Жил-был один Народ. Как-то раз в воскресенье вышел он со двора и присел возле дома на завалинку. Понюхал Народ воздух: хорошо! Свежо! Весной пахнет. Но, видать, уже ближе к лету - горчит слегка. Вечерело. Солнце уже закатилось за дальнюю рощу, но по верхушкам березок еще гуляли розовые тени. А в синем небе над самым горизонтом точкой бледною, ещё не звезда - так намёк на будущее, огонёк-искорка надежды висит. Народ улыбнулся, неторопливо достал свойский табачок, свернул цигарку. Закурил. Потом вдохнул полной грудью и широко откинулся на стенку сарая. "Да-а-а", - думал он - красота-а-а!". Тихо крадутся сумерки, на дороге пташки балуются, в руке цыгарка тлеет, в небе звезда висит, белая. Посмотрел он на себя: "Да-а-а...". Сказал он уже по-другому: "Конечно, им хорошо играться - пташка божья, ни забот, ни хлопот. А мы на земле живем, а земля, хоть и жирная, но, все-таки, - черная". А небо все более туманится, хмелеет как бы. А Звезда все ярче светится. Как бы красуется. Затянулся Народ самосадиком ядреным, в клочок газетки завернутым, аж слеза накатилась. Взглянул он в даль перламутровую из-под руки и вспомнил слово вещее про звезду желанную. Звезда Пленительного Счастия звалась она. "Не иначе она и есть..." -подумал он. "У каждого своя звезда, а вдруг эта - моя? Неужто опять должен я сплоховать?!" Вымолвить не успел, а ноги уже ведут его по дороге, воробьев пугая и камушки разбрасывая. Горит звезда над горизонтом, равнешенько над самой дорогой. А по дороге торной нетвердой воскресной походкой топает Народ в светлое будущее, спешит к мечте заветной, хочет иметь Счастие- Звезду эту самую.
Шел он шел, а Звезда все далече. Не выдержал Народ, бегом побежал. Сначала легко бежать было: Звезда хоть на небе, зато все время перед глазами. Ног Народ под собой не чует, знает - дорога под ногами добротная. Бежал-бежал замаялся. Да неловко резко-то останавливаться. Что люди подумают. Наш Народ всегда к людям прислушивается. Вот бежит наш народ: вроде спешит и вроде не торопится. Дорога к тому времени направо свернула. Народ - налево трусцой по целине, по степи неезженой прямиком к мечте своей путь протаптывает. А Звезда над лесом сияет и, как будто еще ярче стала. А мерцает, как будто подмигивает. Или это просто сумерки сгустились?..Эй! Народ, давай вперед! Некогда отвлекаться. Сердце в груди клокочет, аж в ушах шумит и в висках отдается. Топ-топ по копаному. Топ-топ по паханому, шлеп-шлеп по покосам, хрусть-хрусть: уже подлесок под ногами трещит. Не успел Народ оглянуться-перекреститься, как оказался он посреди леса. Тишина. Небо еще светлое, а что внизу у корней шуршит, уже не видно. Только гадать можно: леший чешется, Яга траву собирает, или зверушка какая на ночь устраивается. Косой линией вверху метнулась ночная птица. Ветерок пошевелил сосновыми лапками, приоткрылась Звезда, кокетливо взглянула вниз. Посмотрел Народ - а она еще ярче стала. Прислушался - а в ушах то ли кровь стучит, то ли эхо: "Смело, товарищи, в ногу. Духом окрепнем в борьбе... Тук-тук, топ-топ-топ...дорогу грудью проложим себе" И пошел Народ. Тук-тук. Смело. Потопал сквозь лес. Топ-топ. Грудью раздвигая ветви. Хрусть-хрусть...Себе.
И пошло, поехало: Тук-тук, грудью, топ-топ, смело, хрусть-хрусть, себе.
Валит Народ по лесу напролом. Свою дорогу к счастию протаптывает. А Звезда Счастия на небе играет, то веткой сосновой пудрится, то в кроне ореховой спрячется. Она по верхушкам скачет, а народ землю копытит: мхи и лишайники в прах растирает, кустами трещит, вперед наскрозь проламывается, пни-гнилушки выкорчевывает, а коряги прошлогодние, ветрами высушенные крушит с треском-выстрелом. Ночь пришла, а в лесу шум-грохот стоит. Будто Смерч дикий зверь с деревами балуется. Зверушки лесные прочь от тех мест подались, словно Змей Горыныч проснулся потревоженный, вскинул пасть-кратер и лавой огненной все окрест заливает. Птица лесная сонмом вверху мечется: хохочет, плачет, кричит-ругается, похоже, как от Пети Петушка - пожара лесного уйти хочет. То не Смерч - дикий зверь, не вулкан змей Горыныч и не петух огненный, то Народ воет-воюет, к счастию прорубается, силой и удалью любым для Звезды стать желает. "Дорогу!"- кричит. А дорога давно позади осталась. "Врешь, не возьмешь!" - сквозь зубы шепчет он теням ночным. Чудищам лесным. Не слышат звери - медведь и волк - давно уже места насиженные покинули, а другие - кто от шума попрятались. "Не дрефь!!! Смелого пуля боится!" - беззвучно подхлестывает мысль. -"Пошел! Вперед!" - и гудит под ногами земля. Топ, Хрусть. Бац. Топ. Хрясть. Стоять! Рубить! Бей! Коли! Топ. Хлесть. Равняйсь! Пли! Топ! Стоп?... Молчать!!...... Тьфу...!
