21. СПИЧКИ

     Миссис Баг приготовила на ужин фрикасе из цыпленка, но это не объясняло выражение сдержанного возбуждения на лицах явившихся Бри и Роджера. Они оба улыбались, ее щеки горели, и глаза у обоих ярко сияли.

     Поэтому, когда Роджер объявил, что у них большая новость, миссис Баг тут же сделала очевидный вывод.

     - Вы ждете ребенка! – воскликнула она, уронив от возбуждения ложку. Она сжала руки, сияя, словно надутый на день рождения шар. – Вот радость-то! И как вовремя, - добавила она и погрозила Роджеру пальцем. – А я, молодой человек, уж думала добавлять понемногу имбиря и серы в твою кашу, чтобы расшевелить! Но вижу, что ты все-таки свое дело знаешь. А ты, a bhailach^[1], что думаешь? О маленьком братике для тебя!

     Джемми, к которому она обращалась, с открытым ртом уставился на нее.

     - Ээ … - протянул Роджер, краснея.

     - Или, конечно, это может быть сестренка, - согласилась миссис Баг, - но в любом случае это хорошая новость, да, хорошая новость. Вот, a luaidh^[2], возьми конфетку, а остальные на радостях выпьют!

     Крайне озадаченный, но не имеющий ничего против сладости, Джемми взял кусочек затвердевшей патоки и тут же сунул его в рот.

     - Но ему … - начала Бри.

     - Пашибо, - торопливо произнес Джемми, прикрывая рот руками, дабы из-за его невежливости мать не попыталась забрать запрещенную перед едой сладость.

     - О, немного сладкого ему не повредит, - уверила Бри миссис Баг, поднимая с пола выроненную ложку и вытирая ее фартуком. – Позови Арча, a muirninn^[3], мы расскажем ему радостную новость. Благослови тебя Святая Бригитта, я уже думала, ты никогда не решишься! Женщины гадали, то ли ты охладела к мужу, то ли у него слабое семя, но поскольку …

     - Ну, на самом деле … - перебил ее Роджер, повышая голос, чтобы быть услышанным.

     - Я не беременна! – очень громко сказала Бри.

     Последовало молчание, словно после удара грома.

     - О, - спокойно произнес Джейми, взял салфетку и уселся, заправляя ее за воротник. – Тогда, может быть, приступим к еде? – Он протянул руку Джемми, который забрался на скамью рядом с ним, продолжая сосать конфету.

     Миссис Баг, на мгновение превратившаяся в камень, ожила с раздраженным «Хмпф!» Оскорбленная в лучших чувствах, она развернулась к буфету и со стуком поставила на стол горку оловянных тарелок.

     Роджер, хотя и раскрасневшийся, очевидно, находил ситуацию забавной, если судить по подергивающимся уголкам его рта. Разгневанная Брианна выдыхала, как касатка.

     - Садись, дорогая, - сказала я осторожно, словно обращалась с взрывным устройством. – У тебя … гм … есть новость, не так ли?

     - Неважно! – она стояла прямо, сверкая глазами. – Никому это не интересно, если я не беременна. И вообще, что я такого могу сделать важного? – Она с силой провела рукой по своей голове, ухватила ленту, связывающую волосы, сдернула ее и швырнула на пол.

     - Ну-ну, милая … - начал Роджер. Я могла сказать, что он совершил ошибку. Фрейзеры в ярости не имеют привычки обращать внимания на ласковые слова, предпочитая вцепиться в горло ближайшей персоны, имеющей неосторожность заговорить с ними.

     - Не нукай мне! – рявкнула она, поворачиваясь к нему. – Ты тоже так думаешь! Ты думаешь, все, что я делаю, это пустая трата времени, если я не стираю твою одежду, не готовлю еду и не чиню твои вонючие носки! И ты тоже обвиняешь меня, потому что я не беременна. Ты считаешь, это моя вина! А это не так, и ты это знаешь!

     - Нет! Я так не думаю, я совсем так не думаю. Брианна, пожалуйста … - он протянул к ней руку, но передумал, благоразумно решив, что она может вывихнуть ее.

     - Давай кушать, мама! – заныл Джемми. Длинная, окрашенная патокой слюна свисала с уголков его рта, пачкая рубашку. Увидев это, его мать, словно тигр, набросилась на миссис Баг.

     - Посмотрите, что вы натворили, вы повсюду суете свой нос! Это его последняя чистая рубашка! И как вы смеете обсуждать нашу личную жизнь при людях, говорить о том, что вас не касается, вы, старая сплетница …

     Видя бесполезность увещеваний, Роджер обхватил ее сзади и, приподняв, понес к задней двери. Их уход сопровождался бессвязными выкриками Бри и выдохами боли Роджера, когда она с замечательной точностью и недюжинной силой пинала его по ногам.

