ЧТО МЫ ВСЕ-ТАКИ ПОНИМАЕМ ПОД ФАШИЗМОМ? Ю.Воронов
МАРШ МИРА. Хроника

Криминальный неототалитаризм - пропасть, которую нельзя преодолеть в один прыжок
Владимир Пастухов, "Полiт.ua"
article/2015/03/21/trap/

Глава первая
ОСНОВНЫЕ ИДЕИ

1. Философия фашизма.

Как всякая цельная политическая концепция, фашизм есть одновременно действие и мысль: действие, которому присуща доктрина, и доктрина, которая, возникнув на основе данной системы исторических сил, включается в последнюю и затем действует качестве внутренней силы.1

Поэтому эта концепция имеет форму, соответствующую обстоятельствам места и времени, но вместе с тем обладает идейным содержанием, возвышающим ее до значения истины в истории высшей мысли.2

Нельзя действовать духовно на внешний мир в области велений человеческой воли, без понимания преходящей и частичной реальности, подлежащей воздействию, и реальности вечной и универсальной, в коей первая имеет свое бытие и жизнь.

Чтобы знать людей нужно знать человека, а чтобы знать человека, нужно знать реальность и ее законы. Не существует понятия государства, которое, в основе, не было бы понятием жизни. Это есть философия или интуиция, идейная система, развивающаяся в логическую конструкцию или выражающаяся в видении или в вере, но это всегда, по крайней мере, в возможности, органичное учение о мире.

2. Духовное понятие жизни.

Таким образом, фашизм не понять во многих его практических проявлениях, как партийную организацию, как воспитательную систему, как дисциплину, если не рассматривать его в свете общего понимания жизни, т.е. понимания духовного.3

Мир для фашизма есть мир не только материальный, манифестирующий себя лишь внешне, в котором человек, являющийся независимым индивидом, отдельным от всех других, руководится естественным законом, инстинктивно влекущим его к эгоистической жизни и минутному наслаждению.

Для фашизма человек это индивид, единый с нацией, Отечеством, подчиняющийся моральному закону, связующему индивидов через традицию, историческую миссию, и парализующему жизненный инстинкт, ограниченный кругом мимолетного наслаждения, чтобы в сознании долга создать высшую жизнь, свободную от границ времени и пространства. В этой жизни индивид путем самоотрицания, жертвы частными интересами, даже подвигом смерти осуществляет чисто духовное бытие, в чем и заключается его человеческая ценность.

3. Позитивное понятие жизни как борьбы.

Итак, фашизм есть духовная концепция, возникшая также из общей реакции века против ослабляющего материалистического позитивизма 19-го века. Концепция антипозитивистская, но положительная; не скептическая, не агностическая, не пессимистичная, не пассивно оптимистическая, каковыми являются вообще доктрины (все негативные), полагающие центр жизни вне человека, который может и должен свей свободной волей творить свой мир.

Фашизм желает человека активного, со всей энергией отдающегося действию мужественно сознающего предстоящие ему трудности и готового их побороть. Он понимает жизнь, как борьбу, помня, что человеку следует завоевать себе достойную жизнь, создавая прежде всего из себя самого орудие (физическое, моральное, интеллектуальное) для ее устроения. Это верно как для отдельного человека, так и для нации и для человечества вообще.

Отсюда высокая оценка культуры во всех ее формах (искусство, религия, наука) и величайшее значение воспитания. Отсюда же основная ценность труда, которым человек побеждает природу и создает собственный мир (экономический, политический, моральный, интеллектуальный).5

4. Моральное понятие жизни.

Это положительное понимание жизни есть, очевидно, понимание этическое. Оно объемлет всю реальность, а не только человека, властвующего над ней. Нет действия не подчиненного моральной оценке; нет ничего в мире, что могло бы быть лишено своей моральной ценности.

Поэтому фашист представляет себе жизнь серьезной, суровой, религиозной, полностью включенной в мир моральных и духовных сил. Фашист презирает "удобную жизнь".

5. Религиозное понятие жизни.

Фашизм концепция религиозная; в ней человек рассматривается в его имманентном отношении к высшему закону, к объективной Воле, которая превышает отдельного индивида делает его сознательным участником духовного общения. Кто в религиозной политике фашистского режима останавливается на чисто оппортунистических соображениях, тот не понял, что фашизм, будучи системой правительства, также и прежде всего, есть система мысли.

6. Этическое и реалистическое понятие жизни.

Фашизм концепция историческая, в которой человек рассматривается исключительно, как активный участник духовного процесса в семейной и социальной группе, в нации и в истории, где сотрудничают все нации. Отсюда огромное значение традиции в воспоминаниях, языке, обычаях, правилах социальной жизни8.

Вне истории человек ничто. Поэтому фашизм выступает против всех индивидуалистических на материалистической базе абстракций 19-го века; он против всех утопий и якобинских новшеств. Он не верит в возможность "счастья" на земле, как это было в устремлениях экономической литературы 18-го века, и поэтому он отвергает все телеологические учения, согласно которым в известный период истории возможно окончательное устроение человеческого рода. Последнее равносильно поставлению себя вне истории и жизни, являющейся непрерывным течением и развитием.

Политически фашизм стремится быть реалистической доктриной; практически он желает разрешить только задачи, которые ставит сама история, намечающая или предуказывающая их решение. 9 Чтобы действовать среди людей, как и в природе, нужно вникнуть в реальный процесс и овладеть действующими силами 10.

7. Анитииндивидуализм и свобода.

Фашистская концепция государства антииндивидуалистична; фашизм признает индивида, поскольку он совпадает с государством, представляющем универсальное сознание и волю человека в его историческом существовании 11.

Фашизм против классического либерализма, возникшего из необходимости реакции против абсолютизма и счерпавшего свою задачу, когда государство превратилось в народное сознание и волю. Либерализм отрицал государство в интересах отдельного индивида; фашизм утверждает государство, как истинную реальность индивида 12.

Если свобода должна быть неотъемлемым свойством реального человека, а не абстрактной марионетки, как его представлял себе индивидуалистический либерализм, то фашизм за свободу. Он за единственную свободу, которая может быть серьезным фактом, именно за свободу государства и свободу индивида в государстве 13. И это потому, что для фашиста все в государстве и ничто человеческое или духовное не существует и тем более не имеет ценности вне государства. В этом смысле фашизм тоталитарен и фашистское государство, как синтез и единство всех ценностей, истолковывает и развивает всю народную жизнь, а также усиливает ее ритм 14.

8. Антисоциализм и корпоративизм.

Вне государства нет индивида, нет и групп (политических партий, обществ, профсоюзов, классов) 15. Поэтому фашизм против социализма, который историческое развитие сводит к борьбе классов и не признает государственного единства, сливающего классы в единую экономическую и моральную реальность; равным образом фашизм против классового синдикализма.

Но в пределах правящего государства фашизм признает реальные требования, из которых берут начало социалистическое и профсоюзное движения, и реализует их в корпоративной системе интересов, согласованных в единстве государства 16.

9. Демократия и нация.

Индивиды составляют: классы соответственно категориям интересов, профсоюзы - соответственно различным, объединенным общим интересом сферам экономической деятельности но прежде и главнее всего они составляют государство. Последнее не является числом в виде суммы индивидов, образующих большинство народа. Поэтому фашизм против демократии, приравнивающей народ к большинству, и снижающей его до уровня многих 17.

Но он сам является настоящей формой демократии, если народ понимать, как должно, качественно, а не количественно, т.е. как наиболее мощную, моральную, истинную и последовательную идею. Эта идея осуществляется в народе через сознание и волю немногих, даже одного, и, как идеал, стремится осуществить в сознании и воле всех 18.

Именно тех, кто сообразно этнической природе и истории, образует нацию, будучи направляемы единым сознанием и волей по одной линии развития и духовного склада.

Нация не есть раса, или определенная географическая местность, но длящаяся в истории группа, т.е. множество, объединенное одной идеей, каковая есть воля к существованию и господству, т.е. самосознание, следовательно, и личность 19.

10. Понятие государства.

Эта высшая личность есть нация, поскольку она является государством. Не нация создает государство, как это провозглашает старое натуралистическое понимание, легшее в основу национальных государств 19-го века. Наоборот, государство создает нацию, давая волю, а следовательно, эффективное существование народу, сознающему собственное моральное единство.

Право нации на независимость проистекает не из литературного и идейного сознания собственного существования, и тем меньше из фактического более или менее бессознательного и бездеятельного состояния, но из сознания активного, из действующей политической воли, способной доказать свое право, т.е. из своего рода государства уже in fieri. Государство, именно как универсальная этическая воля, является творцом права 20.

11. Этическое государство.

Нация, в форме государства, есть этическая реальность, существующая и живущая, поскольку она развивается. Остановка в развитие есть смерть. Поэтому государство есть не только правящая власть, дающая индивидуальным волям форму закона и создающая ценность духовной жизни, оно есть также сила, осуществляющая во вне свою волю, и заставляющая признавать и уважать себя, т.е. фактически доказывающая свою универсальность во всех необходимых проявлениях своего развития 21. Отсюда организация и экспансия, хотя бы в возможности. Таким образом, государственная воля уравнивается по природе с человеческой волей, не знающей в своем развитии пределов и доказывающей своим осуществлением собственную бесконечность 22.

12. Содержание государства.

Фашистское государство, высшая и самая мощная форма личности, есть сила, но сила духовная. Она синтезирует все формы моральной и интеллектуальной жизни человека. Поэтому государство невозможно ограничить задачами порядка и охраны, как этого хотел либерализм. Это не простой механизм, разграничивающий сферы предполагаемых индивидуальных свобод.

Государство есть внутренняя форма и норма, дисциплинирующая всю личность и охватывающая, как ее волю, так и разум. Его основное начало главное вдохновение человеческой личности, живущей в гражданском обществе, проникает в глубину, внедряется в сердце действующего человека, будь он мыслитель, артист или ученый: это душа души.

13. Авторитет.

В результате фашизм не только законодатель и создатель учреждений, но воспитатель и двигатель духовной жизни. Он стремится переделать не форму человеческой жизни, но ее содержание, самого человека, характер, веру.

Для этой цели он стремится к дисциплине и авторитету, проникающему дух человека и в нем бесспорно властвующему. Поэтому его эмблема ликторская связка, - символ единения, силы и справедливости.

Глава вторая
ПОЛИТИЧЕСКАЯ И СОЦИАЛЬНАЯ ДОКТРИНА

1. Происхождение доктрины.

Когда в далекий теперь месяц март 1919 года, через газету "Il Popolo d'Italia", я созвал в Милане оставшихся участников войны, следовавших за мной момента учреждения дружин (fascio) революционного действия, что произошло в январе 1915 года, - я в мыслях не имел никакого конкретного доктринального плана.

Живой опыт я сохранил от одной доктрины, именно социализма, за время от 1903/4 года до зимы 1914 г. - около десяти лет. В этом опыте я постиг и подчинение и главенство, но он не представлял собой опыта доктринального. И в этот период моя доктрина была доктриной действия. С 1905 года не существовало больше единой, всеми признаваемой социалистической доктрины. Тогда в Германии началось ревизионистское движение, с Бернштейном во главе, а по контрасту в смене тенденций, образовалось лево-революционное движение, которое в Италии не пошло дальше слов, между тем, как в русском социализме оно стало прелюдией большевизма.

Реформизм, революционизм, центризм, - не осталось и отзвуков ото всей этой терминологии, между тем, как в мощном потоке фашизма вы найдете струи, берущие начала от Сореля, Пеги, Лагарделя из Mouvement Socialiste, и от которых когорты Итальянских синдикалистов, которые между 1904 и 1914 годами с Pagani Libere - Оливетти, La lupa - Орано, Divenire Sociale -Генриха Леоне привнесли новую ноту в обиход итальянского социализма, уже расслабленного и захлороформированного блудодействием Джиоллитти.