Остановился Народ, огляделся... Стеной дерева, мрачная мгла под вековыми елями сырой могилой откликается. Посмотрел назад - бурелом такой, что сам черт ногу сломит. Поднял очи, ввысь взгляд направил, и пусто-пусто стало внутри, как обмерло все - НЕТУ ЗВЕЗДЫ. Присел Народ на кочку сырую, где стоял, там и сел, взгляда не опуская. Страшно стало. Тьма вокруг киселем разлита - руки не видно. Только высоко-высоко сквозь решетку голов елей-великанш кусочек неба светится. Пусто небо без звезды. Как дом без хозяйки. Как семья без младенца, как молодец без разума. Тишь в глуби леса, как на дне мертвого омута. Только слышно, как пот струит по спине и в горле что-то подрагивает. Рукой шелохнул - резким звоном лопнула паутинка, что на руках повисла. Не то что, слово вымолвить - подумать страшно. Все мертво. Только гниль струит сладковатый смрад, мягкой сыростью обнимает, в постель моховую укладывает. Впору волком выть, да язык к гортани прилип.
Вдруг, как в сказке, возник перед Народом Мудрец-кудесник. Весь седой, худобы такой, что аж светится. Глаза большущие из-под стёклышек строгостью вопрошают, словно линейку прикладываю, все знают, все оценивают. Смотрит на него Народ как на лик святой, не просит, не молится, а где-то внутри все ж надеется. На будущее, на светлое. На то, где есть звёзды.
"Знаю всё" - говорит Мудрец - "Всё мне ведомо. Сотни лет я брожу по дорогам земным, сотни лет я слежу за народом своим, сотни лет я в глуши в тесной келье живу, вычисляю движение неба и служу только Истине светлой. Я тебе помогу, дам волшебный огонь, чтоб невежества Мрак ты из леса изгнал, и дорогу нашёл и Звезду, что искал. Так прими в свои длани Прометеев Фиал".
Прослезился Народ, успокоился. Покивал головой на слова Мудреца. Фиал в руки принял. Вещь всё-таки дорогая, эксклюзивная. Повертел Народ в руках фиал, рассматривая. С одного краю заглянул, с другого, ногтем поскреб, понюхал даже - нету нигде огня, даже искорки не видать, ничего похожего на кремень и трут тоже не видно. Нет ни спичек, ни зажигалки. Странно. Задача. Сам Фиал на простой факел похож - только кто-то, потехи вроде, отделал простую здоровенную полусгоревшую палку серебром и золотом, а огонь - вроде как неглавное, - в творенье сим - позабыл оставить. Поднял взгляд Народ на старца зыбкого - не шутит ли он, не издевается. Серьёзен Мудрец - в глазах ни лукавинки. Велеречиво повествует он: "В глубине веков Главный Враг Наук чёрной хитростью, наглой ложью и спекуляцией отобрал огонь у твоих законных родителей. Запер он его в стены крепкие и повесил в лампаде над своим столом. Забери Огонь, запали Фиал, загони Врага в степь пустынную. Озари весь лес светом Истины. А как сделаешь, то в фавор попадёшь, следовательно, и дорогу найдёшь, и Звезду просватаешь. Такова твоя судьба-миссия".
Удивился Народ, но не слишком. Что ж, война с врагом... пускай будет война, "Всё исполню я, как завещано". Лишь бы страх прошёл и сомнение, в том, что пусто всё и бессмысленно. И рукою сжал Прометеев Фиал как какую-то биту бейсбольную.
"А Врага найти во тьме легче ещё: далеко от лампады свет проникает. Вот, возьми с собой. В начале пути, вот эта лучина дорогу укажет. А как потвёрже идти будешь, выпускай вот этого жучка-светлячка. Он тебя к берлоге Вора- врага истины и приведёт".
Сказал старик и исчез, как не было. А Народ в темноте лесной один-одинёшенек остался. И в руках народных вдруг оказалися: только фак-к-кел тяжелённый, лучинка хрупкая, да и жук в коробке шуршит загадочно. Как в сказке. Что делать?
Делать нечего - надо идти. Пригнулся Народ пониже, лучинку у самой земли держит, вперед не смотрит, только под ноги. Не споткнуться бы. И пошёл. Только шаг-другой сделал - лучинка поярче светить стала. Ещё шаг-другой сделал - ещё ярче. Тропа четко видна, а тени ночные вглубь леса прячутся. Неуверенно зашевелился в душе восторг: авось и вправду найду дорогу. Небось не привиделся старик - не сбрехал, правду говорил. Ещё несколько шагов - ещё светлее - выпрямился Народ, под ноги не смотрит уже. Что - ему тропа? Что - дорога? Всё же так очевидно стало при свете лучинки заветной. Идёт Народ уверенно глаз от лучинки-спичинки отвести не может. Так ярко она светится, что твоя звёздочка. А главное - в своих руках светится. Хочу: пальцы погрею, хочу - руки, хочу - загашу и выброшу. Мол, всё в моей власти. Приятно.
