Передельский Денис Владимирович : другие произведения.

Все кувырком

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  
  
  
  ВСЕ КУВЫРКОМ.
  
  (Иронический детектив)
  
  E-mail: [email protected]
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  День начинался, как обычно. Приоткрыв один глаз, я посмотрела на будильник. Семь... Можно еще полежать. Минут через пять приоткрыла второй глаз. Восемь! Ну, все, пора вставать. А ведь как не хочется. Вчера уснула только в час, всю ночь только тем и занималась, что отмахивалась от надоедливых комаров. По-настоящему уснуть удалось лишь к утру.
  Я с трудом подняла с кровати свои стареющие кости.
  - Никак на работу собралась? - Сквозь дремоту, приоткрыв левый глаз, ехидно поинтересовался мой муж, Виктор. - Ну-ну, иди, зарабатывай деньги.
  - Ага, - безразлично бросила я;
   Эх, скорей бы в отпуск!
  - Между прочим, мог бы будильничек починить, я уже устала его в час ночи успокаивать.
  - Починю, - невнятно пробурчал муж, и лениво перевернулся на другой бок.
  Умывшись и приведя себя в порядок, я с ужасом замечаю, что уже без четверти девять, хватаю на ходу сумку и, закрыв, наконец, неподдающийся замок, бегу к автобусу, и, на мое счастье, успеваю...
  
  - Опаздываете, Наталья Николаевна, - язвительно пропищала Юля, встретившая меня в коридоре с банкой краски и большой растрепанной малярной кистью в руках.
  - Я не опаздываю, а задерживаюсь, - важно бросила я на ходу, невольно морщась от резко ударившего в нос запаха свежей покраски, и вприпрыжку преодолевая несколько десятков ступеней, ведущих на второй этаж к моему кабинету.
  - Не переживайте так, - крикнула мне вдогонку выглянувшая на звуки разговора из танцевального зала Яна, на которой, также как и на моей предыдущей собеседнице, свободно болтался старенький замызганный халат. - Начальства все равно нет.
  Опасно балансируя на верхней ступеньке, я остановилась и обернулась к подружкам, о чем-то зашептавшимся между собой внизу.
  - То есть, как нет? - Громко спросила я, приковывая их внимание к своей персоне.
  - А вот так, нет. - Весело взглянув на меня, ответила Юля. - Все в полном составе в Брянск уехали, на семинар какой-то, вроде. А нами завхоз командует, Кобелев. Он за директора остался. Вот, пол в танцевальном зале велел срочно покрасить.
  - Уф, - облегченно вздохнула я; мне никогда не нравились разбирательства с начальством по поводу моего очередного десятиминутного опоздания. Первое, как впрочем, и второе уже давно стало традицией, нарушить которую мне всегда доставляло огромное удовольствие. - А кто наверху?
  - Не знаем, мы там еще не были сегодня, - невинно захлопала ресницами Юля. - Нас Олег Иваныч сразу здесь работать заставил. А на первом этаже есть несколько человек, но все они по своим кабинетам заперлись. Ишь, умные какие!
  - Ну-ну, работайте, - кивнув, сказала я на прощание, и, теперь уже не спеша, поднялась в свой кабинет.
  Учреждение, в стенах которого вот уже второй десяток лет я отчаянно пытаюсь передать девочкам накопленный мною жизненный опыт и заработать при этом более-менее приличную пенсию, называется Центр внешкольной работы. Здание, в котором расположен Центр, было построено, кажется, году в десятом до нашей эры. По крайней мере, выглядело оно примерно так, как если бы за время своего существования пережило все войны и катастрофы человеческие.
  Раньше наше учебное заведение именовалось Домом пионеров и школьников. Когда в стране наступил переломный период, пионеры вышли из моды. Школьники остались, но Дом все равно хотели переименовать в скаутский. Однако эта идея с блеском провалилась, так как во всем районе не нашлось ни одного нормального скаута. Да что там говорить, не было даже ненормальных скаутов.
  Позже Дом пионеров переименовали в Центр детского творчества. Затем Центр снова превратился в Дом, так как почти весь преподавательский состав разбежался кто куда, деньги-то не платили. Да и детишки вмиг перестали интересоваться сугубо детскими и юношескими увлечениями, предпочитая вместо кружков моделирования, кройки и шитья и тому подобных проводить свободное время в выросших в неимоверном количестве, словно грибы после дождя, видеосалонах. Словом, это были трудные времена, и честь и хвала нам, что мы их пережили.
  Уже гораздо позже, лет через пять, название нашего заведения снова изменилось. Теперь оно стало зваться ЦВР или Центр внешкольной работы. Коротко и ясно.
  В течение всего учебного года мы с детьми творим в его недрах, кто во что горазд, устраиваем всевозможные выставки и смотры. Ближе к лету принимаем у детей экзамены, зачеты, и отпускаем по домам. Сами же пишем планы, делаем ремонт, на клумбах во дворе копаемся, то есть выполняем огромный объем работы, устраивая себе множество перерывов с обязательным совместным чаепитием.
  Что размещалось в здании ЦВР до революции, я не знаю, а вот до Великой Отечественной войны была школа. Дом пионеров переехал сюда уже после войны, во время которой здание сильно пострадало, но выстояло. Говорят также, что когда-то этот большой и красивый дом с огромным числом комнат принадлежал какому-то очень важному купцу, или, говоря современным языком, тогдашнему "новому русскому". Охотно верю в это, ибо недостатка в учебных классах мы не испытывали. Да и само здание было деревянным, с высокими, под три с половиной метра, потолками. Купец, конечно, мог себе такое позволить.
  Здание занимало два этажа, но было выше многих трехэтажных типовых жилых домов, расположенных по соседству и построенных гораздо позже, в советские времена. В основном, разница складывалась из высоты собственно этажей и высоченного чердака, который использовался завхозом для своих хозяйственных нужд.
  Основная учебная часть находится на первом этаже, строение которого не отличается особой изобретательностью. Сразу от центрального входа в обе стороны тянется длинный узкий коридор, отчего-то всегда скупо освещенный. Каюсь, иной раз, особенно зимой, когда темнеет очень быстро, проходя по этому бесконечному коридору, тем более, если уходишь последней, я чувствую, как изморозь пробегает по моей коже. Ощущение того, что этот коридор таит в своих мрачных стенах не одну страшную тайну, отпускает лишь тогда, когда я, насмерть перепуганная, пулей вылетаю из дверей на улицу.
  В небольшом фойе первого этажа стоит игровой теннисный стол, несколько игровых же, давно не работающих, автоматов и диван для посетителей, на тумбе рядом с которым красуется древний телефонный аппарат с отколотым боком, бесстыдно обнажающим его внутренности.
  Учебные кабинеты отпочковываются по обе стороны коридорных стен. Двери их обычно плотно закрыты, чтобы внешний шум не мешал детям заниматься.
  Общий для детей и преподавателей, пардон, санузел скромно приютился в самом конце длиннющего коридора. Прямо скажу: это не очень удобно, и потому часто можно слышать целые табуны детских и взрослых ног, торопливо проносящихся по коридору в его сторону.
  С первого на второй этаж ведет одна-единственная деревянная лестница, ступени которой всякий раз жалобно скрипят и опасно прогибаются под тяжестью тел всходящих или, наоборот, спускающихся по ней. Перила тоже деревянные и на редкость ненадежные, так что хвататься за них, чтобы не упасть ненароком, тоже никому не посоветую. Под лестницей устроена небольшая каморка, в которой хранится технический инвентарь уборщиц, а также сами уборщицы, запирающиеся внутри от нескромных глаз и взахлеб один за другим проглатывающие дешевые дамские любовные романы.
  Второй этаж в силу нелепой специфики строения занимает вполовину меньшую, чем первый, площадь. Здесь располагается вместительное фойе, зорко выглядывающее во внутренний дворик ЦВР шестью большими окнами, и часто используемое под проведение торжественных мероприятий; всего лишь два учебных и один методический кабинеты, а также учительская и кабинет директора. Двери, за исключением директорского и компьютерного, кабинетов и учительской выходят прямо в фойе, в том числе и моя, с вечно заедающим навесным замком.
  Помимо перечисленных помещений, есть у нас еще и мастерская, расположенная в том же здании, но имеющая отдельный вход. Это - владения завхоза - Олега Кобелева - человека под сорок, но на вид моложавого и современного. В ЦВР он по праву считается "серым кардиналом", так как оказывает большое влияние на директрису Марину Николаевну. Иной раз мне кажется, что Олег подобно гигантскому спруту охватил все сферы деятельности нашего учреждения, установив над ними свой жесткий контроль. Такие как он, своего не упустят, это уж точно.
  Я в своем кабинете тоже полноценная хозяйка. Он сравнительно велик: после очередного текущего ремонта в нем поместилось два металлических тяжелых шкафа, в которые я, на всякий случай, запираю перед уходом пишущие машинки (я преподаю машинопись и делопроизводство), десяток обычных школьных парт, мой стол и шкаф весьма оригинальной конструкции, больше напоминающий платяной, чем шкаф для хранения деловых бумаг. Голые, выкрашенные до середины в голубой цвет, а выше белые, стены немного оживляют вывешенные на них по всему периметру работы девочек из кружков "Рукодельница" и "Умелые руки", которые когда-то я тоже вела.
  Два окна выходят на улицу, и это создает некоторые неудобства, так как из-за шума проезжающих внизу машин, девочки, порой, не могут нормально сосредоточиться на работе.
  Еще одним неудобством является то, что дверь в соседний кабинет, в котором царствует преподаватель компьютерных курсов Роберт Ильич Панкратов, которого все попросту зовут Роберт, пробита в стене моего кабинета. Таким образом, чтобы попасть к нему на занятия, ребята шумной толпой проламываются сквозь мое помещение.
  Вторая стена у меня также общая - с учительской. Иной раз, если прислушаться, то можно даже разобрать некоторые фразы, оброненные кем-то из преподавателей. Но эта радость бывает не часто, так как в учительской мало кто задерживается надолго. Все-таки, у нас не средняя школа. Кабинет директрисы был угловым, и когда-то являл собой с учительской единое целое. Затем плотники установили массивную перегородку, прорубили в ней дверь, и теперь наша директриса имеет в своем распоряжении весьма внушительный и прекрасно обставленный директорский кабинет, с телевизором, видеомагнитофоном, крохотным диванчиком и факсом на столе.
  Обычно я поднимаюсь наверх, уже сгорбленная тяжким грузом предстоящей работы над программой и планами. Вообще-то, свои мысли я лучше излагаю на бумаге, чем в устной форме. Мои планы, например, наша директриса расхваливает практически на каждом совещании, хотя мне от этого ни жарко, ни холодно. Лучше бы зарплату прибавила и ругала каждый день.
  Поднявшись наверх, я вступила на совершенно пустой этаж. Лишь в учительской обнаружился завхоз Олег, безуспешно пытавшийся до кого-то дозвониться. Но он не относился к числу тех преподавателей, которые к этому времени обязаны были быть на своих местах.
  - Доброе утро, - кивнула я ему, и сняла со щитка свои ключи.
  - Опаздываете, - продолжая методично накручивать диск телефона, искоса взглянул на меня Олег.
  - Это не я, это автобус опоздал, - машинально отозвалась я и быстренько ретировалась.
  
  В кабинете было жарко, пожалуй, даже душно. Бросив на стул сумку, я открыла оба окна, впустив внутрь свежий, еще не успевший разогреться, июльский воздух. Затем полила цветы, совершив, тем самым, свой обычный ритуал.
  Все-таки летом работать гораздо сложнее, несмотря на то, что у детей каникулы, и мы занимаемся, в общем-то, своими делами, связанными с подготовкой к новому учебному году, а также ремонтом. Вот и в моем кабинете потихоньку шел ремонт. Из десяти парт сейчас здесь осталось всего две, остальные были спущены на первый этаж Олегом, обещавшим мне покрасить полы и поклеить обои. Но эти его обещания я слышала каждый год. К началу сентября парты благополучно возвращались на место, на старый потрескавшийся пол, а стены все также уныло источали неуютный холод.
   Разложив на столе бумаги, я устроилась за машинкой, и собравшись с мыслями, принялась за работу. Часа через полтора, когда была напечатана последняя строчка, я собрала в стопку бумаги, еще раз быстренько пробежала их глазами и осталась довольна результатами своих трудов, убрав их в верхний ящик стола. Практически тут же, словно напоминая о времени, громко и протяжно завыл мой желудок. Я с любопытством взглянула на часы: ого, уже одиннадцать! Пора бы и чайку попить.
  Оставив вещи внутри, я вышла из кабинета, с трудом заперев его на как всегда неподдающийся замок. Покончив с этим неблагодарным занятием, с горечью отметила, что кругом было подозрительно тихо. Похоже, что я - единственная идиотка, которая сегодня здесь вкалывает.
  Спустившись вниз, убедилась в этом лишний раз. На первом этаже тоже было пусто. Зато снаружи, через распахнутую входную дверь доносились веселый смех и крики. Выглянув во двор, я обнаружила, что мои сослуживцы, разделившись на две команды по половому признаку, вместо того, чтобы заниматься общественно-полезным делом, то есть писать никому не нужные планы, дружно и весело играют в волейбол, прыгая под натянутой между двумя дубами сеткой. И это по такой жаре!
  Справа, на не опаленной солнцем стороне, играли двое полуобнаженных мужиков: Роберт, который на работу явился, да так и не удосужился подняться к себе, и Иван Алексеевич Белый, преподаватель бокса. Оба были высокими, одного почти роста, мускулистыми мужчинами, с некоторой долей лишнего веса в районе живота. Издали их даже можно было спутать, но вблизи сделать это было невозможно. Белый, в отличие от своего напарника, носил пышные, черные, кавказского типа, усы. Роберт тоже временами их отращивал, но его усы обычно вырастали жидкими и какими-то безжизненными, и довольно жалко смотрелись на фоне густой растительности Белого.
  Вторую команду составили женщины. Подвязав заляпанные краской рубахи в узел под самым бюстом, исторгая восторженные вопли, по площадке носились неугомонные Юля с Яной. За их спинами неуклюже потаптывая на месте и тяжело сопя, сосредоточенно следила за движением мяча дама средних лет, одна из моих коллег, носившая звучную фамилию Хомуха, которой из-за ее неповоротливости никак не удавалось попасть по круглому.
  - Эй, спортсмены, - крикнула я им с порога, - не пора ли нам по чайку?!
  Игра тут же прекратилась, мяч взмыл в воздух в последний раз и со всего маху шлепнулся на голову потерявшей бдительность Хомухе. Она недовольно чертыхнулась, зыркнула в сторону мужиков, и первой потопала ко мне.
  - Никогда не любила эту игру, - угрюмо бросила она, проходя мимо меня. - Вечно мне попадает.
  Я посторонилась, пропуская озлобленную фурию. Было похоже, что она чай с нами пить не будет.
  - Ой, а мы бы с удовольствием чайку выпили, - тоненько прощебетала Юля, радостно запрыгав на одной ноге, отчего ее крашеные под блондинку кудри затопорщились в разные стороны.
  - Вот только у нас денег..., - в такт ей произнесла вторая блондинка Яна. Вообще, в нашем ЦВР на светлый цвет волос настоящая мода, ибо темненькая женщина попадается примерно раз через десять светленьких.
  - Ладно, финансирую, - расщедрилась я и мысленно за эти слова себя и придушила. У самой денег кот наплакал, а до зарплаты еще далеко.
  - Ой, Наталья Николаевна, вы просто чудо, вы нас всегда выручаете, - зааплодировала мне Юля, - давайте скорее деньги, мы с Янкой сбегаем.
  - Только по скромному, - предупредила я их обеих, с сомнением вынимая из кошелька купюру внушительного достоинства - другой у меня не было. - Просто попьем чаю, ясно? Без излишеств и деликатесов. Нас ведь всего пятеро.
  Подружки энергично закивали головами, давая понять, что все сделают, как надо.
   Полчаса спустя простенький стол в моем кабинете ломился от обилия всевозможных булок, плюшек и конфет. Разомлев от выпитого в непомерном для такой погоды чая и, немного потрепавшись о том, о сем, мы единогласно решили, что с работой на сегодня пора кончать, и всей толпой принялись искать Олега, у которого должен был быть ключ от здания. Такая уж у нас повелась традиция: двери ЦВР закрывает тот, кто уходит последним. Поэтому ключ все время переходит от одного работника к другому.
  В столярке, заваленной целыми досками и их обрубками, а также еще массой различного хлама, завхоза не оказалось, но в одном из дальних углов шустрая Юля нашла вечно тепленького рабочего Славика, убеленного сединами, но еще не старого человека. Зацепившись копчиком за краешек стула, Славик непонятно как на нем держался, и громко храпел, бессильно свесив вниз руки и запрокинув голову со смешным клоунским круглым носом и открытым, чернеющим провалами в тех местах, где у нормальных людей были расположены зубы, ртом. Юля попыталась добудиться до него, но Славик, взглянув на нее мутным взглядом, ничего вразумительного ответить не смог.
  - Олег? Озеро... там... - С трудом справляясь с непослушным языком, Славик широко взмахнул рукой, едва не заехав Юле по носу. - Купаются они...
  - Купается? А когда вернется? - В один голос воскликнули мы.
  - Он мне... не докладывает, - с трудом выдавил из себя Славик.
  - Как же мы здание закроем? - Возмущенно воскликнула я. - Я не могу ждать, у меня сегодня стирка.
  - А мы с Юлькой в деревню собрались, - тут же заныла за спиной Яна.
  - Дамы, вы как хотите, а я домой, - Роберт сразу сообразил, чем может обернуться непредвиденная задержка, и махнул рукой уже с порога.
  Белый тоже шаг за шагом задом пятился к выходу из столярки.
  - А у меня велосипед, вы же знаете, - оправдывался он, поймав на себе мой возмущенный взгляд. - Пока до дома доеду...
  - Езжай, езжай, спортсмен, - с тихим злорадством прошипела ему вслед Юля. - Тоже мне, тренер по боксу. Чему он только детей учит?
  - Боксу и учит, чему же еще, - недоуменно пожала я плечами. - Ты разве не знаешь, что у любого боксера первая заповедь - вовремя смыться. Девушки, надо что-то делать.
  - У нас автобус через час, а еще собраться надо. Извините нас, Наталья Николаевна. Мы вас тоже как-нибудь выручим.
  Мгновение спустя Юля с Яной легкими тенями выпорхнули в дверь, и я осталась одна. Не считая, конечно, пьяного Славика. Дураков работа любит, так, кажется, любит повторять мой муж. Делать нечего, я вернулась в здание и поднялась в учительскую, чтобы оттуда позвонить домой.
  Трубку долго никто не брал. Я терпеливо ждала, хотя нудные гудки начинали действовать мне на нервы. Но у нас дома всегда так: или телефон занят часами, или к нему никто не подходит.
  - Аллеу, - после пятьдесят седьмого, наверное, звонка в трубке раздался голос моей свекрови, не так давно приехавшей к нам из деревни, погостить.
  - Привет, это я. Вы одна, что ли, дома?
  - А тебе какое дело? - Вежливо осведомилась свекровь. - Если тебя интересуют мужики, то их нету. Опять на рыбалку свою проклятую укатили. Часа два назад из Брянска приехали какие-то Шурик с Вовчиком, вместе они и уехали.
  - Шурик, между прочим, мой двоюродный брат, пора бы это и запомнить.
  - Вот еще, буду я всяких твоих родственников запоминать, они что, денег мне, что ли, дали?
  - Ладно, давайте не будем об этом. Я тут и так на работе застряла. Понимаете, никого нет, а я уйти не могу, потому что завхоз вместе с ключом уехал, и закрыть здание без него нельзя.
  - Конечно, ты, как всегда, осталась в дураках, поздравляю, - с неприкрытым злорадством в голосе просипела старушка. - Небось, все уже домой умотали?
  - Нет, не все, то есть почти все, - я слегка запнулась, вспомнив о мирно спящем в столярке Славике. - У них дела...
  - Ха-ха! А у тебя дел нет? Кто еще вчера в ванной белье замочил? Я помыться хотела, а там белье... Сколько мне еще ждать?!!!
  - Какие проблемы? Переложите белье в стиральную машинку и мойтесь себе на здоровье.
  - Буду я еще руки о твое поганое белье марать! Придешь, сама уберешь. А я пока пойду, воздухом подышу. - И она бросила трубку.
  Примерно в таком духе мы с ней и разговариваем уже много лет. Хорошо, что приезжает она к нам редко. Ефросинья Акакиевна была женщиной деревенской, и страшно гордилась тем, что ее единственный сын стал образованным человеком, инженером и жил, пусть и в небольшом, но все же городе. Она искренне желала ему счастья, но никак не хотела признать это счастье во мне.
  Было ей лет под восемьдесят, наверное. Во всяком случае, у нас с мужем были разные мнения на этот счет: он считал, что она моложе. В любом случае, выглядела она на все девяносто, а то и на сто, и было непонятно, как в ней еще держится жизнь. Сколько ее помню, она все время чем-то болела и постоянно в письмах и телефонных разговорах засыпала нас невероятным потоком разных жалоб. Какое-то время лекарства в ее родную Осиновку отправлялись нами целыми контейнерами. Потом, к счастью, старушка ударилась в народную медицину, и наш семейный бюджет избавился от одной из самых главных статей расходов. Но даже народные средства, разные там травки, не помогали моей свекрови, ибо с каждым днем она становилась все страшнее и страшнее, постепенно превратившись в весьма яркий образ современной Бабы Яги. У нее даже клык торчал изо рта, как у той жуткой тетки с картинки. Словом, друг друга мы терпеть не могли, а Виктор, казалось, вовсе и не замечал нашей взаимной неприязни.
  Надавив пальцами на рычажки телефона, я задумалась, размышляя, кому бы еще позвонить. Не придумав ничего лучшего, решила осчастливить директрису, которая жила в военном городке, расположенном километрах в двадцати от города, и быстро набрала знакомый по памяти номер, лелея в душе надежду, что из Брянска она уже вернулась. Мне ответил ее муж, служивший в воинской части в чине прапорщика.
  - Здравствуйте, Марина Николаевна дома?
  - Нет, она еще не вернулась из Брянска. А кто ее спрашивает?
  - Это с работы. Понимаете, у нас нет ключа, чтобы здание закрыть. Все ушли, я тут одна сижу. Думала, может, она уже вернулась...
  - И что, вы серьезно считаете, что директор срочно приедет за двадцать километров от города с ключом для вас? Ждите сторожа.
  Опять бросили трубку. Ну что за день сегодня такой. Может, позвонить кому-нибудь и самой бросить трубку? Пусть тоже позлятся. Ладно, о чем это я, мне ведь сторожа ждать надо. А когда придет сторож? Обычно сторожа приходят в восемь вечера, а сколько сейчас? Три дня! О Боже! И тут вдруг зазвонил телефон. Нервным рывком я сорвала трубку.
  - А хто это? - Мучительно прокряхтел старческий голос.
  - Селезнева!
  - А, Николавна. Слышь, это Анна Ивановна звонит.
  - Анна Ивановна, дорогая моя, умница вы моя, как же хорошо, что вы позвонили, - радостно завопила я в трубку, услышав голос одной из ЦВРовских сторожих. - Я жду вас, как манны небесной! Все давно ушли, а я без ключа сижу, не могу домой уйти.
  - Ты это, слышь, я и звоню-то чего, сказать, что дежурить сегодня никак не могу. Жена брата позвонила, захворал он чегой-то, съездить к нему надо. Заместо меня вечером сынок мой придет, ну ты знаешь его, Димка. Так он и закроет, не беспокойся.
  - Ой, ну вы меня очень обрадовали. А когда он придет?
  - А шут его знает. Я ведь ключи ему отдала, так он сначала к другу какому-то зайти хотел, а от него уже и на работу.
  - Так позвоните другу, пусть Димка побыстрее придет.
  - Дык нет у него телефона-то, в деревне, небось, живет. Да не волнуйся ты, Николавна, придет он, куда денется.
  - Может, он к утру заявится, я же не могу тут столько сидеть.
  - Не знаю, милая, не знаю. Ну, до свиданья, мне на поезд уже пора. А ты жди, не боись, придет он, придет.
  Придет, как же, держи карман шире. Что я, Димку этого не знаю, что ли? Ни одной пьянки в городе не пропускает. Пару лет назад они с матерью у нас вдвоем сторожами работали, а потом его за это дело и уволили. Иногда только он мать подменял и все. Мое чересчур буйное воображение тут же нарисовало картину, когда и в каком виде этот Димка здесь появится. Так, задумалась я, у кого еще может быть ключ?
  - Алло? - Звонко ответил мне детский голос.
  - Светочка, это ты? Тебя Наталья Николаевна из ЦВР беспокоит. Позови, пожалуйста, вашу соседку, Людмилу Григорьевну.
  - Щас. - Я услышала быстро удаляющиеся шаги. Света вернулась через несколько минут. - У них никто не отвечает.
  Я была в отчаянии. Людмила, вторая наша сторожиха, должно быть, уехала на дачу. Она нечасто туда ездит, а тут как назло именно в такой неподходящий момент ей вдруг нестерпимо захотелось прополоть свои грядки. Я вновь крепко задумалась. Кому бы еще позвонить? Была у нас и еще одна сторожиха, но у нее не было телефона. И тут я вспомнила о Славике. Собственно говоря, что я вообще беспокоюсь, ведь он здесь. Надо просто растормошить его, привести в чувство, а дальше пусть он уже думает, как здание закрывать. Ему все равно, где отсыпаться.
  Я ланью сбежала вниз, выскочила во двор и без особых приключений добралась до мастерской. Из угла Славик переполз под огромный стол-верстак, и теперь спал там, свернувшись калачиком и уютно подложив под щеку сложенные лодочкой ладони.
  - Славик! Славик! Да просыпайся же.
  - А, что? - Славик испуганно высунул из-под стола взлохмаченную голову, недоуменно уставившись на меня. - Случилось чего?
  - Ага, случилось. Все ушли, а ключа нет. А мне надо домой, вот я тебя и разбудила, чтобы ты здание покараулил. Все-таки поздно уже.
  - Поздно? А сколько сейчас? - Сладко зевнув, он взглянул на свои старенькие с треснувшим стеклом часы и ужаснулся. - Так у меня же скоро последний автобус, и так еле успеваю. Ты молоток, что разбудила, а не то здесь пришлось бы ночевать.
  - Какой еще автобус? - Взвилась я на дыбы. - Никаких автобусов. Я, что ли, по-твоему, должна здесь ночевать. У меня дом, семья. Мне детей и мужа кормить надо. А тебе все равно, тебя дома никто не ждет.
  - Нет, мне надо. - Упрямо повторил он. - Что ты вообще волнуешься, скоро же сторожа придут.
  - Не придут. Баба Аня звонила, брат у нее заболел.
  - А Нинка?
  - Нинка? А ты знаешь, где она живет?
  - Знаю, конечно. Рядом с автовокзалом.
  - Ура! Славик, беги к ней быстрее, скажи, чтобы она сюда с ключом пришла. Я пока покараулю. Заодно на автобус успеешь.
  - Бегу, лечу, уже ушел. Не дрейфь, не подведу.
  Славик накинул на плечи легкую спецовку, вытолкал меня из столярки, заперев ее на замок, и ушел, а с ним словно ушла и частичка внешнего мира, по крайней мере, мне так показалось. Если до этого я знала, что пусть и пьяный, но кто-то есть со мной рядом, и на душе было спокойно, то сейчас меня охватило неодолимое чувство одиночества. Безрадостно взглянув на белеющую меж дубами забытую волейбольную сетку, я вернулась в ЦВР и поднялась к себе наверх. В кабинете сидеть не хотелось, и я перебралась в учительскую, уселась на подоконник, без особого интереса выглядывая в окно. Минут через десять на столе запрыгал телефон.
  - Николаевна, - услышала я голос Славика. - Я ей все передал, жди.
  - Ой, какой же ты молодец, спасибо, Славик! - Заорала я что было сил, но он уже бросил трубку: видно побежал на автобус.
  Чтобы как-то скоротать время до прихода Нины, я вернулась в свой кабинет, и опять взялась за работу. Радостные чувства того, что все так благополучно разрешилось, переполняли меня, и работа спорилась в руках.
  "Бух!" - неожиданно донеслось откуда-то снизу. Я вздрогнула и прислушалась. Неужели это хлопнула входная дверь? Точно. Не мешкая ни секунды, я выскочила из-за стола, похватав на ходу свои вещи, накинула на дужки двери замок, который защелкнулся на этот раз подозрительно легко, и стремительно сбежала по лестнице на первый этаж. Уж сейчас-то я все выскажу этой Нинке.
  Внизу было тихо и темно. Единственное окно, выходившее в коридор, располагалось в торце, у туалета, и только его усилий явно было недостаточно, чтобы осветить мне путь. Практически на ощупь я миновала фойе, больно наткнувшись коленкой на угол дивана, добралась до входной двери и с ужасом обнаружила, что та была заперта!!!
  - Нина! - Завопила я во все горло и отчаянно забарабанила кулаками в дверь. - Нина! Открой!
  Ответом мне была тишина, полная и непроглядная. Тряханув дверь, я поняла, что попала в ловушку, которую сама себе же и устроила с помощью непутевого Славика, не сумевшего как следует все объяснить Нинке. Проклятый замок открывался только снаружи. "Теперь все, - сказала я себе, - "придется ждать Димку"...
  
  Темнота медленно заполняла улицы. Я спрыгнула с широкого подоконника учительской, с которого грустно следила за жизнью "на воле" и в очередной раз прислушалась к ворчливому бурчанию своего желудка. Выпитый днем чай оказался единственным, что я ела за день. Вспомнив, что после чаепития еще оставалось печенье, я отправилась на его поиски в свой кабинет. Печенье вместе с маленьким заварным чайником и пузатым трехлитровым электрическим самоваром нашлись в шкафу, куда их сунула, скорее всего, Юля. Заварка у меня была, я всегда держу стратегический запас одноразовых пакетиков ароматного напитка, а вот воды в самоваре почти не было. Так, плескалось нечто мутное и неаппетитное на самом его донышке. Взяв самовар, я спустилась вниз, чтобы набрать в туалете воды.
  В мужском туалете вода шла лучше, но я по привычке зашла в женский. Сунула самовар в раковину и включила воду, уставившись на себя в осколок зеркала, висевший над раковиной. "Бум"! - гулко раздалось за стеной. Я обмерла, начисто забыв о самоваре. "Бум"! - послышалось еще раз. Напугавший меня звук доносился из мужского туалета. О Боже, а вдруг кто-то залез к нам! - мгновенно пронеслась передо мной предательская мысль. В голову тут же полезли воспоминания о прочитанной недавно статье в местной газете, в которой рассказывалось об объявившемся в последнее время в городе сексуальном маньяке. "Ну конечно, - пожурила я себя, - "эти маньяки только тем и занимаются, что лазают по мужским туалетам по ночам в поисках застрявшей на работе по собственной глупости дуры". А вдруг, именно этим и занимаются?
  Вытерев внезапно вспотевшие ладони о юбку, я выключила воду, и медленно подошла к двери, но в коридор выглядывать побоялась. Приложив к двери ухо, напряженно прислушалась. Никакого маньяка не было слышно и в помине, лишь позади меня капала в самовар вода. Но не успела я успокоиться и перевести дух, как вновь послышалось оглушительное "Бух!", а вслед за этим и отчетливое "шлеп, шлеп, шлеп". Непередаваемый ужас тут же охватил меня без остатка. Пошатнувшись, я всем телом прижалась к стене, ощущая неприятную холодную дрожь в коленях. Я ждала минуту, другую, третью, боясь пошевелиться и с трудом сдерживая взволнованное шумное дыхание.
  Поскольку больше никаких звуков слышно не было, я немного успокоилась и устало сползла по стене на пол, по-мужски усевшись на корточки. Мысли лихорадочно завертелись в моей голове, но ни одной сколь нибудь дельной не было. Что же предпринять? Не сидеть же на полу в туалете всю ночь. Бежать наверх? А вдруг маньяк туда как раз и отправился. А может не маньяк, а вор или убийца? Ну да, что тут у нас воровать, фантики от уже сворованных накануне прошлого Нового года конфет? Есть еще компьютеры Роберта, но они заперты за железной дверью, и я бы наверняка услышала, если бы кто-нибудь попытался туда влезть.
  Чая больше не хотелось. Хотелось домой, пусть там меня ожидала взбешенная свекровь, но все же я точно знала, какие гадости от нее можно ожидать. А вот тут совсем другое дело. Если внутрь проник кто-то неизвестный, то у меня могут начаться настоящие проблемы.
  Убедив себя в том, что я храбрая, я тенью выскользнула из женского туалета и с предельной осторожностью вошла в мужской. Неслышно наступая на каменный пол, прошла вдоль четырех кабинок, заглянув по очереди в каждую. Никаких маньяков там не было, а были только необходимые для этого заведения атрибуты.
  Окончательно успокоившись и почувствовав неимоверное облегчение, я уже собиралась было уйти, как вдруг позади меня с оглушительным "Бух!" хлопнула открытая форточка, едва не вызвав у меня преждевременный инфаркт.
  - А-а-а!!! - Закричала я диким голосом, ударом ноги распахнула дверь и со скоростью света взлетела на второй этаж.
  "Сквозняк", - только и успела подумать я при этом.
  Лишь минут через сорок, обойдя по очереди все кабинеты со снятым с пожарного щита, на всякий случай, топориком, я вернулась к брошенному мной в туалете самовару, наполнила его водой, и вскоре уже пила обжигающий чай с печеньем в кабинете директрисы (открыть директорский кабинет мог и ребенок), с ногами устроившись на диванчике перед включенным телевизором. С ним мне было гораздо спокойнее. Передавали какой-то жутко нудный сериал, я смотрела на героев и мстительно радовалась всем их неудачам, все равно ничегошеньки не понимая и не делая никаких попыток разобраться в происходящем на телеэкране. Все бы было ничего, да только вот куда этот чертов Димка запропастился?!
  Дома опять долго не брали трубку.
  - Аллеу, - свекровь уже не мурлыкала, она рычала.
  - Привет, это я.
  - Ты откуда, из Америки? - Ядовито поинтересовалась она. - Сегодня можно тебя не ждать? Я еще не помылась!
  - Не кричите, я до сих пор на работе. Жду сторожа, он должен скоро придти. Как только придет, я уйду.
  - Уже одиннадцатый час, что ты меня обманываешь. Я же знаю, что сторож у вас приходит в восемь. Ты где?
  - На работе.
  - Что это за новая работа такая, ночная?
  - Господи, ну что за вопросы? Теперь-то я понимаю, почему от вас мужики сбегали.
  - Будешь так себя вести, и от тебя сбегут, - что было сил гаркнула мне в ухо старушка и по привычке бросила трубку.
  Поговорили, значит. Отчего-то мне стало все равно, залезет маньяк в ЦВР, или не залезет. Пускай лезет. Когда я на взводе, меня лучше не трогать. Я крепче сжала в руках топорик, и легла на диван, положив голову на его мягкую спинку. Тихий звук телевизора действовал на меня убаюкивающе, глаза закрылись сами собой.
  Мне казалось, что я не спала, просто немного вздремнула, но когда открыла глаза, телевизор светился уже безжизненным экраном. Я встряхнула головой, чтобы развеять остатки дремоты, и только тут сообразила, что проснулась не сама. Меня же разбудило легкое поскрипывание ступеней! Сразу вдруг вспомнились жуткие рассказы Андрея, парнишки призывного возраста, подрабатывавшего до армии у нас разнорабочим и изредка дежурившего по ночам, бескорыстно подменяя кого-либо из сторожей. В отличие от последних, Андрей имел привычку ночевать не в учительской, а на старом жестком диванчике в фойе первого этажа. Так вот, как-то раз, совершенно случайно, я подслушала, как этот парень взахлеб рассказывал девчонкам помоложе страшную историю о том, как однажды он проснулся среди ночи от сильного грохота на втором этаже. Поднявшись, он увидел, что в учительской были перевернуты все стулья, на полу валялись журналы и... никого не было. Он обошел потом все здание, но так никого и не нашел. Конечно, тогда я подумала, что он все придумал специально, чтобы похвалиться перед девчонками. Им что ни расскажи, все уши развесят.
  - Вас бы на мое место, - не на шутку тогда обиделся на меня Андрей.
  Накаркал.
  Поскрипывание тем временем прекратилось, зато раздались вполне отчетливые шаги. Затаив дыхание, я сползла с дивана и на цыпочках добралась до двери, судорожно сжимая в руках верный топорик. Нащупав выключатель, я на всякий пожарный выключила в кабинете свет. За дверью все отчетливей слышалось чье-то шумное сопение, затем бормотание. Когда дверь приоткрылась, я с силой взмахнула над головой топором и заорала не своим голосом:
  - Стой! Руки вверх!! Не подходи, убью!!!
  Вслед за тем что-то тяжелое рухнуло к моим ногам.
  - Все забери, все отдам, не убивай! - Вопило "что-то тяжелое". - Только по голове не бей.
  Голос показался мне знакомым, и я не замедлила включить свет.
  - Димка?! - Не знаю, чего было больше в моем голосе в тот момент: то ли злости, то ли удивления. - Где тебя черти носили? Я же тебя с четырех часов жду! Да какой там с четырех, в три все ушли.
  Димка, парень-переросток тридцати с лишним лет, до сих пор сидевший на шее у матери, уставился на меня с пола пустым взглядом. Страх постепенно отпускал его. По всему было видно (да и мой нос это хорошо прочувствовал), что парень был сильно "под мухой".
  - Ты че дересся? Крыса, сто ли поехала? - Смешно шепелявя от пережитого шока, вопрошал он у меня. - А если бы я тебя стукнул?
  - Ты? Стукнул? Да это я тебя минуту назад чуть топором по башке не огрела, олух ты царя небесного! Считай, что тебе повезло. - Я многозначительно взмахнула топором у него перед носом. - Из-за тебя я весь день потеряла. Со свекровью поругалась, детей не покормила.
  - Будешь возмущаться, так я мужику твоему расскажу, что тебя здесь и в помине не было, а ты шлялась неизвестно где.
  - Давай, звони, - улыбнувшись, предложила я, поудобнее перехватывая топорик.
  Димка задумчиво уставился на оружие в моих руках и звонить передумал. Я помогла ему подняться с пола и проводила до диванчика, который теперь больше был нужен ему, чем мне.
  Димка послушно улегся, взбрыкнув ногами, чтобы скинуть тяжелые стоптанные рабочие ботинки, а я, взглянув на часы, подумала, что домой, в принципе, можно было и не идти. Шел третий час ночи, а мне к девяти на работу. Пока по темноте дойду до дома, пока то да се, там, глядишь, уже и вставать пора. Если, конечно, я вообще лечь успею.
  Собрав наскоро свои вещи, я еще раз отпустила в адрес Димки фразу, в которой упомянула все достоинства его незаурядной личности, и выбралась наконец-то из ЦВР. Ничего себе рабочий день получился, сутки почти. Надо будет потребовать лишний день к отпуску.
  Улицы были темными, хоть глаз выколи. Администрация города экономила летом на электричестве, и ни один уличный фонарь не оживал в ночи. И, как назло, наползшие невесть откуда тучи скрыли за собой луну. По земле стлался лишь ночной серебристый рассеянный свет, но его хватало только на то, чтобы с трудом угадывать дорогу домой.
  - Эй, девушка, закурить не найдется? - Путь мой неожиданно заслонила чья-то почти неразличимая фигура.
  Закурить? В это время суток? И как это он разглядел во мне девушку? Неужели маньяк? Ну, с меня хватит!
  - Я тебе сейчас дам прикурить! - Взвизгнула я на высокой ноте и со всей силы огрела его сумкой по тому месту, где у обычных людей растет голова. Не знаю, что там растет у маньяков, но ему стало больно. Еще бы, ведь в моей сумке всегда полным-полно разной методлитературы, я ее постоянно таскаю то с работы, то на работу, такие бицепсы себе накачала!
  - Ты что, сдурела? - Заверещал парень. - Я ведь просто закурить хотел, сейчас же все девки курят.
  - Я не курю, - ответила я гордо, - и никакая я не девка, а в матери тебе гожусь. А ну, катись отсюда, не то зашибу.
  Парень юркнул в кусты и был таков. До дома я добралась без особых проблем.
  Света в окнах не было, значит, все давно спали. Я наощупь открыла дверь и, стараясь не шуметь, прошла в прихожую. Но свекровь имела слух и повадки Цербера.
  - Явилась наконец, не прошло и года! Совести у тебя нет, я так и не помылась.
  Я прошла в ванную. Да, к белью старушка не прикасалась, это сразу бросилось в глаза.
  - Ты где шлялась? - Продолжала она допрос с пристрастием, стоя у меня за спиной. - Небось с мужиками пила? Точно, я же чувствую запах.
  - Ох, оставьте меня, пожалуйста, в покое.
  - Ха, оставь. Да лучше бы ты на работе этой осталась. Зачем только сюда приперлась?
  Действительно, зачем?
  
