Кому-то крылья свободы дарованы по праву рождения, а некоторым птицам и за всю жизнь не выбраться из клетки.
Отдай мне свое сердце
Акт первый
Подземный город не место, где у человека могут быть мечты о лучшем будущем. Рождённым в трущобах позволительны только нужда и смирение, похожие на требовательных кредиторов, отнимающих последнее, наплевав на мольбы, обещания выплатить даже проценты, оставляя после себя опустошение, бессилие перед унылыми обстоятельствами.
Просидев несколько дней у постели с мертвой матерью, я осознал, что ничего не имею, кроме лишений, кроме костей, обтянутых кожей. Судьба предоставила достаточно времени поразмыслить над многими вещами, о смерти, к примеру, над невозможностью удержать самое драгоценное. Для ребенка мать является началом, самым важным, неизменным фактором, утрачивая который, он теряет привязанность к стабильности, словно землю под ногами выбивают, оставляя висеть в воздухе над бушующими переменами. Стоит только сорваться вниз и мощный поток унесёт за собой, утянет в пучину, где не за что ухватиться, невозможно укротить падение в холодные глубины пустого созерцания событий, утратив волю начать идти своим путём. Возможно, именно смерть матери изменила меня настолько сильно, в ней кроется причина, отчего ни одна из последующих потерь не сломала меня, принудив отречься от жизни, ведь кость, вновь сросшаяся после перелома, становится настолько крепкой, что даже сильнейшее напряжение не раскрошит её.
Помню, как задавал матери вопросы о том, куда она уходит по вечерам, оставляя меня одного и она отвечала, что делает многое ради выживания, ради еды, ради нас, потому, когда меня забрал под свое крыло Кенни, наемный убийца, я также подготовился делать всё необходимое, ничем не брезговать, никаким видом заработка, опустив понимания о морали. Даже повзрослев, прекрасно понимал, нравственность такая же роскошь, как и возможность иметь выбор, или осуждать выбор других. Непозволительная роскошь для того, кто не имел право появиться на свет. Глупо иметь предубеждения сыну проститутки, воспитываемому человеком, лишавшему жизни людей, в особенности тех, кто стоял на страже закона. Спустя несколько лет, когда Кенни оставил меня на личное обеспечение, наградив опытом в драке, научив обращаться с холодным оружием, преподав жестокие уроки, я не стыдился добывать хлеб различными способами, будь то грабёж или запугивание мелких торговцев. Взрослея на улицах подземного города, где повсюду окружают сточные ямы, вонь, тьма, болезни, я мало встречал тех, кто говорил бы о чести, о взаимовыручке или же о красоте. Меня окружали дикари, не знавшие тепла солнечного света, не ощущавшие доброты, живущие в долгах, способные отнять последнее у голодающего бедняка. Мой путь пролегал через ямы с нечистотами, заполненными никчёмными людьми, у которых, казалось, не было шанса изначально достойно жить. Идя по головам, добивался своего через угрозы, подлоги, насилие, не задаваясь вопросами о правильности поступков, о будущем, продолжая делать то, что умел.
Однажды, где-то на перепутье, повстречал ту, которой мое лицо показалось весьма привлекательным, не смотря на извечное угрюмое выражение и тогда в узком кругу зажиточных дам, распространились слухи о "милом мальчике, с холодным взглядом, от которого бросало в дрожь", возбуждавшем в них желание потешить чувство превосходства, ведь как какой-то заморыш имеет право смотреть свысока на тех, кто обладает властью, деньгами, статусом? Пресыщение сытой жизнью привело к постоянному поиску острых ощущений, кто-то предпочитал наказывать, а некоторым нравилось быть наказываемыми. Их будоражило показное безразличие объектов, в ком были заинтересованы, им нравились игры, дуэли, где питомцы дрались насмерть чтобы заслужить своё место "под юбкой". Бесконечные метания между доступным и запретным доводили до экстаза имевших достаток и привилегии. Впервые попав на собрание "сластолюбивец", будучи приглашённым одной из учредительниц "клуба по интересам", увидел, как человек может пасть ниже, чем даже бедняк, просиживающий дни напролёт, выпрашивая милостыню, готовый слизывать с земли выброшенную крупу. Наблюдая за картинами разврата и насилия, меня словно окунали с головой в выгребную яму, пачкая нутро. К горлу подступала тошнота, отчего я то бледнел, то зеленел, пока милые тетушки наслаждались реакцией, приглаживая мои волосы, касаясь лица, удивляясь, отчего сын проститутки оказался столь неискушённым? "Разве мама тебя не обучала ремеслу? - хихикая, прикрывая свой беззубый рот цветным веером, проворковала одна из дам, а следующая ей вторила: "Совсем не думала о твоём будущем!". Как же хохотала моя покровительница, когда я заблевал платья говоривших, твёрдо решив заиметь питомца в моём лице. Зачем? От скуки. Почему бы не развлечься, с не имевшем гордости, нищебродом, скорее для потехи, нежели для постельных развлечений. Ни на что не способные, скучные мужья даже и не подозревали, как благоверные целыми днями пропадали в клубах, возвращаясь строго к ужину. Развлечения не должны становится важнее приличий. Приглашая полуголодных сирот за пышно убранные столы, щедро делясь роскошью, внушая тем необыкновенное чувство самоценности, осыпая комплиментами, взамен получали их души, услаждая себя баловством с детьми, у которых не было защиты от сильных мира сего. Неимущие всего лишь хотели есть досыта, испытывать привязанность к значимым персонам, обратившим на них внимание, не замечая, как увязают в болоте из чужих желаний всё глубже, путая жестокость с добротой. В подвалах особняков оборудовали тайные комнаты, куда приводили, ни о чём не подозревающих подростков, одевая тех в изящные одежды, а потом, напоив наркотическими снадобьями, приучали дарить нежность, проявлять покорность, исполнять любой приказ без сомнений, наполняя свою пустую жизнь разнообразием, получая низменное удовольствие. Подсевших на наркотики детей, в итоге, выбрасывали на улицу, словно надоевшие игрушки, не обременяя себя ответственностью за исковерканные души, ведь те становились жадными, требовали всё большие дозы, чтобы заглушить боль, внутренние страдание из-за происходящего. И сколько бы после поломанные создания не стучали в дома, крича о сотворенных бесчинствах, несправедливости, исходом служили только презрительные взгляды. Кто поверит жалкому отребью, кто заступится за наркомана? Их слово ничего не стоит, как и жизнь, а смерть ничего не изменит, а на кладбище даже не поставят надгробного камня с именем, ничего.
Отчасти, мне повезло, моя покровительница являлась персоной иного сорта, предпочитала чистый разум, незамутненный алкоголем или иным питием, потому мне предоставилась роль мальчика, исполнявшего мелкие поручения, доставлявшего послания, порой, следящего за интересующими её объектами, мужем, сотрудниками компании, или теми, над кем она хотела иметь власть, а я хорошо выполнял свою работу, слыл проворным и наблюдательным. От скуки, она обучила азбуке, заставляя читать вслух книги, пока я стоял на одной ноге, сохраняя баланс на шаре или находился в воздухе, подвешенный туго стянутыми канатами по рукам и ногам, закрепленных у потолка. Это послужило отличной школой, хотя на тот момент казалось, будто омерзительней занятия не существовало. Та женщина вбила звонкими пощечинами знания манер, чистоплотности, наказывая за сделанные ошибки в письме ударами плетью. Когда же наконец она успокаивалась в своём буйстве, усаживалась на пышные, пуховые подушки, подзывала к себе и кропотливо обрабатывала ссадины, раны, осторожно смывая кровь, тяжело вздыхая. Не выносила уродства, чрезмерности, скорее стремилась к некому равновесию между причиняемым злом и заглаживанием своей вины. После нанесения мазей, тихонько дула на увечное место, отчего по коже пробегали мурашки, а закончив с уходом, просила сесть рядом и поглаживая по голове, твердила, что от многого можно отмыться при помощи мыла, да жесткой щетки. Как только в моей внешности стали проступать черты мужчины, уж больше не мальчика, то она сама отпустила меня, поблагодарив за время, проведённое вместе, с грустью в голосе, пожелав удачи. Возможно, в тот миг осознала, что испытывает ко мне недопустимые её положению чувства и теперь моё тело, ставшее шире в плечах, мой огрубевший голос, разбудят в ней те желания, о которых не могла себе признаться.
На щедрое вознаграждение я смог отыскать небольшую квартиру, в знакомом районе подземных трущоб, даже обзавестись несколькими подручными, которым мог доверить свою спину. Умение держать баланс в воздухе пригодилось мне, когда в руки попало устройство для маневрирования, навыки, которым приходилось обучаться годами, для моего тела оказались естественными, привычными, как ходить, дышать, не задумываясь. С первого полёта ощутил, насколько легко могу балансировать, вдруг обретя крылья и чувство восторга подарило новые надежды, ведь мой взор теперь видел не только землю под ногами, а горизонт и начал искать простора, куда ещё можно улететь. Впервые задумался о вероятности выбраться из сточной канавы, пропахшей гноем и бедностью, помочь подельникам начать жизнь под куполом небес, в городе, сверкавшем на солнце белизной крыш, окружённого стенами, за которыми... Никто не знал точно, что именно находится за ними, как говорила мама, там может существовать место, где все живут счастливо, где люди не болеют, не скорбят, ни в чём не нуждаются. Взрослея, я убеждался, скорее всего такого места не существует, а может... никто ж там не был, так вдруг, всё-таки... Окрылённый, не заметил ловушки, хитро расставленной Эрвином Смиттом. Смотря вперед, одурманенный более сильным наркотиком, ощущением свободы, будто муха попался в паутину из замыслов эгоистичного человека. Оказалось, моя покровительница преподала ещё один значимый урок, приучив подчиняться чужой воле, уметь следовать за чужими целями. Впрочем, Кенни также внес свою лепту. А о чём мечтала мама? Уже и не вспомнить... Казалось, я стал исполнением её надежды.
Эрвин, прекрасно осведомленный о моем прошлом и ещё больше о том, что меня сделало тем, кем я являлся, ловко воспользовался червоточиной в душе, заняв место того, кому мог подчиняться. Разведкорпус, не самое плохое место, где приходилось бывать, а он, не самый ужасный человек, который говорил, что делать. После его предложения в моей душе забрезжил лучик, как будто зажгли свечу в тёмной комнате, показав, где располагается дверь. До того момента руки ощупывали пространство, глаза искали хотя бы намёк, но в темноте ничего не возможно было разобрать, только спотыкаться, падать, вновь подниматься, продолжая обшаривать бесконечный мрак, но благодаря командору Смитту, появился шанс выйти из тесной, пустой комнаты, наполненной лишь острыми углами, туда, где есть шанс даже у имевшего прошлое ублюдка, мальчика на побегушках, начать жизнь с чистого листа, заиметь профессию, честный заработок, уважение, находиться в окружении людей, на которых можно равняться. Тогда я ещё искал такие вещи, как справедливость, спокойствие, хотя ни разу не встретил их на своём пути. А потом, потеряв тех, за кого взял ответственность, другого смысла и не осталось, как только служить в разведке. Возможно, для того чтобы однажды отыскать то самое место, о котором рассказывала мама, о котором она мечтала, надеясь принести туда память о ней, позволив покоиться с миром.
Стоя у свежих могил, я снова принимал сам факт смерти, бессилия перед ней, признавая, для меня есть один выход, продолжать начатый путь. Для многих одиночество более невыносимо, нежели повиновение, издевательства, боль.