По окончании войны в 1919 году, социализм, как доктрина, был мертв; он существовал лишь в форме ненависти и имел еще одну возможность, особенно в Италии, отомстить тем, кто желал войны и кто должен ее "искупить".

"Il Popolo d'Italia" печатала в подзаголовке: "Ежедневник участников войны и производителей". Слово "производитель" было уже показателем умственного направления. Фашизм не был во власти заранее за столом выработанной доктрины; он родился из потребности действия и был действием; он не был партией, но в первые два года он был антипартией - движением. Имя, данное мной организации, определяло ее характер.

Во всяком случае, кто перечтет на помятых уже страницах той эпохи, отчет об учредительном собраний итальянских боевых дружин (fascio), тот не найдет доктрины, а только ряд положений, предвосхищений, намеков, которые впоследствии, через несколько лет, освобожденные от неизбежного нароста преходящего, должны были развиться в ряд доктринальных установок, превращающих фашизм в самостоятельную политическую доктрину по отношению ко всем другим, прошлым и современным.

"Если буржуазия", говорил я тогда, "надеется найти в нас громоотвод, она ошибается. Мы должны идти навстречу труду... Мы хотим приучить рабочий класс к искусству управления, даже, чтобы только убедить его, что вовсе не легко вести вперед промышленность или торговлю... Мы будем бороться с техническим и духовным ретроградством... Перед открывающимся наследством после существующего строя мы не должны быть трусами. Мы должны торопится! Если строй будет преодолен, мы должны занять его место. Право наследования принадлежит нам, ибо мы подвигли страну на войну и мы повели ее к победе. Настоящее политическое представительство нас не удовлетворяет, мы хотим прямого представительства отдельных интересов. Против этой программы можно сказать, что это возврат к корпорациям. Не важно!... Я хотел бы, чтобы собрание приняло с экономической точки зрения требования национального синдикализма".

Разве не удивительно, что с первого дня собрания на площади Святой Гробницы звучит слово "корпорация", которая в ходе революции должна обозначать одно из законодательных и социальных творений, лежащих в основе режима?

2. Развитие доктрины.

Годы, предшествовавшие походу на Рим, были годами, когда необходимость действия не допускала исследования и подробных доктринальных разработок. Шли битвы в городах и деревнях. Спорили, но, что более свято и значительно, умирали. Умели умирать. Разработанная с подразделением на главы и параграфы и с тщательным обоснованием доктрина могла отсутствовать; для ее замены имелось нечто более определенное: вера...

Однако, кто восстановит прошлое по массе книг, статей, постановлений конгрессов, больших и малых речей, кто умеет исследовать и выбирать, тот найдет, что в пылу борьбы основы доктрины были набросаны. Именно в эти годы фашистская мысль вооружается, заостряется и формируется.

Разрешались проблемы индивида и государства; проблемы авторитета и свободы; политические, социальные и особенно национальные проблемы; борьба против либеральных, демократических, социальных, масонских, народно-католических (popolari) доктрин велась одновременно с "карательными экспедициями".

Но так как отсутствовала "система", то противники недобросовестно отрицали всякую доктринальную способность фашизма, а между тем, доктрина создавалась, м.б., бурно, сначала под видом буйного и догматического отрицания, как это бывает со всеми возникающими идеями, а затем в форме положительной конструкции, находящей свое воплощение последовательно в 1926, 1927 и 1928 годах в законах и учреждениях режима.

Ныне фашизм отчетливо обособлен не только, как режим, но и как доктрина. Это положение должно быть истолковано в том смысле, что ныне фашизм, критикуя себя самого и других, имеет собственную самостоятельную точку зрения, а следовательно и линию направления, во всех проблемах, которые материально или духовно мучают народы мира.

3. Против пацифизма: война и жизнь как долг.

Прежде всего фашизм не верит в возможность и пользу постоянного мира, поскольку в общем дело касается будущего развития человечества, и оставляются в стороне соображения текущей политики. Поэтому он отвергает пацифизм, прикрывающий отказ от борьбы и боязнь жертвы.

Только война напрягает до высшей степени все человеческие силы и налагает печать благородства на народы, имеющие смелость предпринять таковую. Все другие испытания являются второстепенными, так как не ставят человека перед самим собой в выборе жизни или смерти. Поэтому доктрина, исходящая из предпосылки мира, чужда фашизму.

Также чужды духу фашизма все интернациональные организации общественного характера, хотя они ради выгоды при определенных политических положениях могут быть приняты. Как показывает история, такие организации могут быть развеяны по ветру, когда идейные и практические чувства взбаламучивают сердца народов.

Этот анти-пацифистский дух фашизм переносит и в жизнь отдельных индивидов. Гордое слово дружинника "Меня не запугать" (me ne frego), начертанное на повязке раны, есть не только акт стоической философии, не только вывод из политической доктрины; это есть воспитание к борьбе, принятие риска, с ней соединенного; это есть новый стиль итальянской жизни.

Таким образом фашист принимает и любит жизнь; он отрицает и считает трусостью самоубийство; он понимает жизнь, как долг совершенствования, завоевания. Жизнь должна быть возвышенной и наполненной, переживаемой для себя самого, но главное для других, близких и далеких, настоящих и будущих.

4. Демографическая политика и наш "ближний".

Демократическая политика режима вывод из этих предпосылок.

Фашист любит своего ближнего, но этот "ближний" не есть для него смутное и неуловимое представление; любовь к ближнему не устраняет необходимой воспитывающей суровости и тем более разборчивости и сдержанности в отношениях.

Фашист отвергает мировые объятия и, живя в общении с цивилизованными народами, он не дает обмануть себя изменчивой и обманчивой внешностью; бдительный и недоверчивый он глядит им в глаза и следит за состоянием их духа и за сменой их интересов.

5. Против исторического материализма и классовой борьбы.

Подобное понимание жизни приводит фашизм к решительному отрицанию доктрины, составляющей основу, так называемого, научного социализма Маркса; доктрины исторического материализма, согласно которой история человеческой цивилизации объясняется исключительно борьбой интересов различных социальных групп и изменениями средств и орудий производства.

Никто не отрицает, что экономические факторы - открытие сырьевых ресурсов, новые методы работы, научные изобретения - имеют свое значение, но абсурдно допускать, что их достаточно для объяснения человеческой истории без учета других факторов.

Теперь и всегда фашизм верит в святость и героизм, т.е. в действия, в которых отсутствует всякий - отдаленный или близкий - экономический мотив.

Отринув исторический материализм, согласно которому люди представляются только статистами истории, появляющимися и скрывающимися на поверхности жизни, между тем, как внутри движутся и работают направляющие силы, фашизм отрицает постоянную и неизбежную классовую борьбу, естественное порождение подобного экономического понимания истории, и прежде всего он отрицает, что классовая борьба является преобладающим элементом социальных изменений.

После крушения этих двух столов доктрины от социализма не остается ничего, кроме чувствительных мечтаний, - старых, как человечество, - о социальном существовании, при котором будут облегчены страдания и скорби простого народа. Но и тут фашизм отвергает понятие экономического "счастья", осуществляющегося в данный момент экономической эволюции социалистически, как бы автоматически обеспечивая всем высшую меру благосостояния. Фашизм отрицает возможность материалистического понимания "счастья" и предоставляет его экономистам первой половины 18 века, т.е. он отрицает равенство: - "благосостояние-счастье", что превратило бы людей в скотов, думающих об одном быть довольными и насыщенными, т.е. ограниченными простой и чисто растительной жизнь.

6. Против демократических идеологий.

После социализма фашизм борется со всем комплексом демократических идеологий, отвергая их или в их теоретических предпосылках, или в их практических применениях и построениях.

Фашизм отрицает, что число, просто как таковое, может управлять человеческим обществом; он отрицает, что это число посредством периодических консультаций может править; он утверждает, что неравенство неизбежно, благотворно и благодетельно для людей, которые не могут быть уравнены механическим и внешним фактом, каковым является всеобщее голосование.

Можно определить демократические режимы ем, что при них, время от времени, народу дается иллюзия собственного суверенитета, между тем как действительный, настоящий суверенитет покоится на других силах, часто безответственных и тайных. Демократия это режим без короля, но с весьма многочисленными, часто более абсолютными, тираническими и разорительными королями, чем единственный король, даже если он и тиран.

Вот почему фашизм, занимавший до 1922 года, в виду преходящих соображений, республиканскую, в тенденции, позицию, перед Походом на Рим от нее отказался в убеждении, что ныне вопрос о политической форме государства не является существенным и что при изучении образцов бывших и настоящих монархий или республик явствует, что монархия и республика не должны обсуждаться под знаком вечности, но представляют собой формы, в коих выявляются политическая эволюция, история, традиция и психология определенной страны.

Теперь фашизм преодолел противопоставление "монархия - республика", в котором завяз демократизм, отягощая первую всеми недостатками и восхваляя последнюю, как совершенный строй. Теперь видно что бывают по существу реакционные и абсолютные республики и монархии, приемлющие самые смелые политические и социальные опыты.

7. Ложь демократии.

В одном из своих "философских размышлений" Ренан, имевший предфашистские просветы, говорит: "разу, знание - продукты человечества, но это химера - желать разума непосредственно для народа и через народ".

"Для существования разума вовсе нет необходимости, чтобы он был общим достоянием. Во всяком случае, если бы подобное приобщение к разуму, нужно было проделать, не следует его начинать с низшей демократии, которая привела бы к уничтожению всякой труднодостижимой культуры и всякой высшей дисциплины"

"Принцип, что общество существует только для благополучия и свободы индивидов, его составляющих, не представляется согласным с планами природы, где принимается во внимание только вид, а индивид приносится в жертву. Нужно весьма опасаться, что последним словом так называемой (спешу прибавить, что ее можно понимать и иначе) демократии станет такое социальное общество, в котором выродившаяся масса будет заниматься одним: предаваться гнусным наслаждениям грубого человека".

Так говорит Ренан. Фашизм отвергает в демократии абсурдную ложь политического равенства, привычку коллективной безответственности и миф счастья и неограниченного прогресса. Но, если демократию можно понимать иначе, т.е. если демократия обозначает: не загонять народ на задворки государства, то автор этих строк может определить фашизм, как "организованную, централизованную и авторитарную демократию".

8. Против либеральных доктрин.

По отношению к либеральным доктринам фашизм находится в безусловной оппозиции, как в области политики, так и экономики. В целях текущей полемики не следует преувеличивать значение либерализма в прошлом век и делать из одной из многочисленных доктрин, расцветших в том столетии, религию человечества для всех времен, настоящих и будущих.

Либерализм процветал лишь в течение 15-ти лет. Он родился в 1830 году, как реакция против Священного Союза, желающего отодвинуть Европу к 1789-ым годам, и имел свой год особого блеска, именно 1848-ой, когда даже папа Пий 9-ый был либералом.

Сразу же за этим начался упадок. Если 1848-ой год был годом света и поэзии, то 1849-ый стал годом мрака и трагедии. Римская республика была убита другой, а именно Французской республикой. В том же году Маркс выпустил евангелие социалистической религии в виде знаменитого коммунистического манифеста. В 1851 году Наполеон III совершает нелиберальный государственный переворот и царствует над Францией до 1870 года, когда он был низвергнут народным восстанием, но вследствие военного поражения, считающегося в истории одним из самых крупных. Победил Бисмарк, никогда не знавший, где господствует религия свободы, и какие пророки ей служат.

Симптоматично, что немецкий народ, народ высшей культуры, в течение 19-го века совершенно не знал религии свободы. Она проявилась только в переходный период, в виде так называемого "смешного парламента" во Франкфурте, просуществовавшего один сезон.