Шагает Народ широко. Через деревья поваленные перешагивает, а мелкие веточки-тростиночки ломает и не замечает даже. Хороший ход. Спешит Народ, торопится, о ямки-ложбинки спотыкается и дальше ковыляет. Споткнётся, в овраг скатится, коротко хмыкнет и дальше карабкается. Не страшно, а на бегу и свет не особо и нужен-то, главное - держать направление. Но это для нашего народа - легче лёгкого.
Долго ли, коротко ли пробирался Народ по лесу, только разгорелась лучинка так, что пальцы припекать стала, а сама и до половины не догорела ещё. Жжёт лучинка-то. И жук в коробочке жужжит, что есть мочи - наружу просится. Факел пятым колесом в телеге, то об кусты-дерева стукается, то по ногам, да по спине огреет - Народу мало не кажется. Больно ведь. То и дело: бум, тук - это факел, з-з -ссс -...жжж - это жук, хлесть- щёлк - это лес по лицу ветвями хлыщет... Ой, горячо, нет, тяжело... пальцами за мочку уха - обронил Народ лучинку, да-а-а-а-а .... И.... и не стал останавливаться. На ходу коробочку отворяет - не спички достаёт, жука выпроваживает. Встрепенулся жучок-светлячок, расправил крылышки, и ровнёшенько полетел в цель, ту, что ему мудрецом предназначалась. Жук - в лес, Народ бегом - за ним. - Ж-ж-ж. Жук тяжелым шмелиным зигзагом летел вдоль лесной тропы. Народ - за ним. Лес мягко отступал под стремительным давлением бега. Бежалось легко и раскатисто. Казалось, это не путь-дорога стелилась под ноги, а вселенский лес подставлял взору Народа свои самые романтичные, самые сокровенные ночные поляны, наполненные тайной речные излучины, и даже весьма откровенные холмы и сопки самых дальних земных и неземных уголков. Жук-шмель летел. Народ - бежал ли, летел ли. Трудно сказать, замечал ли он щедро разлитый на его пути вселенский аромат мяты, душицы, зверобоя, черёмухи, чувствовал ли он, народ, ночную прохладу, молчание цикад, росу.....Но на душе у Народа было непросто легко - волшебно, невесомо, радостно. Свежим ветром дует Народ по весеннему лесу навстречу лету уверенно. И сил у него только прибавляется. Грудь от чувств распирает, голова кружится от удали собственной, да дух мысли торопит : "Вперёд, не оглядывайся!" Годы прошли или несколько мгновений, светло бежать стало, комфортно. Видно лес поредел, дорога на равнину вышла. Луна, время от времени выглядывая между кронами, покровительственно кивала Народу в такт движению. Полным ходом шел народ по евразийской возвышенности, проносились мимо полянки полустанками, семафорами мелькали события, дорога уж не тропкой лесной виделась, а магистралью железнодорожной. Пульс в висках стучал в ритме поезда, и казались все проблемы несерьёзными. И жук волшебный впереди! А тем временем лес совсем обмельчал: степь - не степь, так кусты с перелесками. Подсобрался народ, ещё ускорился. Жук спешит - и Народ спешит - надо успевать, соответствовать.
Вдруг впереди, как скала тёмная: дом - не дом, дворец - не дворец. Сквозь окна чудный свет пробивается. Не видит этого Народ, ему бы светляка не потерять из виду. Жук - вжик, в раскрытые ворота невиданной скалы-дворца, народ за ним, жук - жик, в темный провал двери дома, народ - за ним в провал. В провале всё было не так, как народ привык, всё было не так, как было в темном, душном, живом лесу. Всё изменилось очень быстро. Народ влетел, словно впечатался в плотную стену аромата сандала, ладана и амбры. Жук - невероятно легко пронзил пространство громадного зала, едва освещаемого робкими свечами, пространство дум и образов, молчанья страсти и часов, пространство мнимой пустоты. Он - впереди. Народ - за ним. Народ вошёл. Жук-светлячок, внезапно замер в воздухе, как бы рассматривая нервную пляску теней, и вдруг, по ровной дуге, оставляя за собой трассирующий след, нырнул в лампаду в центре. Народ - за ним. В лампаде - нарастает гул. Народ лишь руку протянул. Народ немного не успел. Народ не знал. И знать не мог. Что этот жук... Мгновенно пламени язык взметнулся из лампады вверх. Под самый купол яркий свет. Народ - назад. Под самый купол громкий взрыв. Народ зажмурился и вот... Спасибо, что остался цел. И то потому, лишь, что ближе к выходу он был. Волной взрывною подняло и вынесло Народ наружу.
