92. СЕКРЕТАРЬ

     Прошло два дня. Жаркие, влажные дни в душной темноте. Казалось, я чувствовала, как различные виды плесени, грибка и гнили пытаются угнездиться во всех моих щелях, не говоря уже о всеядных, вездесущих тараканах, которые покусывали мои брови, как только тушили свет. Кожа на туфлях стала липкой и мятой, волосы распущенными и грязными, и, как Сэйди Фергюсон, я проводила большую часть времени в рубашке.

     Так что когда появилась миссис Толливер с приказом пойти и помочь в стирке, мы бросили играть в карты и, едва не толкаясь, поспешили на выход.

     Во дворе было гораздо жарче из-за костров с чанами и почти также влажно, как в камере, из-за густых облаков пара от кипящего белья. Стирка – тяжелое занятие. Наши волосы прилипли к лицам, а рубашки, почти прозрачные от пота, прилипли к телам. Здесь, однако, не было насекомых, и если солнце сияло безжалостно, от чего мой нос и руки покраснели, что ж, оно светило, и за это нужно быть благодарным.

     Я спросила миссис Толливер о своей пациентке и ее ребенке, но она лишь сжала рот и покачала головой, выглядя угрюмой и уставшей. Шериф в эту ночь отсутствовал. Вечером его громкого голоса не было слышно на кухне, и судя по позеленевшему виду его жены, у нее была длинная одинокая ночь с бутылкой джина и просто ужасное утро.

     - Вам станет лучше, если вы сядете в тени и выпьете воды, - сказала я ей. – Много воды. – Чай или кофе были бы лучше, но эти напитки в колонии были на вес золота, и вряд ли у жены шерифа хватало средств на их покупку. – Если у вас есть рвотный корень или мята …

     - Благодарю за ценные советы, миссис Фрейзер! – рявкнула она и покачнулась.

     Я пожала плечами и принялась вытаскивать комок мокрого белья из грязной пены с помощью пятифутовой палки, настолько отполированной от работы, что мои руки скользили по ней.

     Мы выстирали, выполоскали и отжали белье, потом развесили его сушиться, и, усевшись в коротенькой тени от дома, пили теплую воду из медного ковша, передавая его друг другу. Миссис Толливер, несмотря на свое высокое социальное положение, тоже плюхнулась рядом.

     Я повернулась к ней, чтобы предложить ковш с водой, и увидела, как глаза ее закатились. Она не упала на землю, а скорее стекла, образовав кучку из влажной клетчатой ткани.

     - Она умерла? – с интересом спросила Сэйди Фергюсон и осмотрелась вокруг, очевидно оценивая шансы на побег.

     - Нет. Сильное похмелье, ухудшенное легким солнечным ударом.

     Я нащупала ее пульс, который был легким и частым, но устойчивым. Сама я тоже рассматривала возможность оставить миссис Толливер, подвергнув ее риску задохнуться в собственной рвоте, и сбежать пусть даже босиком и в одной рубашке. Однако меня опередили; за углом дома послышались мужские голоса.

     Двое мужчин, одного из которых, констебля, я видела мельком, когда меня привезли в тюрьму, а второй джентльмен плотного телосложения лет сорока, хорошо одетый, с серебряными пуговицами на сюртуке, был мне не знаком. Этот джентльмен нахмурился, глядя на происходящее перед ним.

     - Это заключенные? – спросил он с отвращением.

     - Да, сэр, - ответил констебль. – По крайней мере, эти двое в рубашках. Третья – жена шерифа.

     Ноздри Серебряных пуговиц сжались при этом сообщении, потом раздулись.

     - Кто из них акушерка?

     - Видимо, вам нужна я, - сказала я, выпрямляясь и пытаясь выглядеть достойно. – Я миссис Фрейзер.

     - Вы? – произнес он тоном, указывающим, что я могла с таким же успехом назвать себе королевой Шарлоттой.

     Он пренебрежительно осмотрел меня с головы до ног, покачал головой и повернулся к вспотевшему констеблю.

     - В чем ее обвиняют?

     Констебль, довольно невзрачный молодой человек, поджал губы, с сомнением переводя взгляд между нами.

      - Ну-у, одна из них фальшивомонетчица, а другая - убийца. Но кто именно …

     - Я убийца, - храбро призналась Сэйди и добавила, проявляя ко мне лояльность. – Она очень хорошая акушерка!