Германия достигла своего национального единства вне либерализма, против либерализма, доктрины, чуждой немецкой душе, душе исключительно монархической, между тем как либерализм есть логически и исторически преддверие анархии. Этапы немецкого объединения, это три войны 1864, 1866 и 1870 годов, ведомые такими либералами, как Мольтке и Бисмарк.

Что касается Итальянского объединения, то либерализм привнес в него абсолютно меньшую долю, чем Маццини и Гарибальди, которые не были либералами. Без вмешательства нелиберального Наполеона мы не имели бы Ломбардии; и без помощи нелиберального Бисмарка при Садовой и Седане, весьма возможно, мы не имели бы в 1866 г. Венеции и в 1870 г. не вошли бы в Рим.

С 1870 по 1915 г. идет период, когда сами жрецы нового исповедания признают наступление сумерек своей религии, - побиваемой в литературе декадентством, в практике активизмом; т.е. национализмом, футуризмом, фашизмом.

Накопив бесконечное количество гордиевых узлов, либеральный век пытается выпутаться через гекатомбу мировой войны. Никогда никакая религия не налагал такой громадной жертвы. Боги либерализма жаждут крови? Теперь либерализм закрывает свои опустевшие храмы, так как народы чувствуют, что его агностицизм в экономике, его индифферентизм в политике и в морали ведут государство к верной гибели, как это уже было раньше.

Этим объясняется, что все политические опыты современного мира - антилиберальны, и чрезвычайно смешно поэтому исключить их из хода истории. Как будто история является охотничьим парком, отведенным для либерализма и его профессоров, а либерализм есть окончательное непреложное слово цивилизации.

9. Фашизм не пятится назад.

Фашистское отрицание социализма, демократии, либерализма не дает, однако, права думать, что фашизм желает отодвинуть мир ко времени до 1789 года, который считается началом демо-либерального века.

Нет возврата к прошлому! Фашистская доктрина не избирала своим пророком де-Местра. Монархический абсолютизм отжил свое, и также, пожалуй всякая теократия. Как отжили свой век феодальные привилегии и разделение на "замкнутые", не сообщающиеся друг с другом касты. Фашистское понятие о власти не имеет ничего общего с полицейским государством. Партия, управляющая тоталитарно нацией, факт новый в истории. Всякие соотношения и сопоставления невозможны.

Из обломков либеральных, социалистических и демократических доктрин фашизм извлекает еще ценные и жизненные элементы. Он сохраняет так называемые завоевания истории и отвергает все остальное, т.е. понятие доктрины, годной для всех времен и народов. Допустим, что 19-ый век был веком социализма, демократии и либерализма; однако это не значит, что и 20-ый век станет веком социализма, демократии и либерализма. Политические доктрины проходят, народы остаются. Можно предположить, что этот век будет веком авторитета, веком "правого" направления, фашистским веком. Если 19-ый век был веком индивида (либерализм равнозначен с индивидуализмом), то можно предположить, что этот век будет веком "коллектива", следовательно веком государства.

Совершенно логично, что новая доктрина может использовать еще жизненные элементы других доктрин. Ни одна доктрина не рождается целиком новой, никогда не виданной и неслыханной. Ни одна доктрина не может похвастаться абсолютной оригинальностью. Всякая, хотя бы исторически, связана с другими бывшими и будущими доктринами. Так научный социализм Маркса связан с утопическим социализмом Фурье, Оуена, Сен-Симона. Так либерализм 19-го века связан с иллюминизмом 18-го века. Так демократические доктрины связаны с Энциклопедией.

Всякая доктрина стремится направить деятельность людей к определенной цели, но человеческая деятельность в свою очередь воздействует на доктрину, изменяет ее, приспосабливает к новым потребностям или преодолевает ее. Поэтому сама доктрина должна быть не словоупражнением, а жизненным актом. В этом прагматическая окраска фашизма, его воля к мощи, стремление к бытию. Отношение к факту "насилия" и значению последнего.

10. Ценность и миссия государства.

Основное положение фашистской доктрины это учение о государстве, его сущности, задачах и целях. Для фашизма государство представляется абсолютом, по сравнению с которым индивиды и группы только "относительное". Индивиды и группы "мыслимы" только в государстве. Либеральное государство не управляет игрой и материальным и духовным развитием коллектива, а ограничивается учетом результатов.

Фашистское государство имеет свое сознание, свою волю, поэтому и называется государством "этическим". В 1929-ом году на пятилетнем собрании режима я сказал: "Для фашизма государство не ночной сторож, занятый только личной безопасностью граждан также не организация с чисто материалистическими целями для гарантии известного благосостояния и относительного спокойствия социального сосуществования, для осуществления чего было бы достаточно административного совета; и даже не чисто политическое создание без связи с ложной материальной реальностью жизни отдельных людей и целых народов".

"Государство, как его понимает и осуществляет фашизм, является фактом духовным и моральным, так как оно выявляет собой политическую, юридическую и экономическую организацию нации; а эта организация в своем зарождении и развитии есть проявление духа. Государство является гарантией внешней и внутренней безопасности, но оно также есть хранитель и блюститель народного духа, веками выработанного в языке, обычаях, вере. Государство есть не только настоящее но также прошедшее но главное, оно есть будущее".

"Превышая границы краткой индивидуальной жизни, государство представляет неизменное сознание нации. Внешняя форма государства меняется, но его необходимость остается. Это государство воспитывает граждан в гражданских добродетелях, оно дает им сознание своей миссии и побуждает их к единению, гармонизирует интересы по принципу справедливости; обеспечивает преемственность завоеваний мысли в области знания, искусства, права, солидарности; возносит людей от элементарной, примитивной жизни к высотам человеческой мощи, т.е. к империи; хранить для будущих веков имена погибших за его неприкосновенность и во имя повиновения его законам; ставит примером и возвеличивает для будущих поколений вождей, увеличивших его территорию; гениев, его прославивших".

"Когда чувство государственность ослабевает и берут верх разлагающие и центробежные устремления, тогда нации склоняются к закату".

11. Единство государства и противоречия капитализма.

С 1929-го года по сегодняшний день всеобщая экономическая и политическая эволюция еще усилила значение этих доктринальных установок. Государство становится великаном. Только государство способно разрешить драматические противоречия капитализма. Так называемый кризис может быть разрешен только государством и внутри государства.

Где теперь тени Жюль-Симонов, возвещавших на заре либерализма, что "государство должно работать, чтобы сделать себя бесполезным и приготовить свою отставку?" Тени Мак-Кулохов, утверждавших во второй половине прошлого века что государство должно воздерживаться от излишнего управления?

Перед непрерывно требуемым неизбежным вмешательством государства в экономические отношения, что теперь сказал бы англичанин Бентам, по мнению которого промышленность должна бы просить государство об одном: оставить ее в покое; или немец Гумбольд, по мнению которого "праздное" государство должно почитаться наилучшим?

Правда, что вторая волна либеральных экономистов была не такая крайняя, как первая, и уже сам Адам Смит - пусть очень осторожно, - приоткрыл дверь для вмешательства государства в экономику.

Кто говорит либерализм, говорит "индивид"; кто говорит "фашизм", тот говорит "государство". Но фашистское государство единственное и представляется оригинальным творением. Оно не реакционно, но революционно, поскольку предвосхищает решение определенных универсальных проблем, поставленных во всех областях: в политической сфере раздроблением партий, самоуправством парламента, безответственностью законодательных собраний; в экономической сфере - все более обширной и мощной профсоюзной деятельностью, как в рабочем секторе, так и в промышленном, их конфликтами и соглашениями; - в области моральной - необходимостью порядка, дисциплины, повиновения моральным заповедям отечества.

Фашизм желает сильного, органичного и в то же время опирающегося на широкую народную базу государства. Фашистское государство потребовало в свою компетенцию также и экономику, поэтому чувство государственности посредством корпоративных, социальных и воспитательных учреждений им созданных, проникло до крайних разветвлений, и в государстве все политические, экономические и духовные силы нации выявляются, будучи введены в соответствующие организации. Государство, опирающееся на миллионы индивидов, которые его признают, чувствуют, готовы ему служить, не может быть тираническим государством средневекового владыки. Оно не имеет ничего общего с абсолютными государствами до или после 1789 года.

В фашистском государстве индивид не уничтожен, но скорее усилен в своем значении, как солдат в строю не умален, а усилен числом своих товарищей. Фашистское государство организует нацию, но оставляет для индивидов достаточное пространство; оно ограничило бесполезные и вредные свободы и сохранило существенные. Судить в этой области может не индивид, а только государство.

12. Фашистское государство и религия.

Фашистское государство не остается безразличным перед религиозным явлением вообще и перед положительной религией, в частности, каковой в Италии является католицизм. Государство не имеет своей теологии, но оно имеет мораль. В фашистском государстве религия рассматривается, как одно из наиболее глубоких проявлений духа, поэтому она не только почитается, но пользуется защитой и покровительством.

Фашистское государство не создало своего "Бога", как это сделал Робеспьер в момент крайнего бреда Конвента; оно не стремится тщетно подобно большевизму искоренить религию из народных душ. Фашизм чтит Бога аскетов, святых, героев, а также Бога, как его созерцает и к нему взывает наивное и примитивное сердце народа.

13. Империя и дисциплина.

Фашистское государство есть воля к власти и господству. Римская традиция в этом отношении есть идея силы. В фашистской доктрине империя является не только территориальным, военным или торговым институтом, но также духовным и моральным. Можно мыслить империю, т.е. нацию, управляющую прямо или косвенно другими нациями, без необходимости завоевания даже одного километра территории.

Для фашизма стремление к империи, т.е. к национальному распространению является жизненным проявлением; обратное, "сидение дома", есть признаки упадка. Народы, возвышающиеся и возрождающиеся, являются империалистами; умирающие народы отказываются от всяких претензий.

Фашизм - доктрина, наиболее приспособленная для выражения устремлений и состояния духа Итальянского народа, восстающего после многих веков заброшенности и иностранного рабства. Но могущество требует дисциплины, координации сил, чувства долга и жертвенности; это объясняет многие проявления практической деятельности строя, ориентацию государственных усилий, необходимую суровость против тех, кто хотел бы противодействовать этому фатальному движению Италии в 20-м веке; противодействовать, потрясая преодоленными идеологиями 19-го века, отвергнутыми повсюду, где смело свершаются грандиозные опыты политических и социальных перемен.

Никогда подобно настоящему моменту народы не жаждали так авторитета, ориентации, порядка. Если каждый век имеет свою доктрину жизни, то из тысячи признаков явствует, что доктрина настоящего века есть фашизм. Что это живая доктрина, очевидно из того факта, что она возбуждает веру; что вера эта охватывает души, доказывает факт, что фашизм имел своих героев, своих мучеников. Отныне фашизм обладает универсальностью тех доктрин, которые в своем осуществлении представляют этап в истории человеческого духа.

Nationalism.org

От левого фашизма - к правому Евгений Ихлов

update: 31-03-2015 (11:20)  http://www.kasparov.ru/material.php?id=551A4B8EA84AD

Евгений Ихлов о фашизме
эссе о патриотизме
March 21 2015
http://e-v-ikhlov.livejournal.com/
Когда социологические опросы показали, что в итоге 'года Украины в России' не желают тянуть военную лямку даже в случае объявления военного положения приблизительно такое же число, что и поддерживают войну в Донбассе, компартия, в качестве союза фундаменталистов советской цивилизации, вновь потребовала сделать людям какую-то гадость с целью ещё больше насаждения государством патриотического и военно-патриотического воспитания.
Выскажусь сразу и определенно.
Прежде всего, государственное патриотическое и особенно военно-патриотическое воспитание - это прямое нарушение конституционного запрета на обязательную государственную идеологию.
Национально-государственный патриотизм - это доктрина, которая не для всех приемлема. Например, для искренних приверженцев церквей мировых религий или для секулярных космополитов. Обоснование этого будет чуть позже.
Военно-патриотическое воспитание - ещё более узкая и чрезвычайно мифологизированная доктрина. И эти её пороки - принципиально неискоренимы. Дело в том, что такое воспитание трактует национальную или государственную историю как преимущественно историю войн, оно обречено оправдывать такие войны, скрывать собственные военные преступления и поражения.
Поделюсь ещё более компроментантой мыслью. Делаю это, понимая, что она будет вырвана из контекста и украшать все списки русофобов. Так произошло например, с моими словами о том, что идёт соревнование между сахаровской и 'власовской' концепцией государственного устройства послепутинской России. Я сказал, что апелляция и государства, и значительной части оппозиции к русскому этническому национализму неизбежно привёдет к торжеству именно 'власовской' традиции. Что было немедленно представлено как апология генерала, совершившего, между прочим, ровно то же самое, что ровно за 700 лет до него сделал князь Александр Невский.

