Предчувствие знойного дня уже настигало их. Но пока что в тысячу лиц бил удивительный свежий воздух, напоенный запахом моря. Люди жадно вдыхали, глотали его. Запах моря... один, на все континенты, времена и народы. Он точно смывал с тысячного этапа грязь и вонь столыпинских вагонов.
Было июльское утро 1939 года. Тысяча каторжан ползла по пустынной дороге. Дорога то поднималась, то опускалась, и на всём её протяжении никто не встречался: ни человек, ни зверь, ни машина. Казалось, вымер весь мир.
Конвоиры осипли от криков. Овчарки лениво тявкали. Становилось всё жарче. "Только не упасть, - настойчиво внушал себе Олег, - держи равновесие". Бинты на его животе давно стали чёрными, с буро-коричневыми пятнами от засохшей крови. Глубокие ножевые ранения гноились, в руках и ногах было ощущение ломоты, полной разбитости. Путь был нескончаем. Олегу казалось, что он заснул и чувствует во сне волнующий запах моря, и видит пустынную дорогу.
Почти в лицо брызгали слюной рвущиеся с поводков овчарки. Уже страшный приклад винтовки заносился над головой. А он лежал в пыли, не имея сил встать. Но сильные руки случайных соседей по пятёрке подхватили его, и шествие колонны продолжилось.
Этап был из одиночек ярославского и суздальского острогов, политизоляторов. "Накипь" врагов советского народа, "сливки" политических преступников. Олега распределили сюда случайно, из транзитной больнички. В спешке, по доброй инициативе интеллигентного главврача. Подальше от порезавших его братьев-люмпенов, из племени сучьегожулья. Где-то, немного позади, шли двое верных ему малолеток, юных психопатов, истеричных последователей воровской веры. С двумя торбами воровского общака. Малолетки могли убить без учащения пульса в своих организмах, они были порождением проклятого блатного мира.
В конце же серого этапа шла небольшая стая голодных матёрых волков, ссучившихся жуликов. Они шли за двумя общаковскими торбами, а главное за жизнью Олега...
-- Благодарю, - выдохнул он своим нечаянным спасителям, продолжавшим тащить его под дальневосточным солнцем к многотысячному месту пересылки зэков, к транзитному лагерю. Интуитивная молния пронизала подсознание Олега - надежда спасения как-то связалась с этими крепкими сидельцами из политических.
-- Тяжело тебя тащить, товарищ, - через усилие улыбнулся один, вынув из самодельного потайного кармана аккуратно сложенный клочок грязной газеты. На ходу развернув пакетик, взяв двумя пальцами оттуда щепоточку порошка, политический втёр его в ладонь Олега. Солнце уже палило нещадно, пот стекал по телам, и Олегу было не до вопросов.
-- Впрочем, лучше глотни, - сказал "доктор по случаю", и Олег без слов собрал языком содержимое самодельной тары...
...Странный, отовсюду доносящийся треск поразил слух Олега. Этот треск что-то смутно напоминал. Что-то знакомое и понятное; иногда празднично-весёлое, иногда беспокойное; близкое, почти родное с босоногого детства. Олег присмотрелся к пространству за пыльной грунтовой дорогой, по которой плёлся этап. "Да это же трава трещит под солнечными лучами!" - догадался он, не с удивлением, но с восторгом от собственной смекалки. Затрещали дрова костров, что жгли они своей детской компанией. В отблесках огня, под покровом ночи среди высоких лесных деревьев, ему улыбались пацанята, дорогие, потерянные навсегда друзья детства. Уютный, охраняющий, дающий покой треск слышался из печи в деревянной избе деда и красные блики огня неуловимо скакали по потолку. "Какая нечеловеческая тонкость в явлениях природы, - констатировал Олег самому себе. - Трава трещит под солнцем, подобно дровам в огне, но не горит. Она лишается жизненных соков, но приобретает цвет золота, а не превращается в чёрную золу". И всеобъемлющий треск обрёл в его глазах сияющий жёлтый цвет.
-- Люди под гнётом тиранической власти ещё удивительнее травы под солнцем, - услышал Олег от своего "доктора" и не удивился, а только спросил:
-- Кто ты?
-- Капитан. Бывший капитан разведки и нынешний капитан нерукотворного корабля "психонавтов".
