Мы, гномики, по характеру, очень неторопливый народ. Да и куда нам торопиться. Постой, разве ты не слышал, как давно мы живём здесь, в пещерах Мордлόха? Поверь слову достопочтенного Персиваля, гномики первыми назвали эти пещеры своим домом. Это мы составили первые карты Мордлоха. Сейчас надобность в них отпала. В верхних пределах Мордлоха мало осталось неразведанного: разве только две затопленные каменные залы да пещера Зигфрида. Как? Вы не слышали про Зигфрида? Да, это был один из самых правильных гномиков, Впрочем, вы, молодые, только кичитесь своим происхождением, а, на деле, не отличите камень самоцвета от кусочка угля. В конце концов, Зигфрид не был виноват в том, что произошло. Мало кому из живущих в верхних залах Мордлоха удалось воссоздать то, что делал Зигфрид. Он был превосходным мастером. Зигфрид был лучшим из нас, лучшим из гномиков. И надо же было так случиться, что именно с ним произошла самая негномья история, которую можно только вообразить.
Всё началось с землетрясения.
Обычные истории начинаются со слов "жили-были", а эта, негномья, началась с жуткого землетрясения. Из-за него очень многие из гномиков и сейчас ходят напуганные: а почему бы ни испугаться, если всё вокруг: потолок, стулья, даже твоя борода, начинают трястись, а непочатая кружка молока скачет от тебя по столу, как болотная жаба.
После землетрясения потолки в наших пещерах потрескались. Можно себе представить, какой ужас пережил Зигфрид, когда своды его пещеры, той самой, за которую он зимой думал получить главную награду, украсились рубцами. И что ещё хуже, - оттуда, на его редкостный, огромный малахит, стоящий в самом сердце пещеры, пролилась вода. Несколько дней Зигфрид не показывал из пещеры носа: он скоблил и чистил стены от грязи, полировал разбитые края и замазывал трещины. А потом ещё долго протирал все уголки бархатной тряпочкой.
Мы все увидели Зигфрида на четвёртый день. Он ни словом не обмолвился о своей беде, но внимательно слушал рассказы о том, как Мордлох пережил единственное в его истории землетрясение. Думаю, что это был последний раз, когда я видел Зигфрида таким, каким он прожил свои пятьсот тридцать пять безмятежных и по-гномьи правильных лет.
В тот вечер Зигфрид вернулся домой позже обычного. Гномики уже заперли свои кирки в сундучках и мирно посапывали в тёплых кроватках под жёлто-коричневыми пледами. Пещеры Мордлоха дышали тишиной и спокойствием, но Зигфрид сразу почуял что-то неладное.
"Ах!" - вздохнул он, только ступив на порог своей пещеры. От увиденного лоб Зигфрида покрылся испариной. Он давно подозревал, что красная шапочка, которую когда-то связала бабушка, стала ему маловата, но теперь Зигфрид почувствовал, как шапочка отползла к нему на макушку и там прилипла к мокрому лысому затылку.
И было, отчего так испугаться! В самом сердце пещеры, блестевшей чистотой и холодным великолепием, под её чёрными сводами, на его любимом, омытом талой водой малахитовом камне ... распустился живой цветок. Увидев незваного гостя, Зигфрид окаменел.
Зигфрид забыл, когда в последний раз с кем-то знакомился. Но тут гномик проявил чудеса деликатности: для начала, не затевая драки, Зигфрид решил изучить пришельца. Мало того, что он без спросу залез в пещеру Зигфрида, так ещё и был до неприличия негномьим цветком: стебель лысый, ни единого шипа, листья не похожи друг на друга, неправильной формы, а самое ужасное, у Зигфрида даже онемел язык, когда он это понял - у цветка был нежно розовый бутон!
"Он, наверное, ещё и пахнет", - подумал Зигфрид, и по его спине пробежал холодок.
Зигфрид закрыл ладошками красные от усталости глаза, досчитал до двадцати четырёх, глянул на камень: нет, цветок никуда не делся. Зигфрид снова спрятался за ладошками, снова досчитал до двадцати четырёх, снова глянул на камень: цветок даже не шелохнулся. Зигфрид и в третий раз досчитал до двадцати четырёх, и в третий раз обнаружил цветок на прежнем месте. "Значит это не сон",- рассудил про себя гномик. И, до конца осознав весь ужас произошедшего, снял с затылка красную шапочку и крепко прижал её к отвердевшей груди.
