Федя был русский, за это, наверное, его и любили. Небольшого росточка, с добрыми лучистыми глазами и улыбкой до ушей был он душой всякой компании. И хотя по паспорту он значился самым старым в посёлке, рабочие считали его своим сыном.
Когда Федя стал показывать всем горошину, никто даже носом не повёл. Ну, балуется мальчонка, что с него взять.
– Покажу-ка я хорькам эту штуковину, – вдруг заявил Федя. – Авось по итогам года премию какую отвалят?
Они с Гарри Сименсом допивали пиво в баре, куда, как обычно, заглянули после смены. Вернее, допивал Сименс, а Федя катал по столу свою горошину. Тут и пришла ему эта мысль про "хорьков".
– Ты что, сбрендил? – выпучил глаза Гарри.
– А что? – сказал Федя. – Я с детства мечтал учёным стать. Вот нутром чую, что здесь нечисто. В смысле – покопаться надо.
Гарри усмехнулся. Он поболтал на дне кружки остатки пива, выпил и, отечески похлопав Федю по плечу, произнёс:
– Не сдрейфь только. Ты ж их знаешь, хорьков – зубы во! – Он задрал пальцами верхнюю губу и клацнул зубами. – А язык – бла-бла-бла! – Гарри заржал, как жеребец. – Такую историю про тебя сочинят – во век не отмажешься.
– Отмажусь. Вот, смотри... – Федя положил на ладонь горошину, а другой рукой прикрыл её домиком. – Сюда смотри, в щёлку. Видишь?
Гарри, криво улыбаясь, зыркнул по сторонам, чтобы удостовериться, что над ним никто не подсмеивается, и приставил косматую бровь к сложенным ладоням друга.
– Светится? – с замиранием спросил Федя.
– Ну и что? – сказал Гарри. – Светится. Ты мне уже двадцать раз это показывал! Фосфор в темноте тоже светится.
– А теперь ты возьми.
Федя чуть ли не силой всучил Гарри свою драгоценную горошину. Тот сложил домик и, украдкой оглянувшись на соседей, быстро поднёс его к глазам.
– Не светится...
– А! Я что говорю! – радостно сказал Федя и забрал горошину. – Если б это был фосфор, он бы и у тебя светился.
Гарри почесал бороду.
– Гадкое ты чудовище, Федя. И за что я тебя люблю? Ты даже к пиву не притронулся. Сдохнешь скоро от своей науки.
– Выпей за моё открытие, – разрешил Федя. – Скоро я знаменитым стану и угощу тебя чем покрепче.
"Хорьки" обитали за титановой дверью с кодовым замком. Поговаривали, что на их территорию ни разу не ступала нога простолюдина. Федя, дурак, хотел нарушить эту традицию.
У входа в научный блок толпился народ: Федю уже ждали. Когда он появился, толпа расступилась, образовав живой коридор. Не сказать, что Федя тянулся к славе, его и так все любили и уважали за кроткий нрав, а тут – что-то ёкнуло у него в груди.
– Отправь свою горошину по почте, – предложили ему из толпы.
– Нет, – мотнул он головой, – я должен сам, лично.
Федя подошёл к двери и позвонил. Пока все ждали, что будет, он стоял и мечтал. Он представлял, как его ведут по коридору в глубь таинственного блока, на потолке – длиннющий ряд ярких ламп, его вежливо приглашают в комнату, заставленную загадочными штуковинами с окулярами, колбами и ретортами, увитыми связками разноцветных проводов. Федю усаживают на табурет и угощают чаем, а он прихлёбывает ароматную жидкость и рассказывает сосредоточенным лицам в белых халатах о том, как он нашёл горошину и как первый её исследовал.
Когда он открыл глаза, дверь люка всё ещё была наглухо задраена. Но Федя не расстроился. Он позвонил ещё раз. Постоял. Да-а, похоже, всё без толку. Дверь не отзывалась ни единым звуком.
– Отправь по почте, и пошли пиво пить, – почти зло сказал кто-то сзади. – Так тебе и открыли! Держи карман шире.