Итак. Я не люблю патриотизм, поскольку он является 'биологизацией' гражданского долга.
Я понимаю гражданский долг как стремление к тому, чтобы государство было демократическим и справедливым, власть - честной и ответственной, а общество - свободным, гуманным и терпимым. Чтобы достоинство людей и природа были защищены, а сильные помогали слабым. Но патриот нацелен на то, чтобы это было лишь в его государстве, для его нации, в его родном социуме. Поэтому он готов к тому, что другим придется жертвовать (или ими придётся жертвовать) ради достижения его гражданских идеалов.

Скажу 'кощунственную' вещь: национально-государственный патриотизм исторически совершенно недавний и не так уж долговечный феномен.
Мне уже приходилось говорить об иерархии 'патриотизмов' (кругов солидарности на основе идентичности).
Сперва - своё племя (союз племён), историческая область или полис и то, что сейчас зовут 'малой родиной'.
Потом - империя на основе цивилизационной, а часто и религиозной, общности.
И только потом появляется идея суверенной нации, верность которой и определяется как патриотизм.

Каждая смена уровня вызывала гонения на приверженцев предыдущей идентичности как на антипатриотов - сторонников раздробленности или, напротив, имперских космополитов.
Национальный патриотизм пришёл в Европу, а значит и в историю, с Реформацией, когда Европа Вселенской (т.е. Католической) церкви была разделена на национальные церкви, в т.ч. католические, 'национализированные' королями. Святую покровительницу французского патриотизма - Жанну д-Арк сожгли те, кто считал этнический национализм - сатанизмом. Её правой рукой был практикующий сатанист граф Жиль де Рец. Наиболее чёткое оформление доктрины государственного патриотизма принадлежит Макиавелли и кардиналу де Ришелье. Национально-этнический патриотизм сочинили братья Гримм и Фихте. На русскую землю его перенесли неистовые поклонники немецких романтиков. От них же им 'нанюхались' и все остальные европейцы, а потом и неевропейцы.
Патриотизм стал молитвой в Англии 1940 и в России 1941. Но в 1919 году он в обоих этих странах был грязным ругательством. Как понятие 'истинно-верующий' в Европе второй половины XVII века - после 30-летней войны.
С патриотизмом, особенно так как его трактует сейчас в России - как защита традиций, в нашей стране вообще всё очень парадоксально.
Прежде всего, история Руси-России делится на периоды, каждый из которых идеологически враждебен предыдущему и стремится к тотальной ликвидации его наследия.

Крестившиеся князья (каганы) зверски истребили языческую традицию.
Московские князья и цари - выкорчевали и европейскую культурную идентичность, и феодальные вольности удельного периода.
Петербургская цивилизация кроваво воевала с византизмом Московии и с народной традицией.
Коммунисты - с петербургским монархическим и буржуазным наследием.

Демократы начали с решительной декоммунизации.
Пропагандисты и академические проститутки, разумеется, сделают на потребу заказчиков любой микст из обломков всех этих традиций, но получившаяся 'салатная' доктрина будет настолько фальшива и лжива, что без уголовных санкций за её критику обойтись будет невозможно. И власть целенаправленно движется именно этим курсом. За уголовным запретом на антиклерикализм последовал уголовный запрет на критику сталинских военных преступлений. Но и в этих условиях соединить культ Пушкина и почитание 'Домостроя' уже невозможно. Это могло быть только в сословном обществе, где для аристократии и интеллигенции был Пушкин, а остальным социальным группам - 'Домострой'.
Кроме того, необходимо обратить особое внимание на то, что поскольку российская государственность традиционно носит имперских характер, то для неё характерно сохранение значительных социальных пластов, преимущественно находящихся на догосударственном уровне сознания, когда локальная идентичность превалирует над общеимперской.
Вот, например. Для ярого антисталиниста Евгения Евтушенко строительство Братской ГЭС - это триумф свободного труда и романтического энтузиазма, первый шаг к 'настоящему коммунизму'. Благо это была первая в СССР большая стройка не силами рабов ГУЛАГа.

Для ярого сталиниста Александра Проханова - строительство Братской ГЭС, как и всех остальных 'великих строек коммунизма' - живое воплощение сталинского имперского проекта модернизации.
Для Валентина Распутина и Виктора Астафьева - почвенников и антизападников все эти ГЭСы, затопившие и загадившие пол-Сибири - анафема, геноцид русской природы и русского традиционного уклада.
Но все они канонизированы как патриоты, Даже русские антизападники смеют исключить из своего реестра 'глашатаев национального духа' только Евтушенко. Но примирить распутинский и прохановский патриотизм нельзя никак - слишком 'перпендикулярен' их пафос. Фронтовик Астафьев вообще заявлял о том, что исходя из человекосбережения, Ленинград надо было бы сдать в сентябре 1941 фон Леебу, а 'восстановление конституционного порядка' в Чечне по своей аморальности вполне сравнимо с немецкой оккупацией России. Но объявить Астафьева 'национал-предателем' не решились, отыгрались на телеканале 'Дождь'.
Цивилизованные нации, испытав на себе и углядев у соседей, все опасности и исторические тупики, которые несёт построение идентичности на основе мифологизированной военной традиции и некритичной романтизации средневекового прошлого, стараются объединить людей будущим, нынешней их свободой и культурой. В путинской России этого достичь нельзя. Атомизированное сообщество лукавых рабов, подогреваемых истерической ксенофобией - может быть консолидировано либо большой войной, либо всеобщей антирежимной революцией.
Поскольку историческую задачу формирования российской нации никто не отменял, то мы просто мчимся наперегонки: какая именно тенденция социальной эволюции завершит свою работу 'крота истории' - война или восстание...

Послесловие. О позднесоветской идеологии
Я обещаю вернуться к этой теме подробнее, но сейчас мне хотелось бы высказать моё внезапную новую догадку. Дело в том, что ранее, размышляя о разновидностях и трансоформация тоталитаризма, я упустил, как мне кажется очень существенный момент. Я механически исходил из социальной основы властных отношений и цивилизационного генезиса - какой исторический период берётся режимом за основу: военная демократия Халифата, жизнь догосударственных общинников, Высокое или Раннее Европейское Средневековье. При этом я упустил фактор вектора эволюции и культурологические закономерности, на которые обратил внимание Умберто Эко в эссе "Небесный фашизм". Приняв всё это во внимание, я пришёл к выводу, что с момента гонений Хрущева на культурный авангард (декабрь 1962 года) советский коммунистический тоталитаризм стал принимать форму левого фашизма.
Польша стала на этот путь позже, когда Гомулка, абортируя в июле 1968 года движение за демократические реформы, сделал ставку на площадной антисемитизм, изгнав почти всех евреев из страны.

"Левый фашизм" ни в коем случае нельзя путать с левым течением в нацизме (Рем, Геббельс, Штрассер), где преобладал антибуржуазный пафос. Левый фашизм - левый потому что он антирыночный, квазиколлективистский, но фашизм - потому что он является формой воинствующего самого примитивного мещанства, культивирует самые консервативные течения в искусстве и науке.
Обсмеянное в наши дни "шестидесятничество" с его культом им самим придуманного гуманного и демократического ленинизма - было самым эффективным способом сдерживания фашизоидного перерождения советского коммунизма.

Этот левый фашизм был остановлен перестройкой, а потом демократической революцией.
Путинизм, став из реакции контрреволюцией, вернул фашистскую тенденцию в полной мере. К этому времени уже не было ни антирыночных, ни советско-космополитических составляющих в государственной идеологии. Поэтому брежневский "левый фашизм" стал "правым" - классическим. И именно он всё более становится сутью путинизма.

Стремительно насаждемый культ искусственно сочиняемой (часто приямо на ходу - вроде совершенно неожиданной идеологемы Севастополя как русского Сиона) путинистскими идеологами "сакральной традиции" - это ещё один, впрочем, очень широкий, шаг к русскому государственному фашизму.

***

От левого фашизма - к правому
Евгений Ихлов о фашизме, советизме и путинском агитпропе
update: 31-03-2015 (11:20)

Выполняю сделанное в эссе о патриотизме
обещание подробнее поговорить о феномене левого фашизма, который я старательно отделяю от социал-фашизма или "левацкого фашизма", появляющихся во время идеологических экспериментов 20-30 годов.
Я исхожу из того, что кроме таких важнейших характеристик фашизма и нацизма как создание тиранической диктатуры (с общей целью разрушения институтов гражданского общества) необходимо учесть его культурологический пафос, отличающий от иных видов тоталитаризма.

Фашизм, который можно спектрально разложить на "консервативную революцию"*, собственно фашизм (или гипер-этатизм) и национал-социализм (расистскую партийную диктатуру), обращен к мифологии средневековья, к культу "реакционного" романтизма, отрицания и Ренессанса и, главное, эпохи Просвещения, таких ее интеллектуальных плодов как либерализм и социализм**.
В отличие от этого тоталитарный коммунизм - это самая радикальная форма проекта Просвещения, ходя в качестве базовой социальной модели использует бесконечно идеализированную архаическую догосударственную модель социума.
Если вернуться к моей теории ротации и замещения социокультурных типажей, то фашизм-нацизм - это когда мещане*** начинают играть в рыцарей, оставаясь в натуре мещанами. Парадоксально, но в этом им навстречу идут "рыцари" (аристократы и интеллектуалы), решившие что пришла пора стать "мещанами".

Фашизм-нацизм, прежде всего, отличает гипертрофированный эстетический консерватизм и вульгаризация искусства, сведения его исключительно до уровня идеологически-иллюстративного материала. В том же ряду идет и целенаправленная примитивизация науки и философии, биологизация социума и мифологизация истории, стремление воссоздать жесткий кастовый строй: партийные вожди - военные и политическая полиция - богатое и бедное простонародье - "недочеловеки".
Исходя из этого я отнес поздний советизм к разновидности "левого фашизма". "Советизмом" я называю ту идеологию, которая в середине двадцатых годов почти окончательно вытеснила большевизм в качестве государственной идеологии Советского Союза. Советизм - это смесь вульгаризированного марксизма, фрагментарного ленинизма, с обломками царистского империализма и панславизма. Строго в соответствие со средневеково-схоластической доктриной о "двух истинах" (богословской и философской, которая хоть и служанка богословия, но ведет отдельное хозяйство), советизм позволил развитию в сфере науки и образования позитивистских подходов, а в сфере искусства - салонного академизма. Слишком уж очевиден стал разрушительный характер партийного доктринерства в науке и культуре.
В эпоху позднего Хрущева большевистский романтизм был уже практически вытеснен из идеологии. Остался только инерционный диктат коммунистической аскезы и вражды к приватности, насаждения натужного "коллективизма", которые так бесили миллионы советских обывателей, которые мысленно стремились к мелкобуржуазному жизненному стандарту, соглашаясь оставить от социализма только систему социальных гарантий. Вульгарно-классовый подход в историографии все быстрее вытеснялся национально-религиозной историософией. Поэтому такой строй я определил как "левый фашизм". От обычного - правого - фашизма его отделял не только декоративный интернационализм и антиколониализм, но и это - главное - категорическое неприятие рынка как социального явления, и "аполитичного мещанства", как массового социального типажа.

