ЦЕРКОВЬ. ЗАМЕТКИ НАЧИНАЮЩЕГО.
 (СОВРЕМЕННЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ О НАШЕЙ ЦЕРКВИ)


Посвящается моим  
братьям по вере.






 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ




ЗНАКОМСТВО

 Трудно и боязно мне браться за эту тему. Церковь - на самое ли это 
великое в жизни, не самое ли важное и значительное? Я чувствую себя здесь 
безнадежным новичком. 
В самом деле, представьте - два долгих тысячелетия ее истории; великое 
множество людей, в том числе знаменитых, отдавших ей свои способности, 
силы, а, быть может, и жизни; великая литература,  за этот срок исчерпавшая, 
должно быть, все, что может быть по этой теме сказано; глубокие традиции, на 
изучение которых каждому отдельному человеку, быть может, не хватит и 
жизни; а главное - великие события, которые предшествовали всему этому и 
послужили всему основанием. Ну можно ли надеяться, что мысли какого-то 
робкого новичка, который лишь недавно приступил к этой теме, смогут здесь 
что-то добавить? Скорей уж лучше ему спрятаться,  замолчать, совсем 
исчезнуть - чем выступать со своим слабым голосом и незрелыми мыслями, 
которые могут только нарушить эти вечные порядок и величие.
И тем не менее я приступаю к этой теме. При всех благоразумных 
сомнениях и осторожности, есть одно огромное "но", которое все их начисто 
отметает, и заставляет меня все же сделать это. Оно лежит скорее в области 
чувств, а не разума. Да, если бы я рассуждал спокойно, то бы никогда не начал 
эти <заметки>. Вернее всего мне было бы просто тихо сидеть над книгами, 
посвятив свою жизнь изучению уже накопленного и достигнутого. Но что 
делать, если человек действительно нашел нечто, без чего он уже не может 
жить, без чего все его существование лишено смысла? Если все в мире для него 
перевернулось, если он окончательно и бесповоротно понял, что здесь - 
Истина? 
Тут уже не до благоразумия, тут все ориентиры меняются, и можно 
вполне от человека ждать чего-то странного и необычного. Тут не до 
осторожности - так хочется сообщить другим, буквально выкрикнуть то 
новое, что тебе вдруг открылось!
В таком положении я сейчас и нахожусь. Я оказался на перепутье и 
думаю, как послужить этой великой и вечной Истине. Все меньше я считаю 
себя самостоятельным, отдельным человеком, а вместо этого - частью некоего 
большего целого. Все больше я стремлюсь положить свои силы не на что иное, 
как на пользу этого  целого, поскольку все другие способы приложения этих 
сил уже испробованы и отвергнуты. Как знать - быть  может, я уже и жизнь 
готов положить за пользу этого целого,  за Истину, которая мне открылась?
Да, послужить - но как? Ведь каждому нужно внести свой вклад по 
мере сил. Один просто молится, другой поет, еще один занят  
благотворительностью - а тот уже учит в церковной школе. Любой найдет 
себе место, любой может внести свой вклад в это общее дело. Но автор этих 
строк последнее время чувствует особую склонность к наблюдениям и 
размышлениям. Умение пусть и не главное, не самое ценное - но тоже одно 
из многих. Быть может, это сейчас нужно - и хоть один человек найдется, 
которому эти скромные наблюдения будут небезынтересны.
В расчете на это и пишу. Если Богу угодно, что именно так я должен 
послужить этому великому целому, т.е. Церкви - пусть так и будет! Попробую 
описать кратко и толково все то, что понял я с тех пор, как встал на путь к вере 
- тот путь, к которому приходят сейчас тысячи и миллионы людей. Пусть это 
будут только мои личные впечатления и наблюдения. Единственное, что я могу 
описать - это путь к вере теперешнего молодого человека, и первые 
впечатления, которые он получает от церковной жизни опять-таки в наше 
время. Любой человек, во всем, что бы он ни рассказывал, может идти только 
от своего опыта. Но я почему-то надеюсь, что за этими личными 
наблюдениями, за этим ворохом частностей нет-нет да проглянет и что-нибудь 
общее. Иначе бы я, честное слово, не стал бы писать. А если так - то труд этот 
отчасти все же небесполезен. Быть может, в Вы, читатель - из тех, кто сейчас, 
в наше время приходят к вере - сможете здесь что-то близкое для себя  найти, 
хоть отчасти  себя узнать.
Сказав предварительно все это, начну.



ПЕРВЫЕ ШАГИ

 Церковное возрождение, которому все мы теперь свидетели, началось у 
нас примерно в конце 80-х годов. Тогда стали открываться первые храмы, 
появились священники на радио и телевидении, возникли первые церковные 
школы. До этого мы о Церкви почти ничего не слыхали. Конечно, мы  знали, 
что она есть, но эта сторона жизни нас совсем не касалась. Изредка разве 
можно было зайти в эти странные здания с куполами и  свечками, подивиться 
на древних старушек, разбивающих об пол лоб - чтобы уйти с 
неопределенным и ничего не меняющим в жизни чувством. Церковь почти не 
была связана с нами, мы - с ней; вся эта жизнь  текла будто в совершенно 
другом мире. (Я говорю об обычных молодых москвичах, таких, как мои 
сокурсники или одноклассники.)
Вообще, чтобы  серьезно повлиять на человека, заставить его изменить 
взгляд на мир,  оставить все прежнее и начать совершенно новую жизнь, 
нужен, по-видимому, крайне серьезный  повод. Я  сразу скажу, что такой повод 
в моей жизни был. Я его пока не описываю, поскольку говорю о другом - но 
зато потом опишу подробно. Скажу только, что это было совершенно из ряда 
вон выходящее впечатление, которое все в моей жизни буквально перевернуло, 
разделило ее на две  части - ту, которая была до этого впечатления, и которая 
началась после. Чтобы верующим было понятно, также скажу, что это было 
связано с моей поездкой по Святым местам. Но пока я хочу быть поближе к 
земле и описать то, что нас всех окружает, что мы видим здесь, в Москве - и 
что потому любого из нас может коснуться.  Именно, я веду речь о том, как 
Москва встречает такого человека, вернувшегося из Святых мест - по крайней 
мере, как встречала тогда, в первые годы нашего духовного возрождения.
Итак, вот такой человек возвращается обратно. В нем живут новые 
огромные впечатления, в нем зажегся робкий таинственный огонек, который 
он старается беречь как зеницу ока, опасается загасить. А кругом - огромный 
каменный город. Толпы на улицах, давка в метро, скука на работе. Вроде 
вокруг много людей - и ни одного среди них, с кем можно поделиться, кто 
способен понять этот маленький огонек, который зажегся в душе нашего 
верующего. Нет, этот город неприветлив, мало полезен для робкого 
верующего, неприспособлен для его первых шагов.
Там, где Вы были недавно, Вы буквально летали, не чувствуя под собой 
ног; с Вами буквально произошло там  "второе рождение", у вас там открылись 
новые свойства души; Вы там буквально не понимали, что это с Вами 
произошло и убеждались, что есть, оказывается, в мире тайны, которых Вы 
прежде не знали, которые невозможно понять разумом. А здесь - вновь 
тоскливый город; вновь суета, тревога; во всем вокруг нет ни намека на то, что 
с Вами  там произошло, и начинаешь сомневаться - а вдруг все то тебе просто 
приснилось? Вот каковы проблемы, встречающие в большом городе первый 
раз вернувшихся из святых мест <новоиспеченных> верующих.
Примерно такие проблемы встали и передо мной. Немного вернувшись 
к нормальной жизни и опомнившись, я стал искать в Москве новый круг 
общения, людей, с которыми меня объединил бы зажегшийся в моей душе 
новый интерес - попросту говоря, круг верующих. Но все знают, как с этим у 
нас в Москве в конце 80- начале 90-х годов обстояли дела. Ну где могли вы, 
совершенно одинокий, мирской человек найти таких людей? Естественно было 
искать их по храмам. Но известно, какая обстановка была в эти годы в храмах. 
Желающий поговорить со священником мог в лучшем случае рассчитывать 
увидеть его спину, когда он после службы уходил в алтарь. Надежд на 
служительниц тоже было мало - они, вероятнее всего, могли вас обругать и 
затем выгнать из храма шваброй. А с прихожанами не так-то просто и 
заговорить - столько незнакомых, чужих людей, и лица все неприветливые, 
темные... Вот и получалось, что новоначальному (человеку, только 
пришедшему к вере) совершенно не на что было рассчитывать в те годы при 
храмах.
Я не хочу тут никого винить. Я все прекрасно понимаю. Я даже так 
скажу - что ничего и требовать было нельзя от тех, кто в те годы служил и 
работал при храмах - а только низко поклониться им в ноги за то, что они 
как-то выжили, сохранились. Но это одно дело - понимать исторические 
обстоятельства, и совсем другое - найти, как самому-то быть, что самому-то 
делать. Так или иначе, в моих попытках с храмами меня ждал тогда полный 
провал. Другие же пути поисков тогда и вовсе были мне недоступны.
Единственной, кого мне удалось найти, была одна  дряхлая старушка. 
Она была другом нашей семьи - и, на мое счастье, оказалась верующей. 
Поскольку других контактов и возможностей у меня не было, я именно ее и 
принял как мою  спасительницу. Теперь у меня был человек, с которым я хоть 
изредка мог говорить о вопросах веры, была тонкая ниточка, которая связывала 
меня с новой областью моих интересов. Я всегда, когда мог, старался этим 
пользоваться.
Возможность действительно оказалось прекрасной. Я не знал, что такие 
древние старушки могут быть такими прекрасными людьми и столь сведущими 
в вопросах веры. Помню  тихие зимние вечера, проведенные с ней за беседами 
о церковных вопросах. У нее получал я первые сведения об иконах, постах и 
молитве. Думаю, мне ужасно повезло, что  в тот первый период поисков я 
встретился именно с ней - и тут дело не только в познаниях. Дело было в ее 
душе. Рядом с ней я как-то особенно чувствовал, что вот он какой - 
верующий человек, вот каким делает человека вера. Главное - душа ее была 
особенная, чистая, светлая. Она вообще оказалась удивительно добрым и 
светлым человеком. Так или иначе, но у меня осталось чрезвычайно доброе 
воспоминание об этом периоде моей жизни, когда единственным моим 
собеседником в вопросах веры была эта простая, чистая душой старушка.
 И все же - какая грустная ирония!.. Крепкий, молодой, полный сил 
человек, перед которым вдруг распахнулись новые горизонты, который жаждет 
новой, светлой деятельности - и вдруг вынужден довольствоваться обществом 
одинокой, уже готовящейся покинуть этот мир старушки! Этого ли ждет его 
душа, к этому ли он стремится? Мечты его - об обществе таких же молодых 
людей, духовных братьев и сестер, с которыми его объединяет общее дело! 
Поэтому я скоро предпринял новые поиски.
Но у меня снова ничего не клеилось. При храмах текла своя, закрытая 
жизнь. Среди моих знакомых по школе и институту по-прежнему верующих не 
было. В какую-то далекую, большую общину, о которой в Москве <говорили>, 
я еще не готов был отправляться. Похоже было, что моя робкая одинокая вера 
лишь только  успев родиться, зашла в тупик. Я был готов опустить руки, 
смириться с грустной судьбой "верующего-одиночки", который  даже не знает, 
из-за отсутствия общения, правильно ли он верует, и которых, похоже, и было 
у нас большинство в недавние тяжелые времена. Но Бог вскоре меня от этого 
спас. Передо мной внезапно  открылась новая, совсем неожиданная 
возможность.



