Глава 4. Моя борьба "Выбирай себе друзей потщательней.
А враги выберут тебя сами" (Я. Арафат).
Понедельник начался у меня с радостного предвкушения праздника, сравнимого с днем рождения. Даже пробки, в котором застрял мой крохотный зеленый "Фольксваген-жук", который подарил мне отец, когда я поступила в университет, не могли принизить мою вдохновенность. Я поставила диск с золотой классикой и включила Верди "Триумфальный марш" из Аиды. Торжественные фанфары как нельзя кстати соответствовали моему настроению. Марш победителей, как кажется, благотворно подействовал на реальность - машины вдруг поехали, пробку прорвало. На входе с улыбкой меня приветствовал наш страж порядка Яков Семенович. Он вытянулся и отдал честь с такой почтительностью, как будто я была английская королева. Впрочем, поскольку я сейчас заняла место Червонной королевы, то, хм-хм... Секретарша Люд... Нет, я должна проявлять королевскую вежливость. Говорят, нынешняя английская королева обращается к своей служанке на вы. А я чем хуже. Секретарь Людмила Михайловна доложила о делах на сегодняшний рабочий день. Людмила Михайловна, женщина лет сорока, одевалась строго и скромно - в старенький жакет, пуританскую юбку, туфли-тапочки. Выслушав доклад секретаря, я отпустила ее. Уселась за теперь уже свой огромный письменный стол и задумалась. Потом нажала селектор: - Людмила Михайловна, будьте любезны, заварите мне кофе... э... такой крепкий, какой только сможете. Секунды две в эфире царила паническая тишина, потом секретарь справилась с оторопью и доложила, что кофе будет готов через пять минут. Видимо, Галинушка ничего подобного от нее не требовала. Они интересовалась напитками покрепче. Быть руководителем непростое дело. Нужна правильная стратегия поведения. Начальник не должен задирать нос, но и якшаться запанибрата с подчиненными - позиция проигрышная. Подчиненный сейчас же зачислит себя в твои друзья. А с друзей спросить по-настоящему никак нельзя. Начальник если и не волк-одиночка, то, по крайней мере, вожак. Вожака должны уважать и бояться. И то и другое, разумеется, в меру. Без подхалимажа и раболепства. Но и без хамства. Короче говоря, надо держаться золотой середины. Это и есть искусство управления. То, что я и до своего начальственного положения была несколько в стороне от общей массы сотрудников, это сыграло положительную роль. Мне не пришлось вырываться из цепкого плена дружеских связей. Ни с кем из сотрудников нашего журнала я особо не была близка. Ну, во-первых, у меня такой характер. Привыкла держать дистанцию. И в школе так было и в универе, и, как говорится, в трудовом коллективе. Конечно, у меня имелись подружки, и сейчас есть, хотя бы с моего факультета, но чтобы до донышка, таких было всего двое. И то они теперь далеко. Одна уехала в Германию, вышла замуж за Фрица. Его так звали - Фриц. Здоровый такой парень, просто гигант, белобрысый ариец. И вот моя подруга Анна, а теперь его жена, пишет, что очень счастлива, растит двоих детей, мальчика и девочку. Дом у них - полная чаша. Это хорошо, главное, чтобы через край не полилось. Вторая подруга - Виолетта, мы с ней вместе учились на филологическом факе. На первом курсе сразу как-то сошлись. Обе любили творчество Набокова. Его метафоры - это что-то! Красивые, пестрые, как его бабочки. Виолетта была не так удачлива. Говорят, Виолеттам вообще по жизни не везет. И в данном случае это правило подтвердилось вполне. Во-первых, Виолетта всегда комплексовала из-за того, что у нее практически не было груди. Ну вот такая уродилась - плоскодонка. Она часто, чуть не плача, разглядывала себя в зеркало, когда переодевалась. Бюстгальтера она никогда не носила. Не на