Мастер-Класс
...Весь мир - театр!
Киноиндустрия живет историями, она кормит толпу, требующую зрелищ для
своей души после того, как желудки уже вдоволь набиты. Хитрейшие за сотни
лет научились использовать толпу в своих целях, держать ее на поводке и
вскармливать ее примитивные потребности.
Каждая нация в определенный промежуток времени требует новых героев,
хотя и все в тех же старых, слегка позабытых, присыпанных слоем времени
историях. Давно уже никто не придумывал ничего нового, только герои
одевались сначала в доспехи и рубили врагов на кусочки, затем - в роскошные
смокинги и делали то же самое, но уже с помощью автомата Томпсона. Сейчас же
Ромео расстреливает мафиозную семью Капулетти из Узи, сражаясь за свою
Джульетту. Но все равно он должен умереть...
Иногда общество отказывается от старых героев. Тогда каждый начинает
мнить себя индивидуальностью, осознавать свою исключительность. Но когда
подобные побуждения охватывают всех, они становятся "одинаково
оригинальными" в поиске своих идеалов. Они счастливы в поиске "выразителя
дум", в тайне опасаясь найти его, как подтверждение своей ничтожности. Ну а
пока толпа изредка перебивается дешевыми детективчиками, эффектными
боевичками и глупейшими комедиями.
"Не стильно! Не оригинально! Ха, а это уже видел!" - Выносят они свои
вердикты. И они совершенно правы, это уже где-то было, кто-то про это уже
рассказал.
Зажженная спичка на несколько секунд осветила лицо парня, он закурил,
ему необходимо было подумать. Знакомый охранник пустил его на киностудию
ночью, только в это время здесь было тихо и спокойно. Подобная атмосфера
помогала Алексу сосредоточиться. Неопределенность терзала его душу, мозг
безуспешно пытался выбрать верное решение, сгенерировать спасительную идею.
Профессия в большой степени определяет образ жизни, приобретенные
навыки влияют на мировоззрение, мысли, поведение. Более того, под это
влияние довольно быстро попадают дети, будучи восприимчивыми и
любознательными. В первые годы жизни ребенка его мир ограничивается
родителями, той информацией, которую ему подают. Но как это делают? Да как
умеют, и никакие "умные" книги здесь не помогут. А как же они умеют? Так как
научили их в свою очередь их родители плюс личный опыт, формирующийся, в
основном, за счет их профессии.
Мальчик рос в семье режиссера и актрисы. Вариантов поступления, кроме
как кинематографический вуз, даже не появлялось. И, что самое главное, это
была не прихоть родителей, это было на сто процентов решение Алекса, и, как
выяснилось за годы обучения, у него был талант. Некоторые преподаватели
помогали ему развиваться, другие изо всех сил пытались продемонстрировать
ему его глупость, вот только получалось демонстрировать лишь свою. Алекс
всегда спокойно относился к своим способностям, иногда, казалось, даже
холодно воспринимал их, но он знал, на что способен, и объяснил для себя,
почему и зачем ему это дано. Он был свободен и, как однажды пообещал себе,
всегда будет. Алекс знал, что без свободы он умрет, вернее, чувствовал, как
чувствуют воздух, ведь он дышал ей, она - единственная его Богиня.
Сюда он пришел не случайно. В его сознании киностудия представлялась
совершенно иным миром, даже не миром, а совокупностью миров, но главное, что
только здесь Алекс отрывался от реальности, он погружался в свои мысли,
охотился за своими чувствами и тщательно перебирал в памяти чужие. Он
создавал.
По-моему, кто-то назвал это муками? Скорее всего, бездарь, который
выдавливал из себя красоту по капельке. Настоящий художник рад каждой минуте
поиска, он счастлив, когда он творит, когда ищет решение, он осознает свои
чувства, скрытые от сознания мысли, желания. Творческий процесс - это жизнь,
где "родитель" старательно формирует свое дитя, отдавая ему всю свою душу,
будто продавая ее дьяволу. Автор растит и лелеет идею, историю, сюжет,
персонажей. А потом: Смерть. Последняя точка - последний вздох - последний
удар сердца. Теперь это лишь труп, вынесенный на всеобщее обозрение. Жизнь
прожита, и теперь критики, словно стервятники, начинают анализировать,
делать выводы, обгладывать косточки. Однажды творец умирает вместе со своим
дитем, может быть, он отдал все свои силы, без остатка. Возможно, это и был
тот пресловутый момент истины? Не это ли истинное искусство? Один человек -
одна жизнь.