БЛИЖНЯЯ ЦЕРКОВЬ.

Ну мог ли я предполагать что-нибудь подобное,  проходя мимо этого 
невысокого полуразрушенного здания посреди нашего двора?! Я помнил его, 
сколько помнил себя. Еще в детстве с друзьями мы часто возле него играли. 
Оно выглядело невзрачно - какая-то бесформенная развалина, 
первоначальный вид которой установить было почти невозможно,   настолько 
все было порушено. На церковь это, во всяком случае, совсем не было похоже. 
Всегда это здание стояло в невзрачном виде - и вот вдруг в тот год 
вокруг него началось какое-то движение. Пришли какие-то люди, стали все 
расчищать, прибирать, чинить - и вот вдруг здание приобрело совершенно 
определенные очертания! Наметились колокольня, купол, вверху появился 
временный крест - и вдруг нашим  глазам предстала скромная небольшая 
церковь!
Я еще раньше все ходил вокруг. Я все смотрел, что это за люди, и что 
они делают. Примкнуть к ним тогда мне не хватало решимости. Я ведь почти 
еще не был верующим - тем более церковным строителем. Но вот в жизни 
церковки произошли главные изменения. Внешний ремонт  был закончен, 
внутри тоже помещение расчистили.  И, наконец, случилось самое главное - 
на праздник прислали батюшку, и в церкви начались службы.
Я с этих пор зачастил сюда. Это казалось мне удивительным, 
невероятным - настоящий храм прямо в моем дворе, когда во всем нашем 
районе на километры нет другой церкви. Чего только ни чудилось мне в этом 
небольшом бедном здании - глубокое возрождение  веры во всем нашем 
районе, чуть ли не полное преображение всей жизни - и собственной моей, и  
всех моих близких!.. Теперь, по прошествии времени вижу, что в этих первых 
горячих мыслях было некоторое преувеличение.  
Жизнь этого храма, еще не устоявшаяся, еще делающая только свои 
первые шаги, неделя за неделей, месяц за месяцем открывалась мне.  
Понемногу случилось так, что она стала мне совершенно родной, необходимой. 
Здесь сделал я первые  наблюдения о церковной жизни, и эти впечатления 
первыми хочу вам изложить. В конце концов, это знамение недавнего времени 
- открытие в Москве множества таких храмов, прежде закрытых, и первые 
шаги церковной жизни в них.  
Важнейшим для меня было то, что я, наконец, нашел там людей. Я 
говорю все о тех же строителях храма, которые делали это за совесть, а не за 
деньги - и потом, когда начались службы, стали его первыми прихожанами. 
Это было <ядро> храма, из этих же людей многие составляли <двадцатку>. 
Затем появились новые, которые приходили на службы и начинали ходить 
более-менее постоянно. Сначала все было мне непонятно - какие-то новые 
люди, новая обстановка - но понемногу из хаоса стал вырисовываться некий 
круг постоянно ходящих туда людей, которые, кроме того, принимали какое-то 
особое участие в делах храма. Вот  о них я в первую очередь и веду речь.
До сих пор ума не приложу - как могла собраться такая компания!.. В 
ней были люди столь непохожие и разноплановые, что в обычной жизни они, 
пожалуй, никогда бы не встретились и не смогли бы стать друзьями! Я думаю, 
встреться они случайно где-нибудь в другой обстановке, они бы там друг с 
другом не нашли бы ничего общего. Некоторые лица совершенно не 
сочетались, представляли собой совершенно разные типы. А вот у нас это 
произошло - и за полгода существования храма из 20 тысяч жителей 
ближайшего района нашлись 20 таких вот совершенно разных человек, 
которые собрались при храме и решили взять на себя заботу о нем. Иначе не 
могу сказать, что этих столь разных людей собрала и соединила здесь 
христианская вера. 
Я до сих пор им удивляюсь и восхищаюсь ими. Ведь дело это никому не 
сулило ни выгод, ни спокойствия - одни лишь заботы и тревоги. Здесь было 
совсем непросто и хлопотно. Не было тут и особых выгод, связанных с 
завоеванием авторитета, уважения в каком-либо кругу. Какой особый авторитет 
может иметь староста, или, к примеру, продавщица из храма? Нет, все это было 
совершенно бескорыстно - единственное, что могло этими людьми двигать, 
была искренняя вера.
Я, видимо, никак лучше не смогу поступить, чем описав некоторых из 
этих людей. Они все как бы и теперь со мной, их образы я храню в моей душе. 
Вот первый из них - мужчина, уже немолодой, уже видавший самые разные 
виды. Он бывший  военный, он видел смерть лицом к лицу - а вот теперь, 
уйдя на пенсию,  нашел лучшее применение своим оставшимся силам в том, 
чтобы взять на себя главную долю забот о нашем бедном храме. Он проводил в 
нем буквально дни и ночи. Пожалуй, без него у нас бы ничего не двигалось. 
Всю первую зиму он хлопотал о добыче досок и кирпича, чтобы закрыть дырку 
в крыше алтаря, сквозь которую на службе падал снег на голову служащего 
священника, а также чтоб починить колокольню и купол. Это была настоящая 
борьба - и он вышел, наконец, победителем, в чем может убедиться теперь 
всякий, проходящий мимо нашего храма!
А вот другой - человек тоже интересной судьбы, который, кажется, 
много бывал за границей. Уж вроде ему-то зачем было являться в наш храм - 
с его положением, с его-то возможностями!.. Уж вроде мог жить без невзгод - 
а вот поди ж ты, оставил свои поездки и тоже пришел в наш храм, чтобы 
участвовать в его непростом возрождении. А главное, смотрит вперед - имеет 
идею создать детскую школу, чего в нашей церкви уже, пожалуй, полвека не 
было.
А вот довольно еще молодая женщина, но мать уже троих детей, 
поистине неисчерпаемой энергии и темперамента. Ей нужно и на работу, и 
своих детей кормить - а вот она все равно пришла в наш храм. Она вникает  
буквально во все - и даже в вопросы строительства. Она и машину закажет, и 
продукты привезет, она же объедет пол-Москвы, когда надо что-то <пробить>. 
Ничем она не брезгует - вот, если нужно, готовит в трапезной, вот уже встала 
за свечной ящик. И все  совершенно бесплатно - а жизнь сейчас так нелегка. 
Честное слово, я перед такими людьми преклоняюсь.
Я мог бы и еще некоторых описать. Они все для меня одинаково дороги. 
Но я решил рассказывать кратко - а потому думаю, что в этом уже нет нужды. 
И так вы уже многое поняли.
Поделюсь и я своими краткими выводами. В храмы идут люди в 
некотором смысле неординарные, даже  выдающиеся.  Они не за выгодой туда 
идут, а для того,  чтобы послужить Богу. Конечно, это не ангелы какие-нибудь 
во плоти, а самые обычные люди - со своими несовершенствами и 
недостатками. Но не это в них главное, а именно их горение и желание 
служения. У нас там далеко не все было гладко - были и споры, и разногласия 
- но они никогда не приводили к  раздору, всегда оставалось ощущение 
главного, что нас соединяло. 
Я вдруг подумал сейчас, что я нигде не встречал больше таких людей. В 
наше тревожное и суматошное время такие характеры - редкость. Пожалуй, 
нигде больше я не встречал и такой атмосферы, которая сложилась тогда между 
нами при нашем бедном храме.  Я, честное слово, нигде не встречал больше 
такого.  Я очень благодарен Богу за это время.
Но, помня этих прекрасных людей, я должен несколько слов сказать еще 
об одном человеке, без которого вообще ничего бы не было. Ведь мы 
собирались при храме, из-за того, что был храм, что в нем шли богослужения и 
приходили люди. Поэтому ясно, о ком я еще должен сказать. Я веду речь о 
нашем священнике.


