Аннотация: История первая из цикла о крысе Книгогрызе и старом лисе Фуксе
Сурки - народ особый. Они спят даже тогда, когда другие звери полны жизни и всеми силами изображают активную деятельность. "Чего жужжать-то, что мы, пчёлы, что ли?" - говорит самый старый и мудрый сурок, и все другие сурки кивают ему из своих норок, а потом опять укладываются спать.
Издревле суркам не нравилось выражение "he sleeps like a log". Местные белки поговаривали, что в былые времена второго февраля многие лесные звери выходили с красочными транспарантами и плакатами, на которых "a log" было жирно зачёркнуто. Как-то раз даже сурки решили во что бы то ни стало отстоять своё право на звание лучших специалистов по крепкому сладкому сну. Для этого сурки-лингвисты собрались на конференцию где-то на юге Нунавута, чтобы совместными усилиями подать ноту протеста в Британскую королевскую академию наук, обстоятельно доказывая, что выражение "спать как бревно" не соответствует реальности, ведь бревно никогда не спит. В итоге, правда, сурки, слывшие большими знатоками мозга, пришли к выводу, что, очевидно, люди, в языке которых бытует подобное выражение, всё-таки ближе к брёвнам, чем к суркам, и дело о поговорке так и заглохло.
Однажды сурок, вполне себе наш современник, вылез из норы и обнаружил, что находится не там, где засыпал, то есть не в лесу, а посреди большого города. Он очень удивился и задумался, почему же это так. Стоит заметить, что сурок этот был не просто какой-то там сурок, а весьма просвещенный, почти академически образованный сурок, поэтому он сразу заключил и, разумеется, записал в свой блокнот, почесав предварительно карандашом за ухом, что в городе ничего знакомого не наблюдалось, а следовательно, это чужой город.
Оглядевшись вокруг ещё раз, сурок понял, что находится в небольшом сквере с несколькими высокими деревьями и небольшими островками кустарников. Прямо посередине сквер разделяла на две части заасфальтированная дорожка. Справа и слева, то там, то тут, были натыканы лавочки, но сейчас никто на них не сидел. Это был солнечный летний день, кроны мелодично шумели на ветру, и сурок отметил, что каждое дерево звучало по-своему и ни одно в точности не повторяло другое. Деревья были ему не очень знакомы, и сурок даже было рассердился, но любопытство его довольно быстро развеяло какие-то там эмоции. Он глубоко вдохнул и услышал приятные запахи деревьев, слегка перебиваемые запахом городской пыли, принесённой ветром с тех шумных улиц, окружавших сквер.
"Пожалуй, надо пройтись, - подумал сурок. - Не каждый день вот так вот просыпаешься в чужом городе".
Он потопал по траве, пытаясь понять, что говорят деревья, и задрал голову, чтобы высмотреть где-то на ветвях белок или птиц и узнать у них, что же это за город. Он побаивался, что здесь животные могут говорить как-то иначе, но старательно прогонял свой страх. Вдруг он будто бы врезался в кого-то.
"Эй! Аккуратнее!" - крикнул кто-то.
Сурок опустил глаза и увидел прямо перед собой крыса.
"Какое счастье! - воскликнул сурок, - Мы с Вами понимаем друг друга!"
"Похоже, что не совсем, - отозвался крыс, потирая бок. - В ответ на свою реплику я ждал извинений. Хотя, конечно, Вы не должны извиняться. Это ведь я бежал, не разбирая ничего дальше бумаг у себя перед носом".
Крыс, действительно, держал в правой лапке несколько листов, на которых явно что-то было написано.
"Меня зовут Книгогрыз", - сказал он, во все глаза глядя на сурка. То был какой-то совершенно сумасшедший взгляд.
"Какое странное имя..."
"Ничего оно не странное! В "Войне мышей и лягушек" имена куда более подозрительные!"
Сурок призадумался, вспоминая сюжет "Войны мышей и лягушек". Книгогрыз продолжал буравить его своим взглядом.
"Ты чего задумался, сурок?"
"Я не задумался, я вспоминаю. Скажи, Книгогрыз, а как называется это место?"
