То немногое, что я успел,
я пропел,
пробубнил, пролепетал,
над цветами жизни праздно пролетая;
жаль, но лета красного уж нет -
стрекоза, пока. Стрекоза, привет.
Привет, говорю, дорогуша,
холодрыга собачья и хочется кушать
и думаешь более не о душе, 
а о грубо-вещественной груше.

Во дворе метель, скоро Новый год,
у стрекозы посинел бесполезный рот
с заиндевелых ресниц капают слёзы
и красиво смерзаются на морозе,
в тонкую искрящуюся вазу.
Смотри, стрекоза умирает, превращается в праздник,
можно подойти и тронуть - она зазвенит,
стрекозу без усилий можно разбить,
ненароком раскокать
и во всём обвинить свой дурацкий локоть,
до основанья разрушить её структуру
на осколки хрустальной культуры
и при этом каждый такой осколок,
повинуясь простейшим школьным законам,
подобно трёхгранной призме,
станет дивно ломать, перемалывать свет
на цвета далёкие от реальной жизни -
это и есть, дорогая, смерть.

Вот и всё что осталось от стрекозы -
звук разбитого хрусталя,
атомный мир от А и до Я,
семь интенсивных цветов акварели,
дуб-пессимист, заснеженные ели,
Мироздания урановый словарь,
сурик, индиго и киноварь,
играющее красками слово
и, конечно,
радужная вспышка сверхновой.