В кондитерской на углу Тополиной и Розмариновой улиц, жил один леденец на палочке. Он жил в большой стеклянной банке, которая стояла в витрине. Это было замечательное место! Из банки леденцу было видно всю Тополиную и даже кусочек Розмариновой улицы. И всех-всех маленьких девочек, которые стояли у витрины и облизывались. Другие обитатели кондитерской, жившие в холодильниках и на полках, немного завидовали леденцу. Ведь о том, что происходит в городе, они знали только с его слов. Конечно, в витрине у него тоже были соседи - торты, пирожные, слойки, маффины и ромовые бабы - но все они были муляжами, поэтому не умели разговаривать. И глаз у них тоже не было.
Леденец просыпался рано - когда на улицу выходил дворник Игнатьев. Летом он ходил со шлангом, осенью с метлой, а зимой с лопатой. Он поливал тротуар, чтобы пешеходы не чихали от пыли. Или посыпал его песком, чтобы они не скользили по льду, а леденец смотрел на Игнатьева и улыбался. Ему очень нравилось то, чем дворник занимается. Поливать тротуар было гораздо интересней, чем сидеть в банке, пусть даже и со всеми удобствами.
Но больше всего леденцу нравилось, когда мимо кондитерской проезжал троллейбус. С большими сверкающими окнами! С колесами! И главное, с рогами! Внутри троллейбуса сидели люди - совсем как леденец в витрине. С той лишь разницей, что люди куда-то ехали, а он никуда.
"Вот бы мне стать водителем троллейбуса, - мечтал он. - Сидеть за рулем и везти пассажиров по улице! Сначала по Тополиной, потом по Розмариновой, потом..." Что шло после Розмариновой улицы, леденец не знал, но ему всегда казалось, что там что-то такое необыкновенное.
Однажды он поделился этими мыслями со старой ватрушкой. Она жила в кондитерской с незапамятных времен и была очень умной.
- Выбрось всё такое из головы! Твоя судьба - быть съеденным, а не троллейбусы водить.
Леденец не поверил старушке, но в его большой круглой голове поселились сомнения.
"Неужели я только и создан для того, чтобы меня кто-нибудь съел? Ведь я такой красивый и необычный. Нет, я уверен, что у меня какая-то другая судьба".
Шли дни, в кондитерскую приходили люди. Они пили кофе и чай, заказывали пирожные, съедали их и уходили сытыми. Никто не покупал леденец и, по правде говоря, он этому радовался.
Но вот однажды в кондитерскую пришел человек в шляпе. У него были большие рыжие усы, как у кошки. Человек не стал пить кофе или покупать торт. Вместо этого он кивнул на банку с леденцами и сказал:
- Мне вон тот, разноцветный!
Леденец не сразу понял, что речь идет о нем. А когда понял, то страшно испугался. Пока кондитер доставал его из банки, заворачивал в бумагу и укладывал в пакет, леденец представлял себе, как его будут есть. Как его будут щекотать усы! А ведь он же боится щекотки!
Мужчина сунул леденец в нагрудный карман, заплатил кондитеру и вышел на улицу. Звякнул дверной колокольчик, и леденец с тоской подумал, что слышит этот звон в последний раз. А ведь он даже не успел попрощаться с соседями.
Мужчина долго куда-то шел. Шел, шел, шел. Леденец не видел, куда - он был упакован. В кармане у человека была тепло, и скоро леденец заснул. Он спал тревожно. Ему снилась родная банка, в ней сидел дворник Игнатьев с метлой. Он ласково улыбался и гладил леденец по голове.
Проснулся леденец от шума, и еще оттого, что его сильно укачивало. Вокруг было темно, и он решил, что, наверное, его уже съели. Но потом леденец вспомнил про пакет.
Выкарабкавшись из оберток, он высунулся наружу и ахнул. Перед ним бежала улица! Не Тополиная и не Розмариновая, а совершенно незнакомая! С огнями! В окнах! И в фонарях! Она неслась на какой-то огромной скорости, и вместе с ней мимо леденца проносились люди, дома, деревья, скамейки и мусорницы.