Однажды до меня дошли слухи, будто бывшую покровительницу обнаружили в подземном городе отравленной и смерть ее была мучительной, отчего я испытал толику сочувствия. Имея массу недоброжелателей среди знакомых и ещё больше среди доверительного круга общения, любой мог подобраться достаточно близко ради мести за нанесённое оскорбление, насмешку, унижение. Однако, как я выяснил позже, Эрвин с самого детства слыл жадным человеком, не позволявшим играть со своими игрушками просто так, только если это приносило личную выгоду. Заведи я разговор о данном инциденте, интересно, выдал ли он себя взглядом или изменившимся тоном в голосе? А может, прямо признался бы в убийстве?Та женщина не стала особенной для меня, вероятно поэтому, вопроса так и не задал и моё отношение никак не изменилось к командору. Прижимая кулак к груди, мы твердили о важности дела, которому готовы посвятить свои сердца и моя судьба оказалась в руках мечтателя, грезившего отыскать правду мира, в котором довелось родиться. Он лично стал называть меня сильнейшим воином человечества, зная алчную натуру военных чинов, точно предсказал, как они отреагируют на появление смазливого мальчика, выходца из подземного города, чья мать занималась проституцией, забеременев от клиента. Не то чтобы новость произвела фурор, но стоило нам явиться на сборище высокопоставленных персон, так у тех глаза загорались от сладострастия, приходилось то и дело слюни утирать со своих рук. Вдобавок ко всему, Эрвин шептал им на ухо о моей неискушенности, а девственность, отчего-то, ценится данным сбродом выше благодетели. Так моя цена взлетела до небес, до абсолютного влияния Смитта на высшее военное руководство, благодаря аукциону, на который выставили "сильнейшего воина, не знавшего физического наслаждения". Может я и предполагал, будто среди них найдется пара тройка извращенцев, да педофилов, но их количество превзошло самые смелые фантазии. Это старичье и не подозревало как легко ими манипулировать, чтобы получить протекцию, полную независимость в действиях, за счет обещания исполнить самые грязные из желаний. Спонсоры выстроились в ряд, чтобы предоставить всё необходимое для корпуса разведчиков, а я стал тем самым рычагом давления, запретным плодом в чересчур тесной униформе. Беспокоило ли меня данное положение? Моим воспитанием занимались люди, выполнявшие отвратную работёнку, шлюха и убийца, а потом ещё и садист, так что иметь какие-либо принципы стало бы фатальной ошибкой, ведь тогда бы пришлось признать, будто мир делится на белое и черное, а я помнил мать, ласкавшую, умеющую дарить самую теплую улыбку, самые нежные объятья, мужчину, обучившего навыкам боя, обращению с оружием, военной стратегии и тактике, а ещё женщину, знавшую цену каждому слову, обладавшую невероятным чувством юмора, любившую играть на музыкальных инструментах. Они показали, в этом мире отсутствует правильное или неправильное, только человек придает ценность вещам, моментам времени, людям, окрашивая действия в оттенок, наклеивая ярлык добра или зла. Потому, та глупая птица в руках девчонки.... В памяти несу историю каждого человека, встретившегося мне, храню их предпочтения, мечты, не замечая своих собственных. Каждый прожитый миг казался чёрным и белым одновременно, ибо начинался и заканчивался, даруя оковы, стискивая грудь до вскрика и надежду распахнуть крылья вновь.
По обыкновению после очередного собрания, мы с Эрвином запирались в пустом кабинете, иногда притаскивая с собой нескольких человек, кому доверяли, до утра хохоча над глупостью чинуш, упиваясь самым дорогим вином. объедаясь деликатесами, на которые имели право только представители царской династии, благодаря легендам, в коих облачили меня. Эта бутафорская форма походила на то, как лошадь низкого происхождения перекрашивают в более подходящий цвет, выдавая за благородного скакуна при продаже на рынке. Засыпая под утро, укладываясь вповалку на полу, только ради того, чтобы дать глазам отдохнуть, обещали друг другу посвятить сердце тому, что считали важным, а не о чём пропагандировали бестолковые управленцы. Однако, командор не лгал, я и правда на тот момент ещё не познал плотской любви, но долго водить за нос богачей у нас бы не вышло, потому был выбран тот, чьи предпочтения слыли весьма специфическими. Старикану требовалась "госпожа", а не любовник и я подходил на эту роль как нельзя лучше. Даже ничего особенного делать не пришлось, только захватить с собой лошадиную упряжь, седло и плетку. Как выяснилось, верхушке власти не требовался мальчик для утех, это они могли взять где угодно, в любое время, они искали того, кто станет смотреть на них как на грязь, которой они и являлись. На первых встречах все мои усилия были направлены на то, чтобы не расхохотаться в голос, пока генерал, хрюкая от перевозбуждения, облизывал до чиста сапоги, изрядно испачканные в лошадином навозе. Скорее всего, так бы и продолжилось, я бы приезжал к очередной сволочи в погонах, ездил бы на ее спине до утра, поглощая виноград, плюя в рот косточками, от чего те, обычно, впадали в точку наивысшего экстаза, а после, получал бы подписанный чек на покупку оборудования для разведкорпуса. Налаженная схема работала безотказно и всех участников сговора, всё устраивало, до одного, определенного момента. Понадобилась сталь для выплавки оружия и стоило найти подходящего поставщика, договориться с одним богатым торговцем, для чего Эрвин решил устроить нашу встречу в загородной резиденции. То, что сотворил тот ублюдок, выходило за какие-либо рамки, на самом деле, до сих пор не могу вспомнить подробностей, некое месиво из ругани, издевательств, избиения, насилия, вывалили на меня, практически растерзав, будто тряпичную куклу. Последним актом представления стало то, как он, самодовольно хохоча, помочился на моё лицо, восклицая "Как тебе это нравится, госпожа?!" После чего, его слуги отвезли меня к штабу корпуса, выбросив на ходу прямо к воротам, продемонстрировав власть и то, кем являюсь, где должен находиться, в самом низу ступеней иерархии, без возможности противиться. Что уж и говорить, такого мы точно не ожидали. Пробыв пару дней под наблюдением доктора, пока внутреннее кровотечение перестало угрожать жизнедеятельности организма, растяжение связок уже меньше беспокоило, спала опухлость лица, наконец, смог признать, обман раскрыт. Удивило лишь отсутствие Эрвина, я всё думал, когда же он нанесет визит к своему подчиненному, пострадавшему из-за его вероломства и пожалел, ведь ещё ни разу не видел у него такого взгляда. Осведомившись о состоянии здоровья у доктора, командор вошёл в палату, встав напротив постели, изучая мой облик. Ни сожалений, ни стыда, только жгучая ярость полыхала голубым пламенем, затмевавшим ясность взора. Не произнеся ни слова о торговце, только отрапортовал о последующих планах, упомянул о получении нового оружия, поблагодарив за службу. Казалось, сама земля разверзлась бы, умри я от игры того выродка, но к счастью, мое тело очень крепкое. Торговца нашли только через месяц, в одном из подвалов, порядком изгрызенного крысами. Такую смерть даже врагу не пожелаешь, ведь голодное животное ест жадно, только вот, рот у неё маленький, так что отравление являлось скорее актом милосердия, нежели кары. Ни разу мы не затронули в беседе произошедшее, отчего казалось, будто ничего не случилось, будто эта история принадлежит кому-то другому, некому, плохо знакомому человеку, ненароком оказавшегося во власти садиста, хотя и во имя благородной цели. По своей наивности мы решили, будто если не поднимать в разговоре надругательства, то забудем инцидент, сможем вырвать испачканный отвращением лист и сжечь в пламени отрицания. Однако, последствия не заставили себя ждать, распространявшиеся слухи о моём позоре пошатнули не только наше положение в среде военных чинов, лишив привилегий, но и отношение Эрвина ко мне стало другим, вычеркнув из обихода разговоры ни о чём. Даже взгляд темнел, стоило ему посмотреть в мою сторону, он словно облачался броню из сурового молчания, потому мы стали ограничиваться приветствиями, оставив беседы на отвлеченные темы. Совместным попойкам пришел конец, даже в общении с другими подчиненными Смитт предпочитал говорить только о стратегии, обсуждая отчёты и дальнейшие планы, заперев личное мнение под замок, заимев репутацию сурового, немногословного командующего. Мальчишеские проказы безвозвратно ушли из военной жизни, оставив только повседневную рутину, ранние подъемы, вылазки за стену, учтивое обращение, словно бы он страшился напомнить о пережитом унижении. Подобное поведение подсказывало, Эрвин теперь видит перед собой поломанного, увечного человека избитого, вонючего, в чужой сперме, моче, брошенного на пороге, как ещё одну проблему, которой придётся заняться из-за необходимости. И сколько бы я не тёр свою кожу щеткой с мылом, отмыться, избавиться от грязи, никак не мог.
А после случилось невероятное. Пала ещё одна стена, а среди людей появился титан.
Судьба не упустит шанса посмеяться над жалкими потугами выстроить планы, над надеждами воплотить задуманное в реальность. Появившись впервые перед тремя детьми, разве я мог предположить, чем в итоге всё обернется? Разве мог представить, как прежний мир обрушиться на головы живущих, ослепляя, калеча, убивая, погребая под обломками, как всего несколько человек перевернут с ног на голову каждое представление о том, где находимся, как разобьют уверенность на спокойное будущее? Перебирая в памяти свидетельства очевидцев, рассказывавших о трагедиях, неожиданном спасении, о надеждах, я каждый раз убеждался лишь, ничто не прошло бесследно, высказанные слова, выбранный маршрут привели к итогу, который каждый из нас имеет. Несмотря на сомнения, мы продолжали идти вперёд, таща за собой тяжёлые чувства потери, непонимания, разочарования.