     Я с удивлением взглянула на нее, но она слегка качнула головой и поджала губы, показывая мне молчать.

     - Ага, хм-м. Ладно. У вас есть платье … мадам? – на мой кивок, он коротко приказал. – Оденьтесь, - повернулся к констеблю, вытащил большой шелковый платок из кармана и вытер свое широкое розовое лицо. – Я забираю ее. Скажите мистеру Толливеру.

     - Да, сэр, - заверил его констебль и поклонился. Потом он посмотрел на бесчувственное тело миссис Толливер и повернулся к Сэйди.

     - Эй, вы, заведите ее внутрь и позаботьтесь о ней. Быстро!

     - Слушаюсь, сэр, - сказала она и поправила на носу залитые потом очки. – Прямо сейчас, сэр!

     У меня не было возможности поговорить с Сэйди, времени едва хватило, чтобы натянуть поношенное платье и схватить свой мешочек, прежде чем меня препроводили в экипаж, сейчас потрепанный, но когда-то довольно хороший.

     - Будьте добры, скажите, кто вы и куда меня везете? – спросила я, когда мы проехали две или три пересекающихся улицы. Мой спутник смотрел в окно с рассеянным видом и хмурился.

     Мой вопрос пробудил его. Он моргнул и, казалось, только сейчас понял, что я на самом деле не являлась неодушевленным предметом.

      - О, прошу прощения, мадам. Мы едем во дворец губернатора. У вас есть чепец?

     - Нет.

     Он поморщился, словно ничего другого не ожидал, и снова углубился в свои мысли.

     Строительство дворца было закончено. Его начал строить предыдущий губернатор Уильям Трайон, но его перевели в Нью-Йорк, когда здание еще не было достроено. Теперь огромное кирпичное здание с его изящными крыльями было завершено, даже подъездную дорогу окружали лужайки и клумбы, хотя величественные деревья, которые со временем будут окружать его, сейчас были лишь саженцами. Карета подъехала ко дворцу, но мы, конечно, не вошли через внушительный парадный вход, а обошли здание и спустились вниз по лестнице к помещениям для слуг в подвале.

     Здесь меня втолкнули в комнату для прислуги, вручили гребень, тазик с кувшином и заимствованный у кого-то чепец и попросили, как можно скорее сделать себя менее похожей на неряху.

     Мой провожающий, мистер Уэбб, как я узнала из почтительного приветствия повара, с очевидным нетерпением ждал, пока я умоюсь, потом схватил меня за руку и потянул наверх. Мы поднялись по узкой лестнице для слуг на второй этаж, где нас ждала очень молодая и напуганная служанка.

     - О, наконец-то, сэр! – она сделала реверанс мистеру Уэббу, бросив на меня любопытный взгляд. – Это акушерка?

     - Да. Миссис Фрейзер … Дилман, - он кивнул на девушку, называя ее только по имени, как принято в Англии для домашних слуг. Она сделала мне реверанс и указала на приоткрытую дверь.

     Большая комната была изящно обставлена кроватью с балдахином, комодом из орехового дерева, шкафом и креслом, хотя вид элегантной утонченности был несколько испорчен кучей белья для починки, перевернутой корзиной для шитья с рассыпавшимися нитками и корзиной детских игрушек. На кровати возвышался большой холм, который, скорее всего, принадлежал миссис Мартин, жене губернатора.

     Это подтвердилось, когда Дилман снова сделала реверанс, пробормотав ей мое имя. Женщина была круглой, очень круглой, учитывая ее глубокую беременность, с маленьким острым носиком и с привычкой близоруко щуриться, чем напоминала мне миссис Тигги-Винкль из сказки Беатрикс Поттер^[1]. Хотя с точки зрения характера это было не совсем так.

     - Кто это, черт побери? – спросила она, высунув из-под одеяла голову, покрытую чепцом.

     - Акушерка, мэм, - девушка снова присела. – Вы хорошо спали, мэм?

     - Конечно, нет, - сердито ответила миссис Мартин. – Этот чудовищный ребенок всю меня испинал, меня всю ночь рвало, простыни стали мокрыми от пота, и меня трясло. Мне сказали, что в округе нет акушерки, - она кинула на меня кислый взгляд. – Где вы нашли эту особу? В местной тюрьме?

     - На самом деле, да, - сказала я, снимая свой мешок с плеча. – Какой у вас срок, как давно болеете, и когда последний раз вы опорожняли кишечник?