Он еще пытался забежать внутрь, спасти кого-то, да кого ж спасешь-то при таком огне. Всё произошло очень быстро. Вот. Так. Стоит Народ на пожар смотрит. Оглянулся: тот Мудрец давешний тоже на пожар смотрит. Не смотрит - любуется. Пламя осветило всё вокруг как днём. Видит Народ, пылает не замшелая скала лесная, а Храм-дворец красоты невиданной. И стоит полыхает Храм не на громадной лесной поляне, а на брусчатке гранитной в центре града стольного, и в уголке той площади в тени тополя стоит на коленях другой старик. Стоит всем телом раскачивается, глаз с огня не спускает. Враг-колдун, наверное, смекнул наш Народ. Жалкий такой, старый. Дворняжка ему в колени тычится, под руку забилась, дрожит от страха. А он её гладит и плачет, гладит и плачет. Дворняжка под старческой ладонью волчком вьётся, руку лижет, в глаза заглянуть пытается, а он всё на пожар смотрит, словно запомнить всё-всё старается, да слёзы от едкого дыма мешают. Дробью выстрелов, перестрелкою разорвали ночную ткань и осколками осыпались витражи на брусчатку звонкую. Дым и пыль пожарища расцветив водопадом стеклянной мозаики. Жар и духота выдавили ночь прочь в резкую прохладу ночного города. Отошел Народ в замешательстве на край площади, туда, где Старик с дворняжкой молился и раскачивался. Б-дрынг-г-оу-оу - рухнул большой колокол с колокольни. С грохотом обрушилась часть стены, подняв тучу пыли, пепла и гари. Тусклым стал пожар, размытым, почти невидимым. Народ отвёл глаза, прячась от всепроникающего душного облака и увидел того, первого старца. На самой границе света и ночной тьмы ссутулившись, скорбно поблескивая очками, стоял давешний Мудрец, в охапку схватив факел, Народ как-то среди буйства стихий обронил его. Народ замахал руками, окрикнул Мудреца. Да разве в этом аду услышишь кого?! Мудрец переложил факел в руку, подошел к пламенеющему обломку храма, хмурясь и защищая лицо, подпалил фиал, улыбнулся и неторопливо двинулся в ночную даль куда-то.
Старик-колдун вдруг как вскочил, да как ринулся в самое пламя: не то тушить, не то спасать чегой-то. Да чего же там спасёшь! Пламя какое! Насилу Народ его успокоил. После того, как вытащил его из полымя, прижимал старик к груди что-то. Народу было любопытно, спросить хотел... Но старик был в отчаянии, да и мудрец уходил, огонь его факела уж едва виднелся, мелькая меж деревами. Махнул рукой Народ на всё про всё, да и вдогон за мудрецом пустился.
Бежит, а внутри пусто - безнадёга. Мысли в череп изнутри стучатся: "Звезды заветной - нет. Огня в руках - нет. За спиной полыхает, а впереди всего лишь светится. Там - горе, а там - торжество злодейства. И всё это ночью, когда темно и непонятно. "Где я? Зачем я?" Губы шепчут, а сам не слышит, ноги ведут, а куда, сам не знает. Чем дальше в лес, тем дальше... Ходу, ходу, ходу-ууу. Вдох, - выдо-оох, вдох, - выдо- оххх. Огонёк-фиал вдали мерцает-прячется. Лес редел с каждым шагом. Ходу, Ход-ууу. Вдох, -выдо-оххх. Тем временем деревья становились всё меньше и тоньше. Будто косил их ночной бег. Светлее стало, но видно хуже: туманнее. Тёмно-сизой шапкой накрыло небо гигантскую поляну, что угадывалась впереди. Звезды на небе не было. Ходу. Хо-о-ду-у. Деревья попадались всё реже, разросшиеся кустом островки подлеска возникали и пропадали в белёсой тьме: тропа вела под уклон. О-ох.
Вот и вышли: топь, болото. Выдох. Вдох. Кое-где под ногами кочки-островки, пучки травы, вода, камыш. Вперёд. Твёрдый берег уже за спиной, внизу - не то мох с травой, не то корни и водоросли. Наступить - стоишь, но в воде по щиколотку. Вода тёплая. Сто-оп. Вы-ы-дох. Туман клочьями над болотом клубится: то стелется, то встаёт серым ужасом. Светлее стало - ночь на исходе, торопиться надо, а звезды не видно: серая хмарь всё небо затянула. Ти-ихо. Лишь только камыш шуршит и легко холодом тянет. Присел Народ на корягу-загогулину. "Устал" - сам себе объяснил, значит. "Холодно, зябко" - сам себя пожалел, о! как. Посмотрел на себя: рубаха изодрана в клочья, кое-где обгорела, кое-где грязью измазана, да кровью перепачкана. Штаны - не штаны, а так - одно название. Обувка осталась на площади, возле пожара. Посмотрел в воду чёрную болотную на своё отражение: отощал, аж скулы торчат, лицо закопченное, морщина новая глубокая появилась, глаза сонной поволокой подёрнулись. Послушал окрест: выпь стонет, зверьки болотные у воды копошатся. Послушал себя: урчит в животе и под ложечкой сосёт от голода. Эх, еды бы...или курева, хотя бы... Да где чего взять на болоте-то?
Вдруг, как в сказке, заклубились тени, пары болотные, превратились в призраки скользкие, холодные, но на вид приятные. "Здравствуй, Народ", - говорят. "Что ж ты, такой-сякой, без дела сидишь? Аль одет хорошо? Али сыт и упитан? Аль на отдыхе уже дело новое обдумываешь?"
- "Дело-задумку мою я давно решил выполнить, а теперь мешкаю, размышляю, как лучше его решить. Звезду я ищу. Мою. Заветную."
- "Нанимайся ко мне на работу, гать через болото мостить. И сыт будешь и думку свою до конца додумаешь. Двойная выгода. И тебе хорошо, и мне не плохо".