Началось движение к левому фашизму советизма, как ни странно это может сейчас показаться, началось вовсе**** не в период послевоенной борьбы с космополитизмом и сионизмом. Тогда марксистско-большевистская инерция была еще очень сильна и "коричневый" уклон 1946-53 годов был достаточно быстро нейтрализован. Ситуация поменялась через 10 лет, когда выросла новая - почти исключительно крестьянская по ментальности - генерация номенклатуры. И вот эта генерация стала главным мотором левофашизации.
Важной особенностью левофашизма стало появления такого феномена, как государственная криптоидеология. На самом деле идеологией-2 в национальных республиках стал этнический национализм "титульной" нации, который в полиэтнических образованиях стал приобретать формы микроимперства. А в РСФСР и УССР идеологией -2 стал национализм русский великодержавный и государственный антисемитизм*****. Именно наличие идеологии-2 дало возможность партхозноменклатуре республик мгновенно стать прорыночной и прозападной националистической элитой, а новорожденную российскую компартию превратило в аналог левого крыла ранней НСДАП.
Необходимо отметить, что тотальное превращение советизма в левый фашизм сильно тормозили осмеиваемый сейчас интеллектуалы-шестидесятники. Они создали совершенно надуманный культ "гуманного и демократического", "настоящего"ленинизма. Однако именно этот культ помог последним марксистским элементам в советизма выдержать фашизацию и продержаться до перестройки. Затем уже подключилось либеральное западничество, сперва притворяющееся социал-демократией.
Когда на рубеже 90-х стал очевиден полный крах мировой квазирелигии ленинизма, то на отечественной политической сцене сошлись три главных актора (действующих лица): либерально-революционое западничество, постнеосталинизм (непосредственно неосталинизмом были идеологические движения 60-70-х, направленные на, как тогда говорили, пересмотр (антисталинских) решений XX и XXII съездов КПСС) и идеология русской консервативной революции, которая сперва приобрела вид православного монархизма, а затем и радикального***** крыла путинизма.
Антирыночные, интернационалистские и просветительские традиции ленинизма были стерты с лица земли совместными ударами ностальгического монархизма и рыночного романтизма. В результате у левого фашизма исчезла вся "левизна". В результате единственным препятствием на пути к стандартному фашизму остались только "обломки" ельцинской буржуазной революции, а также небольшое молодежное проевропейское левоанархическое движение.
Если посмотреть в большой исторической перспективе, то пропуская небольшие периоды демократических настроений, мы видим почти непрерывное эволюционное движение от радикально-антирыночного и антиимперского ленинизма (большевизма) к восстановлению рыночного централизованного великорусского государства. Сперва отпадает интернационалистская составляющая (ее оставляют только как подспорье в геополитических конфликтах). Потом элиминируется знаменитая большевистская аскеза и просветительство. Затем происходит отказ от антибуржуазности и превращение ядра "ядра всемирного коммунистического государства" в русское национальное государство (с обременениями). Мы видим как идет постепенное, но неуклонное замещение коммунистических компонентов фашистскими или не мешающими фашизации. Например, в отличие от советизма с его манией жертвенности и коллективизма гитлеризм особый упор делал на защите приватной обеспеченной жизни в кругу патриархальной семьи. Не через массовые политинформации и субботники создавали общность людей, но через хоровое пение этнофольклора и квазинародных праздниках.

Итак, мы видим траекторию: большевизм - сталинизм (ранний советизм) - левый фашизм (поздний советизм) - путинизм (консервативная революция). От коммунизма к фашизму. В этом движение лишь два исторических разрыва - оттепель и перестройка, переросшая в демократическое движение. Историк отметит лишь постепенное нарастание "нормальности", разрушенной большевизмом - признание приватной сферы, постепенная легализация частной собственности, возвращение к национальной государственности и традиционной культуре.

О самом путинизме уже сказано очень много. Постараюсь выделить в нем еще одну характерную черту. Прежде всего, его идеология и его пропаганда, в отличие от доктрин советизма, которые строились на непрерывной апелляции к научному подходу, к ценностям просвещения, полностью "анаучна", принципиально обращена к подсознанию, к романтизации традиции и мифологизации истории, к поощрению социобиологического в человеке. Вот очень выразительный пример. Послевоенный советизм стал уникальным для человеческой истории социумом в котором "борьба за мир" и непрерывные клятвы в стремлении избежать войну стали центральным местом государственной идеологии. И раньше правители старались, часто лукаво, говорить о своей приверженности к миру, как например, это было в гитлеровской Германии. Но такая демонстративная надсадность, как в СССР - это нечто необычное. Разумеется, наглядная агитация, как и сейчас пестрела изображениями баллистических ракет, танков с высоко поднятыми стволами и шеренгами добрых молодцев, крепко прижимающих к груди вздетые автоматы (о, старина Зигмунд, какой был это был для тебя материал!) Но все это железнофаллическое изобилие обязательно сопровождалось надписями вроде "Миру-Мир!", "На страже мира" и прочее. Никакого нынешнего бабуинского размахивания "искандерами" и позирования на фоне ядерных грибов нельзя было и представить. А уж дипломата, несанкционарованно пригрозивших какой-либо стране атомным ударом, ждало бы только одно - пожизненное переписывание мидовского архива фиолетовыми чернилами из чернильниц. Ведь даже знаменитое хрущевское "мы вас закопаем" немедленно представили как констатацию неизбежного поражения Америки в соревновании по производству свиной колбасы******* на душу трудящегося населения.
Но поклонникам путинизма, прочно погруженным в фантастический мир, где средневековые руины, на месте которых стоит военно-морская база Севастополь, внезапно оказывается Сионом русского народа, и до ушей закормленного драматическими рассказами о многовековых русофобских заговорах, необходимо одерживать виртуальные победы. Поэтому когда ему показывают ядерный гриб не на пыльных стендах по гражданской обороне (рота, вспышка - слева, кладбище - справа), а на фоне Белого дома или Капитолия, и атакующие красные стрелки, устремленные к Варшаве и Берлину, он сам выталкивает из себя мысли, что все украденное у него находиться именно там, куда обворовавшие его якобы и целят свои "молниеносные глобальные удары".
* Доктрина, созданная рабовладельцами Юга, и содержащее предположение, что обездоленный пролетариат Восточного побережья США восстанет против буржуазии и потребует своего обращения в заботливое рабство, что 150 лет назад смотрелось не как ядовитый антибольшевистский памфлет, но как полный бред проигрывающих гражданскую войну войну плантаторов.
** Несмотря на название, партия Гитлера полностью отрицала один из главнейших постулатов социализма - самоуправление работников.
*** Здесь имеется в виду типаж трусливого, жесткого и охваченного ксенофобией и сексизмом мелкого собственника, полный антагонизм "бюргера", как этот тип понимал Томас Манн.
**** "Дорогой товарищ Вовси, ты нам снова друг и брат, оказалося, что вовсе ты ни в чем не виноват". На днях исполняется 62 года этой частушке.
***** В остальных республиках евреев считали либо особым сортом русских русификаторов, либо еще одним подчиненным народом в русской империи.
****** Умеренным крылом путинизма были сторонники русского "бархатного пиночетизма".
******* Знаменитый слоган 60-летней давности "Лучшая птица - это свиная колбаса". Сперва это было сказано так "Найкраща птиця - свиняча ковбаса".
Евгений Ихлов
update: 31-03-2015
http://www.kasparov.ru/material.php?id=551A4B8EA84AD
Livejournal

В среде демократов нет единогласия об отнесении фашизма, произростающего на российской почве, к к какому либо классу как это делают зоологии или агрономомы при различении животных или растений. Наблюдается широкий  спектр мнений аналитиков, представленных в текущем очерке,  о природе   фашизма в России в прошлом и текущем столетии, позволяющий сделать вывод о  мутации российского фашизма со временем, в областях и республиках, столицах и  на различных (номенклатурных)  стратах, из которых  формируются органы государственного управления.  Складывается так называемый фашиствующий симбиоз различных кланов, министерств, "элиты" великодержавной нации,  национальных меньшинств,  верований и плюрализма  фашиствующих идеологий с лозунгами "кто не с нами - тот против нас".  О мутации фашизма    сказано  в работе Эко....<."Пять эссе на темы этики", Санкт-Петербург: Симпозиум, 2000, с. 49-80 [ISBN 5-89091-125-2] > , которую подробно изучали  на Петербургском Симпозиуме в 2000 году.  Полный текст можно найти с помощью команды Правка -> Найти "Пять эссе" и  приводится в очерке...

Перевод Е. Костюкович. СПб.: Симпозиум, 1998. - 96 с.; тираж 2000 экз.; ISBN
5-89091-058-2. В Россию приезжал Умберто Эко. Прочел две лекции, поругал журналистов и уехал, оставив на память шутку "Эко - невидаль", несколько интервью и книжку, о которой речь ниже.
Иван Давыдов. Умберто Эко. Пять эссе на темы этики.
Писатель (Умберто Эко)выделяет четырнадцать признаков ур-фашизма, среди которых национализм    - далеко не первый. Главным оказывается культ традиции, наличие непререкаемых истин и авторитетов. А главной неожиданностью (для меня) был четырнадцатый: "Ур-фашизм говорит на Новоязе". И далее: "И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления" (с.    45). Не то же ли самое видим мы сейчас вокруг себя? В телерекламе, в прессе и так далее.    Прессе посвящено специальное эссе, и, видимо, у итальянских газет те же проблемы, что и у русских: "...нынешняя пресса склоняется к языку того бесформенного единства, которое принято называть "народ", причем предполагается, что народ мыслит и выражается исключительно пословицами" (с.    51). Далее следуют примеры, среди которых один очень меня удивил: "Пристали как банный лист с ножом к горлу" (с. 51).
Иван Давыдов


   Умберто Эко, "Пять эссе на темы этики", Санкт-Петербург: Симпозиум, 2000, с. 49-80 [ISBN 5-89091-125-2]
   Умберто Эко Вечный фашизм. Prof. Umberto Eco lectures about New Realism in Philosophy and the differences with the Post-Modernism at Italian Cultural Institute of New York http://www.youtube.com/watch?v=tZnwpW3OEZo
http://nationalism.org/library/science/ideology/eco/eco-ur.htm
Предисловие автора. "Вечный фашизм" - доклад (англоязычная версия) на симпозиуме, проводившемся итальянским и французским отделениями Колумбийского Университета (Нью-Йорк) 25 апреля 1995 г., в юбилей освобождения Европы. Опубликовано под заглавием "Eternal Fascism" в "Нью-Йорк Ревью оф Букс" 22 июня 1995 г., затем в итальянском переводе в "Ла ривиста деи либри" за июль-август 1995-го под названием "Тоталитаризм fuzzy и ур-фашизм" (публикуемый ниже вариант отличается лишь незначительными стилистическими поправками).
<...>
Немецкий нацизм (яркая разновидность фашизма... прим) был уникален. Мы не можем назвать нацизмом гиперкатолический фалангизм Франко, потому что нацизм отличался глубинным язычеством, политеизмом и антихристианством, или это был не нацизм. А вот с термином "фашизм", наоборот, можно играть на многие лады. Название не переменится. С понятием "фашизм" происходит то же, что, по Витгенштейну, произошло с понятием "игра". Игра может быть соревновательной или же наоборот; может осуществляться одним человеком или же несколькими; может требовать умения и навыков, или не требовать ничего; может вестись на деньги, а может и нет.