что надевать, нечего поддерживать. Она сильно завидовала моим грудям, не слишком-то большим. У меня третий номер. Я вообще считаю, что это норма. Первый и второй номер мужчина не сразу находит в темноте. А большие номера, это просто безобразные арбузы, это уже просто никуда не годится. Наконец, их элементарно тяжело носить. С Виолеттой у нас получился однажды что-то вроде лесбийского акта. Мы с ней встречали Новый год в одной компании. Меня стали кадрить сразу двое парней. Честно сказать, ни один из них мне не нравился из-за низкого интеллекта. Это были примитивные самцы, с которыми не о чем было поговорить. Все, что они умели делать, это облапить девчонку, затащить ее в постель и вставить ей. Потом - примитивное мычание. И стрельба глазами, в поисках новой жертвы. Фу, гадость какая. Виолетту никто не приглашал танцевать. Мне стало ее ужасно жалко. Из солидарности я отшила парней и пару раз с ней станцевала. Она хорошо вела меня, как мужчина. Вообще, у нее руки были крепкими. Да, грудь у нее плоская, но зато глаза обрамляли пушистые ресницы, длинные от природы. Я заметила, что мать-природа всегда дает человеку какую-то компенсацию за тот или иной физический дефект. Часто духовный, талант какой-нибудь. У Виолетты был талант к языкам. Она на английском говорила свободно, и по-немецки могла считать без словаря. Мне же языки давались с трудом, именно поэтому я, в конце концов, ушла с филологического и поступила в литинститут. Я хотела стать писателем, а не учить детей в школе тому, к чему у самой нет ни таланта, ни тяги. В два часа ночи мы ушли из компании, ибо домогательства парней стали невыносимы. Было тихо и мирно. Снег падал отвесно - большими хлопьями. Мы стали дурачиться, ловить ртом снежинки. И тут вдруг Виолетта меня поцеловала в губы и довольно крепко. Я сначала вырывалась, но она по-мужски сильно держала меня. А потом я уже не могла вырваться, потому что Виолетта, не прерывая поцелуя, наклонила меня так, что если бы убрала руку, то я свалилась бы в сугроб. Какая-то пьяная компания прошла мимо, аплодируя нам. Мы засмущались и бросились бежать. Виолетта не захотела идти к себе в общагу и напросилась ко мне на ночь. Меня охватило какое-то предчувствие. Словно это уже когда-то было. И вот через миллиард лет снова повторяется. Дежа вю. У меня все спали. Мы прокрались в мою комнату. Разделись и шмыгнули под одно одеяло. Мы шептались, делая вид, что между нами ничего не случилось. Но потом Виолетта попросила показать ей мою грудь. Я отнекивалась, она настаивала. Мне ничего не оставалось сделать, как включить ночник. Я была без ночнушки, в бюстгальтере и трусиках, как и подруга. Я хотела расстегнуть лифчик, но Виолетта сказала, что сделает это сама. Она сняла с меня эту сбрую, сразу стало так легко. Ее теплые ладони легли на мои груди, нежные пальцы сжали упруго-податливую плоть. Приподнимая вожделенные для нее выпуклости, Виолетта прикоснулась губами сначала к одному соску, потом к другому. Иногда я чувствовала острые ее зубки, подруга слегка прикусывала мои соски, пока они из мягких не стали твердыми, как пули. Меня это ласка не на шутку возбудила. Да этого у меня был всего лишь петтинг с парнем, и я все еще была девственницей. Виолетта, разумеется, моей девственности не угрожала, поэтому я к ее ласкам отнеслась спокойно. Вернее, без опаски, а не как обычно бывает с парнями. С ними надо держать себя в руках. Иначе расслабишься и девственность потеряешь и удовольствия никакого не получишь. Потому что некоторые парни так возбуждаются, что тут же кончают. А для женщины это хуже не придумаешь пытку, когда тебя раззадорят и бросят. Впрочем, это я сейчас говорю, уже имея опыт