Ударили они по рукам. Засучил народ рукава, на раны плюнул, на царапины рукой махнул, на шрамы даже не взглянул, ладони потёр и взялся за работу. Дерева стройные, веточки гибкие. Брёвна вниз, в топь втаптывает, ветвями связывает, жердями опоясывает. А сверху всё прахом земным, песочком рыхлым, суглинкой упрямой просыпает.
День-ночь сутки прочь, подошло время второй очереди. Влез Народ в болото по пояс: холодно, грязно - работает. Гнус-комар тело терзает, пиявки к ногам присосались, а он двигается. Ещё время прошло, новое настало. Влез народ в болото по грудь: мерзко, липко - работает. Мошка тучею вьётся, всё лицо облепила. Газы удушливые глаза слезят, вздохнуть-выдохнуть не дают, а он двигается. Пришло время завершения: влез народ в болото по самую макушку: мутно-муторно - он работает. Дышать не чем в болоте, нет воздуха. Смотреть не чем - ил глаза залепил. Слышно только, как пузыри чавкают - наверх поднимаются. Трудно двигаться - вязко. Одиноко работать - страшно. Снизу трясина теплом дышит, греет, но засасывает. Понял Народ, что заманили его, заманив обманули, а обманув бросили. Бросили в болото, покинули, обрекли на одиночество. Собрался духом он, да ка-а-ак взполз наверх. Ка-а-ак вскарабкался на гать плотину с торфяных глубин. Ка-а-ак воскликнул он хриплой руганью.
Тени мутные, духи склизкие ликом гладкие, сердцем гадкие сразу замерли, оглянулися. А народ увидав, удивилися. Сколько эпох прошло, как он гать мостил! Сколько лет прошло, как под воду ушёл, сколько сроков прошло, как забыли о нём. А тут - на тебе, перед выбором, цел-целёхонек, недовольный весь, но в сознании неосознанно возмущается. А сам грязный весь до страсти-ужаса, ни красоты тебе, ни эстетики. Испугались твари дымные, спохватилися. Взвыли все и роем закопошилися. Облепили народ толпой вязкою. Кто водку наливает, кто салфетками- листовками красочными грязь-пот народную вытирает, кто с народом братается, реально помочь пытается. И даже кое-кто за подряд народный хватается, гать мостить пытается. Только мелкие они все, что кузнечики. Ничего у них не получается. Кричат-ругаются, за стволы вековечные пальцами-присосками цепляются, повалить дубы и на гать пустить пытаются. Другие-кто с носилками туда-сюда мечутся, пепел-пыль-песок несут стараются. Много их - тысячи, да толку мало. Пыль-песок тот всё болото сизым облаком окутал, да пеплом тем всё как инеем запорошено. Пыль в глазах, в уме и в памяти. Ка-а-ак чихнёт Народ, как гаркнет, так что духи все перепугались да перепутались. По плотине мечутся, не видят ни зги, друг друга толкают, грунт-песок впустую просыпают, оседает он, куда ни попадя, в ядовитой каше-жижице болотной. А другие руками машут, разводят, суетятся, кричат-волнуются, витают-носятся над водою тёмной. Бурлят, как в котле, густым комком вокруг народа копошатся:
Взад-вперёд и сикось-накось
Туда-сюда, доставь и выбрось
Друг друга топчут, друг за друга цепляются, друг другом командуют. Зудом своим комариным в ушах стынут. Кипит болото, аж брызги летят. Взад-вперёд и сикось-накось, туда-сюда, доставь и выбрось. К Народу кто - ласково: подсобить просит, кто по-свойски, по-дружески на работу подбивает, да так, что и отказать нельзя- совестно, Кто зычно командует: так гаркнет, что заслушаешься и не заметишь, как послушаешься. Завертелся Народ с ними как белка в колесе, за всеми поспевает. Словно стахановец на спор работает.
Туда-сюда быстрей-скорей, бери больше, кидай дальше. Сделай ловко, так как надо, по размеру, крепко, ладно. Взад-впрёд везде успей, за всех сумей, на всех разлей. Один за всех и все вокруг него. Большое дело Народ делает, всем до него дело есть, у всех на него "дела" заготовлены. Дела идут - работай смело, в процесс не лезь - не ваше дело. Вот как! Растёт гать-дорога. Идёт время. Делу - время, а время - деньги. Денег, однако, нету. Говорят: Деньги без дела не сидят, ведь дело без денег - пшик. Они сейчас там, где нужнее. Народ не унывает: при делах ведь - вон какую гать-плотину, тракт цельный уже отгрохал! До дальнего берега не то что, рукой подать - доплюнуть можно. Ладно: денег он не видел, нюхать не нюхал. Так и кормить Народ никто не собирается. Возмутился Народ. Пожаловался. Спохватились духи-кузнечики. Пригласили его за свой стол, орден дали за трудовую доблесть, тост подняли за великое доблестное терпение народное. Покуда пил Народ горькую, да честь-хвалу принимал, они же всю закуску и слопали. Всё, говорят.
Осерчал Народ, уйти решил, да напоследок по столу кулаком стукнул, думал: стукнул, как дверью хлопнул, а получилось как по воде ладошкой. Однако пошли круги по всему болоту, закружился калейдоскоп теней в странной бессмысленной пляске. Поднялся Народ и ушёл в себя "не по английски" - ругался сильно, но про себя. И вот плывёт он по воде-жижице и назад оборачивается. А на плотине всё то же: кричат, суетятся, к технике липнут, за стволы хватаются, только с места ничего не движется - силы не те. Не замечают духи, что вхолостую пляшут-мечутся. А Народ уже на берег противоположный выбирается. Недосуг их разглядывать.