"Я еду, - догадался леденец. - Я в троллейбусе. И, кажется, я им рулю".
Конечно, леденец ошибся: он же не мог рулить троллейбусом, сами понимаете. Но ведь он сидел в нагрудном кармашке водителя троллейбуса, и поэтому ему так казалось.
Водитель смотрел вперед, насвистывая себе под нос веселую песенку, и леденец тоже стал смотреть вперед и насвистывать. Он даже представил усы у себя под носом и руль у себя в руках. И сами руки. Это было потрясающе!
Весь вечер леденец катался на троллейбусе, а ночью они приехали в троллейбусный парк. Там было много разных троллейбусов и все они уже спали. За день леденец так устал, что скоро тоже уснул.
На следущее утро его съела маленькая девочка. Дочка того водителя с усами. Это был очень вкусный леденец, потому что в своей жизни он все-таки успел поводить троллейбус.
История вторая
О маленькой шоколадке
В кондитерской на углу Тополиной и Розмариновой улиц жила одна маленькая шоколадка. Жила она очень высоко - на самом верху шоколадной пирамиды, которая украшала полку за спиной у кондитера. Каждый день шоколадка смотрела на него сверху вниз и видела то, что не видели покупатели. Большую розовую лысину. Это была замечательная лысина - она здорово сверкала на солнце! Иногда маленькой шоколадке удавалось рассмотреть в лысине всю себя, такой она была гладкой и блестящей. Шоколадка искренне не понимала, почему кондитер стесняется лысины и все время прикрывает ее начесом или колпаком.
Но больше всего на свете шоколадка любила смотреть телевизор. Он висел в углу, под самым потолком, как раз напротив прилавка, и шоколадке было все видно, когда его включали. Кондитер включал телевизор редко - только когда не было посетителей. Обычно он смотрел новости, а когда они заканчивались - передачи про дальние страны. В них показывали джунгли, скалы, водопады, пустыни. Один раз показали вулкан. Он дымил и извергался! Шоколадке было очень страшно смотреть, но она все равно смотрела одним глазом.
- Вот вулкан, - говорила шоколадка подружкам из пирамиды. - Он извергается, а мы пылимся на полке.
Подружки ей не отвечали. Их не интересовал вулкан. Гораздо интересней им было разглядывать свое отражение в лысине кондитера или в зеркальном буфете напротив.
Однажды в той передаче про дальние страны показали море. Оно было огромное! Зеленое! Оно сверкало, почти как лысина и в нем плавали люди и рыбы! По нему ходили пароходы! Над ним летали большие белые птицы!
- Что это? - восхищенно спросила шоколадка. - Такое... блестящее?!
- Это Средиземное море, - сказал ведущий программы. - Оно омывает берега двадцати двух стран, в нем водятся раки, тюлени и морские черепахи.
- Ооо! - только и смогла вымолвить маленькая шоколадка.
В ту ночь она никак не могла заснуть. Ей чудилось море - красивое и зеленое, как бутылка с минеральной водой. Оно все блестело и шелестело, почти как серебряная шоколадкина обертка в свете фонаря. Ах, как же ей хотелось на это море! Понюхать его, погладить и, может, даже искупаться.
"Вот бы кто-нибудь купил меня и отвез на море! - думала шоколадка. - Здорово бы было, - думала она, - своими глазами увидеть тюленей и морских черепах!"
Еще она слышала про большие морские раковины, которые можно было найти на берегу моря. Про русалок, которые пели грустные песни тонущим кораблям. Про гигантские лайнеры, бороздившие море вдоль и поперек. Про города, ушедшие под воду много лет назад. Про необитаемые острова, про сокровища пиратов, про коралловые рифы и жемчужины на морском дне. Про все это она узнала конечно из телевизора. В последние дни кондитер часто смотрел ту передачу, ведь он же собирался в отпуск.
