Пальчун Александр Петрович : другие произведения.

Нашествие племянников

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Александр Пальчун

НАШЕСТВИЕ ПЛЕМЯННИКОВ

(Комедия в двух действиях)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

  
   БОРИНСОН, миллионер
   ЭМИЛИЯ, жена Боринсона
   СЕБАСТЬЯН, камердинер
   ЖАННА, секретарь
   ПАТРИК, племянник
   ЮЛИЙ, второй племянник
   ЖИЛЬБЕРТ, налоговый инспектор
   КАТРИН, жена Жильберта
   КОМИССАР

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

   Действие происходит во Франции, в доме семейства Боринсонов. Необходимая обстановка: входная дверь по центру, слева -- две двери, одна в спальню, вторая - в рабочий кабинет Боринсона. Справа - дверь в другие комнаты. Также есть камин, диван, журнальный столик с колокольчиком на нем и телефоном, секретер с выдвижными ящичками, компьютерное кресло, обычное кресло у камина. На стене в рамке групповой снимок трех мальчишек.
  
   (БОРИНСОН сидит в кресле у камина, перебирает бумаги. Некоторые листы бросает в огонь. Входит СЕБЕСТЬЯН с маленьким подносом в руках - принес кофе.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Доброе утро, Адриан Стефанович.
   БОРИНСОН. Кому доброе, а кое-кто еще и глаз не сомкнул.
   СЕБАСТЬЯН. Мне тоже не спалось - кости ломило. Не иначе как на погоду.
   БОРИНСОН. Вечно ты со своими глупостями! Причем здесь погода? Погода, она каждый день. Ты хотел сказать, ожидается дождь?
   СЕБАСТЬЯН. Да какая нам разница, дождь или снег. Крыша не течет, тяга в камине хорошая, сиди себе - отогревай косточки.
   БОРИНСОН. Ты хоть знаешь, чем я сейчас топлю этот камин?!
   СЕБАСТЬЯН. Ясное дело - бумажками. Тяжело поленце поднять - не желаете себя утруждать.
   БОРИНСОН. Да я сейчас половину жизни в топку бросаю! Столько ненужных бумаг.
   СЕБАСТЬЯН. Это любовные письма ваших красавиц?
   БОРИНСОН. Акции это, акции! Отныне ими топить камин дешевле, чем дровами. Мусор и только! Вот на каком фундаменте я построил свою жизнь!
   СЕБАСТЬЯН. Да-а-а... Вы много чего понастроили: и заводы, и фабрики, и даже нефтяную вышку. Помните, говорили, это вам не Эйфелева башня, что шилом торчит среди города. Моя, в отличие от нее, деньги качает.
   БОРИНСОН. Накрылась моя качалка. Лопнула нефтяная компания, половину состояния потерял! Нищие мы с тобой, Себастьян, старые нищие горемыки.
  
   (Входит ЭМИЛИЯ.)
  
   ЭМИЛИЯ (Боринсону). Адриан, не устраивай здесь дом престарелых. Вам двоим только по пятьдесят.
   БОРИНСОН. Эмилия, зато тебе, как обычно, всегда тридцать.
   ЭМИЛИЯ. Ничего подобного - двадцать, и точка.
   БОРИНСОН. Вот и будь двадцатилетней нищенкой. Я столько в эту нефтедобычу вложил, хоть забирайся на вышку - и вниз головой!
   СЕБАСТЬЯН. А пустят? Ведь говорите, она теперь не ваша.
   БОРИНСОН. Пустят. Еще не все знают о потере активов. Но Жильберт -- это налоговое чудо, первым унюхал, что дело худо. Говорит, больше не будет прикрывать меня. А тут еще бедные родственники! Это она во всем виновата! (Указывает на Эмилию.)
   ЭМИЛИЯ. Да я-то при чем? Ты же сам решил передать племянникам основное состояние, а нам оставить только вышку!
   БОРИНСОН. А кто меня поддержал в этой глупости?! И письма ты составляла. (Кривляется.) Уважаемый братец, я принял решение... (Обычным тоном.) Братец прочтет и решит, что я ударился головой. Ничего они не получат!
   ЭМИЛИЯ. Как не получат?! Ведь мальчики скоро приедут!
   БОРИНСОН. Как приедут, так и уедут! Что мне, все отдать, а самому идти по миру с котомкой?!
   ЭМИЛИЯ. Но это некрасиво получится.
   СЕБАСТЬЯН. Ехали на свадьбу - попали на призывной пункт.
   ЭМИЛИЯ. Отдашь половину из того что осталось.
   БОРИНСОН. А вот шиш им! Двадцать лет видеть не хотели, а теперь, когда прослышали о наследстве - примчатся.
   ЭМИЛИЯ. Да разве они виноваты! Ты сам нос воротил, ни разу не приглашал. Все некогда было.
   БОРИНСОН. А разве не так! Я что, по-твоему, отдыхал?!
   ЭМИЛИЯ. Вот теперь и отдохни.
   БОРИНСОН. С фуражкой на паперти? (Себастьяну.) Вот ты, Себастьян, обрадовался бы разорению?
   СЕБАСТЬЯН. Чтобы разориться, не мешало бы сначала разбогатеть.
   БОРИНСОН. А хотел бы стать миллионером?
   СЕБАСТЬЯН. Я? Не смешите.
   БОРИНСОН. А вот придется.
   СЕБАСТЬЯН. Что придется?
   БОРИНСОН. Побывать в моей шкуре.
   ЭМИЛИЯ. Ты о чем?
   БОРИНСОН (Себастьяну, поднимаясь с кресла). Слушай, дружище, мы двадцать три года знаем друг друга.
   СЕБАСТЬЯН. Тридцать два.
   БОРИНСОН. Тем более. Вот я - миллионер, кровосос, капиталист...
   ЭМИЛИЯ. Еще и бабник.
   БОРИНСОН (Эмилии). Эмма, оставь свою песню, нашла время. (Себастьяну.) Я владелец заводов и всего прочего, а ты -- мой камердинер. Разве это справедливо?
   СЕБАСТЬЯН. Да вы что, Адриан Стефанович, в коммунисты записались?
   БОРИНСОН. Нет, нефтяной промысел потерял. А когда что-то теряешь, всегда вспоминаешь о справедливости. Иной раз стыдно людям в глаза смотреть.
   ЭМИЛИЯ. Что-то по отношению к родственникам не заметно.
   БОРИНСОН. Вот как раз перед ними и стыдно. Приедут, а вместо обещанного состояния увидят нищего бедного старика, пострадавшего от рыночной экономики.
   СЕБАСТЬЯН. Да что вы заладили о страданиях, будто от них какой-нибудь прок. Вот у меня поясницу ломит, так что? Все время вспоминать? Просто малость неудобно, и все.
   БОРИНСОН. А у меня колени болят. Недавно хотел богу помолиться, а ноги не сгибаются. Значит, он не захотел меня слушать, коль такую болячку организовал! А если не хочет, то и не надо! Особенно после того, что на бирже сотворил.
   ЭМИЛИЯ. Адриан, вашей биржей заведует другой товарищ.
   БОРИНСОН. Ну, уж нет! Этому я молиться не стану. Но и главного благодарить не за что. За один день столько потерять! А тут еще родственнички!
   ЭМИЛИЯ. Они завтра приедут.
   СЕБАСТЬЯН. А может и сегодня.
   БОРИНСОН. Вот ты их и встретишь.
   СЕБАСТЬЯН. Отчего же не встретить - комнаты приготовлены, только ваш кабинет не высох.
   БОРИНСОН. Встретишь по-хозяйски.
   СЕБАСТЬЯН. Можете не сомневаться, все будет, как полагается.
   БОРИНСОН. Я говорю, встретишь их, как настоящий хозяин.
   СЕБАСТЬЯН. А как же иначе.
   БОРИНСОН. Да что за привычка все перекручивать! Встретишь от имени Адриана Стефановича Боринсона!
   СЕБАСТЬЯН. Еще бы не встретить... Встретим по-человечески.
   БОРИНСОН. Господи! Да ты временно станешь Боринсоном! Они меня, слава богу, с детства не видели. И видеть не хотели, пока о денежках не прознали!
   СЕБАСТЬЯН. Так вы денег, как я понимаю, и не собираетесь давать.
   БОРИНСОН. Это ты им не дашь. Объяснишь, мол, так и так, последний сухарик в воде размачиваю. Телевизор перестал смотреть - там в рекламе жареные сосиски показывают. Одним словом, устроишь им от ворот поворот. А что делать, если совсем обеднел?!
   СЕБАСТЬЯН. Да беднее меня и в самом деле некуда.
   БОРИНСОН. Вот и хорошо, что у тебя все так счастливо сложилось. Кому же, как ни тебе, бедность изображать? И мне краснеть не придется.
   ЭМИЛИЯ. Вот как ты встречаешь бедных мальчиков! Мы их столько лет искали, после крушения корабля. Третьего до сих пор найти не можем.
   БОРИНСОН. Раньше надо было находиться. А теперь и мой корабль разбился. Сижу на мели.
   ЭМИЛИЯ. А ты на это время куда-то уедешь?
   БОРИНСОН. Никуда я не уеду. Я временно возложу на себе обязанности нашего уважаемого Себастьяна. Ведь не может миллионер оставаться без камердинера? Буду наблюдать за родственниками, как постороннее лицо.
   СЕБАСТЬЯН (с обидой). Значит, я в этом доме был посторонний?
   БОРИНСОН. Да не посторонний. Буду наблюдать со стороны. Сделаюсь твоим камердинером. Кстати, это очень даже справедливо: ты исполняешь мою роль, а я - твою.
   ЭМИЛИЯ. Ты меня заинтриговал. И до какой степени будет доходить правдоподобность?
   БОРИНСОН. До разумной, и не более.
   СЕБАСТЬЯН (в сторону). Я разочарован.
   ЭМИЛИЯ. Что за половинчатость решений?
   СЕБАСТЬЯН. Так вы что, будете мне прислуживать?
   БОРИНСОН. Ну почему сразу -- прислуживать. Подставлю плечо, помогу перенести неожиданно свалившуюся на тебя бедность. Ты, вон, сколько помогал переносить неподъемное бремя роскоши.
  
   (Слышится дверной звонок.)
  
   БОРИНСОН. Погоди, кто-то приехал. Давай сюда твою ливрею, держи пиджак. (Боринсон и Себастьян меняются одеждой.)
   БОРИНСОН. Я открою.
   ЭМИЛИЯ. Жанна увидит тебя в этом наряде -- со смеху умрет.
   БОРИНСОН. Я ее предупредил. (Себастьяну.) Садись в кресло и представь меня достойно.
   СЕБАСТЬЯН. Потерявшим нефтяную вышку?
   БОРИНСОН. Ни в коем случае! Они воспримут потерю, как собственную. Разве я похож на человека, способного огорчить родственников?!
  
   (Опять слышится звонок. БОРИНСОН уходит, СЕБАСТЬЯН застегивает пиджак, красуется перед Эмилией.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Как вам новый муженек?
   ЭМИЛИЯ. Лучше прежнего.
   СЕБАСТЬЯН. Никогда не ожидал от него такого подарка. Вы знаете о моих чувствах к вам. Наконец-то я смогу выполнять обязанности вашего супруга.
   ЭМИЛИЯ. Себастьян, не надо. Это только игра. Очередная блажь Адриана.
   СЕБАСТЬЯН. Но все равно я счастлив, и, вместе с тем, опечален.
   ЭМИЛИЯ. Моим отказом?
   СЕБАСТЬЯН. Что придется ворчать и покрикивать на вас.
   ЭМИЛИЯ. Как бы ты ни старался, у тебя никогда не получиться огорчить меня больше Адриана.
  
   (СЕБАСТЬЯН расстегивает пиджак, разваливается в кресле. Входит БОРИНСОН в ливрее. Его походка и внешность сделались лакейскими, говорит подобострастно.)
  
   БОРИНСОН. Адриан Стефанович, пожаловали ваш племянник Юлий.
   СЕБАСТЬЯН. Пригласи, Себастьян. Что-то вид у тебя потрепанный. Не иначе, как вчера злоупотребил? Щеки так и горят.
   БОРИНСОН. Это от простуды, Адриан Стефанович.
   СЕБАСТЬЯН. Смотри, как бы краска от твоей простуды на нос не перекинулась.
  
   (Входит ЮЛИЙ.)
  
   СЕБАСТЬЯН (поднимаясь с кресла). Юлий! Наконец-то! Как я рад тебя видеть!
   ЮЛИЙ. Добрый день, дядюшка! Добрый день, тетушка! (Целует руку Эмилии.)
   СЕБАСТЬЯН. Как перенес дорогу?
   ЮЛИЙ. Ужас! Море так штормило, что капитана едва не смыло с палубы. Хорошо, что штурман поймал его за бороду.
   СЕБАСТЬЯН (Боринсону). Вот видишь, как подчиненный должен заботиться о начальстве!
   БОРИНСОН. Да у вас бороденка-то почти не растет. Что мне, за уши вас ловить?
   СЕБАСТЬЯН. Поговори мне еще. Лучше распорядись насчет обеда. Известное дело, как продукты усваиваются во время шторма.
  
   (БОРИНСОН уходит.)
  
   СЕБАСТЬЯН (Юлию). Ох, и вырос ты, Юлий! Никогда бы не узнал, повстречай на улице.
   ЮЛИЙ. И вы, дядюшка, очень изменились - сами на себя не похожи. Я надеялся увидеть вас другим.
   СЕБАСТЬЯН. Это каким другим?
   ЮЛИЙ Примерно, как ваш камердинер, толстеньким и ворчливым. А вы еще ого-го! Молодой и стройный.
   СЕБАСТЬЯН. Моей заслуги в этом нет. Это все природа - досталось от предков. И Эмилия вон старается, держит меня в тонусе.
   ЭМИЛИЯ. Приходится. Чтобы не превратился в Себастьяна.
   ЮЛИЙ. Что вы! Какой Себастьян?! И ум у вас необыкновенно светлый.
   СЕБАСТЬЯН. А все потому, что вовремя выгнали со школы. Проучись еще пару годиков - и совсем бы пропал. Я двадцать лет всю эту школьную дурь из головы выбивал. Насилу справился. Так что ты, Юлий, с наукой поосторожней. Надеюсь, Кембриджей не кончал?
   ЮЛИЙ. Что вы, дядюшка? Бог миловал. У вас намерен учиться. Все в один голос твердят, вы финансовый гений.
   СЕБАСТЬЯН. Да какой там финансовый! Обыкновенный, самый что ни на есть рядовой. Понапридумывают всякого.
  
   (Входит БОРИНСОН.)
  
   БОРИНСОН. Адриан Стефанович, в какую комнату прикажите поселить Юлия?
   СЕБАСТЬЯН. Я ведь тебе сто раз говорил, что рядом с моей.
   БОРИНСОН. Но там еще краска после ремонта не высохла.
   СЕБАСТЬЯН. За неделю не высохла?! Краску без меня высушить не можете!
   ЭМИЛИЯ. Я покажу ему комнату. (Направляется к выходу.)
   СЕБАСТЬЯН. Я покажу. Без меня вы опять что-нибудь напутаете.
  
   (СЕБАСТЬЯН и ЭМИЛИЯ уходят.)
  