Поднялся Народ на высокий берег прямо по обрыву - другой дороги не было. Глядь, на высоком холме, на пригорочке, на лесной опушке, горит костерок, да поблёскивает. Кругом такая же ночь темная, только летняя, задумчивая и неторопливая. Окутала покоем и болотце-старицу, и лес, и весь простор земли родной.
Подошёл Народ к костерку поближе, а это и не костерок вовсе, а факел волшебный. Стоит факел в землю вкопанный, ночь алыми бликами распугивая. А вокруг него истуканами бронзовыми сидят люди разные загадочные. Много их, не меньше дюжины. Подобрался поближе Народ, тенью ночной скрытый от глаз чужих. Присмотрелся ко всем внимательней. Вокруг факела на поляночке собралися люди очень разные. По богатству, по силе и возрасту. Разной одежды, разного роду-племени, есть и зрелые мужи, есть и юноши, и даже женщины. Были там и старцы давешние, что Народу в лесу повстречалися. Друг на друга те люди сквозь пламя смотрят, думу думают, вечеряют и беседу ведут неторопливую. Церемонно слово берут, строго по очереди, словно как в игру играют азартную. Только термины непонятные. И смысл из темноты не виден - в нервной пляске языков огня-света теряется.
Вышел тогда Народ в круг света, словно на сцену из зала зритель выскочил. Не ждали его - растерялись. Не узнали его - испугались слегка, Не приглашали к огню, но место освободили, друг к другу ближе подвинулись. Поделились с народом и ужином и чаркой не обделили. И даже в игру приняли. Долго ли, или коротко ли, а подошел черёд народа свой ход сделать в игре диковинной. Замолчали все. Молчит и Народ. А что говорить? Не торопят его, деликатно так. Тишина ночная. Огонь потрескивает, Только тягостно на душе. Словно нет чего-то важного, давно забытого. Словно что-то делать надо, а без этого забытого и не ясно, что именно. Неуютно. Изнутри душа подталкивает, и зудит и рвётся действовать, а её сомнение останавливает, мол не время ещё, и тут же отпускает, мол может быть и пора уже, и посмеивается, мол куда ещё? опоздал уже. Душа вибрирует. А Народ отважился, решился вдруг. "Я - Народ..." - произнёс так тихо он, что и робость его и сомнения сразу поняли собеседники. Усмехнулся мудрец с жалостью, уронил слезу монах с укоризною. Отвернулись они от огня в сторону. Повернул и Народ буйну голову, посмотрел окрест в темноту с пригорочка. А как к ночи привык, различать всё стал, так и ахнул: развернулась пред взором его вся Русь-матушка и окрестности. Всё-всё-всё с холма видно волшебного. Все леса, все реки, все дороженьки, города, деревни и все строения. Без очков видны, без бинокля, без навигатора.
Повернулся народ к костру-факелу, опустил глаза да и рот открыл: удивился он пуще прежнего. Как не видел Народ? Куда ж он смотрел? Почему народ не приметил сразу? Очевидное? Видно занят был суетой мирской, выживанием своим собственным.
Ведь не зря собрались на поляне волшебной люди знатные и неизвестные, в тёмно синей мгле сели вкруг огня, но не близко, а на расстоянии. Потому что сидели они на сырой земле, на коряжках, да походных ковриках не от факела, а от карты волшебной в отдалении, а фиал-огонь в центре карты-поля стоял и игру освещал, и события, что на поле том разыгрывались. Посмотрел Народ на полянку-карту внимательнее. Батюшки-матушки, на карте волшебной всё точь-в-точь как в жизни всамделешной - вся Россиюшка и окрестности даже лучше и подробней, чем с холма виднеются. Только маленькие. Посмотрел Народ, что там движется, ближе к краюшку у самых ног его:
- в болоте чудак какой-то орудует, гать мостит, а им духи командуют;
- а другой чудак под водой-тресиной шевелится;
- а ещё один только строить гать собирается...
И похоже, что все они на одно лицо, будто бы отражения зеркальные. Посмотрел Народ на всю карту-поляночку, а не ней таких отражений полно и стоят они фишками в чьей-то диковинной игре-стратегии, по дорогам идут нарисованным, сражаются с силой придуманной, сметают преграды игрушечные и ходят вперёд по правилам. А страдают и гибнут взаправду, и не на поляне-карте, а по всей стране великой, за грехи и ошибки чужие собой расплачиваются.
Смотрит Народ на карту-историю, смотрят его соперники, все задумались. Жизнь игрушечная, но вселенская на планшете том развивается, вычисляется, прогнозируется. А гроссмейстеры играют по-разному, кто ходы на бумаге записывает, кто варианты разрабатывает, кто на интуицию надеется, кто по подсказкам действует. И фишек на карте множество, и ресурсы все уже разгаданы и все факторы предначертаны. А правил нет в игре - только принципы. А те принципы жёстче, чем заповеди. Оптимальность, целесообразность и неизбежность. И всё, что на карте делается, потом в жизни оборачивается. И много фишек разных на карте гибнет, а Народу нашему на карте видно только вот что:
- один в лесу за светляком гоняется;
- другой на пламя-пожар любуется, что сотворил по неведению;
- один лес крушит вытаптывает;
- другой в густом ельнике молится от ужаса обезумевши;
- один по стёжке-дорожке бежит торопится;
- другой сидит спокойно на завалинке и на небо не мигая смотрит...