     Она стала выглядеть более заинтересованной и отослала жестом Дилман прочь.

     - Как, она сказала, ваше имя?

     - Фрейзер. Вы испытываете какие-либо симптомы преждевременных родов? Спазмы? Кровотечение? Периодическая боль в спине?

     Она искоса взглянула на меня, но начала отвечать на вопросы. Из ее ответов я со временем смогла диагностировать острый случай пищевого отравления, вероятно вызванный вчерашним устричным пирогом, который она съела накануне вместе с довольно большим количеством другой еды в приступе обжорства, вызванным беременностью.

     - У меня не лихорадка? - она убрала язык, который позволила мне осмотреть, и нахмурилась.

     - Нет. По крайней мере, пока, - заставила меня добавить честность. Не удивительно, что она так думала. Во время осмотра я узнала, что в городе и во дворце свирепствует особо заразная лихорадка. Секретарь губернатора умер от нее два дня назад, а Дилман – единственная горничная, которая еще была на ногах.

     Я помогла ей выбраться из кровати и усадила в кресло, где она расплылась, как раздавленный торт с кремом. В комнате было жарко и душно, и я открыла окно в надежде на ветерок.

     - Боже, миссис Фрейзер, вы хотите убить меня? – она прижала к животу покрывало и сгорбилось, словно я впустила в окно вьюгу.

     - Нет.

     - Но зараза! – она с возмущением махнула в сторону окна. Действительно, москиты опасны, как переносчики малярии, но до захода солнца, когда они вылетают, оставалось еще несколько часов.

     - Мы закроем его немного погодя. Сейчас вам нужен воздух. И что-нибудь легкое. Как насчет тоста, как вы думаете?

     Она думала, трогая уголок рта кончиком языка.

     - Наверное, - решила она. – И чашку чая. Дилман!

     Дилман отправилась за тостом и чаем. Как давно я пила настоящий чай, подумала я и решила собрать полную медицинскую историю.

     Сколько было прежних беременностей? Шесть. Я заметила, как тень промелькнула на ее лице, и она непроизвольно взглянула на деревянную игрушку возле камина.

     - Ваши дети во дворце? – спросила я. Я не слышала ни звука, свидетельствующего о наличии детей. Каким бы большим не был дворец, трудно спрятать шестерых детей.

     - Нет, - ответила она, вздохнув. – Мы отправили девочек к моей сестре в Нью-Джерси несколько недель назад.

     Еще несколько вопросов, и принесли тост и чай. Я оставила ее кушать, а сама принялась перетрясать влажные помятые простыни.

     - Это правда? – внезапно спросила миссис Мартин.

     - Что правда?

     - Говорят, ты убила беременную любовницу своего мужа и вырезала ребенка из ее чрева. Правда?

     Я приложила ладонь ко лбу и нажала, закрыв глаза. Как, черт побери, до нее дошли эти слухи? Когда я решила, что могла говорить, я опустила руку и открыла глаза.

     - Она не была его любовницей, и я не убивала ее. Что до остального, то да, я сделала это.

     Она с открытым ртом уставилась на меня, потом закрыла рот и скрестила руки на животе.

     - Доверить Джорджу Уэббу найти мне акушерку! – воскликнула она и, к моему удивлению, рассмеялась. - Он не знает, не так ли?

     - Полагаю, нет, - очень сухо произнесла я. – Я не говорила. Кто сказал вам?

     - О, вы знамениты, миссис Фрейзер, - заверила она меня. – О вас говорят все. У Джорджа нет времени для сплетен, но даже он должен был слышать. Хотя у него нет памяти на имена в отличие от меня.

     На ее лицо стали возвращаться краски. Она откусила еще кусочек тоста, прожевала и осторожно проглотила.

     - Хотя я не была уверена, что это вы, - признала она. – Пока не спросила вас. – Она закрыла глаза, с сомнением поморщилась, но очевидно тост достиг желудка, так как она открыла глаза и продолжила жевать.

     - И теперь поскольку вы знаете … – деликатно вопросила я.

     - Я не знаю. Я никогда прежде не видела женщин-убийц, - она проглотила последний кусок и облизала пальцы, прежде чем вытереть их платком.

     - Я не убийца, - сказала я.