Игры - это серия различных видов деятельности, семейное сходство между которыми очень относительно и зависит от наличия тех или иных  игровых компонент (аспектов) а, в, с, d.., ценность которых  задает первоочередные ориентиры игры  на 1первом  месте, 2 втором месте,  3 месте и  4 месте:    abc или  bсd или  cde или  def или авсd,  или bcda...          Предположим, перед нами набор политических группировок. Первая группировка обладает характеристиками abc, вторая - характеристиками bсd и так далее. 2 похоже на 1, поскольку у них имеются два общих аспекта. 3 похоже на 2, 4 похоже на 3 по той же самой причине. 3 похоже даже на 1 (у них есть общий элемент с). Но вот что забавно. 4 имеет нечто общее с 3 и 2, но абсолютно ничего общего с 1. Тем не менее, благодаря плавности перехода с 1 на 4, создаётся иллюзия родства между 4 и 1.

Компонент "а"= расизм, шовинизм, липовый интернационализм

Несомненно к исторически зафиксированному  компоненту фашизма нужно отнести компонент шовинизма или преобладание (арийских) качеств одной нации  над остальными этносами в виде расизма или богоизбранности при отрицании других верований и этносов.

Компонент "б"= "телефонное право"="отсутвие прямого действия  общепринятых законов для различных стратов"="дифференциация закона"="одновременное наличие гласных и негласных законов"

"избранным друзьям, из которых сплетается пучок=фашио -всё, остальным продиктованный нами закон или беззаконие в анархии и неуправляемом хаосе гражданских войн"

Компонент "с"= "..."

Компонент "d"= "..."

Компонент "e"= "..."

Компонент "f"= "..."

....

Компонент "u"= "..."

Термин "фашизм" употребляется повсеместно, потому что даже если удалить из итальянского фашистского режима один или несколько аспектов, он всё равно продолжает узнаваться как фашистский. Устранив из итальянского фашизма империализм, получаем Франко или Салазара. Устраняем колониализм - выходит балканский фашизм. Прибавляем к итальянскому фашизму радикальный антикапитализм (чем никогда не грешил Муссолини), и получается Эзра Паунд. Прибавляем помешательство на кельтской мифологии и культе Грааля (абсолютно чуждое итальянскому фашизму), и перед нами один из наиболее уважаемых фашистских гуру - Юлиус Эвола.


Чтобы преодолеть этот разброд, по-моему, следует вычленить список типических характеристик Вечного Фашизма (ур-фашизма); вообще-то достаточно наличия даже одной из них, чтобы начинала конденсироваться фашистская туманность.   

   1. Первой характеристикой ур-фашизма является культ традиции. Традиционализм старее фашизма. Он выступает доминантой контрреволюционной католической мысли после Французской революции, но зародился он в поздний эллинистический период как реакция на рационализм классической Греции.       В средиземноморском бассейне народы разных религий (все они с равной толерантностью были допускаемы в римский Пантеон) искали откровения, явленного на заре истории человечества. Это откровение испокон веков таилось под покровом языков, чей смысл утратился. Откровение было вверено египетским иероглифам, кельтским рунам, а также священным, доселе не прояснённым памятникам азиатских религий.       Эта новая культура неизбежно оказывалась синкретичной. Синкретизм - это не просто, как указывают словари, сочетание разноформных верований и практик. Здесь основа сочетаемости - прежде всего пренебрежение к противоречиям. Исходя из подобной логики, все первородные откровения содержат зародыш истины, а если они разноречивы или вообще несовместимы, это не имеет значения, потому что аллегорически всё равно они все восходят к некоей исконной истине.       Из этого вытекает, что нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остаётся только истолковывать её тёмные словеса.

 Достаточно посмотреть "обоймы" любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников. Наиважнейший теоретический источник новых итальянских правых, Юлиус Эвола, смешивает Грааль с "Протоколами Сионских мудрецов", алхимию со Священной Римской империей. Сам тот факт, что в целях обогащения кругозора часть итальянских правых сейчас расширила обойму, включив в неё Де Местра (4), Генона (5) и Грамши, является блистательной демонстрацией синкретизма.       (4) Имеется в виду франц. писатель Жозеф де Местр (1753-1821), автор сочинения "О Папе" (1819)-одного из ключевых текстов католицизма.       (5) Генон, Рене (1886-1951) - франц. литератор-мистик, автор компилятивных сочинений ("Кризис современного мира", 1921 и др.).       Поройтесь в американском книжном магазине на стеллажах под табличкой "New Age". Вы увидите в куче мистической белиберды даже и св. Августина, который, насколько мне известно, фашистом не был.       Вот сам по себе принцип валить в кучу Августина и Стоунхендж - это и есть симптом ур-фашизма.   

   2. Традиционализм неизбежно ведёт к неприятию модернизма. Как итальянские фашисты, так и немецкие нацисты вроде бы обожали технику, в то время как традиционалистские мыслители обычно технику клеймили, видя в ней отрицание традиционных духовных ценностей. Но, по сути дела, нацизм наслаждался лишь внешним аспектом своей индустриализации. В глубине его идеологии главенствовала теория Blut und Boden - "Крови и почвы". Отрицание современного мира проводилось под соусом отрицания капиталистической современности. Это, по существу, отрицание духа 1789 года (а также, разумеется, 1776-го) - духа Просвещения. Век Рационализма видится как начало современного разврата. Поэтому ур-фашизм может быть определён как иррационализм.   

   3. Иррационализм крепко связан с культом действия ради действия. Действование прекрасно само по себе и поэтому осуществляемо вне и без рефлексии. Думание - немужественное дело. Культура видится с подозрением, будучи потенциальной носительницей критического отношения. Тут всё: и высказывание Геббельса "Когда я слышу слово "культура", я хватаюсь за пистолет", и милые общие места насчёт интеллектуальных размазней, яйцеголовых (без волос евреев) интеллигентов, радикал-снобизма и университетов - рассадников коммунистической заразы. Подозрительность по отношению к интеллектуальному миру всегда сигнализирует присутствие ур-фашизма. Официальные фашистские мыслители в основном занимались тем, что обвиняли современную им культуру и либеральную интеллигенцию в отходе от вековечных ценностей.   

    4. Никакая форма синкретизма не может вынести критики. Критический подход оперирует дистинкциями, дистинкции же являются атрибутом современности. В современной культуре научное сообщество уважает несогласие, как основу развития науки. В глазах ур-фашизма несогласие есть предательство.   

   5. Несогласие - это ещё и знак инакости (к иноземцам, к иной антропологии). Ур-фашизм растёт и ищет консенсусов, эксплуатируя прирождённую боязнь инородного. Первейшие лозунги фашистоидного или пре-фашистоидного движения направлены против инородцев. Ур-фашизм, таким образом, по определению замешан на расизме.  

     6. Ур-фашизм рождается из индивидуальной или социальной фрустрации. Поэтому все исторические фашизмы опирались на фрустрированные средние классы, пострадавшие от какого-либо экономического либо политического кризиса и испытывающие страх перед угрозой со стороны раздражённых низов. В наше время, когда прежние "пролетарии" превращаются в мелкую буржуазию, а люмпен из политической жизни самоустраняется, фашизм найдёт в этом новом большинстве превосходную аудиторию.     

  7. Тем, кто вообще социально обездолен, ур-фашизм говорит, что единственным залогом их привилегий является факт рождения в определённой стране. Так выковывается национализм. К тому же единственное, что может сплотить нацию, - это враги. Поэтому в основе ур-фашистской психологии заложена одержимость идеей заговора, по возможности международного. Сочлены должны ощущать себя осаждёнными. Лучший способ сосредоточить аудиторию на заговоре - использовать пружины ксенофобии (к  семитской группе). Однако годится и заговор внутренний, для этого хорошо подходят евреи, потому что они одновременно как бы внутри и как бы вне. Последний американский образчик помешательства на заговоре - книга "Новый мировой порядок" Пэта Робертсона.     

  8. Сочлены должны чувствовать себя оскорблёнными из-за того, что враги выставляют напоказ богатство, бравируют силой. Когда я был маленьким, мне внушали, что англичане - "нация пятиразового питания". Англичане питаются интенсивнее, чем бедные, но честные итальянцы. Богаты ещё евреи, к тому же они помогают своим, имеют тайную сеть взаимопомощи. Это с одной стороны; в то же время сочлены убеждены, что сумеют одолеть любого врага. Так, благодаря колебанию риторических струн, враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые. По этой причине фашизмы обречены всегда проигрывать войны: они не в состоянии объективно оценивать боеспособность противника.      

9. Для ур-фашизма нет борьбы за жизнь, а есть жизнь ради борьбы (или  идти  на смерть за идею). Раз так,  то пацифизм однозначен братанию с врагом. Пацифизм предосудителен, поскольку жизнь есть вечная борьба. В то же время имеется и комплекс Страшного суда. Поскольку враг должен быть - и будет - уничтожен, значит, состоится последний бой, в результате которого данное движение приобретёт полный контроль над миром. В свете подобного "тотального решения" предполагается наступление эры всеобщего мира, Золотого века.       Однако это противодействует тезису о перманентной (повторяющейся и бесконечной ) войне, и ещё ни одному фашистскому лидеру не удалось разрешить образующееся противоречие.   

    10. Для всех реакционных идеологий типичен элитаризм (господство одних слоев над другими), в силу его глубинной аристократичности. В ходе истории все аристократические и милитаристские элитаризмы держались на презрении к слабому.       Ур-фашизм исповедует популистский элитаризм: "Будто бы рядовые граждане составляют собой наилучший народ на свете.  Одна Партия или Движение составляется из наилучших рядовых граждан. Рядовой гражданин может (либо обязан) сделаться членом партии.       Однако не может быть патрициев без плебеев."

 Вождь, который знает, что получил власть не через делегирование, а захватил силой, понимает также, что сила его основывается на слабости массы, и эта масса слаба настолько, чтобы нуждаться в Погонщике и заслуживать его.       Поэтому в таких обществах, организованных иерархически (по милитаристской модели), каждый отдельный вождь презирает, с одной стороны, вышестоящих, а с другой - подчинённых.       Тем самым укрепляется массовый элитаризм.     

  11. Всякого и каждого воспитывают, чтобы он стал героем. В мифах герой воплощает собой редкое, экстраординарное существо; однако в идеологии ур-фашизма героизм - это норма. Культ героизма непосредственно связан с культом смерти. Не случайно девизом фалангистов было: Viva la muerte! Нормальным людям говорят, что смерть огорчительна, но надо будет встретить её с достоинством. Верующим людям говорят, что смерть есть страдательный метод достижения сверхъестественного блаженства. Герой же ур-фашизма алчет смерти, предуказанной ему в качестве наилучшей компенсации за героическую жизнь. Герою ур-фашизма умереть невтерпёж. В героическом нетерпении, заметим в скобках, ему гораздо чаще случается умерщвлять других.      

 12. Поскольку как перманентная война, так и героизм - довольно трудные игры, ур-фашизм переносит своё стремление к власти на половую сферу. На этом основан культ мужественности (то есть пренебрежение к женщине и беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек: от целомудрия до гомосексуализма). Поскольку и пол - это довольно трудная игра, герой ур-фашизма играется с пистолетом, то есть эрзацем фаллоса. Постоянные военные игры имеют своей подоплёкой неизбывную invidia penis.   

