Аннотация: ...Гигантский белый небесный пёс с желтым глазом-Луной закрыл собой четверть небосвода...
"В понедельник начинается Всё".
Эта поразительная по глубине мысль пришла в мою несветлую голову именно в упомянутый день недели. Она появилась в дивный момент пробуждения, на острие зыбкой грани сна и яви. Появилась и... махом уничтожила всё "зыбкое" и "дивное". Я проснулся. Было довольно рано: небо прошло только половину пути, осветляясь из чернильного до грязно-асфальтного.
Хотя вид из окна предоставлял только эту информацию, во всем теле присутствовала зудящая, раздражающая уверенность в том, что сегодня понедельник. В "в понедельник начинается..." Стоп! Ох и не нравится мне эта фраза-будильник. Построением не нравится, безапелляционностью своей и жлобской пафосностью. Что-то дзенькнуло под черепной коробкой, и причина нелюбви стана ясна: мысль не моя! С перепугу я даже икнул. Точно не моя! Я твердо знаю, что не всё начинается в понедельник. Пиво, к примеру, началось в пятницу... А потом? Два последующих дня представляли собой неизведанное пространство, не смотря на то, что таки являлись временем. Странно. В пятницу, если моя память - еще моя, мной была выпита всего пара пива... Ну что ж, привет, шизофрения: провалы памяти, чужие мысли... В отпуск мне пора.
Черт! Откуда-то в глубинах черепушки - уверенность, что в потерянные выходные произошло нечто важное. Нет, не из той серии, когда потом, при встрече, друзья-собутыльники рассказывают, как ты, напившись, исполнил стриптиз в респектабельном ресторане или занял на год неизвестному бомжу деньги, собранные коллективом на подарок шефу. В субботу я узнал нечто по-настоящему важное. И важное не только для меня. Воскресенье - неприятности, связанные каким-то образом с тем, что узнал. Нечто болезненное...
Почему-то, когда пытаюсь вспомнить, в нос бьет запах нашатыря.
Не люблю нашатырь. И зеленые глаза не люблю. И вообще, если чего важное узнал, то мне об этом напомнят. По любому. Хватит воспоминаний! Буду жить днем сегодняшним.
А настроение, не смотря на попытки самоиронии, было дерьмовенькое. Тело приняло сидячее положение, потянулось, смачно зевнуло и застыло в позе ошарашенного. Квартирка-то, однако, совершенно незнакома. Очень скверно, когда мнематика отказывает. Где я нахожусь, чего тут делаю, и чья это, собственно, недвижимость... Изучение окружающей обстановки несколько успокоило. Спаленка, судя по двум постерам Димы Билана topless и обилию мягких игрушек, принадлежит барышне. Ёк-к!!! Под моим одеялом кто-то есть! Я прикинул, где, вероятнее всего, находится попа невидимки, и произвел по одеялу игривый шлепок. Очаровательная леди (я - за презумпцию очаровательности) что-то промурлыкала и высунула из-под одеяла прелестную ножку. Педикюр, профессиональная депиляция. От сердца окончательно отлегло; исчезнувшие во мраке выходные пока не подкидывали фактов, которые придется скрывать от внуков. "В понедельник начинается Всё", - медным колоколом ахнуло и загудело во всех закоулках мозга. "Линять отсюда надо", - отреагировал на вторжение мой интеллект, из всех инстинктов наиболее охотно служащий самосохранению.
Так, брючки, рубашечка. Давай я тебя надену, пока не проснулась невидимка напедикюренная. Судя по Билану, барышня не брезгует чтением вредоносных женских журналов. Следовательно, она уверена в том, что самым желанным для мужчин на всех параллелях и меридианах является вид девушки, одетой в мужскую рубашку на голое тело. Возможно. Очень возможно. Но, во-первых, кто его знает, где именно в бесконечном пространстве я нахожусь и сколько из этой точки добираться до работы. Второе, и главное: рубашка от Кельвина Кляйна - единственная дорогая вещь в моем секонд-хендовском гардеробе, а пятна смальца и кофе, равно как и любые другие, гламура не добавят. Носок? Носо-о-ок... Да где же ты, блин! О, почему эти гордыне одиночки не могут существовать в паре? Ну и фиг с ним - пойду в одном. Слышал: французы туфли на босую ногу носят. Всё, Невидимка, пока. Сладких снов... и всё такое. Я ушел, а значит, не разочарую тебя. Вспоминай меня двухметровым качком с докторской степенью, кучей денег и дьявольским обаянием.
Делаю шаг за дверь. Ё-к! В темноте наступаю на что-то... Мягкое! Живое! Подвижное! Виз-з-зжащее! Как оно визжит! Одновременно поскуливая, подлаивая, порыкивая, к выходу из подъезда метнулась тень. Сердце медленно успокаивается. Слишком много адреналина для одного утра.
