Паулина Бо : другие произведения.

Тоньше Хрусталя. Глава 2 Пузыри и линии

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вадим - тонкий ценитель красоты, ищет идеальную женщину, которая могла бы стать воплощением классических картин и возвышающей музыки. Однажды, волею слепой судьбы, он встречает девушку Валю, страдающую редким заболеванием. Обладать ею становится для него самым важным в жизни. Это психологический триллер, который автор, Паулина Бо, не советует читать впечатлительным людям.
  Людмила заметила это не сразу. Первые дни и недели хрупкая маленькая девочка Валенька была тихой и спокойной. Она улыбалась ей, смотря распахнутыми серыми глазами на потолки и стены квартиры, кряхтя и протягивая ручки к маминому лицу. Бледная тонкая кожа, похожая на фарфор мгновенно краснела, если девочке что-то не нравилось. Розовые тонкие губки с мясистой капелькой посередине верхней губы, превращали рот в симпатичную галочку. Маленький носик с опущенным кончиком делали Валю похожей на хрупкую птичку. Эта птичка мало ела, много спала и почти никогда не плакала. В один из дней она стала беспокойной, барахтала ножками, и рот-галочка вытягивался вниз.
  Людмила стала осматривать ребёнка, гладить мягкий животик, дуть на лицо и всё спрашивать:
  - Что случилось, Валенька? Что такое? - но Валенька только с обидой кряхтела.
  Людмила распеленала ребёнка, чтобы дать её телу подышать и вдруг увидела это. Маленькую странную блямбочку на внутренней поверхности бедра. Пузырёк, в котором собралась беловатая жидкость. Тонкий прозрачный розовый пузырёк, который означал страшное. Но Людмила не обратила на него внимания, вернее, она подумала, что это натёрлось. Натёрлось, у кого не бывает? Ведь кожа младенца такая тоненькая, нежная. Людмила помазала пузырёк детским кремом и принялась обнимать дочку и щекотать её пяточки, чтобы та отвлеклась. Валенька смеялась, пытаясь пальчиками ноги схватить мамин палец, точно обезьянка.
  Спустя неделю Людмила обнаружила ещё несколько пузырей на бёдрах, они окружали попу ребёнка, точно повторяя контур подгузника. Ещё через день от складок мягкой хлопковой пелёнки на животе и спине Валюши появились уродливые красные отметины, широкие, точно младенца били кнутом. Валя всё больше хныкала, тихонечко и с обидой в голосе.
  Спустя месяц, когда Людмила торопилась снять с её ножки плотный носочек она внезапно услышала резкий надрывный крик боли, от которого у неё похолодело в груди и горле. Валя кричала, сжимая маленькие кулачки возле лица. Людмила сначала не поняла, что произошло, но потом увидела на носке, внутри него, кусок кожи. Маленький неровный овал розовой кожи сначала висел, а потом и упал на пеленальный стол рядом с ножкой дочки. На стопе ребёнка алела рана, голое мясо. Людмила едва устояла на ногах, захватывая ртом воздух. И всё началось.
  Из поликлинники в диагностический центр, оттуда в кожвен и снова в поликлинику. Раз за разом, их отправляли туда, затем обратно. Пять кругов ада. Мази, анализы крови и отвратительные болезненные процедуры. Никто не мог понять, что происходит и это доставляло Людмиле особенную боль. Врачи, учащиеся по десятку лет в университетах, а потом практикующие десятки лет в своих стульях и креслах, все как один - ничего не понимали. Мать смотрела на страдания дочери во время обследований и уколов, на серые безучастные или смущённые лица докторов, и чувствовала - она заблудилась. Заблудилась в страшном лесу. В конце концов, самостоятельно перелопатив половину интернета, Людмила нашла профессора в институте генетики. Выждать к нему очередь в несколько месяцев, за которые дочери становилось всё хуже, доехать несколькими транспортами с орущим навзрыд ребёнком и потратить всего несколько минут в кабинете профессора. Несколько минут, чтобы услышать то, что не мог никто ей сказать. Но каким-то внутренним, материнским чутьём Людмила знала ответ.
  Профессор вяло осмотрел девочку, сдвинув кустистые брови на переносицу, затем задал Людмиле пару вопросов и сел за свой широкий лакированный стол с телефонами, папками, подставками для ручек и погрузился в молчание. Он помолчал так несколько минут, пока Людмила одевала дочь, от каждого её движения Валенька вскрикивала, нервно вертя головой и хныкала. Тихонечко, скромно, как забитый одноклассниками школьник, как раненая птичка.
  Людмила села в мягкий низкий диван и посмотрела на доктора с тоской.