секса с мужчинами. А тогда, с Виолеттой, я была сама невинность. Как, впрочем, и моя подруга. Мы были неопытны, и все делали инстинктивно. Ну, конечно, кое-что слыхали, кое-что знали, кое-что видели в кино. Виолетта стащила с меня трусики и сняла свои. Мы остались нагими, с возбужденными нервами. Мы прижимались друг к другу со всей страстью пьяных любовников. Мы познавали друг друга на ощупь, сравнивая эрогенные зоны, проверяя их чувствительность. Мы познали кисловатый вкус среды вагины, ее шелковые стенки, горячую упругость клитора. Мы доводили себя до оргазма снова и снова. Пока не уснули обессиленные и счастливые. Погибла Виолетта совершенно нелепо. Побежала после лекций на трамвай и так спешила, что не заметила встречный трамвай. Виолетту ужасно изувечило, кое-как ее достали из-под вагона. Это было ужасное зрелище. Хорошо, что я ничего этого не видела. У меня были какие-то свои дела. Я уже тогда ушла из университета. О ее гибели я узнала только пять дней спустя. Я была в шоке. Не могла поверить, что Виолетты уже нет в живых. На похоронах я не была, поздно узнала, когда все уже свершилось. Поскольку я не видела Виолетту мертвой, то она в моей памяти навсегда осталась живой. Я часто чувствую сосками ее нежные укусы. Эти фантомные прикосновения - все, что осталось от моей бывшей подруги. С тех пор я ни разу не изменила ей с другой женщиной. Вообще с этим покончено, так я для себя решила. Это был поучительный опыт лесбийской любви, случившийся один лишь раз. Не знаю, повторилось бы наша близость, если бы не виолеттина скорая смерть. * * *
Я так заработалась, что не замечала, как пролетают часы. Только чувство голода заставило меня взглянуть на электрические часы, висевшие на стене. Стрелки показывали два часа, а красная секундная стрелка резво отбивала уже третий час. Черт возьми, я ж на обед не ходила! Я уж собралась поехать в кафе, но не заметила, как опять втянулась в работу. И тут резко зазвонил телефон. Трезвонил стационарный аппарат, стоявший на тумбочке, как в старые совковые времена. Я сняла тяжелую неудобную трубку и, прижала ее плечом, руки были заняты, перебирали макеты страниц будущего номера. - Алло? - отозвалась я. - "Кто это?" - спросил сиплый мужской голос. - Патрисия Колосова, главный редактор... - "Какая еще Патрисия, мать-ё? А где эта, мочалка, мать-ё, Галина Борисовна?" Мужик говорил с сильными простонародными интонациями. - Галина Борисовна, мать-ё, - сказала я вкрадчиво, - находится в отпуске по болезни. - "А когда, мать-ё, она будет?" - Возможно, что и никогда, - рискнула сказать я. - "Значит, ты теперь за нее?" - Как вы догадались? - "Слышь, ты, девка, ты это... особо-то не язви, а то можем язычок отчекрыжить..." - О, какие вы слова знаете - "не язви", - передразнила я его, а у самой, если честно, очень неприятно на душе сделалось. Откуда-то снизу тревога взлетела на черных крыльях к самому горлу, и я почувствовала, что стала задыхаться. Сволочь! Он меня напугал. Но я уняла дыхание и продолжала спокойно: - Чего вы, собственно, хотите? - "Вот это конкретный базар..." Если это был не браток, то он удачно "косил" под братка. - "Слышь, девка... ты, эта... контракт уже подписала?" - Какой контракт? - "С "трусами и сыновьями". - Нет еще, но завтра подпишем. Во всяком случае, мы так надеемся. - "Слышь, девка... ты эта... контракт не подписывай, ладно?" - Я выполняю приказ начальницы. Сама я ничего не решаю. Что вы от меня хотите? - "Ты, мать-ё, мне не заправляй, я еще тебе не вставил. Сказано не подписывай, значит, не подписывай. А то знаешь, как бывает?.." - Как? - я вся сжалась от гнева и страха одновременно. - "Ну не бить же тебя по почкам, а вот плеснуть