. - Может, хэвенец нас слышит, может...Всё может быть. Это наш единственный шанс! Давайте, кнехты, разбирайтесь, кто пойдёт искать корабль! Время дорого!
   - А почему оба не могут...
   - А потому что если обоих схватят, то это будет хуже, чем если схватят только одного из вас, - нетерпеливо, но всё же глубокомысленно изрёк некромант.
   - Тогда...я пойду, - Сигизмунд кивнул Альфреду. - Во всяком случае, мне будет проще, чем Альфу. И, кстати, некромант...Когда мы выберемся отсюда, я тебе всё припомню.
   - Те, кто говорил со мной подобным тоном, вскоре становились моими "клиентами", - ухмыльнулся Шаартан, и надо сказать, что ухмылка эта вышла весьма и весьма плотоядной и красочной.
   - Мы ещё посмотрим, кто чьим клиентом станет, знаете ли, - коротко хохотнул Сигизмунд и направился прочь из закутка.
   Все остальные (кроме Анкха, конечно) проводили взглядами смельчака, а через какое-то мгновенье вновь продолжили "разбор бегов".
   - И что прикажете делать, а? - первым нарушил молчание Стефан. - Да, найдём мы этот кораблик, "Кукшу". А на какие деньги мы купим себе там место? А не выдадут ли страже нас матросы? Я понимаю, у ангела там друзья и всё такое прочее. Но...но даже друзья предают, а привычный мир рушится за один-единственный миг. Я знаю, о чём говорю, уж поверьте мне...
   Мирок Шварца рушился, погребаемый под горами, континентами, целыми планетами "чёрной пыли"...
   И пусть скажут, что Стефан Айсер появился много позже, через лет шесть-семь...Нет! Именно в тот день, день смерти гениального творца Бертольда, появился на свет боязливый, сомневающийся, мятущийся, потерявший веру в себя и в мир вокруг Стефан. И именно в тот день, казалось, навсегда пропал огонь в глазах алхимика. Блёклый, водянистый взгляд - вместо пламени мысли, отражения души. Их нельзя было сравнить: ведь как можно сравнивать гнилое болото, смердящее в жару и покрывающееся кромкой льда в холода, с ярко горящей звездой, немеркнущей и негасимой? Попробуйте, но смею уверить: не получится!
   Бертольд (а может, его стоит уже называть Стефаном?) переродился за одну ночь...
   Свет полной луны проникал в комнатку через круглое окно у самого потолка, падая прямо на лицо Шварца. Полночь уже давно миновала, а сон всё не шёл - да и не до сна было. Сотни, тысячи, миллионы, эоны мыслей роились в голове молодого алхимика. Представлялись накрываемые огненными цветками взрывов "чёрной пыли" люди, дома, города, целые континенты - таким, наверное, был Разрыв трёх миров тысячу лет назад. И всё это произошло из-за него, Бертольда. Какой-то простой порошок, созданный, чтобы доказать, что он, Шварц, способен творить! Но доказать (и доказать прекрасно!) удалось лишь то, что он, Шварц, умеет разрушать, убивать, нести боль...
   Вновь и вновь Бертольд возвращался мысленно к картинам разрушения и смерти - тем самым парень копил злость, ярость, которые уже, в свою очередь, должны были придать достаточно уверенности для задуманного поступка. Пожары и взрывы, страдания и гибель, войны, разрушения, смута - вот что было топливом для костра, на котором варился котелок с храбростью Шварца. И к утру, вместе с первым лучами солнца, этот котелок вскипел.
   Стараясь не подавать вида, что он кое-что решил предпринять, Бертольд старался вести себя как обычно. Трудился у алхимической печи, выделывал головокружительные па вокруг склянок и реторт. Словно музыкант, искавший идеальную виолончель, или художник, желавший найти "истинный цвет", перебирал баночки и мешочки с разнообразнейшими реагентами и катализаторами.
   Дэмн иногда заходил в лабораторию, наблюдал с ухмылкой за Бертольдом, удовлетворённо кивал, глядя на то, как ладно спорилась работа у алхимика, а после уходил.
   "Ухмыляйся, ухмыляйся, недолго радоваться осталось!" - злорадно думал Шварц, готовя "сюрпризик" для Алармуса.
   Одинокий путник миновал городские ворота, провожаемый взглядами любопытных стражников: редко кто платил пошлину, совершено не торгуясь и не жалуясь. Служивые лишь удивлённо пожимали плечами да чесали языками, обсуждая эту невидаль, - а назавтра уже позабыли про это, обсуждая следующего "странника".
   А наутро по городу разошлась весть, что "добропорядочный гражданин" Алармус Дэмн и семнадцать его подмастерьев угорели в лаборатории. Похоже, не рассчитали количество реагентов для очередного состава: все, кто был в то время в здании, погибли. Единственно, не смогли найти тела одного паренька, работавшего с недавних пор у Алармуса, хотя, по рассказам знающих людей, этот парень практически не отлучался с работы...
   - Вот найдём корабль - и придумаем. Нам бы главное до него добраться, не попав на глаза сердобольным кардорцам или стражникам. А может, ночи дождёмся, и незаметно в порт войдём. Зачем сейчас обсуждать исход поединка, который ещё даже не успел начаться? Рыцарь-наставник любил повторять эту присказку - и не любил людей, для которых "заготовленный загодя план - две трети дела". Все эти планы рушатся не хуже и не реже, чем привычный мир! - отчаянно замахал головой Альфред. Видимо, пытался тем самым восполнить "нехватку" жестов: всё-таки обе руки были заняты поддерживанием ангела.
   - Как...раскричались...- просипел Анкх, даже не успев открыть глаза. - Устал я что-то. Где мы?
   Причём произнесены эти слова были практически без пауз.
   - Рядом с портом. Ищем "Кукшу", по твоему же совету, странный волшебник-хэвенец, - спокойно ответил Шаартан. - Ты что-нибудь помнишь о произошедшем за последний час?
   - Помню тьму и крылья, помню тюльпаны, помню холод и огонь, помню...Много чего помню, но из того, что случилось после нашего окружения в том переулке, ничего не осталось в моей памяти, - устало произнёс Анкх, жестом отказавшийся от помощи Альфреда, и начал оглядываться по сторонам. Втянул воздух, ухмыльнулся. - Да, знакомый запах. Хорошо было плавать на "Кукше"...Постойте-ка. А когда я вам дал совет?
   - Когда мы притащились сюда, решали, что делать дальше, ты в забытьи произнёс название этого корабля, - вступил в разговор Стефан.
   Алхимик с огромным интересом разглядывал хэвенца. Айсер считал, что этот "ангел" просто издевается над ними, бедными и несчастными, выдавая себя за потерявшего память, - сумасшедший, ну что с него возьмёшь? Потому-то Анкх так легко и сошёлся с некромантом, две родственных души (и два помутившихся рассудка) наконец-то нашли друг друга. Хотя, признаться, то, что хэвенец не мог не внушать уважения, особенно когда крылья раскрывались за его спиной, а в глазах отражалась бездна тысяч прожитых лет.
   - Тихо вам! - внезапно зашикал Шаартан, прислоняясь к стене хибары и выглядывая за угол, на улицу. - Кто-то идёт. Пока не скажу - всем замолчать.
   Тут же воцарилось абсолютное молчание: казалось, "отряд" не что дышать боялся - и думать старался поменьше. А то, знаете ли, всяко бывает...
   А по улице, то и дело падая, дико смеясь и, иногда, горько-прегорько рыдая, брели двое матросов. То, что это именно матросы, догадаться труда не стоило: серые (не потому, что из серой ткани, а потому, что грязные-прегрязные) полотняные рубахи, штаны едва до колен, "палубная походка" (это когда моряк, соскучившись по качке, по земле идёт, пошатываясь)...Словом, не хватало здесь хорошего художника, который мог бы изобразить эту "маринистику". В глазах, полных дыхания "зелёного змия", в широких ухмылках на изборождённых рубцами, обветренных лицах так и читалось: "Нам бы - драку! Для полного счастья в морду б! Драку!". Попутно морячки горланили какую-то песенку. Правда, разобрать слова этой песни было невозможно: всё он, "зелёный змий", виноват. Хотя, кто знает, вдруг эту песенку лучше бы и не слышать...
   Вид этой парочки не внушал Шаартану никакого оптимизма. Был бы у него сейчас посох с собою, он бы не так волновался, но без посоха он уже так давно не творил некру, так давно...
   Первый бой - он трудный самый. Первое волшебство - кажется невозможным. Но это всё - пока не примешься за дело. "Ведь главное не думать, что дело трудное, надо это дело делать" - поделился однажды с Шаартаном своею мудростью гончар, увлечённый работой над новым горшком. И было в этих словах не меньше "седин", чем в длинных речах учителей мудрости.
   Сперва пареньку казалось, что сложней всего будет прошмыгнуть на кладбище, к "объектам исследования", как любил в своём труде выражаться Нафураздэ. О да, умел он, неизвестный некромант, позабытый за прошедшие века, обходить "неудобные слова". Объект - он объект и есть, как легко говорить об "объектах", не думая, что имеешь в виду трупы людей, разлагающиеся и смердящие. Умел Нафураздэ красиво, как учёный, говорить о нелицеприятном, стихами науки глаголить о прозе жизни.
   И всё-таки - удалось начинающему некроманту пробраться на кладбище, в последний приют тех, чьи души ушли в Пески.
   Юноша долго, как ему показалось - целую вечность, смотрел на могилы. Вот здесь - брат его матери Махтун, первый в квартале певец и сказочник. Детвора вечерами окружала этого совершенно седого (хотя разменявшего всего-то четыре десятка лет), грустно улыбавшегося человека, требуя "ну хоть одну сказочку, ну пожаааалуйста!". И Махтун, озорно подмигивая самому настырному ребёнку, кряхтя (больше для вида), присаживался на землю. Мгновенье-другое глядя куда-то вдаль, поверх голов ребятни, поверх белых башен города, поверх облаков, поверх мира, родич всегда начинал свою сказку с таких вот слов: "Вы, наверное, уж не помните, но жил вон там, на соседней улочке...". Но однажды Махтун не вышел к ребятне. Дети долго-долго ждали седовласого сказочника с невероятно яркой душою, а тот всё не шёл и не шёл. В этом мире стало на одного мечтателя меньше...
   А вон там...Вон там, под глыбой камня, которой не коснулась рука резчика, белой как снег на вершинах далёких гор, нашёл своё пристанище бесшабашный Арслэн. Рыжий, рыжее ифритов из махтуновых сказок, он так громко смеялся, что, наверное, облака не смогли бы уснуть. Первый силач города (во всяком случае, Арслэн почитал себя за такового), он гнул подковы щелчками пальцами, дыханием разрывал цепи, взглядом пробивал доски - такие о нём ходили "наиправдивейшие рассказы". Души не чаявший в своей молодой жене, Лилиат, он и погиб из-за неё, храбрый, легкомысленный Арслэн. Ночное небо, усеянное бриллиантами звёзд, спящая улица...Что погнало Лилиат из дома? Кто ж теперь узнает. И надо же было пятёрке молодчиков из каравана, пришедшего из северных стран, "погулять" именно на той улице!
   Крик жены - и Арслэн, быстрее суховея, выскочил из дома, в одних штанах, с безумным взглядом и сердцем, полным ярости. Из тех пятерых никто не ушёл живым. Но и бесстрашный силач не пережил той ночи.
   "Как я их, а? Лилиат...Ты не плачь...Прошу...Ну вот...ну утри слёзки...Ты ведь знаешь, что я не могу жить спокойно, когда ты плачешь...Лилиат" - рука Арслэна, поглаживающая мокрую от слёз щёку жены, замерла. Душа храбреца Ушла в Пески.
   А рядышком с Арслэном уснул вечным сном музыкант Файрун. Глухому, ему открылись небесные мелодии. Едва его тонкие, наверное, не толще листа пальмы, пальцы касались струн, всё вокруг замирало. Говорили, что даже облака зависали над Файруном, лишь бы только послушать его чарующую музыку. Люди плакали, люди смеялись, люди жили этой музыкой. Музыкой? Нет, жизнью, душой Файруна! Он отдавал самого себя, свою душу раскрывал в этих мелодиях, проживал целую жизнь, играя...Он так и умер - на циновке, обняв домбру...
   И все они такие здесь были, все были по-своему плохи, по-своему хороши - ведь они были людьми.
   Шаартан застыл на месте. Он не знал, чей же дух пытаться призвать на разговор. Нежелание тревожить покой Ушедших в Пески боролось с желанием познавать, многовековые традиции вели упорный бой с любопытством...
   И всё же в душе паренька некромант одолел волшебника.
   - Прости меня, Махтун. Хотя...Ты поймёшь меня, молодой старик...- Шаартан принялся за дело.
   Для первой некры требовалось начертить на земле, вокруг места погребения усопшего, специальный знак, простенький такой...Сперва - ножиком круг нарисовать. Затем - изобразить зубы, обращённые внутрь этого круга, чтобы "смотрели" на могилу. А потом...
   Было неприятно думать о том, то сам себя режешь - но что поделать-то? Ведь нужна кровь, кровь призывающего, выманить душу умершего. Смерть тянется к жизни, жизнь стремится к смерти...
   Заляпав кровью всё вокруг, Шаартан всё же смог окрасить алым магический круг. Затем, жутко волнуясь, стараясь не сбиться - и, конечно же, постоянно сбиваясь - прочёл заклинание на диалекте хэвенского.
   И вот - всё сделано. Сё сделано...А ничего и не происходит.
   - Ну где же ты, где? - как никогда юноша был близок к поражению, к желанию сложить руки, сдаться, забросить всё это, отступиться от дела, потребовавшего стольких трудов.
   Когда Шаартан уже хотел развернуться и пойти прочь отсюда, с места своего поражения, задул невероятно холодный, несущий мороз ветер. Казалось, нёсший часть другого мира в себе, он был невероятно чужд Хэвенхэллу, этот ветер.
   Белёсое облачко показалось над могилой Махтуна, постепенно меняя свою форму, обретая очертания человеческого тела. Вот уже появилось лицо, улыбчиво-задумчивое, сказочника. Нахлынувшие воспоминания кольнули сердце Шаартана. Засеребрились в свете луны белые-белые волосы молодого старика, обрели плоть мускулистые руки.
   Ветер снова задул...Нет, не ветер! Это Махтун заговорил! Просто юноша, пораженный происходящим, не успевал понимать, что же происходит...
   - А, это ты, сын Шары...Неужели ты так соскучился по моим сказкам? - а голос, этот глубокий, чуть-чуть насмешливый, добродушный голос Шаартан не смог бы никогда позабыть. - Но ты, я вижу, повзрослел, а мои сказки нравились только детям. Они всё говорили, что в мире не так, что мир хуже, чем в моих сказках, что вру, что обманываю...А они ведь, взрослые-то, не всегда могут увидеть то, что видят дети. Взрослые редко верят в чудо. Но...полно старому Махтуну жаловаться.
   Дух огляделся, бросил кроткий взгляд на наполненный шаартановой кровью круг, поморщился, а потом обратил взор на небо.
   - Прекрасна ночь, луна сверкает так ярко. Было бы хорошо присесть у огонька с чашей, полной тёплого вина, да послушать рассказы странников в караван-сарае. Знаешь, а я ведь соскучился по этому миру. И по шансу выговориться...А ты всё молчишь, сын Шары, ещё не успевший повзрослеть Шаартан. Ты всегда был молчалив, почти как я в молодости. Ну же, скажи что-нибудь, я соскучился по звуку голоса живого человека.
   И взгляд! Взгляд Махтуна был всё тот же! Тёплый, согревающий, дарующий уверенность...
   - А ты...ты...ты не злишься на меня, что я тебя...побеспокоил? - заикаясь, произнёс Шаартан. Он почувствовал себя ребёнком, он мыслями вернулся в детство...
   И знаете, что ответил Махтун? Он...он...он...Он просто рассмеялся, по-доброму, как умел только этот нестарый старик...
   А матросы, будто бы специально, двигались прямо к закутку, где
   нашли временное пристанище некромант, ангел, алхимик и кнехт Белого Ордена...
   - Мне это совершенно не нравится, - протяжно произнёс Шаартан, засучивая рукава.
   Пьяные матросы уже вот-вот должны были подойти к закутку, оставалось ещё мгновение-другое до того, как их увидят...
   - Ну что, может, уйдём отсюда, а? Спрячемся...- с опасливо надеждой произнёс Айсер.
   - Можем не успеть...Надо было раньше думать...- прохрипел Шаартан...
   Не повезло: один из матросов, тот, что потрезвее выглядел, внезапно остановился, толкнул своего друга, кивнул на облюбованный "отрядом" закуток и, набычившись, с удвоенным упорством двинулся вперёд.
   - Как же это всё надоело, - озвучил общую мысль Альфред...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава 13

   Понимание необходимости
   выполнить свой долг требует
   забвения собственных
   интересов.
   Виктор Гюго.
  
   Стефан Айсер весь сжался, готовясь к прыжку: алхимик надеялся, если начнётся драка, воспользоваться суматохой и рвануть подальше из закутка. Не единожды жизнью побитому человеку не хотелось угодить под очередной удар далеко не маленьких кулаков пьяных матросов. Стефан знал этот сорт людей, умевших веселиться, только напившись дешёвым грогом и разукрасив десяток-другой рож таких же точно балагуров. Правда, среди этого десятка-другого попадались и лица случайно попавших под руку людей - чаще всего, именно Айсера...
   И внезапно разум алхимика пронзила мысль: а не был ли он, Стефан, уже повидавший жизнь, противен самому себе, в бытность Бертольдом, молодым, талантливым (если не гениальным) юношей? Шварц трусливых, боязливых, себялюбивых, шарахающихся от любой опасности ненавидел - и стал через не так уж много лет таким же эгоцентричным трусом...Вот она, судьба-шутница, любящая выворачивать всё наизнанку, белое делать чёрным, а чёрное - грязно-серым, героев- трусами, а трусов- героями.
   Но мысль эта потопталась-потопталась - да и убралась куда подальше, не желая присутствовать при "битье морд".
   Шаартан лишь подбоченился. Прикрыв глаза, он тихонько, про себя, молился Пустынному пастырю, хранителю его народа. "Странно, а ведь...сколько же я не возносил молитвы? Десять лет? Пятнадцать? А ведь всё так же чётко помню каждое слово. Бывают же чудеса в Хэвенхэлле, которые даже ангелы не видывали".
   Альфред выпятил грудь, уверенный в том, что вот-вот представится возможность показать кнехта ("Эй, а почему это кнехта? Здесь и сейчас - я рыцарь, рыцарь, рыцарь!!!") Белого Ордена во всей красе.
   Только Анкх совершенно не волновался: вглядевшись в лица приближающихся матросов, ангел усмехнулся, отряхнул запылившуюся одежду - и вышел навстречу балагурам.
   - Ну и где же вас носило всё это время? - укоризненно, с лёгкой усмешкой, произнёс Анкх - и раскрыл объятия навстречу матросам.
   Те, не сговариваясь, расхохотались и бросились к хэвенцу, не выказывая ни малейшего следа дыхания "зелёного змия". Тот из матросов, что чуть повыше, с особо скаредной ухмылкой, хлопнул по плечу Анкха, и при это раздался дикий шум, что Альфред испугался за жизнь хэвенца. Но ангел будто ничего и не почувствовал, ответив дружеским "похлопыванием" кулаком по рёбрам высокому.
   - А эти ребятки, как я гляжу, ни беса не могут понять, что происходит! - заметил низкий, подмигивая глазом, пронизанным красными прожилками. - А, чего с них взять-то! Сухопутные! Мозги без качки у них застаиваются!
   - Застаиваются, Ивор, застаиваются! - подхватил высокий. - Хотя ваш дружок, что нашего "Кукшу" отыскал, понятливым оказался. Только он так хорошо прятался, что весь порт мог заподозрить в нём хоть демонолога, хоть агента Белого Ордена! Вот смеху было! Умора!
   Высокий загоготал, отчего, как показалось Шаартану, затрясся сам небосвод. Честно говоря, и некромант, и кнехт, и алхимик пребывали в полнейшем недоумении: кто эти двое, почему они не пьяны, откуда...Ах да, "Кукша!". Выходит, Сиг корабль отыскал!
   - Слышали мы набат, да только начальник порта нашему капитану велел не волноваться: мол, утрясётся всё, не извольте беспокоиться, образуется. А у меня, Анкхище, аж сердце закололо: сам ветер нашептал, что это ты там бучу устроил, чтоб мне рыбу тысячу лет кормить! Вот тебе Великий Якорь, не вру, закололо сердце!
   - Угу, после пятой или шестой бутыли грога закололо, а? - Ивор (так, судя по всему, звали низкого матроса с "Кукши") подмигнул. - Ну да ладно здесь воздух сотрясать, ещё бурю подымем. Айда с нами, к "Кукше", дорога чиста. Сами проверили, капитан велел, когда послал за...за вами.
   Похоже, матросам, мягко говоря, до собратьев Анкха по несчастью (и по забегу, конечно же) не было никакого дела.
   - Пойдём двумя группкам: Магнус, ты, Анкх, и вот этот, южанин, из Песков, кажется...Остальные - со мною. Если всё то, что рассказал нам ваш парень, то лучше соблюдать меры предосторожности. Да и капитан велел вас сберечь. Так что...Двинули! Магнус, ходу, ходу!
   Ивор даже подтолкнул своего друга (ну, как, подтолкнул...это слово подходит и под раздачу двух пинков под мягкое место), чтобы тот действовал побыстрее.
   - Делайте вид, что ничего такого уж особливого не происходит, что всё идёт так, как надо. Кардорцы уж точно будут присматриваться к людям, которые шарахаются от каждой тени. Или, может быть, сыграйте пьяных...А, сыграете ведь?
   - Мне даже играть не придётся, усталость за опьянение сойдёт, - криво улыбнулся Анкх, подмигивая Ивору.
   Моряк ответил широкой ухмылкой, ещё раз "подтолкнул" почти успевшего скрыться прочь Магнуса. Последний же жестом показал, что сделает с надоедливым Ивором, набрал в грудь побольше воздуха - и поплёлся, шатаясь и изредка икая, к порту. Шаартан, у которого щека передёрнулась (то ли от омерзения к моряку или предстоящему фарсу, то ли от волнения), шёл, поддерживая за плечо хэвенца.
   - Вот сейчас пообождём - и тоже двинем, но по другой улице. Кстати, парни, а за что вас в каталашку-то?
   - За доброе дело, - с вызовом ответил Альфред.
   Стефан же промолчал, картинно разведя руками.
   - Ну-ну, все туда, в каменную, за добро попадают, - осклабился Ивор. - И всё ж не завидую я стражникам. Такая решительная команда подобралась у Анкха, хотя и он сам парень не промах, скажу я вам. Ходили мы в шторм с ним, так...
   - А не пора ли и нам пойти, а? - Айсер ничуть не горел желанием послушать очередную моряцкую байку, он ими был сыт по горло уже.
   - Пойти да пойти, так и норовите обидеть старого, бедного Ивора.
   Моряк карикатурным жестом утёр воображаемую слезу со щеки.
   - Хотя, конечно, поговорили - и хватит, в "глаз урагана" пора. Двинулись. Вы говорите о каких-нибудь пустяках, а когда встречаться на пути местные будут, не подавайте ни малейшего виду, что их опасаетесь. Ясно?
   - Да, - Айсер ответил за себя и кнехта.
   - Ну тогда - в рейс! Склянка зовёт и всё такое! - рассмеялся Ивор.
   По пути моряк выплясывал какой-то особо изощрённый танец: то припадал на колени, хватаясь руками за затылок, то подпрыгивал...Прохожие или в кулачок смеялись, или "изволили ржать во весь голос", или хлопали в ладоши. Похоже, что для них подобное поведение матроса было не в диковинку: гуляет ведь человек, гуляет, не смей мешать!
   А у самого порта, когда уже было и плеск волн слышно, и запах солёной воды мешался с "ароматами" рыбного базара, Альфред обратил внимание на корабль с белыми парусами, на которых был вышит до боли знакомый символ. Меч, направленный остриём вниз, опоясанный красноватой молнией, пронзающий чёрную твердь. Один из символов Белого Ордена...А значит...Белый Орден - был здесь! Совпадение?
   Да и у Стефана Айсера как-то на душе кошки скребли...
   Ивору надоело плясать, и последние минут пять он, не отвлекаясь ни на что, насвистывал какую-то песенку.
   - А вот и дошли! - радостно произнёс моряк.
   Шагах в двадцати, приколотый к пирсу, покачивался когг китобоев. Почти стёршаяся надпись на левом борту гласила, что это тот самый "Кукша".
   "Ни души не видно...А где же остальные? Где этот Магнус с Анкхом и Шаартаном? - чувство опасности так и стучало в сердечный гонг, возвещая о близких неприятностях. - Что-то я стал мнительным, как..."
   - Белый Орден! Именем справедливости и добра, оставайтесь на месте!
   Гром средь белого дня - и тот звучал бы тише, приятней и более что, ли, ожидаемей.
   Стефан повернулся на каблуках - и застыл на месте. Путь назад, в спасительные кварталы, был перекрыт рядом закованных в броню рыцарей. Белые плащи, развевающиеся за спиной, непроницаемое выражение лиц, высвобожденные из темницы ножен мечи, сверкавшие в лучах заходящего солнца щиты...
   Пятнадцать или двадцать рыцарей Белого Ордена - и то, лишь позади Айсера. Алхимик вновь развернулся: впереди, ощерившись взвёденными, готовыми к бою арбалетами, встала ещё одна цепочка воинов.
   "Что слева? Пирс...Море...Пути нет! Справа? Справа...справа...справа...Справа - тоже кипельная белизна доспехов, и как только в подобной чистоте сохраняют вооружение, рецептик бы их отбеливателя...Стефан, думай о своём спасенье, а не об алхимии! Жизнь дороже...Эх, Стефан...Как же ты...Как же я изменился...Даже другим именем зову себя...Бедный, бедный Бертольд..." - мысли с неизмеримой скоростью проносились в голове алхимика, перетекая одна в другую, закольцовываясь, налезая одна на другую, мешаясь и путаясь.
   А ведь когда-то человек, ныне зовущий себя Стефаном Айсером, Ледяным Венцом, был совершенно другим. Мир изменил его, некогда упрямого, целеустремлённого идеалиста, изменил исподволь, незаметно для самого алхимика. Мир - он такой, он не любит выделяющихся, не любит тех, кто умеет пойти наперекор судьбе, наперекор всем, лишь бы достигнуть цели...
   Агнор встречал Бертольда, решившего теперь поменять имя на Стефан (во избежание каких-либо проблем с друзьями и партнёрами отправившегося на тот свет Алармуса Дэмна), не так уж и гостеприимно. Этот город любил деньги - те самые кругляшки, звенящие в твоём кошельке, на которые можно купить что угодно. Разве что совесть, честь и ту истинную любовь, которые уже начинали почитать за придуманную сошедшим с ума менестрелем, нельзя было приобрести за серебро или золото. Хотя находились люди, которые и утверждали обратное: всё, абсолютно всё начало продаваться, а что не продавалось - можно было купить. Ведь главное - цена, а там уж и договориться можно.
   Остановиться уже и не Бертольд, но ещё вроде как и не Стефан, решил в таверне со звучным названьем "Одинокий единорог". Хозяин здесь был пусть и не деланно приветливый, зато и не особливо любопытствующий. Жить в заведении такого человека оказалось легко, разве что соседи не внушали доверия. Но что уж поделать? Если вдуматься, то Стефан (всё же - уже практически Стефан) и сам был из не самых приятных и миролюбивых личностей. Алхимик боялся даже подумать, сколько же человек умерло от его рук или от его "чёрной пыли".
   Думать об этой гадости Айсеру не хотелось вовсе - проклятое изобретение довлело над совестью бедного юноши...Хотя - почему юноши? Стефана можно было уже назвать мужчиной в самом начале расцвета.
   Деньги начали подходить к концу: еда, кров, кое-какие покупки практически опустошили кошель алхимика, и без того не самый тугой. Пришлось задуматься, а как же заработать денег. А без кругляшей, клятых кругляшей - пришлось бы распрощаться с только-только полюбившимся "домом". А куда было податься? Единственное, что более или менее умел Стефан-Бертольд - заниматься алхимией. Что он не перепробовал, всё делал из рук вон плохо, даже портняжничать сносно Айсер не научился, не то что уж...Хотя, нет, было ещё одно занятие - азартные игры, в них алхимику подчас везло, и везло безумно! А бывало, что к концу игры на дне кошелька оставался медяк-другой, зато в карманах оппонента тихонько звенело серебро с золотом.
   Раздумья затянулись ненадолго - и вот уже начался поход по алхимическим лавкам и лабораториям города. Беда в том, что в Агноне чужаков привечали ещё менее, чем в Агноре. Городок, пускай и портовый, был довольно-таки неприветлив для чужаков. Да, вас с распростёртыми объятиями встречами (особенно если денег хватало) купцы и стражники, торговцы и ремесленники, но как только от разговора по поводу торговли или свежих слухов переходили к делу...
   "Знаете, сударик, приходите-ка завтра-послезавтра, подумаю, на какие работы я смогу Вас взять" - и холодная стена отчуждённости, безразличия, а подчас - и презрения - вырастала напротив Стефана. А иные, честные, прямо так и говорили: "Парень, вот ты думаешь, у мен своих охотников не хватает? Да полным-полно, можешь мне поверить! И я буду совершенно незнакомого мне человека принимать? Думаешь, я хочу пустить на ветер моё дело? Думаешь, я хочу, чтобы славные агнонцы тыкали в меня пальцами и говорили, что своих сограждан не уважаю, какую-то голь перекатную взял? Иди-ка ты, парень, к кому другому наниматься!"
   Это было время отчаяния. Руки не просто опускались - они отрывались от тела, падали на землю, втаптываемые в грязь канав человеческим недоверием и презрением. Вечером, в каморке таверны, не раз и не два думалось Стефан Айсеру, что лучше бы он остался у Алармуса, смирился с тем, что "чёрная пыль" несёт гибель и боль. Невозможность творить, жизнь сделали с алхимиком то, что не смогли сделать люди ни в детстве, ни Цеху алхимиков, ни в лавке Дэмна...
   Вот какая она судьба-насмешница, судьба-арлекин, судьба-палач, перед который сам Палач кажется смешным, весёлым бездельником...
   - Без обид, ребятки, лады? - подмигнул Ивор. - Мне капитан приказал - я и сделал, а капитан - он и на суше капитан...
   Стефан ничего не ответил - словами ничего не ответил. Но его взгляд, его поза...Да, ярость и бесшабашность Бертольда Шварца на мгновение прорвала стену страха, нерешительности и дрожи за свою жизнь Стефана Айсера.
   Алхимическая печь - а не глаза! Не руки - а молотки судей. Не человек - воплощённое презрение, вот кем сейчас был Стефан-Бертольд.
   - Братья рыцари! Я кнехт Белого Ордена, Альфред Эренсаше! Я...
   - Разберёмся, кто ты там! - послышалось из-за рядов щитов "беляков". - Стоять на месте! Шелохнётесь - хоронить нечего будет.
   Айсер, с полубезумным выражением лица, с холодной решимостью, мешавшейся с пламенем из горнил бездны, - в глазах, поднял руки вверх.
   - Зато теперь и бегать не надо, набегались уж, - спокойно (но чего же ему это стоило!) произнёс Стефан.
   У алхимика больше не было сил убегать, от самого себя ведь не убежишь. Айсер отрешённо наблюдал за тем, как подходят "беляки", не отнимая рук от спусковых рычагов арбалетов, как они скручивают руки ("А ведь не чувствую ничего") и Альфреду, и самому Стефану, как бесчувственно глядит Ивор, как злобно выпучены глаза за забралами белых шлемов...
   Но больше всего врезались в память два облака: одно - на небе, а другое - ниже, облако-парус, такое огромное, казавшееся ослепительно белым. Ветер трепал это "облако", а оно всё не сдавалось, будто желая не покоя, а бури, шторма, урагана...
   - А я сам ждал таких бурь, глупый человечек с мятежной душой, - сквозь зубы проговорил Стефан...Стефан? Нет, Бертольд вновь пришёл в этот мир.
   Создателю "чёрной пыли" надоело прятаться, надоело убегать от самого себя. Теперь алхимик не боялся сражаться, не страшился не битвы - кто такие "беляки" по сравнению с самим собою? А Бертольд смог победить самого себя, смог, а всё остальное - неважно. Осталось только доказать этому миру, что Шварц вновь жив. И мир об этом узнает, о, как он узнает!
  
  
   ***
   - Что такое, Магнус?
   Шаартан почуял неладное: моряк тем больше волновался, чем ближе был корабль, хотя всё должно было бы быть наоборот. Некромант не доверял этому незнакомому весельчаку.
   - Что-то не так, Магнус? - а вот уже "проснулся" и Анкх. Хэвенец с каким-то странным выражением смотрел на озиравшегося по сторонам, едва ли не дрожавшего матроса. - В шторм ты не был таким взволнованным. Что нас ждёт на корабле?
   - Как ты...- Магнус умолк на полуслове, остановился...
   - Хорошо, там вас ждут "белочки", из Ордена. Капитан договорился вас отдать, за деньги. Но...
   - Спасибо, что сказал, Магнус, - ангел благодарно кивнул. - Как думаешь, нам следует идти дальше?
   Моряк и Анкх смотрели друг другу в глаза, недолго, всего лишь вечность - и Магнус отвернулся первым.
   - Я...мне приказал капитан. Прости, Анкх! Но приказ капитана - это приказ капитана! Это...
   Как непривычно было слышать такие слова от бывалого, обветренного штормами, измочаленного рифами матроса.
   - Я знаю, что такое приказы, Магнус. Точнее, я помню, что это такое, - засеребрились призрачные крылья за спиной Анкха. Засеребрились - и вновь пропали. - Мы можем идти дальше. Мы можем остановиться, убежать...Что вы выберете...Друзья?
   Ангелу нелегко далось последнее слово.
   - Мы пойдём. Но...придётся уж "белякам" скорректировать свои планы, - хитро прищурился Шаартан...
  
   ***
   - Рад, искренне рад Вас видеть здесь, сударик Стефан Айсер. Или Вас лучше звать Бертольдом Шварцем?
   "Беляки" привели алхимика вместе с Альфредом в капитанскую каюту орденского флейта. Там их встретил довольно-таки милый с виду, располневший за годы тишины и спокойствия черноволосый усач. Красноватые щёки, трёхдневная щетина, нос, которому бы сам орёл позавидовал, не сходящая с лица улыбка - и холод, жуткий холод в серо-зелёных глазах, недобрый блеск кирасы, отражавшей свет горящих свечей...Именно таким предстал перед Стефаном Айсером и Альфредом рыцарь-магистр Белого ордена Бертран Дебаярад. Он старался показать себя добродушным, приветливым человеком - но глаза, глаза...Да и хорошие люди вот так не приглашают "в гости", как Бертран.
   - Я думаю, Вам глубоко наплевать на мои желания, сударь Бертран, поэтому не стоит из себя строить вежливого и внимательного человека, - холодно ответил Стефан-Бертольд. - Давайте лучше перейдём к делу: зачем я Вам нужен? К чему Белому Ордену скромный алхимик?
   - Кнехт Альфред, и как ты только с ним управлялся! - всплеснул руками рыцарь-магистр. - Но ты справился со своим делом, отыскал и помог привести его ко мне, этого столь необходимого Белому Ордену человека...Завтра же мы начнём подготовку к твоему посвящению в рыцари. Ты ведь об этом так мечтал, Эренсаше?
   Этот голос обволакивал, накрывал с головою, мешал сопротивляться. Альфред чувствовал, что вот оно, рядышком, рыцарское звание, мечта юности вот-вот сбудется, никто не будет звать его деревенщиной неотёсанной, чурбаном, грязью из-под сапог "благородий"...
   И всё-таки что-то там, в глубине души кнехта Эренсаше, сопротивлялось. Альф чувствовал, что здесь что-то не так, не...по-рыцарски, что ли? Честью здесь если пахло, то - проданною честью, гнилой, показной. Это как если бы вместо золотых шпор рыцарю предложили деревянные, изъеденные жуками-короедами снаружи и термитами - изнутри.
   Противилось сердце предложению рыцаря-магистра, которое сперва, какие-то недели назад, выглядело таким притягательным, желанным...
   - Чего же ты раздумываешь, кнехт Эренсаше? - подмигнул рыцарь-магистр. - Позовите сюда кнехта Сигизмунда Вазу!
   Последние слова Бертран громогласно...проревел, наверное? Ибо на человеческий голос это было мало похоже.
   За дверью каюты раздались спешно удаляющиеся шаги.
   Корабль чуть покачнулся: волна, наверное, нахлынула...
   - А Вы успокойтесь, сударик Шварц, успокойтесь! Чувствуйте себя как дома, вот, присядьте!
   Дебаярад широким жестом указал на казавшийся таким мягким, таким манящим плетёный стул. Ноги Бертольда уже не просто зудели - они просто отказывались двигаться, распространяя по всему телу волны боли. Но слабость перед Бертраном показать совершенно не хотелось. Бертольд решил вернуться и - и надо было возвращаться сразу, полностью, встать во весь рост, гордо выпрямившись, и сказать в лицо каждой сволочи: "Я! Снова! Здесь!".
   - Мой дом навсегда потерян благодаря таким людям, как Вы, рыцарь-магистр, - горделиво бросил Шварц.
   В глазах Бертрана промелькнуло...Промелькнула...Трудно было сказать, какие именно мысли пролетели в голове у рыцаря-магистра, а уж какие чувства были на душе у этого "беляка"...А вот предположить - да. предположить можно было! Гнев, ярость, недоумение, уважение...Да мало ли что это могло быть?
   - Я не ожидал, что Вы, сударик Айсер, окажетесь таким принципиальным и злобным. Неприятно. Что ж, не хотите без чинов и прикрас общаться - извольте! - Бертран прищурил глаза. - Кнехт Альфред Эренсаше, Вы можете быть свободны. Труба призовёт Вас только завтра.
   Сколько же льда плавало среди рифов этого голоса! Альф только сейчас заметил, насколько ему неуютно в обществе рыцаря-магистра. Что-то такое...нерыцарское было в Бертране Дебаяраде. Не должен настоящий белый рыцарь себя ТАК вести!
   Эренсаше коротко кивнул и, бросив последний, полный надежды и неуверенности взгляд, на Стефана Айсера...Или, как его там, Бертольда Шварца? За последние минуты алхимик изменился до неузнаваемости. Где был тот трусливый заяц? Или, может, вся эта трусость была показной, может, храбрость копилась в сердце этого человека? Ведь не каждый храбрец сможет выдержать взгляда рыцаря-магистра Белого Ордена.
   - Что ж, а теперь мы можем поговорить без лишних ушей.
   Бертран устало присел на узкую кровать, привинченную к стенке каюты. Снова качнуло, на этот раз сильнее. Да что же это, шторм, что ли, собирается?
   Рыцарь-магистр не отрывал взора от Бертольда, стоявшего прочней и прямей древнего каменного истукана из долины Каменного Червя.
   - Эта встреча могла произойти намного раньше, но ты, Шварц, всё никак не желал этого, бежал, бежал...А зачем ты бежал, Бертольд? Я знаю твою историю, по крупицам разузнал. Интерес к тебе у меня пробудился ещё в тот день, когда пришла весть о странных немагических взрывах в Агноре. Затем - смерть одного из главарей банд городских, Алармуса Дэмна вместе с более чем десятков помощников...Ведь выжил только лишь один человек, один! И это был - ты. А после...А после какой-то Стефан Айсер объявился в Агноне, показав себя с наилучшей стороны в алхимическом деле, а уж что он там творил, что творил! Становилось всё интересней и интересней, особенно если немножко поднапрячь орган, которым ту думаешь - и вот, браво, оле! Ты догадываешься, что Стефан Айсер и Бертольд Шварц - или невероятно тесно связаны, или вообще, один и тот же человек. И Ордену нужен такой человек, создатель "чёрной пыли". Так ведь, кажется, называется тот состав, что ты, алхимик, создал? Что же ты молчишь, удивлён моей осведомленности?
   Нет, Бертольд с недавних пор (этак за предыдущий день) отвык удивляться. Рыцарь-магистр кое-что знает из биографии скромного алхимика? Пускай! Это не было чем-то особо секретным, вроде имени настоящего отца короля агнонского или рецепта бессмертия. Бертольд не удивлялся - Бертольд вспоминал...
   На шестой день поисков человек, ставший ныне Стефаном Айсером, впал в отчаяние. Практически все лавки и лаборатории алхимиков города были посещены, а некоторые - и не однажды!
   Оставалось ещё два или три места, в самом сердце Агнона, в считанных шагах от дворца губернатора города, герцога Паничанского. Однако надежды на успех здесь не было: если уж на задворках отказали, так отсюда и вовсе прогонят...И всё-таки - Стефан рискнул!
   Озираясь по сторонам, чувствуя себя нищим попрошайкой, тайными путями пробравшимся на королевский пир, Айсер робко постучал в дверь алхимической лавки. Одна эта дверь стоила целое состояние! Красное дерево, позолоченная дверная ручка, вместо привычного дверного колокольчика - какие-то незнакомые свистульки, блестевшие серебром и медью. Диво, а не дверь!
   - Входите! - послышался через мгновенье голос из лавки, утробный такой, властный, голос человека, не терпевшего ни малейшего возражения.
   Стефан Айсер, сглотнув, толкнул ту самую дверь (чего же она всё лезла и лезла в мысли алхимика?), сделал первый шаг...И остолбенел. Человек, прежде звавшийся Бертольдом Шварцем, решил было, что попал на небеса, в райский сад. Точнее, райский цех - цех алхимиков.
   Широкие полки, начинавшиеся у самого порога, уходили вглубь магазина, теряясь в полутьме. Драгоценные камни соседствовали здесь с колбами, наполненными жидкостями всех цветов, бутафорские (хотя Стефан засомневался в этом, приглядевшись) черепа всевозможных животных (и, кажется, не только животных, но и представителей народов Хэвенхэлла) - с богатейшими гербариями, а книги...Книги, господа, книги! Знакомые труды перемежались с абсолютно неизвестными Айсеру, простые книжки - и те самые произведения искусства, что с величавой гордостью зовутся манускриптами!
   - Проходите, проходите!
   А это говорил сам хозяин лавки, чуть не затерявшийся меж бесчисленными стеллажами.
   Одет он был совсем неброско: рабочая куртка с засученными рукавами и передник, делавшие этого человека похожим на столяра или плотника, лента, стягивавшая волосы...И - руки. На них взгляд Стефана задержался надолго. Хотя хозяину лавки было на вид не больше сорока лет, но кисти его рук скорее подходили семидесятилетнему старику. Скрюченные пальцы, пергаментная, потемневшая кожа, будто бы натянутая меж пальцами-мачтами парусина.
   - Интересуетесь, сударь? Что Вас сюда привело? Ко мне не так часто заходят люди...мягко говоря...вашего сословия, - хозяин лавки несколько замялся.
   И вправду, Стефан выглядел едва ли лучше обедневшего ремесленника. Одежда поизносилась, кое-где пришлось залатать, башмаки вот-вот должны были попросить каши.
   - Да я...знаете ли...Работу ищу. Подмастерьем хотя бы...
   - Хм. Вы, наверное, не из Агнона? Это заметно по Вашему выговору, так вот, сударь: я не беру подмастерьев уже лет как пятнадцать. За эти годы ни один человек, желающий стать алхимиком, не смог показать знаний, достаточных хотя бы для хранителя реагентов! Я даже не говорю о помощниках, а уж подмастерья!!! Сударь, нет, совсем нет! Молодёжь всё тупеет и тупеет, желая лишь загребать деньги лопатами, но при этом не делая для этого ничего. Ничего, слышите? Мне это надоело, и потому я остался без учеников. Что ж, лучше так! Вы даже. Наверное, не можете представить, каково это, когда ты трудишься, стараешься в бить очередному остолопу горсточку знаний, а потом понимаете - всё это к Палачу полетело! Всё рухнуло, всё напрасно!
   Говоря это, алхимик походил на разъярённую птицу, чьё гнездо кто-то только что разорил, украл детёнышей и ещё при этом сообщил, куда отправился...
   - Поверьте, мэтр, я знаю, каково это, - холод в голосе Стефана вмиг остудил боевой пыл хозяина лавки. - И я могу доказать свои знания на деле. Хоть сейчас. Хоть в полночь. Хоть перед самим Палачом.
   И знаете, что? Этот разгневанный алхимик как-то так внимательно, будто в первый раз, посмотрел на Стефана и произнёс:
   - Я покажу, где у меня печь...
   С того дня Айсер стал подмастерьем мэтра Антония Циульса. Две алхимиков, по-своему гениальных, по-своему - неприспособленных к жизни, замечательно сошлись характерами. А что творилось, когда они вдвоём брались за создание какого-нибудь порошка или зелья! Это нельзя было назвать ремеслом - это можно было назвать искусством, и причём - высоким искусством!
   Айсер понял, что попал туда, куда всегда так стремился: в то место, где сможет спокойно работать, творить, идти дальше и дальше, совершенствуя свои знания, используя их для блага людей...
   И снова - Стефана ждало испытание судьбы. В самый несчастливый в жизни Айсера полдень в алхимический магазин мэтра Циульса зашёл ни кто иной, как губернатор Агнона, Герцог Паничанский Рудольф. Окружённый полутора десятками свитских, разодетый в парчу, тощий и бледный, как скелет, не отнимавший от носа надушенного платка - этот человек менее всего походил на человека, способного управлять огромным городом. Однако, как ни странно, ему это пока что удавалось. Быть может, он просто строил из себя франта-недотрогу, про себя насмехаясь над придворными льстецами? Кто знает...Позже, в пору скитаний, Стефан нередко задумывался над тем, а не щит ли это, щит от жизни? Айсер так этого и не узнал...
   - Милорд! Я невероятно рад Вас видеть в моём скромном заведении. Надеюсь, Вы пришли сюда по делу? Мне было бы приятно оказать Вам услугу...
   Подобные речи трудно давались Циульсу: он не любил пресмыкаться или "лебезить", но - именно так можно было зазвать к себе богатого клиента. Жить-то надо...
   Раньше Стефан высказал бы Антонию всё, что думает о его унижении перед герцогом. Точнее, это Бертольд высказался бы. А Стефан...Стефан смолчал: Айсер оказался мудрее Шварца.
   - О да, мэтр Циульс, мы явились по зову долга. Семейного долга.
   За тучами жеманства показался огонёк волнения и души...Была у этого человека душа, Бертольд в то мгновение был в этом уверен абсолютно! Жаль только, что душу эту спрятали за пошлым лоском свиты и ложным блеском драгоценных камней.
   Мэтр изменился в лице: туча налетела, серая, нет, чёрная-чёрная, которой даже ночь испугается...
   - Я к Вашим услугам, Ваше сиятельство. Стефан, займи разговорами уважаемых господ, - и этак многозначительно посмотрел на Айсера.
   Подмастерье всё понял: нужно было дать герцогу и алхимику пообщаться наедине, без посторонних. Что же такое случилось?
   "Семейное дело...Так...надо вспомнить...Кажется, жена герцога вот уже пятый или шестой год как живёт вдали от города, на западном побережье королевства...Стоп! А ведь у него есть дочь, лет семнадцать недавно исполнилось, и сын лет пятнадцати. Может, с ними что-то произошло?"
   Надо сказать, что Стефан размышлял над возможными причинами визита герцога - и одновременно занимал свитских рассказами, о том, "а что это за череп? Ах, какая прелесть! Какая прелесть! Фи, а что же это? Даже таааак..."
   Минут через двадцать герцог и алхимик вновь вернулись. Циульс мыслями был где-то далеко-далеко, за небесами и горними высями. А вот Рудольф заметно повеселел.
   - Благодарю за помощь, мэтр! Буду ждать Вашего подмастерья с необходимыми составами! - склонил голову в благодарном жесте герцог, удаляясь из лавки.
   Свита, шурша и топоча, последовала за Рудольфом.
   На мгновения, показавшиеся Стефану вечностью, воцарилась задумчивая тишина.
   - В общем, так, Стефан. Тебе -предстоит завтра отправиться во дворец, у дочки герцога болезнь какую-то нашли...Ха, много его лекари понимают в болезнях! Судя по всему, у неё - несчастная любовь, потому и угасает. Я кое-какие бодрящие зелья подготовлю, ты ей их принесёшь...А заодно поддержишь светскую беседу. Пусть нормального человека увидит хотя бы, приятного мужчину, а не ничего не смыслящих в жизни врачей и вздыхающих над любовными новеллами кормилиц! Много они в жизни-то понимают!
   Антоний - пускай на краткий миг! - помолодел, стряхнул с себя лет тридцать! Молодецкая ухмылка, огонь юности в глазах, пышущий силой и задором! Но молодость проходит - а эта, вторая, проходит ещё быстрей. Плечи Циульса поникли.
   - Знаешь, Стефан, мне не один десяток раз хотелось избавиться от моего таланта, от моего желания творить искусство алхимии! Ведь талант - это та мера, которую мы платим за успех нашего дела. А за своё дело, которое почти что никому и не нужно, я заплатил слишком многое...Ладно, Стефан, не слушай старого, больного, глупого Антония. Может, тебе повезёт больше, чем мне...А может, я окажусь прав, и ты заплатишь непомерную цену за свои успехи. Кто знает?
   - Что ж, продолжай молчать, не бойся, разговорим, не таких петь заставляли! - ухмыльнулся Бертран Дебаярад. - Но, знаешь, не хочу я жестокости: слишком уж уважаю умельцев, особенно тех, чьи творения могут помочь делу Белого Ордена. Помоги делу добра и света, поделись секретом "чёрной пыли"! Гильдия механиков обладает секретом подобной штуки, но она не по карману нам. Нет, у гильдейских рецепт мы перекупим, но вся казна Ордена уйдёт на полтора десятка бочонков с этим оружием. От тебя зависит успех дела Справедливости! Подумай сам! Часто ли т слышал о Белом Ордене что-то хорошее? Где наша слава? Померкла...Прошло время рыцарей, чести и верности идеалам, не эти вещи правят балом, далеко не эти.
   Речь Бертрана была полна неизбывной печали, нотками реквиема по утерянному могуществу Ордена, по канувшим в небытиё временам блистательных рыцарей, облачённых в снежно-белые одежды. Уж нету рыцарей, прошло время света...Прошло время...
   - Помоги мне вернуть былое, помоги мне победить зло и несправедливость, одолеть врагов рода человеческого, ниспровергнуть зло в обитель Палача!
   - Я видел Палача, Бертран, и поверь мне, я не завидую ему! Хранители Равновесия, ревнители добра и правды уничтожат тысяч, сотни тысяч людей! Какое доброе, какая справедливость, какой свет? Хэвенхэлл не заслужил света, если даже Палач, защитник этого мира, всего лишь запутавшийся в себе парень, тысячу лет закованный в кандалы судьбою! Нет, Бертран, уж лучше пусть сам мир решает, кому жить, а кому - нет! Я не помощник в убийстве! Моё творение умрёт месте со мною!
   Бертольд Шварц горделиво запрокинул голову, выказывая всем своим видом твёрдость своих слов, важность своего "памфлета".
   - Ага. Ну ладно, как...
   И тут корабль тряхнуло в третий раз - но с такой силой, что алхимик не смог устоять на ногах и полетел на пол, ударившись о косяк двери.
   В коридоре послышались крики, возня, гром - и в капитанскую каюту ворвался...Анкх!
   - А я уж думал, ты не придёшь, вестник, - улыбнулся, превозмогая боль, Бертольд...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 14
   Рвусь из сил - из всех сухожилий,
   Но сегодня - опять как вчера:
   Обложили меня, обложили!
   Гонят весело на номера!
   Владимир Высоцкий
  
  
   - Белый Орден! Всем на месте замереть! - раздались крики со всех сторон.
   Анкх старался держать себя в руках, мысленно повторяя одну и ту же фразу: "Я в безопасности, со мною всё хорошо, всё обойдётся, мне нельзя сейчас своей сущности показывать!".
   Шаартан затравленно огляделся по сторонам - и, глубоко вздохнув, поднял руки вверх, показывая, что не собирается драться. Магнус же переминался с ноги на ногу, глядя, как к ним подходят вооружённые и настроенные весьма и весьма решительно "беляки".
   - Сдали нас, значит, - прошипел сквозь зубы некромант. Но что ж, ему было не привыкать...
   Махтун много интересного рассказал Шаартану в тот день. Древние сказки, непредназначенные для детских ушей, секреты и тайны соседей, многие из которых ещё топтали эту землю. Но главное - Махтун поведал об Ушедших в Пески, покинувших этот мир. Там, за чертой, за гранью этого мира, существовали мириады других, для каждой души - свой, крохотный мир-мечта. Для каждой души, будь её владелец хоть вором последним, хоть первым праведником.
   - Спросишь, отчего так, сын Шары? Мне трудно будет тебе объяснить, пускай ты и научился взывать к Ушедшим в Пески, но ты не прожил за них жизни. А я пожил здесь, в этом мире, я кое-что знаю, о многом задумывался, о некоторых вещах не раз и не два думал...Ведь души - они не злые, не добрые, души - это души. Да и люди не самого же рождения тати, развратники и душегубы! О, сын Шары, если бы знал людей не четырнадцать лет, а семьдесят, ты, бы, может, и не согласился со мною...Хотя и в свои годы ты можешь назвать мои слова вымыслом, россказнями мечтателя...Да, я - мечтатель, но я верю в Человека! И кто-то, создавший наши миры, разделяет мою веру, вот почему каждому уготован островок мечты посреди тьмы Вселенной. Помни об этом, Шаартан, и не думай, что после смерти ждёт лишь тьма и злоба. После смерти - будет что-то иное, будет...Будет то, о чём ты всю твою жизнь мечтал, что ты созидал каждый твой день, каждое мгновенье твоей жизни. И всё же...Не спеши туда, что мы зовём Песками. Там...одиноко, там очень одиноко...Некому мне там рассказывать сказки. Сын Шары, уходи отсюда поскорей: скоро рассвет, я чувствую. Сомневаюсь, что ты избежишь наказания, если тебя здесь обнаружат, да ещё и рядом с этим твоим знаком. Беги, сын Шары, каждой сказке настаёт конец - настал конец и этой.
   Дух взмахнул призрачной рукою, показывая, что Шаартану надо торопиться. Доброе, задумчивое лицо Махтуна озарил внутренний свет - погасший через краткий миг бесконечной вечности. Сказка кончилась...
   С той ночи юноша почувствовал в себе силу, настоящую силу: ведь даже мёртвые послушны его зову! Шаартан с жадностью набросился на манускрипт Нафураздэ, вбирая в себя знания и опыт этого странного автора. На одной странице книги этого некроманта соседствовала сухая научность и полубезумная поэтичность, дерзкие идеи и полное непонимание повседневной жизни. Порой сын Шары мечтал встретиться с человеком, назвавшимся Нафураздэ, но думал, что тот уже давно отправился на тот свет, получив возможность "вплотную" заняться исследованием мира духов. А может - и миров, если верить Махтуну.
   Каждое полнолуние Шаартан приходил на кладбище, каждый раз вызывая нового духа. Несколько часов возвращения в беззаботное прошлое - разве это не стоило целого месяца волнительного ожидания и нескольких часов страха за успех задуманного дела? Но постепенно некромант пожелал овладеть не только общением с духами: Нафураздэ говорил, что сила мёртвых может быть не слабее волшебства. А уж если ты владеешь обоими искусствами - сколько дверей откроется перед тобою!
   И Шаартан принялся за дело. Наставник только диву давался, насколько жадно ученик тянется к крупицам знаний о волшебстве, считая, что парень наконец-то взялся за ум! Кто знает, как бы повернулось дело, не пожелай учитель обучить сына Шары всему, что знает сам...
   - Саид, Вы мне не поможете? - девичий голос настиг Шаартана на полпути к дому.
   Обычно юноша ходил, глядя в землю, мало обращая внимание на окружающий мир, но этот голос...Было в нём что-то такое...Сын Шары точно не мог сказать точно, что же в этом голосе заставило его остановиться.
   Один взгляд...Шаартан не мог оторвать свой взор от волос этой девушки. Вселенная сузилась до размеров цвета хны...А где-то там, серыми звёздами, сверкали невероятно, до умопомрачительной одури, глаза...Некромант в тот миг понял, КАК может придти любовь.
   - Саид...- голос шёл откуда-то издалека, из другого мира, прекрасного, в котором Шаартану хотелось бы жить...
   Некромант влюбился - безумно, влюбился - навсегда. Образ лучшей из женщин, девушек и девочек, Эльвиры Шаартан бережно хранил в своём сердце, даже в тот день, когда весь город вышел на "казнь" пойманного с поличным "колдуна".
   А ведь как всё замечательно шло! Любовь к Эльвире вот-вот должна была изменить жизнь сына Шары, отвадить его от некромантии. Ну как можно думать о мертвецах и духах, когда рядом с тобою - прекраснейшее создание на свете, яркая и тёплая, как первый луч восходящего солнца?! Однако этот же свет и погубил Шаартана.
   Это был вечер перед полнолунием - с того времени Шаартан возненавидел полную луну.
   Вот-вот Эльвира и сын Шары должны были разойтись по домам, и надо же было случиться троим пьяницам, решившим повеселиться!
   - О, да парень-то с красоткой! Красотка, красотка, не погадаешь нам, а? Не ждёт ли ночь любви нас? - сухощавый решил блеснуть своим "умом". - Ну куда же ты, красотка! Так нечестно!
   - Всё - честно, - с вызовом ответил Шаартан, закрывший собою Эльвиру.
   Как же смешно выглядел паренёк, только-только отметивший наступление семнадцатого года жизни, по сравнению с теми тремя взрослыми, крепкими мужчинами.
   В ночном свете блеснули лезвия доставаемых ножей.
   - А тебя вообще не спрашивали, парень, - похоже, из этой троицы мог говорить только один, тот самый сухощавый, высокий и "весёлый".
   - Спрячься в безопасное место, - коротко, с холодком в голосе сказал Шаартан, выставляя руки перед собою.
   Холёные такие руки, с изящными, почти что девичьими кистями...
   - О, да ты шутник, парень! Н вот мы и повеселимся! - и снова на арене самого грустного из самых весёлых миров блистал тот самый сухощавый.
   Двое его дружков подбирались всё ближе и ближе.
   - Прочь, - прошипел Шаартан, вкладывая всю свою злобу в это короткое слово.
   Помогло? Ничуть, те бандиты разве только уверенней стали.
   Для некроманта без времени замедлился. Волшебство применить? Не поможет, Шаартан не знал заклинаний, которые бы сейчас помогли против троих вооружённых человек...Оставалась...Да, оставалась только некромантия. Парочка "фокусов" из неё сейчас была бы как нельзя кстати.
   - Сами напросились, - подмигнул Шаартан и резко, рывком, вскинул правую руку вверх. - Аз-зарай малак аз-зарай, гады!
   Слабо различимая в ночной полутьме, разгоняемой только редкими факелами и масляными фонарями, чёрная "змейка" полетела в ближайшего нападавшего. Тот застыл на месте, когда "змейка" ударилась в сердце - и рухнул на землю: сердце остановилось. Ещё мгновенье - и уже второй труп лежал на земле.
   - Ну что, погадать тебе, а? - злорадствовал Шаартан. - Никто не смеет угрожать моей любимой, ясно тебе, ясно???
   Сердце сухощавого остановилось, когда некромант произнёс эти слова. "Змейка" славно поработала...
   Некромант обернулся - и увидел только спину Эльвиры, убегавшей куда глаза глядят...Никто не любит некромантов - ведь как можно любить непонятое и непонятное?..
   Слишком уж многое начинаешь понимать, только ощутив это "многое" на собственной шкуре. И как часто хочется, чтобы не было у тебя этого опыта, этого понимания, как страстно ты желаешь оставаться в неведении...
   - Смирные уж слишком, - недоверчиво проговорил рыцарь Ордена, опасливо подходя к Шаартану.
   Некромант злобно поглядел на "беляка", перевёл взгляд на волновавшегося Анкха ("Хоть бы выдержал!")...
   - Смирные, смотрите-ка! Спасибо, морячок, за помощь Белому Ордену! Ты должен быть горд тем, что помог великому делу добра! Улыбайся, морячок!
   "Беляк" захохотал, наслаждаясь собственным "чувством юмора". Кнехты, стоявшие позади него, приподнятого настроения командира не разделяли.
   - Что ж, - "беляк" наконец-то изволил стать серьёзным. - Прошу на наш корабль, рыцарь-магистр решит, что с вами делать. А что этот так на меня злобно смотрит? Что, не нравится облик ревнителя света? Ну ты у меня...
   Рыцарь Белого Ордена замахнулся на Анкха, явно желая влепить увесистую пощёчину, и...
   Этот смешливый "ревнитель", наверное, так и не успел понять, что же произошло: он просто отлетел на десяток шагов назад. Туда, что раньше "Беляка" было лицом, смотреть совершенно не хотелось: при малейшем взгляде накатывала тошнота.
   А пока рыцарь только летел, Шаартан успел упасть на землю, закрывая голову руками, провожаемый свистом освобождённых из пут тетивы арбалетных болтов...
   Некромант не видел, как Анкх поднимался над пристанью, закрываясь выросшими в единый миг гигантскими крыльями. Белый свет окружал проснувшегося ангела, пришедшего в ярость: вновь, прикрываясь словами о добре и правде, люди убивали друг друга...
   Хэвенцы всё-таки вытянули Анкха из того ада...И Хэвен, и Хэвенхэлл сотрясали землетрясения, извержения вулканов, материки на мире, за который столько веков вёл бой Народ, меняли свои очертания и даже расположение. Вселенная сходила с ума - но в этом она всего лишь последовала примеру своих обитателей.
   Анкх же...Анкх молчал: он не проронил ни слова с самого боя на Поле Тюльпанов, обернувшемся бойней. Но Ищущему и Находящему Пути не нужно было разговаривать, чтобы показать свои тяжкие думы и чёрные чувства: презрительная поза, поблекшие глаза. Знаете, такие вот...Вы когда-нибудь пытались посмотреть человека, а вместо этого будто бы насквозь глядели, не могли "зацепиться" даже за глаза...Так вот, именно так и смотрел Анкх на всех, кто пытался с ним заговорить.
   Не видел Ищущий и Находящий Пути ничего, кроме мозаичного панно в том самом храме, где не было окон...
   Там, безжизненной смальтой, были выложены пронзительно красивые картины...Хэвенхэлл, каким он видится с высоты полёта Ищущих и Находящих Пути. Белые горы и багровые в свете заката облака. Как же, Небеса, было красиво...
   Больше этого не увидеть! Миры сошли с ума, отдалившись друг от друга уже, наверное, навсегда. Надо было искать новые Пути, расширять их, давая возможность братьям и сёстрам из Народа "уходить" из Хэвена. Но сейчас все Пути разрушились, распались, разорванные свихнувшимися планетами. Анкху же не было до этого никакого дела. Он раз за разом мыслями возвращался на то поле, поросшее тюльпанами, на нейтральную полосу меж двумя воинствами...
   Не стало для Анкха ни прошлого, ни настоящего, не будущего - только панно, только тюльпаны, только погибшая вера в силу правды и праведную силу...
   Наверное, именно так рождаются легенды: превзошедшего самого себя человека (и даже не человека, для легенды нет ни людей, ни сноверов, ни шафтов - есть только герои) помнят многие века...
   Вот и сейчас Анкх поднялся над собой, над миром, сама реальность вытягивалась скрипичными струнами и звенела, дрожа от прикосновений смычка - уши хэвенца...
   Анкх посмотрел куда-то далеко-далеко, за тысячи лиг - перед собою - и увидел силуэт Пауля Свордера, бившего кулаками по воздуху...Воздуху? Нет, ангел увидел какие-то нити, шедшие от взлетевшего Меча Справедливости, тянувшиеся к самому сердцу хэлльца.
   "Я - с тобой, Анкх! - принёс на своих крыльях брат-ветер слова Пауля, сражавшегося сейчас с целым миром. - Не сдавайся, ни в коем случае не сдавайся! Я верю в тебя! Ты только - иди! Ты только - живи! Ты только - люби! Люби этот мир, ангел! Я даю тебе шанс показать ему свою любовь, хэвенец ты этакий!"
   - Я не подведу, Пауль, демон ты этакий! - в этой улыбке собралась вся тысячелетняя печаль и горечь утраты единства миров, погибших Путей, былого Народа - в этой улыбке был весь Анкх. - Я не подведу, Пауль! Я буду сражаться - за тебя!
   А болты летели в Анкха - и были не в силах даже дотронуться до ангела, вырвавшегося на свободу, сражающегося во имя друзей и свободы. Волшебство Народа растекалось горячей, щекочущей, сладкой волной по жилам, пламенная кровь стучала в висках, пела душа лютней в умелых руках менестреля - и воины Белого ордена дрогнули.
   Белые одежды замелькали, уносясь прочь от пристани. Рыцари и кнехты стали подобны простой голытьбе, ополченцам, мчащимся прочь с поля боя, сотрясаясь от страха за собственную жизнь. Люди оставались людьми, даже надев белые доспехи.
   Матросы, оставшиеся на кораблях, пришвартованных к пирсам, замерли на палубах, не в силах оторвать взор от рождавшейся прямо на их глазах легенды...А может, сказки? Притчи? Новеллы? Ведь никто не поверит, что величайшие легенды - чистейшая правда...
   - Ну куда же вы, ревнители и хранители? Не бродить вам по Полю Тюльпанов...Эй, Шаартан! За мной, на корабль! - Анкх смеялся, весело и задиристо, чувствуя себя помолодевшим на бесконечную вечность. - Будем друзей спасать! С дороги! Не смотрите на небо, гадая, почему не вам летать, "беляки"!
   Говорят, что Ищущий и Находящий Пути просидел в том храме тысячу лет - но кто ж тому поверит? Никто, кроме видевших замершего перед панно Анкха, духом пребывавшего в недосягаемой дали. Но Народу вновь понадобился лучший разведчик.
   Ищущие Пути редко рождались в Народе. Это были те, кто способен каким-то непонятным образом нащупать незримые тропки меж мирами. Ищущие Пути, выполнив свою работу и нащупав то, чему предстоит позже стать дорогой из Хэвенхэлла на другую планету, уступали место Находящим Пути. Целью последних было расширить дорогу, сделать её пригодной для Народа, безопасной и устойчивой.
   И только раз в десятки поколений рождался Ищущий и Находящий Пути. Такой мог торить дороги сам, ему не нужна была помощь ни Ищущих, ни Находящих, ему не нужно было бояться неустойчивости Путей, ему ничто не было нужно - только крылья, серебристые крылья, раскрывавшиеся за спиной, и мечта в сердце. Вы поняли теперь, почему столько редко в Народе Ищущий и Находящий Пути?
   А теперь, после разрыва всех связей с Хэвенхэллом и другими мирами, вновь понадобился такой уникум. В живых после Катаклизма остался и сохранил рассудок только Анкх. И он вновь был нужен своему Народу.
   - Как думаешь, он нас услышит? - впервые за десяток веков тишина этого зала оказалась потревожена звуками голоса. - Не сошёл ли он...хм...с ума, а? Ведь сколько...
   - Даже не думай об этом. Ты, давай, если такой умный и храбрый, подойди к нему, скажи, что Народ зовёт, Хэвенхэлл надо...
   Два ещё совсем не старых хэвенца спорили друг с другом, не замечая, что за их спинами вырос тёмный силуэт. Тень упала на лицо одного из спорщиков. Тот чуть повернул голову - и замер.
   - Эй, ты чего? Ну...- а второй застыл с раскрытым ртом и выпученными глазами...
   - Пора искать и находить Путь, - Анкх не спрашивал, он вбивал свою уверенность в окружающую реальность. - Ведите меня к Совету. Хэвен слишком долго не видел меня. Пора напомнить о поражении Народа. Ну же, статуи, идём!
   И словно не проходило тысячи лет: Ищущий и Находящий Пути вновь был готов к полёту на крыльях мечты, прочь, к дальним мирам, туда, где десять веков назад вздымались к небу красные тюльпаны...
   Крылья Анкха подняли ураганный ветер, взволновавший воды гавани, закачались корабли - а сам ангел рванулся внутрь орденского флейта, к Стефану Айсеру, Альфреду Эренсаше и рыцарю-магистру. У хэвенца были свои счёты к последнему. Раз за разом в памяти вставал образ того сына Народа, что убедил Совет уничтожить волшебников.
   "Беляки", даже не успевавшие вынуть из ножен мечи - люди закрывали лица руками, только бы не видеть обжигающе яркого белого света.
   Анкх, не обращая никакого внимания на орденских воинов, словно повинуясь какому-то наитию, всё приближался и приближался к каюте рыцаря-магистра.
   И вдруг...Сигизмунд и Альфред впереди...
   Кнехты увидели ангела ровно в тот же миг, что и хэвенец - их...
   Время застыло, давая возможность товарищам решить, чему - быть, а чему - никогда и не произойти.
   Ангел смотрел на двух кнехтов. Где-то там, за гранью мира, был и рыцарь Ордена, карауливший двери в каюту, но и он застыл вместе с бегом времени. А ещё, рядышком - в далёкой дали - за спиной Анкха, сражался за своё "я" и право выбора Пауль Свордер.
   - Стефан - там, в каюте. Прости...- это сказал кнехт Сигизмунд Хоффнунг. - Меня...
   - Я готов ответить за Сига... - а это уже - кнехт Альфред Эренсаше...
   - Все слова - после. Посторонитесь, - и ангел не удержался от того, чтоб не подмигнуть струхнувшим кнехтам. Анкх, похоже, совершенно не держал зла на Сига и Альфа. Совсем не для них баюкал свой гнев ангел, отнюдь...
   Хэвенец взмахнул левой рукой - и дверь капитанской каюты распахнулась, разваливаясь в щепы...
   - А я уж думал, ты не придёшь, вестник, - улыбнулся, превозмогая боль, лежавший на полу Бертольд. Из разбитого носа текла кровь, голова кружилась...
   А прямо перед Анкхом, на кровати, валялся ничего не соображавший от неожиданности и страха...тот самый сын Народа, который "подписал" приговор первым волшебникам.
   Хотя...нет...Анкху так только показалось, что это тот самый...Он был мало похож, Бертран, мало похож - но только внешне. Но в душе...Да, в душе он был одинаков! То же желание нести свет и добро не желавшим этого людям, нести кровью, огнём и мечом. Анкх ненавидел таких людей, и потому решил избрать для Бертрана худшее наказание.
   - Я пришёл за твоей жизнью. Встань! Руку протяни мне!
   На лицо Анкха набежала тень, превратившая ангела в вестника смерти. В тот момент хэвенец был не просто страшен - это был воплощённый гнев, вырвавшаяся из самого сердца ярость, обрётшая тело, ставшая осязаемой ненависть.
   Бертран был не в силах противиться хэвенцу. Не сознавая, что творит, Дебаярад поднялся, влекомый необоримой силой, с постели и пошёл к ангелу. В это же время Бертольд Шварц уже смог отползти за спину Анкха, где получил поддержку крепких рук кнехтов.
   - А теперь - запомни на всю жизнь эту минуту, в которую та расстался со своею гордостью и смелостью, став таким же трусливым, тщедушным, маленьким человечком. С этого дня Человек умер в тебе, оставив место простому двуногому существу. Это и есть моя месть. Проклинаю тебя памятью былого. Помни! - и корабль затрясло от мстительного смеха Анкха.
   Ангел обернулся к Бертольду, Сигизмунду и Альфреду:
   - На верхнюю палубу, быстро! Там нас уже ждёт Шаартан. Быстро! И вы, кнехты, с нами! Мы своих не бросаем, пусть даже...Быстро!
   Бертольду показалось, что едва ли мгновение занял путь прочь, на воздух.
   На палубе, переминаясь с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам, недобро цокая языком при виде попрятавшихся по углам "беляков".
   - Ну, кто на меня, а? Кто? Вы не рыцари, вы трусы! Вы испуганные дети, а не мужчины!
   Некромант торжествовал, упиваясь одной лишь мыслью о том, что целая орава рыцарей Белого Ордена боится его. Ну, пускай и не его самого, - ангела, с которым Шаартан явился в порт...
   - Шаартан, прекрати! - два слова Анкха - и вот уже некромант затих, став похожим на шалившего ребёнка, которому "сделали внушение" вернувшиеся домой родители.
   - Приготовьтесь. Кто-нибудь из вас когда-нибудь летал?
   - Только в мечтах, - улыбнулся сквозь гримасу боли Бертольд.
   - Тогда - сейчас полетите!
   Крылья Анкха широко раскрылись. Солнечные зайчики забегали, запрыгали по палубе, начали свои игры на кольчугах и кирасах "беляков"...
   Ветер сперва заиграл с волосами товарищей по несчастью, а затем задул с невероятной силой, ударяя в рёбра, в спины Бертольда, Шаартана, Сигизмунда и Альфреда.
   Ангел же не обращал ни на что внимание, сосредоточившись...
   Ветер нещадно бил по товарищам по "забегу"...
   Бертольд сглотнул: он первым почувствовал, что палуба уходит из-под ног...
   "Беляки", моряки, кардорцы заворожено смотрели на то, как пятеро человек чайками несутся ввысь, к облакам, за облака, к солнцу, к свободе...
   "Главное - взлететь" - вспоминались слова наставников...
   Ветер бурей шумел в ушах, колотилось о рёбра сердце...
   А глаза...Глаза не могли не смотреть на мир, раскрывавшийся, будто розовый бутон...
   Дышало тяжко Хладное море в ожиданье зимних бурь и айсбергов, борясь с берегом клинками пенных волн, призывая на бой северные ветра. Кардор съёжился замёрзшим щенком далеко внизу, через мгновенье превращаясь в древнюю, стёршуюся мозаику, а ещё чрез миг - в чёрное пятнышко на палитре гениального пейзажиста. И пятнышко это, соскользнув с палитры на холст, в безумном танце объединялось с другими, творя мир...
   - Как...красиво... - ветер поглотил в себя голос Шаартана, не пустив в чужие уши.
   Сердце пело, сердце рвало душу, сердце знало - в такие моменты можно умереть: ведь видел ты все краски мира, и больше ничего красивей не узреть.
   - Идём на юг! - голос Анкха прорвался сквозь порывы ветра, бесцеремонно скрутив норд-осты.
   - К руинам Фора! В Фор! - Шаартан пытался перекричать неистовый ветер. - Обещание должен исполнить! Обещание!
   - Фор? - некромант поразился, как же легко (внешне, во всяком случае) голос Анкха прорывался сквозь бурю. - Куда? Где он?
   - Юг! - надрывался Шаартан. - Строго на юг!!!
   Анкх кивнул, давая всем своим видом понять, что он этот самый Фор отыщет...И пускай даже все ветра Хэвенхэлла обрушатся на него!
   И ведь далеко же пришлось лететь...
   Через какое-то время, когда Каменный Червь, грозя белеющими пиками, остался позади, все почувствовали, что ангел начал уставать. Уже не столь неистово гудел ветер в ушах, не таким быстрым был полёт, не так высоко над землёй летел хэвенец.
   "Вот-вот уже край Агноронской чащобы, ещё бы чуть-чуть, и окажемся в считанных днях пешего пути от Фора...Эх...только бы смог ангел!".
   Шаартан перевёл взгляд на Анкха, летевшего чуть повыше остальных - и очередной возглас погиб, застрял в гортани. Рядом с ангелом, среди темнеющей небесной лазури, разлитой средь облаков, угадывался силуэт Палача...Нет, Пауля Свордера!
   "Так вот кто поддерживает силы хэвенца! Как я сразу не догадался, что ангела не может, просто не должно хватить на столь долгий полёт, да ещё с затратами волшебной энергии на нас! Но...сколь же он всё-таки силён, этот сын Хэвена..."
   Лицо ангела стало белее мела, глаза впали, подбородок бессильно повис - и всё-таки Анкх летел и летел, всё дальше и дальше на юг.
   - Будьте...готовы...Устал...Падаю, - на этот раз голос хэвенца еле-еле пробился сквозь ветер.
   Сперва Бертольд почувствовал, что незримые путы, удерживавшие его в воздухе, ослабли - а потом Шварц понял, что значит, когда "сердце уходит в пятки"...
   Нет, это не было падением: скорее, когда-нибудь это назовут планированием. Падение - это когда камень с обрыва, в бурлящий безумный поток горной речки...А здесь - как лист осенний ветру- снижались, всё приближаясь и приближаясь к земле.
   А Пауль Свордер всё не пропадал, бережно держа на руках обессилевшего Анкха...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 15
   Их восемь - нас двое, -
   Расклад перед боем
   Не наш, но
   Мы будем играть!
   Владимир Высоцкий
  