     - Конечно, все так говорят, - согласилась она и взяла чашку с чаем, с интересом уставившись на меня. - Ты не выглядишь испорченной, хотя, должна сказать, респектабельной тоже не выглядишь. - Она подняла ароматную чашку и выпила с выражением блаженства, которое заставило меня осознать, что я ничего не ела после довольно скудной тарелки несоленой каши без масла, которую миссис Толливер приготовила на завтрак.

     - Я должна подумать, - сказала миссис Мартин, ставя чашку на стол. – Унеси это на кухню, - она указала на поднос, - и скажи, пусть принесут мне супа и несколько сэндвичей. Полагаю, ко мне вернулся аппетит.

     И что теперь, черт побери? Я была так внезапно выдернута из тюрьмы во дворец, что чувствовала себя моряком, сошедшим на сушу после месяцев плавания, то есть с нарушенным равновесием. Как было приказано, я спустилась на кухню, получила поднос с великолепно пахнущим супом и понесла его назад к миссис Мартин, двигаясь, как автомат. К тому времени, когда она меня отпустила, мои мозги начали функционировать снова, хотя и не в полную силу.

     Я была в Нью-Берне. И благодаря богу и Сэйди Фергюсон не в тюрьме. Фергюс и Марсали в Нью-Берне. Следовательно, самое очевидное и фактически единственное, что нужно сделать, это просто убежать и найти их. Они могут помочь найти Джейми. Я твердо держалась за обещание Тома Кристи, что Джейми жив, и за мысль, что его можно найти, потому что другое было невыносимо

     Однако сбежать из губернаторского дворца оказалось делом более трудным, чем я полагала. Возле каждой двери стояла стража, а мои расспросы о пути наружу совсем не помогли и привели лишь к тому, что появился мистер Уэбб, который взял меня за руку, и отвел в маленькую жаркую комнату на чердаке, где и запер.

     Здесь было лучше, чем в тюрьме, но и только. В комнатке была лежанка, ночной горшок, тазик с кувшином и комод с бельем. Также в ней были следы проживания, хотя не совсем недавнего. Пленка мелкой пыли лежала на всем, и хотя в кувшине была вода, в ней плавали моль и другие насекомые, а поверхность покрылась все той же пылью.

     Окно было закрашено и открылось с большим трудом, но я справилась и наполнила легкие горячим душным воздухом.

     Я разделась, убрала моль из кувшина и помылась, настоящее блаженство после недели пота и грязи. Поколебавшись мгновения, я достала из комода поношенную льняную сорочку, поскольку не могла даже вынести мысли надеть свою грязную, пропахшую потом рубашку.

     Без мыла и шампуни я могла сделать лишь это, но настроение все равно улучшилось, и я встала у окна, расчесывая мокрые волосы – деревянный гребень нашелся в комоде – и разглядывала сверху окрестности.

     На границе владения тоже стояла стража. Это всегда так? Вероятно, нет. Стражники казались встревоженными и напряженными. Я увидела, как один стражник довольно агрессивно угрожал человеку, который подошел к воротам. Тот испугался и отступил, но уходя постоянно оглядывался.

     Несколько человек среди стражников были в военно-морской форме, хотя я была не совсем уверена, так как мало разбиралась в военной амуниции. Они группировались на небольшом пригорке перед дворцом вокруг шести пушек, которые держали под прицелом город и залив.

     Среди них были два человека не в форме. Высунувшись немного из окна, я увидела высокую массивную фигуру мистера Уэбба и рядом более низкого мужчину. Последний ходил вдоль линии пушек, заложив руки за спину, и матросы или кто бы, они ни были, салютовали ему. Значит, это был губернатор, Джосайя Мартин.

     Я наблюдала за ними некоторое время, но ничего интересного не происходило, и мной овладела внезапная сонливость, порожденная тяготами последнего месяца и горячим неподвижным воздухом, который, казалось, давил на меня, словно ладонь.

     Я спала до полуночи, когда была призвана к миссис Мартин, у которой снова начались проблемы с пищеварением. В дверях ее спальни со свечой в руке появился немного пухлый, длинноносый мужчина в ночной рубашке и колпаке. Он выглядел обеспокоенным. Вероятно, губернатор. Он пристально поглядел на меня, но не стал вмешиваться, а у меня не было времени обращать на него внимания. Когда кризис миновал, губернатор, если это был он, исчез. Пациентка уснула, а я, словно собака, улеглась на коврик возле кровати со свернутой юбкой вместо подушки и погрузилась в благословенный сон.