Выйдя на воздух, я несколько прояснил вопрос о моем местонахождении. Слава Богу, не Канары. При взгляде на панельные пятиэтажки, выкрашенные в цвет, назвать который по имени не сможет ни один колорист, я утвердился во мнении, что по-прежнему нахожусь в Павловске. Но где? Тявкнул притоптанный мной пес. Как-то призывно тявкнул. И засеменил, оглядываясь, будто приглашая за собой. Сто процентов - зовет! Ладно, иду. Но знай, животное, я тебе не доверяю. Либо собака действительно мегадруг человека и готова простить недавнее покушение на сплющивание, либо заведет сейчас мстительные пес в место тусовки своих более крупных корешей и оставит на искусание... Еще посмотрим, кто кого!
А собака таки меня "разблудила". Дворняга остановила свой бег и будто исполнила команду "сидеть и гордиться". Нос лохматого гида был задран в направлении надписи "ул. Ленинградская, д. 21". От солнечного сплетения к горлу поднялась волна благодарности, кто тому же прохожих не наблюдалось, и потому я обратился к псу с хвалебной речью. Лишь через десяток пафосных, вычурных фраз я понял, что своего спасителя называю не по имени, не по отчеству, а используя обезличенное и унизительное слово "цуцик". Понял и устыдился... Фердинанд! Именем этим, звучащим, как грома раскаты, се нарекаю тебя.
Пес "Фердинанда" забраковал. Не знаю, откуда взялась во мне эта уверенность, но она была стопудовой. "Тузик, Мурзик, Шарик, Рыжик, Джульбарс"... Я придумал сотню имен, но все их отверг переборчивый "дворянин". Игра меня захватила. После третьей сотни в памяти закончились даже те клички, которые дают своим питомцам лица, страдающие вялотекущей шизофренией. Еще через сотню отвергнутых имен я перешел к словам типа "галоперидол", "мерчендайзер" и "Навуходоносор". Наконец, лохматый дружбан выбрал имя. В свете недавних событий меня оно не удивило: Кеацкетотакль, сокращенно Кеша. Что это слово обозначает (и есть ли оно хоть в одном языке), не помню. Вроде кто-то из ацтекского пантеона, но даже на щелбан не стал бы спорить об этом. А с другой стороны, я бы сам себе такое имя взял. Никаких ассоциаций не вызывает! Я, к примеру, ожидаю увидеть Алексея высоким, Ольгу - толстушкой-хохотушкой- попрыгушкой. Имя "Иосиф" либо "Адольф" вызывает настороженность, имя "Зинка" - образ крикливой алкашки, "Жорж" - шуршание заокеанской валюты.
Кеацке... короче, мой новый друг именем связан не был. Никаких исторических параллелей с его тезками я провести не мог. Ура! Да здравствует чистое, не обремененное предыдущим опытом познание. Ничего не помешает нам, дружище Кеацкетотакль, узнать истинное лицо друг друга.
- Зема. А-а-э?! - наверное, я подпрыгнул, услышав глухой и сиплый голос у себя возле самого уха. Разворачиваюсь. Костюм "земы" я бы также описал словом "сиплый" - некорректно с точки зрения филологии, зато емко фонетически. А перегар у него - "глухой".
- Ты как ваще, а? Може, закуришь? - прибомжеванный незнакомец смотрел мне в глаза с пугающим любопытством и протягивал виртуозно изжеванную пачку сигарет. Поодаль стояли еще двое. В "сиплом".
- Че надо, мужик? - спросил я уж как-то совсем недружелюбно.
- Да не, всё нормально. Только мы это... сидели в беседке, в смысле, отдыхали. Смотрим, а ты уже полчаса с псиной разговариваешь.
"Опаньки!" - грустно всплыла мыслишка.
- Ты у Гупаленчихи самогон лучше не бери. Она чегой-то туда бодяжит, - стал учить словоохотливый алкаш. Зря я, конечно, с Кешей вот так вот, при людях... Однако общения со свежеопохмеленной троицей мне хотелось еще меньше, чем быть уличенным в неадекватности. Чтобы уйти красиво, я рявкнул во все легкие:
- Кеацкетотакль! - и после паузы добавил для драматического эффекта: - Кульбаба!
Последствия моего рева на неизвестном Павловским жителям языке были многообразные. Надоедливый алкаш, не смотря на тщедушность, исполнил невероятный прыжок и оказался в кругу друзей. Иннокентий опустил одно ухо (может быть, правильнее сказать "развострил") и неспешно потрусил к остановке. Я - следом. А сзади все еще перекатывалось эхо логопедического ора; с каждой секундой оно вбирало в себя всё новые более короткие, емкие и понятные слова, выкрикиваемые из окон и форточек окрестных домов.
Утро началось. Бодрое утро бодрого дня.
Когда на остановке поселка имени сорокалетия совершеннолетия Октября пес юркнул за мной в автобус, я не удивился. Правда, через минуту уже удивлялся такому неудивлению, но настроения это не испортило. Начинался замечательный день. Осень, перед тем как окончательно уйти в серое однообразие, выстрелила на прощание всей мощью палитры. Самые разнообразные оттенки желтого, от вяло-золотистого до мощного шафранового, алый, багряный, бордовый - на земле. Прощальная хрустально-хрупкая синь - в небе. "Мир, ты прекрасен!" - кричал я, не открывая рта. Кричал потому, что таким счастьем необходимо делиться, иначе, бурля и пенясь, оно разорвет того, кого переполнило.