ОДИНОКИЙ СВЯЩЕННИК

Он был какой-то тихий и незаметный. С утра приходил, серьезно 
проводил службу, потом уходил в свою комнатку, обедал - и уезжал домой. 
Другого ничего мы поначалу от него не видели. 
Меня это, прямо скажем, разочаровало. Представьте себе молодого 
человека, который горит верой, которому всюду мерещатся духовные школы, 
семинарии - и вдруг такой молчаливый, немолодой священник. Я, помню, 
тогда все очень к нему приглядывался. Мне все хотелось к нему как-то 
подступиться, что-то от него узнать. Но, к сожалению,  возможности такой 
совершенно не было. Священник был самый обычный - старательный, 
аккуратный, серьезно вел службу, внимательно принимал исповедь... даже, 
пожалуй, был и добрый, неплохой человек... Но ничего такого не было - я 
говорю о главном,  с чем в таких случаях связаны наши надежды, чего обычно 
мы от таких людей ждем! Увы, здесь был полный <провал>! И я, наконец, 
кажется, даже с этим смирился!
Я почему об этом веду речь? Да потому, что это одна из главных тем 
нашей Церкви, тот главный вопрос, который столь явно встал именно сейчас, 
во время столь бурного ее возрождения. ХХ век на дворе. Гонения кончились, к 
спасительной вере потянулись тысячи, сотни тысяч новых людей. Как никогда 
сильна потребность в просвещении, духовном образовании, надежды всех 
связаны с Церковью. И от кого же мы ждем исполнения этих надежд, кто нас 
возглавит в таком деле, поведет? Невольно, и даже у самых случайных людей, 
которые в этом деле почти не разбираются, все взоры обращены на 
священников. От них и ни от кого другого мы в первую очередь ждем 
наставления, каких-то ясных, активных действий - короче, указания нам 
нового, спасительного духовного пути. И вот как раз в этих надеждах нас в 
большинстве случаев ждало разочарование. Все то же прекрасное ведение 
служб, все те же панихида, водосвятный молебен, быть может, даже хорошая, 
серьезная исповедь - но главное-то, главное?!.. Не удивительно, что в эти годы 
у многих опускались руки. Ведь если сами служители веры таковы, что не ведут 
за собой людей, не исполняют того, к чему их собственная их вера обязывает - 
не проповедуют, не зажигают души - то, может быть, и эта вера сама не так 
уж много и стоит? Такие мысли могли в эти годы возникнуть в умах даже тех, 
кто поначалу открыл свое сердце вере, кто горячо ее принял и смело пошел по 
новому пути.
Я потому и веду речь об этом священнике, что он, похоже, очень ярко 
иллюстрировал это положение. Любой мог бы разочароваться, неделями 
ожидая возможности поговорить с ним, услышав затем пару кратких, почти 
ничего не значащих слов, и вновь увидав, как он скорее уходит в алтарь.    
Но многие удивятся, узнав, что я для того только начал эту главу, чтобы 
этого священника оправдать. Обычно у нас как-то иначе принято. Считается 
даже хорошим тоном сыпать на головы таких людей всякий сор, обвинять их 
во всех смертных грехах - в первую очередь в том, что они своего Божьего 
призвания, своего служения не исполняют.
Дело в том, что  то впечатление от нашего пожилого священника, 
которое я вам только что описал, было у меня лишь сначала, пока я был еще в 
храме посторонним и близко его не узнал. Впоследствии  я все больше вникал в 
ситуацию, все больше к нему присматривался - пока, наконец, полностью не 
переменил о нем своего мнения.
Я сразу скажу, что мне очень мало о нем известно - не знаю как 
следует ни его прошлого, ни почему он пришел к нам. Известно только, что, 
несмотря на возраст и плохое здоровье, он сам пожелал оставить какой-то 
известный большой храм, чтобы прийти в нашу маленькую церковь 
настоятелем. Здесь не было и не могло быть никакой гордости - я лишь потом 
понял, какой это был крест... Здесь начались буквально его хождения по мукам. 
Ума не приложу - как он один, без помощников,  сумел здесь все-таки 
наладить какую-то более-менее сносную жизнь!.. Помощники из его прежнего 
храма сюда вслед за ним не пришли - а он, вероятно, на них поначалу 
надеялся! Он оказался один в новом храме, среди незнакомого района, среди 
незнакомых людей - один, совсем, один!..
Те люди, которых я уже описал - наша горячая компания - 
помощниками ему все же быть не могли: слишком различны были наши 
понятия, а также уровень образования, знания церковных вопросов. Мы в 
лучшем случае были годны на роль подсобных рабочих, а вовсе не помощников 
и собеседников. К тому же мы и появились после, уже через несколько месяцев 
- а перед этим столько времени он провел все же один!  
Я каюсь теперь, что поначалу смотрел на него с некоторым 
разочарованием, как на человека, некоторых моих надежд не оправдавших. Кто 
нас поставил судить других? Кто знает меру возможностей человека? Мы 
можем судить других людей лишь по тому, что ими сделано, а не по нашим 
ожиданиям - и непременно при этом иметь в виду, в каких условиях все это 
делалось. Прийти в пустой, холодный, не отремонтированный храм, начать 
здесь службы, продолжать их день за днем, месяц за месяцем - и постепенно 
собрать приход,  наладить хоть какую церковную жизнь, причем одному, без 
помощников  - разве это в своем роде не подвиг?! Да бог с ней с церковной с 
жизнью, с приходом - вопрос скорее здесь был в том, чтобы хоть как-нибудь 
продержаться, выжить! Для слабого ли человека это? Нет, я теперь 
преклоняюсь перед этим человеком!
Тогда, кроме служб на него свалилось еще много всяких дел. Людей не 
хватало, надо было вникать и в  хозяйственные заботы, и в денежные... А  он 
был священник, настоятель, которого призвание - вести службу, молиться. 
Как только он все успевал, как выдержал? А злые люди и их нападки (такие 
всегда при любом добром деле найдутся) - и это легло на его усталые плечи! 
Ну разве возможно ждать, требовать от человека большего?.. 
 Конечно, ничто не может продолжаться вечно, и теперь картина уже 
совсем иная - и с нами он понемногу сошелся, нашлись и другие помощники. 
Но я вспоминаю то, первое время, такое трудное и для нас, и для него. И тем не 
менее, он выжил, удержался - и в результате принес веру в наш район. Нет, 
тут не то что не могут быть обиды какие-то, или разочарование - наоборот, 
надо низко ему поклониться, всю жизнь благодарить!..
Я описал здесь внешние обстоятельства, свалившиеся на спину нашего 
немолодого священника. Настало время вспомнить о его внутренних качествах. 
Они, впрочем, связаны с этими обстоятельствами. При всей тяжести 
положения, при всей частой безвыходности ситуаций, он вел себя так, будто 
ничто это его не касалось. Всегда имел вид спокойный и ясный, в разговорах с 
прихожанами был приветлив. Я никогда не слышал от него ни одного резкого 
слова - даже просто случайного раздражения или вспышки. За все время своего 
служения он ни с кем не поссорился, никого не обидел - что для обычного 
человека почти невероятно. Всегда отличался большой аккуратностью - так, 
за все время служения не отменил ни одной службы, разве что по болезни, 
Вообще, по его виду и характеру о всех задевающих его обстоятельствах и 
проблемах догадаться было просто невозможно.
Эти мягкость и простота его обращения меня удивляли. Я в мирской 
жизни не встречал таких людей. В то же время из нашего дальнейшего 
общения видно было (мы потом познакомились с ним ближе), что все это не 
было напускное, искусственное, что он действительно был таким. Также то, что 
он за все время служения никого не обидел, не закричал, не свидетельствовало 
о его мягкотелости или безволии - здесь  было что-то иное. Может быть, это и 
есть подлинное, ненапускное смирение, которое состоит в том, чтобы  
принимать не нами созданные обстоятельства и в них поддерживать людей и 
просто делать свое дело? Это одно уже может считаться за подвиг, показывать 
пример жизни, а также силу и истинность Церкви. 
 Во всем, что он ни делал, он проявлял себя как живой, реальный 
человек - и в то же время какой-то особенный, настоящий. Рядом с ним как-
то особенно становилось ясно, что такое подлинная свобода, что человек 
может жить в мире со всеми окружающими - и в то же время оставаться 
самим собой. 
Еще пару штрихов к портрету. Во время службы голос батюшки звучит 
вдохновенно и чисто - уверен, что в службах его призвание. Он подлинно 
внимателен ко всем; проповеди его глубоки и серьезны. Потом, когда мы с ним 
сошлись, я понял, что он и в частной беседе может очень много глубокого и 
интересного сказать. Вот такой человек. А я ведь когда-то почти на него был 
обижен, почти он меня разочаровал... Горько жалею теперь об этом!..
На этом закончу пока эту тему - то есть не только описание нашего 
священника, но вообще нашего бедного прихода. Быть может, когда-нибудь к 
ним снова вернусь. Теперь же меня влекут уже другие темы, другие вопросы -  
уже не частного, а, так сказать, общего порядка.



