Лёшка подёргал замок. Закрыто. Всё нормально? Показалось? А показалось, что висит эта здоровенная загогулина сложной конструкции не так, как обычно. Привыкли уже за год, что прошёл после гибели отца к тому, что не меняет она положения. Приноровился глаз, и замок оттого словно растворился среди других привычных вещей двора. А тут вдруг выделился. Может, мама зачем открывала? Только не была она на даче уже с неделю. Лёшка же приезжал два дня назад. И тогда замок внимания его не привлёк. Может, и показалось, конечно: только теперь не проверишь, потому что покрутил-подёргал. "Ладно, закрыт же. И пробой не взломан", - успокоил он себя. Но тут же устыдился. Вот опять "голову в песок". Прав был отец - характерец не боевой. Хлипковатый. А если злоумышленник открыл, сделал своё дело, а потом закрыл дверь? Зачем-то вошёл и чем-то попользовался? Отец говорил: "Тренируй волю! Иначе не добьёшься ничего в жизни. Учись противостоять обстоятельствам. Не вечно же мы будем с тобой рядом". Не вечно. Всего четырнадцать лет.
Их дачный домик, в отличие от соседских - деревянных - только по названию был дачным. Сложенный из красного кирпича, венчался высокой, на скандинавский манер, крышей. Игрушка, а не домик. Но отец старался не ради красоты. Смеялся: "Эстетика - это для мамы, мне - душевный приют, а вам, наследники, перспектива. Обживайте пока, присматривайтесь". Отец всё делал обстоятельно, с дальним прицелом. И дом этот, как он говорил маминому брату дяде Фёдору, с которым они напару и вели кладку стен, должен отойти детям и к внукам в "приемлемом" состоянии. Потратились они, конечно, на строительство больше соседей, но на заводе отец занимал видное положение, и зарплата у него с подработками была "такая, что впору директору в долг давать".
Был у домика секрет. Одноэтажным он выглядел только со стороны посёлка, а если смотреть со стороны огорода, то превращался словно по волшебству в двухэтажное строение. Всё из-за склона. Участок при разделе земли отцу достался никудышный. Потому что поначалу он не собирался заводить себе дачу. Даже не обратил на ажиотаж вокруг земли внимания. Заниматься копкой и окучиванием ему было некогда, да и не по душе. Потому что был он человек сугубо городской и "булок выращивать" никогда не пробовал. Но вот мама... Она была родом из небольшого городка, где огород и сад были продолжением дома. Узнала она о дачном ажиотаже случайно от подруги и тут же взяла мужа в оборот. Лёшка был свидетелем того разговора.
- Тебе кроме твоих гор ничего не нужно! - запальчиво и несправедливо обвиняла она его. - А детям нужны витамины.
- Купим витаминов, - отбивался отец. У меня зарплата...
- Ага... Миллионер. Что-то не видела я больших денег. Может, ты и правда их директору в долг отдаёшь!?
Это мама, конечно, погорячилась. Денег вполне хватало. И к морю всей семьёй съездить, и отцу в горы. Если бы не хватало, мама бы не отбивалась от его предложений перейти на завод. Он и место ей в техотделе подыскал. Но она библиотеку свою любила и менять профессию не собиралась. А чуть поостыв,
смутилась, но отступать не стала, а сменила тактику и уже без напора, грустно сказала:
- Своя земля, это своя земля. Обо мне ты подумал? Я бы цветы посадила...
- И там цветы? - весело удивился отец, обводя глазами заросли на подоконниках.
- И там! - ответила мама и надулась.
Отец вздохнул и пошёл узнавать насчёт участка. Осталось несколько, на которые никто не позарился. Один из невостребованных был лучше прочих. Ну да, пологий северный склон, переходящий сразу за границей надела в крутой спуск. Почти обрыв. Но зато вид открывался замечательный: на озеро и дальний лес. Правда, удобного подхода к озеру не было. Чтобы выйти на пляж, надо было давать кругаля через посёлок. Зато, если спуститься по круче и продраться через заросли хмызника, можно было выйти к ключу с чистой водой. Ключей было много вокруг посёлка, но этот - самый неудобный - был Сорокиным ближе всех. Как говорил отец, находился у них в индивидуальном пользовании.
Мама поначалу была недовольна, ворчала ехидно: "Всё лучшее людям, да?" Но когда появился домик, успокоилась. И в самом деле, надо ли на грядках силы убивать после работы, если разную огородину можно на рынке купить, а то и прямо здесь - в посёлке, что начиналась прямо за садовым товариществом. Да и возиться с грядками не самое приятное занятие. Другое дело полежать с книгой в гамаке, пока муж шашлык готовит. А деревья и кусты принялись хорошо.
В главном этаже домика размещались небольшая кухонька с печкой и комната. Мысленно Лёшка называл её жилой. Но жилой она была только до тех пор, пока жив был отец. После его гибели семейные ночёвки на даче прекратились. В цокольном этаже - не видном с улицы - размещалась мастерская, где у отца стоял токарный станочек, установлены были большие и маленькие тиски, здесь же хранилось всё то, что в квартире уже не нужно, а выкинуть жалко. Для одежды, что "отцы не доносили" - был отведён большой старый шкаф и вешалка. Вдоль стен шли стеллажи с инструментом и разными железками. А у двери стояли два больших сундука, в которые они с отцом собирали "антиквариат" - то, что поселковые выбрасывали на свалку или дарили за ненадобностью.
- Пускай отлежится, - говорил отец. Лет через двадцать красиво разложим вдоль стен и устроим музей, а Фёдор подготовит большой репортаж в центральную газету под названием: "Карадищенская старина, сохранённая для потомков скромными дачниками Сорокиными".