   ЮЛИЙ (Боринсону). Ох, и бодрый у тебя хозяин!
   БОРИНСОН. Все на нем... Все на нем... И как только поспевает.
   ЮЛИЙ. Но и ты, дружочек, смотрю, еще крепенький. Скажи-ка, почтенный, с чего это твой хозяин, с виду вроде еще не совсем выживший из ума, решил раздарить свое состояние? Хочет окончательно поссориться с родственниками?
   БОРИНСОН. Наоборот. Он до этих вот пор переполнен радостью. (Резко проводит ребром ладони по горлу.) Так что решил поделиться с племянниками. Сам нахлебался - угости других. Но вы правильно заметили, с виду он вроде как бы нормальный.
   ЮЛИЙ. А на самом деле?
   БОРИНСОН. На самом деле... Да при такой перегрузке деньгами у всякого вагоны в голове с рельсов соскочат. Стал вести себя хуже неотесанного мужика: ни воспитанности тебе, ни уважения к другим. Как будто вся мировая культура мимо него прошмыгнула.
   ЮЛИЙ. Это простительно - все деньги делал. Некогда было. А что-то я слышал, будто бы твой хозяин пострадал на бирже?
   БОРИНСОН. Да что ему эта биржа! Комариный укус. Почесал местечко, где раньше пару миллионов было - и дальше себе посвистывай.
   ЮЛИЙ. А ты, Себастьян, смотрю, мужичок головастый. Вот скажи, не смог бы ты при случае, если что услышишь от хозяина, мне сообщать? Я в накладе не останусь.
   БОРИНСОН. А почему бы и нет. Чего доброго, он все пораздарит, ни себе, ни нам не останется.
   ЮЛИЙ. Э-э-э, да ты, я вижу, умнее своего хозяина будешь.
   БОРИНСОН. А еще другие родственники понаедут... Не угадаешь, как и подступиться. Уж лучше с одним дело иметь.
   ЮЛИЙ. Вот это умница! Я тебя, Себастьян, можешь не сомневаться, отблагодарю. Ты только не забывай меня дядюшке нахваливать. Мол, Юлий вас очень уважает, отзывается, как об родном папаше. А уж как любит вас -- передать невозможно!
   БОРИНСОН. Не сомневайтесь, о вашей любви он узнает первым.
   ЮЛИЙ. Молодчина! А тетушка его как?
   БОРИНСОН. В каком смысле?
   ЮЛИЙ. Ну что ты, Себастьян, как малый ребенок?! Обыкновенных вещей не понимаешь. Как она молодых людей встречает?
   БОРИНСОН. Молодых... Это каких?
   ЮЛИЙ. Да хоть меня, например. Сравни меня и этого старикана. Женщины, они, как известно, внимания к себе требуют, о всяком таком мечтают. Чтобы ими восторгались, на колени перед ними падали. Что-то мне подсказывает, что она изменяет моему драгоценному дядюшке. (Изображает рожки над головой.) Нет, я, конечно, не осуждаю. Кому понравится целыми днями слушать, как у него скрипят колени. Тут всякая на стену полезет. Понятно, она тоже не первой свежести, но приударить за ней еще можно.
   БОРИНСОН. К-х, к-х... Нет! Насчет этого хозяйка строгая. И не вздумай, только хуже сделаешь!
   ЮЛИЙ. Ничего ты, Себастьян, в женщинах не понимаешь. Внутри они себя до старости двадцатилетними видят. Глупости, конечно. Но я ведь не жениться собираюсь. И дело вести буду осторожно, вежливо и с подходом. Тут меня учить не надо. А насчет благодарности не сомневайся. Если с тетушкой выгорит, тебя вдвойне отблагодарю. Да не выпучивай так глаза - век меня вспоминать будешь!
  
   (Входит ЖАННА.)
  
   ЖАННА. Добрый день. Пожалуйте в столовую. Обед готов.
   БОРИНСОН. А это наша Жанна - секретарь Адриана Стефановича. Вся деловая переписка не ней. Весь бизнес ведется с ее помощью. Не знаю, чтобы он без нее и делал?
   ЖАННА. Предполагаю, что... нашел бы другого секретаря. (Смеется.) А вот камердинера непременно бы оставил.
   БОРИНСОН. Нет. Он оставил бы только тебя. Где он отыщет такого красивого и исполнительного секретаря? (Показывает Юлию часы.) Вот, смотри, обед назначен ровно на два - минута в минуту. А без нее еще бы часа три голодали.
  
   (Входит СЕБАСТЬЯН.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Приглашаю на обед, все уже стынет.
   БОРИНСОН. Юлий, проходи, я сейчас догоню.
  
   (СЕБАСТЬЯН и ЮЛИЙ уходят.)
  
   ЖАННА. Адриан Стефанович, ох и забавно вас видеть в этой роли!
   БОРИНСОН. Ласточка моя! Как я рад, что сумел развеселить тебя хоть таким образом. Для тебя я готов в любую зверушку нарядиться!
   ЖАННА. Адриан Стефанович, не шумите, нас могут услышать.
   БОРИНСОН. Да пусть все слышат, как я люблю тебя!
   ЖАННА. И ваша жена?
   БОРИНСОН. А вот ее огорчать не стоит. Все-таки лучше, если она ничего не знает.
   ЖАННА. И знать то нечего. Но все равно, если догадается, что вы влюбились...
   БОРИНСОН. А сделать ничего не сможет - старший здесь я. Я хозяин своей судьбы! Если б ты знала, до какой степени я обожаю тебя! Не поверишь, на старости лет начал стихи писать. Вот послушай - они посвящены тебе. (Подходит к секретеру, выдвигает один из ящичков, вынимает лист бумаги, читает.)
   Пусть все в моем доме меня заругают,
   На бирже пускай заклюет воронье,
   Я буду любить вас, моя дорогая,
   До гроба, до смерти, и после нее!
   ЖАННА. Бедный Адриан Стефанович! Я восхищена. (Подходит, гладит Боринсона по голове, как ребенка.)
   БОРИНСОН (радостно). Я напишу целую поэму. (Трясет листом бумаги.) Ты увидишь, на что способен Боринсон! (Настороженно прислушивается.) Там, кажется, кто-то идет. (Кладет стихи в ящик секретера, задвигает его.) Мне сейчас лучше уйти.
  
   (БОРИНСОН уходит. Входит ПАТРИК с чемоданом и плащом, перекинутым через руку.)
  
   ПАТРИК. Добрый день. Извините, я оборвал звонок, но никто не отвечает.
   ЖАННА. Я ничего не слышала.
   ПАТРИК. Вероятно, в этом дом прибыло столько родственников, что звонок не выдержал нагрузки. Я Патрик -- племянник Адриана Стефановича. Прибыл по его приглашению.
   ЖАННА. Еще один племянник?
   ПАТРИК. Что значит еще? Разве уже кто-то есть?
   ЖАННА. Конечно. Юлий. Он приехал сегодня утром.
   ПАТРИК. А мне звонил, что прибудет завтра.
   ЖАННА. Странно.
   ПАТРИК. Странно, что я племянник? Приношу свои извинения. Но все претензии, что я не брат и не дедушка Адриану Стефановичу, а всего лишь племянник, адресуйте моим родителям.
   ЖАННА. Я вас не виню. И в свою очередь приношу извинения, что не принадлежу к славному роду Боринсонов. Я всего лишь секретарь Адриана Стефановича -- Жанна.
   ПАТРИК. Очень приятно. Похоже, дядюшка знает только в кадровой политике, если нашел столь очаровательного сотрудника.
   ЖАННА. А вы раньше когда-нибудь видели Адриана Стефановича?
   ПАТРИК. Нет, не доводилось, не было повода.
   ЖАННА (в сторону). Слава богу, он его не узнает. (Патрику.) А теперь вот случай представился. Он решил поделить свое состояние между родственниками.
   ПАТРИК. По-моему, он немного запоздал с таким решением.
  
   (Входит СЕБАСТЬЯН.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Жанна, возьми себе за правило, встречаться с женихами за пределами этого дома.
   ЖАННА. А это и не жених, а ваш племянник Патрик.
   СЕБАСТЬЯН. Патрик! Господи! Извини, не узнал. Что же ты не сообщил?! Мы бы выслали машину. А вырос-то как! Жанна, посмотри, какой красавец вымахал! И сколько же я тебя не видел?
   ПАТРИК. Мне двадцать восемь. Вот ровно столько лет и не виделись.
   СЕБАСТЬЯН. Не говори... как быстро летит время! (Жанне.) Это мой самый толковый племянник. Говорят, за что ни возьмется, обязательно сделает.
   ЖАННА. В этом он мне вас напоминает, Адриан Стефанович. Вы в любой роли хорошо смотритесь.
   СЕБАСТЬЯН. А как же иначе. Но ты его оцени - вылитый я в молодости! (Патрику.) Как дорога? Море штормило? Только не говори, что штурман ловил капитана за бороду.
   ПАТРИК. Я после того крушения предпочитаю летать самолетами - быстрее и безопасней. Однако на подлете, действительно, случилась серьезная болтанка. Штурману пришлось ловить стюардессу. Она теряла равновесие.
   СЕБАСТЬЯН. Правильно и делал. Когда женщина теряет равновесие, настоящий мужчина не должен теряться.
   ЖАННА. Адриан Стефанович, как вы можете говорить такие вещи племяннику!
   СЕБАСТЬЯН. Вот! Даже в старости не позволяют человеку сказать, что он думает об устройстве мира. (Берет колокольчик со стола и звонит.)
  
   (Входит БОРИНСОН.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Себастьян, познакомься, это умнейший из молодых людей на свете -- мой племянник Патрик.
   БОРИНСОН. Очень приятно. Себастьян. Рад видеть вас в нашем доме.
   СЕБАСТЬЯН. А это Себастьян - мой камердинер. Начал служить, когда тебя еще на свете не было. И вот, верой и правдой - двадцать три года.
   БОРИНСОН. Тридцать два.
   СЕБАСТЬЯН. Правильно, долгие тридцать два. А я его, если честно, все это время не очень ценил и крепенько притеснял: то капризничал, то срывал на бедняге свое плохое настроение.
   БОРИНСОН. Не выдумывайте, Адриан Стефанович. Такого никогда не было.
   СЕБАСТЬЯН. Было! Еще и как было! Как начну, бывало, изводить претензиями, он, горемыка, не знает, куда спрятаться. Хоть в петлю лезь.
   БОРИНСОН. Не преувеличивайте. Если что и случалось, то вы быстро отходили.
   СЕБАСТЬЯН. По три дня бывало распекал. Рядом никого под рукой, так я давай его, Себастьяна, утюжить. А он ведь, если посмотреть, золотой человек. А какой исполнительный - целый день суетится без устали. Несправедлив я был к нему, вот как на духу говорю - очень несправедлив.
   БОРИНСОН. Да прекратите, в конце концов... меня нахваливать!
   СЕБАСТЬЯН. Ишь, какой нервный! Прямо молнии мечет. Но это он только с виду. Внутри - спокойный и преданный своему хозяину. А я, чего уж там говорить, -- свинья свиньей!
   ПАТРИК. Дядюшка, не ожидал от вас такой самокритики. Я ведь, между нами, как и все прочие родственники, считал вас немного заносчивым и бессердечным.
   СЕБАСТЬЯН. Да чего уж там, говори прямо, деспотом и самодуром.
   ПАТРИК. Нет. Самодуром вас считает мой папа. А я, пока человека не увижу, судить не берусь.
   СЕБАСТЬЯН. Вот это верная позиция.
   ПАТРИК. И я оказался прав. Все считали вас грубияном, зазнайкой, бессердечным воротилой...
   СЕБАСТЬЯН. Все это выдумали завистники.
   ПАТРИК. А все оказалось наоборот. Вы отзывчивый и добрый.
   БОРИНСОН. Этого у него не отнимешь. Шутка ли, состояние свое решил пустить по ветру. Кто на такую глупость решится?!
   СЕБАСТЬЯН. Помолчи, Себастьян. Не тебе моими деньгами распоряжаться.
   БОРИНСОН. Вот видите, как он начинает себя вести, когда дело касается денег. Так что я Адриана Стефановича за его невоздержанность не виню. Я его понимаю, как никто другой. Были миллионы, и вот тебе - отдавай!..
   СЕБАСТЬЯН. Насчет моих миллионов мы еще поговорим. (Подходит к стене с фотографией.) Ты который здесь будешь?
   ПАТРИК. Вот. Крайний слева.
   СЕБАСТЬЯН. Да ты и тогда был выше всех.
   ПАТРИК. А вот это Юлий. А Ореста так и не нашли.
   СЕБАСТЬЯН. Наверное, утонул, бедняга.
   ПАТРИК. Не знаю, дядюшка. Но плавал он хорошо.
   СЕБАСТЬЯН. Не будем о грустном.
   ЖАННА. И в самом деле. Лучше бы покормили молодого человека - все-таки с дороги.
   СЕБАСТЬЯН. Да-да, Жанна. И покажи Патрику его комнату.
  
   (ЖАННА и ПАТРИК уходят.)
  
   БОРИНСОН. Что ты здесь нагородил?! В какое положение ты меня ставишь?
   СЕБАСТЬЯН. Причем здесь ты? Я свою репутацию порчу. А тебя наоборот нахваливаю. Он к тебе большим уважением проникнется.
   БОРИНСОН. К Себастьяну, а не ко мне.
   СЕБАСТЬЯН. А ты пока и есть Себастьян. Так что от племянника за мои страдания даже чаевые получишь.
   БОРИНСОН. ...В обмен на миллионы?..
   СЕБАСТЬЯН. ...Которые ты не собираешься ему отдавать.
   БОРИНСОН. Обойдутся. Но ведь поначалу я хотел отдать. Если бы не разорение...
   СЕБАСТЬЯН. Опять ты про нефтяную вышку.
   БОРИНСОН. Это я так, по привычке. На самом деле, как придумал тобою стать, впервые успокоился. И аппетит наладился. Мысли разные о бирже в голову не лезут.
   СЕБАСТЬЯН. Это потому, что я сквозь пальцы смотрю на твои проделки. Посмотри, во что дом превратил! А кабинет?!
   БОРИНСОН. Да это ты додумался притащить сюда краску!
   СЕБАСТЬЯН. Так убери, если мешает.
   БОРИНСОН. Себастьян, уж слишком ты рьяно взялся меня изображать.
   СЕБАСТЬЯН. Хочешь расторгнуть договор?
   БОРИНСОН. Нет! Что ты! В доме, действительно, не прибрано. Шеф, я все устраню.
   СЕБАСТЬЯН. То-то же! Смотри мне! И передай Жанне, пусть попридержит свои ухмылки, когда разговаривает со мной. Иначе родственники догадаются о подмене.
   БОРИНСОН. Все зависит от того, насколько ты достоверно будешь меня изображать.
   СЕБАСТЬЯН. О-о-о! Насчет достоверности не сомневайся. Изображу в наилучшем виде. Буду капризным, наглым и привередливым. А еще занудой и бабником. Тут уж всякий поверит.
   БОРИНСОН. Делай, как знаешь. А я в своей новой должности постараюсь поступать по-твоему: плевать на все твои распоряжения, трижды в день наведываться в винный погреб, спать не раздеваясь в одной из дальних комнат - якобы занимаясь там неотложными делами. И не откликаться вот на этот звонок. (Указывает на звонок.)
   СЕБАСТЬЯН. Так что мы и дальше будем вести нашу спокойную и привычную жизнь.
   БОРИНСОН. Ах, если бы не эти племянники! Ты уж их как-нибудь побыстрее отвадь.
  
   (Раздается телефонный звонок. БОРИНСОН берет трубку.)
  