Новость о том, будто человек воплотился в титана, разорвала пространство, никто не мог поверить в подобную возможность, а командор Смитт сразу же воспринял факт как данность, не умея мыслить в рамках и границах, задумавшись о перспективах. Первым делом он решил заполучить того мальчишку под своё крыло любыми способами, а я был готов выполнить любой приказ, лечь под любого из военного руководства, только бы вновь Эрвин смотрел на меня как на равного, на кого сможет положиться, а не кого придется защищать или спасать. В тесной, задымленной комнате, собралось около пятнадцати человек и все они пытались найти выход в сложившейся ситуации, пока Эрен Йегер находясь под стражей в тюрьме, пребывал в бессознательном состоянии, а его друзья не были способны объяснить, что именно случилось. Взяв слово Эрвин принялся убеждать начальство в том, что готов понести ответственность за Йегера, за его дальнейшую судьбу, дабы выяснить, причину появления самой страшной угрозы для человечества. Ораторство -одно из важнейших искусств, которым может овладеть персона, ведь слово-это власть, оно воздействует на невидимую часть души, изменяя тебя, так что начинает казаться, будто действуешь против своей воли. Все слушали командора, пока тем временем ко мне подошел один из генералов и принялся толковать о некой ереси, философии "стенистов", её важности для поддержания общего порядка, но я не особо вникал в суть, внимательно следя за выражением лица Эрвина. Прекрасно осознавая, что нам нужно, ждал знака, повода, но голубые глаза, наполненные холодом, пожирали меня, без какого-либо намека на следующие действия. Как можно расценить молчание? Принять как форму безразличия? Вероятно именно равнодушие я увидел, потому, просто кивнул, стоило мужлану попросить об аудиенции в ближайшие дни, смердящему вожделением. У меня крепкое, выносливое тело, я многое способен выдержать, а чувства, что ж, они излишне. Махом осушив бокал с чем-то похожим на выжимку из коры дерева, решив, что с меня достаточно происходящего фарса, фыркнув от понимания бессмысленности дальнейшего пребывания на консилиуме, оставил Смитта вести переговоры о деталях, а сам направился в штаб верхом, хотя лил дождь с такой силой, будто пытался смыть всю грязь с этого мира. Струи затмевали обзор, но уж лучше пробираться сквозь непогоду, ждать очередной атаки безмозглого титана, даже лучше снова оказаться мелким, растерянным мальцом у постели с почившей матерью, нежели ощущать вязкое дыхание опьяневшего от похоти мужика, с липкими ладонями, облизывающего губы при взгляде на тебя. Разъярившись пуще прежнего, хлестнул лошадь с такой силой, будто за нами гнались, заставив её не только припустить, но даже заржать, о чём тут же пожалел. Чудесный жеребец уносил мою задницу из стольких передряг, а я попробовал выместить свою злость, отчаяние. Насколько всё же животные более чистые создания, если им страшно, бегут, если больно, больше не возвращаются на прежнее место, если голодны, едят досыта, а люди, даже имея крылья, остаются на том же месте, бесхребетные, беспринципные... И это всё я же говорю о себе, не так ли? От чувства отвращения с силой стянул плащ, разорвав шнур, так что на шее остался длинный след, а после, зашвырнул промокшую одежду в самый дальний угол. Крылья свободы! Только раб способен верить, будто таковая имеется, теша себя надеждой выбраться, взлететь! Горло душило от выпитого алкоголя, отчего меня вытошнило, противно, вязко, а тело задрожало, глаза источали слёзы, так что засунув пальцы, попробовал избавиться от остатков съеденного. Ощутив, как мне полегчало, направился к ведру с водой, умылся, завел лошадь в стойло и напоив, накрыл попоной, насыпал зерна, пока она утыкалась мордой в мою шею, толкалась мягким губами в ухо, хватала воротник камзола, тянула то в одну сторону, то в другую, а я даже не сопротивлялся, благодарный за прощение после того удара. Выйдя из конюшни, чувствовал под ногами мелкие камни, похожие на разбитые части души, размышляя над тем, что повторяю судьбу своей матери, стану такой же подстилкой как и она. Только зайдя в казарму, почувствовал дрожь от холода, пронизавшего насквозь, осознав, как сильно замерз, пока пытался сбежать от вероятного будущего, от себя, от настоящего, который хотел иного исхода, хотел иметь выбор. Ветер ломился внутрь комнаты в распахнувшееся окно вместе с дождем, заливая пол под напором шторма, застудив воздух, крича, стеная, покуда я оставался нем. Задвигая ставни, захлопывая створки, пытался захлопнуть и мысли, запрятать поглубже, задвинуть под отказ в их необходимости, считая их ненужными. Отвлекшись на заевший от старости, ржавый запор, начиная уже порядком злиться, ведь щеколда никак не желала опускаться, упустил скрежет петель входной двери, а когда обернулся, то меня уже застали врасплох. Молниеносно налетев, Эрвин принялся неистово целовать мои холодные губы, не говоря ни слова, стягивая с моего тела мокрую униформу, тяжело дыша. Его горячие, крупные ладони обжигали прикосновениями, разгоняя кровь по венам, заставляя сердце биться с удвоенной силой, а я даже и не помыслил оттолкнуть, сбежать, продолжал стоять на месте, пока он, опустившись на колени, снял с меня ремень, расстегнул ширинку на брюках и жадно заглотил член ртом, почти лишив рассудка ласками. Имел ли я выбор в тот момент? Мог ли отказаться от этого мужчины, избрав иной способ остаться рядом, не при помощи тела? Даже если и так, подобные вопросы бесполезны. Кончив, я сполз по стене на пол, перед ним, встревоженный, обескураженный, с растрепленными, влажными волосами, ощущая, как лицо, тело, кожа, как весь горю. Стоя на одном колене, он смотрел в упор, утирая губы, роняя капли дождя с волос, одежды, так что вокруг образовалась лужа, стекшая с плаща.
- Так вот, как это делается... Неужто ты решился взяться за мое образование? - безразлично спросил я, убирая назад чёлку, задрав подбородок. - Чтобы те уроды были довольны предоставляемыми услугами?
- Никогда, никому, ни за что тебя не отдам, - прошептал командор и сгреб в объятия, трепетно прижав к себе.
- Что?
- Никогда, никому, ни за что тебя не отдам. Никогда, никому, ни за что тебя не отдам. Никогда, никому, ни за что тебя не отдам, - повторял Эрвин снова и снова, покрывая мою шею, плечи, грудь, горячими поцелуями, снимая рубашку, брюки, призывая откликаться телу на ласки.
- Погоди, - попытавшись высвободиться, я попробовал остановить его. - Что на тебя нашло? Совсем пьяный?
- Ты не хочешь? - выпрямившись, Эрвин удивленно посмотрел в глаза, отлично видя реакцию тела на поцелуи.
- Мне бы ванну.
- Хах... - облегченно выдохнув, он улыбнулся и убрав назад волосы, надвинулся на меня, нависнув, зашептав на ухо. - Для меня ты пахнешь слаще десерта.
- Что за бред...
- Только увидев, как тот образина подошел к тебе, а его морда расплылась в беспутной улыбке, я больше не мог прятать намерение, - крепко обняв, поднял меня, усадив перед собой, начав внимательно рассматривать. - Больше не хочу оставаться в стороне, хочу тебя, всего, без остатка, без остановки.
Распаленный желанием, он оставался нежен, практически вылизав меня, неспешно войдя внутрь, с каждым толчком, продолжая твердить всё те же слова, затыкая мой рот пальцами, тревожа укусами, упиваясь гибкостью, запахом. Когда же наконец у него не осталось сил, то рухнул всей тяжестью сдерживаемых до того момента, чувств, взмокший, уже не от дождя, а от пота, уснув, крепко держа в объятьях, то и дело бормоча "никому" и "никогда". Не понимая как случилось так, что этот эгоистичный преследователь своих целей, приковал свое сердце к моим рукам, я не сомкнул глаз до утра, так и не осознав, что именно испытываю к нему.
Принадлежать кому-то столь необычно, когда более знакомо состояние отказа, оставлености. Матушка, Кенни, подручные, подчиненные... И отчего я встречаю на своем пути тех, кто уходит, покидает? В мне ли дело? Возможно, поэтому я поддался, остался, не оттолкнул Эрвина, желая наконец испытать чью-то привязанность, столь сильную, обещавшую нечто большее, чем жизнь, обещавшую саму вечность.
Чтобы сберечь меня от постели военных чиновников, Эрвин отыскал другую лазейку, проникнув в спальни их жен, травя байки о буднях в казармах, пугая россказнями об огромных титанах. Каким он был с ними? Разве искренним? Разве хоть одной он открыл своё сердце? Или, не переставая веселил, услаждая комплиментами, неважно сколько находилось на расстоянии метра, одна, две, три, каждая получала свой кусочек командора. На фоне престарелых чинуш он выделялся, отлично сложенный внешне, рассудительный, с приятными манерами, позволял кормить себя с руки, демонстрируя кротость, желание обожать, оставаясь при этом на своей стороне. Нет, ему удалось сохранить рассудок в окружении сластолюбивых милашек и искушенных, придворных дам, чем бы его не благодарили, какие бы блага не обещали, раздвигая ноги. Мужчина приходил, чтобы дать и взять взамен, ведь никто, кроме этих женщин не знал тайных помыслов мужей, облаченных властью, выкладывая за поцелуй слабости тех, привычки, компромат. За приятное времяпровождение, комплименты, нежные слова, делились информацией, которую бы командор не пожелал узнать, выворачивая всю подноготную, а если становилось нужно, подсказывали, как их благоверным поступать, точно следуя планам Эрвина. Являясь под утро, пахнущий духами и шампанским, забирался в постель, не удосуживаясь смыть запах тех, с кем провел ночь, отвечая на упреки, как не хочет терять время на ванну, спеша поскорее обнять меня. Снова и снова повторяя заветное "никому и никогда", просил поверить, задержаться хотя бы на минуту, делая меня податливее и я, в конце концов, сдавался, потому что хотел верить в его мечту, не имея собственной до момента, пока не услышал нечто завораживающее. Скудная фантазия не могла вообразить в своей бедности "море". Да кому в голову придет выдумывать такое количество воды, что заполняет пространство до горизонта и дальше, до края земли?! Возможно, именно поэтому всё так и произошло. Возможно, я хотел мечтать по-своему, потому ни разу не отступил от задуманного.
После отличного выступления на всеобщем собрании, где я показал себя повелителем титанов, действительно став сильнейшим воином, ведь не побоялся ударить Эрена Йегера, пока остальные, с благоговейным трепетом смотрели на паренька. Чувствовал ли я что-то к нему в тот момент, кроме раздражения, недовольства? Нет, у меня не было причин ненавидеть или даже испытывать страх, потому так легко смог подойти очень близко. Бескомпромиссность, с которой точно наносил удары, убедила доверить Йегера разведке, под мою личную ответственность, ведь командор слишком ценен многим особам, а меня за ошибку можно и в расход пустить. Напуганный непониманием происходящего мальчишка, отчасти напоминал мне себя, того впервые подвешенного на ремнях в подвале особняка. Я тоже плакал, брыкался, пытался вырваться, кричал, но вскоре осознал, насколько это забавляло окружающих или отвращало, не каждому по нраву наблюдать за животным в клетке. Как и я, Эрен стал учиться справляться с невесомостью, с непостоянством мира, общества, в котором перед тобой сначала склоняют колено, а после, этим же коленом дают подых, ибо стал неугоден, неудобен. По крайней мере, у мальчишки была семья, его окружали друзья, являвшиеся местом, куда можно вернуться, в отличие от меня, искавшего тех, кто будет рядом и находившего тех, кто оставит. Широко распахнутые глаза смотрели на меня с испугом, сквозь прутья решетки, ожидая очередного нападения, читая в моем взгляде отражение огня зависти и злости. Душа горела, переполненная возмущением, кипела внутри, прожигая легкие, ведь мальчишка, являлся причиной, почему Эрвин засыпал на простынях генеральских жен, оставив мне только дни, сухие листы бумаги с отчетами и просьбы простить, ведь снова придется отлучиться. Опять мне не удавалось получить сполна желаемое, потому я насмехался над всем белым светом, только бы скрыть потаенное, проснувшееся внутри чувство.
Акт второй
- Босяк! - войдя в темницу, Леви пнул по кровати ногой, на которой спал Эрен. - Давай! Просыпайся! Сейчас явится Ханджи для осмотра!
Спящий вяло приоткрыл глаза, зажмурившись от света лампы, потянулся, после чего, причмокнув, перевернулся на другой бок. Разъярившись, капитан был готов распотрошить постель, а потом и мальчишку, вспомнив, что сам за последние несколько суток спал всего ничего, только бегал с поручениями, подписывая документацию, как ответственное лицо за операцию с кодовым названием "Надежда человечества".
- Да какая, к черту, надежда! - возмущался мужчина, стягивая с себя плащ, собираясь им отхлестать мальчишку. - Спит себе, как ни в чём ни бывало, а мы тут носимся с ним!
Стоило только приблизиться, как спящий неожиданно подскочил и схватив в объятья, повалил Ривая на постель, сонно забормотав:
- Ещё совсем немного, пару минут.