"О! Это же наш старый скверик! Это тот самый скверик, где можно встретить старого Фукса. Ты знаешь Фукса? Не может быть, чтобы ты не знал Фукса", - подозрительно прищурился Книгогрыз. Сурок не знал, что и сказать. Он совсем не знал, кто такой этот самый Фукс.
Книгогрыз, кажется, наконец это понял.
"Понятно, - хмуро заметил он. - Так происходит почти всегда. Иногда мои собеседники даже заявляют, будто я выдумал Фукса, а на самом деле его вовсе нет и никогда не было. По этой причине я с некоторых пор не завожу себе собеседников. А однажды я подумал, что мой друг - местный ёж, потому что он не говорил мне, что никакого Фукса на самом деле нет. Но когда я захотел приблизиться к этому ежу, он исколол меня своими иголками и заявил, что мышиная возня ему ни к чему. Никогда не дружи с местным ежом, если только ты не жаба или какое-нибудь ещё хладнокровное. А ты, я вижу, совсем не жаба".
Сурок кивнул, и Книгогрыз повёл его на экскурсию.
"Каждое дерево, - рассказывал он, - это язык. Видишь - здесь от одного корня растут несколько деревьев... это семья".
"А те кусты? И вон те тоже..."
"Это семьи, о которых мы мало знаем... много, много их таких. Изоляты и микросемьи там же. Кстати, там обычно и пропадает Фукс: теряется в зарослях, и его совсем не видно. Сидит себе среди листьев, копается, разбирается... - Книгогрыз мечтательно вздохнул, - А ещё никто точно не знает, где вход в его нору. Он там может спрятаться и делать что-то такое неведомое. А потом вылезти - и бац! - он уже всё объяснил касательно какой-нибудь веточки".
И правда, вскоре сурок узнал и то, что Книгогрыз не раз выдумывал новую задачу и лез на какое-то дерево, а где-то среди густой кроны вдруг сталкивался с Фуксом: тот сидел на ветке с наигранно скучающим видом и скоренько прикидывал, с чем бы теперь надо бы забраться в первую очередь.
Вдруг сурка буквально оглушил голос вороны. Она что-то возмущённо прокаркала нескольким ласточкам, присевшим на гибкие ветви лавра, и потом улетела.
"Да, сейчас уже, увы, совсем не встретишь воронов... только таких вот ворон можно встретить... а в той истории про говорящих птиц Августа есть весьма интересная идея, не правда ли? Представьте: включаете вы, скажем, телевизор, а оттуда с вам говорит специально обученная птица!"
Остальные ласточки весело защебетали. Их учитель, самая мудрая ласточка, разбирал с ними латинские тексты.
"...Sed fuit in tenera tam dura superbia forma..." - доносилось сверху.
"Я бы обратил ваше внимание на слово "forma", - остановил чтеца учитель, - Казусность ситуации в том, что от него пошло одно из названий сыра. Может быть, кто-то знает, как это будет в каком-нибудь живом романском языке?.."
Но в ответ он услышал только привычный шорох листвы вокруг.
"Fromage", - не выдержал Книгогрыз.
"Да, - учитель на секунду опустил взгляд и убедился, что слышал именно Книгогрыза. - Во французском языке произошла метатеза. А вообще-то говорить о существовании твёрдого сыра в те времена трудно... сыр там был не такой, как у нас сейчас... Собственно, "fromage" - то, чему придали форму. А первое упоминание о твёрдом сыре - это, пожалуй, известная вам басня... просто как бы иначе он выпал у этой вороны, если бы не был твёрдым? С ним и с лисой бы произошло нечто несколько иное..."
Но дослушать сурок не успел, потому что Книгогрыз повёл его дальше.
"На этих ветвях всегда собираются наши ласточки. Они занимаются латынью и древнегреческим и никогда не спускаются на землю, ведь если ласточка окажется на земле, она уже не сможет взлететь", - задумчиво проговорил крыс и отчего-то вздохнул.
"А как старый Фукс относится к сыру?"