НЕМНОГО ИСТОРИИ

Я должен коснуться теперь самой сути вопроса, того, в чем же суть 
веры. Самых ярких и натуральных описаний современности недостаточно, 
чтобы объяснить по-настоящему, что такое вера и что сюда людей так влечет. 
Конечно, подробно объяснить все это я теперь не в состоянии. Попробую 
начать с исторических вопросов, т.е. с того, откуда все это пошло.
Итак, почти 2000 лет назад, в одной далекой южной стране родился и 
жил Человек, вся жизнь, а особенно смерть которого произвели особое, 
совершенно неизгладимое влияние на всю истоию человечества, на весь 
человеческий род. Те, кто Его знал при жизни, были так поражены и 
потрясены, что не могли уже больше это забыть, и всю свою дальнейшую 
жизнь посвятили распространению открывшихся им новых истин. Общение с 
Этим Человеком перевернуло судьбы тех, кто знал Его.
Чем же был Он так удивителен? В простых словах, Он говорил такие 
вещи и делал такие дела, которые выходили за рамки способностей всякого 
обычного человека. Он, например, ходил по воде,  воскрешал умерших. О 
многочисленных исцелениях не стоит даже и говорить. В словах же своих 
открыл он такое учение, такой высоты, чистоты и глубины, которых не знало 
раньше человечество. 
Закончил земной свой путь Он тем, что добровольно отдал Свою жизнь, 
приняв мучения на кресте. Но смерть Его была вовсе не бессмысленна - она-
то (а также то, что за ней последовало) и произвела в Его учениках тот 
внутренний переворот, благодаря которому из скромных слушателей они стали 
пламенными проповедниками, несущими новое учение во все концы земли. 
Они рассеялись по всему свету - и всюду, где бы ни оказывались, несли Благую 
Весть, меняя жизни тех, кто с ними встречался.
Процесс этот не прерывался со временем. Все новые люди и группы 
людей воспринимали проповедь неслыханного учения. Со временем появились 
книги, в которых излагалась эта великая новая Истина. Возник особый, новый 
круг людей, главным и единственным занятием которого было именно хранить 
эту Истину, передавать новым поколениям. Конечно, я сейчас упрощаю, рисую 
некоторую схему - но в главном все было именно так.
Учение распространилось в Иудее, на севере Африки, в Греции, в других 
странах Средиземноморья. Отсюда оно пошло в Европу и дальше по миру. 
Века пролетали - но время будто было над ним не властно. Оно оставалось 
все тем же, в своей первоначальной первозданности и чистоте. Какая-то 
совершенно особая сила обнаружилась в нем, так что ничто  над ним не было 
властно - и рано или поздно перед этой  силой пасовали все прочие 
человеческие учения и формы людского объединения.
Пришло оно и на нашу землю, в нашу далекую северную провинцию. 
Случилось это уже почти через 1000 лет после того, как оно было проповедано 
- но разве время играет в таких вещах роль? И здесь оно обрело чистых 
последователей, явило примеры горения, жертвенности, святости ничуть не 
меньше, чем в остальном мире. Уже почти 1000 лет прошло с тех  пор, 
возникли и свои традиции, и своя духовная история.
Но здесь я перехожу уже к нашим временам, к тому, что 
непосредственно нас касается. Случилось так, что именно на нашей земле, 
среди, казалось бы, глубокой и чистой веры, созрели силы совершенно другого 
характера, к вере равнодушные и даже враждебные. Случилось это к началу 
нашего века. И вот, уже в сравнительно недавние времена они одержали верх, 
присвоили себе власть в нашем древнем обществе. Тут начались гонения на 
веру - такие, которых, может быть, не знала вся церковная история. Великое 
учение надолго было исключено из жизни несчастного народа. Жестокость и 
бездуховность прочно воцарились в стране, подмяв под себя все доброе и 
светлое, что было связано с верой.
Перехожу к теперешним временам. Теперь, по многим разным 
обстоятельствам, и эти времена кончились. Недобрые силы вновь упустили из 
рук своих власть. Открылись возможности возрождения - и в том числе 
духовного. И многие взоры все чаще стали стали вновь обращаться к вере - 
забытой и поруганной, но все такой же светлой и чистой, несущей любому 
спасение.
Об этих временах я и пишу. Господь распорядился так, что мне (как и 
многим другим) пришлось жить именно в это время, и на себе испытать то 
потрясение, которое для взрослого человека связано с приходом к вере. Но это 
- внутри, в душе. А на поверхности, в жизни совсем другая картина. Духовная 
жизнь наша предстала нам в полном развале. Учителей, священников не было, 
а те, которые были, все были какие-то робкие, все не могли оправиться после 
прошлых лет, не знали, как взяться за дело. Пусть даже храм стоит - это ли 
главное? О поисках и разочарованиях робкого верующего в те первые времена 
я уже написал. И тем не менее - Истина здесь, и нет другого пути. А значит, 
надо самим разбираться, самим что-то делать, принять ответственность на себя. 
Вот о чем вел я речь, когда описывал компанию, собравшуюся около нашего 
храма, рисовал ее горение, энтузиазм...
Я рассказал вам то, как я эту ситуацию понимаю. Быть может, вышло не 
очень удачно - ведь нет у меня ни богословского образования, ни глубокого 
знания истории. Быть может, все получилось сухо, как по книжке. Но я не 
хотел слишком ярко писать, чтобы случайно чего-то от себя не добавить. Ведь 
это дело серьезное, здесь нужно взвешивать каждое слово. Однако, надеюсь, 
что-то все же получилось - так, как и мог рассказать об этом новичок, только  
пришедший к вере, робкий и никому неизвестный.