В зале горел только один прожектор. Одинокий круг света лежал на
съемочной площадке, словно ждал актеров, действия, слова "мотор". Но ничего
так и не происходило. Дым медленно, в такт мыслям, поднимался к потоку,
рисуя в лучах света замысловатые образы. Алекс любовался им, потом ему
опостыло это занятие, он затушил сигарету и принялся расхаживать по студии.
Затем он снова сел. Свет мешал ему, он выключил свет и открыл тяжелые шторы,
закрывавшие старые, пыльные окна. Небо было затянуто плотной пеленой,
звезды тоже были где-то там, за завесой, которую, увы, так просто не
одернуть. Тени раскачивающихся деревьев блуждали по двору, призраками
выступали в лучах тусклых фонарей из темноты уставшие здания. Мысли Алекса
полились, потекли неторопливо, словно дремота в жаркий летний полдень. Не
хотелось выходить из этого литургического состояния, забыться навеки, но
что-то не давало закрыть глаза, неудобная мысль колола его сознание. Алекс
поймал ее, он понял, что рассвет все равно наступит, что это равновесие
будет нарушено, студию снова заполнят люди, тишина испарится, и не будет
покоя. Затем пришло осознание чего-то еще: Музыка. В павильоне звучала
музыка. Робко, будто опасаясь разбудить ворчливых соседей, она играла сама
для себя. Алекс не вспомнил, где слышал ее, но он определенно был с ней
знаком. Что-то из далекого прошлого, она навевала знакомые ощущения, но не
воспоминания, нет. Он решил не вспоминать, ведь неосторожная мысль или
эмоция, казалось, могли разрушить все - студию, ночь, музыку. Но музыка
звала, она тихо шептала: "иди: иди:", и он шел. Похоже на что-то
классическое, такое одинокое, доступное лишь для кого-то одного. Будто этот
кто-то ждет, наигрывая на рояле только что пришедшую на ум мелодию, и на
душе печально, и Она все не идет...
Где-то под потолком зажегся яркий прожектор, он высветил на черном,
вытоптанном сотнями ног полу огромный круг, напоминавший, скорее арену
цирка, оттеснив все остальное за грань - во тьму. Алекс стоял как раз на
этой грани, и куда ему сделать шаг? В круге света стоял рояль, за ним сидел
коротышка в каких-то нелепых очках. Глаза его были закрыты, он играл и
слушал. Вникал в музыку всей своей душой. А может быть, он просто наигрывал,
пытаясь не сфальшивить, вспомнить и воспроизвести необходимую ноту. Алекс
обошел круг, стараясь ступать исключительно на грань. Он узнал, кто это был.
Он знал его слишком хорошо, чтобы удивляться, пытаться себе объяснить
необъяснимое, строить догадки. Алекс принял происходящее подсознательно, не
отдавая себе в этом отчет.
Музыка стала постепенно затихать, делая свои последние вздохи.
Предпоследняя нота, последняя: Затем она исчезла, оставив после себя лишь
воспоминания, обрывки ощущений, и тишину.
Аллан Вудс - человек, без которого мировой кинематограф невозможно и
представить! Режиссер в жизни и на съемочной площадке! Он снимает не для
всех, его фильмы скорее похожи на собрание единомышленников и друзей,
которые рады работать вместе, не боятся быть смешными, и получать от этого
неимоверное удовольствие. Они лицедействуют, они играют, они живут. Зритель,
посмотрев его картину, будто прикасается к этому удивительному миру, входит
в круг, круг Аллана Вудса.
Алекс сделал шаг. Рояль был сделан из красного дерева, прекрасный,
благородный инструмент. Вудс медленно приоткрыл глаза, он уже вернулся из
мира фантазии и гармонии. Во взгляде вновь блеснула ирония, с которой он не
уставал смотреть на окружающий его мир.