     Я подошла к двери и аккуратно ее прикрыла, обрывая звуки дальнейшей перебранки во дворе.

     - Это у нее от тебя, ты сам знаешь, - с упреком сказала я, садясь напротив Джейми. – Миссис Баг, пахнет замечательно. Давайте кушать!

     Миссис Баг в обиженном молчании наложила фрикасе в тарелки, но сесть за стол отказалась, надела плащ и потопала к передней двери, оставив нас самих разбираться с грязной посудой. Неплохая замена, скажу я вам.

     Мы ели в благословенной тишине, прерываемой иногда звяканьем ложек о тарелки и редкими вопросами Джемми: почему конфетка такая липкая, как молоко попадает в корову, и когда у него появится маленький братик.

     - Как мне извиниться перед миссис Баг? – спросила я в перерыве между его вопросами.

     - Зачем тебе извиняться перед ней, сассенах? Ты ведь ее не обзывала.

     - Ну, да. Но уверена, Брианна не собирается извиняться …

     - Почему она должна извиняться? - Джейми пожал плечами. – Миссис Баг сама напросилась. И я не думаю, что за долгую жизнь ее еще не обзывали старой сплетницей. Она поплачется старому Арчи, и завтра все будет в порядке.

     - Может быть, - с сомнением произнесла я, - но Бри и Роджер …

     Он улыбнулся мне, прищурив темно-синие глаза.

     - Ты не можешь разрешить проблемы всех людей, mo chridhe^[4]. – сказал он и похлопал меня по руке. – Роджер Мак и девочка должны уладить это между собой. И совершенно очевидно, что парень крепко держит проблему в руках.

     Он рассмеялся, и я невольно засмеялась в ответ.

     - Ну, это будет моей проблемой, если она сломает ему ногу, - сказала я, поднимаясь, чтобы принести сливки для кофе. – Похоже, он приползет лечить ее.

     В этот момент раздался стук в заднюю дверь. Удивляясь, почему Роджер вздумал стучаться, я открыла ее и с удивлением уставилась на бледное лицо Томаса Кристи.

     Он был не только бледен, но покрыт потом, а одна рука была обернута пропитанной кровью тряпкой.

     - Я не причиню вам много беспокойства, мистрис, - произнес он натянуто. – Просто я … если вам будет удобно.

     - Глупости, - отрезала я. – Идемте в хирургический кабинет, пока еще есть свет.

     Я постаралась не встретиться глазами с Джейми, но искоса взглянула на него, когда наклонилась подвинуть скамью. Он чуть наклонился вперед и прикрыл мой кофе блюдцем, не спуская с Тома Кристи изучающего взгляда. Такое выражение последний раз я видела у рыси, наблюдавшей за пролетающими утками. Не упорно, но явно взяв на заметку.

     Но Кристи, обеспокоенный лишь своей рукой, ничего не замечал. Окна моего кабинета выходили на восток и юг, чтобы полнее использовать утренний свет, но даже сейчас, к закату, его наполняло солнечное сияние, отраженное от мерцающих листьев каштановой рощи. Вся комната была залита золотистым светом, кроме лица Тома Кристи, которое имело зеленоватый оттенок.

     - Садитесь, - приказала я, торопливо подталкивая под него стул. Колени мужчины подогнулись, и он с силой шлепнулся на него, потревожив руку и издав тихий вскрик боли.

     Я прижала большим пальцем вену, чтобы приостановить кровотечение, и развязала тряпку. Судя по виду Кристи, я ожидала отрезанный палец или даже два, но удивилась, обнаружив лишь небольшой порез, идущий от основания большого пальца к запястью. Он был достаточно глубокий, зиял разошедшимися краями и обильно кровоточил, но ни один крупный сосуд не был задет, и самое страшное могло быть лишь в том, что он повредил сухожилие. В общем, я могла устранить проблему несколькими стежками.

     Я подняла голову сказать ему об этом, но его глаза внезапно закатились.

     - Помогите! – закричала я, бросая руку и хватая его за плечи, когда он стал заваливаться назад.

     Раздался грохот перевернутой лавки и топот бегущих ног; через мгновение Джейми ворвался в комнату. Увидев, что Кристи сбил меня с ног своим весом, он схватил мужчину за воротник и, приподняв, как тряпичную куклу, наклонил головой к коленам.

     - Он очень плох? – спросил Джейми, разглядывая раненную руку, которая лежала на полу, сочась кровью. – Положить его не стол?

     - Думаю, не стоит, - ответила я, помещая пальцы под челюсть мужчины, чтобы проверить пульс. – Рана не тяжелая, просто он упал в обморок. Видишь, он уже приходит в себя. Подержите голову опущенной еще немного, скоро вам станет лучше. – Последнее замечание я адресовала Кристи, который пыхтел, как паровоз, но понемногу приходил в себя.