   БОРИНСОН. Да. Боринсон... слушаю.
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА (Из динамика). Ты меня узнал?
   БОРИНСОН. Жильберт?
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА. Не называй меня по имени. Иначе сядем вдвоем.
   БОРИНСОН. Жильберт, Ты о чем?
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА. Еще раз назовешь меня, и я положу трубку.
   БОРИНСОН. Хорошо... Неизвестный, я вас внимательно слушаю.
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА. К тебе направили тайного агента!
   БОРИНСОН. Из департамента по налогам?
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА. У-у-у!..
   БОРИНСОН. Я все понял. Вовсе не из вашего ведомства. Что ему надо?
   ГОЛОС ЖИЛЬБЕРТА. А то ты не знаешь! Я не могу назвать его, иначе потеряю должность и сяду рядом с тобой. Все! Берегись! И приведи в порядок документацию. (Звонок обрывается.)
   БОРИНСОН. К нам... направили налогового инспектора...
   СЕБАСТЬЯН. К нам или к тебе?
   БОРИНСОН. Господи! Сначала разорили, а теперь решили добить инспектором. Скажи, это по-человечески?!
   СЕБАСТЬЯН. Да-а-а... Это непорядок... когда камердинер хватает телефон и представляется хозяином.
   БОРИНСОН. Но это Жильберт! Мой прикормленный налоговик.
   СЕБАСТЬЯН. Наверное, ты прикармливал его, как собираешься угощать племянников?
   БОРИНСОН. Да у него два дома, и оба купил за мои деньги.
   СЕБАСТЬЯН. Вы грабили государство на пару?
   БОРИНСОН. Он грабил меня, но в половину меньше, чем это делало государство. Это Юлий!
   СЕБАСТЬЯН. Ты же сказал Жильберт?
   БОРИНСОН. Инспектор! Инспектор - это Юлий. Я его сразу раскусил. Изображает из себя прохвоста и просит, чтобы я докладывал о тебе.
   СЕБАСТЬЯН. Обо мне?
   БОРИНСОН. Обо мне. То есть о Боринсоне. Я уверен, он подкатит и к тебе, а ты ничего не смыслишь в финансах. Мы погибли! Мы лишимся последнего!
   СЕБАСТЬЯН. Этого еще не хватало! Я только начал входить во вкус.
  
   (Входит ЖАННА.)
  
   ЖАННА. Наша сладкая парочка воркует.
   БОРИНСОН. Жанна, оставь свои шутки. Выпроваживать родственников - нелегкое занятие.
   СЕБАСТЬЯН. Жанна, и пожалуйста, перестань ухмыляться. Ты нам испортишь весь маскарад. На карту поставлена добропорядочность Боринсонов.
   ЖАННА. Пустое место не ставят. Лучше подскажите, где разместить Патрика?
   СЕБАСТЬЯН (указывая на Боринсона). Пусть этим занимается мой камердинер. За что я ему жалованье плачу? Посмотри на его брюки. Их жевал пьяный бегемот. Поселите Патрика в розовой комнате.
   ЖАННА (Себастьяну с преувеличенным почтением). Многоуважаемый хозяин, а вас куда определить?
   СЕБАСТЬЯН. Что за странный вопрос. Я, как и полагается, буду отдыхать в хозяйских покоях.
   БОРИНСОН. Погоди...
   СЕБАСТЬЯН. И годить нечего! Знай свое место! И чтобы в моей спальне был идеальный порядок!
   ЖАННА (Боринсону, с издевкой). Вот так-то!
   СЕБАСТЬЯН. Взялся служить, так и мне дай пожить. Все! Нечего языками чесать. Занимаемся делом. (Выпроваживает Боринсона и Жанну из комнаты и кричит вдогонку.) Себастьян, принеси бутылочку бренди! (В сторону.) О-хо-хо! И зачем я согласился на эту каторгу?
  
   (Входит ПАТРИК с газетой в руках.)
  
   ПАТРИК. Дядюшка. Я хотел бы поговорить с вами.
   СЕБАСТЬЯН. Чего ж не поговорить. Присаживайся. (Указывает на кресло.)
   ПАТРИК (садится). Я тут в газете прочел тревожное сообщение.
   СЕБАСТЬЯН. Неужели опять дожди? Мои колени не выдержат. Или ветер?
   ПАТРИК. Настоящий ураган, притом - на фондовой бирже.
   СЕБАСТЬЯН. А-а-а! Опять о моей нефтяной компании пишут. Я знаю об этом. Ничего страшного - пустые разговоры.
   ПАТРИК. Да если бы только нефтяная компания. Пишут, что вы потеряли все свое состояние. Вот тут совершенно четко сказано...
   СЕБАСТЬЯН. Глупости все это! Не верь газетным писакам.
   ПАТРИК. Дядюшка, как не верить?! В моих руках биржевые ведомости. Тут все котировки. Вы разорились! Разорились вчистую. Сначала потеряли нефтяную компанию, а теперь - все остальное.
   СЕБАСТЬЯН. Не может быть!
   ПАТРИК. И, тем не менее, это так.
  
   (Входит БОРИНСОН с бутылкой бренди на подносе.)
  
   БОРИНСОН. Сэр, ваше лекарство.
   СЕБАСТЬЯН. Поставь на стол и сегодня можешь быть свободен.
   БОРИНСОН. Я хотел навести порядок...
   СЕБАСТЬЯН. Завтра, завтра дорогой. Ступай отдохни.
   БОРИНСОН. Но вы же сами...
   СЕБАСТЬЯН. Что за привычка всегда перечить. Отдыхать! И не вздумай ослушаться! Сегодня у тебя ветхозаветная суббота. И вообще, следующую неделю работаешь по шестидневке - шесть дней отдыхаешь, один работаешь.
   БОРИНСОН. Я не ослышался?
   СЕБАСТЬЯН. Будешь возражать, вообще на месяц запрещу к чему-либо прикасаться. Иди, иди, погуляй в городе, сходи в кино.
   БОРИНСОН. Не смею возражать. Шесть дней уж как-нибудь выдержу без работы. (Уходит.)
   СЕБАСТЬЯН. Я не хотел, чтобы он узнал о моем разорении. Это может подкосить его психику.
   ПАТРИК. А вашу? А вас?
   СЕБАСТЬЯН. Меня это известие из колеи не выбьет. Только придаст аппетиту. (Подходит к столу, наливает две рюмки.) А вот Себастьяну о моем разорении знать не положено.
   ПАТРИК. Дядюшка, я потрясен вашей выдержкой.
   СЕБАСТЬЯН. Пустяки! Я вообще не понимаю, как люди из-за денег сигают в окна. Так что Себастьяну ни-ни!
   ПАТРИК. Я просто сражен вашей заботой о людях.
   СЕБАСТЬЯН. А как же иначе. Себастьян уже тридцать два года воспринимает мои проблемы, как свои. А по душевному складу он человек очень и очень ранимый. Это известие может окончательно погубить его. Да и не только его, а и других домашних. Так что - молчим. Ни-ко-му!
   ПАТРИК. И?...
   СЕБАСТЬЯН. Ни в коем случае.
   ПАТРИК. А Жанне?
   СЕБАСТЬЯН. Да она еще ранимей Себастьяна. Не хватало нам женских истерик.
   ПАТРИК. А как же Юлий?
   СЕБАСТЬЯН. И Юлий пусть ничего не знает. Будем к нему милосердны. В курсе только мы.
   ПАТРИК. Дядюшка, вы настоящий святой. Но все равно, как вы намерены жить дальше?
   СЕБАСТЬЯН. Господь святых без присмотра не оставляет. Так что эту газетенку спрячь и никому не показывай.
   ПАТРИК. Но завтра почтальон принесет другую, а там на первой странице огромными буквами -- "Боринсон разорен!"
   СЕБАСТЬЯН. Да что для всевышнего сломать ногу какому-то почтальону?! А не сломает, так ты будешь перехватывать почту. А еще лучше, в местной типографии отпечатаем специальный номер, где сообщим, что Боринсону возвращены все его нефтяные промыслы. Пусть радуется.
   ПАТРИК. Вы о Себастьяне?
   СЕБАСТЬЯН. А то о ком же! Ты видел, на нем последнее время лица нет. Чего доброго, худые вести вообще сведут в могилу!
   ПАТРИК. Дядюшка, у меня нет слов!
   СЕБАСТЬЯН. И не надо. Оставим эти нежности. Пойдем лучше вздремнем после обеда. Ничто так не продлевает жизнь, как время потраченное на сон.
   ПАТРИК. Нет, дядюшка, я уснуть не смогу. Как можно спать после таких известий?
   СЕБАСТЬЯН. Ты о потере наследства?
   ПАТРИК. Нет, я человек не бедный - мне и своих денег хватит. Я буду о вас думать. Мало того, что разорились, теперь вот перед нами, родственниками, неудобно. Как теперь Юлию объяснить, что он ничего не получит?
   СЕБАСТЬЯН. Действительно... выходит некрасиво. Еще обидится, неправильно истолкует. Надо его как-то деликатно подготовить.
   ПАТРИК. Как ни готовь, а в итоге все равно придется сказать, что ничего не получит.
   СЕБАСТЬЯН. Огорчится.
   ПАТРИК. Но он должен понимать! Ведь вы еще, слава богу, живы-здоровы, о наследстве говорить преждевременно.
   СЕБАСТЬЯН. И то верно. Вот если бы я умер...
   ПАТРИК. ...То и тогда бы он ничего не получил. Если ноль поделить на несколько долей - очень небольшая сумма получается.
   СЕБАСТЬЯН. А что если мне заболеть?
   ПАТРИК. Дядюшка, зачем вам болеть?
   СЕБАСТЬЯН. Ну, вроде как заболеть... И по этой причине отложить раздел имущества до более радостных времен... до моей настоящей кончины.
   ПАТРИК. Дядюшка, что вы такое говорите?! Какая кончина?! Как можно?! Откладывать все на потом... А это потом все равно не наступит.
   СЕБАСТЬЯН. Ты о моей смерти? Не сомневайся, когда-нибудь умру.
   ПАТРИК. Я о ваших активах, которых больше не существует.
   СЕБАСТЬЯН. А вот это беда! Но, согласись, мысль была хорошая. А чем бы ты посоветовал мне захворать?
   ПАТРИК. Дядюшка...
   СЕБАСТЬЯН. Патрик, только понарошку.
   ПАТРИК. Если понарошку, то чем угодно. Лучше всего старческим маразмом.
   СЕБАСТЬЯН. Ох, не люблю я этих двух евреев!
   ПАТРИК. Каких евреев?
   СЕБАСТЬЯН. Паркинсона с Альцгеймером.
   ПАТРИК. Если хотите результата, то лучше их все-таки полюбить. Тогда юристы и нотариусы не смогут оформить завещание. Эти крючкотворцы и рады бы, но побоятся потерять лицензии.
   СЕБАСТЬЯН. А Юлий поверит?
   ПАТРИК. Хоть верь, хоть не верь, а дело застопорится. Закон - есть закон.
   СЕБАСТЬЯН. Громче говори! Что-то я плохо слышу.
   ПАТРИК. Закон - есть закон!
  
   (СЕБАСТЬЯН сгибается и мелкими старческими шажками семенит по комнате. Голова и руки его трясутся.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Совсем ничего не вижу... матушка... Селедочка в три раза подорожала... А про осетринку и вовсе забудь.
   ПАТРИК (взволнованно). Дядюшка, что с вами?!
   СЕБАСТЬЯН (неожиданно выпрямляется, приобретая свой прежний вид). Так что ли заболеть?
   ПАТРИК (облегченно). Ух! Как вы меня напугали! (Деловым тоном.) Именно так. Лучше и не придумаешь. (Кричит.) Жанна, Жанна! Быстрее сюда! Дядюшке плохо! (Себастьяну, тихо.) Садитесь в кресло - так будет достоверней.
  
   (СЕБАСТЬЯН садится в кресло. Вбегает ЖАННА.)
  
   ЖАННА. Что случилось?
   ПАТРИК. Дядюшке плохо.
   СЕБАСТЬЯН (бормочет, сидя в кресле). Голуби... надо покормить... Ефросинья, дай им проса из мешочка.
   ПАТРИК. Помутнение рассудка.
   ЖАННА. Надо вызвать врача.
  
   (Входит ЮЛИЙ.)
  
   ЮЛИЙ. Дядюшка, что такое?!
   ЖАННА. Доктора надо! Адриану Стефановичу плохо.
   ПАТРИК. А я что, не доктор?! (Становится перед Себастьяном на колено, меряет пульс.) Пульс выравнивается. Значит, кризис миновал.
   ЖАННА. Адриан Стефанович, как вы себя чувствуете?
   СЕБАСТЬЯН. Я нем... я нем... немного лучше. Но плохо вижу.
   ПАТРИК. Меня видите?
   СЕБАСТЬЯН. Пятно... размытое пятно. И голос откуда-то издалека.
   ЮЛИЙ. Чей голос? Что он говорит?
   СЕБАСТЬЯН. Из облаков... Не торопись... говорит, раздавать... Успеется... Все будет хорошо...
   ЮЛИЙ. Ничего себе хорошо!
   ПАТРИК. Хорошо -- не бывает плохо! Это не инсульт - на вопросы отвечает. А вот за свои поступки теперь отвечать не сможет.
   ЮЛИЙ. И как долго это продлится?
   ПАТРИК. Не пройдет и полгода, как полностью восстановится.
   ЮЛИЙ. Полгода?!
   ПАТРИК. Этот случай хорошо изучен. От силы месяцев восемь, не больше. Приедем через годик, а дядюшка бегает, как заводной. Но сейчас его надо уложить в постель. (Себастьяну.) Дядюшка, вы можете ходить.
   СЕБАСТЬЯН. Могу. Е два на Е четыре.
   ПАТРИК. В шахматы играет. Значит, ничего страшного... интеллект работает. (Себастьяну.) Поднимаемся, потихоньку поднимаемся и идем в люлю.
   ЮЛИЙ. А, может быть, все-таки вызвать врача?
   ПАТРИК. Это лишнее. Избегай докторов -- и будешь здоров!
  
   (ПАТРИК и ЖАННА помогают Себастьяну подняться, поддерживая по руки, уводят его.)
  
   ЮЛИЙ. Вот так дела! (Берет со стола звонок, звонит.)
  
   (Входит БОРИНСОН.)
  