- Хочешь знать, как я снимаю фильмы, Алекс? Нет, не так. Хочешь знать,
как я снимаю фильмы, Алекс. Я никогда не сижу и не жду озарения свыше, а
даже если бы и сидел, то стоило бы снять об этом фильм. Действительно,
отличная идея, надо бы записать: - Аллан достал блокнотик из внутреннего
кармана своего потертого пиджачка и, облокотившись на рояль, начал быстро
писать. - Он мучается, придумывая новую историю. Она - его муза, залетевшая
на огонек. В итоге его дряхлый сюжет о нью-йоркском грабителе и наркоманке
превратился в древнегреческую историю об актере и его
покровительнице-богине, страстной поклоннице его таланта. А потом? Потом
муза улетит, а через пару лет он встретит ее в супермаркете с ребенком и
мужем: - Наконец Вудс запихнул блокнот обратно, он вскочил со стула и
принялся расхаживать по студии, отчаянно жестикулируя в такт своим словам и
мыслям, прожектор постоянно следовал за ним, не давая и шагу ступить во
тьму. - Скажешь, что ерунда? Здесь у меня много подобных ремарок. Жизнь
прекрасная и удивительная штука, Алекс! Она постоянно шепчет нам на ухо, не
замолкая ни на секунду, она ведет свою летопись, щедро делясь с нами своими
уникальными сюжетами. Десятая часть этого блокнота обязательно попадет в
фильм. Обрывки фраз, герои или чувства, что-то еще, но все это было, все
происходило, это все настоящее. Стоит только заострить внимание людей на
этом, и все, они поймут, что это кино про них же самих. Тем оно и хорошо!
- Браво! Браво, мистер Вудс! Я восхищен вашей безграничной преданностью
любимому делу, - откуда раздался этот голос, Алекс определил не сразу,
кто-то третий находился в съемочном павильоне, где-то там, в темноте.
- Прошу прощения, а с кем имею честь?.. - переспросил Аллан.
- Так ли важно это? Хотя, если угодно, называйте меня мистер Бикл, -
отозвался незнакомец.
- Трэвис Бикл: - задумчиво произнес Вудс. И он и Алекс внимательно
всматривались в темный угол, как раз рядом с тем окном, через которое Алекс
совсем недавно любовался видом на улицу. Голос доносился откуда-то с той
стороны.
- Мистер Вудс, да и вы юноша, вам тоже будет полезно послушать. Так вот,
мистер Вудс, вы наивны, словно ребенок. В этом то и есть прелесть вашего
кино, но вы находитесь вне времени, вне современного кинематографа. Вы
играете по своим, я бы сказал, неестественным правилам. - Глаза героев уже
немного привыкли к темноте и они смогли рассмотреть силуэт говорившего.
Трэвис Бикл (великолепно подобранный псевдоним - имя одного из своих же
лучших персонажей) сидел в кресле почти не двигаясь, в правой руке тлела
сигарета, заявляя о себе лишь тусклым огоньком. Как долго он находился
здесь? Бикл продолжал: - Вы, Аллан, скорее даже писатель, а не режиссер. Мне
нравиться дух ваших фильмов, контрастность ваших героев, все это очень
литературно. Но вы никогда не сможете рассчитывать на массовость.
Вудс, будучи человеком импульсивным, уже включился в дискуссию. Он
начал расхаживать по студии, уставившись в пол и засунув руки в карманы
своих белоснежных брюк. Неизменный его спутник - круг света - беспрекословно
следовал за ним.
- А что вы, Бикл, предлагаете мне снимать гангстерские опусы с
фонтанами крови и анатомическими подробностями? Криминал для меня не
является обязательным фактором успеха. Я нисколько не хочу принижать ваш,
Трэвис, вклад в киноискусство, но все же даже в, казалось, вполне безобидный
свой фильм, в "Короля комедии", вы умудрились вставить преступление!
- Вот именно, именно этим он вам и запомнился, и уже лет двадцать сидит
у вас в памяти, не правда ли? - парировал Бикл. - В любой
кинематографической истории должна быть буря, срыв, то, ради чего зритель
высидит два часа в кресле и, возможно, захочет сделать это еще и еще раз. Мы
берем экстремальных людей в экстремальных ситуациях. Один нашел пистолет,
что в корне меняет его жизнь; другой настолько сильно хочет достичь своей
цели, что идет на преступление; третий устал от ужаса и смерти, теперь он
ищет покой и умиротворение, которые, кстати, находит именно в любви, хоть
любовь всегда считалась вашей прерогативой:
- Но и тут не обошлось без насилия и крови: - успел вставить свое слово
Аллан.
