Если в традиционных обществах глубинные дрейфы бессознательных сил проявляли себя в мифах, эпосах, фольклоре и сказках, то в мире постиндустриальном это место занял кинематограф. Кино - это эпос нашего времени, а его герой - это мертвец.
В некотором смысле шаг от "лишнего человека" к "мертвецу" кажется логически не столь уж и большим, потому что жить лишнему человеку явно незачем. Печорины и Онегины окружены дыханием смерти, и хотя не умирают сами, умерщвляют все живое вокруг себя. Однако на уровне формальной логики лишним людям противостоят, как это и было замечено в литературе, люди "нелишние", в отличие от первых неприкаянных душ чрезмерно включенные в социальную ситуацию - революционеры, патриоты, борцы за лучшее социальное будущее. Они тоже сеют смерть, но во имя великих идеалов и будущего расцвета жизни. Поэтому вышедший сейчас на подмостки мира герой-мертвец - это не антитеза лишнему человеку и его антагонисту, а их, как любили говорить раньше, "тайна", их "тайное лицо", единый корень или, воспользуемся терминологией К.Г.Юнга, архетип.
Об архетипе мертвеца написано очень много. Для юнгианцев - это разновидность женского архетипического образа Анимуса, особого психического комплекса женской души. Диапазон анимусных фигур связан с разными формами погибели и заблуждений женской души, начиная от физической смерти в объятьях жениха-скелета или социальной гибели от деклассированного любовника до духовной смерти от обманщика-гуру. Этот убийственный аспект Анимуса связан с другим его аспектом - творческим развитием женской души, обретением ею мудрости через испытания и страдания. Поэтому К.Г.Юнг подчеркивал, что Анимус - это не что-то безоговорочно злое и опасное, потому что он же является и источником развития всех женских сил - телесных, душевных и духовных. Однако неправильное обращение с этой силой может сделать его беспощадным убийцей.
Эти идеи К.Г.Юнга, развитые его последователями, показывают нам жестокий ландшафт женской души нашего времени - иссушенный и истощенный до такой степени, что вместо того, чтобы быть хранительницей и радетельницей жизни, женщины начинают обслуживать либо прерывание жизни, либо невозможность ее возобновления.
Несколько обсуждаемых в широких кругах последних фильмов: "Груз 200", "Овсянки", "Волчок", где герой - умерший человек, чей голос звучит за кадром, и/или просто труп в кадре. Хочется спросить: "что не так на картинке?" Почему за эстетическим любованием работой оператора, за социальным пафосом режиссера и прочими замечательными вещами мы не хотим заметить того, что смерть - главный герой картины? Мы можем сказать себе: "Лучше смерть, чем такая жизнь". А на вопрос: "Почему жизнь такая?" у нас, как всегда, не будет ответа. Или, как всегда, мы найдем виноватых, они всегда под рукой. Но если дело хуже? Если дефект глубже? Если "не так" располагается не на социальной поверхности, а в тех глубоких слоях бессознательных сил, которые формируют и нашу социальность, и нашу индивидуальность?
Политические людоедские режимы XX века показали хрупкость человеческого в человеке, но в их ужасе и крови еще был слышен человеческий голос, явно ощущаемый как противостояние "мертвой" социальной действительности. Сейчас и самый этот голос стал голосом мертвеца.
Американское кино как всегда красиво изукрасило это страшную явь и населило свои картины чрезмерно привлекательными вампирами всех мастей. Русское кино по слову Мандельштама "Там где эллину сияла красота, мне из черных дыр зяила срамота", не стыдясь и не гнушаясь, выставило на всеобщее обозрение разлагающийся труп (гениальный "Груз 200" потому, на мой взгляд, и гениален, что не лжет красивостью и не прикрывается мишурой эстетизма).
Что же "не так" с душой западной женщины? Куда исчезла Мадонна, лелеющая Бога-младенца и все человечество вместе с ним: мудрая милостивая плакальщица пред Богом за все грехи человеческие? Какой силой одержима женская душа?
Если эта сила - жених-мертвец (будь то ужасный жених-мертвец "Груза 200" или очаровательный вампир "Сумерек"), то почему она в его власти, в чем его смертельное (простите за каламбур) очарование?
Для юнгианцев бессознательные течения душевной жизни сложны и запутанны. Но в одном все юнгианцы сходятся при анализе архетипов - архетипы проявляются во всю мощь тогда, когда в сознании (индивидуальном или коллективном) начинает довлеть явная односторонняя установка, из-за которой происходит отрыв от психической целостности коллективной или индивидуальной души, и тогда архетипы балансируют этот крен.
Индивидуальная душа женщины становится одержима архетипом жениха-мертвеца, когда она отрывается от реальной окружающей ее жизни, выпадает в силу разных причин из поколенной преемственности по женской линии и не видит достойных мужчин вокруг себя. Традиционная женщина в каждой из нас - невеста (невеста мужчины или невеста Бога), и эта традиционная женская установка требует воплощения, но если "свято место пусто", то его занимает архетипический персонаж. Традиционные институты брака и церкви блокировали связь женщины с негативными аспектами Анимуса, теперь женщина предоставлена себе во всех смыслах этого слова. Можно сказать, что современное общество дало женщине полную свободу и тем самым отдало ее на растерзание ее собственным бессознательным архетипическим силам.
Я хочу быть правильно понятой: я не призываю реставрировать традиционный институт брака, это уже невозможно. Я не призываю воскрешать умерших богов. Но, как говорил К.Г.Юнг, боги не только умирают, но и воскресают, и как воскрес для немецкой нации бог войны Вотан, так и для современной женщины распад брака с мужчиной и богом стал воскрешением брака с Анимусом-мертвецом. Он - жених современной женщины. Он - герой нашего времени. И как теперь быть - должны думать не только женщины, но и мужчины.