МЫСЛИ В СТОРОЖКЕ

Я несколько месяцев провел в бедном храме неподалеку от моего дома. 
Здесь получал я первые уроки моей церковной жизни.  Они, как уже можно 
понять, происходили в основном не в храме, не на службе - а после службы, в 
общении со знакомыми прихожанами. У храма была сторожка. В ней в 
основном мы и собирались, просиживая иногда допоздна. В ней обстановка 
была очень убогая - дощатый стол, какой-то топчан, два-три деревянных 
стула, на стенах - картонные иконы. Все было сделано наспех, людьми, 
которых судьбой занесло сюда, и которые стремились создать здесь хоть 
немного жилые условия. Здесь пили чай с конфетами и сухарями, читали какие-
то второсортные церковные книжки - вообще, все производило впечатление 
какое-то ненадежное и временное.
Но совершенно не так я все воспринимал тогда! Сторожка эта, с ее 
непритязательной обстановкой, казалась мне чуть ли не лучшим местом в мире. 
Любил я и этот стол, и эти иконы, и тех людей, которые туда приходили. 
Сколько часов провели мы там за чаем и горячими разговорами о том, как 
помочь священнику, как сделать лучше храму! Сколько планов обсудили! Жаль, 
что эти планы в своем большинстве были неосуществимые. Они касались в 
основном строительства храма, починки его - а где было для этого тогда взять 
материалы? Духовных вопросов, основ веры наши разговоры почти не 
касались.
Здесь был для меня соблазн, предмет разочарования. Прийти в Божий 
храм, со многими надеждами (из них главная - на просвещение, образование) 
- и вдруг найти разговоры о досках и кирпичах, о том, сколько стоят свечи, о 
возведении забора - здесь было много поводов для него. Но я со временем 
понял и полюбил и эту обстановку. Здесь в самом деле не было образования - 
но зато были люди, простые и добрые, желающие всеми силами послужить 
Христу, Церкви. В обычных храмах это всегда есть, и заменяет отчасти то более 
строгое и высокое, на что, может быть, еще не везде хватает сил.
Но тем не менее у вас может возникнуть недоумение - каким же 
образом я все-таки к вере пришел. Тех добрых, но беспорядочных впечатлений, 
которые я получил при этом храме, для этого все же явно недостаточно. 
Должно быть что-то большее, гораздо более глубокое, что произведет 
неизгладимое впечатление и сразу полностью перевернет жизнь человека. У 
нас ведь тысячи людей видят кругом храмы, и даже заходят в них - а все же 
верующими не становятся.
Я с самого начала уже об этом говорил. Такое впечатление у меня было, 
и я даже намекнул, где. Но для начала давайте поразмышляем. Как кажется вам, 
где можно было в то время получить такое впечатление? Пожалуй, никак не в 
рядовых наших московских храмах. Москва - столица, и здесь в прежние годы 
гонения на веру были особенно сильные. Здесь, может, что-то и осталось - но 
именно то, что сумело приспособиться, так сказать, под безбожную власть 
<мимикрировать>. Но для глубокого духовного впечатления таких людей явно 
недостаточно.
В то же время наверняка есть места, где вера сохранилась в гораздо 
более глубоком и светлом варианте. Ведь вера  на этой земле была некогда 
очень распространена. Причем  не столько в городах, сколько в провинции - 
буквально по всей земле, которая составляла некогда здесь бывшую Русь. 
Любая власть, даже претендующая на полный контроль своей территории, не 
может на самом деле контролировать все. Находятся где-то непременно места, 
такому контролю неподвластные. Конечно, они в первую очередь найдутся в 
провинции. Поэтому, если мы ищем, где в чистоте и неприкосновенности 
могла сохраниться вера - то нам надо в первую очередь обратить свой взгляд 
именно туда.
Некоторые внешние впечатления подтверждают это. Встречали вы 
когда-нибудь верующих людей, недавно возвратившихся из  "Святых мест"?  
(Так называют как раз такие сохранившиеся в провинции <островки веры> - 
старинные храмы и монастыри.) Вы видели какой-то особый свет на их лицах, 
столь непривычный в нашей обычной московской рутине? Нет в таких случаях 
конца их рассказам об этом "благодатном месте", об удивительно добром 
приеме, о каком-то совершенно восхитительном благодатном <батюшке>. Итак, 
что-то особое, для нас необычное и непривычное, там есть. Все говорит о том, 
что они там что-то совершенно особое встретили, что впечатления эти что-то 
глубоко перевернули в них.
Вот об этом я и говорю. Раз есть стремление что-то новое и особое 
повидать, то надо отправляться именно туда. Вот в этом и разгадка того, как я 
пришел к вере. Конечно, беседы о досках и кирпичах при нашем окраинном 
храме такого впечатления произвести не могли.
Теперь я возвращаюсь к этому моменту моей истории.  Я опишу, 
наконец, тот первый толчок,  с которого все началось и о котором я до сих пор 
умолчал. Прошу отнестись к этому месту моих заметок с особыми вниманием и 
серьезностью - оно в них самое важное, оно все остальное в них объясняет.
Быть может, и во всей моей жизни это событие самое важное. Быть 
может, это вообще то единственное и главное, что я из всей моей жизни могу 
вспомнить и рассказать.