  - Здравствуйте, Тамара Владимировна, - отчаянно подавляя рвущийся наружу зевок, вползла я на следующее утро в учительскую.
  - Доброе утро, - очень мило и приветливо улыбнулась мне в ответ замдиректора, на миг приподняв голову. В учительской она была одна.
  Я чувствовала себя, как выжатый лимон. Выспаться мне так и не удалось, даже устроившись в постели, я долго не могла уснуть, заново переживая внутри себя произошедшие за день события. В голову все лезли какие-то глупые мысли, мешая спать, все вдруг как-то невероятно сплелось, в голове до тупой боли стоял сплошной сумбур. А едва я закрыла глаза и приготовилась увидеть сон, как зазвонил проклятый будильник. И кто их только придумал? Не иначе, как по профессии он был палачом. А может она? Нет, женщина не способна на такой подлый поступок, как изобретение будильника.
  - Как ваша поездка вчера? - Вежливо осведомилась я у замдиректора, застыв в поисках своей связки у щитка с ключами.
  - Ой, да ничего. Сделали почти все, что хотели.
  Тамара заняла должность заместителя директора по учебной части пару лет назад, а до той поры, как и все мы, была рядовым преподавателем. Кажется, она преподавала рукоделие, я уже точно и не помню. Помню только всеобщее удивление от известия, что она стала, по сути, вторым человеком в ЦВР. Такое решение директрисы удивило коллектив во многом потому, что Тамара была, что называется, "серой мышью" - тихой и неприметной женщиной приятной наружности, с вечно играющей на губах смущенной улыбкой. Муж ее был военным, подполковником, и, может, именно его тяжелый неуступчивый характер и был причиной кроткого поведения Тамары в обществе.
  Она никогда не встревала в конфликты, не кричала на подчиненных и даже потребовать что-то от них суровым голосом не могла. Многие, куда более наглые и настырные особы, которых у нас тоже хватало, пользовались особенностью характера Тамары, порой, просто беззастенчиво, что не делает им чести.
  Тамара же терпеливо сносила все их выходки, зачастую перегружая себя еще и чужой работой. На мой взгляд, неожиданно став начальником, она так и не сумела вжиться в эту роль, и, сколько раз я замечала, как она, уходя по делам, с превеликим облегчением передавала бразды правления в руки Олега.
  - Только вот Марине Николаевне и Красавцеву пришлось задержаться, они там спонсоров ищут, - продолжала счастливо щебетать Тамара, польщенная тем, что кто-то общается с ней не как с начальником, а как с коллегой. - И вроде нашли. "Стройбанк" какой-то. Только денег не дают, желают по бартеру. Двадцать четыре тысячи. Красавцев же опять со своим ансамблем на гастроли собрался, на этот раз в Севастополь.
  - Губа не дура. Море, солнце, эх, где бы мне такого спонсора найти?
  - А что, я бы тоже не отказался, - бесцеремонно, как впрочем и всегда, влез в разговор Роберт, неслышно вошедший в учительскую вслед за мной. - Кстати, о птичках, как насчет зарплаты? Директора-то нет.
  - Директора нет, и зарплаты нет, - грустно вздохнула я, бессмысленно бренча связкой ключей.
  - Зарплата как раз есть, - возразила мне Тамара, вынув откуда-то из под стола свою сумочку и торжествующе похлопав по ее черному кожаному боку рукой. - Зарплату мы еще вчера утром принесли и заперли в сейф. Здесь у меня ключи от него и от кабинета. Марины Николаевны сегодня, наверное, не будет, и она поручила мне выдать зарплату.
  Тамара полезла за ключами в сумочку, выложила на стол одну связку и долго рылась в поисках второй. При этом лицо ее все больше и больше принимало обеспокоено-удивленное выражение.
  - Вот ключ от кабинета, а от сейфа где же? - Тихо бормотала она себе под нос, переворачивая, наконец, сумочку вверх дном и вываливая все ее содержимое на стол перед собой.
  Порывшись в выросшей на столе изрядной кучке мелочей, она подняла на нас ничего не понимающие, жалкие до слез глаза.
  - Может, я их дома оставила? - Растерянно взглянула она на нас. - Ну-ка, сейчас позвоню.
  Роберт прикрыл дверь в учительскую, и мы вдвоем с ним приблизились к Тамаре вплотную. Судьба пропавшего ключа была нам не безразлична, поскольку от этого напрямую зависела судьба нашей зарплаты. Тамара набрала свой домашний номер и, выждав, спросила:
  - Даша? Посмотри пожалуйста в спальне на моей тумбочке ключ, такой длинный и плоский... Нету? А в самой тумбочке ты не смотрела? Посмотри, будь добра... Тоже нету? А на серванте в зале? И там нету? Ну ладно, спасибо.
  Она положила трубку на место и вновь одарила нас жалким взглядом.
  - Странно, я ведь точно помню, что положила его в свою сумочку, вот сюда. В кармашек.
  В доказательство своих слов, она вывернула пустую сумочку наизнанку и продемонстрировала нам кармашек. Роберт с видимым интересом сунул туда нос, но тоже ничего, хотя бы смутно напоминающее ключ от сейфа, там не обнаружил.
  - Не волнуйтесь, Тамара Владимировна, давайте еще раз все проверим, - доверительно наклонился к ней Роберт.
  Тамара нервным движением разворошила лежавшую на столе кучу мелочей и стала одну за другой их перебирать. Мы с Робертом решили ей помочь и тоже включились в процесс, перебирая обычные женские мелочи: носовой платок, пробные духи, записную книжку, кошелек, губную помаду и... связку ключей.
  - Это мои, от дома и дачи, - пояснила Тамара, сосредоточенно поджав губы. - Ничего не понимаю, я же их вместе положила.
  - А когда Марина Николаевна вам ключи отдала? - Спросила я в надежде восстановить в ее памяти всю картину.
  - Когда? Да здесь, в учительской, как раз перед отъездом. Мы с Красавцевым вдвоем сидели, ее ждали. А потом уехали в Брянск.
  - И куда вы их положили? - Спросил Роберт. - Не спешите с ответом, подумайте хорошенько, может, вы их и не в сумку сунули?
  - Нет, в сумку, точно в сумку.
  - В эту?
  - Другой у меня нет.
  - Может, дома все-таки оставили?
  - Нет, дома я ничего из сумки не вытаскивала. Разве что... да нет. Просто я подумала, что он, возможно, мог выскочить, когда я доставала ключи от дома, но потом вспомнила, что дверь-то я не открывала, Даша дома была.
  - Нет, так не пойдет, - шумно выдохнул Роберт. - Теперь, Тамара Владимировна, я вас допрашивать буду, с пристрастием. Мне деньги во как нужны, - и Роберт красноречиво рубанул себя ребром ладони по шее.
  Тамара испуганно взглянула на него и вся сжалась в ожидании вопросов. Роберт умел выуживать из людей информацию.
  Вообще, в коллективе Роберт считался большим шутником, но, порой, его шутки зашкаливали выше положенной нормы, и превращались в обычное занудство. По своей натуре он был человеком скрытным, себе на уме, фразы отпускал тщательно взвешенные и осторожные.
  Роберт не был местным. Он приехал в наш город на заре перестройки, и никто до сих пор ничего не знал о его прошлой жизни. Некоторые поговаривали даже, что он известный бандит, скрывающийся в наших краях от длинных рук правосудия. Таким слухам способствовала и его частая смена имиджа: то он отпустит усы, то сбреет их, то обреет голову почти наголо, а то месяцами не стрижется, отпуская длинные патлы.
  Предпочитая действовать тихой сапой, он в короткие сроки сумел создать себе имидж человека умного и всезнающего, хотя, на самом деле, и гроша ломаного в этом плане не стоил. Он умел убеждать людей в своей правоте и делал это просто гениально - в ходе беседы говорил много, не замолкая ни на минуту и не позволяя собеседнику и рта раскрыть. Подавляя его своим могучим, богатырским басом, Роберт добивался потрясающего эффекта: никто после беседы с ним не мог вспомнить, о чем же они разговаривали, зато был уверен в том, что Роберт пригвоздил его к стенке неопровержимыми доводами.
  Вот и на этот раз долго и нудно с ненужной дотошностью он выяснял все обстоятельства пропажи ключа: где, как и когда Тамара его видела, трогала, брала, вытаскивала и т.п. и т.п. Поначалу я мужественно терпела это действо, но потом не выдержала и ушла к себе. Работы у меня, как всегда, было много, поэтому я решила потихоньку заняться ей, изредка поднимая голову и прислушиваясь к доносившимся из-за стены приглушенным голосам Роберта и Тамары. Чуть позже ко мне заглянула Юля, по обычаю веселая и непосредственная.
  - Ой, Наталья Николаевна, представляете, у Тамары Владимировны ключ от сейфа пропал, - скороговоркой выпалила она мне сенсационную новость. - Теперь зарплату не получим, ой, мамочки.
  И тут меня осенило.
  - Слушай, - воскликнула я, пораженная своей неприятной догадкой, - а сейф-то цел?
  - Не знаю, - растерянно протянула Юля.
  Выскочив из-за стола и оттеснив в сторону Юлю, я вернулась в учительскую, чтобы поделиться своей догадкой с Робертом и Тамарой. В учительской их уже не было: открыв директорский кабинет, движимые той же мыслью, они сами решили проверить сейф.
  Сейф директрисы не стоял, как в обычных учреждениях, возле кресла руководителя. Он был спрятан в огромном нестандартных размеров старом обшарпанном стенном шкафу, который тоже закрывался на ключ, хранившийся, правда, высоко, на самом шкафу. Мне, например, чтобы достать его со своим ростом, обязательно понадобилось бы встать на стул.
  Когда я вошла в кабинет директора (сгорающая от любопытства Юля держалась позади), Роберт и Тамара стояли ко мне спиной у распахнутой дверцы шкафа и что-то обсуждали вполголоса. Время от времени Роберт дергал сейф за ручку, но тот был закрыт и не поддавался его усилиям. Это обстоятельство немного меня успокоило. По крайней мере, хоть мы пока и не можем добраться до зарплаты, главное, что до нее не добрался кто-то еще.
  - Может, сильнее дернуть? - Не подумав, ляпнула я, и Роберт, раздраженно оглянувшись на меня, дернул сейф с такой силой, что шкаф опасно зашатался.
  - Да-а, - протянула я, - ну, ничего страшного. А второй ключ есть?
  - В том-то и дело, что нет, - дрожащим, словно от плача, голосом, ответила вконец расстроенная Тамара. - Он исчез еще зимой.
  - Ого! - Удивленно присвистнул Роберт. - А почему мы об этом ничего не знаем?
  - Ну, Марина Николаевна, - замялась Тамара, - не хотела огласки, чтобы зря не будоражить коллектив.
  - Ничего себе! Тогда что-нибудь пропало?
  - Да, - закивала головой Тамара. - Новогодние подарки. Вернее, часть подарков. Мы не все успели раздать до Нового года, и хотели отдать после. Сейф открыли, а там вместо конфет и шоколада одни фантики.
  Краем уха я уже слышала эту историю. Кстати, тогда у меня даже был один человек на подозрении. Но - "не пойман, не вор", как говорится. Тут дело другое. Конфеты воровать - это одно, а вот зарплата - это уже посерьезнее. Интересно, куда же все-таки запропастился этот чертов ключ? Может, Тамара его где-то на улице "посеяла"? Не так давно она уже теряла свой кошелек вместе с деньгами и ключом от здания. Вот, опять ключ. Случайное совпадение? Можно ли случайно в течение месяца потерять ключ от здания и ключ от сейфа? Можно, конечно, но мне, честно говоря, это совпадение очень не понравилось. Может, я слишком мнительная, но если, допустим, кто-то украл у Тамары кошелек с ключом от здания, он вполне мог бы проникнуть внутрь ночью и обнаружить сейф. Опять же допустим, что он не смог открыть наш сейф и решил повторить свой трюк, то есть украсть еще и ключ от него. Нет, это уж слишком, вечно мое воображение уводит меня в неизвестность. Хотя, возможностей для этого более чем достаточно. В дневное время к нам может зайти любой прохожий, никто и внимания на это не обратит. Мало ли к нам народу приходит. А Тамара запросто могла бросить свою сумку без присмотра. Она у нас не одна такая, каждый второй грешит подобной забывчивостью. Слишком уж мы доверчивы. Теоретически, в ЦВР мог проникнуть любой, хотя летом это, правда, сделать сложнее, но тоже можно.
  Я осторожно выразила свои мысли в словах, но и Роберт, и Тамара испуганно отмахнулись от меня. И тут на столе директрисы тоненько запищал телефон. Звонила Марина Николаевна из Брянска, узнать, как мы тут живы без нее. Тамара сама сняла трубку и тут же все и выложила нашей начальнице. Мы следили за их разговором, затаив дыхание.
  - Она приедет завтра, - сообщила нам Тамара, положив трубку, - и сама во всем разберется.
  - И все? - Разочарованно спросил Роберт.
  - Нет, не все. Еще она сказала, что если мы до завтра не найдем ключ, то...
  И Тамара горестно покачала головой...
  
  - И что будем теперь делать? - Строго спрашивала у нас сутки спустя Марина Николаевна.
   Мы - это Совет Центра, внештатная администрация, так сказать. Не успев заявиться на работу, наша начальница немедленно созвала Совет, чтобы решить проблему сейфа, а главное - выявить виновных. Виноватые у нас всегда были одни и те же, и заседания Совета, как правило, мало отличались друг от друга. Тем не менее, проводились они регулярно, раз в неделю по пятницам, если не случалось чего-нибудь из ряда вон выходящего, как это произошло на этот раз.
  Итак, удобно разместившись на восьми стульях в кабинете Марины Николаевны, мы вполуха слушали ее резкие замечания в наш адрес, общий смысл которых сводился в основном к тому, что нам не то, что детей, собственную жизнь доверить нельзя. Она говорила довольно долго, но все это были дежурные слова, которые мы не раз уже слышали. Поэтому каждый из нас, делая вид, что внимательно слушает, на самом деле размышлял о своем. Роберт откровенно потешался, пряча озорную улыбку в кулаке. Преподаватель кружка "Юный электрик" Кухтин сидел со скучающим видом, как, впрочем, и всегда, и по его лицу невозможно было понять, то ли он сейчас думает о своих пчелах, то ли о вселенских размеров катастрофе. Кухтин был человеком предпенсионного возраста, и, может, потому больше всего напоминал сонную старую сову из какого-то детского мультфильма. Правда, там она была мудрой, а Кухтина мудрым у нас не считал никто. Скорее, наоборот, но Кухтин ни на кого не обижался. Он был слишком занят своим внутренним миром.
  Машку Глумову более всего в тот момент интересовало то, как она выглядит. Девушка без устали вертела головой по сторонам, жадно ловя взглядом кусочки своего отражения то в стеклах серванта, то в уголке небольшого зеркала, висевшего справа на стене. Ей было чуть меньше тридцати, она уже давно была замужем и имела двоих детей, но фигуру и миленькую внешность сумела сохранить, ни в какую не желая подчиняться неумолимым законам природы.
  Инна Петровна и Хомуха сидели рядом, хотя друг друга на дух не переносили. Они были очень похожи внешне: одинаковые коротко стриженные светлые прически, одинаковая форма лица, фигура. Даже характерами почти не различались: обе склочные, скандальные бабенки, не упускавшие ни единого повода, чтобы затеять перебранку. Как насмешка судьбы, и Инна, и Хомуха были женщинами разведенными, своих дочерей растили сами, без мужей, и от того чувствовали себя еще более ущемленными в своих человеческих правах. Сходство характеров с первого же дня знакомства сделало их непримиримыми врагами, а внешнее сходство убило всякую надежду на примирение. Отличие между ними было только одно - Инна была более экспрессивной и никогда не отступалась от своей точки зрения, а Хомуха, бывало, и уступала, устраивая, правда, перед этим незабываемый сольный концерт.
  Еще одним членов Совета был Белый. Он устроился рядом со мной, свободно откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу. Когда ему становилось особенно скучно, Белый начинал ритмично ею раскачивать, все время задевая под столом меня, а я поддавала ему кулаком под ребра.
  Словом, все было буднично и неинтересно, и только Тамара сидела, как на иголках. Вот она-то одна и слушала внимательно Марину Николаевну, изредка горестно качая головой и бросая на нас виноватые взгляды. Мы, конечно, ни в чем ее не винили, мало ли что может произойти, от такого никто из нас не застрахован. Но зарплату все равно хотелось бы получить поскорее.
  За Тамару мы беспокоились не зря, ибо никто и никогда не мог даже предположить, что за решение в следующую минуту придет в украшенную вечной прической - уточкой, сложенной на самой макушке, - голову Марины Николаевны. Наша директриса - женщина тяжелая во всех отношениях. При не самом высоком росте весит она далеко за сто килограммов, имеет бюст, которому позавидовали бы американские красотки, набитые силиконом, и талию, которой хватило бы на несколько фотомоделей. Когда она движется по нашему узкому коридору, встречные пугливо прижимаются к стене, чтобы ее пропустить.
  Нрав директрисы был не легче, чем фигура. Почти мужской характер когда-то позволил ей выбиться наверх из самых низов, а изощренный в делах внутренних игр и интриг ум помог взобраться на самую вершину. Заняв директорское кресло, она в течение недели перетряхнула весь ЦВР, устанавливая свои порядки, по которым мы жили и поныне.
  Закончив, как казалось, бесконечную, гневную тираду, директриса выдержала гроссмейстерскую паузу, во время которой, по ее мнению, каждый из нас должен был полностью прочувствовать всю глубину своей вины, и решительно произнесла:
  - Сейф будем взламывать, иного выхода я не вижу. Зарплату все равно надо выдавать.
  Поскольку никто из нас не был против этого, она сняла телефонную трубку и вызвала из дома Митрича, нашего сантехника. Он был в отпуске, но отказать не посмел. Митрич вообще был молодец. Работяга, мастер на все руки, всегда улыбающийся, доброжелательный ко всем, с вечными шутками-прибаутками. Сантехником Митрич числился только на бумаге, на самом же деле он одновременно выполнял обязанности и электрика, и слесаря, причем без дополнительной оплаты. Единственным, но главным его недостатком была склонность к "этому делу", и Митрич порой загуливал, соображая на троих с рабочим Славиком и завхозом Олегом.
  Митрич явился через полчаса, в рабочем синем комбинезоне, присланном в прошлом году нам в качестве гуманитарной помощи с Запада, с чемоданчиком в руке и следами жуткого похмелья на помятом, давно не бритом лице. Марина Николаевна по его просьбе выдворила всех нас из кабинета и закрыла за собой дверь. Мы столпились в учительской, разбежавшись, кто куда, и с нетерпением ожидая развязки. В конце концов, там была наша зарплата! Напряжение нарастало с каждой минутой. Только Роберт по обыкновению пытался шутить, но его шутки никто не слушал, все ждали, когда откроется заветная дверь.
  Инна даже прильнула к ней в надежде подслушать, что происходит в кабинете. Я стояла у окна, но все равно все прекрасно слышала. Судя по шуму, производимому в кабинете, Митрич сначала пытался открыть сейф кувалдой, затем ее стук сменился визжанием пилы и, наконец, там что-то тяжко громыхнуло.
  - Ах! - Донеслось из-за двери.
  Тут она отворилась и на пороге возник Митрич.
  - Все, открыли, - сказал он, устало отирая пот со лба.
  Безжалостно напирая друг на друга, мы гурьбой ввалились в кабинет и все как один замерли на месте. У открытого сейфа, беспомощно, словно выброшенная на берег рыба, разевая рот, стояла Марина Николаевна. Ее крупное, пошедшее красными пятнами, лицо примерно наполовину составляли огромные, ширящиеся от всеохватывающего ужаса глаза. Тыча пальцем в открытую дверцу сейфа, она пыталась что-то сказать, но вместо слов из ее горла доносилось какое-то булькание. Я первой шагнула вперед и заглянула внутрь. Сейф был пуст...
  