Олег удовлетворился странным ответом и почувствовал, как вырастает его тело. Он ужаснулся, что конвой заметит эту странную трансформацию и тысячи пуль изрешетят его плоть. "Учись контролировать страх, - услышал он голос Капитана. - Тебе нечего бояться!" Олег доверился рекомендации и взирал с высоты на тёмную гусеницу исхудавших зэковских тел. Живые плакаты с "ежовыми рукавицами" парили в воздухе, мерно покачиваясь в слабых дуновениях ветра. Выше всех парил плакат Сталина в белом парадном кителе. Вождь указывал куда-то рукою, и Олег направил туда взгляд. В сияющем жёлтом поле Депре вздымался золотой истукан, высотою в шестьдесят локтей, шириною в шесть локтей*, и меркла трава в золотом его сиянии. Тысячи сатрапов, наместников, военачальников, верховных судей и законоведцев, тысячи тысяч народов, племён и языков пали и поклонились истукану, когда услышали звук трубы, свирели, цитры, цевницы, и иных музыкальных инструментов. И принимал поклонение, возвышаясь один на ногах, Навуходоносор, царь Вавилонский. Олег почувствовал себя снова в обычной оболочке, лежащей ниц в многотысячной толпе перед истуканом. Он поднял сначала голову, а потом приподнялся, испытывая своё видение. Но в тот же миг железные руки халдейских воинов поволокли его к печи, раскалённой огнём. Печь была раскалена чрезвычайно, и пламя огня больно обожгло Олега за десяток метров от неё. Ужас готов был разорвать его сердце прежде жара, но он услышал приказ Капитана: "Вернись!" Олег снова шагал в пятёрке, а среди огня печи свободно ходили четыре мужа, и вид четвёртого был подобен Сыну Божию**.
-- Капитан, что это? - буднично спросил Олег о своих чувствованиях.
-- LSD - 25***, - так же буднично ответил тот.
-- Опийный мак - полнейшее фуфло рядом с этим, - резюмировал Олег.
-- Главное победить страх, - подытожил Капитан.
Радостно загавкали немецкие овчарки, показались деревянные ворота транзитного лагеря.
-- По пяти, по пяти! Проходь в ворота! - неистовствовали конвоиры, толкая вперёд падающих.
Серая нескончаемая лента ползёт через ворота. Доносятся приглушенные реплики бытовиков:
Блатных пока не видно, но Олег нервно делится с Капитаном:
-- Здесь, на этой транзитке, половина блатных - сучары безбашенные: бригадирами шустрили у мусоров. Гробили всех без разбору - и политических, и босоту. Такая же мразь где-то в конце этапа за мной канает.
-- С какой радости?
-- Есть два рюкзака опия-сырца.
Капитан недоумённо посмотрел на Олега.
-- Красные менты - быдло: они не знают, что такое опий и конопля. Так и прёт в открытую через шмоны наркотический грев козырям воровской масти. Что твой порошок.
Медицинский осмотр людского поголовья оканчивался для всех одним вердиктом - "первая категория здоровья". И для тех, кому суждено было умереть через несколько часов. Всем предстояло в ожидании этапов по конечным пунктам следования махать кайлом в каменном карьере.
Олега уложили перед деревянным бараком. Капитан и его напарник по транспортивке страждущего устало сели рядом, прямо на землю. Хищного вида парни, поставив у ног рюкзаки с маковой соломкой, ожидали указаний. Олег чувствовал, что скоро вновь оставит привычный мир, и быстро говорил:
-- Пацаны, вас только двое. Не отобьётесь от шестерых. Выход один - ныряйте через колючку по отсекам аквариума. Ищите честных людей****. Сделайте объяву: в гадюшатник заехал Поручик. Ночью здесь обязана быть сходка. Суки через нарядчика узнают, где мы, по любому. И после проверки, ночью, тоже здесь нарисуются. Всё. И помните: вор в зоне - господин для контриков и фраеров. Но добавьте к этому, что вор для суки - это, что Сталин для Троцкого. Если соберёте сходняк - станете крещёными. Я сказал.
Парни растворились в огромном аквариуме, в котором порой насчитывалось до 17 тысяч человеческих особей обоих полов. Олега затошнило от вездесущего запаха аммиака и хлорной извести. LSD-путешественник содрогался в приступе рвоты, а Капитан спокойно сказал напарнику:
-- Товарищ, присмотри за ним. А мне пора уходить. Вот, "сидор" мой, с барского плеча. Не побрезгуйте. Там много нужных вещей.
Капитан извлёк из котомки небольшой холщовый мешочек и добавил:
-- А у пациента скоро наступит деперсонализация и всё прочее в таком роде. Если не направить нужным словом, то он либо сойдёт с ума, либо найдёт способ убить себя.
-- Хорошенькое дело! - улыбнулся напарник. - Накачал чем-то идейного ворюгу и на меня оставил. В ожидании лагерной резни между честными и суками. Нечего сказать, удружил ты, Капитан, удружил.
Капитан улыбнулся и развёл руками:
-- Дело твоё. Можешь бросить его. Но до ночной резни ещё время есть.
Олег успокоился, лёг и посмотрел в небо. Бурный ветер пошёл от севера, огромное облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него. А из середины его как бы свет пламени из центра огня. И оттуда видно было подобие четырёх животных. У каждого четыре лица: человеческое, львиное и лицо тельца с лицом орла. Руки человеческие были под крыльями. Ноги были прямые, а ступни - как ступни ног у тельца, сверкающие, как блестящая медь. Огонь ходил между животными, и двигались они с быстротою молнии. Шум крыльев их был подобен шуму многих вод***** и Олег удивился, что его спутники не слышат этого. Он сказал:
-- Посмотрите вверх. Я теряю рассудок или вы что-то видите?