"А? К сыру? О, это отдельная история. Однажды я сдуру ляпнул, что больше всего на свете люблю сыр. Так он посмотрел на меня пристально, зажмурил один глаз и, поведя носом, сказал: "Сыр? Ты же ничего не знаешь о сыре! Все тонкости, все нюансы, все оттенки... сыр же надо не просто чувствовать... надо понимать его!" И он был, в общем-то, прав. Старый Фукс вообще почти всегда прав, нужно только правильно понимать то, что он говорит".
Время близилось к полудню, и на тропинке в скверике появились две девушки. Они подошли к лавочке, над которой нависали ветви старого дуба. Усевшись поудобнее, они достали свой обед и стали уплетать его, мило беседуя. Книгогрыз и сурок подошли к тому же дубу с другой стороны.
"Я же говорю Вам, "проворонить" - слово с внутренней формой", - на повышенных тонах говорил кто-то наверху. Сурок задрал голову повыше и увидел на дереве белок. Они о чём-то очень напряжённо совещались. С другой стороны сквера к скамейке, на которой сидели девушки, подошёл какой-то мужчина. Его явно раздражало всё на свете, и то, что на скамейке сидели девушки - особенно.
"Вы заняли не своё место, - бросил он в сторону девушек. - Освободите мне скамейку... а то подумаешь... молодые девочки скамейки занимают! Сидят! Чтоб вас всех..."
"Молодые девочки?! Нарушение пресуппозиции! - заорала белка сверху, - Старых девочек не бывает и быть не может!"
"Молодые девочки... он использовал ИК-5. Что это тут? Степень расхождения нормы говорящего и слушающего?" - пробормотал себе под нос Книгогрыз.
"И добавил небенефактивное пожелание" - устало заметил кто-то. Сурок обернулся и чуть не потерял дар речи, так как увидел перед собой потрясающей красоты старого лиса. Трудно было описать восхищение, которое вызывал этот лис. Он был абсолютно прекрасен, от чёрного кончика носа до белого кончика хвоста всё в нём вызывало восторг.
"Наверное, это и есть Фукс..." - подумал сурок, глядя на него с открытым ртом. А лис сосредоточенно пошевелил ушами и пошёл своей дорогой - вид у него был хотя и усталый, но явно занятый. Отвлекать не стоило.
"Причём вовсе не эллиптированное, а совершенно нормальное", - ещё тише пробормотал Книгогрыз, провожая старого Фукса взглядом.
"Интересно, он хотел каузироваь их вставание?.." - шушукались где-то белки.
"А о чём это вы все говорите?" - забеспокоился сурок.
"А? А, если ты про странные слова типа "каузировать" - то это метаязык местных белок".
"А у вас тоже метаязык? Почему вы говорите "небенефактивный", а не "малефактивный"?" - они уже топали дальше, и сурок так увлекся беседой, что даже не стал узнавать, чем кончилась история с молодыми девочками.
"Потому что переразложение!" - выпалил Книгогрыз, укоризненно глядя на сурка.
"А ты здесь всё знаешь?" - сурок решил сменить тему.
"Нет. Ты что... нет. Ни в коем случае. Ещё учиться и учиться. И сыр - это ещё не самое трудное", - отрезал Книгогрыз.
"А этот Фукс всегда такой?"
"Какой такой?"
"Не знаю... такой странный".
"Не вижу ничего странного".
"Ну как... ну он не производит впечатление разговорчивого человека..."
Книгогрыз вздохнул и покрепче зажал в лапке свои бумаги. Никто не шумел вокруг, и до сурка долетали голоса листвы. Наконец Книгогрыз сказал ему: "Идём". Они резко свернули с пути и направились в сторону кустарников.
"Рассказать тебе сказку о принцессе Семантике? Жила-была принцесса Семантика, и были у неё два брата, Референт и Инвариант... и вот они как-то поссорились и разъехались в разные уголки королевства. Ну и вот. Вообще-то это сказка про белок. Но не важно. Мы пришли".
Они остановились около сиреневого куста.
"Я ничего не вижу", - сказал сурок.
"Сейчас увидишь", - Книгогрыз пролез под низко склонёнными ветками и вылез где-то с другой стороны. Сурок последовал за ним и, когда вылез из-под листьев, увидел небольшую площадку, залитую солнечным светом и со всех сторон окруженную кустарниками. А прямо посреди этой площадки...