Не открывая рта... не открывая рта, заходился в немом оре потому, что вокруг меня - люди. Если такой восторг кто-нибудь из граждан и оценит, то оценит негативно. Плевать: к моей правой ноге прижался с непонятной благодарностью Кеацкетотакль. Новый друг странной масти и совершенно непонятной породной принадлежности разделит мо мной и безграничную радость, и невыразимую печаль. Откуда мне это известно? Из того же сундучка знаний, где хранится наука дышать, смотреть, слышать, улыбаться.
Знобит что-то. Холодно в затылке. Предупреждение. Перед бедой. Чего мне терять-то! Наплюю.
"Слепы упоенные счастьем", слепы и за мельтешением осенней акварели забывают о своей остановке. Черт, надо же, я только на конечной очнулся, и то лишь после того, как хмурый дяденька-"маршрутист" стал с меня деньги требовать за новый круг. Вышел - Кеша за мной. Мелочь на билет имелась, на работу, конечно, опоздаю. Ненамного, от силы минут на сорок... но... Но... НО этот день никогда не повторится, никогда не будет такой лавины радости беспричинной и бесшабашной. Хм! То ли у меня в глазах рябит, то ли мне, этак по-ленински, с хитринкой подмигнул Иннокентий. Решено. Fuck работа. А мы, дружище Кеацкетотакль, последуем на ж/д вокзал. Там есть чебуреки - для тебя, сигареты - для меня, и множество электричек для всех, кто наплевал на работу и срочные заказы, для всех, кто хочет за городом вдохнуть полной грудью последний день замирающей осени.
"...начинается всё..." - какая глупость.
Какая мелочь это "всё"!
Ни я, ни, тем более, Кэц не пытались узнать, куда везет нас электричка. Разницы - никакой. Главное - мы в движении, мы несемся в неизвестность мимо сказочных пейзажей, за которые Пушкин отдал бы полжизни. Жаль, Кеше с его ростом мало что видно. "Эй, зверь, хочешь, на скамейку подсажу? Оп-па, да ты себе уже и родственников нашел?!" "Родственником", по большому счету, была только одна псина, точнее, собачка, а лучше - собачушечка. Двортерьерчик. Слово "шавка" к ней не подходит, так как она не старалась кого-либо тяпнуть и не оглашала вагон истерическим лаем. Вторая собака была породистой. Я, даже чуть-чуть, не кинолог, из сотни пород знаю только украинскую оборзевшую и эстонскую очень гончую. Но да я не сомневался в наличии у субъекта множества именитых предков. Сдержанность манер, горделивая посадка головы - с этого животного можно было лепить скульптуру "Достоинство". И где же твой хозяин? Я огляделся. Ни один из персонажей, наличествующих в вагоне (без меня - четверо), на роль собаковладельца не подходил. Это что же получается: псы под пятой урбанизации. Вместо того чтобы, как гордые предки, покрывать крупной рысью расстояния в десятки километров в поисках добычи, современный подвид canis urbina запросто ездит в общественном транспорте, а вместо охоты делает иногда вялые попытки изловить бабочку. Бойтесь, псы! Не с излишеств в трапезе, не с разнузданности нравов и даже не с гомосексуализма началось падение Рима, оно началось с лени и праздности.
Холод в затылке, кажется, усиливается. В нос ударил резкий запах нашатыря
А псов я точно напугал. Троица рванула в тамбур и там затаилась. Пойду посмотрю. Вот они, голубчики!
"Остановка Бубурнадцатый километр", - печально пропел динамик, двери разъехались, и лохматая шайка выкатилась на перрон. Не понял?! Кецат, ты чё, меня бросаешь? Кеша, будто отвечая, призывно и настойчиво залаял. Выйти, что ли? Как-то стремненько. А без собаки куда мне? "Осторожно, двери за..."
Да я, оказывается, почти бетмен - успел проскочить. Когда оказался на платформе, увидел (гадом буду!), как все три собаки с облегчением вздохнули, переглянулись и легким ходом двинулись в юго-западном направлении. Заговор цирковых цуциков против прогресса в кожевенной отрасли. Надо мне более последовательным быть: раз уж с утра путешествую с млекопитающим, обожающим логопедические имена, то идти надо и дальше. Стоп, стоп, стоп: какое "путешествую с млекопитающим"? Отбросив завышенную самооценку, скажем правду: иду, куда скажет Иннокентий.
Станция, на которой сошел наш странный коллектив, представляла собой замусоренную платформу длиной метров двадцать. Название отсутствует. На прикрепленной к ограждению жестянке с надписью "Расписание движ..." кто-то скучающий, но целеустремленный стер, а точнее, соскреб, все прочие слова и цифры. Деревья, виднеется несколько домов. Всё остальное пространство до самого горизонта занимает начинающая ржаветь степь. Во все стороны по самым немыслимым траекториям равнину пересекает множество тропок. Команда "Liberty", то есть я и еще... (ого!) уже пять собак, ступила на одну из десятка стежек. Идем. Вокруг тихо, как до сотворения шоу-бизнеса и сигнализаций. Вот что, оказывается мне надо для счастья: не богатство, не слава, не верная жена и преданный друг, а спокойствие. Спо-кой-стви-е.