    13. Ур-фашизм строится на качественном (квалитативном) популизме. В условиях демократии граждане пользуются правами личности; совокупность граждан осуществляет свои политические права только при наличии количественного (квантитативного) основания: исполняются решения большинства. В глазах ур-фашизма индивидуум прав личности не имеет, а Народ предстаёт как качество, как монолитное единство, выражающее совокупную волю. Поскольку никакое количество человеческих существ на самом деле не может иметь совокупную волю, Вождь претендует на то, чтобы представительствовать от всех. Утратив право делегировать, рядовые граждане не действуют, они только призываются - часть за целое, pars pro toto - играть роль Народа. Народ, таким образом, бытует как феномен исключительно театральный.       За примером качественного популизма необязательно обращаться к Нюрнбергскому стадиону или римской переполненной площади перед балконом Муссолини. В нашем близком будущем перспектива качественного популизма - это телевидение или электронная сеть интернет, которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как "суждение народа".       Крепко стоя на своем квалитативном популизме, ур-фашизм ополчается против "прогнивших парламентских демократий". Первое, что заявил Муссолини на своей речи в итальянском парламенте, было: "Хотелось бы мне превратить эту глухую, серую залу в спортзал для моих ребяток". Он, конечно же, быстро нашёл гораздо лучшее пристанище для "своих ребяток", но парламент тем не менее разогнал.       Всякий раз, когда политик ставит под вопрос легитимность парламента, поскольку тот якобы уже не отражает "суждение народа", явственно унюхивается запашок Вечного Фашизма.   

   14. Ур-фашизм говорит на Новоязе. Новояз был изобретён Оруэллом в романе "1984" как официальный язык Ангсоца, Английского социализма, но элементы ур-фашизма свойственны самым различным диктатурам. И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток-шоу.       Перечислив возможные архетипы ур-фашизма, закончу вот чем. Утром 27 июля 1943 года мне было сказано, что по радио объявили, что фашизм пал и Муссолини арестован и чтобы я пошёл купил газету. Я отправился к киоску и увидел, что там полно газет, но у них незнакомые названия. Затем я прочитал заголовки передовиц и осознал, что в разных газетах написаны разные вещи. Тогда я купил одну из них, наудачу, развернул и прочитал на первой странице декларацию, подписанную пятью или шестью политическими партиями, среди которых были Христианская демократическая, Коммунистическая партия, Социалистическая партия, Партия действия, Либеральная партия. До этой минуты я полагал, что на страну полагается иметь по одной партии, в частности в Италии партия называется Национальной Фашистской. И вот я обнаружил, что в моей стране одновременно имеют место несколько партий. И не только. Так как я был смышлёным подростком, я сказал себе, что никак невозможно, чтобы все эти партии учредились вот так, за одну ночь. Значит, подумал я, они существовали прежде на подпольном положении.       Декларация возвещала о конце фашистской диктатуры и восстановлении в стране свобод: свободы слова, печати, политических объединений. Эти слова - "диктатура", "свобода" - о Господи, впервые за всю жизнь я их прочёл. Благодаря этим словам я переродился в свободного западного человека.       Мы должны всегда иметь в виду, что смысл этих слов не должен снова забыться. Ур-фашизм до сих пор около нас, иногда он ходит в штатском. Было бы так удобно для всех нас, если бы кто-нибудь вылез на мировую арену и сказал: "Хочу снова открыть Освенцим, хочу, чтобы чёрные рубашки снова замаршировали на парадах на итальянских площадях". Увы, в жизни так хорошо не бывает! Ур-фашизм может представать в самых невинных видах и формах. Наш долг - выявлять его сущность и указывать на новые его формы, каждый день, в любой точке земного шара. Передам опять слово Рузвельту. "Решусь сказать, что, если бы американская демократия прекратила развиваться как живая сила, которая старается днём и ночью, мирными средствами, совершенствовать условия существования граждан нашей страны, влияние фашизма у нас бы безусловно возросло" (4 ноября 1938). Свобода и Освобождение - наша работа. Она не кончается никогда. Пусть же нашим девизом будет: так не забудем.       Умберто Эко, "Пять эссе на темы этики", Санкт-Петербург: Симпозиум, 2000, с. 49-80 [ISBN 5-89091-125-2]      

Из шести Нобелевских лауреатов по литературе, которые писали на русском языке, пятерых методично поливали помоями в русскоязычной прессе. И обязательно добавляли, что эти продажные члены Нобелевского комитета специально дали премию такому ничтожному писаке, чтобы только обидеть Россию (в первых четырех эпизодах она выступала под псевдонимом СССР). 
В советские времена неправильным Нобелевским лауреатам приклеивали ярлыки. Всем, кроме Шолохова.
Бунин - это "матерый волк контрреволюции".
Пастернак - "литературный сорняк" и еще "паршивая овца в литературном стаде".
Бродский - понятное дело, "тунеядец", а, кроме того, "псих". Но, главное, конечно, "тунеядец".
 
Солженицын - "литературный власовец". 
Тут важно было не перепутать. Назвать, например, Пастернака "литературным власовцем" было верхом безграмотности и политической близорукости. Это было бы так же недопустимо, как Бродского назвать "матерым волком", а Бунина - "литературным сорняком". Что же касается Бунина, то уже в конце 50-х, почти сразу после смерти Ивана Алексеевича, его перестали обзывать "волком", а начали потихоньку увековечивать. 
Ситуация с премией Светлане Алексиевич наглядно показывает, насколько изменилась духовная атмосфера в современной России по сравнению с СССР. Вот смотрите. Никакого единого ярлыка нет, полный плюрализм помоев и свобода ругани. 
Эдуард Лимонов: "Я не ценю, во-первых, Нобелевскую премию, а во-вторых, не ценю Светлану Алексиевич! Я считаю, что она литератор третьего-четвертого разряда". Конец цитаты. Тут все понятно. Непонятно лишь, кто входит во второй разряд, поскольку список перворазрядных литераторов очевиден и состоит из одной известной фамилии.
Сергей Шаргунов: "Премию надо давать за большую литературу, а не за очерки". Крайне любопытный и своевременный вклад в литературоведение внес вот прямо сейчас писатель Шаргунов. Оказывается, оценивать достоинства писателя надо исключительно по объему написанного или скажем, по весу изданного "кирпича", ну, или по жанру: если написал роман, значит большой писатель, ну, а если очерк, или там рассказ какой, это, значит и писатель мелкий, незначительный. 
Исходя из этого критерия, все то, что до сих пор называлось "секретарской литературой", все эти пудовые "кирпичи" марковых-пулатовых-карповых, теперь надо считать ну, очень большой литературой, а всякие там Чеховы со своими рассказиками, и Цвейги со своими новеллками - это все литературная мелочь, не стоящая внимания.
Примерно с такой же меркой подошел к оценке Светланы Алексиевич маститый писатель Вадим Левенталь. Свою первую книгу эта литературная глыба написала в 2013 году, не исключено, что сейчас он одарил человечество еще одной. Так что теперь у него, возможно, за плечами опыт написания целых двух книг. И вот с высоты своего опыта писатель Левенталь очень разгневан и осуждает "анекдотическое решение Нобелевского комитета". Гнев писателя Левенталя вызван тем, что "премию по литературе присудили журналисту". И мэтр вынужден объяснять этим тупым членам комитета: "Человек, который собирает и расшифровывает интервью - это журналист. Писатель - он сочиняет истории". Да, и еще писатель Левенталь знает, что Алексиевич зря дали Нобелевскую премию, поскольку "говорит она штампами, а думает глупости". 
Перефразируя писателя Левенталя, замечу, что говорит он глупости, а думает штампами. Возможно в "Известиях", где постоянно печатается писатель Левенталь, совсем не стало никаких редакторов, иначе неясно, почему никто не объяснил этому литературному эмбриону, что есть такой жанр, называется "документальная проза", а там, где этот жанр становится постепенно центральным в литературе, его зовут non fiction, и что отношение в этому жанру во всем мире крайне почтительное, уж никак не менее почтительное, чем к роману. 
В отличие от писателя Левенталя, у Захара Прилепина за плечами намного больше двух книг. И поливает он нового Нобелевского лауреата с разных позиций. Во-первых, оказывается, Нобелевскую премию "в принципе не могли дать российскому писателю, даже Шендеровичу, потому что дать России в принципе нельзя". Почему можно было давать советским инакомыслящим писателям, а российским нельзя, писатель Прилепин не объясняет. Но выясняется, что тут главное - поведение наших подлодок: "Нобелевская премия вспомнит о русской литературе, как только русские подлодки начнут плавать вокруг Европы". И действительно: "Я угадал", - торжествует писатель Прилепин, - "без подлодок они не могут". 
Тут у писателя Прилепина есть одно открытие и одна загадка. Открытием является то, что, оказывается, весь наш ВМФ, существенную часть которого составляют наши славные субмарины, осуществляет свои маневры ради того, чтобы склонить на свою сторону членов Нобелевского комитета по литературе. Загадкой же для меня стало, почему, если наши подлодки так действуют на членов Нобелевского комитета, они не присудили премию писателю Прилепину или тому же Проханову, поскольку что тот, что другой имеет не в пример большее отношение к силовым структурам, чем Алексиевич. 
Но точнее всех высказался по обсуждаемому вопросу политолог Сергей Марков: "Вручение Нобелевской премии писательнице Светлане Алексиевич как нельзя на руку исламским террористам". Я когда это прочитал, то просто размяк от нахлынувших воспоминаний молодости. Еще бы сказал: "льют воду на мельницу", - вообще было бы замечательно. Но и так хорошо. И дальше политолог Марков перешел к конструктиву: "Россия должна ответить асимметрично... Я бы предложил учредить собственную Нобелевскую премию, тем более, что Нобели - это фактически наши русские, петербургские промышленники, и провести церемонию, допустим, в сирийском городе Алеппа, который на днях будет захвачен нашей армией". Конец цитаты. 
Нет, я отказываюсь это комментировать. Поскольку любой комментарий будет только снижать впечатление от этого творения политолога Маркова. Такой бриллиант надо экспонировать без оправы.
Вот такая, в общем, обычная реакция в России на признание инакомыслящего. Люди, которые искренне радовались за Светлану Александровну, тоже наговорили странных вещей. Поэт Дмитрий Быков зачем-то вспомнил химеру "русского мира", мол, это вот премия представительнице настоящего "Русского мира", человечного и доброго, а не того, где бегают моторолы и сбрасывают бомбы. Кто-то радовался за то, что вот, наконец, премия вернулась к русскоязычному автору, кто-то выяснял, какой народ, белорусский или русский, имеет больше прав на эту славу.
За всеми этими суетливыми словами потерялись две, на мой взгляд, важные вещи. Светлана Алексиевич получила мировое признание за свой личный каторжный труд на протяжении более чем трех десятилетий. Труд, результатом которого стала обжигающая правда о нашей советской цивилизации. Которая совсем не погибла в результате "крупнейшей геополитической катастрофы", а продолжает жить и отравлять окружающее пространство. 
Теодор Адорно сказал, что "писать после Освенцима стихи - это варварство". Писать стихи, конечно, продолжают, но все, что происходило в XX веке, не могло не сказаться на самой технике литературного творчества. И то, что для многих российских писателей эталоном все еще являются "сочинители историй", а для публики писателями являются Минаев и Прилепин, свидетельствует о фундаментальной периферийности и отсталости нашего литературного процесса, которая стала, возможно, результатом глубокой социальной деградации постсоветского пространства.
Поэтому я не разделяю надежд Олега Кашина, который высказал предположение, что Нобелевская премия Светлане Алексиевич позволит компенсировать тот дефицит нравственных авторитетов, который столь пагубно сказывается на состоянии общественного сознания в странах бывшего СССР. К сожалению, ни в Белоруссии, ни в России, ни даже в Украине ее слова не станут набатом и мало что изменят. Причин тому много. Одна из них та, что все три наши культуры - и белорусская, и украинская и российская - потеряли былую литературоцентричность. Поэт и писатель перестали быть чем-то большим, чем поэт и писатель. И литераторам к этому надо бы уже привыкнуть. А за Светлану Алексиевич очень радостно. Она эту премию заслужила давно.

Иосиф Бродский. Нобелевская лекция.