Федя взглянул на круглую створку пневмопочты в стене, на секунду рука его застыла в нерешительности, но он в третий раз вдавил кнопку звонка.
– Баран упрямый! – засмеялись сзади.
И вдруг дверь загремела запорными механизмами. В наступившей тишине эти звуки походили на выстрелы геологической электропушки.
– Кто-то ломится, однако... – прошептал Гарри Сименс. – Сейчас накостыляют тебе, Федя, мало не покажется!
Дверь отошла от стены, и в проёме показалась лысина с подслеповатыми глазками. Между глазками красовался массивный нос с горбинкой.
– Да не. – Федя переступил с ноги на ногу. – Мне сюда и надо. Я нашёл кое-что. Не на раскопках, а чуть в стороне, километрах в двух от энергостанции.
– Вон, видишь дырочку? – спросил учёный, ткнув большим пальцем в стену за дверью. – Сунь туда и нажми на "Отправить". Всё должно быть по форме.
"Хорёк" хотел закрыть дверь, но Федя вцепился в неё и потянул на себя.
– Стойте! – взмолился он. – По почте нельзя.
– Если габариты не позволяют, направь бумагу установленного образца, – невозмутимо ответил ему учёный и опять кивнул на капсулу пневмопочты. – Мы направим исследовательскую группу.
– Габариты позволяют, – пробормотал Федя.
– Тогда чего упёрся? – Терпение "хорька" было на исходе.
– Габариты позволяют, – повторил Федя, – да свойства особые. Моя горошина без меня – ничто.
– Чи-во?! – спросил учёный.
Он "умыл" Федю презрительным взглядом и захлопнул дверь.
– Болван, – незло сказал Гарри, сплюнув с досады. – Болван ты, Федя. Кидай свою чёртову бусину в почту, и идём в бар. Завтра с утра на смену.
Федя вздохнул и сделал так, как ему советовал приятель.
Утром следующего дня произошло событие, о котором заговорил весь рабочий посёлок. "Хорьки" вызывали к себе Федю Касперского!
– Не могу в это поверить. – Гарри бил в грудь Феди кулаком. – Сами хорьки! Тебя! Наверное, Сириус потухнет...
– Всё нормально. – Лицо Феди сияло, как маленькое солнышко. – Я знал, что они позовут меня. Без меня им кранты!
В этот раз народу у входа в нору учёных собралось ещё больше, чем вчера. Рабочие шумели, поздравляли Федю с началом блестящей карьеры, а у того от тумаков уже ныли спина и плечи.
Наконец, дверь люка открылась. Та же лысина с подслеповатыми глазками пригласила Федю внутрь блока. Они прошли по коридору и остановились перед дверью с табличкой "Лаборатория ?5. Артефакты первого уровня". У Феди заколотилось сердце, оно готово было выпрыгнуть из груди. Артефакты!
– Меня только попросили проводить тебя к профессору Смиту, – сказал лысый и, толкнув дверь, кивком головы предложил экзоархеологу войти.
Что Федя и сделал. Дверь за ним тут же захлопнулась, и в коридоре послышались удаляющиеся шаги. Лысый спешил к своим ретортам.
– Тэ-экс, – услышал Федя где-то сбоку от себя скрипучий голос. – Значит, это вы Федя Касперский? Фамилия эта стояла на конверте, в котором поступил к нам шарообразный предмет величиной с семя гороха.
– Да, это моя горошина. З-з... здрассте...
Федя пригляделся и увидел старичка в белом халате за массивным столом с бумагами. Самым удивительным было то, что на носу старичка сидели настоящие очки со стёклами! Федя так засмотрелся на них, что чуть не пропустил второй вопрос учёного:
– Касперский – это не кличка? Это ваша подлинная фамилия?
– Д-да, – ответил Федя, слегка озадаченный вопросом.
– Какая ирония, – сказал профессор, обращаясь к кому-то за шкафом, этого второго Федя не видел. – Столь звучную фамилию носит какой-то простой рабочий с раскопок.
– Кажется, если мне не изменяет память, это фамилия одного знаменитого математика двадцатого столетия, – ответил ему человек из-за шкафа, голос которого был намного моложе профессорского.