Да что же меня колбасит -то?! Затылок онемел. Бежать?
Что-то изменилось. Воздух сгустился. Краски стали пронзительно яркими. Тишина - разрывающей. "Умираю?" - скользнула удивленная мысль. Это вряд ли. Нужно остановиться. Ноги слегка согнулись в коленях, вес тела чуть вперед, плечи расслаблены, кисти напряжены. Тело испугалось так сильно, что без вмешательства мозга подготовилось к отражению атаки.
- Раб, почему прекратил движение? - громыхнуло из пустоты.
Я оглянулся - никого. Ватага псов - метрах в пятидесяти. Собаки неспешной трусцой направлялись к своей цели. Рядом со мной остался только верный Иннокентий.
Кто говорит? Кому говорит? Многие пророки, читал, голоса слышали... И всегда это заканчивалось скверно. А может, я радиоволны ловлю?
- Раб, ты испытываешь наше терпение?
Странно, голос Невидимого идеально ложится (если можно так сказать) мне в уши. Может, это говорится мне? Если агрессоры из альфы Южного Креста захватили матушку-Землю и собираются без полного соцпакета заставить меня пылесосить их летающие тарелки, то хрен им по... АЙ, БЛИН!
Резкая боль в основании черепа - будто вонзили раскаленную иглу - пришла вместе с Голосом:
- Иди же, наконец!
И я пошел. Смалодушничал перед космическими империалистами.
- У тебя слишком буйная фантазия, раб, успокоил Голос. - Буйная, но непродуктивная.
- Меня устраивает, - сказал я, несмотря на крайнюю степень ошарашенности - единственно, чтобы хоть что-то сказать, пытаясь сохранить лицо.
- Ты мог бы быть изобретателем, писателем или проповедником, на худой конец.
- Ага, а дали бы мне крылья - я бы стал пингвином, - молол с перепугу и паникуя от этого еще сильнее.
К счастью, Голос игнорировал реплику.
- Вместо этого ты тратишь энергию, пытаясь представить либо белого кита с ногами жирафа, либо геополитические отношения в случае экономического объединения Японии с Китаем, либо секс с Дрю Беримор.
Я споткнулся, хотя тропинка была ровной, и, кажется, покраснел. Вот ведь гаденыш незримый, в мысли, какого-то фига, лазит. В чужие, между прочим, мысли!
- По необходимости, раб. Ты нужен мне, а значит, я должен знать о тебе всё. Только это заставило меня рыться в твоей никчемной черепушке.
Наверняка Незримый сейчас меня читает и знает, что самое мое горячее желание - чтоб хозяин голоса, хотя бы на полминутки, обрел материальный облик. Полминуты мне хватило бы... За такие нехорошие мысли я ожидал от прозрачного умника укол в шею. Довольно долго ожидал. Под ноги стелилась утоптанная дорожка, рядом бежал Кец.
- Сегодня ты меня увидишь, точнее - узришь, - услышал я, когда уже начал сомневаться в реальности происшедшего. Голос звучал по-другому. Раньше в нем слышалась смесь из слишком явного, врожденного превосходства, бульдозерной правоты и абсолютной неуязвимости. Теперь в голосе жгутом скрутились сомнения и задумчивость.
- Но ты, раб, никак не сможешь мне отомстить, - продолжил голос, опять сместив интонации в положение "лорд". - Объясни, мне непонятно, раб, чем я тебя так оскорбил?
- Во-первых, "вяжи" меня рабом постоянно называть, - легкая нагловатость слегка придавала мне смелости.
- Но ты же раб! Что обидного? - искренне удивился голос.
- Ах ты, мудак сцикливый! Думаешь, если после твоего "иглоукалывания" я исполнил команду и пошел, то теперь раб? Я ну давай г... можешь еще колоть, можешь продолжать прятаться и меня на куски порвать, а я и шагу не сделаю с этого места.
Пауза затянулась. Слишком затянулась. То ли незримый ушел навсегда, то ли целится мне в темечко невидимой кувалдой.
- Ты непоследователен, - наконец услышал я и с удовольствием отметил отсутствие обращения "раб". - Я называл тебя так по совершенно другой причине.
- И что это за причина?
- Хм, только не принимай слово "раб" близко к сердцу. Никакого унизительного смысла я туда не вкладывал. Раб - тот, кто работает на хозяина. Так?
- В упрощенной формулировке - да.
- Каждый человек, - голос на мгновение умолк, а после уточнил: - почти каждый человек на планете работает на меня, то есть является моим рабом.
Амбициозность на глобальном уровне всегда смешила меня до слез: всякие масонские заговоры, всемирные правительства и прочая лабуда доводила до истерики.