СВЯТОЕ МЕСТО

 Сразу скажу, что моей заслуги в этом никакой не было. Меня в эту 
поездку просто  взяли - как и всякого, кто отправляется в такое путешествие 
первый раз. Здесь, кстати, сразу вырисовывается одна важная особенность 
церковной жизни. Здесь как-то особенно начинаешь понимать, как мало, в 
сущности, в этих вещах поначалу зависит от самого человека, насколько он 
здесь на первых порах пассивен. Необходима встреча, необходимо воздействие 
других людей. Вера - это  то, что человеку передается, и самому, к примеру, 
своим умом дойти до нее никак невозможно. Конечно, от самого человека 
здесь тоже кое-что зависит. Он должен как минимум проявить интерес к этой 
теме, совершить некоторое <встречное движение>. Так именно и было в моем 
случае - я проявил тогда интерес к духовным вопросам, и это <откликнулось> 
тем, что эти люди предложили мне отправиться с ними в эту поездку. Но все же 
сам факт поездки зависел целиком от них.
...Итак, мы отправляемся в <святое место>, в надежде найти там чистую, 
незамутненную веру. Наш путь лежит на север, в одну из старинных церковных 
областей. Быстро проносятся мимо незнакомые поля, перелески, деревни; 
природа уже совсем не наша,  какая-то невзрачная, северная; вот и огромное 
озеро показалось вдали... Цель наша именно здесь - на берегу этого 
огромного, холодного озера. Здесь, на отшибе от всех дорог и поселков, совсем 
одиноко стоит большая кирпичная церковь. Кругом - ни души, и, сколько 
хватает глаз, тянутся поля да поля. Высокий зеленый купол будто царит над 
всем этим - его отовсюду видно за многие километры. Похоже, сюда лишь 
изредка кто-то приезжает. Но те, кто приезжали, все в один голос говорят, что 
это место святое, что здесь происходят чудеса.
Посмотрим, что встретит нас здесь... Подъезжаем... Вроде все как в 
обычной деревне - большой деревянный дом, утоптанный двор... Вот нам 
навстречу уже бегут люди... Слышны первые приветствия, веселые голоса...
И вот тут - кто бы объяснил мне, что тут произошло? Как вдруг 
произошла во мне буквально в  несколько минут такая полная перемена всех 
чувств, всего взгляда на мир? Куда  делись, лишь после минутного разговора, 
вся прежняя тревога,  неловкость, все напряжение, которое естественно было 
по  приезде в новое место? От этих чувств не осталось и следа. Их заменили 
радость, спокойствие, ясность. Нет, мы не гости здесь! - чувствовал я уже 
буквально через минуту, - Все эти люди, которые встретили нас здесь - они 
нам вовсе не чужие, не незнакомые, а, наоборот, родные, мы будто их всегда 
знали! 
Такого со мной никогда прежде не бывало! Я в пять минут буквально 
заново родился, я вновь вернулся в свое детство, я приобрел ту чистоту и 
незамутненность взгляда, которая бывает свойственна лишь ребенку. И это - 
совершенно не ожидая этого, даже не предполагая об этом буквально  
несколько минут назад. Я все теперь видел как в детстве. Эта рябина под окном 
- как удивительна она, как ярки ягоды на ней! А эти цветы в палисаднике - 
когда, в какие детские годы я такие видел?!..
Я понимаю всю бедность и недостаточность этих описаний. Никакие 
слова, никакие эпитеты недостаточны, чтобы описать эту перемену, в один миг 
произошедшую со мной и - как потом оказалось - со всеми приехавшими. И 
самое главное, что это произошло совершенно непонятным, непостижимым 
образом! Обычные люди - простые деревенские старики, простые пожилые 
женщины, простые самые обычные - но только чем-то это особым было 
наполнено, и их глаза как-то особо ясно светятся...
Нас повели в дом, мы положили вещи. Нам показали наши постели. 
Пришло время уже идти на обед. Короче, началась, кажется, самая обычная 
жизнь - но для меня эта жизнь, вся эта неделя, что я провел там, была самой 
невероятной, самой удивительной из всего, что со мной когда-либо 
происходило. 
Но оставляю субъективные описания и попробую внести объективность. 
Итак, что же действительно происходило в той церкви, стоящей так далеко, на 
отшибе, куда мне почти совершенно случайно так повезло попасть? Попробую 
описать это кратко, как понимаю уже сейчас.
Итак, речь идет о церкви. Важнейшее занятие людей в церкви испокон 
веков - молитва. Здесь, в этом приходе она была развита в превосходнейшей 
степени. Здесь, в этом пустынном месте, далеко от людей собрались люди 
очень глубокой веры и сильной молитвы. Конечно, особенно это заслуга 
священника, он подавал здесь пример - о нем речь еще впереди. Молитва 
среди верующих, в частности, выражается в богослужении. Здесь оно часто 
продолжалось буквально днями и ночами. Живущие здесь люди часами 
простаивали на богослужении - и из-за этого достигали особого духовного 
состояния. 
Я, впрочем, не объяснил еще, что такое молитва. Меня могут читать в 
том числе люди неверующие, или делающие еще только первые шаги к вере - 
в таком случае им многое будет непонятно. Объясню на примере, т.е. скажу, 
как сам я первый раз с молитвой познакомился. В тот, первый день, когда мы 
только приехали, женщины из прицерковного дома, поскольку мы были 
неверующие, тотчас же научили нас молитве Господней (известное всем "Отче 
наш..."). С трудом запомнив незнакомые слова, я тут же - видно потому, что 
все чувства мои по-прежнему были потрясены - стал в этом усердно 
практиковаться. Из-за нехватки места в доме меня отправили на просторный, 
заваленном сеном чердаке. Тут, в сене, зарывшись в него, я стал твердить слова 
молитвы -  и тут же вдруг начались чудеса. Каким-то непостижимым образом 
вдруг снова преобразилась вся обстановка вокруг. Сухое сено как-то 
удивительно пахло. Чердак залил какой-то мягкий  таинственный свет. Все 
звуки вокруг были какие-то мягкие и глубокие. Сам воздух, казалось, стал 
ощутим - до него чуть ли не можно было дотронуться рукой. Но самое 
главное было во мне - я вдруг ощутил, что душа моя распахнулась, 
раскрылась, она будто ощутила Небесного Отца, к которому я обращался. Над 
головой у меня будто не было крыши. Куда-то исчезли все доски и их покрытие 
- над головой моей было Небо, и в небе - Сам Бог. И это состояние со 
временем не прекращалось. Я как пришел в него, так в нем и остался. И это 
было так странно, непостижимо и удивительно!..
Но возвращаюсь к теперешнему, объективному описанию. Другой 
особенностью этого места был пост. Теперь я сразу объясню для незнающих: 
пост - это попросту говоря определенная система ограничения себя в пище. 
Он нужен   опять же для духовного совершенствования, поскольку все в 
человеке чрезвычайно связано. Я  первый раз тогда с ним столкнулся - и 
первый раз на себе испытал. Вот как это случилось. Приехав туда, я через пару 
дней случайно заболел. Я думал, меня будут лечить лекарствами - но вместо 
этого меня отправили на тот же чердак и как бы попросту забыли. К обеду меня 
не звали, наверх мне никакую пищу не приносили. Да, впрочем, я и не очень об 
этом переживал - во время серьезной болезни есть обычно не хочется. Я 
проводил время на чердаке, в молитве - и вдруг к вечеру следующего дня 
почувствовал, что совершенно здоров. Болезнь вдруг оставила меня. Я точно 
знаю, что на такую болезнь в Москве у меня бы ушла как минимум неделя - а 
тут я исцелился за полтора дня, благодаря молитве и посту. Как оказалось, 
хозяева на это и рассчитывали. Они именно таким образом друг друга там и 
лечили. 
Вот с этим постом там были связаны настоящие чудеса. Туда, как 
оказалось, многие ехали специально, чтоб этим способом исцеляться. Один 
молодой человек там, говорят, постился сорок дней - и после этого 
чувствовал какую-то необыкновенную легкость в душе и в теле. Я 
подтверждаю, что пост это действительно дает - и не обязательно для этого 
ничего не есть сорок дней. Я просто питался там за общим столом, в котором 
не было совсем мяса и было очень много злаков и овощей - и тоже на третий 
день буквально летал. Конечно, это было связанно непременно с молитвой. 
Здесь ничего нельзя разделять. 
Я это особенно подчеркиваю. Бессмысленно морить себя голодом, в 
надежде на достижение какого-то особо возвышенного состояния - так можно 
только принести себе вред. Здесь главное - именно чистая, искренняя 
молитва, а пост только ее поддерживает. Я, правда, не умел тогда толком еще 
сам ни поститься, ни молиться - но я воспринял атмосферу этого места, 
которая была там уже задолго до меня создана.
Я пару слов еще хочу сказать о богослужении. В конце концов, именно 
это мы связываем обычно с понятием "церковь", именно это в ней в первую 
очередь видим. Когда хотят описать храм, то в первую очередь говорят о 
богослужении.  Так вот, в той церкви, как я понял потом, оно тоже было 
совершенно особенное. Как я уже сказал, оно шло там помногу часов в день,  а 
иногда и всю ночь. Когда ни пройдешь мимо ее настежь открытых дверей - 
всегда изнутри доносилось чистое, светлое пение. От этого пения будто 
хотелось оторваться от земли, взлететь - и так и парить над землей, над 
окрестными полями и лесами. Чудесные эти звуки  всюду преследовали меня, 
звучали в ушах, куда бы я ни пошел - хотя бы за много километров от храма, 
как будто все собой заполняли - и мысли, и чувства, и все пространство 
вокруг. Все окружающие окрестности были буквально пропитаны ими. Это был 
удивительный, нигде больше не виденный мною случай, когда молитва, 
богослужение выходили за стены храма, все освящали вокруг и преображали, 
весь мир наполняли собой...
Особенно удивительно то, что нас там вовсе не заставляли ходить на 
службы. Они, без сомнения, составляли там важнейшую, необходимейшую 
часть жизни, и служащим были обязательны - но нас, приезжих это не касалось. 
Но это вовсе было и не обязательно! Благодаря тому действию, которое я 
описал, приезжий попадал в <атмосферу> богослужения, даже и не ходя в храм. 
Быть может, это и случилось с нами в первые же минуты приезда. Потом же 
мне достаточно было зайти на пять минут в храм, или только посидеть у его 
крыльца, послушать пение - и я сразу переносился в это новое, небесное 
состояние, которое потом не покидало меня весь день, оставалось со мной, 
всюду.
Вот такова вкратце была обстановка в этой церкви. Скажу снова, что я 
после ничего подобного нигде не встречал. Такие места, вероятно, есть, их-то 
как раз и называют <святыми> - но все же их, видимо, довольно мало. В такие 
места многие ездят специально для исцеления. Там все, видимо, на это 
нацелено. Иначе никак не покажешь греховному современному человеку, 
особенно нервному горожанину, что есть в мире еще что-то большее, помимо 
того, к чему он привык и что знает, нечто высокое и таинственное, никак не 
вытекающее из его прежнего опыта - и в то же время способное перевернуть 
его, открыть в нем новые чувства, поистине дать ему новую жизнь. Иначе, чем 
постоянной молитвой, чем полным самоотвержением, преданием себя в Божью 
волю нельзя показать человеку то тайное и великое, что выше всего, что может 
он знать, что может найти и представить - а именно, подлинное, древнее и 
высокое Православие.
Мне остается только дать общую, "сводную" картину всего, что там с 
нами произошло. Я говорю именно о душе, о тех изменениях, которые 
происходят в ней. Буквально помимо нашей воли (за исключением того, что 
мы проявили интерес к этому месту, сами сюда приехали) нам было сообщено 
нечто, что изменило наши чувства, ощущения, все наши взгляды на мир. 
Особенно удивительно, что это было сообщено как бы <заочно>, без всякой 
подробной беседы, без всякого наставления со стороны того, кто здесь все это 
создал, т.е. со стороны здешнего священника. То, что нам было сообщено, 
видимо, не нуждалось в словах, <передавалось> подсознательно, через все ту 
же здешнюю атмосферу. Потом это в жизни имело результаты. Для тех, кто 
сюда приехал в первый раз, это стало началом глубокого интереса к вере, и 
даже самой горячей и искренней веры. Со мной произошел целый переворот, 
благодаря которому я начал поистине новую жизнь. Одним из результатов 
этого переворота явилось и то, что я сейчас все это пишу.
Вы спросите - каким же образом все это могло быть? Каким образом 
могла создаться здесь эта атмосфера, столь удивительная, столь радикально 
воздействующая на человека? Конечно, я до конца этого не знаю. Но я могу 
указать на первую, видимую причину этого. Мир так устроен, что все в нем 
делается людьми. И это место, его удивительная атмосфера была тоже создана 
человеком. Я говорю о священнике этого храма. Благодаря ему все это и 
возникло.
Пора мне теперь в своем рассказе коснуться этого человека. Встреча с 
ним была самой удивительной встречей во всей моей жизни. В самом деле, 
часто ли нам приходится встретить настоящего святого? К рассказу о нем  и 
перейду.