   БОРИНСОН. Что прикажите?
   ЮЛИЙ. Любезный, ты в курсе?
   БОРИНСОН. Только что сообщили.
   ЮЛИЙ. И часто у него такая отключка?
   БОРИНСОН. Нет, всего раза три была. Как только начинает волноваться -- сделка там не удалась, или деньги может потерять, так его начинает корежить.
   ЮЛИЙ. И что же нам с тобой теперь делать?
   БОРИНСОН. Со мной?
   ЮЛИЙ. А с кем же? Я ведь обещал тебе четверть наследства, если, конечно, поможешь все устроить. Ты что, не помнишь?
   БОРИНСОН. На счет четверти что-то не упомню. Помню, что разговор был о половине.
   ЮЛИЙ. Да ты что?! И тебе в голову ударило?! Подумай, какие деньжищи! Тебе их до конца жизни не истратить! И за что тебе половину?!
   БОРИНСОН. За результат... Но не хотите, как хотите. Я настрою хозяина в сторону Патрика. А тут уж не сомневайся. Он выполнит все, что ему в голову вложу. А уж в больную вложить - проще простого. (Направляется к двери.)
   ЮЛИЙ. Погоди, дорогой! Что ты такой суетливый? Если как следует помозговать, то нам с тобой и по половинке хватит. Что ты на это скажешь?
   БОРИНСОН. Перво-наперво надо Патрика из дома выжить. Конкурента - под зад коленом! А то и по одной трети не достанется!
   ЮЛИЙ. Ах ты, старая лиса! Котелок у тебя варит. И как его выжить?
   БОРИНСОН. Объяви жуликом. Скажи, мол, что он вовсе не доктор, а собирался дядюшку отравить. Винцо они вдвоем пили?
   ЮЛИЙ. И правда, вдвоем.
   БОРИНСОН. А я сейчас бокалы помою и никто опровергнуть не сможет.
   ЮЛИЙ. Дай я тебя расцелую! Ты на особом блоке не сидел? Там, братва рассказывала, был один комбинатор. Мог такое замутить! Но ты похлеще его будешь!
   БОРИНСОН. В молодости... сидел.
   ЮЛИЙ. Так что ж ты молчал?! Я тебя сразу по повадке вычислил. А я, между нами, всего три месяца, как откинулся. Знаешь, после того крушения меня долго по свету бросало, прежде чем родню отыскал.
   БОРИНСОН. Хорош племянничек...
   ЮЛИЙ. Да я им племянник, а тебе -- брат родной! Ух! Да мы с тобой здесь такого замутим!
   БОРИНСОН. Только все пополам.
   ЮЛИЙ. Теперь уж не сомневайся. А эту якобы отраву, и в самом деле убери. (Указывает на бокалы.) Ох, и закрутим!
   БОРИНСОН (собирая бокалы). Еще и как закрутим!
  
   (БОРИНСОН уходит. ЮЛИЙ осматривает комнату. Подходит к секретеру, выдвигает ящик, берет лист со стихами.)
  
   ЮЛИЙ. Стихи. И, кажется, недурственные. (Прячет лист в карман.)
  
   (Входит ЭМИЛИЯ.)
  
   ЭМИЛИЯ. Вроде заснул. Так не вовремя все случилось.
   ЮЛИЙ. Хорошо, что все позади.
   ЭМИЛИЯ. Я так разволновалась.
   ЮЛИЙ. А я до сих пор успокоиться не могу.
   ЭМИЛИЯ. Патрик говорит, что ничего страшного.
   ЮЛИЙ. А мне страшно от того, что это говорит Патрик. Я бы на его месте лучше помолчал. Ничего в медицине не смыслит.
   ЭМИЛИЯ. Как не смыслит?! Он же доктор.
   ЮЛИЙ. Кто вам сказал, что он доктор? Я его диплома не видел. Согласитесь, странно все это. Дядюшка был совершенно здоров, а тут хлебнул с Патриком винца -- и сразу отключка.
   ЭМИЛИЯ. Уж не хочешь ли ты сказать?..
   ЮЛИЙ. Тут и говорить нечего. Все и так понятно. Патрик - вовсе не племянник. Откуда-то узнал о раздаче наследства, примчался. А дядюшка его заподозрил. Что оставалось делать? Добавил беспамятного порошка в бокальчик, хорошо что еще не чик (проводит по шее ладонью), и спокойно продолжай свое дело.
   ЭМИЛИЯ. Да вы что, Юлий!
   ЮЛИЙ. Я о вас беспокоюсь. Он может на этом не остановиться. Не посмотрит, что вы такая молодая и красивая. А мне каково видеть, что женщина моей мечты в опасности?!
   ЭМИЛИЯ. Юлий, как ты можешь говорить такие слова родной тете?!
   ЮЛИЙ. Сердцу не прикажешь. Сколько можно таиться? И почему вас, именно вас, ту, которая мне дороже всего, всевышний назначил моей тетей?! Молодой, обворожительной тетей. Ах, если бы я встретил вас раньше Адриана Стефановича!
   ЭМИЛИЯ. Юлий, я потрясена!
   ЮЛИЙ. А я не могу больше выносить эту муку. Вы думаете, я приехал за наследством? Как бы ни так! У меня нет сил находиться вдалеке от вас. Мое сердце разрывается от переполняющих его чувств. Вот, посмотрите, что я вам написал. (Вынимает из кармана стихи Боринсона, читает.)
   Пусть все в моем доме меня заругают,
   На бирже пускай заклюет воронье,
   Я буду любить вас, моя дорогая,
   До гроба, до смерти, и после нее!
   ЭМИЛИЯ (подходит к Юлию, слегка обнимает его). Бедный мой мальчик! Мне еще никто не писал стихов. Даже голова кружится. (Неожиданно трезво.) Но окончательно терять ее не следует.
   ЮЛИЙ. Конечно. Зачем выставлять наши чувства напоказ? Хотя ничего постыдного в этом нет. В конце концов, какая вы мне тетя?! Адриан Стефанович, спору нет, родной дядя. А вы, к моему несчастью, доводитесь ему женой. Но меня это не остановит! Здесь кровосмешения нет, есть только любовь. Конечно, со стороны обывателей это может выглядеть некрасиво, тем более, когда Адриан Стефанович захворал. Болезнь - дело нешуточное.
   ЭМИЛИЯ. Ты о болезни... моего супруга? За него можешь не беспокоиться - у него все превосходно.
   ЮЛИЙ. Конечно, превосходно... если ничего не слышит и не соображает.
   ЭМИЛИЯ. Вот он-то как раз все слышит и все соображает. Поэтому следует быть осторожными. А вот потеря памяти у нынешнего Адриана Стефановича - это действительно странно.
   ЮЛИЙ. Что значит, нынешнего?
   ЭМИЛИЯ. Нынешний... будущий... Что здесь странного? Я покорена стихами! Но о своих чувствах никому, особенно - Себастьяну.
   ЮЛИЙ. Да что ж это такое! Я вижу, Себастьян здесь самый уважаемый человек. Этот псевдоплемянник, Патрик, тоже просил меня быть внимательным с камердинером. Якобы Адриан Стефанович беспокоится о его здоровье больше, чем о своем.
   ЭМИЛИЯ. Я тоже не хотела бы огорчать Себастьяна твоими стихами.
   ЮЛИЙ. Да ему то какое дело?!
   ЭМИЛИЯ. Оно, конечно, никакого. Но я уверена, что он воспримет их болезненно - вплоть до развода.
   ЮЛИЙ. А разве он женат?!
   ЭМИЛИЯ. Пока еще нет. Но эти мужчины только и ожидают повод, пусть и отвлеченный, чтобы разорвать даже несуществующие цепи. Так что, опасайтесь Себастьяна больше чем Адриана Стефановича.
   ЮЛИЙ. Да как это возможно?!
   ЭМИЛИЯ. Я уверена, что Адриан Стефанович, узнай о наших отношениях, отнесется к ним более-менее философски. А вот Себастьян обязательно придет в ярость. Даже боюсь предположить, что натворит!
   ЮЛИЙ. Это ненормально. Но хорошо, что предупредили. Значит, Адриана Стефановича можно не стесняться?
   ЭМИЛИЯ. Его тоже опасайся. Но теперь он плохо видит и почти ничего не слышит. Вряд ли его обеспокоит, что одно размытое пятно сливается со вторым. Бедный мой мальчик... (Подходит к Юлию.)
   ЮЛИЙ. О-о-о! Мое божество! (Хочет обнять Эмилию.) Кажется, кто-то идет. (Отстраняется от Эмилии.)
  
   (Входит БОРИНСОН. Он неприветлив и раздражен. Проходит мимо Эмилии и Юлия, выдвигает ящики бюро, что-то ищет.)
  
   ЭМИЛИЯ. Себастьян, что ты ищешь?
   БОРИНСОН. Ключи от зеленой спальни. Хочу переехать туда.
   ЮЛИЙ. Это та, что рядом с моей?
   БОРИНСОН. Да, но она и рядом с комнатой захворавшего хозяина. Хочу быть неподалеку.
   ЭМИЛИЯ. Себастьян, я понимаю твою нелюбовь к пешему ходу, но лучше оставайся на прежнем месте.
   БОРИНСОН (вызывающе). Это почему же?! Что я, каждый раз должен бегать?!
   ЮЛИЙ (Боринсону). Как ты себя ведешь с хозяйкой?!
   ЭМИЛИЯ (Юлию). Извини, Юлий, но я сама поставлю его на место.
   ЮЛИЙ. Я бы тоже мог его урезонить.
   ЭМИЛИЯ. Нет-нет, я сама...
   ЮЛИЙ. Но если вы так полагаете... (Уходит.)
   БОРИНСОН (удостоверившись, что Юлий ушел). Что он тебе здесь наплел?
   ЭМИЛИЯ. Ничего. Побеседовали о погоде, о городских пробках.
   БОРИНСОН. Ты этого прохвоста поменьше слушай. Если хочешь знать, он тебе вовсе никакой не племянник.
   ЭМИЛИЯ. Я в ваших родословных не разбираюсь. Но этим известием ты меня так огорчил, что на душе стало веселей.
   БОРИНСОН. Ты думаешь, он с чистым сердцем приехал к своему дядюшке?
   ЭМИЛИЯ. За дядюшку не знаю. Но к тетушке он сердечно привязан.
   БОРИНСОН. Он у меня все выпытывал о тебе.
   ЭМИЛИЯ (в сторону). Значит, не притворялся - я ему интересна.
   БОРИНСОН. Не будь я сейчас в этом дурацком положении - немедленно вышвырнул бы его. Тоже мне - племянник!
   ЭМИЛИЯ. Вот именно. Он племянник только тебе.
   БОРИНСОН. А тебе?
   ЭМИЛИЯ. А для меня он твой дальний-придальний родственник.
   БОРИНСОН. И настоящий разбойник.
   ЭМИЛИЯ. Это у вас наследственное.
   БОРИНСОН. Забрался в наш дом, чтобы отнять самое ценное.
   ЭМИЛИЯ. Спасибо, дорогой. Наконец-то ты меня ревнуешь?
   БОРИНСОН. Еще чего! Но я тебя предупредил. Остерегайся его, он вовсе не племянник.
   ЭМИЛИЯ. И кем же он доводится нам?
   БОРИНСОН. Налоговым инспектором.
   ЭМИЛИЯ. О чем ты говоришь?
   БОРИНСОН. Знаю о чем! Он прислан, чтобы окончательно потопить наш семейный корабль.
   ЭМИЛИЯ. Нет. Во всяком случае, он не собирается топить всю корабельную команду.
   БОРИНСОН. Я тебе точно говорю - он тайный агент налоговой полиции. Звонил Жильберт.
   ЭМИЛИЯ. Жильберт? Звонил? Трудно поверить.
   БОРИНСОН. Жильберт - единственный, кому можно верить.
   ЭМИЛИЯ. Дожили. Верить налоговой службе.
   БОРИНСОН. Ты уж постарайся его не дразни.
   ЭМИЛИЯ. Жильберта?
   БОРИНСОН. Причем здесь Жильберт?! Этого мерзавца Юлия. Прикинулся стачала племянником, затем - уголовником. И, надо сказать, умело. Так что ты с ним веди себя грамотно.
   ЭМИЛИЯ. Уж не хочешь ли ты сказать...
   БОРИНСОН. Нет. Как раз этого не хочу. Но за нос водить разрешаю. Что в этом зазорного?! Я эту налоговою публику дурачил всю жизнь. Если к этому подключиться моя жена - их не убудет.
   ЭМИЛИЯ. А может ты меня уполномочишь и на большее?
   БОРИНСОН. Нет! Трижды нет.
   ЭМИЛИЯ. А как ты увивался за супругой Жильберта?!
   БОРИНСОН. Кто тебе сказал такую глупость? Это была обыкновенная вежливость. И вообще, оставим Жильберта. Все дело в Юлие. Хотя Жильберт тоже мерзавец.
   ЭМИЛИЯ. А Патрик по-твоему лучше?
   БОРИНСОН. Конечно лучше. Себастьян очень нахваливал его. И потом, у него серьезная профессия - все-таки врач.
   ЭМИЛИЯ. Как нам с Патриком повезло. Хорошо, что он оказался рядом, когда Себастьяна хватил удар.
   БОРИНСОН. Не знаю, с чего это ему ударило в голову, что он может болеть на моем месте. Я вон сколько прожил Боринсоном, и никогда серьезно не болел.
   ЭМИЛИЯ. Да за тобой Себастьян ухаживал, как за нежным цветочком. Вот ты и не болел. Если бы мне кто-либо уделял столько внимания, я бы тоже чувствовала себя превосходно. Или взять Жанну. Одинокая девушка, постоянно загружена работой, и никто в доме не ценит и не обращает на нее внимания. Хорошо, что появился Патрик. Он осмотрел Жанну и сказал, что девушке требуется эмоциональная подпитка.
   БОРИНСОН. Патрик осматривал ее?
   ЭМИЛИЯ. Она жаловалась на сдавленность в груди. Но Патрик послушал и сказал, что ничего страшного. Пообещал сделать все возможное, чтобы девушка более радостно воспринимала жизнь.
   БОРИНСОН. Я потрясен!
   ЭМИЛИЯ. Врачебным опытом Патрика?
   БОРИНСОН. Несчастье за несчастьем.
   ЭМИЛИЯ. Болезнь Себастьяна и Жанны?
   БОРИНСОН. Нашествием племянников. Надо срочно выпроваживать одного и второго.
   ЭМИЛИЯ. Ни в коем случае. Никогда наш дом так не нуждался в молодых людях. Патрик плотно займется больными: Себастьяном и Жанной. Да-да! Не спорь! Жанне необходимо лечение! Впрочем, как и мне. А еще лучше - профилактика. Как там говорят: когда медицина никуда не годится, то вся надежда на профилактику.
   БОРИНСОН. Тогда бездельника Юлия можно гнать в шею сегодня же!
   ЭМИЛИЯ. Зачем? Ведь должен быть в доме хоть один здоровый человек! У тебя вон колени болят.
   БОРИНСОН. Да меня скоро паралич разобьет от всего этого!
   ЭМИЛИЯ. Тем более. Но винить некого -- ты сам затеял этот спектакль.
   БОРИНСОН. Сам... Но одно дело кое-как нацарапать сценарий, а другое - изобразить, чтобы все не принимали его за сказку.
   ЭМИЛИЯ. Ты как всегда прав. Моя жизнь превращается в сказку.
   БОРИНСОН. А моя -- в трагедию!
   ЭМИЛИЯ. Не волнуйся, мы потеряли одну нефтяную компанию, зато приобрели двух незаменимых молодых людей. Я представлю, как они разочаруются, когда ты им ничего не отпишешь.
   БОРИНСОН. А разве ты не согласилась, что мы не можем отдавать последнее?
   ЭМИЛИЯ. Но хоть что-то мы можем для них сделать?
   БОРИНСОН. Я не могу! Если ты можешь, то делай. Я не возражаю, только скажи что.
   ЭМИЛИЯ. Я еще не придумала. Но главное, мой котик, что ты в очередной раз сразил меня своим благородством.
  
   (Входит СЕБАСТЬЯН, он трясется, кряхтит и опирается на тросточку.)
  