"Розы! - выпалил он, глядя на прекрасные бутоны среди благородных тёмно-зелёных листьев. - Но откуда?"
"Ага, - кивнул Книгогрыз. - Это розы старого Фукса. Он их вырастил сам и прячет здесь от всех. И очень любит и оберегает. Правда, красивые?"
"Не то слово. А как ты их нашёл?"
"Да просто услышал. Я услышал, как они разговаривают, и хотя я тогда вообще никаким образом не понимал и не идентифицировал их речь, я чувствовал, что это - не листья окружающих кустарников, а что-то другое, совершенно прекрасное. Это трудно понять, если специально не прислушиваешься, не ставишь своей задачей всё это почувствовать. Но мне повезло, я просто пошёл на этот голос и нашёл их. Интуитивно. Не сказать, чтобы я в принципе не искал чего-то подобного, но в тот момент как-то и не ожидал найти. Ты можешь себе представить, чтобы кто-то вырастил такие замечательные розы? Вот за это я и люблю старого Фукса".
Сурок не знал, что на это сказать. Он был изумлён и поражён, ведь у себя в Канаде он никогда не видел, чтобы гениальный лис выращивал говорящие розы и знал всё о самых необычных деревьях. Поглазев некоторое время в своё удовольствие, они выбрались обратно. Солнце затянуло тучами, и, кажется, собирался дождь. Поднялся ветер. Сначала он не предвещал ничего страшного, но вдруг часть листьев стала срываться с крон и, кружась по воздуху, опускаться на землю. Всё бы ничего, но с каждой минутой листьев летело всё больше и больше, больше и больше, и обитатели скверика попрятались в свои дупла и норы, чтобы как-то переждать это стихийное бедствие.
"Что происходит?" - воскликнул сурок, когда они оказались в норе Книгогрыза, и тот аккуратно раскладывал те самые бумаги, которые нёс с собой, на полке.
"Тексты. Материал. Языковой. Он накрывает с головой. И научные работы на тему. Кажется, сегодня летят только работы... а нам разбирать и ужасаться. Многое придётся просто выбросить, потому что это полная ерунда. Иногда на нас и вовсе летят работы жаб-демагогов. Судя по тому, что происходит сейчас, на этот раз их особенно много..." - застонал Книгогрыз.
Час утекал за часом, а листопад всё не кончался, и в кронах листьев меньше тоже не становилось. Сурок устроился в сухой норе Книгогрыза поудобнее, чтобы послушать ещё что-нибудь, и Книгогрыз рассказал ему свой сон.
"Снилось, что Луиш де Камойнш пришёл в библиотеку, и как только он открыл два тома, "Энеиду" и "Метаморфозы", перед ним, только-только из Чистилища, возникли Вергилий и Овидий, разгорячено спорившие о чём-то своём и периодически хихикавшие.
- Богов молю, да кончатся труды сии! - процитировал меланхолически Вергилий.
- Труды, однако, вовсе не кончаются, - истерически засмеялся Овидий. - Эней однажды, сноп колосьев жертвенных с земли поднявши...
- Где бы взять бутылочку?
- О! - перебил их Камойнш.
Что дальше - он не знал, потому что назвать их коллегами побаивался, друзьями попросту не мог, а если бы он обратился к ним по именам, то тот, кого назвали бы вторым, непременно обиделся бы - это уж как пить дать.
Овидий и Вергилий, услыхав его, напряглись и приосанились.
- Не ты ли тот К... К.... Ка-мо-энс, о бесстыднейший?
- Ты что же сделал с нашей мифологией?!
- Что за язык ты в "Лузиадах" пользуешь?!
- И почему в такой престранной метрике?! Подпорченной латынью свой язык зовёшь... Писать-то разве можно на подпорченной?
- Но ты, Вергилий добрый, пощади меня, - подхватил Камойнш, - Ведь Данта за язык ты не наказывал...
- Так я ему не возражал особенно, дефекты речи у бедняги - думал я... - недоумённо ответствовал Вергилий, и наступило напряжённое молчание.
- Quicquid id est, timeo... - пробормотал Вергилий наконец. - Но вот за мифологию ответишь ты.
