застекленные и открытые, наполненные сотнями, нет, тысячами книг. Кожаные диваны и кресла, мраморный камин, на полке которого бюсты, статуэтки, фотографии. У огромного окна крытый зеленым сукном письменный стол с ноутбуком, какие-то разбросанные бумаги.
Наверное, мои глаза непроизвольно округлились от восхищения, потому что Стивен улыбнулся. - Любите книги?
-Да! О, да!
- Здесь есть, что посмотреть, - вмешался Дэвид. - Все это собиралось веками.
- Исторические раритеты там, наверху, - Стивен указал рукой, и, следуя за ней взглядом, я увидела галерею, тоже заставленную шкафами, на которую вела винтовая лесенка.
- Можно?
- Конечно, все, что угодно.
Куда бы я ни приходила, первое, что привлекает мое внимание - это книги. Я готова рассматривать их часами, гладить их корешки, открывать, даже нюхать.
Ни с чем не сравнимый запах книг! Каждый раз он будит во мне ожидания чуда, то ожидание, которое поселила в моей душе мама.
Самое дорогое для меня воспоминание детства - я сижу у мамы на коленях и она читает мне книгу. Мы вместе смеемся, или я с трудом сдерживаю слезы, что потом, в одиночестве, всласть поплакать в подушку.
Только тот, кто плакал над книгами в детстве, смог почувствовать их прелесть и попасть в их сладостный плен. В этой библиотеке я могла бы проводить часы и дни, не замечая, как обыденная жизнь течет за ее стенами.
Впрочем, один тонкий поэт сказал, что настоящую, человеческую, жизнь, жизнь тех, кто был создан по образу и подобию Божьему, мы можем найти только в хороших книгах.
Детское желание пройтись по винтовой лесенке заставило меня подняться на галерею и пройти вдоль шкафов, наполненных самыми разнообразными книгами. От них исходил запах древности, слегка пыльный. От которого немного першило в горле. Но смущение, вызванное неожиданной сценой, которой стала свидетельницей, не проходило и мешала мне всей душой отдаться любимому удовольствию. Покрасневшие глаза Элиссон, мокрые, слипшиеся от слез, ресницы Нэнси не давали мне покоя. Тревога, которую я почувствовала, прислушиваясь к плачу в ночи, опять тяжело легла на душу.
Что за трагедии происходят здесь, в этом чудесном поместье, от посещения которого я ожидала так много радости?
Я не хочу трагедий! Я хочу всего того волшебства, которое встречает нас, когда мы открываем обложку новой толстой книги!
И тут моя рука легла на переплет, нет, не книги, старинного толстого альбома, и я услышала зов, исходящий от него: - Возьми меня! Открой меня!
Повинуясь ему, я с трудом вытащила тяжелый том, и он сразу открылся в моих руках. Пожелтевшие от времени страницы толстой атласной бумаги с вензелями по углам. Бережно приклеенный папиросной бумагой засохший ландыш. Небрежный рисунок ключа, сделанный черными чернилами, и надпись тем особым почерком, который заставляет вспомнить о гусином пере : - This is the key of my heart! Дата 14 февраля 1821 года и подпись, от которой у меня похолодело сердце - Lord Byron