- Ура! - сказала сама себе шоколадка, когда узнала это. - Я сделаю так: когда он соберет чемодан и наденет пиджак, чтобы ехать в аэропорт (он уже знала: чтобы добраться до моря, сначала надо сесть на самолет), я спрыгну с полки прямо ему на шляпу - наверняка он ее наденет, чтобы прикрыть лысину. А потом тихонько переберусь в карман пиджака и полечу на море!
Это был отличный план. Только с одним но. Маленькая шоколадка очень боялась высоты, а полка была прибита высоко. Но знаете что? Она все равно спрыгнула. Переборола себя и спрыгнула. И попала прямо на голову кондитера - это был блестящий прыжок! Но на улице было лето, и кондитер не надел шляпу, поэтому шоколадка не удержалась, соскользнула вниз и упала. Шоколадки из пирамиды, конфеты, леденцы и марципаны хором ахнули. Они подумали, что шоколадка разбилась. Но у нее была прочная обертка и маленькая шоколадка осталась живой.
Кондитер не заметил, что произошло. Он вышел из кондитерской и запер дверь на ключ - на целых пять дней.
Шоколадка лежала на полу и плакала. Ничего у нее не получилось. А ведь она хотела, чтобы получилось!
Шли дни, а маленькая шоколадка так и лежала на полу одна. На улице стояла жара и в кондитерской было душно. Особенно на каменном полу перед витриной, на самом солнцепеке.
"Жарко, - думала шоколадка, снимая с себя обертку. - Я уже вся мокрая, я кажется, таю".
Да, шоколадка таяла, медленно растекалась по полу. Ее становилось все больше, и больше, и больше. Шоколад плавился превращаясь, превращаясь...
- Море! - воскликнул кто-то с верхней полки. - Смотрите, шоколадное море!
- Где? - закричала маленькая шоколадка. Ей стало так обидно, что отсюда, снизу, ей теперь ничего не видно. - Где море?
- Глупая, море - это ты! - крикнули ей.
- Я?
- Да!
- Но этого не может быть!
- Нам со стороны видней.
Шоколадка зажмурилась и на секунду представила себя со стороны.
Точно, она была морем. Маленьким шоколадным морем на углу Тополиной и Розмариновой улиц. И пусть на ее дне не было кораллов, над ней не летали белые птицы, а только одна домашняя муха, зато маленькую шоколадку переполняло море радости, и кусочек фольги скользил по ней как настоящий корабль.
История третья
О противно-домашней мухе
В кондитерской на углу Тополиной и Розмариновой улиц жила-была одна противно-домашняя муха.
- Фу, какая противная муха! - говорили про нее торты.
- Фи, какая противная! - соглашались с ними пирожные.
- Я не противная, я домашняя! - отвечала муха.
Ей было конечно обидно такое слышать, но она старалась не подавать виду. Она всегда летала в хорошем настроении и норовила кого-нибудь обнять или поцеловать. Такой уж у нее был характер - любвеобильный. И это многим не нравилось. Особенно самому кондитеру, Олегу Викторовичу. Он так и норовил ударить муху по голове газетой или еще хуже: развешивал по кондитерской вкусные липкие бумажки. Мухе приходилось перебарывать себя, чтобы к ним не прилипнуть - они так сладко пахли! Но она все-таки перебарывала и от газеты тоже ускользала. Она была ловкой домашней мухой, но все равно ее никто не любил. Все только и ждали, чтобы она улетела куда-нибудь подальше. Но мухе нравилось жить в кондитерской, именно на углу Тополиной и Розмариновой, а не где-то еще, поэтому она не улетала. Жила себе в, можно сказать, враждебных условиях.
- Странная ты все-таки, - говорила ей старая ватрушка. - Никто тебя не любит, а тебе все равно.
- Мне не все равно, - отвечала домашняя муха. Кстати, ее звали Галя. - Просто я знаю, что когда-нибудь они меня тоже полюбят. Я просто умею ждать, вот и все.
- Я же говорю, странная, - кивала старушка и переводила разговор на другую тему. Она была единственной в кондитерской, кто разговаривал с мухой. В старости мы все становимся немного терпимей к окружающим.