Обычно, Леви, обладавший животной реакцией, кожей предчувствуя беду, мог увернуться от любого нападения, однако в данный момент, остолбенел, застыв без движения, сразу же осознав свой просчёт. Отсутствовала угроза, ему не собирались причинить боль или нанести увечья, только обняли, обволокли теплом, и мягким запахом, схожим с ароматом парного молока. Уставившись в потолок, мужчина пару минут смотрел на каменную кладку, ощущая, как утопает в мягкости матраца, тишине, что отгородила их от всего остального мира, а после взглянув, на лежащего рядом, Эрена, увидел перед собой ребенка, улыбавшегося чему-то во сне. Впервые он мог так близко рассмотреть черты лица юноши, выражавшие тихую радость, а не сосредоточенность или испуг, оттого он казался красивым. Вздохнув, Ривай дотянулся до лампы, затушив фитиль. Темнота покрыла невесомой зыбкостью, тесность стен показалась гробницей, и он подумал, что умереть сейчас не такая уж плохая идея, заснув рядом с человеком, умеющим так привлекательно улыбаться. Тишина стала хранителем, приглядывающим за дрёмой и только легкий вздох юноши тревожил воздух. В подземной тюрьме, впервые за долгое время, Леви ощутил спокойствие, ведь чувства перестали тревожить разум мыслями, предположениями о том, как всё сложится, каким будет следующий день. Глубоко выдохнув, капитан прикрыл глаза, решив позволить отдых только на пару минут, большего не потребуется. Пару минут он готов пожертвовать ради состояния умиротворения, ведь его ничто не раздражало, не тащило куда-то, вернув момент настоящего. Рука спящего юноши скользнула наверх, коснулась груди и тяжесть ладони оказалась приятной, подарив ощущение сопричастности к чужому счастью.
- Надо же! - всплеснув руками, воскликнула Ханджи. - Кто бы мог подумать, что я увижу вас обоих в одной постели!
- Если хоть кому-нибудь проболтаешься, очкастая, - прохрипел Леви, приподнимаясь на руках с постели. - Скормлю титанам.
Пробуждение стало похоже на удар в голову, резкий, неприятный, а усталость накатила новой волной. Голос Ханджи казался слишком громким, в сравнении с привычной тишиной в тюрьме, да и к тому же быть застигнутым врасплох не самое приятное чувство. Оглянувшись, увидел Эрэна, на лице которого сменялось одно выражение за другим, смущения на удивление, испуг, потом замешательство, пока он пытался осознать происходящее, теребя в руках край покрывала, не имея смелости поднять взгляд или произнести хоть слово. Мысленно выругавшись, Ривай пожалел о том, что остался, поддавшись порыву, стоило уйти, а не вести себя столь эгоистично, а теперь придётся оправдываться, объясняться.
- Что ты! - замахав перед собой руками в отрицании, затараторила женщина. - Это станет моим драгоценным воспоминанием! Мирно спящий "сильнейший воин человечества" в объятиях титана!
- Что? - оторопело уставившись сначала на восхищённую новым откровением, Ханджи, потом на необычайно хмурого капитана, спросил Эрэн, переводя испуганный взгляд, не совсем понимая, о чём они говорят.
- Я пришел предупредить о времени осмотра, - свесив ноги, проговорил мужчина, протирая лицо влажным полотенцем, услужливо поданное Ханджи, ловящей каждую мелочь, пристально наблюдая за ним. - Потом и не заметил, как уснул, совсем вымотался за несколько дней, извини, я не должен был...
- А? Я совсем не против, - недоуменно промямлил юноша, тут же закрыв ладонями рот, стоило двоим уставиться на него, застывшим от удивления.
- Ты слишком возбуждена, - недовольно фыркнул Леви и указав на Эрена, проговорил, сдвинув брови. - А ты прекрати молоть всякую чушь! Позоришь.
- Да, капитан! Простите, капитан! Виноват, капитан!
- Оставляю его на тебя, - встав с постели, мужчина поправил форму, разгладив складки на камзоле и направился из камеры, ощущая вину за проявленную нерасторопность. Настолько необычное поведение, не свойственное характеру, выбило из колеи, потому, решил постараться выбросить из головы случившееся, списав на недоразумение, надеясь, что его примеру последуют и остальные причастные.
- Как он тебе? Совсем отличается от образа, который создает, не так ли?! - подскочив вплотную, завалила вопросами Ханджи. - Весь такой холодный и непреступный! Но очень добрый, заботливый! Удивительный человек!
- Да, это верно, - отпрянув, промямлил Эрен, залившись румянцем. - Капитан Леви удивительный... Пока мы проходили подготовку, за обедом, девчонки постоянно говорили о нем, фантазировали, как подойти и заговорить, сожалея, что он не в королевской гвардии, а именно в разведке.
- Наивные, им ни за что не достичь сердца капитана.
- Отчего же?
- Хотя я их понимаю, сильные мужчины весьма привлекательны, - подмигнув, проговорила Зойи, уйдя от ответа. - Что ж, спрашивать о том, как тебе спалось, не стану.
Заметив, как лицо юноши зарделось, она рассмеялась, звонко, легко, ласково похлопав по спине, искренне радуясь, когда люди переживали с кем-то моменты сердечной близости.
За время содержания Йегера в темнице, Леви изменил своё отношение к мальчишке, осознав, сколь сильно ошибался, ведь Эрэн виноват в происходящем, равно в той же мере, как и все окружающие люди. Страдает из-за безответственных взрослых, не способных что-либо изменить, передающих грехи следующему поколению.
Когда же кто-то начинал говорить о титане в их рядах, спрашивая, напуган ли капитан соседством со столь жутким монстром, Леви обычно уходил от разговора, меняя тему, не видя в юноше настоящей опасности или существенной проблемы, скорее относился, как к запутавшемуся в собственной судьбе. Остальные обладали смирением перед обстоятельствами, принимая многое как данность, не осмеливаясь выступить против устоявшегося порядка, но только не Эрэн, ищущий любую возможность изменить мироустройство. Однако, порой, мужчина замечал в нём глубочайшую растерянность, будто душа не знала, как оказалась там, где находится. Вот он беззаботно рассказывает о случае из детства, смеясь, жестикулируя, описывая подробности, как вдруг замирает, смурнеет, обрываясь на полуслове, осматривается, словно проверяя место, вспоминая лица людей, его окружавших, а после, либо спрашивает на чём остановился и продолжает рассказ, но чаще без улыбки или вовсе уходит, прячется ото всех, переживая нечто, чем не способен поделиться. По мнению Леви, парнишка нуждался в направлении, в чётком представлении дальнейшего пути, ведь тот свет, сиявший в глазах, имел цель изменить мир, помочь людям. Поступление в корпус только предоставило возможность направить стремление в необходимое русло. Несомненно, им хотели воспользоваться, запечатать стену, породить хаос, но для самого юноши всё это стало лишь побочным явлением, мелкими камушками, которые можно легко столкнуть с дороги или обойти, но теперь он мог добраться до пределов земли, выяснить правду, сможет познать свою силу, научиться доверять друзьям, соратникам, обрести новую мечту, нечто ценное, кого-то особенного. Понимая столь простые вещи, командование в лице капитана и командора, старались облегчить жизнь каждому, кто находился в их подчинении, чтобы молодые юноши и девушки не погибали из-за недостатка снаряжения, хорошо питались, отдыхали. Слишком многих они уже потеряли.
Когда штаб перенесли в резиденцию загород, чтобы у Ханджи появилось больше пространства для испытаний силы Эрена, Леви, волей неволей, сталкивался с ним в обыденных ситуациях, не предполагая, насколько тесно переплетутся их судьбы. Порой, юноша настолько уставал, что капитану приходилось тащить на себе обессиленное тело, бормочущее нелепицу типа "Ривай удивительный", "зачем человечеству сила титана, если она во мне?", "вот бы сейчас булочку съесть". Мужчина его не боялся, потому что был уверен в своих силах, способностях, потому позволял себе подойти ближе, прикрикнуть, посмеяться, видя в юноше прежде всего подростка, а не "надежду человечества". Порой, Леви задумывался о том, каким сам был в пятнадцать лет и приходил к выводу, что совсем не изменился, остался тем же, одиночкой, способным на очень многое, ради жизни под солнцем. Он, как и мир вокруг, застыли, пока остальные менялись, превращаясь в незнакомцев, становясь неузнаваемыми в словах и действиях.
- Я принес одеяло, - проговорив, Леви отворил темницу и вошел внутрь. - Ночи становятся холоднее, особенно здесь, в подвале.
- Огромное спасибо, - перепуганный появлением мужчины, Эрен принялся застилать свою постель, наводить порядок, хотя знал бессмысленность попыток, капитан уже многозначительно посмотрел на пол под кроватью, сказав:
- Из мебели три предмета, но свинья везде грязь найдет.
- Вы не правы! Я просто пока ещё не привык тщательно следить за чистотой.
- Ещё бы, всегда были вокруг те, кто ухаживал за принцессой
- Обидно звучит, - скуксился Эрен, выпятив вперед губы, чем немного повеселил мужчину:
- В том и смысл.
- Просто, я всё время пропадал за стенами дома, мог часами смотреть в небеса, а когда возвращался, там всегда оказывалось прибрано.
- Ты из не особо наблюдательных, правда?
- А вы, капитан? Наверное, совсем в другой среде выросли?
Положив свернутое одеяло на край постели, мужчина мельком взглянул на Эрэна, не решаясь, стоит ли откровенничать по поводу своего прошлого, рассказывать хоть что-то о себе, ведь нет уверенности в завтра, вдруг придёт указ о немедленной казни мальчишки. Впрочем, в этом случае и бояться нечего, каждое слово просто растворится в мареве растёкшейся крови... Вздрогнув, Леви нахмурился, было неприятно видеть картину смерти человека, который стоял перед ним, ещё столь юный, с удивительно открытым взглядом, прекрасных, ярких глаз. Смена в выражении лица мужчины явно напугала Эрэна, внутренне он корил себя за столь личный вопрос, ведь уже слышал некоторые сплетни, в которые не хотелось верить. Не зная, как вести себя в затянувшемся молчании, юноша опустил взгляд, сожалея, что не может прочесть мыслей капитана, не знает, как завести тему для разговора. Скрестив руки на груди, Ривай прислонился спиной к стене и уставившись в угол, спокойно заговорил, ощущая, как хочет сохранить строгое впечатление о себе, оставить непогрешимость ради восхищения во взоре подчинённого:
- Там, где я жил одно время в детстве, случилась эпидемия, не слишком опасная для здоровья среднестатистического горожанина, но ослабленные из-за недостатка питания, солнца, чистой воды, быстро угасали, особенно дети и старики. У многих не хватало средств на лекарства, их домами служили лачуги, с протекающими крышами, где роскошью оказывался горящий очаг, что уж говорить даже о еде. Их участь, наверняка, постигла бы и меня, но одна знакомая подсказала пару советов, например, почаще мыть руки и пользоваться повязкой для лица, закрывающей нос и рот, в большом скоплении народа, - сжав ладони на плечах, Леви на мгновение замолчал, позволив юноше встать рядом. - Руки я мыл так тщательно, что те кровоточили, а в комнате постоянно пахло гвоздикой, это единственное масло, которое смог достать у торговца, задолжавшего крупную сумму одной известной даме.
- Это поэтому от вас так приятно пахнет? - вытянув шею, задал вполне невинный вопрос парень, почти коснувшись плечом плеча мужчины. Повернув к нему лицо, Ривай ощутил, как по спине мурашки пробежали, а сердце отчего-то запнулось, будто повторилось нечто похожее, будто они уже вот так стояли, рядом и такой же вопрос был уже задан, чего никак не могло произойти до. Вкрадчивый тон, с которым говорил Эрен, неловкость, с которой тянулся подойти ближе, казались робкими, осторожными и знакомыми, притягательными. Неожиданно, Леви захотелось сделать шаг навстречу, приблизиться, побыть на расстоянии вздоха, что удивило, будто он позабыл, кто именно перед ним стоит, само воплощение угрозы, или всего лишь мальчишка. Свежий румянец окатил щеки Эрена, он резко отшатнулся, отвел взгляд, словно опомнившись, запретив себе поступать опрометчиво, сделал шаг в сторону, начав потирать шею, пытаясь вжать голову.