     Джейми отпустил его воротник и с выражением легкого отвращения вытер руку о килт. Кристи весь покрылся обильным холодным потом, я, почувствовав, что мои ладони стали скользкими, подобрала тряпку и более тактично обтерла руки ею.

     - Может быть, ляжете? – спросила я, наклоняясь, чтобы заглянуть в его лицо. Он все еще был смертельно бледен, но лишь отрицательно покачал головой.

     - Нет, мистрис. Я в порядке, просто на мгновение почувствовал себя плохо, - он говорил хриплым голосом, но достаточно уверенно, так что я ограничилась тем, что прижала тряпку к ране, чтобы приостановить кровотечение.

     Джемми стоял в дверях с широко раскрытыми глазами, но не показывал никаких признаков паники: кровь для него не была чем-то новым.

     - Глоток спиртного, Том? – спросил Джейми, оглядывая мужчину с легким сомнением во взгляде. – Я знаю, ты не употребляешь крепкий алкоголь, но сейчас самое время.

     Губы Кристи шевельнулись, и он отрицательно покачал головой.

     - Н-нет … Пожалуйста, немного вина.

     - «Употребляй немного вина, ради желудка твоего»^[5], не так ли? Хорошо, я принесу, - Джейми ободряюще похлопал его по плечу и быстро вышел, уведя за собой Джемми.

     Кристи недовольно поджал губы. Я замечала это и прежде: Том Кристи, как и все протестанты, считал библию книгой, которая адресована лично ему, и полагал, что задача внедрять ее слово в массы является его прерогативой. Поэтому ему совсем не нравилось, когда католики – типа Джейми – свободно ее цитировали. Я также замечала, что Джейми это понимал и не упускал возможности процитировать что-нибудь из этой книги.

     - Что произошло? – спросила я. Мне хотелось и отвлечь его, и узнать причину ранения.

     Кристи оторвал горящий взгляд от дверного проема и взглянул на свою раненную руку, но тут же отвернулся, побледнев еще сильнее.

     - Несчастный случай, - ответил он хрипло. – Я резал тростник, и нож соскользнул.

     Я обратила внимания на его правую ладонь, пальцы которой были скрючены.

     - Ничего удивительного, - хмыкнула я. – Подержите ее так, - я подняла раненную левую руку над его головой и взяла правую ладонь.

     Она была поражена контрактурой Дюпюитрена, или так она будет называться, когда через шестьдесят или семьдесят лет барон Дюпюитрен опишет эту болезнь. Заболевание, связанное с утолщением и укорочением покрывающей сухожилия фасции, приводит к тому, что безымянный палец и, в тяжелых случаях, мизинец и средний палец утрачивают способность полностью разгибаться. Положение Тома Кристи заметно ухудшилось после моего последнего осмотра.

     - Разве я не говорила вам? – задала я риторический вопрос, осторожно распрямляя его пальцы. Средний палец разгибался только наполовину, а безымянный палец и мизинец едва можно было приподнять от ладони. – Я говорила, будет хуже. Не удивительно, что нож соскользнул. Я удивляюсь, как вы вообще могли его держать.

     Легкий румянец вспыхнул под его подстриженной бородой цвета соли с перцем, и он отвел взгляд.

     - Я могла легко все исправить несколько месяцев назад, - сказала я, разворачивая руку для осмотра. – Тогда это было совсем простым делом. Теперь все заметно усложнилось, но думаю, что все еще могу вылечить вашу руку.

     Не будь он столь флегматичным человеком, я бы описала его состояние, как сильнейшее смущение. Однако внешне это проявилось лишь в дрожании ресниц и более густом румянце на лице.

     - Я … я не хочу …

     - Кого, черт побери, интересует ваше желание? – сказала я ему, кладя когтистую руку мужчины на его колени. – Если вы не согласитесь на операцию, через шесть месяцев ваша рука станет вообще бесполезной. Вы и сейчас едва можете писать, не так ли?

     Его темно-серые глаза испуганно взглянули на меня.

     - Я могу писать, - сказал он, но за воинственностью тона я почувствовала глубоко спрятанное беспокойство. Том Кристи был образованным человеком и работал в Ридже школьным учителем. Многие жители Риджа обращались к нему, когда нужно было написать письмо или составить какой-либо документ. Он очень гордился этим, и я понимала, что угроза потери такого положения является лучшим рычагом давления, который у меня есть. К сожалению, реальная угроза.

     - Недолго, - заметила я, подкрепляя заявление пристальным взглядом. Он тяжело сглотнул, но не успел ответить: появился Джейми с кувшином вина.