  В фойе второго этажа царила тишина. Относительная, конечно, ведь здесь был собран весь коллектив, который только можно было собрать в данный момент времени. Марина Николаевна жалеть нас не стала и вызвала милицию. Я сама не видела, кто пришел, но очевидцы говорили, что явился какой-то капитан в сопровождении молоденького лейтенанта. Вот с ними и закрылась у себя директриса, пригрозив, что скоро всех нас начнут вызывать на допрос.
  Всего в фойе томилось человек около двадцати. Каждый из нас расположился где мог, забился в свою привычную щелку, в которой чувствовал себя в безопасности от ока начальства. Этому тактическому приему нас научила сама жизнь, вечно бросающая из бесконечных летучек и пятиминуток в такие же бесконечные совещания и педсоветы.
  Белый застыл у стены, отгородившись от всех неизвестно где раздобытым прошлогодним номером журнала "Радио", казалось, всерьез углубился в чтение. Роберт расположился на низковатом для его роста диванчике и с равнодушным видом равномерно покачивал ногой, умудряясь при этом еще и что-то тихонько насвистывать себе под нос. Молодежь собралась в свою стайку у окна, и о чем-то весело перешептывалась, тревожно озираясь вокруг. Похоже, пропажа зарплаты их только позабавила. Инна, не выносившая бездеятельного состояния, потихоньку прокралась к двери в учительскую и, приложив ухо к замочной скважине, беззастенчиво подслушивала. Кутсев, ЦВРовский фотограф, с взбудораженным лицом ерзал на неудобном деревянном, без обивки, стуле, то и дело вскакивая со своего места и тут же опускаясь обратно с тихим охом: "Ну, блин!". Кухтин с вечно сонной физиономией, заложив руки за спину, неторопливо наматывал круги по фойе, с невыносимой тоской уставившись своими огромными круглыми глазами в пол перед собой. Из присутствующих я бы также отметила аккомпаниатора Пашу Усикова, очень милого и безобидного человека, который вел себя более, чем странно: пристроившись возле дивана, он неловко переминался с ноги на ногу, то низко опустив голову, то, напротив, вскидывая ее кверху и закатывая глаза. При этом его губы шевелились, что-то беззвучно нашептывая. Паша явно волновался, будто чувствуя за собой какую-то вину. Остальные члены коллектива, рассредоточившись по фойе, с надеждой взирали на Инну, ожидая, что она что-нибудь услышит.
  Лично я в одиночестве устроилась у второго слева окна и следила за тем, как завхоз Олег, единственный из всех по никому неизвестным причинам освобожденный от заточения в фойе, пытался завести во дворе свою машину. Та отчаянно фыркала мотором и судорожно дергалась на месте, никак не желая заводиться. Видно, день был такой.
  Всеобщую тишину первым решился нарушить Роберт, неожиданно и громко задав вопрос:
  - Все-таки интересно, какой подлец это совершил?
  Молодежь сразу затихла, присутствующие как по команде повернули головы и уставились на Роберта. Тот выказал безупречную выдержку, с немым спокойствием выдержав все наши взгляды. В свою очередь он уставился прямо на Пашу Усикова, и бедный аккомпаниатор, не стерпев прожигающей силы этого взгляда, вскричал испуганным фальцетом:
  - Что ты на меня смотришь? И почему я подлец? Я не подлец, у кого хочешь спроси.
  Робертович тут же оживился, поднялся с дивана и подошел к Паше. Пытливо заглянув ему в глаза, он спросил так, чтобы все слышали:
  - А что это ты так разволновался, а? Я же просто так сказал, а ты уже решил, что это я тебя назвал подлецом. С чего бы это?
  Вопрос был задан таким убийственно-подозрительным тоном, что Паша съежился еще больше. Растерянно озираясь по сторонам, он явно искал поддержку и, не находя ее, старательно пряча взгляд от обжигающих глаз Роберта, мучительно выдавил из себя:
  - Я и не волнуюсь, с чего ты взял? Я спокойный, спокойный я. У кого хочешь спроси. Ты на меня так смотришь, как будто это я... Да меня вообще вчера здесь не было.
  - Вот! - Роберт многозначительно поднял вверх указательный палец и обернувшись продемонстрировал его всем нам. - Вот! - Повторил он.
  - Что вот-то? - Не выдержала неуемная Инна, разрываясь между Робертом и замочной скважиной.
  - А вот что вот! - торжественно провозгласил Роберт. - Думаю, нам самим надо разобраться с этим делом еще до того, как нас по очереди станут вызывать на допрос. Мы должны определиться со всем заранее, иначе, я в этом нисколечко не сомневаюсь, каждый наплетет там массу небылиц о других. Естественно, любой из тех, кто находится сейчас в этой комнате, подпадает под подозрение. Отсутствие на работе не является аргументированным бесспорным алиби. В конце концов, никто из нас не знает, когда именно произошла кража.
  - Сегодня ночью, - жалобно вставила слово из своего угла Тамара, которую начальница тоже выдворила из своего кабинета. - Деньги же вчера утром только принесли и сразу закрыли в сейф.
  - Тогда почему вы уверены, что кража произошла именно ночью, а не, скажем, днем? Днем она тоже могла произойти.
  - Днем? - Вздрогнула словно от удара, побелевшая Тамара. - Но ведь днем здесь была уйма народа.
  - Не уйма, но несколько человек все же было. Была Юля, Яна, Селезнева, Белый и я, - начал припоминать Роберт.
  - Славик еще был, - поспешно напомнила Юля.
  Славик, уже успевший с утра подзарядиться, сидел на полу рядом с кадкой с фикусом и таким же "тепленьким" Митричем. При упоминании своего имени, он только непонимающе дернул головой.
  - Олег был, но он потом уехал. Еще несколько человек заходили.
  - Да мы на минутку, - хором раздалось в ответ.
  - Ой, а кто говорит, что больше надо. Больше и не надо. - Резонно заметил Роберт. - Давайте вспомним, кто из нас все время был на виду. Никто, - добавил он после незначительной паузы. - Таким образом, я прихожу к выводу, что любой из тех, кто вчера был на работе, мог незаметно проникнуть в кабинет директора и открыть сейф. При наличии ключа от него, естественно. Это также означает, что ключ был украден в промежуток с восьми до девяти утра, то есть в тот отрезок времени, в течение которого Тамара Владимировна еще находилась в здании. Потом она уехала, значит, позже ключ никто не смог бы украсть. Остается выяснить, кто был здесь вчера с восьми до девяти утра.
  Это мыслезаключение от души порадовало меня, поскольку на работу я вчера опоздала и пришла уже после того, как начальство укатило в Брянск. Когда я объявила об этом во всеуслышание, Роберт вдруг громко рассмеялся в ответ.
  - Это не алиби, - жестко ответил он. - Ты могла специально все подстроить. Повторяю, придти сюда и остаться незамеченным не так уж и сложно, все вы это знаете. Кто может поручиться за то, что ты не явилась сюда к восьми, не выкрала ключ, не выскользнула из здания с тем, чтобы вернуться после девяти и сделать вид, что опоздала?
  - Мой муж может, - немного подумав, ответила я.
  - Муж это не алиби, - снова повторил Роберт. - Во-первых, муж - заинтересованное лицо. Украденные деньги ты все равно поделишь с ним.
  - А если не поделю? Может, я средства от краж перевожу на секретный счет в швейцарском банке?
  - Тогда все еще проще. Ты перевела стрелки будильника, и твой муженек остался в полной уверенности в том, что ты ушла к девяти. Господи, это же просто гениально!
  - Спасибо, - смущенно потупилась я. Раньше мою гениальность отчего-то никто не замечал.
  - Нет, ты посмотри, как все замечательно получается, - не вовремя для меня подхватила мысль Роберта Инна. - Селезнева целый день была здесь одна, а потом еще и полночи просидела. Времени, чтобы вскрыть сейф было предостаточно.
  - Ну конечно, что я, дура, сидеть здесь с взломанным сейфом, - жарко возразила я. - Я могла бы просто уйти. Это не моя обязанность - сидеть здесь и охранять. Я бы ушла, а здание осталось бы открытым и пустым, заходи, кто хочет. Тогда и концы в воду.
  - Логично, - Роберт озадаченно потер подбородок. - О, но ведь у кого угодно не было ключа от сейфа.
  - Ха, и у меня не было. И вообще, я ничего не знала о зарплате!
  - Действительно. Но ты вполне могла придумать свой план на ходу. Предположим, ты явилась сюда в восемь часов, тебя никто по счастливой случайности не заметил, вошла в свой кабинет, акустика у нас прекрасная, твой кабинет расположен через стенку от учительской, любое слово прекрасно там слышно. Ты подслушала разговор о зарплате, выждала, пока Марина Николаевна и Тамара не спустятся зачем-то вниз, осторожно пробралась в учительскую, отыскала сумку Тамары, вытащила ключ, и снова скрылась у себя. Никто и не знал, что ты внутри. А остальное уже дело техники.
  - А я не согласна, - громко отрезала я.
  - Ой, кому нужно оно, твое согласие, - скривилась у двери в учительскую Инна. - Ты подходишь идеально, так что извини.
  - Ничего у вас не выйдет. Я считаю, что любой из тех, кто сейчас находится здесь, вызывает не меньшие подозрения, чем я.
  - Это еще почему?
  - Как почему? Вот возьмем, к примеру, тебя, Роберт. Где ты вчера был с восьми до девяти утра?
  Роберт промолчал.
  - Ага, значит алиби у тебя никакого. А ты, Инна, где была?
  - Я? - Инна растерянно разинула рот и вперилась в меня сразу остекленевшими глазами.
  - Вот видите. Тоже самое можно сказать о каждом из вас.
  - Ладно, убедила. Но все-таки я одного не пойму, как вору удалось выкрасть ключ из сумки?
  - Может, он просто слепок хотел снять, а затем положить ключ обратно, но ему помешали, и он не успел? - Предположила я.
  - Гениально, - воскликнул Роберт и обернулся к Тамаре. - Тамара Владимировна, вспомните, когда вы вернулись в учительскую за сумкой, в ней кто-нибудь был?
  - В сумке? - Удивленно вытаращилась на него Тамара.
  - Да нет же, в учительской. - Уточнил, теряя терпение, Роберт.
  Тамара задумалась. Лицо ее отражало титаническую работу мысли, но чем дольше эта мысль работала, тем меньше в ней оставалось титанического.
  - Наверное, я не помню, - сказала она, наконец.
  - Спасибо, вы нам очень помогли. Так, - Роберт несколько раз громко хлопнул в ладоши, приковывая к себе всеобщее внимание, поскольку в комнате были и такие, кого наш разговор мало интересовал. - Так, господа хорошие, мы ждем от вас чистосердечного признания. Предупреждаю, что в этом случае вам абсолютно ничего не грозит. С работы, конечно, выгоним, зато не сдадим в милицию. Кража со взломом при отягчающих обстоятельствах потянет на приличный срок. Итак, кто?
  Роберт медленно, на одних каблуках, поворачивался вокруг своей оси, обводя присутствующих пристальным взглядом. В учительской стояла тишина, нарушить которую в эту минуту никто не решался. Все испуганно смотрели на Роберта, стремительно отводя в сторону глаза, едва его проницательный взгляд доходил до них.
  - Значит, никто не хочет признаваться? - Спросил Роберт.
  - Не хочу, не буду, - нервно взвизгнул Паша Усиков, когда очередь дошла и до него.
  - Ага, опять, - обрадовался Роберт.
  Паша пугливо втянул голову в плечи и отвернулся к стене. Роберт тихо усмехнулся и вернулся на диванчик. Рухнув на него, преподаватель компьютерных курсов снова начал как ни в чем не бывало покачивать ногой. Остальные, после происшедшего, настороженно следили друг за другом. У меня у самой в голове билась лишь одна мысль: мысль о том, кто бы это мог быть. Коллектив у нас достаточно большой, текучка тоже, встречаемся мы не так часто, поскольку график работы у каждого свой. Так, видимся, конечно, на летучках и собраниях, но все это, в основном, мимолетные встречи. До сих пор мне казалось, что я знаю всех наших сотрудников, как облупленных, а теперь вдруг вышло наоборот. Я не могла бы с уверенностью о ком-то сказать, что все о нем или о ней знаю. Наверняка, другие тоже так думали. Как все-таки интересно устроен человеческий мир. Мы доверяем только себе и иногда родным, а в чужом человеке видим врага. Пусть мы улыбаемся друг другу при встрече, внутри, на подсознательном уровне все равно не теряем чувства подозрительности.
  - А мне кажется, что это не наши, это кто-то посторонний сделал, - тихо обронила Тамара.
  - Я бы с вами согласился, - кивнул с диванчика Роберт, - да только возникает одно большое но. Мало кто из нас знал о том, что в сейфе лежит зарплата. Что уж тут говорить о посторонних.
  - Ух ты, точно. - С загоревшимися глазами поддержала его Инна. - Об этом ведь знало всего три человека. Марина Николаевна, Тамара Владимировна и... И я, - обреченно добавила она.
  - Получается, Тамара - главный подозреваемый?
  - Я?! - Вскричала пораженная Тамара. - Но ведь у меня ключ украли!
  - Может, его у вас никто и не крал, может, вы специально все разыграли, чтобы сухой из воды выйти?
  Губы Тамары вздрогнули в некрасивом изломе, она еле сдерживала слезы обиды.
  - Раз Тамара главный подозреваемый, то следующий на очереди - Инна.
  - Ничего не знаю, ничего не видела, ничего не слышала, - быстро отреагировала Инна Петровна.
  - А Марина Николаевна, следовательно, подозреваемый номер три?
  - Ой, а может это она сама и..? - Высказала крамольную мысль Юля и тут же пугливо прикрыла рот рукой.
  Только-только она произнесла эти слова, как дверь учительской с шумом распахнулась, едва не сбив с ног каким-то чудом успевшую отскочить в сторону Инну, и на пороге выросла массивная фигура Марины Николаевны.
  - Что я сама? - Грозно спросила она, переводя взгляд с сотрудника на сотрудника, и, не дождавшись ответа, продолжила, - вы вот тут сидите, разной ерундой занимаетесь, а там, между прочим, - она указала пальцем на дверь, - там вас ждет капитан Никоноров, с допросом.
  - Марина Николаевна, а он красивый? - Неожиданно брякнула Юля и вслед за тем глупо захихикала.
  - Что? Кто? - Не поняла ее директриса. - Юлька, ты мне эти шутки брось. Он на службе и вообще, прекрати на мужиков кидаться.
  - А я не кидаюсь, - обиженно поджала губки Юля, незаметно подталкивая локтем в бок подругу Яну, словно ища у нее поддержку, - я замуж хочу.
  Яна и Юля - закадычные подружки. Думаю, что им обеим лет по двадцать пять-двадцать шесть, но могу и ошибаться, ибо они тщательно скрывают свой настоящий возраст за громадным слоем дешевой косметики, нанесенной на лицо, видимо, в условиях грандиозной спешки, и манерой общения, изо всех сил стараясь сойти за подростков-тинэйджеров. Говорят, они и на школьные дискотеки ходят время от времени. Себя подруги искренне считают умопомрачительными красотками, и в том, что до сих пор ни одна из них не вышла замуж, винили только ничего не понимающих в красоте и высокой моде местных мужиков, коих эти девицы, презрительно пофыркивая и задирая нос, высокомерно называли неотесанной деревенщиной.
  И Юля, и Яна работали у нас давно. Юля была художницей и потому вечно бродила по нашему вместительному зданию в стареньком, заляпанном краской всех мыслимых и немыслимых цветов, рабочем халате, из карманов которого во все стороны торчали всевозможные карандаши и кисти, и задумчивым, далеким от грешного земного мира выражением лица. У Яны была более мирная профессия - она преподавала детям машинную вышивку, и из-за двери ее кабинета никогда не доносились яростные слова проклятий, а лишь мерно жужжали видавшие виды механические швейные машинки. В отличие от немного косившей Юли, Яну мужская часть нашего коллектива считала девушкой симпатичной, несмотря на ее высокий рост и невероятную худобу.
  - Хоти в другое время, - важно произнесла Марина Николаевна, обращаясь к Юле. - Сейчас у нас других проблем хватает. Кража произошла, средь бела дня, а ты замуж. О коллективе подумай, какой позор-то!
  - А почему я? Почему сразу я? - Взбрыкнул вдруг головой Паша Усиков.
  Марина Николаевна удивленно воззрилась на него.
  - Паша, что с тобой? Ты не заболел? Нет? Коллектив! Даю последний шанс. Если признаетесь сейчас, кто украл зарплату, обещаю не передавать дело в милицию. Если нет - пеняйте на себя. Даю ровно минуту.
  Ровно минуту никто не хотел признаваться.
  - Что ж, вы сами выбрали свою участь. Прошу, в порядке очереди, по одному ко мне в кабинет.
  Сказав это, директриса гордо развернулась и уплыла в свой кабинет, закрыв при этом еще за собой и дверь в учительскую.
  - Кто первым пойдет? - Задумчиво разглядывая свои ногти, поинтересовался Роберт.
  - Надо отправить туда того, кто последним деньги видел, - поделилась своей догадкой Юля.
  - Точно! - Охотно поддержала ее подруга Яна.
  - Я уже давно не видел, - честно признался Роберт.
  - У меня мелочь кое-какая есть, но разве это деньги, - грустно вздохнула до сих пор молчавшая Глумова.
  - Я не пойду, у меня ребенок, - отчаянно завопила Инна, поймав на себе пристальный взгляд Роберта.
  - Давайте отправим туда того, у кого есть железное алиби, - предложила я. - Им-то бояться нечего.
  - Белый, меня просто поражает твое спокойствие, - Инна прошла через все фойе к Белому и вырвала у него из рук журнал.
  - А что волноваться, - спокойно ответил он, мягко отбирая у нее свой журнал. - Милиция во всем разберется.
  - Нет, ты видно не понял: зарплату украли. - Настойчиво повторила Инна, снова хватаясь за край журнала.
  - Ну и что, - Белый потянул журнал обратно.
  - Нет, вы только взгляните на него, - не на шутку разволновалась Инна. - У нас зарплата пропала, ЦВР стоит на ушах, а ему хоть бы хны.
  - То, что исчезла зарплата, еще не означает, что жизнь остановилась. Милиция во всем разберется.
  - Тогда иди первым, раз ты такой умный!
  - Сама иди!
  Инна, окончательно рассвирепев, вырвала у него из рук журнал, да так, что добрая четверть его осталась у Белого, и кинув то, что ей удалось отвоевать, на пол, ожесточенно принялась на нем топтаться. Белый сперва оторопел от такой наглости, но потом опомнился и попытался было оттолкнуть Инну. Она умело подставляла под его удары свои полные бедра. Кто-то бросился их разнимать, потом подле них возникло еще несколько фигур, сцепившихся в борьбе за останки журнала. И тут вдруг поднялся такой невообразимый шум, что посмотреть на него выскочила из своего кабинета даже Марина Николаевна. Спор, кого первым отправлять на допрос, в течение нескольких секунд втянул в свой неистовый круговорот весь коллектив. По фойе туда-сюда проносились разгоряченные люди, кто-то кого-то хватал за шиворот и тащил по направлению к кабинету, кто-то истошно орал, будто его и в самом деле вели на заклание, Славик из-под фикуса затянул заунывную песню.
  Марину Николаевну в буйном порыве кто-то толкнул на диванчик, рухнув на который, она скинула на пол скрючившегося там от смеха Роберта. Яна и Юля радостно повизгивали, убегая от, словно почуявшего назревающую свару и вовремя поднявшегося к нам, Олега. Завхоз бегал за ними с довольной улыбкой, широко раскинув в стороны руки. Хомуха с ногами запрыгнула на подоконник, и, схватив в руки первую попавшуюся из лежавшей там стопки толстенную папку, принялась мутузить ею по голове каждого, кто пробегал мимо.
  - Справа заходи, нет, слева, - возбужденно командовал кем-то оживший сантехник Митрич, пока сам не получил по носу каблуком скромно молчавшей до сих пор Тамары, которую опрокинули на пол вместе со стулом.
  - Усы, усы! - Тонко верещал Белый, тщетно пытаясь отделаться от насмерть вцепившейся в его лицо Инны.
  - А я говорю, пойдешь! - Упрямо твердила Хомуха, слезшая с подоконника и теперь пытавшаяся оторвать от батареи отопления Пашу Усикова.
  В надежде уклониться от битвы, я прижалась к стене, но кто-то все-таки умудрился довольно чувствительно садануть мне по затылку, отчего мой парик съехал на нос. Потеряв ориентацию во времени и пространстве, я испустила воинственный клич и принялась дубасить всех направо и налево. Прежде чем я сумела поправить съехавший парик, на полу в результате моей сокрушительной атаки оказалось сразу несколько человек.
  - Да ты мне десятку должен! - Донесся из-за фикуса грозный рык Славика, у которого в руках беспомощно болтался Митрич.
  На поднятый нами шум из учительской выбежал молоденький лейтенант. Открыв дверь, он изумленно застыл на пороге, не зная, как ему поступить: то ли попытаться нас разнять, то ли поскорее самому уносить ноги. Пока он раздумывал, свалка поглотила и его. Кто-то ухватил лейтенанта за руку и втянул в общую кучу. Сначала с него сорвали фуражку, затем оторвали рукав. Больше я его не видела. Я вообще мало что видела, так как в это время беспомощно валялась на полу, и была занята исключительно тем, что все время уклонялась от чьих-то ног и рук. Улучив момент, когда свалка немного откатилась в сторону, я оттолкнулась ногами от пола и совершила кувырок назад, достойный профессионального гимнаста. Очутившись у стены, я поспешила поправить парик, так как его волосы закрывали мне обзор и ужасно щекотно лезли в нос. Да и просто некрасиво ходить со съехавшим набок париком. Однако, дотронувшись до головы, я с ужасом обнаружила, что это мои собственные волосы растрепались и лезли мне в нос, а парика и след простыл. Вот это было уже не смешно, ведь этот парик обошелся мне в кругленькую сумму.
  Немного переведя дух и оглядевшись по сторонам, я без особого удивления обнаружила справа от себя Белого. Он стоял у стены на голове и глупо улыбался.
   Мимо на предельной скорости, с взлохмаченными волосами и раскрасневшимся лицом, пронесся, едва не наступив мне на руку, Кутсев, а за ним с криком "Я покажу тебе блин!" вприпрыжку скакала Хомуха. Подождав, пока они удалятся, я вновь встала на карачки и поползла вдоль стены в поисках своего парика, и вскоре столкнулась нос к носу с Тамарой, передвигающейся тем же способом, что и я.
  - А, Наташа! - Она так обрадовалась встрече, как будто мы не виделись, по крайней мере, год. - Вы сережку мою не видели?
  - Какого еще Сережку? - Непонятливо буркнула я в ответ, и Тамара, досадливо махнув рукой, поползла дальше.
  Я тоже продолжила свой путь, поминутно оглядываясь по сторонам. А схватка продолжалась. Пестрый клубок тел упругим резиновым мячиком катался по фойе. Иногда из него кто-то кричал:
  - Я пойду, пустите, я первым пойду!
  - Прекратите немедленно! - Визжала с диванчика Марина Николаевна.
  - Если ты мне нос откусишь, я тебе глаз выколю, - спокойно обещал кому-то Роберт.
  - А-а-а, - снова пронесся мимо, только теперь в обратную сторону, Кутсев.
  За ним, все с тем же криком "Я покажу тебе блин!" и растрепанными волосами вприпрыжку гналась Глумова. Инне, наконец, удалось оторвать от батареи отопления Пашу Усикова, и теперь, грозно возвышаясь над ним, она мучительно размышляла, что бы сделать с бедным аккомпаниатором.
  - Тихо!!! - Внезапно прогремел над нами незнакомый властный голос, враз заставивший всех присмиреть.
  Мне стало интересно, кто бы это мог быть, и я поднялась на ноги. В дверях директорского кабинета возвышался незнакомец в милицейской форме. Высокий, статный, с казенной мор... пардон, с волевым лицом, он грозно смотрел на нас, сурово сведя на переносице густые черные брови.
  - А мне говорили, что ЦВР почтенное учреждение, - уже гораздо тише произнес он. - Чему, интересно, вы детей учите?
  - Боксу, - совсем не к месту ляпнул Белый.
  Капитан, а именно на это звание указывали звезды на его погонах, задумчиво посмотрел в сторону нашего тренера по боксу.
  - Да, я так и подумал, - кивнул он головой.
  Продемонстрировав недюжинные командирские навыки, капитан быстро привел нас в чувство, рассадил всех по местам и дал время привести себя в надлежащий вид. И только после этого кругами заходил по фойе, явно что-то разыскивая.
  - Вы что-то потеряли? - Участливо поинтересовалась Юля, глядя на него влюбленными глазами. Она так смотрела на каждого нового мужчину в ее жизни.
  - Да, - невнятно отозвался капитан Никоноров, продолжая шарить по углам растерянным взглядом. - Я тут лейтенанта посылал для наведения порядка... Вы не видели, куда он делся?
  - Лейтенант? - Обрадовано захлопала ресницами Юля, сразу оторвавшись от маленького зеркальца, в котором она с хмурой тенью на лице разглядывала свежие царапины на своем носу. - Лейтенант был, вот только куда он подевался? Может, вышел?
  - Да нет, не выходил.
  Все тут же повскакали со своих мест, желая принять непосредственное участие в розысках пропавшего лейтенанта.
  - Глянь-ка, не от него? - Инна подошла к капитану и показала ему бурую тряпку.
  Капитан, едва взглянув на тряпку, заметно побледнел.
  - Ой, да это же рукав, - весело протянула Юля. - Лично отрывала.
  - Смотрите, еще одна тряпка, - воскликнул завхоз Олег, меньше всех пострадавший в схватке: взяв в охапку Кухтина, он предусмотрительно зашел за диванчик, так что никто не мог до них дотянуться.
  Взглянув на тряпку, которой размахивал Олег, я немедленно бросилась к нему с громким требованием:
  - А ну, отдай!
  Сердито нахлобучив на голову побуревший и потерявший всякую форму парик, я позаимствовала у Юли зеркальце и с первого взгляда поняла, что парик можно выбрасывать.
  - Ой, а вон фуражка! На Славике! Вон он, за фикусом лежит. Вместе с Митричем. Кажись, спят.
  - А лейтенанта с ними нет? - Спросил капитан.
  - Да вроде нет.
  - Может, чайку? - Робко предложила Тамара.
  - Не помешал бы, - дружно поддержали ее все наши, но капитану явно было не до чаепития.
  - Какой еще чай, я что, в игрушки с вами играю? - От напряжения капитан побагровел. - Здесь произошло преступление, и я явился для того, чтобы его раскрыть, а не для того, чтобы шутки с вами шутить. Тоже мне, взрослые люди называется.
  - Что же нам, грустить теперь? - Скривила губки Инна. - Подумаешь, зарплату украли. Ее и так там было, кот наплакал. Разве на такую зарплату можно прожить?
  - Вы у меня спрашиваете? - Вскинул брови капитан.
  - Да нет, это я просто так, к слову пришлось. Вы же знаете, какая у преподавателей зарплата. К тому же ее постоянно задерживают.
  Неизвестно, до чего бы еще договорилась Инна, если бы в эту минуту у окна вдруг не оживилась молодежь.
  - Товарищ капитан, - позвала оттуда Юля представителя закона. - Товарищ капитан, а ваш лейтенант такой молоденький был?
  - Да, молоденький.
  - В армейских ботинках?
  - Точно.
  - Тогда, наверное, это он лежит, - заявила Юля, наполовину высунувшись в окно и глядя вниз.
  - Где лежит? - Не понял капитан.
  - Да вон, в куче.
  - В какой еще куче?! - Капитан вынул из кармана носовой платок и промокнул им внезапно вспотевший лоб.
  - В куче песка, - уточнила, взглянув вслед за подругой вниз, Яна.
  - Песок там есть, я вчера привез, - подтвердил Олег.
  Капитан в два шага покрыл значительное расстояние до окна и, отстранив руками двух подружек, перегнулся через подоконник.
  - Козюта, живой? Подожди, я сейчас к тебе спущусь.
  Капитан Никоноров махнул рукой завхозу Кобелеву, приглашая его с собой вниз, и вдвоем они вышли из фойе, строго настрого приказав никому больше не выходить. Да мы и не собирались. Пока их не было, каждый занялся собой. Кто-то ходил по помещению и подбирал оторванные пуговицы, примеряя их к себе. Если пуговица не подходила, то ее просто отшвыривали в сторону. Роберт нашел клок волос и вежливо спросил, кому он принадлежит. Мы с интересом осмотрели волосы. Нет, точно не наши. У наших таких нет.
  - Это, наверное, лейтенанта, - догадалась Юля.
  Проверить ее версию мы не смогли, так как капитан с Кобелевым еще не привели того в чувство.
  - Как вы думаете, что нам теперь будет? - Тихо спросила Инна, опасливо поглядывая в сторону учительской, где скрылась разъяренная Марина Николаевна.
  - Кирдык будет, - успокоил ее Роберт.
  - Ой, кажется, идет! - Взвизгнула Юля.
  Мы дружно приготовились к ужасному зрелищу. Дверь в учительскую открылась и в нее вошли капитан с Олегом, под руки ведущие потрепанного лейтенанта Козюту. Тот, кстати, выглядел совсем неплохо для человека, только что упавшего со второго этажа.
  Передав лейтенанта на попечение наших женщин, капитан решительно ткнул пальцем в мою сторону и сказал:
  - Следуйте за мной.
  Выходит, зря мы спорили. Первой жертвой все равно оказалась я. Не могу сказать, что хорошо знакома с процедурой допроса, но книжки читала и фильмы смотрела, поэтому и представляла их себе несколько иначе. Никогда бы не подумала, что они могут проходить так, как допрашивали меня. Капитан застыл у единственного окна директорского кабинета, спиной ко мне, широко расставив ноги. Не оборачиваясь, он произнес казенным голосом:
  - Проходите, садитесь.
  Я осторожно присела на краешек старого стула, который жалобно застонал под тяжестью моего тела. Марина Николаевна, плотно прикрыв дверь в кабинет, устроилась позади меня, у стены. Минут пять еще капитан любовался чем-то интересным в окне, затем обернулся, окинул меня цепким изучающим взглядом. Не знаю, понравилась ли я ему. По крайней мере, на лице его это никак не отразилось. Лично у меня он вызывал смешанное чувство едва уловимой симпатии к нему, как к мужчине и человеку, и излишней настороженности, как к представителю закона.
  Капитан прошелся по кабинету, несколько раз обошел вокруг меня, и лишь затем опустился в широкое директорское кресло за столом. Легко закинув ногу на ногу, он вытащил из кармана рубашки пачку сигарет и закурил. При всем этом он не сводил с меня пристального взгляда.
  Я тоже вперилась в него глазами. В конце концов, какое он имеет право смотреть на меня так, будто я преступница. А то, что он всерьез считает меня преступницей, ясно читалось в его глазах. Но я не преступница, уж я-то это точно знаю. Судить меня можно только за мою чрезмерную доброту и глупость, может быть еще и за обостренное чувство ответственности, исключительно из-за которых я и осталась на полночи одна в пустом ЦВР. А теперь выходило, что именно я и стибрила деньги. Конечно, среди таких всегда и ищут козлов отпущения.
  Капитан продолжал молча курить, все еще не сводя с меня взгляда. В уголках его губ застыла презрительная всезнающая усмешка бывалого сыщика, и это мне очень не нравилось.
  Докурив, капитан затушил окурок в предусмотрительно поставленной директрисой перед ним на столе пепельнице, и оглушительно бухнув по столу кулаком, неожиданно заорал:
  - Ну, будем говорить или в молчанку играть?!
  Я удивленно вскинула брови и уже собиралась было ответить ему в не менее резкой форме, но Марина Николаевна на секунду опередила меня, сделав капитану упреждающий знак. Следователь понял, смутился и невнятно пробормотал слова извинения.
  Теперь я взглянула на него совсем другими глазами, и меня внезапно разобрал смех, который я с огромным трудом сдерживала внутри себя. Неопытный сыщик и не мог вызвать иного чувства. Жесты его были картинны и наиграны. По всему было видно, что о своей профессии он до сих пор знал больше по художественным фильмам, увиденным когда-то в недалеком детстве.
  - Меня зовут капитан Никоноров, - представился сыщик, - я буду вести ваше дело.
  - Мое дело? - Удивилась я. - Какое это еще мое дело?
  - Дело о пропаже денег из сейфа ЦВР.
  - Не понимаю, я здесь причем?
  - Сейчас поймете. - Пообещал капитан. - Нам стало известно, что прошлую ночь вы провели в здании ЦВР, - старательно чеканя слова, задал он свой первый вопрос, - не могли бы вы объяснить, почему?
  - Не ночь, а только полночи, - поспешно поправила я его. - А почему? Да потому что в нашем заведении царит полнейший бардак, вот почему. Я осталась одна и не могла уйти, так как у меня не было ключа, чтобы закрыть здание. Не брошу же я все открытым, когда тут никого нет.
  - А у кого был ключ? - Заинтересовался он.
  - У сторожей, у завхоза. Но завхоз укатил купаться на озеро, да так и не вернулся, а сторожа...
  Я вкратце рассказала ему обо всем, что со мной произошло накануне, опустив при этом незначительные, как мне тогда казалось, детали, такие как напугавшая меня до смерти форточка.
  - И вы думаете, мы вам поверим? - С легкой ехидцей в голосе спросил капитан.
  - Почему бы и нет? Ведь все так и было на самом деле. Спросите у кого угодно.
  - И спросим. Вы не волнуйтесь, - завелся следователь. - Обязательно спросим, а кое у кого уже спросили.
  - У кого же, если не секрет?
  - Секрет. Это вы взяли деньги?
  - Нет, я не брала.
  - Куда вы их дели? Спрятали? Передали мужу или уже потратили?
  - Я их не брала.
  - Вы действовали одна или у вас были сообщники? Как вы открыли сейф, где взяли ключ? Когда вы выкрали ключ из сумочки Тамары Владимировны?
  - Вы что, совсем спятили! - Взревела я, вскакивая со стула. - Ищите настоящего вора, что вы ко мне прицепились?
  - Уже нашел, и вы знаете, кто он.
  - Кто?!
  - Вы, - капитан тоже вскочил и торжествующе ткнул в меня пальцем.
  Я тупо уставилась на его палец. С удовольствием сломала бы его, честное слово. Или свернула, чтобы он смотрел в другую сторону. Ну, объясните мне кто-нибудь, чего это они все ко мне привязались? Словно прочитав мои мысли, капитан произнес:
  - Против вас все улики. Зачем вы ни с того, ни с сего, закрылись на ночь на работе? Это доказывает вашу вину в первую очередь.
  - Но я же все объяснила. Ключ увез с собой завхоз, а уборщица не пришла. Я не могла закрыть здание и потому осталась, чтобы ничего у нас не пропало.
  - Вот видите, а вышло все наоборот. Вы остались, и из сейфа пропала крупная сумма денег.
  - Да я даже не подозревала, что в сейфе лежали деньги.
  - Значит, вы вскрыли его по иной причине?
  - Да не вскрывала я его ни по какой причине. Сто лет он мне сдался. Если хотите знать, даже полугодичная зарплата всего нашего коллектива не стоит риска быть посаженным на долгие годы за решетку.
  - А откуда вы это знаете? - Хитро прищурился капитан. - Откуда такая точность?
  - Господи, да разве я не знаю, кто сколько получает? - В сердцах воскликнула я. - Мы тут все получаем сущие крохи, работаем скорее из любви к своей профессии и к детям, чем за заработную плату.
  - Вы нервничаете, это хороший знак, - капитан от удовольствия потер руки и опустился обратно в кресло.
  Я тоже приземлилась на стул.
  - Нам также стало известно, - спокойно продолжал Никоноров, упорно называя себя во множественном числе, - нам стало известно, что вы той же ночью напали с топором на вашего сторожа.
  - Это уже слишком, - возмутилась я. - Ни на кого я не нападала. Я наоборот защищалась. Представьте себя на моем месте. Слабая беззащитная женщина оказалась по воле случая одна в огромном пустом здании, ночью, и вдруг на лестнице раздаются эти шаги. Как бы вы поступили на моем месте?
  - Позвонил бы в милицию.
  - Ага, а шаги уже за дверью.
  - Ну и что? - Равнодушно спросил Никоноров.
  - Да я от страха чуть сама там не умерла. И еще эта форточка.
  - Какая форточка?
  Я прикусила от досады губу. Ведь не хотела говорить, а теперь придется.
  - Внизу все время бухала форточка. У меня и так нервы ни к черту, а тут еще этот грохот. Я даже подумала, что кто-то чужой к нам залез. Поэтому и взяла со щита топор. Никого я не собиралась убивать, и сейф я тоже не взламывала.
  - Но ведь кто-то украл из него деньги?
  - Кто-то украл, - покорно согласилась я. - Но это вовсе не указывает на мою персону. Вы бы лучше домушников проверили.
  - Уже проверили, не беспокойтесь. У нас городок маленький, все на виду. Никто из них и близко к вашему заведению не подходил.
  - А может, это какой-нибудь заезжий домушник сделал?
  - Нет, исключено. У нас каждый человек на учете.
  - Тогда вы должны знать, что я никогда в жизни ничего не крала, у меня даже мыслей таких никогда не было.
  - Бог с ними, с вашими мыслями, - поморщился капитан, закуривая новую сигарету. - Вы лучше скажите, зачем вы помимо денег взяли карты?
  - Игральные?
  - Не пытайтесь прикинуться дурочкой, - строго прикрикнул на меня Никоноров. - Не игральные, а схемы внутреннего устройства вашего ЦВР.
  - Впервые слышу, - промычала я, оборачиваясь на начальницу: та сидела у стены с каменным лицом, чем-то напоминая индейского божка, и молча слушала нашу беседу. - Какие еще схемы? У нас что, схемы были?
  - Вот именно, были. Две схемы, вернее, планы внутреннего устройства. Один старый, еще довоенный. Хранился тут долгие годы. Он ценности никакой не имеет, здание с тех пор несколько раз перестраивали, и внутреннее расположение кабинетов давно изменилось. А второй план - новый, начерченный лет двадцать назад.
  - Вы полагаете, в сейф я полезла за этими планами?
  - Раз вы говорите, что не за деньгами, тогда зачем же еще? Больше из сейфа ничего не пропало, ведь так? - Капитан вопросительно взглянул на Марину Николаевну, и та согласно кивнула.
  - Глупость какая-то. Планы... Да кому они вообще нужны?
  - Вот это нам и предстоит выяснить.
  - А что тут выяснять, наверняка, тот, кто украл деньги, завернул их в планы. Не будешь же по улице идти с пачкой купюр в руках, ваши орлы сразу остановят.
  - Значит, деньги вы завернули в планы?
  - Если бы я решила украсть деньги из сейфа, то обязательно прихватила бы с собой авоську, - раздраженно ответила я.
  - Вы забыли ее дома, - услужливо подсказал мне капитан.
  - Ага, год собиралась сейф вскрыть, а авоську дома забыла.
  - Ершистая вы особа. Ладно, идите, у меня пока больше нет к вам вопросов.
  - Я могу идти домой? - Спросила я больше у директрисы, чем у Никонорова.
  - Конечно, вы свободны, - повторил капитан. - Да, и пригласите следующего, пожалуйста.
  
  До дома я еле-еле дотащилась. Хотелось только одного: прилечь и отдохнуть. А у порога меня наверняка поджидает злобная свекровь с полным передником язвительных замечаний. Если это так, то просто пристукну старушку, решила я, пусть только рот откроет. Честно говоря, я даже мечтала втайне об этом. Вот бы она ляпнула что-нибудь этакое. В конце концов, какая разница, по одной статье идти или сразу по нескольким. Может, так даже лучше будет.
  Свекрови повезло. Ее богатырский храп с шумом вырывался из хлопающей форточки, не давая покоя всем собакам квартала, не говоря уже о соседях. Мужа и детей я обнаружила в зале у телевизора. Весело подмигнув мне, мой младший сын Сережка восторженно сообщил, что детектив "клевый": кто-то у кого-то деньги украл и теперь вынужден скрываться от правосудия. Мороз пробежал по моей коже при этих словах, и мне стало дурно.
  Я вышла из зала и заперлась в ванной. Только там, стянув с себя одежду и забравшись в душ, почувствовала некоторое успокоение. Стоя под фыркающей струей, я с наслаждением поворачивалась вокруг своей оси, подставляя под воду то один, то другой бок и чувствуя, как ко мне постепенно возвращаются жизненные силы.
  Поклевав остатки ужина, я почувствовала, как тяжелый сонный дурман обволакивает меня. Глаза закрывались сами собой. Добравшись до кровати, бухнулась под одеяло, но, странное дело, едва моя голова коснулась подушки, сон как рукой сняло. Сознание прояснялось. Словно из-за туч в нем начали всплывать яркие, сначала разрозненные картинки минувшего дня. Как-то не состыковывалось одно с другим, перед моим мысленным взором проплывало то грустное лицо Паши Усикова, то разгоряченное Инны. То вдруг лица отходили на задний план, а передо мной вдруг во всей своей масштабной величине представал несгораемый сейф в шкафу, со скрипом открывающейся дверцей, и пугающе пустой внутри. Мучимая и без того затерзавшими меня мыслями, я попыталась составить проплывающие передо мной картинки в один стройный ряд, выстраивая их в хронологическом порядке. Это оказалось нелегко, но гораздо легче сейчас, в тиши и спокойствии собственной спальни, чем немногим ранее в кабинете начальницы на свидании с представителем закона. Видения неожиданно начали принимать все более разумный вид, и я даже стала вызывать из памяти образы своих сослуживцев, мысленно перемывая их в своем воображении. Кто же мог оказаться тем злосчастным вором, наглым и беспринципным, лишившим меня покоя и годами заслуженного авторитета на работе? Будучи абсолютно уверенной в том, что сама я этим вором никак не могла оказаться, мне пришлось действовать методом исключения. Сперва этот метод казался очень эффективным, но когда я сначала всех по очереди записала в преступники, каждый раз находя бесспорные доказательства их вины, а затем так же блестяще опровергая свои же доводы, то поняла - без бутылки тут не разберешься. Так как бутылки под рукой не оказалось, да и окажись она вдруг поблизости, все равно не было подходящего настроения, пришлось переключиться с обмозгования подозрительных личностей, на то же самое в плане событий. Не знаю почему, но первым делом мне вспомнилась до смерти напугавшая меня хлопающая на ночном ветру форточка. Сильнейшее потрясение, что я пережила в ту минуту, когда она с силой грохнула внизу, в мужском туалете, отпустило меня, едва я разобралась в чем дело. Только этим можно объяснить, отчего я, закрыв форточку на щеколду, ни на миг не задумалась о том, а собственно говоря, почему вообще она открылась и начала хлопать. Разумнее всего, конечно, было бы предположить, что злополучная форточка была открыта в течение всего дня. Но, зная нечеловеческую дотошность бабы Маши, нашей уборщицы, в это трудно было поверить. Значит, форточка была закрыта весь день. Тогда почему же она хлопала? Я опять запуталась и начала все сначала. Одна я осталась в здании около шести, когда толком не проспавшийся Славик отправился на автобус. Ветер в тот момент только начал подниматься, это я помнила хорошо, так как Славика будить ходила в мастерскую, имевшую отдельный вход со двора, и думала в тот момент о том, что зря не накинула на себя оставшуюся в кабинете висеть на спинке стула кофточку. Если бы форточка была открыта, то наверняка начала бы хлопать именно тогда. А может она и хлопала? Просто я не слышала, мешал уличный шум. К тому же в ночной тишине любой шорох кажется оглушительным. И вообще, чего это я так прицепилась к несчастной форточке, вот уж далась она мне. Действительно, почему? Ха, известно почему. Потому что я до смерти боялась себе признаться в том, что форточку снаружи открыл кто-то посторонний и через нее проник внутрь. Боже мой, подумать только, кто-то чужой ходил у меня под носом, а я только сейчас сумела до этого додуматься. Вот ведь клуша. Хорошо хоть, живая осталась. Хотя... Вспомнив жалкое лицо лежавшего на полу Димки и себя над ним, с топором в руках, я усмехнулась. Это еще вопрос, кому из нас повезло, что мы не встретились.
  Впрочем, радовалась я недолго. Веселое настроение у меня быстро прошло, а мысли вновь вернулись к той ночи. Неужели кто-то все-таки проник внутрь через форточку? А вообще, можно ли через нее пролезть, вдруг она настолько узкая, что и ребенок в нее не протиснется? Как ни напрягала я свою стареющую память, но твердо ответить на этот вопрос не смогла. Память, в зависимости от того, как менялся мой настрой, услужливо рисовала то огромное, зияющее пугающей чернотой отверстие, то малюсенькое окошко. Обязательно надо будет проверить завтра. Интересно, как? Кто меня впустит в мужской туалет, днем? Может, ночи дождаться? Нет, не стоит, и так дома кавардак и муж начал косо поглядывать в мою сторону. Пока еще он искренне верит, что надо быть полной идиоткой, чтобы выдумывать в свое оправдание такие потрясающе невероятные истории, которые раз за разом выдавала ему я. Видно, Виктора все-таки больше устраивала жена-идиотка, чем какая другая, ибо он мне верил. Или делал вид, что верил. В любом случае, впредь следовало быть осторожней. Значит, в туалет необходимо попасть именно днем. Можно, конечно, придти на работу в выходной, когда никого не будет, но это окончательно доконает моего мужа. Остается только одно - попросить кого-нибудь из мужчин проверить форточку. Я вдруг ярко вообразила себе расплывающееся в глупой улыбке лицо Кухтина, затем в мельчайших подробностях выразительно крутящего пальцем у виска Роберта, испуганный мышиный взгляд Кутсева. Да, с ними каши не сваришь. Засмеют, еще и другим расскажут. Минут через десять уже весь город будет знать, что вконец одуревшая от жары преподавательница ЦВР рвалась в мужской туалет. Нет, этот вариант безусловно отпадает. Как же тогда туда попасть?
  И тут я решила зайти с другой стороны. В буквальном смысле, с улицы. Вернее, со двора, куда и выходило окно мужского туалета. А вдруг там будет кто-то находится, вот ведь он удивится, увидев меня, осторожно подкрадывающейся к окну и примеривающейся к форточке. Что же делать? Я перебрала в уме еще сотни вариантов, начиная от фальшивой пожарной тревоги (зажигаю в ведре несколько петард и истошным голосом ору "Пожар") до убийства всех работников ЦВР. Уж в последнем случае мне никто не помешает зайти в мужской туалет. Однако даже суд присяжных вряд ли признает эту причину веским основанием для совершения массового убийства. Оставалось одно верное, испытанное годами средство: крепкий сон. Вот этим-то я и занялась, мгновенно погрузившись в его необъятные глубины.
  
  * * *
  
  Карачев. Лето. Пустынные улицы. Почти все городское население до обеда обретается на единственном в городе рынке, после - сидит по домам. Немного оживляют сонную атмосферу летнего города лишь без устали снующие по центральной улице города автомобили, да и то, в основном, проходящие. Отчаянно гудя клаксонами, они наводят равный ужас и на глупую бабку, и на корову, задумавших вдруг перейти дорогу как раз перед носом несущейся с огромной скоростью машины.
  Ничто не нарушает размеренной устоявшейся тишины небольшого города. Лишь иногда где-то лениво перебрехиваются дворовые собаки да от души чертыхнется случайный прохожий, попавший ногой в теплый свежий коровий кругляш на асфальте. Жарко. Даже очень. Некуда податься, отдохнуть, освежиться. Лишь не задумывающаяся ни о чем молодежь лениво тянется к одному из не до конца еще загрязненных водоемов смочить кости.
  Но вот солнце, прочертив свой путь на лазурном небосводе, склонится к закату, окрасившись в зловеще багровый цвет, живительная сумеречная прохлада выльется из окраинных низин на улицы, и город начинает оживать. Люди выходят из домов, спешат вздохнуть полной грудью, ухватив клочок свежего, почти чистого воздуха. Все вокруг ликует, все вокруг поет. Радуйтесь, люди. Пришла пора поливать свои огороды! И донельзя счастливые люди, один за другим, дружной бесконечной цепочкой, делясь по дороге последними сплетнями и новостями, тянутся вниз по склону, прозванному в народе Татарским валом, за город, за речку, через старый узкий деревянный мост, где почти у каждого имеется свой дачный участок.
  А пару часов спустя, измученные и все проклинающие, тяжело нагруженные первым собранным урожаем, дачники пойдут обратно, часто останавливаясь и переводя дыхание, потому что и сил осталось немного, и идти приходится в гору.
  Пройдет еще час, и сумерки целиком накроют землю, прощальный отблеск солнца напоследок печально взлетит к небесам, и город совершит тщетную попытку расцвести гирляндами уличных фонарей, местами работающих, местами не очень. Где-то в вышине заискрится первая звезда, за ней еще одна, еще и еще, и скоро миллиарды их будут равнодушно взирать вниз со своей недосягаемой высоты. Молодежь, собравшись в шумные веселые кучки, гурьбой повалит в парк, где ночами без устали гремит летняя дискотека, и будет гулять до утра, лишая своих бедных родителей изрядной доли нервов и здорового сна.
  И лишь один человек с нетерпением ожидает наступления ночи. Едва стемнеет, он выбирается из своего тайного логова и осторожно крадется по глухим темным улицам, избегая редких освещенных участков, терпеливо ждет, притаившись в глубине мрачного, пустынного проулка. Он ждет свою жертву, ее он готов ждать часами, ибо имя ему - местный маньяк.
  