И каждый из них в своём направлении движется, каждый свою мечту-счастие лелеет, на свою звезду любуется. Хоть едины они лицом и статью, а всё же разные, пред мечтой своей.
Понял Народ, что выпал шанс ему самому со своей судьбой управиться, самому своё счастие словить. Одному за всех ответить. Понял, и что шанс один, и что ошибиться нельзя. Такие в игре правила. Это Народ сам для себя решил.
Каждый ход в игре фишкой делался, а сила хода, направление и количество шагов монетою оправдывались. Чем больше монет, тем больше вариантов. Нет денег у народа. А играть так хочется, что выхода другого не видится. И выходит, что платить за монету Народу надобно или душой, или кровью собственной, или почку продать. Жалко крови своей Народу стало, решил не платить вовсе за право хода, авось, как-нибудь по-маленечку проскочит, да и повезёт ему наконец-то. А о чужой-то крови он и не задумался, потому как честный был, молодой да наивный ещё. Да и душу свою на азарт-пустяк разменивать не хотелось. Но играть - надо - правила.!!
Сосед что справа - крепкий высоченный усатый жизнерадостный дядька подвинул к Народу один столбик с золотыми монетами. Улыбнулся, предложил сыграть и за него тоже. Объяснил: Народ впервые ход делать будет, значит должно ему повезти, вроде как фактору неучтенному, может и дядьке тоже повезёт, если вместе-то, а если что..., то он - дядька - не в претензии. Бери деньги, мол. Играй. Сам думай как. Взглянул Народ на него, потом на карту - а на карте точь-в-точь такой же сибиряк вышагивает, только маленький. А еще один сибиряк висит над пропастью, а рядом ни одной другой фишки, кто помочь может, ни веревки, ни деревца...
Взял Народ денюжку, положил на кон, разложив на две кучки. Одна кучка, побольше, для дядьки усатого, другая, поменьше, для себя. Поднял народ фишку своего друга-товарища да поставил высоко на самый высокий камень. На карте он кремлём назывался. Факел мигнул загадочно - значит, ход принят. И тогда Народ взял в руки свою фишку, Замахнулся широко, словно кружкой пивной, только фишка та заупрямилась, из рук вывернулась да и вылетела из-под полумрака игорного в предрассветные сумерки. Сама в траву-крапиву укатилась, да и Народ из игры вывела. Пошёл опять Народ на поиски в темноту крапивную. Поднял взгляд наверх и обомлел.
Прямо над ним звёздным куполом раскинулось синее небо. Звезды светят, загадочно поблескивая, далёкие как мечта, тактично отстранённые как надежда, одинокие как шанс.
Вспомнил Народ про звезду пленительного счастия, про ту самую, единственную. Ту, ради которой он и дом забросил, и горе познал, и восторг, и страх и тревогу. Вдохнул Народ росистую мглу предрассветную полной грудью, постоял, чувствуя, как наполняются жилы уверенностью, как проходит дрожь в руках, как уходит в землю, стекая холодным потом, игровой азарт. С улыбкой выдохнул все сожаления и про игру и про фишку потерянную. И не отрывая взгляда от зенита, очарованный красотой небес, закружился на месте он, чтобы взглядом единым да сразу всё небо объять и всю красу бесконечную ухватить-понять. Даже руки поднял, широко обнять видно небо хотел... .
Что поделаешь? - не случилося. Голова его закружилася, спотыкнулся Народ и всем телом рухнул в кусты крапивы как подкошенный. Упал, повалился на спину, не моргнув даже, без криков и междометий. Широко раскинув руки лежал он, в небо уставившись с глупой улыбкой радости. А звёзды кружились над ним, пританцовывая, сливаясь с волшебной музыкой в причудливый узор вечности. Ему казалось даже, что они чуть-чуть друг с другом переговариваются, как красавицы на балу, переглядываясь и пряча кокетливый взгляд то за веером, то за ресницами. Играют звёздочки с ним в игру "а ну-ка, угадай!" А как тут угадаешь? Когда все прекрасны одна другой лучше, а ту, единственную, заветную, народную не узнать. Так изменчива была она, так непостоянна... . Нет, бесполезно. Нету той, ради которой столько свершилось... Нету.
А тем временем в кругу факела игра продолжалась. Как исчез Народ, все заметили, кое-кто из них облегченно вздохнул, кто-то "Пас" сказал, кто задумался. Но смотрели все на стратегию, на поляну-карту, на фишек банк. Ведь на карте-поле игровом ещё много кто ходил-двигался. Не один народ, и другие личности появлялись или исчезали. И среди тех, кто фишками двигал, тоже случились изменения. Дружный круг поредел. Не было за ним уже ни Народа нашего, ни высокого темнокожего гиганта, ни сибирского охотника, ни красавицы.