<...>

"Пишущий стихотворение пишет его прежде всего потому, что стихотворение - колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения.
Испытав это ускорение единожды, человек уже не в состоянии отказаться от повторения этого опыта, он впадает в зависимость от этого процесса,
как впадают в зависимость от наркотиков или алкоголя. Человек, находящийся в подобной зависимости от языка, я полагаю, и называется поэтом."
Иосиф Бродский. Нобелевская лекция.

Два лауреата

Алексей Рощин: Дается голос "статистам истории" - тысячам "непримечательных", но подлинных людей

update: 11-10-2015 (09:15)

http://www.kasparov.ru/material.php?id=5619FABE514D5

Алексей Рощин
Livejournal

Напрашивается параллель между двумя лауреатами - Солженицыным и Алексиевич. Любопытно, что самая многочисленная ныне группа политически озабоченных блогеров - "уязвленные патриоты" - ненавидят их примерно одинаково, но обвиняют ровно в противоположном.

(тут надо сделать оговорку, а то некоторые не понимают разницы: естественно, любое "большинство" среди пользователей Фейсбука или других соцсетей, которые хотя бы иногда открывают записи "про политику" - это ничтожное (1-2%) меньшинство от всего населения богоспасаемой РФ. В этом надо четко отдавать себе отчет. Реальное большинство "про политику" не читает. Оно вообще не читает - ни книг, ни журналов, ни газет, ни сайтов, очень смутно представляет себе, кто такой Солженицын и уж совсем не имеет понятия ни о какой Алексиевич, хоть бы ей дали три премии разом. Да, и про Нобелевскую премию реальное большинство максимум "что-то слышало". Все "бурления в этих ваших энторнетах", на фоне реального большинства населения - это до сих пор не более чем бури в стакане воды).

Так вот, в спорах с "патриотическими блогерами" о Солженицыне, прежде всего, конечно, о его "визитной карточке" на Западе - "Архипелаге ГУЛАГ" - приходится чаще всего сталкиваться с "наездами" прибилизительно такого рода: "Ой, да что этот "Архипелаг" - это же все ЛИТЕРАТУРА! Чему там верить? Это ж художественное произведение, он там все напридумывал!" А когда говоришь про то, что Солженицын базировался - и сам об этом прямо говорил - на своих многочисленных беседах с людьми, реально прошедшими ГУЛАГ и делившихся собственными воспоминаниями, почему, собственно, "Архипелаг" и воспринимается всеми как именно "человеческий документ" огромной силы - тут наши "советские патриоты" мгновенно превращаются в дотошных архивариусов и начинают требовать "входящие и исходящие", ФИО, справки из ИТУ, характеристики с места работы и вообще любые "доказательства" реального существования тех, с кем Солженицын разговаривал. Ссылки на то, что сам по себе сбор такой информации Солженицыным при Соввласти приравнивался к "антисоветчине" и он просто не мог давать личные данные собеседников, не рискуя их подставить, "патриотами", естественно, игнорируются. Как классический бюрократ, "патриот" удовлетворенно констатировал отсутствие "бумажек с печатями" и заключал с пренебрежением - нет, ЛИТЕРАТУРА это всё! Негодно!

Если теперь вернуться к Светлане Алексиевич, мы заметим, что с ней все наоборот: дружный вой тех самых людей, которых перекашивает от самого имени Солженицына, теперь обрушился на Алексиевич, но ее клеймят позором за то, что у нее, дескать, НИКАКАЯ НЕ ЛИТЕРАТУРА! Как же, мол, так? Это ж журналистика! Это ж публицистика! Она ведь просто реальных людей опрашивала - за что ж ей премию?!

И "патриоты", уязвленные в самое сердце еще той премией Солженицыну, теперь с возрожденным пылом обличают и Нобелевский комитет, и саму премию за то, что она "совсем потеряла свой престиж", "дают черт знает кому" и "это политическое решение".

Самое же, конечно, смешное во всем этом, что и "Архипелаг ГУЛАГ", и, скажем, "Цинковые мальчики" Алексиевич - это, безусловно, вещи одного типа. "Литература факта", "социологическая литература" - можно называть по-разному. Это литература без героя и сквозного сюжета, в которой грандиозный художественный эффект достигается из-за того, что дается голос "статистам истории" - тысячам простых "непримечательных", но, главное, подлинных людей, которых засасывает в историческую мясорубку.

И то, что Солженицына и Алексиевич одни и те же люди обличают за ровно противоположное, говорит о том, что на собственно "литературу", какой бы она ни была, обличителям наплевать. Им не нравится СОДЕРЖАНИЕ текстов нобелевских лауреатов. Хотя содержание там предельно простое и сводится, собственно, к двум словам - "Людей жалко!"

Жалость - именно то чувство, которое никак не может допустить в себе истинный "патриот-государственник". Ведь как он тогда разрешит государству убивать - всех, в том числе и себя самого?

Буквально через день после того, как стало известно, что белорусская писательница Светлана Алексиевич получила Нобелевскую премию по литературе, она приехала на встречу с журналистами в Германию, где в переводе издавались и даже переиздавались все ее книги. Простуженная и практически не спавшая из-за ночного перелета, в берлинский пресс-центр, расположенный прямо около бундестага, она добиралась на такси. Машина с трудом подъехала к зданию - дороги были заблокированы участниками проходившей здесь многотысячной демонстрации http://dw.com/p/1Gm98   против зоны свободной торговли между ЕС и США.

Акцию протеста такого размаха сегодня едва ли можно увидеть в Беларуси, куда писательница вернулась после более чем 10 лет жизни за рубежом. О страхе белорусов, не готовых выходить на улицы, а также о том, что происходит сегодня в России и на Украине, и шел, в общем-то, разговор с немецкой прессой - политика явно волновала журналистов куда больше, чем литература. Судя по всему, саму Светлану Алексиевич тоже.

Натянутые поздравления

"Честно говоря, я была очень удивлена, но он действительно нашел в себе силы и переступил через свое негативное отношение ко мне", - так прокомментировала писательница вопрос корреспондента DW о запоздалом поздравлении Лукашенко: оно появилось спустя более шести часов после заявления Нобелевского комитета о присуждении ей премии по литературе. Перемену в настроении белорусского лидера, чьим оппонентом она является долгие годы, писательница считает тактическим ходом: "Я думаю, это связано с тем, что Россия перестала давать ему деньги, в том числе и из-за того, что хочет разместить в Беларуси свою авиабазу. А Лукашенко тянет с этим, но не потому, что действительно против - он просто торгуется".

По словам Алексиевич, это "известная игра" белорусского президента: когда отношения с Россией портятся, он поворачивается к Европе: "За это время там меняется руководство, приходят новые люди, которые думают, что переиграют Лукашенко. На наших глазах такое было уже раз пять". В такие периоды, поясняет Алексиевич, в стране не трогают оппозицию и терпят инакомыслие. В то же, что благодаря Нобелевской премии отношение к ней со стороны власти, годами не позволявшей даже печатать в Беларуси ее книги, на деле поменяется в лучшую сторону, она не верит. "У меня много больших международных премий, и это никогда не влияло на нашу власть", - отмечает Светлана Алексиевич.

Впрочем, куда больше скупых заявлений чиновников нобелевского лауреата поразило ликование обычных людей: "Они выходили из домов, плакали, обнимали друг друга, кто-то успел купить цветы. Я была потрясена. Я поняла, что вот этой униженной, забитой стране, которая все время живет в страхе, нужен был какой-то символ, какое-то чудо. Поэтому и была такая реакция - люди вдруг смогли как-то распрямиться".

Разочарование в человеческой природе

Кстати, официальная Москва также не спешила с поздравлениями пишущей на русском языке писательнице: ее, правда, поздравил министр культуры, но вот высшее руководство предпочло отмолчаться. "Я на первой пресс-конференции (после сообщения о присуждении премии. - Ред.) сказала, что Украину оккупировали. Тут вся любовь Путина и Медведева ко мне и кончилась", - рассуждает Алексиевич.

Несмотря на радость от присуждения ей Нобелевской премии, во время встречи с журналистами Алексиевич не раз упоминала о своей усталости и разочаровании. Писательница, которая "30 лет занималась историей красного человека", признается, что не может объяснить, почему общество, еще в 1990-х мечтавшее о свободе, готово повернуть назад: "Красный человек сегодня мутирует. Он хочет, чтобы была шенгенская виза, чтобы была хотя бы маленькая машина, чтобы он мог поехать в Египет и чтобы была советская власть".

Особенно поражает ее происходящее в данный момент в России. "Перерождение Путина и интеллигенции, то, что многие стали державниками, государственниками, - это большое потрясение и внутреннее разочарование в природе человеческой", - отмечает писательница. Одну из причин она видит в том, что "обобранному", "обманутому" народу не остается ничего другого, кроме как верить в собственное величие. "Россию унижают, кругом враги - повсюду это примитивное обывательское мнение, которому даже интеллигенция поддалась", - сожалеет лауреат самой престижной литературной премии в мире.

Писательница рассказала, как, идя по Москве, увидела бедно одетую женщину с плакатом, на котором было написано, что пора сажать национал-предателей. Алексиевич спросила, кто же это такие. "А вот те, кто против Путина, кто за хохлов", - услышала она в ответ. Про санкции женщина слушать не захотела, заявив, что "и раньше жили без пармезана, и теперь проживем". "Самое главное, что с людьми сегодня невозможно разговаривать, - комментирует Светлана Алексиевич. - И дело даже не столько в Путине, сколько в том, что кусочек Путина есть в каждом русском человеке - по крайней мере, в большинстве, в 86 процентах".

http://dw.com/p/1GmFc

Светлана Алексиевич: "Я бы хотела, чтобы у белорусов была гордость

Синдром леди Макбет
Андрей Пионтковский о системообразующей триаде Асад-Путин-ИГИЛ


Расколотая Россия, или "Питерский" проект Вадим Цымбурский

Андрей Зубов: "Путинская Россия гораздо больше похожа на фашистское государство..."
Андрей Зубов: Путин строит беспрецедентное государство

Политолог Андраник Мигранян - тот Гитлер, на которого похож Путин был хороший
Политолог Андраник Мигранян - об одной лживой аналогии и ее российском стороннике


Ловушка неототалитаризма
Владимир Пастухов, "Полiт.ua"

Когда говоришь: Россия - родина тоталитаризма - начинаются смех и восклицания.
Дмитрий Шушарин

Евгений Ихлов: Слабые режимы, особенно коррумпированные автократии, всю свою политику подчиняют предотвращению революции

  

  

   С полным текстом обращения Вы можете ознакомиться здесь.
По материалам: ZN.UA

  

   По словам Гриценко, следующим шагом государство должно узаконить право граждан на владение огнестрельным оружием - "для противодействия насилию и бандитизму, в т.ч. инспирированному извне".
По материалам: ZN.UA

   По словам депутата, Майдан вскоре ожидает первый экзамен: "Как вы думаете, кандидата на пост премьер-министра кому первому подадут на утверждение - Майдану или парламенту? Это и будет первым экзаменом - и для новой политики вообще, и для кандидата на пост главы правительства в частности. Только первым. Потому что дальше - весь персональный состав правительства. Далее - единый кандидат от Майдана в президенты, в мэры Киева ... Время закулисных "терок" прошло - политику на свет, на Майдан! Готовьтесь, политики, ребята с девушками, к настоящим экзаменам - страна стала другой! Настолько другой, что вы себе не представляете", - считает Гриценко.
По материалам: ZN.UA

  


Дежурный вопрос, кто виноват? Он всплывает бесполезным балластом сквозь текущее раздражение...

  

  
Сергей Ореханов, 30 март 2014 в 08:19

  

  
http://www.rosbalt.ru/blogs/2014/03/26/1248541.html https://www.facebook.com/ela.kolesnikowa/posts/731631453524005

   (сторонник академика Третьякова Виталий Товиевич смотри фильмы на ютубе юзера VTretyakov http://www.youtube.com/user/VTretyakov который скидывает зп него один из аспирантов
)