  * * *
  
  С самого утра мне мешали работать. В нашем большом коллективе не осталось ни одного человека, кого не взволновала бы произошедшая кража. Я и сама волновалась, но это вовсе не означало, что можно все бросить и шататься без дела по ЦВР со своими соображениями. А все именно так и поступали. Какая тут может быть работа, когда зарплату увели. Тем более что главный подозреваемый спокойно сидит себе в своем кабинете и делает вид, что разбирает какие-то бумаги.
  Первой ко мне зашла Марина Николаевна. Очень удивившись, увидев меня за столом (может, думала, что я уже в Мексику сбежала? Или в Швейцарию?), директриса выдала несколько глубокомысленных фраз по поводу того, что мне предстоит сделать в ближайшем будущем и удалилась, все так же косо поглядывая в мою сторону через плечо. Следом за ней явился Роберт и, гремя ключами у дверей своего кабинета, с ходу бросил:
  - Тебя что, еще не посадили?
  - Завтра, - огрызнулась я, - у них там мест пока нет.
  - А-а, - понимающе протянул Роберт, поворачиваясь ко мне спиной и толкая перед собой отворенную дверь. - Повезло им, а то бы проблем было...
  - Слушай, ты зачем вообще сюда приперся? - Чувствуя, как к горлу подкатывает злость, спросила я.
  Роберт обернулся и удивленно уставился на меня.
  - У тебя сегодня работы никакой, сидел бы дома, - уже спокойнее пояснила я.
  - Да так, - пожал плечами Роберт, - пришел вот, хочу своими соображениями поделиться.
  - С кем? Со мной? Боже упаси, только этого мне и не хватало. И так все на меня зверем смотрят. Вы же думаете, что это я во всем виновата.
  - Ну, я так не думаю, - фальшивенько хихикнул Роберт, - но проверить все равно не мешало бы.
  - Так, Роберт, ты пришел делиться своими соображениями? Тогда иди и делись ими со Славиком. Наверняка он уже с Кобелевым соображает. Будешь третьим.
  - Язва ты, - грубо обронил Роберт. - Я же к тебе, как к человеку пришел.
  - Ну спасибо, впервые меня обозвали человеком. Раньше все больше женщиной или теткой называли.
  - Какая-то ты сегодня чересчур агрессивная.
  - Станешь тут агрессивной, с такими коллегами-то. Ладно, говори.
  Но Роберт ничего сказать не успел, так как распахнулась дверь, и в нее заглянул Кутсев.
  - О чем это мы тут шепчемся? - Громко спросил он.
  - Ты сними, сними меня, фотограф, - в тон пропел ему Роберт. - Что-то морда твоя мне очень знакомая. Где-то я тебя уже видел, точно.
  - Все шутки шутишь, - всерьез огорчился фотограф.
  Кутсев был, пожалуй, самым интересным субъектом среди всего нашего коллектива. За глаза его называли "Пудель", из-за черной пышной прически. Курчавые длинные локоны и впрямь напоминали свисающие уши собачки этой декоративной породы. Кутсеву было уже под сорок, но он не желал мириться с возрастом, и выглядел, как мальчик. Его смуглая кожа не утратила своей упругости и эластичности, он был довольно строен и обладал звонким мальчишеским голосом. По уровню развития Кутсев тоже далеко от детства не ушел. Ему нравилось возиться с ребятами, и со стороны они вполне могли сойти за ровесников: вместе надолго запирались в фотолаборатории, вместе играли в настольный теннис, когда был свободен теннисный стол. Одевался фотограф, видимо, тоже в "Детском мире". Вот и на этот раз на нем были только короткие белые шорты и прозрачная маечка.
  Кутсев был закоренелым холостяком, чем несказанно огорчал своего отца, которому очень хотелось заиметь внуков. Год проходил за годом, но ни одна женщина так и не остановила свой выбор на бедном фотографе-самоучке. Да и сам Кутсев не особенно стремился изменить свое семейное положение, часто повторяя, что он - не мужчина.
  - Входи уже, - тяжело вздохнула я, приглашая фотографа в кабинет.
  - А, вспомнил, где я тебя видел, - ликующе воскликнул Роберт, - на стенде "Их разыскивает милиция".
  - Тьфу ты, - Кутсев зло сплюнул на пол.
  - Эй, а убирать кто будет!!! - Возмущенно завопила я.
  Кутсев юркнул в дверь и тихонько уселся в уголке на старый, поставленный туда с глаз долой, стул. Роберт несколько минут с интересом смотрел на него, ожидая, развалится стул или нет. Стул не развалился, и Роберт попросил Кутсева немного поерзать, но тот решительно отказался.
  - Мне все не дает покоя это дело, - сказал Роберт, нагибаясь ко мне и облокачиваясь на стол. - Думал я, думал и решил все это на компьютере прикинуть.
  - Что прикинуть?
  - Ну, компьютер же врать не будет. Он не умеет.
  - Или хорошо маскируется, - быстро добавил очередной мой посетитель, Белый, в отличие от фотографа, смело ворвавшийся в мой кабинет. Конечно, за тем же, что и все: поглазеть на меня.
  - Нет, вы что, все сговорились, да? - Не выдержав, вскипела я. - Если вам поговорить надо, идите вон, к Роберту, у него кабинет большой и свободный. А мне надо работать. Я в отпуск хочу!!!
  - Отдохнешь на Ка-нарах, - мрачно рассмеялся Роберт, специально еле слышным шепотом произнеся первый слог слова "Канарах", так, что получилось "на нарах".
  Я криво улыбнулась ему в ответ, показывая, что по достоинству оценила его глупую шутку.
  - Слушай, Черный, как думаешь, если в компьютер...
  - Я не черный, я Белый, - перебил его преподаватель бокса.
  - А по мне хоть голубой, дело не в том, - с невозмутимым видом продолжил Роберт, - ты мне скажи, если в компьютер загрузить данные обо всех нас, он выдаст, кто ворюга или нет?
  - А я почем знаю? Ты у нас компьютерный гений, не я.
  - Думаю, сможет, - убежденно произнес Роберт. - Надо только правильно составить психологический портрет на каждого сотрудника. Будем играть честно, - быстро добавил он, взглянув на меня.
  - А как его составить? - Поинтересовался Белый.
  - В том-то все и дело, что не знаю.
  - Так у Верочки спросить надо, она наверняка знает.
  - Я схожу, - неожиданно вызвался доселе молчавший в углу Кутсев. Он быстро выскочил из кабинета, не оставив нам иного выбора, кроме как дожидаться появления Верочки.
  Верочка - наш психолог. Эту должность ввели совсем недавно, всего несколько месяцев назад. Марине Николаевне показалось, что коллективу нужна постоянная помощь психолога, и у нас появилась Верочка. Высокая, нескладная, с огромными, в поллица, портящими ее очками на носу, она была разведенкой. Проблемы не отпускали ее ни на миг, и довольно скоро мы убедились в том, что помощь психолога ей нужна даже больше, чем нам. Не познав счастья в личной жизни, она переключилась на общественную, всякий раз вызывая очередную катастрофу. На работу Верочка приходила два раза в неделю - по средам и пятницам. Сегодня как раз был среда, так что, Роберту, можно сказать, повезло.
  - Ой, как вас тут много! - Восторженно воскликнула Верочка, легко впорхнув в мой кабинет в сопровождении Кутсева. - Что делаете?
  - Проходи, садись, - по-хозяйски гостеприимно пригласила ее я, - сразу предупреждаю: ничему не удивляйся, мы пытаемся вычислить, кто деньги стибрил.
  - Не я, - вертя головой по сторонам, объявила Верочка, - у меня железное алиби: я за грибами ездила.
  - А кто это может подтвердить?
  Верочка задумалась, и ей на помощь пришел находчивый Роберт.
  - Если кто и может подтвердить, так только леший.
  - Фу, дурак какой, - некрасиво скривила губки Верочка. - Все бы тебе глупости говорить, да шуточки шутить. За грибами я ездила, ясно? Полгорода может подтвердить.
  Вот тут она не покривила душой. Уж если Верочка что-то собирается сделать, если не пол, то четверть города точно будет ею об этом проинформирована. Она тем временем пересела поближе ко мне.
  - Слушай, что тут у вас вчера произошло? - Спросила она у меня доверительным полушепотом. - Я только краем уха слышала. Что, всю зарплату увели, да? Признайся, это ты сделала? Мне по секрету сказали, что тебя уже по этапу отправили. То-то я удивилась, тебя увидев. Выпустили, да? Ну, расскажи. Что милиция думает? Отпечатки пальцев уже снимали? Ой, я так жалею, что меня вчера тут не было. Вот вечно так, стоит мне куда-то уехать, как происходит что-то интересное.
  Она невинно хлопала своими длинными ресницами, отчего ее огромные, казавшиеся из-за очков еще больше, глаза напоминали два круглых, бешено мигающих семафора. Мы молча смотрели на нее, по опыту зная, что этот бурный словесный поток ничем не остановить.
  - Ой, как представлю себе, что тут творилось! - Как ни в чем не бывало продолжала Верочка. - Это же так интересно, так интересно. Надо же, настоящее ограбление. Знаете, меня еще ни разу в жизни не грабили.
  - Неудивительно, - вполголоса буркнул себе в усы Белый.
  - А я иду сегодня, ни сном, ни духом. Мечтаю о том, что зарплату получу, - стрекотала Верочка. - А зарплата тю-тю, улетела. Кто это сделал? Ну что за негодяи, кругом одни негодяи.
  Сидевший в своем углу тихо-мирно Кутсев вдруг резко, отчего стул все-таки развалился, вскочил на ноги и дико заорал (на него иногда такое находило), страшно сверкая белками глаз:
  - Вы слишком много говорите! Надо работать, а не лясы точить.
  Верочка совершенно обалдело посмотрела на него и, презрительно фыркнув, кинула:
  - Подумаешь!
  - Верочка, не уходи, - взмолился Роберт, вспомнив о том, зачем ее вообще сюда приглашали. - Пойдем, нам нужна твоя помощь.
  Услышав о том, что кому-то, наконец, понадобилась ее помощь, Верочка резко развернулась и поплыла в обратном направлении, своим счастливым сиянием озаряя все вокруг. Роберт проводил ее в свой кабинет, за ними также потянулись Белый с Кутсевым, и я осталась одна. Роберт плотно закрыл за собой дверь, а вдобавок еще и щеколдой щелкнул. Тоже мне, скрытные какие. Я-то точно знаю, что я не вор. Представляю, какой психологический портрет они составят на меня. Нет, чтобы обелить себя в глазах сослуживцев, надо самой во всем разобраться. Другого выхода просто нет. Все считают меня если не исполнителем кражи, то ее пособником. Это же просто, как дважды-два. Вот так, работаешь тут, работаешь, вкалываешь от зари до зари, годами авторитет себе зарабатываешь, а потом достаточно одного косого взгляда, и твоя безупречная репутация оказывается дочерна замаранной. Тем более что и милиция, судя по всему, приложит все усилия к тому, чтобы обвинить, а не оправдать меня. К сожалению, часто у нас так бывает. Чтобы выполнить какой-то там свой план, милиция старается как можно быстрее найти виновных, при этом не собирая подчас необходимых доказательств их вины. С подобным положением дел я мириться не хотела, поэтому, отодвинув в сторону свои бумаги, крепко задумалась над тем, что же надо сделать в первую очередь. Ночные размышления тут же выплыли на передний план. Борясь сама с собой, я вынуждена была уступить, признав, что сейчас самое подходящее время для того, чтобы отправиться в мужской туалет и проверить эту чертову форточку. Пока почти все наши мужики сидят, закрывшись, по своим кабинетам, как раз можно проскочить незамеченной.
  Я спустилась вниз, стараясь при этом не сильно шуметь и никому не попадаться на глаза. Лишние свидетели мне не нужны. Спустившись по лестнице, я осторожно выглянула из-за угла и осмотрелась. В коридоре никого не было. Небольшой будничный шум доносился лишь с противоположной от туалетов стороны, где в своей каморке трудился над чем-то вечно занятый Кухтин. Его можно было не опасаться, так как он очень редко выходил из кабинета.
  Я уже хотела было двинуться к своей цели, но в последний момент неожиданно струхнула и решила, что все-таки будет лучше, если подойти к форточке со двора.
  Погода стояла прекрасная, жара была просто удушающая. Солнце обдало меня своим обжигающим жаром, едва я вышла за порог. Мгновенно нагревшись и обливаясь потом, я попыталась предварительно сориентироваться, где находятся окна туалетов. Они находились слева от меня, у угла здания, все подходы к которому были скрыты густыми высокими зарослями. Опасливо покосившись на окна обоих этажей, я вдоль стены прокралась к этим зарослям, проклиная в душе завхоза, запустившего двор, и надеясь на то, что смогу все же проскочить к окну. Но моим надеждам не суждено было сбыться. Заросли оказались буйной смесью огромных лопухов репейника и высоченной, выше моего роста, крапивы. Лезть туда было бы верхом безумия, тем более, что я сразу успела получить довольно болезненный ожог. Пришлось возвращаться обратно и пробираться в туалет изнутри.
  Всем телом прижимаясь к стене, я быстренько пробежала по коридору и, приоткрыв дверь и еще раз на всякий случай осмотревшись, юркнула в мужской туалет. Слава Богу, там никого не было. Чувствуя, как бешено колотится в груди сердце, я кинулась к форточке и принялась за ее изучение, сделав несколько чрезвычайно интересных для себя открытий. Во-первых, она оказалась закрыта на шпингалет. Помню, что это я ее закрыла еще в ту ночь, когда меня заперли в ЦВР, то есть из этого следует вывод, что после меня никто ее не трогал. Во-вторых, форточка оказалась достаточных размеров для того, чтобы не то, что один ребенок, двое взрослых мужчин одновременно запросто пролезли бы в нее. В-третьих, рядом со старым шпингалетом был прикручен накидной самодельный крючок, согнутый из проволоки, на который я раньше просто не обратила внимание. Судя по свежим царапинам вокруг крючка, приделан он был совсем недавно. Надо будет уточнить у завхоза, когда именно. Стоп, сказала я себе, а, собственно говоря, зачем он вообще здесь прикручен? Есть же исправный и несравненно более надежный шпингалет. Непонятно. Я попробовала открыть шпингалет и вместо него накинуть крючок. Хм, держится. Издали ничего и не заметишь. Мне стало интересно, а можно ли открыть форточку извне, в том случае если она закрыта на крючок. Было бы хорошо подобраться снаружи, но я уже пыталась и ничего из этого не вышло. Все заросло крапивой. Пожалуй, если поплотнее одеться, проскочить можно, но одеваться в такую жару не было никакого желания. А вдруг...? Я прильнула к грязному окну, стараясь хоть что-нибудь разглядеть, и едва не закричала от неожиданности. Влево от окна, к забору, уходила узкая протоптанная дорожка, которую я не заметила, когда изучала заросли. Да и не могла заметить. Это можно было сделать только со стороны забора, а для этого надо было бы обойти здание кругом. Обязательно это сделаю, но позже. А пока я настолько увлеклась, что доносившийся из коридора звук чьих-то все приближающихся шагов услышала лишь в самый последний момент. Стремительно скинув крючок и вновь защелкнув шпингалет, я затравленно бросилась в ближайшую кабинку и еле успела в ней закрыться, как раздался скрип открывающейся двери. Я стояла, прижавшись к стенке кабинки и затаив дыхание.
  Кто-то, судя по шагам, большой и тяжелый вошел в туалет. Презирая себя в душе за содеянное, я приготовилась к самому худшему, но мужчина отчего-то не стал заходить в кабинку, а сразу прошел к окну. Неужели покурить зашел? Но у нас почти нет курящих.
  Мне отчего-то стало еще страшнее, и я с трудом заставила себя оторваться от стенки и взглянуть в узкую щель, оставшуюся между полом и дверцей кабинки. Мужчина, может оттого, что услышал мой шорох, отступил на шаг назад и затих. Я тоже замерла. Мы стояли так недолго, с полминуты, но для меня они превратились в целую вечность. Я даже испугалась, что не выдержу и, с силой выбив дверцу, выскочу из кабинки и убегу. Но тут он опять зашевелился, и я даже сумела разглядеть краешек его левого ботинка. Вернее, это были легкие летние туфли белого цвета, несомненно, очень дорогие, поскольку таких я на нашем рынке никогда не видела. Кто же это такой? Странно, у наших таких туфель нет. Хотя, я особо и не присматривалась, сегодня, по крайней мере. Кухтина вообще не видела, и Кобелева тоже. Последний непрочь иной раз пофрантить. Но слишком уж грузными были для его небольшого роста и веса шаги. У нас только Роберт и Белый большие. Значит, это кто-то из них? Но с каких пор они носят такие туфли?
  Меж тем мужчина, кем бы он ни был, снова подошел к окну, и я опять потеряла его из виду. Изредка до меня доносилось его невнятное бормотание, но слов я никак не могла разобрать. Затем он чем-то щелкнул, потом еще раз, постоял немного и ушел, так и не сделав, извините за подробности, то, за чем обычно люди заходят в подобные места.
  Подождав, пока в коридоре не стихнут его шаги, я выбралась из кабинки. Нет, он не курил. На запах табачного дыма не было даже легкого намека, а вот едва уловимый аромат крепкого, но приятного на вкус, мужского одеколона витал в воздухе. Кто это из мужиков у нас начал душиться, интересно? Решив, что пора заканчивать мое расследование, я подошла к окну, чтобы еще раз взглянуть на протоптанную дорожку и запомнить ее местоположение. Убедившись, что дорожка мне не привиделась и действительно существует, я с торжествующим видом повернулась и вдруг остановилась, пораженная еще одним очень неожиданным открытием. Обернувшись, я, все еще не веря своим глазам, приблизилась к окну. Нет, глаза меня не обманывали. Форточка была закрыта на крючок! А ведь я за секунду до того, как кто-то вошел в туалет, закрыла ее на шпингалет. Сейчас же все было наоборот: шпингалет открыт, а крючок накинут. И сделал это именно тот мужик, причем сделал нарочно. Что ж, события начинали принимать действительно крутой оборот.
  Выскользнув из туалета, я вернулась к себе. Дверь в кабинет Роберта все еще была закрыта, и из-за нее доносились восторженные вопли. Не сомневаюсь, что здесь мое отсутствие не было замечено. Постойте, а кто же тогда был в туалете, если половина мужиков собралась у Роберта? Может, все же выходили? Устав ломать голову от различных ребусов, я уселась за стол и погрузилась в работу. Вернее, делала вид, что работаю. На самом деле я мучилась неспокойными размышлениями. За этим занятием и застала меня весело галдящая компания, вывалившаяся из компьютерного класса.
  - Все сидишь, все работаешь, - злорадно выдал в мой адрес Роберт, размахивая зажатой в руке кипой бумаг.
  - Ага, работаю, - согласилась я. - А вы что же, закончили уже? Ну и как результаты?
  - Просто ошеломляющие. Ты будешь очень удивлена, узнав, что выдал нам компьютер.
  - Не нам, а тебе, - обиженно поправил его Кутсев. - Представляешь, он пустить в кабинет нас пустил, а на экран так ни разу и не дал взглянуть.
  - Мы его просили, умоляли, а он ни в какую, - оживилась Верочка. - Главное, как психологический портрет составлять, так мы ему нужны, а как смотреть, что компьютер выдал, так сразу и не нужны.
  - Нельзя, - густым басом отрезал Роберт, - нельзя, неужели вы этого не понимаете? Вор, может быть, сейчас находится здесь, среди нас. А компьютер не может дать стопроцентной гарантии. Таким образом, преступник вполне сможет использовать полученные данные в своих корыстных целях.
  - Это каким же образом? - Заинтересовался Белый.
  - Ну, не знаю. Следствие направить по ложному пути или еще что. Да вообще, чего это вы все разнылись, я же все равно сейчас все расскажу, не отстанете же.
  - Не отстанем, - решительно тряхнула головой Верочка.
  Роберт устроился за одной из двух уцелевших в моем кабинете парт и разложил перед собой свои бумаги.
  - Итак, приступим, - важным тоном вымолвил он.
  Кутсев с тоской взглянув на остатки стула, покоящиеся в углу, глубоко вздохнул и сел на другой, рядом со мной. Белый, скрестив на груди руки, застыл в ожидании у двери, а Верочка, будучи не в силах совладать с охватившим ее волнением, нетерпеливо переминалась с ноги на ногу прямо перед моим столом.
  - Ну выкладывай же, что там у тебя, - невольно вырвалось у Белого.
  - Спокойствие, только спокойствие. Итак, глубокоуважаемые коллеги, я теперь точно знаю, кто из нас идеально подходит на роль вора. Правда, я и сам не верю в то, что выдал компьютер, но факт остается фактом. Проанализировав все психологические портреты, данные каждому из членов нашего коллектива Верочкой, компьютер пришел к выводу, что наиболее реальным претендентом на роль преступника оказался...
  Роберт мастерски выдержал паузу, во время которой вполне мог бы лишиться жизни или, по меньшей мере, здоровья, если бы Белый не схватил вовремя за руку Верочку, кинувшуюся было в сторону Роберта.
  - Спокойствие, - невозмутимо повторил наш компьютерщик, - итак, не удивляйтесь, наш потенциальный вор - Марина Николаевна.
  Несмотря на то, что Роберт просил нас не удивляться, мы все-таки немало удивились. Кутсев свое удивление выразил долгим приглушенным свистом из угла, Верочка - сдавленным вскриком. Белый нервно дергал свои усы, равнодушно уставившись далеким взглядом в окно. И лишь одна я раскрыла рот, удивляясь, что из уст Роберта прозвучало не мое имя.
  - То есть, как Марина Николаевна? - Спросила первой пришедшая в себя Верочка.
  - Не забывайте, что это всего лишь субъективное мнение машины, сгруппировавшей некоторые факты. Она же не может все принять в расчет. Вернее, может, но для этого надо усовершенствовать программу. Я ее составлял для астропрогнозов. Мы-то с вами знаем, что Марина Николаевна не могла украсть эти деньги.
  - Почему это не могла? - Возразил Белый. - Она что, не человек? Или ей деньги не нужны?
  - Деньги-то, может, и нужны, но не таким же способом.
  - Нет уж, простите, - вмешалась, наконец, в спор и я. - Когда вчера мы обсуждали, кто бы это мог быть, все почему-то называли мое имя, и никому и в голову не приходило, что и я могу заработать любым другим способом. А как только подозрение пало на директора, все сразу кардинально изменилось. Я не согласна.
  - Ой, не согласна она. Да тебя никто и не спрашивает. Между прочим, ты особо и не радуйся. Ты у нас вообще на третьем месте идешь, - обрадовал меня Роберт.
  - А кто же тогда на втором?
  - Тамара Владимировна. Объясняю, почему. Компьютер ввело в заблуждение то обстоятельство, что Марина Николаевна единственная имеет постоянный доступ к сейфу и единственная, кто всегда точно знает, когда там лежит зарплата. А Тамара оказалась второй, так как она ее заместитель. Все просто. Они и должны были идти на первых местах. Поэтому всерьез кандидатуры можно рассматривать только с третьей позиции, а это ты.
  - Спасибо на добром слове. Роберт, просто интересно, а ты сам на каком месте в списке стоишь?
  - Я? На предпоследнем.
  - Надо же. А почему не на последнем?
  - Последний Славик. Он в момент ограбления пьяный был.
  - Так, может, он раньше кражу совершил, и эти деньги и пропивал?
  - Он бы тогда и на следующий день на работу не вышел.
  - Логично, с тобой трудно спорить, - безропотно согласилась я.
  - Роберт, а я на каком месте? - Робко поинтересовался Кутсев.
  - Ты? Ни на каком. Тебя машина проигнорировала.
  - Как это проигнорировала?!
  - Она тебя в расчет не взяла. Понимаешь, у тебя синдрома преступника нет.
  - Как это нет?! У всех, значит, есть, а у меня нет?! - Сразу разволновался Кутсев.
  - У тебя лицо доброе.
  - А откуда твой компьютер о моем лице знает?
  - Я ему рассказал. Балбес, говорю, каких свет не видывал.
  - Тьфу ты, - в который уже раз Кутсев с досады плюнул на пол.
  - Ну хватит, расплевался тут.
  Я вскочила из-за стола и, выбрав из шкафа книгу поувесистее, что было сил грохнула ею о столешницу. Звук получился что надо.
  - В общем так, - гаркнула я, еле сдерживая в себе рвущееся наружу негодование, - или вы в течение десяти секунд покинете мой кабинет и оставите меня в покое, или я вдолблю вот эти знания в ваши головы в самом что ни на есть прямом смысле этого слова.
  Кутсев болезненно икнул и вскочил со своего места первым. Белый, кинув уважительно-оценивающий взгляд на книгу в моих руках, молча толкнул дверь и вышел. Фотограф выскользнул вслед за ним, а за тем уплыла и Верочка, сохраняя на лице выражение ну очень уязвленного самолюбия. Остался лишь Роберт, но я рявкнула и на него:
  - Тебя это тоже касается. Иди в свой кабинет и шушукайся там со своим компьютером.
  - Ты нервничаешь, - заметил Роберт, подозрительно сверкнув глазами. - А это первый признак вины.
  - Что ты говоришь? - Притворно удивилась я. - Каюсь, нервничаю все время, судите меня, люди, вот она я.
  - Ладно тебе, не кипятись, - примиряющим тоном произнес Роберт и скрылся за дверью своего кабинета.
  Наконец-то я получила возможность отдохнуть морально и физически от внимания сослуживцев. Но не тут-то было. Избавившись от Роберта, я не смогла избавиться от самой себя, и в эту минуту мои думы и были моей главной проблемой. Во-первых, мне было жутко интересно узнать, кто же все-таки заходил в туалет для того, чтобы накинуть на форточку крючок. Во-вторых, неплохо было бы вернуться к зарослям во дворе с другой стороны и попытаться продраться сквозь них к окну. Но это следует сделать попозже, когда все разойдутся по домам. И так на меня косо смотрит каждая собака в городе, а тут и еще одно нелепое зрелище увидят: какая-то тетка упорно ломится через репей и крапиву к окнам мужского туалета. Ужас.
  Невольно встряхнув головой, я с облегчением избавила себя от подробностей этой, представшей моему разуму, картины. И сразу внутри стало светлее, и жизнь показалась не такой уж и безрадостной. Ощутив внезапный прилив бодрости, я встала из-за стола и прямиком направилась к компьютерщику.
   Роберт, согнувшись в три погибели, сидел за низеньким столиком, поставленным не как у людей - у стены - а прямо посреди кабинета, со стоявшим на нем компьютером и что-то быстро строчил на клавиатуре. Его пальцы скользили по клавишам с такой поразительной скоростью, что я, как профессиональная машинистка, по достоинству оценила эту способность.
  - А ты делаешь успехи, - похвалила я его, имея в виду скорость набора. - Скоро меня с работы вытеснишь, конкурент.
  - Ой, а я здесь причем? Тебя ведь и без меня посадят, - привычно хохотнул он, ни на миг не отрываясь от экрана.
  Я прикусила губу от досады, но решила не реагировать на его колкие выпады. По крайней мере, до тех пор, пока не выясню все, что меня интересует. А меня, в первую очередь, интересовали его туфли. Мне хотелось на них взглянуть, хоть одним глазком. Все-таки туфли - это единственная часть того незнакомца, которую я видела и запомнила. Жаль, что не вспомнила об этом, когда все они были у меня в кабинете.
  От дверей ног Роберта не было видно. Он очень любил, сидя за столом, вытянуть их во всю немалую длину. Я приблизилась к столу и незаметно под него заглянула. Нет, все равно не видно. Столешница обрезала ноги чуть повыше колен. Оставалось только ждать, когда Роберт соизволит встать и выйти из-за стола. Но это могло произойти не скоро. Когда Роберт работает за компьютером, его абсолютно не волнуют проблемы реального мира. Ждать я не хотела, и потому попыталась заставить его подняться.
  - Слушай, Роберт, ты не посмотришь, у меня шкаф что-то шатается, - робко начала я, но он довольно бесцеремонно оборвал меня.
  - Кобелеву жалуйся, я тут не причем.
  - А, ну ладно.
  Обойдя стол с другой стороны, я уселась на шаткий, скрипучий стул, специально отодвинувшись подальше, чтобы расширить себе круг обзора. Отчаянно ерзая на стуле, я сползла с него настолько, что, в конце концов, сумела разглядеть кусочек огромных ребристых подошв, но вот ни фасона, ни цвета самих туфель рассмотреть не смогла, да и не успела. Роберт, виданное ли дело, отвлекся от своего компьютера и с нескрываемым интересом наблюдал за моими телодвижениями.
  - Ты что-то потеряла? - Озадаченно спросил он, когда я, поймав на себе его насмешливый взгляд, вернула себе прежнее положение на стуле.
  - Да, жвачку, - беззастенчиво соврала я. - Вывалилась изо рта, теперь не могу найти.
  - Жвачку? - Ошарашено повторил за мной Роберт. - Какую еще жвачку? Ты же ничего не жевала.
  - Жевала, просто ты не обратил на это внимание.
  - Нет, не жевала, - упорствовал он. - Если бы жевала, я бы обязательно потребовал бы у тебя "подушечку".
  - Ладно, ты прав, - сдалась я, припертая к стенке железным доказательством. - Ничего я не теряла, а хотела взглянуть на твои туфли.
  - Ты часом не того?
  Роберт повертел пальцем у виска, на всякий случай отодвинулся подальше от стола и, подозрительно щурясь, уставился в меня взглядом.
  - А что, заметно, да? - Озабоченно спросила я, машинально ощупывая рукой свой новый старый, еще советских времен, парик, выуженный из дальних уголков шифоньера: не съехал ли он набок?
  - Да как тебе сказать, - замялся Роберт. - Временами вроде и не заметно, а иногда бывает. Особенно последние пару дней.
  - Еще бы, свихнешься тут с вами, - парировала я, убедившись, что парик на месте и с тем успокоившись, - на работе прохода не дают, каждый интересуется, куда я деньги припрятала. Дома бардак, свекровь целыми днями думает, какую бы еще пакость выкинуть. Хорошо, до нее еще слухи о моем неожиданном богатстве не дошли, а то бы она мне устроила допрос с пристрастием. У нее двоюродная сестра сорок лет в КГБ проработала.
  - Причем здесь сестра? - Не понял Роберт.
  - Да это я так, к слову пришлось. Слушай, Роберт, покажи туфли, будь человеком!
  Видимо решив, что со мной лучше не спорить, Роберт послушно встал, вышел из-за стола и продемонстрировал мне свои штиблеты сорок восьмого, если не больше, размера. Такие бы я точно запомнила в мельчайших подробностях, тем более, что это были вовсе и не туфли, а легкие сандалии из коричневой кожи. Роберт настороженно следил за мной, и увидел, как темная тень разочарования легла на мое лицо.
  - Не те? - С участием в голосе спросил он.
  Я задумчиво покачала головой. Мысли мои уже были далеко, на первом этаже.
  - Жаль, очень жаль. Уж не знаю, что ты там задумала, но я рад, что выпал из твоей когорты.
  - Это точно, - с сожалением вздохнула я.
  Белый тоже был высок, но весил он значительно меньше Роберта. Нет, все-таки Роберт был, пожалуй, единственным, кто мог бы издавать при ходьбе характерный для грузного человека звук. Вот именно, для грузного! - внезапно осенило меня. С чего это я вдруг решила, что тот незнакомец был обязательно высоким, большим человеком. С таким же успехом он мог быть маленьким, но толстым. У нас как раз есть такой: Братиков, радиолюбитель и весьма мрачный тип с взъерошенной, видимо, никогда не знавшей расчески, шевелюрой. Надо немедленно сходить к нему, наверняка сидит себе сейчас в своей каморке, без света, как всегда, и выстукивает что-то на радиоключе.
  - Так, Роберт, спасибо. - Поблагодарила его я, собираясь уходить.
  - Эй, постой, - внезапно окликнул он меня.
  Я затормозила в дверях, ожидая, что он скажет.
  - Ты это... Тебе, может, еще чего показать надо?
  Вопрос Роберта, да и сам вид его, были настолько глупыми, что я не удержалась от смеха.
  - Нет, ты не поняла, я же не в том смысле. Тебе туфли для мужа нужны? Если да, могу помочь. У меня друг на рынке торгует, за товаром в Москву каждую неделю мотается. Если чего надо, можно заказать.
  - Нет, спасибо.
  - Я серьезно, - продолжал он уговаривать меня. - Дешевле получится, можешь не сомневаться.
  - Я и не сомневаюсь, но туфли мне не нужны.
  - Ничего не понимаю, а зачем тогда мои тебе понадобились?
  - Так, человечка одного вычисляю.
  - Что за человечка? - Моментом среагировал Роберт.
  - Извини, не могу сказать. Секрет. Придет время, и ты все узнаешь.
  - Нет, ну что ты в самом деле, - обиженно скривился Роберт. - Сначала, понимаешь, заинтриговала, а теперь рассказывать не хочешь. Может, я ночь теперь спать не буду.
  - Подумаешь, напугал. Ладно, если действительно хочешь помочь, скажи, только честно, ты когда примерно последний раз в туалет ходил?
  Роберт бросил быстрый напуганный взгляд на свои брюки, затем перевел его на меня. В его глазах читались одновременно и неподдельный ужас, и безграничное удивление, и обычное человеческое смущение. Но четче всего в них проступала убежденность в моей полной невменяемости. Белки его глаз внезапно пожелтели, второй подбородок начал мелко подрагивать. Роберт напряженно раздумывал, что бы ответить, и мне казалось, что я слышу тот жуткий скрип, с которым ворочаются мысли в его голове. Наконец, остатки разума взяли в нем вверх, и он, озадаченно покрутив по сторонам головой, тщательно отвернул взгляд в сторону и мучительно спросил:
  - Прости, не понял?
  - Когда ты в последний раз в туалет ходил? В тот, который внизу, на первом этаже?
  - Ах, вот ты о чем? А зачем тебе это нужно, извини за любопытство?
  - Я же уже сказала, человечка одного вычисляю.
  - В туалете?
  Роберт шумно выдохнул. Было видно, что ему хочется глотнуть воды.
  - Не помню, - пробормотал он, наконец, - сегодня точно не был, а что, надо было?
  - Это уж твое личное дело, - великодушно пожала я плечами. - Ладно, пойду я.
  - Ты у других тоже поинтересуйся, - донеслось мне в спину, а несколько секунд спустя, когда я уже спускалась вниз по лестнице, позади раздался топот ног догоняющего меня Роберта.
  - Погоди, я с тобой, - взмолился он.
   Роберт, честно говоря, не очень-то вписывался в мои дальнейшие планы. Я и сама уже пожалела, что вот так открыто, в лоб, задала ему такой компрометирующий вопрос. Роберт еще среагировал достаточно мягко, а вот насчет реакции других мужчин из нашего коллектива я не была столь уверена. Их реакция могла быть самой неожиданной. Мало ли чудиков у нас работает. У каждого, как говорится, свои заскоки.
  Спустившись вниз, я поняла, что от Роберта теперь избавиться нет никакой возможности. Он прилип ко мне, словно банный лист, шел следом шаг в шаг, предупредительно открывая передо мной двери разных кабинетов. Вернее, дверь он открыл только одну, поскольку мне только она и была нужна.
  В каморке Братикова, как я и предполагала, было темно и жутко воняло. Наш радиолюбитель не любил свет, предпочитая темные уголки, но очень обожал курить скрученные самолично "козьи ножки" из свойского же самосада. В густом дыму и чаде он мог сидеть часами. Вот почему его кабинет был единственным во всем здании, где никогда не бегали мыши.
  Я храбро переступила порог, и тут же напоролась на плотную дымовую завесу. После пары судорожных вздохов мои легкие буквально разорвались изнутри, а глаза заслезились. Повинуясь инстинкту самосохранения, я рванулась было назад, но уперлась затылком в мягкий пивной живот Роберта.
  - Кто там? - Донесся откуда-то из темных глубин каморки зычный бас Братикова.
  - Это мы, - чихая и кашляя, жалобно отозвалась я.
  - Кто это - мы?
  - Братья по крови, - добавил Роберт.
  Меж тем, где-то в дальнем углу завозился Братиков. Шумно кряхтя и с усилием отдуваясь, как это часто делают обладатели лишнего веса, он вылез из темноты на свет Божий, то есть на порог, куда мы с Робертом все же предусмотрительно отступили. Огромная седая голова Братикова как обычно была увенчана роскошной взлохмаченной шевелюрой. Колобком выкатившись к нам, радист в немом ожидании распахнул свои выпуклые, как у жабы, немигающие глаза.
  - Братиков, признавайся, ты когда в туалет ходил? - Резко, безо всякой подготовки задал вопрос Роберт.
  Выражение лица Братикова вроде бы не изменилось, только в глубине глаз мелькнула едва приметная задумчивость.
  - Зачем? - Спокойно спросил он.
  - А зачем туда люди ходят? - Язвительно парировал Роберт.
  - Не знаю, зачем туда люди ходят, я туда вообще не хожу.
  - Вообще? - Не удержавшись, ахнула я.
  - Вообще, - упрямо повторил Братиков.
  Неловко развернувшись, он хотел было опять закатится в свой угол, но Роберт его остановил.
  - Братиков, подожди. Селезнева еще на твои туфли хочет взглянуть.
  Братиков тоскливо зыркнул на меня через плечо, всем своим видом давая понять, что мы ему здорово надоели.
  - Зачем? - Задал он свой коронный вопрос.
  - Понимаешь, мужу хочу подарок сделать, туфли купить, - торопливо объяснила я.
  - Мои? - Недоверчиво поинтересовался Братиков, подозрительно к чему-то принюхиваясь.
  - Нет, что ты. Просто, вдруг они мне понравятся, я тогда мужу такие же куплю.
  - Вряд ли, - мрачно заметил Братиков и протянул вперед правую ногу. - Нравятся?
  Я с сомнением осмотрела старенький матерчатый, явно китайского производства, тапочек с дыркой в районе большого пальца.
  - А других у тебя нет? - С надеждой спросила я.
  Братиков, не говоря ни слова, растворился в темноте и пару секунд спустя чудесным образом из нее возник. В руках он держал заляпанные, наверное, прошлогодней грязью кирзовые сапоги.
  - Есть еще вот эти, могу уступить подешевле, но, по-моему, для подарка они не подойдут.
  - Думаешь? А что, симпатичные сапожки. Какого года выпуска? Небось, дед еще к царю в них ходил, в отцовских, - подал голос Роберт.
  - Насчет царя не уверен, но кто-то из моих предков ловил в них Наполеона. - Попробовал отшутиться Братиков.
  Отшвырнув сапоги в сторону, он скользнул по моему лицу равнодушным взглядом и спросил:
  - Еще что-нибудь интересует?
  - Нет.
  - Ну и слава Богу.
  Братиков полез в свой угол, а мы с Робертом выбрались наконец-то на свежий воздух.
  - Куда теперь? - Широко размахивая в немыслимом гимнастическом упражнении руками и, тем самым, восстанавливая сбившееся от дыма дыхание, спросил Роберт.
  - К юным электрикам.
  Кухтин в своем классе в одиночестве возился с розеткой. Придвинув к стене два стула, на один из которых уселся сам, а на другом разложил необходимые инструменты, руководитель, как любил пошутить Роберт, кружка вольтанутых, с невозмутимым видом ковырялся в недрах развороченной розетки отверткой. Я остановилась поодаль, с опаской поглядывая на яркие снопы искр, время от времени срывающиеся на пол с вывернутых из стены оголенных проводов.
  - Кухтин, ты чего, тебя же током ударит.
  Кухтин, не слышавший как мы вошли, вздрогнул, как от выстрела. От неожиданности случайно взявшись рукой за металлический стержень отвертки, он дугой выгнулся на стуле, бросив на нас полный смертельного ужаса взгляд. Издав жуткий вскрик, Кухтин беспомощно склонил голову, разжал пальцы и выронил из рук отвертку, безжизненно обмякнув на стуле.
  - Кухтин!!!
  - А, попались! - Радостно завопил он, открывая глаза и расплываясь в широченной улыбке.
  - Ах ты гад, я уж думала, тебя током шибануло! - Рявкнула я на него, инстинктивно хватаясь за кольнувшее сердце.
  - А меня и шибануло, - обиженно засопел Кухтин, плюнув себе на ладони и сосредоточенно приглаживая редкие, вставшие дыбом, волосы. - Просто я тока не боюсь. Меня в детстве молния ударила.
  - Чувствуется, - заметил Роберт.
  - Какими судьбами?
  - Да вот ищем, в кого бы можно было ножички повтыкать, - Роберт вынул из кармана маленький перочинный ножичек и угрожающе поиграл им в воздухе.
  - В меня не воткнете, - не поняв соли шутки, убежденно покачал головой Кухтин, опасливо косясь на ножичек, - во мне костей много. Вам кто-нибудь помягче нужен, сходите к Братикову.
  - Уже. Он всего три минуты продержался. Четвертый ножичек для него оказался последним.
  - Все, кончай свои глупые шуточки, - грубо оборвала его я. - Кухтин, нам нужны твои туфли.
  Кухтин бросил на нас недоуменный взгляд. Только тут я вспомнила, что сама жадность не идет ни в какое сравнение с его жизненными запросами.
  - Прости, я неправильно выразилась...
  - Выражаться не надо, я этого не люблю.
  - Ладно, не буду. Честно говоря, я просто хотела взглянуть на твои туфли. Понимаешь, мужу подарок хочу купить, - затянула я старую песню.
  Кухтин при упоминании слова "купить" заметно оживился и мигом подскочил ко мне.
  - Купи мои, - потребовал он, тщательно выворачивая ногу.
  - Они же старые. И грязные. - Добавила я, по достоинству оценив почти полностью развалившиеся штиблеты Кухтина и убедившись, что это вовсе не те туфли, которые я искала.
  - Все равно купи. Я их почищу.
  - Нет, не куплю.
  - Я их еще и помыть могу.
  - Спасибо, ты очень добр ко мне, но не надо.
  - А что надо? Мед нужен? У меня есть, три банки.
  - Ты их тоже почистишь и помоешь?
  - Ты что. Мед и так чистый. Он же натуральный.
  - Отстань. Роберт, идем отсюда.
  - Погоди. - Остановил он меня. - Ты его про туалет спроси.
  - Не буду, и так вижу, что это не он.
  Схватив Роберта за руку, я силком выволокла его из кабинета. Кухтин еще некоторое время бежал вслед за нами, наперебой предлагая разные разности за непомерные даже для нормальных вещей цены. В конце концов, он отстал.
  Поднявшись на второй этаж, мы с Робертом разошлись по своим рабочим местам. Вернее, это я отправила его работать, а он просто изнемогал от желания расколоть меня относительно цели нашего с ним вояжа. Колоться я не пожелала, и оскорбленный компьютерщик заперся в своем кабинете, демонстративно несколько раз щелкнув замком. Ну и пусть, зло подумала я, с чего это мне надо ему уступать? Чтобы хоть как-то успокоить разыгравшиеся нервы, я решила полить цветы. Специально для этих целей в моем кабинете на подоконнике всегда стояла трехлитровая стеклянная баночка с водой. Полив цветы и немного успокоившись, я поняла, что если и дальше буду думать о туфлях, и без того мелькавших перед моими глазами, то рано или поздно точно сойду с ума. Решительно усевшись за стол, я выудила из бокового ящика очередную груду бумаг и углубилась в работу. Постепенно мысли мои прояснились. Работа оказала на меня самое благотворное влияние. Вот уж никогда бы не подумала, что такое возможно. Засидевшись за работой, я и не заметила, как быстро пролетело время. Правда, один раз вроде бы где-то в уголке глаз промелькнул подавшийся домой Роберт. Примерно час спустя домой засобиралась и я. Собрала бумаги, кое-что уложила в сумку. Как всегда, долго искала ключи от кабинета. Вечно они у меня пропадают, а потом, вымучив долгими поисками, отыскивались в самых неожиданных местах. Вот и на этот раз ключи оказались в кармане, а туда я заглянула уже от отчаяния. Не знаю как для других, а для меня это было и в самом деле неожиданно. Накинув на плечо сумочку, я уже собиралась уходить, но в этот момент распахнулась дверь моего кабинета и внутрь ввалился подвыпивший аккомпаниатор, Паша Усиков. Должно быть, весь день просидел со Славиком. Об этом свидетельствовала и стружка, желтыми пятнами прицепившаяся к его китайской черной ветровке и дешевым черным же брюкам. Он едва держался на ногах, а запах от него исходил, как из распахнутых дверей захолустного пивного бара.
  - Ты здесь, - он обрисовал мой силуэт трудным, сканирующим взглядом, и, пройдя мимо, бухнулся на самый краешек стула, едва при этом не промахнувшись.
  - Паша, я ухожу, - на всякий случай предупредила его я, но Паша начисто проигнорировал мои слова.
  С мученической физиономией он порылся в карманах куртки, нащупал пачку "Примы". Достав одну из последних смятых папирос, аккомпаниатор привычно постучал ею по колену, для надежности дунул в нее и сунул в рот.
  - Ну вот, только этого мне и не хватало, - в сердцах воскликнула я, недовольно отмахиваясь и разгоняя поползший по кабинету вонючий дым.
  - Николаевна, в последнее время я очень много думал, - выдавил, наконец, из себя Паша, низко свесив голову, и в подтверждение своих слов громко икнул. - Я много думал. Ты надо мной не смейся, не надо.
  - Пашечка, я и не думаю над тобой смеяться, просто мне надо домой.
  - Домой нельзя, - он покачал головой и в очередной раз глубоко затянувшись, выпустил через ноздри две густые струйки табачного дыма.
  - Наоборот, мне надо спешить домой.
  - Я же сказал - нельзя, - неожиданно повысил голос Паша.
  Бросив на меня безумный взгляд застывших в одном положении глаз, он уронил на пол окурок и схватил со стола ту самую книгу, которой я утром пугала сослуживцев. Далее произошло то, чего я ну никак не ожидала увидеть. Шумно вздохнув, Паша размахнулся и со всего маху саданул себя книгой по лбу. Никогда не видела, чтобы человек сшибал себя со стула подобным образом.
  - Ты что, сдурел? - Что было мочи заорала я, кидаясь к нему, чтобы помочь подняться.
  - Оставь, - отмахнулся от меня, сидя на задней точке на полу, Паша и болезненно сморщил лицо.
  Обиженно передернув плечами, я отошла. Подняв с пола еще тлеющий окурок, Паша бездумно сунул его в рот, задымил и сел, по-восточному поджав под себя ноги и горестно обхватив руками голову.
  - Паша, тебе плохо? - участливо спросила я. - Может, воды принести?
  - Да, мне плохо!
  Паша с усилием, рывком поднялся с пола, вновь приземлился на стул, и начал потихоньку раскачиваться на нем взад-вперед. Лицо его сильно раскраснелось, зрачки глаз расширились и были сведены в одну далекую невидимую точку где-то чуть-чуть повыше меня, не содержа в себе ни капли здравого рассудка. Я пощелкала двумя пальцами у него перед носом. Реакция была нулевой. На звук реагировали только его уши: они забавно шевелились в такт моим щелчкам.
  - Плохо мне, - уже тише повторил Паша. - Как же мне плохо, если бы ты знала. Как мне жизнь осточертела. Ну что ты так на меня смотришь? Может, я оттого и пью, что меня жизнь обидела. И я всех обидел, всех вас обидел, да... Ты думаешь, я хотел? Я не хотел, не хотел, но деньги... Проклятые деньги, все беды из-за них. Но артисту трудно без денег, артисту тоже хочется кушать.
  - Паша, тебе лучше пойти домой. Пойдем, я тебя провожу.
  - Домой? - Паша поднял голову и посмотрел на меня мутным взглядом, от которого у меня мороз по коже прошел. Что-то было такое в нем, в этом взгляде. - Домой я всегда успею. Все равно меня там никто не ждет. А ключ я не хотел брать, меня заставили.
  - Какой ключ? - Не поняла я. - Ты что, потерял ключи от дома? В карманах искал?
  - Ничего я не терял. Я его взял. Я взял, хотя не хотел. А он сказал: иди и принеси, и дал денег. - Паша отчаянно махнул рукой, едва не свалившись со стула. - Ты знаешь, я подлец. Да, со всей ответственностью заявляю - я подлец!
  Он грохнул себя кулаком в грудь, стиснул ладонью ворот рубахи и рванул ее так, что только пуговицы посыпались на пол.
  - Тише, тише. Успокойся. Подлец, так подлец, я же не спорю. Тебе виднее. - Как могла, успокаивала я его.
  Беспомощно вращая головой, Паша широко разинул рот и жадно задышал. Поняв, что через пару минут у него может наступить тот самый критический момент, когда выпивший человек начисто отключается, теряя связь с реальностью, я решительно подхватила его под мышки и хорошенько встряхнула. Паша в ответ растерянно икнул. Ноги его подкосились, и мне стало гораздо тяжелее удерживать его на весу. Хорошо, что какой-то своей частью он все еще опирался на стул. Еще раз встряхнув его, я с удовлетворением отметила, что Пашины глаза открылись, и в них вспыхнул хоть какой-то жизненный огонь. Видимо, и Паша вспомнил, где находится, потому что честно старался мне помочь. Я вывела его из кабинета, прислонила на время, пока не закрыла дверь, к стене. Затем, обхватив его за торс, повела вниз, на первый этаж. Паша накинул свою руку мне на шею, тяжело сдавливая ее сверху, и, трудно передвигая ноги, весь путь по лестнице жарко шептал мне на ухо:
  - Ты им не верь. Они все такие, все. Особенно он, страшный человек, страшный. А я подлец.
  - Подлец, ух какой подлец, - согласно вторила я ему, чувствуя, как гудят от напряжения мои руки и ноги.
  - Ты им мешаешь. Будь осторожна.
  - Буду, буду, - с придыхом твердила я, отцепляя его зацепившуюся за перила ногу.
  - Знаешь, чего мне не хватает в жизни для полного счастья?
  - Бутылки? - Догадалась я.
  - Не - ет. Мне жены не хватает. - Он резко остановился, и я из-за этого, повинуясь законам инерции, чуть не слетела с лестницы. Хорошо, что он все еще обнимал меня за шею. - Скоро я женюсь.
  - Поздравляю, - обреченно вздохнула я, волоком спуская его дальше. - Только на свадьбу пригласить не забудь.
  - Она - удивительная женщина. Правда, с ребенком. Зато с одним. Я и ключ этот проклятый, будь он неладен, не брал бы. Все из-за нее, только из-за нее. Удивительная женщина...
  Его голос с каждым шагом становился все слабее и слабее. Я всерьез опасалась, как бы он не отключился прямо на ходу.
  - Я же тебе сказать хотел, специально шел, - вскинув голову, Паша еле ворочал языком. - Будь осторожна, не приходи на работу. Ключ лежит в... Карта... Ему нужна была карта... Виноват, как я виноват... Верь мне...
  - Верю, верю, - из последних сил прокряхтела я, радуясь тому, что ступеньки все-таки кончились.
  Усадив Пашу на нижнюю ступень лестницы, я отправилась в мастерскую. Славик, на мое счастье, на ногах держался еще сравнительно хорошо. Даже удивительно, если учесть, что пили они вместе. Внимательно выслушав меня, он согласился со всеми моими проклятиями в адрес алкашей и пошел со мной за Пашей. Каково же было мое и его удивление, когда, зайдя внутрь, мы там его не обнаружили. Возле лестницы не было не только самого Паши, но и его следов! Это меня немало озадачило, потому что в том состоянии, в каком я оставила несчастного аккомпаниатора, он не смог бы и глаз открыть, не то что подняться и спокойненько уйти куда бы то ни было. Славик, как человек бывалый и более искушенный в такого рода вещах, прошелся по коридору, деловито дергая ручки дверей всех подряд кабинетов. Ни одна дверь не поддалась. Все давно разошлись по домам. Славик вернулся ко мне, растерянно поскреб затылок. Затем молча отодвинул меня рукой в сторону, посмотрел, нет ли Паши за моей спиной. Поскольку Паши там не оказалось, он снова принялся усмирять зуд в затылке. Постояв так минут несколько, Славик неопределенно крякнул и развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошел прочь от меня.
  - Эй, ты куда? - Опешила я.
  - Домой пойду, - спокойно ответил Славик.
  - А как же Паша?
  - Не вижу никакого Паши. А ты?
  Я тоже не видела. Но ведь совсем недавно я собственноручно вела его вниз!
  - Проспался и тоже ушел, - словно угадав мои мысли, пояснил Славик. - Такое с ним бывает. Поспит пару минут и уже трезвый. Красота! Зато с рюмки свалиться может. Позор! Ну, чего стоишь? Иди домой.
  Совет был очень разумным. Я и сама прекрасно понимала это. Славик ушел, громко хлопнув дверью. Я направилась следом, но уже на выходе обнаружила отсутствие сумочки на привычном месте - на плече. Наверное, соскользнула, пока я тащила на своем горбу Пашу. Вот ведь невезуха, подумала я. Пришлось возвращаться.
  У лестницы, там, где я ранее оставила Пашу, ожесточенно протирала пол шваброй уборщица баба Маша. Увлекшись, она что-то тихонько напевала себе под нос и не заметила моего появления. Поэтому, когда я слегка тронула ее за плечо, инфаркт чуть не сразил бедную старушку.
  - Фу ты, напугала, бестия, - энергично отфыркивалась уборщица. - Так и до смерти довести можно. И так боюсь, дрожу вся, а тут ты еще.
  - Чего боитесь, баба Маша?
  - Как чего? - Подивилась старушка, понемногу отходя и радуясь редкой для ее работы возможности перекинуться с кем-нибудь вечерком парочкой словечек. - Воров, убивц разных.
  - Каких еще убийц?
  - Самых что ни на есть натуральных убивц. Тех, что давеча к нам залезли. Не доглядишь, прирежут к чертовой матери. Вот и боишься.
  - Ой, не говорите глупостей. Нет здесь никаких убийц.
  - А кто же деньги тогда взял?
  - Ну, это совсем другой вопрос.
  - Другой, да не тот. И маньяки по улицам бродят, мало ли что.
  - Не смешите меня, какие маньяки? В нашем городе? Шутите?
  - Ой, что ты, что ты, - замахала она руками. - Есть, есть. Маньяк-то вконец озверел, не только на женщинов, на животных кидаться стал. А ты говоришь, маньяков нет.
  - Да откуда им взяться, если и мужиков-то у нас нет. Вы лучше скажите, вы Пашу тут случайно не видели?
  Баба Маша загадочно улыбнулась и поманила меня пальцем. Я послушно наклонилась, и она прошептала мне на ухо:
  - Видела, а как же. Он тута лежал, я еще отодвинуть его хотела, да не смогла. Тогда за шваброй да за ведром пошла. Вернулася - ан нет его уже. Убег, черт, и не приметила как.
  - Большое спасибо, - неожиданно выпалила я, чем привела ничего не понимающую старушку в полное смятение.
  Зато я теперь точно знала, что не сошла с ума. Паша мне не приснился, он был реален, разве что... Разве что баба Маша тоже была плодом моей не в меру разыгравшейся фантазии. Внезапно мною овладело нестерпимое желание ущипнуть ее и удостовериться в том, что она реальна, но я, пусть и с трудом, но все же преодолела искушение. Баба Маша вновь взялась за швабру, ничего не подозревая о том, какой незавидной участи ей удалось только что избежать.
  - Милая, не уходила бы ты пока. Подожди меня, я быстро. Мне осталось зал танцевальный помыть и коридор.
  Мне очень не хотелось задерживаться на работе. Но, похоже, это начинало превращаться в нездоровую привычку. По крайней мере, я не смогла отказать взывающим в немой мольбе глазам старушки. Пообещав бабе Маше не уходить, пока она не разберется со всеми полами и предупредив ее, что делаю это в первый и последний раз в жизни, я засобиралась на поиски своей пропавшей сумки. Баба Маша, подхватив ведро и швабру, тоже засуетилась, торопливо побежав по коридору. Я дождалась, пока она не скроется в танцевальном зале и пошла наверх. Но только я стала подниматься, как меня заставил остановиться и замереть какой-то странный шум. Он доносился откуда-то снизу, из-под пола, заставив меня слегка задрожать, прежде чем я догадалась, что, скорее всего, кто-то лазает под лестницей, в подсобке.
  Я осторожно спустилась на несколько ступеней вниз и снова замерла. Шум прекратился. Кто-то стоял подо мной и тоже выжидал! Признаюсь, сперва я обрадовалась, решив, что в подсобке шевелится Паша. Он вполне мог проснуться без меня и заползти в подсобку. Но тогда бы он не прятался! Это умозаключение всерьез насторожило меня. Я спустилась еще ниже, а пока спускалась, смутная, неясная тень мелькнула сбоку, и я не успела рассмотреть, кто это был. Потом мне показалось, как по коридору побежали чьи-то шаги. Я спустилась с лестницы и тихо позвала:
  - Баба Маша!
  В ответ на это до меня донеслось приглушенное дверью танцзала металлическое громыхание ведра. Значит, это была не баба Маша. И тут вновь послышалась возня. Теперь-то я была уверена, что источник шума располагался в подсобке. Схватив вторую Машину швабру, которую она так и оставила стоять прислоненной к стене, я на цыпочках пробралась под лестницу и затаилась в углу. В подсобке не было света, и кто-то, уже не скрываясь, буянил внутри нее, в темноте натыкаясь и опрокидывая ведра, метлы, лопаты и Бог знает что еще. Еле слышная непристойная ругань скорее угадывалась, я не разбирала ни слов, ни голоса. Вскоре ругань стихла, зато с противным уху скрипом отворилась дверь. Я медленно занесла руки со шваброй за голову, и, как только из-за двери показалась чья-то фигура, с силой опустила на нее швабру. Звук получился неожиданно глухим, зато результат был просто ошеломляющим. Тело рухнуло на пол и больше не шевелилось. Для проверки я несколько раз ткнула в него шваброй. Убедившись, что тело не шевелится, я громко позвала Машу, и, схватив свою жертву за ноги, вытащила ее на свет единственной лампы, освещавшей фойе первого этажа. Маша прибежала на крик незамедлительно, тоже сжимая на всякий случай в руках швабру. Подбежав, она кинула изумленный взгляд на валявшегося у моих ног сантехника Митрича и жалобно завыла:
  - Убили-и-и! Маньяка убили.
  Прислонившись от волнения к стене, она выпустила из рук швабру и сползла на пол. Я застыла рядом и с глупым видом рассматривала останки сантехника. Какой черт только понес его сюда? И что он делал в таком виде в каморке? Комбинезон Митрича был измазан грязью, словно сантехник копался в земле. На эту мысль наталкивали и круглые грязно-жирные пятна на коленях. Складывалось такое ощущение, что Митричу пришлось поползать на карачках. Интересно, где и когда? Насколько я знаю, Митрич, хоть и был порой не прочь выпить, но до, как говорится, состояния нестояния никогда не напивался.
  Я присела на корточки и, боясь дотрагиваться до тела, пытливо принюхалась. Митрич вроде бы дышал, но запаха перегара я не уловила. Выходит, он был трезв. Тогда зачем полез в подсобку? И как туда попал? Ключи от нее были только у техничек и Кобелева, подсобку технички всегда закрывали, даже если просто отходили в соседний кабинет. Ох, но что-то я увлеклась. У меня тут два тела, еще неизвестно, живы они или нет, а я вдруг как первоклассница занялась решением ребусов!
  Баба Маша оказалась жива, но ни в какую не желала приходить в чувство. У сантехника пульс тоже прощупывался, но кто его знает, не случилось ли чего с его головой после такого удара. Может, он теперь инвалидом станет. Или уже стал. Уж очень подозрительно он улыбался даже лежа без сознания. Нет, такой оборот дел меня совсем не устраивал. Еще не хватало, чтобы к моим обвинениям в краже со взломом добавились обвинения в убийстве, или попытке убийства с нанесением тяжелых увечий.
  Быстренько сбегав в туалет, я принесла в кружке воды, и, первым делом, привела в чувство бабу Машу. Недоуменно хлопая ресницами, уборщица растерянно вертела головой, по всей видимости, не узнавая меня. Наткнувшись взором на неподвижное тело Митрича, она тихо охнула и опять едва не лишилась чувств. Хорошо, что я успела встряхнуть ее за плечи.
  - Баба Маша! Очнитесь, баба Маша!
  - За что ты его? - Трагически закатив глаза, спросила она.
  - Да как вам сказать, - слегка замялась я. - Он из-под лестницы вылез.
  - А-а-а, - понимающе протянула баба Маша, испуганно наблюдая за моими действиями.
  Поднявшись с моей помощью на ноги, она деловито отряхнулась и, стараясь не глядеть на Митрича, спросила:
  - Мне можно идти? Доубирать надо...
  - Идите, если надо, - великодушно разрешила я. - Но мне хочется, чтобы вы остались и помогли мне оживить Митрича.
  - Хорошо, я останусь, - безропотно согласилась старушка. - Что я должна делать?
  - Для начала принесите еще воды.
  Баба Маша, нарочито громко топая ногами, сбегала за водой.
  - А чего это он тама делал-то? - Допытывалась уборщица, бестолково суетясь за моей спиной.
  - Не знаю. - Ответила я, брызгая из кружки водой в лицо Митрича. - Я надеялась, вы мне скажете.
  - Я? Нет, не скажу, милая.
  - Странно. Мне казалось, вы его туда пустили.
  - Что ты, что ты. Как ведра вытащила, закрыла сразу.
  - А откуда же он тогда взялся?
  - Не знаю, милая. Черт-те знает, как он туды пролез. Все было закрыто. Вот он, ключ-то, у меня на шее, на веревочке привязанный.
  - Ну что же, выходит, единственный способ что-либо выяснить - это привести Митрича в чувство.
  Сантехник очухался не скоро. Что мы только не перепробовали с бабой Машей. И по щекам его били, и несколько литров воды на него вылили, и за плечи трясли - ничего на него не действовало. Я даже стала опасаться, как бы он в кому не впал. Спасибо бабе Маше, догадалась принести из подсобки припрятанные там ею сто грамм. Самогон подействовал на Митрича лучше любого нашатыря. Едва вдохнув крепкий дурман, Митрич забавно задвигал носом и приоткрыл один глаз. Затем он стремительно выбросил вперед руку, но реакция бабы Маши тоже оказалась на высоте, и она успела спрятать бутылку за спину.
  - Баба Маша, ну дайте человеку выпить, - укоризненно произнесла я. - Он ведь чуть жизни не лишился.
  Баба Маша с видимым сожалением выудила бутылку из-за спины и с мученическим выражением лица отдала ее Митричу. Тот залпом, из горла, опрокинул в себя самогон, поцокав от удовольствия языком, и вернул опустевшую бутылку техничке.
  - Наталья Николаевна, это ты? - Счастливо поинтересовался он.
  - Так точно, - честно призналась я.
  - А где он?
  - Кто он? - Не поняла я.
  - Ну, он. Тот, кто со мной был.
  - Ничего не понимаю. Кто с тобой был, где?
  - Там, - Митрич неопределенно махнул рукой.
  - С тобой еще кто-то был? - Настойчиво допытывалсь я, заметив, что Митрич замолчал. - С тобой был Паша?
  - Нет, никого не было.
  - Ты же только что сам говорил, что с тобой там еще кто-то был.
  - Я ошибся, не было никого.
  - Ты же говорил...
  - В голове все перемешалось, вот и говорил. - Отрезал Митрич. - Я теперь умственный инвалид, гляди, шишка какая.
  Сантехник склонил голову и принялся пальцами ворошить себе волосы, пытаясь продемонстрировать мне шишку. Шишки я так и не увидела, а щупать, как предложил Митрич, наотрез отказалась, заявив, что верю ему на слово.
  - Митрич, ты точно Пашу не видел?
  - Не, с утра не видал, - затряс головой Митрич.
  - Странно, куда же он делся? Понимаешь, я его здесь, возле стенки поставила. Пока за Славиком ходила, Паша исчез. И никто не видел, куда.
  - А зачем ты его к стенке ставила? Не надо было. Он проснулся и ушел.
  - Вот-вот, и Славик так сказал. Но я все равно беспокоюсь. Все-таки, он мне свою тайну открыл.
  - Какую тайну? - Сразу насторожился Митрич.
  - Страшную, - процитировала я Пашу. - Он мне все про ключ какой-то рассказать пытался.
  - Про ключ? - Нахмурился Митрич.
  Глубокая печаль раздумий легла на чело сантехника. От его былой веселости не осталось и следа. Мне даже показалось, что он протрезвел, услышав о ключе.
  - А что он тебе рассказал?
  Интерес Митрича к этой теме мне показался нездоровым. Подумаешь, ключ какой-то. Мало ли о чем мог наболтать вечно пьяный Паша. А Митрича это очень взволновало, никогда прежде не видела его таким встревоженным. В любом случае, для себя я решила быть отныне более осторожной в своих действиях и высказываниях. Последние дни довольно убедительно доказали, что никому, кроме себя самой, нельзя доверять, иначе сожрут с потрохами.
  - Митрич, а что это тебя так этот ключ заинтересовал? - Вкрадчиво спросила я.
  Митрич заметно смутился.
  - Да нет, это я просто... того, за Пашку волнуюсь.
  - Тогда ясно. А то мне показалось, будто ты что-то знаешь о нем.
  - Нет, не знаю.
  - И про карту он мне говорил, - решила я напоследок сменить наживку.
  И Митрич клюнул! Смертельно побледнев, он облокотился на перила лестницы, не сводя с меня затравленного взгляда. Я тоже смотрела на него, безжалостно наслаждаясь локальной победой. Митрич старательно морщил складки лба, собирая расползшиеся мысли воедино. Я терпеливо ожидала от него вопроса, но сантехник держался и молчал.
  - Представляешь, он что-то лепетал насчет того, что вору нужны были вовсе не деньги, а карта, - ни с того ни с сего ляпнула я.
  Митричу, похоже, стало еще хуже. Всем своим видом он выражал стремление немедленно в чем-то признаться, но сантехник преодолел себя. А вот я не могла. Случайная мысль, сорвавшаяся с моих уст в пылу жаркой беседы настолько поразила меня не только оригинальностью, но и своей фантастической реальностью, что внутри меня вспыхнуло острое желание обкатать ее и все обдумать. Ведь если всерьез вдуматься, то такое и в самом деле было возможно. Отчего-то никто из нас не вспомнил о том, что кроме денег из сейфа пропала и старая карта, полувековой давности, схема ЦВР. Хотя, зачем вору эта схема? Какой-либо исторической ценности она, наверняка, не представляет, да и просто-напросто устарела. Сейчас у нас все по-другому.
  - Пойду я, пора мне, - жалко пролепетал Митрич и двинулся к выходу.
  - Погоди, вместе пойдем, - остановила его я.
  Поручив бабе Маше проследить за Митричем, я взбежала на лестницу и без труда отыскала на втором этаже на полу свою сумочку.
  Выходили мы вместе. Баба Маша тщательно закрыла двери, для надежности дернув пару раз за ручку, и дошла с нами до ворот. Она жила в противоположной от нас стороне. Мы еще немного постояли в воротах, от души посмеявшись над нашими приключениями, и разошлись. Баба Маша пошла своей дорогой, мы с Митричем своей. Нам с сантехником как раз было по пути.
  Чтобы скрасить путь, я щебетала о разных пустяках, но Митрич, казалось, совсем меня не слушал. Он беспрестанно крутил головой по сторонам, все время зачем-то оглядывался и невольно заразил этим и меня. Я тоже стала оглядываться, и мне даже показалось, что за нами кто-то следит. По крайней мере, тени позади нас подозрительно шевелились. Сумерки с каждой минутой все больше обращались в самую настоящую темень, и я не могла бы поручиться за исключительную остроту своего стареющего зрения в этих условиях. Скорее всего, тени жили и шевелились лишь в моем воображении.
  Пройдя примерно квартал, мы расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. При этом Митрич явно испытал облегчение.
  Отойдя немного в сторону, я оглянулась. Сантехник по-прежнему стоял на перекрестке, словно поджидая кого-то. Так и есть! Упорно преследовавшая меня тень вынырнула из кустов живой изгороди, материализовалась в неясном свете молодой луны в темную фигуру довольно крупного мужчины и подошла к Митричу. Тот первым протянул руку для приветствия. Похоже, они были хорошо знакомы. Я замедлила шаг, и шла теперь, поминутно оборачиваясь. Ничего не могла с собой поделать, настолько меня разбирало любопытство.
  Отлично видимый мною вспыхнувший огонек зажигалки или спички на какой-то миг осветил лицо незнакомца, но из-за солидного расстояния я не сумела его разглядеть. Тем временем ярко-красный светляк сигареты дернулся и уставился на меня. Мне стало страшно. Я не могла в подробностях видеть происходившую на перекрестке сцену, но внутренний голос упрямо твердил мне, что светляк сигареты указывает именно на меня, причем указывает не случайно.
  Стараясь перебороть охвативший меня страх, я невольно ускорила шаг, и больше уже не оборачивалась. Скорее бы добраться до дома! Но для начала хорошо было бы добраться до освещенных улиц. В нашем городке экономили на всем, и поэтому улицы были темны.
   Добежав до очередного перекрестка, я свернула на более широкую улицу, местами заляпанную светом редких фонарей. Хоть какая-то, но иллюминация. Но не успела я пройти и десяти метров, как все фонари разом погасли. Грязные слова слетели с моих губ. Облегчив душу, я решила дальше идти дворами. В конце концов, какая разница, где идти, все равно везде темно, зато дворами - ближе. Легкий ветерок слегка пощекотал мне щеку. Скоро этот ветерок нагонит туч!
  От места моей работы до дома сорок минут ходьбы. Если идти дворами, путь можно сократить минут на десять. Ох, лучше бы я его не сокращала! Дворы, по которым пролегал мой путь, как назло были пусты. Ни одного человека не встретила я ну пути, бабки и те разбежались. Видно, по телевизору шла очередная серия одного из нескончаемых латиноамериканских сериалов. Но молодежь-то куда подевалась, спрашивается?! Все словно вымерли. Никогда не думала, что так жутко ходить по пустынным дворам.
  Шлеп-шлеп. Шлеп-шлеп. Стоп! Это еще что такое? Я незаметно сбавила ход и прислушалась. Вроде, чьи-то шаги за спиной. Я остановилась. С минуту стояла, прислушивалась. Нет, никаких шагов. Облегченно вздохнув, двинулась дальше. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Я резко затормозила и обернулась. Никого. И шагов не слышно. Что за наваждение?! Кругом тихо, только издалека, из-за мрачных невысоких домов доносится гул несшихся по федеральной трассе автомобилей.
  Машинально поправив прическу, я открыла сумочку и принялась старательно в ней копаться. До сих пор не пойму, что мне в ней было нужно. Скорее всего, ничего. Просто следовало успокоиться и выиграть время. К тому же в памяти неожиданно всплыли глупые девичьи байки о маньяке, подкарауливающем в темных переулках одиноких женщин. Как оказалось, в эти байки я не верю только в светлое, дневное время, а вот вечером, стоя посреди мрачного пустынного двора еще как верю!
  Прекрасно понимая, что долго стоять не было смысла, я захлопнула сумочку, и направилась к выходу со двора. Шлеп-шлеп, незамедлительно раздалось позади. Ну и пусть, может, это всего лишь эхо моих шагов. Но как-то странно вело себя это эхо. Вместо того чтобы аккуратно следовать ритму моих шагов, эхо ускорилось и зачастило. На каждый мой шаг теперь приходилось по два шлеп-шлеп. Тогда я тоже увеличила скорость. Эхо все равно не попадало в ритм.
  Как назло, перед глазами все ярче вырисовывался образ маньяка, так некстати описанный на той неделе Юлькой во всех подробностях. Громадный толстый мужик с густой курчавой бородой, изуродованным глазом и жуткой ухмылкой. У-у-у, страшно. Надо подумать о чем-то приятном. Я сосредоточилась, но на смену маньяку пришел образ моей свекрови. Тогда я встряхнула головой, чтобы вернулся маньяк. Он, все же, с виду был гораздо приятнее.
  То ли невеселые думы так на меня подействовали, то ли темнота, но пройдя еще несколько дворов, я поняла, что заблудилась. Вместо цивилизованных городских дворов с многоэтажными зданиями передо мной услужливо распахивали ворота старенькие неуютные дворики деревенских кварталов. Низкие, покосившиеся домики, обязательно окруженные забором, за каждым из которых непрошенного гостя терпеливо поджидает злая собака, тянулись теперь по сторонам. Хотела повернуть назад, да куда там. Шлеп-шлеп слышалось все отчетливее. Тогда я еще прибавила ход. Мне теперь было все равно, куда ведут эти дворы. Шлеп-шлеп усилилось. Набравшись смелости, сбавляю шаг. Как-то мой невидимый преследователь теперь себя поведет? Ага, еще быстрее пошел. Нет, побежал даже. Вот это уже серьезно. Привычным движением я скинула с плеча сумку, обмотала ее длинный ремень вокруг запястья, чтобы было ловчее держать. Напряжение испытывала неимоверное, но страха уже не было. Осталось только ожидание. Специально еще притормозила, и в тот момент, когда чья-то рука грубо схватила меня сзади, резко развернулась и ударила. Готов, голубчик! Испустив торжествующий вопль, краем глаза я заметила сбоку еще одного. Короткий взмах сумкой, и он валится рядом с первым. У меня удар тяжелый, все свои книги в сумке таскаю, чтобы ненароком не стащили. Присев на корточки, я принялась за беглый осмотр жертв. К этой процедуре мне не привыкать. Господи, ну что за день такой выдался? Если так пойдет и дальше, то скоро я, неровен час, весь Карачев перебью.
  Хм, где же борода? Передо мной лежало два каких-то мужика. Один маленький, лысый, весь какой-то плюгавый. Если бы я знала, что он такой, то и бить бы не стала, жалко все-таки. А вот второй... Ба, да это же капитан Никоноров! Вот уж точно, кому не везет в последнее время, так это ему. Представьте себе только, каково получить тяжеленной сумкой по лбу от меня всего через несколько дней после памятной встречи с нашим коллективом. Зато я твердо могла быть уверена в том, что не убила его. Крепкий лоб капитана должен был с легкостью выдержать удар четырехкилограммовой сумкой. И я оказалась права. Никоноров оглушительно громко чихнул и очнулся. Увидев над собой мое встревоженное лицо, он широко улыбнулся и прошептал:
  - Живая.
  Странный какой. Это я должна была ему сказать. А к нам уже со всех сторон бежали какие-то люди. Некоторые из них даже были в милицейской форме. Как же это я раньше их не заметила? Ага, догадалась я, потому и не заметила, что они прятались. Неужели угодила в засаду? На меня еще никто и никогда не устраивал засаду. Тем приятнее был этот сюрприз.
  Накинув верную сумку на плечо, я аккуратно закатала рукава и, сжав кулаки, выставила вперед руки, готовая ко всему. В частности к тому, что на них наденут наручники. Но милиционеры почему-то проигнорировали меня. Образовав вокруг нас солидную толпу, они подняли с земли плюгавенького мужичка, ловко заломали ему руки и повели к подкатившему из-за угла милицейскому "УАЗику". Еще пара человек подошла к Никонорову, остальные зажгли небольшие фонарики и принялись ползать с ними по земле. Меня по-прежнему никто не замечал. Мне стало обидно, и я сама подошла к Никонорову.
  Капитан стоял у машины, держался рукой за голову и тихонько стонал. Увидев меня, он прекратил стонать, вынул из кармана фонарик и светанул им мне прямо в лицо. Я зажмурилась до слез, настолько ослепил меня луч света.
  - А, это вы, - разочаровано протянул Никоноров, - я мог бы и догадаться.
  - Что значит: это вы? Вы что, не на меня засаду устроили?
  - На вас устроишь, как же. - Недовольно проворчал капитан. - Что вы тут делали?
  - Я домой иду. С работы.
  - А вы случайно не знаете, сколько сейчас времени? Может вы не в курсе, но уже одиннадцатый час. Все нормальные люди давно дома сидят, в том числе и ваши сотрудники.
  - Я задержалась, работы было много, - подумав, ответила я, решив ничего пока не рассказывать капитану о том, как чуть не убила Митрича. - А зачем вы за мной следили?
  - Я следил за вами? - Искренне изумился он. - Да вы что, у нас рейд был, это вы нам чуть все не сорвали. Вы хоть отдаете себе в этом отчет?
  - Нет, - призналась я.
  - Нет, с вами невозможно нормально разговаривать, - грустно вздохнул капитан. - Зачем вы его ударили?
  - Он же лысый, - отчего-то брякнула я, ища хоть какое-то оправдание.
  - Ага, я так и подумал, - живо кивнул обалдевший капитан. - Конечно, будь я на вашем месте, я бы тоже мочил всех лысых на улице. Это же само собой разумеется. Ну а меня за что ударили? Я вроде пока еще волосатый.
  - Так, для количества, - совестливо потупив глаза, ответила я.
  - Понимаю, план выполняете. Очень рациональный способ. Знаете, вы очень опасная женщина, - перешел он на шепот, приблизив свое лицо к моему. - Вот не поверите, но мне даже неспокойно стоять рядом с вами.
  - Отчего же, охотно верю.
  - Сперва вы взламываете сейф и крадете деньги.
  - Ложь. Ничего я не взламывала.
  - Затем сбрасываете лейтенанта Козюту из окна второго этажа. Он, кстати, до сих пор в госпитале лежит.
  - Не я его скинула, вы же знаете, там такая была неразбериха...
  - И вдовесок гробите мужика на улице.
  - Он шел за мной, - отчаянно оправдывалась я. - Вы бы тоже его лупанули, если бы он за вами шел.
  - За мной почему-то никто не ходит, а за вами ходят. С чего бы, а?
  - Я почем знаю?
  - А я знаю. Это не за вами ходят. Это вы за всеми ходите. За вами опасно ходить.
  - Благодарю.
  - Да нет, это вам спасибо. - Я удивленно выгнула бровь: тон капитана неожиданно смягчился. - За то, что помогли нам поймать маньяка.
  - Кого!? Какой же это маньяк, - от души рассмеялась я, - я маньяка знаю. Он здоровый такой, с бородой и изуродованным глазом. Не щадит никого, ни старушек, ни кошек, ни собак. А еще у него есть громадный нож. Нет, это не маньяк. Он же маленький и лысый.
  - Да нет, это как раз и есть наш знаменитый маньяк. Мы его три месяца выслеживали, по крохам информацию собирали. И всему виной ваши бабские сплетни. Кого не спросишь, все говорят, большой был, бородатый, с ножом. Ну, прям, как вы.
  - Я без ножа, маленькая и бритая, - хихикнула я.
  - Да я не о том. Я имел в виду, что все твердят то же, что и вы. Словом, никаких зацепок у нас не было. И тогда мы решили ловить его на живца, - разословился капитан. - Вот уже целую неделю наша сотрудница выходит по вечерам на улицы в качестве подсадной утки. И вот сегодня нам повезло. Он клюнул на наживку. Я уже потирал руки от предвкушения ареста, но тут вдруг появляетесь вы и путаете нам все карты. Маньяк переключился с нашей красавицы на вас.
  - Представляю вашу красавицу, если он переключился на меня.
  - Красавица как красавица, дело не в этом. У нас операция на грани срыва, опергруппа сидит в засаде и ждет условного сигнала, а вы уводите нашего маньяка совсем в другую сторону. Ситуация критическая. Я все бросаю к чертовой матери, выскакиваю из машины и бегу за вами. Забегаю в один двор, в другой - вас нет. Думал - опоздал. А потом шум услышал, хорошо, что вы далеко уйти не успели. Хотя, если бы я знал, что это были вы, то не стал бы так торопиться. У вас хороший удар. Чем били?
  Я молча подняла сумку и продемонстрировала ему ее содержимое. Капитан озадаченно хмыкнул и похвалил меня:
  - А вы сильная. Ладно меня приложили. Ну что же, раз такое дело, приходите пару деньков спустя к нам.
  - Зачем? Мне нравится моя работа.
  - Нам нужны будут ваши показания. Плюс получите вознаграждение. Вы что, газет не читаете? За любую информацию и помощь в поимке особо опасного преступника положена награда. Вы ее заслужили, поздравляю.
  - Я получу награду? - Опешила я.
  - Обязательно, если, конечно, вы никого не убили.
  - Нет, еще не убила, - расплылась я в радостной улыбке. - Правда, сегодня чуть сантехника нашего не угробила.
  - Как это?
  - А, шваброй, - беззаботно махнула я рукой.
  - Понимаю, он тоже был лысым.
  - Да нет, он был с волосами.
  - За что же вы его тогда?
  - Так, пустяки. Он из каморки вылез.
  Никоноров как-то странно посмотрел на меня, глупо улыбнулся, но тут же осекся и торопливо полез в машину. Уже оттуда, опустив стекло, он сказал:
  - Вы - страшная женщина!
  Потрясающий комплимент со стороны мужчины! А если бы он меня без краски увидел? Никоноров поднял стекло, давая этим понять, что разговор себя исчерпал, и я неторопливо поплелась домой.
  