Не сказав вслух ни слова и даже не надев пижамы, Зигфрид прилёг у порога и мгновенно уснул.
Открыв утром глаза, Зигфрид чуть не заплакал: цветок по-прежнему восседал на его любимом камне. Зигфриду показалось, что он поприветствовал хозяина: поклонился розовой головкой и помахал листиком. Я тебе уже говорил, что Зигфрид был не только очень терпеливым, но и, бесспорно, правильным гномиком, а потому он снова решил, что затевать драку рано
Сначала Зигфрид решил с цветком побеседовать. Кто знает, быть может, цветок боялся одиночества. Зигфрид растолковал ему, что в соседних пещерах живёт множество насекомых, а в северных переходах обитают летучие мыши. Они обязательно придумают, о чём можно поговорить. Цветок не перебивал гномика, соглашался со всеми его упрёками, терпел, когда Зигфрид гневно стучал киркой по стене. Одним словом, цветок попался упрямый: что бы гномик ему не говорил, он никак не хотел слезать с камня.
Дни проходили для Зигфрида в мучительном ожидании: он плохо спал, плохо ел, а его волшебная кирка пылилась в сундучке без дела. Так не могло продолжаться долго, и однажды, когда Зигфрид зашёл в свою пещеру и в который раз увидел посреди неё, такой безупречной и холодной, живой цветок, гномик сбросил шапочку, вцепился кулачками в кудрявые виски и затопал ножками.
Как не странно, даже после этого, цветок не сдвинулся с места.
"Если он хочет драки. Он её получит", - подумал Зигфрид и перестал с цветком разговаривать. Несколько дней он делал вид, что не обращает на цветок никакого внимания. Трудолюбивый гномик снова принялся за работу. Но как он не старался, всё у него валилось из рук: пару раз Зигфрил чуть не сломал свою кирку, и, промахнувшись, поцарапал зеркальный пол. Зигфрид ждал, что без его внимания, цветок зачахнет, но оказалось - напрасно. Цветок не спускал с гномика глаз: следил, как гномик ползает по полу, зачищая царапины, каждый день протирает в пещере уголки, а потом - меняет на штанишках кожаные заплатки.
Потеряв терпение, Зигфрид перешёл к решительным мерам. Он пробил дырки в стене пещеры и устроил там сквозняк. Зигфрид с радостью наблюдал, как от ледяного ветра листочки цветка покрылись инеем, а сам он сжался в комочек, плотнее сомкнул лепестки розового бутона, чтобы не простудить горлышко. В пещере стало очень холодно. Не только цветку, но и самому Зигфриду. Теперь гномик, кроме шарфика, стал носить жёлтые рукавички. В какой-то момент Зигфрид понял, что не цветок, а он сам может погибнуть от холода. В тот же день гномик закрыл в пещере все дырки и с удовольствием сложил рукавички в сундучок.
Ночью гномик придумал, как можно избавиться от пришельца.
Помнишь, я тебе рассказывал, какой высокий в пещере был потолок? Да если бы все гномики Мордлоха встали друг другу на плечи, то самый последний всё равно не смог бы дотянуться до него. Там, в потолке, Зигфрид когда-то просверлил три дырочки. Сквозь них пробивался в пещеру солнечный свет. Поистине, он, Зигфрид, родился бесстрашным гномиком, если решился во второй раз подняться к потолку своей пещеры. Там он забил все дырки пробками, и, в темноте, сполз вниз.
Зигфрид ликовал.
"Должно быть, ему сейчас страшно",- подумал гномик.
"Бом"! - тут же ответил лоб гномика, стукнувшись о перекладину.
"Ему, наверняка, очень-очень страшно!"- убеждал себя гномик, потирая новую шишку. Зигфрид с трудом привыкал к новой обстановке. Он пересчитал в пещере все перекладины, порвал любимую пижаму и растерял кучу вещей. Да что там говорить, однажды, спросонья, Зигфрид забыл, в какой стороне выход. Больше всего Зигфрида мучило любопытство: как там поживает цветок. Ему точно должно было быть хуже, чем Зигфриду. Во-первых, безусловно, страшно. Во-вторых, тоскливо. Третьего Зигфрид не придумал, но он где-то слышал, что цветы в темноте долго не живут. Однако долго ждать не пришлось.