     - Лучше послушайся ее, - посоветовал он, поставив кувшин на стойку. – Я знаю, каково это писать с неподвижным пальцем. – Он с грустным видом поднял свою правую руку. – Если бы она могла поправить ее своим ножичком, я тут же положил бы руку на колодку.

     Причина неподвижности пальцев Джейми была совсем иной, чем у Кристи, хотя последствия были одинаковы. Безымянный палец Джейми был так сильно раздроблен, что суставы срослись, и палец не мог сгибаться. Соответственно, два соседних с ним пальца также были ограничены в движении, хотя их суставы не пострадали.

     - Отличие в том, что твоя рука хуже уже не станет, - ответила я Джейми, - а его станет.

     Кристи зажал правую ладонь между ног, словно хотел ее спрятать.

     - Ну, ладно, - пробормотал он. – Я могу ведь подождать с ней немного, да?

     - По крайней мере, до тех пор, пока моя жена лечит твою вторую руку, - заметил Джейми, наливая вино в чашку. – Вот. Ты сможешь держать ее, Том, или мне …? – он протянул чашку, словно собираясь напоить мужчину. Кристи тут же вытащил руку из складок одежды.

     - Я справлюсь, - буркнул он и взял чашку большим и указательным пальцами с неловкостью, которая заставила его покраснеть еще больше. Его левая рука все еще торчала в воздухе. Он выглядел немного глупо, и сам это осознавал.

     Джейми наполнил вторую чашку и протянул ее мне, игнорируя Кристи. Я бы подумала, что это их обычная манера общения, если бы не знала сложную историю их взаимоотношений. Они как будто играли друг у друга на нервах, хотя внешне выглядели доброжелательными.

     Если бы Джейми показал свою покалеченную руку другому мужчине, это означало бы лишь подбадривание и дружескую поддержку. Но что касается Тома Кристи … Джейми, конечно же, хотел подбодрить мужчину, но его слова включали также и некоторую угрозу, хотя, быть может, и не намеренно.

     Люди обращались за помощью к Джейми гораздо чаще, чем к Кристи. Джейми пользовался всеобщим уважением, им восхищались. Кристи же никогда не был особо популярен и мог потерять имеющийся социальный статус, если не сможет писать. И – как я уже бестактно заметила – рука Джейми уже не станет хуже.

     Кристи слегка сузил глаза, глядя поверх чашки. Он вполне заметил угрозу, намеренную или нет. Будучи недоверчивым по своей природе, он был склонен видеть угрозу даже там, где ее не было.

     - Думаю, достаточно, давайте займемся раной, - я взяла его левую руку и размотала повязку. Кровотечение остановилось. Я поместила ладонь мужчины в кипяченную с чесноком воду, добавила спирта для лучшей дезинфекции и принялась подбирать нужные инструменты.

     Становилось темно, и я зажгла спиртовую лампу, изготовленную для меня Брианной. В ее ярком устойчивом свете я увидела, что румянец гнева на лице Кристи исчез, хотя он уже не выглядел таким бледным, как в начале. Однако вид у него оставался встревоженным, как у мыши-полевки, окруженной барсуками. Он пристально следил, как я выкладываю нить для шва, иголки и ножницы, остро мерцающие в свете спиртовки.

     Джейми оставался в кабинете, опершись на стойку и потягивая вино, очевидно, на случай, если Кристи опять соберется упасть в обморок.

     Легкая дрожь сотрясала руку Кристи, хотя она и лежала на столе. Он снова потел; я чувствовала запах его пота, острый и кисловатый. Этот запах, полузабытый, но знакомый, заставил меня понять, что он боялся. Вероятно, боялся крови и, точно, боли.

     Я не отводила взгляда от своей работы, наклонив голову, чтобы он не видел моего лица. Я не стала бы скрывать выражение, написанное на нем, если бы он не был мужчиной. Его бледность, обморок … не из-за потери крови, а лишь от вида кровотечения.

     Мне часто приходилось накладывать швы мальчишкам и мужчинам; фермерство в горной местности – нелегкая работа, и редкую неделю я не зашивала раны от топора, мотыги, лопаты, укусов собак, рваные раны на голове от падений или других несчастных случаев. И, в основном, мои пациенты вели себя спокойно, стоически выдерживали мое лечение и потом сразу же отправлялись продолжать работу. Но почти все они были горцами, и многие из них - бывалыми солдатами.

     Том Кристи был горожанином из Эдинбурга; он попал в Ардсмуир за поддержку якобитов, но никогда не был бойцом. Он был снабженцем. И фактически, как я с удивлением осознала, никогда не видел и не участвовал ни в одном сражении, не говоря уже о ежедневной борьбе с природой, которую подразумевало занятие фермерством в высокогорье.

     Джейми все еще стоял возле стойки, потягивая вино и с легкой иронией наблюдая за нами. Я мельком взглянула на него; его выражение не изменилось, хотя, встретив мой взгляд, он слегка кивнул головой.