  Утром в четверг я, как ни в чем не бывало, восседала на своем рабочем месте. Наши сотрудники, как обычно, слонялись без дела по всему ЦВР, не зная чем себя занять. Начальства опять не было, укатило куда-то.
  Погодка выдалась чудесная. Прошедший ночью теплый дождик слегка прибил пыль к земле, оживил зелень, отчего дышалось легко и свободно. Солнце высоко висело в ярком безоблачном небе, настроение было прекрасное, даже жить хотелось. Вот наши и жили, кто как мог. Хомуха заперлась у себя, Кухтин обложился всевозможными проводами. Белый слонялся без дела по кабинетам, непременно вызывая недовольный гам в свой адрес. Юлька с Яной что-то докрашивали в танцзале, Славик мирно похрапывал в мастерской, Олег возился с досками во дворе. Роберт, удобно устроившись в учительской на диванчике, заботливо чистил пулемет, который он с ребятами из патриотического кружка (также возглавляемым им по совместительству) выкопал на месте боев Великой Отечественной войны в одной из своих экспедиций.
  Кутсев на первом этаже азартно резался с кем-то мне незнакомым в настольный теннис. До меня то и дело долетали их возбужденные голоса. Нашелся и Паша Усиков. По его словам, накануне он проснулся и ушел домой, напрочь забыв обо мне. Мученически преодолевая не вылеченную головную боль, Паша вежливо извинился передо мной за свою вчерашнюю выходку. Я милостиво простила его.
  Помимо вышеперечисленных сотрудников, в ЦВР томились от безделья еще несколько. Психолог Верочка, решившая, что без ее участия теперь не пройдет ни одно интересное событие, явилась на работу в неурочный час и без устали бегала по кабинетам вслед за Белым, жалуясь всем подряд на современное телевидение, в котором, кроме непристойностей, ничего не осталось. От Верочки вежливо отмахивались, а если она не понимала намек, столь же вежливо выпроваживали в спину за дверь. Впрочем, Верочка относилась к тому типу людей, которые никогда и ни на что не обижаются. Вернее, обижалась-то она всегда и по любому поводу, но вся обида длилась обычно не более нескольких секунд. В ее голове всегда жила масса разных идей, которыми она искренне делилась с окружающими.
  Итак, в ЦВР, похоже, работала одна я. Это и не удивительно, ведь я, помимо своей основной работы, выполняла параллельно еще множество других обязанностей, за что мне, естественно, полагалась небольшая прибавка к зарплате. Плодотворно потрудившись до обеда, я решила подарить себе краткий перерывчик и за это время чего-нибудь перекусить. Одной пить чай не хотелось, и я спустилась вниз в поисках компаньонов. Юля и Яна дружно поддержали мое предложение. Мы поставили греться самовар и позвали остальных. Скинувшись помаленьку, отрядили на рынок, как обычно, самых молодых. Подружки обернулись быстро, а тут и самовар поспел. Закрылись мы в методкабинете, расположенном на втором этаже, чтобы нам никто не мешал, и принялись пить чай.
  И только тут я сообразила, что еще никому не поведала о том, как поймала маньяка!
  - Юль! - Тщательно пережевывая противную липучую карамель, окликнула я девицу. - А что, твой маньяк живой еще?
  - Живой, живой, - энергично замахала руками Юля, радуясь возможности стать хоть на время центром всеобщего внимания. - Че ему сделается. Вчера вечером, слышала, опять на женщину напал. Он ее выследил в темном переулке и нож к горлу приставил.
  - Ну, и что он с ней сделал? - С затаенным испугом в глазах спросила Верочка.
  - Спрашиваешь, - усмехнулась Юля, свысока глядя на психолога. - Задушил он ее.
  - Не может быть! - Я просто млела от предвкушения той реакции, того выражения лиц присутствующих, которые должна была вызвать моя сногсшибательная новость.
  - Еще как может. Говорят, она жутко кричала перед смертью.
  - Откуда же ты тогда обо всем знаешь? - Удивился Роберт, явившийся пить чай вместе с пулеметом.
  Грозное на вид, но совершенно безобидное на самом деле оружие он водрузил на соседний стол, так что со стороны нас вполне можно было бы принять за отряд ополченцев, устроившихся на привал.
  - Мне подруга рассказала, - гордо ответила Юля. - Та женщина, на которую напали, вместе с ней работала.
  - Ага, а сегодня она пришла на работу, все в подробностях рассказала твоей подруге и преспокойненько отправилась на место, потому что бдительная милиция уже с ног сбилась в тщетных поисках ее хладного трупа, я правильно понял? - Без тени улыбки на лице поинтересовался Роберт.
  - Дурак, - обиженно отозвалась Юля.
  - Тогда скажи, нет, просто интересно, почему твоя подруга всегда или работает или живет вместе с очередной жертвой маньяка.
  - Потому что... - Юля внезапно распахнула рот и закрыла его ладошкой. - Ты думаешь, маньяк охотится за моей подругой?
  Роберт не вынес очередной глупости и весело прыснул в кулак, даже не пытаясь скрыть свой смех. Чтобы выправить положение, я звонко постучала чайной ложечкой по краю опустевшей чашки.
  - А теперь послушайте мою историю. Маньяка больше нет. Его вчера вечером поймали.
  - Не может быть? Кто?
  - Я! - Вылетело из меня скромное признание.
  - Ты? - Удивленно переспросил Белый. - И как же тебе удалось его поймать?
  - Случайно. Я шла домой с работы. Было часов десять-одиннадцать вечера, в небе светила луна, фонари как всегда не горели...
  - И за тобой увязался маньяк.
  - Ну да. Не я же за ним увязалась. Я его и не видела сначала, только слышала шаги. Шлеп-шлеп, оборачиваюсь - никого. Я дальше иду, снова: шлеп-шлеп. Я быстрей, и он быстрей. Я бегом, и он бегом. В общем, он не отстает от меня, наоборот, подходит все ближе и ближе. Я уже думаю, если совсем близко подойдет, швандарахну его сумкой.
  - Подошел? - С кислым лицом спросила Юля.
  - Подошел. Я его так швандарахнула, что он потом долго очухаться не мог.
  - Врешь ты все!
  - Ни капли. Вот получу награду, тогда узнаете! Вы что, газет не читаете, неучи? - Воскликнула я, прочитав на лицах сослуживцев явное недоумение. - Там же черным по белому написано, что любому за поимку маньяка награда полагается.
  - Нет, ничего не написано, - уверенно произнес Роберт, внимательно осматривая лицо Белого. - Ни черным, ни зеленым, ни даже розовым.
  - А какой он из себя? - Юле не терпелось узнать все подробности. В эту минуту я была для нее самым дорогим человеком на земле.
  - Ну, какой, какой. Маленький, плюгавенький. Ах да, совсем лысый.
  - Плюгавенький? - В один голос недоверчиво воскликнули Юля и Яна.
  - Здорового бородача не нашла, пришлось маленького мочить.
  Юля с Яной принялись жарко спорить со мной, что описанный мною тип не мог быть маньяком, убеждая меня в том, что таких маньяков не бывает. Я не менее рьяно отстаивала свою точку зрения. В наш спор по очереди влезли Хомуха, Верочка и Роберт. Неизвестно, чем бы еще все это закончилось, если бы не раздался громкий настойчивый стук в дверь. Мы замолчали и переглянулись. Открывать пошел Белый. На пороге оказалась уборщица баба Маша. Чаевничать с нами она отказалась, и, поманив меня пальцем, вышла из кабинета. Я выскользнула вслед за ней.
  - Я чего пришла-то сегодня пораньше, - она сунула руку в карман теплой вязаной кофты и выудила оттуда две бумажки: одну небрежно смятую, другую напротив, разглаженную и свернутую вчетверо. - Глянь-ка, не твое?
  Я взяла бумаги и с интересом просмотрела их, едва не вскрикнув от изумления. Да это же были те самые пропавшие вместе с деньгами из сейфа планы и схемы нашего ЦВР!
  - Где вы их взяли?
  - Вот эту, - она указала рукой на смятый листок, - в мусорной корзине, в танцзале. А эту - возле каморки нашенской. Я ее сегодня только заметила, как пришла. Должно, вчера Митрич обронил. Закатилася она под самую щель половую.
  - Баба Маша, вы просто чудо, - я обняла ее и готова была даже расцеловать за эти находки. - Вы хоть представляете себе, что вы нашли?
  - Нет. Я думала, это твое.
  - Мое-мое, спасибо вам огромное. Только, баба Маша, убедительно прошу вас никому пока об этом не говорить.
  - Как же, как же, не скажу, что ты, - мило улыбнулась старушка.
  Я попрощалась с уборщицей, еще раз отказавшейся от предложения почаевничать с нами, и вернулась за стол. Шумная компания продолжала веселиться, а мне было уже не до веселья. Куда там! Все мысли были только о том, как бы поскорее отсюда сбежать и посидеть над найденными планами.
  Масса мыслей вертелась у меня в голове. Что же все-таки происходит у нас в ЦВР? Снова вспомнился Пашин визит. Он все порывался рассказать мне про какой-то ключ, да так и не рассказал. Ключ, что за ключ? Стоп! У Тамары перед ограблением пропал ключ от сейфа. Может, именно его и имел ввиду Усиков, но Паша - вор? Всем было известно, что его сознанием прочно владеют фантазии, грезы о хорошей жизни. Мечтать о богатстве, жене и детях и ничего не делать для осуществления своих желаний - вот что для него характерно. Конечно, можно предположить, что он залез сначала к Тамаре в сумку, а затем в сейф. Но зачем ему понадобились планы? Кстати, ведь они у меня! Я полезла в карман жакета, порылась в нем в поисках планов. Вот они. Какая же я дура! Совсем забыла, что планы находились у вора, а принесла мне их Маша. Неужели, она? Не уверена. А где она их взяла? Ага, один в мусорной корзине, второй у каморки. Значит, один план выбросили, а второй потеряли, так получается? Опять ничего не сходится. Зачем кому-то понадобился старый план ЦВР? Вроде бы какой-то исторической ценности он не представляет. Боже, Маша нашла его у каморки! Уж не сантехник ли обронил план, когда я лупцевала его шваброй? Получается, что вор он. К тому же у него, по всей видимости, был ключ от каморки. Опять ключ. Может про этот ключ говорил Паша? Значит, он что-то знает, о чем не рассказал милиции. А вдруг они в сговоре? Нет, я этого так не оставлю. Сегодня же поймаю Усикова и разузнаю у него про ключ. И обязательно сантехника надо отловить. Марине Николаевне тоже ничего говорить не буду. Надо самой во всем разобраться.
  Поболтав еще немного, я лишила коллег своего присутствия и вернулась к себе. Брякнув по привычке связкой ключей, я едва не выронила их из рук. На моей двери не было замка! Приоткрыв дверь, я осторожно просунула в нее голову и остолбенела. Кто-то рылся в моих бумагах. Сегодня утром я аккуратно разложила их по стопкам, чтобы удобнее было работать, а сейчас... сейчас они были разбросаны по всему столу. Некоторые даже слетели на пол. Мало того, замок в дверце моего стола был выдран и чудом держался на последнем гвоздике.
  Чувствуя, что бледнею, я высунулась в окно и кликнула Славика, которого Олег заставил пилить во дворе какие-то доски.
  - Чего тебе? - Неохотно отозвался он с улицы, на самом деле радуясь возможности хоть на минутку прекратить работу.
  - Ты посторонних тут не видел?
  - Нет, никого не видел, а что?
  - А сантехник не приходил еще?
  - Не - а, - после непродолжительной паузы, неуверенно ответил Славик, запустив пятерню в свою шевелюру. - А что, случилось что-то?
  - Да нет, ничего не случилось.
  Я влезла обратно и задумалась. Странно все-таки все это. Кому понадобилось ворошить мои бумаги и лезть ко мне в стол? Кстати, на двери висел замок. Что же за злоумышленник появился у нас, у которого есть любые ключи от любых дверей. Поскольку никто из тех, с кем я пила чай в методкабинете, не мог выпотрошить мой кабинет, я решила проверить тех, кто оставался внизу. Если, конечно, там еще кто-то оставался, кроме не вылезающих из своих берлог Кухтина и Братикова. Схватив на всякий случай свою боевую сумку, я, тихонько ступая по ступенькам, чтобы не скрипели, спустилась вниз.
  На первом этаже было тихо. Я прошла по коридору в один конец, затем в другой, останавливаясь у каждой двери и прислушиваясь к тому, что за ними творилось. Похоже, что все кабинеты уже были заперты. Разочарованно вздохнув, я вернулась к лестнице и собиралась подняться обратно, как вдруг до моего слуха донесся легкий шорох. Я могла поклясться, что, как и вчера вечером, исходил он из подсобки уборщиц. Держа сумку наготове, я на цыпочках двинулась в сторону двери в подсобки, благо, маршрут был мне хорошо знаком. Шорох тут же прекратился. Я тоже замерла. Истошный крик готов был вырваться в любую секунду из моей груди. Достаточно было тонюсенького писка, чтобы обратить меня в паническое бегство. Постояв немного, я перевела дух и добралась до двери. Одного взгляда на нее хватило на то, чтобы понять - дверь была заперта. Желая удостовериться в этом, я потянула за ручку, и тут позади, в фойе, резко зазвонил телефон. Меня чуть Кондратий не хватил! Если бы мои ноги не подкосились, я бы точно убежала, проломив по ходу движения стену. Но ноги меня не слушались, и я бессильно опустилась на пол.
  Телефон позвонил-позвонил, да и перестал. А я все никак подняться не могла. Вот дура набитая, ругал меня внутренний голос, то она маньяков по ночам зашибает, а то от одного телефонного звонка готова Богу душу отдать. Я даже посмеялась потихоньку над напрасными страхами, но только немного успокоилась, как глухо щелкнул замок, дверь подсобки распахнулась и оттуда вышел высокий, кажется, незнакомый мне человек.
  С моих губ сорвался такой душераздирающий вопль, что он мог бы даже слона заставить описаться. Но незнакомец проявил недюжинную выдержку. Вместо того чтобы от моего крика трупом пасть на месте, он молнией метнулся в мою сторону, одной рукой зажал мне рот, а второй сгреб мое бренное тело в охапку и с тяжким вздохом взвалил меня на плечо. Хоть я женщина и не маленькая, он легко поднял меня и понес вверх по лестнице. Холодея от ужаса, я попыталась сопротивляться или, на худой конец, позвать на помощь. Тогда он скинул меня на пол и с силой саданул ребром по шее. Миллионы разноцветных лампочек вспыхнули и погасли перед моими глазами. Лучезарные ангелы, весело смеясь, стремительно закружили меня в безумном танце и унесли в небытие...
  