Вот так Галя и жила - своей среди чужих, чужой среди своих. Но однажды в кондитерской произошел страшный случай, после которого все переменилось.
В кондитерскую ворвались бандиты. Это случилось ночью, причем Олег Викторович был в это время в отпуске, на море, и ничего не знал. Обычно он спал за стенкой, в пристройке к кондитерской, и все бы услышал, но в тот раз его не было.
Бандиты сломали замок и ворвались. Они стали распахивать холодильники и шкафы, рушить полки и двигать ящики туда-сюда. Они совершенно распоясались - даже не боялись, что их кто-нибудь услышит снаружи. Даже когда большой кремовый торт попытался укусить одного из бандитов, тот только рассмеялся ему в лицо. А когда пряники стали прыгать с полки на голову другому бандиту, он взял их и съел - все до одного. Обитатели кондитерской были в ужасе. Они попытались сбежать или спрятаться от бандитов, но те оказались хитрей: бандиты сгребли всех в большой мешок и завязали его на морской узел. Обитатели кондитерской оказались в ловушке, а бандиты, наконец, нашли то, что искали.
Это был кассовый аппарат. Олег Викторович спрятал его в буфет, за банками с вареньем, поэтому бандиты его не сразу нашли. И вот они нашли его и стали взламывать - ведь ключ-то Олег Викторович увез с собой на море. Но у бандитов была целая куча всяких специальных инструментов, они были настоящими профессионалами. И у них бы наверняка все получилось, если бы не Галя.
Вообще-то она спала и сначала ничего такого не слышала. А когда проснулась и поняла, что происходит, то пришла в бешенство. Ну уж нет! Галя не позволит, чтобы какие-то глупые бандиты грабили ее кондитерскую! Или она не муха!
Не мешкая, Галя отлетела в самый дальний угол кондитерской и бросилась на...
Нет, не на бандитов. Ведь, в конце концов, она была всего лишь домашней мухой, хоть и взбешенной дальше некуда. Галя понимала, что против двух таких больших бандитов у нее просто нет шансов. Поэтому она поступила по-другому. С разлета она бросилась грудью на кнопку охранной сигнализации (она была спрятана под прилавком) и! Случилось чудо! Кнопка нажалась! Хотя иногда она сильно заедала, и даже Олег Викторович с ней не мог сразу справиться. Вот на что способны домашние мухи, представляете?
В общем, через три минуты приехала полиция и всех арестовала. Бандиты угодили за решетку - так им и надо.
А Галя с тех пор стала просто домашней мухой, а не противно-домашней. Ее больше никто так не называл - все ее сразу полюбили. Ну, если не все, то большинство. Остальные относились к мухе просто с уважением и всякий раз, когда она пролетала между полками или витринами, говорили:
- Вот, какая смелая и хорошая муха, наша Галя!
- Нам так повезло, что она живет у нас в кондитерской!
- Мы ее никуда не отпустим!
Но Галя потом все-таки сама улетела. Она вышла замуж и переехала жить в супермаркет. Там ей тоже жилось здорово - хоршей мухе везде хорошо.
История четвертая
О большом кремовом торте
В кондитерской на углу Тополиной и Розмариновой улиц жил большой кремовый торт. Он был очень красивый! Весь в розочках и грибочках - на нем было написано розовыми буквами: ПОЗДРАВЛЯЕМ, АЛЁША! Торт очень гордился своей надписью, ни у кого в кондитерской больше такой не было. Ведь его делали на заказ, специально для одного мальчика. Но потом за тортом забыли придти, и вместо того, чтобы отправиться к Алёше, он поселился в холодильной витрине, у прилавка.
С тех пор большой кремовый торт затосковал. Он все ждал, когда за ним придут и отнесут к Алеше. Олег Викторович не хотел его еще больше расстраивать, поэтому он не стал ему говорить всю правду. Ведь кому приятно, когда про тебя забыли? Никому.