   - И как он вообще смог долететь сюда? Это же сколько дней пути пешком...
   Тянулся сытым удавом разговор у костра, игравшего огоньками средь руин Старого Фора. Некогда неприступные бастионы, ни разу не взятые никаким, даже самым свирепым и яростным, врагом, теперь сдались на милость мхам и лишайникам. Громады валов поросли кустарниками и деревцами, рвы время засыпало землёй и щебнем крошившихся стен - но Старый Фор ещё держался, не пробил последний час древнего града, в котором ещё сохранился мятежный дух его строителей.
   Когда-то, почти тысячу лет назад, переселенцы из земель, затронутых Разделением трёх миров, выстроили здесь крепостцу, в которой людям не было бы ничего страшно. Века и века ширился и вытягивался ввысь Фор, ещё не ставший Старым, пока новый король не решил столицу государства, выросшего из деревеньки древних поселенцев, перенести в новый, юный град. Одряхлел Фор, стал он Старым, вскоре покинули его последние жители. Только тени ходили меж руинами, пугая кроликов, пауков и филинов.
   Но однажды вечером сюда пришёл наш отряд. Точнее, даже не пришёл - скорее, приполз, усталый...
   - Он - ангел, и это всё объясняет, - вставил своё веское слово Сигизмунд, подсаживаясь поближе к костру. Затрещали сухие ветки, плюясь снопами искр.
   - А я видел тень Палача, летевшего рядом с Анкхом, может, хранитель Равновесия помогал ангелу, а? - с надеждой вопросил Альфред. - Ведь...
   - Что-то ты, Сигизмунд, слишком уж уверен стал, - вклинился в разговор циничный голос Шаартана, до того молча смотревшего на плясавшее меж дровами весёлое пламя. Костёр напоминал некроманту о былом, о годах его молодости, об изгнании...
   А утром - за ним пришли. Хмурые воины городского совета, вставшие стеной впереди нескольких магов. Где-то там был и наставник Шаартана: юный некромант слышал его "петушившийся" голос.
   - Идём, осквернитель, - не сказал, а отрезал один из стражников. Огрубевшие руки палача - и покрытая мозолями душа.
   - Хорошо, - Шаартан хранил потрясающее, холодное как смерть спокойствие.
   Юный некромант понимал, что это - конец. Эльвира, наверное, в тот же вечер рассказала родителям, что Шаартан пользовался какой-то непонятной силой. В городе была хорошо известна магия - и любимая вполне могла отличить "некру" от разрешённого магического искусства. Ведь с самого детства всех жителей города пугали историями об осквернителях духов предков, кровопийцах, пожирателях трупов...
   А ещё холодным - даже ледяным - делало Шаартана осознание того, что его предала любимая. Человек, ради которой он хотел добыть луну и звёзды с небосклона, показать все чудеса мира, дозволенные и недозволенные, рассказать тысячу и одну историю старика Махтуна, отправиться в путешествие по Хэвенхэллу, каждый день удивляя и даря радость...Этот человек предал некроманта...Все слова о верности - во прах, все речи о справедливости (ведь некромант своей "некрой" спас девушку!) - в огонь, а веру - в бездну...
   - Что вы смотрите на меня так, люди? - и всё-таки Шаартан не выдержал взглядов, убийственно колких, невообразимо злобных, приторно горьких взглядов соседей и знакомых. - Вы ненавидите меня за то, что я другой?
   Молчание было ему ответом. Горькое, насмешливое, молчание сотен палачей...А дом сына Шары уже поднимали вверх дном, ища малейшие намёки на запрещённые манускрипты и предметы для сотворения магии смерти.
   - Признаёшь вину? Не споришь, что ты - некромант? - бусинки хитрых глаз.
   Кадий не отрывал прожигающего душу насквозь взгляда от Шаартана. Маленький, сухонький старик с громоподобным голосом и ужимками постаревшего арлекина. Суд был скор, но каким ещё он мог быть? Не любят люди того, чего понять не в силах, стараются отделаться побыстрее, а после руки вымыть, да потщательней. Вот и этот седобородый, лысый как перепелиное яйцо кадий намеревался отделаться от Шаартана побыстрее.
   - Даже если б не признал - обвинили бы, шутя, шуты старинных драм...
   Юный некромант как никогда был близок с сумасшествию. Пускай его лицо казалось глаже зеркала, спокойней покрытого кромкой льда озера - но внутри...О, внутри Шаартана дымили горнила тысяч бездн, бурлила магма души, надрывались клапаны и шестерёнки сердца. "И она - предала...За то, что я ни маг и ни герой, ни дервиш, ни поэт, ни человек, ни зверь - за то, что я иное..."
   Разум сына Шары вот-вот должен был пасть в неравной битве с сердцем - но конец этого боя отодвигался в вечность. С того дня Шаартану предстояло каждый день бродить по кромке, по тонкому лезвию между умопомрачением и нормальностью, и, что хуже всего, это тонкое лезвие шло чрез сердце, разбитое сердце юного некроманта.
   - Да он - сумасшедший! Его предки наказали раньше людей! - кадий, похоже, ликовал! Как же, для потерявших свой рассудок было наказание придумано давным-давно. - Повелеваю, именем Закона и обычаев, изгнать прочь заклеймённого небесами Шаартана, сына Шары, в пески и барханы, дабы не разносил своё проклятье по нашему славному городу! Кад!
   Кадиев в городе Шаартана потому и звали кадиями, что произносили они в конце приговора одно короткое слово: кад. Виновен...
   - Да, я виновен в том, что людям верил, что - любил, что - ждал...- Шаартану уже было всё равно, что с ним сделают. Любовь...Потеряна любовь, разбито сердце. Прочь...
   - Что-то ты, Сигизмунд, слишком уж уверен стал! Пускай и простил тебя Анкх, но ему так и положено...Он ведь - ангел! Но мы-то ведь с тобою - люди, жалкие смертные, слабые и так алчущие справедливости, - осклабился некромант. - Я не забыл, кто предал нас рыцарю-магистру, кто заманил в ловушку...
   - Он следовал долгу! Он должен был, понимаешь, некромант?! Должен! Кнехт Белого Ордена должен во всём повиноваться и подчиняться...- Альфред попытался вступиться за друга, но тот резким, нервозным взмахом руки попросил Эренсаше замолчать.
   - Да, сейчас мне уже поздно оправдываться, да и - смешно. Не правда ли, смешно: предатель, терзаемый совестью? Предатель, не желающий, чтобы предательство свершилось...Предатель, не желавший предавать...Ведь я смешон, некромант, не правда ли, смешон? - Сигизмунд Хоффнунг бил не руками или мечом - они бил словом и взглядом.
   И - невероятное дело! - некромант успокоился.
   - Когда-то я сам...думал почти то же самое. Прости, Сигизмунд, ты мне напомнил себя в молодости. Было бы нечестно обвинять других в том, что сам делал, как думаешь? - и редкая, невообразимая даже, тёплая, мягкая улыбка украсила лицо Шаартана.
   Да, многое делает с людьми полёт на крыльях бесшабашного ветра, над миром, между глубокими как очи красавицы небесами и палитрой-землёй...
   Полз паренёк лет семнадцати по пустыне, не понимая, Ушёл ли он в Пески - иль не совсем... Мир подёрнулся пеленой забвения и сумасшествия...А где-то там, впереди, ветер...
   Ветер играл с песком, создавая причудливые узоры на бархане...
   - Интересно, Шаартан, а зачем мы здесь? Что тебе здесь понадобилось? Неужели...решил всё-таки выполнить обещание своё? Но ведь награда всё равно теперь в руках кардорцев, вместе с Вирной, а может, стала добычей ненасытного огня, - задумчиво произнёс Бертольд Шварц.
   - Я привык исполнять свои обещания, Крикун. К тому же я слишком многим поклялся в тот раз. Да...и мне интересно, что же произойдёт - и произойдёт ли вообще. Вдруг мы войдём в легенды? Скорее всего, я стану главным злодеем нашей общей легенды, с которым боролись два рыцаря Белого Ордена, в помощники мои запишут мерзкого алхимика, возжелавшего бессмертья и абсолютного знания...Потом эту легенду вновь переврут, я стану белым, великим героем, а вас, кнехты, обзовут убийцами, извергами и, мягко говоря, не сторонниками женского общества...Как думаете, не может быть такого?
   - В этом мире всё возможно, некромант, даже любовь герцогини и оборванца...
   Бертольд тоже вспоминал прошлое. Этот вечер, наверное, можно было бы назвать вечером памяти...
   Дворец...Дворец обрушивался сразу, весь, давя громадой комнат, златом канделябров и блеском витражей, красотой ливрей и злобой взглядов.
   Стефан понял, что значит чувствовать себя не в своей тарелке: переминаясь с ноги на ногу, алхимик боялся смотреть по сторонам, чтоб не ослепнуть от блеска роскоши и презрения придворных. Айсер страстно захотел домой, в почти забытый амбар, в хлев, полежать на ворохе соломы: запах навоза оказался приятней "облаков" духов, которыми забивалась вонь помоев и "аромат" немытого месяцами тела.
   - Прошу Вас, следуйте за мной, - блеклый, с по-рыбьи флегматичным лицом, слуга в сверкающей ливрее появился, наверное, прямо из воздуха. - Госпожа ожидает Вас.
   Лестничный пролёт, освещённый тысячами и тысячами свечей ("Да этот герцог богаче короля!"), залы, коридоры, залы, коридоры, снова - пролёт...И вновь - сквозь стайку придворных. Стефана уже начинало тошнить - то ли от непривычных запахов, то ли от непривычной обстановки, то ли от этих бесконечных залов-коридоров-пролётов...
   А вот покои дочери герцога разительно отличались от всех помещений дворца, увиденных Стефаном. Старинные гобелены, наполнявшие теплотой и уютом, возможными только в укромных, обжитых, древних домах. В помещении практически никого не было, только несколько незаметных служанок, "серых мышек", да одна весьма и весьма колоритная дама (няня, наверное), одним-единственным взглядом давшая понять Стефану, что думает обо всех этих юнцах безусых...
   - Госпожа ждёт Вас, милорд, - "ливрея", так сказать, передал служанке с рук на руки Айсера, мгновенно исчезнув.
   "Испарился, что ли?"- Стефан, наверное. Уже и этому бы не удивился.
   Однако все-все-все мысли в единый, краткий миг, показавшийся вечностью, пропали из головы Стефана.
   Наверное, именно такие лица зовут ангелами. Быть может, таких людей не людьми зовут, но - ангелами. Возможно, это был мираж, бред, иллюзия - но Айсеру хотелось, чтобы тот миг никогда не кончался...
   Серебристой волной ворвался образ герцогской дочери в сознание алхимика, навсегда застряв там болезненной, саднящей, неуничтожимой занозой-памятью.
   Печальная девушка, самая грустная из всех виденных Стефаном, сидела на диванчике у окна, смотря на цветущий сад напротив замка. Ветер-шалун игрался с нарциссами и астрами, розами и вишнёвыми деревьями, яблонями в белом цвету и георгинами - где-то там, невдалеке, должно быть, располагался рай садовников...
   - Вот, милорд, и Её Светлость. Надеюсь, Ваши лекарства помогут, - голос "мышки", полный надежды. Неужели и она не видела, что герцогиня не больна - что она влюблена, влюблена безответно. - Мы Вам не помешаем...
   "И какой из меня лекарь? Я алхимик, проклятье, алхимик! Вот если бы дочь Паничанского была кварцем или изумрудом, "пылью странников" или "карим гневом", аконитом или камфорой, я бы знал, что делать!" - эти слова, неуверенные, гневные, так и просились на язык. Но Стефан, к счастью, сдержался.
   - Что ж, посмотрим, что можно сделать. Ваша Светлость, надеюсь, Вы ничего не имеете против принятия лекарств? - пытаясь справиться с неожиданно напавшей стеснительностью, пролепетал Айсер.
   Главное, конечно, что герцог не был против. Все реагенты и составы были проверены придворными дегустаторами и лекарями, так, на всякий случай: Паничанский не привык доверять даже знакомым и уважаемым людям вроде Антония Циульса. А уж что было говорить о подмастерье? Но - нужда! Любимая дочка чахла, сгорая в костре невидимого, внутреннего огня, и приходилось идти на отчаянные, неожиданные поступки. Отцовское сердце ведь не алебастр, не гранит, пусть даже это сердце бьётся в груди такого решительного и строгого владыки, как Рудольф.
   Дочь герцога едва заметно, изящно пожала плечами, не отрывая взгляда от сада. Ветер-затейник пронёс перед самым окном на своих руках лепестки алых роз ...
   - Что ж, тогда приступим! - Стефан почувствовал себя намного уверенней, занявшись привычным делом.
   Первым делом он поставил маленький складной столик, который до того алхимик нёс в руках вместе с коробочками, где теснились десятки и десятки микстур и зелий.
   Служанки (и даже няня!), не отрываясь, наблюдали за приготовлениями Айсера, мастерски, будто искусный фокусник, расставлявшего необходимые составы на столике. Взмах, взмах, взмах, парочка пассов, взмах, взмах, взмах - и вовремя поданный служанкой стакан наполнился сверкавшей на солнце жидкостью.
   Служанки (и няня - тоже!) зачарованно глядели на серебристый настой, игравший всеми цветами радуги.
   "Эх, знали бы, что это всего лишь тонизирующее средство...Наверное, думают, что это эликсир бессмертия..." - и всё-таки Айсер не спешил разубеждать неискушённых в алхимии людей в "чудодейственности" и "необыкновенности" средства. Нельзя искусство превращать в ремесло, снимая покровы тайны и лишая ореола чуда...
   - Ваша Светлость, не желая испробовать? - Стефан старался говорить как можно высокопарней: вроде аристократы такое любят, вроде они никак иначе и не общаются...
   Дочь Рудольфа безразлично посмотрела на творение рук алхимика - и, будто из-под палки, кивнула.
   "Какая же она...грустная...печальная..." - у Стефана защемило сердце. Как-то исподволь накатило пришло страстное желание обнять "Её Светлость", подарить хотя бы мгновенье, жалкое мгновенье между прошлым и будущим, тепла и радости...
   "Так, Стефан, ты уже давно не маленький! Что за сопливые чувства? Что за ненужные нежности? Думай - только о работе, только о результате! Хотя...мэтр ведь сказал..."
   Дочь Рудольфа ("Как же её зовут, проклятье?! Как же зовут её...") сделала отпила чуточку настоя, подняла (впервые за всё это время!) глаза на Стефана...
   Что-то промелькнуло в глазах у герцогини, искорка интереса, воли к жизни, воспоминания о чём-то радостном и светлом. А может, это состав начинал действовать, а не обаяние ("Какое у тебя-то, Стефан, обаяние?!") алхимика...
   - Благодарю Вас, - коротко поблагодарила рудольфина дочь...
   С каждым днём ответы герцогини становились всё длиннее и длиннее, а в покоях оставалось людей всё меньше и меньше. Судя по всему, служанки всё-таки решили испробовать проверенное веками лекарство от хандры - увлечение противоположным полом. Надо сказать, что этот "противоположный, слабый" мужской пол держался неприступной крепостью, держался из последних сил. Каждый вечер, возвращаясь в лавку Циульса. Стефан говорил про себя: "Даже не мечтай, Айсер, не твоя она, не твоя...Ты - голь перекатная, а она - дочь герцога...".
   И всё-таки однажды, по недосмотру судьбы (а может, совсем не по недосмотру) Стефан не смог противиться своим чувствам. Как-то незаметно комната опустела, остались лишь Стефан и герцогиня ("Как же её имя?! Имя!"). Случайное прикосновение руки прекрасной дамы...Тепло её сердца...Терпкий запах кожи...
   Ни о какой хандре и речи уже не шло. А на следующее утро Стефану в праве войти во дворец было отказано:
   - Пускать Вас не велено. Его Сиятельство запретили. Идите-ка отсюда подобру-поздорову, - привратник был неумолим.
   - Но как же...Позовите герцогиню! - "Как же её имя? Имя!").
   - Подите прочь, не велено, кому я сказал? - привратник, упитанный усач, терял терпенье с каждым словом.
   - Ну что ж ты хочешь, Стефан? - мэтр Циульс, выслушав рассказ Айсера, не говорил даже - резал, рубил сердце юного алхимика на куски. - Что нам до герцогов и графов? Куда нам, Стефан? Мы люди маленькие...Хотя и противно мне это говорить, но ты лучше успокойся...И постарайся забыть о Диане, - Вот оно, её имя! - Паничанской! Слышишь?! Забыть!
   Старому Антонию, по-своему полюбившему неугомонного Стефана Айсера, желающему передать пареньку всё своё дело, лабораторию и лавку, не хотелось проблем для подмастерья. Циульс понимал, что если Стефан продолжит свои попытки встретиться с герцогиней, то Рудольф Паничанский примет все меры, дабы успокоить парня. Стефан сделал своё дело, вернул жизнь Диане, - теперь Стефан может уходить...Может - но он не желал этого!
   - Позовите герцогиню! - и вновь - бой, бой за любовью...Неравный, бессмысленный, беспощадный бой, который Стефан вновь и вновь проигрывал...
   - Пошёл прочь! Повадился, понимаешь! - в этот раз привратник церемониться не стал...
   А уж герцог...У герцога всё-таки лопнуло терпенье.
   Однажды ночью Стефан проснулся, разбуженный жутко напуганным, белым как мел Циульсом.
   - Беги, Стефан, беги отсюда! - плясали бесенята в глазах и голосе Антония.
   - Что...такое...что? - сон всё никак не желал уходить, мешаясь с жуткой реальностью.
   - За тобой пришли! Люди герцога! Требуют тебя! Спасайся, пока ещё можешь! Спасайся, беги! Вот кое-что для тебя собрал, что под рукой оказалось, - старый алхимик протянул Стефану котомку. - Беги только отсюда, как можно дальше!
   - Не хочу...Я не уйду...Диана...
   - К Палачу Диану! Жизнь дороже! - Антоний неистовствовал. - Если ты будешь терять время, то герцогские амбалы ворвутся сюда и...
   - Я дам бой. Бежать? От любви? Ни за что! - но бравады в голосе Стефана было больше, чем уверенности и убеждённости. Айсер всё-таки почти победил Шварца...А вскоре ему предстояло забить последний гвоздь в гроб гениального, но чрезмерно храброго алхимика...
   - Какой же ты всё-таки...- Циульс поморщился. - Глупец ты, дурак! Умрёшь ведь...
   - За любовь не стыдно умирать! - всё больше и больше бравады, всё меньше и меньше настоящей веры...
   Раздался треск ломаемой двери: люди герцога всё-таки ворвались в лавку. Послышался топот ног по лестнице на второй этаж, где как раз и располагалась комнатка Стефана. Похоже, "добры молодцы" были хорошо осведомлены о внутреннем устройстве дома мэтра Циульса. Умные...Умный враг - самый опасный...
   И пусть после, нередко в стельку пьяный, Стефан рассказывал, как героически сражался у дверей собственного дома с тремя ("Нет, с пятью! С десятью! С сотней!") молодчиками - этого не было...Был простой обмен ударами: рапира, нежданно-негаданно оказавшаяся в правой руке, укол-укол-укол, отход, осевший амбал, стукнутый сзади Антонием, безумный бег прочь, на улицу, и дальше, дальше, дальше...Поджилки Стефана тряслись, сердце стучало, норовя выпрыгнуть из груди и удариться о мостовую...А ещё - был страх. Даже нет, не так - Страх. Тени, мечущиеся за спиною, норовящие ткнуть кинжалом между рёбер, подсыпать "пользительного мышьячку" в еду или вино, липкий пот, проступающий от одного скрипа открываемой двери...
   Стефан был чем-то похож в своём страхе на Шаартана. Оба он бежали, каждый - по-своему, от прошлого, но если Айсер скрывался вдали от былой жизни, то некромант нашёл иной путь. Внутрь себя, в бездны, где безумие породнилось с гением, кристальная ясность ума сменялась сумраком помешательства, а где-то там, вдалеке, была первая, настоящая, потерянная, неразделённая любовь...
   - А может, лучше не надо кричать? - взволнованно спросил Альфред. - Не будем мешать Анкху, он и так устал...
   Все повернули головы в сторону мирно тихо спавшего, словно ребёнок, ангела. На его лице расцвела такая блаженная, умиротворённая улыбка, что бодрствовавших людей вдруг одолела зависть. Они давно, с самого детства, потерялись среди кошмаров и серых, бесцветных снов, и не могли найти то умиротворение, что сейчас читалось на лице Анкха...
   - Да...Ангел...Хэвенец...Знаете, я до сих пор не могу понять, кто же он всё-таки, и зачем сюда прибыл...Да...и...эта его сила...Знаете, странно. Я сумел нащупать его энергию, я чуть-чуть понаблюдал за ангелом, - Шаартан - невиданное дело! - заговорил смущённо, так, будто пятилетний ребёнок, раскаивающийся в своих шалостях. - И мне кажется, что он спрятался внутрь себя, спрятал всю свою силу, решил отгородиться от неё. Но - почему? Зачем лишать себя такой власти? Во имя чего? Или...кого?
   И не зря Шаартан выглядел ребёнком в эту минуту - ведь устами младенца глаголет истина. Если истина, конечно, вообще существует хоть в одном из известных миров...
   Ему не в новинку было путешествовать меж мирами, пробиваясь сквозь морозную тьму. В этом деле главное - не останавливаться ни на мгновение, иначе даже крылья тебя не спасут. Холод проберётся в сердце - и всё, прощайся с Небом...
   Всё-таки, как красивы были миры, казавшиеся не больше мяча для игры в "бей-ногой". Белая дымка облаков, синева океанов, земная твердь...
   Цель путешествия была всё ближе и ближе. Мячик становился всё больше и больше, вскоре разросшись до гигантских размеров. Скелеты гор, зелёная плесень лесов, красные буркала вулканов...
   Что же там, впереди? Его народ многие и многие годы не путешествовал в Хэвенхэлл, страх всё ещё жил в памяти тех, кто видел огненное зарево Бойни. И лишь сейчас лучшего разведчика отправили сюда, к успевшим позабыть войны прошлого народам.
   Анкх приготовился к снижению...Горячо...Горячо...Как же горячо...Язычки пламени окружили его, грозясь превратить в горячий пепел...
   Больно...Очень больно...Но - необходимо. Да, впереди может маячить смерть - но Анкх к ней и стремится, он это и задумал - умереть на Пути меж Хэвеном и Хэвенхэллом, глядя на зарю покинутого вечность назад мира, где цвело Поле тюльпанов.
   За века, проведённые в храме, перед мозаичным панно, Анкх думал, как жить дальше. Ищущие и Находящие Пути не могут умереть своей смертью, от старости, ведь мечты - вечны, а Ищущий и Находящий - воплощённая мечта, мечта о полёте, о крыльях, о поиске других миров, о чужих небесах и родных просторах...
   Но жить...Жить - не хотелось! Вновь и вновь Анкх вспоминал былое, паренька-хэлльца, волшебников и магов, тень небесной горы, Катаклизм - и снова, по кругу, доводя себя до изнеможения этими воспоминаниями. Ищущий и Находящий Пути ощущал на себе вес ответственности за все три мира, отдалившихся друг от друга, потерянных и потерявшихся...
   Жить - не хотелось...Анкх думал, что больше ни на что не годен, он больше не желал полёта, он больше не желал мечтать, он больше не желал быть. Каково это - быть? Кому-то это легко, кому-то - нет. Но для Анкха это стало невозможным: гора, небесная гора давила на плечи, оседая под весом тысячи лет. Там, за стенами храма, жизнь текла своим чередом, а здесь, внутри, она застыла единым мгновением, которое всё тянулось и никак не желало кончаться. Не желало - ровно до того момента, как Анкха решили потревожить...
   И тогда Ищущий и Находящий понял, как должно поступить! Анкх осознал, что Народ вновь захочет покорить Хэвенхэлл, едва тропка сквозь Космос будет протоптана. Отказаться от ответственности стать зачинателем новой войны? Но когда-нибудь его всё равно убедят, да и вдруг хэлльцы - тоже готовятся к возвращению на Хэвенхэлл? Хотя...последнее как раз и не волновало Анкха. Ищущий и Находящий Пути боялся только за тот мир, где тысячу лет назад солнце любовалось на тюльпаны...
   Анкх понял, как можно спасти этот мир, что навсегда покорил сердце и душу бедного хэвенца...
   Сперва - согласиться проторить Путь. А после, в небесах Хэвенхэлла, уйти в смертельное пике, звездой, чья жизнь - мгновенье между прошлым и будущим, сгореть над облаками. Анкх надеялся, что всё получится...Главное - уйти, не быть, не быть, не существовать, забыть всё и вся, отказаться от себя, от своего дара Искать и Находить, взамен обретя дар Терять...
   Огонь на крыльях, огонь на руках, небо - под ногами...Как больно...Тьма...Наконец-то...Терять...Забыть...
   Но Анкх не знал, что Ищущий и Находящий в конце концов найдёт не только Путь, но и самого себя...
   Все пятеро, даже кнехты, бежали от самих себя, от прошлого, от памяти.
   Алхимик Бертольд Шварц, став Стефаном Айсером, пытался скрыться от памяти о своей любви, о Диане, дочери герцога Рудольфа Паничанского, он старался забыть свою гордость, свою храбрость, свои понятия о справедливости и чести, свой талант, почти превратившийся в гениальность. Бертольд гнал всё это страхом, неуверенностью, новой "личиной", расстояньем и временем...Не помогло, Бертольд всё равно вернулся...
   Некромант Шаартан, сын Шары, за безумьем и годами прятал несчастную любовь, память о любимой-предательнице, свою тягу к новому, к историям юного старика (или старого юнца?) Махтуна - и свою молодость. А всё-таки вернулось, память не обманешь, молодость не скроешь сединой...
   Анкх из Народа, Ищущий и Находящий Пути, пытался расстаться, забыть свои мечты, свою память он надеялся убить вместе с самим собою. Не вышло - мечты не умирают, мечты - это яркие падающие звёзды, которым никогда не упасть. Мечты - это те Пути, которые сами тебя находят...
   Кнехт Белого Ордена Сигизмунд Хоффнунг бежал от бедности, от "грязи", за которую его почитали "аристократы". Он бежал от родни, от своих предков, от серости и убогости жизни, он бежал глупости, которой почитал работу во благо других, жизнь во имя других. Что ж, Сиг пришёл к тому, от чего пытался сбежать...
   Кнехт Белого Ордена Альфред Эренсаше бежал от несправедливости мира, бежал от предательства и грязи, в которую, как считал Альф, обращается Хэвенхэлл, бежал от обыденности и чёрствости людской, бежал от собственной, как ему казалось, трусости. И всё-таки Эренсаше вновь столкнулся со всем этим, но теперь...
   Теперь все эти пятеро были вместе. Да, им не хватало Палача, хэлльца Пауля Свордера, но и без него Без него эти пять человек были настоящей силой, способной, казалось, сражаться со всем миром, с самою слепой Судьбой, с безразличным Равновесием и со всё погрязающим в сворах, драках и мешанине обыденных мелочей, сотворённых "меньших зол" и несовершённых подвигов...
   После многие говорили, что история этой пятёрки на этом окончена, а после - начинаются лишь легенды. Но лишь немногие знали, что бой в порту не был последним боем храбрецов. Впереди их ждала встреча с прошлым, забытым, в которое никто уже давно не верил...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Эпилог
   Мерцал закат, как сталь клинка
   Свою добычу смерть считала,
   Бой будет завтра, а пока
   Взвод зарывался в облака
   И уходил по перевалу.
  
   Отставить разговоры!
   Вперёд и вверх, а там...
   Ведь это наши горы -
   Они помогут нам!
   Владимир Высоцкий
  
  
   Впервые ничего не происходило - то есть совсем-совсем, вообще ни-че-го! Никуда не надо было бежать, не от кого было убегать, и куда-то стремиться - тоже некуда...
   Уходить из Старого Фора наш отряд пока что не собирался: Анкх всё ещё чувствовал себя очень плохо, был невероятно слаб, полёт отнял слишком уж много сил. К счастью, умирать ангел совершенно не собирался, но...Но взгляд его был устремлён куда-то вдаль (или в прошлое, а может, и в будущее). Хэвенец почти не разговаривал, да его никто особо и не беспокоил.
   Лагерь расположился в руинах одного из древних бастионов Старого Фора, более или менее хорошо сохранившегося, хэвенец его никогда не покидал. Здесь его покой стерегли Альф и Сиг, своим рвением пытаясь искупить всё то, что Орден сделал и с Анкхом, и с Шаартаном, и со Стефаном...
   Прошло две или две с половиной недели...
   Некромант целыми днями бродил по руинам, пытаясь найти хоть что-нибудь, что могло бы подсказать: а что, в конце концов, по мысли короля рогнарского, должно было здесь произойти? Где спасение Рогнарии? Где хоть что-нибудь? Тут же ничего живого нету! Живого...А - мёртвого?
   И вот тут-то Шаартан решил проверить, помнят ли руки, как творить "некру", не позабыто ли былое мастерство...
   Сперва - потребовалось выбрать место, где могло быть как можно больше беспокойных душ, оставшихся поближе к миру живых. Шаартан долго-долго ходил по развалинам, пока наконец не решил, что нашёл подходящее местечко.
   Неприметное, крохотное зданьице, на отшибе, стены совсем искрошились, кажется, тронешь кладку - и станет пылью, осевшей на твоих пальцах. Но это только так казалось, что здесь ничего путного раньше и быть не могло: Шаартан узнал в здании святилище. Равнение на север-юг, прохождение совсем-совсем рядом, буквально в шаге, линий стихийной магии, которую Шаартан мог ощущать. Как-никак, в молодости вот-вот должен был поступить в школу для магов. Если бы...Э, да чего уж тут жалеть! Что было - то было!
   А возле святилища, как известно, может быть кладбище, или во всяком случае следЈ слепок душ, нечто вроде картины былого праздника жизни, но - картины так и не дорисованной, забытой, запылившейся, стоящей в каком-нибудь чулане рядом со сломанными граблями и изъеденной жучком столешницей.
   Этот-то набросок некромант и думал оживить, наполнить хотя бы на считанные мгновения красками, жизнью...
   - Эх, староват я для этого, - слукавил, ворча, Шаартан, подбирая осколок камня поострей и начиная рисовать оградительную черту вокруг святилища.
   Когда-то он считал, что эта черта должна защищать мир от духов, но сейчас до сына Шары вдруг дошла мысль о том, что эта защита - для призраков. Прошлому никогда не вернуться в настоящее, как бы этому прошлому ни хотелось. А если оно, это прошлое, вернётся, то станет настоящим...
   - Ну вот, точно старею! Уже начал о вечном размышлять, - улыбаясь, говорил сам с собою Шаартан, чертя оградительную линию. - В одиночестве, бессильный...
   Некромант, напевая свои вздорные вирши, не обращал ни на что внимания. Две сизые птички, крошечные, уселись рядом, с поистине птичьим любопытством наблюдая за работой этого "странного двунога, чирик-чирик, двунога". Двуног что-то там делал с куском камешка, что-то нехорошее, явно не червей и жучков искал, не ради еды корёжил землю...Птицы этого усердия не оценили и улетели прочь, от "странного двунога, чирик-чирик, двунога". Кто поймёт этих птиц? Уж явно не некромант, целиком поглощённый своим делом...
   Задул ветер, холодный, пронизывающий до самых костей, вызывавший дрожь в коленях и воспоминания о домашнем тепле и уюте - в голове...
   Шаартан, рефлекторно, случайно совершенно, поднял взгляд - и обомлел. Даже камень выпал из рук южанина, а вирши умерли на губах, застыв холодными, бездушными беззвучиями...
   Разрушенное святилище располагалось как раз на западной границе Старого Фора, невдалеке от оживлённых шляхов. И именно с той стороны, не таясь, шли цепями..."беляки"! Во весь рост, с развёрнутыми знамёнами, ощетинившись копьями и пиками, алебардами и арбалетами, шли воины Белого Ордена.
   Шаартан прислушался к своим ощущениям: он понял, что то совсем не ветер заставил задрожать поджилки. Позади первых рядов "беляков" шла Белая Курия - волшебники и маги, посвятившие себя служению добру, свету и справедливости.
   - А ведь думал, что загнулись, - процедил сквозь зубы некромант, через мгновенье уже срываясь с места и несясь во весь опор к лагерю. Как же всё мерзко обернулось...
   - Выследили белые волшебники...Выследили...Проклятье...И деться-то некуда! Не спрячешься...Не хочу бежать...Надо - дать бой! На смерть! - ловил ветер слова Шаартан, мчавшегося к полуразрушенной башне...
   - Орден! Орден идёт! - восклицал Шаартан, приближаясь к лагерю.
   Сын Шары резко прекратил кричать, когда заметил спешившего в полуразрушенную башню Стефана Айсера. Алхимик, правда, после полёта требовал называть себя Бертольдом Шварцем и никак иначе...Но вообще, пока что не то что на Стефана Айсера - на Крикуна не заработал, как говорится!
   Алхимик бежал с юга...Значит, и там - "беляки"...И севера, и с востока, наверное - тоже. Обложили орденские...
   - Ну что, друзья, похоже, нам предстоит последний бой? - заговорщицки подмигнул Альфред.
   Он преобразился, о, как он преобразился! Пылающие потрясающей уверенностью глаза, чётко выверенные движенья не бойца - ювелира! В эти минуты Альфред Эренсаше был настоящим рыцарем, без страха и упрёка, защищающим свои идеалы и добро!
   - Я не оставлю это место - и ни за что не дам им в руки ангела! - Сигизмунд Хоффнунг был неотличим от своего друга.
   Чтобы быть рыцарем, не нужны ни шпоры золотые, ни конь буланый - нужна душа рыцаря, нужно сердце рыцаря, нужна вера рыцаря...В тот день Сиг и Альфред доказали это. В от день - они БЫЛИ рыцарями. Настоящими рыцарями - а настоящие рыцари не сдаются, никому и никогда.
   - Но там же ведь воины Белого Ордена, ваши...- хотел было возразить Бертольд Шварц, но мигом замолчал, почувствовав на себе испепеляющий, кипящий отвагой взгляд Альфреда.
   - Там - только люди. Просто люди...Они больше не сражаются за добро, они сражаются за самих себя...- ответил за Альфа Сигизмунд.
   Даже без оружия - одними словами - они могли ударить больно, жестоко, сильно...И жаль, что людей только словами убить нельзя. Во всяком случае - их тела...
   - Что ж...если вы не хотите уходить...Мы примем бой. Пятеро - против мира, - печально улыбнулся Анкх, поднявшись на ноги.
   Вновь подул ветер - только на этот раз тёплый, ласковый как объятия любящей матери, ласкающей ребёнка. Порывы его принесли золотистую и серебристую пыль, окутавшую Анкха. Из этого облачка начали появляться, пёрышко за пёрышком, крылья...Другие крылья, не те, на которых летел ангел прежде...В этих золото перетекало в серебро, образуя невообразимые узоры, на которых игрались солнечные лучики, капризные и вертлявые.
   - Шестеро, - донеслось из невообразимой дали - откуда-то из-за спины.
   На вершину башни ступил парёнек, улыбающийся, бледный, со взором горящим. Серые одежды, отливающие весёлой, яростной сталью. Уверенные, нетерпеливые движения. Наивная улыбка, такая тёплая, такая добрая. И кто бы поверил, что это - Палач, чьим именем десять веков пугали детей все народы Хэвенхэлла? Пауль Свордер всё-таки победил самого себя, а уж Равновесие...Ну что такое Равновесие, когда одержана победа над худшим и сильнейшим врагом? Тьфу на это ваше Равновесие! Плюнуть и растереть, попутно спасая мир, прекрасных дам и мячик из речки.
   - Шестеро, - одобрительно кивнул Шаартан. Как странно, но сейчас его сердце ныло от какого-то странного чувства...Может, старость? А может, радость от осознания, что на этот раз он наконец-то не одинок?
   Показались "беляки", меж руинами, как меж отрогами гор, катившиеся снежной лавиной...
   - Как идут-то! Как идут! На парад, не на бой! - восхищённо воскликнул Сигизмунд Хоффнунг. В тот миг он не чувствовал себя частью Ордена, нет! Сигу казалось, что всё это - совершенно чужие чуждые люди там собрались, а все, за кого хотелось бы сражаться - рядом, за спиной...
   - Эх, жаль даже рапиры нет! Даже склянки! Только камни! - в сердцах бросил Бертольд Шварц. - А...нет...всё-таки...что-то есть...
   Ровные ряды "беляков". Противник наступал квадратами: пики кверху, арбалеты щерятся болтами. Застывшие лица погружённых в себя людей. Топ-Топ. Чеканный шаг.
   - Как на парад идут, - протянул Пауль Свордер, засучивая рукава.
   Короткие команды рыцарей-командиров, хлещущие бичами по спинам воинов. Тут и там мелькали белые мантии, волшебники Храма готовились в любой момент устроить "веселье".
   "Беляки" удавкой сходились к башне, на вершине которой собрались шестеро смелых, безрассудных, и, это можно было точно сказать, - бесстрашных. А чего бояться, если судьба точно указала, что предстоит в ближайшие минуты?
   В руках у алхимика сама собою появилась та шкатулочка, выигранная в кости в Порт-Фросте...Это было...Когда же это было? Целую вечность назад...
   - Как только завалилась? Как только сохранилась...- пожал плечами Шварц, вертя шкатулку в руках.
   Мутные опалы...Стёршаяся позолота...Сломавшийся замок...Чем была так ценна эта рухлядь? И почему Бертольду так не хотелось от неё избавляться...
   - Подходят! Уже близко! - донёсся, словно издалека, до Анкха и Пауля голос Альфреда...- Эх, драться даже нечем! Ну да ничего, погибнем как герои...
   - Странное...чувство...И...тюльпанами пахнет. Помнишь, Пауль? - по-детски улыбнулся Анкх, смотря на того, кто прежде был Палачом. - Стефан...Бертольд...Дай-ка её мне, эту шкатулку...
   Ангел почувствовал, что в этой шкатулке заключено нечто древнее как Разделение миров, что-то близкое, смутно знакомое.
   - Сиг, готовься! Давай-ка нашу, походную! Бегите же, рыцари, все - по коням... Последний наш бой наступаааает!
   Альфред горланил, безбожно фальшивя, какой-то особо воинственный гимн. На миг "беляки" остановились, прислушиваясь, будто задумавшись: а стоит ли идти дальше? Но команды рыцарей-командиров зазвучали всё яростней, и "петля" вновь начало затягиваться на каменной шее.
   Алхимик, слабо понимая, как можно думать о старой шкатулке, когда ещё чуть-чуть - и смерть придёт...Но - что делать? Ведь Анкх слишком устал, чтобы бороться, а на него была последняя надежда...А может, Палач? Но он тоже выглядит измученным...Что ж, и вправду, Последний наш бой наступает!
   - Вот, молодец! - одобрительно крякнул Сигизмунд, похлопав запевшего алхимика.
   Ангел бережно погладил крышку шкатулки...Пауль едва-едва дотронулся до одного из опалов...И...
   Дерево рассыпалось в прах, который у самого пола обращался в благоухающие, алые лепестки тюльпанов...
   А поднявшийся ветер, бережно подхватив своими невидимыми ладошками серебристую пыль, начал разносить по миру... пепел волшебников и магов, тысячу лет назад собранный в одну маленькую, крохотную, малюсенькую шкатулочку, чтобы сохранить в себе частицу тех, Первых носителей дара...И теперь Хэвенхэлл вновь чувствовал, как волшебство и магия, те, прежние, летят под облаками, одаряя мир...И ещё, совсем чуть-чуть, заставляя все-все народа Хэвенхэлла грустить. Так...капельку...грустить о Поле тюльпанов, которые росли на нейтральной полосе меж двумя воинствами...
   А "беляки", задрав головы, побросав оружие, всё смотрели и смотрели на серебряный ветер...Ведь о какой битве, о каком убийстве идёт речь, когда настоящее Чудо возвращается в этот мир???
   А наши герои...Хотя...что теперь рассказывать историю наших героев? Когда-нибудь ведь надо заканчиваться историям и начинаться легендам, сказкам и преданиям?
   Легендам о том, как с холодного севера на испепелённый солнцем юг вернулся странный человек. Жители городка шарахались от него в сторону, но никто не смел преградить ему путь. Ноги будто бы сами собой вывели человека, давным-давно похороненного людской молвой, к неказистому на первый (а также второй и даже десятый) взгляд дому. Дверь лачуги распахнулась - и женщина, сохранившая лишь крохи былой красоты, бросилась в объятия изгнанника, решившего вернуться на родину. Толпа зевак заворожено смотрела, как потускневшие за долгие годы, ломкие волосы распрямлялись и наливались красками под сухими пальцами незваного гостя, морщины пропадали, а кожа молодела под градом поцелуев губ служителя смерти, ныне дарившего жизнь.
   Сказкам о том, как неизвестный безумец ворвался в храм и похитил прямо из-под венца невесту благородного господина. Охрана так и не смог догнать сорванца, а девушка так и не захотела сбежать от негодяя. Жители одной деревушки у отрогов Каменного червя говаривали потом, что молодожёны, поселившиеся в этих богами забытых местах, ну вылитые герои того предания, только чуть старше и степеннее...
   Преданиям о том, как двое друзей, взявшись за руки, шли по пустыне, и из-под барханов пробивались ростки новой жизни. Зажурчали ручьи, цветы решили бросить вызов красоте солнечного светила, а птицы слетелись на аромат прекрасного нектара. Погонщики караванов многие века спустя передавали из в уста сказание о двух то ли героях, то ли богах, то ли простых смертных, возродивших эти земли спустя тысячу лет после Катаклизма.
   И только об одном не рассказывали - о том, как же нашим героям удалось спастись из окружения рыцарей Белого Ордена. Когда особо любопытные субъекты спрашивали командора, командующего войсками сих доблестных мужей, Хоффнунг лишь обменивался взглядами с магистром Эренсаше и многозначительно улыбался...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Приложения
  
   Основные действующие лица.
  
   Анкх - потерявший память человек, найденный смотрителем маяка после шторма. Молчаливый, сперва совсем не понимающий ни одно из местных наречий, но схватывающий их буквально на лету. Страдает обмороками, потерями сознания, во время которых фрагменты воспоминаний о былой жизни возвращаются к Анкху.
   Айсер, Стефан - алхимик, несколько лет назад перебравшийся в Порт-Фрост из южных королевств Свободных городов. Зарабатывает себе на жизнь азартными играми и приготовлением различных зелий. Редко и неохотно рассказывает о своём прошлом, храня от других людей какие-то тайны.
   Палач - хранитель Равновесия, который, если верить легендам, приходит к любому, кто может поколебать порядок в мире и создать угрозу нового Разделения. Говорят, что от Палача нет спасения.
   Шаартан - некромант, выходец из далёких южных земель. Обосновался в необжитых землях к востоку от Каменного червя, изредка работает в качестве искателя сокровищ.
   Эренсаше, Альфред, и Хоффнунг, Сигизмунд - кнехты Белого Ордена, мечтающие о рыцарских шпорах, славе, подвигах и уважении.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глоссарий
  
   Агнон - самое северное королевство Свободных городов, столица которого располагается в одноимённом городе. Славится своими преуспевающими купеческими гильдиями, миролюбием правителей и мощным флотом, обеспечивающим безопасность судоходства.
  
   Агнор - один из крупнейших городов королевства Агнон, и самый крупный порт государства. Известен своим "теневым миром" или "ночным миром". Власть над городом осуществляют, по словам жителям, днём герцог Паничанский, а ночью - главари местных банд. Но, в общем-то, между последними налажено взаимовыгодное сотрудничество.
  
   Белый Храм. Основан незадолго после Разделения как гарант защиты мира от новых конфликтов. В Уставе Храма закреплено, что он должен выкорчёвывать скверну во всех её проявлениях. В числе кандидатов на "выкорчёвывание" некроманты, чародеи, демоны, оборотни, гоблиноидные расы (орки, гоблины, тролли и т.д.), драконы, змеелюды, а также вообще все сочувствующие идеям, отличных от закреплённых в Уставе.
   На данный момент сила Храма уже не столь велика, как в прежние времена. Отделения продолжают действовать в Свободных городах, но это лишь блеск былого величия.
   Храм состоит из трёх условно единых организаций: Белой Инквизиции, Белого Ордена и Белой Курии. У каждой из них свои функции и своя структура, но объединены они Уставом, целями и единым руководством - Верховным магистратом. Глава Белого Храма - Белый понтифик.
  
   Белая инквизиция. Под знаменем белого цвета с красным пламенем собрались отцы-дознаватели и штурмовые отряды Храма. Ныне самая могущественная из двух других организаций Храма, Инквизиция ведёт расследования по делам о незаконной волшбе, сделкам с демонами и сочувствию делу тёмных сил. Отделения Инквизиции находятся в любом более или менее крупном городе северных земель. Часто вмешивается в дела правителей, угрожая или намекая на угрозу со стороны тёмных сил. Штаб-квартира - Новый Фор.
  
   Белый Орден. Боевая организация Храма, воины которой идут в бой под снежно-белыми знамёнами. Орден утратил былое могущество, уступив роль гегемона Храма Инквизиции. Целью Ордена является вооружённая борьба со всеми проявлениями тёмных сил. Штаб-квартира располагается в Форт-Норде, единственном препятствии на пути нелюдей и монстров из Мирового леса к Порт-Фросту и Кардору и, соответственно, к Свободным городам. В настоящий момент в рядах Ордена состоит не более тысячи воинов, четверть из которых расквартирована неподалёку от Порт-Фроста. Глава Ордена - Рыцарь-коннетабль.
  
   Белая Курия. Белое знамя, разделённое на четыре части, в каждой из которых - символ одной из природных стихий. Волшебники и алхимики, желающие не допустить повторения Разделения, вступают в эту организацию. Главная цель - борьба с магией тёмных сил. Самые ярые противники некромантии и чародейства. Также настороженно относятся к южным магам, считая тех не совсем отринувшими зло демонов и подверженными искушению тёмных сил, глава организации - Белый магистр, штаб-квартиры не существует (или она просто скрыта в тайном месте).
  
   Замок Каитан - древнейшая в землях к востоку от Каменного червя твердыня, вот уже много веков покинутая своими жителями.
  
   Каменный червь - горная гряда, опоясывающая Свободные города с востока.
  
   Кардор - портовый город на северной оконечности Свободных городов, между Циркой и Порт-Фростом. Служит перевалочным пунктом торговли китовым усом, моржовым бивнем, рыбьим жиром и прочими товарами Севера.
  
   Порт-Фрост - самое северное людское поселение в Свободных городах. Находится на берегу Залива Льда и Холодного моря, служит базой для китобоев, местом обменной торговли между людьми и сноверами.
   Разделение (Катаклизм, Бедствие, Проклятье, Напасть, Поруха, Смута) - после уничтожения всех первых магов и волшебников высвободилось столько энергии, что Хэвенхэлл многие и многие месяцы сотрясали землетрясения, наводнения, извержения вулканов и тому подобные бедствия. Целые континенты оказались затоплены, леса обратились в пустыни, горы рушились. Также привело к тому, что прежде находившиеся рядом миры, Хэвен, Хэвенхэлл и Хэлл, оказались отдалены друг от друга, что разорвало все былые связи между их народами.
  
   Рогнария - королевство на южной оконечности Свободных городов, постоянно воюет со своим северным соседом, Шиманией.
  
   Свободные города - регион на северо-западе континента, в котором люди начали селиться после Разделения. Территория получила своё название в силу того, что изначально местные государства представляли собой полисы, свободные от власти и хэвенцев, и хэлльцев.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Андреев Николай, г. Воронеж
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Дорога в Лефер
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Оглавление

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Пролог

  
   Лучи солнца бережно и трепетно обнимали холмы, серпом разделяя речную долину надвое. Высоко в небе парили чайки, залетевшие сюда с близкого моря. Соловьи где-то далеко-далеко пели, должны были петь. Жаль только, здесь этих прекрасных (а они не могли быть другими!) трелей не было слышно...
   Они сошлись у подножия холмов. Им не приказывали стоять насмерть, просто потому, что подобного не требовалось. Глаза горели, руки зудели от желания пустить оружие в ход. В воздухе так густо пахло смертью, что в закатных лучах чудились ангелы смерти.
   Но ангелов здесь не было - только люди. А ещё - один орк. И один человек, коего тысячу лет прозвали демоном. Ну и, конечно, маг. Как же без него? Если бы его не было, то сказители всё равно бы придумали огненные вихри и молнии, бившие в землю.
   Да, это была бы прекрасная легенда. Началом её должна была бы послужить женщина, а лучше две, королевы, а то и императрицы. Приключения, злоключения и страдания. Потом - как же без этого! - поединок и обретение семейного счастья.
   Только не будет всего этого...
   В висках стучала кровь, а голову буравили крики из прошлого: сгоравших в доме матери и отца, предсмертный взгляд учителя, - и стоны погибавших в бою в настоящем. Они гибли...Гибли...Гибли...Но что он мог сделать?
   Он так устал...Он так устал от всего...
   И впервые за многие годы защита его треснула. Тьма поглощала его. Сперва пропали краски, и мир обернулся круговертью света и тьмы, не замутнённых никакими оттенками и переходами. Это было прекрасно и так просто! Калейдоскоп чернил и молока, снега и ночи завораживал и поглощал. Потом исчезло и это, осталась только тьма. Звуки отдалились, а вскоре и эхо поглотило самое себя.
   Его больше не существовало. И было так хорошо, так приятно. И так неизбывно гадко. Он ведь был нужен, нужен им, там, в бою! Он должен был победить! Он должен был сражаться? Но зачем...Зачем?..
  
  

Глава 1

  
   Лето было в самом разгаре. Тучи комаров налетели на небольшой торговый караван, медленно двигавшийся по лесной дороге. Шесть крытых фургонов сопровождали два десятка воинов. Каждый был на коне, в кольчуге и с копьём. На поясе висели простенькие мечи. В этих краях подобный отряд был жизненной необходимостью: лес принадлежал оркам, и на один вынырнувший из чащобы караван приходилось четыре сгинувших.
   Позабыв о волнениях, охранники весело беседовали, обмениваясь шутками с возницами. Внезапно два всадника, ехавшие первыми, остановились. Несколько охранников направились туда, чтобы выяснить причину остановки. И со смесью изумления и страха, застывшего в их глазах, увидели одинокого орка, перегородившего дорогу.
   Орков вообще было трудно спутать с другими народами. Зеленокожие гиганты под два с половиной метра роста, с выпирающими из-под нижней губы клыками, квадратной челюстью и яростью в тёмных глазах. Этот орк ещё и облачился в кожаную броню, взяв топор в правую руку и огромный щит в левую, повесив на шею ожерелье из зубов. Людям не хотелось гадать, кому эти клыки прежде принадлежали. Нелюдь с издевательской улыбкой уставился на охранников каравана, не двигаясь с места.
   - Стоять, - орк, как ни странно, говорил почти без акцента, немного растягивая согласные.
  -- Вон с дороги, - один из охранников замахнулся на него копьём, - иначе головы недосчитаешься.
  -- Гоните золото, а то не пропущу! - орк покрепче перехватил топор, в остальном оставаясь совершенно спокойным.
   - Ну, ты сам напросился! - воины ударили шпорами в лошадиные бока и поскакали прямо на орка.
   Нелюдь лишь хмыкнул и, когда один из охранников уже был готов проткнуть его, резко развернулся и, перехватив топором древко копья, направил его вниз.
   Человек упал и через мгновенье застонал, придавленный своей лошадью. Орк же высоко подпрыгнул, отрубив голову зазевавшемуся воину, а второго выбил из седла щитом. Приземлившись на землю, он кинул свой щит в горло вознице, перебив ему шейные позвонки. Умирающий резко дёрнул поводья по инерции, и лошадь встала на дыбы, отчего фургон начал опрокидываться. Орк перерубил ноги коня одного из подоспевших охранников.
   Остальные воины уже образовали круг вокруг него, но никто из семнадцати человек не спешил приблизиться к нелюдю. Орк хмыкнул и издал громкий рёв, отчего к горячему поту на их спинах прибавился холодный. А через краткий миг они распрощались со своими жизнями, когда десятки голосов из леса подхватили этот боевой клич.
   Из леса на караван устремилось множество орков, с ходу врубившихся в кольцо охраны. Воины уже не могли оказать серьёзного сопротивления и гибли под ударами орочьих топоров. Тот орк, что преградил за минуту до того дорогу, уже прорубался к центральной повозке, не обращая внимания на жалкие попытки сопротивления людей. Обшитый железными листами фургон обступили вооружённые чем попало торговцы и возницы, тут же разбежавшиеся при виде бежавшего на них орка. Зеленокожий нелюдь начал прорубать в двери дыру. Тонкое железо и хлипкое дерево поддались, и уже через несколько мгновений орк ворвался в фургон. К тому времени сопротивление людей было сломлено.
   - Арагх! - орк издал победный возглас на своём родном языке, увидев ровные ряды сундуков и плотных мешков с восковыми печатями.
   Он прорезал мешковину и подставил руки под поток золотых монет, словно осенний ливень сыпавшихся на пол.
   - Славно сработано, Рагмар, - похвалил один из орков, вбежавший в фургон и через мгновение уже вскрывавший сундук.
   - Как и всегда, - Рагмар осклабился и продолжил прорезать мешки с золотом.
   Через несколько минут отряд орков уже собрался возле фургона с деньгами, туда же согнали и выживших людей. Таких оказалось немного: двое возниц, один охранник с перебитой рукой и хозяин каравана, полный человек в синем кафтане с меховым воротником.
   - Настал черёд делить добычу, акрашаи, - вперёд вышел седовласый орк с мечом в руке и в проржавшей кольчуге - военный вождь племени.
   - Пора бы уже, - ухмыльнулся один из орков.
   - Там хватит на всех и даже немного останется, - ухмыльнулся Рагмар.
   - Я считаю, что половина должна достаться вождю и шаману.
   Орк в кольчуге ничуть не смутился, требуя себе такое богатство. Не принимая никакого участия в бою, наблюдая за всем со стороны, он получил бы больше, чем кто-либо из бойцов.
   - А разве ты или Гнаар заплатили своей кровью за золото? - Рагнар нахмурился. - Вам по обычаю полагается десятая часть, и не больше: остальное поделят воины.
   - А кто узнал о золоте? Гнаар. А кто составил план? Я. Воинам оставалось лишь показать свою силу и храбрость, - устало отмахнулся вождь. - Рагмар, оставь эти пререкания! Я уже давно устал от твоего постоянного недовольства!
   - Я не отдам ни тебе, ни шаману золота, пока жив! - Рагмар схватился за топор, встав у двери фургона.
   - Успокойся, Рагмар, - вождь пытался успокоить воина. - Пусть лучше всуё решит собрание племени.
  -- Пусть решит собрание племени, - Рагмар нехотя согласился, опустив топор.
   Орки направились в лагерь, распевая одну из бесчисленных песен о храбрости своих давным-давно сгинувших героев. Пленники шли в центре отряда: так было меньше шансов, что они решатся на побег. Раненый воин шёл спокойно, а вот глава каравана причитал над потерянным грузом. Купец с болью в сердце вспоминал, как ему предлагали взять с собой не двадцать, а сто воинов. Он лишь ухмылялся и кичился своей хитростью: никогда никто не смог бы подумать, что целый фургон золота охраняла горстка воинов, и шансов на нападение должно было быть меньше. А тут!.. Кто-то его выдал! Вот выжить бы только, уж он поквитается, о, как он поквитается!
   После двух часов марша через самую чащу лесу глазам людей открылся лагерь орков. Некогда здесь повсюду стояли дубы и ели с соснами, но потом орки огнём расчистили большой участок земли, оставив лишь самый большой дуб. Теперь у его подножия стояли хижины шамана и вождя. Жилища остальных орков орасполагались чуть дальше, образуя кольцо этот дуб. Несколько женщин племени (от мужчин они отличались длинными косами, короткими клыками и более округлыми лицами) готовили ужин. Дети высыпали встречать своих отцов и братьев, в оба глаза наблюдая за пойманными людьми. Последний раз люди попадали в это племя года четыре назад, в остальное же время всех представителей этого самого многочисленного народа оставляли умирать. И правильно, зачем переводить еду?
   Шаман Гнаар вышел встречать воинов. Увидев, как много добычи добыли орки, он издал радостный возглас и ударил себя по ляжкам.
   - Я вижу, что охота была удачной! - шаман был уже совсем не тот, что в молодости.
   Клыки его стёрлись, зрение теперь нередко подводило Гнаара, да ещё он не мог нормально передвигаться без своего посоха. Обычно стариков отправляли в лес с топором и щитом, чтобы там они могли найти достойную смерть. Шаманов же берегли как зеницу ока: они единственные владели своеобразной орочьей магией, которая помогла видеть будущее и общаться с духами предков. Не считая, конечно, пары ударных заклинаний, которые давно сыскали славу среди людских магов.
   - Многое пришлось оставить на дороге, так много было там добычи! - Вождь не скрывал своей радости. - Придётся сходить туда ещё несколько раз...
   - Там нет ничего стоящего: так мне сказали духи, - Гнаар не сводил глаз с мешков с золотом и ещё не вскрытых сундуков. - А, так вы ещё и дичь сюда привели!
   Шаман с ухмылкой взглянул на пленников. Под этим взглядом съёжились все пленники, кроме раненого воина. Тот лишь распрямил спину и уставился в ответ на шамана, с издёвкой и вызовом.
   - Духи говорят, что этого бледного надо убить, - Гнаар указал посохом на воина.
   - Я не буду перечить духам, - вождь уже доставал топор, когда вмешался Рагмар.
   - А разве духи не сказали, как сражался этот бледный? Он один выстоял против трёх наших молодых воинов, и по обычаю мы должны сохранить его жизнь. А вот остальных можно и прирезать - это всего лишь лишние рты.
   - От которых, - Гнаар наморщился, услыхав Рагмара, - мы избавимся, но не топором или удавкой.
   - Да, это принесёт нам ещё много добычи, - вождь, похоже, же договорился су Гнааром об этом. - А вечером нам надо провести совет племени.
   - Зачем? - Гнаар рассмеялся. - Всё ведь и так ясно! Верно я говорю, воины?
   Орки не торопились отвечать шаману одобрительным гулом. Все они будто бы потеряли дар речи, внезапно заинтересовавшись землёй под своими ногами.
  -- Рагмар требует, чтобы именно на нём мы разделили добычу, - хмыкнул вождь.
   - Шаман племени и вождь Азгар должны получить половину, воин, - Рагмар надеялся, что остальные орки поддержат его, но лишь ветер играл с листвой да смех раздавался где-то вдалеке. - Ну вот, всё и решено! Так что теперь перейдём к дележу добычи!
   Орки сложили все мешки с золотыми монетами, сундуки и остальные вещи возле хижины шамана. Туда же подогнали и пленных. Азгар сразу себе золото и один из сундуков, шаман, не мудрствуя лукаво, сделал то же самое. Воинам же остались жалкие остатки. Внезапно Рагмар ухмыльнулся и громко воскликнул, что пленный воин - его часть добычи.
   - Нет уж, мы должны получить за него выкуп, да к тому же не ты его и взял! - вмешался вождь.
   - Я что-то не видел, чтобы ты или шаман бились с бледными! Так я говорю? - Рагмар пытался найти поддержку у простых воинов.
   - Угу, - вот теперь-то орки были с ним согласны.
   - Рагмар, хоть я пленил этого бледного, но с радостью отдам его тебе, - радостно заявил орк с ужасным шрамом, проходившем через всё лицо. - А за это, так и быть, могу взять твою долю!
   - Спасибо, Грусук, я буду рад прикрывать твою спину в битве,- эти слова всегда произносили среди орков как выражение глубочайшей признательности.
   До самого вечера орки пировали, отмечая необычайно удачную "охоту"! Медовуха рекой протекала через берега из жареной дичи, охватывая островки сладких лепёшек с орехами. Лишь Рагмар не участвовал в общем веселье, решив навестить пленника.
   - Человече, где твоё племя? - обратился он к сидевшему в плетёной клетке раненому воину.
   - Я из Лефера, орк, - охранник, хоть и не знавший орочьего, догадывался, что Рагмар практически спас ему жизнь.
   - А какое именно племя у тебя? Пахарей, торгашей или охотников? - Рагмар, как и любой орк, не блистал глубокими познаниями по части человеческого общества.
  -- Я из наёмников, орк, - охранник вздохнул.
  -- Они возьмут тебя обратно, после твоего сегодняшнего позора? - в голове Рагмара созрел дерзкий план, который он начал претворять в жизнь.
  -- Да, а что? - раненый человек встрепенулся и превратился в сплошной слух, не желая упустить ни единого слова орка.
  -- Завтра я поведу тебя в твоё племя. Настоящий воин не должен страшиться поражения. И настоящий воин не должен... - Рагмар с трудом подбирал слова. - Он не должен стать всего лишь слугой своего слова. - Орк знал, о чём говорил: воины его племени теперь становилось именно такими. - А теперь спи и набирайся сил. Нам предстоит долгая дорога.
   На следующее утро, как ни странно, никто не стал останавливать Рагмара. Лишь старые воины, которые не раз ходили с ним в бой и на охоту, желали удачи своему собрату. Орк взял с собой оружие, запас еды на неделю и старую кольчугу, которую он давным-давно выбрал себе из добычи. Рядом с ним шёл раненый человек, благодаривший богов за то, что он не попал в орочий котёл. Если бы он сказал о своих страхах Рагнара, то орк бы рассмеялся ему лицо: живых пленников чаще всего освобождали за выкуп, а мёртвых... Ну а мёртвых бросали на съедение лесным хищникам. Лишь изредка пленных воинов приносили в жертву духам предков, но выглядело это более-менее "цивилизованно". Жертве давали выпить "Душу предков "- сильнейший яд, добывавшийся путём выпаривания шишек некоторых хвойных деревьев, который убивал менее чем за минуту.
   Рагмар и раненый человек пошли через лес на северо-запад, к Леферу. Почти весь день им пришлось пробираться через самую чащу. Много раз наёмник падал, зацепившись за выпиравшие из земли корни деревьев, и уже к концу дня орк нёс обессилевшего человека на себе. Прошли они не меньше пяти лиг, но воспользуйся дорогой, смогли бы преодолеть и все двенадцать. Однако Рагмар не хотел идти торговым трактом: по нему довольно часто проезжали караваны с охраной, да ещё нередко разъезжали конные патрули. Орк хмыкнул, вспомнив, как вдвоём с Грусуком нашинковал такой патруль из семи человек - там же он и разжился этой кольчугой. Наёмник-то они пожалеют, а с орком разделаются безжалостно, в этом Рагмар ничуть не сомневался. Он, в общем-то, вряд ли бы поступил иначе на их месте.
   Ночью Рагмар развёл костёр, накидав валежника и еловых шишек. На нём он поджарил кусок туши, который взял с собой из дома. Человек ел неохотно, жалуясь на боль в раненой руке. Орк лишь хмыкнул, раздирая жареное зубами. Рагмар решил сторожить покой своего пленника всю ночь: ночью лес оживал своей собственной жизнью, чаще всего охочей за свежим мясом и горячей кровью. К полуночи орк похвалил свою предусмотрительность, берясь за верный топор.
   Молодая луна тусклым светом освещала поляну перед дубом, у которого остановились наёмник и орк. Рагмар любовался пламенем догоравшего костра, как вдруг уловил далёкий звук шагов. Существо, их издававшее, было достаточно крупным, и явно не травоядным.
   Орк огляделся по сторонам и уставился в сторону, откуда должен был появиться незваный гость. Вскоре он увидел силуэт ночного гостя. Вытянутая морда с глазами-огоньками уставилась на орка. Голова на длинной шее по форме напоминала слегка напоминала волчью, только с более мощной челюстью и сплющенной головой. Лапы заканчивались когтями-кинжалами. Существо привстало на задних ногах, передними царапая воздух. Ростом оно было выше Рагмара примерно на полметра.
   - Онтокс, - осклабился орк, покрепче сжал свой топор и отложив шит в сторону.
   Эти зверюги в изобилии водились по всему лесу Тройнар, наводя ужас на охотников и лесорубов. При желании взрослый онтокс мог разодрать когтями прочную кольчугу или даже тонкие доспехи. Обычно все разумные существа, если в одиночку встречала монстра, разбегались. Все, но только не орки. Этим они, в принципе, подтверждали отсутствие мозгов, в чём были уверены люди. А ещё вошедшее в легенды бесстрашие, граничившее с глупостью. Последнее, в общем-то, было ещё одним доказательством безмозглости.
   - Подходи, карабудюг!
   Так орки прозвали онтокса: "карабурдюг" - идеальный враг.
   Рагмар высоко подпрыгнул, перекувыркнувшись в воздухе, оказавшись за спиной у разъярённого монстра.
   Онтокс взревел, громко втянул носом воздух и нанёс удар туда, где за мгновение до этого стоял Рагмар. Раненый человек проснулся от этого рёва и, едва завидев монстра, со всей силы вжался в ствол дерева, надеясь, что зверюга его не заденет. Глупый человек, очень глупый. Онтокс просто сожрал бы его одним ртом, не размениваясь на удары лапами. Наёмник прощался с жизнью, рассматривая картинки из пробегавшего перед его глазами прошлого.
   Рагмар же воспользовался ошибкой онтокса и рубанул со всей силы топором по спине монстра, отвлекая его внимание. Зверюга развернулась, пытаясь дотянуться до орка зубами и когтями, но Рагмара уже не было на прежнем месте. Зеленокожий ударил топором по левой лапе монстра, чтобы затем отойти назад и вправо, снова уйдя от вражьего броска. Именно так и можно было заставить монстра обнажить уязвимое место - шею, на которой шкура была слишком мягкой.
   Онтокс снова взревел, встал на задние лапы и резко прыгнул к орку. Рагмар еле успел уйти из-под удара, успев рубануть топором по шее монстра. Зверь стал ещё энергичнее размахивать своими лапами, видимо, надеясь подмять орка. И пока махал, не заметил, как струйка крови потекла по его серой шерсти.
   Рагмар улыбнулся, ещё раз ударив монстра топором, теперь уже по лапе, перебив её. Онтокс поджал раненую конечность и внезапно принюхался, оскалив морду - кровь уже вовсю текла из раны на шее. Монстр заревел, но в этом рёве уже чувствовалось дыхание смерти: жизнь покидала "идеального врага". Зверь опять прыгнул, и Рагмар уже не успел отпрыгнуть. Онтокс навис над орком, высоко подняв левую лапу для удара, и... застыл, заваливаясь вбок: Рагмар, падая, вытянул вперёд топор, лезвие которого по самую рукоятку ушло в туловище монстра.
   Рагмар поднялся на ноги и, окинув взглядом тушу поверженного врага, засмеялся. Смеялся он так долго и громко, что наёмник решил, что орк двинулся разумом из-за напряжения и близости смерти. Он ещё более укрепился в своём мнении, когда Рагмар начал дикую орочью пляску вокруг трупа онтокса, при этом напевая что-то на своём языке. Через минуту он остановился, резко припав на колени, и опустил свою голову в низком поклоне, омыв свой топор в крови онтокса.
   Потом наёмник вспомнил, что у орков разум отсутствует, а значит, лишить его зеленокожий не может. Странно, но это ничуть человека не обрадовало.
   - Это пляска удачной охоты, человече, - ухмыльнулся орк, взглянув на изумлённого спутника. - Я благодарю дух зверя за великолепный бой и прошу прощения, что не могу сжечь его труп или съесть.
   - А, ну я так и подумал, - человек икнул от неожиданности и теперь ещё сильнее вжался в ствол дерева.
  -- А теперь спи: дух зверя будет охранять наш покой! - Рагмар вздохнул и улёгся на траву возле дерева. Больше никто не тревожил покой путников.
   Утром Рагмар разбудил человека, и они отправились дальше. На этот раз они шли по совершенно "другому" лесу: хвойные деревья если и встречались, то это были лишь старики, ветви которых же давно засохли. Повсюду к небу вздымались берёзы, клёны и дубы. К полудню деревья стали редеть, и в конце концов показалось поле. На многие лиги тянулась земля, ни разу не видевшая плуга. Люди здесь не селились - сказывалась опасная близость орочих племён и лесных зверей, ночью часто выходивших поохотиться вдалеке от своих угодий.
   Рагмар чувствовал себя здесь не столь уверенно: теперь впереди шёл человек.
  -- Человече, у тебя есть имя? - неожиданно спросил орк, когда они проходили мимо небольшого оврага.
   - Да, меня зовут Стефан. А что?
  -- Мне просто было интересно, кого именно мне стоит проклинать, если мы нарвёмся на конный патруль.
  -- Тогда зачем же ты идёшь в город? - Стефан был поражён такой нелогичности орка.
  -- Из рассказов пленников я знаю, что для прохода в ваше племя надо пройти через большую ограду, в воротах которой стоят воины. Так вот, ты скажешь этим воинам, что я тебя спас, и они нас пропустят.
  -- А что мешает точно так же поступить при встрече с патрулём?
  -- Конные воины сначала атакуют, а потом уже спрашивают! - со знанием дела произнёс Рагмар. - Ты мне казался умнее!
   К сожалению или к счастью, но подобного о своём спасителе наёмник сказать в тот момент не мог.
  -- И городская охрана от них тоже не особо отличается, уж ты мне поверь, - Стефан продолжил путь.
   Вечером они остановились в руинах фермерского дома, который сожгли много лет назад. Разводить костёр Рагмар не стал, и Стефан с орком съели остатки прошлого ужина.
   Утром, когда путники вышли к дороге, Стефан резко свернул на запад, и до вечера они шагали через какой-то лес, по пути встретив небольшую стаю волков. Волки, едва завидев Рагмара с окровавленной секирой, скрылись из виду.
   - Онтокс наводит страх на всё живое и после смерти, - многозначительно произнёс орк, глядя вслед удаляющимся волкам.
   Только глубокой ночью Стефан и Рагмар вышли из чащи и увидели вдали очертания городских стен: они наконец-то добрались до Лефера. Наёмник предложил заночевать у кромки леса, зная, что в город не то что орка, но и самого бургомистра могут не пустить в столь поздний час. Рагмар долго не мог заснуть, думая о завтрашнем дне.
   Утром орк смог увидеть и реку, протекавшую через Лефер - то был полноводный Фер, по которому город сообщался с юго-восточным побережьем и посёлками шахтёров в северных горах. По речной глади медленно плыли торговые судна, пришвартовывавшиеся у специальных пристаней, которые спускались с высоких мостов, перекинутых с западного берега на восточный. Но больше всего Рагмара поразили городские стены. Высотой в десять самых рослых зеленокожих, они с лёгкостью могли защитить город и от орочьего набега, и от штурма армий других вольных городов Двенадцатиградья. Стены ещё не успели починить после недавнего штурма войска Мардрима - ближайшего соседа и самого непримиримого конкурента Лефера - и потому в них зияли дыры, а кое-где заметны были пятна сажи.
   Стефан и Рагмар уже не побоялись выйти на дорогу и начали медленно подходить к воротам восточной части города, меньшей по площади, чем западная. На воротах, обитых железом, был выгравирован городской герб: рука, державшая меч, чья рукоятка была одновременно и факелом, чьё пламя было направлено вниз. Получалось обоюдоострое оружие: верх её колол, а низ обжигал.
   Перед воротами маялись пять воинов в кольчугах и белых плащах с городским гербом. В руках они держали солидного вида алебарды. Едва завидев орка и раненого человека, все они резко поднялись и цепочкой пошли вперёд, готовясь в любой момент нанести удар
   - Стоять! - выкрикнул центральный охранник. - Именем Лефера, назовитесь!
   - Марк, хватит издеваться над больным человеком, - при звуке голоса охранника лицо Стефана озарила улыбка. - Свои мы, свои!
   - Стефан? Живой? - охранник остановился, а потом расхохотался. - Твой же караван перерезали?! Как ты здесь очутился? И вообще: как выжил? И кто этот орк? - остальные стражники хоть и продолжали надвигаться на Рагмара и Стефана, но теперь выражения их лиц были не столь враждебными.
   - Вот этот орк мне жизнь и спас! А теперь решил стать пополнением для Гильдии наёмников!
   - Это у него кровь на топоре? - задумчиво спросил Марк, разглядывая оружие зеленокогожего.
   - Кровь онтокса. Он при мне его убил. А ещё за несколько дней до этого положил пятерых человек.
   - О втором можно было и не говорить, - процедил сквозь зубы Рагмар, сжимая рукоятку топора.
   - Ладно, я вас пропущу в город, но только в знак дружбы. Если я узнаю, что нелюдь напал на кого-нибудь из горожан, то ты знаешь, что я сделаю, - охранник провёл пальцем по горлу и состроил ужасную рожу.
   - Да, подвесишь его верх ногами и окунёшь в речную воду, наблюдая за его медленной и мучительной смертью! Ты хоть раз выполнил своё обещание? - Стефан усмехнулся.
   - Я это тебе успею доказать, - обидчиво произнёс "забавник".- Ну что ж, проходите.
   Орк облегчённо выдохнул. Стефан и Рагмар прошли чрез калитку в воротах, и путников сразу накрыл шум города...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава 2