  Очнулась я в кромешной тьме, чувствуя себя довольно мерзко. Ужасно саднило шею и пересохло во рту. Для начала я хотела провести языком по губам, и тут поняла, что рот мой заклеен. Вероятнее всего, скотчем. Проверить это я не могла, так как и руки мои оказались связаны за спиной, и вообще в очень неудобной позе лотоса я сидела в каком-то пустом пыльном ящике. Безграничное отчаяние сразу овладело мной. Чисто по-женски хотелось пустить слезу, но в душе я понимала, что время для проявления чувств и эмоций было неподходящим.
  Постепенно глаза привыкли к темноте, и я смогла разглядеть, что ящик имеет не только дверцы, но и полку над моей головой, что могло свидетельствовать о принадлежности его к роду шкафов. Ага, это уже хорошо. Если я сижу в шкафу в нашем ЦВР, то скоро меня выручат. Правда, лишь в том случае, если на дворе день. А если ночь? А вдруг меня утащили в какое-то чужое место? Вряд ли, Славик наверняка увидел бы, что меня тащит незнакомый мужик и отбил бы меня у него. Если, конечно, тот не пристукнул Славика. А он мог, мужик здоровый был, меня как пушинку нес.
  Немного поерзав, я лишь убедилась в том, что высвободить руки не смогу, кричать у меня не получается, а ноги в неудобной позе затекли и мне не подчинялись. Оставалось ждать, пока мне кто-нибудь не поможет.
  Ждать пришлось долго. Интересно, в каком это классе я нахожусь, что сюда никто не заходит? Наконец, раздался чей-то топот. Я услышала скрип отворяемой двери, а мгновение спустя кто-то уже насвистывал под нос веселую мелодию, прохаживаясь как раз перед местом моего заточения. Набрав в легкие побольше воздуха, я замычала так, что круги пошли перед глазами, а для пущего эффекта стукнула в дверцу головой. Свист резко оборвался. Обрадованная этим, я замычала с удвоенной силой. Снаружи кто-то сказал: "Мама!", и вслед за этим раздался топот убегающих ног.
  Если бы у меня не был заклеен рот, я бы крикнула ему вдогонку все, что о нем думала. Если каждый будет реагировать таким образом, то мне придется остаток жизни провести в пыльном шкафу.
  В одиночестве я оставалась недолго. Снова скрипнула входная дверь, и в класс вошли, судя по шагам, двое. Дойдя до середины комнаты, они, видимо, уселись на стулья и принялись оживленно шушукаться. Сколько не прислушивалась, разобрать, кто это и о чем они говорят, я не могла. Проклятый шкаф! Я уже хотела замычать, но тут они заговорили громче, и разговор их показался мне весьма интересным.
  - Принесли? - Спрашивал первый, нетерпеливый, голос.
  - Принес.
  - Давайте все.
  - Ключ надо вернуть на место.
  Мне показалось, что нетерпеливый говорит с чуть заметным акцентом, но, может, просто показалось. В одном я была уверена: голос этот раньше я не слышала. А вот второй вроде бы был знакомым.
  - В прошлый раз вы принесли мне не то, что я просил. На этот раз вы не ошиблись?
  - Исключено. Это то, что вы просили.
  На несколько минут в кабинете воцарилась тишина. Насколько я поняла, один из собеседников рассматривал то, что принес ему второй. Затем разговор возобновился.
  - Кажется, это не оригинал?
  - Нет, это копия. Я набросал ее по памяти.
  - А где оригинал?! - Вскричал первый. - Мне нужен оригинал, а не копия. Он у вас? Отдайте его мне.
  - У меня его нет, - отчаянно защищался второй. - Я его потерял. Но не беспокойтесь, копия верна, у меня фотографическая память.
  - Идиот! Из-за вашей неосторожности все может провалиться.
  - Ничего подобного. Вы плохо нас знаете. Кстати, когда я получу деньги?
  - Сегодня вечером. Я занесу их вам домой. Да, еще об этой. Это вы ей сказали?
  - Нет, клянусь честью. Я был пьян, но контролировал себя.
  - Лучше бы это было так, хотя непонятно, откуда она знает про ключ и про схемы. - Нетерпеливый произнес это с явной угрозой, и незаметно перешел на "ты". - А сейчас я расскажу, что ты должен сделать.
  - Нет-нет, я больше не хочу, не буду. Отдайте мне мои деньги.
  - Идиот, я и так рискую, появляясь здесь. Ладно, слушай. Внизу под лестницей есть подсобное помещение...
  Нетерпеливый снова перешел на почти неразличимый шепот к величайшей моей досаде. Чтоб ему пусто было! Начиналось как раз самое интересное, а он... Зато второй по-прежнему говорил громко.
  - ...
  - Я не могу!
  - ...
  - Завтра? Я не успею.
  - ...
  - Нет, лучше не надо. Я выхожу из вашей игры. В конце концов, у меня есть чувство собственного достоинства, я артист, я здесь работаю.
  Паша Усиков! Так вот это кто. Как же я сразу не догадалась? Но с кем же он говорит? И вроде бы он напуган. Я вновь напрягла слух. Разговор, по-видимому, подходил к концу.
  - Я надеюсь и рассчитываю на тебя.
  - Нет, я не смогу, не смогу. Попросите сантехника. Ну зачем я вам нужен? Отпустите. Все, что вы просили, я сделал, а теперь мучаюсь по ночам. Мне снятся кошмарные сны. Я не знаю, как смотреть в глаза людям. А вдруг кто-нибудь узнает?
  - Никто и никогда ничего не узнает. Итак, я ухожу, рассчитывая на тебя. Желательно все сделать побыстрее. На следующей неделе я уезжаю. Деньги принесу после к тебе домой. Всего хорошего.
  Нетерпеливый покинул комнату. Паша посидел немного и вышел за ним. Черт, что же все это значит? И где я нахожусь?
  Снова скрипнула дверь.
  - Идите сюда, здесь никого нет. - Узнала я голос Хомухи.
  Судя по звукам, доносившимся извне, народу вошло много. Застучали стулья, на разный лад загалдели мои коллеги.
  - Все? - Спросил чей-то строгий голос. Руку даю на отсечение, что это Никоноров. Неужели меня ищет? Может, помычать ему?
  - Все, кроме начальства, - пробасил Роберт.
  - Начальство позже к вам присоединится. Кстати, а где эта ваша сотрудница?
  - Селезнева? - Тоненько пропищала любезная Люся.
  - Да-да, где она?
  - А хрен его знает, где она, - объяснил Славик. - С утра, вроде бы, здесь была, еще из окна мне кричала. А куда потом делась, не ведаю, но вроде бы, из здания не выходила.
  - Вы ее поищите, - посоветовал Роберт. - Может, где в шкафу завалялась?
  - Если не ошибаюсь, это ее кабинет?
  - Да, ее. Только, как видите, здесь ее нет.
  Господи! Так я, оказывается, сижу в своем собственном шкафу! Ну и нахал же мой похититель.
  - А кто открывал кабинет?
  - Никто, он уже был открыт.
  - Хорошо, если появится, никуда ее не выпускайте. А пока, как в прошлый раз, по одному в учительскую. Предупреждаю, не пытайтесь бежать. Это может только усугубить ваше безнадежное положение. За дверью охрана. Этаж - второй - прыгать высоко, расшибетесь.
  - Но ведь лейтенант не расшибся, - резонно заметила Хомуха.
  Никоноров хмыкнул и хлопнул дверью.
  Ситуация стала еще интереснее. Зачем это всех наших опять согнали в отдельное помещение, да еще выставили за дверью охрану. Неужели опять из-за ограбления? Никогда в это не поверю. Знаю точно, что если бы следователя заинтересовал какой-то вопрос или человек, он наверняка не стал бы афишировать свой интерес и просто вызвал бы этого человека к себе. Ой, а может, вора уже нашли? Какая жалость, что я не могу присутствовать при объявлении его имени. Хотя, постойте. Никоноров же снова закрылся в учительской и теперь вызывает туда всех по одному. Непонятно. Что же все-таки произошло? Как назло, за пределами шкафа мои сослуживцы упрямо хранили молчание. Я тоже молчала, так как мой рот все еще был заклеен. Но мне очень хотелось бы послушать, что они там говорят. Только ради этого я и не мычала, и не билась головой в дверцы шкафа. Может, то, что я затаилась, а они совершенно не подозревают о моем присутствии, со стороны покажется не совсем честным поступком, но, в конце концов, разве со мной всегда поступают честно? Тем более что я готова принести торжественную клятву, что не стану использовать все услышанное против кого бы то ни было со злым умыслом. Клянусь. Словно услышав мои мысли, Хомуха первой решилась прервать затянувшееся на воле молчание:
  - Мне кто-нибудь может объяснить, что случилось? Зачем нас здесь собрали?
  - Вы разве не в курсе? Сантехника убили, - глухо ответил Роберт.
  Если бы я могла, то точно упала бы. А так всего лишь стукнулась головой о заднюю стенку шкафа, хорошо, что никто этого не услышал.
  - Как убили? Кто убил? - Нервно взвизгнула Инна.
  - Я вполне серьезно говорю. Митрича нашли сегодня утром в канализационном люке неподалеку от ЦВР. - Продолжал гнуть свое Роберт. - Я тоже случайно узнал об этом, у меня в милиции друг работает, он и шепнул.
  - Вот это да, - донесся до меня восхищенный голос Верочки. - Вот вы как тут без меня развлекаетесь, сантехников убиваете.
  - Да, знаешь, летом без детей такая скукотища одолевает, что чтобы развеяться, убиваем кого-нибудь. Вот, Селезнева, например, недавно маньяка отлупила.
  - Господи, что же это творится, - подала голос Тамара. - Человека убили и где, в нашем тихом Карачеве!
  - Ну и что, что Карачев. Как будто у нас не может быть убийц.
  - Я и не спорю, но все равно в голове как-то не укладывается. Я раньше никогда не оказывалась настолько близко к убийству.
  - Подожди, может, ты не только рядом с убийством оказалась, но и рядом с убийцей.
  - Не поняла.
  - Думаешь, нас просто так здесь собрали? - Роберт был в своем репертуаре. - Нас не собрали бы здесь всех вместе, если бы не отрабатывали какую-то версию, так или иначе связанную с нами и нашим местом работы.
  - Ты хочешь сказать, что убийца, возможно, находится среди нас? - В ужасе воскликнула Юля.
  - Я этого не говорил, но считаю, что это не исключено.
  - А как его убили? - спросила Хомуха, после некоторой паузы.
  - Я слышал, задушили, - подал голос Белый.
  - Да нет, ты все путаешь, - недовольно отозвался Роберт. - Сначала его напоили, а потом ударили по голове тяжелым тупым предметом и уже мертвого сбросили в люк. Мне друг рассказывал.
  - Тупым предметом?
  - Ну да, тупым. У него даже крови не было.
  - А может, это было самоубийство, - предположил Белый.
  - Ты гений. Обязательно расскажи о своей догадке Никонорову.
  - А что, по-моему, это тоже нельзя исключать, - обиделся Белый.
  - Хотел бы я посмотреть на тебя, если бы ты задумал совершить такое самоубийство. Допустим, напоить себя ты смог бы, это нетрудно сделать. Ударить по затылку тупым тяжелым предметом, в принципе, тоже. Хотя не берусь утверждать, не пробовал.
  - Не, не смог бы, - неожиданно брякнул Славик.
  - Почему не смог бы, смог бы, - в пику ему произнес Роберт.
  - К чему спорить, это всегда можно проверить, - миролюбиво ответил Славик.
  - Интересно, кто проверять будет? - Пробасил Роберт.
  - Как кто? Ты! Сам всю эту кашу заварил, тебе и расхлебывать.
  - Просто так я себя калечить не собираюсь, - в своей высокомерной манере ответил Роберт.
  - Хорошо, давай тогда на спор, - предложил Славик. - На бутылку.
  Должно быть, они ударили по рукам, поскольку разговоры затихли, зато по полу заелозили отодвигаемые стулья. Потом раздалось громкое пыхтенье и краткие глухие удары.
  - Нет, книгой не получится, - констатировал некоторое время спустя Кутсев, который, оказывается, тоже находился за пределами шкафа, - возьми лучше дырокол. Он меньше и тяжелее.
  Видимо, Роберт последовал его совету, потому что звук, донесшийся до меня извне, более всего напоминал стук топора, доносящийся из леса.
  - Почему он не падает? - Не выдержала Инна.
  - Сейчас упадет, подожди еще минутку.
  - Нет, не упаду, - пожаловался Роберт, - шишка точно будет, но ударить так, чтобы упасть, не могу.
  - Ага, тогда гони бутылку, - обрадовался Славик.
  - Подожди, мы так не договаривались. Я говорил, что смогу ударить себя сзади, но насчет того, чтобы падать, мы не договаривались.
  - Э, так не пойдет. Спор есть спор. Или падай, или гони бутылку, - настаивал на своем Славик.
  - Что, думаешь, меня так легко свалить? - Рассмеялся Роберт. -Посмотри, какой я здоровый.
  - Чем больше шкаф, тем громче он падает! - гордо ответил Славик.
  - Только не говори, что сможешь свалить меня одним ударом.
  - Спор?
  - Спор. На две бутылки.
  - Только ты встань вот сюда, я тебя сзади бить буду.
  - Дырокол возьми, - нерешительно посоветовала Юля.
  - Не, дыроколом его не свалить, здоровый лось вымахал.
  - Может, стулом?
  - Стул разбить могу.
  - Тогда... тогда... черт, ну надо же, Роберта убить нечем.
  - А сумка не подойдет? - Пропищала Яна.
  - Какая еще сумка?
  - Не знаю. Наверное, Натальи Николаевны. Тут в углу стояла.
  Ух ты, какой любезный у меня похититель оказался. Не только меня в шкаф притащил, но и сумку по дороге захватил.
  - Ладно, давай сумку, - приказал Славик, - ого, тяжелая.
  - Балда, - мысленно произнесла я, - она же полупустая.
  Когда за дверью всей своей тяжестью грохнулся на пол Роберт, я нисколечко не удивилась. Моя сумка не то еще может.
  - Ну что я говорил, - торжествовал Славик. - Гони две бутылки!
  - А чего он не шевелится? - Тихо спросила Юля.
  - Роберт, кончай дурака валять, вставай. Проиграл, так умей признать свое поражение.
  - Да, гони две бутылки, гад! Не, в натуре не шевелится, - удивленно протянул Славик. - Ого, так он это, в отключке.
  - Воды, скорее воды.
  - Куда тебя несет, там же охрана!
  - Эй, выпустите меня, - заорала Инна, барабаня кулаками в дверь. - Здесь человеку плохо.
  - Не положено! - Обрезал ее далекий грубый казенный голос.
  - Посмотрите на подоконнике, там может быть вода.
  Вода-то у меня есть, тут они не ошиблись. Да вот только я ее утром убрала в шкаф, чтобы не нагревалась, следовательно, заветная банка находится сейчас как раз надо мной, на полке. Как я и предполагала, ни один балбес не догадался заглянуть сюда.
  - Оживает, оживает, - радостно завопила Юля.
  - Уф, ну ты у меня сейчас схлопочешь, - шумно выдохнул Роберт.
  - Славик, беги, - посоветовал ему Кутсев, - Роберт полгода карате по книжке изучал.
  - Да вы что, с ума все посходили, что ли?! - Я с удивлением признала в этом высоком, чуть дребезжащем от волнения вскрике голос Паши Усикова. - Человека убили, а вы тут устроили беготню!
  - А ведь он прав, нехорошо как-то получилось, - протянула Хомуха.
  - Устроили тут беготню, - не унимался Паша. - Человека больше нет, неужели вы этого не понимаете. Случилась настоящая трагедия, катастрофа. Эх, не придет больше Митрич на работу, не спросит, как бывало: Паша, пить будешь?
  - Жалко человека, что и говорить. Кто же его, за что? Может, он все-таки сам?
  - Ага, напоил себя до безумия, рубанул лопатой сзади по голове, затем бездыханного дотащил себя до ближайшего канализационного люка, после чего с чувством выполненного долга умер.
  - Не ерничай.
  - А ты не говори глупостей.
  - Слушай. А откуда ты знаешь, что его лопатой убили?
  - Так, к слову пришлось.
  Разговор снова угас, и в моем кабинете повисла гнетущая тишина, прерываемая изредка звуком отворяющейся двери, и коротким рыком Никонорова, вызывающего очередную жертву на допрос. Как он допрашивал, я прекрасно помнила, и мне не хотелось бы еще раз пройти сквозь это нелегкое испытание.
  Итак, время шло, наши хранили нездоровое молчание, по очереди отправляясь на допрос. Я тоже молчала, надеясь все же услышать еще что-нибудь интересное. И не прогадала. Как только на допрос вызвали Пашу Усикова, разговор вспыхнул с новой силой, словно в присутствии Паши все остальные невольно сдерживали свои мысли и эмоции. Говорили, в основном, о мотивах убийства, выдвигая разные, порой просто нелепые или фантастические версии.
  Вообще-то, убийства в Карачеве происходят нечасто, а уж в нашем коллективе, если не ошибаюсь, это был первый подобный случай. По крайней мере, первый, успешно доведенный до конца.
  То напрягая, то расслабляя мышцы, чтобы восстановить нормальное кровообращение в моих затекших членах, я вполуха слушала бредни моих коллег по работе. Они договорились даже до того, что сантехник был подпольным наркобароном и его пристукнули конкуренты. Роберт эту точку зрения не поддержал, важно возразив и сказав, что в этом случае Митрича наверняка взорвали бы в "Мерседесе", но уж никак не били бы лопатой по голове. Или, на худой конец, закатали бы ноги в цемент и сбросили бы в Снежку. Хомуха заявила, что Снежка для этого слишком мелка, и Митрич в лучшем случае ушел бы в воду по шею, не больше. Тогда Кутсев выдал свою идею, суть которой заключалась в том, что в цемент можно было бы закатать не ноги, а голову Митрича. Мол, в этом случае он точно перевернулся бы в воде и утонул. Белый терпеливо разъяснил фотографу, что если закатать в цемент голову, то запросто можно задохнуться еще до того, как утонешь. Молчавший до поры до времени Кухтин тоже выдал свои соображения. По его словам, самым надежным способом убийства было бы поймать сантехника, прикрутить его болтами к стене, чтобы не убежал, а уж затем преспокойно пропустить через него пару десятков тысяч вольт. От таких разговоров у меня аж волосы на голове дыбом встали, едва не скинув с нее парик, который я, с некоторых пор, стала пришпиливать к своим волосам заколками. Ничего себе коллективчик. Слышал бы это Никоноров.
  А он, оказывается, слышал. Наши настолько увлеклись, что не заметили, как капитан в очередной раз открыл дверь соседнего кабинета. Я и то слышала, идиоты. Никоноров что-то проблеял насчет того, что очень удивится, если в ближайшее время на улицах города не появится новый маньяк, и что не очень удивится, если вместо одного появится целая группа маньяков. Забрав с собой Кухтина, он громко хлопнул дверью. Наши, дабы не искушать более судьбу, от обсуждения версий убийства перешли к более безобидной на данный момент теме: обсуждению возможных кандидатов на роль убийцы. Все единогласно признали Славика самым подозрительным типом. Тут ему недобрую службу сослужил спор с Робертом. Роберту, кстати, также досталось, равно как и Кобелеву, Кухтину, Хомухе, и даже бабе Маше, которая, по уверениям Кутсева, обладает тяжелым ударом. А потом они принялись за меня!
  - Селезнева, конечно, могла, почему нет, - размышлял Роберт. - Но каков мотив?
  - Слушай, так она же недавно маньяка пришибла. - Напомнил ему Кутсев. - Может, ей мотив и не нужен вовсе.
  - Правильно, - поддержал фотографа Роберт. - Но я думаю, что пришибла она его по ошибке. Она с самого начала хотела грохнуть Митрича, но в темноте перепутала. Наверняка Митрич что-то знал о ней такое, неприглядное.
  - Ага, и шантажировал ее.
  - А на маньяке она тренировалась!
  - Интересно, а что Митрич знал о ней?
  - Какой-то очень страшный секрет, иначе она не решилась бы на столь крайние меры.
  - Она - иностранная шпионка!
  - Вряд ли, тогда бы она его застрелила.
  - А вдруг она ему деньги должна была, а отдавать не хотела?
  - Нет, Митрич никому в долг не давал, скорее наоборот.
  - Значит, она его убила за то, что он не хотел ей отдавать деньги.
  - Крупная должна была быть сумма.
  - А чем она его лупанула?
  - Да чем-чем, сумкой, конечно. Забыли, что ли, как Роберт рухнул.
  - Точно, стукнула, а потом на всякий случай придушила, чтобы он случайно не очнулся по дороге, и не мешал ей тащить себя до люка.
  - Ой, а я ей тоже деньги должна, - нервно охнула Тамара.
  - Сочувствую, - бросил в ее адрес Роберт. - Лично я, на твоем месте, не мешкая бежал бы из города куда глаза глядят.
  - Что ты говоришь! - Ужаснулась впечатлительная Тамара.
  Я же для себя решила, что, выбравшись из шкафа, сначала убью Роберта, а Тамарой займусь позже. А они как ни в чем не бывало продолжали мечтать.
  - Посадят ее лет на десять, - мечтательно произнес Кутсев.
  - Не, на двадцать, - вторил ему Белый.
  - И поделом, - возмущалась Тамара, - и так у нас один сантехник был, и того пристукнула.
  - Ой, а кто же нас теперь чаем поить будет? - Жалобно пропищала Юля.
  - Ты гений, Юлька! - Возликовал Роберт. - Чай, вот она, отправная точка. Ей надоело бесплатно поить нас чаем.
  - Да это было то всего пару раз.
  - Не знаю, не знаю, - с сомнением пробасил Роберт, - пару не пару, но мне на ее месте это бы тоже надоело. Может, и я тогда со злости прикончил бы сантехника.
  - Выходит, скоро она нас всех передушит? - Пришла к такому неутешительному выводу Инна.
  - Выходит так, - покорно согласился с ней Роберт, - не знаю как вы, а я лично сматываю удочки.
  - Там же милиция, никого не выпускают, - мрачно напомнил ему Кутсев.
  - А я скажу, что в туалет, и сигану в форточку.
  - Ты в форточку не пролезешь, - убежденно заявил Белый.
  - И правда. Значит, надо пробиваться к пулемету.
  - А у тебя не найдется чего-нибудь стреляющего и для меня? - Умоляюще спросил Кутсев.
  - И для меня...
  - И мне дай что-нибудь, - в один голос заголосили все присутствующие.
  - Тихо! - Заорал Роберт, призывая коллег к тишине. - Наивные, вы думаете, оружие вам поможет? Никогда. Вспомните, с каким хладнокровием расправилась она с маньяком, с профессиональным, замечу, преступником, почти серийным убийцей. А кто из вас сумел бы столь спокойно дотащить мертвое тело до канализационного люка? С этим может справиться только опытный, хорошо подготовленный человек.
  - Можно я скажу, можно я, - как всегда, заегозил Кутсев, - предлагаю ее поймать и сдать в милицию.
  - Ага, или в больницу на опыты, - съязвил Роберт.
  - Не надо никого ловить, - пытался образумить их Белый. - У меня другое предложение. Дождемся, пока за ее голову не назначат солидное денежное вознаграждение, вот тогда и поймаем.
  Ого, мало того, что они меня предали, так еще и нажиться за мой счет хотят!
  - Ой, ой, батюшки святы, милаи, дайте я скажу, - раздался дряблый старческий голос.
  Господи, ну ты то, баба Маша, куда лезешь!
  - Боялась все сказать, да теперя, видно, придется, раз дело таким боком развернулось. Наташка-то не первый раз Митрича убивает.
  - Продолжай, баба Маша, не бойся, мы тебя в обиду не дадим, - ободряюще сказал Роберт.
  - Вчера она уже убивала его, но я ей помешать успела.
  Что она там мелет? Да если бы я хотела кого-то убить, мне никто не смог бы помешать!
  - Каким же образом она пыталась его убить?
  - Шваброй. Моей шваброй как дасть ему по голове, - разошлась в своих откровениях уборщица.
  - Господи, - еле слышно прошептал Белый, - швабра. Тупой, тяжелый предмет.
  - Я энтого не видала, крик только и слышала, - продолжила свой рассказ баба Маша. - Мою себе класс, вдруг слышу, кричит кто-то, прямо воет, ажно душа в пятки утекла. Ну я и побежала. Энто потом решила, что ж я, дура старая, побегла-то, неровен час и меня задушегубила б. Да тогда не до мыслей было. Прибегла, а тама кровищи! И Митрич посреди лужи весь мертвый валяется. Рядом с ним аккурат Наташка и стоит, ногами его потихоньку пинает. Я тама и села, чуть Богу душу не отдала.
  Ну, баба Маша, дай мне только выбраться отсюда. Уж тогда ты услышишь действительно жуткий вой, и будет звучать он в твоем исполнении, - скрежетала я зубами.
  - Только она его тогда так и не успела до конца убить, - не унималась зловредная баба Маша. - И маньяка она в ту же ночь убила.
  - Озверела совсем, - сказала Хомуха.
  - Господи, я отдам ей деньги, все до копейки, честное слово, - в отчаянии взмолилась насмерть перепуганная Тамара.
  - Откуда вы знаете, может, она его вовсе и не из-за денег укокошила. - Безуспешно успокаивал ее Кутсев.
  - А из-за чего тогда?
  - Ну, из-за любовных похождений. Он что-то узнал о ней такое, вот она его и угробила.
  - Нет, совершенно исключено, - возразила на это Инна. - О любовных похождениях давно бы весь Карачев знал.
  - Баба Маша, ну-ка вспомни, а Селезнева случайно не говорила, из-за чего она его первый раз-то убивала?
  - Не говорила, милок, не говорила. Только я думаю, все из-за бумаг.
  - Каких еще бумаг?
  - Да бумаги кое-какие я ей нашла. Планы разные, карты какие-то. Я думала, ее это, а она отобрала их у меня и молчать велела.
  - Планы? Вы помните, Марина Николаевна говорила, что из сейфа вместе с деньгами какие-то планы пропали, - внезапно осенило Хомуху.
  Ну вот, теперь и они доказали, что имеют хоть и небольшие, но все же способности к мыслительному процессу.
  - Ой, так значит, это она взломала сейф?
  - Нет, она подговорила на это Митрича, а когда дело было сделано, избавилась от лишнего свидетеля.
  - Браво, - зааплодировал Роберт. - А мне кажется, что деньги украл Митрич, а Селезнева каким-то образом об этом пронюхала и предложила ему поделиться. Он делиться не захотел и вот результат. Лежит, бедняга, придушенный на дне колодца.
  - Логично, но причем тут планы? - Резонно заметил Белый.
  - Наверное, она планы взяла, чтобы нас найти, если мы вдруг задумаем спрятаться, - высказала свое предположение Тамара.
  - Бр-р, - содрогнулась Юля. - Вы тут такие ужасные вещи говорите, а меня не покидает ощущение, что она где-то рядом, слушает нас. Мне даже дыхание ее как будто чудится. Вы ничего не слышите?
  Все разом замолчали, и я тут же поспешила задержать дыхание.
  - Представляете, что будет, если она узнает, что мы тут про нее говорим?
  - Вы как хотите, но я живым не дамся, - решительно заявил Кутсев, - если что, я сразу в окно выброшусь.
  - А я в шкаф спрячусь, - поддержал его Роберт, и я с ужасом услышала, как он приближается к моему шкафу.
  Дернув за ручку, Роберт убедился, что шкаф был заперт, и в следующее мгновение повернул ключ. Если бы могла, я бы закричала. Но у меня, к сожалению, не было такой возможности, и потому, как только дверцы шкафа распахнулись, впуская внутрь ослепительный солнечный свет, я только и смогла, что зажмуриться с непривычки. Яркий свет настолько ослепил меня, что я не видела, как упал Роберт, как забилась в истерике Тамара. Зато одним глазком успела ухватить фигуру Кутсева, пытавшегося вскарабкаться на подоконник, и бабу Машу, заползающую вперед толстым задом прямо под мой стол. Инна вместе с Хомухой отчаянно колотили руками в двери, дикими истошными голосами требуя немедленно выпустить их из моего кабинета. Яна с Юлькой, крепко обнявшись, сжались в углу, дрожа от страха. Один только Белый, словно оправдывая свою фамилию, то есть белее смерти, остался спокойно сидеть на стуле. Должно быть, для моих коллег в ту минуту я выглядела не лучше, чем восставший из ада мертвец.
  Увидев, что они и не пытаются освободить меня, я протяжно замычала и, совершив несколько неловких амплитудных движений, самостоятельно выкатилась из шкафа. Упав на спину, я первым делом расцепила занемевшие ноги и, словно велосипедист, подрыгала ими в воздухе, восстанавливая нормальное кровообращение. Перевернувшись на живот и упершись носом в пол, я кое-как встала на ноги, и походкой не слезавшего минимум неделю с лошади кавалериста подошла к Белому, промычав ему, чтобы он меня развязал. Но Белый явно был в шоке и на меня абсолютно не реагировал. Губы его тихонько шевелились, вышептывая бессвязные фразы, руки подрагивали, глаза неподвижно смотрели в одну точку. Я обернулась и суровым взглядом окинула помещение. Роберт все еще валялся у шкафа, Инна вытворяла то же самое у двери. Из-под моего стола выглядывали две бабы Машины ноги. Кутсев повис на окне, уцепившись за подоконник. Тамару я нашла за вешалкой. Она сидела в мусорной корзине и, глупо улыбаясь, протягивала мне деньги. Убедившись в их полной недееспособности, я подошла к двери и забарабанила в нее ногой.
  - Что надо? - Раздалось в ответ.
  Набрав побольше воздуха, я замычала что было сил, и еще раз пнула дверь. Охранник, очевидно, растерялся, потому что окликнул Никонорова. Капитан открыл дверь и остолбенел. Хорошо, что не упал. Не у каждого выдержат нервы, увидев такую картину: Кутсев за окном, Маша под столом, что-то тихо бормочущий на стуле Белый, Роберт у шкафа, Инна у порога, все так же глупо улыбающаяся Тамара, неестественно подвернув ноги под себя, тянула деньги уже капитану. И я на пороге комнаты со съехавшим набок париком, расплывшейся косметикой, вытаращенными глазами и заклееным скотчем ртом в позе кавалериста.
  - Вы что, много болтали? - Ошарашено спросил капитан.
  Я замычала в ответ, кивая головой в сторону шкафа. Но капитан понял это по-своему. Он боязливо приблизился к Роберту и пощупал у него пульс. Облегченно вздохнув, он снял ногу Роберта с перевернутого рядом стула и аккуратно положил ее рядом с хозяином. Затем он подошел к Инне, убедился, что она тоже жива. Денег у Тамары он не взял, а вынул из кармана кителя платок и промокнул свой взмокший лоб. Подойдя к окну, Никоноров совершил несколько глубоких вздохов, не обращая внимания на болтавшегося тут же Кутсева.
  - Раньше я был счастливым человеком, - зачем-то сказал мне Никоноров. - Следователь в Карачеве - это кража курицы, максимум квартиры, редко когда драка. Не жизнь, а... безоблачное небо над головой. Но теперь...
  Мне показалось, он близок к тому, чтобы разрыдаться.
  - В прошлом году я хотел уволиться, заняться бизнесом, но друзья отговорили, - продолжал он неторопливо. - Они говорили, зачем тебе хлопоты, вечные нервы. Работай себе спокойно. И я согласился.
  Мои измученные ноги отказались держать меня, и я решила присесть. Но поскольку все стулья в комнате оказались перевернутыми, садиться пришлось на колени Белому. Он никак не отреагировал на это.
  - Это они вас связали? - Наконец-то поинтересовался Никоноров.
  Я отрицательно покачала головой.
  - А как вы сюда пробрались? Мы вас повсюду искали.
  Я снова кивнула в сторону шкафа. Теперь он понял.
  - Вы прятались в шкафу? Очень оригинально. Вы всегда так поступаете, когда приходите на работу?
  Мне не нравился его голос, тихий, отрешенный. И какой-то нездоровый блеск жил в его глазах.
  - Я бы посадил вас в камеру, - говорил он мне, - но, к сожалению, она у нас одна. И там в данный момент находится маньяк. Если я вас посажу вместе с ним, до суда он, боюсь, не доживет. Знаете, когда на допросе я показал ему вашу фотографию, с ним случилась истерика. Зарыдав как ребенок, он признался во всем: сто восемьдесят два убийства, совершенные им в промежуток с тысяча девятьсот четвертого по две тысячи второй годы. Ему светит пожизненное заключение. А магазин в прошлом году ограбили, помните? Тоже он. Перегрыз зубами проводку, отключив таким образом сигнализацию, и похитил три пачки стирального порошка и рулон туалетной бумаги. Маньяк, одним словом. А почему вы все время молчите?
  Возмущенная до глубины души, я хотела вскочить с Белого, но шаткий стул не выдержав массы двух взрослых людей, испустил дух в предсмертном скрипе и рассыпался. Никоноров безучастным взглядом следил за тем, как я, ползая по Белому, пытаюсь самостоятельно подняться с завязанными за спиной руками. У меня это получалось не лучше, чем у перевернутого на спинку жука. Наконец, мне удалось упереться ногами в торчавшую из-под стола бабу Машину голову, и я поднялась.
  - Я хотел допросить всех по одному в соседнем кабинете, - поделился со мной капитан. - Знаете, ведь вашего сослуживца убили, сантехника. А я еще сомневался кто.
  Я отчаянно замычала. Мне столько надо было ему рассказать, а он стоит тут, как последний истукан и размышляет над тем, что ему следует сделать, а что нет. А за окном ожил Кутсев.
  - Втяните меня, - с трудом прохрипел он.
  Но поскольку я не могла ему помочь, в силу связанных рук, а Никоноров отрешился от всего мирского окончательно и бесповоротно, Кутсев не выдержал напряжения и сорвался. За неделю это был уже второй человек, выпавший из окна нашего учреждения.
  Позади у двери зашевелилась Инна, но, открыв глаза и увидев меня, все в той же зверской позе всадника стоявшей на груди Белого, она вновь бухнулась в обморок. Роберт тоже продолжал валяться, но и он, скорее всего, притворялся, поскольку один его глаз был хитро прищурен.
  Наконец, Никоноров, отвлекшись от окна, подошел ко мне и спросил:
  - Объясните, зачем вы залезли в шкаф?
  С этими словами он сорвал пластырь с моего рта, и я вскрикнула от опалившей мои губы боли.
  - Повторяю вопрос: что вы делали в шкафу... в таком виде?
  - Трамвай ждала, - слабо огрызнулась я. - Меня туда посадили.
  - Что вы говорите?! - Воскликнул он таким тоном, будто ожидал услышать от меня все, что угодно, кроме того, что услышал. - Вас еще и не туда посадят, если будете продолжать препираться!
  - А я и не препираюсь, - обиженно буркнула я, ища глазами хотя бы один свободный стул, на который можно было бы присесть. - Просто я услышала шаги и решила проверить, кто там ходит.
  - В шкафу?! - Вскричал пораженный капитан.
  - Да нет же, не в шкафу, а в подсобке.
  Мне показалось, что капитан близок к инфаркту.
  - Понимаете, я бы не пошла в подсобку, если бы не туалет и не эта проклятая форточка, - в тот момент я плохо соображала, и потому фразы, вылетавшие из моих уст, мало соответствовали ходу моих мыслей, что довольно-таки ясно отражалось на лице Никонорова. Зато очнувшийся Роберт сразу все понял и даже решил мне помочь.
  - Товарищ капитан, вы когда последний раз в туалете были? - Спросил он, с трудом отрывая голову от пола. - Селезнева очень этим вопросом интересуется. А еще она туфли у всех смотрит. Покажите, пожалуйста, ей свои, может, тогда она от нас и отстанет.
  Думаю, капитан не задержал Роберта только потому, что наш компьютерщик буквально за один час получил две черепно-мозговые травмы, и это его хоть как-то оправдывало. А вот меня в глазах следователя, видимо, уже ничто не могло оправдать, и он продолжил допрос.
  - Кто вас связал?
  - Тот, кто посадил в шкаф.
  - А кто вас посадил в шкаф?
  - Тот, кто связал, - устало ответила я, но, напоровшись на тяжелый, устремленный из-под грозно насупленных бровей, взгляд Никонорова, добавила уже более серьезно. - Думаю тот, кто убил сантехника.
  - Так, значит, вы утверждаете, что знаете, кто убил сантехника?
  - Нет же, кто вам это сказал? Ничего такого я не знаю, а просто предполагаю. - Тут я нашла свободный стул (спихнула обратно на пол пришедшую в себя Инну) и, усевшись на него, пустилась в пространные объяснения. - Понимаете, все началось в тот день, вернее ночь, когда я осталась одна в ЦВР. Меня до смерти тогда напугала форточка. Сперва я не знала, что это форточка. Знаете, звук был, будто от выстрела. Ох и натерпелась же я тогда страха. А потом вооружилась топориком и ничего, выжила. Значит, мне показалось подозрительным то, что форточка открылась и стала хлопать уже ночью, а раньше я ее не слышала, хотя ветер поднялся еще до темноты. Поэтому на следующий день я решила взглянуть на эту форточку еще раз. Но, понимаете, сделать это нужно было как можно более деликатно, ведь хлопала форточка в мужском туалете. Сначала я попыталась пробраться к ней с улицы, но там дорогу мне преградили непроходимые заросли крапивы. Тогда, набравшись смелости, я улучила момент, когда в туалете не было никого из мужиков и незаметно проскользнула туда. И знаете, что я там обнаружила?
  - Догадываюсь, - хмуро взглянул на меня капитан, присевший, в свою очередь, на подоконник.
  - Нет, вы не о том подумали. Я обнаружила там форточку!
  - Да ну? Не может быть, я вам не верю!
  - Не спешите иронизировать. Я хотела проверить, может ли в эту форточку пролезть взрослый человек. Оказалось - может. Но для этого необходимо, чтобы форточка была открыта. Закрывается она на шпингалет, баба Маша ее каждый вечер во время уборки тщательно запирает, и снаружи форточку открыть невозможно. Но, совсем недавно кто-то рядом со шпингалетом приделал еще и накидной крючок. Понимаете, если открыть шпингалет и накинуть этот самый крючок, то форточка будет закрыта, и никому и в голову не придет, что закрыта она не на шпингалет.
  - Поразительно, - в притворном восхищении покачал головой капитан и даже зааплодировал.
  - Преступник рассчитал все правильно, - я настолько вжилась в роль детектива, что сама себе казалась этаким комиссаром Мегрэ, жаль только трубки не хватало. - Ну кто обратит внимание на эту маленькую доработку в конструкции? Только завхоз, да и то, когда что-нибудь случится с окном. А до тех пор никому и в голову не придет глазеть на форточку в мужском туалете. Зато теперь ее запросто можно было открыть снаружи. Для этого достаточно просунуть в щель любой прут и поддеть снизу крючок. Кстати, со стороны забора к окну мужского туалета сквозь заросли протоптана дорожка, можете проверить. Убеждена, что преступник именно так к нам и забрался.
  - Очень интересная и смелая версия, - похвалил меня капитан, пожалуй, переставший все мои слова обдумывать только с иронической точки зрения. - Продолжайте.
  - Я думаю, он уже давно задумал свое преступление и заранее к нему готовился. Жаль, что я так и не успела узнать, кто же он такой. Но руку даю на отсечение - он не из наших.
  - Почему вы так думаете? - Заинтересовался капитан.
  - Потому что ни у кого из наших нет белых легких дорогих туфлей.
  - А, понимаю, это довольно веская причина. Как же я сам не догадался?
  - Дело в том, что тогда в туалете я была не одна.
  - Вы пошли туда с подружкой? - Услужливо подсказал капитан.
  - Нет, пошла я туда одна, но пока я там была, в туалет еще кто-то зашел. Я не знаю - кто, не видела, потому что страшно испугалась, что меня застигнут на месте преступления, тьфу ты, выразилась неудачно. Словом, я боялась, что меня застукают в мужском туалете и спряталась в крайнюю кабинку, чтобы переждать. Но тот мужик не стал ничего делать, вы понимаете, о чем я? Он сразу направился к окну. Постоял около него немного, даже не покурил, и потом ушел. Все, что я видела - легкие белые туфли отличного качества. Вот их-то я потом и искала на ногах у наших мужиков. Оказалось, что таких ни у кого нет.
  - А вы не думали о том, что виденный вами мужчина мог зайти в ЦВР просто для того, чтобы освежиться. Знаете, в нашем городе многие так поступают, потому что общественных заведений, предназначенных для этих целей, у нас просто нет.
  - Если бы он зашел просто освежиться, то не стал бы тогда при мне открывать шпингалет и накидывать сверху крючок, - торжествуя в душе, победоносно выложила я свой главный козырь. Но он, похоже, не произвел на капитана никакого эффекта. По крайней мере, Никоноров как сидел на подоконнике, спокойно скрестив на груди руки, так и остался сидеть. Я бы на его месте от такого известия наверняка бы за окно вывалилась. Вот что значит, железные нервы!
  - Перед тем, как спрятаться в кабинку, я закрыла форточку на шпингалет, а когда вышла, форточка была закрыта уже на крючок, - на всякий случай повторила я, надеясь в душе, что капитан все же соизволит выпасть из окна. Но капитан снова не возжелал падать, и спокойно задал мне следующий вопрос:
  - А в шкаф вас тоже тот мужик в белых тапочках посадил?
  - Не в тапочках, а в туфлях, - поправила его я. - Может он, а может, и не он. Я не видела. Все произошло так быстро, что я и испугаться-то толком не успела. Он вылез из каморки, я заорала и хотела ударить его сумкой, но не успела. Он раньше до меня добрался. Сначала на плечо взвалил, а потом еще и по шее стукнул. Больше я ничего не помню, очнулась уже в шкафу.
  - Сколько лет работаю, но чтобы такие истории люди выдумывали, - капитан спрыгнул с подоконника и совершил несколько приседаний, натужно, но довольно при этом покряхтывая.
  - Я же вас не обманываю! Я говорю правду! Не верите? Посмотрите на синяк на моей шее! Он теперь несколько месяцев будет держаться. У меня и так уже шея стала затекать.
  - Синяк поставить, много ума не надо, - вяло, словно от надоевшей мухи, отмахнулся от меня капитан. Заложив руки за спину, он со скоростью улитки принялся наматывать по моему кабинету круги, старательно переступая через останки разбитой мебели, а также через Роберта, все еще валявшегося на полу. - Вы мне хоть что-нибудь определенное скажите. Приметы вы его запомнили?
  - Какие еще могут быть приметы, если я полчаса не могла вспомнить, как меня зовут? - Возмутилась я. - Вас бы так садануть по шее, посмотрела бы я тогда на ваши приметы! Высокий он был и сильный, вот и все, что могу сказать. Меня безо всяких усилий на плечо взвалил. Да и в шкаф чтобы засунуть, тоже надо недюжинной силой обладать.
  - Вы сказали, что он выходил из подсобки? - Напомнил мне капитан, в очередной раз переступая через Роберта.
  - Да, из той, что под лестницей. Там у нас уборщицы свой инвентарь держат.
  - Как же они его не заметили?
  - Вот это и удивительно. Подсобка очень маленькая, в ней невозможно спрятаться. А вчера из нее Митрич вылез, и его баба Маша тоже не заметила. Я его еще шваброй ударила. Он так и не смог объяснить, как туда попал и что там делал. Да и вообще, он очень странно себя вел. Если бы не знала, что это Митрич, вообще могла бы подумать, что передо мной совершенно незнакомый мне человек. Дерганый он был какой-то, чем-то напуганный. Да еще и грязный весь, будто по земле на карачках полз. Я еще удивилась: где это он такую грязь умудрился найти? На улице сушь стоит. Пройдет дождик, и через несколько минут снова все сухо, пыль кругом. А у Митрича весь комбинезон был измазан какой-то глиной.
  - Да, когда его обнаружили, на нем как раз был этот комбинезон, - наконец-то согласился со мной капитан, снова останавливаясь у окна. - И меня тоже поразила эта грязь. Так вы говорите, он вылез из подсобки?
  - Вот именно, иначе стала бы я его шваброй лупить!
  Тут Роберт, которому наш с капитаном разговор доставлял все большее удовольствие, засопел, словно паровоз, и поднялся с пола.
  - Как вы думаете, что может быть такого интересного в этой самой подсобке?
  - Если бы я знала, - вздохнула я. - Вы должны обязательно все проверить. Во-первых, проверьте форточку и посмотрите дорожку. Во-вторых, проверьте подсобку. И, в-третьих, нажмите на Пашу Усикова.
  - Так-так-так, это уже становится интересно, - оживился капитан. - А зачем нам надо нажать на Усикова?
  - Мне кажется, он что-то знает, - шепотом, опасливо оглядываясь на Роберта, поведала я. - Он приходил ко мне вчера, перед тем, как я сантехника шваброй огрела. Говорил что-то о своей вине, о каких-то ключах. Словом, нес обычный пьяный бред, но у меня сложилось такое впечатление, что он хотел сказать что-то очень важное, но никак не мог решиться.
   Тут я запнулась, размышляя, стоит ли рассказывать капитану о подслушанном мною разговоре Паши Усикова с неизвестным, но решила, что не стоит. И так я открыла Никонорову почти все, что знала сама. Надеюсь, это убавит у него уверенности в моей причастности к произошедшим преступлениям.
  Однако у Никонорова на этот счет было свое мнение.
  - Что ж, вынужден признать - вы очень ловко выкручиваетесь, - сказал он после некоторых раздумий, и я заскрежетала зубами от охватившей меня бессильной злости. - Но я, прежде всего, доверяю фактам, а уж потом людям и их рассказам. Тот факт, что сантехник вылез из подсобки, вовсе не снимает с вас подозрений. Напротив, он лишь усиливает их. Вы спрашивали, зачем сантехнику понадобилось лезть в подсобку? Да по причине прорыва трубы, например. Он залез туда, чтобы выполнить свою работу, а вы его стукнули. Кто знает, может, из-за вашего удара он плохо себя почувствовал, не смог дойти до дома, и его где-то встретило подвыпившее хулиганье. Вот и кончилась человеческая жизнь.
  - А как же шкаф?
  - Со шкафом все еще проще. Желая отвести от себя подозрения, вы решили разыграть из себя невинную жертву и все сымитировали.
  - Каким образом?
  - Подговорили своего сообщника, он вас связал, заклеил рот, и помог забраться в шкаф.
  - Бред!
  - А то, что вас похищают средь бела дня на работе, когда в здании полно людей, несут с первого на второй этаж и спокойно запирают в шкаф, не бред? Еще какой бред.
  - Так что, может быть вы меня за это еще и в камеру посадите?
  - Посадить в камеру я вас не могу, но и отпустить не имею права. С этого дня вы находитесь под арестом. Я должен был бы посадить вас под домашний арест, но не сделаю этого. Я посажу вас под арест в этом самом здании. Вам запрещается покидать его пределы без моего разрешения. Ни днем, ни ночью. Возражения не принимаются.
  От этих слов шея у меня заныла еще сильнее.
  