– Совершенно верно, коллега. Он известен тем, что первым создал и исследовал электронный вирус. Господи, знал бы этот несчастный, что за ящик Пандоры он открыл!
– М-да. Полностью согласен с вами, коллега.
– Итак, – профессор повернулся к Феде, – я пошёл против правил и сей артефакт назвал "горошиной Касперского". Моя фамилия блекнет на фоне вашей, уважаемый археолог. "Горошина Смита..." Хм... Не звучит, знаете ли... Садитесь.
Профессор Смит указал Феде на высокий табурет у лабораторного стола. Федя робко прислонился к нему.
– Смею вас заверить, название это уже занесли во все талмуды нашей лаборатории, – продолжал профессор. – Горошина Касперского на слуху у всех моих коллег. Почему, как вы думаете?
Федя засопел, не зная, что сказать, но профессор, кажется, и не ждал от него ответа. Он поднялся из-за стола, подошёл вплотную к рабочему и выдохнул ему в лицо:
– Ваша горошина, голубчик, не поддаётся никаким исследованиям! – Старик вынул из кармана халата горошину и подкатил её к Феде. – Эта штука сделана из материала, который нам не удалось идентифицировать. Материал этот твёрже алмаза, а прочность его просто поражает воображение – данный предмет выдержал давление в сто тонн на квадратный миллиметр! Более мощным прессом мы здесь просто не располагаем.
Федя почесал в затылке. В голове его бурлили беспорядочные мысли. Он должен сказать что-то важное этому старичку, должен! Но все умные слова подевались куда-то, и Федя выдавил из себя:
– Она... она светится!
– М-да, – сказал учёный, он снял очки и протёр стёкла платком. – Простите, что вы сказали? Светится? Что светится?
– Моя горошина.
Федя накрыл горошину ладонью, с тревогой заглянул в дырочку, но лицо его тут же расцвело улыбкой. Он поднёс руки к глазам "хорька". Профессор тоже заглянул в "домик", потом бросил удивлённый взгляд на рабочего:
– Что-что?! Правда светится! Какие же мы остолопы! Никто не догадался взглянуть на неё в темноте...
Из-за шкафа вылез кудрявый мужчина. Федя и ему дал посмотреть на волшебный свет горошины. Налюбовавшись на это чудо, они забрали его у Феди и, возбуждённо бормоча меж собой, скрылись за маленькой железной дверью. На табличке двери Федя прочёл загадочные буквы: "КГФ". Он радостно вздохнул и стал ждать.
Но в одиночестве он сидел недолго. Дверь вдруг распахнулась, и профессор, выскочивший из неё, просопел сердито:
– Не светится!
– Ах, да, – виновато потупил взгляд Федя. – Я забыл сказать. Она только в моих руках светится.
Он взял горошину, и в его ладонях она вновь озарилась ровным матовым светом.
– Любопытное явление, – пропыхтел профессор. – Расскажите-ка нам, голубчик, как и при каких обстоятельствах вы нашли столь замечательный предмет.
Федя покраснел.
– А чё рассказывать? Обыкновенная история. Я после обеда люблю гулять вдоль канала, там света меньше, звёзды хорошо видать, любуюсь ими, там и нашёл горошину. Смотрю – круглое что-то. На камень-то не похоже, вот мне и загорелось. Об рукав потёр, на зуб попробовал – твёрдая. Да и положил в карман. А на другой день она светиться стала.
– Любопытно, любопытно... Очень любопытно! – Профессор Смит повернулся к своему коллеге. – Уж не то ли это, что ищем мы два года, а?
– "Чёрный ящик"?! – вскинул брови кудрявый.
– А что? – В глазах профессора заблестел озорной огонёк. – Мал да удал! Вот смотрите. Цивилизация на месте своей гибели оставляет крошечный предмет с подробнейшими данными о себе и об обстоятельствах катастрофы. Господин Касперский, наш уважаемый археолог, находит сей предмет и устанавливает с прибором контакт...