- Если ты готов, то нам пора наверх, - проговорил Леви и зашагал к выходу, пытаясь скрыть собственное замешательство от нахлынувших предчувствий. Совсем не к такому отношению он привык, обычно его пытались схватить, подмять, поглотить и не только титаны, но и люди, заставить действовать в соответствии с их ожиданиями, а рядом с юношей ему словно предлагали шагнуть в неизвестность и это напомнило первый полёт, ветер ласкающий лицо, поддерживающий за руки, поднимая всё выше, выше, к солнцу. Это чувство влекло за собой, окрыляя, пугая, разгоняя в венах кровь. Мотнув головой, мужчина почти выругался, чем вновь напугал парня, который был готов сделать что угодно, лишь бы не разозлить Леви.
- Да, капитан, - тихо отозвался Эрен, последовав по тёмному коридору, размышляя совсем не о предстоящих испытаниях, а о том, как объяснить себе образы, возникавшие перед глазами.
Явившись на следующий день, Ривай застал юношу сидящим на кровати, уставившимся в небольшое окно, находящееся почти у самого потолка. Там виднелся крохотный кусочек неба, яркий, чистый, а по лицу заключённого блуждала мягкая улыбка, будто он размышлял о чём-то хорошем, даже не заметив вошедшего. Позвав пару раз по имени, Леви удивился отсутствию реакции, слишком уж Эрэн оказался поглощенным своими мыслями, потому осторожно присел рядом, тихонько наблюдая за юношей, чья близость успокаивала. Так они и сидели, молча, пока мужчина размышлял, откуда взялось желание покрыть руку юноши своей ладонью. Наконец, Эрен оторвался от созерцания плывущего облака и повернув лицо, проговорил:
- Я ждал вас, капитан.
Он выглядел изможденным, необычно бледным, оттого, нахмурившись, Леви спросил:
- Тебя здесь что-то беспокоит? Крысы, например?
- Неа, их присутствие обычно, - качнув головой, улыбнулся юноша в ответ, взглянув на руку Ривая и сжав свою в кулак. - В казармах, за годы учебы, мы совсем привыкли к ним, кое-кто даже подкармливал парочку, хотя нам самим не хватало еды. Понимаю почему, жизнь-то у крыс совсем не сахар.
- Дело в тренировках?
- Думаю, что справлюсь.
- Ты иногда кричишь по ночам.
- Эм, Ханджи рассказала про кошмары?
- Ты под моей ответственностью, Эрэн, - отрицательно качнул головой мужчина, решив не говорить, что пару раз самостоятельно спускался ночью и слышал крики, но так ни разу не набрался смелости успокоить юношу после пробуждения. - С чего вдруг покраснел?
- Быть под защитой самого сильного воина человечества весьма радует, - ответил парень, коснувшись носа, засмущавшись. Столь бесхитростное признание достигло сердца капитана, не ожидавшего услышать нечто подобное от подчинённого. Впрочем, так ли много нужно, чтобы поразить подростка, которому всего около пятнадцати лет? Нет, думать о судьбе другого человека свысока совсем неподходящее занятие, этот ребенок пережил очень многое, иначе бы не боролся столь яростно за свои идеалы. У него есть причины так говорить.
- Капитан? Вы о чём-то задумались? - обеспокоено задал вопрос Эрэн, ведь мужчина хоть и смотрел на него, казался очень далеким, отсутствующим. Могнув, Леви осмысленно взглянул на сидящего рядом, удивившись самому себе снова и дабы скрыть замешательство, отвернулся, фыркнув:
- Думал, насколько глупо радоваться, что находишься под моим попечением.
- У меня не так много осталось причин улыбаться.
- Главнее той, что ты ещё жив и не нужно.
- Думаете, у меня есть шанс успеть сделать что-то правильное?
- Вот чего не терплю от мелюзги, так постоянного стремления помереть побыстрее, - заворчал мужчина, нахмурившись, припомнив несколько новобранцев, погибших при первой же вылазке за стены. - Прёте на рожон, хотя навыков боя не приобрели, геройствуете по чем зря, подставляете своих товарищей, а встретив препятствия, сразу в слёзы, потому что мир оказался не таким, как вы представляли.
- Вы правы, капитан, но сами же видите, в каком я положении оказался, почти отчаянном...
- Да погоди ты, ещё ничего не решено, день казни не назначен, так что просто продолжай искать ответы. Тебе же ещё есть ради чего и кого бороться?
- Благодаря вам, капитан, я вспомнил о важном, - всхлипнул Эрен и быстро утёр глаза, пытаясь сдержать накатившие эмоции, зашептав. - Я очень благодарен за поддержку, вы удивительный.
- Вот заладил, что это должно означать, по-твоему?
- Если сказать по правде, сначала, увидев вас в числе разведчиков, хотел на вас равняться, настолько крутым показались..
- Мда, - вздохнул Леви. - Не так уж сложно тебя впечатлить...
- А когда спасли нас, завалив титана в считанные секунды, двигаясь словно ветер, быстро, бесшумно, рассекая пространство и плоть существа, вчетверо превосходящего вас по росту, то и вовсе стали богом.
- Отвратительно.
- Но теперь, познакомившись поближе, чаще всего, испытываю страх в вашем присутствии и ещё...
- Я пугаю тебя?
- Вы очень сильный, капитан, - зашептал юноша. - Вам по плечу самые сложные задачи и вы ни в ком не нуждаетесь, а я... слабак...
- Ты справишься, со временем.
- Вы способны уничтожить меня, однако, не хотел бы взваливать на ваши плечи подобное бремя.
- Опять ты... Как не пожив толком, можно так часто думать о смерти?
- Она окружает, как стены.
- Послушай, умереть мы всегда успеем, а ты ведь ещё даже не... - замялся мужчина.
- Что? - заинтересовался юноша и его глаза загорелись любопытством.
- Хоть раз целовался?
- Как вы можете о таком спрашивать?! - воскликнул Эрен, залившись краской.
- То-то и оно, - ухмыльнувшись, Ривай направился из подвала наверх, по лестнице, ощущая всем телом, как узник продолжает следить за ним. Из чистого любопытства, мужчина громко хлопнул дверью, хотя остался стоять на лестнице, чтобы подслушать, что будет дальше и до его ушей донесся возглас:
- Ааааа! Какой же он классный! Классный! Капитан Леви классный! - а потом голос зазвучал тише. - Капитан... капитан Леви... Леви Ривай... классный....
Чертыхнувшись, мужчина бесшумно выбрался за дверь и зашагал по длинному коридору, коря себя за эту выходку, ведь ему не к чему знать тайные мысли заключенного: "Я всего лишь должен присматривать за мальцом, чтобы "очкастая" не угробила раньше времени, недоброжелатели не достали, чтобы он просто выжил до момента, когда понадобиться Эрвину". Подобные мысли посещали раз за разом, стоило только направиться к лестнице, в подвал, чтобы передать очередное поручение. Спускаясь вниз, с каждой ступенью, ощущал, как и сердце тяжелеет с каждым шагом, неуверенность клонила в сторону, незнакомые эмоции застилали разум, а ладони становились чуть влажными, словно он внутренне готовился отпустить нечто долго удерживаемое, но пока ещё не решался на крайний шаг. Стоило признаться себе раньше в истинных причинах походов к узнику, в поиске бесед, восхищенного взгляда, того, кто в иной ипостаси жаждет лишь разрушения, демонстрации силы. Долгое время Леви учился эффективно уничтожать титанов, а теперь, защищает одного из них? Это шутка такая? Как можно назвать "надеждой человечества", того, кто считается смертельной угрозой? Как отделить все свои знания, опыт, увидеть за жутким созданием человека, юношу, ищущего ответы, на то, почему он таков? Становилось легче лишь потому что встреченные ранее особи никоим разумом не обладали только жаждой убийства, ненасытные, устрашающие. Эрен же совсем другое дело, даже дышит в присутствии Ривая словно вприпрыжку, и только иногда забываясь, подходит так близко, и смотрит столь испытующе, начиная вдыхать очень медленно, глубоко, смакуя во рту воздух на вкус. Подобные перемены в поведении цепляли, заставляя следить за ним, ведь вдруг воплотиться и взрывной волной раздробит кости, а может, сделает шаг ещё ближе? Что же он выберет? Кого он выберет? Неважно, только бы продолжал смотреть с таким же восхищением.
- Нет, выглядишь вполне обычно, - замявшись ответил Леви, заставив себя отвернуться, вновь уткнуться в книгу, совершенно позабыв о смысле прочитанного, нахмурившись.
- Между тренировками и уборкой, проводя время здесь, порой скучаю.
- По чему именно?
- По небу на закате после дождя, - томно заулыбавшись ответил юноша. - Замечали, как оно прекрасно? Стоит только тучам расступиться и за ними открывается самый завораживающий вид, голубые, розовые, яркие желтые, оранжевые цвета окрашивают облака, рисуя невероятные образы. Кажется и мир становится более приветливым, мягким, хочется упасть в этот простор и раствориться, ведь оттенки сияют словно мои чувства, переливаясь из одной формы в другую, напоминая различные вещи, хорошие времена, события, даже те, что ещё не произошли, но которые предвижу...
- Действительно, красиво...
- А вам, капитан, что вы любите?
- Когда впервые выбрался за стену, то меня поразил лес, но не сами деревья, а игра света на листве. Вокруг поля, яркие, насыщенные, сверкающие жизнью и влагой после небольшого дождя, а под пологом величественных крон собралась полутьма, тайная, спокойная, пронизанная лучами, напоминавшими мне стройные ряды мечей, воткнутых в землю, проходящих насквозь, соединяясь с небесами. У оснований, там, где выпирали кряжистые корни, полог оставался влажным, нагретый за несколько дней, излучая тепло, отчего воздух стал ощутимым, вязким, покрыв сумеречной дымкой стволы, нижние ветви, кустарники, размывая очертания растений. На границе же, куда дотягивались лучи солнца, проходя сквозь зелень, отпечатывались яркие пятнышки, трогательно трепещущие от любого дуновения ветра. То был первый раз, когда я познакомился с ранней весной, ведь до того момента даже солнце оставалось под запретом, чем-то недостижимым, а в тот момент даже листва излучала свет, сияя ярко-зеленым, драгоценным, почти желтым цветом. Пока сидел в ожидании нового приказа, рядом мирно паслась лошадь, и мне всё вокруг казалось правильным, на своих местах, словно, так и должно быть, ни угроз, ни шумного топота, ни криков, только ветер нашептывающий колыбельную. Именно такой хочу жизни, когда сердце в покое, без тревог, именно таким хочу сделать этот мир, безопасным для будущего, увидеть без титанов.
- Возможно, поэтому вы так сильны, потому что знаете, чего хотите, не мечтая о чём-то, а делая определенные шаги к нужному результату.
- Не сравнивай меня с остальными, слепо предающими даже собственную душу ради исполнения мечты, - скрежетнул зубами мужчина. - Не думай, будто понял меня.