  Как оказалось, угрозы Никонорова не были пустыми словами. Уходя, он оставил для моей охраны одного милиционера, совсем еще молоденького. Не знаю, что ему наговорил обо мне капитан, но сержант следовал за мной повсюду, ни на минуту не спуская с меня глаз. Правда, стоило только мне взглянуть на него, как он испуганно шарахался в сторону.
  Мои коллеги пришли в себя довольно быстро. Роберт, поднявшись сам, помог подняться Инне, на ходу что-то рассказывая мне о своем слабом сердце. Тамару мы общими усилиями вытащили из мусорной корзины, в которой она сидела, и мне стоило огромных трудов заставить ее сунуть деньги обратно в кошелек. Белый, похоже, вообще не помнил ничего из того, что здесь произошло. Ну и ладно, лучше спать будет. А вот с техничкой Машей пришлось повозиться. Вбив себе в голову, что я обязательно ей отомщу, она вцепилась изо всех сил в ножки стола, и с первого раза оторвать ее от них мы не смогли даже общими усилиями. Я клятвенно заверила Машу, что мстить ей не собираюсь, разве что самую малость, чтобы в следующий раз не болтала лишнего. Однако техничка не очень-то мне поверила, потому что долго еще испуганно косилась в мою сторону.
  Потом зашла Марина Николаевна, как назло вернувшаяся из Брянска, и прочитала мне нотацию, относительно позора, павшего на наше заведение и на нее лично. Я ей ответила, что если бы ее заперли в шкаф, я бы ей таких проповедей не читала, а лишь по-человечески посочувствовала.
  Кинув случайный взгляд на сержанта, я вспомнила, что нахожусь под арестом, и, следовательно, домой меня не отпустят. Для моей свекрови известие об этом будет праздником. Я перешла в учительскую, и, надеясь в глубине души, что трубку снимет муж или кто-нибудь из моих сыновей, позвонила домой. Трубку, по закону подлости, подняла свекровь, поскольку на том конце провода упорно молчали. Лет через сто она, надеюсь, научится говорить хотя бы "Алло".
  - Привет, это я. Как вы поживаете там без меня?
  - А ты как думаешь?
  - Вы уже поели? Я с утра приготовила. Разогревайте и ешьте, меня не ждите.
  - Ну конечно, как обычно! Где ты на этот раз шляешься?
  - Меня посадили под арест.
  - Ты что, в своем уме? А ну домой, живо!
  - Говорю же, не могу, я под арестом. Меня тут сержант охраняет.
  - Ну знаешь!
  Моя любимая свекровь швырнула трубку. Что же, иного я и не ожидала. Ладно, мужики сами разберутся. В крайнем случае, сюда позвонят. Успокоив себя этим, я развернулась и отправилась к себе.
  В моем кабинете все еще приходили в себя Роберт и Тамара. Здесь же, скромно примостившись в уголке, на стуле сидел прибежавший снизу Кутсев. Он вытряхивал из своей пышной шевелюры комья земли.
  - Это хорошо, что чернозем подвезти успели, - взахлеб рассказывал он. - А не то не сидел бы я здесь сейчас, не разговаривал бы с вами.
  - Наташа, ты нас извини, конечно, - начал было Роберт, но я отмахнулась от него рукой.
  - Сами виноваты, нечего было языками чесать. К тому же я вас и не трогала, разве что чуть-чуть.
  - Мы не виноваты, мы обсуждали кандидатуру возможного убийцы.
  - По-моему, вы обсуждали только мою кандидатуру.
  - Нет, мы все обсуждали, - возразил Кутсев, - только на твоей кандидатуре зациклились. Очень уж она удобная. И мотив имеется.
  - Какой еще мотив? - несказанно удивилась я.
  - Знаем, знаем, - хитро подмигнул мне Роберт.
  Во дают, что они там себе вообразили?
  - И улики все против тебя. У нас и свидетель есть. Не зря же милиция остановила свой выбор на тебе.
  - Совсем неправильно, - обиделась я, - все это цепь случайных совпадений. Зачем мне его убивать? Из-за планов? Да я даже не знала, что они у него. К тому же, зачем мне планы? Вот если бы мне мастера дали, чтобы старые машинки починить, тогда другое дело.
  - Ты хотела мастера пришить, а когда он не пришел, ты со злости угробила сантехника? - У Тамары глаза расширились от охватившего ее ужаса.
  - Чтоб вы все, - выругалась я, облегчая душу. - Никого я не убивала. С чего мне понадобилось кого-то убивать? Жила я себе спокойно, не трогала никого, на работу ходила, со всякими неприятными людьми общалась, но...
  - Так ты его убила, потому что он был тебе неприятен? - догадался Кутсев.
  - ...но никогда никого не убивала, - закончила я свою мысль, - а теперь выметайтесь отсюда, дайте мне под арестом побыть в тиши и спокойствии.
  Видно было в моем тоне нечто такое, что заставило их очистить помещение очень быстро. Я очень устала за сегодняшний день, мне хотелось отдохнуть, полежать, осмыслить случившееся за сегодняшний день. К тому же хотелось есть.
  - Эй, сержант, - громко окликнула я своего охранника, когда все ушли, и здание ЦВР опустело.
  Тот вздрогнул от неожиданности, но переборов свою робость все же подошел.
  - Слушай, сержант, а как насчет еды? Я есть хочу. Если я под арестом, значит, меня обязаны кормить. Иначе я отказываюсь здесь сидеть. И еще мне надо где-то спать.
  Сержант вконец растерялся, и мялся подле меня в нерешительности.
  - Ну что ты стоишь? Звони начальству, - подсказала я ему.
  - А где телефон? - Тихо промямлил он, исходя багровыми пятнами смущения.
  - Внизу, в холле, - сказала я, желая немного досадить ему и не говоря ни слова о телефонном аппарате, установленном в учительской.
  - Да... как это... мне не велено... мне нельзя без вас. Мне приказано...
  - Ясно, - устало вздохнула я, - что ж, идем вместе.
  Мы спустились вниз. Пока сержант звонил Никонорову, я сбегала в туалет. Надо было и в порядок себя привести. Когда вернулась, сержант протянул мне трубку. Я взяла ее и через секунду услышала рык капитана.
  - Что вы там еще придумали?!
  - Ничего не придумала. Я есть хочу. Я хочу есть. Неужели непонятно? Здесь у нас еда не водится, поэтому я требую принести мне ужин. Я могла бы сама сходить в магазин, купить что-нибудь, но сержант меня не выпускает, и сам идти отказывается. А я не собираюсь помирать тут с голоду. Это произвол чистой воды с вашей стороны. Я на вас в суд подам! Делайте, что хотите, но если через полчаса здесь не будет горячего ужина, я оставляю за собой право уйти отсюда. Уверяю вас, что ваш хлипкий сержант меня не остановит. Так что, пожалуйста, распорядитесь насчет ужина. Это в ваших же интересах. Кстати, вы меня сегодня отказались выслушать до конца, а я как раз собиралась рассказать вам нечто, что обязательно пролило бы свет на темные пятна в деле с ограблением. Уверена, что и убийство Митрича звено той же цепи. Несомненно, мои сведения вам бы очень помогли.
  - Если вы все знаете, почему бы вам не рассказать мне об этом сейчас?
  - Ха, не пойдет, знаю я ваши штучки. Обманете, это как пить дать. Нет, вы меня по этапу не отправите. Если я вам немедленно раскрою свои карты, вы, наверняка, сумеете раскрутить против меня дело. Вам же только повод дай. Нет, я собираюсь обелить себя целиком и полностью.
  - Тогда зачем вы мне это говорите?
  - Зачем? Хочу предложить вам сделку.
  - Интересно...
  - Баш на баш. Я кое-что рассказываю вам, а вы мне.
  - Обмен сведениями?
  - Вот именно. Есть у меня тут кое-какие неувязочки. Возможно, некоторые факты, известные только вам, могут мне помочь разобраться со своими версиями.
  - Рад за вас, но... боюсь, ничего не выйдет. Я вам не верю, вот в чем главная проблема. По моему, вы окончательно заврались.
  - А если я вам скажу, что знаю, где находятся пропавшие из сейфа планы?
  - Да ну? - Притворно удивился капитан. - И где же они находятся?
  - По телефону не буду, извините. Так когда мне принесут ужин?
  - Через полчаса, - недовольным тоном пообещал капитан.
  - Огромное вам спасибо, - прощебетала я и положила трубку.
  Все-таки хорошо, что я догадалась позвонить капитану. Уже через двадцать минут передо мной на столике в кабинете директрисы, где я временно разместилась, стоял превосходный на вид ужин, состоящий из нескольких блюд. Еду принесли из ресторана, о чем красноречиво свидетельствовали надписи на посуде. С удовольствием я уселась за стол и жестом пригласила расположившегося неподалеку на стуле сержанта составить мне компанию. Тот, судорожно сглотнув набежавшую слюну, отрицательно завертел головой.
  - Не положено, - с жалостью в голосе сказал служивый.
  - Давай, я никому не расскажу, - соблазняла я его, но сержант упрямо отказывался. - Ну, как хочешь, наше дело - предложить.
  Я с удовольствием принялась за еду, уже понимая, что сама все равно с этим изобилием не справлюсь. Да и не могу спокойно отдаваться такому важному процессу, каковым, несомненно, является прием пищи, когда на меня кто-то смотрит. Я снова махнула рукой сержанту. Тот в ответ демонстративно отвернулся и уставился взглядом в голую стену. Пожав плечами, я вновь взялась за вилку.
  Хлопнувшая где-то далеко внизу дверь заставила меня на миг отложить вилку в сторону, но я быстро успокоилась, подумав, что это, должно быть, пришла сторожиха Анна Ивановна, которая наверняка и слухом не слыхивала о событиях, происходивших у нас в течение всего дня. Анна Ивановна в дневное время обычно спит, зато ночью без устали бродит по нашему заведению.
  Заметив свет в окнах второго этажа, сторожиха поднялась к нам узнать, почему мы не уходим. Я быстренько ей все объяснила, и Анна Ивановна, довольная тем обстоятельством, что ночь ей теперь есть с кем скоротать, шустренько сбегала вниз, в свою каморку, и притащила оттуда пузатую литровую бутыль, доверху наполненную светлой мутной жидкостью, в которой без особого труда угадывалось произведенное лично ею знаменитое домашнее вино из крыжовника.
  Надо было видеть лицо сержанта, когда он наблюдал за тем, как я с деловым видом роюсь в шкафу начальницы в поисках стаканов. Стаканы стояли там, где им и положено было стоять: за книгами с какими-то бесполезными законами. Взяв для верности три, я по очереди продула их, и поставила на стол.
  - Присоединяйтесь, - в последний раз предложила я милиционеру.
  - Нет, нет, не положено, - неуверенно ответил он, поднимаясь с диванчика и присоединяясь к нам со сторожихой. - Если можно, только что-нибудь слегка перекусить.
  - А как же это? - Ухмыльнулась Анна Ивановна, профессионально разливая мутную жидкость во все три стакана.
  Обычно я не пью спиртное. Если такое и случается, то не чаще двух-трех раз в год, да и то по большим праздникам. Но это вовсе не значит, что я завзятая трезвенница, совсем нет. Немного вина я могу себе позволить, если, в свою очередь, мне это позволяют средства.
  Поразмыслив, я решила, что арест может послужить вполне уважительной причиной для того, чтобы немного пригубить. Поэтому я не стала возражать, когда Анна Ивановна разливала по стаканам свою бурду домашнего приготовления. Мне в любом случае необходимо было расслабиться. Вот если бы меня отпустили домой, я бы расслаблялась другим способом. Легла бы в ванну, например. А перед сном почитала бы любовный роман.
  - Мне не наливать, я на службе, - опять взялся за свое сержант.
  Анна Ивановна невозмутимо наполнила его стакан доверху, и строго посмотрела на милиционера, который по возрасту ей во внуки годился.
  - А вот если не будешь, я твоему начальству позвоню, и скажу, что ты меня снасильничать хотел, - угрожающе произнесла она.
  - Чего? - Выкатил от удивления глазища паренек.
  - Так и скажу, - радостно пообещала старушка, - пей, оно у меня не отравленное, не бойся. Сама готовила, пей.
  - Пей, пей, - поддержала я сторожиху. - Ночь впереди длинная, кто его знает, что может случиться. Сам подумай, может это твоя последняя рюмка в жизни.
  Сержант угрюмо посмотрел на меня и твердо взялся за стакан.
  - А, уговорили, - обреченно выдохнул он.
  - Давайте упомянем покойничка, - вспомнила о Митриче Анна Ивановна.
  Не чокаясь, мы опрокинули в себя содержимое стаканов. Ох, и жуткая же штука это ее вино! Уверена, взгляни я тогда на себя в зеркало, точно увидела бы валивший из ушей дым.
  - Закуси, закуси, - суетилась возле сержанта сторожиха, подсовывая ему на тарелку кусочки покрупнее. - А ты молодец, выдержал. Хорошо винцо, быка валит насмерть, сама готовила!
  Не переставая хвалиться, Анна Ивановна разлила еще по одной. Сержант снова взялся за стакан. Взялась за свою емкость и я. Вот напьюсь с горя, всем назло!
  - За что пьем? - Спросил сержант, поочередно поглядывая на нас.
  - За то, чтобы поскорее нашли убийцу! - Торжественно провозгласила я, довольная тем, что мой тост был дружно поддержан.
  Третий тост произнес сержант.
  - За знакомство!
  - А зовут-то тебя как? - Поинтересовалась сторожиха.
  - Алексеем.
  - Леша, ты кушай, кушай, а то ты уже краснеть начал.
  - Ничего страшного, это мой естественный цвет лица.
  - А вот я больше пить не буду, хоть убейте, - я решительно отодвинула свой стакан в сторону.
  - Я тоже бросить хотел, - поделился с нами сержант. - Все, думаю, бросаю. Вот последнюю выпью и бросаю. И так каждый раз. Эх, пивка бы сейчас...
  - Пиво водке не помеха, водка к пиву как утеха, - озорно хохотнула старушка.
  - А ты Никонорову позвони, скажи, чтобы прислал, - пошутила я.
  Пока сержант переваривал в уме мое предложение, я вышла из-за стола и удалилась в учительскую, чтобы прилечь на диване. Там я могла немного подумать.
  Принятая мною доза спиртного произвела неожиданное действие. Вместо того чтобы замутить мой разум, она наоборот прояснила его. Мысли пришли в порядок, еще недавно непонятное складывалось теперь во вполне возможные комбинации. Видно, правильно в народе говорят: без бутылки тут не разберешься.
  Итак, первым делом я постаралась выстроить логическую цепь из фактов и собственных размышлений, касающихся непосредственно персоны Митрича и того, что мне было известно о его убийстве. Никоноров сказал, что несчастного сантехника убили той же ночью, когда я швандарахнула его шваброй по голове. Из этого он сделал вывод о том, что я была тем самым человеком, который последним видел Митрича живым. В принципе, я была бы готова с ним согласиться, да я и сделала это в нашей приватной беседе, но сейчас вспомнила, что когда мы с Митричем попрощались, его нагнал какой-то человек, которого из-за темноты и расстояния я не сумела как следует разглядеть. Так может, это и был убийца? А что, этот вариант ни в коем случае не стоит исключать. Я бы даже поставила его на первое место в списке различных версий, тем более что таковых у меня больше и не было. Впрочем, никто из нас, работников ЦВР, не смог бы с большой долей вероятности утверждать о том, что знает что-либо о личной жизни Митрича. Мы знали его только по работе у нас, а чем он там занимался после работы, для всех без исключения было тайной за семью печатями. Как-то не принято в нашем коллективе интересоваться жизнью коллег. Есть какие-то дружеские пары, Люся с Иркой, например, они то друг о дружке знают многое, но Митрич почти ни с кем не общался. Пожалуй, только Паша Усиков беседовал с ним иногда за бутылочкой-другой. Ага, Паша. Кстати, очень интересная фигура. Даже удивительно, как это я раньше упустила его из вида, считая, не без оснований правда, что он просто физически не способен на преступление. Не тот склад ума, не тот характер, не те физические данные. Но, как говорится, в тихом омуте черти водятся. Кто ж его знает, может весь этот невзрачный, придурковатый вид всего лишь искусно выполненная маскировка. Паша любит повторять, что он артист невостребованного жанра. Что это означает, знает только он один, но теперь эта фраза звучит в моих ушах, имея совсем иной смысл. Артисту несложно перевоплотиться, сыграть любую роль. Он запросто может водить нас за нос, строя из себя Иванушку-дурачка, а как наступает нужное время, мгновенно преображается и тогда держись, народ! Однако я увлеклась. Все-таки Пашей можно заняться и позже, надеюсь, он никуда не убежит. А вот странный мужчина, что подходил к Митричу в тот самый вечер, когда его убили, меня очень интересовал. Эх, жаль, что не сумела рассмотреть его лицо. Тогда можно было бы спокойно брать его тепленьким, и мне не пришлось бы сидеть под "рабочим" арестом. Никоноров получил бы заслуженную награду, я честное имя и почет. Размечталась, глупая. Видно, вино все же оказало какое-то негативное воздействие на мой организм.
  Итак, награду пока Никоноров не получит, а все из-за моей нерасторопности. Мне бы вернуться тогда под любым предлогом, да посмотреть на того мужика. Не догадалась. Вернее, испугалась, будем называть вещи своими именами. До сих пор с содроганием вспоминаю, как ярко-красный огонек сигареты прочерчивал в темноте замысловатые траектории, конечной точкой которых в каждом случае была та самая сторона, где стояла я. Может, мне все это только показалось, у страха глаза велики. Но и тогда, и сейчас внутренний голос подсказывал мне, что тот мужик спрашивал у Митрича именно обо мне, и интерес этот был не праздным, а вполне определенным. Господи, спасибо тебе за то, что ты уберег меня тогда, и не дал вернуться назад. Кто знает, может, мы с Митричем к утру лежали бы в соседних канализационных люках. Не все же мне маньяков сумками по голове бить. Не такая уж я и страшная женщина, как стали думать в последнее время некоторые окружающие. Женщина - это всегда женщина. Хрупкое и нежное существо, облаченное бренным земным телом разного диаметра и веса. Не в размере дело, а во внутреннем устройстве. И я не исключение. Я тоже многого боюсь, мне тоже бывает тяжело и невыносимо, так, что иногда даже выть хочется от собственных бессилия и слабости, но многие этого не видят и не понимают. Должно быть просто не хотят.
  Эх, все-таки жалко Митрича. День пролетел в неистовом, сумасшедшем ритме, и как-то незаметно смерть сантехника отошла на второй план. Виной тому могло быть то обстоятельство, что о его смерти нам сообщили в устной форме, не подтвержденной никакими визуальными доказательствами. Сами же мы ничего не видели своими глазами. Уверена, что вид мертвого Митрича подействовал бы на нас угнетающе. Не было бы тогда ни склок никаких, ни разборок. Никто и не думал бы шутить по ходу дела. А так все вышло иначе.
  Интересно, где же он все-таки нашел грязь? Не знаю почему, но у меня из головы все не шел его неопрятный внешний вид. Сколько я помнила Митрича, он никогда не позволял себе ничего подобного. Даже наоборот, был опрятным человеком, уважающим порядок во всем, в том числе и в одежде. Пусть она была у него не новая, в основном, из тех бывших в употреблении вещей из гуманитарной помощи, что с достойным осла упорством привозили в Карачев немцы - бывшие завоеватели, потянувшиеся на старости лет вместе с оравой всевозможных родственников в памятные для них края, - но Митрич всегда внимательно следил за своим внешним видом.
  Правда, в последние несколько дней он стал сам на себя не похож. То на работу явился небритым, то вот эта грязь на коленях. Грязь на коленях! Митрич стоял на земле на коленях! Но где можно было стоять на земле на коленях, чтобы так вымазаться? На улице точно так не вымажешься. Разве что в черноземе, в который рухнул сегодня Кутсев, но и он сверху засох и покрылся твердой коркой. Да и цвет в этом случае был бы совсем другим, черным. А Митрич был измазан желтой глиной.
  К тому же, как мне тогда показалось, грязь на нем была совсем свежей, и не успела даже засохнуть. То есть, выходит, что Митрич стоял на коленях на глине за несколько минут до того, как я огрела его шваброй по голове? Постойте, но где же он тогда стоял? В подсобке? Насколько я знаю, пол там деревянный, и никакой глины нет. А может, под полом есть? А что, вполне возможно. Если там есть глина, то она должна быть достаточно сырой, ведь влажность в таких местах всегда достаточно высокая.
  И тут меня осенило. Ведь у Митрича и руки были в глине, и ботинки. А раз так, значит, он копался в глине. А раз он копался в глине, значит... копал подкоп! Но зачем? И куда? Вроде бы никаких банков поблизости от нашего ЦВР нет, и копать особо не под кого.
  А как же планы? Может, именно в них и хранится разгадка тайны? Да что же я сижу, ведь планы у меня! Я вытащила две свернутые бумажки из кармана жакета, и, развернув их, стала по очереди изучать.
  Первый, тот, что был скомкан и потом уже мною расправлен, представлял собой современное устройство ЦВР. Он был датирован семьдесят пятым годом, то есть тем годом, когда была проведена последняя реконструкция здания. Я без труда разобрала на схеме внутреннее устройство, нашла даже свой кабинет. Словом, ничего нового для себя из этой схемы не выяснила. Знала все и без того. Да и любой из наших работников это знал, поэтому просто удивительно, зачем кому-то понадобилось похищать этот план.
  Может, похитили по ошибке? Точно, ведь баба Маша сказала, что нашла его в мусорной корзине. К тому же он был скомкан. Другое дело - второй план. Он был гораздо старше первого, судя по всему - еще довоенного периода. Лист, на который химическим карандашом была нанесена примерно такая же схема, от старости пожелтел и стерся на краях сгиба. Многие линии и надписи тоже поблекли, и их было трудно разобрать. Тем не менее, мне удалось отыскать почти все наши кабинеты. Их тогда было меньше в количественном отношении, особенно на первом этаже, зато они были гораздо больше по площади. Это уже позже во многих кабинетах поставили перегородки.
  Второй этаж тоже был устроен практически так же, каким я его знала сейчас. Исключение составлял лишь директорский кабинет. Тогда на его месте и месте учительской располагалась, судя по надписи, детская изостудия.
  Снова взяв в руки новый план, я сложила их рядом и попыталась сопоставить, глядя то на один, то на другой. Это напомнило мне когда-то популярную в детских журналах игру в картинках "Найдите десять различий". Десять не десять, а несколько и мне посчастливилось отыскать.
  И главным из них было то, что, оказывается, до войны в ЦВР, а тогда еще в начальной школе, имелся огромный, по всему периметру здания, подвал. Он также делился на ряд помещений, которые использовались, как складские. Честно говоря, я никогда и не думала, что у нас есть подвал. Проработав здесь уже полтора десятка лет, никогда о нем не слышала. Да и на плане семьдесят пятого года не было никакого подвала. Выходит, после реконструкции его засыпали.
  И вот, спустя много лет, сантехник Митрич по какой-то только ему ведомой причине принялся за раскопки. Интересно, что он рассчитывал там найти? Клад, зарытый тем самым богатым купцом, первым владельцем здания? Признаться, больше ничего подходящего на ум не приходило, да и не было ничего более подходящего. Ведь не нефть же он там хотел отыскать!
  Решив больше не мучить себя размышлениями, я вернулась в соседний кабинет. Сержант и Анна Ивановна все еще сидели за столом, заваленным грудой объедков. Сторожиха что-то весело рассказывала захмелевшему пареньку, но тот едва ли ее слышал. Обхватив руками голову, он методично раскачивался взад-вперед на стуле, мрачно напевая что-то при этом себе под нос.
  - Эй, пропойцы, спать пора, - крикнула я, для пущего эффекта громко хлопнув в ладоши.
   Сержант вперился в меня ничего не видящим взглядом и хорошо отработанным движением руки опрокинул в себя содержимое очередного стакана. Выпив, он вытер рот тыльной стороной ладони и шумно выдохнул. Случайно пролетавший мимо мотылек, попав под его выдох, упал замертво на пол.
  - Быка с ног валит, - с трудом удерживая на весу голову, объяснила мне Анна Ивановна.
  - Да вы нахрюкались, господа, - с удивлением констатировала я неопровержимый факт. - Ничего себе, литр на двоих уговорили!
  - Пива хочу! - вместо ответа гаркнул сержант.
  И куда только подевалась его милицейская выучка? Пошатываясь, он вышел из-за стола и нетвердыми шагами направился к двери.
  - Постой, ты куда намылился? - насторожилась я.
  - Вниз, - бросил он на ходу.
  Мельком взглянув на сторожиху, уронившую таки голову на стол, я бросилась вдогонку за сержантом. Не ровен час, натворит чего-нибудь такого, а я потом отвечай. Опять же все на меня свалят, а на кого же еще? Тут в последнее время одна я виноватая, а кругом сплошные жертвы. Поди объясни потом, что вино они на пару глушили по собственной инициативе. Скажут, небось, насильно вливала. Я же чудовище.
  Когда я спустилась вниз, сержант уже стоял у телефона и с сосредоточенным видом, держась за трубку, чтобы не упасть, яростно накручивал диск.
  - Ты кому это звонить собрался?
  - Товарищу...
  - Какому еще товарищу?
  - Товарищу капитану, - выдавил он, наконец, из себя.
  - Да ты что, совсем одурел? Тебя же с работы выгонят, идиот.
  Я вырвала у него трубку, но было уже поздно. Из динамика до моего слуха долетел злой голос разбуженного посреди ночи Никонорова.
  - Кто говорит? Что вам надо? - Бесновался на том конце провода капитан.
  Прикинув, говорить с ним или не стоит, я все же решилась на первое, и ответила:
  - Да я это, я, успокойтесь.
  - Конечно, это вы, - пуще прежнего взревел он. - Кому еще, кроме вас, взбредет в голову будить капитана милиции в три часа ночи! Что вам надо на этот раз? Завтрак или ночной горшок?
  - Ни то, ни другое, но за предложение спасибо. Я тут кое-что обдумала, прикинула, и решила вам рассказать.
  - Вы наказание небесное за все мои грехи, - заныл Никоноров. - А до завтра это не может подождать?
  - Ни в коем случае, - ответила я, одной рукой тяжело отталкивая напирающего на меня с явным намерением что-то брякнуть в трубку сержанта.
  - Ну скажите, что я должен сделать, чтобы вы от меня отстали?
  - Просто выслушайте меня.
  - Хорошо, я слушаю вас, - сдался Никоноров, устало вздохнув в трубку, - только пожалуйста, побыстрее, мне в шесть утра вставать.
  - Тогда слушайте, - тут же начала я, по ходу лихорадочно размышляя, с чего же начать. - Во-первых, я случайно подслушала один очень интересный разговор. Во-вторых, я знаю, кто и как проникал внутрь ЦВР, а также знаю, у кого были похищенные из сейфа планы. И в третьих, я видела убийцу.
  - Что вы сказали?! - Судя по голосу, Никоноров уже забыл о потревоженном сне. - Вы знаете, кто убийца? Кто же он, говорите!
  - Я сказала, что всего лишь видела убийцу, - уточнила я, рисуя в памяти черный силуэт незнакомца, на моих глазах подошедшего тем вечером к Митричу. - Но я не знаю кто он. Я видела его вчера вечером, когда мы с Митричем вышли из ЦВР. Мы с ним расстались, я пошла в одну сторону, а он должен был идти в другую. Но он почему-то не пошел, а остался ждать кого-то на перекрестке. Я случайно обернулась и видела, как к нему подошел какой-то мужчина. Вот он-то, а не я, и видел Митрича последним.
  - Вы можете его описать? - Нетерпеливо донеслось из трубки.
  - Конечно, слушайте. Это был крупный мужчина...
  Договорить я не успела, так как в этот момент в фойе погас и без того тусклый свет. Провалившись в темноту, я невольно зажмурила глаза, стараясь быстрее приспособиться к новым мироощущениям. Несмотря на то, что где-то рядом со мной должен был стоять сержант, мне все равно было как-то не по себе. В душе родилось и с каждой секундой все больше крепло непреодолимое ощущение приближающейся опасности.
  Я отняла трубку, из которой периодически доносились взволнованные крики капитана, от уха и напряженно оглянулась по сторонам. Темнота стояла кромешная, и, даже успевшие немного освоиться, глаза мало что различали. Только из окна, расположенного в торце коридора, по всей его длине падал тоненький серебристый луч, разделяя окутавшую меня темень на две части. Толку от него, правда, было мало. Хорошо, что метрах в двух-трех от меня слышалось недовольное бормотание сержанта. Чуть-чуть успокоившись, но не избавившись окончательно от охватившего меня тревожного чувства, я снова поднесла телефонную трубку к уху.
  - Какого черта вы молчите? - Бушевал на том конце провода разъяренный капитан. - Вздумали шутки со мной шутить?!
  - Вовсе нет, - шепотом прервала я его гневную тираду. - У нас здесь свет погас.
  - Ну и что, такое в Карачеве иногда случается, разве не знаете? А без света вы говорить не можете, да?
  - Не надо язвить, капитан. Может быть, я испугалась.
  - Испугалась? Ха-ха-ха... Кто, вы? Ой, насмешили.
  - А вот мне не смешно. Света до сих пор нет, я даже рук своих не вижу. И мне кажется, что в здании есть еще кто-то, кроме нас. Я слышу какой-то шум. Кажется, он доносится из того угла, где у нас стоят игровые автоматы.
  - Сержант с вами? - Тон капитана стал серьезнее.
  - А шут его знает, я не вижу, - честно ответила я. - Тут кто-то матерится рядом, может он.
  - Ну так узнайте, он это или не он, - взорвался капитан.
  - Ладно. Эй, сержант, Лешка, ты где? - Тихонько позвала я в темноту.
  В ответ что-то тяжелое грохнулось в темноте на пол, а вслед за тем раздались чьи-то шаги. Материться рядом прекратили, а это был уже дурной знак. Ничего себе выдался денечек!
  - Сержант, это ты упал? - Снова спросила я.
  Из темноты навстречу мне внезапно выступила мужская фигура. Я подумала, что это был сержант и облегченно перевела дух, но мужчина сделал еще один шаг вперед, и на его лицо упал единственный серебристый луч фонаря, чудом пробивавшийся в далекое окно с улицы. Это был не сержант, это был Паша Усиков! Ступая нетвердыми шагами, он медленно, но неумолимо приближался ко мне, держась в луче света. Мне было хорошо видно его искаженное мученической гримасой лицо, и я, несмотря на отсутствие цветного изображения, могла бы поклясться, что в нем не было ни кровинки.
  Вытянув перед собой руки, Паша шел ко мне, устремив на меня тускнеющий взгляд. Из его груди при каждом шаге вырывался трепещущий душу хрип, и в этом хрипе я могла разобрать лишь некоторые отдельные слова:
  - Он... убил... меня... нас... убил... тебя... убил... берегись...
  Судорожно сжав в руке телефонную трубку, я с ужасом следила за его приближением. Дойдя до меня, Паша внезапно дернул головой и рухнул к моим ногам, обняв их за колени.
  - Берегись... гуманитарка... не щади его.
  С этими словами он расцепил руки, отпустил мои колени, и боком рухнул на пол. Я боялась опуститься следом за ним и стояла, как вкопанная. Паша умер, я была в этом уверена. Нормальный человек, каким бы хорошим артистом он не был, никогда бы этого так не изобразил. Мысли в моей голове настолько перемешались и двигались с таким огромным трудом, что мне чудился их ужасающий скрип. Откуда здесь взялся Паша, кто его убил?! И где сержант? Господи, а вдруг убийца и сейчас находится где-то рядом, может быть, в нескольких метрах от меня. Притаился там и ждет, что я буду делать. Что же я стою?! Вот дуреха-то, надо срочно смываться.
  Отшвырнув сразу ставшую ненужной трубку телефона, я опустилась на карачки, не прекращая при этом вертеть головой по сторонам. Мне теперь повсюду чудились зловещие тени и звуки. Ждать на месте было бы глупо, необходимо было срочно спрятаться. Но где? Я не была уверена, что поползу в нужную сторону. С моим-то везением надеяться на это было просто глупо. Самым разумным шагом было бы позвать на помощь. Но кого? Анну Ивановну, которая осталась лежать пьяной на столе, с лицом в тарелке с салатом? Она вряд ли сможет мне помочь.
  И тут мое внимание привлек механический голос Никонорова, о котором я отчего-то совсем забыла. Трубка валялась на полу, рядом со мной. Мне не составило большого труда пошарить в темноте по полу руками и нащупать ее. Опасаясь, что меня может услышать виртуальный убийца и, тем самым, вычислить мое местоположение, я приблизила микрофон ко рту на как можно более близкое расстояние и, еле сдерживая рвущиеся из груди крики, тихо-тихо прошептала:
  - Никоноров, приезжайте скорее. Еще одно убийство.
  - Что? Говорите громче, - завопил он у себя дома.
  От его крика я содрогнулась. Мне его голос показался не просто громким, а оглушительным.
  - Тише, - зашипела я в трубку. - Убили Усикова, вы слышите?
  - Кто говорит? Селезнева, вы или не вы? Кто у аппарата? Громче говорите, вас не слышно.
  - Убили Усикова, приезжайте, а то он и меня убьет.
  - Пьет? - Недоверчиво переспросил капитан. - Кто пьет, сержант? Дайте-ка мне его.
  Ага, щас. Только на полу поищу. И тут совсем рядом раздались чьи-то тяжелые, осторожные шаги. Я обмерла. Сердце мое заколотилось в еще более бешеном ритме, казалось, оно вот-вот вырвется из груди. Закрыв динамик телефонной трубки ладонью, чтобы приглушить доносящийся оттуда звук, я как была на карачках, так и попятилась назад. И почти сразу же на что-то наткнулась. Холодея от ужаса, я выпустила трубку, с глухим стуком ударившуюся об пол, протянула назад руку и стала осторожно щупать это что-то. Что-то оказалось мягким и теплым на ощупь. Неужели, Паша? От одной этой мысли мне стало дурно, и я резко отдернула руку. Но потом призадумалась и поняла, что это никак не мог быть Паша. Я же пятилась назад, а Паша упал передо мной. Выходит, тут еще кто-то валялся. Сержант? Я снова протянула назад руку и нащупала погон. Точно, сержант. Неужели он тоже мертв?
  Замирая от страха, я потихоньку развернулась на месте, и начала судорожно шарить по одежде сержанта в поисках оружия. Я точно помнила, что у него на портупее висела кобура. Специально навесили, чтобы меня охранял.
  Кобуру нащупала быстро, и неловко вытащила из нее пистолет. На все про все у меня ушло не более нескольких секунд. Иногда я оглядывалась, напряженно вслушиваясь в темноту. Тихо шаркающие шаги раздавались то ближе, то дальше. Кто-то явно искал меня! Как хорошо, что ночь опять была безлунной. Если выживу, обязательно буду рассказывать внукам, как мне спас жизнь средиземноморский циклон.
  С оружием в руках я почувствовала себя гораздо увереннее. Оставалось только разобраться в том, как им пользуются. Настоящие пистолеты до сих пор я видела только в кино, а игрушечные, которые покупала сыновьям в детстве, не шли с тем, что находился сейчас у меня в руках, ни в какое сравнение. Те были маленькие, легкие и пластмассовые, а этот прямо-таки оттягивал руку вниз.
  Кажется, где-то должен быть спусковой крючок. Ага, нашла. Попробовала нажать, но он почему-то не поддался. Может, их специально делают такими тугими, чтобы никто случайно не застрелился? Ну конечно, предохранитель. Мой младший сын столько раз наставлял на меня свое игрушечное оружие, успокаивая меня тем, что оно, якобы, стоит на предохранителе, и мне, соответственно, ничего не грозит, что я прекрасно для себя осознала: на пистолеты специально ставят предохранители, чтобы не дай Бог какой-нибудь сыночек не пристрелил по ошибке свою мать только за то, что она запретила ему слопать без хлеба за завтраком целую банку шоколадного масла. Найти бы теперь этот самый предохранитель.
  Нащупав выпирающую сбоку пипку, и больше ничего похожего на пистолете не обнаружив, я решила, что это и есть тот самый предохранитель. Хотела оторвать - не отрывается. Потянула вниз - поддался. Ну и слава Богу, нашла. Вот теперь я чувствовала себя гораздо спокойнее. Даже поднялась с карачек и выпрямилась во весь рост. По моему разумению, так было удобнее стрелять.
  Вытянув на всю длину руки с зажатым в них пистолетом перед собой, и держа таким образом оружие наизготовку, я стала пятиться назад до тех пор, пока не уперлась задом в стенку. Все так же вздрагивая от каждого шороха, пошла по стене по направлению к лестнице, ведущей на второй этаж. Шаги убийцы незамедлительно последовали параллельным курсом.
  - Стой, не подходи, я вооружена! - Гаркнула я во всю мощь своих легких, жарко обливаясь потом.
  Убийца остановился, и я не замедлила этим воспользоваться. В два больших прыжка достигнув лестницы, я резко развернулась и застыла. В случае чего у меня теперь был открыт путь к отступлению.
  - Эй, ты! Стой там, где стоишь!
  Руки у меня гудели от напряжения, по лбу струился уже холодный пот, заливая до легкого пощипывания мои глаза. Но я мужественно терпела эти мучения, ибо жизнь все же была дороже.
  Убийца тем временем засопел где-то совсем близко. Складывалось такое впечатление, что он прекрасно ориентируется в темноте, в то время как я его никак не могла разглядеть. Мне бы хотя бы силуэт его увидеть, чтобы было с чем сравнить. Руку даю на отсечение, это тот же мужик, что подходил тогда в темноте к Митричу. Хотя нет, в моем положении давать руку на отсечение глупо. Тут как бы голову не потерять.
  - Ты арестован, - продолжала я кричать в темноту, направляя куда-то ствол пистолета.
  Поступая таким образом, я хотела, прежде всего, успокоить саму себя, и, может быть, чем черт не шутит, запугать его. По крайней мере, надо было хотя бы выиграть время. Ну не совсем же дурак Никоноров, может, догадается приехать или хотя бы пришлет кого-нибудь для проверки. Во всяком случае, я очень на это рассчитываю. И еще на пистолет.
  Интересно, а он заряжен? Сержантам дают на дежурство заряженное оружие или незаряженное? Я где-то читала, что у многих милиционеров во время дежурства в кобуре вместо оружия лежит огурец. Представляю, что случилось бы со мной, если бы так оказалось на самом деле. Да я бы забилась в истерике и своим криком переполошила бы весь город. Кстати, неплохая идея.
  - Сдавайся, бросай оружие! - Отчаянно крикнула я в последний раз.
  Что-то невидимое вылетело из темноты и, прожужжав возле моего уха, с противным металлическим воем вонзилось позади меня в одну из деревянных ступеней лестницы. Нож!
  Не раздумывая ни секунды, я заорала, используя всю гамму возможностей своих голосовых связок, и нажала на курок. Грохот выстрела прошелся по длинному пустынному коридору, гулким эхом отражаясь от его стен, оглушил меня на одно ухо и уж точно разбудил соседние полквартала.
  - Руки вверх! - Прячась за угол лестницы, храбро скомандовала я. - Но если ты убит, можешь не поднимать.
  Тишина стала мне ответом. Или я его убила, или он наложил со страха в штаны и теперь боится пошевелиться. Так или иначе, но пока я решила из-за угла не высовываться. Вдруг у него есть еще один нож. Мне же просто повезло, что он промахнулся, в следующий раз может и попасть. А я пока не могу умирать, у меня дома белье нестиранное уже неделю лежит. К тому же очень интересно было бы узнать, женится Хосе Игнасио на Веронике в следующей серии или зловредные родственники опять подстроят им что-то гадкое.
  Я постояла еще немного, и меня охватило сомнение: а вдруг я в него попала? Вдруг он валяется сейчас мертвый рядом с Пашей. Хоть бы свет включили! Постойте, а ведь свет, вероятнее всего, отрубил сам убийца. Уж слишком удобно все для него получилось. Пришел убивать меня, а тут как раз и свет вырубили. Нет, не верю я в случайные совпадения. В этом мире все закономерно, все подчинено определенным законам природы и не бывает никаких исключений.
  Интересно, а каким образом он отрубил свет? То ли повернул выключатель, то ли дернул вниз рубильник. Скорее всего, последнее. Рубильник был спрятан от посторонних глаз под лестницей, как раз рядом со входом в подсобку, а именно с ней и была связана главная тайна, в этом-то я не сомневалась. Думаю, что и на этот раз убийца проник внутрь через форточку и спрятался в подсобке. Странно, что Анна Ивановна его не заметила. Но если мои предположения были верны, и неизвестный вместе с Пашей и Митричем рыли в ней какой-то подземный лаз (теперь я в этом была абсолютно убеждена), то он вполне мог остаться незамеченным. Эх, а ведь еще час назад хотела спуститься и проверить, что они там роют. Не вышло, обстоятельства помешали. А кто знает, если бы все же спустилась, может и Паша остался бы жив. Господи, Паша! Надо же ему помочь.
  Переборов одолевавший меня страх, я вышла из-за угла, и выставив перед собой, словно незрячий, руки с пистолетом в одной из них, тихонечко двинулась вперед. Убийцы не было ни видно, ни слышно. Да мне теперь было все равно. На меня вдруг нашла такая апатия, что и дышать было лень. Но я упрямо продвигалась вперед, пока ноги мои не наткнулись на первое из тел.
  Опустившись подле него на корточки, я пошарила по телу рукой, и сразу попала во что-то влажное и липкое. Это была кровь! Вся рубашка лежащего передо мной человека была пропитана кровью. Кто же это? Судя по небритым щекам, Паша. Затормошив его за плечо, я с тщетной надеждой позвала:
  - Паша, миленький, что с тобой? Тебе больно?
  Но Паше уже не было больно. Он был мертв. Оставив Пашу, я встала и двинулась дальше. Сержант лежал неподалеку, широко раскинув руки. Он оказался жив, только из его слегка открытого рта при каждом выдохе вырывался жуткий дух едкого перегара. Нащупав на его ремне кобуру, я сунула в нее обратно пистолет, предварительно поставив его на предохранитель, и застегнула ее на кнопку. Только я это проделала, как внезапно с грохотом распахнулась входная дверь. Внутрь с шумом и криками ворвались какие-то люди, меня ослепило светом сразу нескольких фонарей. Я испуганно отшатнулась от сержанта и вскинула вверх руки.
  - Не двигаться, руки за голову, бросай оружие! - Послышалась резкая властная команда.
  - Не двигаюсь, руки за головой, оружия нет, и бросать мне нечего, - скороговоркой выпалила я, поочередно выполняя все указанные действия. - Уберите фонарики, я плохо выгляжу.
  - Селезнева, вы? - С облегчением узнала я голос Никонорова.
  - Ага, я, - чуть не плача от понимания того, что все страшное уже позади, ответила я.
  - Что у вас здесь случилось, почему не горит свет?
  - Он его вырубил и убил Пашу Усикова.
  - Кто?
  - Убийца.
  Никоноров озадаченно крякнул в темноте.
  - Малахов, сделай нам свет. Только аккуратней, ничего не трогай, там могут быть пальчики.
  - Сделаем, - глухо из темноты отозвался невидимый Малахов. - Где тут у вас распредщит?
  - Под лестницей.
  Никоноров отвел в сторону направленный на меня луч фонаря, и подошел поближе. Желтый круг высветил на полу у моих ног голову сержанта. Служивый, похоже, крепко спал, высоко задрав подбородок, отчего его рот раскрылся сам собой.
  - Жив? - Коротко спросил у меня Никоноров.
  - Жив, - так же кратко ответила я. - Паша лежит чуть левее.
  Луч фонаря вздрогнул и перескочил влево, выхватив из темноты странно подогнутые Пашины ноги. Затем прошелся по всему его телу. Следуя за ним взглядом, я не выдержала и зажмурила глаза. Такое зрелище было не для меня.
  - Этот мертв, - задумчиво произнес Никоноров. - Кто его убил, вы?
  Я испуганно распахнула глаза и перекрестилась.
  - Что вы, разве я на такое способна?!
  - Вы, наверное, забыли, почему мы вас здесь заперли? - Напомнил мне капитан. - Если не вы, то кто же его убил?
  - Убийца. И вообще, он до сих пор может быть где-то здесь, почему вы его не ищите? Я не слышала, чтобы он убегал. А может, он тоже где-нибудь мертвый валяется.
  - Так, понятно. Теперь убийца виноват. Ребята, не топчитесь здесь, не топчитесь, - сердито прикрикнул он, оборачиваясь к парочке своих молодцов, весело пересмеивающихся за нашими спинами между собой. - И вообще, пробегитесь-ка по всему зданию и снаружи посмотрите.
  Спецназовцы или как их там называют разделились: один послушно отправился по коридору, а второй вышел во двор. В фойе, у двух лежавших там тел, мы с Никоноровым остались одни.
  - Сейчас приедет эксперт, поищет следы. Вы ничего здесь не трогали?
  - Трогала. Сначала я в убийцу выстрелила, а потом трупы трогала.
  В это мгновение, наконец, вспыхнул долгожданный свет. Я снова на секунду ослепла, но быстро пришла в себя. Никоноров, который, несмотря на поздний час, был одет по форме, по-прежнему стоял рядом и задумчиво смотрел на меня.
  Я не выдержала страшной силы его испытующего взгляда, и сама стараясь не смотреть на лежавшие на полу фигуры, добрела до висевшего на стене возле диванчика большого зеркала и машинально принялась приводить себя в порядок. Но только мой взор столкнулся с тем, что услужливо отразило мне зеркало, как я содрогнулась. Неудивительно, что капитан так подозрительно на меня смотрел. Вся растрепанная, с взлохмаченной прической, руки по локоть в крови - на такую женщину равнодушно взирать нельзя. Хоть какие-то чувства, да она вызывает.
  - Пойдемте наверх, - скомандовал Никоноров.
  - Зачем?
  - Буду вас допрашивать. Малахов! Приведи в чувство этого бойца и пришли ко мне. Я буду на втором этаже, кабинет номер тринадцать.
  - Есть!
  По дороге наверх Никоноров едва не споткнулся на лестнице о торчавший из ступеньки громадный, судя по всему, охотничий нож.
  - Ваш?
  - Нет. Того убийцы. Он его в меня швырнул.
  - Жаль, что не попал, - еле слышно процедил сквозь зубы капитан.
  Вынув из кармана носовой платок, Никоноров обернул им рукоять ножа и вынул лезвие из ступеньки. С интересом поглядев на нож, он передумал подниматься наверх, обернулся и кивнул мне:
  - Я пока тут похожу, сам все посмотрю. Будьте рядом.
  Тяжело вздохнув, я поплелась следом.
  