  
   Взору Рагмара открылась огромная площадь, на которой поместилось бы двадцать или тридцать становищ самых больших орочьих племён, да ещё бы и место осталось. Ровно в центре площади высилась статуя какому-то человеку, облачённому в доспехи и плащ, с довольно-таки молодым лицом. А вокруг этой статуи сновали и сновали прохожие, совершенно не обращавшие внимания друг на друга. Все они были одеты, в основном, в холщовые рубахи, раскрашенные в тёмные цвета, или лёгкие кожаные камзолы, основным цветом которых был серый или чёрный. Разнообразие, верно, здесь очень любили.
   Рагмар огляделся по сторонам. Слева были расположены торговые лавки, упиравшиеся в крепостную стену, а за ними возвышалась группа странных зданий, назначение которых орк не понял. Одно из них, высокое, почти доходившее до верха крепостной стены, здание было сложено из красных кирпичей, а первые этажи ещё и облицованы красноватым гранитом. Двери, выкованные из металла, в этот час были открыты (Рагмар легко разглядел все детали: даже среди сородичей-охотников он славился великолепным зрением), и туда заходили посетители. А вот немного в стороне от этого высокого здания располагался с десяток строений поменьше, все построенные по схожей схеме. Двухэтажные, с черепичной крышей и красными стенами, все высились на высоких каменных фундаментах, окружённые множеством статуй.
   - Не туда смотришь, Рагмар, - ухмыльнулся Стефан, указав рукой направо, в совершенно противоположном направлении от рынка и странных зданий.
   Снова пробежав глазами по площади, по пути заметив брызги воды и с полсотни больших лодок (потом он узнал, что их называют кораблями), приставших к причалам, разномастные строения, стоявшие на другой стороне реки, орк уставился на ещё более странные сооружения, чем те, что были возле рынка. Площадь перегораживала кирпичная стена в полтора человеческих роста, в которой было сделано пять или шесть ворот. За стеной виднелись черепичные крыши, а также несколько высоких башен, некоторые из которых были намного выше крепостной стены, и громадное здание, уступавшее размерами только горе и тому облицованному гранитом строению.
  -- Квартал Гильдии наёмников, Рагмар, - Стефан облегчённо выдохнул, как путник, после долгой дороги наконец-то вернувшийся домой. - Нам как раз туда.
   Орк и человек направились к центральным воротам стены, за которой и располагалась эта Гильдия наёмников. По дороге на них косились многие прохожие, а парочка даже держала руки на эфесах клинков, когда мимо них проходил Рагмар. Вообще-то орк ожидал худшего приёма, но, похоже, орки в городе встречались изредка. В ином случае прохожие не были бы столь уверены в собственных силах и собственной безопасности.
   У ворот стояло несколько воинов в кольчугах и конических шлемах, среди которых выделялся один, облачённый в пластинчатые доспехи и зелёный плащ с застёжкой в форме арбалета.
   - Какие люди, а? - улыбнулся человек в зелёном плаще, похлопав по плечу Стефана. А потом посмотрел на орка и нахмурился. - И кто это?
   - Это Рагмар, он хочет стать наёмником. - Стефан отвечал совершенно спокойно, словно не обращая внимания на реакцию охранников.
   - Да уж, - человек в плаще присвистнул. - Славный воин, как я вижу. А ты не думаешь, что он может... ну, некоторых из наших, - и он многозначительно провёл пальцем по шее, не сводя глаз с Рагмара. - Когда мы отвернёмся.
   Хоть один бледнолицый, который хоть в чём-то соображает!
   - Если только ты, человече, не будешь нарываться, - ухмыльнулся Рагмар и так же многозначительно повертел в руках свой топор.
   Человек в плаще громко рассмеялся, а за ним захохотали и охранники.
   - Славный из него наёмник получится, у нас таких весёлых ребят мало! К кому его поведёшь? К Одноглазому Заку?
   - Нет, учить его походному строю и упражнениям с оружием не имеет смысла! - Стефан на минуту задумался. - Лучше уж к Хмурому Эдгару.
   - Хотел бы я на это посмотреть! - человек в зелёном плаще кивнул. - Ну что ж, проходите, и удачи тебе, орк!
   Рагмар кивнул и пошёл за Стефаном. Меньше всего орк ожидал увидеть за этой стеной... тренировочные площадки. На утоптанном песке маршировали или же упражнялись с десятками видов оружия сотни воинов. Кое-где площадки перемежались с длинными каменными одноэтажными домами, из которых иногда выбегали на тренировки воины.
   - Вот здесь мы тренируем новобранцев. Иногда и ветераны приходят сюда, чтобы проверить, не разучились ли они мечом махать. И не только мечом, - в голосе Стефана явственно слышалась гордость.
   Некоторые наёмники окликали Стефана, а порой даже останавливались перекинуться парой слов. Но вот, минут через двадцать, Рагмар и Стефан подошли к довольно-таки респектабельному зданию, облицованному розоватым мрамором и гранитом, у дверей которого, на удивление, не было ни одного охранника или даже просителя.
   Стефан уверенно зашёл в дом, а за ним последовал и орк. В коридоре им никто не встретился, и они подошли к обитой медью двери. Стефан, постучал, потом удовлетворённо кивнул, услышав невнятный ответ, и открыл дверь.
   Комната была не особо большой. Почти вся она была занята круглым столом, на котором была разложена не уступавшая размерами столу карта. По стенам стояли стулья с высокими спинками, обитыми бархатом. У стола же сидел, развалившись в кресле, хмурый человек. На вид ему было лет сорок-сорок пять. Рагмар первым делом обратил внимание на глаза этого человека: серые, невероятной глубины, они внимательно смотрели на вошедших, словно читая их тайные помыслы и желания. Потом уже орк разглядел и усы, чуть закруглённые кверху, и короткую седую бородку клинышком. А сам человек был совершенно лысым.
   - Мне сообщили, что ваш караван разграблен. Неужели произошла ошибка? - говорил человек совершенно спокойно, не обращая никакого внимания на Рагмара.
   - К сожалению, нет, капитан Эдгар, - Стефан показал перебитую. руку. - Зато я привёл пополнение. - И тут он кивнул головой в сторону Рагмара.
   - Орка? - Эдгар нахмурился, доказывая своё прозвище. - Он, надеюсь, умеет говорить по-нашему?
   - И довольно неплохо, человече, - Рагмар осклабился. - Но ещё лучше я владею топором и щитом.
   - Да уж, не зря говорят, что орки - наёмники с рождения. Так ты, орк, хочешь теперь служить людям? - Эдгар окинул зеленокожего оценивающим взглядом.
   - Я служу лишь себе, а кто будет платить деньги - мне всё равно, - Рагмар знал, как надо говорить с людьми.
   - Смело, ничего не скажешь, - Эдгар встал со своего кресла и ещё раз окинул взглядом Рагмара. - Что тебе больше всего по душе в нелёгком деле наёмника?
   - Караваны я бы точно не хотел охранять, лучше уж сразу на войну. И чем страшней война, тем лучше.
   - Пытаешься забыть что-то? - Эдгар заметил, что Рагмар напрягся при этих словах. - Успокойся, тут все такие. В той или иной степени. Так, говоришь, на войну тебе хочется?
   - Да, человече, - Рагмар кивнул.
   - Тогда я знаю, куда тебя определить. А ты, Стефан, поди-ка к лекарям, что-то твой вид меня не радует.
   - Да, капитан Эдгар, - Стефан кивнул и развернулся, чтобы выйти. - Удачи тебе, Рагмар.
   - И тебе, человече Стефан, - орк отсалютовал топором.
   - А ты следуй за мной, орк. Сейчас ты увидишь, с кем тебе придётся служить в... - Эдгар на миг задумался, - ближайшие годы. Если, конечно, ты окажешься везучим и не погибнешь в первом же бою.
   - Не бойся, человече, я умею постоять за себя. - Рагмар ухмыльнулся.
   - Посмотрим, посмотрим, - задумчиво проговорил Эдгар и направился прочь из комнаты, миновал коридор, вышел из дома и пошёл сквозь лабиринт улочек и тренировочных площадок.
   Рагмар, который мог с лёгкостью ориентироваться даже в самом глухом лесу, подловил себя на мысли, что совершенно не может понять, куда они идут и, главное, откуда пришли. Да уж, в этом отношении город был много сложнее леса.
   Наконец-то они оказались возле добротной деревянной казармы с каменным фундаментом, у дверей которой похрапывал наёмник в ржавой кольчуге. Во всяком случае, на первый взгляд она показалась Рагмару ржавой - приглядевшись поближе, он понял, что она просто выкрашена под ржавчину. Совершенно глупая выходка, по мнению орка.
   Эдгар тихонько подошёл к спящему человеку, наклонился и крикнул ему в ухо:
   - Орки! - впервые Хмурый по-настоящему улыбнулся, увидев реакцию проснувшегося воина.
   Человек резко вскочил с места, сделав немыслимый кульбит, с потрясающей скоростью выхватил меч, а потом осоловевшими глазами уставился на Рагмара и Эдгара, надрывавшихся со смеха.
   - А тут будет очень даже интересно, вождь Эдгар, - Рагмар решил обращаться к Хмурому Эдгару именно так.
   - Джон, где Олаф Везучий? - похоже, у всех наёмников были свои клички.
   - Внутри, капитан, - Джон только-только пришёл в себя, всё ещё глядя на орка.
   - Славненько, - Эдгар прошёл в казарму.
   Рагмар последовал за ним.
   Внутри было свободно. Даже пусто: лишь пять кроватей стояло по разным углам просторного, двадцать шагов в длину и десять в ширину, помещения. И только двумя из них, судя по виду, пользовались в последнее время.
   На одной из кроватей сидел человек, вовсю игравший в карты с самим собой. На другой расположился высокий худой человек, одетый в красную мантию, склонившийся над книгой. Оторвавшись от карт, наёмник уставился на Эдгара и Рагмара, а потом вскочил, с кровати и вытянулся в струнку.
   - Капитан, - кивнул вскочивший с кровати человек.
   Он был одет в чёрный камзол (Рагмару уже начал надоедать и этот цвет, и эта одежда - создавалось впечатление, что так ходит полгорода) и чёрные кожаные штаны. Курчавые серые волосы были коротко подстрижены, зато брился он как минимум неделю назад. Его водянистые глаза бегали в разные стороны, словно их хозяин ожидал, что на него в любой момент могут напасть.
   - Так-с, а Ричард как всегда творит? - улыбнулся Эдгар, кивнув в сторону чтеца.
   - Как обычно, - развёл руками наёмник.
   - Ладно. Знакомьтесь: это, - тут капитан замялся, надеясь припомнить хотя бы имя орка.
   - Рагмар, вождь.
   - Ну да, так вот: он будет теперь третьим в твоём отряде, Олаф, - коротковолосый кивнул. - Покажи им тут, орк!
   Эдгар хлопнул Рагмара по плечу и покинул казарму.
   - Откуда топорик, вестимо? - с улыбкой спросил Олаф.
   - От онтокса, человече, - Рагмар не без гордости заметил, как Олаф немного отошёл назад, подальше от оружия. - Где моё место для ночлега?
   - Вон та кровать, ор... Рагмар, - Олаф кивнул в сторону читавшего Ричарда. Действительно, возле его кровати стояла ещё одна, пустовавшая.
   - Надеюсь, мне не придётся за неё драться вон с тем... эээ, Ричардом, - ухмыльнулся Рагмар, отчего стали видны его острые клыки.
   - Да ты не обращай внимания, - коротко рассмеялся наёмник, - Ричард у нас не совсем нормальный, потому то он - маг.
   Потом Олаф задумчиво потёр подбородок и добавил:
   - Нет, всё-таки он маг, потому что он - странный. Или нет...
   А пока наёмник размышлял об относительности сущего, Рагмар располагался на кровати.
   Она оказалась не такой жёсткой, как земля, на которой привык спать орк, но это было скорее приятно, чем неожиданно. Но орк думал об этом всего несколько мгновений, переведя всё своё внимание на Ричарда. Причёска его разительно отличалась от всех остальных, когда-либо виденных орком. Посередине головы шёл широкий пробор, а длинные волосы охватывали виски, оставляя свободное пространство посередине. Сами волосы были каштанового цвета, контрастируя с глазами - те были серо-зелёного цвета. Черты лица были правильными, а на подбородке была еле заметная ямочка. Внезапно Ричард оторвался от книги, которую читал, и взглянул на орка. Рагмара пробрала дрожь от этого взгляда: он словно сверлил твою голову, выпытывая потаённые страхи, видя все твои проступки и делая приговор. Великий Палач, а не человек.
   - Ричард Магус, - через несколько секунд молчания произнёс маг и снова уткнулся в свою книгу.
   - Рагмар, - минутное замешательство прошло, и орк снова взял себя в руки. - А ты шаман, человече?
   - Маг, Рагмар, маг, - пробурчал Ричард. - Я сильно отличаюсь от твоих шаманов, и не в последнюю очередь внешностью и глубиной знаний.
   В этих словах не было ни похвальбы, ни капельки самолюбия: просто констатация факта. И Рагмар это оценил.
   - А ты можешь показать, что можешь сделать, ша... маг Ричард?
   - Не думал, что орки такие надоедливые, - нахмурился Ричард, не отрываясь от книги, но всё-таки прищёлкнул пальцами и топор орка, который до того лежала на кровати, приподнялся на высоту орочьего подобородка. Рагмар поспешил вцепиться в оружие, боясь, что оно улетит.
   - Впечатляет, человече, - впервые при произнесении этого обращение в голосе Рагмара чувствовалось уважение.
   - Жалкие фокусы балаганного кудесника, - хмыкнул Ричард и снова замолчал, углубившись в чтение.
   Орк огляделся по сторонам. Да, этой казарме не хватало уюта, костерка и пары стариков, рассказывающих истории из своей молодости, где люди были глупее и слабее, орки сильнее, а охота - удачней. Но он попытается это исправить. Разве что без стариков придётся обойтись. Где же из тут сыщешь? Хотя можно будет нарядить Олафа и выкрасить его лицо зелёным...
   - А когда мы пойдём на охоту, вождь Олаф? - Рагмару не терпелось размяться.
   - Мы никогда не ходим на охоту, - Ричард говорил всё тем же тоном вечно недовольного жизнью человека, - разве только нас для этого не наймут дворяне.
   - Мне утром сказали, что, возможно, нас наймёт какой-нибудь купец или один из магистров, - ответствовал Олаф.
   - Кто? - Рагмар где-то слышал это слово, но не мог точно вспомнить, что оно значит.
   - Я так и думал, - Ричард снова взял слово. - Магистр - это член Магистрата, того совета, что управляет городом и назначает городского голову. Что-то вроде старейшин твоего народа.
   - Так бы сразу и сказал, - Рагмар улёгся на кровать, буравя взглядом потолок.
   - Скоро кто-нибудь точно придёт предложить нашему отряду работу, не сомневайся, - уверенно сказал Олаф.
   - А почему наш отряд, гм, - Рагмар не хотел задеть гордость вождя Олафа, а потому очень долго подбирал слова.
   Но Олаф первым нашёлся, что сказать.
   - Такой маленький? Два года назад в нём было сорок человек, пока одному из магистров не взбрело в голову послать армию наёмников на войну с Мардрином, - это наш главный конкурент по торговле строительным лесом и пшеницей. Мы даже до городских стен не дошли: большую часть армии порезали на ремни их маги и наёмные отряды орков. Наш отряд спас только Ричард, устроивший настоящее представление для орков.
   - Всего несколько огненных шаров, "Бурю Маро" и "Клинок палача", - пожал плечами Ричард.
   - Не знаю, как это там называлось, - продолжил рассказ Олаф, - да только смогли унести ноги только мы четверо. И теперь дожидаемся хоть какой-то работёнки. После той битвы наниматели считают, что на всех участниках лежит печать неудачи.
   - Крестьянские предрассудки, - буркнул Ричард, не отрывая взгляда от книги.
   - Ясно, - ответил Рагмар и повернулся набок, надеясь уснуть.
   Сон и вправду пришёл. Снилась ему давняя охота, когда он и ещё десятков орков его племени устроили облаву на лесных волков. Славно они тогда повеселились. Вот Рагмар взял след вожака, вскинул копьё, чтобы метнуть его в ближайшие кусты, где спрятался крупный волк с совершенно серебряной шерстью на спине... Как вдруг орк проснулся, разбуженный стуком в дверь. На будущее он запомнил, что хорошо бы поставить капкан у двери - так хоть беспокоить будут пореже. Он встал с кровати, на всякий случай взяв в руки топор, и огляделся. Ричард всё так же читал книгу, только теперь другую, в обложке из жёлтой кожи, а Олаф сменил карты на игральные кости.
   - Кого там Великий Палач принёс? - рявкнул Олаф, проигравший самому себе всего лишь одно очко.
   В казарму вошёл невысокий человек довольно респектабельного вида: камзол на нём был расшит серебряными нитями, из которых был сшит и сам плащ. Рагмар удивился - даже лицом этот человек был чем-то похож на того волка из сна. Что-то волчье проглядывалось и в его улыбке и манере поведения.
   - Ты, достопочтенный, Олаф Везучий? - собственно, даже тени "достопочтения" в голосе незнакомца не прозвучало.
   Точно таким же тоном люди торговались об условиях очередного мира с орочьим народом. Этот голос был сшит из ниток ненависти, до поры до времени связанных спицами необходимости. Но стоит только на секундочку пропасть нужде в спицах - нити разойдутся, распадутся, и будет положено начало следующей войне. И так будет продолжаться, пока или люди не погибнут, или орки. Нет, был, конечно, третий вариант, при котором люди наконец-то изменятся к лучшему. Но о последнем Рагмар даже не задумывался: хотя орк и был идеалистом, но уж слишком хорошо знал человеческую натуру.
   - А кем же мне ещё быть? - усмехнулся Олаф. - Какой ещё капитан может похвастаться таким дружным и спаянным отрядом?
   Везучий кивнул на Рагмара, с интересом присматривающегося к гостю, и Магуса, не пожелавшего оторваться от книги даже ради "удовольствия" лицезреть возможного клиента. Олаф пожал плечами: он понимал, насколько двусмысленной вышла его острота. Ну да ладно! Клиент, видимо, был заинтересован именно в этом отряде, так что к другим капитанам вряд ли пойдёт. Ну а если и пойдёт - что с того? Олаф, как-никак, был Везучим, а потому новые клиенты явятся! Рано или поздно, поздно или рано...Когда-нибудь, в общем, должны же они явиться?!
   - Да, эти ребята внушают уважение, - с абсолютно каменным выражением лица произнёс клиент. - Я слышал много интересного о Вашем отряде, Олаф. Надеюсь, Вы заинтересованы в заказе? Интересном заказе, смею уверить.
   Улыбка тронула губы этого странного незнакомца, но до чего же гнусной она показалась Рагмару!
   - Да, но я точно не знаю, найдётся ли у нас время, заказов-то, заказов - ого-го! - Олаф занялся уже ставшим для него привычным, - искусством набивания цены.
   - Не стоит думать, что меня можно поводить за нос, - покачал головой незнакомец. - Де Местры этого не любят. У Вас, Олаф, ни единого заказа в течение очень долгого времени. Я Ваш единственный и последний шанс заработать на жизнь. Будем честными друг с другом, дорогой мой Олаф.
   Рагмар подался вперёд, уже прикидывая в уме, как бы получше огреть этого "честного человека", привыкшего за правду выдавать оскорбления. Даже Ричард (орк ещё не знал, что это прямо-таки неслыханное дело!) оторвался от чтения, дабы бросить оценивающий взгляд на этого де Местра. Только Олаф не показывал, что же творилось в его душе. О, а там шла самая что ни на есть настоящая война! Армия сытной, вкусной пищи, доброго вина и тугой мошны вступила в генеральное сражение с борцами за честь и собственное достоинство. Богиня победы попеременно улыбалась то одной, то другой стороне. Вот уже показалось, что борцы возьмут верх, как де Местр пустил в ход последний довод королей.
   - Но, кроме всего прочего, де Местры привыкли щедро вознаграждать своих слуг, не сомневайтесь, - набитый монетами кошелёк сам собою оказался в руках этого странного типа.
   Сражение за душу оказалось выиграно армией сытной жизни с абсолютным перевесом. Остатки войск борцов за собственное достоинство спешно покидали поле боя...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Глава 3
  
   В славном роду де Местров существовал довольно-таки любопытный обычай. Наследник при посвящении в рыцари должен был облачиться в доспехи основателя династии, Гийома. По легенде, именно в этих стальных доспехах, воронёных, тяжёлых как груженая добром ладья, Гийом во главе отряда храбрецов завоевал городок Местр несколько южнее Лефера. Хотя если верить хроникам, головорезы старины Ги ворвались в местрскую ратушу, вырезали всех, кто там находился, и взяли власть в свои руки. Несогласных с такой ротацией кадров первый де Местр отправлял в долгую и увлекательную прогулку на тот свет. Благодаря этому в какой-то момент несогласных с новый городским властителем просто не осталось.
   Ну да преданья старины глубокой несильно занимали Олафа Везучего. Нынешний глава рода де Местров дал следующее задание. Сыночку, который через несколько недель будет посвящён в рыцари, требовались фамильные доспехи, и их необходимо было доставить в срок. Казалось бы, всё просто: доставить рухлядь из пункта "А" в пункт "Б" за определённое время. Но именно между этими двумя пунктами крылась маааленькая такая загвоздка в лице воюющих армий и полыхавшего восстания. Людей, конечно, можно было понять: надо же им хоть как-то проводить время и устраивать досуг? Де Местр-младший как раз сражался на стороне одной из армий, проявил доблесть и всё то, что полагается для посвящения в рыцари, и ему понадобились доспехи. Об этом отец был своевременно оповещён письмом, доставленным почтовым голубем. Именно в тот день де Местр-старший проклял природу и богов за то, что не сделали голубей более выносливыми. Если бы доспехи можно было так же легко, как и письмо, привязать к лапке птицы и отправить обратно! Но судьба распорядилась иначе. Казалось бы, чего проще: снарядить повозку, приставить охрану и направить к сыночку? Но тут в дело вступала вторая загвоздка: от Лефера де Местр-младший был отделён тем самым восстанием и враждебной армией. Отец, посчитав все "за" и "против", решил, что дешевле будет нанять пару-тройку бравых ребят, нежели тратиться на заключение перемирия и подавление восстания. Именно Везучего Олафа де Местр и решил озадачить. Маленькому отряду будет проще добраться до любимого сыночка, нежели большому. Как минимум потому, что восставшие или враги де Местра-младшего могут принять отряд-переросток за противника. А пока разберутся, пока расквасят нос-другой, пока отправят на тот свет хороших ребят - пройдёт время, а то и доспехи могут быть потеряны. Всё-таки грабёж чужого добра человеку нравится не меньше, чем драка с ближним своим.
   Как уже можно было заметить, благодаря тонкостям человеческой души Олаф получил хорошо оплачиваемое задание и неплохой аванс. К сожалению, отметить это дело, как того хотелось Везучему, не удалось: де Местр настоял на скорейшем отбытии наёмников к пункту назначения. Делать было нечего, время поджимало, и потому уже утром из Северо-Западных ворот Лефера двое пегих двенадцатиградских тяжеловозов выкатили телегу. Правил ею Олаф, который треть (не самую лучшую, зато самую спокойную) своей жизни провёл в деревне, и потому он умел здорово управляться с лошадьми. Рядом восседал Магус, дочитывавший очередную книгу. Сундук же, массивный, вытянутый, занимавший большую часть телеги, охранял Рагмар. Орк первое время (примерно до полудня) честно исполнял обязанности по "наблюдению за обстановкой". В какой-то момент Олаф, без слёз (от смеха, господа, от смеха!) не способный поглядеть на Рагмара, дал доблестному парню другое задание, среди наёмников имевшее кодовое название "ловля мух". Орк быстро смекнул, в чём оно состоит, и с достойным уважения жаром принялся за его выполнение. Правда, и это задание ничего не принесло, кроме скуки. Рагмару уже начинал бояться, что работа наёмника только в том и состоит, чтобы наблюдать за окрестностями и слушать жутко скрипевшие колёса телеги.
   Окрестности Лефера были, в принципе, привычны Рагмару. Хотя он здесь бывал не так уж часто, но попадались орку знакомые места. Вот, например, приютившийся на пяти холмах сосновый бор, окружённый гречишными посевами. Торговый Шлях как раз проходил по краешку поля, и Рагмар мог, вытянув руку, коснуться цветов гречихи. Аромат их, тронув нос орка, напомнил о покинутом доме. Племени, в котором Рагмар родился, за которое дрался, за которое готов был умереть, просто не нужна была жизнь Рагмара! Орк боялся, что мысль эта до самой смерти будет преследовать изгнанника. Но вместе со страхом существовала и надежда - надежда забыться в бою. А может, и навсегда забыться, погибнув от руки сильного врага. Но это будет честная, достойная орка смерть!
   Ветер всколыхнул гречиху, отчего поле обрело сходство с морем в минуту шторма. Гигантская волна прошлась от края и до края, пленив взор Рагмара. Орк никогда не видел настоящего моря, только лишь слышал о нём, но в это мгновение отблеск, отражение буйства водной стихии предстало для наёмника во всей красе...
   - О, как увлёкся-то! Ричард, смотри-ка, смотри! - одобрительно крякнул Везучий.
   - Ты совершенно не желаешь запомнить, что у меня нет времени отвлекаться на ненужные мелочи, - холодно произнёс Ричард, закрывая книгу.
   Под рукой у Магуса всегда была котомка с непрочитанными книгами. Сейчас же можно было пронаблюдать за едва ли не священным обрядом выбора новой книги для чтения. Ричард несколько секунд разглядывал корешки книг, хмыкал, цокал языком. Затем маг запускал руку по самый локоть, доставал "жертву", довольно щурился и уверенным жестом раскрывал книгу. Церемония заканчивалась, и начинались будни - собственно чтение. Но спустя день-два, а то и раньше, процедура повторялась, котомка-"заначка" медленно, но верно пустела. А вот что случалось после, Рагмару ещё предстояло узнать. Хотя Олаф не желал бы такого "счастья" орку. Что там онтокс, что там дракон - куда им до угрюмого, саркастического, придирающегося по любому пустяку и переходящего на крик Ричарда! Лишь получив вожделенный непрочитанный фолиант, маг успокаивался и вновь погружался в священное действо под названием "чтение".
   - Ладно-ладно, как по мне, это вовсе не мелочь. Ты бы лучше представил, каково ему: оторван от привычного мира, окружён мало знакомыми людьми из другого народа, едет неизвестно куда, да ещё и...
   - Как ты точно меня описал, - едва слышно произнёс Ричард. - Привыкнет. А если нет - то ладно. Ему легче, он ещё не отвык от природы. Человеку пришлось бы хуже. Для мага это было бы невозможно.
   - Но ты ведь выдержал, выжил, смог! - впервые за последние дни Олаф говорил с укоризной и нажимом.
   - Никому не посоветовал бы пройти моим путём. И ещё, у меня нет доказательств того, что я смог выжить, - ни один кобзарь не смог бы уловить дрожи или даже малейшего проблеска какого-либо чувства в голосе Ричарда.
   Но! Следовало бы этим кобзарям взглянуть на пальцы Магуса - задрожавшие пальцы правой руки, едва-едва не скрючившиеся на манер ястребиной лапы - и поняли бы музыканты: вот где она, жизнь...Вот где они, страдания...Вот где струны рвущейся кобзы-души...
   Да что они знали, эти странствующие музыканты, о жизни? Разве чувствовали они на своей шее лапы судьбы-насмешницы, пряхи, не умеющей соткать добротное платье - всё равно какая-то гадость выходит, как ни крути!.. Будь ты человеком - а будь хоть магом...
   - Да ничего вы не знаете, - в голосе Магуса слышны были дрожь и горечь. - Совсем-совсем ничего...

***

  
   Спрашиваете, почему маги не любят рассказать о годах своего обучения? Всё очень просто: мало кто захочет вспоминать долгие годы сидения над пыльными фолиантами в полутёмных библиотеках и тренировки, тренировки, тренировки...
   Ему не было и шестнадцати лет - этому безусому юнцу. Но в глазах его уже застыл лёд серьёзности и печали. Так, наверное, смотрят уставшие от жизни старики или пережившие гибель друзей люди. Но ему чуть больше пятнадцати, откуда ему знать, что такое...
   А он - знал, и знанье это нельзя было бы выкорчевать из его сердца никакими тренировками или чудесами магии. Он знал, как умирают родные, знал, что такое сердце, покрывшееся корочкой льда. И он знал только два способа убежать от этой боли. Первый - книги. Он с жадностью глотал всё, что попадётся ему под руку, будь то занудная хроника или легкомысленный рыцарский роман. Это там белые волшебники рука об руку с непобедимыми рыцарями спасают страны от врагов, а в итоге получают половину королевства и принцессу в придачу.
   Только вот где они видели в Двенадцатиградье королевства - и людей, способных на подвиги?
   Ричард знал: таковых не существует. Когда их городок сжигали дотла воюющие армии, ни один из этих "рыцарей без страха и упрёка" не взглянул даже на погибавших жителей. Они были так, только фоном нескончаемой войны!
   А когда дом их горел...И крики матери...
   Вот и сейчас в руке его загорелся "огненный шар". Ему стоило только услышать те крики и почувствовать на своей коже жар горящего дома, как в руках его принималось полыхать дикое пламя. Да, именно в тот день он почувствовал в себе магический дар - когда огненный шар" спалил заживо того рыцаря...Он кричал, запекаясь в плавившихся доспехах...Конь его погиб ещё в первые же секунды...А Ричард словно и не слышал тех криков: только в ушах свистело эхо стонов умиравших отца и матери...
   Они сожгли его дома - и всю улицу - а Ричард сжёг их...В тринадцать лет он перебил целый отряд...А их лица...Он не помнил лиц ни одного из тех людей, которые погибли в тот день от его руки. Только слышал - слышал стоны отца и матери...И сестры...И братьев...
   А потом неделю бродил по окрестностям, перебиваясь с воды на остатки продовольствия, не тронутого пожаром: он забрал всё, что только мог, не в силах оставаться ни единой лишней минуты в городе. Название он тоже пожелал стереть из памяти - но оно всегда всплывало...Всегда...Хотя Ричард и не хотел его называть. А её стоны...Они умирали...
   Но как он сам выбрался?..
   Магус вспоминал, что мама просила никуда не выходить: в окрестностях города шли постоянные стычки между двумя воюющими армиями. Ричард и не помнил сейчас, чьи же бойцы дрались, какие большие города решили помериться силами. Только стоны...
   В тот день он осушался мать и вернулся с прогулки позже. Домой его погнали только клубы дыма, поднимавшиеся над городком.
   Вокруг были солдаты, и он только чудом...И эти стоны...И огонь...И рыцари...И огонь на его ладонях...А потом...Потом... Ричард шёл в соседний город. Он надеялся, что здесь найдёт приют. Не оставаться же на пепелище? Он шёл медленно, в изнеможении после своей волшбы. А в сумерках просто свернулся калачиком в кустах у обочины дороги. Он часто просыпался ночью, от холода, пробиравшего то душу его, то тело. В утренней темноте едва ли не мороз заставил Ричарда сжаться, пытавшегося сохранить хотя бы жалкие крохи тепла. Казалось, что весь жар его схлынул вместе с теми "огненными шарами", остался только холод. Тот, который самый страшный - холод внутри.
   А ещё - Магус очень хотел уснуть и не проснуться. Просто умереть там же, на обочине. Взять и уснуть навсегда. Но - не получилось. Утром Ричард проснулся и продолжил свой путь. Есть не хотелось: даже при мысли о еде к горлу подкатывал комок тошноты. И всё-таки - он шёл. Знал ли он в действительности, куда? Кто знает...
   Ричард никогда прежде не был в соседнем городке, он если и выбирался с родителями куда-нибудь, то разве что на ярмарки, устраивавшиеся невдалеке от родных мест, в считанных часах пути. Он ожидал, что и в этом городе его ожидает подобная же толпа сновавших туда-сюда людей. Ведь, говорят. Лефер был самым оживлённым торговым центром всего Двенадцатиградья. Интересно, а он большой, этот Лефер?..
   Первое, что он почувствовал - это запах. Стойкий и очень своеобразный запах чего -то "очень зрелого". Ароматы полей не могли ничего поделать с этим "благоуханием". Да, здесь было много, очень много людей, и природа не в силах была им противостоять.
   Второе - это сами люди. Как-то сами собою они появились на впереди: Ричард наконец-то вышел на Большой шлях. Он, правда, ещё не знал его названия - только завидел множество повозок, тянувшихся по дороге.
   Первой реакцией было - спрятаться подальше, не показываться глаза людям. Но Ричард всё-таки вышел на дорогу - и упал в изнеможении. Только сейчас он почувствовал, насколько сильно устал. Затуманенным взором он увидел спрыгнувшего с повозки бородатого мужчину, нёсшегося к нему...А потом - потом был долгожданный сон...
  

***

   - Ну вот, снова ты затянул свою песню! Нет доказательств, нет доказательств! Ты же жив, так ведь? - добродушно воскликнул Олаф.
   - Я же говорю: нельзя сказать это совершенно точно, - пожал плечами Ричард, углубившись в чтение книги.
   Судя по толщине оставшихся страниц, вскоре Магус примется за новый трактат...
   "Интересно, что же он сейчас читает?" - подумал Олаф. Сам-то он названия прочесть не мог - в силу своей полной неграмотности. Да, он знал, с какой стороны надо подходить к коню, и сколько нужно слоёв корпии наложить, чтобы в рану и зараза не попала, и кожа не омертвела. Но букв он боялся до дрожи. Хотя, в общем-то, было ли это так плохо? Иногда Олаф спрашивал себя: действительно, а что лучше - уметь читать или делать что-то своими руками? В том, чтобы совмещать оба занятия сразу не могло быть и речи. Стоило только взглянуть на Ричарда, как сразу становилось ясно: книги отнимают всё свободное время - и даже несвободное. А жить когда-то надо, так ведь?.. А может, и жизнь не жизнь без этих строк? Опять же, Ричард...
   Рагмар же молча думал. Ему было не очень удобно ехать в повозке, так как она совершенно не была рассчитана на пассажира таких размеров. Приходилось поджимать ноги и втягивать голову в плечи, чтобы хоть как-то поместиться в телеге. В остальном же путешествие, орк этого не мог не признать, выдалось очень плохим - скучным. Он представлял себе жизнь людских воинов иначе. Ведь, кажется, эти люди постоянно воюют, каждый день! И где? Где битвы? Где упоение сражением? Где охота? Где добывание золота и оружия? Где, в конце концов, воинская слава?
   Севшая орку на подбородок муха - вот кто оказался единственным противником в тот день. Рагмару не пришлось даже руку поднимать - хватило только выдохнуть. Насекомое подхватило настоящей бурей (так, во всяком случае, должно было показаться насекомому) и понесло прочь. С противным жужжание чёрную точку унесло прочь, и Рагмар вновь заскучал.
   Он вглядывался в далеко-далеко уходившее Верхнее море - так орки называли небо. И правда, чем не море? Рагмар вспомнил, как ему, совсем ещё ребёнку, родители рассказывали сказки о Медведе-прародителе, который переплыл море и устроил себе берлогу в лесу, что высился на самом восточном мысу Двенадцатиградья. Тогда, правда, континент звался совсем не так. Орки же вообще звали землю Медведицей. А то зачем же ещё Медведю-прародителю было плыть по Нижнему морю? Он искал Медведицу! Та жила в Верхнем море, но Медведь пообещал найти самую высокую гору в мире, чтобы взобраться на неё и оказаться рядом с Медведицей. Однажды ему удалось это, и от той встречи пошли орки. И пусть они были не очень похожи на медведей, но силы в них было - бурый собрат позавидует!..
   А ещё по Верхнему морю плавали острова: большие и малые, белые и ...чёрные...Чёрные?
   Рагмар встрепенулся, отчего телегу зашатало, а тяжеловозы всхрапнули.
   - Огонь. Где-то большой огонь. Чувствуете дым? Рыкнул Рагмар.
   Большой огонь - это очень плохо. От неприрученного. Вырвавшегося на волю огненного духа почти невозможно скрыться.
   - Спокойствие, только спокойствие...С нами маг...Если что, из самого пекла Ричард нас вытащит, уж будь уверен! - Олаф храбрился, и это чувствовалось.
   На самом деле и в нём не было никакой уверенности. Только Ричард казался совершенно спокойным: он всё так же плавал в океане букв и смыслов, и ему было не до мира людей.
   - Во всяком случае, он нас всегда выручал, - прибавил Олаф.
   Командир принялся осматриваться по сторонам.
   Рагмар спрыгнул с повозки и взбежал на выраставший над дорогой холм. Добравшись до вершины каменистого бугра в два прыжка, орк приложил левую ладонь ко лбу, чтобы солнечные лучи не застили взор.
   Так. К закату всё было чисто...И к полудню...Ага, на полночь! Вот!
   - Вижу! Это деревня горит! Племя горит! - Рагмар спрыгнул к подножию холма, отчего земля легонько задрожала. - Человечье племя горит!
   Олаф понял: деревня или маленький город горит. Оставалось только решить, сворачивать с тракта, чтобы разобраться, что там происходит, или не терять времени и спасти собственные шкуры в случае чего...Вдруг там люди умирают? И только они втроём могут их спасти?.. Де Местр просил не медлить, а за быстроту он мог прибавить ещё монету-другую сверху, и...
   - Мы должны спасти тех, кого ещё можно, - раздался холодный как вода горной реки голос Ричарда.
   Его глаза буравили изысканно выписанные буквы, а руки дрожали, но не от тяжести фолианта, а совсем по другой причине. И тут в войне за Олафа победила совесть. И чуть-чуть страха перед гневом Магуса.
   - Вперёд! - скомандовал Олаф.
   Он так и не смог привыкнуть к тому, что командовать-то особо некем. Везучий всё ещё видел себя во главе сорока бойцов. Сорока - а не двух...Мда...Вот она, судьба: почти никто и не выжил в передрягах.
   Орк мчался к деревне быстрее, намного быстрее повозки, преодолевая за один свой прыжок два или три человеческих шага. Запах гари становился всё сильнее, а в ушах уже слышался треск сгоравших домов: толстые брусья рушились, погребая под крышами несчастных жителей.
   Вот уже видны были спины напавших на деревню...Вот...Ещё немного, и...
   Олаф заметил, как Рагмар остановился, словно бы ударившись о каменную стену. Спина орка выпрямилась, а из самого нутра раздался непонятный то ли стон, то ли крик.
   Только через мгновение Олаф разглядел нападавших...
   Высоченных орков, соплеменников (как знать, может, в самом прямо смысле слова) Рагмара.
   Они смотрели друг другу в глаза долго, очень долго. Должно быть, они так разговаривали - молча, без слов. Потомки Медведя, они могли понять друг друга и так. А слова...Что - слова? Их придумали люди, чтобы скрывать за ними свой обман. Оркам же достаточно было взглядов и движений.
   Люди из-за деревенского частокола кричали...Но кричали не яростно, а жалобно, умоляюще - так кричат в последние минуты своей жизни, которые так хочется продлить до бесконечности. А орки стояли, и смотрели, и не двигались с места. Вот уже поравнялась повозка с Рагмаром, и Ричард - в кои-то веки! - оторвался от книги, но орки продолжали драться. Молча. Без единого движения. Только глаза. Только взгляды - ведь и они могли бить сильнее и разить больнее, чем самый острый клинок.
   Олаф и Ричард хотели вмешаться, но их что-то останавливало. Может быть, тот невидимый круг, который отгораживает двух бойцов от всего остального мира?
   Орки с той стороны тоже всё никак не могли пошевельнуться: их вождь пользовался священным правом поединка. Говорят, его вытребовали себе двое первенцев из рода Медведя, дабы ни отец, ни мать не вмешивались их в борьбу. И потомкам они заповедовали: не смей тронуть двух родичей, вступивших в схватку Духа...
   Враг был высокий, весь в шрамах. Ухмылка не покидала лица его - ибо застыла, омертвела, осыпалась рваным, уродливым шрамом, рассёкшим правую часть нижней губы и дошедшим до подбородка. Кулаки его, каждый размером с голову сторожевого пса, сжимались и разжимались, будто бы хватая Рагмара за горло. Но тот стоял спокойно, не шевелясь, и только пот градом лился по его затылку и спине.
   Вождь улыбнулся, подался вперёд...и рухнул наземь. Судорога свела его тело, а руки тряслись в конвульсиях. Он проиграл. Орки признали своё поражение, подхватив на руки обессилевшего вождя и устремившись прочь. Олаф, не теряя ни секунды, спрыгнул с повозки и побежал к горевшим домам...Ричард отложил в сторону книгу и принялся делать пассы руками. Со стороны это смотрелось так, будто бы он зачёрпывает воду или играет в пруду, ну знаете, как мальчишки, которые хотят поднять волну побольше, да чтобы пузыри пошли! И чтоб пена, да-да, и чтоб крупные что твой глаз!
   Из-за горевшего частокола показался ещё с десяток орков. Они злобно, яростно и одновременно горько смотрели на своего собрата, оказавшегося "по ту сторону" огня. Странное дело: зеленокожие не малейшего внимания не обращали ни на Олафа, ни Ричарда, - только на Рагмара. Похоже, в то мгновение был у них то ли единственный друг, то ли единственный враг. Кто знает, как оно было на самом-то деле? Может, только сам Рагмар, но только скажет ли он?
   Олаф мчался в горящую деревню...И только сейчас Рагмар расслышал - сквозь треск огня и крики людей - бормотание Ричарда. Не будь у охотника натренированного годами слухами, он уж точно не расслышал бы этих звуков. Издавал ли их человек, или какое-то неведомое чудовище?
   Магус прекратил руками зачёрпывать воздух и теперь стоял во весь рост, вытянув вперёд левую руку. Пальцы десницы то порхали над запястьем левой руки, то били воздух. И вот...
   На ящик - более похожий на гроб - с грузом упала красная капелька. Кровь? Рагмар не мог сказать точно, но...
   Пошёл ласковый, тёплый дождь. Он начался сразу, разом, мощно и весело, заливая водою горевшую деревню. Тут наконец-то Рагмар сообразил, что надо спасать людей!
   Он было бросился в проём ворот, но напоролся на взгляды первых спасённых Олафом. Те желали только одного - смерти зеленокожему. Рагмар был для них тем же убийцей, только не сбежавшим. Хотя, знали ли они, куда делись другие враги? А, да пусть их!
   Когда Рагмар обернулся, Ричард кулем лежал на крышке гр...то есть ящика с доспехами. Он дышал, это было легко заметно: горло трепетало, как у человека, спасённого из глубоко омута. Магус глотал воздух жадно, с запасом, так, будто бы не дышал минут двадцать. А может, и впрямь не дышал?
   Дождь шёл жёлтый. Да-да, жёлтый. Осенний, хотя сейчас и было лето. И было в этом дожде что-то...нездешнее, запоздавшее. Как будто бы он должен был пролиться на землю давным-давно, и совсем не здесь. Жёлтые капли падали на язык Ричарда, на губы - губы, растянутые в улыбку. И радовался он чему-то нездешнему. В самом деле, из какого мира он был, Магус, не желавший отрывать своего взгляда от книг, погружавших его в не-здесь-и-не-сейчас?

***

  
   Наверное, так сладко он никогда прежде не спал. Разбудил его солнечный свет, лившийся из...
   Он резко поднялся на кровати, но нещадно болевшие руки и торс заставили его вернуться в начальное положение. Свет резал глаза, в голове хотя и не гудело и не звенело, но чуть позвякивало. И всё-таки он был жив. Пальцы нащупали ткань...Очень плотная и ...Ага, лён...Значит, не самое бедное место. Наконец-то Ричард смог разглядеть комнату. Просторная, много больше, чем у них дома: не три шага на два, а целых пять на пять. И постель...Да это же настоящая кровать, а не широкая лавка! Да, богатый дом! У них в городе было всего таких три или четыре дома. И там девочка жила, Глория, такая красивая...
   Кажется, у него выступили слёзы. Ричард уже и не обращал внимание на то, что с ним происходит. Что случилось - то случилось. Может быть, он сам остался на пепелище? Может, и его Палач прибрал? Если быть честным, то Ричард мечтал об этом. Он хотел не чувствовать, не жить, не быть, не знать, не думать - но выходило иначе. А сейчас ему захотелось проснуться. Проснуться дома на тюфяке, а можно даже на крышке сундука, или даже на циновке у двери, свернувшись калачиком, точь-в-точь как Жужа. Но нет. Ричард жил...Хотя...Ричард существовал. Здесь и сейчас.
   До носа Ричарда донёсся аромат трав. Ага, значит, ещё лето! Магус помнил легенды о том, как дети засыпали, а просыпались много лет, а то и много веков спустя. Сейчас же было лето - потому что пол устилали травы и цветы. Ага, лаванда, шалфей, майоран, и что-то ещё. Если бы была зима, устлали бы соломой. И причём - он на первом этаже. Да, на первом, обычно второй не был устлан травами. Ага. Лето. И первый этаж. А у них дома второго этажа и не было. А теперь и самого дома нет.
   Раздался скрип открывавшейся двери. Ричард попробовал привстать на кровати, опёршись на локти. Но они дико ломили, а потом пришлось ограничиться вытягиванием шеи. В комнату вошло двое мужчин среднего роста, а позади них - высокая женщина в простеньком наряде прислуги.
   Мужчины же были одеты богаче. Один щеголял в тёмном суконном камзоле с очень высоким воротником, в котором с трудом можно было повернуть шею. От этого владелец казался надувшимся, то ли от важности, то ли от недостатка воздуха. Второй же был облачён в рубаху с коротким рукавом и просторные брюки, подпоясанные толстым кожаным ремнём с медной продолговатой бляхой. Этот последний носил также усы, длинные, похожие на тараканьи, тогда как обладатель камзола был гладко выбрит.
   - Ну здравствуй, парень, - к Ричарду обратился тот усач. - Давай знакомиться?
   - Давай...те, - слабым голосом ответил Магус.
   Собственным голос показался ему чужим и незнакомым. Что-то в нём изменилось. Но что именно? Ричард не мог сказать вот так, сразу, что же - но изменения чувствовались.
   - Меня зовут Ричард.
   - А меня - Олаф, - усач подмигнул. - Будем знакомы!
   Он протянул руку. Ричард сперва долго всматривался в широкую мозолистую ладонь. Этот человек не был похож на пахаря, так откуда же мозоли? И на кузнеца тем более, а всё же мозоли у него были почти как у Питера. Тот подковывал коней, выковывал из болванок серпы и топорища. А порой мастерил всякие забавные вещи, которые раздаривал детворе. Та его любила до умопомрачения и повсюду сновала за кузнецом. Но они...
   Рука Магуса дрогнула, а в глазах застыло такое выражение, что даже усач заволновался.
   - Да ты, Ричард, побывал в той ещё передряге. Эх...Ты, видимо, из Нижнего Фера?
   Да, именно так называли...Точно, что - называли...Город...Его родной город...
   - Оттуда. Только его больше нет. Сгорел дотла. Сожгли, - выдавил из себя Ричард.
   - Понятно, - протянул усач. - Ладно. А меня зовут Олафом Бесшабашным, а этого важничающего господина Рудольфом Дельбрюком. Он у нас, как бы тебе сказать...
   - Маг, занимаюсь частной практикой вот уже семнадцать лет.
   Это казалось невозможным - но Рудольф каким-то чудесным образом сумел кивнуть, и пышный воротник не помешал ему в этом. Вот что значит маг, всё может! Маг!!!
   - Судя по выражению Вашего лица, молодой человек, Вы несколько удивлены моим здесь появлением, - спокойно заметил Рудольф, когда Ричард вжался в кровать. - Ничего странного. Обычный медицинский осмотр выявил Ваши способности. Я всегда присутствую на них, и благодаря моей помощи...
   Рудольф поймал насмешливый взгляд Олафа, покачал головой, взведя очи горе, и перешёл к делу.
   - И вот Вы, молодой человек, оказались в моём доме.
   - Тем более идти тебе всё равно некуда было, да и в таком состоянии - куда ж ты пойдёшь? - заметил Олаф. - Вот и перенесли сюда.
   - Лейтенант Олаф верно отразил суть дела. Мне не хотелось бы оставлять в беде моего собрата по таланту. Конечно, у Вас, молодой человек, ещё всё только впереди. Мало кто сравнится...- и вновь Рудольф поймал на себе самый что ни на есть "серьёзный" взгляд Олафа, отчего ему пришлось оборвать себя на полуслове. - Если хотите, можете остаться здесь и поступить ко мне в подмастерья. А если нет - то как только Вашей жизни ничего не будет угрожать, я с миром отпущу Вас отсюда. Сможете заняться чем угодно. Хоть мир покорять, хоть принцесс спасать, хоть пшеницу растить. Вам решать. Это Ваша жизнь, молодой человек.
   - Жизнь, мэтр, - Ричард помнил, что именно так стоит обращаться к магам. - Жизнь, мэтр?
   И было в этом взгляде что-то такое, что заставил отшатнуться даже невозмутимого Рудольфа.
   - Может ли быть жизнь после смерти? Не своей, а всех, кого ты любил?.. А что, если я не хочу жить так?
   - Значит, тебе придётся жить, парень, - всплеснул руками Олаф.
   Даже усы его вздыбились!
   - Но зачем?.. - Ричард подался вперёд, с надеждой глядя на Бесшабашаного.
   - Э...- Олаф поник. - Я не знаю, парень...
  

***

Глава 4

   Весь остаток дня Ричард кулем лежал на соломе, прижавшись спиною к ящику. Он брал в руки то одну, то другую книгу из мешка, открывал наугад, пытался прочесть строчку-другую, а потом вновь закрывал, не в силах сосредоточиться. Словом, Магус являл собою не лучшее зрелище.
   То же самое можно было бы сказать о Рагмаре. Он сидел, свесив ноги с повозки и вглядываясь вдаль, на полдень. Там осталось его племя. Только кому он там нужен? Народ его стал совсем не тем. Вот и набег на поселение те зеленокожие совершили, судя по рассказам выживших, из баловства. Брать у бедняков было нечего, а потому орки веселились, издеваясь над крестьянами. То, что осталось от старосты деревни, показали Олафу - и у того надолго пропало желание общаться. Он молча правил повозкой, которую тяжеловозы везли в северные края. Да, где-то там их ждёт выполненное задание и горы...Ну ладно, целые кошели золота! К нему снова начнут стекаться бойцы. А то известное ли дело - просить полгода без единого желающего записаться в отряд. В его, Счастливчика Олафа, отряд!
   А ведь прежде! Эх, да что там...Нынче он и такому странному заданию был рад. Его наняли извозчиком! Ха! Ну и пусть! Оставалось утешать себя тем, что впереди маячила возможность подраться от души. Вот это Олаф любил. Но так, не до смерти. Главное - живым выйти из боя.
   Везучий наслаждался видом, открывавшимся ему с козел. А посмотреть было на что. Вот повозка въехала на холм, и с его вершины можно было полюбоваться рекой Фер. Здесь было её устье, или, как говорили в Лефер, Широчка.
   Да-да, именно Широчка. Говорят, это имя она получила от какой-то старухи, которая потеряла здесь своего сына. Он дрался с драконом, кои, если верить легендам, во множестве водились в здешних краях. Дракон драл когтями и палил огнём героя, но тот, изнемогая от жара и истекая кровью, всё же сдавил глотку дракону и выдавил его сперва к берегу, а позже навалился всем телом и потопил его. Змей обнял лапами человека, и оба они захлебнулись в спокойных водах Фера. Люди целый день искали его, пытались баграми нащупать тело змея или героя, ныряли, силясь разглядеть что-то в донном иле. Даже на рассвете его героя искали его друзья, но так и не сумели найти.
   А мать убило горе: она ходила вдоль берега Фера, повторяя "Сыночка". В самые далёкие уголки речной долины эхо доносило "Широчка" - вот отсюда и пошло прозвание устье реки.
   И впрямь, река здесь даже издали выглядела устрашающей и бездонной! Хоть воды она несла медленно что спящий носильщик, и редки здесь были не то что "барашки" - даже волны, но вода имел здесь цвет старых лопухов. Если бы кто захотел зайти в воду, то вряд ли бы смог сделать это так легко: ноги утопали в жиже, жирной, очень жирной земле. Зазевайся, постой на месте с полчаса - и голова твоя погрузится в жижу, это точно!
   Ил этот озолотил Лефер. Земледельцы разбрасывали речную грязь на полях и промеж деревьев в садах, и черневшая от него земля давала обильные урожаи, которые больше никто не мог похвастаться. Сосед Лефера, портовый Марорин, за последние полвека трижды собирал огромные армии, чтобы отвоевать Широчку.
   Сам Олаф был участником последней войны, произошедшей пятнадцать лет назад...
   - А может, все шестнадцать...Или даже двадцать...Сколько ж прошло с той поры? - пробубнил себе под нос Олаф.
   По лбу его пролегла морщина раздумий. Вообще, лицо Везучего было молодцевато, и нельзя было сразу понять (а может, даже и не сразу, а может, и вовсе никогда), сколько же лет наёмнику. Да, некогда он и вправду был молод. В тот год ему шла двадцать первая весна. Он считался в своём отряде "молодчиком", новичком, и потому его ставили в первый ряд. Командир берёг ветеранов, опытных бойцов: нельзя было ставить их под удар шальных стрел или безумного авангарда морячков. Да-да, морячков: так леферцы, с налётом насмешки и уничижения, звали прямо в глаза своих соседей. Звали-то звали - но это никак не мешало им торговать с Марорином. А жители последнего злились, обижались - но с охотой брали леферские гроши, серебряную монету, которая звенела на рынках всего Двенадцатиградья.
   В том бою Везучий тоже стоял в первом ряду. Прямо...
   - Да, прямо там, - Олаф узнал тот холм.
   В семи шагах от берега реки, против моста. И камень был точно таким же. А вот погода была жарче. Шёл самый разгар лета, и лучи солнца жарили их головы в шлемах. А на том берегу стояли морячки, в кольчугах, а то и просто в стёганых доспехах. Да, именно то место...
   - Ты прав. Это было здесь. Говорят, потом Фер кроваво-красным был ещё несколько месяцев, - внезапно нарушил своё молчание Ричард.
   Нет, он не отрывался от чтения трактата: Магус говорил нехотя, будто бы не желая хотя бы йоту своего внимания уделить чему-либо другому, помимо чтения. Только рот открывался, да язык произносил слова.
   - Догадался, о чём я думаю, догадался, - хмыкнул Олаф.
   Он цокнул, и тяжеловозы остановились. Везучий хотел ещё раз перенестись - хотя бы в мыслях - в тот день. Казалось, издалека доносился топот наступавших морячков, плеск волн: кто-то из них решил, минуя мост, переплыть Фер. Но Широчка хранила своих хозяев: ноги врагов вязли в иле, и врагу пришлось переплавляться через мост. Эх, сломать бы его! Но нельзя: на восстановление ушло бы несколько месяцев, и это нарушило бы сообщение Лефера с западными землями. Отцы города допустить подобного никак не могли. А потому простым людям приходилось гибнуть. И гибнуть, и гибнуть...
   Олаф замахал головой, чтобы отогнать наваждение: ему почудились люди на том берегу. Точь-в-точь как морячки...
   - Машут нам, вождь, - отчеканил Рагмар.
   Глаза охотника не врали: на том берегу действительно стояли люди и махали проезжавшим. Орк разглядел блеск металла - как минимум один из тройки людей был в кольчуге. Да ещё, кажется, в шлеме! Пальцы Рагмара любовно обвили древко топора. Верный товарищ не должен был подвести, случись что неладное.
   - Ричард, готовься...- начал было Олаф, но воздух рассекла...ладонь Ричард.
   - Не отвлекай меня от истории Великой Замятни. Интересно же. Сам знаешь, я тебя не подведу! - досадливо выпалил Ричард, перелистывая очередную страницу.
   - Да знаю, знаю, - поддакнул Везучий.
   Левая рука его держала вожжи, а правая уже нащупала рукоятку меча. Словом, отряд был готов к бою и...и ещё раз к бою - это враг должен был бы обороняться!
   Олаф попридержал тяжеловозов. Тех людей он решил дождаться здесь же, на холме. Здесь он уже выиграл когда-то битву, так зачем же сходить со счастливого места: Везучим его прозвали именно из-за таких вот предосторожностей. Хотя некогда кличка его была Бесшабашный. Эх, сколько воды утекло с тех пор - должно быть, только в Фере уместилась бы!
   Когда те парни оказались на мосту, Олаф пригляделся к тому, в кольчуге. Что-то знакомое было в движениях, в походке, в манере держаться...
  
   Когда их разделяло шагов тридцать, Олаф вытянулся во весь рост, напрягся, и... воскликнул:
   - Ба! Какие люди! Ганс из Зиммера собственной персоной! Какая честь! - расхохотался Везучий.
   - И стоило меня отвлекать из-за этого? - обиженно пробубнил Ричард Магус, углубившись в чтение. - Привет ему от меня передавай.
   - Обязательно, - сказал Олаф, а потом обратил свой лик к приближавшейся троице. - Приветствую! Ганс! Ганс!
   Мужчина в кольчуге всплеснул руками и помчался с неожиданной для такого грузного - больше похожего на бочку, увитую железными обручами - человека прытью. На бегу он, как ни странно, дышал легко и даже не было похоже, чтобы Ганс страдал одышкой. А вот лицо! Да! Оно было покрыто румянцем, который только слепец (и то не всякий) мог бы назвать здоровым. Эта краснота родилась не от одной сотни добрых кружек пива, да не разбавленного водой, а настоящего, терпкого, который только в Зиммере, родном городе Ганса, и варили. Говорят, секрет этого благословенного напитка передали им некие полурослики, жившие прежде под холмами в окрестностях Зиммера. Но скажи кто об этом Ричарду Магусу, он бы с ухмылкой заметил: "Вместо того, чтобы слушать всякие глупости, лучше бы почитали хронику или чью-нибудь биографию". Может быть, Ричард был прав, и никаких малюток, обладавших секретами пивоварения, в Зиммере не было - да только был Ганс, гигантский человек-пивная бочка (по мнению недругов, скорее пивное брюхо).
   Гора эта прытко взбежала на холм, где стояла повозка Олафа, и единым мановением подхватила Везучего, стиснув в прямо-таки каменных объятиях.
   - Либен готтен, какой человейк! Какой человейк есть приходьить сюда! Майн либен готтен! Майн либен готтен! Йа ждайт этот случай много - много лет!
   Голос этого бочкоподобного человека более походил на гром, который издавали передвигаемые бочки с чудодейственным напитком. Он говорил точь-в-точь как и многие жители Зиммера, смешно коверкая слова и пересыпая их родной речью. Итог получался более чем забавным, да вот беда - поди разбери, что эти зиммерцы хотят сказать!
   - И я рад тебя видеть, Ганс! Рад, что пиво ещё не убило тебя или не разнесло твоё пузо до мировых размеров! - Олаф подтвердил слова свои дружелюбным хлопком по натянутой как барабан кольчуге прямо у пупка.
   Раздалось очень и очень характерное бульканье, и даже кольчуга пошла волнами, хотя, казалось бы, куда ей! Ганс расхохотался ещё сильнее. У его спутников также на лицах проступило добродушное выражение, и всё же Рагмар готов был поклясться, что в глазах их застыло волнение.
   - Эхм...Майн фройнд...Тебе надо иди отсюда далеко. Не ходить здесь.
   Рука Ганса, которой он взмахнул, поражала размерами. Наверное, именно такие у гигантов, о которых только в легендах и рассказывают. Ладонь её была сокрыта под перчаткой шириной с лопату, не меньше. Так, во всяком случае, могло показаться со стороны.
   - А что ж там такое-то, Ганс? Неужто дружки решили свести счёты друг с другом? Я не слышал, чтобы Лефер позволял кому-либо двигаться по этим землям, - Олаф напрягся.
   Он с давних пор привык считать Лефер своим домом. И, в отличие от многих других наёмников, почитавших любое удобное и денежное место за родину, был верен только одному городу. В этом многие коллеги отказывались его понимать. Ну и правда, чем отличается от город от другого? Вроде и там люди, и здесь...Так ведь в других платят местах ещё и платят больше! Почему бы не послужить им, а не Леферу?
   И всё-таки Олаф никогда не соглашался воевать на стороне врагов его родного города. Ну, почти родного. А, ладно, это слишком долгая история, чтобы вспоминать её на мосту!
   - Ну...немного шалят...Йа, айн кляйне шайка морячков против наш отряд. Или армия. Я не помнийт, как это у вас звайтся. Небольшой аншлог, как говорийтся, - пожал плечами Ганс.
   Кажется, от этого движения задул не такой уж и слабый ветер. Несладко пришлось бы человеку, решившему преградить этой скале путь. Но Олаф знал, что в душе Ганс добрейшей души парень. Но - только не в сражении. Свою работу наёмник выполнял на "отлично", с методичностью и дотошностью, присущей его соотечественникам. Не зря Зиммер славился ещё и умелыми ремесленниками, заполнившими Двенадцатиградье хитрыми механическими игрушками. Одну такую Олаф сам когда-то вертел в руках, пытаясь разгадать её секрет. Может быть, Ричард и смог бы узнать, отчего музыка начинает звучать, едва коснёшься рычажка, но разве Магусу было до этого какое-то дело?
   - И что, неужели пути нет? А с чего это здесь вообще стоишь? - Олаф сощурился и упёр руки в бока.
   К счастью, меч он уже успел отложить, так что рукоятка клинка не ударила его по рёбрам.
   - Мы смотрейт, чтобы кто из вашего города не приходийт. Иначе сюда бежайт вся леферская армия. А как появится кто - просить не ходийт...А кто не слушайтся - кляйн бить по бока. Ну совсем-совсем кляйн, - Ганс хотел показать на пальцах, насколько оно "клян", но по его жесту казалось, что парень еле ноги унёс.
   - Да...А может, обождать? - Олаф повернулся к Ричарду.
   Тот даже плечами не пожал, настолько углубился в чтение книги.
   - Вождь, надо двигаться. Мало ли, сколько они будут мериться силами, и что из этого выйдет. Пойдём по обходной тропе. Есть здесь другой брод? - Рагмар наконец-то напомнил о своём присутствии.
   Он сошёл с телеги, отчего та едва ли не подпрыгнула, и вытянулся во весь рост перед Гансом. Тот одобрительно крякнул: даже громадине-зиммерцу невозможно было тягаться по росту с орком.
   - Айн бестен воин из него быть! Йа, айн бестен! - наёмник вытянулся на цыпочках и похлопал орка по плечу. - И этот груз он точно айн рукой поднимать! Айн рукой! И пронёс бы его вброд, йа, это есть точно! И тебе, Олаф, не вурде нести его надо! Не вурде! Йа, не надо нести!
   Орк присмотрелся к бегавшим глазам - или блюдцам? - наёмника, и тень пролегла на его лице. Рагмар стоял не шелохнувшись, и на лице Ганса возникло некое сомнение. А уж не голем ли это часом, выполненный под орк? Видно было, что зиммерец прилагал немалые усилия, когда "легонько" хлопал орка, но тот оставался непоколебим.
   - Зер гут! Йа! - Ганс улыбнулся. - Олаф, а может, дашь мне йего в отряд? Я йего тренировать, давать ему золотой гора! Йа-йа, парень, иди ко мне в отряд! Будешь как...ну что там у вас едят - в масле кататься! Зер гут кататься!
   Рагмара не поколебали хлопки Ганса - и не поколебали и его слова.
   - Верность вождю важнее горсти холодного металла, - орк прямо-таки сверлил взглядом наёмника.
   - За золото можно купить филле вещей! Филле еда! И зер красвую фрау! Эх! Олаф, вот это ты находить бойца! Не зря тебя прозывать Везучий!
   - Благодарю! - Олаф кивнул в знак благодарности и тронул вожжи.
   Животные потянули повозку вправо, по тропинке, протоптанной у самого берега Фера.
   - Вождь, их больше, чем пальцев на руках... - внезапно прошептал Рагмар, напряжённо сидевший на соломе и озиравшийся по сторонам. - Намного больше.
   - Что, тоже заметил? Я из-за этих робких парней, побоявшихся показаться нам на глаза, и не захотел ехать дальше по тракту. - невесело вздохнул Олаф. - Интересно, кого это они ждут...
   И действительно: нет-нет, да кусты на том бегу шевелились.
   - Нас, - отчеканил Ричард. - Ганс же дал тебе знать: он зовёт тебя Везучим, только если нанят врагом. Ты же помнишь.
   Магус, похоже, вынырнул из прошлого только затем, чтобы укоризненно взглянуть на Олафа. Через мгновенье его взгляд вновь был прикован к изощрённо выписанным буквам.
   - Да помню я, помню. Ещё лет пять назад условились...Мог бы хоть намекнуть, чего он тут делает.
   - Вождь, по-моему, он намекал, - выдавил из себя Рагмар после напряжённого молчания. - Помните? Он сказал, что этот груз надо везти вброд. Вброд...Он просил не нести этот груз дальше...Помните, как он размахивал руками, говоря о том, что тебе не пришлось бы его везти дальше?
   Орк хрустнул пальцами. От треска даже Олаф поёжился, побывавший не в одной кровавой сече.
   - Он говорил что-то о броде, и, мне кажется, просил не ходить там, - заметил Ричард. - Здесь поблизости только один такой. До заката доберёмся.
   Ворона пролетела над головами наёмников и огласила воздух карканьем. Оно было очень противным и недобрым. Орк знал: такие вороны предвещают кровь и несчастья. Плохие вороны, плохое карканье...И брод плохой. Магус упомянул его с нехорошими нотками в голосе. Рагмар знал: у таких мест есть свои духи-хранители, и мало кто из них добр к путникам. А вечером там и вовсе нельзя появляться. Заберут ещё или животных попортят, бабки им переломают
   - Вождь, что там нас ждёт?
   Рагмар спросил это без волнения. В голосе его слышалась только холодная решимость. Такая же, что и у солдата перед последним боем...
   - Если бы они хотели нас убить, попробовали бы сделать это прямо там, у моста. Их раз в пять больше, к чему бояться? Нет, нас скорее даже оберегают. Или направляют.
   - Но кто? - подал голос Ричард.
   Рагмару показалось даже, что произнося это, губы Магуса шептали совершенно другие слова. Может, он читал книгу, а отвечал в полусне? Да...и шептал про себя слова из книги...Странный, очень странный шаман. Орочий поступил бы иначе! Он бы отправился по Великому древу в верхние и нижние миры, чтобы посоветоваться, и отыскал бы ответы на вопросы. А если бы духи заартачились, то позвал бы коори, гигантскую птицу, на которой путешествовал средь миров. Ведь по Великому древу сколько полазишь! Только на птице и долетишь что вверх, что вниз! Так рассказывали шаманы - а значит, так оно и было.
   - Но кому нужно нас так вести? Словно бы дичь загоняют в капкан. Так онтокса ведут к яме, не давая ему уйти в чащу, - затянул Рагмар.
   Он хорошо знал, о чём говорил, лучший охотник племени, где ему не нашлось места. Этот мир менялся слишком быстро. А может, не мир, а обитатели его? Рагмар пока что не нашёл точного ответа на этот вопрос.
   - Или заказчику, или людям, которым не хочется выполнения этого заказа, - протянул Олаф.
   Он тоже знал, о чём говорил, человек, прежде звавшийся Бесшабашным - а потом прозванный Везучим. Ещё бы. Ведь он - выжил...Единственный из всего отряда - но выжил...И помог ему в этом сам Ричард, будучи ещё подростком. Подростком - по возрасту: к тому времени он уже давным-давно повзрослел. Сгорели в пламени его детство и юность, сгорели в один день, а золу растоптали убийцы родителей под стоны заживо сгоравших людей...Да, Ричард уже забыл, был ли он когда-нибудь ребёнком или нет...А может, и не было ничего такого? И он с самого рождения сидел, вперив взгляд свой в очередную книгу?.. Нет, не может такого быть! Хотя...Кто его там знает?..

***

  
   Есть такие люди, о которых говорят "застёгнут на все пуговицы". Рудольф был из таких - причём в самом прямо смысле слова. Он всегда был одет, словно бы через минуту - на приём к отцам города, а то и к самому бургомистру. Видимо, маг ждал этого, но никак не мог дождаться. А время он любил проводить, тренируя молодых магов. Большинство из них нашло себя в наёмничестве, кое-кто остепенился и осел в одном из городов Двенадцатиградья. Но где бы они ни были, каждый первый день осени к Рудольфу на стол ложилась кипа бумаг: ученики присылали письма. Никто уже не помнил, кто первым из подмастерий Дельбрюка завёл традицию присылать ему обстоятельные доклады о том, что произошло за год после окончания обучения.
   Но как-то оно получилось, что Рудольф теперь собирал целый ворох бумаги раз в год. Городские скороходы загодя готовились к доставке, чистя сапоги и отдыхая денёк-другой перед этим: за прошедшие годы у мага в учениках побывало столько людей, что они своими письмами заполняли целый сундук! И не самый маленький сундук, следует заметить.
   Получив письма, Рудольф терял - единственный раз за год! - самообладание, ходил по дому, нервно заложив руки за спину, что-то шептал себе под нос. Мало кто мог сообразить: Дельбрюк волнуется! Да-да! С виду невозмутимый маг, прошедший огонь, воду и трёхлетнее перемирие со всеми соседями Лефера (последнее было ужаснее и труднее всего), Рудольф волновался и собирался с духом. А когда солнце клонилось к закату, он наконец-то садился за письменный стол и доставал аккуратный, короче указательного пальца, ножик для писем и...
   Рука его едва заметно подрагивала, что лучше всего было видно по кончикам пальцев. Они стучали по рукоятке ножика, словно змеи, которые желают, но не могут обвить отбивающуюся добычу. И вот наконец дичь слабела: Рудольф наконец-то брал ножик в руку - всегда левую - и начиналось священнодейство.
   Сперва делался небольшой надрез, поверх сургучной печати. Мэтр рассматривал сквозь образовавшуюся щёлочку буквы с пару-тройку мгновений. Затем ножичек откладывался в сторону, и конверт вскрывался пальцами, прекращавшими дрожать, едва на свет появлялся сложенный вдвое, втрое, а то и вчетверо листок или несколько листков. После чего Рудольф уходил в чтение письма. Едва оно заканчивалось, как Дельбрюк брал в левую руку ножик, и всё повторялось заново.
   Действо затягивалось до самой зари, и после Рудольф ещё долго, очень долго сидел за столом, вглядываясь через распахнутое настежь окно в алеющий горизонт. Он, видно, думал, как они там, его ученики, говорят ли правду или подвирают, желая похвалиться перед учителем.
   И только дважды за девять лет (сколько был в учениках Ричард) установленный порядок нарушался, оба раза - по вине самих учеников. Письма приходили не от них самих, а от родственников, друзей или городских чиновников. Вместе с серебристыми чернилами в дом приходила смерть: в Двенадцагтиградье принято было в письме сообщать об уходе в лучший мир чернилами серебряного цвета. И только великий человек удостаивался золотого цвета.
   Ричард подозревал, что Рудольф специально сперва делал маленький надрез, дабы увидеть цвет букв. Значит, уже несколько раз до его ученичества Дельбрюк узнавал о смерти "птенцов" своих.
   Если приходили "серебряные" письма, то все нераспечатанные конверты отставлялись, а Рудольф принимался мерить шагами свой кабинет. После он, не надев (единственное исключение из правил!) шляпы, покидал дом и бродил по улицам Лефера. И хотя час был поздний, никто на улице и пальцем не решался тронуть мэтра: все знали, что в отместку он может сжечь обидчика. А в случае чего наёмники просто переломают кости дураку, и даже в самом дальнем уголке Двенадцатиградья ему не скрыться.
   Но в остальные дни распорядок был совершенно иным. Если засыпать было позволено практически в любое время, то проснуться подмастерья (а их у Рудольфа всегда было несколько, самых разных возрастов) должны были с восходом солнца. Это значило, что летом приходилось просыпаться очень рано, зато зимой можно было выспаться на славу.
   Потом - короткий урок самого Рудольфа или одного из старших учеников. Обычно это были лекции по основам магии, но могли устроить и урок грамматики. Более всего Ричард любил уроки истории. Если Дельбрюк позволял старшим подмастерьям вести какие-нибудь другие предметы, то историю читал сам, в каком бы состоянии он ни был. Магус помнил, как однажды Рудольф пришёл, истерзанный жестокой простудой, с побагровевшим носом и слезящимися глазами. Всего за час до того учитель едва шевелил языком, а изо рта его вырывались скорее хрипы, чем слова. Но рассказ об истории магии и магов Рудольф провёл без единой запинки, чистым голосом, так, будто бы и не болел вовсе.
   А потом начиналось самое интересное...
   Когда Ричард едва оправился от усталости и ран, Рудольф привёл его на последний, третий этаж дома. Стены были обиты стальными листами. Но странное дело, они отливали багрянцем... Но не кровавым, нет! Именно такого цвета пламенеющее рассветом солнце, которое встаёт над миром, чтобы даровать жизнь и радость всем его обитателям. Что же это был за металл? Когда Ричард приблизился, он разглядел, что сталь эта имеет оранжевый оттенок.
   - Что это, мэтр?
   Магус ещё в первый день начал обращаться с таким почтением к Дельбрюку. "Застёгнутый на все пуговицы", этот маг и вправду вызывал уважение. Может быть, что-то было в самой этой походке, в манере держаться?
   - Вы, Ричард, никогда не слышали об этом металле. И никогда не услышите. Сюда пошла руда, привезённая из очень далёкого места... Очень и очень далёкого. Земля эта стала дном океана после Великой Замятни. Говорят, его завезли сюда наши предки, создавшие города - опоры Двенадцатиградья. Точнее, Тринадцатиградья... Хотя...
   Маг замахал головой, будто бы прогоняя мысли прочь.
   - Не стоит Вам, Ричард, забивать этим голову. Лучше займёмся практикой.
   Рудольф знаком приказал Магусу отойти к двери, и тот поспешил подчиниться.
   Дельбрюк поднял правую руку кверху и элегантно щёлкнул пальцами.
   Весь этаж был пуст - за исключением противоположного угла, тёмного, в котором угадывались очертания некоей то ли круглой, то ли квадратной штуки...Ага, это покрывало! Оно не освещалось даже светом ламп, тот словно бы боялся бросить отблеск или малейший лучик на эту вещь.
   Покрывало само собой начало сползать, и взору Ричарда открылся...шар. Точно такие же Магус видел на ярмарках: в их глубине гадалки рассматривали будущее и рассказывали о нём за звонкую монету. Шар был тёмным внутри, но край его был прозрачным.
   Ричард часто думал, что такова же и сама жизнь человека: кажется, чистая и ясная, и всё в ней понятно, а стоит только приглядеться, как мир будущее становится гадательным, неясным и тёмным, обманчивым и постоянно изменяющимся.
   - Вот Ваш первый урок, Ричард. Запомните: магия - это сплав разума человека и окружающего мира. Если человек может - он подчинит себе мир. Если не сможет - то мир подчинит его себе. Я не пожелаю Вам второго и буду надеяться на первое. В Вас неплохой потенциал...Но...Посмотрим, сможете ли Вы удержаться между первым и вторым. Итак, что такое магия? Подумайте.
   Рудольф смотрел только на хрустальный шар и больше ни на что, и по тону мага чувствовалось, что он собран и устремлён только к одной цели.
   Ричард задумался. Действительно, а что же такое магия? Что это ещё за соединение разума и окружающего мира? Разве такое возможно? Человек ведь... Да, а ведь человек действительно зациклен на себе, он никак не связан с миром. Есть только он. За пределы своего тела ему не выйти...
   - Мэтр, я не могу понять, как разум человека может выйти за его пределы...Он ведь здесь?
   Ричард ударил кулаком себя в грудь. Ведь все знали, что разум в животе, в сердце! Все-все знали!
   - Хм...Интересно...Да, Вы правы, Ричард - но по-своему.
   Рудольф повернул голову и внимательно, будто бы впервые его увидев, взглянул на Ричарда. Магус много позже узнает, что мэтр только трижды так отвлекался на учеников во время практических уроков.
   - А быть правым по-своему - это всё равно что ошибаться...Но, в общем-то, в таком возрасте не следует забивать голову подобными нюансами, мой ученик. Да, действительно, разум наш заключён в нашем же теле, как и наша душа. Мы привязаны к нему и не может уйти вовне. Разве только мы не маги или волшебники. Ах, да, я же совсем забыл!
   Рудольф к тому времени уже отвернулся, но Ричард увидел, как краешек рта Дельбрюка дёрнулся улыбкой.
   - Мы же и есть маги! Запомните, Ричард. Мы, маги, боремся с миром силой нашего разума. Мы должны подчинить его себе. Заставить его действовать так, как нам захочется. И для этого...мы вступаем в противоборство с ним...
   Ричард не сразу заметил, что воздух перед Рудольфом накаляется. Знаете эту дымку, пар, поднимающийся над костром, или что-то там такое, отчего воздух дрожит? Это было именно так!
   Потом возникли крохотные красные вихри. Они буравили воздух в двух шагах от мага. Стало жарко. Вихри закрутились ещё быстрее, и ещё быстрее, и ещё, словно бы надеясь обогнать само время - и вдруг взорвались, обратившись в шар, сотканный из пламени. Это было больше похоже на то, как если бы из костра быстро выбросили бы все палки, а пламя сжали гигантскими ладонями и придали круглую форму.
   Это было потрясающе красиво. Ричард даже потянулся к этому сгустку пламени, несмотря на опаляющий жар. А Рудольф в этом время делал пассы руками, точь-в-точь как снежок дети лепят. В ответ...пламенны шаг двигался! Точно! Магус заметил, что порождение магии крутился вокруг своей оси, послушный движениям ладоней Дельбрюка. Это было потрясающе! Просто потрясающе!
   - Как красиво... - выдохнул Ричард.
   - Да. И очень опасно. Пока разум маг удерживает его в человеческой власти, он прекрасен. Когда выйдет из-под контроля - смертельно опасен, - и Рудольф взмахнул руками, бросая невидимый снежок.
   Шар понёсся в сторону своего хрустального двойника с тихим шипением, будто жарящееся на сковородке мясо.
   Сгусток пламени ударился о хрусталь, и раздался взрыв. Волна разогретого воздуха сильно ударила прямо в грудь Ричарду, и ему пришлось даже сделать шаг назад и прикрыть ладонью глаза. А Рудольф стоял, не шелохнувшись: он сложил руки на груди и легко, легче весеннего бриза, улыбался. Он упивался творением разума своего, будто бы ничего и не было в этом мир прекраснее и важнее, чем владычество над этим самым миром.
   Огонь был прекрасен.
   Но...
   Магус вдруг услышал стоны, и крики, и стоны, и крики...Родители...Сгоравшие заживо...Ричард пошатнулся и схватился за голову. Эти звуки лезли в его голову, и лезли, и лезли, и он был не в силах с этим справиться. Он упал на колени, закрыв лицо ладонями. Рудольф даже не посмотрел на него. Но почему? Почему всегда аккуратный и заботливый мэтр сейчас ведёт себя так?
   - Запоминайте каждое моё движение, Ричард. Вам придётся превзойти меня в борьбе с миром - ведь придётся сражаться ещё и с самим собой. Я чувствую, что Вас мучают воспоминания. Боюсь, что они будут мучить Вас ещё долго...Учитесь, Ричард, учитесь фокусировать внимание на силе своего разума и на мире, не подпадая под его власть. То событие, которое пробудило в Вас магический дар, теперь всегда будет возвращаться в Ваше сознание. Не все это выдерживают...Не все...
   Рудольф повернулся к сотрясаемому всхлипами Магусу. Глаза Дельбрюка были пусты...Или нет, не пусты? Он что-то вспоминал...
   - Те минуты вечно будут преследовать Вас. Вечно. Боритесь, Ричард, не подчиняйтесь, не покоряйтесь...Покорённый миром маг - это страшнее Палача, потому что тот осознаёт, что делает...А мы...
   Дельбрюк вышел прочь. А Ричард ещё долго стоял на коленях, не в силах справиться с болей...
   А потом...Потом он заставил себя подняться на ноги. И заставил себя жить дальше. Если это можно назвать жизнью...Теперь он всегда будет заставлять себя...
  

***

Глава 5

   Смеркалось. Повозка тихонько тарахтела по тропинке, вытоптанной тысячами и тысячами стад коров и овец, сгонявшихся сюда на водопой пастухами. Знойным летом Широчка была настоящим спасением для людей и скота, в тени деревьев спасались от солнца, а в тихих заводях - от жажды. Но сейчас здесь, на удивление, не было ни души. Только трое наёмников да два леферских тяжеловоза - разве много это для полноводного Фера? Могучая река даже не замечала их! Ну в общем-то оно и хорошо: Рагмар надеялся, что духи реки пропустят ватагу с миром и не тронут повозку, не захотят поиграть с нею на илистом дне реки.
   - А вот и брод! - радостно сказал Олаф, когда повозка тяжеловозы подняли телегу на очередной холм. - Добрались!
   Здесь Фер сужался, и можно было даже разглядеть его дно. Потоки воды обтекали кочки, поросшие осокой, а птицы ходили вокруг да около, высматривая лягушек и мелких рыбёшек. При появлении наших героев обитатели небес взмыли вверх, боясь, как бы не стать ужином.
   У Рагмара заурчало в желудке, да так грозно, что даже сам Фер боялся нести свои воды мимо него.
   - Ничего, скоро сделаем привал и там наедимся вволю. Хорошо, запасы прихватили с собою из города! Не надо тратить время на охоту, - заметил Олаф, зевая. - Да, хорошо бы сейчас прилечь...
   - Кто знает, какой охота будет потом? Лучше прибережём запасы. Вождь, я принесу дичь, как только мы разожжём костёр. Надоело лежать и ничего не делать.
   Мышцы Рагмара ныли от безделья, а желудок при мысли о добычи свело ещё сильнее. Ему бы размяться, прогулявшись по лесу и поймав что-нибудь на ужин! Духи этого леса должны быть благосклонны к страждущим путникам, ведь они не принесли ни топоров для рубки дерева, ни факелов, ни короедов с собою. Да, эти гиганты пугали лесных духов, и те с ненавистью встречали охотников! Потому орки никогда не подпускали близко к родной чаще этих монстров, прилагая все силы, чтоб прогнать короедов.
   - Нельзя заходить в этот лес, - внезапно резко сказал Олаф. - Мы не будем даже в него углубляться.
   Сосновый бор, росший на обоих берегах Фера, вовсе не был страшным или пугающим. Бор как бор. Но Рагмар знал, что страшнее всего тихая чаща: никогда не знаешь, чего ждать от её духов. А они могли причинить вред, да такой, что даже очень сильным шаманам не исправить вовек! Будет летать на своей гигантской птице туда-сюда, вокруг Мирового древа, но так и не сможет ничего поделать. Сколько раз такое бывало!
Олаф же был молчаливее некуда. Он недобро посматривал на вершины сосен, словно бы ожидая увидеть там дозорных неизвестного врага. Действительно, а с чего бы кому-то так страстно желать, чтобы их небольшой отряд поехал именно этой дорогой? Если наниматель так их оберегает, то почему не передал вместе с теми парнями весточку? К чему весь этот ярмарочный балаган? Нет уж, дело здесь нечисто. Причём нужны не тупые убийцы, а хитрые исполнители, навроде Ганса. Этот хотя бы знает, как подать сигнал опасности. Выручил своих братьев-наёмников! А сколько ребят друг друга порезали за прошедшие столетия? Сколько полегло в битвах городов? Везучий слышал рассказы о заморских землях, в которых десятки городов были объединены под властью одного человека - невиданное дело! Олаф иногда думал, что всё это только сказки глупых мечтателей. И вправду, ну разве может один-единственный купец объединить вокруг себя десятки городских советов? Хотя...Может, там наёмники руку приложили? Брату-наёмнику известно, что такое строгость и сила железного кулака. Да-да, Олаф порой - в самых диких фантазиях, которые неизменно приходят на четвёртый час после пятой бутылки - представлял себя на месте великого завоевателя. Что бы он сделал первым делом, попади под его начальство тысяча...нет, две тысячи бойцов?! Он бы занял торговую площадь, ратушу, порт и, конечно же, винные склады. Иначе никакой власти над бойцами не будет. Хорошо показавшим себя он бы выдавал по бутыли, а провинившихся делал бы невиновными - то есть лишёнными положенной доли вина. А потом пошёл бы покорять другой город. А после - ещё один. И так - до тех пор, пока Двенадцатиградье не оказалось бы под его властью. А после он бы подвесил верх ногами всех этих глупых "отцов" города и поставил бы на их места кузнецов и сапожников, те хотя бы знают своё дело! Вот это они бы зажили, а!
   Ричард же не думал ни о чём. Он читал очередную книгу. Она была коротенькая, не более пятидесяти листов, а потом скоро и ей суждено было оказаться на дне мешка-библиотеки. Но судьба решила иначе, а Палач не уберёг.
   Первым неладное почувствовал Рагмар. Он напрягся, втянул носом воздух. А через мгновение спрыгнул с телеги и принялся бить кулаками по земле, что-то крича на орочьем языке. При этом он весь сжался, будто бы кто-то близкий оскорбил его, и у Рагмара не было никакой возможности отбиться.
   Вторым ощутил это Ричард. Он оторвал взгляд от книги, осмотрелся по сторонам - и прижался спиною к ящику, выставив вперёд руки с растопыренными пальцами.
   И только Олаф непонимающе смотрел на своих бойцов, не в силах уразуметь, что же такое творится. Тяжеловозы, обычно послушные тянувшие повозку, забили копытами о землю и отказались двигаться дальше.
   - Да что вы творите, в самом деле? - воскликнул Олаф.
   Он дёргал за поводья раз, другой, третий, бич просвистел в воздухе, для острастки, но животные отказывались повиноваться. Везучий возвёл очи горе - и только тогда увидел это.
   Невидимый ткач соткал "газовый" плат из воздуха, густой и прозрачный, шедший волнами от малейшего дуновения ветерка. Мир за этим покровом выглядел отражением самого же себя в гигантской луже. Стоило только напрячь глаза, и можно было разглядеть отраженье - но уже людей. Их очертания угадывались в тенях, коими полнились складки небесного покрова.
   Лошади били копытом и отказывались двигаться дальше. Но Олаф теперь и не требовал этого: он любовался, искренне и радостно любовался отражением мира. Как чудно и забавно! И как красиво! Да! Он совершенно не мог взять в толк, что происходит - но как же красиво, Палач приди и забери! До чего же красиво!
   - Красиво, - мысли сами собою вырывались, чтобы разнестись вокруг словами и забраться в разум Рагмара и Ричарда.
   - Да, ловушка и впрямь создана на диво красиво и хитро, - процедил сквозь зубы Ричард. - Нас поймали, Олаф. Это "зиммерский щит". Даже я не настолько хорош, чтобы с ним справиться.
   Магус произнёс это с особым придыханием. Неужели донельзя самоуверенный и себялюбивый маг...отдавал должное создателю этой штуки? Олаф понял: затевать этот поход стоило хотя бы из-за признания Ричарда.
   Ну как тут было не воспользоваться моментом?
   - И что же это такое? Почему ты не сможешь пробиться наружу? Да и вообще...- Олаф смачно сплюнул. - Какого Палача здесь происходит?
   Рагмар внезапно для самого себя с диким криком воткнул топор в землю и принялся скакать вокруг него, напевая или, скорее, выкрикивая, что-то на своём языке. Он выглядел настолько поглощённым трудами своими, что упади небо ему на голову, орк точно крякнул и продолжил бы скакать. Наконец, он упал в изнеможении с поистине диким криком на колени. Казалось, будто он целую гору пытался сдвинуть. Результат оказался известным.
   - Нет, тяжело...Не могу...Духи слушаются только шаманом, - грустно произнёс Рагмар. - Но я не шаман. Совсем не шаман...
   И столько горечи было в его голосе, что даже Ричард бросил многозначительный взгляд на орка. И было что-то в этом взгляде...Может быть, понимание? Может быть, Магус наконец-то нашёл кого-то, кто может его понять? Так и хотелось сказать: нашёл человека. Но, ирония судьбы, то был совсем не человек.
   А потом стало совсем не до взглядов. Тишина - вот что ударило по отряду. И лишь после пришло движение: покров густого воздуха принялся сжиматься, выдавливая наёмников к лесу.
   - Туда нельзя, - бесцветно произнёс Ричард.
   Он отложил мешок с книгами в сторону. Это значило, что действительно настало трудное время. Олаф даже сглотнул от волнения: на его памяти Магус всего лишь пять или шесть раз выпускал книги из рук. И это отнюдь не был сон или, скажем. Купание. Везучий втайне мечтал, чтобы Ричард никогда больше не расставался с книгами: это был верный знак того, что всё нормально. А сейчас план летел в тартарары, и потому Олафа это бесило.
   - Да что же происходит! - воскликнул он, когда "щит" оказался всего лишь в двадцати-тридцати шагах от телеги. - Но, родимые! Выручай!
   Ехать можно было только в лес. Лишь бы телега проскочила меж деревьями! Олаф быстро оглядел бор: впереди виднелась прогалина, точь-в-точь чтобы проехать телеге. Везучий готов был поклясться, что ещё мгновение назад её здесь не было. Странно, очень странно, но...
   Волна густого воздуха, искрясь и пестрея в лучах закатного солнца, надвигалась на наёмников. Рагмар кричал и делал руками немыслимые движения, пытаясь заклясть духов воздуха. Кричал он на орочьем, но суля по интонации, духам приходилось краснеть от загибов и оборотов Рагмара.
   Магус вперил взгляд свой в наступавшую на них стену, выставил вперёд руки... Он был неподвижен, но по лицу его заструился пот, а на лбу вздулись от напряжения жилы. Сейчас он перестал быть похож на себя, и можно было разглядеть в Магусе...человека! Да-да, человека с его слабостями и страхами. Пал занавес защиты от мира, и Ричард снова оказался один на один в поединке с миром...