   СЕБАСТЬЯН (Эмилии). И после того, что он со мной сделал, ты говоришь о его благородстве? Посмотри, во что я превратился!
   БОРИНСОН. Я не виноват, что ты заболел.
   СЕБАСТЬЯН. Пока не сделался тобой, не болел. От тебя все эти хвори.
   БОРИНСОН. Какие хвори?
   СЕБАСТЬЯН. Я сейчас в таком состоянии, что не могу отдать племянникам свое состояние.
   БОРИНСОН. Отлично! Теперь мы со спокойной совестью можем вежливо и дипломатично предложить им... выметаться вон.
   СЕБАСТЬЯН. Можем, но лучше не торопиться.
   БОРИНСОН. Ты о болезни Жанны?
   СЕБАСТЬЯН. Причем здесь Жанна? Сначала поправьте меня...
   БОРИНСОН. Да ты нормально выглядишь. Двигаешься энергично. (Трясется, словно попал под напряжение.)
   СЕБАСТЬЯН. А заодно Патрик поставит твой бизнес на правильные рельсы. Он обещал реанимировать нефтяную компанию.
   ЭМИЛИЯ. Вот что значит настоящий врач!
   БОРИНСОН. Я не верю в нефтяное выздоровление. И зачем ему это нужно?
   СЕБАСТЬЯН. Помогать родственникам - это долг каждого честного человека ! И потом, он впечатлен моих благородным отношением к тебе. Но и ты не опозорься - будь ко мне повнимательней.
   БОРИНСОН. Да куда уж внимательней. Все в доме бегают вокруг тебя. Я не позволял себе так привередничать! Даже газеты почитать некогда. Кстати, почему их не приносят?
   СЕБАСТЬЯН. Я запретил.
   БОРИНСОН. Как запретил?!
   СЕБАСТЬЯН. Ты хочешь, чтобы меня окончательно хватил инсульт? Посмотри, что в этих газетах пишут! То убийства, то аварии! Когда мой дедушка убежал с каторги в Австралию, то почта туда приходила два раза в год. И поэтому все страшные новости воспринимались спокойно. Их читали, как учебник истории. Так что, получишь газеты через полгода и будешь смеяться над тем, над чем бы рыдал сегодня.
   БОРИНСОН. Я возражаю!
   СЕБАСТЬЯН. Хорошо. Биржевые новости скоро принесут.
  
   (Входят ПАТРИК и ЖАННА.)
  
   ПАТРИК (Увидев Себастьяна). Адриан Стефанович, я же запретил вам подниматься!
   СЕБАСТЬЯН (притворяется неразумным). Кто это?
   БОРИНСОН. Это ваш врач.
   ЭМИЛИЯ. И племянник.
   СЕБАСТЬЯН. Два человека? А вижу только одного. (Закрывает один глаз рукой.) И так один. Совсем потерял зрение.
   ПАТРИК (Боринсону). Уложите его в постель. В горизонтальном положении зрение восстанавливается быстрее.
   ЭМИЛИЯ. Я тоже так думаю. Эффективный постели ничего не придумали! Чем бы ни заболел - обязательно припишут кровать.
  
   (БОРИНСОН и ЭМИЛИЯ уводят СЕБАСТЬЯНА.)
  
   ЖАННА. Стоило мне появиться в этом доме, как на него обрушилась масса несчастий. Сначала Адриан Стефанович потерял нефтяную компанию, а теперь - здоровую голову.
   ПАТРИК. За него не беспокойтесь. Как только бизнес поправиться, он поднимется на ноги.
   ЖАННА. Не сомневаюсь.
   ПАТРИК. Впервые вижу, чтобы такая красивая девушка оказалась столь проницательной. Вы о чем-то догадываетесь?
   ЖАННА. Да я уверена, все это затеяно, чтобы не выполнять свои обязательства.
   ПАТРИК. Вы просто ясновидящая. Тогда постарайтесь угадать мои, лежащие на поверхности, мысли.
   ЖАННА. Вы очень привязались к хозяину.
   ПАТРИК. И не только к нему.
   ЖАННА. К его помощнику?
   ПАТРИК. Да.
   ЖАННА. К камердинеру?
   ПАТРИК. Нет, к его секретарю. Я только увидел вас, и стразу понял, вы -- необыкновенная девушка. И я все готов сделать не только для этого дома, но и для того, чтобы добиться вашего расположения. Представляю, как Адриан Стефанович обрадуется, когда узнает о моей привязанности к вам.
   ЖАННА (двусмысленно). Представляю.
   ПАТРИК. И мы вместе восстановим его бизнес. Вы отлично знаете все детали его бизнеса.
   ЖАННА. Это моя работа.
   ПАТРИК. Можете быть откровенны. Я знаю, что никакого наследства давно уже нет. Единственная ценность в доме - это вы. Ну, и конечно, камердинер - его здесь просто боготворят. Но мы вдвоем можем помочь Адриану Стефановичу.
   ЖАННА. Вдвоем - я всегда согласна!
  

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

  
   (Входят ЮЛИЙ и ЭМИЛИЯ.)
  
   ЮЛИЙ. В таком состоянии он не может помешать нам быть вместе.
   ЭМИЛИЯ. Ты заставляешь меня краснеть.
   ЮЛИЙ. И от этого вы становитесь только краше.
   ЭМИЛИЯ. Прекрати, у меня кружится голова. (Трезво.) Но в таком состоянии он не сможет передать тебе свое состояние.
   ЮЛИЙ. Ерунда. Вы -- его супруга, стало быть, будете его попечителем и наследницей. Все в ваших руках. Когда я влюбился в вас, то и не предполагал, что все так хорошо обернется.
   ЭМИЛИЯ. Ах, если бы не этот камердинер! Мне кажется, он меня ревнует к вам.
   ЮЛИЙ. На этот счет будьте спокойны - я его подкупил. Это такой прохиндей, что за хорошие деньги и маму родную продаст. А уж вас - и подавно.
   ЭМИЛИЯ. Что ты говоришь!
   ЮЛИЙ. Вы его еще не знаете!
   ЭМИЛИЯ. Но я много лет была его...
   ЮЛИЙ. Да будь вы хоть его женой, все равно не смогли бы узнать этого пройдоху. Кстати, жены хуже всех знают своих мужей. А вам и подавно это неведомо. Подлец и прохвост! Он только и мечтает, чтобы разорить этот дом. В то время как я хочу его сохранить и укрепить... со всех сторон. Вам понравились мои стихи?
   ЭМИЛИЯ. Они восхитительны. Я даже намерена показать их кому-нибудь из домашних, например, Себастьяну или Жанне.
   ЮЛИЙ. Ни в коем разе!
   ЭМИЛИЯ. Но я не собираюсь говорить, кто их автор, и что они адресованы мне. Скажу, что встретила в одном из журналов...
   ЮЛИЙ (в сторону). ...Лежащих в секретере. (Эмилии.) Все равно не надо. Вряд ли они разбираются в поэзии и по достоинству оценят эти строки. А мои чувства к вам они и подавно не поймут.
   ЭМИЛИЯ. Но если ты настаиваешь... дорогой... (Подходит к Юлию с намерением обнять.)
   ЮЛИЙ. Поэзия живет в сердцах! Ей нечего делать на стадионах! (Услышав чьи-то шаги.) Опять кого-то нелегкая несет!
  
   (Входит БОРИНСОН.)
  
   ЮЛИЙ. Чего тебе? Слоняешься без дела. Приготовь обед на две персоны и принеси в мою комнату. А я пойду в погреб, возьму бутылочку винца. (Уходит.)
   БОРИНСОН. Этот бандит совсем обнаглел.
   ЭМИЛИЯ. Ничего он не бандит, а очень интеллигентный человек. Только что по памяти читал стихи.
   БОРИНСОН. Стихи? Какие стихи?
   ЭМИЛИЯ. Хорошие. (Читает.)
   Пусть все в моем доме меня заругают,
   На бирже пускай заклюет воронье,
   Я буду любить вас, моя дорогая,
   До гроба, до смерти, и после нее! (Двусмысленно.) Как они тебе? Что скажешь об этих строчках... дорогой?
   БОРИНСОН (Опасаясь разоблачения.) Какая-то ерунда. Ни рифмы, ни чувства.
   ЭМИЛИЯ. Юлий так и говорил, что ты не разбираешься в поэзии. Они гениальны. Ах, если бы ты мог написать такие стихи! Вот скажи, можешь?
   БОРИНСОН. Что ты... Никогда...
   ЭМИЛИЯ. Конечно. В тебе нет возвышенного, нет способностей. Я прочту их Жанне. Надеюсь, уж она их оценит.
   БОРИНСОН. Не вздумай! А вдруг и она не поймет?
   ЭМИЛИЯ. Ну и что?
   БОРИНСОН. И тебя ожидает еще одно разочарование.
   ЭМИЛИЯ. Нет, я уверена - она оценит. Я уверена в Жанне больше, чем в себе. Она никогда не подводила нас. Это лучший секретарь из всех, что были у нас. Согласись, она ведь лучшая? Ты ведь... дорогой, считаешь ее самой необыкновенной?! Не так ли?
   БОРИНСОН (в замешательстве). Обыкновенная, ничуть не лучше остальных.
   ЭМИЛИЯ. А мне показалось, что она смотрит на тебя слишком пристально, прямо впивается взглядом.
   БОРИНСОН (с надеждой). Ты и вправду так думаешь?
   ЭМИЛИЯ. Я уверена.
   БОРИНСОН. Пусть смотрит. Девичьему сердцу не прикажешь. Главное... я совершенно равнодушен к ней.
  
   (Входят Жанна и Юлий.)
  
   ЮЛИЙ. Равнодушие - бич нашего общества. Я еще понимаю пресыщенную знать. Но даже рядовые люди живут так, будто несчастье близких их не трогает.
   ЭМИЛИЯ. Вы о болезни моего супруга?
   ЮЛИЙ. Нет, о Себастьяне. Еще когда попросил его приготовить обед, а он до сих пор околачивается тут.
   ЭМИЛИЯ. Он увлек меня беседой о поэзии.
   БОРИНСОН. Чур на меня... Сохрани господь! Не знаю я никакой поэзии. (Торопливо уходит.)
   ЮЛИЙ (вослед Боринсону). Приземленная личность. Мужчины в этом доме абсолютно бездарны. К тому же, болеют. Женщинам не на кого опереться.
   ЖАННА. Но Патрик вылечит Адриана Стефановича.
   ЮЛИЙ. Не говорите мне о Патрике. Я пробил его фамилию в интернете. В списке врачебной гильдии его нет.
   ЖАННА. Значит, он целитель от бога. Только прикоснулся ко мне -- и сразу стало легче.
   ЮЛИЙ. Вы что, тоже заболели?
   ЖАННА. Я раньше болела. Теперь, благодаря Патрику, я стала смотреть на этот мир и на этот дом совершенно иначе. И очень сочувствую захворавшему Адриану Стефановичу, а еще больше - бедному Себастьяну.
   ЮЛИЙ. Черт бы побрал этого служку! Все прямо повернуты не его здоровье! Этого сумасшедшего надо уволить без выходного пособия. Что я и сделаю при первой возможности.
   ЖАННА. Я раньше тоже думала, что его не мешало бы наказать.
   ЭМИЛИЯ. Ну, это уже слишком.
   ЖАННА. Но это было раньше. Теперь, благодаря Патрику...
   ЮЛИЙ. Еще один преступник. Преступник вдвойне, ибо утверждает, что он -- мой двоюродный братец. Там, где я провел почти всю свою жизнь, таких и близко не было. Может быть, он сидел в другом месте?..
   ЭМИЛИЯ. Сидел?!
   ЮЛИЙ (спохватившись). ...В другом городе... за другой партой... Но я это выясню. Так что, пожалуйста, при мне не поминайте Патрика и этого ужасного Себастьяна. Пойду посмотрю, как он выполняет мое поручение. (Уходит.)
   ЖАННА. Как вам племянничек?
   ЭМИЛИЯ. Неподражаем. Такой деятельный и при этом столь поэтичный! Несовместимые качества. Но уж больно он строг к нашему Себастьяну. (Смеется.) Ох, уж этот Себастьян! Сегодня ночью наш псевдосебастьян скребся в мою дверь. Но я не пустила. Не хватало еще, чтобы племянники догадались о подмене. Или хуже того, подумают, что я завела роман с прислугой.
  
   (Входит БОРИНСОН со свернутой газетой в руках. Осматривается по сторонам.)
  
   БОРИНСОН. Дорогих гостей нет? Все! Не могу! Они меня в гроб загонят!
   ЭМИЛИЯ. Адриан, что тебя тревожит?
   БОРИНСОН. Маразм Себастьяна. Я опасаюсь, что он окончательно уверовал, что стал Боринсоном. Даже не знаю, как мы разубедим его.
   ЭМИЛИЯ. Ничего страшного. Главное, что племянники не догадываются и нашему благосостоянию ничего не угрожает.
   ЖАННА. К-х, к-х...
   БОРИНСОН. Что с тобой?
   ЖАННА. Извините, поперхнулась.
   БОРИНСОН. Я принесу воды.
   ЖАННА. Не надо, я сама. (Уходит.)
   БОРИНСОН. А еще этот Юлий!..
   ЭМИЛИЯ. Что на этот раз натворил твой горячо нелюбимый племянник?
   БОРИНСОН. Он мне вовсе не племянник.
   ЭМИЛИЯ. Ты уверен?
   БОРИНСОН. Как то, что я Боринсон. Он задался целью меня извести. И знаешь почему?
   ЭМИЛИЯ. Не знаю.
   БОРИНСОН. Он меня ревнует.
   ЭМИЛИЯ. Это уже интересно. И к кому же?
   БОРИНСОН. К тебе.
   ЭМИЛИЯ. Извини, как ты можешь предполагать такую нелепость?
   БОРИНСОН. Он подслушал наш ночной разговор.
   ЭМИЛИЯ. Какой разговор?
   БОРИНСОН. Когда я умолял у твоей двери.
   ЭМИЛИЯ. Хорошо, что я была непреклонна. Только этим и спасла свою репутацию.
   БОРИНСОН. Но моя в его глазах окончательно рухнула. Он так и сказал: "Теперь я понимаю, почему женщины этого дома восхищаются тобой!"
   ЭМИЛИЯ. Женщины? Какие женщины?
   БОРИНСОН. Я не удивлюсь, если он начнет клеветать на меня в отношении Жанны.
   ЭМИЛИЯ. Это она неравнодушна к тебе. Я в этом почти уверена. Так что Юлий в некотором смысле прав.
   БОРИНСОН. Ты обвиняешь меня в грехах, которых я не совершал?
   ЭМИЛИЯ. Если женщине нравится мужчина, она рано или поздно найдет способ его соблазнить.
   БОРИНСОН (с надеждой). И спасения нет?
   ЭМИЛИЯ. Ни единого шанса.
   БОРИНСОН (радостно). Слава богу! (Спохватившись.) Слава богу, что моя юность осталась в прошлом. Теперь я в безопасности.
   ЭМИЛИЯ. Да. Наверное, ты прав. Она с неменьшим восторгом смотрит и на Патрика.
   БОРИНСОН (возмущенно). Да как она смеет!
   ЭМИЛИЯ. ???
   БОРИНСОН (опомнившись). В нашем добропорядочном доме... на рабочем месте. И это всего через месяц, как устроились!
   ЭМИЛИЯ. Я с тобой согласна. Ее надо уволить.
   БОРИНСОН. Ни в коем случае!
   ЭМИЛИЯ. Но почему?
   БОРИНСОН (в замешательстве). Видишь ли... мне кажется... (Радостно.) Да вот же почему! Она от обиды откроет племянникам наш безобидный розыгрыш. (Облегченно.) Ух!
   ЭМИЛИЯ. И они оскорбленные, поняв, что их дурачили, немедленно покинут дом. Ведь именно об этом ты и мечтаешь.
   БОРИНСОН. И обязательно распишут в газетах, как я чистил им ботинки и прислуживал своему сумасшедшему камердинеру. А уж эти газеты, будь уверена, не поскупятся на краски. Можешь не сомневаться, вот и в этой паршивой газетенке есть какая-то гадость обо мне! (Разворачивает газету.) Не может быть!
   ЭМИЛИЯ. Что случилось?
   БОРИНСОН. Смотри! "Недавняя продажа акций нефтяной компании Боринсона признана недействительной". Подзаголовок. "Компания вновь возвращена ее прежнему владельцу". Ура!!! Дай я тебя поцелую! (Эмилия подставляет губы, но Боринсон целует газету.) Волшебная газета!
   ЭМИЛИЯ. Господи! Как все хорошо обернулось.
   БОРИНСОН. Наконец-то он услышал меня!
   ЭМИЛИЯ. И теперь мы можем поступить, как задумали.
   БОРИНСОН. Как?
   ЭМИЛИЯ. Основное состояние отдать племянникам. А себе оставить только нефть.
   БОРИНСОН. Ну уж нет! Этому никогда не бывать!
   ЭМИЛИЯ. Но почему? Ты ведь сам решил, что должен помогать родственникам, которым в жизни повезло меньше твоего.
   БОРИНСОН. А я разве не помогал? Я разве не чистил им ботинки и сюртуки? Какая им еще нужна помощь?
   ЭМИЛИЯ. Так ты хочешь сказать?..
   БОРИНСОН. Вот именно! В шею! И чем раньше, тем лучше!
   ЭМИЛИЯ. Но в газетах напишут, как с ними обошлись.
   БОРИНСОН. Черт бы побрал эти газеты!
   ЭМИЛИЯ (подходит к Боринсону). Милый, давай не будем торопиться. Ведь нельзя же так резко крушить надежды молодых людей. Потерпи хоть ради меня. Чтобы я в будущем не корила себя, что обошлась с ним очень немилосердно.
   БОРИНСОН. С кем это, с ним?
   ЭМИЛИЯ (опомнившись). С поколением... идущим нам на смену.
   БОРИНСОН. Хорошо. Потерплю. Но только ради тебя.
   ЭМИЛИЯ. Вот и договорились, дорогой.
  