- Слышь, Гитлер недотравленный, и где же твои плантации, где рудники? И почему я ни одного из "почти каждого" работающего на... Кстати сказать: а ты кто вообще такой? И где ты?
- Тебе коротко или понятно?
- От простого - к сложному, от короткого - к понятному.
Очень сложно передать мои ощущения - слишком вычурный коктейль. Молодец незримый - назвал себя короче некуда. Почему-то я был уверен, что "пёс" - это значит именно пёс, а не что-то другое, иносказательное. А что за этим "пёс"? И вообще...В следующее мгновение я уже не пытался строить догадки, мысли просто разлетелись осколками после того, как услышал Голос:
- Я ПЁС. Я ЗДЕСЬ.
После этого заявления Кеша, мой лохматый попутчик сделал шаг ко мне, поднял голову, и я увидел его глаза. В них не было ничего напоминающего добродушную, приветливую и безобидную дворняжку. Эти глаза... даже не знаю, как описать, как назвать то, что увидел. Нет таких слов, нет таких чувств.
Кец смилостивился, отвел взгляд. Я отдышался.
Странно, даже теперь холод предчувствия не отступил. Он будто окаменел. Вместе с половиной головы. Значит, это еще не всё?
- Продолжим? - не без иронии поинтересовался Иннокентий. Почему-то он решил, что я не против. - Я Пёс, но не я один. Точнее, я - только Пёс, но Пёс - не только я.
- Э?! - чего-то не спешили собираться мои окаменевшие мысли.
- Вы, то есть люди, говоря "пёс", имеете в виду одну собаку. На самом деле это часть правды. Все собаки на планете составляют единый организм, имя которому Пёс. Но и каждая отдельная собака, каждая клеточка планетарного организма, также является Псом, имеет его свойства.
- Это, Кец... - перебил я. - Давай так: хочешь объяснить чего-нибудь о своей сверхкорпорации - объясняй, хочешь выделываться - валяй. Только по отдельности.
- Начнем сначала, - лекторским тоном заявил пёс.
- В конце - окончим, - не удержался я.
- По шее дам, в основание черепа, - буркнул Кец. По шее - больно. Молчу.
- Много лет тому назад...
- ...в далекой-далекой галактике... - ну невозможно было удержаться, я старался, по-честному старался. Иннокентий по шее не дал (фух!) и продолжил:
- ...сообщества собак и людей находились на одном уровне развития. Время было суровое: множество видов по причине... Впрочем, причину тебе знать не надо. Короче говоря, началась жесточайшая борьба за доминирование. Чтобы выжить, собаки и люди заключили союз. У нас уже в то время социальное развитие достигло уровня единения особей, появления сверхорганизма и новых качеств. Стало доступно интеллектуальное творчество глобальных масштабов. Самый мощный креатив Пёс направлял на собачий социум, то есть на развитие себя. Однако наши идеи не имели материального воплощения. Без этого молодой Пёс находился под угрозой прямого уничтожения либо вытеснения другими видами - саблезубыми тиграми, мамонтами и прочими, как говорите вы, отморозками. У людей же, по капризу природы, имелся противостоящий большой палец и, следовательно, способность воплощать наши идеи в камень и дерево, позже - металл, пластик и тэ дэ. Идеи - наши, воплощение - ваше. В результате союза появилось копье, позже - лук. Теперь люди могли защищать и себя, и нас.
Я вмешался:
- В учебнике по истории написано менее путано: столько-то тысяч лет назад первобытные люди одомашнили первое животное - собаку.
Если собака умеет морщиться, то Кец поморщился:
- Это писано людьми для людей. "Одомашнили"... Если бы Пёс не придумал дом - до сих пор по пещерам бы людишки ютились. Я отвлекся. Так вот. Человеку было недостаточно защищаться от атак других. Люди захотели нападать и убивать. Сотни видов исчезли навсегда. А там и друг дружку человеки истреблять стали с завидным энтузиазмом. Тогда, чтобы спасти людей как вид, Пёс придумал мораль. Но появилась другая проблема. Люди осваивали новые и новые навыки создания материальных предметов. И предметы, и навыки становились все более совершенными, люди - более умелыми. Оно-то хорошо, но в результате человечество почти целиком встало на путь накопления материальных ценностей. Создание пленило создателя, вещи властвуют над людьми.
Сложно не согласиться с Кешкой: мамонтов мы сожрали, этих... саблезубых выбили вместе с тарпанами и гигантскими ленивцами. Да и друг дружку колошматим, по поводу и без, с не меньшим азартом. А для чего? Чтобы стать богатым и окружить себя всякими прикольными штучками? Цель жизни у нас - не счастье, а богатство. Исключить из списка можно разве что Индию да пару десятков тропических островов. Надолго ли? Против глобализации не попрешь.
Я был увлечен беседой, да что там - попросту зачарован. Скорее всего, поэтому только сейчас заметил вокруг множество собак. Вон - две, три, еще две. Их никак не меньше сотни: рыжие, черные, белые, пятнистые; бойцовские и охотничьи, декоративные и сторожевые. А дворняги? Их больше всех, они самые разные, они любые! Сначала породившие все собачьи породы, а потом вобравшие их гены - дворняги, воплощение кружащегося карнавала генетического разнообразия.