- Извините, не хотел задеть, наслушался всякого, - виновато проговорил Эрен и поднявшись с постели, подошел к стене, встав под окном, откуда бил столп света, покрыв полностью фигуру юноши, отчего тот на пару мгновений исчез из виду, растворившись в ярком сиянии. Будто услышав рассказ Эрэна, дождь прекратился и выглянуло солнце, заливая свечением местность, где находился штаб, одарив теплом и узника, которого держали под землей, уберегая от остальных. Раздражение тут же оставило Леви, стоило ему только увидеть удовлетворение на лице юноши, стоявшего в сиянии блеска, поднявшего голову, наслаждавшегося прикосновением тепла, осязаемым, как будто его обнял близкий человек. Сидевший в углу Ривай, смотрел на Эрэна сквозь прутья решетки и ощутил себя заключенным, будто сам находился в клетке из правил, необходимостей, целого вороха требований, стремящихся его раздавить в итоге, тогда как Йегер стремился эту клетку разломать, растоптать, освободить и освободиться. Сглотнув, капитан уточнил:
- И чего же ты наслушался?
- Пока сижу здесь между очередным экспериментом с Ханджи, тренировкой и общими рапортами, особо нечем заняться, только говорить с теми, кто приходит или слушать беседы надзирателей. Чаще всего они говорят о вас, капитан.
- Хм, вот как, сплетничают, бездельники.
- Хотите узнать, что именно говорят?
- Приблизительно представляю, - скривившись ответил мужчина, вспоминая шепотки за спиной по поводу его происхождения, репутации, слухов, завистливых мнений. О каждом выдающемся человеке судачат, особенно если он обладает смелостью говорить честно, открыто выражать недовольство, однако сам факт, что мальчишка слышал кривотолки по поводу того, как Ривай восходил по карьерной лестнице, на что отчаянье толкало его... Отчаянно захотелось помыться, отскоблив каждый миллиметр тела. Заметив угрюмую гримасу на лице мужчины, Эрен, будто впервые наслаждаясь солнечным теплом, сильнее задрал подбородок и прищурившись, заулыбался, негромко произнёс смешливым тоном :
- Говорят, будто у вас губы мягче цветочных лепестков, а дыхание слаще меда.
- Я!.... что? - оторопев, Ривай повернулся к юноше и увидев как тот давится от приступа смеха, возмущенно фыркнул. - Ну погоди у меня, мальчишка.
- Угрожаете? - смеялся юноша, начав прохаживаться по камере. - Перестаньте капитан, что может случиться более худшее, нежели уже произошло? В свои пятнадцать лет я потерял мать, отец числится пропавшим без вести, мой дом разрушен, в первую же боевую операцию меня сожрал титан, а потом выяснилось, что я и сам являюсь титаном, из-за чего мои друзья подверглись смертельной опасности, меня чуть не казнили и только благодаря командору и вам, всё ещё жив.
- Действительно, - согласился Леви.
- Какое будущее у меня?
- Пока ещё ничего не решено, а значит есть шанс на лучшее.
- Например?
- Попробовать отыскать отца, выяснить, что произошло с тобой, а по пути, помочь друзьям, соратникам, человечеству, а потом может встретить кого-то особенного...
- И? Что? Завести семью? Передать гены своим детям?
- Влюбиться...
- Пфффф! - звонко рассмеялся Эрен, смутив мужчину. - Да кто бы мог подумать, что холодный капитан Ривай окажется романтиком!
- Хорошего ты наслушался обо мне, кто же я по-твоему? Бесчувственный чурбан?!
- Никогда так не думал о вас, просто не ожидал увидеть эту вашу сторону.
- Да уж, я совсем не готов говорить о подобных вещах, - улыбнулся Леви. - Но всё же... Тебе решать каким будет будущее. Эта девчонка, она очень привязана к тебе. Думал, взглядом убьет, когда лупил на потеху воинскому начальству, да и сейчас думаю также, стоит мне палку перегнуть с насмешками.
- У нас с ней сложная история, - замявшись ответил юноша и помолчав, продолжил. - Возможно, она будет очень счастлива с Жаном.
- Погоди, - нахмурился Леви услышав в голосе незнакомые ноты. Пристальное внимание смутило юношу, охватив шею, он невинно рассмеялся, пытаясь перевести тему:
- Голос ломается, знаете, возраст такой.
- Какое удобное объяснение.
- О вас говорят многие девчонки, что во времена учебы, что здесь, постоянно обсуждают сколь вы аккуратны, внимательны, галантны.
- Говоришь так, будто я творю нечто ужасное.
- Да, ведь вы занимаете их мысли, но никого не выбрали.
- Не думал об этом...
- Может, вы уже любите кого-то? - выйдя из луча света, юноша прямо посмотрел на сидящего и не отводил взгляда, словно пытаясь убедиться в правдивости высказанных подозрений, разглядеть подтверждение в глазах. Под этим взглядом мужчина ощутил, как взмокли ладони, хотя до того момента он оставался уверенным в честности своего сердца, потому опустил лицо, желая спрятать, сохранить секреты. Перелистнув страницу книги, задумчиво проговорил:
- Любовь, да? Как знать...
- Как быть, если мы не способны ответить на чьи-то чувства? Чья в этом вина?
- Так бывает, в том нет ничьей вины.
- Если бы только мы могли выбирать...
- Думаю, это возможно.
- Когда говорят о том, за что влюбляются, то часто рассказывают о внешности человека, или статусе, но не считаю, будто это верно.
- А за что бы полюбил ты? - пытаясь сохранить безразличие в голосе, спросил Ривай, показно зевнув, прикрыв ладонью уста.
- Хотел бы любить без причины, тогда бы меня ничто не смогло бы отвернуть от человека.
- Вот как... - протянул капитан, удивившись столь глубокому ответу. Да уж, а мальчишка не тратит впустую время, позволяет себе размышлять.
- А вы? - подойдя совсем близко к решетке, спросил Эрен, придвинув стул, усевшись, глядя прямо на мужчину, так что тот потонул в яркой зелени и синеве влажных оттенков, подняв взгляд от книги. Стушевавшись, прокашлявшись, решил уйти от ответа:
- С чего вдруг такие вопросы?
- Интересно, они и в самом деле мягче лепестков? - протянув руку сквозь прутья решетки, спросил шепотом Эрен, почти коснувшись губ капитана и замер, почти играючи, но его взгляд потемнел, отяжелел, будто он страстно хотел чем-то обладать и это желание делало его несчастным.
- Твое любопытство может привести к плачевным последствиям, - отвернувшись, проговорил Ривай, и вновь уткнулся в текст, пытаясь вспомнить не только прочитанное, но и как буквы в слова складываются. Побыв ещё некоторое время в прежнем положении, Эрен, наконец, отнял руки, улыбнувшись, решив не давить сильнее, убеждая себя о несвоевременности, о не спешности, иначе, может спугнуть. Откуда-то в душе поселился страх оттолкнуть Леви ненароком, откуда-то, юноша знал, что подобный результат вырвет сердце из груди, уничтожив, даже если тело всё ещё будет функционировать. Неловкость поселилась между ними, сделав тишину врагом, от которого хотелось сбежать, избавиться, только бы не находиться рядом.
- Мой дорогой мальчик! - воскликнула Ханджи, спускаясь по лестнице, на что оба отреагировали синхронно вздрогнув, подняв на неё взгляд, словно бродячие коты, готовые разбежаться в разные стороны. - Ох! Леви, извини, но я обращалась к Йегеру!
- Не переусердствуй с экспериментами, а то у него уже мозги плавятся от гормонов, - звучно захлопнув книгу и поднявшись со стула, обронил мужчина, направившись наверх.
- До встречи, капитан! - воскликнул юноша, прильнув к решетке.
- Да вы никак сблизились! - всплеснув руками заметила Ханджи.
- Вот ещё, - фыркнул Леви.
- Как всегда холоден, - поежившись, словно от сильного сквозняка, Зойи обхватила себя руками, потирая плечи. - Так никто не узнает о твоих истинных чувствах.
- Будто оно мне нужно.
- Ладно-ладно! - примирительно закивала женщина, после чего, обратилась к юноше. - Итак, Эрен, как тебе спалось? Как еда?
- Перестаньте спрашивать одно и тоже, каждый раз, когда видимся.
- В этом и смысл всех исследований, подмечать малейшие изменения! Как думаешь, сегодня у нас получится увидеть тебя в теле титана?
- Не могу обещать, - вяло отозвался юноша выходя из своей клетки.
- Ну-ну! Побольше энтузиазма! - похлопав по плечу парировала Ханджи. - Мне так нравится твоя иная форма!
- Звучит почти как домогательство...
- Ха-ха-ха! Это всё горячая жажда знаний!
- Вы слышали что-нибудь о делах у Армина и Микасы?
- Они в полном порядке! Не говори Риваю, но она пообещала сломать ему ноги, если только он позволит себе грубость!
- Самое ужасное, что Микаса на это действительно способна, ударить сильнейшего... - неожиданно остановившись, юноша застыл на месте, перестав что-либо слышать, видеть перед собой, вдруг осознав одну очень важную мысль для себя.
- Эрен! Эрен! Божечки! Пугаешь! Ты чего остолбенел? - скача вокруг него, восклицала Ханджи. - Приступ какой?
- Нет, я просто подумал, что если вдруг стану сильнее, то она точно меня победит.
- Микаса? А почему не Ривай?
- Потому что она всегда рядом и так сможет наконец разорвать связь между нами, словно перерезав пуповину, сцепившую нас вместе.
- Вероятно ты прав, задумчиво протянула Ханджи. - Я не так хорошо с ней знакома, но наверняка ты желаешь ей счастья.
- Именно, но дело в том, мне бы не хотелось, чтобы ещё и моя смерть легла на плечи капитана.
- Оооо! Так это ты заботишься о нём! Как о дорогом человеке, хотя ты его знаешь не с самой лучшей стороны! Весьма похвально!
- Перестаньте, - засмущавшись, Эрен попытался спрятать выражение лица, пока Ханджи тискала его в своих обьятьях, говоря:
- Я так рада, что не смотря на то, какой Ривай на людях, ты сумел разглядеть истинную сердцевину души, встать на его сторону, это кажется мне замечательным. Продолжай Эрен верить в нас. Возможно, так у тебя получится спасти человечество.
Так проходили дни, перетаскивая одно событие за другим, неотвратимо толкая каждого к моментам изменившим не только характеры людей, но мир.
Поимка женской особи, спасение Эрена, служили вехами в истории отряда разведки, ступенями, выстеленными десятками трупов тех, у кого тоже были мечты на будущее, только этого оказалось недостаточно, чтобы они продолжали жить. Даже Эрвина коснулись перемены. Лишившись правой руки, он будто и не ощутил разницы, оставшись собой, продолжая шептать мне заветные "никому и никогда", а я уже не был уверен в обещании, но хранил веру в командора.
- Ты часто смотришь в небеса, - проговорил Эрвин, усаживаясь в постели. - Что же ты видишь там?
- Думаешь, будто я в них ищу некий ответ? - обернувшись, спросил Леви, поглощенный солнечным светом, проливавшимся сквозь окна.
- Разве нет?
- Стараюсь видеть вещи такими, какие они есть, не придавая им второго или третьего смысла. В небесах вижу только их, безграничный простор, возможности, далекие необъятные вершины, зовущие идти вперёд.
- А когда смотришь на меня? Видишь инвалида?
- Разве небеса перестают быть собой, скрывшись за тучами? А ты, разве перестал быть Эрвином, если остался без одной из конечностей? - подойдя к постели, Ривай провел кончиками пальцев по лбу лежащего, щеке, спустившись вниз по шее, части плеча, до повязки. - Один человек сказал мне, будто стоит любить не за внешность и тогда ничто не отвернет от человека.
- Ривай... - прошептал мужчина, выдохнув имя горячечным жаром, распаленного нутра, а потом схватив за край рубашки на груди капитана, притянул к себе, став целовать. - Ты всё ещё мой, слышишь? Не смей отводить взгляд от меня, следуй за мной, следи только за мной...
