Горячий воздух обжигает грудь, так сухо в горле от острой боли в груди, хочется кричать, позвать кого-нибудь. Он делает усилие, но не слышит своего голоса. Его ноги ранит эта сухая перепаханная земля, так больно наступать на борозду перепаханной земли - она тянулась в бесконечность. Глаза ищут хоть капельку влаги, немного зелени, чтобы укрыться от этой жары, так тихо кругом, эта странная тишина режет слух, и боль в груди вырывается наружу, уже нестерпимо держать ее. Вот наконец-то он видит маленький клочок зелени вдали и ускоряет шаг, бежит туда, хрипя от боли. Его удивляет контраст - зелень и рядом поле засохшей земли. Подойдя ближе, он натыкается на изгородь, отделяющую от него этот зеленый участок, и судорожно ищет вход туда. Пройдя немного вдоль изгороди, раздвигает руками густую зелень, чтобы позвать на помощь, его удивляет этот пейзаж за изгородью. За густой зеленью - цветущий сад, и посреди сада протекает прозрачный ручей, а возле воды, спиной к нему, сидит старик, до боли знакомый ему. Даже отсюда видно, как на дне ручья плещутся маленькие рыбки, огибая чисто промытые камни с водорослями, а вода искрится на солнце. Ну, где же эта калитка, как попасть мне туда? Он опирается грудью на изгородь, и вдруг на той стороне слышит знакомый родной голос:
- Сынок, остановись, тебе нельзя сюда, потерпи немного, - подняв голову, он видит отца.
- Отец! - и руки тянутся к нему, чтобы обнять, но эта проклятая изгородь не пускает. В голове мелькает мысль: ведь отца давно уже нет, но сердце не хочет мириться с этим и стучит от радости.
- Почему ты здесь? Отец, впусти меня. Мне больно, я не могу больше терпеть эту боль, как хорошо, что ты рядом, мне так многое тебе надо сказать, - но отец отталкивает его от изгороди, сурово глядя ему в глаза, как раньше в детстве, когда он сердился. Он смотрит недоуменно на отца и только теперь видит, как он молод, хотя прошло столько лет. Всем телом прильнув к изгороди, он хочет прикоснуться руками к отцу, не понимая, что это с отцом. Боль внутри, смешиваясь с обидой, вырывается горьким неудержимым плачем. Отец смотрит на него с жалостью и тихо говорит:
- Успокойся, сынок, не то дедушка услышит, - и показывает на старика, сидящего спиной к ним. Голос отца уже звучит мягче: - Ты у меня старший, вся надежда на тебя, кто же будет помогать матери поднимать на ноги твоих младших братьев и сестер? Ты очень нужен маме, ты слышишь, она зовет тебя, иди, сынок, назад к ней.
- Назад? - переспрашивает он и оглядывается на эту сухую борозду земли, по которой он только что пришел, обдирая ноги. - Не могу, отец, мне больно идти, помоги, впусти меня, пожалуйста!
Далеко за полем он слышит голос матери:
- Сынок, милый, иди ко мне, смотри, твои родные тебя ждут.
Он обреченно смотрит вдаль, где так сухо, больно идти обратно по этой перепаханной земле, и он еще раз с надеждой поворачивается к отцу, но его уже нет, а только еще яснее слышен голос матери. Острая боль вырывается из груди, сметая все на пути, он чувствует, как его тело освобождается от горячего потока.
- Доктор! Доктор! Мусаеву плохо, у него кровь горлом пошла, - крикнула медсестра дежурному врачу.
- Срочно в операционную, нужна экстренная помощь, - приказал доктор, взглянув на больного, лежащего на подушке в луже крови.
Через неделю после операции Курванжана перевезли в общую палату. Сосед по палате мирно спит после процедур, а Курванжан смотрит в окно, где в парке госпиталя в бронзовом одеянии осень. Он не любил это время года, когда обострялась его болезнь, и почти каждую осень он проводил в больнице. В дверь палаты тихо постучали, он повернулся и увидел молодое лицо девушки, она вопросительно посмотрела в сторону соседа:
- Здравствуйте, папа уснул? - спросила она своим бархатным голосом и зашла в палату.
Курванжан от неожиданности широко улыбнулся девушке, от чего она смущенно покраснела. Старик в углу проснулся и привстал на кровати, приговаривая:
- А! Изят пришла, моя ласточка, - и обнял девушку, поцеловал в лоб, поправляя ее густые волосы. - Это моя средняя дочь, - сказал он, поворачиваясь к Курванжану.
Девушка села рядом с отцом и вполголоса стала расспрашивать о его здоровье, а Курванжан рассматривал это прекрасное создание с длинными ногами. Ее густые волосы, которые как шапка все время падали на лоб, и она красивым движением руки поднимала их с лица, покрытого веснушками. Она, как глоток свежего воздуха, принесла в палату свежесть, и в эту минуту Курванжан забыл о своих мрачных мыслях и восхищенно смотрел на нее.
Она приходила к отцу каждый день, старик ждал ее прихода больше, чем других детей, действительно, она была необычна, очень внимательна к старику и знала, как ему угодить, могла часами гулять с ним по парку и все время рассказывала ему что-нибудь интересное. Курванжан, не понимая себя, невольно ждал ее, а после ее ухода долго говорил с ее отцом, и с каждым днем он узнавал о ней все больше и больше. Он не мог понять, почему так радуется встрече с ней, неужели это любовь? - спрашивал он себя каждый раз. Иногда, когда их взгляды встречались, он трепетал от счастья. Старик поправился и готовился к выписке. У Курванжана заныло в груди: ведь сегодня в последний раз Изят придет к отцу. В палате на тумбочке стоял большой букет белых хризантем, они напоминали приближение зимы. Эти последние цветы осени принесла Изят, она вся сияла от радости, нежно прижимаясь к отцу. Уходя, она пожелала скорого выздоровления всем, и они ушли с отцом, только букет хризантем заполнял пустоту в душе Курванжана. Он понимал, ведь она намного моложе него, эта проклятая болезнь и больница не лучшее место для встречи. Курванжан отвернулся к окну и вспомнил рассказы мамы, как она, нося его под сердцем, работала на шахте с наказанными женами врагов народа, когда отца отправили на каторгу. Так китайские власти в 1958 году в Урумчи избавлялись от уйгурской интеллигенции. Мама все оправдывалась: "Ведь нам тогда не давали маски, и, видно, твои легкие тоже пострадали". И каждый раз она горько плакала, глядя на сына после очередной операции. Он никогда никого не винил и только сейчас понял, что Изят стала для него спасением, как единственный островок, куда тянулась его душа.
На следующее утро ему сделали контрольный осмотр, доктор довольно улыбнулся, похвалив его, как быстро он идет на поправку. Вернувшись в палату, он остолбенел от удивления: на стуле, возле его кровати, сидела Изят.