     Когда я проснулась, день уже был в разгаре. Миссис Мартин уже встала и раздраженно призывала Дилман.

     - Несносная девчонка, - произнесла она, повернувшись ко мне, когда я с трудом встала на ноги. – Вероятно, подцепила лихорадку, как и остальные. Или сбежала.

     Как я поняла, всего лишь несколько слуг болели лихорадкой, многие же просто сбежали из страха перед заразой.

     - Вы совершенно уверены, что у меня нет малярии, миссис Фрейзер? - миссис Мартин покосилась на себя в зеркало, высунула язык и критически осмотрела его. – Мне кажется, что я пожелтела.

     В действительности она была по-английски розовой, лишь слегка побледневшей от рвоты.

     - Воздержитесь от пирожных и устричного пирога в жаркую погоду, не ешьте много за один присест, и все будет в порядке, - сказала я, подавляя зевок и уловив свой вид в зеркале за ее плечом, вздрогнула. Я была почти такая же бледная, как и она, с темными кругами под глазами, а мои волосы … Ну, они были относительно чистыми, и это было все, что можно было сказать о них.

     - Мне нужно пустить кровь, - заявила миссис Мартин. – Это лучшее средство при полнокровии. Так всегда говорит доктор Сибелиус. Три или четыре унции, а потом слабительное. Доктор Сибелиус говорит, что слабительное очень помогает в таких случаях. - Она села в кресло, выпятив живот. Поддернув рукав халат, она вяло протянула руку. – В левом ящике тазик и ланцет. Будьте так добры, миссис Фрейзер.

     Одна только мысль о кровопускании вызвала во мне тошноту. Что касается слабительного доктора Сибелиуса, он оказался лауданумом, алкогольной настойкой опиума, и не был моим выбором для беременной женщины.

     Последующая яростная дискуссия о достоинствах кровопускания – по предвкушающему блеску в ее глазах я начала думать, что ей нравилось волнение от того, что вену вскроет убийца, – была прервана бесцеремонным вторжением мистера Уэбба.

     - Я помешал вам, мэм? Мои извинения, - он небрежно поклонился миссис Мартин, потом повернулся ко мне. – Надевайте чепец и идите за мной.

     Я последовала за ним без протестов, оставив возмущенную миссис Мартин без кровопускания.

     На этот раз Уэбб провел меня по отполированной парадной лестнице в большую красивую комнату, уставленную книгами. Губернатор теперь полностью и элегантно одетый с напудренными волосами сидел за столом, заваленным бумагами, квитками, разбросанными перьями, промокашками, песочницами, сургучом и всеми прочими атрибутами бюрократа восемнадцатого века. Он выглядел обеспокоенным и столь же возмущенным, как и его жена.

     - Что Уэбб? – спросил он, нахмурившись при виде меня. – Я просил секретаря, а ты привел мне акушерку.

     - Она подделывает документы, - заявил Уэбб. Губернатор остановил поток возмущения и уставился на меня, слегка приоткрыв рот, но все также хмуро.

     - О, - произнес он изменившимся тоном. – Действительно.

     - Обвиняюсь в подлоге, - вежливо сказала я. - Но меня не судили, не говоря уже о том, чтобы признать виновной.

     Брови губернатора поднялись, когда он услышал мою образованную речь.

     - Действительно, - повторил он более медленно на этот раз. Он оглядел меня с головы до ног, прищурившись с сомнением. – Где ты ее раздобыл, Уэбб?

     - В тюрьме, - Уэбб кинул на меня безразличный взгляд, словно я была незначительный, но полезный предмет, как, например, ночная ваза. – Когда я искал акушерку, мне рассказали, что это женщина совершила чудо, когда помогла разродиться другой арестантке. А так как дело было неотложное, а другой знающей женщины найти не возможно … - он пожал плечами с легкой гримасой.

     - Хм-м, - губернатор достал из рукава платок и задумчиво промокнул пухлую плоть под подбородком. – Вы умеете разборчиво писать?

     Полагаю, это был бы плохой фальсификатор документов, если бы не умел.

     - Да, - к счастью это было правдой. В свое время я писала рецепты лучшими шариковыми ручками, но теперь я научилась писать пером, чтобы мои медицинские записи и заметки были разборчивы для тех, кто станет их читать после меня. Снова я почувствовала острую боль при мысли о Мальве, но думать о ней не было времени.