СТАРЕЦ

Первый раз я увидел его в первый же день. Мы только что приехали и 
сидели во дворе на лавочке, ожидая, когда нас отведут в дом. Вдруг из церкви, 
которая была неподалеку,  вышел высокий стройный человек в ослепительно-
белой одежде и быстро направился к нам. Он шел необычайно  легко и скоро. 
Пожалуй, возраста его определить было нельзя. Он явно не был молодым 
человеком - но также не казался и старым. Единственным сразу бросающимся 
в глаза его качеством была удивительная бодрость и легкость. Походка его 
была столь легка и стремительна, что он, казалось,  не шел, а летел над землей.
Подойдя, он бодро  и ясно взглянул на нас, спросил наши имена, кивнул, 
улыбнулся - и тут же пошел куда-то дальше, по своим делам. Всего только 
несколько секунд он был с нами - но эти несколько секунд меня поразили. Я 
как-то особенно запомнил его взгляд. Он был совершенно чистый, какой-то 
ясный, прозрачный и в то же время твердый - я никогда раньше у людей 
такого взгляда не встречал. В нем были и наивность, и понимание, он будто 
пронизывал тебя насквозь. Я не могу на самом деле описать этого взгляда. 
Любые слова здесь кажутся недостаточными. Но этот взгляд в одну секунду 
меня поразил, буквально на всю жизнь запомнился - я и теперь его 
вспоминаю.
Вот, собственно, и все. На этом закончилось наше общение с батюшкой. 
Как я уже сказал, он вовсе не беседовал с нами, казалось, не проявлял к нам в 
эти дни особого интереса. Но этих нескольких мгновений оказалось 
достаточно, чтобы мне вдруг стало несомненно ясно: все, поиски закончились. 
Вот Человек, одна встреча с которым, один взгляд на которого полностью 
меняют жизнь, делят ее на две части -ту, которая была  до  встречи с ним - и 
 которая началась после.
Я расскажу теперь то, что про этого человека стало известно. Когда мы 
увидели его, ему было уже за 70. Его жизнь начиналась в начале и середине 
века. Тогда это был человек огромной энергии и физической силы, так сказать, 
"русский богатырь", и занимался множеством самых разных дел. Он, говорят, 
ездил в экспедиции, и просто путешествовал, и был спортсменом или артистом, 
и даже наукой занимался. В войну он, говорят, командовал полком. Короче, это 
был человек огромных способностей и энергии, какие редко встретишь. 
Серьезный жизненный перелом с ним произошел в войну или после войны. 
Быть может, что вид смерти, страданий особенно приводят людей к Богу. Во 
всяком случае, вскоре после войны, уже взрослым человеком он поступил в 
семинарию. В советское время это для многих казался странным. Для этого 
надо было оставить свой прежний круг, прежние занятия (а я сказал, что он 
был человек довольно известный) и погрузиться в совсем новую жизнь. Во 
всяком случае, путь этот уж точно не сулил никаких выгод и почета. Но, 
видимо, он пережил какой-то внутренний переворот, который заставил его 
оставить все и ступить на совершенно новую дорогу.
Став священником, он получил приход - как раз этот далекий и 
пустынный, в котором мы были. Когда он приехал сюда, он все нашел в 
совершенно разбитом и разрушенном состоянии. Стоял один храм, порядком 
разрушенный - и рядом абсолютно ничего. Насколько я слышал, он <поднял> 
его почти без помощников. Никто сюда к нему не ехал, да вряд ли и мог 
приехать. Все приходилось делать самому - строить дом, проводить дороги, 
энергию, чинить церковь. Сначала не было даже дверей, зимой по церкви 
гуляла вьюга - он так и служил в ней, в мороз, пока еще был в одиночестве. 
После к нему приехали некоторые люди. Их общими стараниями была отделана 
церковь, устроен приходской дом, заведено кое-какое прицерковное хозяйство. 
Пустынное место, где раньше гуляла вьюга, стало целительным и 
чудотворным, в которое стекаются паломники из близлежащих районов - и 
даже со всей страны. Все это благодаря его усилиям - конечно, и не столько 
физическим,  сколько духовным, благодаря его глубокой, постоянной молитве. 
На нем здесь все держится, все чудеса совершаются благодаря его вере, любви, 
аскетизму. Согласно местным рассказам, здесь было много исцеленных. Была, 
говорят, девочка, у которой был порок сердца - и он ее вылечил, с молитвой 
искупав в холодной воде. Был молодой человек, которого, как я уже сказал, он 
исцелил постом. Еще было много таких случаев Да что - я сам ведь один из 
них, я сам ведь здесь тоже исцелился!..
Как я уже сказал, он проводил все время в молитве, помногу часов, 
буквально круглые сутки. В конечном счете, этим и объясняется вся 
благотворная атмосфера этого места, все здесь происходящие чудеса.
Как я сказал, мы в ту поездку его почти не видели. И все же один раз я 
сходил к нему на ночную службу. Мерцали в темноте редкие огоньки свечей и 
лампад, в огромном храме раздавалось тихое чтение. Долго, наверно, 
несколько часов шла служба. За это время мы, присутствующие, наверно все 
забыли - осталась только темнота храма, потрескивание свечей, звучание 
молитвы, строгие лики икон. Потом началась проповедь. Из алтаря вышел  этот 
удивительный человек - и начал говорить. Священная проповедь незаметно 
перешла в беседу с здесь стоящими - и с здесь живущими, и с приезжими. 
Конца не было признаниям в бесконечной, не знающей пределов любви к Богу, 
к миру, ко всем людям, к каждому, здесь присутствующему. Такие беседы, 
бывало, тянулись помногу часов, чуть ли не до утра. Ни время, ни человеческая 
слабость - ничто здесь не имело значения, ничто не было властно!
На следующий день после этой службы я вышел в поле. Вокруг все было 
как-то особенно чисто и ясно. Небо какое-то особенно ясное и бездонное - и, 
кажется, до него вот-вот достанешь рукой. Воздух был чист, прозрачен и будто 
звенел. Любая травинка, любой цветок или деревце виделись как-то особенно 
ясно, четко - так, как я никогда прежде не видел. Они мне были какие-то 
особенно милые, родные - цветы мне, кажется, так и кивали.  Весь мир, весь 
прекрасный пейзаж вокруг предстал передо мной будто омытый росой, будто 
только родившийся.
Особенно поражали небеса. Они были какие-то бездонные, огромные, и 
в них - в них определенно Кто-то был! Я ясно чувствовал то, чего никогда не 
ощущал прежде - присутствие какого-то Существа, какой-то Силы, которая 
сотворила весь этот мир и которая его содержит. И Сила эта, это Существо 
были, без сомнения, добрые, они взирали на мир с бесконечной милостью и 
любовью. Непостижимое это Существо царило над всем, обнимало собой все 
- и Небеса, и весь мир. Оно было любящим, добрым Хозяином - и, может 
быть, даже больше - Отцом. И в этом присутствии, ощущая Его над собой, я 
сам становился таким же - любящим, добрым,  своею душой обнимающим 
весь мир, готовым творить Его волю.
Над головой моей в небе пел какой-то дивный хор. Дороги, шедшие 
через поле - обычные деревенские проселочные дороги - казались мне все 
ведущими на Небо. Я словно не шел по земле, а летел. Я снова чувствовал себя 
ребенком, быть может, лет трех или пяти, со всей детской ясностью и 
незамутненностью взгляда... Да что!.. Все это невозможно описать. Быть 
может, все эти слова недостаточные и даже вводящие в заблуждение. Такое 
нужно пережить - и после этого выйти на новую дорогу, обрести новый 
смысл жизни.
Таков был дух этого старца. Я после очень редко видел его. Он вел 
жизнь слишком активную, чтобы за ним можно было угнаться. Почти в 80 лет,  
когда, казалось бы, все уже сделано, подходит к концу, он начал вдруг новый 
этап своей жизни.  Оставил свой дальний приход, где достиг таких 
удивительных результатов, и стал разъезжать по стране, во многие крупные 
города и в столицу. Везде его ждут, везде он служит - священник он в самом 
деле очень известный. Везде по стране его ученики, его духовные дети, 
которых он воспитал за свою долгую жизнь. Везде он самоотверженно отдает 
себя людям, везде звучит горячая проповедь о Христе. Но это еще не все. 
Прошло время - и он снова поразил нас. Оставил страну и стал ездить по миру 
- в Святые Места, во многие другие страны, участвовать в каких-то 
конференциях, конгрессах... Выходит, и в мире многие его знают. Вот так 
подходит к концу жизнь этого удивительного человека.
На этом кончаются мои сведения о нем. Почерпнуты они из разных 
источников. Такой необычный человек, конечно, оставил в этой жизни 
серьезный след. 
Но меня, по понятным причинам, больше всего волнует, какой след он 
оставил именно в моей жизни. Мы многое воспринимаем именно через то, 
какое это имеет отношение к нам. Каковы же были для меня результаты этой 
поездки? Они, без сомнения, были огромные. Во мне родился интерес к новой 
области жизни. Отсюда началось мое постепенное движение в сторону Церкви.  
Произошли изменения и в личном характере. Возросли, без всякого сомнения, 
ясность, цельность, сознание своего места в мире и среди людей. Могу даже 
сказать, что в этой области произошел полный переворот. Серьезно 
улучшилось здоровье. Я вскоре избавился от многих болезней, которые мучили 
меня долгие годы. Явно выросли творческие способности. По возвращении я 
смог, наконец, начать и закончить дела, которые прежде, до этой поездки в 
течение многих лет составляли для меня непреодолимое препятствие. 
Улучшились отношения с окружающими - я стал более спокоен,  терпим и в то 
же время тверд. 
Теперь, подводя итог, скажу: в той церкви со мной удивительным 
образом было совершено нечто таинственное и непостижимое; нечто, имеющее 
отношение не к повседневному, материальному миру, а касающееся самых 
глубин человеческого естества, вопросов цели и смысла человеческой жизни. И 
это не было каким-то фокусом, гипнозом, "чудом ради чуда", а было самой 
твердой и несомненной реальностью - доказательством тому служат 
приведенные результаты. Вообще, главное, что я хочу сказать - что  это  есть, 
что  это реальность. А потому обращаюсь к каждому, кто меня сейчас  читает. 
Не думайте, что вашими привычными знаниями и опытом ограничивается вся 
реальность. Есть вещи великие, непостижимые, далеко выходящие из нашего 
обычного круга. И эти вещи открыться могут именно в Церкви. А потому 
прошу вас - не проходите мимо попавшегося Вам на дороге Православного 
храма; не избегайте встречи и разговора со  священником; не пренебрегайте 
чтением тоненькой черной книжечки Евангелия и не уклоняйтесь от 
представившейся вдруг Вам возможности посещения святых мест. Именно это 
может сулить вам нечто новое, огромное, во всей Вашей прежней жизни 
невиданное и неслыханное; именно это, пусть,  может быть, и не сразу, 
произведет в Вашей жизни величайший переворот, откроет Вам новую дорогу. 
Да, Церковь -  есть, Церковь - это  реальность, самая явная и несомненная,  
великая и непостижимая. Вот это главное, что я хотел вам по поводу этой 
поездки сказать.