     Том Кристи закусил нижнюю губу и с легким присвистом дышал через нос. Он не мог видеть Джейми, но знал о его присутствии: его напряженная спина говорила об этом. Он мог бояться, Том Кристи, но в некоторой смелости ему нельзя было отказать.

     Боль была бы меньше, если бы мужчина расслабил мускулы руки. Но в данных обстоятельствах я не могла требовать от него такого подвига. Я могла бы настоять, чтобы Джейми вышел, но работа не заняла много времени. Со смесью раздражения и замешательства я завязала последний узел и положила ножницы.

     - Ну, вот и все, - произнесла я, промокая последний раз рану маслом эхинацеи, и потянулась за чистой повязкой. – Держите ее в чистоте. Я сделаю еще масла, отправьте за ним Мальву. Через неделю придете, я сниму швы.

     Я поколебалась некоторое время, глядя на Джейми и не желая использовать его присутствие для шантажа, но это было ради самого Кристи.

     - Я также займусь вашей правой рукой, хорошо? – наконец, твердо заявила я.

     Он все еще потел, хотя бледность ушла, и краски стали возвращаться на его лицо. Он взглянул не меня, потом, не отдавая себе отчета, на Джейми. Тот слегка улыбнулся ему.

     - Давай Том, - сказал он. – Это не должно беспокоить тебя ни на йоту. Мне было хуже.

     Тон, которым были произнесены слова, звучал беззаботно, но они также могли быть начертаны огненными буквами в фут высотой. «Мне было хуже».

     Лицо Джейми находилось в тени, но его слегка прищуренные в улыбке глаза были хорошо видны.

     Том Кристи оставался напряженным и не отводил от Джейми упорного взгляда, держа искривленную ладонь на повязке левой руки.

     - Да, - сказал он. – Хорошо, - глубоко вздохнул. – Я приду.

     Он резко поднялся, уронив стул, и направился к двери, слегка пошатываясь, словно выпил крепкого вина. Возле двери он задержался, нашаривая ручку, и, ухватившись за нее, обернулся, глядя на Джейми.

     - По крайней мере, - сказал он, задыхаясь так, что спотыкался на словах, - по крайней мере, это будет почетный шрам. Не так ли, Мак Дубх?

     Джейми резко выпрямился, но Кристи уже уходил по коридору, ступая столь тяжело, что оловянные миски на кухонной полке дребезжали.

     - Но ты и ссыкун! – произнес Джейми тоном, колеблющимся между гневом и изумлением. Его левая рука непроизвольно сжалась в кулак, и я подумала – хорошо, что Кристи так быстро удалился.

     Я не была уверена, что понимаю, что произошло или происходит, но почувствовала облегчение от того, что мужчина ушел. Я чувствовала себя горсткой зерен между двумя жерновами, который сдирали друг другу поверхность, не замечая несчастные зерна между ними.

     - Никогда раньше не слышала, чтобы Том Кристи называл тебя Мак Дубхом, - осторожно заметила я, убирая хирургические принадлежности. Кристи, конечно, не говорил по-гэльски и никогда не использовал гэльское имя, которым бывшие узники Ардсмуира все еще называли Джейми. Он называл его «мистер Фрейзер» или просто «Фрейзер» в моменты, которые можно было рассматривать, как дружелюбные.

     Джейми издал несмешливый шотландский звук, взял наполовину опустошенную чашку Кристи и бережливо выпил остатки вина.

     - Нет, не называл … сассенахская морда, - и, уловив выражение моего лица, криво усмехнулся мне, - я не имею в виду тебя, сассенах.

     Я знала, что он имел в виду не меня; слово было произнесено с совершенно другой интонацией и напомнило мне что «сассенах» в обычном разговоре ни в коем случае не используется в дружеском смысле.

     - Почему ты его так назвал? – спросила я с любопытством. – И что он подразумевал, говоря о почетном шраме?

     Он смотрел вниз и некоторое время не отвечал; негнущиеся пальцы правой руки выбивали тихую дробь на его бедре.

     - Том Кристи – сильный человек, - произнес он, наконец, - но, боже, какой же он упрямый осел! – Здесь он поднял глаза и взглянул на меня с легкой грустной улыбкой.

     - Восемь лет он провел в одной камере с сорока мужчинами, которые говорили по-гэльски, и не позволил этому варварскому языку осквернить свой рот. Христос, нет. Он говорил по-английски независимо от того, с кем разговаривал, и если его собеседник не знал английского, то молчал, как камень, пока кто-нибудь не переводил для него.

     - Этот кто-нибудь был ты?

     - Иногда, - он взглянул в окно, словно пытаясь увидеть Кристи, но ночь уже вступила в свои права, и в темном стекле смутно отразились лишь кабинет и наши, похожие на призраки, фигуры.