     Все еще задумчиво глядя на меня, губернатор кивнул в сторону стула с прямой спинкой и небольшого стола возле стены.

     - Садитесь, - он встал, покопался среди бумаг на столе и положил одну передо мной. - Позвольте мне посмотреть, как вы сделаете копию, будьте добры.

     Это было краткое письмо в Королевский совет колонии, в котором излагалась озабоченность губернатора недавними угрозами в адрес данного органа и откладывалось его запланированное заседание. Я выбрала перо из хрустального держателя на столе, нашла рядом с ним серебряный перочинный нож, обрезала перо по своему вкусу, откупорила чернильницу и принялась за дело под пристальным вниманием двух мужчин.

     Я не знала, сколько продлится мой обман – жена губернатора могла проболтаться в любой момент – но пока что это у меня, вероятно, наилучший шанс побега, как для обвиняемой в подлоге, так и в убийстве.

     Губернатор взял мою законченную работу, просмотрел ее и положил на стол с удовлетворенным звуком.

     - Вполне хорошо, - сказа он. – Сделайте восемь копий, а потом займитесь этими. – Повернувшись к своему столу, он сгреб большую кучу корреспонденции и положил передо мной.

     Двое мужчин – я не знала, какое положение занимал Уэбб, но очевидно он был близким другом губернатора – вернулись к обсуждению текущих дел, полностью игнорируя меня.

     Я механически принялась за работу, находя утешающим скрип пера, посыпку написанного песком, его стряхивание и промокание. Копирование занимало лишь малую часть моего сознания, большая его часть была занята беспокойством о Джейми и планированием побега.

     Я могла бы, и без сомнения мне бы разрешили, извиниться и пойти посмотреть, как там миссис Мартин. Если бы я могла избежать сопровождения, у меня было бы несколько мгновений свободы для того, чтобы кинуться к ближайшему выходу. Однако до сих пор каждая дверь, которую я видела, охранялась. В губернаторском дворце, увы, имелся также очень хорошо укомплектованный шкаф с целебными растениями. Трудно изобрести потребность в чем-либо от аптекаря, да и то вряд ли мне позволят пойти одной.

     Дождаться ночи кажется лучшим вариантом; по крайней мере, если я выберусь из дворца, пройдет несколько часов, пока меня хватятся. Но если меня снова запрут …

     Я перебирала один неудовлетворительный план за другим и очень сильно старалась не представлять тело Джейми, раскачивающееся на ветке в какой-нибудь лощине. Кристи дал мне слово, и я цеплялась за него, потому что ничего другого не оставалось.

     Уэбб и губернатор негромко разговаривали, но говорили они о вещах, о которых я по большей части не имела понятия, и их разговор накатывал на меня, как шум моря, бессмысленный и успокаивающий. Через некоторое время Уэбб подошел ко мне и уселся рядом, чтобы указывать: кому направлять письма для отправки. Я подумала было спросить, почему он сам не протянул руку помощи в этой чрезвычайной ситуации, но потом увидела его руки - обе были сильно искривлены артритом.

     - Вы пишите очень хорошо, миссис Фрейзер, - распрямился он и улыбнулся мне короткой холодной улыбкой. – Жаль, что вы мошенница, а не убийца.

     - Почему? – удивилась я.

     - Ну, вы ведь грамотная, - удивился он моему удивлению. – При обвинении в убийстве вы можете прибегнуть к милости церкви, и тогда вы отделаетесь публичной поркой и клеймом на лице. Подлог документов, однако, - он покачал головой и поджал губы, - преступление, караемое смертной казнью. Помилование невозможно. Если вас признают виновной в подделке документов, миссис Фрейзер, боюсь, вас повесят.

     Мое чувство благодарности к Сэйди Фергюсон претерпело переоценку.

     - Действительно, - сказала я холодно, как смогла, хотя мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. – Ну, будем надеяться, что правосудие свершится, и я буду освобождена.

     Он произвел задушенный звук, которой я приняла за смешок.

     - Разумеется. Хотя бы ради губернатора.

     После этого мы молча возобновили работу. Позолоченные часы пробили полдень, и, словно призванный этим звуком, появился слуга, по-видимому, дворецкий, который спросил примет ли губернатор делегацию граждан.

     Губернатор слегка поджал губы, но кивнул, соглашаясь. Вошли шесть или семь мужчин, одетых в свои лучшие одежды, но скорее мелкие лавочники, чем купцы и законники. Я никого не знала, слава богу.