- ...четвертый просто пытается выжить с том безжалостном мире, в
котором оказался. Жизнь сама преподносит нам жестокие сюжеты. Как видите,
ваша муза служит и мне, смотрим мы с вами, Вудс, на одни и те же вещи, вот
только видим их по-разному.
Алекс стоял между двумя спорящими, только и успевая крутить головой
вправо-влево. А еще он заметил, что Трэвис был не один. Вот некая тень
поднесла ему стакан виски, другая подставила пепельницу, в которую Бикл
осторожно, не делая ни одного лишнего движения, стряхнул пепел. Эти тени
постоянно крутились рядом с ним, появляясь из ниоткуда и уходя в никуда, не
давая свету ни единого шанса, чтобы показать себя Алексу либо кому-то еще.
Вудс задумался:
- Не думаю, Бикл. Я тоже считаю каждый ваш фильм событием, но я бы не
стал отождествлять нас. Нет, я с вами решительно не согласен.
Между тем, студийные прожектора ожили, они стали понемногу освещать
весь павильон. Вот они уже выхватили из тьмы Бикла, да и Вудс теперь не
смотрелся так выразительно. А еще они показали человека с бутылкой
шампанского, двумя бокалами, в черном костюме и белой рубашке без галстука.
Бикл же оказался, несмотря на свой выразительный нью-йоркский акцент,
итальянцем на вид, с гладко выбритым лицом, аккуратной прической и густыми
бровями над черными живыми глазами. Его смутил появившийся свет:
- Дестини, Джонни Дестини! Сколько же мы не виделись?! Года три, со
времени премьеры твоего последнего фильма?!
- Вот именно. - Спокойно произнес культовый режиссер последнего
десятилетия, он даже не кинул и взгляд в сторону Бикла, а сразу, наполняя по
ходу бокалы, направился к Алексу.
- Ну вот, еще одним представителем агрессивного кино стало больше, -
произнес Вудс, с нотками обреченности в голосе. Он посмотрел наверх, прикрыв
ладонью глаза от света все еще не оставлявшего его прожектора. - Эй, там!
Вам спасибо, вы свободны! - Прожектор погас.
- Я все слышу, Аллан! На счет, как ты там сказал: "представителя
агрессивного кино" - Джонни предложил наполненный бокал Алексу. - Это тебе,
приятель. У художника, режиссера, неважно кого, должен быть прежде всего: Ты
все еще следишь за моей мыслью? - Парень кивнул, приняв бокал. - Отлично!
Так вот, у него, то есть тебя, как будущего представителя данной профессии,
или, скорее даже призвания, короче говоря, у него должен быть вкус. В кино,
одежде, друзьях, шампанском: Это хорошее шампанское, такое хорошее, что и
шампанским его не назовешь, оно лучшее. Ну же попробуй, узнай, что значит
быть властелином мира, давай же, пробуй, ну:
Джонни с неподдельным удовольствием залпом выпил свой бокал, Алекс,
помедлив некоторое время, последовал его примеру.
- Эй-эй, не так быстро, - Дестини уже наливал себе следующий. - И до
дна. - Потом он долил шампанское и Алексу. - Так вы тут, ребята, все о
современном кино толкуете. А я вот, что вам расскажу. Как-то остановились мы
с моими друзьями в одном отеле, я вечером, от скуки, начал клацать по разным
программам телека. Ощущение было, словно дерьма нажрались! Ты пей, Алекс,
пей, - кинул Джонни. - Так вот, любовался я на все эти слащавые рожи,
улыбающиеся своими резиновыми улыбками, и напоролся на какой-то идиотский
канал, по которому шла какая-то хренова программа про последний
Венецианский фестиваль. - Бикл заерзал в кресле, а Вудс с интересом взглянул
на Джонни, ожидая продолжения рассказа. - Там, Аллан, по-моему, и твой
фильм представлялся. Но, расслабься, о нем говорили мало, поэтому никакого
мнения по этому поводу у меня пока еще нет. Радует одно, о хороших фильмах
обычно мало и говорят. В общем, один фильм там был про педика кубинца! И
все эти тупоголовые критики в один голос окрестили его шедевром. сказали,
что мол гомосексуализм его, как оказалось, был ответной реакцией на
диктаторский режим Фиделя! Бред! А эта история про дебильную парочку, он
последний пьяница, а она проститутка, у которой еще и дочь наркоманка! В чем
заключается это ваше современное кино? В чем дело, что происходит?! Или
снимать подобную ерунду стало модно?! Когда я сделал свой последний фильм,
классическую криминальную историю, меня чуть не съели!