  - Позволите, если я закурю? - внезапно спросил профессор, вытаскивая из ящика в столе коричневую трубку.
  Людмила рассеянно кивнула. Профессор чиркнул спичкой, затянул огонёк в чашку трубки, пыхтя паровозом "пых-пых-пых" и задул спичку. По кабинету разнёсся крепкий, но приятный запах. Не сигаретный, а благородный табачный аромат, от которого у Людмилы немного закружилась голова.
  Сделав несколько затяжек, профессор отложил трубку в сторону и произнёс:
  - Буллёзный эпидермолиз. - потом вытерев ладонью лицо, стряхивая усталость, добавил - Слышали о таком? -
  - Да. - отрывисто ответила Людмила, ей стало тяжело дышать. На неё разом накатили воспоминания из роддома, тот жуткий страх в тишине приборов, когда врачи откачивали новорожденную синюю Валеньку. Людмила расправила шарф пошире и сдавленным голосом произнесла - Можно воздуха? -
  Профессор кивнул и раскрыл форточку в окне. Людмила прислонилась на подлокотник дивана, устремив нос в сторону свежего воздуха, и вдохнула несколько раз ледяной, ворвавшийся в кабинет ветер.
  - Не может быть. - тихо прошептала Людмила, она со злостью поморгала веками, смахивая подступившие слёзы. Слёзы раздражали её, как она могла плакать в такой ситуации?! Жалеть себя, когда её дочь больна. Больна бесповоротно, навсегда. Нечеловечески мучительно больна.
  - Это бабочки, да? - уже громче спросила Людмила, бросив взгляд на профессора, и тот медленно кивнул, снова взявшись за трубку.
  Людмила молчала, она тупо уставилась в пол под окном и пропала, уйдя в себя. Её сознание заволокло дымкой из образов, суетливых, невнятных мыслей и страха. Страх постепенно заполнял её гортань и черепную коробку. Она вцепилась ногтями в диван, пытаясь вылезти из этих кошмарных видений, но ей не хватало сил. Страх был повсюду, она оглохла от страха и шока.
  - Вы, наверное, хотели бы что-то спросить? Что делать дальше? - Людмила вздрогнула от голоса профессора.
  - А разве возможно сделать что-то? - Людмила посмотрела на дочь, которая лежала на диване и смотрела по сторонам, она уже не кряхтела от боли, просто лежала без движения. Кажется, девочка постепенно сама начала понимать, что если не двигаться, то будет меньше боли. От этой мысли у Людмилы снова накатили слёзы, но она быстро вытерла их и посмотрела на профессора с вызовом.
  - Вспомогательная терапия - пожал он плечами - специальные бинты, мази, оберегающий режим дня, да и жизни в целом. Валенька ребёнок особенный. - он наклонился вперёд, через стол, голос его был мягким, участливым, но не терпящим возражений - Вам нужно привыкнуть так жить. Просто принять эту ситуацию и жить дальше. Да, это будет больно, тяжело, но по-другому никак. -
  - По-другому никак, - отозвалась Людмила, закрыв на секунду глаза. - По-другому никак - повторила она себе, и профессор довольно кивнул.
  
  Как бы ни было Людмиле больно после визита врача, но дышать стало свободнее. Она вышла из тёмного леса, она знала, что происходит с дочерью и это давало ей силы. Внутренняя сила Людмилы была безгранична, и она не кончалась. Все вокруг удивлялись, как это у Людмилы хватает сил?
  Как это хватает у Людмилы сил постоянно пропаривать одежду, гладить её и сушить по нескольку раз в день, чтобы у Валеньки было меньше красных длинных линий на спине и животе? Как это хватает терпения у Людмилы перебинтовывать открытые кровоточащие раны на ладонях и локтях Валеньки, каждый раз улыбаясь ей, тихо и нежно отвлекая её сказками и песенками? Как это у Людмилы хватает выносливости носить Валеньку на руках, чтобы та лишний раз не ползала, размазывая ободранные куски кожи по ковру и ребристому кафельному полу? Как это у Людмилы хватает ясности ума, чтобы помнить все названия мазей, таблеток, гелей и накладок, как у неё хватает времени и денег закупать всё это в огромных количествах, носится на разные концы города, требуя в аптеках и поликлиниках скидок и льготных рецептов? Как у Людмилы хватает психики выдерживать постоянные слёзы и мучения собственного ребёнка, у которого уже ближе к году ногти на руках и ногах сошли вместе с кожей окончательно, они больше не появлялись никогда. У ребёнка, который начал бегать и ходить, задевая ладонями и коленями обклеенные поролоном углы столов, диванов, проёмов дверей и всё равно, даже при такой безопасности, кожа отходила от неё лепестками, как от розового нежного бутона. Обнажались ткани, алые, красные, кровоточащие. На шее, лице, животе, особенно в складках ладоней, подмышек и сгибах. Валенька иногда походила на сплошной оголённый кусок мяса, с кровоподтёками, трещинами и толстыми корками, которые запекались на открытых ранах. Валенька-черепашка в панцире корок и чешуек, Валенька-персик, с которого при неосторожном движении отлетает тонкая фарфоровая кожица.