- Не отвлекайся, - прервал Пёс мое недоумение, - скоро Слияние. До него я должен успеть всё рассказать.
- Для чего это?
- Об этом позже. Так вот: человечество встало на путь накопительства и агрессии. Такой союзник Псу не нужен. К тому времени угроза тотального уничтожения другими вилами снизилась. Однако за время существования союза стала очевидной эффективность совместных действий по ряду направлений, не связанных с обороной. Пёс решил, что союз следует сохранить, изменив при этом его форму. Оптимальное решение: Пёс берет на себя незримый контроль над людьми. Для таких непредсказуемых существ он попросту необходим. Люди продолжают развиваться по своему любимому пути материального накопления. Пёс предоставляет им технологии. В результате люди -параллельно - улучшают качество жизни собак; собаки, соответственно, имеют больше времени и средств для совершенствования своего суперорганизма.
- Стоп! - если бы я не остановил эту лекцию, то сошел с ума. В лучшем случае. - Ты считаешь, что согласно вот этим вот выкладкам люди - рабы?
- М-да, когда вы с чувством собственной важности что-нибудь сделаете? Слово им, понимаешь, обидное. Поменяем его - суть не изменится. Ох и тяжело с вами дружить. Когда Пёс взял в руки контроль над вашими мозгами, первое, что он сделал - создал собакам отвратительный имидж. Ввел ругательства типа "пся крев", "пёс смердящий" и прочие. В религии людей привнес моменты, так сказать, антипсиного пи-ара. И в современных религиях к собакам относятся без восторга. А в дохристианские времена собака была секьюрити в Аиде, вместилищем бесов и жертвенным животным для злобных нижних богов. У славян собака считалась настолько нечистой, что ее останки запрещалось закапывать, дабы землю не осквернять. И для чего, по-твоему, Пёс это делал? Для чего внушал сотням тысяч людей такие мысли? Исключительно заботясь о больном человеческом самолюбии. Раз вы настолько закомплексованы, что стыдитесь того, что работаете на Пса, стыдитесь того, чем и кем вы есть...
- Ой, вот не надо только о комплексах, - перебил я, - ишь, о самолюбии он заботился. Если ты о чем и заботился, так это о том, чтобы скрыть нити власти.
- Правильно... - судя по изменению Голоса, если бы Пёс (хм!) был котом (Стоп! Котом... Котом?), обязательно бы замурлыкал. - Самая сильная диктатура - диктатура, которую не замечают.
По какой-то скрытой (о! прям как диктатура!) в глубинных пластах подсознания причине разговор "заводил", злил меня. Конечно, это следствие эгоизма, но за человечество и за себя тоже становилось почему-то очень обидно. Хотелось отомстить. Хотя бы кольнуть словесно. То есть, в этом случае - мысленно.
- Очень мудрый шаг с вашей стороны. Мы своих-то диктаторов любим ограниченное время. А тут вообще... Боюсь, восставшее человечество пошлет в битву дивизии тинейджеров, вооруженных рогатками, а потом и ветеранов с дробовиками.
Видимо, из эгоизма - на этот раз видового - мне хочется наделить Кеца человеческой мимикой и жестами. Например, после вышеподуманных мной слов было бы уместно, если бы Кеша вздохнул и вытер пот со лба.
- Неужели ты так ничего и не понял? - в голосе пса усталость и горечь.
- Хотелось бы доказательств. Для начала.
- А что, наше телепатическое общение для тебя - штуковина привычней унитаза?
- Может, меня глючит! От пирожков.
- Доста-ал. Ой, достал. Ну, ладно: сначала - доказательства косвенные. От одомашненной коровы человек получает пользу - молоко, от овцы - шерсть и так далее. Вложил корма, помещение, уход. Получил продукт, имеющий рыночную цену. Внимание, вопрос! Что получает человек взамен на время и деньги, вложенные им в собаку?
Хороший вопрос! Охотничьи собаки? Их мало. Сторожевые? Больше, но этих трудяг тоже не так много. И затраты на их содержание - тьфу. Другое дело - какая-нибудь левретка, имеющая ошейник с брюликами и личный миллионный банковский счет от почившей в бозе хозяйки. Их полно! И количество таких мажоров растет!!!
- Вопрос второй, - продолжил Кец. - У какого вида домашних животных наиболее ощутимо поднимается качество жизни, если таковое поднимается у хомо сапиенс?
- Согласен. Крыть нечем. Стоп. А кошки?
В затылке кольнуло. Несильно. Что же такое ужасное предчувствует мое сознание?
Собака изучающее посмотрела мне в глаза. В самую глубь. Но вскоре с видимым облегчением отвела взгляд.
- Тьфу ты - вспомнил на ночь! История с ними совсем другая... Не произноси при мне вообще это слово!
"А вот об этом надо не забыть, - злорадно подумал я, - враг моего врага..."