Отклонившись, Ривай попытался высвободиться, но хватка лишь усилилась. ощущая укусы на своей груди, он прошептал чуть слышно, распаляясь под жаркими прикосновениями:
- Ты ещё не совсем здоров...
- Предоставь мне решать. Я хочу тебя, не противься, ну же, раздевайся.
- Хорошо, только позволь, я сам всё сделаю, - стягивая с себя брюки, прошептал мужчина, а потом, убрал покрывало, оголив мужчину, взобрался на кровать, встал на четвереньки, поддавшись вперед, когда левой рукой, Эрвин схватил его за волосы. Стоило только заглотить член, почувствовал пульсацию, во рту он еле помещался целиком, отчего накатили слёзы. Лаская языком Леви, думал над тем, делает ли минет лучше, чем генеральские жены? Кого видит командор, закрывая глаза, прося ещё, заставляя поглотить себя целиком? Сплюнув сперму в платок, Леви уже было хотел слезть, как Эрвин притянул его за руку, смотря затуманенным взглядом, опьяненный, а голос звучал хрипло, вязко, требовательно:
- Куда? Я только распробовал.
- Погоди, я беспокоюсь, - но уверения потонули в поцелуе, во вдохе и выдохе. Ладонь Эрвина прошлась вниз по позвонками, и смоченные пальцы скользнули внутрь, отчего Леви выгнувшись, застонал.
- Идеально, - укусив за шею, Эрвин принялся ласкать грудь, добравшись до сосков, облизал, а потом помог усесться на себе, покусывая, взбухшие от возбуждения, яркие, красноватые, красивые. Ему нравилось разница между тем, сколь отстраненным, неприступным Ривай оставался с окружающими, с незнакомцами, позволяя себе быть грубым, насмешливым в общении и как сильно менялся в моменты близости, обескураживая приятием. Нравилась потаённая нежность, податливость, выносливость, страстность и открытость в отличие от череды любовниц, которых нужно было уговаривать, просить, умолять, ведь они играли, пытались скрыть наслаждение, выставляя напоказ крики, вместо того, чтобы уметь чувствовать партнёра. Потому в постели одной было недостаточно, с женщинами приходилось быть осторожным, не слишком напористым, тогда как с мужчиной можно было отдаться процессу до конца, выложиться на максимум. Отсутствие игры в недотрогу, позволяло говорить открыто о желаниях, ведь Леви не считал секс чем-то постыдным, отвратительным, даже с мужчиной, даже после того случая с торговцем. Стоило только вспомнить, как у Эрвина непроизвольно сжались челюсти до скрежета и он крепко обнял Ривая, уткнувшись в шею носом, прошептав:
- Никому, никогда, тебя не отдам.
Да, девушки любят капитана, он с ними по большей части строг, кажется не преступным, но лишь потому что боится потерять, считая слабыми, в сравнении с противоположным полом. После того как титан чуть не сожрал его, Эрвин постоянно думал, чего ещё желает и происходящее в данный момент, совершенно определенно стоило того чтобы выжить. Не из-за самого соития, а из-за чувства обожания, которое мог дарить и получать в ответ, трудно достижимого с иными любовниками. Стиснув зубы, подхватил бедра Леви и ускорил темп, намереваясь излиться, досыта наесться удовольствием. Успокаиваясь, выдыхал, вылизывал, возбуждался и начинал снова, снова, пока не рухнул от бессилия, крепко держа Леви своей здоровой рукой, радуясь, что титан откусил конечность, а не член. Впрочем, командор был уверен, даже в таком случае любовник остался бы рядом, потому что хотел ощущать себя любимым, особенным.
Практически сразу после утех, Эрвин уснул, а Ривай, осторожно высвободившись из объятий, сходил за теплой водой, набрав ту в тазик и взяв полотенце, бережно обтер тело мужчины.
- Эгоистичный, - произнёс капитан, затворив за собой дверь.
Именно так Ривай и думал, когда Эрвин отдал ему инъекцию, когда решил вести новобранцев к стене Роза, когда отказался отсиживаться в стороне, не предоставив и шанса другим вершить историю. Понимая все риски, оставался готов к любому исходу, ни с кем не советуясь, настойчиво подчиняя своим планам. Верный только себе, следовал за своей целью, эгоистичный, жадный человек. И в то же время, посвятивший всего себя ради каждого живущего внутри стен, ради свободы от любой тирании, более благородный, нежели заслуживал того мир.
Акт третий
В один момент моя душа разорвалась на лоскуты, раскрошилась на осколки, перестав быть целой, распавшись внутри на болезненные фрагменты. Так уже случалось, мне не впервые терять кого-то, эти чувства опустошения, сожаления, горя, хорошо знакомы. И ещё одно, растерянность, ведь я сам всё ещё жив. Сердцебиение в норме, прощупывается пульс, дыхание хоть и слабое, будто тело свалилось с высоты приземлившись брюхом наземь, присутствовало. Кровь всё ещё струилась по венам, кровоточа на поверхности ран, шумя пульсирующим ливнем. Действительно, очень крепкое тело, а воля не позволит сломаться из-за количества увиденных смертей, поднимет даже после того, как оказалось, что титаны являются людьми и по сути, я просто напросто убийца. Сильнейший воин! Внутренний голос хохотал во всю глотку, насмехаясь надо мной, так что рассудок почти помутился из-за величины лжи, окружившей со всех сторон. Но что остаётся? Ведь я и раньше не испытывал иллюзий по поводу своей значимости, потому, снова поднимусь на ноги, пойду вперед, стану отдавать приказы, объяснять окружающим, как тем поступать, порой совершенно не понимая, что делать самому, ведь остался снова один. Опять.
Обещание. Если уж моя жизнь была наполнена лишь иллюзиями, то хотя бы данное Эрвину слово, могу сдержать. Если посчитать, то сколько минуло времени после его смерти? Сколько прошло с минуты, когда он перестал дышать? Нет, отсчёт начинается с тех пор как я решил, что с него достаточно? Теперь моё дыхание стало прерывистым, будто готовлюсь задержать его. Прошла минута, вторая, прошел час, день, наступила ночь, а затем утро, чередуясь меж собой, пока перед моим взором, всё ещё стоял образ, хранимый очень бережно. Как-то слышал историю одного парня, который, узнав о смерти возлюбленной, сложил руки и дождался, когда титан пожрет его тело даже не вскрикнув, испытывая страшную боль, пока его рвали на части. Никогда не считал поступок того человека выражением слабой воли, возможно, он боялся будущего без любви сильнее, нежели самой смерти. Такие чувства способны изменить судьбу и я скорее завидовал выбору незнакомца. Вероятно настал момент говорить честно, признаться в том, что я давно был готов остаться без командора. Ещё тогда, в первую нашу встречу, четко понял "мне здесь нечего ловить, скорее просто заполню мгновение между очередным рапортом и собранием, стану всего лишь отдушиной, теплым отверстием, в которое можно слить накопившуюся сперму". Да, я так думал, вероятно, ошибался, ведь теперь злюсь, уж он-то был сильным, сильнее чем моя мать и умнее Кенни, уж он-то должен был выжить! Чёрт... Эгоистичный, жадный, но это не меняло моего отношения, позволяя упиваться его телом, его желаниями, не дававшими уснуть по несколько часов, его страстью, крепостью, выносливостью. Упивался его запахом, поцелуями, объятиями, взглядами, уносившими прочь от земли выше, нежели любой полёт. Никогда прежде моё бестолковое сердце ни на что так не отзывалось, как только на его хриплый голос, уговаривавший меня сделать что-то, без приказа, только прося поднять руки, раздвинуть ноги, открыть рот шире. Всякий раз влезая в тугие ремни снаряжения, я предвкушал истинную свободу, однако смог её ощутить лишь когда меня связали, стиснули запястья, проникнув внутрь, заткнув рот. И я поддался, перестав сопротивляться. Всякий раз, включая подачу газа, стремился унестись выше, ещё выше, чтоб достать до неба и чтобы упасть к нему в объятья, ощутить, как хрустят суставы под натиском быстрых, интенсивных толчков, как растягивают мое тело словно жилу, словно струну, играя на мне, вновь и вновь, научив издавать поистине сладостные звуки, оказавшиеся откровением. Я стонал, прося ещё, не подозревая о существовании в себе желания быть в чьей-то власти целиком.
Мог ли знать, получив инъекцию, предстоящий выбор между Эрвином и Армином? А командор? Неужели он предвидел вероятность, что Ханджи или кто-то из отряда будет на грани смерти? Потому ли его взгляд выражал обреченность? Потому ли не остался в тылу? Неужели сдался в какой-то момент? Неужели видел, будто я уже был готов его отпустить? Бессмысленное хождение по кругу из запертых внутри мыслей.
Мечтатели приносят в существующий порядок хаос, отказываясь от иных, более разумных доводов, как следует поступить, отвергая ценности, общепринятые законы. Они видят в будущем находящееся за гранью того, что можно пощупать, пересчитать, переставить, изменить, видят, порой, недостижимое. Армин сумел отыскать ценное в чудесах этого мира, расширить горизонты до края и выше, а Эрвин хотел доказательств правдивости слов учителя, мечтал об открытом обществе без замалчивания. Возможно, ему требовался тот, кто окажется сильнее обстоятельств, сильнее стремления к чему-либо, потому искал соратников, крепко стоявших на земле, умеющих мыслить трезво, не поддаваясь страху. Попробуй лишить человека желаемого и узнаешь, что это за персона перед тобой, а я лишился слишком многого, потому был готов отказаться от Смитта по собственной воле, взять на себя ответственность вместо того, чтобы дождаться, когда его пожрёт безмозглый титан, или военная полиция выдвинет смертный приговор, видевшая в командоре угрозу своей власти. Нет, позволить им толкнуть Эрвина на эшафот, я точно никак не смел, уж лучше от моих рук, лучше на моих плечах... так лучше... лучше.... Лучше... Продолжал я себя в этом убеждать, а на самом деле, не знал, правильно ли поступил в тот день? Неужели меня так пленили речи о море? Или вид мальчишек, веривших в нечто большее, чем просто узнать истину этого мира? В памяти то и дело возникала картина, как Армин рассказывает о соленой воде, о земле изо льда и реках огня, а Эрэн... да, став надеждой человечества, мальчишке и самому нужна была надежда, превосходящая любые зримые границы. Нам всем требовался человек, убежденный, будто и сидя в болоте можно смотреть на звёзды. Неужто я и в самом деле стал романтиком, желающим увидеть то, о чем они говорили, отпустив дорогого человека, решив не заставлять его нести грехи, прислуживать чинам, ублажать чужих женщин, а наконец, предоставить другим сделать нечто значительное? Тогда отчего снова сомневаюсь? Бесполезные вопросы. Так что же теперь? На моих руках только прах, перед глазами только смерть, я ничего не вижу, не могу плакать, ведь в слезах нет смысла, уже даже не больно, я пуст, это куда страшнее чем если бы бился в истерике над каждой могилой. Я всё понимаю, за всем слежу, всё помню, но отбрасываю чувства в огромную дыру, где лезвиями торчат личные потери, кромсающие плоть. В глухой земле похороню эмоции, мешающие четко мыслить, отпущу всякий промах, чтобы стать легче и достичь цели. Пока ещё, взмывая ввысь, я могу ощутить, как за спиной вырастают крылья, способные унести вперед, к горизонту, то отыщу то место, о котором ничего не знаю и может быть там, вновь обрету то, что заставит наконец душе обрести покой, поддавшись потоку былого, прекрасного полёта.
Акт четвёртый
- Капитан? Капитан, вы здесь? - тихо постучав , раздался мягкий, неуверенный голос. - Капитан? извините, это срочно... я могу войти? Капитан? Капитан Леви?