Вдруг : Р-р-р-разз! Зашевелилась волшебная карта на песке. Мудрецы, волшебники, гости знатные и не знатные разошлись-разбежались от полянки в стороны, от неожиданности, кто фигуры потерял, кто фишки, кто золото. Но не стихия-землетрясение, не террор человеческий и не поломки техники привели волшебную карту в действие. Просто срок пришёл и наступил конец игры сегодняшней. Сама собой без принуждения, Карта медленно сворачивалась причудливой оригамою, превращаясь то в дракона, то в замок, то в парусник. Свернулась карта и превратилась в толстенную книгу. Полежала немного на траве мураве книга в неподвижности. И как-то исподволь, незаметненько поменяла цвет, потом стала расти, расти, сменила корешок и название. Изменялась она с ускорением: всё быстрей и быстрей изменения. Не успеешь название прочесть: то иероглифы, то кириллица, то вязь арабская. И вдруг с треском и громким шелестом распахнулась она посредине текста, и меняя шрифт, цвет страниц и иллюстрации, стала перебирать листами. Словно ветер прошел над поляною, быстро-быстро пролистнув чудо-веером замерла чудо-книга и захлопнулась. Словно дверь закрылась и замки-засовы защёлкнулись.
И осталась лежать просто книгою. Простою книгою. Информацией.
Тонкий луч солнца, раздвинув туманы нежно коснулся книги, словно сметая с неё пыль реальности. Под его ладонью обрела чудо-книга вид и образ древнего камня-мегалита с полустёртым ветрами и дождями узором рун.
А Народ не ведал ничего этого. Он лежал раскинув руки и на небо смотрел. Долго смотрел Народ в синее небо, разглядывая звёздочки и отыскивая единственную. Так долго, что устали звёзды и стали потихонечку отправляться с пышного бала домой. Небо светлело, Красавицы гасли. Народ безмолствовал.
И вдруг узнал! Это была та самая звезда, Которая Ждёт его. Она не звала, не побуждала, не подталкивала. Она просто ждала. Ждала его. Народ. Звёзды опускались за горизонт в тёплую пастель восхода, иные блекли и терялись на утреннем небосклоне, одна Она светила так же ярко, как в тот момент, когда он впервые увидел её. Неожиданно пришло знание. Теперь Народ не только чувствовал, но и знал, что звезда ждёт его. И всегда будет ждать. Всегда, покуда есть звезда, есть Народ и есть жизнь. Полной грудью вдохнул Народ свежесть пробуждающихся трав, поднялся, отряхнулся и не торопясь похромал на восток по первой попавшейся на глаза тропке.
Игра закончилась. Все игроки разошлись. Лишь примятая трава на поляне, чудный камень бел-горючь со скрижалями, да две-три коряжки напоминали о том, что здесь были люди. Удивительно, как дневной свет всё меняет. С обрыва было видно уже не всю страну, а только клочок противоположного берега. Да и тот терялся в утренней дымке. Народ шёл и думал о завтрашнем дне.
Теперь он понимал, что ему нет нужды торопиться. Он узнал своё звезду. Он понял себя. Другим об этом знать было вовсе не обязательно. Поэтому он молчал. Он понимал теперь, что всегда сможет увидеть её, нужно лишь уметь ждать, терпеть и верить. Народ шёл по тропе хозяйской неторопливой походкой, убирая с дороги нападавшие после дождя сучья, походя собирая грибы-ягоды, не забывая поболтать с первыми птахами, которые приветствовали его. Вскоре лес отступил в прошлое, а изумрудный луг радостно расстелил перед ним свои пуховые туманы. Вот и он остался позади.
Нежданно-негаданно очутился Народ перед слегка покосившимся домом, серо-розовой акварелью заслонившим полнеба. Утренние тени делали его очертания зыбкими и неровными. Сам дом как будто притворялся спящей красавицей, как и почти все заброшенные, покинутые жилища. Крыша его слегка осела, окна давно не знали краски, штукатурка местами обвалилась, но зато в нём было нечто...И Народ чувствовал это. ОН знал это НЕЧТО. Сердцем. Он стремился к этому невыразимому чувству и мог бы даже назвать его.
Дом ждал хозяина. Дом ждал его - Народ. Улыбнулся Народ, засмеялся. Повернулся всем корпусом... туда..., из-под руки взглянул в лазоревую даль, на ту Звезду, Которая Ждала Его, весело помахал ей рукой, пожелав спокойного сна, обещая каждое утро вспоминать её для того, чтобы проститься, тряхнул головой, отводя ночные наваждения, и вошёл во двор. Не сразу он понял, что этот дом тот самый, который он покинул вечером, погнавшись за призрачным светом Звезды Пленительного Счастия, не сразу вспомнил все свои злоключения, не сразу восстановил в себе утраченное за долгий путь, не сразу познакомился и принял в себя те свои части, которые оставил на дороге и при свете факела принял за фишки на игровом поле. Не сразу сказка сказывается, не сразу другая начинается. Всему своё время. Всему своя мера. Борьба, погоня, скачки, игры - это сказки, интересные для людей. Но люди и Народ редко встречаются друг с другом. Может, у них разные интересы?
Сегодня Народ не тот, что вчера, но жив он. Здоров.
И НАРОД ЗНАЕТ ЭТО. А, значит, до следующей сказки. ДОБРОЕ УТРО!