***

  
   Теперь Ричард знал много, очень много. Маги - это те, кто хочет изменить мир. Талант их пробуждается в то самое мгновение, когда действительность обрушивается на их голову и бьёт, бьёт, бьёт! Когда тьма стучится в душу, когда небо падает на тебя, когда кровь стучит в сердце, а жизнь звенит натянутой струной - только тогда суждено родиться магу.
   - Но есть у нас и небольшой недостаток...- загадочным голосом сказал Рудольф Дельбрюк и замолчал. - У каждого из нас...Нам приходится бороться с миром, чтобы он не поглотил нас. Маг способ изменить мир, но и он способен изменить мага. И каждый день, каждую минуту, каждый наш вздох мы боремся: мы победим - или нас победят? Кто - кого?
   Рудольф сложил пальцы в замок и замолчал. Лекция закончилась, подмастерья разошлись по комнатам в тягостном молчании. А Ричард...
   А Ричард слушал стоны и крики умирающих родных, и звуки это терзали свистящим бичом его сердце. Магус свернулся калачиком, закрыв уши руками, но оттого звуки стали ещё громче. Мир наступал на него. И в эту минуту, как и в каждую другую, ему предстояло сражаться! Сражаться! И ещё раз сражаться - чтобы не потерять себя. Потому что...
   - Потому что нет никого страшнее, чем подчинившийся миру маг. Хэвенхэлл бьёт каждого, кто осмелится изменять реальность. К самым сильным магам приходит Палач, и они исчезают. Те же, кто послабее, будут наказаны иначе: мир будет атаковать их постоянно, сводя с ума, ударяя по ним теми же изменениями, которые они внесли в реальность. И от вас, мои ученики, только от вас будет зависеть, кто - кого. Я не буду спрашивать, готовы ли вы к борьбе. Маг, в котором пробудился талант, вынужден будет сражаться. А потому необходима постоянная концентрация. Иначе...
   Рудольф многозначительно замолчал, взглянув в окно. Лекция шла на первом этаже, а потом улица была прекрасно видна. И все смотрели - смотрели молча (ученики! юноши! молча!) на привалившегося к стене дома напротив нищего. Тот дрожал всем телом, а руки и голова двигались в бешеном темпе. Блаженный...
   - Вам будет ещё хуже, если вы не сможете победить. Я буду учить вас не только победе над миром. Я научу вас борьбе за свою душу. И пусть боги дадут вам силы сражаться до самого конца!..
  
  

***

   И Ричард сражался. Всё тело его будто радужным саваном обволокло. Волосы его вздыбились, из глаз текли слёзы, но Ричард продолжался сражаться. Он опустился на колени, щёки его впали от напряжения и истощения, глаза опухли и покраснели.
   Но он сражался.
   И вот уже стена воздуха подёрнулась дымкой, замерев...
   И вот уже Рагмар вытащил топор из земли, чтобы вознести его к небесам и возблагодарить духов Верхнего мира...
   И вот уже Олаф готов был пообещать Ричарду целую телегу книг...
   Как сотканная из воздуха завеса ударила по Магусу, отбросив его к самой телеге. Нет, точнее, не ударила: она просто повернула воздушный поток, отразила ветер...Ричард не успел сообразить, что происходит, и оттого ему пришлось пролететь шагов десять, сорванный с телеги и ударившийся о пенёк. Огромная сила удара заставила Магуса сжаться и прогнала воздух из его лёгких, заставив по-рыбьи хлопать губами, бессильно желая хотя бы кончиком языка схватить жизнь...
   Рагмар бросился было к Ричарду - но его обогнал Олаф. Его будто бы бешенство охватило, так быстро он оказался подле Магуса. Тот наконец-то сделал глубокий вдох. Воздух рывками проникал в его лёгкие, заставляя содрогаться всем телом. Но едва дыхание жизни вновь коснулось его губ, как Ричард поднялся с места. Пошатываясь, превозмогая боль, он встал во весь рост и простёр руки вперёд.
   Не было ветра - но волосы его развевались от дуновений, существовавших за пределами человеческих чувств. Только маг, стоящий на грани между мирами, способен их ощутить.
   Он улыбнулся. Грустно улыбнулся, со смыслом. Так улыбаются, глядя в лицо старым знакомым. Так улыбаются, уходя навсегда. Так улыбаются, когда собираются умирать.
   Стоны и крики...Горящий дом...Он не хотел жить, он не хотел существовать.
   Он улыбался. Он знал, что "щит" уничтожит их, едва прикоснётся. Густой, кисельный воздух обнимет человека и превратит в пыль. Даже маги не в силах противостоять такому заклинанию. Во всяком случае, не все.
   Заклинания...Надо бороться с миром...
   Он улыбался, зная, что его ожидает. Он уже умирал, не раз и не два. Он умирал каждый день, каждый час, каждое мгновение. Он умирал и рождался снова, только бы не поддаться миру.
   Надо существовать...Но зачем?
   Он улыбался. Он знал, чьё это заклинание.
   И тогда он воскликнул.
   - Остановись! Мы идём к тебе! Я принимаю твоё приглашение.
   Голос Ричарда был нездешним, потусторонним, отрешённым. Магусу не было дела до окружающего мира - иначе бы он оказался им поглощён. А так нельзя. Совсем нельзя. Он знал, что бывает, когда маг оказывается бессилен противостоять и бороться.
   И "щит" остановился. Воздушный покров задёргался, подёрнутый волнами, задрожал радужными переливами и исчез, чтобы в любой момент появиться вновь.
   Ладно бы орк - но даже Олаф стоял с разинутым ртом, не в силах пошевелиться. Везучего хватило только на то, чтобы переводить взгляд с Ричарда на небо и обратно. Орк, так тот и вообще вытаращил глаза и стоял, недвижим будто камень. Даже взгляд его обрёл истинную "каменистость".
   Лишь Ричард выглядел так, будто ничего не произошло. Разве что стоял, взявшись рукой за ушибленный бок, и старался глубоко не дышать, иначе дикая боль обжигала всё его тело.
   - Поехали, - произнёс он, хрипя. - Нам предстоит непростой разговор.
   Магус ещё мгновение-другое постоял у пенька, который едва не стал последним его пристанищем на этом свете, а потом зашагал к телеге. Тяжеловозы сами подались ему на встречу, а потом идти пришлось не так долго. Кряхтя, Ричард взобрался на повозку и разлёгся рядом с гробом...то есть, конечно же, рядом с ящиком. И всё же теперь это сравнение было как нельзя более уместным. Маг улыбнулся своим мыслям, покачал головой и закрыл глаза. Настало время отдыха.
   - Пошли, что ли...- наконец выдавил из себя Олаф.
   Тяжеловозы оказались вровень с Везучим. Животные выжидающе глазели на погонщика.
   - Пошли...- протянул орк.
   Он вытащил из земли топор и побрёл к повозке.
   - Туда, - глухо произнёс Ричард, махнув в сторону той загадочной тропинки меж соснами.
   Ехали молча. И лес молчал, впуская в свои владения чужаков. Сосны обступали их со всех сторон, словно бы желая стиснуть в объятиях до смерти.
   Ричард лежал молча, бессильно, точь-в-точь как ящик, лежавший рядом. Груз уже начинал ему казаться проклятым. Из-за этих доспехов ему пришлось оказаться здесь...Только бы всё прошло хорошо. Только бы всё было хорошо! Что это за звуки?
   Магус широко раскрыл глаза, но даже не шевельнулся. Он слышал...Слышал...Это крики! Их крики! И треск пылающих домов! Нет! Только не это! Он потерял слишком много сил, и они снова возвращаются...
   Магус сжался в комок, несмотря на ту нечеловеческую боль, которая пронзила его бок. Может быть, ребро сломано? Может быть...Но не до того...Эти крики...треск...Крики...Стоны умирающих...
   Внешне не было похоже, что Ричард умирает каждое мгновение, - но он умирал. Он умирал, но не рождался снова, как иные счастливчики. Он просто умирал, и это была бесконечность, смерть, которая приостанавливалась только борьбою разума с внешним миром. А он давил, давил нещадно, и никто бы не смог выдержать. Но Ричард - он держался, он сражался, даже умирая, потому что знал, что есть такое слово "надо". Он должен, а значит, он мог сражаться. Но к чему была эта борьба?
   Вы когда-нибудь видели, как волна смывает рисунок на песке? Вот представьте, что бывает наоборот - и тогда поймёте, как появился тот замок. Он рождался прямо из воздуха. Крохотные песчинки собирались воедино, чтобы соткать из ничего твердыню. Шпили его обрывались вниз, порождая стены и каменные глыбы. Ветер колыхал ничто, и появлялись амбразуры. Пыль слагалась воедино, и обитые медными листами ворота открывались нараспашку, призывно ожидая телегу с изумлёнными до безразличия наёмниками. И всё это появилось средь сосен, но полог леса оказался нетронут, будто бы замок стоял здесь извечно.
   Лошади захрапели, побивая копытами шелестевшую землю, но всё же затопали дальше. Рагмар сжал топор покрепче. Он помнил старую поговорку его народа: какой бы дух не вышел на бой с тобой, верный топор завсегда поможет. Олаф, в общем-то, придерживался схожих заповедей. С той разницей, что его мудрость звучала так: какая бы тварюга не выпрыгнула, быстрые ноги завсегда помогут.
   Ричард же не вспоминал никаких мудростей. Душевный озноб его смолк ненадолго, чтобы нагрянуть с новой силой. Голоса ушли из разума, видения прошлого обратились сознанием настоящего. Он взглянул не замутнёнными болью былого глазами на этот замок - и впервые содрогнулся всем телом. Он знал, куда попал. И настоящее казалось ему ещё страшнее, чем прошлое.
   Но Магус не стал говорить своим соратникам о том, что ждёт их впереди. Незачем рассказывать о гибели за пару минут до неё, это всё равно не спасёт. Их уже ничто не спасёт. Как Ричард прочёл в одном старинном фолианте ещё в пору своей учёбы, сильнее магии может быть только магия. И та магия, коей была пропитана эта цитадель, была не под силу несчастному пареньку, с детства сражавшегося с миром, а порой даже побеждавшего в этой борьбе.
   - Ричард, что нам делать?
   Олаф повернулся к Магусу всем своим дрожавшим от волнения торсом. Он с надеждой смотрел на единственного в их небольшом отряде, кто хоть что-то знал о магии и о подобных замках.
   - Едем. Нас здешние заклинания всё равно не пустят обратно, - через силу произнёс Ричард.
   Душа его требовала повернуть обратно, бороться - и пробить магический барьер, чего бы этого ни стоило, пусть даже ценой собственной жизни. Всё равно то, что ожидало, внутри было страшнее во много раз.
   Телега въехала во двор, и позади раздался скрежет. Все - кроме Ричарда - повернулись. Ворота замкнулись, и щеколда с шелестом опустилась на своё место. Они оказались заперты.
   - Вождь, прикажи, и я разломаю топором эту штуку, - прорычал Рагмар.
   Ему не нравилось здесь, совсем не нравилось. Здешние духи были злыми, их гневом и злостью был пропитан воздух. Всё здесь было против орков и людей. Даже лошади, - и те чувствовали страх, которым веяло от каждого камня, от каждой песчинки, из коих был сложен этот замок.
   И это витало в воздухе, несмотря на то, что замок ничем и никак внешне не отличался от любого другого. Высокая башня-донжон, невероятная по высоте - целых пять этажей! - высившаяся в центре замкового двора. Полукольцом его обступали сараи, амбар - строение это угадывалось по гигантским камням, на которых оно стояло, не соприкасаясь напрямую с землёю. И, конечно же, конюшня. Мощная такая, добротная. Ставни там были открыты, и можно было рассмотреть наполненные зерном ясли, висевшие на гвоздях хомуты. Но конюшня была пустой: ни одного животного там не было. Олаф готов был поклясться, что даже мышей там не было: ни единого дуновения ветра жизни не доносилось из этого строения.
   Стоило только Олафу подумать об этом, как самый настоящий, что называется, самый что ни на есть ветристый ветер обрушился на замковый двор. Он свёл с ума флюгера, стоявшие на башнях, но жизнь в них так и не смог вдохнуть. Это были просто крутящиеся куски металла. Ветер просто дул на замок, но так и не оживил его, а потом замок тоже был просто грудой мёртвых камней, железок и деревяшек, соединённые вместе неведомой силой.
   Ричард ухмыльнулся, но кисло и очень злобно. Он-то знал, что это за сила, но толку-то? Всё ведь было потеряно ещё до их въезда в замок. Интересно, случайность ли то была - или эти проклятые доспехи тому виной? Что же за сила в них сокрыта? Или кому они так нужны? Хотя...
   Извечное любопытство ко всему непознаваемому, однако, отступило на второй план. К чему оно, если вскоре всё кончится? Даже голоса, эти проклятые голоса, - даже они отступили, покинули разум Ричарда. И впервые за очень долгое время Магусу стало очень легко. Он расслабил свои руки и ноги, и удобно расположился на пучке соломы и лицезрел лишённые жизни камни появившегося из воздуха замка.
   Орк cжал топор ещё крепче, хотя, кажется, куда уж? Но это был особый, мало кому доступный талант. Пальцы сжимали древко крепче, чем ладонь любимой.
   Олаф оглядывался по сторонам, не выпуская из рук меча. То ли рукоятка, обмотанная кожаными ремешками, грела руку, то ли наоборот, а может тому виной был страх перед этим местом, - но ладонь Везучего была потной как в самый жаркий день. И это под холодным, пронизывающим до самой печени ветром.
   И только Ричарду не было никакого дела до замка: он чувствовал, как приближается единственный его обитатель. Если так, конечно, можно было сказать. Магус первым не услышал даже - почувствовал его. А потом и все остальные услышали эхо, шедшее из донжона. И лишь после пришёл звук шагов. Топ-топ. Топ-топ. Топ-топ-топ. Сапоги ступали по гранитным плитам замковой лестницы. Топ-топ. Вот они уже раздаются из помещения напротив дверей...Они громкие, и эха уже не слышно.
   Все напряглись. Олаф спрыгнул с телеги. Рагмар прикрыл командира своим телом, чтобы уберечь его от опасности. И только Ричард спокойно, буднично спрыгнул с повозки и заложил руки за спину, точь-в-точь как терпеливо дожидающийся часа испытании подмастерье.
   Петли заскрипели. Хотя звучало это так, будто их металл нарочно заставили звучать громче, а может, даже магией создали этот звук, насколько искусственным он казался.
   Вот краешек двери дрогнул, она подалась вперёд...Олаф положил руку на плечо Ричарда, но тот кивком головы велел ни о чём не волноваться, ведь...
   Дверь отворилась наполовину, и вот уже тень, отбрасываемую этим человеком, можно было разглядеть...
   Это был...
   Рагмар вжал голову в плечи, готовясь к прыжку, когда ТОТ показался...
   Олаф прищурил глаза, будто бы разглядел что-то, а точнее, кого знакомого...
   - Учитель, - Ричард склонил голову в знак почтения.
   - Ну здравствуйте, мой дорогой Ричард Магус, - произнёс Рудольф Дельбрюк.
   Он поднял правую руку кверху, готовясь сотворить заклинание.
   - А ну! - Рагмар оскалился.
   Олаф окликнул Дельбрюка.
   - Вот кто-то сейчас получит за...
   Ричард и Рудольф посмотрели на Олафа одновременно.
   Везучий сглотнул: ещё никогда столь ярко в глазах Ричарда не читалась фраза: "Не лезть, это моё дело". То же самое словно бы крупными алыми буквами было написано во взгляде Рудольфа. Здесь учитель и ученик были похожи как никогда. Но мало кто знал, что кое-что объединяло их сильнее, чем иное родство...
  

***

  
   Учёба Ричарда шла быстрее, чем можно было надеяться - и всё равно она заняла годы. Вот он уже давно брил подбородок от жёстких волосков...А ещё - всё глубже уходил в книги.
   Пит ему было нельзя: однажды он попробовал в компании с другими подмастерьями пивка, и потерял контроль над собою. Голову начали нещадно атаковать крики умирающих из прошлого, а в настоящем он спалил дотла телегу, оказавшуюся на пути домой...
   Домой...Школа Дельбрюка действительно стала его родным домом. Здесь он общался с такими же, как он: сражающимися против мира и лишёнными право на победу и поражение. Ведь мир победить всё равно было нельзя, а проиграть значило потерять самое себя. И все маги сражались, как могли. Но только Ричарду приходилось тяжелее всех. Как-то учитель сказал, что чем сильнее талант, тем сильнее давит мир.
   - Но почему? - спросил от изумления Ричард.
   - Таков закон равновесия. Чем сильнее ты можешь повлиять на мир, тем сильнее он бьёт по тебе. Всё просто, Вам, Ричард, так не кажется?
   Рудольф отрастил короткие усики, слегка располнел и получил привычку ходить, заложив руки за спину. Порой он останавливался, тёр свой подбородок или пощипывал левый ус. В такие моменты в глазах его мелькало нечто страшное. Они становились бездонными, словно небесный океан, и столь же тёмным. А ещё - они сверкали отточенным лезвием стального клинка. И не было ничего страшнее того блеска. Потому что холод в нём и бездушие сочетались смертью. Все уже знали, что к учителю в такое время лучше не подходить. Он всё равно не отвечал на вопросы, устремив всё своё внимание вглубь собственной души. Но потом во взгляде его просыпалась жизнь, лёд таял, тёмное море (или море тьмы?) высыхало, и жизнь продолжалась...
   Продолжалась ли?
   Ричард не любил хвастаться, но именно он среди всех учеников и подмастерьев чаще всего общался с учителем. И, возможно, именно Магусу удалось пробраться в дебри души Рудольфа Дельбрюка. Если таковая осталась у этого человека.
   Он никогда не любил говорить о своём прошлом, точнее, о годах до основания им этой школы. Так, отделывался общими фразами, ну вроде "когда я был молодым, всё было иначе...", но так ведь любой взрослый человек говорит, не так ли?
   Но вот однажды Ричард сидел в кабинете Рудольфа, когда тому принесли письмо...И письмо это было от уже не жившего на свете человека. Дельбрюк, обычно выпроваживавший из помещения всех посетителей и запиравшийся изнутри до утра, на этот раз Ричарда выгонять не стал.
   Он прочёл письмо и отложил его в сторону. Поднялся со стула, обитого красной парчой, походил взад-вперёд. Уставился в окно. И ещё - он молчал, и молчание это было красноречивее выступления любого герольда. По щеке его заскользила капелька влаги. Ричард готов был поспорить - солёной влаги.
   - Знаете, Ричард, какая судьба постигла семерых моих учеников за последние пятнадцать лет? - он спрашивал, стоя к Магусу спиной.
   - Они погибли? - едва слышно спросил Ричард.
   Горло свело судорогой, говорить было трудно как никогда.
   - Можно и так сказать, - вздохнул Рудольф.
   Что-то стукнуло по стеклу с той стороны. И ещё раз. И ещё. Это дождь это просто дождь. Он был, наверное, холодным, этот ноябрьский дождь, очень холодным - но он был кипятком по сравнению с голосом Дельбрюка.
   - Только двое из них пали в бою, одного скосила лихорадка. Разгорячённый, Анри выпил воды в полдень, и уже вечером он умер...Остальным повезло куда меньше. Они сошли с ума.
   Комната наполнилась тенями, которые отбрасывали растекавшиеся по окну ручейки.
   - Они проиграли в битве с миром.
   Раздался стук. Сперва Ричард подумал, что это с текло треснуло от веявшего холодом голоса Дельбрюка, но потом понял: это капля. Простая капля дождя.
   - Говоря проще, сошли с ума. Просто сошли с ума. А их талант был куда как слабее Вашего или моего...
   Ричарда поражала эта способность Рудольфа в любом состоянии придерживаться светских манер. Даже с нашкодившим учеником он говорил, как глава городского совета с показавшим себя не с лучшей стороны казначеем. То есть когда человека убить хочется десятками разных способов, а приходится растекаться мыслью по древу и соблюдать правила этикета. Даже если хочется вместо слов ударить промеж глаз. Нет, не так: особенно если хочется ударить промеж глаз.
   - А это значит, что и я... - сглотнул Ричард.
   Он, конечно же, думал, что если не справится однажды с этими воспоминаниями, то случится нечто плохое. Но чтобы смерть? Хотя... Он уже видел, что такое смерть. И он не боялся этого. Страшнее то, что будет перед нею и после.
   - И я - тоже, Ричард, тоже мог бы быть, как они, - Рудольф коснулся указательным пальцем левой руки стекла.
   Там, за окном, вовсю стучал дождь. Мерно так. Будто бы ничего не случилось. А где-то умирали люди. А дождь всё шёл и шёл. А где-то сходил с ума маг.
   - А какого это - проиграть миру? - задал вопрос Ричард.
   И тут же пожалел. Плечи Рудольфа поникли. Он обернулся, старый, уставший, почти сдавшийся натиску мира человек.
   - Каково это, Вы спрашиваете? - глаза его сверкнули.
   Ричард взглянул в тёмную бездну. Но что же была там, на дне её? Ведь не могла же она быть по-настоящему бездонной! Не могла же?..
   Рудольф улыбнулся. Хитро так, со смыслом. И улыбка эта была такой страшной и одновременно (а может, потому?) завораживающей, что Магус даже подумал: неужели Дельбрюк тоже...
   - Ненадолго ты станешь...едва ли не столь же сильным, как сам Палач. Но он не придёт за тобою. Сперва. Ни к кому он не приходил в те мгновения упоения силой и властью, ведь, впустив мир внутрь, маг сам становится миром. Соприкасается с теми стихиями напрямую, тогда как до этого лишь усилием воли и мысли направлял их. И это потрясающее чувство. Вседозволенность. Всемогущество. Всесилие. Заметьте, Ричард, я говорю слова на "все". Именно так: если маг до того ограничивал себя каждый день, каждое биение сердца своего смирял, то теперь - вот она, свобода! Никаких рамок!
   Дельбрюк говорил с упоением, будто бы бедняк об открывшемся ему во сне золотом городе. Но - всё-таки во сне. Сказка была недосягаема и оттого сладка безмерно. Рудольф закатил глаза, и мысли его витали где-то за окраиной этого мира.
   - А что же приходит потом? - спросил завороженный Ричард.
   - А потом...Потом...- слова застыли в горле учителя, не желая выбираться наружу. - Потом...

***

   - Не лезь, Олаф, это наше дело, - сквозь зубы произнёс Ричард, всё своё внимание обратив на Дельбрюка.
   Тот выглядел помолодевшим - и это после стольких лет! Возможно, истерзанный десятками сражений и годами борьбы с миром Ричард выглядел старше своего учителя. Может быть, так оно и было. Ведь когда умираешь каждую ночь, каждое мгновение, впору состариться до срока. А Дельбрюк здесь, отгородившись от окружающего мира, сохранял себя в наилучшем состоянии.
   - О Вас ходят легенды, учитель, - Ричард не отрывал взгляда от Дельбрюка.
   И кто бы мог сказать, что за чувства бередят его душу? Злость на учителя, изменившего делу всей своей жизни и запершегося здесь? Зависть: ведь Магусу приходится тратить жизнь свою на разъезды по миру во имя заработка на книги, тогда как...А, ладно! Кто их поймёт, магов?
   - Большая часть из них выдумана пьяницами, ещё половину переврали, об оставшемся даже я судить не возьмусь.
   Дельбрюк улыбнулся точь-в-точь как в прежние годы. Легко так, отчего усики его несколько топорщились, мягко. Столько тепла прежде было в этой улыбке! Сейчас же - холод, и больше ничего.
   - Зачем всё это, учитель? - Ричард обвёл глазами замковый дворик.
   - Вы хотите узнать, зачем эта клетка? Для мира, мой дорогой ученик, для мира. Я сковываю мир внутри меня. Хотите заглянуть?
   Рудольф сделал шаг вперёд, а Ричард двинулся ему навстречу.
   Они остановились в полушаге друг от друга. Ричард поднялся на цыпочки: только сейчас Олаф понял, что ученик ростом ниже учителя. Быть может, ростом мага измерялся талант...Хотя Везучий страстно надеялся, что Магус будет посильнее Дельбрюка. Иначе им несдобровать! Ведь Рудольф...
   - Загляните в мою душу, Ричард. Если, конечно, не боитесь, - от этой улыбки лапы мороза расползались по коже.
   И Ричард заглянул...И отшатнулся. Он увидел там тьму. Но тьму - живую, клокочущую...Души у Рудольфа больше не было: она погибла в боях с миром, и только безумье кое-как защищало Дельбрюка. А то, что он был безумен, ученик понял очень быстро. Рудольф был...другим, совсем другим. Он уже больше не был тем мудрым учителем, оплакивавшим каждую смерть своих учеников. Теперь он выстроил из собственных грёз замок и придал ему видимость жизни. Но - только видимость. На большее маги не способны. Ведь сражающийся с миром, с самой природой, не сможет призвать их на помощь в своём трудном деле.
   Ричард отшатнулся. Он, единственный, понял. Понял то, чего другие понять не смогли, сколько не бились над загадкой Безумного мага, невесть откуда взявшегося в здешних местах лет пять назад.
   - Вы поняли, мой дорогой ученик, - нет, тепла в той улыбке не появилось, была только тень его.
   На большее Рудольф был просто не способен, а потом можно было считать эту улыбку самой счастливой за прошлые годы.
   - Вы поняли, мой дорогой ученик...
   Он понурил голову, великий маг, скрывшийся здесь, чтобы спасти мир от самого себя.
   - Вы сами захотели уйти, учитель? Чтобы закрыть остальных от того, что станется с Вами? - Ричард говорил это с жалостью и участием.
   - Да, Вы поняли...
   Рудольф бросил взгляд на орка и наёмника. Он узнал Олафа и кивнул ему в знак приветствия. В Дельбрюке осталось многое, очень многое от прошлых лет. Только одного не было: души. Она была уничтожена миром. Но так ли это плохо? Ведь многие люди не верили в душу...Разве может быть плохо от исчезновения того, что вообще не существует? Но душа у Рудольфа была. Когда-то.
   - А теперь я не чувствую. Вечерами - если это так можно назвать - я хочу броситься с вершины той башни. Последнее, что во мне теплится - это моя воля. Я не могу сдаться. Иначе мир проникнет в мой разум, сломит его и подчинит себе. А потом...А потом Вы сами знаете, Ричард, многие легенды о полыхавших неделями, месяцами, годами пожарах. "Города выгорали, пылая призрачным огнём, и не было спасенья ни над землёй, ни под землёй от этого ненастья. Мир избавлялся от заразы - людей. И Палач зорко следил, чтобы ему этого не удалось окончательно. Но сам же Великий хранитель страстно желал, чтобы как можно больше городов и селений выгорело от магического пожара". Помните эти строки, Ричард?
   Дельбрюк вновь улыбнулся. Осколки льда - вот чем были его улыбки.
   Конечно же, Ричард помнил строки "Осени Хэвенхелла" Эйка Ёханки. Злая хроника - и правдивая. Её зубрили все подмастерья, чтобы знать, кто творил магию до них.
   Ричард помнил - и потому он понял. Лучший ученик, он знал, что ему никогда не превзойти учителя - и что даже от поражения самого Магуса может сгореть целый континент. Такова была цена таланта. А ещё...Он бы радовался, если бы радость была холодной как воды из полыньи, каждому погибшего от его рук живому существу. Так мир отвечал за удары по себе. Чем сильнее маг - тем сильнее удар. Но удар приходит после. А потому каждый маг на склоне лет гадал, как же ему суждено бороться?.. И как ему суждено пасть в сражении с миром?..
   - И потому я прошу Вас...Я прошу тебя, Ричард. Подари мне покой...
   Даже Олаф...Да что там Олаф? Даже Рагмар широко раскрыл глаза, едва услышав это.
   - Ты пойми, я устал сражаться...С каждым днём мир всё ближе и ближе к моему разуму. Я потерял душу, но вместе с волей я потеряю самого себя. Тьма стучится в этот мир через меня. Но...убить сам себя я не могу. Ты же знаешь...
   Дельбрюк никогда не обращался на "ты" к кому бы то ни было. А это могло значить только одно: действительно наступают последние времена для Дельбрюка.
   - Жан Жильсон...Его гибель стала последним ударом. Я больше не мог сражаться. И я спрятался здесь...Но...Но он и сюда добрался.
   Рудольф запрокинул голову и уставился в небо. Он безмолвно проклинал мир, в котором ему довелось родиться с проклятием. Он содрогнулся: защита слабела. Пальцы его задрожали, плечи поникли. Дельбрюк поник. Судорога свела его тело.
   - Ты пойми, я устал сражаться...Я больше не смогу этого выносить...
   Рудольф справился с собою: он вытянулся во весь рост и вновь посмотрел на небо.
   Одно-единственное облачко, похожее на ящерку, летело в расплескавшейся бесконечной синеве. Лёгкое дуновение ветра обняло замок и двор. Защита рушилась. Рубеж, выстроенный Рудольфом, пал. А это значит, что мир победил...
   Дельбрюк опустил взгляд на Ричарда - и тот отшатнулся. Тьма пробилась в душу мага. Теперь оставался единственный выход.
   Тяжеловозы всхрапнули, почувствовав неладное: животные оказались умнее людей и орка, а потом поспешили отъехать.
   - Это мой бой, - буднично сказал Ричард, обращаясь к товарищам.
   Рагмар и Олаф, не сговариваясь, отпрыгнули в сторону, поближе к воротам. Они понимали: учитель должен погибнуть от руки ученика. То есть, конечно же, освободиться! Но если что...Олаф знал, что даже маги смертны.
   Дельбрюк пустыми глазами посмотрел на удалявшуюся повозку, на ощетинившихся мечами бойцов, а потом вновь повернулся к Ричарду. Учитель больше походил на деревянную куклу, к которой приноравливается новый кукловод.
   Магус знал: только ему под силу разрезать нити, коими Рудольфа связал мир. Ведь, как говорили древние, сильнее магии только магия.
   - Но и магия смертна, - процедил Ричард сквозь зубы, отходя к амбару.
   Камень этого здания должен был сберечь Магуса от первого удара Дельбрюка. Разум его должен был стереться, слиться с миром, а потому отнюдь не все его умения должны были передаться этой...кукле. А значит, у Магуса есть шанс победить своего учителя. Знать бы, насколько велики эти шансы!
   Времени на раздумья больше не было: Рудольф ударил. Ричард едва успел пригнуться, когда каменная кладка амбара обратилась в каменную же крошку. Булыжники полетели во все стороны, вздымая кучи земли повсюду. Одна каменюка задела левое плечо Магуса, да так, что маг успел свыкнуться с мыслью, что теперь он станет одноруким.
   А потом и сама земля вспучилась, устремляясь вверх фонтанами. Магус подлетел в воздух...
   Никто не сумел бы в тот момент разглядеть торжествующей ухмылки Ричарда. Он схватился за поток земной стихии, невероятно сильный, и силою мысли подчинил его. Земля обволокла Магуса со всех сторон, обратившись в твёрдый камень. Он видел только внутреннюю часть твёрдого как упорство еретика кокона, и потому ему оставалось только положиться на удачу...
   Маги сражаются мыслью, а потому им в принципе не требуется видеть свою мишень. Хотя да, так проще: видишь - и атакуешь. Но Ричарду этого не требовалось.
   Он помнил то место, куда нужно нанести удар. И мысленно представил себе две гигантские руки, вздымавшиеся из земной тверди и хватающие Дельбрюка. Это не принесло бы победы, но зато отвлекло бы Рудольфа хотя бы на мгновение.
   Но что-то шло не так: земля отказывалась подчиняться. И тогда Ричард представил себя в облике гиганта, ладонями строящего из тверди "песочный" замок. Стихия подавалась туго, не желая подчиняться: победа над одним магом придавало миру сил для борьбы со вторым. Конечно, природа вряд ли могла чувствовать...Но в этот момент она могла торжествовать, и потому не желала сдаваться на милость Ричарда
   Крики людей...Огонь...Крики...Стоны...
   Разум Магуса едва не помутился от натуги, и потому в сознание вновь лезли те воспоминания. Ещё чуть-чуть, и он не сможет бороться, потеряет контроль над собой, и тогда...
   Крики...Стоны...Мама...
   "Врёшь! Победа будет за мной!" - мысленно (так ему, во всяком случае, казалось) прокричал Ричард и надавил вновь. И тогда земля нехотя, но подалась, сдавшись напору Магуса.
   Всё это заняло едва ли два-три мига, но для ученика они растянулись в час, не менее того!
   Каменный кокон распался, и Ричард упал наземь. А в ушах его стоял грохот: целые глыбы выворачивались, обращаясь в гигантские ладони. Пальцы-булыжники сомкнулись.
   И тут на голову Ричарда обрушился грязевой вихрь. Огромный ком земли ударил прямо в затылок, отчего в ушах зазвенело, а перед глазами зашлись в безумной хороводе разноцветные круги. Зрелище было завораживающим, если бы не одно "но": зазеваешься - и погибнешь.
   Магус откатился в сторону, что оказалось как нельзя кстати: на то место, где он только что созерцал хороводы, обрушился булыжник размером с барана. Для могильной плиты было в самый раз, но не вышло у...
   А у кого? Говорят, что если мир захватывает мага, то он навсегда уходит из этой реальности, а его место занимает сама стихия. Ей, однако, нужно некоторое время, чтобы "вжиться в роль". А уж потом...Потом...Потом можете вспоминать все самые страшные легенды о могущественных магах, и поймёте, что всё это детские шалости. Как только Палач такое терпит?
   Ричарду, однако, было не до мыслей о вечном, тут бы выжить!
   Огромных усилий ему стоило подняться на ноги и юркнуть в сторону лестницы, что вела на парапет замковой стены. Прыжок. Ещё прыжок. Ступнями он чувствовал, как позади всё рушилось. Ага, "жижа": она размягчала камень, металл...Неплохая идея!
   Ричард вскочил на парапет и заставил себя оглянуться. Там, в центре дворика стоял Дельбрюк. Точнее, то, что прежде было Дельбрюком. Теперь же Ричарду противостоял целый мир, воплотившийся в одном из магов. И чтобы там ни говорили, в согласие с ним придти было невозможно! Вот она, плата за магию! Проклятье могущественных!
   Рудольф раскинул руки широко в стороны. Магус не успел даже подумать: просто побежал. И тут в стену врезался гигантский "ледяной шип". Ледяная громадина, синеватая, полупрозрачная, гигантский кусок замороженной воды - всё это ударилось в стену, Камни полетели во все стороны, один даже ударил по левой ноге Ричарда. Осколок был относительно маленьким, и потому кость выдержала. Но судорога боли пронзила Магуса, и он упал на парапет, царапая коленки и ладони.
   "Мантию жалко...Вставай! Беги!" - пронеслось в голове мага. Больше ни на какие мысли времени не хватало.
   Дельбрюк (всё-таки думать о нём как о навсегда ушедшем не получалось), казалось, совершенно не уставал. Он посылал и посылал то "ледяные шипы", то "валуны" без продыху. И в какой-то момент он должен был попасть.
   Значит, оставалось только одно.
   Ричард откатился в сторону, так, чтобы видеть Рудольфа. Тот занёс руки над головой. Даже на таком расстоянии видно было, что между пальцами его витают синие искры. Ещё чуть-чуть, и...
   Магус посмотрел в глаза Дельбрюку.
   "Прости" - прошептали губы Ричарда.
   - Гнев! Гнев! Бей! Гнев! - маг и сам не заметил, как прокричал это вслух, во всю силу лёгких. Ему казалось, что он шепчет едва слышно.
   Иногда, чтобы заставить работать разум, нужно сердце...
   Ричард выбросил руки вперёд...Воздух вокруг его пальцев нагрелся...И ещё сильнее...И ещё...
   Дельбрюк разжал пальцы: "валун" полетел прямо в Магуса. Огромная каменная глыба, куда больше молодого бычка, угловатая... У Ричарда уже не оставалось времени на то, чтобы отпрыгнуть...
   А в Рудольфа устремился заострённый сгусток пламени, разрезавший жаром воздух и сжигавший самый воздух...Камень не даже ударился - обрушился на парапет, обратив казавшуюся непоколебимой кладку в крошку, и ухнув на землю с той стороны стены...
   И только тогда Олаф с Рагмаром рванули вперёд, к стене. Мир вокруг начал расплываться. Донжон подёрнулся, задрожал, но не как бывает во время землетрясения, отнюдь! Он дрожал так, как отражение дворца в озере, когда туда бросит камушек прохожий. Стены тоже подёрнулись и пошли волнами, теряя очертания и расплываясь, угасая, словно капля воды под палящим солнцем.
   А потом - потом всё разом ухнуло вниз, как водопад. Лес обступал их со всех стороны. Не успели развеяться чары, создавшие каменную твердыню, а ели и сосны вернули себе власть над этим местом. Рагмар и Олаф сами не заметили, как стали блуждать меж деревьев, силясь найти Ричарда.
   - Эй! Проклятый маг! Я тебя дважды убью, когда найду! Нет, трижды! - воскликнул Олаф.
   Он не мог позволить себе потерять последнего "старого" бойца, нет, никак не мог...
   Рагмар рыскал вокруг. В ход пошло всё: и зрение, и слух, и даже обоняние: орк жадно, со свистом, вбирал ноздрями воздух, надеясь почуять мага.
   Но его нигде не было, как, в общем, и трупа Дельбрюка. Отчаявшийся Олаф сел на поваленный еловый ствол. Лес показался ему мрачным, словно заброшенный лет сто назад дом. Да здесь, видать, никто и не ходил многие годы! Ещё бы кто сунулся к "безумному магу"...Или не пять лет назад пошли истории о зле, здесь поселившемся? Олаф готов был поклясться, что страшные истории рассказывали об этих местах целые столетия.
   Везучий обхватил голову руками.
   Ну а теперь будут слагать легенды о славном бое двух магов, добра со злом, в котором погибли все...
   - Не дождётесь, - донёсся сиплый голос уставшего до смерти человека. - Обойдётесь. Гады.
   Последнее Ричард сказал, ни к кому собственно не обращаясь. В мгновенья, когда его снедала жуткая меланхолия, он мог сказать:
   оттого совершенно не печатное.
   - Ненавижу, - прохрипел Ричард сквозь боль.
   А это уже был верный знак того, что Магус жив-живехонек. Разве только помяло его изрядно.
   - Рагмар! Скорее! Сюда! - воскликнул Олаф, но орк уже мчался во весь опор.
   Ричард лежал, растянувшись под ворохом опавшей листвы. Он и мечтать не мог, что выживет. Ведь учитель...
   Что-то мелькнуло в глазах...Отблеск огня, заплясавшего на его ладонях? Что-то такое...Точно! В них было - что-то, а не ничего...Неужели?...
  

***

   Всему настаёт свой конец - вот и ученичество Ричарда закончилось. Не было никаких экзаменов, всенощных бдений и постов, не было нервного ожидания предстоящих испытаний. Просто однажды утром учитель позвал Магуса в кабинет, кивком головы предложил сесть и повернулся к окнам. Что он видел там, в синеве небес? Или что хотел увидеть?
   Рудольф ещё долго стоял и смотрел. Просто смотрел. Он очень любил любоваться небесами. Никто не знал, что в детстве он мечтал собрать крылья, которые донесли бы его к облакам, к горным вершинам, и он мог бы летать от города к городу. И тогда бы потоки ветра ласкали бы Рудольфа, неся ему покой и волю.
   Но детство кончилось, едва началась война. Очередная заварушка между городами, вспыхнувшая, кажется, из-за отказа послов спешиться прежде, чем сойдут на землю принимавшие их люди. Слово за слово, обвинения в оскорблении чести и достоинства властей и горожан, личные обиды, оскорбления, ультиматумы - и тысячи исковерканных жизней после.
   Рудольф собирал хворост, когда на дороге, шедшей краем леса, появилась вражеская кавалькада. Каждый узнал бы их по синим лентам и бантам на одежде!
   Они заблудились и посчитали за счастье попавшегося им паренька. Естественно, истинный Дельбрюк не сказал врагу ни слова. Но никто не говорил, что пытки - это так больно. Двое всадников спешились и, подхватив Рудольфа под руки, подняли его над землёй. Третий с ухмылкой подошёл и врезал от души. В глазах у Рудольфа потемнело в глазах. Он тогда впервые увидел искры, бьющие из глаз...
   Искры, срывавшиеся с рук - его рук, Рудольф тоже увидел тогда впервые. Как, собственно, и враги. Они задали такого стрекача, что на земле остались валяться их шляпы и даже перевязь с мечом. Интересно, как же нужно было убегать для этого? Спасённый страхом перед магами, Рудольф тогда навсегда потерял детство...
   Может быть, об этом учитель вспоминал, вглядываясь в небеса? Ведь они должны были напоминать ему о тех солдатах, о дне, когда он бросил вызов миру?
   Никто так и не узнал: Рудольф умел хранить секреты.
   - Что ж, - наконец-то произнёс Дельбрюк, поворачиваясь лицом к Ричарду. - Вам больше нечему учиться у меня. Разве что старости. Идите в мир. Ищите себя. Сражайтесь с миром. Сохраняйте себя. Станьте настоящим магом.
   Рудольф замолчал, задумавшись о чём-то, но совсем ненадолго.
   - И если забыть о формальностях: берегите себя, Ричард. Вам придётся однажды столкнуться с миром. Боритесь с ним. Не дайте покорить себя...Ваш талант будет давить, очень сильно давить на плечи Ваши, на твой разум. Держите его в узде, контролируй себя. Боритесь за себя. И помните...
   В глазах Рудольфа промелькнуло что-то...Ричард так и не сумел разобрать, что же именно.
   - И помните: я верю в Вас. У Вас всё получится. Только не сдавайтесь никогда!
   Ричард поднялся. В краешках глаз его заблестели капельки слёз.
   Так и стояли они, глядя друг на друга. Наконец, Рудольф решил прочесть очередную лекцию, какие шаги юному магу следует предпринять, дабы начать жизнь в мире. И многие советы учителя оказались дельными...
  

***

   Ричард помнил то выраженье глаз - точно такое же, как в последние мгновения жизни учителя (если то можно было назвать жизнью). И, да, теперь он понял: по всем раскладам ему суждено было погибнуть от последнего удара проигравшего в битве с миром мага. Однако же Ричард не погиб. Что это? Последний подарок учителя? И если так, то как Дельбрюку удалось это? Или всё-таки осталось в старике что-то, готовое сражаться, сражаться с миром - и пообедать? Но если разум его был уже подчинён, то...То...Кроме разума, в человеке есть ещё кое-что...
   Ричард пожал плечами. Он никогда не любил любомудрие, хотя порой ему в руки попадались прелюбопытные трактаты, всерьёз повествующие о всяческой чепухе.
   Но теперь ему выдалась возможность подумать обо всём этом хорошенько.
   Олаф помог израненному магу выбраться из-под кучи листьев и, взвалив на плечо, перетащил к повозке, уложив около гро...то есть, конечно же, ящика. Ассоциации с последним пристанищем мёртвого при взгляде на груз не выходили у Ричарда из головы. Особенно когда самому магу едва не понадобилось подобное пристанище. А в общем-то, вещь удобная, ничего лишнего... Ричард отмахнулся от мыслей. Это мир атаковал его со всё возрастающей силой. Разум его заполнился мыслями, сотнями, тысячами мыслей, мыслишек и Мыслей, слов - или, скорее обрывков фраз - воспоминаний, сомнений. Всё это сводило с ума и подавляло волю к борьбе. Чем дольше это продолжалось, тем желаннее казалось молчание разума, тем слаще виделся "белый флаг", поднятый в борьбе. Но - нельзя. Нельзя было сдаваться. Нужно было бороться. Только вот...Зачем? К чему нужна эта борьба?.. Конец так и так будет одинаков: небытие и беспамятство, вечный покой. А мир...Да что там мир? Он и не такое видал, что с ним станется после очередного свихнувшегося мага! Вон даже Палач на это не реагирует, а значит, никакой угрозы нет!
   За этими тяжкими мыслями, вопросами, на которые Ричарда ответа найти и не надеялся, он и окунулся в дрёму.
   Олаф же с Рагмаром во все глаза следили за лесом. Они никак не могли почувствовать себя в безопасности после поединка двух магов. Везучий, привычный ко всякому - и тот чувствовал себя не в своей тарелке, а что уж говорить об орке!
   Он поминутно шептал вполголоса (а то и вовсе говорил во весь голос) заговоры от злых духов леса. Рагмар упрашивал покровителей здешних мест и духов деревьев, ручьёв и камней не гневаться и мирно пропустить бедных путников.
   К счастью, Ричард спал тяжёлым, беспробудным сном, иначе не преминул бы высказаться о совершенно бесполезных фразах, вызванных непониманием природы стихий. Конечно, между ними разразился бы строго научный спор, с увещеваниями не гневить духов с одной стороны - и саркастическими смешками и многозначительными взглядами в небеса с другой. Словом, это было бы в высшей степени забавное зрелище. Если бы не лежавший в беспамятстве (сном наполненное болью блуждание в потёмках грёз назвать нельзя) Ричард, лес вокруг...
   И ожидание новых преград впереди...
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава 6

  
   Кто научился смерти, тот разучился
   Быть рабом. Он выше всякой власти
   И уж наверное вне всякой власти.
   Сенека
  
   В Лазурном зале вот-вот должно было начаться торжественное собрание. Ванакт собирал придворных и вождей, чтобы сообщить добрые вести.
   Лид спешил в зал быстрее прочих. Он знал, что ванакт уважает расторопных слуг, готовых вовремя вспомнить забавный случай или угадать желание своего властителя. О, как Лиду повезло на прошлом приёме, что шёл в Васильковом зале! В тот раз он угадал прежде всех, что господин желает испить вина, и ванакт наградил смышлёного слугу благодарным кивком! Это только начало, самое начало! Надо попасться на глаза господина ещё несколько раз, и тогда удастся подняться на самый верх, на пост главного виночерпия! А он из самых ближних слуг, которым ванакт поручает самые важные задания. Ещё немного, и Лид обретёт славу и величие, то, о чём издавна мечтал.
   Раздался стук церемониального жезла. Действо начиналось.
   Лид припустил пуще прежнего. Он опаздывал, он дико опаздывал! Коридоры были заполнены спешащими слугами. Ещё два удара жезла, и каждый должен был оказаться на отведённом ему месте, иначе грозила немилость господина. Ещё сошлёт на войну! А слуги ванакта не желали отправляться на очередное сражение с проклятыми крыланами. Бесконечные пограничные стычки наскучили слугам, а крупное сражение грозило, чего доброго, поражением! А поражение сулило гнев ванакта. Так зачем же лезть туда, зачем рисковать положением? Но одна проблема смущала всякого верного служителя ванакта. Ближних своих он любил отправлять легатами и стратигами в войска. И ведь трижды проклятые крыланы могли пойти в наступление, и тогда - большое сражение, немилость, ссылка, смерть...Каждый из ближних желал возвыситься, избегая сражений, но возвышение сулило командирский пост - и следовавшее затем падение. Что последнее неминуемо, знали все - ведь никто из ближних ничего по-настоящему не смыслил в воинском ремесле. Это был удел глупых людей, не способных умом своим продвинуться на уважаемые должности. Так пусть глупцы платят кровью за отсутствие мозгов! А умные люди уж найдут способ избежать резни, и не из такого выбирались.
   Завернув в очередное ответвление коридора, Лид едва не врезался в грузного, ростом с колонну и настолько же широкого Нарсеса. О, что это был за негодяй! В тот же вечер, когда Лид смог польстить господину, трижды, нет, четырежде, проклятый Нарсес вовремя рассказал дурацкую, глупую шутку. Но ванакт имеет те же слабости, что и простые смертные, и шутка его развеселила. Он даже наградил негодяя улыбкой. Лид почувствовал, что надежда его на высокий пост становилась всё более и более призрачной...
   Но чего было не отнять у Нарсеса - так это обаяния. Даже ненавидевший его Лид улыбнулся, когда толстяк подмигнул своему собрату по синекуре.
   - О, здравствуй, Лид! Давай, давай, проходи! Я дам тебе дорогу!
   Нарсес развернулся боком к Лиду. Наверное, кто бы другой тем самым освободил дорогу, но только не в случае с этим виночерпием. Поперёк он был едва ли меньше, чем вширь. Так что всё равно было, боком или спиной он стоял: пройти оказывалось совершенно невозможно. А потому Лиду оставалось ничего другого, кроме как ответить учтивостью на учтивость.
   - И тебе радоваться жизни и службе, добрый друг мой Нарсес!
   Лид старался быть как можно более вежлив и подобострастен. Человеку будет приятно, а Лиду - тренировка речей пред ванактом.
   На потном лице, с которого свисали сизые, такие же жирные, как и сам Нарсес, прыщи (ванакт порой забавлялся их лицезрением), появилось нечто вроде кривой ухмылки. Но - лишь на мгновение, после которого обычная учтивость оказалась запечатлена на лице виночерпия.
   - Благодарю, но мне хотелось бы проявить учтивость к тебе, мой дорогой Лид.
   Бедняга не знал даже, как поступить. Видно было, что Нарсес забавляется, желая вырвать из Лида речами и действиями своими грубость. Ну уж нет, Нарсес этого не дождётся!
   - О, я признателен тебе, славный мой друг, но прошу, проходи!
   Лид улыбнулся. Если быть честным до конца, то он готов был похлопать по спине "славного друга", да так, чтоб промеж рёбер воткнуть клинок. Но что делать, что делать? Ничего поделать нельзя. Оставалось только улыбаться и тренироваться в славословиях.
   Они бы ещё долго могли так упражняться, не прозвучи второй удар церемониального жезла. Оставалось всего лишь несколько минут до начала церемонии приёма сановников.
   - Скорее! - Нарсес проявил недюжинную прыть, стремглав помчавшись в конец коридора, к обитой серебром двери.
   Подобрав края роскошного плаща-скарамангия, вышитого кусочками смальты, он нёсся во весь опор. Только на шаг отставал от него Лид, позабывший обо всём на свете.
   Но вот он, скрип двери, - и яркий свет, больно резавший привыкшие к полумраку коридоров глаза. Потоки шли из-под купола зала. Творение чудотворцев-архитекторов, он парил над колоннами - в самом деле парил. Капители, прежде державшие на себе всю тяжесть постройки, теперь были не более чем украшением, а поддерживаемое чудесным ремеслом творение зодчих порой, следуя порывам ветра, крутилось вокруг своей оси, превращаясь в золотисто-голубой калейдоскоп. И только образ Первого ванакта, запечатлённый в центре купола, оставался неизменным. И был он столь прекрасен, что даже Лид, сотни, а то и тысячи раз бывший в этом зале, залюбовался. Жаль только, что лишь крохи мгновения довелось ему лицезреть это чудо. Иные не успели моргнуть, как Лид уже занял своё место по правую руку от шитого золотом ковра.
   Оглядеться, быстро-быстро. Да, всё верно. Нарсес стоит одесную, Елий ошуюю. Так. Всё правильно. Значит, они заняли должное место среди придворных. Теперь оставалось дождаться третьего удара, и ванакт явится своим служителям во всей красе.
   - Мы уже сделали ставки, Лид, кому ванакт сегодня окажет милость, - едва слышным шёпотом произнёс Елий. - Ты уж не подведи, я поставил целый иперпер на тебя.
   - Сделаю всё, что возможно, - процедил сквозь зубы Лид, глядя в центр зала.
   Придворные заволновались, наполняя всё вокруг бряцаньем самоцветов и драгоценных украшений. Верный знак того, что...
   Тук-тук-тук. Распорядитель торжеств стукнул в третий раз - трижды. Началось!
   Тот же распорядитель затянул "Многая лета", и стогласый, стоголовый хор служителей и придворных затянул славословие ванакту. И вот он вошёл, торжественно, храня полное молчание. Пред ним шли варвары с гигантскими секирами. Руки их точно выкованы были из золота - столь многими браслетами они были украшены.
   Позади варваров неспешно, едва переставляя ноги, двигались принципы - первые среди воинов, гвардия. Алые плюмажи их из конского волоса колыхались на ветру, шедшем из-под дворцового купола. Принципы несли копья, на остриях которых держалось пурпурное покрывало, закрывавшее всё пространство позади них.
   Лид мысленно представил себе ванакта, шедшего позади этого пурпурно-алого щита. Вот он, гордо вскинув голову, размышляя о вечном, об империи и о том, как бы наградить расторопность вернейшего слуги его, Лида, вышагивал по мраморным плитам, и звуки шагов его...
   И точно! Когда варвары, а вслед за ними принципы, остановились, то слышен был только гул шагов ванакта. Вот-вот поднимут покрывало...
   Распорядитель поднял руку с зажатым жезлом и воскликнул: "Славься, трижды благословенный! Мир готов к явлению твоему!". И точно! Принципы опустили копья на плечи враваров, алый покров ниспал на их могучие, загорелые спины...
   И миру явился ванакт. Для сегодняшнего торжества он избрал солнцеобруч: золотые лучи с алмазными навершиями устремлялись вверх, чуть загибаясь вовнутрь, добывая божественный свет для ванакта. Острия лучиков и впрямь светились этим светом. Значит, правитель только-только надел его. Но ведь его должны были облачить ещё час или два назад! Что же заставило его так поздно надеть солнцеобруч?
   Ванакт, окружный стеной безмолвия, хранивший молчание, наклонил голову. Вышагивавший рядом с ним придворный, облачённый в чёрный как смоль плащ, с узором в виде книги, вышитым серебряными нитками, раскрыл свиток. Да, этому человеку позволено было читать слова, писанные пурпурными чернилами! Какой он счастливый, этот силенциарий-хранитель ванактова молчания!
   - Наша божественность...
   Силенциарий принялся зачитывать титул ванакта. Лид достаточно хорошо помнил эти двадцать или тридцать строк убористым почерком, так что смог переключить своё внимание на самого ванакта.
   Да, тот был уже далеко не молод. Несмотря на все ухищрения кудесников, виски оказались одеты в серебро, глаза покраснели от неусыпных бдений над государственными делами, а походка потеряла былую резвость. Шептали, что государь страдает от подагры и ещё десятков других болезней, превращавших его жизнь в проклятье. Но Лид не мог понять, как это: жизнь правителя - это уже благословение, которого каждый пожелал бы достигнуть! И плевать на болезни и прочее! Главное - это та власть, которую тебе дарует престол и солнцеобруч!
   - В постоянных заботах о подданных своих и землях нашей царственности пребывая...
   Лид едва успел вернуть всё своё внимание силенциарию.
   - Решили отправить на юго-восточные рубежи, в область, где глупые мятежники нуждаются в наставлении...
   Так это же граница с крыланами, будь они неладны! Будь прокляты их плутовские творения и обманки! Кому-то не повезло, и он будет отправлен командовать в очередной драке с врагом. Лид вглядывался в лица придворных и гадал: кому же достанется эта милость, более похожая на проклятье? Внутренне Лид радовался: на одного конкурента станет меньше, - но внешне хранил полнейшее спокойствие.
   - И решила наша царственность в согласии с многомудрым синклитом отправить нашего доброго и верного слугу Нарсеса, коего таланты нам хорошо известны...
   Лид ликовал. Да! Да! Да! Трижды проклятый Нарсес наконец-то отправится куда подальше, и никто из виночерпиев на сможет бороться с Лидом за милости ванакта! О да, сбылась мечта! Сбылась!
   - Но зная трудности сего дела, решила наша царственность подобрать верного помощника, долженствующего стать наставником и советником Нарсеса, равным по правам ему, виночерпия нашего Лида...
   Лид был счастлив услышать имя своё, записанное пурпурными чернилами - и готов был проклясть этот день. Он! Поедет! На! Войну! Нет! За что?! Зачем туда!
   - Благодарю трижды благословенного! - с чарующе подобострастной улыбкой воскликнули Нарсес и Лид в едином порыве, так слаженно, как никогда прежде не бывало - и никогда более не будет. - Благодарю за то, что отметил он нижайшего, подлейшего, мелкого раба своего!
   Оба виночерпия пали ниц, лобзая ковёр, попиравшийся ногами ванакта. Владыка хранил молчание, слушая славословия. Он привык. Самая сладкая лесть уже не вызывала в нём ничего, кроме скуки и желания зевнуть. Но таким образом он хранил таксис, хранил мир и царство своё в этом мире и во всех остальных. Его дражайший брат говорил, что в другой части государства всё спокойно, но здесь! О, здесь было иначе! Как бы ванакту хотелось поменяться с братом хотя бы на пару дней, дабы вкусить спокойствия и благодати той части государства. Там, в Геспере, всё было много слаще и лучше! Но и эти края они как-нибудь облагородят, насадив порядок-таксис! Ванакт верил в эти. И даже сейчас, соблюдая обряд, он тем самым боролся за установление порядка во всех частях своего государства. Может быть, пройдёт ещё несколько лет, и крылатые падут! Новое оружие в этом поможет...Он подумал, что неплохо было бы зайти к даме Игнации, чтобы поведать о свих трудах и бремени. Жена в последние недели так досаждала, что видеть её не хотелось! Другое дело - Игнация! Как сладостны были песни её и стихи, в которых она воспевала победы былых ванактов!..
   Лид едва заметно оторвал лоб свой от ковра, чтобы хотя бы краешком глаза взглянуть на собрата по несчастью - Нарсеса. Но странное дело: он казался действительно обрадованным назначением. Лид всегда почитал этого виночерпия за юродивого разумом, вот оно и подтвердилось! На челе Нарсеса была запечатлена самая довольная, самая открытая, самая светлая улыбка - настолько светлая, что от этого Лиду становилось тошно.
   Новоиспечённый военачальник перестал следить за ходом церемонии, и его пробудил от дрёмы неверия в случившееся и раздражения осознанием его действительности удар жезла. Прим закончился, и придворные, дождавшись, когда ванакт скроется за багряными занавесями, стали расходиться.
   Лида, внешне сохранявшего полнейшее самообладание, нагнал Нарсеса. Тот светился от счастья.
   - Вот наконец-то дело, меня достойное! - переросток смеялся. - Да! Я верил в милость ванакта!
   - Я тоже в неё верил, друг мой, тоже верил, - деланно улыбнулся Лид и поспешил удалиться. - Позволь покинуть тебя, ведь меня ждут долгие сборы...
   - Позволь мне помочь тебе! Ведь теперь мы должны во всём помогать друг друга! - всплеснул руками Нарсес.
   Жест его был таки широким, что гигантская ладонь задела висок Лида, и пальцы "собрата" на краткое мгновение больно впились в кожу.
   - Прости меня, друг Лид, прости! От счастья я не могу уследить за телом своим! - с едва ли не с щенячьей жалостью взглянул на Лида "дорогой друг". - Позволь мне извиниться пред тобой! Пасть ниц!
   Нарсес наступил на ногу Лида, которую тот подвернул пару дней назад. Невыносимая боль пронзила всё его тело. Лид посмотрел прямо в глаза Нарсесу: в них светилось довольство паука, поймавшего жирную муху в сети свои.
   Да, совместная служба обещалась быть не менее увлекательной, весёлой и доброй, чем борьба муравья и муравьиного льва...
  
  
  

***

  
  
   Весь остаток дня они ехали молча, будто бы стесняясь сказать что-либо друг другу. Олаф порой поглядывал на ушедшего в себя Ричарда. Магус сперва пытался начать очередную книгу, но тут же отставлял её в сторону. Вскоре он углубился в собственные мысли, не дававшие ему покоя. В глазах мага плескалось пламя. О чём он думал? Жалел ли о совершившемся или, наоборот, был рад подобному успеху? Олаф при всём желании не смог бы этого выведать: Ричард был донельзя замкнуть в разговорах на подобные темы. Нет, Везучий честно пытался разговорить друга и напарника, но в ответ получил ледяной взгляд - ледяной несмотря на плескавшийся в нём огонь. И это было страшнее всего: когда даже бешеное, безумное пламя не в силах отогнать стужу.
   Орк же не переставал бормотать что-то на своём языке: видимо, заклинал духов леса, дабы не оставили в беде, помогли выбраться из чащи и всё такое прочее. По движениям видно было, что Рагмар взволнован донельзя: лес не кончался. Если они ехали к замку, сотканному Рудольфом из грёз едва ли более часа, то обратно так быстро выбраться не получилось. Они победили мага - или мир? - незадолго до того, как солнце стало клониться к горизонту. Теперь же сумерки вошли в полную силу, а края леса всё не было видно!
   Из-за верхушек деревьев было видно только такие же верхушки - и звёзды. Они вились прекрасными нитями по небосводу, даруя радость удивления и угадывания в неясных, гадательных узорах чего-то до боли знакомого. Вот - Созвездие вола, там, совсем крохотная - Звёздная чайка. Жители прибрежных городов молятся, дабы звезду эту никогда не застилали облака: чернейшей ночью лишь она может привести моряка домой. Что там маяки? Только небо, только звёзды могут выручить несчастных! Мореходы прозвали самую яркую звезду созвездия Стражем надежды. Говорили, что в день Великой замятни лишь один боец стоял на страже Хэвенхэлла, пытаясь предотвратить страшный катаклизм. Один, одиночка против ненастья, изменившего облик целого мира, что он мог? Но - мог он многое. Самые прекрасные легенды говорили о том, что боец почти смог предотвратить Замятню. Почти смог. Оставалось совсем чуточку, маленький шажок, последнее усилие... Но он погиб - и был вознесён богами на небо, дабы обликом своим пробуждать и крепить надежду всех тех, кто борется за правое дело. Ведь если верить - то даже Катаклизм не победит тебя. И пусть так и не смог оправиться с того дня, и пусть Замятня предотвращена не была - но вот, боец! Кто-то говорит, что то был один из ангелов, кто-то готов погибнуть, дабы доказать его рождение от человека и шафта, а то и от демона. Но - вот он, облик! Вот звезда, дарующая надежда!
   Олаф мысленно обратился к Стражу. Он просил, чтобы свет звезды указал путь его маленькому, но гордому своею малочисленностью отряду.
   Сгущалась тьма. Сумрак поглотил звёзды: то облака, шедшие по небесному океану, заволокли светила. Боролся с темнотой лишь один Страж. Ему было не победить - но разве это важно? Ведь это был светоч надежды, а надежда...
   Олаф подумал сперва, что то звезда появилась из-за облака, но свет был тёплым, жёлтым! Огонь! Огонь! Фонарь или свеча! Да! Там, впереди!
   - А ну-ка, милые! - Олаф подстегнул тяжеловозов. - Вывози отсюда!
   К счастью, тропка была достаточно широка, чтобы по ней могла проехать телега. Это было настоящее чудо: столь широкий проход в дремучем лесу!
   Даже животные, уставшие безмерно за прошедший день, воспряли духом: телега покатилась так быстро, как никогда прежде. Рагмар воскликнул что-то на своём языке, кивнув головой невидимым, но оттого ещё более могущественным духам леса. Олаф сам готов был расцеловать в обе щёки этих самых духов - если, конечно, у них есть щёки.
   И только Ричарду Магусу не было никакого дела до происходящего вокруг: устремлён был внутрь себя, в прошлое. И теперь, в первые за десятилетия, звуки и образы сгоравших в собственном доме родителей сменились тусклым взглядом Рудольфа Дельбрюка. А что было бы, успей ученик на день, да хоть на мгнвение раньше? Вдвоём они бы смогли найти способ! Смогли бы спасти Дельбрюка! Но учитель оставил Ричарда...Оставил наедине с миром...
   Поворот головы. Взгляд, переполненный прощанием. Уста, говорившие и прощавшиеся молчанием...
   В памяти всплывал образ Рудольфа, прощавшегося с покидавшим школу подмсатерьем...Хотя, какой же он подмастерье? Уже полноценный мастер!
   Да, это был один из самых печальных и радостных дней в жизни Магуса! Радостных оттого, что целый мир открывается перед ним, что учитель признал талант ученика. Печальных - потому, что придётся бороться совершенно одному...
   - Приехали! - произнёс Олаф над самым ухом Ричарда.
   Магус смешно закачал головой, точь-в-точь как ребёнок, разбуженный нянькой рано утром. Он ещё думает, сон ли это или явь, а пора вставать, пора вылезать из-под такого тёплого одеяла и становиться на холодный пол. Он ещё будет подпрыгивать, привыкая к прохладе, и только через десяток-другой прыжков сможет ступать, не таясь и не страшась морозного жжения.
   Вот так и Магус. Он привыкал к окружающей действительности, боясь, как бы она не ожгла его новой болью. Или...А может, это было похоже на привыкание к телу, возвращение в него. В первые мгновенья казалось всё чужим и незнакомым, и даже этот человек...Олаф...Да, его зовут Олаф! А как же самого ...Ричард! Да!
   "Меня зовут Ричард" - вспомнил Магус.
   Он часто и много забывал, и вспоминать порой удавалось с превеликим трудом. А ещё очень часто он мечтал уснуть и не проснуться. Некоторые боятся подобного, но почему? Ведь никто не задумывается о том, что было до его рождения - но ведь то же самое будет и после смерти. Небытие. Ведь это так прекрасно! Не надо сражаться...Не надо вспоминать...
   И крик, и стоны, и крик...Огонь...Пламя...Мама...
   Ричард углубился в созерцание странноприимного двора: дом, из окон которого и пробивался тот путеводный огонёк, и оказался таким двором.
   Забор в человеческий рост со столбами, которые были увенчаны уродливыми мордами. Неверный, тусклый свет играл с угловатой резьбой, отчего та казалась ещё более мерзкой. Трактирщики верили, что подобные вещи отгоняют злых гостей. Олаф же был совершенно противоположного мнения: хорошие люди будут от таких заборов держаться подальше. Ведь если снаружи такое, то что же там, в самом странноприимном доме?
   Но выбирать не приходилось. Свет, пробивавшийся из-за ставней, манил и обещал вкусный обед, какую-никакую, а постель, а главное - никаких деревьев, воздушных замков и спятивших магов! Ладно-ладно, Ричард не в счёт. Он, может, и не самый нормальный, но он - свой ненормальный.
   Самым прытким оказался Рагмар. Он постучал привязанным к воротам молоточкам по калитке. Крепкая вещь! Хотя дубов Олаф в лесу не увидел, но даже при неверном свете звёзд угадывались дубовые брёвна и доски. Такую не пробьёшь без должного снаряжения даже при сильном желании! Так что если враги окружат дом, то можно будет долго обороняться.
   Можно сказать, что отчасти поэтому Олафа прозвали везучим. Когда он останавливался в трактире или заходил в дом, то размышлял, как можно организовать оборону или каким путём скрыться. Второе, если быть честным, пригождалось чаще.
   Ожидание затянулось надолго.
   - Гостей здесь любят подержать за порогом становища, - рыкнул Рагмар.
   Раздался дикий звук, словно бы ржавым крюком слепец с дрожащими руками пытался распилить стальные оковы.
   Орк похлопал себя по животу.
   - Надо было съесть запасы...А то эти радушные хозяева голодом заморят...
   Олафу показалось, - или в голосе Рагмара звучали нотки детской обиды? Везучий никогда бы не смог сказать, что орк может так говорить.
   Скрип двери - кто-то вышел из дома - прозвучал победными трубами. Наверное, где-то там, впереди, были ворота в лучший, заоблачный мир.
   - Кто там? - раздался низкий мужской голос.
   Он не был злым, хозяин этого голоса. Олаф готов был поклясться, что такой человек совершенно беззлобно может свернуть шею обидчику, стряхнёт грязь с рук и продолжит милую беседу с завсегдатаем. Вряд ли в его заведении кто-либо мог позволить себе устраивать дебоши: желающих вскоре просто не осталось бы. Среди живых, разумеется.
   - Путники! Нас всего трое да телега с двумя леферскими тяжеловозами. Нам бы поесть, ночь провести и задать корма животным. Заплатить найдётся чем! - Олаф взялся за привычное дело.
   - Ну сейчас поглядим, коли не шутите, - в голосе прибавилось мягкости. Чувствовалось, что сразу отряд не прогонят. - Место найдётся, да и овса хватает.
   Раздались шаги, замершие у самой калитки. Потом - кряхтенье. А затем - скрип отодвигаемой щеколды. Калитка, до того закрывавшая часть света, отъехала в сторону, и даже столь слабый проблеск резанул по глазам. В проёме появилось тёмное пятно, через мгновенье обратившееся в угловатого, крепко сбитого мужчину лет сорока, а может, пятидесяти - трудно было сказать в столь неверном и скупом свете.
   - Орк? - хозяин оглядел Рагмара и одобрительно цокнул языком. - Редкие гости здесь. Сами виноваты будете, если с ним приключится чего. А то ребята у меня остановились... Горячие! Наёмники, одним словом!
   Олаф и Рагмар, не сговариваясь, переглянулись. Им обоим пришла одна и та же мысль: "А вдруг это те самые, что у моста в засаде сидели?". Оттого и орку, и человеку ещё сильнее захотелось попасть в дом.
   - А этот случаем не болезный? - хозяин кивнул в сторону Ричарда.
   Тот сидел на телеге, клюя носом и обхватив торс руками.
   - Нет, раненый он, - коротко ответил Олаф.
   Вдаваться в подробности ему не хотелось.
   - Война...- протянул многозначительно, с пониманием, хозяин и отошёл в сторонку, давай дорогу наёмникам. - Ну чего встали-то? Проходи! Сейчас и лошадёнок распряжём, намаялись небось!
   Свет упал на лицо хозяина, давая возможность рассмотреть это морщинистое, широкое, но совсем не открытое, а полное скрытности и загадок хранилище дверей в душу человека - тёмных глаз. Что-то мелькнуло в памяти Олафа. Будто бы он уже когда-то видел этого человека. Только он был в ту пору моложе...и в ином положении, что ли. Во всяком случае, Везучему облик содержателя странноприимного дома казался знакомым, но обстановка и даже одежда с этим образом совершенно не вязались с образом.
   Олаф мысленно махнул рукой. Ну кажется знакомым, и что? Мало ли людей он повидал на своём веку? Иных в живых нет, это да, но многие ведь дожили до седин! Хотя в кругу знакомых Везучего последних оказалось меньшинство...
   Ричард шёл, слегка пошатываясь. От помощи и Олафа, и Рагмара он отказался, решив пройти хотя бы пару шагов самостоятельно. Ему не впервой было бороться. Почему? Потому что...Потому что надо было бороться, и точка! И приходилось каждый раз заново начинать эту войну.
   Мама...Папа...Крики...Учитель...Нет, учитель уходил молча. Только взгляд...Ричард должен был помочь! Должен был придти раньше, хотя бы на мгновенье! Хотя бы на горсточку времени раньше! Он бы смог! Ничего он не может...
   Магус схватился руками за голову. Олаф было шагнул к нему, но Магус резким кивком остановил командира. Нет. Он сам. Он всё сделает сам.
   Рагмар распахнул дверь странноприимного дома - и тут же на наёмников пахнуло похлёбкой, жарящимся на вертеле мясом и пивом. Да-да! Самым что ни на есть вкусным мясом! Оно сочилось жиром на вертеле над ярко и жарко пылавшим огнём. Дрова весело трещали, разбрасываясь искорками, и пламенные копья и мечи шли в бой на баранью ногу.
   А у самого камина, спиной к двери, сидел настоящий великан. Плечи его были подобно горам, а шея издалека и в темноте сошла бы за добрый и пузатый пивной бочонок.
   Самые смутные сомнения начали терзать Олафа - но они развеялись, стоило только жадно схватившемуся за горные хребты пивных кружек и долину тарелок повернуться на звук открывавшейся двери.
  
   Равнина была гладкой, как макушка лысого старца, и такой же серой. Изредка то тут, то там пробивались из земли капельки зелёного цвета: кустарники и травы. Говорят, что эта земля не родила, потому что была напоена кровью и смертью вот уже тысячу лет. А каждое десятилетие, а так и каждый год, приносили всё новые и новые "удобрения". Вот и сейчас, под одобрительные крики воронья, одно воинство добавило другое.
   Колесничие Альбы кружили около высокого холма, выпиравшего подобно шишке на лысой голове. То была единственная возвышенность на много лиг окрест, а потому именно здесь воинства тех городов, где то было принято, посвящали воинов в рыцари. Иные же готовили совершенн особые обряды, в которые никто уже давным-давно не верил. Никто, кроме жителей Альбы.
   На самой вершине холма возвышался человек в некогда белом, а теперь кроваво-сером одеянии. Голова его, ещё утром покрытая венком из луговых трав и листьев священного древа, мерно покачивалась в такт ударам мечей о щиты. То воины, лучшие воины Альбы, чья честь ценилась в сотню коров, двести баранов и пять южных скакунов, призывали богов обратить свой лик на место славной битвы.
   Человек, стоявший в центре, кивнул, - и, кажется, даже за мгновение до того воины почтительно замерли. Он улыбнулся. Он всегда улыбался, вдыхая запах победы, ароматы сечи и нотки вражьего ужаса. Сегодня воздух оказался особенно сладостен и пьянил, пьянил его до умопомрачения. Улыбка стала ещё шире, а в глазах, невероятно глубоких голубых глазах показался золотистый отблеск. Он различил - где-то на самой границе между мирами - шелест шагов, невероятно далёких шагов, двигавших мириады миров священным, единственно правильным и праведным путём.
   Человек одобрительно кивнул. Они пришли, чтобы отблагодарить тех, кто убивал врагов с их именами на устах, тех, кто оберегал веру в них кровью.
  -- Предстань! - воздел человек в некогда белом одеянии свою десницу.
   Низко нависавшие облака разомкнулись, словно бы испугавшись чего-то. Солнце ярко засияло высоко-высоко над их головами, и луч света озарил вершину холма.
   Небо сочеталось с землёю, наполняя всё вокруг потрескиванием застывшего грома. Ему нравилось это ощущение, эта вспышка, проникавшая в самую душу и дарившая невероятное счастье и необоримый светоч.
  -- Предстань! - звук его голоса покрывалом накрыл землю, и все, кто стоял сейчас на поле боя, и кто умирал, и те, чьи души ещё не успели ещё отделиться от тела, услышали призыв, не терпящий промедления.
  -- Предстань! - облака затрепетали, убоявшись мощи, сокрытой в том голосе.
   И тот, к кому взывал человек в прежде белых одеяниях, наконец-то пришёл. Сперва кольцо из воинов пошло дрожью, и напротив нежившегося в лучах солнца человека возникла брешь, а потом в образовавшийся проём вступил...
  
   На Олафа уставился своими глазами-озёрами странный человек, укутавшийся в тёмно-зелёный плащ. Стол перед ним был заставлен бесчисленными (хотя, судя по полу, бесчисленность эта значительно уменьшилась за последнее время). Рот, раскрытый, застыл...Но меньше чем через мгновенье пришёл в движенье от радостного возгласа:
   - Живые! Стража пустила ко мне живых! Не только с Анку суждено мне повидаться напоследок!
   Он распростёр руки, и Олафу показалось, что это кроны деревьев разошлись в самом дремучем лесу, чтобы явить свет от десятка сальных свечей и отблески пылавшего в камне огня.
   Объятия этого человека были шире небесного окоёма, да только вот они пришлись не по вкусу наёмникам. Олаф и Рагмар, не сговариваясь и даже не переглядываясь.
   Тень чего-то страшного и странного залегла на лице высокого человека в длинной кольчуге. Волосы его были зачёсаны назад, и были похожи на двадцать шнуров. Да-да, именно шнуров, столь толстыми были они. А цвет! У кончиков они были чёрными как смоль, посередине - рыжими, а у кончиков белыми как парное молоко.
   В глазах же...
   В глазах было пять зрачков: три в правом и два в левом, и все - разного цвета. Зрачки те были меньше, чем у обычного человека, и занимали почти всю ширину глаз, отчего белки были едва заметны.
   Лицо же, прежде, кажется, загорелое, теперь было бледным как у почившей от чрезмерного желания стань тонкобёдрой девы.
   Олаф моргнул. Странный человек ответил тем же.
   Недоверчиво прищурившись, Счастливчик прошептал, точно боясь ошибиться:
   - Конхобар? - лицо странного человека засияло от радости. - Конхобар из Альбы?!
  