кислоту в личико... Личико-то у тя смазливое? А от кислоты-то ослепнуть можно. Да и фейс после этого будет как у Фредди Крюгера. Ни один мальчик не полюбит. Подумай. Зачем тебе такое надо, мать-ё..." - Хорошо, я подумаю. - "Вот и умничка. Когда у вас подписание намечено?" - После обеда завтра. Где-то часа в три. - "О, ништяк! Я завтра позвоню. В полдень ровно. Как куранты пробьют. И ты мне дашь ответ. Ну давай, работай, работай, Патрисия. Х-х-ха!" В трубке раздались гудки в такт моему сердцебиению. Сволочи! Они не стали терять со мной времени на разные бонусы и уговоры, они сразу взяли меня на испушку. Чтобы сходу сломать. И, надо признать, им это удалось. Теперь понятно, почему Галина так срочно заболела. Решила все на меня повесить. Пройдет, так пройдет. А нет - невелика потеря. "Отряд не заметил потери бойца и яблочко-песню допел до конца". Промучившись два часа (об обеде и речи не могло быть), я собрала всё королевскую рать. Правда, их было немного: наш секьюрити Яков Семенович, моя секретарша Людмила и дизайнер Сергей Заборный. Это все мои силы, которым я могла доверять и на помощь которых надеяться. Девочки-рирайтеры, разумеется, не в счет. Они умеют только галдеть и, в лучшем случае, огласить округу высокочастотным визгом. Однако, когда я посвятила "бойцов" в суть дела, то сразу уяснила, что надеяться мне особо не на кого, кроме себя. Сережа Заборный как всегда одет экстравагантно: в небесного цвета пиджачке без подкладки, с узкими лацканами и закатанными до локтя рукавами. Белая блуза под пиджаком оттеняла его хургадский загар. Узкие брючки из тонкой, похожей на шелк материи, подчеркивали его женственную фигуру. Сергей сказал, что с грубыми мальчиками он обыкновенно разговаривает на ощупь. Я посмотрела на его ёрш, выкрашенный в черно-белую чересполосицу, и поняла, что он гораздо менее боеспособен, чем секретарша Люда, некрасивая женщина, лет сорока, но еще не потерявшая форму. Оставалось надеется на Якова Семеновича, его выучку и экипировку: травматический пистолет "Оса", нелегальные наручники и пластиковая утяжеленная дубинка. Однако здоровенный секьюрити, во-первых, был уже пожилым дядькой, а во-вторых, он заявил, что его дело охранять вход и "не пущать потусторонних". А телохранителем, да еще в не рабочее время, он не может. Да и другая эта квалификация - телохранитель. Потом ему стало стыдно, и он, покраснев, согласился провожать меня до дому и встречать по утрам у подъезда. Я, разумеется, понимала, что надолго его запала не хватит, и согласилась принять его охрану со вторника до субботы, а там видно будет. Секретарша, как опытная женщина, понимала всю бессмысленность нашей затеи с охраной. - Патрисия Владимировна, - обратилась ко мне секретарша. - Да наплюйте вы на этот контракт. Сейчас от этих сволочей что угодно можно ожидать. Жили мы без этого контракта и дальше проживем. Чтобы компенсировать потери, можно снизить цены и увеличить количество рекламных объявлений. Простите, что вмешиваюсь не в свое дело... Я махнула рукой. Меня сейчас меньше всего интересовали коммерческие интересы журнала. Речь шла о моей репутации, о моей деловой хватки бизнес-вумен, о самолюбии, наконец. Если я испугалась первого же подонка и дала задний ход, то мне нечего делать в издательском бизнесе, да и в бизнесе вообще. Так мы просидели в моем кабинете почти до конца смены, утешая друг друга. Яков Семенович первым ушел на пост. Ему надо было открыть двери и выпускать сотрудников по окончании рабочего дня. - Да, ладно, не переживай, сестренка, - сказал Сергей Заборный, закуривая тонкую женскую сигарету. Я хотела его одернуть за фамильярный тон, однако этот парень был того сорта