Возвращение
	Автобус остановился. Миша вышел, и его сердце застучало от какого-то ноющего 
ожидания. Оглянувшись, он одновременно узнал и не узнал свой микрорайон - за 
годы разлуки здесь многое изменилось, и многое осталось прежним. Появились 
новые магазины. Тополя, которые он помнил небольшими деревцами, вытянулись на 
несколько этажей и своей свежей листвой радовали глаз. Куда-то исчез пустырь за
домом, уступив место автостоянке. Но в целом малая родина дышала до боли
знакомыми запахами, воспоминаниями, пережитыми радостями и горе.
	Миша подошел к подъезду своей двенадцатиэтажки, в которой провел всё 
своё детство и юношество. У дверей он заметил новую скамейку. На ней сидели все
те же старухи, как и раньше, но было заметно, как сильно они постарели. Тем не 
менее, он поздоровался с ними. Они не узнали его и встретили недоверчивыми 
взглядами, и Миша слышал, после того, как зашел в полутемный подъезд, как они 
стали предполагать, кто он такой.
	В подъезде он увидел, что почтовые ящики не менялись. Ему вспомнилось, 
как в детстве, возвращаясь из школы, он проверял их с каким-то наивным чувством 
надежды - а вдруг кто-нибудь напишет. Но никто не писал. Он решил посмотреть - 
есть ли там что. Но кроме стопки рекламных бюллетеней в ящике ничего не было. 
В голове у него пронеслась мысль: "Полковнику никто не пишет..."
	Миша подошел к дверям лифта и вызвал его. Когда двери открылись, он 
вошел. В лифте было темно, и стоял запах мочи и курева. Его рука вспомнила 
давно забытый рефлекс и нажала на кнопку. Сознание машинально отметило это. 
Двери открылись на его этаже - рука не подвела. Миша вышел из лифта и немного 
прошел по коридору и встал у дверей своей квартиры. Его всего трясло, и когда 
он попробовал открыть старые замки, пальцы долго отказывались попасть ключами
в скважину. Наконец, Миша справился и открыл дверь. Он зашел.
	На долю секунды ему показалось, что он слышит голос мамы, готовящей 
что-то на кухне, но тут же он вспомнил, что мама сейчас далеко - живет где-то 
с отчимом. 
	В квартире было темно. Окна были плотно занавешаны пыльными шторами, и
в сумраке комната напоминала могилу и Миша вспомнил, как придя из училища, он 
нашел папу лежащим на полу лицом вниз. После похорон в квартире никто не жил - 
это было невозможным, слишком много хороших (и ставших горькими) воспоминаний 
связывалось с ней. Он поселился в общежитии, а потом скопил денег на жилье 
(которое он после покинул). Мама переехала к родителям, а потом нашла себе 
нового мужа, и квартиру оставили, не продавая, со всеми вещами - их было 
немыслимо просто так выбрасывать на улицу.
	Когда Миша зашел в большую комнату, где все, как и во всей квартире, 
было нетронутым вот уже шесть лет, кровь прилила к его голове и он присел на 
корточки, прислонившись к стене - сесть куда-либо было невозможно из-за 
толстого слоя пыли. 
	Когда голова освежилась, Миша стал осматривать старые, никому не 
нужные вещи. На полках пылились книги, на подоконниках стояли горшки с 
засохшими остатками цветков. Казалось, что эти кривые соломины застыли в 
предсмертном крике, отчаявшись дождаться хозяина и хозяйку. В углу стоял 
старый, и, наверное, не работающий телевизор. Всё вокруг говорило об упадке, 
разрухе, декадансе.
	Он нашел на кухне табуретку, смахнул с неё рукой шестилетнюю грязь, 
уселся за столом и уставился в белую стенку холодильника. В голове было тяжело 
от пыли и воспоминаний. 
	Сейчас, вернувшись с войны, он сидел и вспоминал. Нет, не войну. О ней 
Миша не хотел думать. Он вспоминал своё детство, папу, маму, которая так была 
счастлива с отцом и которая так быстро забыла его. Он вспомнил, как ходил с 
родителями в походы, на рыбалку, в лес за грибами или сладкой черникой. Он 
вспомнил, как съездил с ними на море, и как было грустно уезжать домой. Он 
вспомнил всё, что было теперь так далеко, и что никогда больше не повторится.