   Имя это в его устах звучало громом в зимнее утро над болотом: в звуках было столько же удивления, сколько гнева и презрения.
   - Я, о славный словами и деяниями своими Дагд. Сегодня день моей битвы и моих наград, - звенел весенний ручеёк из жидкого железа.
   Дагд вскинул подбородок и...засмеялся. Где-то вдали, за окоёмом, зазвучал гром и сверкнули молнии. Здесь же, над Равниной битв, сверкало солнце в окружении облаков. Но, наверное, такова уж была природа здешних мест: даже эхо слов звучало звоном клинков. И теперь, в день битвы, в день, когда наступало время получать самую дорогу честь для воина, настал черёд поединка между славнейшим воином Альбы Конхобаром и Высшим Филидом Дагдом.
   Тот вновь рассмеялся, но теперь гром не звучал. Смех этот был скорее понимающий, проникновенный, чем озлобленный. Он смеялся долго, кажется, слишком долго для почтенного филида, слышавшего поступь богов, скрепляющих миры своими шагами.
   - О, я понимаю, понимаю! - Дагд обратил свой взор в сторону заходящего солнца. Световое пятно едва-едва сузилось. - Это интересно. Очень интересно. Хотите, чтобы я наложил особые запреты, соединённые с невиданной мощью? Понимаю...Понимаю...
   Эхо разнесло: "Не принимаю...Не принимаю..."
   Дагд наконец-то посмотрел прямо в глаза Конхобару. Там, где взгляды их соприкоснулись, воспылало ярчайшее пламя. Образно говоря, конечно, образно говоря. Оба - воин и филид - улыбнулись одновременно. Затем Дагд сделал призывный жест, и Конхобар, сделав шаг навстречу неизбежному, опустился на колени перед Высшим Филидом Дагдом Уп Кумхалом. На губах Конхобара играла улыбка. Согласитесь, редко кто так радостно опускался на колени пред одним из своих страшнейших врагов - дядей, из чьего дома он умыкнул его дочь, а свою жену. Словом, у них были не просто тёплые - пламенные, полностью взаимные чувства...
  
  -- Что ты здесь делаешь? Где мы вообще оказались? - перестав моргать, Олаф нашёл в себе силы заговорить. - Местечко то ещё!
  -- О Везучий, славный своими бранными, - то ли Конхобар не очень хорошо изъяснялся на леферском, то ли изъяснялся слишком хорошо и многое знал, - подвигами! Это столь давняя и долгая история, что мне или придётся затратить на неё всю ночь - или время десяти шагов.
   - И сделай это как можно скорее: смотри, Ричард заволновался. Нехорошо, когда маги волнуются. Это пахнет жареным, - Олаф принял игру в многозначные выражения, предложенную Конхобаром.
   Ричард, действительно, несколько раз взмахнул головой, отчего волосы его разметались по лбу, застя глаза. Магус сидел на лавочке, устремив взгляд свой внутрь, в глубины собственной души. Если, конечно, таковая у него была: сам маг подчас сомневался в этом. Ну откуда ей взяться, если...
  
   Крики, стоны...Мама...Папа...Учитель... Нет, Рудольф ушёл без единого слова. Только взгляд...А может, это неправда? Может, это очередное испытание?...Надо просто проснуться...
  
   Ричард напрягся. Вот оно. Очередной удар. Если он сдастся, если захочет "проснуться" - то потеряет сперва контроль над собой, а потом и самого себя. Так нельзя. Надо бороться! Но чего ради бороться? Почти все, кого он знал, ушли...Только Олаф остался...И то, кто знает, надолго ли? А где книги?.. Нет книг... Некуда скрыться.
   Да, Магус, а точнее, его изнурённый, измученный вид произвели должное впечатление на Конохобара из Альбы. Тот понурил голову и пожал плечами. Со стороны казалось, что это два вулкана пробуждаются от долгой спячки.
   - Вижу, что другу твоему плохо. О, я узнаю его, мага из Лефера! Ричард! Приветствую тебя, мудрец, продающий мудрость свою за деньги! - в голосе Конхобара не звучало ничего, кроме почтения.
   Называя вещи своими именами, воин из Альбы умел сохранять почтение перед собеседником. Все пять зрачков его устремили взгляд на Ричарда, и в каждом читалось уважение. И, кажется, страх. А, нет! То было благоговение, за редкостью в те времена столь трудно узнаваемое. Наверное, оно сохранилось только у народа Альбы да у диких людей.
   Даже Рагмар поймал себя на мысли, что давным-давно не видел благоговения даже орков пред своим шаманом, хотя это было очень удивительно!
   Но вместо этого Олаф и Рагмар, не сго...ну вы поняли, - посмотрели за спину Конхобару, на долину еды и горные кряжи кружек. Или это по мнению наёмника действительно были крошки, или уж такая крошища требовалось воину из Альбы!
  -- Конхобар, я не знал, что средь твоих талантов есть способность говорить о смерти...Или что другое вы там, у себя, именуете Анку?..- Везучий подмигнул герою Альбы.
  -- Это мой последний ужин, Олаф. Я нарушил гейсы...
  -- Что-что? - Ричард говорил так, будто бы одной ногой уже шагнул за край этого мира и вот-вот должен был вступить в другой. - Нарушил гейсы? Святые запреты? И ещё жив?..
   Магус вновь обратил взор внутрь, в былое и думы. Внешний мир перестал его интересовать, раз уж самое загадочное и страшное на свете этом уже свершилось.
   - Ещё...Да-да...Мы говорим "за миг до"...Так вот. Мне осталась половина этого срока. А может, и половина половины...- щека Конхобара дёрнулась.
   И Олаф понял: герой Альбы боится. Боится так, как никогда в жизни...
  
   Дагд воздел руки над главой Конхобара и закрыл глаза, прислушиваясь к поступи богов. Они были где-то далеко-далеко, но приближались, отдаляясь - потому что любой путь приводит тебя к цели, как бы далеко не уводили тебя собственные ноги. Так гласила мудрость, познанная только филидами.
   - Итак, требуешь ты отмерить цену твоей чести? Достоин ли, а? Что скажете, сыны Альбы? - прошептал Дагд, но шелест его шепота был громче самого майского грома.
   - Достоин! - грянуло тысячеустное эхо того грома.
   - Итак, достоин. Что ж. Цену определят для тебя сами боги. Ну а плату...Плату мы подберём вместе. Ибо сила, даруемая вместе с честью, должна быть ограничена, дабы Стража не пришла за тобой и не выстирала кровавую рубаху твою наутро...
   Дагд замолчал, вновь прислушиваясь. Он стоял, неподвижный, и "солнечные зайчики" играли на его лице. Ветер примял траву, которой порос холм, примял легонько так, словно бабочка, опустившаяся на былинку, или шмель, сосущий нектар из цветка. Выший Филид слушал долго, очень долго, и хмурился, всё хмурился...Пока ветер не стих, а на лице его не заиграла таинственная улыбка.
   - Боги положили предел твоей чести, твоему дару, и наложили следующие гейсы-запреты...
  
   Конхобар знаком предложил товарищам по ремеслу - а иной человек разве был бы знаком с Олафом? - занять место за пиршественным столом. Подбородок воина из Альбы, и без того лоснившийся от жира, покрылся новыми ручейками подливы, заставлявшей блестеть свиную ногу.
   Олаф и Рагмар, только сейчас понявшие, насколько сильно они проголодались, тут же покрыли свои подбородки ручейками слюны. Орк, однако, решил понаблюдать за Конхобаром, чтобы определить, к каким кускам мяса тот приложился. Так, на всякий случай, чтобы определить не тронутые ядом...Ну мало ли, вдруг отрава? Кто же знает, что должно следовать за нарушением гейсов? Рагмар ничего не слышал до сего вечера об Альбе, а потому готов был к любому повороту событий.
   Олаф же подошёл к Магусу и положил тому руку на плечо. Ричард ничем не показал, что чувствует прикосновение. Он был слишком далеко отсюда. Лишь тело, бренная оболочка, столь мешавшая магу при общении со стихиями, мешавшая слиться с миром, единственное, что сохраняло его душу в "здесь и сейчас" -осталось здесь. А мылси...Да...Воспоминания бередили его душу. Сражение с наставником подорвало его последние силы. Что-что стучалось в его душу. Но нет, не тьма - то был сам мир. Нечто, называвшееся природой. Ричард усмехнулся бы, если бы был здесь. Если бы...
   - Да. Так вот, - Конхобар закашлял, когда "не в то горло" попал кусочек такой сочной крольчатины.
   Рагмар, чей урчавший живот, разогнал издаваемыми звуками всех диких зверей и пугливых людей на сто лиг вокруг, занял место напротив воина из Альбы. Они вступили в сражение, достойное, чтобы сохраниться в легендах - сражение между альбианцем и орком за звание Высшего...едока Двенадцатиградья. Пока что Конхобар побеждал, но Рагмар не желал сдаваться, атакуя всё новые и новые блюда и чашки.
   - Так вот, - дыхание его наконец-то восстановилось. - Высший Филид...
  
   - О...знаю! Первым запретом тебе налагаю не касаться дев, что дышат восходом, разумея закатом, в ночь погибшей луны. Второй же запрет пусть будет отмщеньем за доброе дело, во имя богов сотворённое. Третий гейс принимай, что ведёт в полночных холмах меж могилами звёзд. Помни четвёртый: никогда ветви дуба не срежь, что в горах народилась. Пятый запрет пусть будет сокрыт на дне океана, рыбой проглочен и вновь возвращён на твердыню. Вспоминай о шестом, что ведёт в страну вечно забытых. Запомни седьмой, запрещающий кровь лить мирскую на заре у вулкана. Сделай зарубку восьмую на память: не въезжай во врата странного дома, не омыв их шалфеем. И последний, девятый: только попробуй ты встать на пути у заклятых удачей, богами и лесом! Только нарушив их все, потеряешь и силу, и жизнь, и надежду, и узришь на рассвете ты Анку, а может, и Стражу!
   Молния вспорола кристально чистое небо и ударилась в землю у самых пяток Конхобара. Если бы тот не стоял на коленях, кто знает, может быть, она прошла бы сквозь шею героя, навсегда отправив того душою в сказания, а телом в глубокую могилу? Но кто думал сейчас о том, восхваляя Конхобара Уп Кумлаха из Альбы, только что получившего самую высокую цену чести, что была дарована за последние три века, а может, и все четыре - сказители потом путались в цифрах.
  
  
  
  -- Забавные вирши...- Олаф, севший напротив Конхобара, поймал на себя его испепеляющий взгляд.
   Воин из Альбы относился к этим словам серьёзнее, чем к чему бы то ни было на свете.
  -- Это древние заклинания филидов. Боги шепчут им эти слова в уши, и должно лишь повторять их должным образом. Но у богов другое, не похожее на наше, разумение, и филиды видят только образы, тени от огня или отражение в воде. Или же очертания облаков, складывающиеся в рисунок. Или морозные узоры на замёрзшей Тропе миров. Все по-разному. Но все видят одно - слова богов, будущее того, кому Ходящие между даруют величие и славу.
   Рагмар лопнул себя по лбу. Он понял! У орков прежде были в ходу подобные запреты, да и сейчас многие их соблюдают, запреты, оберегающие от злых духов. Теперь поведение Конхобара стало ему понятнее.
   - Ты вызвал гнев своих...духов? - покачал головой орк.
   В глазах его читалось понимание и сострадание, которое людям вроде Конхобара было неведомо.
   - В каком-то роде, - кивнул воин из Альбы. - В стародавние времена мы заключили договор с Ходящими невидимыми тропами и той, кого Стражей мы зовём.
  -- Стражей? - переспросил Олаф, оторвавшийся от поедания заячьего рагу. - У вас же так, кажется, зовут Палача?
   Конхобар кивнул, отрывая шмат мяса от свиной ноги. Что-то, а аппетит перед смертью он не потерял.
   Рагмар подумал, что не так должно вести себя перед встречей с духами. Что это вообще такое?
   - Не похож ты на умирающего, разноцветноволосый человек, - покачал головой Рагмар.
   Конхобар пожал плечами. Он сперва хотел что-то сказать, но потом поднял вверх указательный палец евой руки, показывая, что сначала хочет прожевать мясо. Сглотнув и умиротворённо сложив руки на груди, он произнёс:
   - Таково было моё последнее желание, исполненное Анку...Нарушивший гейсы, если то великий воин и герой, имеет право на последнее желание. Отправляясь на тот свет, я хотел бы наесться. Мало ли, что меня ждёт на другом краю Тропы между мирами? Есть, быть может, мне не придётся много дней спустя.
   Олаф рассмеялся услышав рассуждения воина из Альбы. Он не верил ни в тот свет, ни, по большей части, даже в этот. Но смех его оборвался, когда на него неодобрительно зыркнул Рагмар. Зеленокожий оценил предусмотрительность Конхобара. И вправду, пока будешь подниматься вверх или спускаться вниз по Мировому древу, успеешь проголодаться! Умный этот человек, Конхобар.
  -- А теперь...Пока ещё есть время...Я расскажу о том, как были нарушены гейсы-запреты.
   Конхобар прочистил горло и посмотрел прямо в глаза Олафу.
  -- Везучий, ты всегда выбираешься из передряг. Уверен, что тебе ещё многие годы удастся это проделывать. Ты должен будешь найти кого-нибудь из филидов Альбы, тех, кто хранят память о былом. Пожалуйста, запомни мой рассказ и передай его им. Прошу, как воин - воина.
   Воин из Альбы во второй раз за разговор был серьёзен как никогда. Везучий кивнул. Предсмертная просьба собрата по ремеслу - это святое, пусть он даже воевал бы за вражью сторону.
   - Что ж. Пусть филиды назовут эту историю...- Конхобар пригладил волосы (и без того казавшиеся намертво прилипшими к макушке), и взгляд его остановился на обглоданных костях поросёнка. - Да! Пусть историю эту назовут "Поеданием хряка из ...". Как там называют сии края в моей Альбе? Эфель-Туатом? Да! Пусть это будет "Поедание хряка из Эфель-Туата!".
   И смех Конхобара плавно перетёк в рассказ...
  
   То было год спустя после дарования высшей цены чести. Конхобар наслаждался жизнью, полной битв, крови и смерти, - настоящей жизнью воина Альбы. Но едва взор его обращался на женщин, на лицо налетала грозовая туча. В свои двадцать лет он ещё не был женат, а ведь это почти возраст старости! Иногда сознанию его представлялись картины настоящей, самой что ни на есть глубокой старости - сорока лет! О! Кто подал бы ему чашу воды? Ведь вино, наверное, уже нельзя будет пить неразбавленным...И смыл тогда в питии такого вина? Уж лучше воду! Да, родниковую воду Маг Туиред, знаменитой...
   Размышления Конхобара прервал женский смех. И был он столь мелодичен и звонок, что воин принялся озираться по сторонам, чтобы понять, откуда идёт сия музыку жизни.
   На высоком холме по правую руку от дороги резвились, играя в догонялки три альбийских девы. Но, признаться, не видел двух из них Конхобар, ведь взор его оказался прикован к одной, самой прекрасной и статной, облачённой в узкое на талии платье, зелёное, как первая весенняя трава. Доблестный воин спрыгнул с коня и двинулся к тому холму, словно бы притягиваемый невидимыми цепями. На негнущихся ногах, не в силах оторвать своего взора от прекраснейшей из дев, Конхобар приблизился к воплощению своей мечты. Девушки, завидев статного парня, прыснули в кулачки и прекратили играть в догонялки. Они с интересом поглядывали на воина, чей цвет - а точнее, цвета - стали известны во всех землях, где говорили на альбийском или понимали его.
   - Здравствуй, отражение прекраснейшей из Идущих по заокраинным тропам! Скажи мне, как зовут тебя? - спрашивал зачарованный Конхобар.
   Бывшая в те минута - для Конхобара, конечно же - единственной на свете девушка прыснула в кулачок. Её золотистые кудри разметались по лбу при этом.
   - Моё имя уже известно тем, кто меня знает. Остальным же удастся его, только если...- девушка вновь рассмеялась. - Только если отгадает загадку! Но сперва догонит меня!
   И девушка со всех ног побежала в противоположную от Конхобара сторону. Но тот не был бы славнейшим героем Альбы, если бы не мог догнать деву.
   В пять или шесть прыжков он настиг её и, насколько было в его силах, нежно обнял девушку. Он тихо шепнул ей на ухо:
   - Ну так как зовут тебя, о прекраснейшая из смертных? - вкрадчиво спросил Конхобар.
   Она почувствовала его тёплое дыхание у себя на щеке.
   - Имя моё - Амайн, Восточная звезда...
   Девушка смотрела на заходящее солнце. В груди Конхобара кольнуло - то был знак нарушенного гейса...
  
   Конхобар только-только принялся за рассказ о нарушении второго запрета, как свет в зале померк. Только в камине, где жарилась, кажется, самая большая свинья из тех, которую Олаф когда-либо видел (не считая предыдущего бургомистра Лефера), горело пламя. Свет от него, неверный и слабый, оставался единственной преградой на пути тьмы.
   Ричард отрешённым голом прошептал, превозмогая боль:
   - Ну начинается...В этом мире нельзя спокойно умерев, не влипнув в историю.
   - А шаман-то прав, - вторил ему Рагмар, готовясь принять бой.
   Внезапно раздался громоподобный рык...кошки. Мяукающее создание прыгнуло куда-то в сторону. Тут же послышался вздох облегчения - то Олаф вновь поверил в своё Везение.
   И тут открылась дверь.
   Все замерли. Ну, разве что кроме Ричарда Магуса, который и так был бездвижен и флегматичен, как и подобает мастеру его искусства, видавшего все чудеса на этом свете.
   Свет луны проникал в комнату, превращая ее во вместилище ночных кошмаров и неверных теней, подхваченных полночным ветром. Послышался стон деревьев и...стук костей. В дверном проеме возвышалась фигура. Стоявшую спиной к свету, ее невозможно было разглядеть, и оттого становилось еще страшнее. Послышался шелест ткани, и фигура сделала шаг вперёд.
   Рагмар обратился в дикую кошку, замерзшую в прыжке. Олаф занес над головой меч. Ричард соизволил повернуть голову в сторону незнакомца. И только Конхобар оказался невозмутим.
   - Это за мной, - спокойно произнес он. - Как умирать-то не хочется.
   Фигура, шагнувшая в комнату, заколыхалась. Послышался стук костей, и через мгновение незнакомец поднял руки, устремив их в сторону Конхобара. Раздался странный, пугающий, леденящий душу звук...
   Олаф лишь мгновение спустя понял, что то кости стучат друг о друга в немом смехе. Только одно создание могло его издавать.
   Анку, Владыка Троп, что протоптаны мёртвыми, пришёл за своей очередной жертвой.
   Конхобар сделал шаг навстречу смеющемуся одним клацаньем зубов Анку, который все так же оставался пятном сумрака в лунном свете.
   Герой Альбы сделал шаг. Ещё шаг. Смех - то есть клацанье - стал ещё громче, и оттого ужаснее. Шаг - великого воина и победителя величайших бойцов разделял какой-то шаг.Шаг...
  

***

   Ричард ни дня не мог прожить без книги, ведь они были для него лекарством, лекарством от себя и от мира. Древние хроники и трактаты по теории магии возводили невидимый, но прочный барьер. Рухни он - и Магус действительно не смог бы прожить дня. Даже часа - и то не смог бы. Разве что минута...Хотя...Кто знает?
   Библиотека Дельбрюка, богатейшая в городе, а может, и во всём Двенадцатиградье, постоянно питала своей сильнейшей на свете магией этот барьер. Но даже этому богатству положен был предел. Не замечая этого. Ричард продвигался к нему, поглощая один фолиант за другим. Сперва необходимость, постепенно это движение стало жаждой, и снедаемый ею, Магус на всех порах устремился к пределу.
   На этом пути Ричарду повстречалась книга, небольшая, всего-то с кулак толщиной, в переплёте из выкрашенной в насыщенный зелёный цвет кожи. Ни единым камнем обложка не была украшена, даже ремешок, перехватывавший её, поражал своей простотой и неказистостью. Но стоило только открыть книгу!..
   Первая страница была украшена дивными узорами, которые даже специалиста по теории магии повергли в благоговейный трепет. Если бы кто-то из владевших искусством - и проклятьем - сумел нарисовать хоть жалкое его подобие! Никогда бы не удалось победить столь сложное, идеально выстроенное заклинание, сотканное из напитанных мощью изменений узоров. Круги здесь обращались линиями, пересекаемые простенькими крючками, что складывались в буквы, которые...Сложность описания этого рисунка - ничто по сравнению с ним самим! Да! Ричард, наверное, полдня любовался этим узором. Даже много лет спустя он мог вызвать его в своей памяти, но лишь однажды попытался (тщетно) его повторить.
   Но рисунок являлся лишь началом для потрясающе прекрасного путешествия в иной мир, погибший во дни Великой Смуты. Лишь осколки его сохранились в памяти жителей города Альбы. Даже название - лишь отзвук имени дивного и древнего мира, призрак которого поныне жил в преданиях и деяниях...
   Ричард потерял счет смене дня и ночи. Кажется, что-то происходило вокруг, но так ли это важно? Главное - книга, а точнее, то, что в ней хранилось.
   Листы пергамента, немного шершавые на ощупь, открывали врата в новую историю, давали шанс увидеть, и не через замочную скважину, а во все глаза, великое дело древних героев. Верховные короли и жалкие нищие, племена, видевшие рождение мира и ставшие предвестниками его гибели. Уверенные в себе, воинственные женщины - и лукавые, хитрые воины. Боги, жившие до Великой Смуты среди людей, но ушедшие за окоём, Ходящие между мирами. И даже коровы, решение судьбы которых, бывало, оказывалось важнее целого королевства.
   Но позади героя каждой истории нависала тень Анку, приходящего за смертными в их последний час. Потомках великих героев и верховных королей, альбианцам боги даровали возможность видеть Анку. Иные же слышали только стук костей и скрип колёс его ужасной, наполненной трупами повозки. Звук этот - его ни с чем не спутать, стоит лишь однажды его услышать - повергал в ужас альбианцев. И только их герои с радостью слушали его, ведь он был предзнаменованием скорого ухода их к Ходящим-между-мирами и вечной жизни в легендах.
   Едва книга оказалась захлопнута, Ричард застыл в печали. Так продолжалось несколько часов. А после он задумался. Кто же создал это потрясающее творение, и, главное, когда? Ведь альбианцы во всём Двенадцатиградье славились тем, предания их хранят филиды, доверяя не мёртвым буквам, но живой памяти. Может, это обман, и некто придумал все эти дивные истории? Сердце Ричарда попало в оковы, выкованные из самого холодного льда. Нет, этого не может быть!.. Ведь они столь прекрасны!.. Их никто не мог выдумать!.. Никто!..
   Он не успел заметить, как ноги сами понесли его в кабинет Дельбрюка. Магус застал учителя за подкидыванием поленьев в камин. В городе зима объявила о вступлении в права на мир, и тысячи ветров за окнами несли снежинки. Здесь же, в последнем бастионе Дельбрюка, царили тепло и уют. Учитель, в такие дни всегда укрывавшийся в плед, любовался пламенем, поедавшим дрова. Пожирая одно за другим, он требовал новой пищи, подгоняя Дельбрюка потрескиванием. Учитель, кивая, задавал корм огню, и он разгорался всё ярче, согревая кабинет.
   - Учитель...
   Дельбрюк рассеянно посмотрел сперва на Ричарда, посмевшего нарушить идиллию, а затем на фолиант, бережно и нежно сжимаемый Магусом.
   - А, Вы всё-таки нашли мои заметки...

***

  
   - Стой, Конхобар, - голос Ричарда наконец-то обрёл чуть больше жизни, чем человек с перерезанной глоткой. - Это не по правилам Альбы. Анку так не приходит. Вспомни!
   Кажется, даже тень повернула то место, где у неё должна быть голова, в сторону Ричарда. Клацанье зубов ненадолго прекратилось. Тишина - могильная (в самом что ни на есть прямом смысле) - воцарилась в этом зале, который только недавно полнился запахами жареного мяса и возгласами гостей. Герои немой сцены ждали (ждал даже лунный свет, в эти мгновения чуть-чуть ярче), что же скажет Ричард.
   Но тот, выдерживая паузу, мучил присутствовавших, как и положено (хотя в отношении Анку нельзя было сказать, способен ли тот что-либо ощущать).
   - Анку не должны видеть чужеземцы, те, в чьих жилах не течёт кровь Альбы. И если у меня или у Олафа капелька могла затеряться, то уж Рагмар-то, - Ричард не удержался от саркастической усмешки, - может похвастаться чистотой происхождения. Здесь что-то не так.
   Фигура, сотканная из сумрака (и костей, непременно костей, сумраком так не пощёлкаешь) встрепенулась. Лунный свет залил её с ног до головы. Из латанных-перелатанных рукавов балахона торчали кости, жёлтые, желтее сыра, непонятно чем скрепленные. Под капюшоном ничего не было заметно.
   Конхобар вновь обратил свой взор на Анку.
   - А ведь правда, - он поскрёб подбородок. - Клянусь Эртамайном, что приходит в снегопад! Вы не должны были его заметить!
   Анку выпрямился. Похоже, он застыл, поражённый пренебрежением смертных. Благоговейный страх, что он внушал десяткам, сотням, сотням сотен тысяч альбианцев, улетучился из героя Альбы (если когда-то в нём пребывал).
   - Если же вы его видите, значит, это не Анку. Но как же так, если я...Я ведь нарушил гейсы...
   Похоже, что сам Анку терялся в догадках. Фигура заколыхалась: капюшон то и дело поворачивался то в одну, то в другую сторону. Кто бы ни прятался под ним, он явно почувствовал себя не в своей тарелке.
   Первым нашёлся Конхобар. Недолго думая, он просто прыгнул к незваному гостю и схватил его за грудки. Отчётливо послышался перестук костей. Рагмар, знавший толк в костях, готов был поклясться духами-хранителями, что это тазовые кости так стучат. Только у них был столь глухой, протяжный при ударе звук!.. Да, а уж вот если берцовыми...Орк даже облизнулся: ему вспомнились лучшие пиры его родного племени! Вот уж где гуляли так гуляли!..
   Олаф же, чтобы и дальше оправдывать своё прозвище, отошёл в сторонку, готовясь в любой момент прыгнуть под лавку. Мало ли что, знаете ли. Так как он прежде это существо не встречал, то не хотел даже предположить, что за сюрпризы оно может преподнести.
   Анку же...О, Анку!..
   Много позже случай этот войдёт в легенды. Филиды и барды будут воспевать геройство великих рыцарей и талант искусного мага, бой которых вчетвером на одного стал поединком. Славным и страшным поединком, когда сама Смерть убоялась смертных. В реальности же всё было...намного сказочнее.
   Анку вытянул вперёд руку...Старые пожелтевшие кости сложились в кукиш. Ветер (Рагмар готов был поклясться, что поток родился в зале) сорвал капюшон, и на оторопевших героев (растерявших в мгновение ока весь героизм) зыркнула пустота глазниц идеально гладкого черепа. Он был всё того же желтоватого оттенка, который бывает только у старых костей, и от одного цвета этого становится тошно и противно.
   - Анку, - кивнув, заметил Конхобар.
   Он застыл на месте, думая, что же произойдёт дальше. Если верить легендам его народа, сейчас перст указующий должен был испепелить бренное тело героя Альбы. А душа же его, кричащая и вопящая, должна была быть проглочена Анку. После же Костяной человек вернулся в телегу, запряжённую скелетами лошадей, и отправился за очередной жертвой. А один из Ходящих между мирами должен был бы обнять душу и взмыть с ним вверх, к небу, к иным тропам. И там, между мирами, душа Конхобара радовалась свету звёзд и бродила в свите одного из богов, навсегда ушедших прочь из Хэвенхэлла. Только однажды, когда небо падёт на головы смертным, умершие вернутся в столь любимый (или люто ненавидимый, уж кому как) мир. Но это будет уже совсем другая история...
   Сейчас же Анку...
   О, Анку!..
   Он, удовлетворённо кивнув замершим героям, довольный (если судить по торжествующей тьме глазниц) произведённым эффектом, сделал шаг им навстречу. Затем - ещё шаг. Рагмар, ощущая древность и мощь Анку, в благоговении склонил голову свою. Орк умел уважать божественные силы, а потому не мог поверить, что за мгновенье до того поднял руку на саму смерть альбианского народа.
   Конхобар удивлённо вскинул правую бровь, когда Анку поравнялся с ним...и прошёл мимо, дальше к столу. С жутким (по-настоящему жутким, уж поверьте!) стуком олицетворение смерти уселось на лавку и, подперев руками нижнюю челюсть, затихло. Свет померк. Ветер (Конхобар, стоявший практически у самой двери, не почувствовал его дуновения) задул почти все свечи в зале. Анку потянулся за появившейся из сумрака кружке. Густая пенная борода венчала бесхитростный глиняный ободок. Смерть обкорнала эту бороду, припав к кружке. Раздалось жадное чавканье. Так пить можно только в последний раз в жизни. Верно, только так Анку и мог.
   Олицетворение смерти, наплевав на все приличия, рыгнуло. А мгновение спустя из-под гладкого черепа раздался мелодичный напев. Конхобар, подобравшись, прислушался к мелодии...А спустя мгновение подхватил её...
   Чарующая и притягательная, песнь сия рвалась наружу, унося прочь из мира сего, становясь ещё прекраснее оттого, что ни слова не было из неё понятно Олафу и Рагмара. И только Ричард из их небольшого отряда понимал, о чём поют эти двое. Он понимал и - в сумраке то было легко - незаметно для других плакал. Слёзы его двигались в такт старинной песне.
  
   Арфу тронь, филид,
   Жизнью расплатись за стих.
   Все что есть в миру - забудь.
   Только не забудь мой рассказ, филид.
  
   Смех забудь, филид.
   То был древний государь,
   Чьё имя Альба вспоминала встарь.
   Только жизнь его прошла, филид.
  
   И покой забудь, филид.
   Он уходил один, один.
   Средь воронов и костей.
   Он был один, понимаешь, филид?
  
   Ты про кровь забудь, филид.
   Боги звали короля к себе.
   То подвиг был, богов достойный.
   Но где те боги, когда люди мрут, филид?
  
   Ты про смерть забудь, филид.
   Кто король был, умолял.
   Он просил небесных дать земной приют его костям.
   И, не в силах отказать, обрекли его, филид.
  
   Ты про гнев забудь, филид.
   Кто король был, тот восстал.
   Наречённый стражем душ,
   Он остался здесь, средь любимых тропок и долин.
   Понимаешь, кто то был, филид?..
  
   Ричард, не в силах перевести слова этой песни на родной язык, понимал лишь исковерканный смысл сего песнопения.
   Но Конхобар - о, он понимал. А потому тоже плакал. Он оплакивал первого короля древней Альбы, не пожелавшего даже во смерти покидать детей своих. И каждый герой, в чьих жилах текла хотя бы одна кровинка тех, кто шествовал по бесконечным лугам и петлял меж вековечными холмами, понял бы слёзы эти. Понял бы - и зарылся лицом в ладони. Потому что ни один, в чьих жила текла ходя бы одна кровинка той крови, не мог без сердечной боли слушать эту песню...
  

***

   - Лишь одну легенду я не записал сюда. И не жалею о том, совсем нет. Она навсегда должна храниться лишь на устах, ибо пергамент не сможет рыдать, а буквы не смогут дрожать, рассказывая её, - грустно улыбнулся Дельбрюк.
   На столе его лежало одно из тех самых писем. Ещё один из его учеников ушёл в Мир.
   - Что это за легенда, учитель? - Ричард обратилась в стрелу, готовую полететь в заокраинные земли и поразить цель. - Прошу Вас, расскажите!
   - Вы действительно того хотите, юный Ричард? - Дельбрюк скосил взгляд на ещё неоткрытое письмо.
   Зная, что там написан, Рудольф подумал, что сейчас самый подходящий момент вспомнить то древнее предание.
   - Тогда слушайте, Ричард, но обещайте хранить это предание в самом надёжном месте.
   В ответ на немой вопрос удивлённых глаз Ричарда, Дельбрюк прижал ладонь к сердцу. Магус кивнул.
   - Что ж...Храните эту легенду, Ричард. Вы достойны того, чтобы уйти в Мир, вспоминая в свои последние мгновения это предание, столь сказочное и вероятное, что сразу понимаешь - то было на самом деле...
   Верховный король Альбы, собравший воедино все кланы своего народа, страшился за будущее новорождённого государства. Был он уже не столь молод, и, хотя был у него сын, знал, что нелёгкие времена предстоит альбианцам пережить в будущем. Пребывая в тяжких раздумьях, он страшно заболел и слёг. Лекари и филиды - все предвещали, вторя друг другу, скорый конец великому владыке. И вот соседи, давным-давно ждавшие удобного момента откусить кусок землицы от Альбы, подняли головы. Словно сговорившись (а может, так на самом деле и было), они напали со всех сторон. Альбианцы сражались яростнее львов и сильнее обречённого на смерть бурого медведя. Но не в силах они были без своего владыки сдержать вражий напор. Когда плач и стенания донеслись до башни, на самом верхнем этаже которой располагались королевские покои, правитель Альбы пришёл в сознание. Услышав печальный зов своего народа, наплевав на просьбы врачей и мольбы родных, он опоясался мечом. Говорят, что то был волшебный меч, подаренный королю обитателями иных миров, ангелами. И едва коснулся он прохладного металла, как сознание его пронзило понимание: приближается последняя его битва. Но знание это лишь укрепило волю короля, и он отправился на бой.
   Они дрались от заката до рассвета и от рассвета до заката, напоив землю до самых корней древних холмов кровью и болью, но ещё - верой, верой в победу. И они победили. А точнее, просто истребили врагов. А король...
   Он уходил, обессиленный, но победивший. Подарок ангелов словно бы прирос к деснице его. И, превозмогая боль, встречая вечную тьму, он озирал просторы родной страны. Король молил богов оставить его здесь, чтобы даже после смерти хранить и оберегать народ свой. Только-только пережившие Великую Смуту и прибывшие сюда, альбианцы так нуждались в защитнике, который оберегал их даже от страшного Судии...
   И жаворонок, чья голова была увенчана небесной лазурью, уселся на кончик меча Верховного короля Анку. Когда вечная ночь пала на чело его, правитель благодарил богов, внявших мольбам его...
   Дельбрюк сидел под пледом, и слёзы его градинами скатывались по щекам...
  

***

  
   А сейчас плакал Ричард, оплакивавший своего учителя. Наверное, каждый, кто пел эту песню и понимал значение её слов, поминал дорогих людей, ушедших в иные миры.
   Вот и Конхобар плакал...
   А на столе, прямо под черепом Анку, едва заметно расплылись две капельки...
   Из тьмы, что скрывалась внутри Анку, раздалось глухое бормотание на полузабытом древнем наречии Альбы. Знавший перевод песни, Ричард не сумел понять, что значат эти слова - и значат ли что-то вообще.
   Лишь Конхобар встрепенулся, глядя прямо в замогильную тьму глазниц Анку. На лицо героя Альбы накатила серая туча, беспросветная, точь-в-точь одна из тех, что в тоскливом октябре приходят в Двенадцатиградье. Он произнёс несколько слов: видно было, как тяжело они даются герою Альбы, бесстрашно встретившего Анку лицом к лицу и даже поднявшего на него руку. Забирающий души коротко кивнул, а после встал, отчего раздался стук костей друг о друга. Вновь подул ветер, шедший, кажется, от самого Анку. Провожаемый ледяными потоками, он ушёл туда, откуда вернулся. Несколько мгновений раздался скрип повозки и перестук копыт. А после тишина воцарилась в таверне.
   Никто не был в силах начать разговор, а пуще всего Рагмар. Орк, едва Анку скрылся из виду, не переставал читать молитвы духам-хранителям. И что с того, что приходил владыка мёртвых из чужого народа? Мало ли что! Ведь это человеческие земли, а потому их духи обладают здесь силой! Мало ли, унесут с собою, и не видать Рагмару ветвей Великого древа!
   Но, к радости орка, ничего не происходило. Только потрескивали поленья в камине да жир, стекавший с жарившейся туши, шипел, падая на поленья.
   - Страшные дела творятся... - наконец протянул Конхобар.
   Во всех пяти зрачках его плескалась тьма - тьма страха и ужаса. Возможно, впервые в жизни герой Альбы был напуган до смерти. Нет, даже сильнее!
   Первым нашёлся Ричард.
   - Что он сказал тебе, Конхобар?
  

***

   Где-то далеко-далеко, в давным-давно забытых в Двенадцатиградье землях, впервые за тысячу лет встретились двое. Один из них потерял память, другой - жизнь. И только столкнувшись лицом к лицу, один - с крыльями за спиной, другой - с мечом палача (а ведь он был первым среди людей и нелюдей этого ремесла), они обрели частичку себя-белых. Равновесие, впервые со времён Великой Смуты, зашаталось. Хэвэнхелл испугался: сам мир не знал, что же будет дальше...
   ***
  
   Магус вновь почувствовал вкус к жизни: стоило только оказаться лицом к лицу со смертью. Ричард, судивший по собственному опыту, знал, что интерес к внешнему вскоре угаснет. Так что требовалось использовать это время для получения новых знаний. Тем более и книги закончились...
   Герой из Альбы прикрыл глаза и начал слегка качаться из стороны в сторону. Он то ли собирался с мыслями, то ли, напротив, отгонял их. Наконец, Конхобар произнёс:
   - Анку сказал, что мир переменился. Раньше он приходил за родичами своими, дабы уберечь души их от Судии, разившего героев Альбы, - покатав на языке горечь, остававшуюся от древней песни, Конхобар продолжил: - Гейсы были созданы для того, чтоб сохранить для сынов Альбы былое их могущество, обманув Судию. Едва последний гейс окажется нарушен, как за нами приходит Анку. Он забирает нас и передаёт Тем, кто ходит меж мирами. Так души наши сохранятся до воссоединения Неба и Земли. Таков был договор, который заключили Те, кто ходят меж мирами, с...
   Конхобар замялся.
   - Я не знаю, с кем был заключён тот договор. Но мы знаем, что он до сего дня соблюдался неукоснительно, - подытожил герой Альбы.
   Орк почтительно обратился к альбианцу:
   - Неужели за столь короткое время это поведал тебе твой великий дух? - благоговейно вопросил Рагмар.
   - Что? - Конхобар рассмеялся, но смех тот был каким-то железным, ненастоящим, таким, который легко спутать со скрипом уключин. - Нет! Он сказал много меньше и короче. Это я для вас пояснил...И даже так - многое для вас остаётся непонятно...Да...
   - Так почему же он ушёл, демоны нас дери?! - наконец дал о себе знать Олаф.
   Повстречавшийся лицом к лицу со смертью, на этот раз в самом прямом смысле, Везучий вспомнил, что прозвище своё он получил в насмешку. И вправду, счастья от такого везения! А веселее всего было то, что несчастья только начинали сыпаться им на голову...Уж Везучий-то в таких вещах толк знал!
   - Он сказал, что раз уж не смог взять меня с собой, то разрешает ехать на все четыре стороны. Когда договоры забыты, а мир сходит с ума, мой клинок лишним не будет, - ухмыльнулся Конхобар.
   - Так и сказал? - всё так же благоговейно спросил Рагмар.
   Ричард отметил про себя, что вид Анку произвёл на орка более чем огромное впечатление. Духа! Духа он увидел, пусть и чужого народа! Но ведь орки, говорят, постоянно их видят?..
   - Хм, - осклабился Конхобар. - Его слов смысл был таков. Что до того, как они звучали...Мне сложно их передать. Особенно...
   Конхобар подавился смехом. В иное время Олаф засомневался бы, всё ли хорошо с головой героя из Альбы. Но сейчас - какие сомнения?..
   Потом все четверо сидели за одним столом и ели, наслаждаясь трапезой. Даже Ричард почувствовал себя лучше. Видение смерти, видимо, ободряюще на него подействовало. Ещё бы! У него ведь выдастся шанс напоследок выпить доброго эля! Ведь если Анку столь охоч до выпивки, то отчего бы его собратьям по ремеслу быть иными?
   Молчание (точнее, планомерное похрустывание и причмокивание) нарушил Конхобар. Отерев подбородок локтем, он спросил сидевшего по левую руку от него Рагмара:
   - А вы, собственно, куда путь держите? - в вопросе чувствовалось отнюдь не праздное любопытство.
   Но не успел Рагмар и рта раскрыть, как Олаф начал быстро, пропуская многие наиболее интересные места, рассказывать о задании и препятствиях, встретившихся на их пути. Конхобар кивал, а когда повествование оборвалось на описании странноприимного дома, со всей силы стукнул по столу.
   - Готов поклясться, что это Ходящие между мирами послали вас! Этот мир столь скушен! Но с вами, надеюсь, мне станет хоть немного веселее. Теперь в вашем отряде, благодарите богов, величайший из героев Альбы!
   Последнее было произнесено столь возвышенным и совершенно лишённым хвастовства голосом, что невольно верилось: перед вами - герой из героев.
   Олаф открыл было рот, но его - чудеса! - опередил Ричард.
   На его губах играло то, что путём долгих проб и ошибок могло бы стать улыбкой:
   - Если мы только на середине пути, то, похоже, нам обязательно понадобится вся мощь Двенадцатиградья, лишь бы выполнить договор...
   Товарищи по оружию безмолвием поддержали слова Магуса. Конхобар сказал совершенно серьёзно:
   - Я нисколько не сомневался, что смогу почтить ваш отряд своим присутствием.
   Олаф и Рагмар переглянулись. И только Ричард смотрел прямо ...в один из пяти зрачков Конхобара. В глубине души Магуса зародилось подозрение: а не издевается ли неким очень изощрённым образом над ними этот выходец из Альбы, не насмехается ли?..
   Но взгляд каждого из зрачков Конхобара был серьёзен донельзя...
  

***

   На проводы Ричарда собралась вся школа Рудольфа. Учитель положил руку на плечо новому мастеру и подмигнул.
   - Ну что, ученик мой. Теперь Вы готовы бороться за высокое звание мага. Готов к этому?
   Лицо Дельбрюка было абсолютно серьёзным. Но глаза!
   - Готов, учитель. Я знаю, что справлюсь.
   - Хм...Не всегда только знание может спасти. Хотя и наоборот бывает. Хотя...Может быть, однажды Вы это поймёте.
   И вновь тот насмешливый блеск в глазах...

***

  
  
  
  

Глава 7

   Не старайся быть общительным,
   так как не сможешь оказаться и
   стратигом, и мимом.
   Кекавмен
  
   Катерга бороздила самый прекрасный из океанов - воздушный. Сегодня была низкая облачность, а потому пассажиры могли лицезреть ваниль облаков, стелившихся несколько ниже корпуса. Один воин даже приноравливал шест с крюком, чтобы зацепить белый "стручок". Лид только посмеивался над этим незнайством. Ведь каждый выпускник Халкийской школы знает, что облака - это божественное дыхание, а материя дыхания очень и очень тонка, не ухватишь!
   Лид держался в команде особняком, старясь не ронять достоинства придворного. Солдаты ванакта бегали вокруг, дивясь открывавшимся пейзажам: ещё бы, редко кто из них прежде смотрел вершины гор сверху, а не снизу! В этом они выказывали своё происхождение, дети и младшие братья геоморов-земледельцев! Большинство из них ещё неделю назад ходили за плугом, а сейчас носят доспехи и оружие ванакта. Лишь бы их научили как следует пользоваться мечами! Иначе это было бы глупо, тратить столько средств на перевозку "скота для забоя".
   Лид вглядывался вдаль, по направлению полёта катерги. Горизонт в той стороне чернел: признак того, что приближается суша. То была земля Государства, на которую посмели позариться трижды проклятые крыланы. Их давно следовало отправить в худший из миров, на муки, уготованные всем безбожникам...
   Солдат больно ушиб Лида, подбежав к борту катерги. Нахал туго сжимал шест с крюком, которым намеревался ухватить подплывшее совсем близко облако.
   - Деревенщина! - прошипел Лид. - Смотри, куда бежишь!
   Солдат сложился в поклоне и рассыпался в извинениях. Хотя те и были односложны и грубы, но это хоть как-то уменьшило гнев слуги ванакта.
   - Ладно. Позволяю тебе и дальше продолжать свои глупости! - отмахнулся Лид.
   В древности за меньшее такого чурбана следовало отправить на смерть, ослепить или вырвать нос. Но сейчас ванакту требовался каждый воин, а потому верный слуга его не мог быть расточительным. Пускай он и думал, что это дармоеды и лишняя трата драгоценных средств. Сколько библиотек, храмов и дворцов можно было бы возвести, поумерь солдатня свои аппетиты! К чему Государству лишние рты и руки, которые отрубят в первом же бою? А уж какой флот можно было бы оснастить! Все варвары пали бы ниц при одном его виде! Ну да ничего, они преклонят колени пред господином, рано или поздно. Ванакт снова обретёт власть над землями, когда-то отпавшими от Государства.
   Горделивый Нарсес стоял на носу катерги. То и дело к нему подходили вестовые, передававшие сообщения от капитанов эскадры. Если верить передовым кораблям, цель их путешествия была примерно в получасе пути. Эта самодовольная деревенщина, пожиратель морской свинины, скалился и довольно кивал. Даже если боги пришли на помощь Нарсесу, лучше план его нельзя было бы выполнить.
   - Стратиг! Мне не нравится затишье! - донеслись до Аркадия слова кентуриона, обращённые к проклятому зазнайке. - Если бы ванакт дал нам хотя бы двух магов! Я видел их в деле! Но почему-то всех их отозвали...
   Лид не в силах был смотреть на торжествующего соперника, к которому он был приставлен в качестве советника. Сколько напыщенности! Деревенщина! Этот Нарсес даже вслух прочесть двух строк не мог. И что это за манера читать про себя?! Ведь все уважающие себя люди Государства читают вслух! А этот...этот...У Лида - у самого Лида - слов не хватало! Но более всего раздражало, что у Нарсеса дела идут великолепно.
   Аркадий прислонился к перилам. Далеко внизу плескался океан, по чьей глади скользили гигантские тени катерг. Государство шло возвращать отпавшие варварские земли. И что с того, что никогда прежде никто из граждан здесь не бывал? Все земли, населённые разумными (но чаще всего неразумными) созданиями - части Государства, кои нужно принудить к покорности. Виночерпий ванакта испытал горделивый трепет от ощущения, сколько могущественна его родина. Из уст так и просилась песня великого сказителя...
   Но раздался лишь испуганный возглас: катергу качнуло с такой силой, что Лид едва не вывалился за борт. А это - верная смерть. При особой везучести, даже жуткая смерть от падения на какой-нибудь риф.
   Аркадий не успел восстановить равновесие, а Нарсес уже начал выкрикивать команды своим мощным голосом, превозмогавших шум ветра. Виночерпий принялся озираться по сторонам, пытаясь понять, что происходит, - и увидел тёмные силуэты, приближавшиеся со стороны материка. И это явно были не катерги. Враг! Враг идёт в атаку!
   - Приготовиться! За Государство! Мы защищаем честь Государства! А потому мы победим! - то был даже не голос, а глас.
   Даже Аркадий почувствовал прилив сил, но тут же укорил себя за непрошенные чувства. Проклятый Нарсес! Как можно сочувствовать делу этого деревенщины? Нет уж! Лид лучше его знает, в чём благо для Государства, и это отнюдь не успех Нарсеса! Проклятый! Проклятый Нарсес! Аркадий стал ненавидеть его в этом походе ещё больше. Особенно это добродушие, за которым крылась издёвка.
   Шум от суматохи становился всё громче.
   - Эй! Иллюстрий советник! Спрячьтесь в каюте! - один из матросов катерги окликнул Лида.
   Тот решил последовать дельному совету. Аркадий, подхватив края хламиды, чтобы не мешались, поспешил к надстройке, ведущей на нижнюю палубу. Он уже почти добрался до заветной дверцы, как это началось...
   Катергу качнуло - но то был не ветер. Или, точнее, необычный ветер.
   Нос воздушного корабля повело вниз, отчего все, кто успел схватиться за поручни или другие детали катерги, покатились по палубе. Через мгновение новый поток ударил по днищу, - и все как один подпрыгнули. Воздух наполнился отборными ругательствами. Возможно, это оказалось благом - потому что густой от брани, он задержал вражье колдовство.
   Серый вихрь налетел на наполненный горячим воздухом шар, удерживавший катергу в воздухе. Сошедшие с ума потоки кусали пропитанную дёгтем материю, грозясь прорвать её. Раздались взволнованные возгласы. Корабль вновь качнуло - на этот раз то было делом рук самого Нарсеса.
   Тот, ухватившись за руль, поворачивал катергу. Непослушное творение с трудом подчинялось командам. Мышцы на руках деревенщины вздулись, а лицо побагровело. Аркадию страстно захотелось, чтобы этот проклятый человек (человек ли?) сейчас же и погиб от перенапряжения.
   Но через мгновенье стало не до мыслей о чужой смерти - самому бы выжить. А всё потому, что они пришли...
   Даймоны летели по небу цепочкой, и крылья их, одурманивающее белые, сверкали в лучах солнца так сильно, что глаза слепли. Воздух вокруг них сгустился, став более похожим на болотную жижу. А облака прямо под катергами...
   Облака ожили! Небесный снег расступался, и появлялись гигантские птицы. Клювы их, иссиня-чёрные, метили прямо в заполненные воздухом шары. Лид нервно сглотнул: в голове его пронеслось видение их катерги, уходящей в крутое пике и падающей в океан. И даймоны, летающие на своих треклятых крыльях вокруг, поющие победные марши...Не дождутся! Легионы Государства им не победить!
   Нарсес скомандовал к бою, а после навалился всем телом на руль. Катерга, жутко заскрипев (словно разваливаясь), выровнялась. Аркадий ликовал, невзирая даже на то, что было делом рук ненавистного Нарсеса. Пусть! Даже идиоты могут порой делать хорошие вещи.
   По палубе забегали легионеры. Выстроившись на кормовой палубе, заметно возвышавшейся, они опёрли арбалеты о поручни. Дивное оружие Государства, дарившее победы во многих сражениях! Три болта, готовых в любой момент сорваться и ударить в цель. Центральный заряд всегда был снабжён полым наконечником с сюрпризом...
   - Залп! - скомандовал кентурион и подкрепил команду многозначительным жестом, обращённым в сторону даймонов.
   Гигантские птицы вот-вот должны были вонзиться в катергу. Лид уже видел их синие глаза, в которых плескалась ярость. Твари, взращённые колдовством, они обладали зачатками разума...Но теперь уже Аркадию было впору ухмыляться: эти огромные комки перьев вот-вот должны будут испытать гнев Государства!
   Болты пронзили воздушную гладь, распространяя жуткий визг: к их кончикам были привязаны крохотные свистульки, шумевшие в полёте. Птицы на мгновение растерялись: молодые, они ещё не встречались лицом к лицу с мощью легионов.
   А большинство из них больше никогда не повстречается.
   Заряды ударялись в груди, крылья, спины птиц...Вселенная наполнилась страшнейшим на свете визгом, последним воплем сгоравших как факелы живых существ: из полостей в болтах рассыпалось вещество, загоравшееся на воздухе. Птицы рушились вниз, не долетая до океана сгорая дотла. Смрад палёного мяса был сейчас для Лида приятнее аромата розового масла. Губы виночерпия, спрятавшегося за огромным металлическим кольцом, одному из четырёх, к которым был привязан шар.
   Легионеры радостно закричали.
   - Смена! - воскликнул кентурион, и на место бойцов заступила вторая линия, с заряженными арбалетами. Отступившие спешно готовили к бою оружие. - Товсь!
   Легионеры, припавшие на колено и прижавшиеся к поручням. Арбалеты с тремя болтами в каждом. Кентурион в развевавшемся красном плаще - чтоб воины видели издалека, где командир и что он делает. И даймон.
   Человек, за спиной которого выросли огромные призрачные лебединые крылья. Он завис у самой кормы, окружённый сгустившимся воздухом.
   - Залп! Залп! - воскликнул кентурион.
   Даймон только улыбнулся, отрешённо и привычно. Руки его сложились в молитвенном жесте, и его окружило неземное сияние: аврора прорезала небеса, заключив его в объятия. Арбалеты выстрелили, как один. Болты разрезали сверкавшую кромку авроры - и замедлили свой бег. Это больше походило на страшный, дикий сон: словно бы воздух вокруг даймона обратился в густую воду, в которую попали игрушечные стрелы.
   Аврора засверкала ещё ярче. Кентурион вжал голову в плечи. Старый вояка, переживший не одно сражение, он чувствовал: сейчас на них обрушится...
   Даймон разжал ладони и широко раскинул руку. Призрачные крылья встрепенулись. И вдруг острый крюк на лебёдке врезался в воздушный кисель. Металл прошёл сквозь это болото и проткнул тело даймона. Тот удивлённо посмотрел на смертоносный металл и смешно, совсем как ребёнок всплеснул руками. А после лебёдка, напряжённая до предела, рванула крюк назад. Человек с призрачными крылами за спиной рванулся вслед за нею, орошая палубу катерги кровью цвета утренних небес. Завороженный Аркадий проводил взглядом увлекаемого крюком даймона - и увидел катерги эскадры. Подмога пришла! Да!
   Враги истошно закричали, оплакивая утрату, и рванулись изо всех сил. Строй их нарушился, и они принялись метаться из стороны в сторону, уходя от арбалетных болтов и крючьев, выстреливаемых из многочисленных катерг.
   Один из даймонов прорвался сквозь завесу смерти и кинул в катергу сгусток пламени. Лилово-красный шар устремился к своему собрату, наполненному горячим воздухом. Нарсес крутанул руль, и корабль ушёл в очередное пике. Но они не успевали, не успевали!..
   Лид закрыл глаза и зашептал (как ему казалось - на самом деле заорал во всю мощь лёгких) молитву божественному основателю Государства. Душа ушла в пятки. Отчаянно захотелось погибнуть тут же, легко и без боли.
   Тряхнуло. Если бы Аркадию хватило храбрости отрыть глаза, он бы видел, как сгусток пламени прошёлся буквально на волосок от просмоленной ткани и полетел дальше. Едва заметная спираль белёсого дымка поднялась к небу. Жар был столь сильным, что даже без прикосновения вражье колдовство сделало своё дело. Несколько мгновений, и...
   Корабль вновь тряхнуло. Раздался хлопок, а за ним последовал свист устремившегося на свободу воздуха. Лид раскрыл глаза помимо своей воли. Взгляд его упал на Нарсеса, безуспешно пытавшегося удержать бешено крутившийся руль. По палубе забегали люди. Кентурион гавкал команды, но легионеры, почувствовавшие приближение конца, их будто бы не слышали. Со стороны солнца на катергу устремились два даймона, чби лебединые крылья тенью накрыли Аркадия. Он побоялся даже глаза закрыть, и сидел, бессильный от ужаса, запечатлевая последние мгновения своей жизни. Даймоны летели, вытянув впрёд руки и сжав их, словно пловцы. Разве что руки эти оставались совершенно неподвижными.
   Нарсес бросил руль, ставший бесполезным, и с болью глянул на пробитый шар, откуда со свистом выходил воздух. Ткань сжималась, получая жалкий вид сморщенной фиги. Даже кентурион, опытный вояка, и тот перестал кричать: свыкся с мыслью, что скоро помрёт. На лице его, отвыкшем от всех чувств, кроме презрения, злобы и гнева, появилось нечто вроде гримасы сожаления. А в глазах...Жаль, что Лид не видел глаз кентуриона, иначе разглядел бы печаль и боль: не уберёг бойцов...
   И лишь Нарсес нашёлся:
   - Легионеры! Залп по даймонам! Именем ванакта и Государства! - рёв казавшегося богоподобным гигантом человека превозмог свист ветра и шум боя. - Стреляйте! Залп по даймонам! Иначе подохнем в огне!
   Два или три легионера - те, что сейчас застыли у края кормы - помимо своей воли, машинально, вскинули, опёрли арбалеты и выстрелили. Болты понеслись с падавшей в океан катерги навстречу даймонам. Те, набравшие скорость, не успевали остановиться и наложить защитные чары, даже среагировать на залп не успели. Только глаза их широко раскрылись, когда болты влетели прямо в них. Мгновенье - и порошок загорелся, обволакивая людей в пламенный кокон. Два гибнущих факела начали падать вместе с катергой.
   Корабль пока что не обрушился только благодаря запасу воздуха во всё более сжимавшемся шаре. Но, издав последний свист, он отказался служить Нарсесу. И вот тут-то всё рухнуло...
   Они падали. Как показалось Аркадию - целые эоны, в реальности же - считанные мгновения. Грудь Лиду сдавил страх, тело его чуть-чуть приподнялось над палубой, не поспевая за махиной корабля. В ушах дико свистело - даже ветер, и тот решил напоследок поиздеваться над бедным виночерпием. Проклятый Нарсес! Проклятый Нарсес! Проклятый Нар...
   Тело его ударилось со всей дури о палубу, ухнувшую в океан. Катерга в мгновение ока оказалась в самом центре гигантского всплеска. Удар выбил дух из Лида, и дыхание пропало. Внутренности опалило нестерпимым жаром и невозможной болью, и непроизвольно из глаз Аркадия потекли слёзы. Непослушные губы, искажённые и обездвиженные страданием, сомкнулись в немом проклятье Нарсесу.
   Аркадий не слышал треска ломавшихся досок, и лишь когда пальцы его почувствовали влагу, увидел...
   Поперёк палубы змеилась дыра. Доски треснули при ударе, и океаническая вода прорвалась через трюм наружу. Ей ведь тоже, солёной крови мира, хотелось на свободу, к небу.
   Поглощённый и покорённый болью, Аркадий не в силах был даже двинуться, когда волны принялись ласкать его сапоги, а после добрались и до волос, до подбородка...Лид безмолвно прощался с миром, щурясь на солнце, на светлом лике мелькали тени: то катерги Государства бились с даймонами и их прихвостнями.
   Внезапно какая-то сила подбросила бывшего виночерпия поближе к небесам. В ушах раздался голос Нарсеса, которого, похоже, боялась даже морская пучина:
   - Живой! Не трусь, Лид! - расхохотался Нарсес. - Не трусь! Обойдётся всё!..
   Аркадий не захотел, да и не смог бы при желании, высказаться о мыслительных способностях этого деревенщины. Ведь они посреди океана! Катерга уже наполнилась водой, и они вот-вот повстречаются с пучиной...А до берега...
   - Мы прибыли на материк! Ха-ха-ха! Доставили нас сюда! Ха! Сами даймоны доставили! - смеялся Нарсес.
   Выдержка, наверно, изменила ему, и безумие накрыло деревенщину...Лид не был удивлён. На какое-то мгновение (короче жизни прихлопнутой мухи) ему даже стало жаль Нарсеса.
   - Земля! Вон она, земля! - не унимаясь, смеялся командир эскадры, держа на руках Лида.
   Непроизвольно голова Аркадия чуть-чуть повернулась, несмотря на то, что шею будто бы жгли во вселенском горниле. В нескольких локтях от борта...да! Камни! Песок! Они добрались!..
   Тряпьё, бывшее некогда наполненным воздухом шаром, опустилось на воду близко-близко к борту. Казалось, протяни руку - и почувствуешь гладкую на ощупь ткань. А через мгновенье на неё упал сгоревший ещё в полёте даймон. Угольная глыба, он распространял вокруг дурманящий запах победы Государства. Только глаза его, не тронутые всепожирающим пламенем, голубые-голубые глаза безмолвно прощались с небесами...
   Потери были значительны: три катерги сгорели дотла вместе командами. Ещё два корабля рухнули в океан, и лишь пять или шесть человек живыми выбрались из пучины морской. Оставшаяся эскадра получила различные повреждения. Но главное-то, главное было достигнуто! Легионы государства ступили на непокорный материк, который приведут к покорности!
   На берегу за вечер вырос укреплённый лагерь. Стены, выстроенные из кольев, всегда возившихся на катергах, и остатков самих кораблей, должны были послужить защитой от наземных атак. Для защиты от воздуха постоянно дежурило целое звено небесных суден. Нарсес - вот неугомонный! - вместо сна решил проверить сохранность укреплений. Бедного Лида, едва-едва пришедшего в себя после прибытия на новые земли, он прихватил с собой. Мол, свежий воздух лучше всяких лекарств излечит раны!
   Аркадий передвигался, постоянно кряхтя. В боку то и дело болело, а в голове поминутно проносились картины сегодняшней битвы. Катерги, подхватившие выживших после падения счастливчиков, бегство последних даймонов, издававшие предсмертные крики гигантские птицы...
   - Знаешь, о мудрый Лид, что больше всего меня угнетает? - внезапно спросил Нарсес, когда они одолели уже половину пути.
   Стратиг был доволен состоянием укреплений, но тяжкие мысли его угнетали донельзя, Аркадию это было легко заметно.
   - Что, илюстрий Нарсес? - готовый вцепиться ему в глотку, Лид на словах был предельно вежлив и угодлив.
   - Даймоны. Их слишком мало, - сказал как отрезал Нарсес.
   Аркадий возвёл очи горе. О великие отцы-основатели Государства, ну что за дурак? Надо радоваться, что варваров удалось победить столь малыми силами.
   - Они недооценили наши силы. Или не знали о нашем приближении, и сумели стянуть сюда только тех, кто оказался поблизости, - пожал плечами Лид. - Возможно, что у них просто не хватает ресурсов удерживать и этот фронт...Мы всё-таки очень, очень далеко от ключевых провинций...
   Ещё десяток шагов они преодолели в полном молчании. Нарсес думал (хотя Аркадий был полностью уверен в том, что новоиспечённому стратигу думать нечем).
   - Тогда они сейчас уже собрали бы здесь ударный кулак, и нам пришлось бы инспектировать укрепления...в несколько иной обстановке, - недобро усмехнулся Нарсес.
   Этот гигант вообще был очень смешлив и весел в последнее время - и тем самым ещё более противен (хотя куда уж дальше!).
   - О, не волнуйся, друг мой Нарсес, - Аркадий постарался придать голос своему как можно больше теплоты. - Может быть, они не ожидали удара, и отвели все силы...
   - Весь мир, нет, все три мира узнали о наших намерениях. Корабли готовились с такой помпой, а по всему государству рассылалось столько реляций...А ещё мы проходили над самой окраиной их... - Нарсес осёкся. - Временно принадлежащих им наших земель. И всё это время - тишина? Спокойствие? Утренняя атака была всего лишь знаком внимания, но уж никак не тёплым приветствием! Что-то здесь не так. Нашу атаку готовили так, будто бы это торжество!
   - Как и всегда, друг мой Нарсес, - кивнул Лид. - Но мой тебе совет: не делись более ни с кем из придворных этой мыслью. Многие могут донести...
   Нарсес кивнул, но скорее не словам Аркадия, а собственным мыслям. Увалень волновался, это было заметно.
   - Будто бы мы и есть отвлекающий маневр...Но зачем? - слова Нарсеса предназначались никому в отдельности, но миру в целом.
   Мир молчал. Зато ответил Лид.
   - Если так, то ванакт посчитал, что это настолько важная и секретная атака, что даже ты как стратиг не должен узнать о ней, - вкрадчиво сказал Лид.
   Они оказались на самом краю лагерю. В считанных шагах плескалось море, но лагерь от него отделяла стена: даже с воды лагерь должен был быть неприступен. Темно. Безлюдно. Патрулировавшие лагерь легионы - их было видно по огню факелов - далеко. Пальцы Аркадия непроизвольно скрючились, примеряясь к горлу Нарсеса. Но нет. Рано. Лид слаб, а Нарсес, пусть и ушедший в размышления (у этого увальня - и размышления!), - слишком опасен. Аркадию просто не справиться. Рано...Рано...Но вдруг скоро будет поздно?..
   - Нарсес, тогда нам следует затаиться. Подождать, что будет дальше. Нити времени вышьют узор правды, как сказал Первый поэт, - елейно заметил Лид.
   Он, виночерпий и знаток древних авторов, славился при дворе умением вовремя ввернуть красивую фразу. Наверное, за это и ценили. Лид мечтал прославить своё имя, написав хронографию в форме воспоминаний о владыках, во время правления которых он жил...Эх, может быть, удастся поднести ныне правящему ванакту - или следующему...
   - Да, время покажет, - кивнул Нарсес.
   И вновь рассмеялся. Но смех этот полон был сомнений в будущем.
   Лид кое-как доковылял до палатки (коей он был полновластным и единственным хозяином - редкость для походных лагерей Государства!), и уснул, когда голова его ещё была в полёте на полпути к подушке...
   И проснулся, как ему показалось, сразу же - от невозможного грохота и дрожи земной. Весь мир кружился в невообразимом танце, грозя вот-вот перевернуться вверх тормашками. Лид был как никто близок к истине.
   Аркадий - на счастье, не снявший хламиды перед сном - вылетел из палатки. Сотни легионеров обменивались друг с другом недоумёнными взглядами. А земля дрожала, дрожала, уходя из-под ног. Затем - из заокраинной дали - донёсся шум прибоя. Гигантского прибоя. Вслед за ним воздух наполнился звуками труб. Легионерам дали сигнал собраться в поход. Катерги застыли над лагерем, и воины начали спешно туда грузиться. Кентурионы зорко следили, чтобы ни единой пуговицы из запасов не было оставлено. Сыны Государства торопились, но суеты не было. Разве что Лид метался из стороны в сторону, не находя себе места. Он хватался за голову, едва земля начинала вновь дрожать. Наконец, взвалив на плечи приставленного к нему легионера нехитрый (поход, что пделаешь!) скарб из десяти хламид, двух туник, десяти тетрад чистых пергаментных листов и полугодового запаса чернил, Аркадий, вытирая пот со лба, отправился на катергу.
   Едва стопа его правой ноги коснулась верёвочной лестницы, по которой люди забирались на летающие корабли, как раздались ошарашенные возгласы легионеров. Лид повернулся в сторону океана - и, в первый и последний раз в жизни, преодолел тридцать ступенек за одно-два мгновения, а может, и того меньше. Как бы, по-вашему, повёл себя человек, завидя гигантскую волну? Волну, которая - легионеры в том готовы были поклясться - разгоняла кромкой своей облака!
   Нарсес подал руку напуганному до смерти Лиду, помогая забраться на палубу. Аркадий повалился на доски, такие приятные, дарившие уверенность в будущем доски...В это мгновение он готов был расцеловать это творение лучших мастеров Государства, но вовремя себя одёрнул: нельзя проявляться столь бурные эмоции в присутствии черни. Даже в такие мгновения виночерпий ванакта должен помнить о своём положении!
   Гул циклопической волны усиливался с каждым мгновением.
   - Вверх! Вверх - надсадно закричал Нарсес.
   Только быстрый набор высоты мог бы спасти их. Качнувшись, катерга начала подниматься. Корабли двигались к солнцу с разной скоростью. Один даже оказался совсем-совсем низко. А волна-то подступала.
   Наплевав на все (ну, почти) правила этикета, Аркадий вцепился в кольцо-держатель, спасшее ему жизнь во вчерашнем бою. Бывший виночерпий предположил, что лучше старое проверенное средство, нежели безуспешный поиск нового. И, во многом, он оказался прав.
   Приближавшаяся волна казалась с каждым мигом всё громаднее. То, верно, был сам океан, решивший пойти в последний и решительный бой против суши: столько воды просто не могло быть в мире! Глубины должны были быть осушены, чтобы двинуть такую глыбу! А она всё росла и росла.
   Звук ужасного - верно, последнего в истории - прибоя усиливался. Он добирался до самых потаённых уголков души, и заставлял трястись каждую частичку тела от вырвавшегося на свободу страха. Ужас первых людей, сотворённых Отцом ванактов, пред природой дал о себе знать. Даже Нарсес, смуглый Нарсес - и тот побледнел, став белее мела.
   И вот она ударила. Одна катерга, не успевшая набрать высоту, встретила кормой её...Нет, Её - и оказалась проглочена. Больше никто и никогда не видел даже ошмётков корабля. Пучина поглотила корабль с людишками, возомнившими себя владыками Вселенной.
   Пенный гребень прошёл прямо под килем. Лид застучал зубами от сковавшего его ужаса. Даже на молитву сил не было - вид Её сковал его по рукам и ногам.
   А потом Она обрушилась на землю...
   Сметя хлипкие - казавшиеся вечером неприступными - стены лагеря, преодолев береговые холма без малейшего промедления, Она врезалась в горы, отдалённые на две-три стадии от кромки воды...
   Раздавшийся гром ознаменовал гибель старого мира, сотряс небо и самое солнце. Облака прыгнули в разные стороны от вод, разлетавшихся в разные стороны после удара. Лид затрясся всем телом...А, это сама катерга! Аркадий видел, как водит из стороны в сторону корму, а вместе с нею и весь корабль. Мгновение спустя налетел столь сильный ветер, что он разметал в разные стороны волосы бедного ванактова слуги.
   - Повелитель ванактов, сохрани нас! - раздался возглас...
   Нарсеса! Гигант так испугался, наверное, впервые за всю свою жизнь.
   Стало темнее. Грозовые тучи набегали со всех сторон, сгоняемые обезумевшими ветрами. И если Лиду казалось сперва, что качаться сильнее катерга не может - то сейчас он понял, что глубоко ошибался. Борта её так скакали, что ещё чуть-чуть - и вся команда вывалилась бы.
   - В каюты! В каюты! Все в каюты! Рулевой! Рулевой! Остаёшься со мной! Кентурионы! Кто из кентурионов, ко мне! Будем держать поплавок и руль! Ко мне! - раздался трубный глас Нарсеса, тут же проглоченный ошалевшим ветром.
   Лид при всём своём диком желании не сумел разжать мёртвую (кто знает, вдруг и вправду...) хватку, которой он держался за кольцо. Даймоны знают, что там будет в каюте! Но однажды он уже спасся здесь, спасётся и сейчас! Да!
   - Я останусь! Останусь! - завопил он ползущим мимо легионерам.
   Но те словно забыли о его существовании, думая о спасении своих шкур. Это разозлило Аркадия донельзя.
   "Я вам это ещё припомню! Припомню!" - даже мыслей своих Лид не мог услышать из-за воя ураганного ветра...
   Катергу бросало из стороны в сторону. Несколько раз мощные потоки воздуха били по дну, отчего корабль подпрыгивал вверх. Ветер шумел. Сгустилась тьма, черная, как мечта убийцы. Природа ополчилась против рода людского, мечтая убить сынов Государства. Но катерга - катерга держалась. Ни один корабль эскадры не было видно, и Лиду казалось, что они - последние, кто остался в живых в целом свете. Нет - во всей Вселенной.
   Низ и верх обрели один цвет - цвет сердца урагана, против, грязный цвет всех страхов человеческих, поднявшихся из самых глубин даймонова мира. Объединившись, они кусали катергу, заставляя бороться за каждое мгновение существования.
   Ветра, свивавшие смертельные узоры, кидали утлое, такое маленькое по сравнению с целым светом судёнышко вытянутой формы с низкими бортами, специально сделанными для уменьшения сопротивления ветра...Как Лид жалел, что корабелы не пожелали хотя бы до человеческого пояса поднять борта! Доходившие лишь до щиколоток, они не могли принести успокоение и защиту при таком ветре...Спастись можно было бы лишь в трюме, но туда не пробраться! Снесёт! Ураган засосёт внутрь, и поминай, как звали!
   Само время было пожрано чёрными вихрями. Откуда-то из глубины, из темнейшей ночи, выросло ужасное, гигантское пятно...Ставшее затем...Что-то? Вырисовывается...
   Скала! Это скала!
   Лид - дикий взгляд затравленного и обречённого зверя - посмотрел в сторону руля. Нарсес и ставшие его помощниками кентурионы уже крутили его вовсю, силясь победить ветер и облететь скалу...
   Он, прежде виночерпий самого ванакта, живший спокойно (с учётом каждодневных интриг и опасности продегустировать яд конечно же, но это так, это быстро входит в привычку) и даже хорошо, - он с прекратившим бой сердцем взирал на покидавшие тьму каменные отроги, деревья, выкорчёвываемые ветром...
   Гранитный пик, бросавший вызов самим небесам, оказался прямо перед его глазами. Корма. Грань тьмы. Шажок. Ещё шажок. Ветер в ушах. И - пик... Они неслись прямо на него!
   Аркадий вцепился ещё сильнее - хотя мгновение до того считал, что сильнее некуда - в кольцо-держатель. Разум отказался работать и, похоже, покинул ставшее ненужным тело. Сердце же покрылось коркой застывшей боли. Они неслись прямо на скалу. Прямо...на...скалу...
   Он встретил и проводил глазами одинокое древо, дуб, корнями вцепившийся в камень и не поддававшийся урагану. Крона его поравнялась с кормой. Прошла напротив глаз Аркадия. Исчезла во тьме. Лид сглотнул. Он уже успел проститься с миром.
   А мир, столь невежливый, совсем не спешил сделать то же самое в ответ...
   Они летели сквозь тьму. И они были живы. И пусть ветер шумел в ушах, оглушая, пусть ураган нёс их неизвестно куда, - но они были живы.
   А потом...Потом...
   Сквозь казавшуюся непроглядной тьму проступили звёзды. Они становились всё крупнее с каждым мгновеньем - а ещё росли в числе. Не успел Аркадий понять, в чём дело, как звёзды эти, поток серебристых крошек, наполнили собой палубу и воздух вокруг. И были столь дивными и прекрасными эти звёзды, борцы с тьмой, что Лид подумал: то встречает их Повелитель ванактов, спасая от непроглядной черноты.
   Звёзды были повсюду, сверкая даже во тьме внутренним, тёплым, чарующим светом, вселяя надежду и веру: они победят. Они обязательно победят эту тьму!..
   И даже бывший виночерпий ванакта, сам не раз травивший людей и ненавидящий спасавшего его Нарсеса, поверил в чудо...
  
  

Глава 8

  
   Привычно скрипели колёса повозки, потяжелевшей ровно на одного человека. Конхобар предпочитал большую часть времени храпеть и, изредка просыпаясь, жутко рыгать. Олаф, всякого повидавший на своём веку, сам выпивший не одно озеро пива, терзался в догадках: сколько же можно?! Рагмар ожидал, когда герой Альбы проснётся, чтобы подробнее расспросить об Анку и прочих духах конхобарова народа. Везучий удивлялся, откуда такой жгучий интерес у зеленокожего? Последний, однако, не мог ничего вразумительного ответить. Говорил, мол, не хватает у него знания человеческого языка, чтоб объяснить. Командир махнул рукой. Пусть его! Лишь бы орк не позабыл о ратных делах, как Ричард, в погоне за знаниями.
   Кстати, о Магусе. Он пришёл в себя после боя с Дельбрюком - во всяком случае, физически. Что до состояния его духа...В глазах мага чернела пустота тьмы (или, быть может, тьма пустоты?..), а на все расспросы товарищей по оружию он лишь пожимал плечами. Даже книгу любимую - и ту в руки не брал. Олаф более всего беспокоился о своём друге. Да-да, наверное, Ричард был единственным человеком, которого Везучий считал другом - и который дожил до сего дня.
   Повозка поднялась в гору. Приложив ладонь ко лбу, Олаф сумел разглядеть в лучах полуденного солнца располагавшуюся в низине деревушку...Вот именно, что располагавшуюся - когда-то...
   Ошмётки чёрного дыма, поднимавшиеся над головёшками - вот и всё, что осталось от селения. Никого в живых там не осталось: уж Олаф-то знал, как орудуют наёмники...
  

