Смотрю в окно пригородного поезда и считаю столбы - сколько осталось до...
"...дома на двести двадцать восемь столбиков дальше. Или остановиться у дочери? - размышлял я. - Когда у молодой женщины вырастает своя грудь, пора от материнской отделиться. А дочь в детстве, если случится, чуть что пряталась под родительское одеяло, где опасность единственная - остаться ребёнком. Или доехать до дома?.."
Принять необходимое решение выглядело всё равно, что выбирать между испанским гриппом и чумой... Отношения с супругой уже давно напоминали "игру в классики". "Неудивительно, что обоим приходится "перепрыгивать" из начала в конец, в середину... Эта история в некотором роде - много историй, но ни одна не имеет конца: прочитав сто тридцать первую главу, читатель должен "перепрыгнуть" на пятьдесят восьмую главу, а потом снова вернуться на сто тридцать первую - так появляется временная петля - "мы ведь знаем", "но мы ведь", "мы ведь понимаем", "мы ведь не хотим", "мы ведь друг друга"... Это словосочетание мы тоже уже легко изменяем: "друг друга", "друг другом" - и даже используем предлог: "друг для друга", "друг к другу"... А дети, когда вырастают и обзаводятся своими детьми, то их проблемы - уже не ваши, а ваши проблемы - не их. И, чем меньше все будут вмешиваться в дела друг друга, тем лучше..."
Я даже закрыл глаза - без свидетелей принять решение. Но понял: если глаза закрыты, без чашечки кофе во сне не отличить сон от бодрствования.
"...Вот, чего я боюсь - однажды открою глаза и не пойму: я ещё сплю или вышел!"
Но в этот момент в вагоне отключился свет и мне выпала "третья, подчёркивающая свою оппозицию по отношению к первым двум решениям, альтернатива" - зашедший из тамбура в вагон проводник или контролёр билетов объявил пассажирам: "В поезде видели призраков".
"Часовая бомба?" - предположил я и какая-то женщина, вписавшаяся в темноту благодаря низкому звучному голосу, заставляющего людей с интересом слушать, даже как читают телефонную книгу, видимо тоже.
- Призрак способен на всё, когда понимает, что сам - часть чего-то большего. - заметила она.
Сосед поинтересовался затихающим к концу предложения голосом:
- А кто нибудь раньше видел призраков?
- Однажды. - прозвучал чей-то голос в ответ - его тон заставлял навострить уши и прислушаться. - Мы работали в одном старом доме и слышали, как упали настенные часы.
- Сами?
- Мы, собственно, этого не видели, но слышали.
- Да, слышать часы, но не видеть - утомительная вещь.
Потом и другие голоса обсуждали ситуацию в темноте, но я до самого взрыва пытался сформулировать вопрос: "Что будешь делать ты, когда в твоём вагоне взорвётся часовая бомба? А ты едешь домой для того, чтобы узнать, что никого нет дома".
РАЗДАЛСЯ ВЗРЫВ!!
...После нескольких минут оглушительной тишины я смог снова собраться с разбросанными взрывной волной мыслями:
"Каждый призрак приносит свою собственную акустику. Но в прошлый раз взрыв был по-мощнее и вызвал расслабляющее воздействие на пищеварительный тракт"...
- Эй! Эй! - меня кто-то толкал в плечо. - У меня к вам вопрос. Вы ведь часто смотрите сны с ужасами?
Обнаруживаю - в вагоне уже дали свет. А этим человеком оказывается контролёр билетов. Взрыв, по всей видимости, вызывал у него тошноту. И, предупреждая её, тот прикрывал рукавом рот. В первый миг я даже пожалел, что у меня такие зелёные-зелёные глаза. Так как зелёный цвет поглощает все цвета, кроме зелёного. И оттого контролёр... Видимо из-за давления взрывной волны на роговицу глаза... Показался мне неестественно полностью окрашенным в зелёный "как море, которое летом более опасно, чем зимой" цвет. Точно так же лимон и мандарин, поглощая все цвета, отражают лишь тот цвет, в каком они нам кажутся.
- Думаю, да. - ответил я и протянул билет, не отрываясь от глаз контролёра, напоминавших в не до конца оправившемся от глухоты пространстве вагоне, свежие, необжаренные зерна кофе, освобожденные от шелухи, темно-зеленого цвета.
- Сделайте всем одолжение: в следующий раз, когда будете смотреть, то повнимательнее. Когда у кого-то в голове водятся призраки, не следует ездить в общественном транспорте.