- все равно забудешь, - перебил Пёс. - Итак, для Пса в целом выгоден материальный прогресс человечества. Жизнь наша стала не только теплее, вкуснее и безопаснее. Обособленный я, к примеру, без транспорта добирался бы к месту суток трое. Но это тоже быт. А вот в космос кто первый полетел?
- Гага... - начал было я и вспомнил про Белку и Стрелку. Неужели... неужели Кец, то есть Пёс, то есть... Короче - он. Неужели он прав? И мы, все мы, все люди, всего лишь работники (мягко говоря) суперинженера, супермозга? Сделали ему ракету, поднялся Пёс на орбиту, сделал, чего хотел, чтобы мы не слишком расстроились, людям тоже разрешил мотнуться...
- Стоп! - сдаваться я все же не собирался. - Детишки нашенские палками вас лупят? Лупят! Машины, живодеры и производители шаурмы делают вам кирдык? Делают!
Кец вздохнул:
- Каждая отдельная обособленная собака является, грубо говоря, клеткой организма - Пса. Естественно, ежесекундно клетки гибнут. Некоторые от старости, некоторые отторгаются самим организмом из-за сбоя в генах, а некоторыми клетками организм жертвует, чтобы сохранить себя. Те же лимфоциты крови в эту секунду идут на смерть, чтобы твой организм, дорогой мой скептик, мог побороть инфекцию, которую ты принял внутрь вместе с утренним и беляшами.
Тут же я увидел картину грандиозного сражения. Жуткое "кромсалово" было внутри меня - батальные сцены из "Девятой роты" - попса. Действительно стало страшно.
- Твои клетки не осознают себя частью организма. Вообще мало чего осознают. Каждая собака-клетка знает, ради чего умирает. Другой уровень - клетки наделены сознанием, следовательно, организм - сверхсознанием.
- А ты что за клетка? К какому органу принадлежишь? - полюбопытствовал я.
- Ох и любите вы, люди, всему название давать... Слушай. До сих пор люди были нашими "руками". Команды людям-"рукам" передают собаки-"нервы". До недавнего времени я тоже был "нервом". Сейчас возникла необходимость словесного контакта с людьми. Меня, как самого способного, перевели в "языки".
- То есть только сейчас начали вербально общаться. А раньше? "Нервы" эти как задание, например, передавали?
- Внушение. Очень завуалированное, но не оставляющее выбора внушение. Особо мощные "нервы" - "нервные центры" - обитают или вместе, или рядом с людьми, имеющими потенциальную возможность для масштабных изменений нашего мира.
- Ты о политиках?
- Нет, конечно, они вообще скоро исчезнут. Я в первую очередь о творцах, об ученых.
- Идейки им подкидываете?
- Некоторым ученым, наоборот, приходится блокады ставить, чтобы лишнего не узнали. К примеру, Эйнштейн...
- Кец, давай по теме. А то мы, кажется, подходим.
Многие тысячи лет назад, когда союз Человека и Пса лишь планировался, с полюсов шел ледник. Могучий, несокрушимый, он сметал все, что хотело помешать его неумолимому продвижению. Камни, деревья, почву этот Великий Выравниватель поверхности Земли толкал перед собой, как триумфатор гонит перед своей колесницей толпы пленных и повозки с добычей. До этого места, где стоим сейчас мы с Кецем, длился триумф ледника. Миллионы тон груза дотащил он сюда. Устал. Ушел. Ветер и вода, помноженные на время, сделали свою работу, но грандиозная гряда, что легла от горизонта до горизонта, впечатляет и сейчас.
Конец пути был близок. Ручейки и речушки из десятков и сотен собак сливались в тысячные реки. Там, где закончил свой путь древний ледник, реки слились в невиданный поток. Неисчислимое количество зверей двигалось вперед, подчиняясь могучему зову. Живая лавина подхватила меня с Иннокентием и понесла вверх, на гребень гряды. Кеца я сразу же потерял из вида. Вглядывался - бесполезно. Со всех сторон - лохматые спины, одинаково темные в свете первых звезд. Они ритмично поднимались и опускались. Как волны! Изредка волны несильно бились о щепку, длинную нелепую щепку в одном носке, непонятно как и неизвестно зачем попавшую в живую, но вместе с тем бесконечно чужую реку.
Я на вершине гряды. Несомый потоком, делаю с десяток шагов и останавливаюсь, потрясенный. Внизу, в ложбине, куда текла собачья река, раскинулось озеро.
Поток не дает остановиться не оставляет времени для удивления - он тащит за собой. Не вырваться. Только сейчас я заметил, что движение происходит беззвучно. И вокруг - тишина. Даже не слышно писка комаров. Жуткая река. Не вырваться.
Озеро. Вблизи стало видно, что звери, наполняющие ложбину, делают это согласно некоему порядку. Ни толкотни, ни суеты. Только подумал об этом - понял, что мое, лично мое место - чуть левее, рядом с кудлатым здоровяком. Через время, также извне, узнал, что озеро заполнено. Выдохнул. Почему-то с облегчением. Такой же звук одновременно со мной издали десятки тысяч собак и так же замерли в ожидании.
Холод в затылке исчез. Я знаю, что навсегда. То, что могло произойти, начало осуществляться. Камень покатился с горы.