***

   Он был неприметным парнем в их деревне - неприметным потому, что совершенно обычным. Так же играл в шары и бабки, кольца и "сбегай-за-горизонт". Эдвин пользовался вниманием среди девочек своими белокурыми волосами, Эдмунд - хорошим голосом, Бьярни мог поднять высоко над землёй громадный булыжник, а Лейф мог переплыть реку. Вдоль. А Олаф был таким, как все остальные. Может быть, чуть более сметливым и чуть менее наглым, чем все остальные, а потому предпочитал помалкивать да слушать. Когда подрос, помогал отцу в кузнице. Нет, силачом он оттого не стал, но крепкий кулак потом не раз выручал из самых разных передряг. Там же Олаф хорошо узнал свойства металлов, способы ковки и достоинства самого разного оружия. Нет, обычный сельский кузнец вряд ли хотя бы раз в полгода занимался оружием, но их деревня была особой. Он располагалась на самой границе между Глоркастером и Лефером, а потому кто не был здесь вооружён - тот уже не был. Просто, не правда ли?
   День проходил за днём, неделя за неделей, и даже, со временем, - год за годом. Олаф многому научился. И даже, кажется, ему здесь, дома, очень нравилось. Все ребята деревни, чуть им исполнялось лет десять, мечтали отправиться "в большой мир". Собираясь вечерами около костра, они делились между собой мечтами и надеждами. Кто-то говорил, что станет правителем города, а может, целых двух! Кто-то мечтал о полном золотых монет котелке - там, точно-точно, могли поместиться все богатства мира! Кто-то видел себя рыцарем, и чтоб непременно на белом коне (потому что герои всегда на белых конях), и чтоб - взаправду! - верные вассалы за спиной, а впереди вражье воинство, трусливое и подлое. Что враг должен быть труслив, а душонка его с червоточинкой, уверены были все ребята деревни как один.
   И только Олаф видел себя Олафом, тем, кто он есть сейчас. Иного он не желал. Ему трудно было складывать мысли свои в слова, и никак не удавалось объяснить, почему ему кажется это правильным. Кажется - и всё.
   Время проходило. Вот они уже стали совсем-совсем старыми: ребятам стукнуло кому шестнадцать, а кому и все семнадцать! Многим только эту "старость" и довелось повидать...
   Прежние годы выдались на редкость мирными. Вообще, конечно, Двенадцать городов редко воевали (не считать же войной набег десятка-другого воинов на пограничную деревню?), всё больше почитая торговлю. Но той зимой Лорд Глоркастер какой-то-там-по-счету потребовал не распространять на его подданных новые пошлины на провоз зерна. Глоркастерская пшеница славилась по всему Двенадцатиградью, и была одним из средств к существованию подданных Лорда. Городской совет не желал давать кому-либо таких привилегий, а значит, наносил ущерб кошелькам соседей. Бароны, пораскинув в уме, сравнивая затраты на крестьянские рты и потери от пошлин, решили воевать. Оно завсегда так повелось в Двенадцатиградье: прашвая, что знатному дороже, деньги или люди, ты уже заранее знал ответ.
   Война в деревню пришла вместе с отрядом леферских наёмников. Ребята - хотя, наверное, их уже стоило называть парнями - все как один записались в роту. Все, кроме одного - Олафа. Он был вполне доволен жизнью, а уж сколько наёмники заплатили за простую кузнечную работу! Именно к нему - изо всех мужчин деревни - командир отряда сам пришёл, предлагая записаться, повидать мир. Олаф спокойно выслушал увещания, пожал плечами и вернулся к работе. Командир лишь развёл руками, впервые в своей жизни встретив деревенского парня, не желавшего вступить в отряд наёмников. Слава! Богатство! Девушки! Приключения! Кто мог устоять?
   Оказалось, что один всё-таки смог.
   Наёмники - с ребятами - ушли. Памятуя о прошлых войнах, родители ожидали возвращения детей в самом скором времени. Ну обменяются ударом-другим власть имеющие, обменяются, да и вернут парней. И хотя Олафа Везучим назовут много позже, в тот день он заложил основу своей репутации. Глоркастерцы встретили наёмников в двух днях пути от селения. Мощный конный кулак раскатал пехтуру, как валун, покатившийся с вершины горы, - эдельвейсы у её подножия.
   Известие о гибели детей и братьев пришло в деревню вместе с баронской конницей. Они, совсем как наёмники за четыре дня до того, охотно пользовались услугами Олафа. И даже, в знак признательности, не оставили на постой в его доме воинов. Хотя даже в жилище деревенского старосты расположили трёх людей, правда, рыцарей.
   А после заката по деревне пронёсся крик...Одна из местных девушек едва сумела убежать от "благодарного" глоркастерца. За нею погнались сотоварищи обидевшегося на столь прыткую селянку воина. Хохоча и путаясь в собственных ногах - водопады выпитого эля и наливки давали о себе знать - они гнались за девушкой до дома кузнеца. Олаф впустил Изольду, схватившуюся за его плечи и рыдавшую. Глоркастерцы, улюлюкая, рассказывали, что сделают с "непослушной девчонкой". Один из них упал прямо на пороге, а его сотоварищи разразились громоподобным смехом.
   - Ха! Смотри! Деревенщина стоит! Хо! Рожа-то, рожа! Совсем как у молокососов, которых мы недавно прирезали! Ох как они вопили! Ох как вопили! - глоркастерец разразился пьяным, булькающим смехом.
   Кровавым смехом. Кузнец не был бы кузнецом, если бы не держал у самого порога какую-нибудь железку. Прекрасно понимая, что делает, Олаф спокойно взял приставленную к стене кочергу. Конец её был заострён и наточен до блеска - Олаф тренировался в заточке на этой штуковине. Ведь на мечечто тренироваться? Это же легко! А настоящий мастер...Точнее, тот, кто хочет стать таковым - всегда ищет трудности, которые сумеет преодолеть.
   Один удар - прямо в шею. Алой улыбкой растеклась кровь глокастерца. Товарищи его застыли в изумлении. Хмель выходил из их душ, но выходил медленно. Бравые вояки не думали, что кто-то из деревенщин вздумает сопротивляться. Но Олаф никогда в жизни не дал в обиду Изольду, которая так мягко целуется в День встречи весны!
   Ещё один удар. И ещё. И ещё. Четверо глокастерцев устремились на тот свет, улыбнувшись навечно кровью.
   После Олаф много раз слышал, что после первого убийства человека терзают страдания и боль, возможно, много большие, чем "новичок" принёс своей жертве. Названный позже Везучим лишь пожимал плечами при этих рассказах. Враг пришёл. Враг угрожал. Он уничтожил опасность. Наказал обидчиков. Предотвратил насилие. Отчего быть здесь боли? Олаф знал, что в тот раз сражался за правое дело.
   Несколько мгновений требовалось на принятие решения о том, что же делать дальше. Бежать? Но тогда деревню всё равно уничтожат, дабы преподать урок соседям. Броситься в одиночку на глоркастерцев, размахивая кочергой? Или...
   Олаф вышел из своего дома и пришёл на Главное место - поляну в самом центре деревни. Здесь же стоял набат: шест, к верху которого была прибита металлическая пластина. Здесь же лежал молот, которым следовало в набат ударить, что Олаф и сделал. Деревенские высыпали на площадь. Глоркастерцы, туго соображая, что происходит, медлили. Олафу хватило нескольких коротких фраз, чтоб рассказать о произошедшем. А уж когда он бросил в лицо вышедшему из дома старосты командира вражьего отряда - бросил имена ребят...
   ...Лейфа, переплывавшего в мгновение ока все окрестные реки...
   ...Эдмунда, что так красиво пел...
   ...Бьярни, усаживавшего девушек на плечи и расхаживавшего по деревне под радостный визг пассажирок...
   И добавил: "Убил!", - тогда и народ поднялся. Олаф многие годы спустя мог вызвать в памяти картины тех предрассветных часов. Но зачем? Он и так много крови и убийств повидал, да и сам тому способствовал, на своём веку. Все последующие практически слились в одну. Но ту, первую свою настоящую битву, он помнил - но не вспоминал. Просто помнил, храня глубоко-глубоко в своём сердце. И даже под пытками не пожелал бы отдать те воспоминания...
   Тот рассвет выдался кроваво-красным, и в кои-то веки небо и земля обрели один цвет. Глокастерцы, те, кто не стал сопротивляться обезумевшей, разъярённой толпе людей, потерявших самых близких и родных, сидели связанные на той самой "площади". Рядом валялись связанные - смертью, чтоб наверняка - их товарищи.
   Олаф возвышался надо всем этим, и ни капли страдания или сострадания не было в его глазах. Только отражались в зрачках трупы. В то утро он решил покинуть деревню, он, отомстивший за гибель своих ребят, с одной-единственной кочергой поднявший на бой безоружных людей - людей, что перебили бывалых вояк. В то утро судьба в первый раз подарила ему "везение". В то утро он узнал, что все друзья его погибли. В то утро он узнал, что единственный из товарищей своих выжил.
   В то утро...В первый раз...Первый - но отнюдь не последний...
   Он стал воином, совершенно того не желая. И выжил, совсем на то не надеясь. В то утро. Первое - но не последнее...
  

***

   Очередное "напоминание" Конхобара о выпитом прервало воспоминания Олафа. Везучий передёрнул плечами и подстегнул бедных лошадей. Те уже едва-едва передвигали ноги, ожидая отдыхая и хорошенькой порции овса. Командир всё разраставшегося отряда (какой успех! за один день - на треть! то ли ещё будет!) проникся состраданием к бедным животным: в сожжённой деревне вряд ли для них найдётся достойная еда.
   Рагмар нахмурился. Ноздри его, и без того гигантские, раздулись до невероятных размеров, а глаза, наоборот, сузились.
   - Вождь, - вполголоса рыкнул орк. - Вождь, я пойду на разведку.
   Олаф кивнул, одобряя решение зеленокожего. Так и повозка полегчает, и обстановку разузнают. Везучий и сам хотел попросить орка изучить местность: вдруг поблизости ещё бродят те добряки, дотла спалившие деревню?
   В отличие от стародавних времён, сердце Везучего уже не сжималось при виде сожжённого селения. Каждый раз он боялся, что то будет его родное селение. Но со временем привык. Сердце за годы покрылось толстым слоем каменного жира - того самого жира, который не от еды появляется, но от крови...Да и сам Олаф нередко участвовал в поход, который заканчивался на руинах поселения. Но, видят боги, ни разу не брал факел в руки и не поджигал. Это было бы выше его сил. Товарищи же по оружию никогда не требовали этого. Знали. Двенадцатиградье было некоей большой деревней, в которой все мало-мальски интересные люди (и нелюди) оказывались на виду. Пара лет - и вот о тебе слагают легенды, а твоим привычкам подражают. Хорошо, подражают в основным вредным, но да что с того? Олаф же считался довольно-таки известной личностью среди наёмников. И, самое главное, известной как в плохом, так и в хорошем смысле - прозвище его отражало оба этих смыслах, что также считалось редкостью. Точнее, это являлось уникальностью - более никто из наёмников не звался и друзьями, и недругами одинаково. Везучий же...В общем, Везучий был именно таким. Везучим. Очень. Слишком...
   Конхобар снова рыгнул и перевалился на другой бок. Олаф, прежде сталкивавшийся с альбианцем только в бою и на пиру, не ожидал такого вот "мирного времяпрепровождения". В голову закралась шальная мысль: а что, если поведать о такой вот стороне Конхобара его соотечественникам-филидам? Такой интересный штришок к портрету великого героя.
   Ветер переменился, и дым потянул разлапистые объятия к повозке. Оттуда, с холма, доносилось глухое карканье: падальщики водили черные хороводы вокруг руин изобилия. Олаф сжал губы. Он видел - а часто и сам тому способствовал - сотни таких деревень, вставших на пути войны. Все они были столь схожи между собой, что казались отражениями в воде той, родной деревни... Везучий просыпался в холодном поту, боясь, что их отряд окружит его родное селение. И хоть за годы память притупилась, а сотни и сотни похожих друг на друга деревень промчались сквозь жизнь Олафа, он вспоминал родину. На самой окраине, у подножия холма, стояла кузница, на пятачке сходок перевались с боку на бок гуси, свиньи старины Хэма валялись в луже, ловя солнечные зайчики. А со всех сторон слеталось наемное воронье.
   Рагмар скрылся в колосьях пшеницы. Жито нынче уродилось славное, на редкость высокое и золотистое. То-то приволье будет птицам после молотьбы: сколько зернышек им удастся подхватить! Скотине же будет корма на зиму окажется вдосталь, знай только себе уплетай солому вдосталь.
  

***

   Везучий вспомнил, как вся деревня выходила на страду, а он под вечер точил серпы. Кузнец обменивался с ним скупыми фразами. Мастер Вит славился своим немногословием или даже малословием. Да, точно, количество слов, им произносимых, могло сравниться с чьим-нибудь молчанием. Вместо уст говорили его руки. Мозолистые, в ожогах, крепкие руки: по молодости Вит любил гнуть ими подковы, сворачивая в затейливые узоры, а потом успокоился, стал беречь силы на настоящее дело. А тем более к чему портить хорошую работу? Став деревенским кузнецом, он лишь изредка давал волю силе. Как-то раз, поссорившись с деревенским старостой, наговорив лишнего, Вит ходил из угла в угол кузницы. Путь ему преграждали бесчисленные инструменты и заготовки. Заложив руки за спину, мастер бубнил под нос самые черные ругательства и обещал призвать на голову старосты проклятье Горнего духа. И вот, выпалив очередную тираду , уйдя в себя, Вит споткнулся и, ругаясь на чем свет стоит, упал. Бросившегося было к нему Олафа он остановил кивком головы: мол, не мешай, сам справлюсь. И точно, Вит прыжком поднялся с пола и подхватил лом, виновника падения. С торжествующим выражением лица мастер схватил инструмент за концы и напряг руки. Жилы вздулись, кузнец засопел - и металл поддался, складываясь в баранку. Вит, ухмыльнувшись, через мгновение вернул "баранке" былой облик. И еще раз. И снова. В какой-то момент металл не выдержал, и "тесто" развалилось на части. Зато мастер был доволен как медведь, набредший на покинутое коричневой стражей дупло с медом. Кузница вновь наполнилась звоном металла...
  

***

   Да уж! Все окрестные деревни походили одна на другую, как кольца, расходящиеся по озерной глади от брошенного камушка. Олаф готов был поклясться, что крайний дом, стоявший у подножия холма, приходился близнецом его кузнице. Разве что здешняя кузня покрылась опалинами и толстым слоем сажи. Крыша провалилась вовнутрь. Над окнами расцвели черные тюльпаны. Ворона - здоровенная! - сидела на покосившейся двери. Повернувшись боком к повозке, она хитрым и жадным взглядом провожала гостей. Авось сумеет добром поживиться.
   Даже Конхобар, храбрый герой Альбы, прекратил развенчивать легенды о себе любимом и вглядывался в каждый кустик, прислушивался к каждому шороху. Лишь Ричард все так же был погружен в раздумья. Взор его обратился в глубину души, и между магом и миром шел долгий, жаркий и трудный спор. Печать отрешенности лежала на лице Магуса, отрешенности, которая могла обернуться ужасом и смертью для небольшого отряда. Голову Ричард чуть-чуть запрокинул, и будто бы смотря поверх голов и руин. Лишь бездвижный взгляд глаз его выдавал истинную мишень мага.
   Лошади захрапели, отказываясь идти дальше: дорогу преградила обуглившаяся головешка. Олаф почесал макушку, силясь предположить, чем же этот столб...Столб! Точно! Повозка остановилась в считанных шагах от пустыря средь домов. Точно такой же стоял и в его родной деревне...
  

***

   Весной сюда собирались все жители, стар и млад, да еще из окрестных хуторов и делянок стекались охотники, отшельники и бортники. В день, когда зеленеют травы и земля вздыхает свободно, освободившись от снежного плена, люди хотели радоваться и веселиться. Даже нелюдимый старик с Молчальниковой заимки приходил сюда с пучками засушенной рыбы, выменивая их на зерно и кое-какие инструменты. Олаф и Вит - вот с кем он обменивался больше, чем фразой "Мне до этого нет дела". Порой Молчальник оказывался даже словоохотлив, слова тридцать-сорок говорил. Ученик кузнеца все хотел разговорить отшельника, но ему это не удавалось.
   А ведь так интересно! С детства этот человек был чем-то вроде местной легенды, живой легенды. Что там короли древности и герои, жившие в далеких краях! За плечами Молчальник хранил тайну, и ребятня собиралась вокруг него, силясь ее разузнать. Многие готовы были бы отдать самое ценное, что у них есть - медный грош - лишь бы узнать бережно хранимые Молчальником рассказы. Сутулый человек с обветренным лицом, всегда прятавший руки до локтей, какая бы жаркая погода не стояла на дворе, говоривший на диво красиво и правильно, - он предпочитал молчать...
   Но иногда Олаф видел в карих глазах Молчальника блеск гордости и высокомерия. Так мог бы смотреть рыцарь из Глоркастера на вилланов или же купец из Лефера на батраков, пошедших к нему в кабалу.
   Но стоило только Олафу присмотреться, как Молчальник тут же отводил взгляд и замолкал. Он не хотел, он очень сильно не хотел, чтобы люди замечали это выражение. Но почему? Может быть, Молчальник не желал открывать часть своей души посторонним, ту часть, что навсегда осталась в его прошлом?..
  

***

  
   Не успела ворона взлететь над лысиной холма, как Конхобар прыгнул. Жители Двенадцатиградья слышали о том, что альбианцы не совсем люди (а значит, совсем не люди) - но подтверждение тому редко встречали. Сейчас же Олаф получил причину считать так же. О, нет, пять зрачков - это нормально. Но когда человек прыгает подобно лососю, прижав руки к бокам, выгибаясь пружиной и преодолевая расстояние в добрых три-четыре человеческих роста?
   Но Рагмар - и как только успел? - обогнал альбианца. Лезвие именно его топора оказалось приставлено к горлу человека, склонившегося над трупом крестьянина в самом центре пустыря. Человек этот, облаченный в замызганное одеяние, сшитое из десятков потертых шкурок, не успел даже подняться. Он лишь повернул голову в сторону повозки, взглянул на Олафа, и...
   И Везучий остолбенел. Не потому, что незнакомец пустил в ход магию или сглаз, - но потому что он не был незнакомцем.
   Из-под капюшона на Олафа по-орлиному остро смотрели те самые карие глаза.
   - Кто ты? - разом спросили Рагмар и Конхобар.
   Герой Альбы как раз приставил меч к горлу человека, чуть пониже того места, к которому добродушно прижалось острие рагмарова топора. Если бы бедняга дернулся, то его побрили бы до самого позвоночника.
   - Молчальник, - ответил за него Везучий.
   Орк и альбианец разом посмотрели на командира отряда. Где-то в глубине их душ начало разрастаться сомнение в нормальности похода. Странные встречи, собутыльничающий Анку, древний доспех, который нужно провезти через охваченную войной землю. Где-то же должен быть предел уверенности в здравом рассудке, так ведь?
   - Я видел прежде твое лицо, хоть оно и было юным... - задумчиво, но спокойно произнес Молчальник.
   Казалось, что он привычен к опасности побриться насмерть, и клинки к его горлу приставляются ежедневно, настолько невозмутимо он держался. Время не ударило по отшельнику, но лишь прошлось напильником по лицу. Под глазами пролегли морщины, щеки ввалились, посередине лба пролегла "полоска мыслителя". А так - это был все тот же Молчальник, чьи секреты хотела выведать детвора его деревни. Но с чего он забрел в этот край?
   - Ты был подмастерьем кузнеца.
   Отшельник не спрашивал, он утверждал, словно бы предвосхищая возражения и подавляя неподчинение. Да, что-то, а седой великан Время в целости и сохранности сохранил характер Молчальника.
   - Что ты здесь делаешь? - Олаф всматривался в потухшие глаза Отшельника.
   Тот же резко вскинул голову.
   - Ты...ты не понимаешь? - впервые на памяти Везучего у этого человека было удивленное выражение лица.
   Рот его оставался приоткрытым. Взгляд его тусклых глаз скользнул по лицу Олафа и устремился в сторону сгоревших домов. Он прищурился, покатав молчание на языке. Оно было терпким, горьким, и у Отшельника возникло жгучее желание выплюнуть это молчание. Но он держался. Где-то там, в самой глубине его глаз, вспыхнуло пламя. Вспыхнуло - и потухло.
   Внезапно взгляд Отшельника упёрся в Олафа, и тот отпрянул, столь сильным было воздействие этого взгляда человека, видевшего, что там, за окоемом. Олаф не знал, откуда этот взгляд, но знал, что это за взгляд. Он видел такие. Видел. Каждый раз, когда смотрел в глаза Ричарду.
   Отшельник жестом велел Олафу повернуться, и тот неосознанно подчинился: столь властным было это движение, что наемник, привыкший к подчинению генералам, не мог не последовать этой команде.
   - Вот твой дом, - кивнул Отшельник на развалины и развернулся. Он замолчал, сложив руки на груди.
  

***

   В деревне ему больше оставаться не хотелось. Зачем? На его руках была кровь, пусть и захватчиков, но все же...Кровь тянется к крови. Вслед за этими пришли бы другие глоркастерцы. Они могли бы догадаться, что да как. Да и самому Олафу показалось, что лучше отправиться куда глаза глядят.
      Мир за пределами родной деревни не показался ему столь уж чуждым. Олаф нечасто, но все-таки выбирался на ярмарки, праздники, наконец, за болванками в самый Лефер. В городе ему довелось побывать целых два раза, много больше, чем большинству соседей. Может, именно поэтому подмастерье кузнеца выбрал путь к самому шумному месту на свете, место, где его умения могли пригодиться и заработать пареньку монетку-другую. Он перебивался случайными заработками: то коня подковать, то нож наточить, а то и помочь с уборкой урожая. Наконец, истоптав ботинки до дыр, он вышел к воротам города. О, что это было за дивное время!
      Отовсюду стекались десятки, сотни людей! Самодовольные богачи, ушлые торгаши, наивные дураки, - все тянулись в Лефер, и для всех нашлась бы своя судьба в этом месте. Ученик кузнеца предвкушал, как он словит удачу за хвост. Но судьба - она такая, сама берет, что и когда ей нужно, невзирая на мнение смертных и бессмертных. У самых ворот, на виду у скучающих стражей, Олаф поравнялся с глоркастерским рыцарем. Восседавший на приземистом вороном коне, чью спину покрывала цветастая попона, сам разодетый и наряженный, "бла-а-родный" с презрением глядел на деревенщин.
      Ворота были чертовски узкими для такого количества людей и животных, а потому приходилось жаться друг к другу, чтобы попасть в славный город Лефер. Судьба сыграла злую шутку: толпа прижала Олафа к крупу глоркастерского коня-дестрие. Это, видите ли, оскорбило рыцаря.
      - Сотню демонов на твою башку, деревенщина! Как ты смеешь марать попону коня моего? Ты даже подковы его не стоишь! Ха! Этот город еще узнает глоркастерца Чарльза де Баца!
      Олаф засмеялся во всю мощь своих легких, едва заслышав родовое имя выскочки. Смех его подхватила толпа, протискивавшаяся через ворота. Даже осел менялы - тот выделялся круглой шляпой с желтым пером, знаком гильдии менял - заржал, поддавшись общему порыву. Чарльз де Бац представлял собой ужасное зрелище! Лицо его сперва покраснело, затем побелело, приобретя в конце концов цвет проваренной свеклы. Глоркастерец получил ужаснейшее оскорбление, да еще и от кого - от деревенщины! И если равного себе он мог вызвать на поединок чести, то с этим! Этим! Да он же..! Грязь руками..! ... кровь..!
      Ураган вырывался из ноздрей Чарльза. Он выхватил (по правде говоря, с трудом достал из ножен, прижатых еще одним деревенщиной) меч и высоко (если уж не кривить душой, то едва-едва - низко нависавший потолок помешал) занес его над головой.
      - Ах ты ж щенок! Сотня демонов да раздерут твою глотку, а тысяча псов пожрет твое гнилое сердце! Сейчас ты получишь от меня!
      Они выбрались на простор - перед воротами расстилалась площадь, в этот утренний час только-только заставлявшаяся лавками и наполнявшаяся торговцами.
      Теперь-то уж глоркастерцу было, где развернуться!
      - Ага! Ты у меня получишь, собака! - Чарльз торжествующе зарычал.
      Кольца его кольчуги поблескивали на солнце, желто-красный плащ развевался на ветру. Дестрие похрапывал и бил копытом по мостовой, почуяв битву. В горделивой осанке чувствовались десятки благородных предков и тысячи вилланов. Олаф же потихоньку пятился, изо всех сил стараясь не отводить взгляда от беснующегося рыцаря. Он не собирался показать свой страх врагу, родичу, а может, и знакомому тех, кого недавно прибил в деревне.
      Стража не вмешивалась. То ли желала насладиться зрелищем, то ли посчитала месть за оскорбление справедливым делом. Народ улюлюкал, но также хранил нейтралитет. Толпа желала поглядеть на развлечение, столь редкое в этот ранний час.
      Олаф чувствовал себя одновременно и мышью, за которой по пятам следует кошачья лапа, и жонглером. Да-да, тем самым жонглером, что показывает смешные и забавные фокусы, шествуя по туго натянутому канату. Но подмастерье кузнеца не желал ни играть на потеху публике, ни быть пойманным зверем. Наоборот! Это он хотел ловить! Это он хотел, чтобы толпа чувствовала себя плохим жонглером. И потому...
      - Эй! Де Бац! Видать, твои предки любили надавать тумаков слабым, потому и получили столь славное прозвище? Или... - Олаф потер макушку, соображая. - Или это им кто-то по голове надавал? То-то башка твоя скрыта шлемом! Боишься получить по ней? И на безоружного человека лезешь? А? Небось тех, кто под силу...
      - Тех, кто ему под силу, он уже повстречал, - внезапно пронеслось поверх голов зевак и улюлюк.
      Возможно, в первый и последний раз все сословия Лефера и даже соседних городов были едины: все они в едином порыве повернули головы свои на звук. Некоторые, правда, тут же внесли диссонанс, давая дорогу новым жонглерам этой трагедии, и единство рухнуло.
      Меж людей восстала тень. А, нет! Олаф пригляделся, и понял: то был человек в черных одеяниях. Черный плащ, черный камзол, черные сапоги. Подмастерье готов был поклясться, что конь у этого человека должен быть белый. Потому что герои всегда - на белых конях. А этот человек не мог не быть героем, раз он встал на защиту Олафа.
      Люди зашушукались. Правда, при столпотворении шушуканье это едва ли не превосходило гром по мощи. Глокастерец же воссиял, обрадованный.
      - Ага! Я вижу, Вы похожи на благородного! Тем лучше! Смогу сразиться с равным себе! Если, конечно, Вы пожелаете взять под покровительство это мужичье, - де Бац удовлетворенно кивнул в сторону Олафа.
      Подмастерье поклялся добраться до этого "бла-а-родного" и всыпать ему сперва по первое, а потом аж под сотое число. Или сколько там их всего, чисел этих?
      - Сразиться, говоришь? - поцокал языком герой в черном. - Сразиться...Да я тебе просто морду набью, а потом пну так, что ты полетишь в свой Глокастер впереди коня!
      Пока де Бац под дружный гогот толпы приобретал цвет сгнившей малины, Олаф понял: нет, то не герой из сказок пришел, - это настоящий боец явился на его помощь. А это было даже лучше!.. Везучий он все-таки, Олаф!..
      До обретения этого прозвища оставалось всего пять лет...
      Чванливые бароны Глоркастера вновь пошли войной на вольный Лефер. И пришли - к холму между селеньицами в два дома и три сарая Пестовкой и Кватохом. Дальше враг пройти не мог: здесь, на гребне, колосилось только-только собранное воинство Лефера.
      Олаф командовал десятков в отряде Черного Хью. Тот самый герой (а коней он, действительно, всегда белой масти выбирал!) оказался главой отряда наемников. Храбрость и находчивость, талант кузнеца Хью оценил по достоинству, тем же утром пригласив Олафа на службу. У паренька глаза загорелись: еще бы! Даже не повидав города, попасть в ряды легендарных наемников! Не успел Хью договорить, как Олаф уже выкрикнул свое согласие. Черный довольно кивнул. Он любил, когда с ним соглашаются. Несогласных с некоторых пор не было. Во всяком случае, в живых.
      Прошли бои, драки...Многие товарищи погибли, и только Олаф выходил из всех передряг живым и здоровым. Ну не считать же три занозы от щита ранами? Среди наемников стали ходить слухи, что Олаф заговоренный. Но вот беда: на ребят вокруг него удача не распространялась.
      Черный Хью не верил в заговоры, но зато ценил таланты. Разглядев в Олафе дар командира, храброго, готового на неожиданные ходы, он предложил ему в следующем походе возглавить десяток. Поход этот начался тем же вечером, едва городской совет объявил военный сбор.
      Кажется, весь город и окрестные селения высыпали на площади и улочки, махая на прощание бойцам и желая, скажем так, быстро победить зарвавшихся глоркастерцев. Наемники в ответ кричали, что обязательно и так победят, и этак, да еще шпоры сорвут с холеных соседских ног.
      Но удаль - она перед боем хороша. Теперь же, когда вражьи стяги реяли в тысяче шагов, не до смеха и прибауток. Люди молча ждали сражения. Олаф стоял во главе десятка, на правом фланге. Совет командир постановил Черному Хью прикрывать армию от возможного обхода. Здесь, где воины могли руками достать колосья пшеницы, ждали удара рыцарской конницы. Сюда же направили едва ли не половину всех магов, что присоединились к армии.
      Отпустивший усы - так он себе казался мужественнее - Олаф подбадривал Ричарда. Парень, которого он подобрал раненым и изможденным несколько лет назад, теперь должен был защищать его самого магией. Чудные же коленца выделывает судьба!
      - Ну, что, без вертела их всех зажаришь, а? - осклабился Альфред, самый старый и вредный во всем десятке.
      Ему дали кличку хмурый: когда не дрался, Альфред постоянно хмурился. Но стоило лишь замаячить битве! О! Не было человека веселее и жизнерадостнее! Когда у него спрашивали, чего это он так, Альфред крутил пальцем у виска и смотрел вопрошавших как на дураков, а после, подняв все тот же палец кверху, изрек:
      - Так это перед боем меня крутит, все нутро рвет на части, сердце в пятки уходит. Какая уж тут радость? А вот в бою! В бою можно петь! А когда ожидаешь боя - так плакать надо...А я всегда сраженья жду. Это, почитай, все воины знают! Только вы, понимаешь, неправильные уродились! Незнающие! Ну ничего, повоюете с мое...
      Со временем Олаф понял Альфреда. В бою действительно можно петь от радости, потому что знаешь, кто против тебя, а кто вместе с тобой, за твоей спиной. До сражения же...Эх! В мирной жизни всякий может кинжал промеж твоих лопаток оставить!
      Ричард заметно волновался: то было первым настоящим сражением для него. Не считая...Но Олаф любил вспоминать о тех днях не больше самого Магуса. Ученик Дельбрюка находился на взводе по той еще причине, что глокастерцы для него - враги до гроба и после. Убить десяток, нет, сотню, - значит совершить святое дело. Может быть, мир даже отблагодарит его за это! А память...А память перестанет посылать крики...И слезы...И плач...И крики...Огонь...Запах дыма...Прочь!
      Олаф видел, как на лицо Ричарда порой накатывали волны холодного гнева. Глаза сужались, по лбу змеилась полоска, через годы долженствующая стать глубокой морщиной. "Паучьи глазки" залегали в уголках глаз. А еще...
      Олаф такого не видел даже у самых старых (а старыми они становились уже после четвертого или третьего сражения) наемников. Кто-то из воинов напивался, кто-то храбрился, но никто из них в минуты перед боем не походил на средоточие тьмы, на мгновенье обретшее плоть. А Ричард таковым не казался - был. И это пугало Олафа, хотя он и знал, что парень из Магуса хороший, да и силища у него ого-го! На троих хватит Мастерство же дело наживное, вот переживет этот бой...
      Переживет...
      Протрубили боевые трубы. Альфред, стоявший по левую руку от Олафа, запел веселую песенку про трех веселых крестьянок. То был самый верный знак, что битва началась...
      Самое сражение Везучий плохо помнил: оно соединялось в памяти его с десятками, а может, даже и сотнями других (однажды он просто сбился со счета). Но кое-что навсегда резалось ему в память.
      Черный Хью оказался прав: большая часть рыцарской конницы пошла полем. До чего же красиво выглядели рыцари в кольчугах и доспехах, в шлемах с разноцветными плюмажами, а их флажки! Флажки на копьях! От ни рябило в глазах! И всадники эти, словно бы сойдя с витражей, торили путь по колосьям пшеницы. Хлеба проминались под их весом, и казалось, что это корабли торят путь сквозь золотистое море. Лучи солнца отражались от шлемов глоркастерских рыцарей, слепя воинов. Благородным казалось, что весь мир в их власти, что наемники, устрашенные одним их видом, расступятся...
      Но мелодию доблести прервала нота огня и ярости. То ли прокричав, то ли простонав от боли, той боли, что сжигает душу и режет по сердцу, Ричард метнул в поле сгусток пламени. Пшеница занялась от средоточия огня, а мгновением спустя завопил, заживо сгорая, глокастерец. Магус же, не дождавшись, когда первый сгусток найдет свою мишень, отправил навстречу врагам следующий. И еще один. И еще. Он не берег силы. Кто-то подумал бы, что от незнания - и оказался бы неправ. Ричард прекрасно знал, на что его хватит, а на что - нет. Но душа его кричала, голову раздирали крики и шум сгорающих домов, людской плач и хохот глоркастерской мрази. А потому Магус посылал самое простое и смертоносное оружие, посылал и посылал, и огонь становился все жарче, а глаза все темнее, все менее человеческого в них оставалось. И, кажется, последнее улетучилось, когда торжествующая улыбка сошедшего с ума человека озарила лица Ричарда. Улыбка, от которой показалось, что то не пшеница горит, а сверкает снег на горных вершинах - мороз драл когтями спину Олафа.
      А потом рыцари все-таки ударили...Они обрушились на копья, и дестрие, верные дестрие били копытами, пики кололи, топоры рубили, а мечи свистели. На врагов сыпались стрелы из-за спин наемников. А радостный Альфред все громче напевал задорную и пошлую кабацкую песню. Душа его радовалась, а разум забылся. И только Олаф понимал, что происходит, и дрался спокойно, планомерно и хладнокровно. А может, все виной был тот мороз, который схватывал его тело, стоило только взглянуть в пустые чернеющие пустотой зеркала души и на безумную улыбку, лишенную последней человечности...
      Рыцари отступили, и верны дестрие вынесли десятки раненных и убитых к своим. Многие остались, и тех добивали бойцы, чтобы в следующую атаку глоркастерцы не помогли своим. Наступала пехота. Врассыпную, спасаясь от стрел, чтобы перед самым вражеским строем вновь сойтись, шли вилланы. Вновь заиграли трубы - но уже леферские. Черный Хью на белом коне, чью гриву обагрили кровью отправившиеся на тот светы баронские "бла-а-родные", гарцевал на виду у своего отряда. Он давал знать: братцы, я жив, и мы победим! И воины радостно ревели...И только Ричард хранил печаль, ожидая, когда же враг вновь подойдет поближе...
      А еще Олаф помнил закатные лучи, освещавшие сбившихся в кучу воинов Лефера. Они стояли на самом гребне холма. Сотни четыре мечников, с сотню лучников, взявшихся за топоры и молоты, с десяток всадников. Черный Хью пал, сойдясь в смертельном бое с лордом Глоркастером. Противники оказались равны по силам, а потому пали оба... "Бла-а-родные" и не подумали отступать: они желали отомстить.
      Магов ни у тех, ни у других не осталось: все пали. Все, кроме одного. Тут же, по правую руку от Олафа, пошатывался Ричард. Грязное от пыли лицо темнело гневом и самой черной на свете радостью. В сражении он унес столько глоркастерцев, что родственники его должны были порадоваться этакой мести! Магус чувствовал, что это конец, - но не хотел сдаваться. Ни за что. Никогда в жизни он не посмеет убежать от глокастерцев.
      Многие враги пали. Но, ловя последние лучи заходящего солнца, они собирали силы для последней атаки. Их было больше, много больше - сотни на четыре. Остались только лучшие, и потому бой предстоял жаркий и жестокий...
      Оставшийся один-одинешенек из своего десятка, Олаф надеялся унести всю тысячу глоркастерцев лично: у него ведь тоже были свои счеты...
      И потом снова - провал. Крики, кровь, лица, мечи, разорванные накидки и кольчуги, умирающие леферцы, - и Ричард. Облик его волнорезом возвышался над неодолимым потоком времени. Таким же он был и в той битве, гранитной скалой, о которую разбивались вражьи атаки. Казалось, сама смерть вселилась в бренное тело, - иначе откуда у него взялось бы столько сил?! Раз за разом он посылал во врага пламя или лёд, певшие мелодию смерти. И глоркастерцы, казалось, побеждавшие, - эти гордые глоркастерцы откатывались, и потоки их пенились кровью. Леферцы же только теснее становились, готовясь к новому отпору. И так - раз за разом, снова и снова...
      Пламя. Пламя и крик. А после - тишина. Олаф огляделся по сторонам. Вокруг - только тела...тела...Раздавались стоны и предсмертные хрипы. Слышалось карканье воронья, слетевшегося со всего Двенадцатиградья на пир. Никого...
      Никого?..
      Ричард стоял на коленях, и лицо его было закрыто ладонями, сквозь пальцы которых пробивались на свет божий слезы, слезы, прогонявшие тьму. Олаф положил руку на плечо боевому товарищу, пареньку, найденному им несколько лет назад и враз постаревшему лет на двадцать. Ричард плакал. Плакал потому, что иначе не мог...
      Никого не осталось.
      Только двое - и вороны...
  
   Ъ
  
  
  

Глава 9

  
   В этом мире, худшем и единственном, все повторялось. Судьба преподнесла Олафу очередное тому доказательство. Руины! От его родины остались только руины! И трупы...
   Хладнокровный, не побоявшийся ни Анку, ни взятого миром мага, ни лобовой атаки рыцарской конницы, - Олаф плакал как ребенок, а над его родной деревней летало воронье. Своим карканьем черные твари воспевали сытный пир. Но нет!
   - Прочь! Пошли прочь! - заорал что есть мочи Олаф, грозя кулаками небу, полному птиц.
   Его товарищи переглянулись. Рагмар пробубнил себе под нос орочье заклятье от рассерженных духов. Так, на всякий случай. Мало ли кто обидится за угрозы смертного? Духи - они такие. И все же...Ему было жаль, очень жаль Олафа. Если бы становище его племени уничтожили, он бы тоже горевал. А потом пеплом вымазал лицо и отправился бы искать убийц, не умываясь, пока не разрежет на куски последнего.
   Конхобар молча взирал на Олафа. Знакомый ему по множеству битв, человек, которого он мог бы назвать другом, страдал. Но герою Альбы неведомы были душевная боль и печаль. Он сражался, чтобы покрыть себя и род славой и умереть однажды. Зачем еще жить воину?
   Ричард же...Магус просто держал руку на плече друга, не отпуская. Везучий вновь оказался единственным выжившим. Вновь...Только разве это везучесть? Потому наемники дали ему такое прозвище, с двойным дном: олафово везение пахло смертью и отдавалось болью в сердце.
   Молчальник склонил голову. Ладонь его закрыла веки погибшему. И никто, никто на целом свете не видел в то мгновение глаз самого отшельника. А они могли, о, они могли бы многое рассказать о душе этого человека! Но - молчали...
   До самых глубоких сумерек, когда даже звезды, казалось, боялись ночной тьмы, копали могилы. Все, даже Молчальник. И хоть в облике его, даже походке, было что-то аристократически-пренебрежительное, он ни единым словом не противился "черной" работе. И если ворона садилась поблизости от Везучего, он делал все, чтобы ее прибить. Его глаза в те мгновения видели все: они словно горели внутренним пламенем, не красным, радостным, но бордовым, злобным и диким. И от этого становилось страшно даже Ричарду, связанному с иными, куда более ужасными мирами и делами.
   Наконец, в волчий час, когда тело отказывается двигаться, и кажется, что глаза вынули, разрезали на дольки и, перемешав, вернули на место, последний тело последнего жителя деревни было предано земле.
   - Глоркастерцы. Чертовы глоркастерцы, - не сказал даже, выплюнул Олаф.
   Молчальник не мог ни подтвердить это, ни опровергнуть: он пришел в деревню, лишь завидев столб черного дыма над нею. Убийц к тому времени и след простыл. Но Везучий был полностью уверен, что это дело рук глоркастерцев.
   - Надо торопиться, - сквозь зубы процедил Олаф.
   Силы оставили его, даже говорить было трудно, но ярость еще давала возможность двигаться. И если все остальные в отряде - кроме Конхобара, казавшегося неутомимым - не могли рта раскрыть от усталости, то Везучий боролся со сном. А точнее, ярость помогала ему в этом деле.
   - Надо торопиться. Отвезем чертовы доспехи и все. Баста.
   Во тьме ночи пылали его глаза, пылали бордовым пламенем гнева и смерти. Даже Рагмара передернуло: он боялся, что злые духи вселились в Олафа. На всякий случай орк произнес молитву, призывающую духов-хранителей на помощь больному. Пусть они придут, пусть! Хоть бы пришли!.. Духи ненависти присосались к душе вождя: надо отогнать любой ценой! Надо!..
   Сон сморил их прямо там. Всех, кроме Олафа. Он все продолжал бубнить себе под нос и затравленным волком озираться по сторонам, вглядываясь в тени-руины.
   Солнечные лучи долго не могли пробудить небольшой отряд. Только Молчальник проснулся раньше всех, выдернутый из сна вороном, прохаживавшимся по его телу. Первое, что увидел отшельник - черную, повернутую набок голову с гигантским клювом, нацеленным на Молчальника. Руки сами собой заработали, отгоняя птицу.
   Отшельник посмотрел по сторонам заспанными глазами. Вповалку, вокруг небольшого холмика или, даже, крупной кочки, спали наемники. Бывший подмастерье кузнеца даже во сне хранил на устах выражение ненависти, а на лице его застыла маска скорби и боли. Он спал точно так же, как люди в гробах лежат: со скрещенными руками. Конхобар храпел во всю мощь богатырских легких, широко раскинув ноги и руки. Ладонь левой руки его как раз задела подбородок Рагмара. Орк во сне поминутно отмахивался от этакой ручищи (Молчальник готов был поспорить с самим собою, что зеленокожему сейчас снятся огромные черные мухи). А Ричард спал, свернувшись калачиком, постоянно переворачиваясь с боку на бок и бормоча что-то.
   Молчальник поднялся на ноги. Где-то там, за холмами, вставало солнце. Лучи его окрасили багрянцем вершины, отчего изумруд теперь спорил с розой. Где-то неподалеку запели птицы, приветствовавшие утро. Они радовались тому, что жизнь продолжается. Отшельник же понурил голову. Каждое утро он чувствовал себя хуже, чем предыдущим вечером. Ему казалось, что сон, наоборот, выпивает жизнь. А еще...
   Эти глаза...
  

***

   Каждую ночь он видел их. Те кроваво-красные глаза, что сверкали из-под...
   Отшельник затряс головой, отбиваясь от страшных воспоминаний. БлагородныйЈ он бросил и замок, и сытую, довольную жизнь, лишь бы только не видеть этих глаз. Они преследовали его повсюду. А шепот!..
   Вкрадчивое бормотание, что раздавалось в коридорах замка, требуя, моля, угрожая, обещая, суля. Все сразу - и ничего из этого. В какой-то момент оно просто переходило в шелест. Но - шелест этот был много страшнее, чем слова. Он проникал в самые глубины души, заставляя ее скручиваться в клубок и стенать в безнадежной попытке высвободиться. Каждую ночь этот шелест приходил и становился все громче, громче, громче...Неясные картины огромных кораблей, моря, поменявшегося местами с небом, какие-то шеренги, и - ненависть. Даже нет, не так, - Ненависть. Всепожирающая.
   И вот однажды утром, проснувшись совершенно бессильным после ночного боя с шепотом, он сбежал. Он бежал долго, очень долго. Когда силы покинули его, и он упал, то начал ползти. Без сил. Каким-то чудом. Тело само ползло. А он то терял сознание, то вновь возвращался в мир. Ночью тело просто перестало двигаться, и он провалился в забытье. То была первая за многие месяцы ночь, когда он был один на один с темнотой. А утром он почувствовав себя переродившимся. Старое свое имя он пожелал забыть. Но слишком далеко уйти от родного замка ему не позволило сердце. И вот он застыл где-то посередине между свободой и вкрадчивым шепотом, мучаясь, не в силах с собой ничего поделать. Память предков не давала ему уйти далеко, а желание жить не позволяло приблизиться.
   И вот он поселился в этих холмах...
  

***

   - Не спится? - голос Олафа раздался над самым его ухом.
   Молчальник не вздрогнул, даже вида не подал, что голос этот был для него неожиданным. Ведь самое опасное - не слова, а шепот...Шепот...
   Отшельник кивнул, сохраняя неподвижность. Взгляд его уперся в муравейник: обитатели его просыпались, вереницами растекаясь вокруг в поисках пропитания и строительного материала. Вслед за рабочими веером растеклись воины, готовые положить жизнь свои за муравейник и королеву. Молчальник улыбнулся. Ветер зашелестел...Шелест...
   Он резко повернул голову. Долго смотрел на телегу. Всхрапнули лошади. Вновь шелест...Шелест листьев. От сердца отлегло. Воспоминания творили неладное с реальностью. Теперь он боялся каждого шелеста.
   - Ты будешь мстить, подмастерье? - Молчальник прервал свое молчание, не поднимая глаз.
   - Да.
   От этого ответа повеяло замогильным холодным, где-то далеко ухнула сова, возвращавшаяся в гнездо. Рассвет на мгновенье остановил свой поход, испугавшись этого холода. А потом утро побороло мороз смерти.
   - Тогда я проведу вас доброй тропой. Телега, правда, замедлит путь, и...
   - Мы не можем ее бросить, - отрезал Олаф. - Придется идти с нею. Я обещал выполнить задание. Мы отомстим, страшно отомстим, - и неплохо заработаем. Путь наш, верно, рядом проходит...Они ведь каждый замок должны брать под контроль...А путь наш вскоре окончится. Ведь до замка...
   В висках Молчальника заколотило. Он подпрыгнул на месте, прямо в полете поворачиваясь к Олафу.
   - Не надо туда. Не ходите туда. Никогда туда не ходите. Там опасно. Там очень опасно. Слышите? Бегите!
   Только когда Олаф своей железной хваткой попытался убрать ладони Молчальника со своих плеч, отшельник осознал, что вот уже несколько мгновений трясет наемника. Молчальник отпрянул. - Прости, подмастерье.
   Он хрипел: от страха горло его свело, и воздух с величайшим трудом вырывался из его груди. Сердце забилось так громко, что Олафу даже показалось, что он слышит этот бешеный перестук.
   - Прости...Я не могу повести вас туда...Не могу... - Молчальник понурил голову.
   Со стороны казалось, что он сдался, что он слаб, - но это было совершенно не так. В душе его шла борьба не на жизнь, а насмерть. Воспоминания о проклятом шепоте ворвались в его душу, грозясь вовсе уничтожить ее. Липкий страх отуплял, делал отшельника беспомощным. На его загорелом лице проступила испарина, щеки побелели. В глазах застыло выражение ужаса. Сердце забилось еще сильнее, грозясь вот-вот вырваться из его груди. Но он - он сражался. Сражался с проклятым шепотом. С проклятой памятью. Он сражался с худшим врагом - самим собой. Ноги его подкосились, и он повалился на кочку. Верно, он больно ушибся, но разум его закрылся от внешних ощущений. Осталась только борьба, что шла в его душе.
   - Я покажу...вам...путь... - сквозь зубы процедил Молчальник, с величайшим трудом овладев дрожавшим подбородком. Но - только путь. Дальше я не пойду. Не могу я, подмастерье.
      Он вновь поднялся. Весь он, кажется, превратился во взгляд: пронзительный, полный боли, страха, безверия, гнева, всего, что только может породить болезненная душа.
      - Понимаешь ты меня, подмастерье, понимаешь?! - от возгласа этого, кажется, даже муравейник затрясся, лошади всхрапнули, а все участники похода пробудились.
      Ричард, не спавший вот уже, кажется, с самого первого лучика солнца, теперь мог разлепить глаза и больше не разыгрывать дремоту. Он мог в оба глаза смотреть на отшельника. Что-то знакомое повеяло на него. Что-то чересчур знакомое...и страшное. Но...Странное дело, не сам Молчальник был источником того странного дуновения, но не что иное. Ричард терзался попытками разгадать, что же такое происходит. Он пытался пробудить в душе воспоминания, хоть мало-мальски похожие на испытываемые им теперь. Ричарду казалось очень важным это узнать, понять, вспомнить...Но только казалось, что ответ найден, как он тут же ускользал. И вот это более всего раздражало Магуса, привыкшего находить ответы на любые вопросы. Почти на любые.
      - Понимаю, - Олаф отвел глаза, не в силах выдержать на себе этот пронзительный, полнящийся страданиями взгляд.
      Везучий понимал, о, как он понимал...
     
   ***
      Они шли пятый, а может, даже и шестой день. Эти восходы и закаты, холмы и низины, слились в одну линию, кроваво-красную линию. Олаф стряхнул с себя дрему рутины и оглянулся по сторонам. Кристофер плелся по левую руку. Рана на его левой руке кровоточила, накрывая алой пеленой давным-давно не сменявшиеся повязки.
      - Ты чего с телеги-то сошел? Ложись, - буркнул Олаф.
      Он хотел было вспылить, да сил не было. Они отступали долго, а потому и молча - сил не было говорить.
      - Лошадь сдохнет от тяжести и голода, кто ж тогда потащит...
      Кристофер не договорил: незачем. Оба понимали, что к чему. Там, на рогоже, валялся в бреду Ричард Магус. В том бою...А, красивое слово для резни! Глоркастерцы кружили дня два. А потом - ударили со всех сторон сразу. Бой шел стенка на стенку, а точнее, больший круг на меньший. А тот становился все уже, уже, уже...Олаф ударился спиной о спину Кристофера. Это значило одно: скоро конец. Командир попрощался со своим бойцом, бросив ему короткое: "Там встретимся!". Кристофер буркнул: "Встретимся...", - а конец фразы потонул в звоне клинков и треске щитов.
      Но тут Ричард поднялся. Он казался выше любого из людей, а может, даже и нелюдей, которых только рождало Двенадцатиградье. Лицо его было лишено последней кровинки, и потому белизной могло поспорить со снежными пиками гор. А глаза...Глаза...Два солнца пылали, грозя смертью всему живому. Огонь и вправду снизошел в этот мир, полившись с кончиков пальцев на глоркастерцев. А потом пришел рев, страшный рев разгулявшегося пламени...
      Все эти дни Ричард не приходил в себя, едва не убив в той безумной атаке. Только благодаря его вмешательству удалось победить вражеское войско. Это была атака обреченного, едва не отправившая Магуса на тот свет. Но с того предзакатного часа каждый из выживших воинов оказался должен исхудавшему, странному магу своей жизнью.
      - Не дойдем, командир, - внезапно прервал молчание Кристофер.
      Он всегда предпочитал говорить правду, распивал ли кислое пиво в кабаке или докладывал городскому совету послание от Везучего.
      Олаф посмотрел на Кристофера.
      - Мы не можем не дойти, Кристофер, понимаешь? - Олаф в ту секунду казался старше на двадцать, а то и тридцать лет, выглядя совершенным стариком. - Мы не можем...Мы должны...Мы - дойдем!..
     
   ***
      В глазах Кристофера он увидел свое отражение. А сейчас - отражения того отражения в глазах Молчальника. Олаф, Везучий Олаф, который выживал всегда и несмотря ни на что, знал, о чем говорит такой взгляд. И он прекрасно понимал отшельника.
      - Понимаю. Что ж. Даже знание пути - это уже половина победы, - кивнул Олаф.
      Установилось полнейшее молчание. Кажется, что даже муравьи замерли, чтобы узнать, как же поведут себя эти страшные гиганты дальше.
      Голос Конхобара ворвался в тишину и разорвал ее на мелкие клочки.
      - Надо двигаться! Впереди нас ждет великий подвиг! Да! Мой народ будет веками слагать песни о погоне за напыщенными красно-желтыми плащами! За славой! За славой!
      Он ревел изо все сил, только чтобы прогнать сумрак. В первую очередь - из своей собственной души...
      Молчальник вел отряд через бурелом, каким-то чудом отыскивая тропы, по которым могла пройти телега. Изредка он поглядывал на небо, будто бы к чему-то прислушиваясь, замирал. Когда же проходило несколько мгновений, то он облегченно вздыхал и шел дальше. Ричард старался следить за этими движениями. Каждый раз Магус ощущал дуновение того странного ветра, то знакомое, очень знакомое, но забытое движенье...чувство...что-то... А потом вновь знание исчезало, улетучивалось, пропадало. Кажется, знание это шелестело, да-да, шелестело, глухо так, практически неосязаемо, невнятно. Но Ричард понимал, что это - шелест, шепот листьев.
      Магусу все, что с ними происходило с самого отъезда из Лефера, казалось донельзя странным, даже, может быть, невероятным. Будто бы пелена упала на их глаза, их души. Они все шли и шли вперед, к своей цели. По представлениям Ричарда, оставалось два, много, три дня пути, и все должно было окончиться. Они получат свои деньги, и...И пойдут мстить. Короткими же тропами, по которым их вел Молчальник, они могли добраться даже раньше. Да...
      Рагмар вглядывался в каждое дерево, которое оказывалось у них на пути. Он боялся, что здешние духи разозлятся, не дадут им дороги, закружат и отправят в путь по Великому Древу. А там он, может, и повидает своих предков. И особенно отца, своего великого и славного отца, который покрыл славой весь их род. Отца, у которого родился такой недостойный сын. Орк стиснул зубы: всякий раз мысль об этом позоре заставляло его сердце сжиматься от боли и исторгала вопль ярости. И потому приходилось стискивать клыки, только чтобы не огласить мир этим ревом: говорят, что орочий крик может разбудить все девять нижних миров да еще с пяток высших. А сейчас, в этом лесу, будить духов было бы самым последним делом.
      Ветки бились о борта повозки, но колеса скрипели, лошади ржали, уставшие, наверное, даже мечтать позабывшие об овсе. Несколько раз телега подпрыгнула на кочках, и бока ящика больно уперлись в ребра Ричарду. Но Магус, кажется, не обратил на это совершенно никакого внимания. Он продолжал ловить тот ветер, что приносил шепот, ветер, шедший от Молчальника. И с каждым мгновением, которое приближало их к обратной стороне холмов, сомнения только росли в душе мага. Он оказался не в силах разгадать эту загадку, что только сильнее раздражало Ричарда. Все проблемы, история предыдущих дней поблекла, но в огне сомнений только сильнее разгоралась эта загадка.
      Наконец, когда солнце уже вот-вот готово было скрыться за горизонтом, вдалеке они увидели тень. Большую тень, рвавшуюся к звездам. Молчальник, едва завидев ее, весь сжался. Ричарда вновь коснулся тот ветер, что нес в себе эхо далекого шепота. Неужели этой тайне суждено было остаться неразгаданной?
      - Пойдем с нами, - помимо воли произнес Магус.
      Он страстно желал раскрыть эту загадку!
      - Нет, не просите, - всем телом задрожал отшельник.
      Никто не видел его глаз. Никто, кроме орка, хорошо видевшего в темноте. Рагмар разглядел в этом взгляде невероятный, невыразимый ужас. Да! Он помнил это выражение! С таким отец его уходил!.. Отец!..
     
   ***
      Великий шаман племени Агмар, что значит "Знающий духов", взволнованно клацал клыками. Так он делал всегда, когда предстояло тяжкое испытание. А вот сейчас он начал дергать большим пальцем правой руки левый верхний клык. Это значило высочайшую степень взволнованности, далее которой он никогда не забирался. Признаться, никто бы из племени и не пожелал бы того.
      Костер в священном месте был собран. Хватило бы одной искры, чтобы запалить кучу из сушеной мяты, которой были накрыты ивовые прутики. Через мгновенье дым обволок бы шамана и его сына, Шаглока. Тому исполнилось четырнадцать зим, срок, когда проявляются способности говорящих с духами. Агмар в глубине души боялся, но ждал этого момента. Никому из шаманов племени, а тем более ни на что не годному ученику Гнаару, великий шаман не доверил бы провести ритуал. Да! Именно он увидит, сколь велика сила Шаглока. Да, да! Увидит!
      Далеко-далеко завыл на луну волк. Духи дали знать, что пора приступать.
      - Пора, - рыкнул Агмар, жестом приказывая сыну сидеть смирно.
      Живой и пышущий силой Шаглок с трудом повиновался. Он столько времени ждал этого ритуала! А что, если придет сильный дух, и нужно будет защитить отца? Ведь никому, кроме Шаглока, это не под силу! А у него ноги затекут, и он не успеет подняться? Что тогда? Ведь дух!.. Дух!..
      Но когда Агмар начал напевать древнюю песню призыва, ударяя по барабану в такт, Шаглок успокоился. Звуки голоса отца успокаивали, убаюкивая, и казалось, что ничего плохого не может произойти...
      Слова Агмара вырвали Шаглока из забытья:
      - Приветствуй его! Тебе оказана честь, сам Три Белки пришел к тебе, хранитель наших лесов! - голос великого шамана был торжественным и торжествующим. - Приветствуй! Поклонись ему!
      Шаглок непонимающе принялся озираться по сторонам. Вокруг было так же пусто, как и прежде: только он, костер и Агмар.
      - Но...кого, отец? - с надеждой на понимание обратился к Аглоку его сын, надежда и опора.
      - Как? Не шути со мной, Шаглок, - багряные в отблесках пламени брови шамана поползли вверх. - Вот он, Три Белки, стоит пред тобой во всей силе!
      - Я...никого...не вижу, отец... - слова эти выходили из горла Шаглока с великим трудом, со свистом, со всхлипываньем.
      Он почувствовал, что подвел отца.
      - Ты...не видишь... Не видишь...Ты ...не шаман... - с неизбывной горечью в голосе произнес Агмар. - Не видящий духов...Мой сын...не видящий духов...
      Великий шаман обратился к пустоте.
      - Прости, что потревожил тебя, Три Белки... - и через мгновенье добавил: - Нет-нет, все в порядке...Такое бывает...Да...Бывает...Бывает...Бывают не видящие духов...бывают...
      С той самой ночи Агмар замкнулся в себе. Он почти утратил интерес к жизни. В племени поговаривали, что он теперь постоянно общается с духами, обсуждая судьбу их народа. А еще - жалуется на своего сына Шаглока.
      Гнаар же похихикивал себе в кулачок и приговаривал: "У Агмара сын Рагмар, у Агмара сын Рагмар...У Видящего духов сын, духов не видящий...".
   Шли зимы. Людей становилось все больше, а зверя - все меньше. Духи разозлились на племя, и многие подозревали, кто стал тому причиной. Шаглок никогда, ни разу не почувствовал, что Агмар укоряет его. Нет, отец стал с той ночи еще заботливее. Он возился с ним, как с тяжело больным, но любимым родичем. По старым законам такого следовало бы оставить в густой чаще с каменным топором. И, наверное, многие согласились бы в этот раз исполнить закон, но кто посмел бы? Агмар, несмотря ни на что, пользовался уважением племени и всех соседей на многие переходы по всем окрестным ветвям Великого древа. Духи все так же послушно являлись на его зов, словно бы чувствуя пламя в шамановой душе. Он все чаще стал пропадать в лесу, взывая к старинным друзьям. Говорят, что из самого сердца леса раздавались слова на чужих языках, что раздавался на верхних или нижних ветвях Древа. И произносил их не только Агмар...
   Но вот люди вконец обнаглели. Они принялись устраивать набеги на стоянки племени. Наглы, глупые людишки! Так кричали орки, в ярости бросаясь на захватчиков и разрывая им глотки топорами. Стрелы заслоняли солнце, кора деревьев окрашивалась алым, а все зверье на тьмы шагов окрест разбегалось. Даже онтоксы, владыки чащоб, прятались на самом дне своих нор, дрожа всем телом. Луна светом своим озаряла покрывшиеся трупами поляны. Люди отступали. Сперва орки праздновали каждую победу. Прошел полный оборот светила вокруг Древа - и победу встречали молчанием. Десятки, сотни трупов чужестранцев оставалось в чащобах - но меньше становилось и орков. Умирали самые храбрые, сильные. Тех же, кого не оставишь за спиной в охоте на онтокса, - оставалось все больше. Племя слабело.
   Агмар почти не покидал заповедных полян. Днями напролет он беседовал с обитателями иных ветвей Великого древа, а порой пропадал на половину, потом - на целый оборот Луны. Поговаривали, что он летает на своем нетопыре к иным ветвям, ищет пути к великим безмолвным предкам. Они жили высоко-высоко и все-все видели. Миновали тьмы оборотов вокруг Древа, и Великие предки разучились рыдать, - сколько много горя они видели на своем веку...Они отвернулись от всех племен, и редко-редко, в годину самых страшных испытаний, приходили на помощь. Старики хранили легенды о том, как тьму тьмущую солнц и лун назад Великие предки пришли на помощь племенам. Великое древо затрясло, ветви его запылали, оно затряслось от боли, и земля разверзлась. Зверь пропал, а падавшая с неба грязь закрыла его толстой черной коркой. Духи сошли с ума, никто - а тогда все орки способны были взывать к иным ветвям - не мог с ними заговорить. Но прошло время, и немногие счастливчики научились общаться с обитателями Древа. Говорят, что в тот день Великие предки оплакивали судьбу зеленокожего народа, пролив океаны слез на искалеченную землю. Черный панцирь разбился, и вода проложила себе новые тропы. Но сердца Великих предков были разбиты, и они больше никогда не общались с правнуками.
   И лишь единицы из зеленокожих хранили преданье, что Великие предки вновь придут на помощь к своему народу. Стоило только найти ветвь, на которую они взобрались, дабы не видеть опаленных страданьем земель. Тот, кто умеет говорить с духами, однажды найдет заветную ветвь, сокрытую высоко-высоко, и Великие предки, вняв его мольбам, ответят на зов.
   Агмар верил в эту легенду. Да и как не верить? Духи с высоких ветвей, бывало забредавшие в эти края, говорили о чем-то...О чем-то особом. Далеко-далеко, высоко-высоко, был кое-кто. Или были кое-кто: Агмар не взялся бы сказать наверняка, что понимает такие нюансы духовой речи. Так вот, этот кто-то мог обладал поистине великой силой. Духи - духи! - страшились говорить о подобном.
   И разве большого труда стоило бы Великому духу подарить волшебное зрение одному-единственному орку?.. Разве это было так много?..
   А потому Агмар искал. Он искал везде-везде, подымаясь все выше и выше. Но подъем давался нелегко. С каждым разом силы его таяли. Сперва впали щеки. После - исчез блеск из глаз. Вскоре Агмар перестал ходить без посоха да руки поддержки Гнаара. Ученик, казалось, проникся невероятной заботой к стареющему на глазах учителю. Он сопровождал его везде и всюду. Все привыкли к тому, что по правую руку от Агмара, восседает ли тот на совете племени или вгрызается в вареную оленину, непременно стоит Гнаар.
   Привыкли все - но не Шаглок. Это Гнаар был виной прицепившейся к сыну Агмара кличке. В племени почти никто не звал его за глаза Шаглоком. Да и не верил сын шамана, что шамана ученик обладал чистой душой. В глубине бегающих глаз Гнаара застыла тьма, которой ничего не стоило вырваться наружу. Глазки-то и бегали потому, что Гнаар желал сокрыть эту тьму. Но она нет-нет, да проявлялась. А если пожирает глаза - значит, душа уже обглодана или не составит труда ее обглодать. Сын шамана всеми силами боролся с "тенью" своего отца, но оказался бессилен.
   Нет, отец ничего не говорил. Но просто... Просто шаману в делах нужен тот, кто умеет говорить с духами. Гнаар - мог. Шаглок - нет.
   Едва желтизна покрыла листья, а луна пошла на новый оборот, как люди обложили лес со всех сторон. Племя долго отступало, пряталось в чащобах, но не проходило и дня, когда вражьи отряды больно кусали зеленокожих. Как-то утром, на рассвете, несколько сотен белокожих прорвалось между двумя стойбищами. Соседей разделили, ослабив их вдвое. Орки ударили, Шаглок шел в первых рядах.
   В это время отец общался с духами. Он провел всю ночь и все утро, блуждая меж ветвями Великого древа, в поисках. Бой шел у самой кромки поляны, на которой в полузабытьи сидел Агмар. Крики сражавшихся и звон мечей не могли вернуть шамана на эту ветвь.
   Бой приблизился к самой поляне. Шаглок не знал, что отец сейчас там...
   А когда увидел, как над седой травой занесли серп, он рванул вперед...
   Шаглок отбросил одного белокожего, буквально нанизав его на острый сук. Второй повалился на пожухлую траву: воздуху не уже никогда не было суждено пробиться к его горлу. Третий просто прыгнул в сторону, спасая собственную шкуру.
   А четвертый...
   Шаглок оказался за его спиной.
   Отец поднял усталые глаза, на глади которых серели ветви Великого древа. Он смотрел не на белокожего - только на сына. В глазах его была печаль. Агмар знал, что не успеет найти предков, а значит, сыну никогда не увидеть...Никогда...Не увидеть...
   Гладь его глаз покрылась рябью слез. Рябью - но не слезами.
   Серп срезал седую копну.
   Белокожий успел раньше зеленокожего. И с того дня Шаглок навсегда, за глаза и в глаза, стал Рагмаром, - ведь ему больше никогда не суждено было увидеть духов. Отец погиб, и другого учителя ему не надо...
   Отец ушел...Ушел?.. Нет, он уходил, - каждую ночь, каждый день, каждое мгновение, оборот за оборотом, - уходил всегда и везде...

***

  
   ... с такими же глазами, как у Молчальника. А потому Рагмар понял все, или почти все. Сейчас это было не так уж и важно.
   - Не просите больше, чем может дать человек, - устало произнес орк. - Ему проще душу отдать, чем вернуться в те края...Не просите...Он просто не сможет дать больше. Не сможет...
   И столько проникновенной понимающей печали заключалось в словах Рагмара, что никто не посмел задержать отшельника. Тот скрылся в зарослях, - но на прощание поклонился зеленокожему. Признал равного в темноте, меж людей. Орк кивнул.
   Молчальник пропал, и вскоре даже ветви перестали шуршать, скрывая путь отшельника.
   Его проводили молчанием. Никому не хотелось говорить, да и не требовались слова. Может, потому этого человека так и прозвали? Кто знает...
   Все то же молчание сопровождало отряд в их нелегком пути. Вперед шел Рагмар, как единственный, кто видел в темноте. Нет, конечно, луна и звезды дали свет, но...Вы пробовали идти через какой-никакой, а лес, в ночи? И не просто идти, да тянуть за собой повозку с тяжелым грузом? Рагмар, наверное, отдал бы все, что имел (кроме жизни и оружия), тому, кто справился бы лучше него. Поминутно кто-то из отряда злобно ругался (когда вполголоса, а когда и во всю мощь легких) на ударившую по его лицу ветку. Боевой задор быстро улетучивался, и вновь молчание напрашивалось к отряду в попутчики.
   Орк представил, какой шум они создают в ночи: громыхающая по камням повозка, топающие, то и дело восклицающие бледнокожие. Окрестные духи слетелись сюда давным-давно, Рагмар готов был бы поклясться в этом. Сейчас они, верно, сидят на ветвях деревьев, плывут по лунным дорожках или шагают по следам живых. Но что делать?.. Движенье лучше ожиданья. И пусть они немного устали...
   Орк в очередной раз нагнулся, чтобы вынуть камушек из сапога...Спина ныла донельзя мерзко и больно...
   И пусть они до смерти устали, останавливаться здесь, посередине неизвестных земель, значило бы гневить духов предков. А это куда опаснее всех смертных врагов, вместе взятых!
   Кусок черноты закрыл собою звезды и луну. Рагмар поднял глаза. Так и есть: замок. Замок рос прямо на глазах. Силуэт его возвышался над долиной, пугая и зачаровывая одновременно. Духи протянули лунную дорожку от шпиля на донжоне до наглухо запертых ворот. Казалось, это не замок даже, а его призрак, порожденный играми здешних хранителей, заманивающих отряд в ловушку.
   Рагмар поежился. Впервые за многие годы ему стало по-настоящему страшно. Неужто здешние духи брели рядом, нагоняя страх на его душу, высасывая храбрость и оставляя пустую, трусливую оболочку вместо сердца?..
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Глава 10

  
  

На меня он смотрел снизу вверх; будучи еще частным человеком, был предан мне, как раб, и воспользовался

от меня кое-какой помощью, а взойдя на престол,

этого не забыл, так чтил и любил меня,

что даже вставал при моем приближении и отличал

меня больше всех из своих близких.

Но это просто пришлось к слову.

Михаил Пселл

   Куда добирались даже двое сыновей Государства - там уже простиралось Государство. Здесь же, на изломанном циклопической бурей берегу, окапывался целый легион. Пусть неполный, пусть потрепанный, пусть уставший, - но легион. На холме, что возвышался посреди окрестных земель, вырастала целая крепость. Сновали легионеры, неся на собственном горбу колья, - их потому и прозвали онаграми-ослами. От усталости многие из них уже готовы были выть по-ослиному, но - Нарсес.
   Он был везде и всюду. Помогал выкапывать ров, устанавливать частокол, ходил с веточками лозы в поисках воды, высыпал песок, перемешанный с галькой, на складской пол, перебирал чечевицу. Иные дивились, как только он не пал мертвым от усталости. А Нарсес улыбался, назло всем невзгодам. Даже Лида он удостоил улыбки: поймав полный страданий взгляд Аркадия, он воскликнул:
   - Эй, иллюстрий Аркадий! Радуйся! Живы!
   Нарсес ударил себя по ляжкам, заливаясь от смеха, и тут же поспешил дальше, подхватив кожаное ведро с песком. Пусть твердыня станет крепче, больше, сильней!
   Лид возвел очи Повелителю ванактов.
   - Хранитель Государства, ну за что мне это все? За что?!
   Сердце и душу виночерпия жгла горечь утраты: в ночь Великого шторма (легионеры успели так прозвать то невообразимое светопреставление) неведомо куда делось ложе Аркадия. О, сколько мягки были его подушки! Как прекрасны сны, навеваемые шелковыми простынями! Как прелестно было вдыхать аромат роз и фиалок, дремля на благословленном ложе! Но - оно пропало! Исчезло! Оно пропало невесть куда! Запрятанное в самую надежную каюту катерги, оно не могло вывалиться за борт или провалиться сквозь иллюминатор: для того ложу пришлось бы сжаться вдесятеро. Лид мог с уверенностью указать на виновника пропажи. Проклятый вор улыбался, бегая от легионера к легионеру. Кулаки Лида сжались.
   - Проклятый вор, - прошипел он себе под нос.
   - Многоуважаемый Лид! - донесся оклик даймонова вора.
   - Да, иллюстрий Нарсес! - раздался наполненный радостью ответ ванактова виночерпия. Черной радостью. - Я к твоим услугам!
   Нарсес как раз возвращался со стройки, взвалив на себя пустые бурдюки.
   - Мне нужны твои знания, - смотря вперед, не поворачивая лицо к Аркадию, сосредоточенно говорил стратиг. - Найди место, где должна быть вода. А если наткнешься на ручей - я до самой смерти буду слагать энкомии в твою честь! Во дворце ходили легенды о твоей учености. Она пригодится н...
   Впервые за все утро Нарсес осекся, но тут же продолжил, как ни в чем не бывало:
   - Нашему Государству. Не помирать же нам от жажды, в самом деле? - донеслось издалека.
   Стратиг скрылся меж легионерами, сновавшими туда-сюда.
   Аркадий услужливо поклонился и побрел прочь от лагеря. Отойдя на почтительное расстояние, в локоть или два, он начала бубнить себе под нос, то и дело озираясь: не следует ли по пятам за ним проклятый вор?
   - Энкомий он сочинит...Да он речи в честь Государства не сумеет сложить! Ха! Даже первый месяц обучения в риторской школе пройти не сможет! Энкомии, значит, до конца жизнь будет складывать! Энкомии-то! Этот пик, - Аркадий воздел палец к небу и тут же опустил его вниз, изобразив в воздухе вершину треугольника, - человеческой мысли!
   Лид обожал повторять-дожимать удачные фразы. Так на состязаниях борцы выжимают воду из губки, обращая ее в бесформенную, обезвоженную кучку. Из живой губки.
   Аркадий не заметил, как ровная долина сменилась холмами. Покрытые буйным кустарником, они уходили далеко-далеко, насколько хватало глаз. Повсюду виднелись поваленные Великим штормом деревья. Выдернутые с корнем, разорванные свихнувшимися стихиями на части, - они тянулись, насколько хватало глаз. Лид замер, взирая на это зрелище. В груди сами собой рождались стихи, посвященные увиденному. Грандиозная картина поруганной природы.
   Аркадий взмахнул рукой:
   - Энкомий желал бы я сложить..!
   И слово замерло на его устах, так и не родившись. Его ладонь покрыло серебристое пламя, становившееся все ярче и ярче.
   - Ы-ы-ы! - только и смог выдавить из себя Лид.
   Он пал на землю, со всей дури шлепая ладонью по земле, надеясь затушить пламя. Но оно разгоралось тем ярче, чем громче были его крики. Виночерпий уже взвыл от ужаса и...боли??? Боли не было! Только саднили пальцы от ударов о землю. Лид это прекрасно почувствовал. Когда-то в детстве он обжегся, играясь с пламенем факела, и с тех пор ужасно боялся огня. Аркадий помнил ту боль, троекратно увеличивавшуюся в последующие дни. Ожог ныл, вся рука пылала от малейшего прикосновения, будто бы в ней просыпался даймон огня, переселившийся из факела.
   Осознание холодным потоком прожгло всю душу Лида. На руке - на его руке - пылало то самое призрачное пламя! То, что ожило в ночь Великого шторма! Но как?
   Огоньки затухали и гасли один за другим. Вот над средним пальцем показался едкий дымок, над большим, над безымянным...Рука стала чистой...Ну, то есть как - чистой? Ванны не помешало бы, конечно. С лепестками роз, с благовониям... Но пробудившееся любопытство заставило позабыть Лида даже о самом насущном.
   Аркадий долго, невероятно долго разглядывал ладонь, поворачивая то так, то эдак. В воздухе еще витал даймон серебристого пламени, распространяя странный запах. Пахло горелой пылью и немного - можжевельником, уж виночерпий-то знал. Во дворце благословенного ванакта он слыл первым знатоком ароматов, за что его в свое время и произвели в виночерпии. Да! Владыка весьма ценил его замечательный дар, и Лид до невозможности гордился этой благосклонностью. Придворные дамы, бывало, обступали мастера, давая ему на пробу то эти духи, то другие, а подчас...
   Лид отмахнулся от картин памяти, любованию которыми он в иное время предался бы на много часов. Не сейчас. Новое знание манило его, заставляя позабыть - пусть на время - все на свете.
   Аркадий снова повернул руку. На большой палец село какое-то насекомое. Большое, больше пчелы, с полосатым, желто-черным, брюшком, оно деловито прохаживалось взад-вперед. Лид попытался смахнуть надоедливое существо, и тут же мизинец ожгла невероятная боль. Полосатая пчела ужалила виночерпия и полетела прочь. Виночерпий разозлился, принявшись поминать трижды проклятые земли...И пламя снова возгорелось над его ладонью. Лид замер - несмотря на боль (о, сколько труда, сколько невероятного труда это ему стоило!) - и улыбнулся. Легонечко так, одними краешками губ. Похоже, он начал понимать...
   И пламя загорелось в глазах Лида, да такое, что пылавшее на его руке было лишь тенью, жалкой предположенной тенью...
   Только к закату виночерпий вернулся в лагерь. Он выглядел сосредоточенным, чего никто из выживших припомнить не мог. Даже Нарсес, нередко встречавший виночерпия при дворе, удивился такому преображению собрата по несчастью. Удивился - и тут же забыл об этом:
   - Ты нашел ручей? - былому выспреннему обращению и след простыл. Здесь, на другом конце мира, так и не ставшего бесспорной собственностью Государства, было не до придворного церемониала. - Нашел?
   - А, что?
   Аркадий словно бы ударился в невидимую преграду и широко раскрыл глаза, пытаясь ее разглядеть. Наконец, увидев Нарсеса, он кивнул:
   - Да, нашел...Много ручьев течет через холмы, там, - Лид качнул головой. - Хорошее место.
   - Покажешь? - Нарсес придавал большое значение воде, а потому еще стоял на месте. Дивное дело! - Другие разведчики пока не вернулись, вдруг так и не найдут воду?
   - Да, конечно, славный Нарсес, - лицо Аркадия приобретало прежнее выражение.
   Даже опытный придворный не сумел бы поспеть за метаморфозой. Вся фигура виночерпия приняла самый подобострастный вид, чело склонилось в поклоне верности, а руки сложились на груди, в складках одежд, отчего кончики пальцев нельзя было разглядеть.
   Ткань хорошо скрывала едва теплившийся серебристый огонь.
   Нарсес удовлетворенно кивнул и, подхватив огромный булыжник, пошел дальше:
   - Возможно, завтра мы перенесем лагерь поближе к воде. Даже здесь, в десяти локтях от берега, мне не по себе...- без тени смущения произнес стратиг. - Только бы шторм не повторился...
   Эти слова донеслись из-за спин легионеров. Вскоре и сам Нарсес затерялся где-то вдалеке. Мгновение спустя перед Лидом выстроилась дека легионеров. Легконогие жители славных равнин Каподистрии, они веками верно служили Государству. На их быстроту и выносливость можно было смело положиться.
   - Иллюстрий Лид, стратиг просил указать нам путь, - обратился к Аркадию смуглый децемвир каподистрийцев.
   Виночерпий присмотрелся к облачению децемвира. На его голове, как влитой, словно бы по нему сделанный, сидел шлем с тремя алыми рожками. На потрепанном оранжевом плаще с синим подбоем красовались "тысяча" - точно такие же алые рога. Точнее не рога, а цифры. Цифры великого Государства. Это же милленарий!
   Командир разведчиков понял немой вопрос виночерпия, прочтя по удивленному взгляду.
   - Да, иллюстрий, ванакт одарил меня званием милленария, властного над тысячей воинов. Я до сих пор властен над тысячей - тысячей душ. Тела же их где-то глубоко-глубоко на дне океана на окраине чужого мира...- страх зародился в глубине зрачков милленария, и он тут же закивал головой. - То есть части великого Государства, которое мы вот-вот завоюем.
   Лид прекрасно помнил, какое столетие подряд повторяется это "вот-вот", а потому он не наказал милленария. Тем более он мог послужить его плану, плану...Аркадий нахмурился: так бывало, когда голова его на пределе возможного. В ней с трудом, подгоняемый всеми силами Лида, зарождался план. Очень сложный, но жизненно важный план.
   - Не бойся, милленарий, со мной ты можешь быть совершенно откровенен. Я прекрасно понимаю, каково это - жить вдалеке от родных равнин и домов-гор.
   Каподистрия, расположенная на равнине, граничила с плоскогорьем. И вот на этой-то границе каподистрийцы в незапамятные времена прорубили дома-лабиринты, дома-пещеры, по мнению одних, и дома-дворцы - по мнению других. Круг последних (удивительно, не правда ли?) ограничивался самими каподистрийцами, и то не всеми.
   Милленарий одобрительно кивнул. Кто прозывал так обители его родного народа, сам мог к нему принадлежать. Остальные разведчики позволили себе только улыбки: субординация, знаете ли.
   Аркадий махнул рукой:
   - Следуйте за мной, давайте отыщем воду для нашего славного стратига Нарсеса, - Лид постарался, чтоб эти слова звучали как можно более добродушно. Пусть в лагере думают, что Аркадий всецело поддерживает вездесущего везунчика. Пусть. Все течет, все меняется. И только Государство с четырежды благословенным ванактом стоит нерушимо.
   По пути к заветному ручейку виночерпий властителя тысячелетнего Государства болтал без умолку с каподистрийцами. Когда требовалось, он мог балагурить, шутить, казаться своим человеком. Именно казаться, а не быть, - своими Аркадий не считал никого. Каждый, кто попадал в орбиту его зрения - ступенька. Чем выше по рангу человек - тем выше ступенька. Мир людей, если так взглянуть, взглянуть из глаз Лида, - донельзя простой. То тут ступенька, то там. Имей только силу, сноровку да храбрость взобраться повыше - и взберешься, ничего сложного.
   Только вот храбрость - она ведь разного рода бывает. Есть храбрость воина, храбрость художника, храбрость поэта, даже храбрость висельника, а есть храбрость совсем другого сорта. Второго.
   Серебристое пламя пылало в глубине глаз Лида, и никто, никто его не видел.
   Когда он и каподистрийцы достигли ручья, Аркадий успел стать другом и даже наставником разведчиков.
   Лид взобрался на ступеньку.
   Утро нового дня легионеры так и не встретили - потому что самого утра не было. Небо заволокли гигантские черные тучи. От них, а точнее, от тех воспоминаний, которые они пробуждали, людям становилось не по себе. Нарсес, первым заметивший даймоновы облака, почувствовав их еще во сне, приказал сниматься с лагеря и переходить на те холмы с поваленными деревьями. Удаленные от берега на добрых двадцать ванактовых стадий, достаточно высокие и пологие, они прекрасно подходили для новой стоянки. Люди надеялись, что недолгой. Скоро новые катерги прибудут, скоро государство откликнется, скоро все закончится, - даже проклятый сезон циклопических штормов. Нарсес был един в этой мечте, но, кажется, одинок в понимании всей ее призрачности. А потому вдесятеро стремительней ходил меж легионерами, выворачивал колья, тушил костры, укладывал паруса катерг, разбирал самострелы, молился добрым даймонам о даровании доброго пути...
   Он был везде и всюду, каждому он подавал руку, для каждого находил слово поддержки. Лид ненавидел этого паяца все сильней и сильней. Выскочка! Из-за этого проклятого выскочки он оказался за милленнии ванактовых стадий от ставшего родным дворца. Аркадий от всего сердца (быть может, впервые в жизни) молил Повелителя ванактов избавить бедного, несчастного Лида от четырежды проклятого Нарсеса. С каждым словом безмолвной мольбы становилось все труднее удерживать на ладонях серебристое пламя. Оно должно было дождаться своего часа.
   Едва из земли был выдернут последний кол, налетел пронизывающий до костей ветер. Он обжигал воздушными плетьми, подстегивал бегущих во всю прыть - несмотря на тяжесть поклажи - сынов Государства. Порывы, несшие на себе соленые брызги, жалили бедных людей. Небо стало еще темней, и чернота проникла в души каждого из легионеров. И только вокруг Нарсеса, казалось, еще теплились лучики света. Он старался, как мог, распространить их среди спешивших изо всех сил людей, но...Нарсес не был ни Повелителем ванактов, ни самим ванактом. Он был простым стратигом. А потому не успевал, просто не успевал.
   Лид бежал, как никогда в жизни, подгоняемый ветром. Уста его, прежде источавшие рассказы и преданья о былых временах, осыпавшие придворных дам комплиментами, теперь превратились в глотку. Из нее вырывались только сипение и свист: легкие, казалось, свернулись в одну сплошную трубочку, из которой вырывался плаксивый звук. От этого Аркадию становилось еще страшнее.
   Черное покрывало, затмившее небо, прорвало молния. Они шла сверху вниз, падая ровно, как кадуцей Повелителя ванактов. Ее свет высветил животный ужас на лицах легионеров. Порыв ветра подхватил одну из катерг - шар на ней не был даже наполнен горячим воздухом! - и поднес в высь. Небо само забрало жертву. Никто в те минуты не жалел о потерянной поклаже или погибшей боевой мощи, - бес слез оплакивали собственные жизни.
   Оглушающий треск - верно, мир разрывался на части - оглушил людей. А потому они с опозданием почувствовали хлынувший из туч прямо над их головами ливень. Первые же его потоки промочили людей вплоть до сосудов. Потом - до самых сердец. Третья атака ливня наполнила хладной водой самые души. Нигде, нигде, нигде не было спасенья от лившихся с небес потоков.
   Шквалистый порыв ударил и в спины, повалив Лида наземь. Все! Он больше никуда не хотел бежать! Силы его были истощены, а сердце, пробивавшее тропу крови сквозь океаны воды, бешено стучало: "Все! Все! Все! Больше не могу!". Ливень, увлекаемые необоримым ветром, ударил по затылку. Капли стучали уже внутри головы так, что Аркадию не было слышно собственных мыслей.
   Там-там-там. Тук-тук-тук. Тук!!! Тук!!! Тук!!! Тук-тук-тук!!! Это сводило с ума! Он больше не мог! Не надо! Дайти тишину! Тишину!!!
   Он схватился руками за кусты, силясь остаться на месте, не поддаться порывам ветра, - и взгляд его замер. Кусты! Кусты! Они у холмов! Они добрались! Добрались! Успели! Холмы! Они спасут! Спасут! Должны спасти!
   То говорил не разум, - его не было слышно, то стучало сердце. Его биение наконец-то пробилось сквозь панцирь ветра и ливня. Спасены!
   По ушам резануло. Даймонов грохот прорвался сквозь шум ливня, лишь чтобы накрыть покрывалом безмолвия холмы. Оно, растянувшись, треснуло, разорвавшись на тысячи лоскутов под ударами циклопического прибоя. Люди не видели, - они ощущали, угадывали за потоками дождя гигантскую волну прибоя, ударившуюся в материк. Земля задрожала от налившейся воды. Волна покатилась на холмы.
   Смерть надвигалась неумолимо, невероятно медленно. Позабыв о спасении, люди просто смотрели на поток воды. Даже Нарсес, - и тот застыл в безмолвии. Он не мог противостоять Повелителю ванактов, обратившему все хляби небесные против внуков своих, сыновей ванактовых. Верное, только Лид радовался надвигавшейся волне, - в ней он чувствовал успокоение. Все, никаких больше пробежек! Никаких страданий! Вечный покой! Наконец-то!
   Вода, сметая все на своем пути, кинжалом резанула землю, - и докатилась до самых холмов. Лид почувствовал - даже сквозь промокшие насквозь штаны - пенные брызги. Море, чернотой спорившее с небом, подобралось к самым пятками Лида. Вобрав в себя деции и кентурии людей, оно придвинулось уже и к коленкам Аркадия. Тот лишь с надеждой - надеждой на успокоение - взирал на ниспосланную Повелителем ванактов казнь...
   Вода добралась до горла Аркадия, нежно обняв...
   На самом краешке сознания теплилась не мысль даже, - образ серебристых искорок, вспыхнувших где-то в глубине поглотивших самый свет вод. Мысль теплилась, да продрогла, замерзла, - и пропала.
   Заходила ходуном сама земля. Верно, в последний раз вдохнули холмы, прощаясь с Повелителем ванактов. Дышали, погибая, надсадно, точь-в-точь как Аркадий Лид, виночерпий, заброшенный и умирающий в невообразимой дали от родного дворца. Они - и холмы, и Лид - принимали смерть как освобождение, как мир, дарованный Повелителем ванактов...
   И тут, влекомые необоримым ветром, над потоками пронеслись те самые серебристые искорки ночи Великого шторма. Нездешние, они были прекрасны. Светившиеся собственным светом (ведь вокруг была чернота темнейшей из ночей!), они водили хороводы над водами. А потом! Потом они начали возноситься в небо, мягче и плавней белых голубей, что издавна приносили мир на земли всех миров во все времена.
   И волна отхлынула. На последнем своем издохе безумное море ударило брызгами, - и покатилось обратно. Отступало оно тихо, безмолвно. Молнии забили с неба, атакуя хлябь земную. Фыркая, море лениво отступало, оставляя после себя всю грязь, что копилась в далеких безднах многие тысячи лет.
   Серебристые искры поднялись к самому небу, ведь это было совсем несложно. Нависавшее, наверное, над самыми головами сынов Государства, свинцовое, оно озарилось ярчайшей вспышкой - и начало подниматься вверх. Небо так и не упало на их головы. Ванактовы слуги провожали взглядом на миг проявившиеся природные стихии, бесчеловечные, но усмиренные неведомым серебряным светом. Они снова спаслись - пускай не все - но выдержат ли следующий удар? Или два удара? Сколько битв ждало их впереди?
   Лид безмолвно - и безмысленно - наблюдал за Нарсесом, бывшим везде и всюду. Он призывал к единству и силе, к верности Государству, которое сделает легионы непобедимыми. Люди, усталые, опустошенные вторым Великим штормом (или это было лишь продолженье, второй акт трагедии?), подымались над цепью холмов. Не из последних сил - просто без них - они брались за возведенье лагеря, стены которого должны были защитить их. Или похоронить под собой, когда небо вернется.
   Отозвавшись на самые темные мысли людские, небо развезлось еще более грозным ливнем. Лид так и остался лежать в грязи, ухватившись за ветви кустарника. Он подставил лицо каплям, потеплевшим, то ли от молний, то ли от серебристых искорок. Искорок того пламени, что возгоралось в его душе...
  