     - Роджер говорил, что Кенни Линдсей упоминал о каких-то … претензиях со стороны Кристи, - тактично сказала я.

     Джейми остро глянул на меня.

     - О, вот как? Значит, Роджера одолели сомнения в разумности его решения принять Кристи в арендаторы. Кенни сам ничего не скажет, если его не спросить.

     Я более или менее привыкла к тому, как быстро он делает выводы и проникает в суть вещей, не удивилась и на этот раз.

     - Ты никогда не говорил мне об этом, - сказала я, подошла к нему ближе и положила руки на его грудь, глядя в глаза.

     Он положил свои ладони поверх моих и вздохнул так глубоко, что я почувствовала движение его грудной клетки. Потом он обнял меня и притянул к себе, и я уткнулась лицом в теплую ткань его рубашки.

     - Ну, это было не так важно.

     - И, вероятно, ты не хочешь вспоминать об Ардсмуире?

     - Нет, - тихо произнес он. – Мне хватит прошлого.

     Мои ладони лежали на его спине, и я вдруг поняла, что Кристи мог иметь в виду. Сквозь тонкую ткань я могла ощущать линии шрамов, словно на его спину накинули рыболовную сеть.

     - Почетные шрамы! – воскликнула я, поднимая голову. – Ах, этот ублюдок! Он это имел в виду?

     Джейми слегка улыбнулся моему возмущению.

     - Да, - сказал он блекло. – Вот почему он назвал меня МакДубхом, чтобы напомнить об Ардсмуире, чтобы я точно понял, о чем он говорит.

     - Это … это … - я была так разгневана, что едва могла говорить. – Жаль, что я не пришила ему руку к его яйцам!

     - И это говорит врач, который клялся не вредить? Я шокирован, сассенах.

     Теперь он смеялся, но мне было вовсе не до смеха.

     - Жалкий трус! Ты знаешь, он ведь боится крови?

     - Ну, да, я знаю. Невозможно три года прожить с человеком практически подмышкой и не узнать многое о нем, в том числе и то, чего знать не хотелось бы, - он стал немного серьезнее, хотя легкая усмешка еще дрожала в уголках рта. - Когда после порки меня притащили в камеру, он стал бледным, как кусок сала, убежал в угол, где его вырвало, а потом он улегся и отвернулся лицом к стене. Я не особо обратил на него внимание, только подумал, что я, а не он, представлял собой кусок сырого мяса, тогда почему он ведет себя, как истеричная девица?

     Я раздраженно фыркнула.

     - Не превращай все в шутку! Да как он посмел? И все-таки, что он имел в виду? Я знаю, что произошло в Ардсмуире, и … Черт побери, это действительно почетные шрамы, все об этом знают!

     - Может быть, - ответил он без следа веселья. – Новые шрамы. Но все, кто стоял рядом, видели, что меня пороли и раньше. И не один мужчина ни слова не сказал мне об этом. До сего момента.

     Его фраза заставила меня внезапно осознать.

     Порка – это не только жестокость, но и позор; ее предназначение не только причинить боль, но и нанести неизлечимые увечья, которые указывали бы на преступление так же ясно, как клеймо на щеке или отрезанное ухо. А Джейми скорее бы вырвал себе язык, чем рассказал о причине той порки, даже если это заставило всех предполагать, что его наказали за какой-то позорный поступок.

     Я настолько привыкла, что Джейми никогда не снимал рубашку в чьем-либо присутствии, что мне даже в голову не приходило, что мужчины в Ардсмуире должны знать о старых шрамах на его спине. Он продолжал прятать их, а они делали вид, что их нет … кроме Тома Кристи.

     - Хмф, - произнесла я. – Ну … все равно, черт бы его побрал. Почему он это сказал?

     Джейми издал короткий смешок.

     - Потому что ему не понравилось, что я видел, как он потел. Думаю, ему хотелось, огрызнуться.

     - Хмф, - снова произнесла я и сложила руки на груди. – Поскольку ты сам сказал … почему ты это сделал? Я имею в виду: если ты знал, что он не выносит вида крови, почему остался и смотрел на него?

     - Потому что знал, что он не станет хныкать и падать в обморок, пока я здесь, - ответил он. – Он бы не пикнул при мне, даже если бы ты проткнула ему глаза раскаленными иглами.

     - О, значит, ты заметил это.

     - Конечно, сассенах. Иначе, зачем бы я здесь торчал. Не то чтобы я не отдаю должное твоему искусству, но наблюдать, как ты зашиваешь раны, не то занятие, которое способствует моему аппетиту, - он кинул короткий взгляд на грязную тряпку и поморщился. – Как ты думаешь, кофе уже остыл?