- Люди определяют сами, что им интересно. У них есть выбор, - сказал
Вудс, потупив взгляд.
- Я говорю им, что смотреть! Я показываю им кино! У меня в руках
камера! - завелся Джонни. - Мы отражаем жизнь, как в зеркале. А коли рожа
крива:
- Вы самовыражаетесь, Дестини, и больше ничего, - подал голос Бикл.
- Да, вы правы, Трэвис, чертовски правы. Но знаете, в чем мне повезло?
Мое самовыражение нравится кому-то еще, и их не так уж и мало, поверьте. В
тайне я грущу о тех временах, когда я запирался в своем видеопрокате и
смотрел старые, классические ленты. Известные и не очень, со звездами и с
актерами, чьи имена навеки канули в безызвестность. Теперь же я не могу
сделать этого, меня просто стошнит!
Массивные двери за спиной Алекса распахнулись, два статиста открыли
высокие створки, студия наполнилась людьми. Начиная от уборщицы и заканчивая
режиссером-постановщиком, все они засуетились. Откуда-то взялись декорации,
актеры ходили туда-сюда, тщательно проговаривая свои роли, оператор
уставился в глазок, играя с фокусом. Спустя несколько минут этой всеобщей
беготни, все замерли. В двери вошел широкоплечий и высокий мужчина с пышными
усами, походка его была энергична, но и не тороплива. Оттеснив Дестини, он
приблизился к Алексу:
- Ага, вы уже здесь.
Сергей Михайлович Никитов, гордость постсоветского кино, самый кассовый
и раскрученный режиссер современной России, единственной кинематографической
страны в этом регионе. Следует заметить, что хлеб свой Никитов ел не зря,
все авансы им были уже давно отработаны, и теперь, достигнув мировой славы,
он не почивал на лаврах.
- Слишком много слов, бесполезных слов. Надо делать дело, а потом уже
что-то говорить. Мотор! - Никитов занял свое кресло режиссера, все действие
крутилось вокруг него. Следовало бы развернуть камеру, и снимать самого
Никитова, а не тратить время на всех этих "бездарей". Сергей Михайлович
вскакивал, кричал, показывал. Потом спокойно смотрел в монитор, хвалил, с
кем-то одним тихо беседовал с сторонке, потом всех выгонял и снова
возвращал. Процесс этот напоминал горную реку, извивающуюся, бурлящую, но
все же падающую вниз к своей цели. Средства не важны, один лишь результат
имеет значение. В коротеньком перерыве помощник режиссера подскочил к
Алексу:
- Сергей Михайлович просит вас подойти к нему.
Алекс так и сделал. Улыбчивый и добродушный Никитов предложил ему
чашечку кофе.
- Сынок, я решил показать тебе это все потому, что я вижу, в тебе и в
таких, как ты будущее нашего кинематографа. Ты можешь слушать этих западных
мэтров кино, где-то даже следовать их советам, но начинка-то у тебя совсем
другая. Ты видел мой последний фильм? На техническом уровне он полностью
сделан по голливудскому стандарту. Но вот скажи, разве возьмет тебя за душу
какой-нибудь их плоский блокбастер? Ой, как сомневаюсь. Под нами, нашей
нацией находится золотое дно, это наше искусство. Я имею в виду и
литературу, и живопись, и музыку, если угодно. Все это кристаллизировалось
веками, формируя в нас тот нравственный багаж, который мы имеем сегодня. Вот
только бы не растерять, только бы сберечь для наших детей и внуков. Запомни,
мальчик, запомни одно - ты русский. Гордись этим! - Никитов крепко пожал
руку Алексу, взглянул на часы и крикнул всем. - Все, перекур кончился, за
работу, - помощник продублировал распоряжение, и весь народ опять разбрелся
по своим рабочим местам.