- Да брось расстраиваться! - говорил ему лимонный чиз-кейк. - Все наши покупатели только на тебя и любуются, не могут от тебя оторвать глаз.
- На меня любуются, а тебя вон - покупают, - с обидой отвечал большой кремовый торт и завистливо косился на чиз-кейк. - От тебя всего-то три кусочка осталось.
- Просто ты очень дорогой. Думаю, Олег Викторович тебя бережет для особенных гостей.
- Каких?
- Нуу, не знаа-аю, - уклончиво тянул чиз-кейк. Если честно, ему уже надоели причитания торта. Гораздо интересней ему было болтать с другим соседом - кофейным тирамису, веселым итальянцем.
- E lo adoro! Essere contento che non hai mangiato! (Не вешай нос! Радуйся, что тебя не съели!) - громко смеялся тирамису.
Большой кремовый торт не знал иностранных языков. Ему не нравились развязные манеры итальянца и его громкий смех. Торту казалось, что тирамису смеется над ним, и он дулся еще больше.
"Он смеется над моей фигурой, - мрачно думал торт. - Я толстый! Я отвратительно толстый!"
Как только большой кремовый торт пришел к этой страшной мысли, он тут же решил худеть. Похудеть во что бы то ни стало - стало целью всей его жизни. Ведь почему Алёша так и не пришел за ним в кондитерскую? Это же ясно как день! Торт безобразно толстый. Этот крем, эти розочки, эти масляные грибочки под сахарной пудрой! Эта начинка из джема и взбитых сливок, в конце концов! Нет, торт мечтал стать поджарым, как пряник. Или лучше тоненьким, как тарталетка - это был его идеал красоты. А еще он видел по телевизору рекламу чесночных сухариков - вот на кого надо равняться.
Торт занялся спортом. В условиях холодильной витрины это оказалось не просто, здесь вечно было столпотворение. О беге и прыжках в длинну не могло быть и речи, поэтому торт выбрал занятия йогой. У него был личный тренер - заслуженный мастер спорта, ореховый козинак. Но перед взбитыми сливками даже он оказался бессилен. Ни дыхательная гимнастика, ни растяжка, ничего не помогало большому кремовому торту. За все время тренировок он не сбросил ни грамма! А ведь он так старался!
- Брось это гиблое дело, - советовал ему чиз-кейк, исчезающий с блюда на глазах. - Большой кремовый торт должен быть большим и толстым, в этом его суть. В этом его природа и красота, ты понимаешь? Не всем же быть одинаковыми.
- Нет, нет, - твердил торт и косился на экран, где плясали сухарики. - Я хочу быть таким, как они.
По ночам он плакал. Он страдал, размышляя о словах, начертанных на его спине: "ПОЗДРАВЛЯЕМ, АЛЁША!", и о той замечательной жизни, которая ждала его у мальчика. С закрытыми глазами предсталял торт, как его, красивого и худого, укладывают в картонную коробку, обвязывают шелковой лентой и несут по улицам города в гостеприимный Алёшин дом. Всей душой стремился он туда, и жизнь в кондитерской казалась ему наказанием.
Но покупали укладывали в коробки других. Трубочки, эклеры, корзиночки, маффины, кексы, булочки - никто подолгу не задерживался в холодильной витрине. Большой кремовый торт был ее старейшим обитателем - он жил в ней уже целых два дня.
И вот однажды, к исходу третьего, в дверях кондитерской звякнул колокольчик.
На пороге стоял маленький худой мальчик с глазами как у старичка. Его держала за руку большая усталая женщина в кремовом платье. Большой кремовый торт подумал, что если бы она его не держала, мальчик, наверное, бы упал.
- Мы за нашим тортом, - с порога объявила женщина, и мальчик поморщился. По нему было сразу видно, что никакого торта ему не надо. Это было очевидно.
- А я вас уже не ждал, - с плохо скрываемой досадой сказал Олег Викторович, открывая витрину и доставая большой кремовый торт.
- Понимаете, мы болели, - стала оправдываться женщина. - То есть, мы и сейчас болеем и еще долго, видимо, будем болеть.