– Э-э... – попытался вставить слово Федя. – Какой контакт?
Профессор указал на горошину в его руках.
– Объект сканировал вашу молекулу ДНК и теперь готов к передаче информации, – сказал он. – Вы являетесь неотъемлемым звеном в этой цепи, голубчик. Другого объяснения почему она светится я не нахожу.
– Хм, – пробурчал кудрявый. – Вы полагаете, что этот свет... закодирован?
– Совершенно верно! – выкрикнул старичок. – Займитесь-ка этим. Изучите весь спектр данного излучения и проанализируйте, не модулирована ли какая-нибудь его часть. Уверен, вы получите положительные результаты.
– А мне что делать? – спросил Федя растерянно.
– А вы, уважаемый наш археолог, будете играть во всём этом первую скрипку, – профессор широко улыбнулся. – Нас-то горошина не слушается, а нужно, чтобы она всё время излучала свет. Ну как, справитесь с задачей, кол-ле-га? – И он похлопал Федю по плечу.
Федя появился в рабочем посёлке лишь через два дня. С горящими глазами, словно чумной, он нарисовался в дверях бара. Гарри Сименс увидел его первым, схватил за грудки и усадил за столик. Вмиг их окружила толпа.
– Пей! – Гарри поставил перед ним полную кружку пива. – И рассказывай!
Федя подул на пену, потом оглядел всех, улыбнулся и вдруг огорошил:
– Я стал владельцем завода!
– Молодец, – Гарри потрепал друга по волосам. – Но об этом потом. А сейчас давай о своей горошине и о хорьках. Всем интересно, что ты там видел. Ну, рассказывай!
– Я стал владельцем завода, – повторил Федя. – Вы что, не верите?
Рабочие недовольно загалдели. Раньше Федя так не шутил, он был нормальным парнем, дурака не валял.
– Мы тебе верим, – ответил Гарри. – Но только давай всё по порядку. С самого начала. Вот ты вошёл в научный блок...
Федя кивнул и начал рассказывать.
– Меня провели в лабораторию, там я познакомился с профессором Смитом и его коллегой. Мы побеседовали. – Федя гордо расправил плечи. – Они уже пытались без меня разобрать горошину Касперского, но ничего у них не вышло...
– А вы как думали, – усмехнулся Федя. – Я ж вам давно говорил, а вы все отмахивались...
– Ладно, давай дальше! – стали толкать его нетерпеливые слушатели.
– Ну, я показал им, что горошина светится. Они решили, что это какая-то информация. Типа, погибшая цивилизация оставила перед своей гибелью. Стали расшифровывать – нифига! Обычный свет. А потом смотрим – под горошиной образовалась лунка. Она лежала на титановой подложке и будто прогрела в ней выемку... А сама холодная. Ну, тут профессор аж вспотел! Положили её на другую подложку из какого-то сплава – тоже лунка! А если я отхожу далеко от горошины, она вроде как чует это, засыпает и не грызёт титан. Но только задену её пальцем – будто очухивается, светить начинает.
– Она что, жрёт металл? – спросил Гарри хрипло.
– Вроде того, – кивнул Федя. – Мы замеряли её штангенциркулем и взвешивали. Она росла прямо на глазах!
– А дальше? Что было дальше?
– Дальше! – Федя даже подскочил в азарте. – Моя горошина сожрала всё что можно было, ей потом принесли трак от бульдозера – она и его приговорила...
Гарри Сименс присвистнул.
– До какого же размера она вымахала?
– К тому времени она стала уже выше меня, – гордо сказал Федя. – А потом и ещё больше подросла. Взвесить её уже никак, но по прикидкам – что-то около тонны.
– И такая же круглая? – спросил кто-то.
– Нет, – улыбнулся Федя, – не круглая. Тут самое интересное! Горошина превратилась в какой-то механизм со сложной структурой. Я залазил туда внутрь, но ничего не понял.
– А хорьки? Они лазили?
– Пробовали, только посторонних горошина внутрь себя не пускает. Только меня! Я думаю, это какой-то завод. Я так и сказал хорькам. А они смеются надо мной.