   (Входит ЮЛИЙ.)
  
   ЮЛИЙ (с порога Боринсону). Вы посмотрите на этого ночного разбойника!
   ЭМИЛИЯ. Юлий, ты о чем?
   ЮЛИЙ. Он знает о чем! (Боринсону.) Там Адриан Стефанович спрашивает тебя.
   БОРИНСОН (язвительно). Слушаюсь. (Уходит.)
   ЮЛИЙ. Эмилия, я всегда готов защитить вас от наглых притязаний этого мужлана. Будь Адриан Стефанович в здравом уме, я бы подсказал ему, кого он пригрел в своем доме. А так приходится быть с наглецом благовоспитанным.
   ЭМИЛИЯ. Вы, скорее всего, вчера его неправильно поняли. Он хотел сообщить, что Адриану Стефановичу стало лучше. Я сама просила Себастьяна докладывать о здоровье супруга.
   ЮЛИЙ. Но можете не сомневаться, он хотел воспользоваться вашей беззащитностью.
   ЭМИЛИЯ. Нет, Себастьян на это не способен.
   ЮЛИЙ (в сторону). Куда ему! Я лучше справлюсь с этой задачей. (Эмилии.) Если не возражаете, о здоровье Адриана Стефановича теперь по вечерам буду докладывать я.
   ЭМИЛИЯ. Но это следует делать осторожно.
   ЮЛИЙ. Не волнуйтесь, больного мы не потревожим.
   ЭМИЛИЯ. И не разбуди Себастьяна.
   ЮЛИЙ. О, господи!
   ЭМИЛИЯ. Иначе никак.
   ЮЛИЙ. Хорошо. Я сегодня измотаю его так, что он будет спать крепче праведника.
  
   (Входит ПАТРИК.)
  
   ЮЛИЙ. Вот, только заговорили о праведниках и пожалуйста - собственной персоной наш целитель -- Святой Патрик.
   ПАТРИК (Эмилии). Я хотел бы с вами поговорить.
   ЭМИЛИЯ. Я слушаю, Патрик.
   ПАТРИК. Наедине.
   ЮЛИЙ. Я удаляюсь. Пойду помогу бедному Себастьяну, а то он совсем умаялся. (Уходит.)
   ПАТРИК. Уважаемая тетушка...
   ЭМИЛИЯ. Патрик, оставим церемонии, можешь называть меня по имени.
   ПАТРИК. Эмилия, чем дольше я живу в этом доме, тем более восхищаюсь вашими достоинствами.
   ЭМИЛИЯ. Прекрати, какие достоинства могут быть у престарелой тетушки?
   ПАТРИК. Не говорите так. Самые необыкновенные. С каждым днем вы нравитесь мне больше и больше.
   ЭМИЛИЯ (в сторону). Невероятно! Еще один обожатель.
   ПАТРИК. Я потрясен вашей выдержкой.
   ЭМИЛИЯ. Ты о болезни Адриана Стефановича?
   ПАТРИК. И об этом, конечно. Но в первую очередь восхищает другое. Мне известно о расстроенных финансах этого дома. Крайне расстроенных. Вы, конечно, тоже знаете об этом. Но сохраняете невозмутимость духа. И, мало того, что поддержали Адриана Стефановича отдать последнее, всегда печетесь о его здоровье.
   ЭМИЛИЯ. Чему тут удивляться - я хочу, чтобы он выздоровел.
   ПАТРИК. Я вас успокою - он обязательно поправится. Есть одно очень действенное средство.
   ЭМИЛИЯ. Тогда немедленно используйте его.
   ПАТРИК. Но оно в руках Себастьяна. Это газета с радостным для Адриана Стефановича сообщением.
   ЭМИЛИЯ. Так в чем дело? Сообщите ему.
   ПАТРИК. Но Себастьян, как малый ребенок, не хочет расставаться с газетой.
   ЭМИЛИЯ. Наверное, болезнь хозяина перекинулась на его камердинера.
   ПАТРИК. Похоже, что так. Он ведет себя не лучше Адриана Стефановича. И тут уж и я не знаю, как быть. Вы не могли бы, как хозяйка, повлиять на него. Пусть он постарается вести себя в рамках своих обязанностей. Пусть отдаст газету Адриану Стефановичу.
  
   (Вбегает ЮЛИЙ. Он помят, под глазом синяк.)
  
   ЮЛИЙ. С дядюшкой творится что-то неладное.
   ПАТРИК. Что случилось?
   ЮЛИЙ. Он пробежал по лестнице, как угорелый!
   ЭМИЛИЯ. Не может быть!
   ЮЛИЙ. Я хотел догнать его. Но он столкнул меня с лестницы!
   ЭМИЛИЯ. Ты, наверное, обознался.
   ЮЛИЙ. Ничего я не обознался! В его руке была бутылка вина, и он бежал из винного погреба к себе в комнату.
   ПАТРИК. Если это не приведение, то дело совсем плохо.
   ЮЛИЙ. Плохо, что лежачий больной начал бегать?
   ПАТРИК. Вот именно. Во время кризиса организм мобилизуется и в такие мгновения выплескивает последние остатки энергии.
   ЭМИЛИЯ. Бедный Себастьян!
   ЮЛИЙ. Причем здесь Себастьян?
   ЭМИЛИЯ (опомнившись). ...Он не перенесет плохое известие о хозяине.
   ПАТРИК. Не волнуйтесь. Я почти уверен, у Адриана Стефановича железное здоровье. И то, что скосило бы других, пойдет ему только на пользу.
   ЮЛИЙ. Но бутылка вина?!.
   ПАТРИК. А вот это моя вина. Я убедил его выпить микстуру. И он, наконец, внял моему совету, но, будучи в полубреду, перепутал емкости.
   ЮЛИЙ. И он в таком состоянии способен выпить бутылку?!
   ЭМИЛИЯ. В нынешнем - не знаю. Но раньше он выпивал по две. И выполнял все обязанности, не моргнув глазом. Мы, конечно, журили его за это пристрастие...
   ЮЛИЙ. Кто это мы?
   ЭМИЛИЯ. Я... и... и Себастьян. Да не смотрите вы так! Себастьян был к моему супругу по-отечески строг. Иной раз неделями не позволял ему притрагиваться к бутылке.
   ЮЛИЙ. Невероятно!
   ПАТРИК. И в самом деле, удивительно. Но это хорошая новость. Значит, какая-то единственная бутылочка винца не станет для организма больного потрясением.
   ЮЛИЙ. Зато я потрясен. Посмотрите, что он со мной сделал! И это больной. А если выздоровеет?! У него энергии на троих.
   ПАТРИК. Это и в самом деле опасно. Бывали случаи, что силы в таком состоянии удесятерялись.
   ЭМИЛИЯ. Лучше временно закрыть погреб.
   ПАТРИК. И всем нам надо быть осторожными, не шляться без дела по коридорам, особенно по вечерам и ночью. Обострение у таких больных чаще всего происходит именно ночью. А тебе, Юлий, я сделаю примочки, и синяки сойдут за какие-то две недели.
   ЮЛИЙ. Две недели?!
   ПАТРИК. Ничего не поделаешь. Я хоть и Патрик, но вовсе не святой.
  
   (Входит СЕБАСТЬЯН. Он по-прежнему притворяется больным.)
  
   ПАТРИК. Адриан Стефанович, я же запретил вам подниматься.
   СЕБАСТЬЯН. Да-да, помню. Но мне после твоей микстуры стало немного легче. (Удивленно смотрит на Юлия.) А это кто?
   ЮЛИЙ. Тот, кого вы столкнули с лестницы.
   СЕБАСТЬЯН. У него под глазом синяк... Хулиган наверное. Куда смотрит полиция?
   ПАТРИК. Мы и без полиции призовем его к порядку. Адриан Стефановича, если вам стало немного легче, то не лучше ли пойти к себе в комнату и почитать газеты?
   СЕБАСТЬЯН. Не хочу засорять свою светлую голову всякими глупостями.
   ПАТРИК. Но там пишут, что ваш бизнес полностью восстановился. Нефтяная компания снова ваша.
   СЕБАСТЬЯН (Патрику). Это правда?
   ПАТРИК. На сто процентов.
   СЕБАСТЬЯН. Так я могу выздоравливать?
   ПАТРИК. Конечно. Не вижу смысла в болезнях, когда тебя дожидаются миллионы.
   СЕБАСТЬЯН. Да мне не хватит и ста лет, чтобы потратить их самому!
   ЮЛИЙ. Теперь и я вижу, что микстура помогает.
   СЕБАСТЬЯН. Ой, что-то голову сдавило.
   ПАТРИК (Юлию). Прекрати провоцировать кризис!
   СЕБАСТЬЯН. Придумал!..
   ЭМИЛИЯ. Что ты, дорогой, придумал?
   СЕБАСТЬЯН. Как разом избавиться от всех своих денег!
   ЮЛИЙ. Видите, ему опять стало лучше. Дядюшка, сейчас самое время это сделать. Давайте пойдем в ту комнату и там все официально оформим.
  
   (ЮЛИЙ и ПАТРИК берут Себастьяна под руки, уводят его. Слышится дверной звонок. ЭМИЛИЯ открывает дверь. На пороге стоит ЖИЛЬБЕРТ.)
  
   ЭМИЛИЯ. Жильберт?!
  
   (ЖИЛЬБЕРТ входит, торопливо закрывает дверь.)
  
   ЖИЛЬБЕРТ. Я пропал! Эмилия, я пропал.
   ЭМИЛИЯ. Что случилось?
   ЖИЛЬБЕРТ. Мы все пропали! За мною слежка.
   ЭМИЛИЯ. Кэтрин узнала?
   ЖИЛЬБЕРТ. Догадывается.
   ЭМИЛИЯ. И ты, чтобы замести следы, прибежал в наш дом?
   ЖИЛЬБЕРТ. Я хотел увидеть тебя перед смертью!
   ЭМИЛИЯ. Ты пьян! За измену у нас, слава богу, еще не расстреливают.
   ЖИЛЬБЕРТ. Зато сажают за решетку -- я помогал твоему супругу.
   ЭМИЛИЯ. Ты был незаменимым помощником.
   ЖИЛЬБЕРТ. Я о другом. Помогал Адриану уходить от налогов. Меня вычислили. В вашем семействе работает агент.
   ЭМИЛИЯ. У нас?! Агент?!
   ЖИЛЬБЕРТ. Я застрелюсь! Я не хочу в тюрьму.
   ЭМИЛИЯ. А меня убьет Адриан, если увидит нас вдвоем, да еще в нашем доме! А вот, кажется, и он.
   ЖИЛЬБЕРТ. Теперь все равно от чего умирать.
   ЭМИЛИЯ. Спрячься вот сюда -- это кабинет Адриана. Осторожно, там на пороге банки с краской.
  
   (Эмилия заталкивает Жильберта в кабинет, закрывает дверь. Входит Боринсон.)
  
   БОРИНСОН. С кем ты говорила?
   ЭМИЛИЯ. Ты заразился от Себастьяна галлюцинациями?
   БОРИНСОН. Я совершенно здоров. Если голова и болит, так это от краски.
   ЭМИЛИЯ. А у меня болит от того, что ты здесь устроил.
  
   (Слышится дверной звонок.)
  
   БОРИНСОН. Ну хоть звонок слышишь?
   ЭМИЛИЯ. Звонок слышу. Иди и открывай, ты у нас теперь дворецкий.
   БОРИНСОН. Камердинер.
  
   (Боринсон открывает дверь. Входит КОМИССАР.)
  
   КОМИССАР (представляется). Комиссар полиции. Хотел бы видеть хозяина этого дома.
   БОРИНСОН. Его нет... он уехал.
   КОМИССАР. Далеко.
   БОРИНСОН. Он не докладывает.
   КОМИССАР. А вы кто?
   БОРИНСОН. Его камердинер... Себастьян.
   КОМИССАР. Вот что, Себастьян, передай своему хозяину, что скоро его будут возить за казенный счет. А это, я полагаю, его супруга?
   ЭМИЛИЯ. Да. Эмилия Боринсон.
   КОМИССАР. Мадам, приношу свои извинения, но в вашем доме скрылся преступник, работающий в паре с вашим мужем. А, может быть, заодно и вместе с вами.
   БОРИНСОН. С нею?
   КОМИССАР. Да. Не исключено, что она может оказаться его любовницей.
   БОРИНСОН. Я не знаю, о ком вы говорите, но он точно преступник.
   КОМИССАР. Вы должны его знать. Это Жильберт - глава городской налоговой службы.
   БОРИНСОН. Не может быть! Главный налоговик!
   КОМИССАР. Теперь он не главный. Получен приказ о его аресте. Эту должность займет более честный человек.
   БОРИНСОН. Вы о налогах... или...
   КОМИССАР. О налогах. Личная жизнь вашего семейства меня не интересует.
   ЭМИЛИЯ. Слава богу, хоть сюда полиция не лезет.
   КОМИССАР. Я должен осмотреть дом.
   ЭМИЛИЯ. А ордер имеется?
   КОМИССАР. Дайте лист бумаги, я сейчас его выпишу.
   ЭМИЛИЯ. Канцелярская лавка напротив.
   БОРИНСОН. Эмилия... Адриан Стефанович будет недоволен, как в его доме встречали гостей.
   ЭМИЛИЯ (многозначительно). Если Адриан Стефанович так считает, то можешь показать дом.
   БОРИНСОН (комиссару). Пройдемте.
  