     - Я разогрею, - я сложила протертые ножницы в чехол, использованную иглу протерла, вдела в нее новую шелковую нить и сложила кольцом в кувшинчик со спиртом, все еще стараясь понять.

     Уложив все в шкаф, я повернулась к Джейми.

     - Ты ведь не боишься Тома Кристи? – спросила я.

     Он удивленно моргнул и расхохотался.

     - Христос, нет. Почему ты так решила, сассенах?

     - Ну … вы так себя иногда ведете. Как два диких барана бьетесь рогами, чтобы выяснить кто сильнее.

     - О, - он пренебрежительно махнул рукой. – У меня голова тверже, и он это хорошо знает, но не собирается сдаваться и наскакивает на меня, как годовалый ягненок.

     - Вот как? Но что ты тогда делаешь? Ты же не мучаешь его, чтобы доказать, что сильнее?

     - Нет, - ответил он, слегка улыбаясь. – Думаю, мужчина, достаточно смелый, чтобы говорить по-английски в окружении горцев на протяжении восьми лет, достаточно смел, чтобы воевать со мной еще восемь лет. Хотя будет лучше, чтобы он об этом не знал.

     Я сделала длинный вдох и выдохнула, качая головой.

     - Не понимаю мужчин.

     Он издал глубокий смешок.

     - Нет, ты понимаешь, сассенах. Просто хочешь, чтобы это было не так.

     В хирургии теперь был порядок, и кабинет был готов к любым несчастным случаем, которые могут случиться завтра. Джейми потянулся к лампе, но я остановила его, положив ладонь на его руку.

     - Ты обещал мне честность, - сказала я, - но ты уверен, что вполне честен с собой? Ты не травишь Тома Кристи потому, что он бросает тебе вызов?

     Он остановился, глядя на меня своими чистыми глазами, потом взял мой подбородок своей теплой рукой.

     - В мире есть только два человека, которым я никогда солгу, сассенах, - произнес он строго. – Один из них – ты, а другой – я.

     Он легко поцеловал меня в лоб, наклонился и задул лампу.

     - Однако, - донесся до меня из темноты его голос, и я увидела его высокий стройный силуэт, вырисованный в слабо освещенном дверном проеме, - меня можно обмануть. Но я никогда не солгу намеренно.

     Роджер пошевелился и застонал.

     - Я уверен, ты сломала мне ногу.

     - Нет, - ответила его жена, более спокойная сейчас, но все еще склонная к спору. – Но могу поцеловать ее, если хочешь.

     - Было бы прекрасно.

     Набитый сухой кукурузной соломой матрац громко зашуршал, когда она полезла выполнять свое намерение, и в результате оказалась голышом верхом на его груди, открыв ему такой вид, что ему захотелось зажечь свечу.

     Фактически она щекотно целовала его голени, но в данных обстоятельствах он был склонен мириться с этим. Он протянул обе руки. Если нет света, то сгодится и Брайль^[6].

     - Когда мне было четырнадцать лет, - произнес он мечтательно, - в одной из лавок Инвернесса появилась очень скандальная витрина - скандальная, для того времени – женский манекен в одном нижнем белье.

     – Мм?

     - Да, широкий розовый пояс с подвязками и такого же цвета лифчик. Все были шокированы. Были созданы протестующие комитеты, подняты на ноги все священники города. На следующий день манекен убрали, но за день все мужчины города продефилировали мимо витрины, делая вид, что оказались здесь случайно. До сей минуты, я считал, что это самая эротическая вещь, которую я видел.

     Она приостановила свои действия, и он понял по ее движению, что она смотрит на него через плечо.

     - Роджер, - сказала она задумчиво, - я думаю, ты извращенец.

     - Да, и с хорошим ночным зрением.

     Это заставило ее рассмеяться, чего он и добивался, как только она перестала ругаться с пеной у рта. Он приподнялся и поцеловал каждую половинку предмета своего восхищения, потом с удовлетворенным видом откинулся на подушку.

     Она поцеловала его колено и положила голову на бедро, отчего ее волосы рассыпались по его ногам, прохладные и мягкие, как облако шелковых нитей.

     - Я извиняюсь, - произнесла она через некоторое время.

     Он издал пренебрежительный звук и ласково провел рукой по ее бедрам.

     - О, ничего страшного. Только жаль, что не пришлось увидеть их лица, когда они узнали бы, что ты сделала.

     Она коротко фыркнула, и ее нога, овеваемая его дыханием, слегка дрогнула.

     - В любом случае стоило посмотреть на их лица, - сказала она немного мрачно. – После этой сцены мое сообщение вряд ли бы их впечатлило.

     - Ты права, - согласился он, - но ты покажешь им завтра, чтобы они могли оценить.

     Она вздохнула и еще раз поцеловала его коленку.