– Завод? – наморщил лоб Гарри. – А что он производит?
– Пока ничего. Но скоро начнёт! Его завтра утром установят в поле для испытаний.
– Тьфу, пропасть! – сплюнул Гарри. – Не нравится мне это. Сердцем чую!
На это Федя только улыбнулся. Он погладил друга по волосатой ладони и успокоил его:
– Нет, он хороший. Весь из железа, а вроде – душа в нём есть.
– Душа? – усмехнулся Сименс.
И тут Федя сказал фразу, которую никто тогда не понял:
– Душа. Если вот подумать о чём плохом – она вздрагивает...
Но Гарри мотнул головой:
– Зря ты нашёл эту горошину, Федя. Ох, зря!
Утром во втором секторе, где раскопки давно были прекращены, появилось сооружение, по форме напоминавшее вездеход, но без колёс. Вокруг ограждения столпились зеваки, остановившиеся по пути на работу. У "вездехода" копошились учёные в своих ярких серебристых комбинезонах. Федя тоже был среди них, но он не суетился, он стоял, прислонившись к железному боку сооружения, и тихо улыбался кому-то в пространстве. В тот волнующий миг он напоминал отважного испытателя неведомой техники, которому нипочём любые напасти.
Подвезли металлолом, сгрузили возле "вездехода", и поражённые зрители своими глазами увидели, как железо стало всасываться внутрь сооружения, издавая ужасный скрежет и выстрелы разрываемого на части металла. "Хорьки" даже отошли от монстра подальше, поражённые не меньше. А Федя не боялся железного чудища. Он поглаживал своему детищу бок, и оно отвечало на его ласки урчанием.
Потом Федя деловито открыл какой-то люк и залез внутрь монстра.
– Куда это он? – забеспокоился Гарри Сименс.
Но вскоре тот, как заправский хорёк, опять выскочил из норки. Он показал учёным большой палец, и сразу всё сооружение мелко, мерно затряслось, а из его носа что-то выдвинулось.
– Глянь, да это же конвейерная лента! – сказал кто-то в толпе.
Лента медленно ползла, ролики крутились, а зрители напряжённо ждали. Вот-вот на конвейере появится продукция таинственного завода неизвестной цивилизации... Что это будет? Кастрюли зелёных человечков? Или что-то более технологичное? Любопытство всё нарастало.
Вдруг по рядам "хорьков" пронёсся удивлённый вздох. Они что-то разглядели на ленте. Рабочие насели на ограждение, изо всех сил стараясь увидеть – что. И вдруг один из них, самый зоркий, крикнул:
– Это горошина!
– И ещё одна! – ткнул пальцем другой рабочий.
– А там ещё! – зашумели все вокруг.
У Феди челюсть тоже отвисла от удивления. Никто из людей не ожидал, что завод будет производить горошины Касперского, много горошин! Когда первая из них доехала до конца ленты, раздался лёгкий щелчок, и шарик улетел высоко в небо.
– Всем смотреть, куда она упадёт! – заорал кто-то из учёных.
Толпа рабочих рассыпалась в стороны. Все, раскрыв рот, глядели вверх, искали в изумрудном небе маленькую горошину. Следом раздался ещё один щелчок, потом ещё...
– Вижу! – заорал "хорёк" с каким-то оптическим прибором у глаза. – Они разлетаются вокруг в радиусе многих километров!
– Федя, немедленно останавливай завод, – потребовал профессор Смит.
– Зачем? – удивился Федя. На его лице беззаботным пером было написано счастье. – Зачем останавливать? Он же работает! Ещё как работает!
– Мы не знаем, для чего он разбрасывает своё семя. Сначала надо проанализировать все возможные варианты. – Старик нахмурился. – Остановите завод, коллега!
– Как?
– Отойди от него подальше, – приказал профессор.
Маленький испытатель неохотно отошёл на три шага.
– Дальше!
Федя зашёл за ограждение, и только после этого железный монстр, натужно лязгнув своим загадочным нутром, заглох. Последняя горошина со свистом улетела в небо.