     - Мы пришли, сэр, - произнес один, представившийся как Джордж Герберт, - узнать с какой целью были установлены пушки.

     Уэбб, сидящий рядом со мной, напрягся, но губернатор, кажется, был готов к такому вопросу.

     - Пушки? – переспросил он с невинным удивлением. – А-а, это делают лафеты. Позже мы, как обычно, устроим салют в честь дня рождения королевы. Однако в ожидании этого события пушки были осмотрены и обнаружено, что древесина кессонов^[2] местами сгнила. Стрельба из пушки, конечно, невозможна, пока не будет произведен ремонт. Не желаете ли вы лично осмотреть крепления, сэр?

     Он наполовину поднялся, словно собирался лично проводить их на место, но говорил с такой ноткой иронии, что они покраснели и отказались.

     Стороны еще несколько раз обменялись любезностями, и делегация удалилась с не меньшими подозрениями, чем явилась сюда. Уэбб прикрыл глаза и выдохнул с облегчением.

     - Черт их побери, - произнес губернатор очень тихо. Не думаю, чтобы это замечание предназначалось для чьего-либо слуха, и я сделала вид, что ничего не слышала, занятая бумагами.

     Уэбб встал и подошел к окну, выходящему на лужайку, по-видимому, чтобы убедиться, что пушки на месте. Слегка отклонившись вбок, я тоже смогла посмотреть в окно. Шесть пушек были сняты с их лафетов и теперь лежали на траве, как безобидные бронзовые бревна.

     Из последующего разговора, приправленного резкими замечаниями о бунтующих собаках, которые имели наглость задавать вопрос королевскому губернатору, как если бы он был чистильщиком сапог - ей-богу! - я поняла, что на самом деле стволы были сняты из-за небезосновательного опасения, что горожане могут захватить пушки и обратить против дворца.

     Слушая эти разговоры, я начала понимать, что все зашло дальше и развивалось быстрее, чем я ожидала. Была середина июля 1775 года, почти год до того, как более проработанная версия Мекленбергской декларации превратится в официальную декларацию независимости объединенных колоний. И все же сейчас королевский губернатор явно опасался открытого восстания.

     Если наше путешествие из Риджа не давало мне основания полагать, что война уже близко, день в губернаторском дворце не оставил в этом сомнений.

     Я оторвалась от работы после полудня, увы, сопровождаемая Уэббом, чтобы проверить свою пациентку и спросить, есть ли еще больные. Миссис Мартин была апатична и в плохом настроении, жаловалась на жару и ужасный климат, скучала по дочерям и сильно страдала от отсутствия служанки; ей пришлось самой расчесывать свои волосы, так как Дилман исчезла. Однако она была здорова, о чем я и доложила губернатору, когда он спросил меня об этом по моему возвращению.

     - Как вы думаете, она перенесет путешествие? – спросил он, немного хмурясь.

     Я подумала мгновение, потом кивнула.

     - Думаю, да. Она еще немного слаба из-за расстройства пищеварения, но к завтрашнему дню она должна выздороветь. Я не вижу проблем с беременностью. Скажите, были ли у нее проблемы с предыдущими родами?

     Лицо губернатора слегка покраснело, но он отрицательно покачал головой.

     - Благодарю вас, миссис Фрейзер, - произнес он, слегка склонив голову. – Прошу прощения, Джордж, я должен пойти и поговорить с Бетси.

     - Он собирается отослать жену? – спросила я Уэбба после ухода губернатора. Несмотря на жару, неприятный холодок пробежал у меня по коже.

     На этот раз Уэбб казался человечным; он нахмурился вслед губернатору и рассеянно кивнул.

     - У него родственники в Нью-Йорке и Нью-Джерси. Она будет там в безопасности вместе с дочерями. С тремя дочерями, - пояснил он, заметив мой взгляд.

     - Три? Но она говорила, что у нее было шесть … - я резко замолчала. Она сказала, что у нее было шесть родов, но не сказала, что все дети живы.

     - Они потеряли трех мальчиков от лихорадки, - сказал Уэбб, все еще глядя вслед своему другу. Он покачала головой и вздохнул. – Это место не было счастливым для них.

     Здесь он взял себя в руки, и человек исчез под маской холодного бюрократа. Он вручил мне еще кипу бумаг и вышел, не потрудившись откланяться.