- И за язык его бы тоже надо бы.
- Возьму обоих вас и брошу в Тежу я! - не выдержал Камойнш и, захлопнув двумя руками оба тома, отложил их куда-то на верхнюю полку: он всерьёз обиделся как за язык, так и за эпос. Но тут вдруг из книг на полках где-то в дальнем ряду потекла вода. Её становилось всё больше и больше, всё больше и больше, и когда её уже было по щиколотку, она перестала пребывать. Бедный Луиш забрался на стол, чувствуя себя глубоко несчастным, и сделался ещё несчастнее, как только откуда ни возьмись в этой воде появились жабы. Они заполонили всё и начали громко распевать что-то хором. А Вергилий и Овидий сидели себе на верхней полке, болтали ножками и радостно хихикали.
- Ты в Тежу нас хотел отправить, юноша? Так посиди немножко в жабанарии!"
Книгогрыз завершил свой рассказ, и листья уже перестали падать. Их освещало вечернее солнце, и звери уже вылезали снова на свет, чтобы оценить причинённый стихийным бедствием ущерб. Листьями было завалено всё, причём как только к ним кто-то прикасался, они превращались в листы бумаги, покрытые текстом. Книгогрыз тоже взял пару листов и, поглядев на них несколько времени и пошевелив в задумчивости ушами (и, надо заметить, эти ушки были несколько больше нормальных крысиных ушей), он сокрушенно заметил, что всё это - то, что налетело за сегодня - совершенно никуда не годится.
- Ой, мамочки! - воскликнул старый Фукс, слезая с дерева. - Что же это такое-то... у кого-нибудь есть светлые идеи, как бы нам поскорее избавиться от этого мусора?
Все молчали или мычали, но говорить никто не решался, потому что светлые идеи обычно подавал сам Фукс, и все уже как-то к этому привыкли.
- Хорошо, ну давайте складывать, может быть, птичек и самолётики и запускать их... куда-нибудь. Главное - подальше от нас.
Так они и сделали. Но листьев налетело много, а рабочих рук, умеющих сложить самолётики и птиц, способных улететь далеко, катастрофически не хватало.
- Надо, чтобы кто-то всё это съел, - глубокомысленно заметил Фукс, - Иначе мы просто не управимся. Но я это съесть не могу, потому что я лис, я не признаю растительную пищу.
- Крысы едят растительную пищу! - вставил не к месту сурок. Фукс вопросительно посмотрел на Книгогрыза. Книгогрыз замялся.
- Крысы едят. Но не такую... ведь там же... такое содержание, что если я это и съем, я отравлюсь... тем более, если в таком количестве...
- Нет, ну мы, конечно, не хотим, чтобы кто-то пострадал...
- О, зайчики! - выпалил вдруг Книгогрыз и уставился на Фукса.
- Солнечные! - воскликнул Фукс, и хитрые глазки его загорелись.
Все вокруг недоумённо переглядывались. Сурок тоже недоумевал. Между тем Книгогрыз и Фукс, не мешкая больше, достали свои карманные часы и стали блестящими крышками пускать по траве, по горкам из листьев и по стволам деревьев солнечных зайчиков. И - о чудо! - солнечные зайчики тут же превращались в настоящих и радостно кидались жевать это всё. Они управились быстро, но возникла новая проблема: надо было что-то делать с этими зайчиками.
- И что, разгонять их придётся мне? Напрягаться, делать страшные глаза? - раздражённо спросил Фукс, - А я, может быть, не настроен это делать... У меня уже нервов никаких нет на всю эту ерунду, не умею я это как следует... Ну вот я так и думал, что этот твой план приведёт к какой-нибудь такой неувязке.
Книгогрыз съежился от стыда и поджал уши, Фукс, недовольно бормоча, пошёл разгонять кроликов, и разогнал их моментально, а остальные обитатели уже как ни в чём ни бывало занимались своими делами. Сурок вдруг почувствовал, что смертельно устал, прилёг вздремнуть прямо на траве, а проснулся дома. Вылез из норы и увидел, что вокруг уже стаял снег и начали распускаться первые почки.
"Кажется, дома началась весна", - записал сурок в свой блокнот и зевнул спросонок.