И вот. Над горизонтом. Туманное сияние. Растет. Мчит вверх. Луна! Полная луна. С невероятной скоростью она поднимается выше. Она над нами. Все "клетки" Пса, как по команде, подняли морды вверх. Через долю секунды из "озера" родился мощные, всепоглощающий вой. Он мог бы долететь до Луны... Он долетел до Луны! Вокруг желтоватого диска стало формироваться некое серебристо-белое уплотнение. Оно развивалось, разливалось дальше, как волшебное молоко по темному столу. Еще мгновение - и облако приняло форму головы собаки. Гигантский белый небесный пёс с желтым глазом-Луной закрыл собой четверть небосвода. Гимном ему звучал дикий протяжный вой невероятного множества звериных глоток.
Этот звук разрушил структуру времени, или я впал в транс, поэтому не могу сказать, через сколько минут, часов, а может, мгновений собаки прекратили вой. От массива полученной информации голова закружилась, и я чуть не потерял равновесие.
"Слияние" - в первую очередь, это процесс обмена. Обмена информацией. Пес теперь знал всё, что я когда-либо видел, слышал, пробовал на вкус, получал в виде опыта или готовых формул, теорем. Я знал всё, что знает грандиозный организм Пса, в голову скачались "файлы" каждой из многих миллионов клеток. Мозг гудел от натуги. Многое не понимал - нужно время на упорядочение и сортировку полученного.
Страх от узнанного кандалами сковывал мысли, но я пытался провести подсчеты: сегодня Слияние с Большим Псом будет еще в 113 местах на планете - еще 113 людей. Времени осталось семь полнолуний, значит, выживут 798. На весь "шарик". Не восставших машин надо было нам бояться, не терминаторов. У тех, по крайней мере, логика, с которой мы знакомы.
Пес не сказал, для чего он нас оставит. Точнее, эта информация находилась в "зоне" пока не понятого. В таком количестве - скорее всего, для зоопарков, в наставление потомкам. Хотя и в зоопарке жить можно. Нашелся Кец. Точнее, его голос снова зазвучал в ушах.
- Ты решил? - задал он вопрос.
- А ты, типа, не видел, как я выл со всеми?
- Извини. А насчет зоопарка ты тупишь. Тюрьмы - это человеческое изобретение, без малейшего навеивания с нашей стороны.
- Зачем тогда мы нужны... вам?
- Опять тупишь. Уже нет "мы" и "вы". Теперь ты включен в организм Пса, как будут включены остальные. Орган специальный составите.
- А люди, ну... вообще, остальные?.. - что станет с человечеством, я тоже пока не понимал.
- Тут ничего не поделаешь. Теперь они лишние. Слушай, чего паришься? Вас почти восемь сотен будет. Посчитай, со сколькими человеками ты сейчас знаком. Уверен, не больше двух сотен получится.
- Все равно, как-то...
Кец какое-то время раздумывал.
- Если ты ОЧЕНЬ хочешь, можно тебя опять в человечка переквалифицировать. Будешь "личностью". И погибнешь с другими "личностями", Всё просто: хочешь жить?
Так я стал предателем.
- Последний вопрос: почему совсем, ни капельки, не помню последние выходные?
- Кто его знает, - Кец явно не хотел отвечать. Почему? Скоро я вспомню ответ. И Пес об этом знает. - На будущее: даже у клетки, наделенной сознанием, вопросов быть не должно. Меньше спрашиваешь - меньше отвечать.
В следующее мгновение я вспомнил: коты! Они мне рассказали всё! Они прятали меня два дня от всевидящего ока Пса. Два дня, дрожа от страха, провалялся я на продавленной кушетке в квартире полубезумной тетки Женьки, сделавшей из своей панельной "двушки" приют для двадцати двух кисок. Два выходных, проведенных среди невыносимого страха и жуткой вони от застарелой кошачьей мочи, отдающей аммиаком. "Кошка гуляет сама по себе" - поэтому "мурзики", выбравшие личную свободу, и "шарики", объединившиеся в пса, так ненавидят друг друга. Ночью с воскресенья на понедельник меня нашли. Квартира сгорела вместе с хозяйкой, все мои двадцать два стража погибли, успев напоследок "телепортнуть" меня из-под носа Пса в совершенно "левую" квартиру.
"Только помни", - просили они напоследок. А утром Пес нашел меня, поймав, как на крючок, на фразу про понедельник. Нашел и посчитал, что пару дней его будущей клетке можно на время забыть.
"А вот о кошках надо помнить. Очень надо", - была моя последняя мысль. Последняя Моя. Я облизал губы. Они пересохли. Сильно пересохли и потрескались. Слишком старательно, с неистовством неофита выл я. Чтобы не осрамиться среди новых братьев. Губы потрескались - больно. Кто-то, куда-то уводит боль. Хорошо. Встать с четверенек?! Зачем? "Меньше отвечать..." Спокойствие. Спо-кой-стви-е...
P.S. Вот так "в понедельник началось всё". И очень, очень многое закончилось.