людей, которым прощались любые дерзости. Я бы не удивилась, если бы он назвал нашу Галину "мамочкой". Это было в его духе. Мне ужасно захотелось курить, хотя я бросила еще в прошлом году. Видя, что я начинаю ломать себе руки, Людмила Михайловна предложила сварить кофе. Я поблагодарила её и сказала, что я лучше поеду домой. Вечером пробки были ужасными. Четырехрядное шоссе сплошь было забито машинами, чьи лакированные спины поливал нудный дождичек. Реклама играла всеми цветами радуги, народ толпился, время от времени завывали сиренами полицейские машины, пытавшиеся проехать по разделительной полосе. Им неохотно уступали дорогу, а если кто-то упирался, на того орали из динамиков: "водитель иномарки такой-то немедленно освободите проезд, блях..." Мой жучок стиснули сзади и спереди мощные джипы с затененными стеклами. Кто там сидел внутри, поди догадайся. Может, там сидят братки, которые наблюдают за мной, демонстрируя свою силу и безнаказанность. Машины тронулись. Я замешкалась. Сзади резко загудели. Рожа поперек себя шире высунулась из окна джипа, подпиравшего мой багажник, и рявкнула: - Ну, че встала, ты, телка?! У меня от страха заглох мотор. Джиппер загудел, что было силы. - Да пошел ты, козел! - сквозь зубы огрызнулась я, нещадно терзая стартер. Среди этого дантова ада он, конечно, моих слов услышать не мог, но еще минута такой нервотрепки и я заору во весь голос. Наконец мой жук завелся, заурчал, зараза. Я газанула и стала отрываться от джипа. Потом свернула в боковой проезд и до самого дома смотрела в зеркало заднего вида, не преследует ли меня кто-нибудь. Нет, все было чисто. Однако долго я такого напряжение не выдержу. А ведь это только начало. Дома я содрала с себя всю одежду, пропитанную потом и страхом, скорее залезла в ванну и полчаса отлеживалась в горячей воде. Во рту все пересохло. Я поднялась, и вся мокрая и горячая полезла в шкафчик, достала початую бутылку "мартини", налила себе в бокал, с жадностью и, кажется, с дрожью в руках выпила до дна, потом снова налила, и уже не спеша, лежа в ванной, стала по глоточку вливать в себя алкоголь. Постепенно страх отступил. Я вылезла из ванны, завернулась в полотенце. Сверху надела махровый халат, затянулась потуже пояском и вышла в коридор. В моей однокомнатной стоял собачий холод. Отопление как всегда осенью еще не включили. Называется благоустроенная квартира. На кухне я зажгла духовку. И пока помещение нагревалось от голубого огненного круга в духовке, стала готовить себе обед, он же ужин. Чтобы не заморачиваться с готовкой, достала ветчину, нарезала ломтиками, налила в сковородку оливкового масла, поджарила ломтики до красноты. Помыла и нарезала помидоры. Распечатала купленный по дороге пакет с хлебом в нарезку. Серый хлеб "Европейский" был мягким, приятно пах и имел изысканный вкус, впрочем, изысканность быстро пропадала через день. Вскипел чайник, я насыпала в чашку растворимого какао "Nesquik" с минералами, добавила молока и долила до верха кипяток. Я пила напиток и вполглаза смотрела портативный телевизор. Передавали новости столицы за день. "...и еще сообщение, - сказал ведущий, стоявший за стеклянным пюпитром. Сегодня днем случилось невероятное событие. Гражданин Щепоткин, 32-х лет, пострадал во время обеденного туалета. Неожиданно из крана его раковины для умывания потекла концентрированная серная кислота. Пострадавшего, с сильнейшими ожогами рук и лица, доставили в больницу. Сейчас Щепоткин находится а палате интенсивной терапии, где ему оказывают экстренную медицинскую помощь. Врачи надеются спасти хотя бы один глаз пострадавшего. Второй глаз, к сожалению, восстановлению не подлежит, заявили медики. А пока