Лишь когда большой кремовый торт взмыл в небо, он понял, что это пришли за ним. Это был Алёша! Сам Алёша и его мама! Как же он их сразу не узнал! Но ошеломительная новость и радость от нее тут же стерлись, лишь торт вспомнил, что он толстый. Он запаниковал: Алёша не должен видеть его таким! Никогда! Ни за что! Уж лучше вечно сидеть в холодильнике, испортиться тут, быть съеденым тараканами (хотя никаких тараканов в кондитерской на углу Тополиной и Розамриновой никогда не было), чем предстать перед Алёшей в таком виде!
Но было поздно. Олег Викторович уже укладывал его в коробку, а Алешина мама доставла деньги из кошелька.
- Подождите, - вдруг сказал мальчик голосом старичка.
- Что такое, Петенька? - всполошилась женщина в кремовом платье.
- Мама, можно я его прямо тут съем? Он такой красивый! - сказал мальчик и на одну короткую секунду перестал смахивать на старичка.
- Ну конечно!
- А папа не обидится?
- Ну конечно, нет!
А потом большой кремовый торт снова вынули из коробки, положили на блюдо, поставили на столик у окна, рядом с чайными чашками, разрезали на кусочки и стали есть.
И чем дольше ел Петенька, тем счастливей становилась его усталая мама. Большой кремовый торт таял на глазах и тоже становился счастливым. Но не оттого, что он худел, а от чего-то другого.
История пятая
О просто ватрушке
Однажды в кондитерской на углу Тополиной и Розмариновой родилась ватрушка. Как ее звали, не спрашивайте. Ватрушкам при рождении, в отличие от детей, не дают имена. Так что будем называть ее просто ватрушкой. Хотя она была не простой.
Родившись, она первым делом хорошенько осмотрела сестер. На противне их было ровно десять, и все они выглядели примерно одинаково. Ну, может, кто-то попышнее, кто порумяней, а в общем, ватрушки были как близнецы. Но просто ватрушка сразу поняла, что она не такая как все, что в ней есть что-то особенное. Даже не поняла, а почувствовала. Олег Викторович, кстати, тоже что-то такое почувствовал. Он усадил просто ватрушку на полку впереди всех - на самое видное место. Может, это было совпадением, а может, и нет. Но факт вещь упрямая: всем сразу захотелось ватрушек.
- Мне вон ту, пышненькую! - просила одна девочка у папы.
- Хочу эту, румяную! - требовала другая девочка у дедушки.
Всякий раз детский палец показывал именно на просто ватрушку, а не на кого-нибудь из ее сестер. И всякий раз ей удавалось ускользнуть от кондитера, прячась за чью-нибудь широкую спину. Вместо нее с полки брали какую-нибудь сестру, и ватрушка продолжала восседать там как королева. Она радовалась такому всеобщему вниманию к себе и даже загордилась. Совсем немного, правда.
"Вот я какая! - думала ватрушка. - Вся из теста и творога! Просто прелесть! Саму бы себя съела!"
Сестры на нее обижались за нескромное поведение, но ватрушке было все равно. Все равно всех их быстро раскупали - быстрее, чем горячие пирожки. Ватрушка махала им вслед платочком и опять радовалась за себя и свою, такую особенную, длинную жизнь в кондитерской. На месте родных сестер появлялись двоюродные и троюродные, потом к ватрушке стали подсаживать племянниц и внучатых племянниц. Когда дело дошло до правнучек, ватрушка поняла, что стареет. Причем с катастрофической скоростью. Творог на ней затвердел и пожелтел, она даже стала попахивать. Никто больше не обращал на ватрушку внимания, не восхищался ее красотой. На ее место пришли другие, молодые ватрушки - тягаться с ними было уже не по зубам.
- Что делать? - ужасалась просто ватрушка, рассматривая свое морщинистое лицо в зеркале буфета. - Я старею, а хочется, наоборот, молодеть.
- Есть одно проверенное средство, - сказал ей паук, свесившийся вниз головой с потолка. - Молодильное.