Однажды, возвращаясь от соседей, которым он помогал прогнать назойливых мышей, Зигфрид увидел в переходе зелёный свет. Как же был удивлен гномик, когда понял, что этот свет излучает его пещера. Купаясь в лучах света, который излучал малахит, цветок, живой и здоровый, поклонился хозяину. В ту же ночь Зигфрид в третий раз поднялся к потолку и вынул пробки. В них теперь не было проку. Гномик понял, что цветок не сам забрался на его камень: он вырос из него.
Для Зигфрида это был тяжелый удар. Занятые собственными заботами, гномики не сразу поняли, что с ним что-то происходит.
"Зигфрид, где ты пропадал?" - спрашивали они.
"Где ты поставил такую большую шишку, Зигфрид?" - смеялись над ним друзья.
Зигфрид не знал, что им ответить, а потому ужасно злился. Гномик умудрился даже поспорить с молчаливым Тобби. Бедняга случайно занял стульчик Зигфрида, и за это получил от него в лоб. Одним словом, всем тогда несладко пришлось. А потом наступила зима. Зигфрид давно подозревал, что самое скверное цветок оставит для него напоследок.
Гномик не ошибся. Зимой цветок умер.
Цветок при жизни был очень молчаливым. Зигфрид не помнил, чтобы он на что-то жаловался. И умер цветок так же тихо, не сказав ни слова, не обронив ни единого лепестка. Наверное, он боялся намусорить в пещере Зигфрида, а потому, предчувствуя кончину, протянул листья вдоль стебля, а нежно-розовый бутон стеснительно прижал к груди: так и засох.
Зигфрид долго не решался подходить к камню, на котором возлежал цветок. Не сводя с него глаз, Зигфрид присел на пороге пещеры, подпёр натруженными кулачками тяжёлую голову и так просидел всю ночь. Зигфрид не умел плакать. Это было лишним. Цветок бы его не одобрил: Зигфрид не помнил, чтобы он плакал. Зато цветок умел молчать, потому молчал и Зигфрид.
Он молчал, когда на следующее утро с ним здоровались соседи, молчал, когда из всех пещер Мордлоха его пещера была названа самой красивой, молчал, когда прекрасная Витόчка вручала ему главный приз - золотую кирку Мордлоха. Зигфрид молчал даже тогда, когда молодые гномики залезли на его малахитовый камень, чтобы получше рассмотреть её высоченные своды. После праздника Зигфрид перестал здороваться даже с нами. Вскоре выяснилось, что его пещера затворена камнем, а вагонетка - исчезла. И, если вы думаете, что раньше этот правильный гномик вёл себя странно, то всё, что случалось с ним дальше, больше походило на сказку.
До меня доходили разные слухи. Кто-то говорил, что Зигфрид продолжает работать в своей пещере. Кто-то уверял нас, что Зигфрид ушёл наверх и стал садовником. Подумать только! Какая нелепая мысль! Чтобы Зигфрид стал жить среди людей? Спросите меня "куда подевался гномик Зигфрид", я отвечу вам без колебаний. Зигфрид, по совету Персиваля, ушёл в нижние пределы Мордлоха. Достопочтенный Персиваль рассказывал, что там, внизу, есть волшебная пещера, где растут тысячи цветов, подобных тому, что вырос на малахитовом камне. Персиваль убеждал нас, что всякий вошедший туда не мыслит вернуться назад: он остаётся, и засыпает на мягком цветочном ковре, вдыхая запахи живого, неведомого для нас мира.
Наверное, Персиваль знает, о чём говорит. Хотя я не вижу в той пещере никакого проку. Правильным гномикам куда приятнее спать под жёлто-коричневыми пледами, чем среди тысячи незнакомых цветов. Но Зигфрид был другим, лучшим из нас, лучшим из гномиков. Должно быть, ему снятся там свои, не-гномьи, и потому особенные сны.