Посмотрев в небо напарник спросил Капитана:
-- Интересно, к кому они?
Капитан задумчиво ответил:
-- Точно знаю - не ко мне.
Напарник встал и сказал:
-- Пройдусь немного.
-- Ну, бывай, - пожал ему руку Капитан. - И я пошёл. Время пришло.
Олег смотрел, как по мере удаления напарника удалялись фантастические, вселяющие ужас животные. Потом обратился к Капитану:
-- Не бросай меня, пока он не вернётся.
-- Не могу, товарищ. Меня ждёт та, ради которой я обчистил Хофмана. Ты, главное, ничего не бойся. Если захочешь, то увидишь меня сквозь стены.
...Вдоль проволочного заграждения стояли сотни измождённых, но оживленных женщин. Много было бритых наголо. По другую сторону колючей проволоки бушевало море мужчин. Капитан чувствовал здесь нечто подобное электротоку. Через "колючку" протягивались друг другу руки.
-- Милые, родные, дорогие, бедные!
-- Держитесь! Мужайтесь! Крепитесь!
Кричали с обеих сторон. Капитан бесцеремонно отталкивал мужские тела, идя к точно намеченной цели. Он уже шёл вдоль заграждения и всматривался в лица, покрытые нездоровым пятнистым загаром.
-- Здравствуй, фрау Кицкин, - тихо, без улыбки, приветствовал он женщину, одну из сотен, и взял её за худую кисть.
Кицкин заплакала, присев на корточки:
-- Я знала, - шептала она, - я верила, что ты придёшь! Но, что теперь?
-- Нынче же, мы уйдём отсюда. Времени на теорию нет. У тебя пеллагра. Ты вся шелушишься. Это дерматит: первое "Д" пеллагры. Второе "Д" - это диарея. Тоже в наличии. Осталась деменция. Судя по блуждающему взгляду - осталось немного. Поэтому мы не будем ждать, мы уйдём.
-- Но как?
Капитан зачерпнул из своего мешочка жменю химического "мессии", отправил себе в рот, подтянул к "колючке" женщину и припал к её устам долгим поцелуем.
Олег действительно видел их, и слышал. Они шли, взявшись за руки, вдоль проволоки и Капитан неспешно вещал:
-- Не существует никакого мира материальных объектов, есть лишь вселенная энергетических полей, которые видящие называют условно эманациями Орла. Конкретный вариант настройки нашего таинственного естества, который мы воспринимаем как окружающий мир, является лишь результатом того, в каком месте этого нашего энергетического естества находится точка сборки восприятия мира в данный момент. Сейчас я сдвину твою настройку далеко вниз и мы унесёмся, Кицкин...
Олег вдруг увидел, что Капитан с подругой просто исчезли, а над серой толпой взмыли чёрные птицы. Щемящая грусть и тоска овладели Олегом. Ему казалось, что он умер. Вокруг было розовое, заполненное мутноватой жидкостью, замкнутое, пульсирующее пространство. Он находился внутри него и дышал им. Жидкость была наполнена болью. Тысячи и тысячи жалящих и сосущих кровь пиявок были там растворены. Он не видел их, но чувствовал. Страшная, невероятная угроза исходила от этого беспрестанно пульсирующего пространства. Олег подумал, что боль и страх - постоянные спутники его жизни. Он увидел сквозь пульсацию деревянный барак, чёрных зэков, вонючую уборную. Нужно было вынуть из ботинка острую заточку, вскрыть вены и разом покончить с этой недожизнью. Но вдруг розовое пространство сомкнулось, залепило нос и рот. Он не мог дышать и кричать. Жуткая, непреодолимая сила пихала его вперёд. Он, мёртвый и недышащий, двигался внутри бесконечной эластичной трубы. Сознание гасло, вспыхивая лишь от боли.******
Через боль, от слов подошедшего напарника, увиделась картина. В ночи изумлённо спрашивал Никодим:
-- Как может человек родиться, будучи стар? Неужели может он в другой раз войти в утробу матери своей и родиться?
Иисус отвечал:
-- Не удивляйся тому, что Я сказал тебе: должно вам родиться свыше...
*- Книга пророка Даниила, гл. 3, ст. 1; **- Дан. 3, 25. ***- В 1938 году фармацевт Альберт Хофман (Швейцария), занимаясь поиском средств с целью облегчения схваток у рожениц, получил 25 синтез лизергиновой кислоты с веществами метиловой группы. В 1943 году он случайно определил на себе действие этого химического соединения. К началу 50-х годов LSD - 25 стал достоянием официальной медицины. В 1967 году LSD был полностью запрещён к применению в США и Европе, до этого момента находясь в свободном обороте, как лекарственное средство, не являющееся наркотиком. **** - воров. *****- кн. Пророка Иезекииля, гл. 1.
****** - краткие описания базовых перинатальных матриц 1, 2. Переживания изначального единства с матерью и внутриутробной жизни до начала родов. Воспоминания о схватках в начале родов - схватках в закрытой матке.