   (БОРИНСОН и Комиссар уходят. ЭМИЛИЯ открывает дверь кабинета.)
  
   ЭМИЛИЯ. Жильберт! Быстро уходи.
  
   (ЖИЛЬБЕРТ в бессознательном состоянии вываливается из двери и распластывается на полу. Голова его испачкана красной краской. ЭМИЛИЯ бросается к нему.)
  
   ЭМИЛИЯ. Жильберт!..
  
   (Входит ЮЛИЙ. Застывает на пороге.)
  
   ЮЛИЙ. Что это?
   ЭМИЛИЯ. Он... он хотел... убить себя!..
   ЮЛИЙ. Похоже, малый сдержал слово. Вы его знаете?
   ЭМИЛИЯ. Думала, что знала. Юлий, его не должны здесь видеть.
   ЮЛИЙ. Похоже, запахло мокрухой. Надо же! А я только освободился!
  
   (ЮЛИЙ Склоняется на Жильбертом, обыскивает "тело", находит пистолет. )
  
   ЮЛИЙ. "Магнум" сорок пятого калибра. (Засовывает пистолет обратно в карман Жильберту.)
   ЭМИЛИЯ. Его надо отправить домой.
   ЮЛИЙ. Он, кажется, уже там. (Поднимает голову вверх).
   ЭМИЛИЯ. Ну, хотя бы посади его!
   ЮЛИЙ. Не произносите при мне этого слова. Лучше скажите - прислони к стене. (Берет Жильберта под мышки, подтаскивает и прислоняет к стене. Жильберт сидит на полу, свесив голову.) А что за тип бродит по дому с Себастьяном?
   ЭМИЛИЯ. Комиссар полиции.
   ЮЛИЙ (в отчаянье садится рядом с Жильбертом, смотрит на соседа). Мне кранты! И зачем я прикасался к пистолету?! Хоть забинтуйте ему голову. На это невозможно смотреть.
  
   (Эмилия снимает накидку с кресла, обматывает голову Жильберту. Получается нечто вроде чалмы.)
  
   ЭМИЛИЯ. Жильберт... сейчас тебе станет лучше.
   ЮЛИЙ. И мне...
   ЭМИЛИЯ. Забинтовать голову?
   ЮЛИЙ. Нашатыря.
  
   (Входит СЕБАСТЬЯН.)
  
   СЕБАСТЬЯН. Кто здесь еще заболел? (Застывает на месте.) Кто... это?
   ЮЛИЙ. Еще один...
   СЕБАСТЬЯН. Племянник?
   ЮЛИЙ. Да. Застрелился, узнав, что вы заболели.
   ЭМИЛИЯ. Ничего он не застрелился. Нанюхался краски.
   СЕБАСТЬЯН. Токсикоман?
   ЮЛИЙ. Так он живой?
   ЭМИЛИЯ. Это не важно.
   ЮЛИЙ. Для него и для меня как раз очень важно. Тогда мой нашатырь отдайте ему.
   ЭМИЛИЯ. Это Жильберт! Комиссар не должен видеть его.
   СЕБАСТЬЯН. Жильберт?! Я же говорил, не приводи своего любовника домой.
   ЮЛИЙ. Так это любовник?! Дайте пистолет, я его пристрелю.
   ЭМИЛИЯ. Мой супруг пошутил. Но в любом случае он не должен видеть его здесь.
   ЮЛИЙ (смотрит на Себастьяна). Не понял?..
   СЕБАСТЬЯН. Да я его и так почти не вижу. Размытое пятно.
   ЭМИЛИЯ. Жильберта надо спрятать. Он скрывается от полиции.
   ЮЛИЙ. Еще бы. Все наркоманы бегают от нее.
   ЭМИЛИЯ. Спрячьте его куда-нибудь!
   ЮЛИЙ. В кабинет.
   ЭМИЛИЯ. Только не туда.
  
   (Входит БОРИНСОН.)
  
   БОРИНСОН. Юлий, что вы делаете на полу?
   СЕБАСТЬЯН. Он... медитирует...
   БОРИНСОН. А это кто? (Указывает на Жильберта.)
   ЭМИЛИЯ. Это его наставник. Знаменитый гуру, только что прибыл из Индии.
   БОРИНСОН. Но он не шевелится.
   ЭМИЛИЯ. Медитирует...
   СЕБАСТЬЯН. ...В глубоком трансе.
   ЭМИЛИЯ. Растворился во Вселенной...
   ЮЛИЙ. ...С помощью пистолета.
   БОРИНСОН. Индус вооружен?!
   СЕБАСТЬЯН. А что вы хотели - политика непротивления.
   БОРИНСОН. Могли бы для медитации выбрать более подходящее место.
   ЭМИЛИЯ. И я ему говорила - напрасно явился сюда. Но он все делает по-своему.
   БОРИНСОН (Эмме). Ты его знаешь?
   СЕБАСТЬЯН. Откуда она может его знать. Вы ведь никогда не бывали в Индии.
   ЭМИЛИЯ. А вот комиссар там бывал - он не переносит индусов. Если увидит - несчастному несдобровать.
   БОРИНСОН. Комиссар расист?
   СЕБАСТЬЯН. Он считает, что все индусы торгуют наркотиками... знаете... благовония... нанюхаешься и крыша начинает ехать.
   БОРИНСОН. У меня так точно скоро поедет.
   СЕБАСТЬЯН. Тогда хватит отдыхать. Мы должны помогать друг другу... даже если родились в разных полушариях.
  
   (СЕБАСТЬЯН и ЭМИЛИЯ поднимают Жильберта и усаживают в компьютерное кресло. Себастьян катит его к двери на выход.)
  
   ЮЛИЙ (поднимаясь на ноги). Дайте я его прокачу. (Берется за спинку кресла.)
   ЭМИЛИЯ. Только осторожно. На улице горка.
   ЮЛИЙ. С горки и прокачу.
   ЭМИЛИЯ. Юлий, я тебя умоляю...
   ЮЛИЙ. Не волнуйтесь... ему жарко не будет... я с ветерком...
  
   (Входит КОМИССАР)
  
   КОМИССАР. Кто это? (Указывает на Жильберта.)
   БОРИНСОН (Комиссару). Проходу нет от этих попрошаек.
   СЕБАСТЬЯН. Ездят... тут... побираются.
   КОМИССАР. Уличные нищие?
   БОРИНСОН. Да какие они уличные, если вламываются в дом?!
   КОМИССАР. Я где-то его видел.
   БОРИНСОН. Которого?
   КОМИССАР. Который в коляске.
   ЭМИЛИЯ. А я его вижу впервые. Но это не значит, что человека надо оставлять в беде. Наш дом всегда славился гостеприимством.
   КОМИССАР. Вы собираетесь потакать попрошайкам?
   БОРИНСОН. Последнее время мы только этим и занимаемся.
   КОМИССАР. Благотворительность должна быть в разумных пределах.
   БОРИНСОН. Вот и я ей говорю. (Указывает на Эмилию.) А она готова всю себя отдать... снять с себя последнюю рубаху!
   КОМИССАР. Поступайте, как знаете. А мне покажите другую часть дома. Я думаю, Боринсон почуял недоброе и где-то прячется.
   БОРИНСОН. Юлий, помоги комиссару.
  
   (ЮЛИЙ неохотно оставляет Жильберта.)
  
   КОМИССАР. Вы же говорили -- это нищий.
   БОРИНСОН. Так и есть! Нищий племянник Боринсона.
   КОМИССАР. Погодите, не пойму...
   БОРИНСОН. А что непонятного...
   ЭМИЛИЯ. Попрошайка позвонил, а Юлий открыл дверь.
   БОРИНСОН. Нищий встретил нищего.
   ЮЛИЙ. Себастьян, это переходит все границы!
   БОРИНСОН. Я имел ввиду... нищие духом... которые обязательно наследуют царствие божье, если не поддадутся соблазну прочих наследств.
  
   (КОМИССАР и ЮЛИЙ уходят.)
  
   БОРИНСОН (катя кресло в Жильбертом к двери). Поехали, дорогой, тебе нужен свежий воздух. А здесь так воняет краской. (Останавливается, недоуменно смотрит на голову Жильберта.) Погоди... у него на голове накидка с нашего кресла.
   ЭМИЛИЯ. А я тебе говорила, когда покупали, что это очень модная расцветка... даже в Индии.
   ЖИЛЬБЕРТ (шевелится, слабым голосом). Эмма... пить...
   БОРИНСОН. Он знает твое имя. (Поднимает опущенную голову Жильберта, внимательно изучает его.)
   ЭМИЛИЯ. Бредит.
   БОРИНСОН. Он похож на Жильберта.
   ЭМИЛИЯ. У каждого на земле есть точная копия.
   БОРИНСОН. И голос его.
   ЖИЛЬБЕРТ (слабым голосом). Адриан... мы погибли... пристрели меня. Пистолет в кармане.
  
   (БОРИНСОН вынимает из кармана Жильберта пистолет.)
  
   БОРИНСОН. Застрелиться и не жить!.. Это Жильберт!.. (В одной руке держит пистолет, другой разматывает голову Жильберту, при этом пачкает руку в краску.) Ты не нашел лучшего места где спрятаться от полиции?!
  
   (Входит Патрик, видит окровавленного Жильберта и вооруженного Боринсона.)
  
   БОРИНСОН (объясняя двусмысленную ситуацию). Вот... просит избавить его от бедности.
   ПАТРИК. Кто это?
   БОРИНСОН. Нищий. Он всегда у меня побирался. (Вытирает свое лицо испачканной в краске рукой, окончательно приобретая злодейскую внешность.)
   ЭМИЛИЯ (Патрику). Это Жильберт. Товарищ Адриана.
   ПАТРИК. Я думал в этом доме с пистолетом встречают только наследников.
   ЭМИЛИЯ. Укатите его... сейчас вернется комиссар.
   БОРИНСОН. Куда?
   ПАТРИК (пробуя пульс Жильберта). На кладбище еще рано.
   ЭМИЛИЯ. В то крыло! Там есть запасной выход.
  
   (ПАТРИК и СЕБАСТЬЯН увозят Жильберта в боковую дверь. Входит КОМИССАР, видит "окровавленного" Боринсона с пистолетом в руках, выхватывает свой пистолет, направляет на "преступника".
  
   КОМИССАР. Ни с места! Брось оружие!
  
   (Боринсон послушно кладет пистолет на пол, брезгливо делает шаг в сторону.)
  
   ЭМИЛИЯ. Комиссар, большое спасибо! Он хотел застрелиться.
   КОМИССАР. Из-за чего?
  
   (Входит Юлий.)
  
   ЮЛИЙ. Наверное, дал попрошайке два франка, и теперь не может простить себе неслыханную щедрость.
   БОРИНСОН. Я таким образом собирался защитить честь этого дома. Моего хозяина подозревают в финансовых махинациях.
   ЮЛИЙ. Я же говорил - он из-за денег.
   КОМИССАР. А куда подевался нищий? Он похож на одного преступника.
   БОРИНСОН. На Жильберта?
   КОМИССАР. И вам так показалось? Вы знаете Жильберта?
   БОРИНСОН. Никогда его не видел.
   КОМИССАР. Но сказали, что похож.
   БОРИНСОН. Все преступники на одно лицо.
   ЭМИЛИЯ. ...Даже если проживают в Индии.
   КОМИССАР (поднимая пистолет с земли, Боринсону). Откуда у вас пистолет?
   БОРИНСОН. Это индейца.
   ЭМИЛИЯ. Индийца.
   БОРИНСОН. Да! Этого сикха.
   КОМИССАР. Попрошайка с пистолетом?!
   БОРИНСОН. Жильберт всегда был бандитом.
   КОМИССАР. Жильберт?
   БОРИНСОН. Я имею в виду попрошайку, похожего на Жильберта. Мне отлично известна эта назойливая публика. Иные только намекают - поделись. А этот открыто угрожал - давай, иначе тебе крышка!
  
   (Входит ПАТРИК. За спиной комиссара машет руками, словно птичка крылышками, давая понять, что Жильберт успешно эвакуирован.)
  
   КОМИССАР. И где теперь индус?
   ПАТРИК. Отбыл на родину. Включил четвертую передачу и -- поминай как звали.
   БОРИНСОН. Ох, и легкие на подъем эти сикхи!
   КОМИССАР (Боринсону). Да у вас руки в крови! Похоже, вы его застрелили.
   БОРИНСОН. Если стрелять всех неимущих, то наши улицы опустеют. Наоборот - это он меня ранил.
   КОМИССАР. И вы его отпустили?
   БОРИНСОН. Мой хозяин всегда призывал меня к великодушию.
  
   (Вбегает КАТРИН.)
  
   КАТРИН. Где Жильберт?!
   БОРИНСОН. Какой Жильберт?
   КАТРИН. Мой муж. Он оставил письмо, перед тем, как свести счеты с жизнью.
   КОМИССАР (Боринсону). Так это был Жильберт?
   БОРИНСОН. Похоже что он - никогда не держал слово. По мне, если обещал застрелиться - так сделай! И не марай бумагу.
   КОМИССАР (Катрин). Его письмо у вас?
   КАТРИН. Вот оно.
  
   (КОМИССАР пробегает письмо глазами, поворачивается к Эмилии).
  
   КОМИССАР. Да-а-с, мадам...
   КАТРИН. Я давно ее подозревала... (Указывает на Эмилию.)
   БОРИНСОН. В чем?
   КОМИССАР (прячет письмо). Тайна следствия.
   ЭМИЛИЯ. Я не знаю, что там нацарапал этот индус, но он клевещет.
   КАТРИН. Ага! Значит, ты знала даже то, что он родился в колонии!
   КОМИССАР. Потомственный преступник?
   КАТРИН. В английской колонии... в Бомбее.
   КОМИССАР. Так вот почему он в чалме!..
   ПАТРИК (Катрин). Не волнуйтесь... ваш супруг уехал.
   КАТРИН. На чем?
   ПАТРИК. На личном транспорте.
   КАТРИН. Да он не умеет управлять машиной. За рулем всегда я.
   БОРИНСОН. Стреляться он тоже не умеет. Меня с собой перепутал. (Показывает ладонь в краске.)
   КАТРИН. Так его посадят?!
   КОМИССАР. Обязательно. Но за другую провинность. Если сажать за ту, что указана в письме, наши улицы опустеют.
   КАТРИН. Я сама отыщу его и убью на месте.
   КОМИССАР. Лучше передайте, пусть явится в полицию добровольно. И пусть приходят вдвоем.
   КАТРИН (указывая на Эмилию). С ней?
   КОМИССАР. С Боринсоном. Этот махинатор тоже исчез. Где он может скрываться? (Патрику.) Как я понимаю, вы в этом доме отвечаете за эвакуацию преступников. Кто вы?
   ЮЛИЙ. Он псевдоплемянник.
   КОМИССАР (Юлию). А вы?
   ЮЛИЙ. А я настоящий племянник Адриана Стефановича - роднее не бывает.
   КОМИССАР. Как и он - похож на бандита. Документы есть?
   ЮЛИЙ. Какие документы... (Подходит к стене с фотографией.) Вот, я в детстве среди братьев.
   КОМИССАР (подходя к фотографии). Не может быть!!! Юлий! (Обнимает Юлия.) Юлий, ты меня узнаешь?! Ну?.. Вот же я! (Указывает на снимок.) Орест... крайний справа... твой брат Орест!
   ЮЛИЙ. Орест?!
   КОМИССАР. Наконец-то я нашел тебя! А где Патрик?
   ПАТРИК. Орест, Патрик - это я! Мы тебя столько искали.
   БОРИНСОН. Господи!.. Еще один!..
   ЭМИЛИЯ (Боринсону). Себастьян, тебе трудно понять, с какой радостью Адриан Стефанович встретит известие, что Орест жив.
  