- Ага, - посмеивалась мама, - можно будет и распродажу устроить. И назовём это Сорочинской ярмаркой.
В общем, брать в цоколе было нечего, но проверить следовало. Ключа у Лёшки не было: мама держала его у себя, потому что боялась, как бы Лёшка не вздумал начать что-нибудь мастерить на станке или каком другом оборудовании и не покалечился. Можно было вернуться домой, и пока мама на работе, взять ключ и проверить всё ли на месте. Только брать запрещённое без спроса как-то нехорошо. А если просить, то придётся объяснять зачем. А вдруг пустяшное, что ж зря волновать человека?
Лёшка подставил ящик и собрался заглянуть в забранное толстым прутом - от воров - окошко. Но не заглянул, потому что увидел: кто-то до него пытался сделать то же самое. Пыль на стекле была по центру вытерта, будто провели ребром ладони.
И стало ему по-настоящему не по себе. Это что ж получается? К ним сюда приходил неизвестно кто и неизвестно зачем, крутился по дворику, трогал замок. А может даже и открывал: следов-то ключ не оставляет. Но было тут не всё ладно. Замки воры вскрывают, но вот чтобы потом их закрывали, такого Лёшка в фильмах про преступников не видел.
Тёмные дела... Непонятные... Он зашёл в домик и внимательно всё осмотрел. Следов чужака не нашёл и немного успокоился. Взял тяпку и пошёл окучивать картошку. Работа нудная, но нужная. На окученных кустах клубни получаются крупней. А значит, урожая на дольше хватит. Теперь без отцовской зарплаты не очень-то на рынке разживёшься. Только прошёл первый ряд, как несколько раз стукнуло о калитку. Звук знакомый - это пришёл соседский старик-инвалид дядя Павел. Покрутился на костылях возле калитки, несколько раз задев её, открывая и закрывая. Лёшка вышел ему навстречу. С дядей Павлом у них была тайная договорённость: Лёшка прятал бутылку вина, которую старик не решался держать дома - жена его не одобряла увлечения мужа, а уж мать её - древняя старуха, слывшая в посёлке ведьмой, что дядя Павел охотно подтверждал - терпеть не могла не только вина, но и зятя. А уж он её боялся даже сильней, чем любил вино. И сейчас пришёл сделать конспиративно пару глотков из заветной бутылки.
Укрепив костыли под мышками ждал, пока Лёшка вынесет припрятанную в шкафчике за крупой ёмкость: если дед прятал вино от жены, то Лёшка - от матери. Сам он не пил и даже ещё не пробовал спиртного, но докажи, если будет найден тайник, что бутылка не его.
Дядя Павел от стакана и конфеты отказался. Сделал несколько больших глотков и вернул бутылку. Обтёр губы.
- Спрячь до времени. - взялся было за костыли, но обернулся и спросил осторожно, - ты что, Лёшка, ночевал сегодня здеся?
- Нет. А что?
- Так свет у тебя горел. На чердаке. Я ночью встал покурить, смотрю - светится.
Отступившее было беспокойство снова вползло в душу.
- Не было меня.
- Вот я и подумал, что нескладно выходит. Знаю, что не ночуете. Утром проковылял мимо - замок на калитке висит.
- По двору тоже кто-то лазил. - сообщил Лёшка. И тут же застыдился. Получалось, что жаловался. Помощи ждал от инвалида.
- Взяли что?
- Нет. В доме ничего. Замок в мастерской потрогали. А открывали или нет - не знаю.
- В мастерскую, говоришь, норовили? Станочки у Андреича хорошие. Только их ведь не вынесешь. Но инструмент могли потырить.
Закрыв за стариком калитку, Лёшка поспешил в дом. Было ещё одно место, о котором он не подумал. Третий этаж. Самый тайный. Хотя, что там брать? Разве воры за книгами приходят? По лестнице в коридоре он забрался на чердак. Здесь было отгороженное от крыши пространство - длинный пенал от одного слухового окна до другого - высотой около двух метров и шириной метра в полтора. А вот здесь явно кто-то порылся. Довольно аккуратно, однако скрыть следы пребывания злоумышленник то ли не смог, то ли не захотел. Он что-то искал. И главным образом в столе и на книжных полках. Вряд ли искавшего интересовали книги. Зачем бы он тогда шарил в ящиках? Записи? Вот те на арабском языке, что в синей толстой тетради? Ха, фиг ему, а не записи...
Что дальше? Матери говорить нельзя ни в коем случае - разнервничается. Ей и так хватает переживаний. Месяца два назад в квартире у них тоже кто-то побывал. Всё перерыл. Но ничего не взял. Даже наоборот. Среди вещей вдруг оказалась коробочка с десятирублёвками. Глупо было предположить, что это воры оставили, потому мама решила, что там какая-то отцовская заначка. Но Лёшка знал, где отец хранит НЗ. И сразу же после его гибели показал тайник матери.
А вот отцовскую тетрадь, если, конечно, искали её, найти вору было никак невозможно, потому что она была у Лёшки в портфеле. Он целый год таскал её с собой, потому что очень хотел узнать её тайну. Прочесть, конечно, не получится, но хоть узнать на каком языке написано. Про арабский он предположил наугад.
Ну а что с дачей? Снова идти в милицию? Какой смысл? Даже если приедут и осмотрят дом... Спросят: "Украдено что-нибудь?" И услышав, что ничего не украдено, отмахнутся, дескать, когда украдут, тогда и обращайтесь. Нет, разбираться надо самому. В том числе и с записями. Только вот как с ними разобраться? Лёшка и в английском был не силён, а уж в восточных языках...