Рабочие уже с диким азартом бегали по полю, отыскивая урожай.
– Ничего не трогать руками! – гаркнул в мегафон профессор. – Места падения помечать флажками! Горошины не брать! Не брать! Не брать! Повторяю...
Но он зря старался: никому из рабочих не выпало такой удачи. Горошины будто испарились. Или просто были слишком малы, чтобы увидеть их на осыпающемся каменистом грунте.
После того происшествия Федя Касперский тронулся умом. Он ходил со стеклянными глазами и натыкался на стены. Каждому, кто пытался наладить с ним контакт, он повторял одно и то же:
– Это мои дети. Это мои дети. Это...
– Да очнись ты, Фёдор! – тормошил его Гарри Сименс, вспомнив даже, как произносится полное имя русского друга. Но Федя ни на что не реагировал.
Пришедший из медблока врач сказал, что у пациента ступор. Он пытался колоть Федю иголками, но бдительный Гарри вытолкал изверга из комнаты.
Федю окружили заботой. Его кормили из ложечки и укладывали в постель, как малого ребёнка. Так продолжалось два дня.
Однажды по посёлку пронеслось известие: вездеход будут взрывать.
– Они решили, что цивилизация погибла именно от этих горошин, – сказал Гарри Сименс, вернувшись из центрального блока, куда он ходил на разведку. – А горошины, якобы, залетели на планету с метеоритом.
– Они будут взрывать завод нашего Феди? – забеспокоились рабочие.
И тут вдруг Федя поднялся с кровати. У него был осмысленный взгляд, причём – взгляд очень решительного человека.
– Взрывать мой завод? – спросил он.
– Лежи, Федя, – зашикали на него приятели, – тебе нельзя вставать.
– Я не дам взорвать завод! – выкрикнул Федя и сверкнул глазами.
Буйного больного пришлось привязать к кровати. Успокоился он только к вечеру. А утром все увидели, что постель Феди пуста...
– Бежим к вездеходу! – прорычал Гарри Сименс, и археологи бросились ко второму сектору раскопок, где стоял Федин завод.
Там уже толпились "хорьки". Вездеход был обложен ящиками с тротилом, перед ним стоял профессор Смит и уже охрипшим голосом уговаривал кого-то в мегафон:
– Я устрою тебя на самое тёплое место в нашем блоке! Мы будем вместе исследовать артефакты! Ну, пожалуйста, выходи, сукин ты сын!
– Он забаррикадировался там внутри, – догадался Гарри и подмигнул друзьям.
– Мы предоставим тебе год отпуска! – орал профессор. – С полным содержанием! Ты славно отдохнёшь на Земле на Гавайях! Девочки, вино и куча удовольствий! Ну? Что ещё тебе надо? Мы всё дадим! Только выйди, пожалуйста, из этой консервной банки! Выйди!!!
Но вездеход отвечал ему полной тишиной.
Профессор устало повернулся и заметил кучку рабочих. В его глазах блеснула спасительная мысль. Он подошёл к Гарри:
– Кажется, вы его лучший друг? – заискивающе спросил он.
– Гарри Сименс, – с достоинством представился бородач. – Машинист бульдозера.
Он пожал профессору руку.
– Я вас умоляю, уговорите этого ненормального не мешать моим людям делать свою работу. – Старый учёный вручил Сименсу мегафон.
Гарри почесал в затылке.
– Я дам вам год отпуска, – добавил профессор.
Против такого предложения Гарри не мог устоять. Он крякнул и подошёл к вездеходу.
– Фёдор! Ты меня слышишь? – спросил он. – Это я, Гарри. Тут такое дело... Мне предлагают отдохнуть на Гавайях. Понимаешь, чудило, мне – старому развратнику! Ты ж меня знаешь, Федя, мне трудно устоять перед таким искушением. Я сделаю всё, чтобы достать тебя оттуда. Ты меня слышишь? Если слышишь, стукни ключом по обшивке.