   Людмила, порой, сама не понимала, как. Как ей это всё удаётся? Каждый раз, когда дочь случайно срывала с себя длинный лоскут на голени, потому что снимала торопясь колготки, Людмила думала "Это последняя капля. Я не вынесу больше. Ещё больше я не вынесу!", но спустя день или два, внутри её бездонного сердца вдруг появлялось ещё пространство, новое место, куда помещалась очередная боль дочери и её собственная боль за дочь. "Новая комната ужаса" - так Людмила называла эти места. Она почти никогда не плакала, слёзы её раздражали и злили. Иногда, ночью, на балконе, она могла едва всплакнуть, вытереть горячие слёзы своей широкой ладонью и потом молчать ещё минут десять, глядя на серебристую луну.
  А вот Валенька плакала постоянно первые три года. Плакала всегда тихо, едва слышно, иногда крича от боли, стискивая мелкие зубки. К четырём-пяти годам боль стала её сестрицей, незваной подругой, она везде была с ней. Одевалась Валя или раздевалась, ложилась спать или вставала, чистила зубы, ехала на трамвае в парк или поднималась по лестнице дома, неудачно схватясь за перила, а потом рассматривая голую, без кожи ладонь, с засохшими трещинками и глубокими разрывами на складках большого пальца и на фалангах. Постепенно Валя перестала плакать. К семи годам, когда Вале нужно было идти в первый класс, она так сроднилась с этими ощущениями, что даже смеялась над собой, если проступали слёзы. Может быть, она копировала поведение матери, которая сдерживала собственные эмоции, а может быть оттого, что она стала мудрее.
  Валенька была истинной педанткой. Аккуратно раскладывала ручки и учебники на парте, рядом с ней никого никогда не сажали, потому что учителя боялись её травм и крови, а сосед по парте мог ненароком её задеть. Валя ходила по школе вдоль стеночки, прижимая к себе рюкзачок. Она любила чистые белоснежные рубашки и не любила шума и беготни. Училась только на пятёрки, но старалась не задаваться. Она знала, что её особенность отталкивает других детей. Чего только стоили её уродливые руки, без ногтей с некрасивыми одутловатыми кончиками пальцев и постоянно перевязанные бинтами. Валю то и дело дразнили лягушкой, а иногда и корочкой. В средней школе она долго носила звание проказа и этот период дался ей особенно тяжело. Но в старших классах все обратили внимание, что лицо Вали с фарфоровой полупрозрачной кожей, красивым розовым ртом и ярко-синими распахнутыми глазами, всегда точно удивлёнными или испуганными - в целом её лицо было симпатичным, почти без шрамов и отметин.
  Ближе к шестнадцати годам, когда Валя умело скрывала свои огромные раны и корочки на руках и ногах платьями в пол или темными толстыми колготками и рукавами до запястий за ней уже ухаживали мальчики.
  Валя только грустно вздыхала. Мама всегда говорила ей "Тебе не стоит заводить детей. Поверь мне, Валюшенька, так будет лучше. Посмотри, как ты мучаешься, разве маленькие дети, твои дети должны так страдать? Пожалей их, доченька. Не заводи детей." И Валя принимала эту пищу к размышлению с десяти лет. Она сторонилась мальчиков, а потом юношей и мужчин.
  С каждым годом в её жизни боли становилось чуть меньше, она привыкала, она справлялась, она умела предугадать траекторию встречных прохожих, она аккуратно обходила препятствия, она умело выбирала материалы, из которых сделаны все окружающие её предметы и одежда. Да, у неё всё так же часто слезала кожа с рук, но она подобрала себе верные мягкие крема. Да, она была искалечена с рождения, больна внутри собственного ДНК, но она не боялась жить, она смотрела на мир своими синими глазами и чаще всего встречала добрые, красивые лица.
  В одиннадцатом классе Валенька твёрдо решила пойти на педагога, она пыталась совместить запрет матери заводить потомство с непреодолимым внутренним желанием это самое потомство иметь. Она любила детей, особенно маленьких, беззащитных, ещё не испорченных окружением. Она стала учительницей младших классов и в двадцать два года впервые зашла в учебное заведение, как учительница, как взрослая, как настоящая женщина.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"