работники ЖКХ выясняют, как вообще такое могло произойти". - Ни фига себе! - сказала я. - А если мне так плеснут. Нет, надоела мне эта канитель. Соглашусь на все, пусть только отстанут. Ночью мне спалось плохо. Всю ночь во сне проводила совещание со своими "бойцами". - Не дрейфь, сестренка, - говорил Сергей Заборный. - Моя голубая дивизия, если надо, выступит, по первому сигналу. Яков Семенович зажал в кулаке осу и прислушивался время от времени, как она там у него жужжит. Людмила Михайловна завела будильник и подставила мне под ухо. От его звона я и проснулась. Было хмурое утро вторника. День подписания контракта или отказа от него. * * *
С утра до полудня я только и делала, что то воодушевляла себя, будто мне сам черт не брат, то впадала в противную покорность судьбе неудачницы. Я перерыла шкафы Галины Борисовны в поисках текилы или водки, но, к счастью, ничего не нашла. Когда пробили куранты, браток не позвонил. Ну, конечно, точность - вежливость королей, но не всякой бандитской шушеры. Но я ждала, что вот-вот грянет леденящий душу звонок телефона. Но аппарат молчал. Когда мое волнение и гнев переполнил меня как чашу Грааля, звонок прозвучал. Правда, звонил мой мобильный. Руки у меня тряслись, я чуть не уронила сотовый, наконец, открыла его и нажала лакированным ногтем кнопку приема. Я ожидала услышать ненавистное и глумливое "Слышь, девка...", но услышала довольно приятный девичий или может быть, женский голос. - "Патрисия?" - Да... кх-ха, - я прочистила пересохшее горло, - а как вы узнали? - "Это Алиса звонит". - Какая Алиса? Простите, но я сейчас крайне занята, мне должны позвонить по важному делу. Не могли бы вы перезвонить попозже? - "Звонка не будет... В смысле, от того, кого вы ожидаете". - А вы откуда знаете? - "Тот, кто вам звонил, сейчас лежит в больнице. И дела его совсем плохи. Жить он будет, но останется калекой. Теперь лицо его похоже на рожу Фредди Крюгера. Вот такая неприятность". - О чем вы говорите, я совершенно не понимаю! - " Тут и понимать нечего. Подписывай контракт и ничего не бойся". - Но кто вы? - "Обращайся ко мне на "ты". Меня зовут Алиса, разве тебе это имя ничего не говорит?" - Простите, но у меня нет знакомой с именем Алиса. - "Да? А между тем мы с тобой знакомы с раннего детства. Помнится, ты не умела решать задачки, я тебе помогала... А потом помогла избавиться от ненавистного платья. Ну, вспомнила?" - Послушайте, вы что, разыгрываете меня? Откуда вы узнали про ТУ Алису? Может, вы узнали это от моих родителей? Вы вообще кто? Сколько вам лет? - "Лет мне столько, сколько тебе. Лицом и фигурой я похожа на тебя. Правда, ты брюнетка, а я блондинка. Но признаюсь по секрету, я крашенная блондинка. То есть я полностью как ты. Я твое зеркальное отражение. Я прихожу к тебе на помощь в трудные минуты твоей жизни". - Уважаемая Алиса... Я все-таки не пойму, зачем вам нужно меня разыгрывать? - "Это не розыгрыш. Можешь считать меня твоим ангелом-хранителем. Ты попала в трудную ситуацию, и я пришла на помощь. Подонок, который тебе угрожал по телефону, выведен из игры. Теперь ты можешь ничего не бояться. И вообще, это был не браток, а сотрудник журнала "Ох!", менеджер отдела реализации - Артём Щепоткин. Теперь, правда, уже бывший. С лицом киночудовища и уцелевшим единственным глазом он распугает всех клиентов. Впрочем, и зрение-то у него осталось ноль целых три десятых. Так, тени маячат какие-то..." Таинственная Алиса еще что-то говорила, но мне вдруг сделалось нехорошо. Ног я не чувствовала, лоб покрылся холодным потом. Обнаружила себя лежащей на полу. Это был обморок, как тогда, в детстве, на почте. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