- Какое, какое? - не поверила своим ушам ватрушка.
- Ммм... Как-то оно называлось... Забыл. То ли средство Макропулоса, то ли Бабакулоса - не помню.
- Достаньте мне его! - взмолилась ватрушка. - Прошу! Пожалуйста!
- Я-то достану, - замялся паук. - А ты согласна вечно быть молодой? То есть, быть вечно молодой? - Тут глаза у него сильно сверкнули, сразу все восемь.
Ватрушка подумала, что паук над ней, наверное, издевается. Она не только согласна, она готова ради такого на все! Но ватрушка не стала в этом признаваться, а то вдруг он передумает. Она просто сдержанно кивнула, мол, да, я согласна.
Всю ночь ватрушка не спала. Она все представляла себе, как съест волшебное средство и сразу похорошеет. Помолодеет! И не на какие-нибудь там несколько дней, а на всю жизнь! Навсегда! Здорово, что ей подвернулся этот паук. Просто ватрушка была готова его расцеловать.
Паук не взял с нее ни копейки. Отдал средство с рецептом даром и уполз. Ватрушка его больше ни разу не видела.
И вот она опять расцвела! Она была молодой и красивой, как когда-то. Олег Викторович сразу это заметил. Он удивился, конечно, а потом пересадил ватрушку в оконную витрину. Теперь у нее была самая почетная должность в кондитерской - заманивать внутрь посетителей. И надо сказать, ватрушка прекрасно заманивала. Посетители валили к Олегу Викторовичу валом, и все требовали ватрушек. Ему даже пришлось еще один противень покупать.
Шли годы, а ватрушка так и сидела в витрине среди муляжей. С ними было скучно - ни посплетничать, ни по душам поболтать. Один раз, правда, у нее появился друг - разноцветный леденец на палочке. Но тот был мечтателем и надолго в витрине не задержался - отправился в большое кругосветное путешествие на троллейбусе. А больше к ватрушке никого интересного не подсаживали.
Тогда она выбралась из витрины сама. Как-то раз, ночью. С тех пор у нее появилось хобби - давать советы. Жители кондитерской уважали ее, она сразу это отметила. В силу возраста, все-таки она тут считалась долгожителем. Ее теперь звали не просто ватрушкой, а старой ватрушкой, хотя она и выглядела хорошо. К ее мнению прислушивались, и старая ватрушка пользовалась этим, втираясь в доверие к неопытным кондитерским изделиям. Но, по сути, советы ее были не так чтобы хороши, хотя и не безнадежно плохи.
С годами и это увлечение ватрушки прошло. Она больше не выбиралась из витрины по ночам. Сидела на своем, самом видном месте и тоскливо рассматривала Тополиную улицу. Люди, троллейбусы, голуби, бездомные коты не интересовали ее, как прежде. Ватрушка смотрела на них и не видела, хотя глаза у нее были такими же зоркими. Морщинок и радикулита у ватрушки тоже не было - только хриплый старческий голос. Она все чаще стала предаваться воспоминаниям. О детстве, проведенном в тазике с тестом, о юности в теплой печи, о зрелости на прилавке. Наверное, ей бы хотелось вернуть это все. Но, по правде говоря, за долгие годы жизни старая ватрушка совершенно разучилась хотеть и мечтать. И только одна тревожная мысль посещала ее иногда - о пауке, свесившимся однажды с потолка. Старая ватрушка не помнила его лица, только голос.
И один раз, через много-много-много лет, когда в кондитерской уже не работал Олег Викторович, а работал Виктор Олегович, его пра-пра-правнук, она снова услышала его.
- Вернуть все назад? - просто спросил паук. В этот раз он свешивался не с потолка, а прилетел на палом осеннем листе с самого неба. По крайней мере, так показалось старой ватрушке.
- Да, - тоже просто ответила она.
***
Теплые руки Олега Викторовича вынули ее из духовки, бережно сняли с противня, усадили на поднос и отнесли на прилавок.