Все вокруг притихли. Целую минуту висела гробовая тишина, и вдруг вездеход содрогнулся от глухого удара изнутри. Гарри оживился. Он весело подмигнул профессору и продолжил переговоры с "террористом":
– Эй, гадкое чудовище! – рявкнул он в мегафон. Профессор судорожно икнул. – Помнишь, как-то от скуки мы выучили азбуку господина Морзе? Ты ещё не забыл её? Стукни раз, если да.
Вездеход вновь вздрогнул от удара гаечным ключом.
– Отлично, – ухмыльнулся Гарри. – Теперь говори, если есть что мне сказать. Давай, предъявляй свои требования! Только не так громко, у меня уже уши заложило от твоей трескотни.
Из нутра железного сооружения полетела целая дробь частых ударов.
– Переводите! Переводите! – запросил профессор.
Гарри Сименс сделал знак рукой: погодь! Он внимательно прислушивался к ударам, и его лицо всё сильнее вытягивалось. Наконец удары прекратились, и бородач повернулся к профессору:
– Он сейчас выйдет. У него только одно маленькое условие.
– Какое? – жадно спросил учёный.
Гарри развёл руками:
– Бред какой-то! Он хочет, чтобы я сдвинул его на три метра.
– Сдвинул? Кого? – вытаращил глаза профессор.
Дело всё больше запутывалось. Бородач что-то недоговаривал, и это нервировало профессора. Впервые в жизни старый учёный чувствовал себя не в своей тарелке.
– Момент. – Гарри вернул ему мегафон и направился в сторону стоявшей в отдалении техники. – Я мигом!
– Куда вы?!
Через некоторое время послышался рёв двигателя. На площадку второго сектора въехал бульдозер.
– Эй, Гарри! – крикнули машинисту из толпы. – Что ты задумал?
– Учите азбуку Морзе, – усмехнулся Гарри в ответ и рванул рычаги управления. Бульдозер бросился прямо на заводик Касперского.
– Там же тротил! – заорали "хорьки" и кинулись врассыпную.
Люди попадали на грунт, закрыв голову руками и зажмурившись от ужаса. Но если бы у них хватило мужества оглянуться назад, они бы не пропустили самое интересное.
Доехав до вездехода, бульдозер остановился. Гарри заглушил двигатель, выскочил из кабины и отбежал в сторону. В тот же самый миг завод присосался к стальной машине и начал её пожирать, отвратительно чавкая. Когда он отъел у бульдозера переднюю часть, он чуть-чуть подрос. Под брюхом заводика блеснули металлом крепкие лапы...
– Матерь божья! – проговорил Гарри Сименс, вырывая из бороды целый клок.
Завод пошевелился. Теперь он не походил на вездеход. Это был проснувшийся после долгой спячки зверь. Лента конвейера вытянулась, изогнулась скорпионьим хвостом и выпустила в небо целый залп из горошин. Кое-кто из людей уже повернулись и с дрожью смотрели на это представление.
Вдруг из какого-то отверстия в боку монстра вывалилось тело живого человека. Все узнали в нём экзоархеолога Касперского.
– Фе-дя! Рви когти! – крикнул ему Гарри и сам побежал к укрытию.
Фёдор обогнал его. Все остальные тоже срочно уносили ноги. Крик людей перекрывал страшный лязг металла. Чудовище распрямляло свои титановые кости. Потом оно подняло лапу и сделало шаг...
...Взрыв был такой силы, что люди оказались погребёнными под толстым слоем грунта. Выжили все, хотя многих из "хорьков" пришлось отсылать на Землю на лечение по поводу серьёзных душевных травм. Рабочие успели укрыться, и никто из них не пострадал, только Фёдора и его друга Гарри немного контузило, и их на несколько дней заточили в медблок.
– Гадкое ты чудовище, – усмехался Гарри Сименс, поглядывая на Федю и потягивая пиво, которое ему принесли заботливые товарищи. – Я тебе говорил, сдохнешь ты от этой науки. Будь от неё подальше, дуралей. Эх!.. А у меня такой отпуск... накрылся! – И он грязно выругался.
Федя молчал. Он лежал, с головой накрывшись одеялом, и тихо любовался маленькой горошиной, светившейся у него на ладони.