     - Я совсем не думаю, - сказала она через некоторое время. - Имею в виду, что не считаю, что это твоя вина.

     - Нет, ты так думаешь, - произнес он мягко, продолжая ласкать ее, - но это не важно. Вероятно, ты права.

     Он не собирался притворяться, что те слова не ранили его, но он не позволит себе сердиться; это им не поможет.

     - Ты этого не знаешь, - она внезапно распрямилась, выделяясь неясным столпом на фоне оконного прямоугольника. Перекинув ногу над его распростертым телом, она скатилась ему под бок.

     - Это могу быть я, или никто из нас. Может быть, просто время еще не пришло.

     В ответ он крепко обнял ее и притянул к себе.

     - Какова бы не была причина, мы не станем обвинять друг друга, ведь так?

     Она издала звук согласия и пристроилась к нему ближе. Хорошо, хотя для него было невозможно не винить себя.

     Факты говорили сами за себя. Она забеременела от одной ночи то ли от Стивена Боннета, то ли от него, никто не знал, но факт остается. И хотя они вовсю старались последние несколько месяцев, все больше стало казаться, что Джем останется их единственным ребенком. Вероятно, у него слабое семя, как решили миссис Баг и ее приятельницы.

     «Кто твой отец?» - прозвучал в его голове насмешливый голос с ирландским акцентом.

     Он взорвался кашлем и откинулся назад, твердо решив выбросить из головы эти мысли.

     - Ну, я тоже извиняюсь, - произнес он, меняя предмет разговора. – Наверное, ты права, я веду себя так, будто предпочитаю, чтобы ты готовила и убиралась, а не наводила беспорядок своими химическими опытами.

     - Но ты, действительно, это предпочитаешь, - сказала она беззлобно.

     - Я возражаю не сколько против того, что ты не готовишь, а против взрывов и поджога вещей.

     - О, тогда тебе понравится мой следующий проект, - сказала она, тыкаясь носом в его плечо. – В основном, он будет связан с водой.

     - Хм … хорошо, - ответил он, хотя в голосе его звучала нотка сомнения. - В основном?

     - Ну, будет немного грязно.

     - Ничего что может гореть?

     - Только дерево. Немного. Ничего особенного.

     Она медленно провела пальцами по его груди. Он поймал ее руку и поцеловал кончики пальчиков; они были гладкими, но твердыми, покрытыми постоянными мозолями от веретена. Ей приходилось много прясть, чтобы одевать семью.

     - «Кто найдет добродетельную жену? – начал он цитировать. – Цена ее выше жемчугов. Она добывает шерсть и лен, и с охотою работает своими руками. Она делает себе ковры; виссон и пурпур — одежда ее.»^[7]

     - Хотелось бы найти красящее растение, которое дает настоящий пурпурный цвет, - произнесла она мечтательно. – Мне не хватает ярких цветов. Помнишь мое платье на нашей вечеринке «человек-на-луне»? Черное, с сияющими розовыми и зелеными полосами?

     - Да, незабываемое, - в глубине души он считал, что приглушенные тона домотканой одежды подходили ей лучше; в ржаво-коричневых юбках, в серых и зеленых жакетах она выглядела, как какой-то милый экзотический лишайник.

     Охваченный внезапным желанием видеть ее, он протянул руку и стал шарить на столе возле кровати. Маленькая коробочка была там, куда она ее швырнула, когда они вернулись. Брианна сконструировала ее так, чтобы можно было пользоваться в темноте; сдвиг крышки вытолкнул одну из навощенных палочек, а шершавая металлическая полоска сбоку холодила его пальцы.

     Чирканье! Сердце его дрогнуло от знакомого звука, и крошечное пламя появилось в облаке магии, пахнущей серой.

     - Не трать их зря, - сказала она, но улыбнулась, несмотря на свой протест, так же довольная эффектом, как и в первый раз, когда показывала ему.

     Ее чистые, только что вымытые волосы были распущены, мерцая на белых плечах, а мягкие пряди, лежащие на его груди, переливались при свете корицей, янтарем и золотом.

     - «Не боится стужи для семьи своей, потому что вся семья ее одета в одежды из пурпура»^[8], - тихо произнес он, обнимая ее свободной рукой и закручивая пальцами локон возле ее щеки движением, которым она пряла шерсть.

     Она полу-прикрыла веки, словно кот, которого гладят, но на мягких губах широкого рта оставалась улыбка – на этих губах, которые ранят, а потом излечивают. Свет сиял на ее коже, золотя маленькую коричневую родинку ниже правого уха. Он мог смотреть на нее вечность, но спичка догорала. Когда пламя почти достигло кончика его пальца, она дунула и погасила его, и в дымной темноте прошептала ему на ухо:

     - «Она воздает ему добром, а не злом, во все дни жизни своей.»^[9] И только так.