   (Вбегает ЖАННА.)
  
   ЖАННА (Боринсону). Адриан Стефанович! (Осекается.) Себастьян! Там пришел какой-то окровавленный!
   БОРИНСОН. Преступник всегда возвращается на место преступления.
   ЖАННА. Он взял в заложники... Адриана Стефановича!
  
   (В комнату входит ЖИЛЬБЕРТ, вталкивая впереди себя СЕБАСТЬЯНА.)
  
   ЖИЛЬБЕРТ. Мне терять нечего! Я всех вас выведу на чистую воду.
   ЭМИЛИЯ (Жильберту). Жильберт, как ты мог так поступить?!
   ЖИЛЬБЕРТ (указывая на Боринсона). Это он погубил меня, соблазняя деньгами.
   БОРИНСОН. Виноват. Что было -- то было. Дал ему два франка. Вот к чему приводит мотовство!
   ЭМИЛИЯ (Жильберту). Но я тебя не соблазняла?
   ЖИЛЬБЕРТ. Нет.
   ЭМИЛИЯ. Денег не давала?
   ЖИЛЬБЕРТ. Нет.
   ЭМИЛИЯ (Боринсону). Вот видишь, Себастьян, я совершенно чиста перед тобой.
   ЖИЛЬБЕРТ. Себастьян?! Ах, жулики! А это кто?! (указывает на Себастьяна.)
   КАТРИН. Может, ты и меня не узнаешь?!
   ЖИЛЬБЕРТ. Катрин, что ты здесь делаешь?
   КАТРИН. Хотела удостовериться, как ты сдержал обещание. Но ты и здесь соврал!
   ЭМИЛИЯ. Вот видите. Он все нафантазировал!
   КОМИССАР. Оставьте ваши семейные споры. Жильберт, опустите пистолет. И давайте его сюда. (Забирает пистолет у Жильберта.) Мы должны разобраться в главном. (Боринсону.) Ваш хозяин и, как теперь выяснилось, мой родственник уходил от налогов с его помощью. (Указывает на Жильберта.)
   БОРИНСОН. С его помощью?! Вы видите, какой из него помощник. Он не в своем уме. Клевещет на друзей.
   ЭМИЛИЯ. И на жен своих друзей.
   БОРИНСОН. Врет! И я сейчас это докажу.
   КОМИССАР. По-пы-тай-тесь.
   СЕБАСТЬЯН (Боринсону). Себастьян, я сейчас все объясню.
   КОМИССАР. Кто это?
   ПАТРИК. Боринсон. Хозяин этого дома.
   КОМИССАР. Ага! Наконец-то вся банда в сборе.
   СЕБАСТЬЯН. Преступник только он. (Указывает на Жильберта.) Он уверяет, что я ради этих грязных денег, этих никчемных мятых бумажек, этого средоточия зла...
   ЮЛИЙ. Дядюшка...
   СЕБАСТЬЯН. ...Что я шел на финансовые преступления ради всех этих пустяков?!
   ЮЛИЙ. Ничего себе пустяки... несколько миллионов.
   СЕБАСТЬЯН. А я говорю - пустяки! Мне плевать на эти миллионы! Они для меня ничто! Пустое место! И в доказательство моих слов, все эти миллионы я... вот при свидетелях, до последней копейки... (поворачивается к Боринсону), передаю своему камердинеру -- тебе, Себастьян.
   ЮЛИЙ. Что?!
   СЕБАСТЬЯН. Он более чем кто-либо, заслужил их.
   ЮЛИЙ. Вы видите - он сумасшедший. Не понимает, что говорит!
   ПАТРИК. А по мне, так стремительно выздоравливает.
   ЮЛИЙ. Дядюшка, не волнуйтесь. Сейчас вам нельзя принимать неразумных решений. (Усаживает Себастьяна в кресло, обращается к Патрику.) Патрик, ты же врач, дай ему какого-нибудь лекарства, пусть успокоится и заснет.
   ПАТРИК. Исцелить его может только божественное слово. Больной, встань и иди!
  
   (СЕБАСТЬЯН приобретает здоровый, энергичный вид.)
  
   СЕБАСТЬЯН (Боринсону). Ну, Себастьян, объясни, зачем ты прятал от меня газеты?!
   БОРИНСОН. Я их читал.
   СЕБАСТЬЯН. Среди бела дня?! Сколько можно?! Отберите у него ключи от погреба. Отныне они будут у меня.
   ЖАННА. Но вы же были... не здоровы?
   ЮЛИЙ. Они и сейчас больны, бог знает что говорят.
   БОРИНСОН. Как это можно - отобрать ключи!
   СЕБАСТЬЯН. Ты что, возмущаешься?!
   БОРИНСОН. Ты!.. Вы!..
   СЕБАСТЬЯН. Правильно -- вы! Я выздоровел, полностью выздоровел!
   БОРИНСОН. Выздоровел?.. (Радостно бросается к Себастьяну.) Ах, ты мой дорогой! Как ты меня напугал! Ну, молодчина! Ну, дружище! Это лучшее известие в моей жизни!
   ЖАННА. Все благодаря нашему Патрику.
   СЕБАСТЬЯН. И у меня для тебя есть хорошая новость. Наша нефтяная вышка на четырех ногах притопала назад, вернулась к своему законному владельцу.
   БОРИНСОН. Так мы восстановили свое состояние?
   СЕБАСТЬЯН. Кто-то физическое, кто-то финансовое. Было бы первое, второе приложится. (Подходит к Боринсону, кладет ему руку на плечо.) Дружище, ты меня извини, если я бывал невоздержанным. Вскоре и ты в полной мере поймешь, как оно давит бремя богатства. Сейчас самое время переложить его на тебя. Вот, все обвиняют Боринсона в скупости. Многие недоброжелатели дошли до того, что обвиняют меня даже в уходе от налогов. Большей нелепости трудно предположить. Жаль, что среди нас нет налогового инспектора (поворачивается к Юлию). Он бы, этот агентишка, увидел, как я презираю грязные бумажки, из-за которых люди идут на страшные преступления. Но я, слава богу, не преступник. Каждый может доложить всем (снова поворачивается к Юлию), включая свое руководство, что Боринсон - человек честный. Именно сегодня, прямо сейчас, при свидетелях я заявляю (поворачивается к Боринсону), все, что есть у меня, все компании, нефтяные и прочие, все без остатка, движимое и недвижимое имущество, Себастьян, передаю тебе. Бери и владей!
   ЮЛИЙ. Дядюшка, что вы говорите?!
   СЕБАСТЬЯН (Юлию). Не перебивай!
   ЮЛИЙ. Ваша супруга будет против.
   СЕБАСТЬЯН (возмущенно). Что?! Эмилия против?! Да как она смеет?! В таком случае, Себастьян, забирай и супругу!
   ПАТРИК. Дядюшка...
   ЮЛИЙ. Это невозможно!
   ЖАННА. При согласии всех заинтересованных сторон возможно все.
  
   (Все поворачиваются в сторону Эмилии, ожидая ее реакции.)
  
   ЭМИЛИЯ. Видите ли... конечно... это очень неожиданно. Но мне ничего не остается, как согласиться. Наш камердинер в свое время столько настрадался, что было бы несправедливо оставлять его одного с такой кучей денег.
   ЮЛИЙ. Да где это видано?! Какому-то камердинеру...
   ПАТРИК. Но ведь тетушка - не имущество. Ее нельзя передать.
   ЖАННА. Патрик, зачем нам вмешиваться в личную жизнь обитателей этого дома? Хватит того, что мы погружены в финансовую. В конце концов, мы, молодые, закоренели в своих моральных принципах и безнадежно отстали от предков. В истории именно так всегда и случалось. Старики всегда оказывались смелее своих потомков, ломали отжившие устои. Нам, молодым, остается только восхищаться их смелостью, заодно учиться у них, как распоряжаться финансами.
   ЮЛИЙ. Вот именно. Давайте вернемся к делам финансовым.
   ЖАННА. Можно и к финансовым. Поэтому я вынуждена открыться -- я тайный инспектор налоговой службы.
   БОРИНСОН. Ты?
   ЭМИЛИЯ. Не может быть!
   СЕБАСТЬЯН. С ума сойти!
   ЖАННА. По долгу... моих служебных обязанностей я обнаружила в делах... некоторую неразбериху. Если быть точным - скромную неуплату... в определенные фонды. (Боринсону.) Что вы на это скажите, Себастьян? Ведь отныне вы владелец состояния.
   БОРИНСОН. Не спорю. В прошлом... не исключались грешки. Возможна и задолженность... Но извините, все это наделал он. (Указывает на Себастьяна.)
   СЕБАСТЬЯН. ...Будучи не в здравом уме.
   ЮЛИЙ. Да вы и сейчас там находитесь.
   ЖАННА. Но есть смягчающие обстоятельства...
   ЮЛИЙ (указывая на Себастьяна). Его умственная отсталость?
   ЖАННА. Вовсе нет. Мы с Патриком решили пожениться.
   БОРИНСОН. Вы?! Пожениться?!
   ЖАННА (не обращая внимания на реплику Боринсона). Поэтому я не собираюсь омрачать столь радостное событие. Все сомнительные документы я уничтожала.
   БОРИНСОН. Наконец-то мы с Эммой будем спокойны!
   ЮЛИЙ. (Боринсону.) Быстро же вы приобщили Эмилию к своей собственности. (Себастьяну.) Дядюшка, куда вы смотрите?!
   СЕБАСТЬЯН. В будущее. В счастливое будущее моей прежней супруги! Я понимаю, как ей наскучил, до чертиков надоел больной на голову муж! (Поворачивается к Патрику и Жанне.) А вас, мои дорогие, поздравляю с решением связать свои судьбы.
   ПАТРИК. Дядюшка, вы одобряете наше решение?
   СЕБАСТЬЯН. Ваше да, а свое - нет.
   ЮЛИЙ. Правильно. Еще не поздно передумать.
   СЕБАСТЬЯН. Я сожалею, что отдал Себастьяну все свое состояние, ибо не знал, что вы собираетесь вступить в брак. А то бы я и для вас заготовил достойный подарок.
   ЖАННА. Это лишнее, Патрик - человек не бедный. Это он последние два года скупал акции компаний Адриана Стефановича.
   БОРИНСОН. Патрик?! Зачем?!
   ПАТРИК. Подстраховать семейный бизнес, чтобы его не пустили по ветру. (Поворачивается к Себастьяну.) Знаете, у стариков иногда случаются завихрения в голове.
   СЕБАСТЬЯН. Но теперь-то я абсолютно здоров.
   ПАТРИК. И необыкновенно честен.
   ЖАННА. Патрик настолько тронут дядюшкиным вниманием к близким...
   ЮЛИЙ. Еще бы - подарить жену!..
   ЖАННА. ...Что возвращает все ранее купленные акции их законному владельцу.
   БОРИНСОН. Мой ты благодетель! (Направляется к Патрику.) Дай я тебя поцелую.
   ПАТРИК. Что вы? Мои поступки меркнут перед его благородством. (Указывает на Себастьяна.)
   БОРИНСОН. Все равно, дай я тебя поцелую. (Целует Патрика.)
   ЭМИЛИЯ. Юлиан тоже достоин похвалы. Он очень поэтичная натура и даже пишет стихи.
   БОРИНСОН. Он?! Стихи?!
   ЮЛИЙ. Тетушка, прекратите. Что в этом удивительного?
   ЭМИЛИЯ. Вот один из его шедевров. (Читает две первые строчки из четверостишья.)
   Пусть все в моем доме меня заругают,
   На бирже пускай заклюет воронье...
   БОРИНСОН (останавливая Эмилию). Да это обычное рифмоплетство, примитивнее некуда. Я без труда могу продолжить.
   ЭМИЛИЯ. Попробуй.
   БОРИНСОН (читает).
   ...Я буду любить вас, моя дорогая,
   До гроба, до смерти, и после нее!
   ПАТРИК. Себастьян, да вы гениальны и в поэзии!
   ЭМИЛИЯ (Боринсону). Себастьян! Я потрясена! Как я могла не ценить тебя раньше?! Дай я за тобой поухаживаю. (Платочком вытирает краску с лица Боринсона.)
   БОРИНСОН. А я ценил тебя все эти годы.
   СЕБАСТЬЯН. Кто бы меня оценил...
   БОРИНСОН. Хозяин, согласен. Более щедрого и честного человека я никогда не встречал. Но, зная ваше великодушие, и беспримерную жертвенность, осмелюсь попросить еще об одной услуге.
   СЕБАСТЬЯН. О какой?
   БОРИНСОН. Поменяться именами.
   ПАТРИК. Как это?!
   ЖАННА (одергивает Патрика). Да в наше время это нормально. Теперь не только имена, но и пол меняют.
   СЕБАСТЬЯН (Боринсону). Себастьян, и ты согласен отдать мне свое благородное имя?
   БОРИНСОН. Для вас -- все что угодно! И на минуту не задумаюсь!
   СЕБАСТЬЯН. В таком случае и я отдаю тебе мое имя, а в нагрузку -- и отчество.
   БОРИНСОН (Эмме). Соглашаться?
   ЭМИЛИЯ. Конечно.
   БОРИНСОН. На Адриана Стефановича?
   ЭМИЛИЯ. А почему бы и нет. Звучит, конечно, не столь благозвучно, как Себастьян, но терпимо.
   БОРИНСОН. Но если всеми нами любимая прежняя супруга недавнего Боринсона, а ныне моя, не возражает, то я согласен. Себастьян, сбегай в погреб за бутылочкой!
   СЕБАСТЬЯН. Э-э-э, нет, еще рано. Мы не все решили. Тут и наша сделка, и их помолвка... (Кивает в сторону Патрика и Жанны.)
   БОРИНСОН. Ах, да! Чуть не забыл. (Себастьяну.) Вы собирались часть своего состояния отдать племянникам.
   СЕБАСТЬЯН. Собирался. Но теперь, Адриан Стефанович, решать вам. А я, если не возражаете, стану вашим камердинером.
   ЮЛИЙ. Никогда не видел таких щедрых камердинеров.
   БОРИНСОН. Это верно. Но и я постараюсь не ударить в грязь лицом. Все свое состояние я делю на четыре равные части. Одну часть оставляю себе и моей новой супруге - поймите правильно, у нас впереди медовый месяц. А остальные части отдаю племянникам.
   ЮЛИЙ. Кому именно?
   БОРИНСОН. Одну - Патрику, вторую... как и договаривались -- тебе, Юлий, а третью - Орест, вам.
   КОМИССАР. Но я при исполнении служебных обязанностей...
   БОРИНСОН. ...При исполнении которых инспектором Жанной нарушений не выявлено. Себастьян, сбегай за бутылочкой винца.
   СЕБАСТЬЯН. Э-э-э, нет!
   БОРИНСОН. Ты что, против?
   СЕБАСТЬЯН. Нет, здесь одной бутылочкой не отделаешься.
   БОРИНСОН. Ты, как всегда, прав! Тащи, сколько сможешь! Гулять, так гулять!
  

(ЗАНАВЕС)

   (с) Александр Пальчун
   Все авторские права защищены
  
   E-mail: [email protected]
   Тел: +7 (985) 929-40-03
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   стр. 50
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"