	Он сидел и сидел: Ему было все равно, что будет дальше. Но Миша понимал,
что надо, НАДО продолжать жить. Надежда на будущее еще не покинула его насовсем,
но она все реже и реже посещала его разум. Вдруг, он вспомнил, что у него была 
обязанность, святая обязанность, перед мамой своего лучшего друга, Игоря, с 
которым он дружил с детства, с которым он жил в одном доме, с которым он ходил 
в детский сад, а потом и школу, с которым он гулял по городу, с которым он 
ходил вдвоем на свиданья - их девушки были подругами, с которым он поступил в 
одно и то же военное училище, с которым он пошел на войну... Но без которого он 
вернулся.
	Ему было тяжело идти, но он понимал, что он обязан. Поэтому, Миша 
отряхнулся от пыли, и вышел из уже потемневшей с наступившим вечером квартиры. 
Он поднялся на верхний этаж - тетя Таня, как он всегда звал маму Игоря, жила 
там. Кнопка звонка была все той же, и Миша вспомнил, как часто после школы 
звонил вечерами, зовя Игоря гулять. Тетя Таня, которую он помнил веселой, 
одинокой, полной женщиной, открыла дверь.
	- Здравствуйте, тетя Таня. Это я. - Негромко сказал он.
	Она увидела его, долю секунды поразглядывала и, узнав, упала ему на 
грудь, зарыдав от непередаваемого никакими словами горя матери, навсегда 
потерявшей своего единственного сына. 
	- Эх, Миша, что же мне делать теперь?! Что же мне делать?!:
	Он стоял, и не знал, что сказать этой сломленной несчастьем, 
поседевшей, сгорбившейся и высохшей женщине. Все слова казались банальными, 
пустыми. Да и говори, не говори - Игорь уже никогда ему не скажет ободряющего 
слова, не похлопает по плечу, не пожмет руку. Наконец, она перестала рыдать, и 
только тоненькие струйки слез текли по щекам из все таких же добрых, но 
потускневших глаз. Всхлипывая, она прошептала:
	- Что же мы, в дверях-то? Проходи...
	Миша шагнул в коридор. Небольшая квартира, в которой жили Игорь с мамой 
почти не изменилась. Только хозяйка стала другой и на пианино появилась 
фотография в черной рамке. 
	Он просидел у неё до позднего вечера. Они вспоминали Игоря, как он жил,
как гулял, что он говорил, и везде тетя Таня, как и все матери солдат, не 
вернувшихся с фронта, видела что-то пророческое, предрекающее ужасный конец. 
Когда она попросила его рассказать о своем участии в войне, он сказал: 
	- Не могу я, тетя Таня. Никогда бы не вспоминал всего того. Вы уж 
извините. Может когда-нибудь и расскажую...
	Но Миша уже давно решил для себя, с самого момента, когда он вышел из 
поезда, что все что было - должно быть похоронено, уничтожено, убрано в дальний 
ящик. Но не так просто это было сделать.
	Попрощавшись, он спустился к себе. Кое-как оттерев от пыли потертый 
диван, он бросил на него куртку и завалился спать. Всю ночь ему снилась война,
Игорь, родной дом, в который он никак не может добраться, а добравшись, видит в
нем чужих людей. 
	Ранним утром в город пришел дождь и стук капель по стеклу и жестяному 
подоконнику разбудил его. Миша долго ворочался, но никак не мог снова заснуть и
в конце концов встал, заварил себе кофе. Плита и раковина, как ни странно, 
работали, хотя поначалу из крана текла ржавая вода. Он освежился, и решил 
немного прибраться в комнате. 
	Окончив приборку (хотя изменения было почти незаметными) Миша вышел на 
улицу. Ему хотелось поглядеть на микрорайон, в котором он не жил уже семь лет,
на город, который он не посещал с момента отправления на войну два года назад,
на девушек, которые ходили по тротуарам, на всю эту кипучую и суетливую жизнь, 
в которую он вернулся.
	Not to be continued...