***

  
   На холмах вырастали каменные стены. Нарсес видел их столь же высокими, как и Длинные стены великой столицы Государства. Стоявшие с незапамятных времен, они остались единственными в их родном мире. Другие просто были незачем. Да и что смогут противопоставить стены катергам? Одна ала воздушных кораблей, и любая твердыня падет. Но здесь катерг было мало, донельзя мало. Все, кроме двух, погибли в первые недели Великого шторма. Оставшиеся же были поистине жалки. Стратиг в глубине души радовался тому, что легионы пока что не связались с ними: засмеяли бы!
   Великий шторм нарушил сообщение с другими частями Государства. Должно быть, циклопические волны и неистовства подземных даймонов обратили в пыль прибрежные твердыни и аванпосты. На счастье, крылатые даймоны присмирели. Прошел целый год с тех пор, как легионеры сталкивались с ними, и это было еще до Великого шторма. Да, славное было сраженье! Ровный строй катерг, честная схватка с равным по силе противником...
   Сейчас же легиону противостояло жалкое отребье. Если бы Государство протянуло руку через океан, врагов давно сравняли бы с землей! Но - Великий шторм...
   Нарсес бессильно ударил кулаком по своей же ладони. Он прекрасно понимал, что даже с имеющимися силами ему с трудом удалось бы подавить сопротивление зеленого народа.
   Они встретились случайно. Отряд разведки (их бы на катерге, на катерге! - да беречь надо) вышел к ручью пополнить бурдюки. Децемвир заметил движение на противоположном берегу, а потом раздались возгласы. На песок вышел огромный, выше самого рослого меза зеленокожий абориген. С первого (как, впрочемЈ и с десятого, и с сотого) взгляда походил он на клыкастое двуногое существо, кряжистого, с налитыми силой мышцами. Лоб у него был низкий, а рыло вытянутое, как у кабана. Разведчики принялись шептать молитвы от даймонов подземного мира: абориген походил на четырежды проклятого врага Повелителя ванактов, Орка. Ваятели, украшавшие кладбища статуями владыки теней и смерти, будто бы с этого зеленокожего урода их лепили.
   Существо не показывало знаков угрозы. Скорее, ему было любопытно. Он протянул руки вверх, взывая к даймонам мира. Децемвир ответил тем же. Существо начало медленно рыть ногой землю...Нет, не рыть! Оно чертило борозду своей лапищей. Закончив художества, зеленокожий удовлетворенно кивнул и, оглядев разведчиков снова, скрылся в зарослях. Дека еще долго вглядывалась в лес за речушкой, выжидая, что же произойдет дальше. Они потеряли бдительность, забыв, что рядом могут быть враги, - и теперь столкнулись с ними лицом к...в общем, к морде. Децемвир, правда, предпочел иное слово, но оно не из тех, что можно поведать потомкам.
   Обгоняя ветер, каподистрийцы примчались в лагерь, тогда едва успевший отстроиться на совесть. Он уже превращался из боевого аванпоста в нечто, отдаленно напоминавшее город. Нарсес как раз завершал осмотр кузницы и хотел было оценить улов, как завидел спешащего с докладом децемвира.
   Успев таки подержать в руках пойманного спрута ("Гигантский, иллюстрий стратиг! Верно, вынесло Великим штормом поближе к суше!"), командующий легионом дожидался децемвира на вершине холма. Скрестив руки на груди, он бросил взгляд на лицо командира разведки - и понял все прежде, чем каподистриец раскрыл рот.
   - Иллюстрий стратиг!.. - переводя дух, начал было децемвир, но Нарсес его прервал.
   - Как они выглядят? - размеренно спросил всезнающий стратиг.
   И хоть каподистриец успел привыкнуть к чудесам - и к чудостратигу - но глаза он таки выпучил от удивления.
   - Зеленый! Точь-в-точь как Орк! Да, точь-в-точь! - только и сумел выговорить децемвир, некогда бывший милленарием.
   Но он все-таки взял себя в руки и продолжил, размеренно, четко, по делу:
   - Встретились у реки. На даймоновых слуг не похож. В атаку не бросился. Встретил мирно. Показал границу, или черту.
   - Границу? - бровь Нарсеса поползла вверх. Он тоже не ко всем чудесам успел привыкнуть. Крылатые даймоны и их приспешники совершенно иначе вели разговор.
   - Да. Ногой линию нарисовал на своем берегу. Думаю, что таким образом установил границу между нашими владениями и их землей, - отчеканил каподистриец.
   Он уже совершенно пришел в себя, и потому доклад действительно стал докладом, а не набором новостей.
   - Их землей? Или его? - уточнил Нарсес.
   - Их. Видели только одного, но судя по звукам, движениями веток, по самому поведению Орка, их много. Верное, целый народ.. А может... - децемвир подбирал слова.
   - А может, обрубок народа, заброшенный сюда, - закончил за него Нарсес.
   Каподистриец не успел уловить момента, когда стратиг вернулся к своим заботам. Но что не скрылось от его взгляда, - так это нервозности в движениях. Видно, Нарсес не ожидал, что они так скоро столкнутся с чужеземцами. Катерги! Им бы катерги! Алу! Или две! Да и...
   Кто встанет на место убитых?.. Откуда ждать помощи?
   Они - одни...
   Одни...
   Нарсес покачала головой, прогоняя навеваемые даймонами страха мысли. Рано, еще так рано! Им бы отстроить здесь настоящую крепость!
   - Благодарю тебя, Назий, - благодарно кивнул Нарсес.
   Обращение по имени польстило каподистрийцу. Он никогда не называл стратигу своего имени, тот его узнал как-то иначе. Верно. У кого-то спросил, или...Говаривали, что нарсес знает всех по именам. А иные даже утверждали, что стратиг может читать в их душах. Но при этих словах все тут же осеняли себя знаком Повелителя ванактов. Колдовство здесь не привечали, считая даром-проклятьем крылатых даймонов.
   - Служу Государству и ванакту, иллюстрий стратиг! - прижав правую руку, сжатую в кулаке, к сердцу, воскликнул децемвир.
   Тут же все, кто стоял рядом, побросали дела и последовали примеру каподистрийца. Но даже от взгляда Нарсеса, поглощенного целой сотней и еще одним делом, не скрылась неуверенность движений легионеров. Они устали. Очень устали. Так, во всяком случае, хотел бы думать Нарсес. И все же надо было не просто думать - надо было еще и действовать.
   - Собрать военный совет через четверть солнцеворота! - скомандовал иллюстрий стратиг, направляя свои стопы к палатке, стоявшей несколько в стороне от Легионеровой улицы.
   Кто-то из легионеров устало вздохнул. Четверть солнцеворота? Так ведь командиры кто где! Ищи их с катергой, и то не поспеешь! Легион пребывал в напряжении с первой ночи Великого шторма, и многие были на пределе своих сил. Нарсес же требовал не просто всего, что мог сын Государства, - он требовал гораздо больше.
   Палатка, к которой пришел стратига, стояла несколько особняком. Не то чтобы она далеко отстояла от других, совсем нет. Просто чувствовалось в ней что-то отстраненное, несмотря на жизнь, кипевшую вокруг нее. Здесь многочисленные легионеры, из самых сообразительных и смышленых, постигали азы катергова искусства. Они повскакивали с мест, едва завидев командира.
   - Ну, как, Марий и Саллюстий, спорится дело? - обратился он к сынам Государства, продвинувшимся дальше всех в обучении.
   - Идет! Не по дням, а по солнцеворотам, иллюстрий стратиг! - польщенные вниманием, они низко поклонились.
   Других, менее успешных учеников, Нарсес наградил только легкими кивками. Вот когда продвинутся - будут достойны. Не все оказались этим довольны, но делать было нечего.
   Отодвинув в сторону полог с серой бахромой, Нарсес оказался в достаточно просторном помещении. Его пересекал - наискось - ковер, потрепанный, с застарелыми следами морской воды, но все еще добротный. В больше части палатки разместились разнообразные склянки и инструменты, о применении которых даже казавшийся вездесущим и всезнающим Нарсес имел лишь самые смутные представления. Книги лежали ровными стопками, но вот размещение последних было совершенно беспорядочно! А на сбитом из тесаных брусков ящике покоились тронутые пламенем или вовсе обугленные фолианты. Хозяин палатки так и не смог с ними расстаться. Бывало, он прижимал их к сердцу либо же проводил ладонью по переплету. А после, если испачкался сажей, подолгу не смывал ее, - ведь тем самым он отправлял в полное небытие драгоценные творения.
   - Здравствуй, иллюстрий Нарсес, - поприветствовал хозяин палатки гостя.
   Стратиг, полновластный властелин (за исключением ванакта, незримо присутствовавшего пядь земли, которой коснулось Государство) окрестных земель, он и вправду чувствовал себя в этой палатке всего лишь гостем.
   - Здравствуй, иллюстрий виночерпий, - почтительно кивнул Нарсес застывшему в почтении Аркадию Лиду.
   Виночерпий, ценившийся при дворе за познания во флористике и науке общения со звездами, прекрасно владел инженерным делом. Он помнил все труды, когда-либо выходившие в Государстве, посвященные строительству катерг и всего, что только было связано с войной. Нет, он практически никогда не применял свои знания на практики, но таковы уж были обычаи в научном мире Государства. Раз и навсегда обретенные, секреты сложения катерг передавались из поколения в поколение, из одной зашифрованной книги - в другую. Однажды постигнутое знание хранили, потому что оно было священным, а потому не было былым, не было старым.
   Заброшенный за мириады ванактовых стадий от родного дворца, пребывая вдали от посвященных в катерговы тайны мудрецов, Аркадий Лид был вынужден обучать простых легионеров великим чудесам. Мастера могли бы отречься от предателя знаний, но - что было делать здесь, в месте, которое даже Повелитель ванактов вспоминал нечасто? Тайну требовалось хранить, а заключенная в памяти одного лишь Лида, она бы умерла. Нашедший выход, Аркадий долго упивался тем, как сумел выкрутиться из, казалось, безвыходной ситуации. А так как любой мог погибнуть - и погибал, даже без помощи Великого шторма - то необходимо было приобщить к тайне как можно больше людей. Перебарщивать, конечно, Лид не собирался. Два десятка учеников- разве это много? У хорошего мастера найдется втрое больше. Но то - в оживленном сердце Государства, а здесь...
   Аркадий отмахнулся от повторявшейся в его мозгу вновь и вновь молитвы-причитания.
   - Обучение идет своим чередом, иллюстрий, и... - Лид склонился не вдвое даже, - втрое.
   - Медленно. Слишком медленно, - отрезал Нарсес. - Иллюстрий виночерпий, запасов времени у нас больше нет...
   Аркадий кивнул, показывая, что догадывается о причине. Стратиг коротко, в двух-трех предложениях, пересказал доклад каподистрийца.
   - Скоро - считай, завтра - нам нужны будут катерги. Все, которые ты только сможешь собрать. Еще больше, чем сможешь. А кроме катерг, любое оружие! Иначе нас сомнут! За этой копией Орка придет еще одна, и еще. А там - нас могут найти...
   - Легионы, другие легионы, - успокоительным тоном произнес Аркадий, но Нарсес покачал головой:
   - Даймоны, другие даймоны...Или иные варварские народы, населяющие здешние края. А нас мало, нас слишком мало для затяжной войны. Поэтому требуется оружие. Нанесем один молниеносный удар, уничтожим столько врагов, сколько сможет принять Орк в своих проклятых чертогах. Будем сражаться малой кровью на варварской земле. Иначе это нас будут убивать. И убьют.
   Кивнув в знак прощания, Нарсес развернулся. Перед глазами, над самым пологом, крохотный, развевался клочок пурпурной ткани. Даже в этой мелочи, Аркадий не желал терять связи с ванактом, а значит, и с Государством. Нарсес не решился комментировать увиденное, а пошел дальше, погруженный в раздумья.
   Аркадий вышел из палатки, чтобы проводить взглядом стратига. Когда тот скрылся меж легионерами (иные способы передвижения Нарсес, видимо, позабыл), Лид вернулся внутрь. Задернув полог, он выставил руки пред собой. Они тут же покрылись пламенем, сперва серебряным, а после...
   Все цвета радуги решили побывать в этом даймоновом огне, который обернулся льдом, чтоб через миг растаять и испариться: и след простыл. Сила - но не такая, уж Аркадий, долго наблюдавший за столь опекаемыми слугами-орудиями, знал это наверняка. Невероятное могущество сулили эти пробужденные Великим штормом таланты. И, как оказалось, не у одного Лида обнаружилось подобное дарование. Все, кто сейчас учился мастерству сборки, обладали зачатками этой силы. Может быть, Повелитель императоров избрал только смекалистых, тех, кто смог бы оценить дар, или то Орк решил поиграть со смертными, какое Аркадию дело? Важнее всего была сила, обретенная в те страшные ночи. Оставалось только как следует взрастить ее ростки, а там!!!
   Аркадий тщательно, очень тщательно просеивал ростки в поисках талантов. Всех, чьи илы несли в себе мерцающее серебро, Лид сразу же забирал в ученики. Он старался, чтоб их дарованье не проявилось раньше времени, иначе о нем узнал бы Нарсес. Виночерпий понимал, что вскоре стратиг начнет подозревать, а немногим позже узнает обо всем, но - поздно, будет поздно! Кровь! Кровь проклятого кривляки обагрит чужеземный край!
   Грезя местью за все пережитые несчастья, Лид иногда даже жалел Нарсеса. Ведь какая же страшная смерть ему достанется от рук Аркадия, какая смерть!..
   И пусть, пусть он привечает одних и жалует других, пусть надрывает силы легиона. Нарсес был сейчас полезен, виночерпий не мог этого не признать. Он даже поможет собрать катерги, чтобы стратиг обрушил на всех врагов Государства гнев легиона. Слывший балагуром при дворце, полководец-самородок создаст империю, облегчив тем сам восхождение Лида к власти. А уж Аркадий, хранивший в памяти мудрость былых поколений, куда удачнее его распорядится новой провинцией Государства. В этом иллюстрий виночерпий, придворный знаток цветов и науки общенья со звездами, был полностью уверен.
  
  

***

  
   Катерги прорезали небо, осыпая бегущих врагов миллениями стрел. Изумрудные холмы оказались посреди лета оказались покрыты лавинами - лавинами трупов. Прямо под катергами, по земле, ровными рядами шли легионеры. Плечом к плечу. Ровные шеренги, с копьями в руках, с мечами на поясе. Прошедшие сотни, тысячи боев и стычек, - каждый из них стоил деки, а то и кентурии врагов. Да и что это были за враги, ха? Ни единого даймона не было средь них! Бывшие рабы крылатых бестий, они бежали прочь. Но - какая мерзость - за ними, но не против них, бежали бывшие слуги. Они предали хозяев. Забыли о милостях Государства, а вожди их возомнили себя равными ванакту. А потому смерть для них была уготована еще более страшная, чем для даймоновых приспешников. Маленькие катерги, звавшиеся дромонами, врезались в холмы, обращая сам воздух в пламя. Начиненные специальным составом, эти воздушные корабли требовалось только направить на цель. Рулевой тут же перепрыгивал на соседнюю катергу, и громадина обрушивала на врага Государства огненное безумие.
   Сотворенные под надзором Аркадия, эти дромоны подарили не одну победу легиону. Серые плащи с вышитыми фицрами-"рожками" маршировали по равнинам, холмам и лесам этой земли, и никому не было от них спасения.
   В первые месяцы Нарсес выжидал, собирая силы. Наладив сообщение с зеленокожими, он начал торговлю. Продукты в обмен на безделушки. Все, что легион не мог сделать сам, то добывалось у обитателей равнин. Оказалось, что встреча в лесу произошла случайно. Их народ предпочитал привольное раздолье равнин. Потревоженные Великим штормом, они долго, очень долго не показывали носа на берегу. Да только - жажда. Недра страдали от землетрясений, и много рек испарилось: под ними разверзлась сама земля, иные же стали такими солеными, что от долгого питья воды из этих рек живые существа погибали. Пресную воду окрестным племенам удалось сыскать только в лесах, тех самых лесах, где произошла первая встреча с ванактовыми слугами. Вождь орков дал понять, что половина ручья - их. Он боялся кровопролития: и так слишком много его собратьев устало или погибло. Война (а что иное могло последовать за дракой с чужаками?) отняла бы последние силы племени.
   Нарсес быстро сошелся с умным вождем, освоив, кажется, за считанные дни язык зеленокожих. Он помог, прислал лозоходцев, и те отыскали воду. Благодарные орки пообещали свою помощь в любой битве. Многие рядовые бойцы и даже офицеры, вплоть до центурионов, не оценили великодушия Нарсеса. Требовалось уничтожить чужое и чуждое племя, пока оно не восстановило силы после безводья. Но - Нарсес. Он убеждал, уговаривал, угрожал. Перемещался по лагерю еще быстрее, чем прежде. Он доказывал буквально на пальцах, что орочьи племена разбросаны по всем равнинам этого материка - а размер здешних земель не удалось оценить даже капитанам катерг и разведчикам, много дней шедших по берегу в обе стороны от лагеря - легион же всего один. И то - неполный. Сейчас любая затяжная война могла стереть с лица земли только-только отстраивавшуюся крепость-форпост Государства и всех его сынов. Нужно было подождать, втереться в доверие к местным. А после направить их силы против третьего народа. Нарсес был уверен, что вскоре они встретятся еще с кем-то, - и оказался прав.
   Первыми вернулись не дозорные катерги даже - скороходы-каподистрийцы. Они доложили об увиденных на далеком берегу кораблях. Десятках, сотнях кораблей. А у самого горизонта виднелись еще, и еще, и еще...Кажется, целый народ решил сняться с насиженного места и обрести новую родину. Каподистрийцам не составило труда узнать этот народ, прислужников крылатых даймонов. Высокие, с зелеными глазами, их пехотинцы изрядна потрепали за минувшие века силы Государства. С такими - даже в преобразившемся мире - нельзя было бы договориться. Если, конечно, под договором не понимать завещание: перебив всех до единого, завещать потомкам не повторять судьбы врага.
   Меньше чем через солнцеворот собрался военный совет. В этот раз мнения разделились. За Нарсеса - и удар катергами по только-только приближающимся кораблям - была половина. Другая половина - за удар чужими руками по уже высадившимся силам. В конце концов, решили отправить гонцов к народу Орка, а тем временем нанести удар катергами. Лид вышел из своей палатки - что с ним редко случалось в часы, свободные от уроков - лично проводить уходящую алу. Крыло катерг - всего пять, жалких пять катерг, и один дромон - разрезало воздух. Легионеры ликовали. Впервые за долгое время боевой флот Государства - пусть даже жалкая, едва видимая тень его - поднялся в воздух. Все как один встали на колени, запев хвалу ванакту, Государству и Повелителю ванактов. Нарсес был черней тучи: самые худшие его предчувствия сбывались. Он рвался в бой, на флагманскую катергу, но офицеры вместе с рядовыми легионерами встали грудью: не дадим умереть, не пустим.
   Стратиг, не желая идти против легиона в этом деле, сдался. В сознании он проигрывал сражение раз за разом, снова и снова...
   А следующим утром он уже стоял на коленях, рыдая, как ребенок. Едва шевелясь - из поплавков потихоньку выходил теплый воздух - возвращалась флагманская катерга. Одна, совершенно потрепанная. Одна! А было - шесть! Шесть кораблей!!!
   Экипаж рассказал о сраженье. Еще на подлете катерги заметили. Расположившиеся на взморье лучники начали обстреливать летающие корабли. Откуда ни возьмись появились даймоны. Нет, - предупреждая вопросы товарищей, говорили матросы. Их родичи. Они использовали какую-то волшбу, слабенькую, но ее хватило, чтоб ослабить катерги. И тогда экипаж дромона пошел на таран. Никто не успел перебраться на соседние катерги, да и не смог при всем желании. Сквозь порывы ветра, свист взлетавших в небо центурий стрел и шипенье волшбы, слышался гимн Государству. Почти всех волшебников удалось достать. Только единицы сумели спастись, что в конечном счете погубило все катерги, кроме одной. Прислужники крылатых даймонов сражались с остервенением, будто бы заразившись безумством от своих хозяев.
   Когда погибал один, его место занимали сразу двое, не только мужчины, но и женщины, старики, дети. Такого не было даже в самые последние дни сражений против крылатых даймонов. Такого вообще никогда не было на памяти легионеров. Даже Аркадий - и тот невольно ужаснулся рассказу выживших. Нарсес же выслушал безмолвно - и все так же, не проронив ни единого звука, прошел в свой шатер. Он не спал всю ночь напролет: внутри горела лампада, освещавшая силуэт согбенного непосильной тяжестью стратига. Впервые после Великого шторма они понесли потери. Две трети катерг - уничтожены! Противник не остановлен, наоборот, предупрежден о присутствии легионов на этих землях. Теперь враг будет не просто ожидать встречи с ними - искать ее. Ведь пять катерг - это такая мелочь по сравнению с обычными силами легиона! А значит, ванактовых слуг здесь мало, неимоверно мало, их раздавят за место под солнцем. Что чужестранцы пришли сюда, чтобы найти новый дом - это стало понятно из рассказа о том, кто и с каким остервенением сражался. Целый народ переселяется, им некуда больше идти, а значит, они будут драться до конца. Легионеры - тоже, но их конец наступит гораздо раньше...
   Перед самым рассветом Нарсес покинул палатку и направился к Аркадию Лиду. В военном деле стратиг ни за что в жизни не обратился бы за советом к виночерпию, но сейчас - иное дело. Сейчас требовался совет политика или хотя бы человека, к политикам близкого. Тем более Лид был хитер, нечевелочески хитер. По лагерю распространялись слухи о его таинственных экспериментах, о даймоновом свете, рождавшемся внутри палатки...
   Нарсес прекрасно знал об этих слухах. Самое интересное, что это его люди их распространяли. Лид был слишком опасен, а потому ударить по его репутации никогда не мешало. Ванактовы слуги опасались колдовства, и шаг по созданию слуг, владевших им, был вынужденным. Крылатые даймоны посылали таких в бой против Государства, а значит, требовалось взять на вооружение вражью технологию. Ведь техне - искусство - было всем тем, что умели люди. И даймоны, как же без них. Иногда даже, грешно подумать, варвары, но редко...Куда там их придумкам до творений Государства! Но только немногие - и даже Аркадий Лид не входил в их число - знали, насколько жалким или обширным техне могли обладать - или обладали - варвары...
   Ванактов виночерпий не спал, видно, чувствовал, что его вспоминает Нарсес. А может, и впрямь занимался опытами. У полога палатки стратига встретили Марий и Саллюстий, талантливейшие ученики Лида и одни из самых талантливых слуг Нарсеса. Конечно же, они холодно поприветствовали друг друга, как того и требовала конспирация.
   Виночерпий сидел на своем стуле, единственной вещи из багажа, что осталась нетронутой Великим штормом. Сложив руки домиком, Аркадий приветливо улыбнулся Нарсесу. Тот ответил усталым кивком.
   - Ты знаешь, мой добрый друг Лид, я устал до полусмерти, - стратиг плюхнулся на стул, располагавшийся ровно напротив аркадиева.
   Видно, знаток цветов и общений со звездами подготовился к визиту.
   - Я был бы рад помочь решить эту проблему, - от всей души посочувствовал Лид.
   Нарсес и бровью не повел. Он прекрасно знал о чувствах, которые Аркадий к нему питал. Но что поделаешь, если он успел - каким только образом? - привязаться к заносчивому виночерпию. Лид был единственной ниточкой, которая связывала его с дворцом ванакта, а значит, с самим ванактом, а значит - с Государством. А это для каждого его собрата было самым важным на свете.
   - Мне было бы интересно посмотреть на последствия твоей попытки, - пожал плечами Нарсес. - Что бы не произошло между нами, Государство должно жить.
   - Государство должно жить, - совершенно серьезно повторил Лид. - Ты пришел ко мне за советом?
   Он не скрывал своего торжества. В иное время Нарсесу было бы противно, но сейчас он не обращал никакого внимания на задетую гордость.
   - Да, я пришел за твоим советом. Мне нужны мысли. Много мыслей. Разных. Варианты действий. Я могу не видеть лучшего пути, а ты...Ты помнишь разные события. Книги напитали твой разум если не собственными уменьями, то чужим опытом. А это сейчас очень многое...Государство никогда не оказывалось в подобном положении...
   - Если быть точным, то давно не оказывалось - на протяжении семнадцати индиктов, - менторским тоном поправил Лид.
   Нарсес удовлетворенно кивнул. Он понял, что не ошибся в своем решении - обратиться за советом к Аркадию.
   - Может быть, вина? - словно бы из ниоткуда возник поднос с глиняной амфорой, небольшой, сделанной так, чтоб стоять на плоской поверхности. - Нашел среди выброшенных на берег запасов.
   - Какая удача - и как жаль, что мне сейчас не до вина. Когда Гос...то есть легион будет в безопасности, я, так и быть, выпью с тобой благословенное вино, - покачал головой Нарсес.
   - Святая простота, - Аркадий Лид возвел очи Повелителю ванактов. - Может, все же?
   Нарсес вытянул левую руку и замахал ладонью в знак отказа.
   - Нет, даже не святая простота, но сущая глупость! - захохотал Лид.
   При смертельной жажде, в бреду, он отказался бы пить отравленное вино. Отравленное по указанию Нарсеса. Да, ему нужны были знания Лида, да, ему было бы печально перерубить ниточку, связывающую с дворцом и прошлом, - но жизнь была дороже. Стратиг прекрасно понимал, что в борьбе за власть над рождающимся на этом берегу кусочке Государства должен остаться только один ванактов слуга. И это должен быть он.
   Именно за этой утренней беседой и рождался будущий Тринадцатый город, править которым было суждено Нарсесу...
  
  
  

Глава 11

В самом деле, творение казалось бы ущербным, если бы никто не мог убедительно показать, что и другие поколения людей существовали прежде. И сколько их было, и доколе [они оставались на земле], и что они совершили в жизни, и каких небесных и земных благ в различные времена сподобились от Бога. К тому же история тех, кто ею занимается, делает еще и в некотором роде пророками, из прошедшего выводящими заключения о будущем

Никифор Григора

   Усталые, исцарапанные кустарниками и ветвями деревьев, они приблизились к стенам замка. Черные громады, они возвышались над наемниками. Ни единого костра не горело на башнях и парапетах. Даже лучина - и та нигде не светила. Олаф поежился. Выжив в десятках битв, поучаствовав не в одном штурме, он сейчас боялся этого замка. Но что было делать? Наемник лучше других знал, что перед ними - цель путешествия. Где-то там, в донжоне, на кровати, мирным сном должен был спать наниматель. А что это его замок, то все окрестные жители знали прекрасно. А ведь Олаф когда-то и сам был среди них...
   Некоторое время все пребывали в молчании. Даже Конхобар помалкивал. Олаф мечтал, чтоб иноземный герой затянул очередную песню на чужом языке, - но зря. Герой, не побоявшийся встречи с Анку, не проронил ни слова. Он только стоял и смотрел. И думал. В неверном свете звезд лицо его казалось бледнее покойницкого, и только в глазах отражалось холодное лунное пламя.
   Рагмар шептал что-то под нос на родном языке. Громадный орк молил духов здешних мест смилостивиться, отвернуться от чужестранцев и позабыть о них. На всякий случай Рагмар повторил просьбу на всех известных ему наречьях: духи, конечно, многое ведают, многое видели со своих ветвей, но...В общем, лучше лишнее слово молитвы произнести, чем навлечь гнев хранителей мрачного замка.
   Олаф сам принялся молиться, чтобы...
   - Да постучите же наконец! - прошипел Ричард Магус. - Будь там хоть Анку, хоть тысяча демонов, воплотившихся в языки нездешнего пламени, хоть толпа спятивших великанов - пусть сперва накормят! Не зря же мы плелись все это время! Олаф, это ж тот самый замок, так?
   Олаф, не оборачиваясь, кивнул. Он чувствовал, что магу с величайшим трудом даются слова. Не надо было видеть глазами, стоило только почувствовать, как с каждым звуком, исходящим из горла Ричарда, на его воротник падают капельки крови. Магус ослаб, невероятно ослаб. Далекий путь отнял все его силы, и их хватало теперь только на брюзжание. Если они промедлят...
   В общем, тысяча великанов лучше, чем один уходящий маг. Великаны хотя бы просто убьют , ну а потом, может, съедят, - только какое тебе будет дело после смерти? Уходящий же спалит душу, и только потом растерзает тело. Олафа передёрнуло с головы до пят от одной мысли об этом.
   Не сговаривая, трое - Рагмар, Конхобар и Везучий - подошли к воротам. Они размахнулись кулаками, чтобы постучать, и...
   И тут раздался грохот потревоженного дерева и скрип проснувшегося металла: ворота начали открываться. Воины отскочили назад, и даже Конхобар опасливо взялся за оружие. Сейчас он мечтал, чтобы перед ними в лунном свете оказался Анку. С кем хоть однажды довелось герою из Альбы пропустить кружку-другую, с тем он найдет общий язык! Это как пену сдуть!
   Едва створки ворот раздвинулись, как глаза наемников резанул ярчайший свет, - пламя единственного факела показалось им ярче полуденного солнца. Только Магус, потирая слезящиеся глаза, не отвел взгляда. В проеме ворот угадывались силуэты трех или четырех людей (людей ли?), спокойно смотревших на незваных гостей.
   Среди них выделялся один. Ричард напрягся, он даже приподнялся на локтях, опираясь о ящик с грузом, чтобы лучше разглядеть...
   - Признаться, я уже давно заждался вас, - так мог бы рычать волк, встречая добычу.
   Вытянувшись во весь свой рост, в воротах их встречал де Местр, а точнее, де Местр старший. Тот самый наниматель. Сделав неуловимое движение (Ричард готов был поклясться, что Анри облизнулся), владетель замка вышел к отряду.
   - Смотрю, вас стало больше? Помните, оплату я не подниму, придется вам делить по новой, - в ночи де Местр еще сильнее походил на волка.
   Не обращая никакого внимания на Ричарда, барон Анри запрыгнул на повозку и постучал по сундуку. Магус уловил подушечками пальцев распространившуюся по дереву дрожь. Еще немного, и он готов был бы поклясться, что внутри пробуждается магния. Но прошло мгновение - и все улетучилось, наваждение прошло.
   Над сундуком возвышался простой человек, только лишь хранивший ярость в сердце своем. Оттого, наверное, он и походил на серого охотника.
   - А, впрочем, надбавлю вам за труды! Быстро приехали! - Анри довольно потирал руки. Рот его расцвел довольной ухмылкой. - На десятую часть прибавлю! Вовремя! Очень вовремя приехали!
   Олаф расслабленно выдохнул. Все, дело почти сделано. Осталось получить награду - и можно идти на все четыре стороны. После выполнения задания Везучий не любил надолго оставаться рядом с бывшим нанимателем. В окрестных землях говаривали, что это сыграло не последнюю роль в удивительной живучести Олафа. Но сейчас Ричарду требовалось успокоить раны, и уж точно всем без исключения нужен был отдых. Даже Конхобар - и тот уже не казался таким неутомимым.
   - Позвольте нам переночевать. Мой помощник Магус ранен, люди устали...Если потребуется, мы заплатим за беспокойство, - Олаф на всякий случай обратил вопрошающий взгляд на Ричарда. Тот одобряюще кивнул. - И уж во всяком случае, мы не доставим хлопот.
   - Ха! Заплатите! Но не сегодня! Сегодня вы узнаете о знаменитом радушии де Местров! - радостно хлопнул в ладоши барон.
   Из открывшихся ворот показались слуги, занявшиеся повозкой. Одеты они были в рванье: потрепанные тулупы, латанные-перелатанные штаны, стоптанные сапоги, - нищая дворня, не иначе. Их вид оттенял богатую одежду барона. Казалось, Анри даже в поздний час не снимает самого модного камзола. Только...
   А как же он успел спуститься? Только если их заметили издали. Причем поняли, что это не простые путники: не каждого захочет впустить господин замка. Значит, ждали именно их. Груз-то, конечно, ждали...Очень ждали - груз. На людей же, его сопровождавших, не обращали никакого внимания. Ричард похолодел. Он почувствовал себя на поле боя, с которого выносят трупов. И одним из таких трупов оказался он: так небрежно подхватили его слуги. Им, верно. Привычнее было обращаться с мешками из-под муки.
   Барон не спускал глаз с вожделенного груза. Чувствовалось, какую ценность он ему придает. Ричард даже начал сомневаться, для сына ли он доставлял этот доспех? Ну не может, не может даже самый заботливый отец так обращаться с фамильной реликвией, предназначенной для кого-нибудь другого. Так смотрят только на любимую девушку или давным-давно желаемое сокровище. Хотя, в общем-то, для многих это одно и то же...
   Олаф быстро окинул взглядом замковый двор. Почти квадратная площадка, шагов тридцать на сорок. Большому отряду не развернуться, да и незачем. К стенам, замыкавшим площадку, были пристроены разные постройки, в темноте слабо различимые: свет шел только от факелов, которые слуги барона несли в руках. Донжон располагался напротив ворот, однако дверей в него не было видно: они располагались с обратной стороны. Врагу, прорвавшемуся через ворота, пришлось бы тратить время и людей, пытаясь проникнуть внутрь. Узкие окна-бойницы зевали черными ртами: ни единого лучика света не исходило оттуда. Олаф сглотнул от волнения. Отсюда замок казался ему еще более жутким, чем с дороги.
   Барон шел, сутулясь, лицо его было направлено на сундук. Казалось, мир для него сузился до пусть большой, но - деревянной коробки. Он совершенно не замечал слуг и Олафа, путавшегося у него под ногами. Ричард не просто стало страшно - страх поселился в его сердце. Что-то нечеловеческое ощущалось в воздухе. Казалось, нечто ужасное рвётся из сундука, и скоро...
   Магус потрогал свой бок: он пылал ледяным огнем. Мороз распространялся по всему телу. А еще...
   И боль...
   И крики...Мама...Мама...Мама!!!
   Мировая тьма стучалась в душу. Дикие барабаны войны стучали в висках, не давая покоя. Звон их становился все громче, отчего голову пронзали иглы страдания.
   Он уходил.
   Ричард сражался изо всех сил, собравшись с мыслями и направив последние остатки жизни внутри себя. Тонкий панцирь, возведенный им вокруг самого сердца, еще держался, держался, - из последних, таких крохотных и жалких сил.
   И крики...И боль...Огонь...Везде горело. Пламя подбиралось к мальчику, грозясь вот-вот заключить в смертельные объятья. Мама!..
   Ричард сжал челюсти до зубовного скрежета. Струек крови, шедших из-под ногтей сжатых в кулак рук, он уже не замечал. Мир уменьшился до размеров маленького такого мальчугана, совсем ребенка. Робкий и слабый, он шел в потемках в поисках своих родителей. Они звали, кричали ему...И ему становилось больно, очень больно...
  

***

   - Вы знаете, Ричард...
   Дельбрюк сложил пальцы домиком. Он расположился в любимом кресле. По стеклу стекали капли. Водяные змейки играли на окне. В комнате царил полумрак: только одна свеча горела - да и то из последних сил. Фитилек едва тлел, давая последний свет. Но сейчас это было неважно. Намного важнее для Ричарда были слова Дельбрюка, такие редкие слова, шедшие из самого сердца мудрого учителя.
   - Вы знаете, Ричард, что самое главное в жизни? - уставившись в пустоту, спросил учитель.
   Ричард, расположившийся в кресле напротив, ждал продолжения. Дельбрюк любил начинать разговор с вопросов...кхм...которые не требовали ответа, а точнее, ответы на которые давал сам учитель. Ричард с удивлением узнал, что в Лефере такие вопросы стали зваться дельбрюковым. О, если бы ему довелось выведать, за что Дельбрюка запомнят леферцы, годами искавшие и находившие помощь у чудаковатого педанта...
   Но этот вопрос не был дельбрюковым. Учитель долго ждал ответа от Ричарда, и, не дождавшись, с укоризной вопросил:
   - Ну так что же самое главное в жизни, Ричард? Как Вы считаете? - приподняв правую бровь, обратился Дельбрюк.
   - Самое главное в жизни? - чувства Ричарда смешались. В голове проносились сотни ответов...Но...
   Крик. И слезы...Мама...Мама!!!
   - Чтобы семья была с тобой...И чтоб все были живы...И счастливы...- поджав губы, с вызовом ответил Ричард.
   Дельбрюк вздохнул.
   - А я ждал ответов о смысле жизни, о его поисках...О знаниях и богатстве...- Дельбрюк поднял взгляд на Ричарда. - Что же это за мир, в котором дети так быстро взрослеют?..
  

***

   - Добро пожаловать в наш замок, добро пожаловать! - звуки торжествующего голоса де Местра пробудили Ричарда от дремы воспоминаний. Мир расширился - до пределов залы.
   Слуги выстроились по обеим сторонам от дверей. Нещадно чадили факелы, от дыма которых легкие Ричарда аж зачесались. Он зашелся в кашле, болезненно отдававшем в сердце. Слуги, поддерживавшие его под руки, заволновались: их отстранил Олаф, не доверявший местным. Он подхватил друга под руки. Через мгновенье рядом оказался Рагмар, вставший по другую сторону. Сразу стало легче. Конхобар бочком-бочком, незаметно...А, да что там - незаметно! Этакая глыба разве может стать незаметной? Герой Альбы просто заслонил собой Ричарда. Ну так, на всякий случай. Ему здесь не нравилось, прямо-таки демонически не нравилось.
   Отряд оказался в зале, видимо, служившей приемной и пиршественным чертогом одновременно. В обычное время в центре стояли столы, но сейчас они были придвинуты к стене. К самому потолку, между двумя гигантскими балками, был прибит щит. Ричард никогда прежде такого не видел. Прямоугольный, слегка согнутый, с железным умбоном посередине. От этого умбона к краям шли металлические змейки-молнии.
   - Фамильный герб. Наша семья долго, очень долго хранит эти земли, - с гордостью произнес барон. На единое мгновенье из голоса его пропало волчье нетерпенье, сменившись медвежьим терпеньем. - И мой сын приемлет сей долг. Сын мой! Сын! Ожиданию конец!
   Олаф не был бы Везучим, не потянись свободная к оружию. Он дал знак Рагмару, и, поддерживая Ричарда, они сделали шаг назад, прижавшись к побеленной стене. Так им было спокойнее. Конхобар же остался на месте. Он внимательно следил за происходящим во все свои пять зрачков.
   Через дверь, что была прорублена в правой - от входа - стене, в залу вошел юноша лет восемнадцати. Он очень сильно походил на барона внешностью. Те же гладкие темные волосы, вытянутое, острое лицо, напоенное звериной уверенностью, пружинистая походка, горделивая осанка. Он был облачен в простую рубаху до пят, подпоясанную черным как смоль ремнем. Сделав ровно пять шагов, он застыл посреди комнаты, оказавшись между дверью и гербом.
   - Его принесли, - барон кивнул на сундук, поставленный слугами у ног сына. - Настало время для обряда.
   - Прямо как у нас...когда посвящают мальчиков в воинов...- едва слышно произнес Рагмар.
   - Да только у нас никто так не посвящает, - еще тише ответил Олаф.
   Казалось, что говорит он на грани слышимости, но голос его пронесся по зале от края и до края. Стало очень зябко: загуляли сквозняки. Пламя факелов, атакуемое ветром, принялось мерцать. По стенам запрыгали тени.
   - Благодарю, отец. Я давно ждал этого. Я докажу, что достоин этой части. Я - а не проклятый трус, имя которого будет предано забвенью на столетия, а жизнь его покроется покровами молчанья...
   Ричард смутно припоминал подобную речь в прочитанном когда-то волшебном романе. Волшебном в том смысле, что главным героем там выступал волшебник. Что до его качества, то здесь можно было бы подобрать какое угодное слово, кроме начинавшихся на "вол...".
   - С трусом я еще поквитаюсь. Слуги, приступайте к делу. - Барон повернулся к застывшим у стены наемникам. - Вам выпала честь присутствовать на священном действе нашего рода. Мы очень, очень долго ждали...
   Ричард подумал, что "очень, очень долго" - это действительно невероятно долго, десятилетия, а то и века.
   Крышку подняли...
   Сердце Ричарда сжалось. Мириады хладных иголок начали рвать его на части. Магия! Здесь - магия! Она шла прямо из сундука! Не может быть! Как он мог не почувствовать этого раньше? Невероятно!
   Слуги подняли доспехи. Из сочленений пробивался желтоватый свет, который порой можно увидеть на болотах. Он все усиливался, заполняя собой комнату.
   - Пора делать маневр на Лефер, - прохрипел Олаф едва слышно, а потом добавил, в полный голос. - Барон, мы очень рады, что нам оказана подобная честь, но мы не хотели влезать в священные тайны Вашего рода, а потому...
   Де Местр резко повернулся.
   В глазах его полыхало точно такое же желтоватое пламя.
   - Идите, если сможете, - и он пожал плечами.
   Дверь с грохотом закрылась. Щелкнул упавший запор. Упавший с той стороны. Двери в соседние залы закрылись полвздоха спустя. Рагмар зарычал. Орки встречали опасность с широко открытыми глазами и радостными воплями-рыком. Пусть приходит, кровавая подруга! Уж зеленокожие знают, как с нею обращаться!
   Ричард прижал ладони к сердцу. Душа рвалась наружу, желая навсегда покинуть бренное тело.
   И плач...И крики...И боль...Мама...Мама!!!
   И только Конхобар стоял, не шелохнувшись. Он знал, что будет дальше.
  

***

   Он держал ее на руках. Как прекрасна! Как прекрасна была его жена в тот миг! Глаза сверкали на солнце, улыбка озарила лицо...
   А из краешка рта текла струйка крови.
   - Я ухожу, мой Конхобар. Ты...Ты сделал все, что мог...Никто, никогда. Нигде не сумел бы больше...Даже...Даже наш Великий король...
   Клевера не было видно под трупами, покрывшими вершину холма. Враги покрыли траву плотным саваном, став надгробьем для его любимой.
   - Я...Я...Я...Я должен был успеть...- он крепко прижал ее к себе.
   Мягкая ладошка опустилась на его щеку. Даже сквозь скрепленный кровавым потом панцирь грязи он ощущал мягкость и нежность прикосновений любимой.
   - Я...
   - Ты сделал, что мог. А дальше...- она вздрогнула.
   - Мне больше не увидеть тебя! Никогда!
   Дуновение на щеках.
   - Мой любимый...Мой глупый муж... Мы встретимся, мы обязательно встретимся...Лет через десять...А может, через двадцать...А там, глядишь, и через все тридцать!..
   - Я не смогу без тебя! Я уйду вместе с тобой! - прохрипел Конхобар.
   Слеза на ладони.
   - Я вижу...ты ведь знаешь...Я вижу...Мы встретимся через пять пятин...Вижу...- голос ее покрылся коркой льда. Виденье снизошло на нее. - Ты будешь в месте, где пируют...И встретишь древнее, очень древнее...существо...Нездешний, он так сроднился с этим миром, что обитает на самой грани...Везде и нигде...За пределами- и пред ними...Ты выполнишь свой долг. Ты успеешь. Тогда...Ты успеешь...И...мы...
   Замершая ладонь. Прижатое к груди лицо. Пустота в сердце.
  

***

   - Вот сейчас мы тебе устроим! - Олаф хотел было рвануться вперед, но неведомая сила словно бы приморозила его ноги к полу.
   И точно! Половицы покрылись кромкой льда, схватившего подошвы их сапог.
   Слуги поднесли доспех к де Местру-младшему. Он опустился коленопреклоненно, с блаженством на лице взирая на металлическое облачение, испускавшее болотное сияние.
   Раздался жуткий лязг: будто бы клещами сминали ржавые листы железа. И точно! Доспех на глазах менялся. Под воздействием нездешнего света металл словно плавился, меняя форму. Три удара сердца спустя доспех преобразился до неузнаваемости. Вместо кирасы - какие-то кожаные лоскуты, которые пристало носить уличным торговкам. Вместо какого-никакого, а шлема, - шафтская каска с забралом. А вместо металлических наколенников - посмешище! Олаф побоялся бы на рыбалку в этаком виде пойти, не то что на войну!
   Но де Местр младший придерживался иного мнения. Он протянул руки к шлему.
   Рагмар и Олаф - инстинктивно - рванулись было вперед, но холод нездешнего мира остановил их. Ричард закатил глаза. В его душе шла борьба с подымавшейся волной страха и ненависти. Сама магия говорила в его жилах, в его памяти. Сила, менявшая мир, помнила своих былых врагов-хозяев-убийц...
   Слуги водрузили шлем на голову де Местру-младшему.
   И в его глазах вспыхнули болотные огни. Выражение лица сделалось отстраненным, столь далеким, что казалось, будто бы...
   - Его больше здесь нет, - торжествующе произнес Анри.
   Он распахнул объятия, отчего волосы на голове Олафа встали дыбом. Так встречают только богов или...
   - Приди к нам, великий Нарсо, повелитель демонов, видевший рожденье преображенного мира! Взамен труса мы дали тебе героя! Жертву!..
  

***

   В покрытых непроходимыми зарослями кустарника холмах вздрогнул сутулый, старый человек. Он замер, прислушиваясь к далекому, не слышимому никем, кроме него, ветру. Он нес с собой аромат соли, соли морской, с близкого моря, - и соли крови, что текла в жилах его предков вот уже десятый век подряд.
   А вместе с ветром шел зов. И - вызов. Юный храбрец! Анри, веривший в древние легенды, воспитывал своего сына на них. Что ж...Тяжкий выбор...Мир затрясется, или...
   Или у мира есть шанс? Те, четверо? В них чувствовалась великая сила, грозная сила, под стать той, древней. Если они примут бой - кто знает, может, им повезет? А может, никакого боя не случится: придет Судия, и всех заберет с собой...Далеко-далеко, за самый окаем...
   Молчальник так и стоял на месте. Он слушал ветер и ждал вестей. Вестей о бремени, которое он много-много лет назад побоялся - принять... А может, осмелился отказаться от него?..
   Ночь должна была всех рассудить. Долгая, самая долгая за прошедшую тысячу лет ночь...
  
  

***

  
   - А, так он дух демона призвал! Ха! - рассмеялся орк.
   Он почувствовал себя практически успокоившимся. Но - только почувствовал.
   - Это может раскачать Великое древо! А значит, сюда придет Хранитель, и серпом своим обрежет гнилой росток! - с вызовом выкрикнул Рагмар, сын Агмара, никогда не видевший духов, но веривший в них так же, как поэт - в последний луч заходящего солнца. - Ха! Он пронзит тебя! Победит! Я призываю тебя, Хранитель и Великий Черный шаман нашей ветви Великого древа! Взываю к тебе и твоему суду, скорому, праведному и вечному! Взываю!
   Воздух подернулся рябью. Болотные огни потускнели.
   Барон оскалился, и глаза его налились кровью. Еще чуть-чуть, думал Олаф, и он обернется волком. Ведь он настоящий оборотень. Такими они и бывают в сказках!
   Стукнуло сердце. Тук. Тук-тук. Стукнуло дважды. А барон оставался человеком. Верно, был он оборотнем, но только не тем, что в сказках. Те оборотни шкуру меняли...
   - Не смей! - зарычал де Местр. - Не смей! Тебе не остановить нас!
   В руках его, словно бы из воздуха, оказался меч. Он поднял его высоко над собой. Слуги тут же ощетинились дубьем и кинжалами.
   - Я призываю тебя, Палач угрожающих миру сему, - выдохнул Олаф. - Рассуди, кто нарушает Равновесие.
   - Приди сюда, хранитель, - только и смог произнести Ричард.
   Его ребра обратились в куски льда. Взор его помутился, в глазах плясали тени, и...
   Кровь...И крики...И кровь...И крики...И огонь. Мама...Мама!!!
   Сквозь пелену он видел, как мир остановился на мгновенье. Вот мелькнул длиннополый плащ, стелившийся по земле, с объёмистым капюшоном, откинутым на плечи, и рубаха с короткими рукавами. И меч, судя по всему, был "фирменным" двуручником палаческим. Хотя и висел он на спине, практически скрытый от глаз "маленького, но очень гордого отряда", но торчавшая массивная рукоятка и своеобразная гарда не оставляли сомнений в "родовой принадлежности" оружия не оставляли...Лишь одна вещь никак не вязалась с облачением палача: широкая повязка, скрывавшая глаза, и притом скрывавшая полностью: никаких прорезей для глаз, ни малейшей дырочки в алой ленте не было. Но, судя по движениям, этому человеку невозможность смотреть на мир своими глазами не мешало. Ведь это был Палач. Палач, именем которого клялись. Палач, имя которого проклинали. Палач, которого так ждали, но дождаться никак не могли...
   Мелькнул - и пропал. Спала пелена...
   - Что...что это было?.. - де Местр выглядел щенком, напуганным, жмущимся к маме. - Что...это...было???
   - Палач приходил...- сглотнул Олаф. - Но...
   - Но он не пришел. Он где-то далеко. Он не может придти, - отчеканил Конхобар. - Он сражается...
   Уж герою-то Альбы, прошедший сквозь горнило сотен сражений, стыдно было б не признать воина, схатившегося не ради чести и славы, а за самую жизнь. Но у Конхобара было пять зрачков, и через них он видел мир чуточку лучше. Он разглядел лицо Палача сквозь капюшон, - и глаза. Глаза, видевшие многие столетия. Глаза юноши, отчаянно дерущегося за право вернуться домой...
   Что-то происходило с миром, что-то, не дававшее Палачу придти сюда, в замок де Местров, где творилось нечто невообразимо страшное и ужасное.
   - Ушел! - барон едва не подпрыгнул до самого потолка, поняв, что в зале отнюдь не прибавилось народу. - Ушел! Ха! Испугался! Да! Да! И все благодаря тому, что мы напоили его силой уходящего мага! Да!
   Де Местр во все глаза смотрел на Ричарда. Тот едва нашел в себе силы, чтобы поднять голову. Они смотрели глаза в глаза, душа - в душу. Магус почти успел понять, что хотел сказать барон. Но догадка была страшной
   - Да, да, ты прав, - ответил на безмолвный вопрос де Местр. - Это я подстроил вашу встречу с Дельбрюком. Оболочка, в которую заключен великий Нарсо, не обладает своею силой - и потому не может сама пробудить его. Но стоит ей только наполниться в нужный день...В нужное время...В нужном месте...Наполнить силой уходящего, чтобы обмануть Равновесие, чтоб тупой Палач-исполнитель не увидел, как вместо уходящего кое-кто приходит...А ты не чувствовал его магию...Ведь ты покрылся магией Дельбрюка, как пеплом от костра. Ха! Да это и есть пепел. Пепел твоего свихнувшегося под конец учителя! Не правда ли, идеальный план? А?
   Де Местр облизнулся.
   - Я вынашивал его годами. Слухи доносились из Лефера, войны шли, наемники воевали, - а я складывал косточки в скелет... От вас требовалось нарастить на него мясцо...
   Де Местр причмокнул.
   - А мой сын выступил сосудом. Все так. Все правильно. Все мне удалось.
   Факелы задуло налетевшим вихрем. Повсюду замелькали болотные огоньки. Де Местр-младший поднялся с колен. Он начал шевелить рукой.
   - Нарсо! Великий повелитель Нарсо приходит! И мы, хранители, передадим ему владения в целости и сохранности! Тринадцатый город снова будет под его властью, а после - и весь мир! Да!.. И вы станете первой жертвой во славу его! Во славу! Славу! Слава! Слава! Ва...!
   Все сложилось в голове Ричарда. Но это было так неважно...Тепло уходило из него. Сила вот-вот должна была вырваться наружу, и тогда...О, никакой Нарсо не совладал бы с ним...Жаль только, что его друзья...Друзья...
  

***

   - Вы знаете, Ричард, что самое главное в жизни?
  

***

  
   В комнате стало еще темнее. Поднялся ветер, закружилась вьюга, пробиравшая не до костей - до самой души. Наемники были не в силах сдвинуться. Рагмар хотел было обратиться к духам - тщетно: губы покрылись коркой и смерзлись. Из пасти раздавался только вой бессильной ярости.
   Болотные огоньки закружились вокруг де Местра-младшего. Они двигались все быстрее и быстрее, все ближе и ближе. Мелькали лица, похожие до безобразия...Нет! Это было одно и то же лицо, отражавшееся во всех огоньках. Холодное, злое, оно полнилось горделивым торжеством. Вот-вот сбудутся древние мечтанья!
   Де Местр-младший двигался странно...А, нет! Это сам доспех двигался, поддаваясь чужой и чуждой воле. Вот качнулся глупый шлем. Заколыхались до того бездвижные кожаные ремешки. Дернулся левый сапог. Затем - правый. Болотные огоньки уже не плясали - они неслись с невероятной скоростью. Прямо напротив рта де Местра-младшего образовалась призрачная воронка, острием метившая прямо в горло жертве. Миг - и огоньки начало засасывать сквозь воронку. Рожа, сверкавшая в них, расплылась в мерзкой улыбке.
   - Он возвращается! Он вернулся! Славьте славного Нарсо! Славьте нашего великого владыку! Да увидит Хэвенхэлл пришествие своих хозяев! Славься, могучий Нарсо! Славься, великий Нарсо! Славься!!! - воздев руки к доспеху (все, что было в этом от де Местра-младшего, исчезло), напевал Анри. - Славься, необоримый Нарсо! Славься, владыка демонов! Славься, господин Тринадцатого града!..
   - Мда...А с фантазией у него туго...- сила негодования Олафа была такова, что он смог произнести это даже сквозь ледяную преграду.
   Становилось холодно, очень холодно. Если бы нечто, вселившееся в де Местра-младшего, помедлило еще недолго, наемников убивать бы не пришлось: умерли бы от обморожения, делов-то?
   Рагмар бился с морозом, сковавшим его руки. Он не в силах был даже пальцем пошевелить. Олаф еще мог шлепать губами, но звуки из них уже не исходили: замерзали и падали на излете, разбиваясь об обледеневший пол. Ричард замкнулся. Сейчас в его груди клокотал...
   Огонь...И крики...И стоны...И плач...И крики...Мама...Мама!!!
   И даже Конхобар...Что?! Не может быть!
   Пока барон воспевал очередное величайшее достоинство Нарсо, ему не слышен был хруст ломавшегося льда.
   Конхобар ухмыльнулся. Раздался треск: лед, сковывавший его руки, треснул, разломившись на сотни, на тысячи застывших капель. В четырех зрачках его пылал огонь, в пятом же - воцарился такой хлад, что замерз бы сам лед.
   - Вот он, мой последний, мой желанный бой... Привет тебе с изумрудных холмов Альбы! - расхохотался Конхобар. - Меня зовут Конхобар, альбианский герой! Я вызываю тебя на бой! Сразись со мной, чужестранный герой!
   Из сердца сына вечно зеленой Альбы так и неслись строфы на родном языке, но они гасли, не в силах растопить здешний хлад. Лепестки пятилистного клевера вяли здесь, не в силах прорасти в промерзшей земле.
   Но - чудо - Олафу померещилось зеленое сиянье вокруг головы Конхобара. Неужто венок из трав далекой Альбы?
Водоворот болотных огоньков на мгновенье замер. Изумрудное сиянье распространялось по зале, и становилось тепло, так тепло, как бывает только в майский день. Теплый, ласковый ветерок гладит щеки, поют птицы, звенят ручьи...
   - Альба шлет тебе привет, демонический клеврет! - Конхобару тяжко давался чужой язык, но получалось все равно неплохо. - Она присылает тебе свой цвет!
   Корка льда, покрывавшая пол под ногами наемников, треснула, и на свободу, назло всем ветрам и угрозам, рванул стебелек подлески. Крохотные цветочки распускались на глазах, распространяя вокруг весеннее тепло. Зимняя хватка ослабла, и Олаф с Рагмаром смогли сделать шаг. Ноша - раскачивавшийся между жизнью и смертью Магус - тянула нещадно. Им бы ринуться в бой! Рагмар уже готов был рвануть вперед, на проклятых прислужников злобного духа, но...
   Славословия застряли в глотке у де Местра. Он выгнулся дугой и прижался к стене по левую руку от...сына? Доспеха? Возвращающегося демона?
   Конхобар повернулся. Что-то в глазах его...Точно! Зрачков было не пять, а семь! Два были сокрыты до поры до времени - и только сейчас появились. Голос героя из Альбы был так же светел, как мартовское солнце:
   - Бегите, друзья...Настает мой смертный час... Пришло время радуге Альбы расцвести вдалеке от изумрудных долин и кристальных ручьев...Бегите, друзья. Бегите! Далеко. Как ноги унесут. Очень далеко! Здесь родится пламень! Он пожрет весь замок! Всю округу!
   - А ты...справишься? - губы с трудом разлеплялись, каждое слово отдавалось болью, но Олаф - Олаф кричал. - Успеешь?.. Мы...!
   - Справлюсь. Каждому в жизни дается возможность успеть. Однажды. Успеть. Все, - тихо и спокойно ответил Конхобар, поворачиваясь к юноше-доспеху-демону. -
   Нет...Уже демону: глаза де Местра-младшего дымились болотным огнем, а значит, душа его подчинилась злу. Ибо чем, как не злом, может быть пришедший сквозь тьму веков демон?
   - Слуги! Исполните свой долг! Покажите этому мерзавцу-горлопану! Покажите ему!
   Доселе уверенный в победе, барон скулил подстреленной собакой. Он вжался в угол, метая бессильные молнии из глаз. Слуги, повинуясь господину, рванулись было к Конхобару, но...
   Альбианец двигался - и не двигался. Силуэжт его размылся, и меньше чем через один удар сердца слуги оказались повалены на пол.
   - Мы!..- хотел было крикнуть Рагмар, но его прервал шедший из заокраинных далей голос Ричарда:
   - Это его бой. Его смерть. Позвольте ему умереть. В одиночку...
   Конхобар, не поворачиваясь кивнул. Видели бы то лицо наемники в то мгновенье! Но - они не видели. И больше никогда не увидят. То лицо - никогда.
   Олаф и Рагмар, поддерживая Ричарда, рванулись к выходу. Дверь держалась крепко. Они налегли. Еще. И еще. Ни доски. Ни металл оказались не в силах их сдержать, - а может, Магус подсобил? Дверь поддалась, и они скрылись снаружи.
   Конхобар сделал шаг назад. И еще. И еще. Он перекрыл собой выход на улицу. Шестеро слуг, барон и демон - против одного альбианского героя. Конхобар поднял лицо кверху и улыбнулся, словно бы ловя солнечные лучи. Лучи. Солнечные. Ночью. Внутри залы без окон?
   Но - что такое? - солнце и вправду принесло свой свет сюда. Наступал последний час великого Конхобара, победителя тысячи врагов - и Анку впридачу. Сейчас ничего не было важно, не были никаких препятствий: только Конхобар - и его смерть. Та, смерть, которую он приносил, и смерть - которую он нес другим. Одна смерть. Разная смерть. Но - смерть.
   - Я - Конхобар, альбианский герой! Вызываю тебя на бой!
   Слуги ринулись на него - и отлетели. Никто не смог приблизиться более, чем на шаг. Конхобар не бил. Он даже не двинулся с места: просто сама судьба требовала боя не с этими мелкими сошками. Барон зарычал. Нехорошо так, глухо, и бросился на Конхобара. За два шага до альбинаца он прыгнул, напрягшись всем телом, оттолкнувшись от мокрого (снег уже растаял) пола и...
   Клинок словил его на подлете. Де Местр удивленно вытаращил глаза. Губы его прошептали: "Но...план...Мой план? Как же...". Тело с отделявшейся от него душой упало на расстоянии вытянутой руки от Конхобара. Едва оно коснулось подлески, как комнату озарила вспышка противного, мерзкого света. То было пародией на свет, отблеском, что рождает гниль, выжидающая своего часа в самой глубине смрадных болот. И вот сгусток взрывается, вызывая лесной пожар - высвобождая силу останков зверей и растений, попавших в болото десятки, сотни, тысячи лет назад.
   Вот так рождался демон. Он слился со своим доспехом. Ничего человеческого не чувствовалось в его движениях. Только чуждость. Невероятная чуждость этому миру. Таким выглядит осколок небесного камня, сгоревший меж звездами и упавший обугленным. Таким сейчас выглядел демон. Лицо его было - сгоревшее дерево, губы - пакля, а глаза - тлеющие огоньки. Но - чудное дело - в нем угадывались очертания того мерзкого лица, что скрывался в глубине болотных огоньков.
   Демон оглянулся по сторонам. Бросил короткий - настолько, что он просто не мог быть длиннее - взгляд на распластавшегося барона. Умирающий, он тянул свои руки-плети к демону, но тот даже не отмахнулся. Словно бы это муравей умирал, или даже травинка, незаметная средь зеленого луга.
   Но Конхобар - он удостоился долгого, оценивающего, уважительного взгляда.
   - Значит, меня встречают? Я узнаю тебя, человек зеленых холмов.
   - Меня? - удивление Конхобара не было наигранным.
   - Ты забыл меня? - губы-пакля смежились-скривились. - А...Это аниму твою узнаю...Древнюю...Очень...О, с тобой этот меч! Славно! Славно!
   Раздался клекот-смех. Так смеется древний ворон, пощелкивая клювом. Смех этот шел из нездешних мест, древний, трескучий, отягощенный бременем затхлых веков.
   - Мы вновь сразимся? О, на этот раз...на этот раз я буду умнее...Много умнее...- и снова клекот. Он становился все звонче, обретая плоть. Но- клекот, не смех. - Сразимся!
   - Я - Конзобар, альбианский герой! - Конхобар улыбнулся. - Я выиграл тысячи битв.
   - А я выиграю войну, - ответствовал демон.
   Изо рта его, смрадного, бурого, проеденного червями, посыпались искры. Они облаком накрыли Конхобара...Нет, то место, где он только что стоял.
   Альбианский герой не проронил ни слова. Едва сраженье началось - не отвлекайся на болтовню. Его враг придерживался тех же самых правил.
   Конхобар шагнул вправо - и через миг влево, резанув мечом. Он метил в сочленение шеи и головы, надеясь задеть трахею. Но демон отклонился, и лезвие прошло в каком-то пальце от цели. Конхобар молча принял это, на ходу меняя направленье удара, - и получил удар в бок. Из рук демона в альбианца врезался ком льда, чистого-чистого, за исключением ядра. В глубине воцарилась тьма. Ударившись, лед раскололся на мириады частей, и облако тьмы окутало героя. Конхобар выпрыгнул из этого облака, широко раскрыв глаза и пропев на родном языке что-то.
   Демон не успел увернуться от сиреневой волны: лепестки дивного цветка, распространяя вокруг дивное благоуханье, окружили врага. А меньше чем через миг сирень взорвалась, и волна удара хлынула вглубь, в демона. Тот заорал, крича что-то на древнем языке, забытом в Двенадцатиградье. Но даже спустя века- помимо веков - было понятно: демон проклинал Конхобара и все живое на свете.
   Конхобара не позволил себе торжествовать. Он ударил еще раз. И еще. Он крутил "восьмерку", метя не в трахею и не в грудь - в самого демона. Удар. Еще удар. Клинок, пружиня, отскочил, и альбианец отлетел назад. Он упал в подлеску, и та смягчила удар. Перекатился - и цветы завяли, приняв в себя облачко непроглядной тьмы. Умирала сама реальность вокруг них - и они умирали вместе с ней.
   Конхобар вскочил на ноги, как нельзя вовремя: огненный серп, обуглив сам воздух, пролетел у самого плеча. Кожу ожгло нестерпимой болью, но альбианец молчал. Все семь его глаз вглядывались в то, что было, есть и будет, выискивая слабое место демона. Но тот менялся каждое мгновенье, и тяжко было отыскать прореху в защите чужестранца.
   Демон резко взмахнул руками, крест-накрест, и прямо с его обугленных рук полетели шипы мерзко-зеленого цвета. Они впились в пол, в потолок, в стены, - и в воздух в том месте, где только что стоял Конхобар. Демон замешкался, выискивая пропавшего врага, - и герой ударил. Оттолкнувшись от угла, он бросился всем своим телом вперед, упираясь в заветный клинок.
   Демон успел обернуться - но не увернуться. Меч прошел сквозь металл и кожу нездешнего доспеха и вышел с той стороны. В глубине глаз демона заплескалась тьма. Конхобар почти улыбнулся сквозь потоки пота.
   - Знаешь, когда стоит наносить удары? - внезапно раздался голос прямо внутри ушей, в мозгу Конхобара.
   Губы-пакля демона склонились над виском альбианского необоримого героя.
   - Когда он уже нанес удар и не может...не успевает увернуться, чтоб...- слова слились в клекотанье.
   Только сейчас Конхобар почувствовал холод. Взгляд его упал вниз, на грудь.
   Из нее торчала только рукоятка кинжала. Таких Конхобара прежде не видел - и никогда не увидит. По рукоятке стекала кровь, которая вот-вот начнет литься потоком.
   - Но...Я...- альбианец впервые в жизни был удивлен. Я...Я...е...
   Губы холодели, он не чувствовал пальцев рук. Дышать было больно, очень больно.
   - Я не успел воплотиться, - понял недосказанный вопрос демон. - Не все воплотилось...Ты ударил в пустоту...Тебе б подождать, носитель древней анимы...В тот раз ты бы столь же нетерпелив. Но - победил. А я умею ждать...Я всегда умел ждать...
   - П...лятый...На...со... - только и сумел выдохнуть Конхобар.
   Все семь его зрачков потухли. Душа-анима покидала тело альбианского героя, забирая последнее тепло.
   - А я не Нарсо...- клекотанье, переходившее в гортанный, мерзкий до невозможности хохот.
  

***

  
   Они сидели во дворце. Конечно, видевшие столицу Государство приняли бы это за сарайчик, - но разве много осталось знатоков? Молодые поколения не знали ничего прекраснее Города, выросшего на берегу моря. Воздух бороздили алы катерг и дромонов, на приколе стояли центурии лодок. От поплавков и парусов рябило в глазах. И до чего же прекрасной была эта рябь!
   Город вот уже двадцатый год вел войну не на жизнь, но насмерть. И казалось, победа вот-вот будет одержана. Без помощи со стороны Государства, полузабытой родины, благодаря лишь собственной мощи (ну и самую малость, чуть-чуть - отрядам орков-союзников), - они выстояли. Чужеземцев почти подчинили воле великого Нарсеса, чей лик был темен: не тени даже, тучи пролегли под глазами великого стратига. Облаченный в стародавний доспех, которых почти не осталось даже у ветеранов, он посылал легионы в атаку единым мановением.
   Легионы, правда, измельчали за последние двадцать, но кто же мог рассказать об этом молодежи? Верно, седые старцы пережившие Великий шторм - и Аркадий Лид, десница стратига, неотступно сопровождавший его везде и всюду. Мудрейший и славнейший Лид. Десница - но не сам великий стратиг. Это его катерги, дромоны и многие иные творения подарили победу над десятками племен. Последний оплот врага, гордого, несломленного, еще держался на далеком берегу. Но великий Нарсес уже придумал замечательный план, как и всегда, а значит, варварам остались считанные недели, а то и дни.
   Великий стратиг взирал на свою державу из окон башни, возвышавшейся над Городом. Циклопическая, она готова была потягаться - и превзойти - высочайшие горы этих земель. Отсюда были видны катерги и лодки, Флот гнева. Он должен был обрушиться, как Великий шторм (да не повторится он вновь!), на варваров. И тогда весь материк простерся ниц перед Городом и его народом.
   Люди надеялись на победу: силы их были надломлены, истощены. Хлеба никогда не хватало вдосталь: почти все мужчины сражались с бесчисленными врагами. Немногие следили за рабами, вспахивавшими полями, - без них Город даже не был бы построен. Именно они пахали, сеяли, собирали урожай, рыбачили, а самые надежные - даже охотились. Орки роптали: Город поглощал их земли пядь за пядью. Зеленокожий народец вот-вот мог восстать. Покоренные народы, те, что не были обращены в полных рабов, но остались колонами, отдававшими половину урожая истинным хозяевам всех окрестных земель.
   Всем была нужна победа. Проиграй Город даже первый штурм твердыни зеленоглазых, - власть Нарсеса оказалась бы поколеблена.
   Именно об этом думал стратиг, разглядывая улицы Города. Да...
   - До чего же они кривы и неправильны... - пробубнил он себе под нос.
   - Мы с учениками трижды перепроверили расчеты, - раздался из тени голос Лида.
   Он выглядел все таким же, разве что блеск в глазах поблек. Или тень, в которой он вечно пребывал, была тому виной? Въелась в самые зрачки, и больше никогда не отступала?
   - Перепроверили расчеты, они перепроверили! - заворчал Нарсес.
   - Мы перепроверили, - с нажимом повторил Лид. - Ты тоже принимал участие, о великий стратиг, между триумфом одиннадцатого легиона и пуском в небо катерги. Но тебе, видимо, некогда все упомнить, ты же не успеваешь!
   - Да, если бы я был всего лишь советником, я бы успевал все! - всплеснул руками Нарсес.
   Он стал нервным от постоянного перенапряжения. Он походил на натянутую до предела тетиву. Ей или распрямиться для выстрела - или порваться, третьего не дано.
   - Но мы ведем войну, постоянную, ежечасную, еще немного, и...
   - И что тогда, Нарсес? Найдутся другие. И еще. И еще. Необходимо заключить мир. Оставим их в покое, - понурил голову Лид.
   Но казалось, что глаза его, несмотря ни на что, продолжали зорко следить за каждым движением Нарсеса.
   - Остановиться? Сейчас? Когда мы в дневном марше до победы? Взгляни! - стратиг показал рукой на море.
   Он походил на статую самому себе в тот момент.
   - Вот! Десять полных, ванактовых ал великолепных катерг! Три центурии лодок! Пять дек дромонов, которые обрушат пламенное небо на последний оплот последнего врага! Мы сильны, как никогда!
   - Нет, мы слабы, как никогда, - просто враг почти выдохся. А мы...мы уже выдохлись, Нарсес. Настало время остановиться. Все мечтают об отдыхе... - примирительно начал Лид, но стратиг разъярился пуще прежнего.
   - Все? Да, давно ты плетешь вокруг меня интриги. Что ж...
   Он развернулся всем телом, разом, быстро. В глазах его полыхало огненное пламя. В комнате стало жарко. Даже тень, в которой прятался Аркадий, - и та отступила.
   Лиду бы испугаться, закрыться руками, переждать вспышку гнева, - но он только шире улыбнулся и потянулся к заветной амфоре. Лид потряс ее. Вина хватило только на один стаканчик. Вздохнув, Лид пригубил глоток.
   - Последняя...Вот, значит, как? И тебя Великий шторм...
   - Да, и меня. Я сжигаю себя самого ради того, чтобы вести мой легион вперед, чтобы Государство жило. Мы, да центурия-другая, - вот и все, кто помнит былые времена. Сколько лет прошло? И ни единой весточки! Они все исчезли! Никого, кроме нас! Великий шторм уничтожил тропы. Сколько времени пройдет, прежде чем их проложат? Но мы выстоим... А всех, кто мне мешает, я уничтожу.
   - В самом деле? - Лид прекрасно понял, что угроза обращена не только против зеленоглазого народа.
   - В самом деле, - утвердительно кивнул Нарсес. - А кое-кого уже убил. Все эти годы в твое вино...
   - Добавляли яд, - причмокнув, Лид допил вино. - Точнее, должны были добавлять. Лиды умеют заводить друзей и помнить чужие услуги. А вот некоторые стратиги не могут похвастаться подобным. Люди устали, слишком устали от тебя, Нарсес... Давай покончим с этим, а?..
   Аркадий примиряюще развел руки в стороны.
   - Да, давай покончим с этим, - Нарсес вынул из ножен меч, раза в два короче, чем у зеленоглазых варваров. Черный такой, из нездешнего металла. - Прямо сейчас!
   - С удовольствием, - торжествующе облизнулся Аркадий и...
   Столб пламени ударил прямо в Нарсеса. Порыв был такой сильный, что стратига прижало к стене буквально в ладони от окна. Он противился магии изо всех сил, но разве противится солома вилам?
   Но - Нарсес. Он противился, противился из последних сил, противился даже тогда, когда силы оставили его. Стратиг двигался в столбе огня, превозмогая боль и мощь лидовской магии. Впервые за многие годы выдержка изменила Аркадию: глаза его широко раскрылись, подбородок задрожал. Лид напрягся. Руки его затряслись от натуги, шею покрыла испарина (немудрено, вблизи пламени-то).
   Нарсес сделал еще шаг. И еще. Кожа его чернела, - обгорала. Глаза уже вытекли, но он - шел. Потому что - Нарсес, стратиг Государства, верный ванактов слуга.
  