Фредерик появился в павильоне безо всякой свиты, никакие игры света и
тени не выделяли его на общем фоне. Он просто стоял там, и все без
исключения замолчали, бросили все то, чем они так суетливо занимались и
посмотрели на него. Фредерик Джеймс Форт, Фредерик Форт, "великий ФФ", но к
чему такие условности, весь мир знал его как Фредерика, и имя это давно уже
стало нарицательным. Он прошелся легкой походкой в полнейшей тишине,
поздоровавшись с несколькими знакомыми людьми:
- Продолжайте, господа. Я отвлек вас, прошу прощения. Моя скромная
персона не достойна столь пристального вашего внимания, - прикованные к нему
взоры явно смущали Фредерика. По мановению его руки в помещении заиграла
музыка, ее начал играть невесть откуда взявшийся здесь оркестр. Люди стали
двигаться под музыку, кто-то кого-то уже пригласил. Актеры, радостные, что
теперь у них появился необходимый им ритм, начали проговаривать свои роли.
Все режиссеры, появившиеся в студии таким волшебным образом, окунулись в
стихию кино в полной мере. Вудсу опять пришли на ум какие-то идеи, которые
он поспешил записать. Бикл тихо и неторопливо разъяснял свои задумки и
видения актерам. Дестини в это время бегал перед камерой, пытаясь сыграть
все роли одновременно, актеры же внимательно следили за "росчерками гения".
Никитов собрал вокруг себя талантливую молодежь, он проводил мастер-класс
для юных и неопытных, иногда, кажется, что преподавать ему намного приятней,
нежели непосредственно создавать картину.
- Алекс, зачем ты здесь? - Фредерик спросил из-за плеча парня,
изумленного всеми преобразованиями.
- Я хочу снять фильм.
- Ты думаешь, что ты знаешь как это сделать.
- Не знаю о чем, о ком: Я хочу попробовать:
- Попробовать?! - усмехнулся Фредерик. - Ты сказал это слово первый и
последний раз. Режиссеры не пробуют, они снимают!
- Да, но...
- Скажи мне, Алекс, влюблен ли ты?
- Да, - парень ответил незамедлительно, по его губам скользнула улыбка.
- Прекрасно! Расскажи мне о ней.
- Она... Как много всего в этом слове. Я чувствую, что если вдруг ее не
станет в моей жизни, я потеряю частичку себя: Каждый раз снова и снова мои
мысли возвращаются к ней, если я не услышу ее голос хотя бы по телефону, мой
день пропал, ушел в небытие... Когда же я с ней, нет на свете счастливей
человека! Она ждет меня, она рада меня видеть, она улыбается мне. Я люблю
ее, и любовь эта становится только больше с каждым днем, и с каждым ударом
моего сердца:
- Подойди сюда, - позвал Фредерик, он уже стоял у окна, спиной ко
всему тому действу, что разворачивалось в павильоне.
А там, тем временем, продолжала звучать музыка: Музыканты вместе с
актерами пустились в танец, а вокруг деловито кружились кинокамеры, снимая,
снимая и снимая. Они поднимались и опускались, выписывая какие-то
неимоверные траектории, вот только не было никакого съемочного крана,
никаких штативов или операторов, они просто летали в воздухе! Освещение
игриво перемигивалось, сменяя день и ночь, чередуя холодные и горячие цвета.
Им никто не управлял, потому что человек просто не может воссоздать подобную
гамму! Каждый был на своем месте, несмотря на то, что все это напоминало
хаос. И Вудс, и Бикл, Дестини и Никитов были полноценными участниками
происходящего, они существовали, каждый в своем амплуа, каждый находился на
своей съемочной площадке. Они, словно частички чего-то большого, они
заполнили свою нишу, их искусство потрясающе, но оно ограничено, как они
сами. Каждый из них работает в своем кинематографе, со своими законами и
взглядами на окружающий мир. И теперь каждый из них думал лишь об одном, о
своем кино, которому он отдал свою жизнь, кино они продали свою душу.