Юноша опустил вниз ручку и осторожно выглянул из-за двери. В кабинете царил полумрак и полнейшая тишина. Справа от входа стоял громоздкий стол из красного дерева, за которым на мощном стуле, расположился Ривай. Докладчик сглотнул, мельком оглядел коридор, пустой, замерший, ожидающий решения войти или оставить бумаги на пороге, дабы не тревожить мужчину. Порой так сложно сделать выбор, ведь нет правильного и неправильного, только ещё одна развилка на пути. Выдохнув, юноша переступил порог, тихонько затворил за собой дверь и стараясь не наступать на скрипучие половицы, медленно зашагал вперед. Подойдя ближе, осмотрелся, прислушался, но никакой звук не проходил внутрь комнаты будто весь мир уснул. Встав напротив стола, сначала бросил на капитана только один взгляд, словно страшась обжечься, но заметив, что ничего не изменилось, осмелел, принявшись рассматривать спящего, его спокойное выражение лица, точеные черты, освещенные лунным светом, который сглаживал первые морщинки меж бровями, темные тени, подчеркивающие веки, угол челюсти, открытую шею. Обычно все пуговицы на рубашке были наглухо застегнуты, пряча под воротником малейший намек на уязвимость. Тут же Эрэн ощутил, как начинают гореть щеки и коснулся своего лица, надеясь что ошибся, но нет. Один только вид этого мужчины заставлял сердце пускаться вскачь, снова, как раньше. Донесение было срочным, однако юноше требовалось больше времени чтобы привыкнуть находится в обществе сильнейшего воина человечества. Или дело не в ранге, чувстве восхищения, уважения или признательности? Неужели так подействовал вид спящего, молодого мужчины, который обычно выглядел мрачным, сконцентрированным на делах, ставя задачи, строя планы, но только не в данный момент. Сейчас он казался успокоенным, умиротворенным. Пришедшему совсем не хотелось нарушать благоденствие, так редко настигавшее капитана после смерти Эрвина Смитта. Новые обязательства свалились на плечи Ривая, но он сам, казалось, не изменился, только стал ещё более молчаливым, задумчивым, отрешенным, отчего часто появлялось желание позвать его по имени, напомнить, где находится и зачем. Интересно, каким он видит будущее и видит ли его вообще? Вздохнув, Эрэн опустил взгляд на кипу бумаг, удерживаемую в руках, припомнил, что принес очередной доклад о передвижениях титанов неподалеку, большими и маленькими группами, о потерях в рядах разведчиков, но на этот раз, небольшой список фамилий, более спокойная неделя, чем ожидалось. Ещё несколько листов скучной документации о расходах на содержание лагеря, несколько приказов, о том каких успехов ждут от всего отряда и от капитана в частности. В числе подписавшихся были не только военные, но и политики, бизнесмены, каждый хотел приумножить свою власть и нажитое богатство, а не заниматься благотворительностью во имя чего бы там ни было.
Капитан мерно дышал, чуть слышно, сидя прямо, скрестив руки на груди, с наброшенным на плечи камзолом, повернув утомлённое лицо к окну. Прохладный ветерок трепетал короткие волосы, остриженное совсем недавно, тёмные, с заключённым внутри блеском золота. Царила ночная тишина и только где-то вдалеке птицы пели о своих ежедневных заботах или может быть о любви? Эрэн вздрогнул от последней мысли так, словно бы его кнутом стеганули. О чём это он думает? Стоило уйти прежде, чем его щеки, пылающие румянцем, выдадут чувства, скрываемые так долго, потому, осторожно положил бумаги на стол, а после, отчего-то, повиновался своей неожиданной прихоти и направился к окну. Захотелось взглянуть на то, что видел мужчина, на что смотрел, перед тем как заснуть. Какой вид мог бы заинтересовать его? Во все обозримые дали, виднелись только небеса, которые видит каждый день всякий человек в этом городе, как и в других, но почему-то, казалось, будто капитана успокаивает их лазурная чистота. Возможно, там в высоко, он увидел что-то или кого-то. Возможно, небеса все ещё отзывались мечтами для его сердца о чём-то прекрасном, унося от привычных забот. Эрэн вновь вздохнул, громче чем ожидал от себя, сразу же зажав ладонями рот и нос.
- Всю юность выдохнешь, - послышался голос позади.
- Ох! - вздрогнув от неожиданности, юноша резко обернулся, начав быстро выговаривать слова. - Простите! Извините! Я не хотел вас разбудить! Не хотел, но дело действительно срочное! А потом, увидел насколько вы мирно спали, у вас уже несколько дней такие тёмные круги под глазами и не смог набраться смелости потревожить! Если, если вам ещё нужно время, отдыхайте! Пожалуйста, вы должны беречь себя, ведь вы нужны, мне! Нам!
- Тише, тише, ишь как разошелся, - устало подняв руку перед собой, пытаясь остановить поток слов, Леви придвинулся ближе к столу, облокотившись на поверхность локтями. - Не могу сосредоточиться.
- Что там у нас, - проговорил капитан, взяв верхний листок с кипы документов, проскользил взглядом и резким движением сбросил все, сметя со столешницы, упав на нее грудью. Обескураженный поступком, Эрен застыл на месте, не решаясь предпринять какие-либо действия, то ли начать собирать разлетевшиеся документы, некоторые из которых все еще парили в воздухе, то ли подойти к капитану и... Он вновь осекся, удивившись образам возникшим в голове. Подойти и что сделать? Коснуться? А потом?
- Капитан... - прошептал юноша и его голос потонул в шелесте бумаги. - Капитан... Леви... Ривай...
Неожиданно, тот будто услышал зов и отняв лицо, исподлобья взглянул на стоявшего перед ним, ничего не говоря, пристально вглядываясь в глаза юноши. Так они и смотрели друг на друга, не понимая чувств, наполнявших грудь, от которых разом всем телом вздрогнули, потянувшись навстречу, естественно, будто стремится было как дышать. Качнувшись, Эрен сделал шаг, приоткрыв рот, словно начиная говорить, но заметив смятение в глазах мужчины, отшатнулся назад, отвернулся, растерянный, напуганный. Словно очнувшись, он принялся собирать листы, раскладывать их по порядку, надеясь, что минутное замешательство случилось ненароком и сразу же забудется, виня во всём атмосферу полуночи, призывавшей к откровенности, будто тьма позволит быть честным. Если бы не бесполезные мысли, сопровождавшие его в обществе Ривая, то ничего бы подобного не произошло. Начав что-то лепетать о своей неаккуратности, нелепом поведении и рассказом о том, как провёл день на палящем солнце, пытаясь воссоздать "броню", нервно посмеивался, продолжая складывать документы. Наблюдая за ним, капитан слушал монолог внимательно, вернув бесстрастное выражение лица, вновь откинувшись на спинку стула, а после, отвернулся к окну и прошептал с укоризной:
- Что за ребячество?
Собрав документы, Эрэн до крайности смущенный, заломил руки, растерявшись, коря себя за несдержанность, за проявление эмоций.
- Доклад? - строго потребовал мужчина.
- Ах, да! Извините! Да, здесь несколько официальных документов, которые вам следует немедленно подписать и ещё срочная новость от группы, только что вернувшейся с разведки.
- Ясно, просмотрю чуть позже, можешь идти, свободен, - Леви зажег фитиль керосиновой лампы и уткнулся взглядом в строки, быстро пробегая по данным. Оторвавшись на секунду, он заметил, что Эрэн все ещё стоит на месте и вопросительно воздел бровью, ожидая объяснений.
- Простите, но могу я обратиться с личным вопросом?
- Нет, мы не друзья, ты только мой подчиненный. Иди.
- Есть!
Спустя пару минут, после того как вновь воцарилась тишина, Леви отвёл взгляд в окно, наблюдая за тем как луну закрывает наплывающее облако, и почему-то захотел узнать, какой именно вопрос тревожил мальчишку. А ещё... нет, больше ничего. Или? Неужели он в самом деле, пусть только на секунду, вознамерился обнять Эрэна? Не будь преграды в виде стола, чтобы остановило? А что случилось бы после? Вероятно, сказывается усталость, не стоит искать некий подтекст, придавать огромное значение. Вновь опустив взгляд, мужчина продолжил изучать документы, пока не наступило утро, принеся новый день, не позволяя поглубже расковырять сердце.
Акт пятый
В распахнутые окна внутрь кабинета прорывался общий шум, создаваемый десятками персон, занятых повседневной рутиной. Целыми днями штаб походил на улей из людей, исполняющих поручения, ухаживающих за лошадьми, доставляющими корреспонденцию, готовящих пищу, направляющихся с или на тренировки, отчего казалось, будто тишине просто не суждено воцарится в ни в одном углу резиденции. Среди всего этого раздражающего гомона, раздался стук в дверь, из-за которой донесся мягкий, еле слышный, голос:
- Капитан?
- Да! - недовольно рявкнул Ривай. У всех остальных приходящих была привычка после стука входить, что экономило время и силы, однако Эрэн оставался за дверью, пока ему не ответят, позволив войти.
- Капитан, я принёс вам чай, - проблеял юноша, зажмурившись, предвкушая взбучку за несвоевременный приход. Впрочем, когда бы он не являлся, постоянно было либо слишком поздно, либо, слишком рано.
- Чай?! - взревел Леви, теряя всякое терпение.
- Извините, - виновато проговорил Эрэн, высунувшись из-за двери. - Но вы отсутствовали за завтраком, наверное, заняты бумагами, а обед ещё только через несколько часов. Вот я и приготовил напиток, чтобы поддержать ваши силы.
- Как чай, вода и заварка, может это сделать? - зло рявкнул в ответ Леви, явно не настроенный на дружелюбный лад, а уж тем более, на принятие заботы от другого человека.
- Попробуйте, это хороший сорт. Я пару дней назад выпросил доставить сюда небольшую партию, всего один мешочек у торговца с честной репутацией. Чай узнается сначала по запаху. Этот хранили в сухом, прохладном месте, поэтому отсутствует привкус плесени или старости. Свежая заварка отлично помогает снять усталость, бодрит тело, у него красивый, насыщенный цвет.
Пока он говорил, капитан становился все смурнее и смурнее, но всё же дождался окончания повествования.
- Да уж, слишком своенравен, - фыркнул мужчина и мельком взглянув на Эрэна, мгновенно смутившегося и отведшего взгляд в сторону, проговорил. - Эта черта не принесёт тебе счастья.
- Скорее всего, - протянул юноша, немного помолчав, пододвинув ближе разнос с чайной парой, наполнив чашку ароматным напитком. - В общем-то, я не думаю, что в этом мире можно стать счастливым.
Отложив лист бумаги с текстом, Леви поднял взгляд, удивившись такому ответу. Как подобные мысли родились в столь юном сознании? Неожиданно для себя, мужчина вновь испытал интерес и решив его удовлетворить, откинулся назад, предоставив глазам минуту отдыха. Вдруг, мальчишке удастся его развлечь или позабавить, вспомнив, как ещё не так давно, они вели совместные беседы, казавшиеся незначительными, но согревавшими промозглые дни, спросив:
- Разве в детстве ты не был счастлив?
- Уже не помню, ведь все эти времена перечеркнуты смертью, потерями, пугающими событиями, - серьезно ответил Эрен, в лице которого теперь не наблюдалось ни единой детской черты. Перемена случилась не только в выражении, но и в манере держаться, в звуке голоса, ставшим жестким, твердым, будто парню не пятнадцать лет, а многим больше. Поразившись, капитан вспомнил, что увидел эту сталь еще тогда, в тюрьме, у прикованного цепями подростка, отвечавшего на вопросы командующего разведкорпуса.