  

***

  
   Демон оттолкнул Конхобара...Нет, уже только тело Конхобара. Душа покинула великого героя, исполнившего свой долг до конца. Он сражался, он дал своим друзьям драгоценное время, подарил им жизнь, на мгновенья иль века - неважно. Он исполнил свой долг. А что он проиграл битву...Ну, что ж? Друзья теперь могли выиграть войну. Или...
   Пакля и чернота исчезли. Страшная рожа затянулась бледной, даже белой кожей изнеженного царедворца. Демон обрел плоть.
  

***

  
   Двери залы распахнулись, и на пороге возникла фигура милленария-каподистрийца. Стратиг, столько сделавший для него, давший под командование целый легион, подаривший огромный участок, облегченно выдохнул. Подмога пришла, уж милленарий не забудет всего, что Нарсес сделал для него и его людей!
   И действительно, милленарий не забыл. Не колеблясь ни мгновения, он подбежал к застывшим в последнем рывке друг напротив друга друзьям-соперникам, закрывая левой рукой лицо - от жара, и...
  
   - Я не Нарсес. Я Лид. И я обманул всех, всех своих врагов! Я - жив! А они - нет! Я жив!!! Жив!!! Это вы умерли, а я жив!!!
   И здание, от въевшихся в землю камней до маковки, содрогнулось от торжествующего крика.
  

***

   Один выверенный удар прожившего двадцать лет на материке ветерана. Один удар, полный чувств и памяти. Один удар - и меч погрузился почти по самую рукоятку в бок...
   В бок Нарсеса, который сейчас оседал, вытаращив глаза. Последние силы оставили его, сломленного предательством "левой руки"... Губы его что-то шептали, какую-то короткую фразу, но стратигу не хватило какого-то усилия, маленького, совсем незаметного усилия...
   Обугленный, Нарсес осел на пол. Воцарилось молчание. Только ветер шумел да чайки кричали за окном. Наконец, Аркадий, крадучись, приподнялся с места, сделал шаг, протянул руку - и вынул клинок, приложив немалые усилия, из тела поверженного стратига. Последнюю живую душу, что связывала его с памятью о ванактовом дворце, с молодостью...
   Луч солнца, чиркнув, скользнул по окровавленному лезвию. Лид изо всех сил сжал рукоятку, так, что костяшки побелели. Меч - вот, что теперь связывало его с былым, с настоящей жизнью, а не этим кошмаром...
   - Мы идем в бой. В последний бой. Если проиграем- то настанет мир. Выиграем- настанет мир, - бросив взгляд на обугленный труп (по комнате распространился дикий смрад). - Наш великий стратиг умер смертью храбрых, сойдясь в бою один на один с зеленоглазым магом. Отомстим за великого стратига?
   - Отомстим! - кивнул милленарий. - Только...Что делать с его детьми?
   - Детьми? - Лид колебался мгновенье, но все же - колебался. - Пусть живут. У них где-то рядом земля? Пусть владеют, и помнят, что род их идет от владыки этих земель, убитого зеленоглазыми.
   Милленарий, чье имя помнил только ушедший в небытие стратиг, поклонился и ушел. Он оставил Лида один на один с поверженным Нарсесом.
   Аркадий, совершенно не отдавая себе отчет в собственных действиях, принялся стаскивать с еще дымящегося тела доспехи. Это о ведь броня великого стратига! Тем более Лид чувствовал невероятную силу, заключенных в этих простеньких пластинах, в этих ремешках, в незамысловатом шлеме...не мог же Нарсес противостоять его силе, пусть даже сам владел магией. Может, он могущество свое заключил в этот доспех? И точно, Лид не помнил, чтобы за последние двадцать лет Нарсес облачался в иную одежду...Или даже снимал эту броню...Точно! Вот во что он заключил все свое могущество! Насколько же возрастет сила Аркадия!
   На полу валялся серебряный бокал, отполированный до зеркального блеска. В его чаше отражалось лицо Аркадия - Аркадия, постаревшего в тот день на недобрых два десятилетия...А то и три...Или, может, все четыре?..
   А дня вечером они отправились в поход, чтобы через одно утро на следующее вступить в сраженье у стен последнего оплота зеленоглазых. И там Аркадий встретился лицом к лицу с вражьим правителем.
   Многие годы спустя его станут звать Анку. И в руках у него был дивный клинок, жаждавший крови проклятых демонов...

Глава 12

  
  
   В жизни своей они так быстро не бежали. Обессиленные, наши герои держались на одном чуде. Конхобар словно бы поделился с ними частью своей волшебной силы...
   Все слуги де Местра ждали окончания действа, чувствуя, что творится нечто страшное. Грохот битвы распугал их, и они попрятались в самые далекие и глубокие норы. Естественно, никто даже и не думал, чтобы закрыть ворота: привратник дернул первым.
   Взобравшись на холм, поросший вереском, наемники сперва услышали рокот, шедший из земных недр. Развернулись. С вершины, казалось, можно было дотянуться и забрать в ладонь замок барона Анри. Пелена, доселе скрывавшая звезды, была сорвана, и мириады огоньков очутились на небе. Видно, любопытство победило, и обитатели ночного неба высыпали поглядеть на происходящее. Башня, зашатавшись, начала рушиться. Она оседала под собственной тяжестью, поднимая вверх пыль и грязь, распространяя вокруг ужасный грохот. Земля дрожала, принимая на себя тяжесть потери.
   Они ждали, вглядываясь в темноту. Ноги словно бы срослись с кустами вереска, и ни двинуться, ни шелохнуться сил уже не было. Рагмар, славившийся самыми зоркими глазами в своем племени (ирония судьбы!) щурился, напрягая зрачки, чтоб те...
   - Что? Видишь что? А? - требовательно и нетерпеливо спросил Олаф.
   - Да что тут увидишь, вождь, а? Темно здесь! Темно! Пыль! Покров черноты! Грязь! Люди де Местра по норам сидят. Они не люди, они крысы! Предали вождя! Бросили его!
   - Их вождь погиб вместе с сыном. Им некому хранить верность.
   Везучий попытался оправдать людей перед орком. За сородичей, какими бы они были, Олафу было стыдно. Но - тщетно.
   - Ха! Откуда им знать, что они погибли?! Мы сами не видели гибель вождя! Вдруг он выжил?! - не унимался орк.
   И откуда в нем только силы взялись для перепалки? Словно бы огонь подступал к его горлу и сердцу из самой души. Порыв заставил Рагмара повернуть голову, переведя все внимание больших глаз на Олафа.
   - Они должны были проверить, кинуться туда, спасти. Только это зовется преданностью, остальное - ложь, - нахмурился Рагмар.
   - Ты что, на стороне человека, использовавшего нас для пробуждения...этого? - покачал головой Везучий.
   - Я на стороне верности, - гордо выпрямился орк.
   Сделал он это очень неудачно. Ричард, поддерживаемый Рагмаром за левый бок, выгнулся дугой от боли. Зеленокожий закусил губу и замер. Слова лились потоком из сердца, но он закрыл свой рот на замок: малейшее неверное движение орка причиняло магу страшную боль. Тот все еще не оклемался после сражения с Дельбрюком, а уж произошедшее в замке здоровья никому не могло прибавить...
   - Это... - Олаф хотел было продолжить спор, но осекся.
   Краем глаза он заметил движение в замковом дворе. Облако, поднявшееся после обрушения башни, закрывало свет от факелов, зажженных (и когда только успели?) во дворе, но сейчас оно осело. И там...По двору...
   - Смотри! - только и сумел выдавить из себя Олаф.
   Видно было, как темная фигура движется в сторону ворот от руин донжона. То ли свет факелов боялся прикасаться к ней, то ли каменное крошево и пыль облепили, - ничего нельзя было разглядеть.
   - Ну, ну...Боги, сделайте так, чтоб это был Конхобар... Молю! - обратился к небесам Олаф. - Да даже пусть это будет де Местр... Уж с ним-то я совладаю...
   - Румгар-р-ра! - вырвалось из пасти Рагмара.
   Лицо - превратившееся в тот миг в морду - было самым страшным, что когда-либо видел Олаф. Ну разве что оживший доспех мог сравниться... Отдаленно так...
   - Румгар-р-ра! - повторил орк с еще большим чувством.
   Он принялся плеваться и что-то бессвязно бормотать, озираясь по сторонам и продолжая плеваться. На плече Ричарда застыл такой вот сероватый плевок, но Магус не обратил на это никакого внимания.
   - Древнее. Очень древнее. Почти как духи. Почти как духи. Румгар-р-ра! Румгар-р-ра! - не унимался орк.
   Если бы Олаф сумел сейчас заглянуть в глаза орку, то он увидел, о, он увидел бы, как...
  

***

   Вечером, у главного костра племени, ребятишки, девочки и мальчики, усаживались кружком. Он любили слушать преданья о былых временах, сотни которых знал Агмар. Рядышком усаживались даже те, кто прошел обряд посвящения, а порой и седые мужи. Все любили послушать о былом, вспомнить. Что связывало зеленокожие племена воедино.
   Хитро улыбаясь, Агмар обращался то к самому маленькому, то к самому взрослому из собравшихся:
   - Ну что, может быть, рассказать тебе о Грамше, оседлавшем бурю? Или о Даротуре, что водил сотни сотен воинов на битвы?
   - О Румгаре! Румгаре расскажи нам, дедушка! О Румгаре! - говорил и малый, и большой.
   - О Румгаре, значит? - довольно улыбался Агмар и кивал. - Будет тебе легенда о Румгаре. То было ...
   В те времена, когда зеленокожий народ правил всеми окрестными землями, с миром случилось страшное. Духи стали разговаривать на иных языках, реки пересохли, а в оставшихся вода была соленей морской. И вот издалека, из неведомых краев, явились странные люди. Они могли повелевать ветром и огнем, а уж металлом! До чего дивным оружием они пользовались! Их было мало, но каждый стоил сотни рослых зеленокожих бойцов. Народом зеленокожих правил мудрый Верховный вождь...
   - Верховный вождь? - переспрашивал кто-нибудь из маленьких Агмара, будто бы это было самой дивной частью легенды.
   - Да, Верховный вождь...Их у нас больше нет...С тех самых пор...
   Он сумел договориться с чужаками. Те нашли воду для зеленокожих, научили разным премудростям, но попросили помощи в борьбе с иными народами. Катаклизмы сотрясали весь мир, и десятки чужестранных племен искали новых угодий на здешних землях. Верховный вождь сообразил, что с помощью неожиданного союзника сумеет отстоять свои владения от чужаков. Зеленокожие и повелевающие ветром дали клятвы верности и дружбы друг другу.
   С каждым днем, с каждым мгновением на земле зеленокожих прибывало все больше и больше чужаков. Вместе с повелителями ветра они сражались, убивая сотни сотен чужаков, но сил их было мало. Очень мало! Повелители ветра забирали себе женщин чужеземных народов, чтобы те рожали богатырей, но - силы таяли. Мало кто из первых повелителей ветра остался в живых. Кто знает, случись иное, какой бы стала история зеленокожего народа?..
   На этой части рассказа Агмар всегда вздыхал, но не поддельно, наигранно. Сердце его обливалось кровью от печали, от грез о несбывшемся...
   - Но наконец почти все враги были побеждены. Зеленокожий народ и повелители ветра собрались для последнего удара, и...
   - Что, дедушка, что? Ну что? Ну скажи!!!
   - И нас предали...Их предали...Вождя повелителей ветра убили в ночь перед сраженьем, убили подло, в спину. Без него нам пришлось туго. И мы проиграли. Нас гнали долго, очень долго...Чужаки победили. Все восстали против нас, и былые наши победы обернулись еще более кровавыми поражениями. Нас начали загонять в леса, а их...
   - Их? - раздавалось хором со всех сторон, от взрослых и детей.
   - Их становище, Румгар, сравняли с землей. Всех их перебили. До единого. Никого не оставили. С нами поступили куда как благосклонней - со временем загнали в леса...Убили нашего Великого вождя...Но мы выжили. И будем жить. И мы будем бороться, чтоб однажды вернуть принадлежащее нам по праву! Не повторим судьбу Румгар, носивших металл с кожаной бахромой! Мы победим!
   И одобрительный, яростный рев завершал древнее сказание...
  

***

   - Это Румгар. Наконец-то я знал его. Дух сгинувшего народа. Давно сгинувшего. Последний остался. Не успокоится, пока не отомстит.
   - Кому? - только и смог произнести Олаф.
   - Как - кому? - удивленно произнес Рагмар. - Всем. И нам - за слабость в последней битве.
  

***

   И только посвященным Агмар поведал недосказанное. В решающий момент последней битвы Великий вождь дрогнул. Он испугался последствий победы Румгар. Вдруг после они обратятся против зеленокожего народа?
   Великий вождь приказал отступать. Повелители ветра понесли большие, слишком большие потери. Если бы зеленокожие богатыри остались...Но они не остались. Строй дрогнул, и вождь Румгар, поняв, что битва проиграна, бросился в гущу врагов. Что было с ним дальше, никто не знал...
   Но если однажды Румгар вернутся - они отомстят. Страшнее всего отомстят зеленокожему народу, который не обрел ни славы, ни силы после той битвы...

***

  
   - Это демон, - наконец-то произнес Ричард.
   Теперь уже Олаф начал походить на оживший труп. Кровь схлынула с его лица, руки-ноги онемели, а глаза, казалось, обратились в угольки.
   - К-кто?
   - Демон, - менторским тоном произнес Магус. - Если бы видели лучше...Потом объясню...Тяжело...
   Пусть мага может подвести зрение - но они могут почувствовать. Сознание Ричарда будто бы спустилось с холма, прокралось через ворота и встало позади чужака. На его плечах - без ветра, но подвластный нечеловеческой силе - развевался плащ с "рогами". Демон. Это может быть только он. Наступали последние времена: мир сходил с ума. Так, может, и Ричарду?.. Нет, надо держаться. Держаться из последних сил! Это всего лишь один-единственный демон! Древние народы сражались с сотнями, тысячами таких!..
   И в итоге подпали под их власть.
   "Ну, ладно, иные народы встали под знамена ангелов"- мысленно укорил себя Ричард. Но ведь ангелы-то не пришли...Не было слышно шелеста их крыльев. А демон - демон пришел... Вдруг за ним последуют другие, и что тогда?..
   - Ну что, повспоминали древние предания? - все таким же менторским тоном продолжал Ричард. - А теперь пора уносить ноги! И все остальное, что от нас пока что осталось!
   Рагмар и Олаф как никогда в жизни были солидарны с Ричардом. Да только - куда бежать? Где-то рядом могли находиться силы проклятых глоркастерцев.
   Поднялся ветер, заигравший в волосах наемников. Он принес запах моря, терпкий запах соленого моря и свободы.
   Они развернулись. Ричард возмущенно закряхтел: "Нельзя же так резко! Убьете еще! А мне столько книг осталось прочесть!", - но резко наступил на горло собственной песне. Там, вдалеке, угадывались очертания морского берега - и то ли города. То ли деревушки. Ага! Там можно укрыться хоть ненадолго!
   - Надо добраться туда! - выпалил Олаф. - Пойдем!
   - Эх, ну почему нельзя было спасти телегу...Она была такая удобная... - возведя очи горе, бубнил Ричард.
   Похоже, он первый отделался от страха, порожденного возвращением на Хэвенхэлл демона.
   - А вдруг он за нами погонится? - взволнованно произнес Рагмар. - Здешние духи нам не помогут...Они разбежались, напуганные Румгар.
   Олаф покачал головой.
   - А что нам остается делать? Доберемся туда, может, лодку какую возьмем...Авось даже раньше демона туда прибудем...Я бы на его месте вовсю позабавился с остатками замка. Покрушил бы, пометал бы молнии в небо, упиваясь могуществом...И только потом начал осваивать прилегающие земли...А мы к тому времени успеем обернуться с толпой магов. Уж они-то его скрутят, уж я-то знаю! Верно, Ричард?
   Магус кивнул, подтверждая, что Олаф знает. А вот смогут ли победить демона маги, Ричард не подтверждал. Разве можно соглашаться в том, в чем сам не уверен?..
   Пока они плелись меж холмов, начало пробуждаться солнце. Оно всходило над морем, окрашивая его кровью. Волны мирно ударялись о берег. На самой кромке земле приютилась рыбацкая деревушка: от нее на многие сотни шагов разило рыбой. Ричарду бы нос прикрыть, да руки его плетьми повисли на плечах друзей. Трава сама собою кончилась, и ноги их ступили на песок прибрежной дюны. С нее было очень хорошо видно деревню и...
   - Стоять! Кто такие? - раздался голос из-за их спины.
   Наемники повернулись, и каждое их движенье болью отозвалось в ребрах бедняги Ричарда. Опытный боец и лучший следопыт племени - они не заметили следов засады. Еще бы! После всего пережитого пролети над их головами дракон, они только и знали бы, что обсуждать превратности погоды.
   - Стоять! Кто такие? Повторять в третий раз не буду!
   Словно бы из-под земли выросли пятеро воинов. Без шлемов - чтоб на их металле не отражались солнечные блики. Бригантины были обтянуты...
   - Ну слава богам, не глоркастерцы! - радости Олафа не было предела: бригантины патрульных были обтянуты черно-зеленым сукном, цвета Марорина.
   Извечные враги Глоркастера. В общем-то, у этого города снобов и не было друзей, так что все остальные одиннадцать городов можно было считать его противниками. Все-таки было, было в этом мире нечто, в чем нельзя было ошибиться.
   Патрульные застыли ненадолго, соображая, что происходит. Отряд Олафа представлял собой тое еще зрелище. Рослый орк и потрепанный воин (наемник, это уж как пить дать!), державшие под руки человека в облачении мага. Вид у них был такой, будто бы они недели от демонов бежали. О, как патрульные были близки к истине!
   - Слушай, Олаф, ты, что ли? - внезапно спросил один из патрульных.
   Выглядел он суровей, чем товарищи, двигался куда уверенней, да и меч у него был хорошим, не дешевка, каких сотни.
   Олаф пригляделся. Лет сорок. Лысая башка, с правого виска только свисает клок каштановых волос. Козлиная бородка: не потому что как у козла, а потому что из нее козлы, казалось, сто лет дергали волосы...
   - Эмиль! Эмиль Картавый! Да я тебя лет сто не видел! - радостно воскликнул Олаф.
   - А это Ричард? - глаза Эмиля широко распахнулись. - А ну, парни! Быстро! Взяли под руки его! Давайте, давайте! Чтоб ни единого волоска с его головы не упало! Ну-ка, помогите! Да запомните хорошенько Олафа Везучего, славного на все Двенадцать городов!
   В этих словах слышалось почтение. Сам Эмиль был из наемников. Ему приходилось не раз и не два сражаться с Олафом. Но отнюдь не плечом к плечу.
   - А это твой новый боец? - одобрительно присвистнул Эмиль. - Да, добрый воин, добрый...
   - А ты картавишь потихоньку? - ухмыльнулся Олаф.
   Эмиль получил свое прозвище потому, что любил если не убить противника - так выбить ему зубы. Хлебом его не корми, дай ударить кромкой щитом по вражьей челюсти. Среди наемников так и повелось: "картавить" - значит выбивать зубы, а Эмиль, стало быть, получил кличку Картавый. Работники меча и щита всегда славились чувством юмора.
   - Картавлю...Вот глоркастерцы скоро картавить начнут...
   - Впятером, что ли? - вопросительно поднял правую бровь Олаф.
   - Да какое там! - Эмиль пожал плечами. - Давайте-ка лучше к рыбакам заглянем, под крышу. Там и расскажу тебе все...
   Отряд, двинувшийся к деревне, представлял собой то еще зрелище. Неудивительно, что встречать его высыпала вся деревня. Дети и взрослые, парни и девушки, старики и бабы, - во все глаза они смотрели на чужаков. Более всего внимания привлекал к себе орк, чье сородичи редко, очень редко забирались в эти края. Даже на Ричарда, едва ковылявшего и поддерживаемого патрульными, никто не смотрел. То есть почти никто. Магус поймал на себе взгляд рыжеволосой девушки, спрятавшейся за углом домика. Только лицо ее выглядывало из-за покрытой дерном стены. Это лицо что-то напомнило Ричарду, да только он никак не мог припомнить, что же именно. Он изо всех сил напрягал память, но...
   И боль...И крики...И кровь...И крики...Мама...Мама!!!
   Память била по его сердцу пламенем и болью, но Магус не сдавался. Он прокручивал раз за разом свои воспоминания. Ему казалось очень важным найти ответ. Что-то...Что-то было в этом воспоминании, которое никак не могло воплотиться в его голове...Да что такое?
   Девушка не отрывала от Ричарда своего взгляда, и даже орк ее ни капельки не заинтересовал. Но - толпа.
   Толпа людей в черно-зеленом запрудило то, что можно было бы назвать улочкой. Столько воинов! И как только их можно было не увидеть с холмов? Олаф никак не мог взять это в толк. Неужто он стареет?
   - Ха, видишь, сколько ребят! И все прибывают! - бахвалился Эмиль. - Передовой полк мироринской рати здесь собирается. Идут холмами, чтоб быстрее. Как соберутся, будут бить глоркастерцев. Куда б вы ни шли, присоединяйтесь!
   Картавый славился логической связью речей, в которых ни от логики, ни от связи почти ничего не оставалось. От слова "вообще".
   - И много платят? - деловито спросил Олаф.
   Вторая часть оплаты - если б она действительно была - оказалась погребена под руинами донжона. Попутную работку Олаф брал редко, но в таком-то деле...Тем более глоркастерцы... Проклятье! Демон! Надо предупредить!
   - А кто здесь за командира? Мне надо с ним поговорить. Срочно! - Олаф едва ли не кричал.
   - Вот, видите! Лучшие наемники готовы набить морду глоркастерцам! Денег мало, зато с народом! Да, с народом лучшего города! - Эмиль доброжелательно похлопал по плечу оказавшегося рядом десятника.
   Парень, над верхней губой которого только-только начал пробиваться пушок, закивал и стремительно ретировался.
   - Пойдем, Олаф, переговоришь с воеводой, - от добродушного тона не осталось и следа.
   Эмиль говорил деловито, быстро и коротко.
   - Эй! Помогите ребятам! Быстро! - ни к кому собственно не обращаясь, Картавый увлек Олафа к центру деревни, к дому старосты.
   Рагмар же остался рядом с Ричардом. Бедные патрульные помогли ему доковылять до того самого крытого дерном домика, и теперь не знали, как отделаться от ноши и ее ужасного охранника. Вроде бы и командир приказал сторожить, и вообще...
   - О шамане сам позабочусь, - буркнул орк, и бойцы едва не кинулись его обнимать. Ну, фигурально, конечно же.
   Меньше чем через один удар сердца их и след простыл.
   Орк огляделся по сторонам. Вокруг него образовался круг пустоты, границы которого образовали любопытные мароринцы и жители деревушки. Они боялись приблизиться к зеленокожему, но при этом не проявляли даже намека на угрозу. Им было просто интересно, кого это один из офицеров привел в деревню. Может, плечом к плечу с ними придется резать глокастерцев, почему нет? Надо было приглядеться к будущим товарищам по оружию. Если же придется убивать этих двух - тоже нормально, врага надо знать в лицо. Или в морду, если речь идет об орке.
   Ричард осел на песок, пропитанный рыбьим жиром и покрытый высохшими водорослями. Рука его опиралась о прислоненную к стене лодку. Хозяин, верно. Решил высушить ее и проконопатить: рядом стоял бочонок с дегтем.
   - Хорошая деревушка. В одних меня хотели забросать камнями, в иных прирезать... - отстраненным тоном произнес Ричард.
   По его голосу совершенно нельзя было понять, шутит он или совершенно серьезен. Орк давно к такому привык. Ноги зверки болели, но Рагмар не мог позволить себе присесть рядом с человеком-шаманом. А вдруг на них нападут? Врага нужно встречать стоя. Так размахнуться проще.
   - Лучше зайдите в дом, - донеслось из-за угла дома.
   Орк развернулся. Перед ним, совершенно не боясь зеленокожего громадины, стояла невысокая (ну, по орочьим меркам) девушка, примерно одних лет с Ричардом. Хотя...Рагмар плохо разбирался в человеческом возрасте, он вполне мог ошибиться. Что он понял прекрасно - девушка не из пугливых. Сама предложила помочь неизвестно кому.
   - А ты не готовишь для нас отравы? - напрямик спросил Рагмар. Даже после путешествия с наемниками он любил прямоту и честность.
   - На мою еду никто не жаловался, - парировала рыжеволосая.
   - Просто никто не выживал, - пожал плечами Ричард и требовательно посмотрел на Рагмара.
   Тот помог человеку-шаману встать. Девушка распахнула дверь и впустила новоиспеченных гостей внутрь.
   Рагмару пришлось сложиться чуть ли не вдвое, чтобы не пробить крышу головой. Домик представлял внутри одну-единственную комнату, устланную соломой и луговыми цветами. В центре горел очаг с подвешенным котлом. В нем что-то булькало, что-то, по запаху сравнимое с жареной олениной. Так, во всяком случае, показалось орку. Бурчанье желудка зеленокожего заставило девушку вздрогнуть.
   - Я сейчас... - растерянно произнесла она. - Только уложим твоего спутника отдыхать...
   Ричард благодарно опустился на низкую, широкую лавку. Рыжеволосая девушка укрыла мага одеялом, сшитым из мириады лоскутов. Наконец-то он сумел заглянуть ей в глаза...Он...Где-то он их видел?..
   И кровь...И крики...И стоны...И боль...И кровь...Мама...Мама!!!
   Тьма стучалась в душу Ричарда Магуса, но он сражался из последних сил. Он едва не сдался там, в замке. Он хотел, о, он действительно хотел сдаться! Тогда бы мир, овладевший его телом, стер бы в порошок проклятого демона, и душа Ричарда могла бы спокойно улететь к небесам. Но что тогда случилось бы с этой деревушкой? Только заглянув в глаза к этой рыжеволосой девушке, он понял, что не зря решил сразиться с миром там, в комнате, освещаемой болотным огнем. Только он сам не понимал, почему. Глаза...Где же он их видел?
   И кровь....И крики...И стоны...И боль...И кровь...Мама...Мама!!!
   Он закрыл глаза: так было легче сражаться. Сейчас он был всецело поглощен боем за самого себя. Нужно было продержаться. Еще немного, еще самую капельку...Продержаться...
   Девушка сняла булькающий котелок с крюка, держа его ухватами. Она не успела ничего сделать, как орк выхватил котелок. Голыми руками. Мгновение спустя он закусил губу и вновь повесил котелок на крюк. Девушка погрозила громадине, раза в полтора больше ее самой, пальцем.
   - Голодный, - виновато понурил голову орк. - Очень голодный. Могу есть прямо из котелка.
   - А как же... - начала было девушка, но ее оборвал голос Ричарда.
   Голос, словно бы шедший из-за окоема, из иных миров.
   - Не надо. Кормить меня не надо...Не стоит...
   "Бессмысленно. Я все равно уйду. Очень скоро уйду. Только бы силы собрать для последнего похода" - хотел было сказать Магус, но что-то его остановило. Эта девушка...Кто же она? Почему ему так важно ее вспомнить?..
   - Ну ладно... - досадливо протянула девушка. - Тогда кушай. Я тоже не буду.
   Он поставила котелок на сложенный из камешков постамент с углублением, размером точь-в-точь с дно котелка, и протянула орку ложку на длинном черенке. Рагмар низко поклонился (это стоило ему четырехкратный усилий - но все-таки стоило!) и... В человеческом языке сложно подобрать слово для этого. Пусть будет - "стремительно набросился". Да, именно, Рагмар стремительно набросился на еду. Девушка смотрела расширенными глазами на происходящее. Чего бы она не пережила в своей жизни - а о многом говорили ее глаза - такого она точно не видывала.
   Котелок опустел в считанные мгновения. Рагмар довольно облизнулся, показав свои безразмерные клыки, и вернул вылизанную до блеска ложку обратно.
   - Благодарю тебя, хозяйка, пусть духи будут благосклонны к этому очагу, а огонь в нем никогда не гаснет, - величаво произнес орк. - Я давно не пробовал ничего подобного.
   Сам облик довольного Рагмар подтверждал: это правда, сама что ни на есть правдивая правда.
   - Но позволь мне спросить твое имя...Я хотел бы славить перед духами твое имя.
   Это была редкая честь, которую орк редко когда оказывал даже своему сородичу, что уж говорить о человеке. Но девушка практически спасла его от голодной смерти, а это дорогого стоило.
   - Мой имя... - она взволнованно глянула на Ричарда.
   Магус напрягся. Может, оно поможет вспомнить?..
   Губы ее разомкнулись, чтобы произнести звуки, но стук раскрывшейся двери похоронил их в глубокой пучине.
   На пороге застыл Олаф. Глаза его сверкали, а губы расплылись в довольной улыбке. За его спиной ухмылялся Эмиль.
   - Ребята! Хватит бока греть да девчонок глазами пожирать! Будем бить глоркастерцев, пока не закартавят! - от силы, что была сокрыта в этом радостном возгласе, кровь стыла в жилах.
   Рагмар пошел было к Ричарду, но девушка оказалась у лавки раньше опытного охотника. Худенькая, она помогла Магусу встать на ноги.
   - Легче пушинки...Будто б и нет тебя здесь - с удивлением, ни к кому собственно не обращаясь, произнесла она. - Возвращайся. Слышишь. Возвращайся обязательно.
   И столько было в этой фразе чувств, что даже беспардонный Эмиль предпочел отвернуться, чтобы не мешать Магусу и странной рыжеволосой девушке обмениваться взглядами. Взглядами - это все, что она могли себе позволить. Взглядами - это все, что сейчас нужно было Ричарду. Эти глаза...Их свет заставлял вернуться, просил вернуться, умолял вернуться...
   - Я попробую... - виновато произнес он и, поддерживаемый с обеих сторон Олафом и Рагмаром, поплелся прочь.
   Она еще долго, невероятно долго стояла на пороге и смотрела только на него. Ричард обернулся, несмотря ни на что, - а она стояла, и глаза ее просили вернуться. Глаза...Где же он видел эти глаза?..
   И кровь...И крики...И стоны...И боль...Пламя...Искры...Трупы...Мама...Папа...Мама!!!
   Путь до жилища старосты показался ему вечностью. Повсюду - меж хижинами, на пляже, на холмах и прибрежных дюнах - мелькали черно-зеленые одежды. Мироринские силы все прибывали и прибывали. Как же они могли просмотреть, пока шли холмами, этакую-то силищу?..
   Магус подумал, что в этакую-то ночь они могли проглядеть вторую Смуту и гибель всех Двенадцати городов. А еще - он подумал, что в действительности воинов в черно-зеленом было не так много...И мало, безбожно мало опытных бойцов: Морорин, хоть и был портовым городом, но славился качеством...В общем, в Двенадцатиградье это прозвали мороринством: бедность не бедность, а медяк даже жалко сперва отдавать, после же - не пожалеешь и золотого. Вот когда глоркастерцы подойдут к самому порту, уж мороринцы-то не поскупятся!
   Жилище старосты можно было, с определенной натяжкой, назвать полноценным домом. Нет, то были не белокаменные палаты или бюргерский дом, но определенный достаток чувствовался. Вся деревня собиралась здесь в праздничные дни или в годину испытаний. Здесь же хранился запас продовольствия на крайний случай. Пахло котами - бессменной, надежной стражей зерна. Жаль только, что рыбу им нельзя было доверить, а то бы!..
   Жилая часть дома состояла из одной комнаты, но полы здесь были устланы плетеными ковриками. Посередине размещался стол, на котором мироринцы разложили карты здешних краев.
   Ричард без труда угадал командира, мироринского воеводу. Кряжистый, в дорогой корацине, на лбу кожаный ремешок: держать волосы, чтоб в глаза не лезли в бою. Скупой на слова, он властно раздавал приказы собравшимся вокруг него людям. Эмиль - тут как тут - что-то шепнул на ухо обладателю корацины. Тот повернулся, позабыв о делах. Видно, придавал большое значение гостям. Одобрительно крякнул, окинув взглядом могучего орка: тот специально напустил на лицо выражение погрозней.
   - А это знаменитый Ричард Магус, отправивший на тот свет не одну армию, - уважительно произнес мироринский воевода.
   - И даже не десять, - совершенно спокойно ответил Ричард. - Но куда мне до славного стремительными атаками Томаша?
   - Не врали о твоих познаньях, не врали, - воевода довольно погладил усы.
   Хоть и разлапистые, но собранные в косички: чтоб врагу в сраженье труднее было ухватиться.
   - Ну, раз все здесь...Рассказывайте... - Томаш требовательно посмотрел на Олафа.
   Командиру пристало обсуждать войну только с командиром.
   - Повторяться не буду, расскажу главное... - кивнул Везучий.
   И точно, Олаф быстро, очень быстро поведал о случившемся. К счастью, он опустил ключевую роль своего отряда в деле возращения забытого кошмара.
   - Демон, значит? - переспросил Томаш.
   Все молчали. Ричард знал многих, кто здесь собрался. Едва ли не две трети воинов, сейчас стоявших в доме старосты, были из наемников, прошедших огон, лед и магию. Со всеми он сражался: плечом к плечу или глаза в глаза. Он знал, что эти люди не из пугливых. Но все-таки, демон?..
   - Совсем близко глоркастерское войско. Пусть я ненавижу их, но вдруг они помогут нам в битве? Тысячу лет никто с ними не дрался, и... - Томаш ухмыльнулся удачной шутке. - И даже сами демоны не знают, как с этим гадом сражаться.
   - С глоркастерцами? - начали переспрашивать собравшиеся.
   - Хм...
   - Чтоб им!
   - Все-таки, демон...
   - Ради такого можно и забыть...
   - Но только - на одно сраженье.
   - Эй! Очнитесь! Это же глоркастерцы, да они нас!..
   - Глоркастерцы, командир.
   Голос этот отличался от сонма других. Первым обратил внимание на вошедшего в дом черно-зеленого воина Олаф.
   - Глоркастерцы, командир, - повторил воин громче, и на него начали смотреть.
   - Глоркастерцы! - и замолчали все...
   Пестрел воздух от красно-желтых знамен. Глоркастерское воинство выстраивалось в двух полетах стрелы от рыбацкой деревушки. Их было много, очень много! Шлемы сверкали в лучах полуденного солнца. Ветер игрался с плюмажами и накидками.
   А впереди возвышался лорд в баснословно дорогих латах - и человек в наглухо надвинутом шлеме и странном, невиданном доспехе. Сами глоркастерцы удивлялись, как этот выскочка легко и властно командует самим лордом! Но тот - подчинялся, из страха и желания победить давних врагов. Всех врагов. Навсегда. И только трое знали, кто он таков, этот человек в странном доспехе и белом плаще с "рожками".
   Глоркастерские герольды привезли в деревню предложение сдаться. Им обещали жизнь. Томашу стоило только сжать кулаки, и бахвалы поняли, что к чему. Мироринцы шли на бой.
   Черно-зеленый строй выстроился напротив красно-желтого. Он был много, много уже и слегка короче.
   - Как мало, боги, как мало! - не выдержал Олаф.
   - Сколько бы ни было, они будут сражаться до конца - и чуть дольше, - отстраненно произнес Ричард.
   Сейчас он думал о глазах, о ее глазах...Где же, когда же он их видел? Он силился вспомнить, но...
   И кровь...И крики...И кровь...Пламя...Мама...Мама!!!
   Не раздалось ни криков, ни пенья труб, ни ругани. Воины просто пошли друг на друга, а небо прорезали стрелы...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Последняя глава

  
  
   Всему в этом мире приходит конец. Быть может, там, над небесами и под звёздами всё иначе, но только не здесь. Быть может, где-то там, далеко-далеко, есть лучший мир, в котором всё кончается хорошо. Мир, В котором герои получают должное, злодеи погибают, а матери и невесты дожидаются своих близких.
   Но в этом мире, мире, кроме которого у них не было ничего, всё было иначе. Здесь злодеям верили, а правдолюбов почитали за сумасшедших, а что до героев...Оно ведь лучше, когда их нет, так ведь?
   Ричард Магус, Олаф Везучий и Рагмар жили в этом мире. Другого у них не было - но иного не пожелали бы никогда, ни прежде, ни после. Хотя "после" - после у них не было. И вообще не было ни того, что до, ни того, что после - у них было только сейчас. Сейчас, растянутое до вечности и сжатое до крупицы мгновения. А это и так очень много, не правда ли.
   Похоже, больше никого не осталось. Вон там лежал десятник Эйхгорн, тот самый, над губой которого начал пробиваться первый пушок и которым юноша человек так гордился. А вон там, пронзённый двумя пиками, валялся поверх тел своих бойцов воевода Томаш. Даже мёртвый, он рукой своей, устремлённой в вечность, направлял души своих воинов. Кажется, он улыбался, довольный тем, что и после смерти останется во главе столь милого его сердцу воинства. А вон там...Да...Прислонившись спиной к камню, отправился на поиски лучшего из миров Эмиль Картавый. Глаза его остекленели. Не моргая, он смотрел на врага, без страха. Никто не смог бы упрекнуть Эмиля в том, что он смалодушничал. Родители могли бы гордиться своим наконец-то повзрослевшим - к сорока-то годам! - сыном. Они примут его в свои объятия там, в другом, самом прекрасном и вечном мире.
   Ричард Магус, Олаф Везучий и Рагмар жили в этом мире. "Жили" - это значит, что настала пора с ним прощаться. Никто ведь не думает, что втроём они выстояли бы сейчас против этой армии? Нет, оно не было тем сказочным, легендарным вражьим воинством, что протянулось до самого горизонта. Потрёпанное, изъеденное проплешинами пустоты, войско это едва стояло на ногах. Кто-то опирался на копьё, чьё острие откололось в пылу боя. Кого-то держали под руки товарищи, бессильного, обливающего потом и истекающего кровью. Их осталось совсем немного. Но - их было бесконечно больше троих. Всего лишь троих человек...
   И всё же они не подходили. Они боялись. Каких-то трёх чел...То есть двух человек и орка. А может, одного человека, одного орка и одного мага. Кто их знает, чароплётов. В крови, чужой и своей, запёкшейся под палящим солнцем Двенадцатиградья, они стояли втроём против целого мира. Знали бы они, что в ту же минуту также стояли шестеро против целого света. Но там были ангел и демон, двое рыцарей, некромант и алхимик. А они, втроём, что они сейчас могли?
   Солнце клонилось к закату. Ричард, приложив мокрую и липкую от пота руку ко лбу, любовался алым шаром, спешащим отдохнуть от забот мирских. Говорят, то огнегривые кони несли златую колесницу, увозившую души подальше от мира. Магус был в конце своего пути на площадку этой колесницы. Он должен был успеть в последний момент - пока колесница не исчезла бы в закатных небесах - ступить на подножку колесницы и уйти вместе с другими.
   Кажется, Магус улыбался - а может, то просто губы его дрожали. Или (кто знает?) он шептал что-то напоследок. В ушах его свистел ветер, принёсший последние слова учителя. Мир принёс последнее "прости" Дельбрюка. Расслышав последнее слово, то самое слово, что не успел прошептать учитель, Ричард не изменился в лице. Отнюдь! Он только шире стал улыбаться. Весть была доброй и...нужной, что ли? Магус кивнул собственным мыслям и слову учителя, что было принесено ветром.
   Олаф пожал плечами. Напоследок Ричард имел право сойти с ума, почему бы нет? Каждый имеет на это право. Напоследок....На самый последний последок...Больше для них уже ничего не будет: Олаф знал это. Мысль эта не пугала и не радовала. Она просто приносила знание, ничего более. Одна простая мысль: это конец. Что ж. Ему не суждено было умереть, захлебнувшись пивом. Ему не раскололи череп кистенем в порту. Его не свалила "любовная болезнь", и тело его, раздувшись от водянки, не лопнуло. А такая смерть - смерть в бою - чем она была хуже всяких иных? Она была даже лучше. А ещё Олаф вспомнил, что погибают они за Двенадцатиградье, за Лефер, ставший родным домом, а значит, погибают они за правое дело. Что могло быть лучше для наёмника, покинувшего родную деревню?..
   Духи летали вокруг Рагмара, наставляя его на последний бой. Здесь было столько крови и смерти, что хранители спустились по Древу без помощи шамана. И сейчас все они были здесь: дед., прадед, прапрапрадед...Все до самого начала. Все. Кроме одного. Здесь же были те, кто был или мог быть после. Все собрались здесь, дабы наставить пред битвой Рагмара, Не-видящего-духов, сына шамана, так и не отыскавшего путь по Древу и оставшегося обеими ногами на ветвях Срединного мира. Они одобряли его выбор. И наконец-то он их видел...Рагмар тоже улыбался. Он встретился со всеми, кого мечтал увидеть всю свою жизнь. Мечта исполнилась. Жизнь же...А, разве это главное!..
   Он вышел вперёд, но даже сейчас его окружали по двое воинов с каждой стороны. Сейчас он боялся их ещё более, чем перед битвой. Боялся - и уважал. Даже виночерпий великого ванакта Лид, презиравший войну, умел уважать врагов. Настолько, насколько варвары этого заслуживают, конечно же.
   - Я предлагаю варварам почётную сдачу, - голос его, вобравший в себя тысячу лет, скрежетал могильной плитой и распространял холод, из-под этой плиты выходивший. - Служба. Лучшая служба, самая почётная, что существует во всех известных мирах. Слава, которой прежде ни у кого не было. Девушки, мальчики, золото, драгоценности. Иначе - смерть. Родина ваша будет предана мечу и огню. Народы ваши будут изничтожены, дабы урок преподать другим варварам.
   Он застыл, уперев железные руки в боки. Трава под ним пожухла.
   Солнце катилось к закату, окрасив мир в царственный багрянец. В этот миг все были героями и ванактами, иначе и быть не должно. Ветер зашелестел в рунах башни.
   Они переглянулись. Из глаз Ричарда смотрела вечность. В глазах Рагмара застыла тень Древа миров. А вглядевшись в зрачок Олафа, можно было бы разглядеть бастионы Лефера, а в само1-самой глубине - сожженную деревню. Ту, которых тысячи по Двенадцатиградью. Ту, которая одна-единственная во всем мире.
   - Смерти - нет, - ответил Рагмар, окружённый духами, коих видел сейчас только он.
   Остальные кивнули.
   Демон постоял ещё немного, а потом заговорил, и чудилось, будто то крышка гроба стучит вдалеке.
   - Нас больше в десятки раз. Вы устали. В какой-то момент один из вас пропустит удар. У этого, - рукавица заскрежетала, двигаясь, - больше нет сил на чудеса. Сперва погибнет один. Потом второй. Третьего затопчут, щитами закидают. Трупы разрежут на куски...
   - Посмотрим, - коротко ответил Олаф.
   Дребезжа и скрежеща, голова демона склонилась. Похоже, ответы врагов загнали его в угол, а после загадочно произнёс:
   - Видно, Нарсес всё-таки сподличал напоследок...
   Постояв так немного, демон развернулся и зашагал прочь. Когда он шёл, сминая траву, в воздухе раздался не голос даже- скрежет:
   - Прощайтесь. Я милосердно дарую вам время, потребное для прощания с миром.
   Они ничего не сказали друг другу, да и зачем? Всё было понятно и без слов. Даже духи отступили назад, чтоб не мешать напоследок. Однако Рагмар чувствовал их присутствие, и стоило ему только посмотреть по сторонам, как он увидел бы их силуэты. Они ждали. Они знали, что сейчас будет. И они были правы: пришло время умирать. Рагмар был счастлив оказаться рядом с ними, увидеть их...Чтобы затем уйти по ветвям на верх, на самый верх. Только одного не было меж них...Отец...Где отец?.. Может, он смотрит с самых Высоких ветвей? Может, он отыскал древних духов?..
   Олаф пожал плечами. Жизнь успела промелькнуть пред его глазами, так что память сейчас пустовала, отдыхая и не посылая ни образов, ни даже обрывков фраз. Пустота. Спокойствие. Скоро конец: он знал это.
   Ричард обратился вглубь своей души. Голоса и звуки ушли из памяти. Значит, скоро он...Да, ещё миг, и...
   Он спасёт их. Спасёт их всех. А цена...Цена не имеет значения.
   Сейчас. Ещё чуть-чуть. Вот уже в грудь, хладную и тонкую, ломится морозное пламя...
   Магус улыбнулся:
   - Эй, демон! - он воскликнул донельзя дерзко и весело. - Эй! Ты знаешь, что смерти нет?!..
   Тот повернул голову и... Он почувствовал, что...
   - Уничтожить его! Все-е-е-е! Уничтожьте его!.. Иначе все сдохнете!..
   И мир рухнул - рухнул сразу со всех сторон...
   А Ричард...
   Ричард падал. Падал туда, где нет даже "никуда"...Падал туда, где есть все "куда". Не были и не будут, а именно есть, иначе их не было бы.
   Пустота разрывала его на куски, а ветер, бивший в лицо и свистевший в ушах, срывал последние покровы - за одеждой исчезло само тело. Ничего не осталось. Хотя...Кто знает? Может быть, та искорка, что горит в глубине каждого, ещё сверкала, светя в непроглядной тьме?
   Ричард падал...Он не понимал - он знал, каким-то непостижимым образом знал, что это - конец, что долгожданный покой пришёл к нему. А там, в самом яростном из известных миров, тело его разбрасывается молниями. Или должно разбрасываться...
  

***

   Они стояли друг напротив друга, застыв в напряжении. Железо, в которое заключена душа пришельца из прошлого, одного из создателей магов, и потомка тех самых магов. Потомка, рождённого с капелькой расплавленной магии. О чём они сейчас думали, тени встретившихся тысячу лет спустя людей?

***

   Хотя, конечно, "конус холода" был бы надёжнее, а "узы Мандалана" эффектнее...Но что взять с мира! Что он знает о магии? Ха! Что ему дано понять о созданных не здесь, о нездешних, в чьих жилах течёт расправленное серебро былой магии?.. Нет, они не отсюда, они не от мира сего, а потому кто-то должен уйти. И чаще всего - это сам маг.
   Ричарду бы хмыкнуть - да только нечем. Здесь, в глубине мира, был только он, он-сам, без всего напускного и наносного. А сейчас и ему суждено будет раствориться...Но к чему?..
  

***

   -Тебе предстоит сражаться!
   - Но зачем?.. За что?.. За кого?.. Никого из них нет рядом со мной...Только их плач...И крики...И слезы...Мама...Мама!!!
   -Не знаю...

***

  
   А вот и кончилась борьба. Всё. Конец. Мир победил. Пора на покой...Но что-то в глубине оставшегося Ричарда самого-себя противилось этому. Это было похоже на то, как червоточинка ширится в сердце, как оно раскрывается изнутри навстречу печалям и невзгодам, не в силах принять случившееся. Сердце ноет, обливаясь кровавыми слезами безнадёжности и непримиримости. У кого-то ноет оно лишь мгновение, а кого-то оно терзает днями, годами, веками...Чья-то червоточинка перекидывается и на память потомков, не давая покоя уже им.
   И вот сейчас также ныло что-то в Ричарде. И это что-то не сдавалось, оно не принимало поражения и никогда бы не приняло. Но только почему?.. Это невозможно было объяснить. Как словами рассказать то, что никак не связано с мыслью, со словом, только - с чувством, только с тем, что сокрыто во глубине до поры до времени, что-то, что пробуждает тебя ночами и заставляет дрожать, плакать или смеяться? Что-то, плачущее за покровами сердца и души, что-то, заставляющее идти на поступки, в которых ты сам себе не можешь дать отчёт? Что же это было?.. Кто же это было?.. Ричард всегда мечтал найти ответ на этот вопрос.
   И вот ему удалось это. Лишь здесь, где не было ничего, кроме него самого. Ричард понял, что это он-сам борется. Тьма надвигалась со всех сторон. И только крохотная искорка, падавшая вниз, светом сверкала ярко и боролась с темнотой. Так не могут бороться живые - только ушедшие. Он боролся всем, что у него есть: он боролся весь. Он боролся со всем. Но крохотная искорка - звёздочка падала вниз (а может быть, вверх), и даже гордая, невозможная, неожиданная борьба не могла остановить её падение. Должно быть, лишена была смысла эта борьба - и всё же он сражался. Сражался вопреки всему. Лишённый рук и ног, лишённый тела своего, он боролся. Чем? Он сам не смог бы ответить...Должно быть, самым сердцем своим, самим желанием сражаться. И он - он не сдавался, вопреки всему, этот тщедушный, знавший мир только как страницы книги, краешек света вокруг них и звуки, эхо голосов и криков...А ещё - мир как отражение последнего взгляда учителя. Он был солью на раны, не более. Человек, коего не почитали за такового. Человек, который не хотел жить, который жил сражением...Человек, душа которого теперь уходила далеко-далеко, прочь, оставив позади себя смерть и гибель.
   Но он - он не хотел умирать. Бороться было просто.
   Сложнее было - понять, зачем надо было сражаться.
   А значит - зачем надо было жить.
   И он, знавший историю этого мира и легенды о двух других, перечитавший едва ли не две трети книг, сохранившихся на Хэвенхэлле, он, выдержавший много и даже чуть больше...
   Он, он - не знал. И потому он падал вниз. И огонёк тускло блестел во тьме, и свет его уже был не столь ярок, как прежде. Потому что он - уходил. Уходил навсегда. Быть может, он ещё смог бы взлететь...

***

  
   Они стояли друг напротив друга. Лид поднял забранную в железо руку- чужую, заёмную руку - кверху. В тот момент он вспомнил о прошлом. Вспомнил, как ходил коридорами дворца ванакта и мечтал, дабы от слов его появилась улыбка на устах владыки. Вспомнил, как рушилось всё вокруг, как Нарсес объявил себя новым ванактом... Вспомнил, как горело море за окоёмом, а под ногами земля дрожала многие недели. Как созвездия плясали безумный, кабацкий, мужицкий танец, а любомудры хватались за головы и сбрасывались со скал в море. И как тот ветер, нёсший серебристую...нет, серебряную, пыль, всё дул и дул. И как гибли в боях с варварами люди. И как Нарсес...Хотя тот - тот заслужил, чего уж там. И как рассыпалось Государство во прах...
   И только в этот момент Лид понял, что для своего мира он был слишком молод, а для этого -слишком уж стар... И что он последний чиновник канувшего в озеро Забвения Государства... И что он, в общем-то, никому здесь не нужен...Потому что где двое - там есть Государство...А он был один, совсем один в этом мире...
   А где-то там, вне миров и звёзд, крохотная искорка боролась за право вернуться назад. И каждый миг сомнений дарил шанс на победу, шанс на то, чтобы вернуться и вернуть.
  

***

  
   Он знал: ему осталось чуть-чуть, самую малость. Обречённый с самого дня гибели родителей на бой, Ричард боролся в последний раз. Видел бы его кто-то сейчас, яркую звёздочку, всё не угасавшую под натиском темноты! Ещё чуть-чуть, ещё немного, лишь бы продержаться...
   Он сдерживал натиск - но всё-таки не мог перейти в атаку. Потому что не знал, зачем. Он не знал. Он так и не смог найти выхода...
   Он так и не мог найти смысла, смытого годами борьбы. Он-сам и был борьбой. Только лишь борьбой. Прожитые - или пробытые? - годы протянулись чередой...Да непонятно чего чередой...
   И потому он падал. Падал. И сверкавшая из последних сил звезда гасла, гасла, гасла...А тьма подступала со всех сторон, неизбывная и непобедимая. Только издалека раздался тихий голос. Женский голос. Её голос. Той смешной девушки с побережья. Он силился услышать его.
   Звёздочка, едва не потухнув, засверкала чуть ярче. Она тянулась на звук, на тень голоса, ведь тень рождается только там, где есть свет.
   - Возвращайся! Обязательно возвращайся! - да, именно так она сказала перед битвой. - Возвращайся...
   Это было несбыточно.
   Но всегда мечтал он о несбыточном, о том, чего не было и никогда не могло быть.
   - Возвращайся...
   И боль...И крики...И смерть...И крики...Мама?..Мама!!! Папа!!! Деревня горела...
   Что-то было в этих глазах...Какого же они были цвета? Неуловимые, дымчато-зелёные...Да...Такие...Кажется, люди говорят "красивые"? А ещё ласковые...Прямо как у мамы...Мама...
   - Возвращайся, - а вот и её голос.
   Будь у него тело, он бы задрожал, настолько непривычно было услышать хоть что-то, кроме тех звуков перед смертью её...Мама...А помнишь?.. Помнишь... Ты точно помнишь...Ты всё помнишь...
   - Возвращайся, - а вот это уже голос отца.
   - Ну ты и гад! - Олаф, конечно же, не мог сказать иначе...
   Звёздочка загорелась ярче. Но только глубоко во тьму она забралась, и глубина эта давила, тяжесть расстояний тянула вниз и тьма наседала со всех сторон. Где уж было звёздочке той засверкать во всю мощь?
   Ричард падал. Он умирал. Он привык умирать, но только в этот раз он знал: больше не будет смертей. Теперь-то он умрёт навсегда.

***

   Олаф не сразу понял, что именно изменилось. Вместе с пониманием пришёл замогильный холод. Ричарда больше нет. Через считанные мгновения воздух наполнится магией, крушащей всё на своём пути. Железяке, сколько бы хитёр он не был, не удастся выжить. При этой мысли Олаф довольно ухмыльнулся. Как, в общем-то, и всем остальным. А вот при этой мысли не хотелось ни радоваться, ни горевать. Разве можно как-то относиться к тому, что день оканчивается закатом, а ночь побеждается рассветом? Иначе ведь и быть не может. И его тоже скоро не будет. И никого здесь не будет.
   Как ему только удавалось думать? Совсем недавно он был охвачен боевым пылом, когда сознание обращается в пламень, а руки-ноги творят что хотят, творят слаженно, чётко и привычно. Но едва Рагмар разглядел - а может, просто почувствовал - пустоту, пришедшую в Ричарда и выгнавшую душу прочь, тотчас силы покинули его. Если бы он только был настоящим шаманом, если бы только видел духов, о, всё было бы иначе! Рагмар бросился бы ловить-хватать эту суть человека-шамана, ухватил бы за самый её конец и вернул бы обратно!
   Но беда в том, что Рагмар не настоящий шаман. Он неумёха, выродок. Так никто из племени не говорил словами - но глазами...В глазах это читалось. Каждый знал сына великого шамана, который не мог видеть духов. Надежда, родившаяся ущербной, и умерла в тот же день. Вместо шамана получился неплохой воин и умелый охотник. Но народу нужен был шаман. И потому Рагмар оказался никчёмным в том, в чём он был нужен. А значит, он оказался не нужен. И лишь потому только, что не видел духов.
   А сейчас бы...
   Сейчас, когда тело, лишённое души, и душа, потерявшая своё тело ещё тысячу лет назад, сошлись в поединке - сейчас бы шаману ударить! Да!..
   Небо обратилось в сплошное сизое облако. Танцевавшие безумный хоровод тёмные клочки, оградившие землю от показавшегося таким далёким солнца, опускались всё ниже и ниже. Протяни руки - и достанешь, зачерпнёшь небесный пух. Стоит только сделать шаг, оттолкнуться от нависшего над морем утёса. Волны пели там, внизу, под ногами. Лаская жёлто-серый песок, чтоб затем отступить на мгновенье и вернуться вновь, плескалось море. Птицы пели вдали. Чайки носились высоко-высоко над головами. Они с интересом поглядывали на столпившихся невкусных двуногов, а затем прыгали в воду за такой вкусненькой рыбкой. А где-то далеко-далеко шестеро собрались на вершине башни, чтобы дать свой последний бой. И в этот миг то, что прежде звалось Равновесием, рухнуло окончательно, ибо слились две эпохи, разобщённые десятью веками. Ангела одолевали те, кто призван был хранить порядок в мире. А здесь, на другом краю света, демон побеждал, побеждал несмотря ни на что.
   Но если бы только Рагмар был шаманом... Он бы призвал всех духов...И те обступили бы демона, и держали бы его...Повалили бы наземь...
   В последнее мгновенье жизни дозволено ведь помечтать?
   Руки уже размахивались, ноги отталкивались от земли, дабы удар настиг закованного в железо пришельца из прошлого, а разум...Разум...А что разум? Он представлял себе прекрасные картины. Вот если бы здесь, на самом краю, между землёю и небом, собрались духи. Вон там - прародитель. Отец рассказывал, что то была гигантская птица, на которой великие шаманы летают меж мирами. С прекраснейшими серебристыми крыльями, мощным клювом из кремня и гордым взглядом малахитовых глаз. И чтоб отец стоял рядом! Чтоб расправил плечи, чтобы накидка из соколиных перьев во всю свою ширь раскрылась, и чтоб ветер! И чтоб солнце светило из-за спины его, ослепляя врагов! Да, и чтоб он мановением руки призвал ту птицу-предка, взлетел бы вместе с нею - и призвал бы душу Ричарда обратно. А потом рухнул...
   Рухнул так, как Рагмар, тяжестью своей подмявший железяку. Сочленения доспехов больно впились в тело, но да ладно, что уж там они! Главное, что железяка не успела ударить! Да! А ещё - что Олаф тоже успел.
   Он, Везучий и Бесстрашный, старый, потерявший всех друзей, кроме одного, он - закрыл собою потерявшего душу в борьбе с миром Ричарда. Закрыл от любых ударов, так, как может только настоящий леферский наёмник. Так, как удаётся только однажды в жизни. Рот его был обезображен яростным, поистине звериным оскалом, которым волки отгоняют врагов прочь, а львы ввергают в ужас чужаков. Пусть душа Ричарда ушла - но от этого не перестал он быть его другом. Последним другом. И пусть уж молнии его исполосуют, или огонь испепелит, или осколок льда пронзит сердца - но друга он не выдаст. Ни за что и никому.
   Нечто держало Аркадия, нечто, жившее и не жившее сразу. Он, проведший за окоемом тысячу лет, чувствовал его...их присутствие. Они сковали его по рукам и ногам, не давая двинуться. Но ванактов слуга был сильнее их, он - двигался. Еще. И еще чуть-чуть. Вот сейчас он вырвется из невидимых пут, и...И...Потом...А что - потом?..
   Лид в то мгновение понял, что... Что сражаться просто незачем. Да, он уже схватился с зеленокожим гигантом, да, он вот-вот его сбросит, поднимется...А бойцы уже бегут, уже спешат, уже рвутся к Олафу, вот-вот пронзят его десятками пик и сотнями клинков - но тем они победу не принесут демону, пережившему свой эон на шестьдесят шесть уходящих в бесконечность ванактских индиктов. Он - один. Сосем один. Государство - это не просто он, Государство - это никто, кроме него. А значит, нет Государства, потому что не может быть Государства, где один...Но...Он всегда был его служителем...Кому же он будет служить? Себе? Но... Он мог все, кроме этого. Служить - только Государству. Себе - прислуживать... Так глупо... Так странно...?
   Так правильно.
   Он вобрал в себя тысячу лет, вобрал по крупицам. Сознание его практически пробудилось в пути... Он слушал разговоры наемников, вместе с Ричардом сражался с Дельбрюком. Вместе с Конхобаром встречал Анку. Вместе с Рагмаром прислушивался к шуму леса, силясь уловить шепот духов. Вместе с Олафом вспоминал о былых сраженьях. Он знал, что больше не осталось города. Ха! Варвары прозвали его Тринадцатым, хотя он был Первым! Он не просто знал, - он чувствовал, что больше не осталось никого из ванактовых слуг в этом мире. Он был один, совсем один.
   И уже во второй раз ему расхотелось жить, ему, последнему служителю Государства...
   А Ричард так и стоял, замерев, словно бы судорога сковала его тело мертвой хваткой...

***

   Звёздочка гасла. Ричард рвался изо всех сил, но их хватало лишь на то, чтобы идти вниз по лестнице, ведущей наверх. Ему недоставало самую малость, вот столечко - и потому-то он падал, падал, падал...Он и сам уже чувствовал, что проиграет, что ещё чуть-чуть, и ему суждено будет оказаться в водовороте вечности. Но - ещё рывок. И ещё. И снова. И ещё раз. Он бился, он боролся, так яростно и прекрасно, как может только падающая звезда, лишённая всего, кроме собственного света. И - воли. И - рвения. И того, что принято звать душою. Ричард сражался - но проигрывал, ведь прежде ему никогда не доводилось так драться. О, если бы он знал, как можно победить - он победил бы. Но он - он не знал. И потому падал, уставший от борьбы за непонятно что состарившийся до срока, потерявший родителей, видевший прощальный взгляд учителя, не сумевший остановить пришествие демона в мир - он падал. И сиял, и светил изо всех сил в этом последнем бою. Он чувствовал, что всё быстрее его падение, что нечто невообразимое засасывает его куда-то. Он понимал, что борьба его обречена. Но всё-таки он, - он сражался. И у самого водоворота тьмы, подхватившего искорку, он постиг всё, он помнил всё, что было, есть и будет с ним, а что могло бы быть, но никогда не станет. Ричард достиг той границы, когда душа знает о себе всё-всё-всё.
   Громче грома и ярче солнца ринулись плач и стоны погибавших родителей, огонь, сжигавший врагов его и не врагов, просто попавших под руку, за годы наёмничества. Он узнал, зачем и почему. Он увидел судьбы всех тех, кто прошёл мимо него, прошлое их и будущее, вспомнил, пережил вновь встречу их и узнал последствия её. И все они были призраками, призраками, только мигом дня, который суждено было пережить Хэвенхэллу. А там, внизу, его ждал вечный покой, то, чего Ричард так жаждал. И он, крохотная звёздочка, сейчас окунётся в этот водоворот, уснув навсегда, а мир полетит дальше. Но там...Там...Далеко-далеко и давным-давно, в жизни Ричарда, было то, за что стоило сражаться.
   Тот миг...Нет, те мгновения! Те столкновения. Те встречи. Они не проходили. И судьба тех людей оказывалась пуста без него. Она вот-вот прервётся. Или давно прервалась, там, на утёсе. Две судьбы...Нет...Три...
  

***

   - Зачем мне сражаться?..Зачем?..
   - Возвращайся...- прошептал кто-то так, словно бы это перья шелестели вдалеке...Она...
   Крики...И кровь... И кровь...И боль...И крики...Папа...Мама...Мама!!!
   - Возвращайся! - беззаботно рассмеялся юный паренёк...
   - Возвращайся... - застыла просьба в том самом взгляде...
   - Возвращайся, - хором произнесли две странных фигуры, застывшие на вершине башни...А может, то был один человек?...
   И Ричард почувствовал, как ноги несут его по земле, поросшей тюльпанами. Откуда он знал, что то были именно тюльпаны? Он просто знал, ни почему, ни зачем и ни для чего. Просто знал. А ещё...
   А ещё он почувствовал, как ветер бьёт его в спину, подхватывает и...
  

***

   Звёздочка, такой крохотный огонёчек во тьме, рвалась ввысь, туда, где далеко-далеко сверкало ночное, горевшее белым светом небо. Звёздочка очень-очень хотела вернуться обратно...

***

  
   Железные ладони вцепились в рагмарово горло. Орк, хрипя, молотил гигантскими ручищами по шлему, пытаясь добраться до...в общем, хоть до чего-нибудь, что могло бы испытывать боль. Он не знал, что демон и так отвлёкся, позабыл обо всём на свете: такого напора он не ожидал, и борьба заняла всё его внимание. Бойцы (не сказать, чтобы верные, ну да ладно) уже были рядом - и били Рагмара дубинами. Один уже направил клинок в спину орка, ещё мгновение...
   Олаф ударил что есть сил, рубанув с плеча, и тем самым отбил удар врага. Но ещё две, нет, три, нет - четыре! Клинка устремились в его сторону. Врагов становилось всё больше.
   - Потанцуем, гады?! - воскликнул Олаф, отвлекая на себя тех, кто столпился над Рагмаром. - Эй, вы! Медвежьи дети-и-и! Эй! Что, вдесятером на одного боитесь? Ну же, тогда вдесятером! Да! Налетай! Бей!
   Олаф бесновался. Впервые за многие годы он мечтал, чтобы второе из прозвищ его - Везучий - оказался верным. Да, и ещё раз. И ещё раз. И вот снова хорошо бы...Фух, мимо! Он не танцевал. Разве можно назвать прятки со смертью танцем? Нет, Олаф просто жил. Он желал прожить ещё немного. И, миновав загаданное "немного", просил у богов ещё чуть-чуть. И ещё. И ещё, ну самую малость!
   Ветер крепчал. Его дуновения, обратившиеся порывами, били толкали в спину, на бой, и лезли в глаза врагов. Солёные брызги, а может, тени их, оказывались рядом, и чудилось Олафу, что сейчас он бьётся у самой морской кромки. Сделаешь шаг назад - и поглотит тебя тёмная пучина, а потому не было назад, было только вперёд. И вперёд. Шлем давно упал с головы, и ветер играл со спутавшимися волосами. Порывы крепчали, принося с собою всё больше брызг. Демон оттолкнул обессилевшего без воздуха Рагмара в сторону и поспешил подняться на ноги. Скрипя древним металлом, Лид потянулся...и ошарашено замер, воскликнув нечто на странном мелодичном языке.
   Олаф хмыкнул. Какой дурацкий приём! Отвлекает внимание так, как не делают даже начинающие бойцы! Даже дети поумнее...
   Но тут и Олаф замер, сперва почувствовал, а потом и увидев в воздухе серебристую пыль. Ветер нёс её, сверкавшую в пробивавшихся из-за туч солнечных лучах. Запах морской воды отступил, сменившись ароматом тюльпанов. И впервые за бой Олаф едва удержался от того, чтобы не выронить меч из рук.
   Небо стало морем, по которому неслись серебристые волны. Они вихрились и пенились, взметаясь ввысь и осыпаясь брызгами благородного металла. Подхватываемые мощными поднимающимися потоками, частички серебра неслись всё быстрее и быстрее. Но странный то был металл: чувствовалось только, что воздух стал плотнее, как бывает при сильном порывистом ветре или в грозу, и ни разу Олаф не ощутил, что именно металл касался его. Дивное серебро! А ещё этот аромат тюльпанов...А может, и не тюльпанов?.. Не помнил он, проживший долгий век среди великолепия Лефера, невдалеке от городских оранжерей, столь дивного аромата. Это были и тюльпаны, и не они, но объяснить своих ощущений Олаф никак не смог бы. Он просто знал: эти цветы - другие, невиданные в Двенадцатиградье! И оттого аромат их был ещё прекраснее, ведь в нём спрятана была сказка.
   А ещё Олаф увидел...

***

   Звёздочка очень-очень хотела вернуться, туда, где горели яркие огни, где сверкал небосвод, побеждая мрак и тьму. Она поднималась всё выше и выше, и даже сам Ричард не знал, откуда только у него взялись силы. Будто бы некто с той стороны тянул его, тянул сильно. А может, и вправду тянули? Когда он услышал голоса, те три голоса - он рванул самого себя вверх, рванул и сумел взлететь! Но чем выше он поднимался, тем сильнее становилось сопротивление. Будто бы сам воздух - если это был он - противился, хватал звёздочку и тянул вниз, мощно тянул, яростно и упорно. А потому Ричард слабел. Уже не так оказался силён напор, не так уверен был в себе мага. И всё же он бился, он стремился прочь отсюда, надеялся попасть обратно, в такой несправедливый, кровавый, злой мир, милее которого он не знал и не желал узнать. И что же могло остановить мага в этом порыве? Разве только сам мир. Воздух сгустился ещё сильнее и стал тяжелее свинца. Слои его уже невозможно было пробить с такой лёгкостью, и потому Ричард увязал. В том киселе, в который обратилось всё вокруг, звёздочка завязла. Магусу взвыть - да нечем. Только воля осталась, и гнала она Ричарда вверх, только вверх, несмотря ни на что!
   Свинец вокруг обратился гранитом: звёздочка упёрлась в невидимую преграду, которую оказался не в силах одолеть. Горевшие ярче прежнего лучики, да только терялся исходивший от них свет в необоримой тьме. И сейчас, как никогда, нужна была поддержка этой яркой звёздочке, что желала пробиться вверх, к небосводу, чьё тепло согрело бы и спасло!
   И вдруг...
   Нет, то не был голос. И даже не объятия. И уж точно не меч, рассёкший надвое необоримый заслон. То отраженье далёкого света, пришедшего извне, коснулось тьмы вокруг звёздочки - и та разбилась, неразличимыми осколками плеснув во все стороны. И было то отраженье знакомо и одновременно неведомо. Что-то кричало в Ричарде, кричало: "Мы снова встретились", но к кому обращён был тот крик?..Ричард этого не ведал.
  

***

   Крики...И кровь...И боль...Огонь...Мама...Папа...И она...Та девочка...Она лежала невдалеке, и глаза ее были закрыты...Неужели и она погибла? Он не помнил ее...Точнее, нет, не так. Не так! Он помнил, но забыл... Он видел ее...Он знал ее...Раньше, до крови, до огня...Он помнил...Но почему он забыл? Вот же она, там, лежит...

***

  
   Он только летел, летел вверх. И чем выше он поднимался, тем серее становилась тьма, а вскоре в недосягаемой вышине показались звёзды. Но Ричарду надо было дотронуться до них...Он знал: там - спасение. Там этот проклятый мир, по которому он уже давным-давно соскучился. И там - она. Она!!!
   Ричард возвращался домой...И когда он, уставший, донырнул до сверкавших искорок, таких же, как он сам, окоём наполнился треском бьющегося стекла, завыванием ветра и...
   Тюльпанами?!..

***

  
   Железяка поднялась на ноги, да так и застыла. Лид помнил этот ветер, что шестьдесят шесть уходящих в бесконечность индиктов назад пришёл в его мир вслед за крушением. Сверкавшее в лучах солнца серебро разрывало то, чем раньше было сердце, сдавливало горло и притупляло разум. Отзвуки землетрясений, жар вулканов и брызги десятибалльных штормов поглотило всё естество демона, а потому он не успел вовремя заметить, как... Время пришло...
   Ричард моргнул. И ещё раз. И ещё. С застывшей на устах глуповатой улыбкой он смотрел на руки свои, оглядывал землю под ногами и не замечал, как на него уставились ошалевшие воины. Потоки серебристого ветра ласкали ладони его.
   - Я вернулся, - позабывший, что значит улыбаться, Ричард кривил рот свой. - Я вернулся...
   Он поднял взгляд свой на врагов и на друзей.
   Рагмар лежал, жадно глотая воздух. Он захрипел?.. Нет, засмеялся! Он смеялся долго, переводя взгляд с железяки на Ричарда и обратно, и в перерывах между приступами выхаркивал слова на орочьем языке. Олаф, израненный, уставший, щурил глаза, закрывая их от потоков противного кусачего пота.
   - Я же... - выдохнул Везучий. - Сказал...Врёте...Не...воз...те!
   Тело его, уставшее, держащееся из одной привычки, дрожало. Но дух Олафа не знал устали.
   - Пусть индикты прошли. Но я одержу победу. В этот раз. Я смогу. Ванакт, мне отмщение! Мне! И мне воздастся! - Лид поднял голову, силясь высмотреть закрывшееся за сизыми тучами и серебристым ветром солнце. - Мне! Всем стоять! Я сам!
   Виночерпий понял, что такое быть воином. Он знал: больше - никто. Никто не сможет отомстить за произошедшее, за крах Государства и гибель всего, что было ему дорого. И в тот момент тень былой державы ожила - и отбрасывал её сам Лид.
   - Мне отмщение! - неистовствовала железяка. - Мне!
   Он бросился на Ричарда.
   Тот, всё так же неумело улыбаясь, вытянул руки, пошамкал губами...
   И глупо уставился на ладони свои, покрытые грязью и кровью. Силы его ушли. Или...нет, не ушли! Они просто остались там, во тьме! Мир всё-таки забрал частичку его души...Ричард смотрел - будто бы в первый раз - на ладони свои, смотрел странно и печально.
   А железяка прыгнул. Кто бы мог поверить, что груда металла способна не то что прыгать, но хотя бы быстро двигаться, но Лид вновь удивил почтенную публику, как бывало не раз, в далеком-далеком мире. Чувствую себя погонщиком ванактова ипподрома, заходящим на последний круг, он сжался в пружину и распрямился, вложив все свои силы в это движение. Правая рука его была вытянута вперёд, левая крюком уходила в сторону, спина сложилась гармошкой. Даже безжизненное железо козырька шлема - и то едва не подёрнулось гримасой напряжения. Сейчас бы звёздочке вновь загореться, воспарить к неведомым высям, спастись из этого мира! Да только душа Ричарда вновь оказалась в доспехах - или оковах? - тела, из которых не так-то просто выбраться.
   Магус не успевал даже взгляда оторваться от ладоней своих. Вот, ещё миг, совсем чуть-чуть, и металлический шип, торчавший из правой рукавицы, войдёт в сердце проклятого потомка мятежников. Серебряный ветер схлынет, и он, великий Лид, предотвратит новый стасис и установит вечный таксис-порядок.
   Времени Ричарду хватило лишь на то, чтобы взгляд свой оторвать от ладоней и уставиться на острие трёхгранника, метившее прямо ему в сердце. Один удар, и звёдочка вновь запылает, взлетев к небесам, где давным-давно ждут её. А ещё крупица, крошечка, мельчайшая песчинка времени ушла на то, чтобы улыбнуться и посмотреть в чёрный провал шлема. И улыбка та, непобедимая своей верой в лучшее, в победу той звёздочки...Странная улыбка...Полная не гнева или торжества - печалью... Он заключил Ричарда в смертельные объятия...И...
   И серебряный ветер подхватил в свои объятья обоих и вознес над утёсом. Нет, он не сверкал подобно той звёздочке, он ведь не мог! Но всё вокруг него дрожало серебром и пахло тюльпанами. Водоворот холодного света подхватил Магуса и схватил гигантскими ручищами Лида. Железяка, неподвижная, поднялась в воздух вслед за Ричардом. Последний из служителей ванакта, он замер, поражённый обрушившейся на него мощью. Что там пламенные смерчи, что там молнии - когда этот потомок мятежников сумел сотворить настоящее чудо, чудо, поборовшее силу.
   Ричард запрокинул голову, точь-в-точь как в момент сотворения сложной волшбы, и...засмеялся. Он смеялся не торжествующе, как тиран, любующийся казнью врагов своих, и не как ученик, сдавший последний свой экзамен, и не как служка, возвысившийся в мгновение ока до царедворца. Ричард смеялся по-доброму, тепло и...тюльпанно, что ли. И сильнее прежнего стал потрясающий аромат прошлого, распространившийся повсюду. Сизые тучи распались, обратившись в ошмётки, и сквозь прорехи устремился яркий солнечный свет, озаривший Ричарда и Лида.
   Магус, не прекращая смеяться, вновь взглянул на последнего из служителей Государства. И тот почувствовал, что наконец-то обрёл покой. Когда серебристые нити окутали чёрный металл, раздался звук флейты и возглас, а может быть, слово на древнем, певучем, позабытом языке. Но каждый, кто стоял на утёсе, понял, что оно значит...
   - Свобода!.. - возгласил-выдохнул Лид. - Я иду к тебе! Я иду!..
   Средь ярко блестевших серебристых песчинок затерялся жёлтый огонёк, устремившийся к небесам.
   Ричард, кивнув собственным мыслям, плавно опустился на край утёса. Пошатываясь, точно поднявшийся впервые после долгой болезни, он побрёл мимо замершего Олафа и поднимавшегося с земли Рагмара, мимо бойцов армии, оставшейся без полководца. Никто не остановил его, никто не преградил путь: просто никто не в силах был пошевелиться. Магус шёл, порой спотыкаясь о трупы, задевая камни и приникшие к земле карликовые деревца. Он шёл в сторону восхода, где скрылся один из тех спасительных голосов, что подарил ему силы на победу. Самый глазастый - Рагмар - увидел тень, метнувшуюся со стороны леса к Ричарду. Она спешила, она бежала, раскрыв объятия.
   И когда меж ними оставалось шагов десять, Магус повалился на землю: силы всё-таки оставили его...А тень...Да какая тень?! Прекрасная девушка! упала на колени рядом и прижала Ричарда к себе. А падавшее в море солнце озарило их лучами своими...
   - Я нашел тебя...Нашел...
   - Я нашла тебя...Нашла...
  
  
  
   Ломберный стол - маленький четырёхугольный столик, покрытый сукном, для игры в некоторые азартные игры ( данном случае - в гости).
   Оно же Катаклизм, оно же Кара, оно же Поруха...(подробнее - см. Глоссарий).
   Озри, не желая расставаться с серебром Айсера, продал алхимику все эти вещицы.
   "Рука смертной тени" - примерно так можно было это перевести.
   Так разбойники с большой дороги любили себя называть. Что ж, не худшее прозвище...
   "Пересмешник".
   "В "теневом миру" - как ни странно, тоже добропорядочный, честный, отзывчивый и исполнительный. Пообещал, что на завтрашний день какого-нибудь человека в живых не будет - и можете быть уверены, что таки этого человека не будет!" - говаривали об Алармусе горожане.
  
   Некий аналог слова "волшба", только применительно к некромантии. Любят маги смерти всякие издевательства, над словами ли, над людьми ли...
   Трехмачтовое судно, экипаж около 60 человек. Первый корабль, на котором установили морской штурвал.
   Согласитесь, Ричард Магус и любопытство - звучит очень... как красное и камень.
   Хотя какая уж тут синекура: столько забот, столько забот...Одни волнения и треволнения!
   Видимо, потому, что встречались их взгляды достаточно недолго.
   Так по традиции звался шар, державший корабль в воздухе.
   Отряд из десяти воинов Государства.
   "Дромон" - бегун.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"