Фредерик с неимоверной легкостью, словно шестнадцатилетний мальчишка,
вскочил на широкий подоконник и распахнул тяжелые оконные рамы.
- Взбирайся сюда, мой друг, - призвал он, не отрывая взгляд от неба. -
Подними голову, посмотри наверх! Что ты видишь? Алекс увидел, как небесный
океан, устланный миллионами звезд, бурлил и переливался, как глубина его
поражала воображение, как он поглощал все окружающее пространство.
- Как же красиво! - Алексу показалось, что ничего больше нет под его
ногами, он взлетел. - Я вижу: бесконечность: - Вокруг были лишь звезды,
некоторые совсем рядом, другие так далеко, что расстояние теряло всякий
смысл, - глубина, несравнимая ни с чем: человек - жалкое подобие всего
этого: в нем нет этой силы: этого богатства: Время, пространство властно над
человечеством, но не над Вселенной: Какая она огромная!!!
- А теперь обернись, Алекс. - Фредерик был где-то рядом, он был везде,
он возвышался надо всем происходящим, воспринимая каждую частичку материи,
улавливая каждый звук и каждую мысль.
Алекс обернулся. Звезды, будто получив свободу после веков заточения,
сорвались со своих опостылевших мест и закружились в феерическом хороводе.
Музыка пронзила вечность. Каждая звездочка начала двигаться в такт звукам,
принимая все более четкие очертания. Алекс снова почувствовал опору, только
теперь он стоял в самом центре павильона. Вокруг продолжали танцевать люди,
разные, неповторимые, те, кому звезды и космос уступили свое место. Алекс
всматривался в лица. Веселые, улыбающиеся, грустные, тревожные, напряженные,
беззаботные, озлобленные, мечтательные: Весь мир вертелся вокруг него,
увлекая с собой, все быстрее и быстрее: В какой-то момент ему показалось,
что грань разума и безумия вот-вот сотрется, воля отступит, сознание
перестанет существовать. Но в одно мгновенье все закончилось. Фредерик стоял
прямо напротив Алекса, только они одни теперь находились в студии, во всем
мире. От сумасшедшего карнавала, который только секунду назад властвовал
здесь, осталось лишь маленькое напоминание - тускнеющий свет прожекторов.
- Ты понял, Алекс. Я надеюсь, что ты понял:
- Я понял, - парень тяжело дышал, сердце колотилось с немыслимой
скоростью.
- И что же ты понял?
- Я один властвую в мире, и мне все здесь по силам!
- Нет смысла искать героя в людях, окружающих тебя. Он в тебе, -
Фредерик приложил ладони к вискам Алекс, глаза смотрели в глаза. - Ты и есть
герой!
В следующее мгновенье Фредерик исчез. Осталось лишь ощущение его рук на
висках, все также продолжавших сдавливать голову, потом улетучилось и оно.
Утренний ветер ворвался в распахнутое окно киностудии, надеясь застать
здесь ночных гостей. Но он опоздал, студия была пуста.
Сонный охранник, заботясь о своем будущем, спешил скорее прогнать
своего знакомого студента-киношника, дабы утренние съемки новой серии
популярного детективного сериала не застали здесь незнакомца. Но в павильоне
он встретил лишь пустоту. Заметив открытое окно, он пожал плечами, и
поспешил его запереть.
Парень, защищаясь от утренней прохлады, поднял воротник повыше. Он
шагал энергично и решительно. Проследовав до остановки, он вскочил в
знакомую маршрутку. Теперь можно немного согреться и успокоиться. Ему
следует миновать еще полгорода, прежде чем он доберется, наконец, до
заветного стола, откроет свой редактор и наберет первые строки нового
сценария. Нет, это не будет дипломная работа, для института он подыщет
что-то из старого и заурядного. Это будет настоящий сценарий! Ведь теперь он
знает о чем и о ком ему писать.
Говорят, что гениями рождаются. В ту ночь Алекс родился заново, он
открыл вселенную внутри себя, бесконечность человеческой фантазии и
безграничность царящих в ней образов. Идеи, любовь, красота - у него есть
все, для того, чтобы создать великое творение. И, поверьте мне, он сделает
это!
30.10.2000
Q