СНОВА В ПРИХОДЕ

Я из далекой поездки вновь возвращаюсь в Москву. Я начал о бедном 
храме на Московской окраине. Как хорошо здесь летом!.. Приятно сидеть 
спокойным летним вечером неподалеку во дворе на лавочке! Уже темнеет, 
звезды зажигаются. Четко виден на фоне темнеющего неба простой  
самодельный крест нашей церкви. Тишина, благодать!.. Дух Божий будто 
сходит на храм и на сидящих рядом. Слышны тихие неторопливые разговоры. 
Послушаем их. Как я уже сказал, они не блещут разнообразием. Слышны 
разговоры о  досках и кирпичах, о том, как отремонтировать храм. Едва ли 
услышишь здесь об истинно церковных вопросах, о сути и смысле веры, о 
целях духовной жизни. Серьезный интерес к просвещению, к познанию 
глубоких истин как будто совсем чужд здешним прихожанам.
Ну может ли с этим мириться ищущая душа? Может ли ограничиться 
этими интересами человек, который пришел сюда за Истиной, за спасением, 
который решил все это познать? Неужто же вечно ему сидеть на этой лавочке, 
заботиться о свечках и кирпичах?..
Увы, похоже, что так. Похоже, Москва не представляет  пока иных 
возможностей. Куда ни придешь - всюду примерно то же, везде заедает 
рутина, <текучка> церковной жизни. А если не так, если есть что-то свежее и 
интересное - то путь туда простому верующему обычно закрыт. К примеру, 
вот, кажется, неплохой храм. Открыли недавно, приехал новый священник. 
Прекрасные службы, роскошный хор. Есть даже   воскресная школа. Казалось 
бы, вот то, что надо, чего искала душа!
Но не тут-то было. Хоть школа и правда есть - но только для маленьких 
детей!.. Они занимаются с батюшкой, стучат в трапезной ложками. Хоть хор и 
правда поет - но ничему там научиться нельзя. Там люди свои, отборные, бог 
знает какими путями туда попавшие, и посторонних не слишком-то 
принимают. А главное - все у них как-то особенно, не как у всех, здесь 
собрался какой-то особый, <элитный> круг людей, которые ведут особую, 
совсем непохожую на обычную городскую жизнь.
Другой храм. Здесь вроде бы все есть - чудесные люди, прекрасная 
библиотека. Но снова вдруг видно, что здесь особый, элитный круг - людей, 
которые работают при храме, ведут особую, необычную жизнь - и просто эту 
возможность для себя сохраняют. Здесь нечего делать обычному, пришедшему 
<со стороны> москвичу. Он в эту <особую> жизнь просто не впишется. И как-то 
вдруг становится ясно, что мы, в общем-то, в таких местах не нужны, что мы 
"посторонние", которых здесь не ждут и на которых даже смотрят с опаской.
Возьмите хотя бы эти детские школы. Они последнее время во многих 
местах появились. Действительно, дети в них узнают понемногу основы 
духовности, веры. Да, но постойте - а как же быть тем, кому сейчас за 20, 30, за 
40? Неужто мы - <потерянное поколение>? Неужто "возрождение Церкви" 
хотят теперь провести без нас, <через нашу голову>? Но как же Христос, 
который говорил: <Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные>?.. И в 
самом ли деле в таком случае эти люди служат Христу?..
Теперь, правда, появились учебные заведения и для взрослых. Есть где-
то в Москве даже целый богословский институт. Но разве так просто туда 
попадешь?.. Легко ли собрать все справки, рекомендации, потом сдать 
экзамены, и потом еще каждый день учиться? А если семья, а если работа? А 
если уже возраст, или здоровье не то? Так где же познать ясно то, что нужно 
душе верующего человека?!..
И снова становится вдруг ясно то, что и здесь нас на самом деле не ждут. 
Не ждут обычных людей, взрослых, работающих, которые хотят и глубокие 
основы веры познать, и в то же время не только учиться, но и исполнять свои 
обычные жизненные обязанности. И вот еще что становится ясно. Похоже, что 
возрождением Церкви у нас сейчас занимается круг людей, некий особый клан, 
весьма далекий от понимания современных нужд Церкви, ее действительных 
потребностей. Они одержимы идеей восстановления когда-то в будущем 
<святой руси>, которой они никогда не видели и о которой имеют весьма 
смутное представление - и ради этого готовы пожертвовать теми тысячами и 
миллионами современных людей, которые сейчас тянутся к вере, которые 
сейчас ждут серьезного, глубокого наставления. Они готовы учить детей, 
которые когда-то, лет через 30 составят эту гипотетическую <новую святую 
русь>, а в отношении своих современников всегда забывать слова Христа 
<Приидите ко Мне все труждающиеся и обремененные>. И даже когда 
разворачивается широкое образование для простых мирян, то служит оно тому, 
чтобы привлечь лишь избранных, отгородить их от остальной жизни, с их 
помощью укрепить все тот же клан людей, которые живут лишь прошлым и 
беспочвенными мечтами о будущем, и органически не видят настоящего, его 
действительных проблем и потребностей. А если так, то мы и правда - 
потерянное поколение,  и большинству из нас всю жизнь суждено 
довольствуясь лишь домыслами и догадками об Истине, о вечной жизни, 
спасении.
И тут мы вдруг узнаем, что есть в Москве такая школа, куда 
принимается каждый желающий; уроки где проходят нечасто - не чаще раза в 
неделю; куда не надо сдавать экзаменов, и может прийти и молодой, и старый; 
где можно узнать и основы веры, и богослужения - и обрести круг близких 
верующих людей.  Вот где закончатся наши поиски,  где успокоится наша 
душа!.. Вот где найдем мы наших учителей, повернутых лицом к нашему 
времени и его потребностям!.. Здесь встретим мы, наконец, духовно близких 
людей, узнаем радость общения - и вера наша здесь встанет, наконец, на 
твердую основу!.. 
Вот уж и Патриарх благословил эти занятия, и новый набор в школу 
объявлен. Какие тут еще могут быть сомнения? Конечно, туда, только туда! 
Скорее, скорее!..
 


32