  В убийцу я так и не попала. Кровь на полу была только Пашина. Длинный кровавый след начинался у игровых автоматов и тянулся до самого тела, из-под которого по полу растеклась небольшая бурая лужица, уже успевшая загустеть. Крови убийцы не было нигде. Зато телефонный аппарат, раньше стоявший на тумбочке, теперь там отсутствовал, а вокруг тумбочки, на полу, широким полукругом были разбросаны его разрозненные останки. Так что, выходит, не такой уж я и плохой стрелок, раз сумела в полной темноте с расстояния нескольких метров рикошетом от стены угодить прямиком в телефон.
   Следственная бригада, состоявшая всего из двух человек - эксперта-криминалиста, молодого веснушчатого парня, и кинолога с собакой, - прибыла на место происшествия минут через десять. Все это время я проползала по полу в фойе, разъясняя и показывая Никонорову, как все было. Я постоянно путалась, и все приходилось начинать сначала. Капитан то и дело выходил из себя, нервно повышал голос и хватался за голову. А я тщетно пыталась ему объяснить, что не могу сосредоточиться, когда в полуметре от меня лежит хоть и накрытое каким-то мешком, но все же мертвое тело моего коллеги.
  К тому времени с докладами вернулись отправившиеся рыскать по зданию и по двору спецназовцы. Первый бодро отрапортовал, что на втором этаже обнаружил не подающую признаков жизни старушку в количестве одна боевая единица, а второй сообщил, что видел метнувшуюся от здания тень, но догнать ее не успел.
  Затем они подняли на ноги сержанта и под руки увели его в туалет, чтобы он мог хоть немного придти в себя. Бедняга нелепо крутил по сторонам головой и обводил нас ничего не понимающим мутным взглядом. Должно быть, он ничего не помнил из того, что происходило здесь буквально полчаса назад, и еще не очень хорошо себя чувствовал. Судя по взгляду капитана, которым он одарил удаляющегося в сторону туалета шатающейся походкой подчиненного, сержанту теперь хорошо будет не скоро.
  Спецназовцев, кроме одного, Никоноров отпустил, как только на место прибыла следственная бригада. Кинолог с собакой внутрь сунулись лишь на секунду и тут же отправились обнюхивать двор. А вот эксперт, облаченный в дешевый синий спортивный костюм и потому менее всего похожий на эксперта, сразу разложил свой чемоданчик на диване. Выудив из него какие-то кисточки, баночки с порошком, он предупредил, чтобы мы ни к чему не прикасались. Никоноров отдал ему нож, который эксперт тут же упаковал в плотный прозрачный пакет и сунул в свой чемодан. Затем он схватил фотоаппарат и забегал вокруг нас, снимая все подряд. Большая часть пленки, конечно, ушла на фотографирование Паши Усикова, с которого по такому случаю Никоноров сдернул мешок.
  Покончив с фотоискусством, эксперт вернулся к своим баночкам, и велел мне убираться и не мешать ему. Обиженно хмыкнув, я отошла в сторону. В этот момент на улице раздался вой сирены, и минуту спустя через проем, оставшийся от выбитой спецназовцами входной двери, внутрь уже входили люди в белых халатах. Их тоже было двое: мужчина, по-видимому, санитар (он нес с собой носилки), и женщина-врач. Она сперва осведомилась у меня, не нуждаюсь ли я в ее помощи, и, когда я от помощи отказалась, склонилась над телом Паши Усикова. Осмотрев его, врач заявила капитану, что, скорее всего, причиной смерти стало ножевое ранение в спину, но более точные сведения у нее будут позже. Спросив у Никонорова разрешения, женщина велела своему помощнику нести тело в машину. Санитар при помощи оставшегося с нами спецназовца погрузил тело на носилки, и они вдвоем, тяжело отдуваясь от веса безжизненной ноши, вынесли Пашу на улицу.
  Врача капитан попросил взглянуть также и на сержанта, который уже вернулся из туалета и теперь сидел мрачнее тучи, болезненно обхватив голову руками, на нижней ступеньке лестницы. Пока ему оказывали медицинскую помощь, капитан, чтобы не мешать работе эксперта, поманил меня за собой пальцем. Мы отошли к подсобке, и вместе принялись за изучение распредщита.
  Я ничего не понимаю в электричестве, но, по-моему, со щитом было все в порядке. Похоже, такого же мнения придерживался и капитан, поскольку, закончив свой осмотр, он задумчиво поскреб в затылке, сдвинув на лоб фуражку, и спросил у меня:
  - Так вы утверждаете, что свет погасил ваш таинственный незнакомец?
  - Конечно, не я же его отключила, - удивилась я такому вопросу. - Сами же видели, что рубильник был отключен. Это же ваш боец, Малахов, его потом повернул.
  - Тогда объясните мне, каким образом вашему неуловимому убийце удалось все это проделать?
  Я снова удивилась.
  - Как это, каким образом? Он просто открыл щит и щелкнул рубильником, что же здесь непонятного?
  - Идите сюда, - снова поманил меня пальцем капитан.
  Мы вернулись в фойе и остановились у того места, где чуть раньше лежал Паша Усиков, а сейчас на полу была обрисована мелом его фигура. Вид бурой лужи вновь заставил меня содрогнуться.
  - Смотрите, что получается, - показывал капитан, задавая мне вопрос за вопросом и сам же на них и отвечая. - Когда погас свет, вы стояли вот здесь, возле тумбочки с телефоном, так? Так. То есть, вы стояли спиной к лестнице, а значит и к распредщиту и не могли видеть, что там творится, так? Так. Получается, что убийца, если он действительно был, стоял позади вас, возле лестницы. В это, допустим, я верю. Теперь давайте выясним, где в тот момент находился ваш убитый коллега. Вы сказали, что как только погас свет, он внезапно вырос перед вами. Кровавый след также указывает на это. Получается, что в то время, когда вы беседовали со мной по телефону, Усиков прятался за одним из игровых автоматов. Вы со мной не согласны?
  В том, что он говорил, не было ничего удивительного, и потому я без проблем согласилась. Размышления капитана пока в точности копировали мои собственные.
  - Таким образом, я делаю вывод, что в момент, когда погас свет, потенциальный убийца находился у распредщита, Усиков у игровых автоматов, а между ними стояли вы с сержантом и телефоном. Если все так и было, тогда объясните мне, кто убил Усикова?
  - Как это кто, убийца! - Воскликнула я.
  - Интересно, как ему это удалось? Давайте проведем так называемый следственный эксперимент, то есть разыграем все в точности так же, как это было с ваших слов. Вы встаньте у тумбочки. Сержант, иди сюда. Малахов, дуй к игровым автоматам. Смотрите.
  Я послушно отошла к тумбочке, сержант, держа под носом какую-то ватку, которую ему оставила перед уходом женщина-врач, топтался возле меня. Дюжий спецназовец, присев на корточки, скрючился за большим настольным футболом, но его все равно было видно. Капитан ушел к распредщиту. Он играл роль убийцы. Что-то внимательно рассматривающий на полу эксперт, глядя на нас, недовольно заворчал и отправился исследовать лестницу.
  - Итак, - крикнул нам капитан, - сейчас я выключу свет, а вы постарайтесь выполнить все то, что проделывали в тот момент. Малахов, ты тоже приготовься.
  Никоноров повернул рычаг, и фойе погрузилось в темноту. Я услышала, как где-то отчетливо ругнулся эксперт. Тьма вновь стояла кромешная, и только прежний серебристый луч света разрезал темноту. На меня сразу нахлынули воспоминания, и мороз пробежал по моей коже. Мне не хотелось вновь пережить то, что я уже однажды пережила.
  Внезапно в свете луча выросла мужская фигура. Это было для меня настолько неожиданным, что я заорала и едва не лишилась чувств.
  - Спокойнее, - тихо произнес капитан, а это был именно он. - А то вы весь город на ноги своими криками поднимете.
  Он подошел ко мне вплотную и уставился мне прямо в глаза.
  - Я его не нашел, - просто сказал он.
  - Кого? - ничего не понимая, выдохнула я в ответ.
  - Малахова. Я выключил свет, и отправился убивать вашего коллегу. Вы ведь сказали, что Усиков был убит спустя минуту после того, как погас свет? Следовательно, убийца, чтобы выполнить свое черное дело, должен был выключить свет, повернув рубильник на распредщите, затем незаметно пробраться мимо вас через все фойе к игровым автоматам, отыскать там Усикова и бесшумно проткнуть его ножом. Я попытался проделать все в точности, как он, но, во-первых, у меня ушло на это очень много времени, гораздо больше, чем было, по вашим словам, у убийцы. Во-вторых, мне не удалось сделать это бесшумно.
  - Но я ничего не слышала, - призналась я.
  - Это просто у вас сейчас уши от всего пережитого заложило, - посмеялся надо мной капитан. - На самом деле я топотал, как слон, потому что то и дело на что-то натыкался: то на угол, то на ручку какой-то двери, то на один из игровых автоматов. Если бы я шел с ножом в руке, то не исключено, что зарезал бы себя раньше, чем добрался до жертвы. Кроме того, я не нашел Малахова. Там столько автоматов, что сам черт ногу сломит. Понимаете, для того, чтобы убить Пашу Усикова именно в тот момент, когда вы с представителем милиции находились рядом, убийце нужны были очень веские основания. Но пока надо выяснить, а что вообще здесь делал Усиков. Время позднее, дверь была закрыта. Усиков, судя по всему, был трезв.
  - Он пришел вместе с убийцей, - начала понимать я. - Я же вам говорила, что он в последнее время очень странно себя вел.
  - Допустим, что они пришли вместе. Получается, что они были сообщниками, зачем-то явились в ЦВР ночью, и в тот момент, когда вы спустились вниз, спрятались. Но разве не было бы разумным с их стороны подождать, пока вы уйдете? Тогда бы они вышли и спокойно доделали бы свое дело.
  - Мне кажется, что Пашу замучила совесть, и в тот момент, когда я говорила по телефону, он не выдержал и хотел открыться. Но это не входило в планы убийцы, и он убил Пашу, чтобы тот его не выдал.
  - Вот теперь и вы начинаете верно размышлять, - похвалил меня капитан. - Вот именно, он убил его из-за опасения быть раскрытым. Но разве мог убийца, стоя у распредщита, знать, что у Паши не выдержали нервы, и он готов вам все рассказать? Он же находился очень далеко от него в этот момент, и, даже если бы что-то заподозрил, все равно не успел бы добраться до жертвы раньше, чем тот произнес хотя бы слово.
  - Значит, они вместе прятались за игровыми автоматами, - предположила я.
  - Кто же тогда выключил свет?
  Я призадумалась. Капитан кругом был прав. Ведь Паша Усиков вышел на меня со стороны игровых автоматов, то есть со стороны, противоположной тому месту, где висел распредщит. Раз так, значит, чтобы убить Пашу, убийца должен был в этот момент находиться рядом с ним. Тогда стало бы ясно его поведение. Паша вскочил и хотел окликнуть меня, а убийца зажал ему рот и сунул нож в спину. Но кто же тогда выключил свет? Получается, кроме нас внутри здания был еще один человек, который и повернул рубильник. Господи, да он же находился у меня в тылу. А я-то дура в ту сторону как раз и поперлась. Просто удивительно, что мы с ним там не столкнулись.
  Я совершенно запуталась и сообщила об этом капитану.
  - Я пока тоже мало что понимаю, - в тон мне вздохнул Никоноров. - Малахов, включай свет.
  Малахов вылез из-за автомата, прошлепал мимо нас и включил свет. Сержант тут же рухнул на диван, я словно из иного мира вернулась, а эксперт и вовсе чуть с ума от радости не сошел, и снова принялся наворачивать по фойе круги, обмазывая стены каким-то порошком.
  - Когда закончите, попрошу у вас отпечаточки пальцев, - добродушно улыбаясь, предупредил он меня.
  Я вопросительно взглянула на капитана. Тот устало махнул рукой.
  - Успеете еще, - вяло бросил он и, взглянув на наручные часы, добавил. - Сейчас только начало пятого. К утру должны все успеть. Селезнева, а как вы думаете, - обернулся ко мне капитан, - каким образом ваши убийцы проникли внутрь здания? Мои люди проверили кабинеты - все двери заперты.
  - А про форточку забыли? - Сияя всеми зубами, насколько позволяла серьезность ситуации, напомнила я капитану.
  - Действительно, форточка, - хмыкнул капитан, озадаченно потерев подбородок. Виновато скосив на меня глаза, он признался. - Знаете, я ведь не придал вашим словам о хлопающей форточке никакого значения. Был почему-то уверен, что вы врете. Но сейчас ваши слова как нельзя более актуальны. Это не означает, что я стал больше вам верить, хотя проверить не помешало бы.
  - Тогда вперед, - предложила я.
  В мужской туалет я вошла вслед за капитаном. Он включил свет, проверил все кабинки и только затем позвал меня. Когда я вошла, капитан уже стоял у окна и внимательно изучал распахнутую форточку. Я не стала спешить, и первым делом остановилась возле раковины, чтобы наконец-то смыть с себя кровь и неприятные чувства. Заодно и лицо сполоснула, и только затем присоединилась к Никонорову.
  - Видите, - показала я, - вот шпингалет, а вот тот самый крючок, о котором я вам говорила. Если бы сейчас было светло, вы бы еще и тропинку за окном увидели бы.
  - У меня есть фонарик, - вспомнил Никоноров, и, вынув из нагрудного кармана форменной куртки тоненький портативный фонарик, посветил им за окно.
  Несмотря на то, что фонарик не производил впечатления солидного устройства, его острый луч был достаточно ярок и отлично прорезал ночную темноту. Прильнув к окну почти вплотную, мы с Никоноровым вовсю напрягали зрение: я, чтобы показать ему протоптанную в зарослях тропинку, а он, чтобы ее увидеть. Перед нашими взорами сначала встала одна непроходимая стена крапивы, но потом луч нырнул чуть ниже и левее, и в густоте зарослей смутно вырисовалась тропинка.
  - Ага, вот видите, я же вам говорила. - Торжествовала я. - Кто-то здесь постоянно лазает. Открывает форточку, проникает через нее в здание, туалет у нас все равно никогда не закрывается. Кстати, в этом месте посторонний никогда не вызовет никаких подозрений. Сами же говорили, что многие заходят с улицы, чтобы справить свои естественные нужды. Уверена, что и вор, укравший нашу зарплату, залез в ЦВР через форточку, ночью. А Димка его прошляпил. Он же пьяный на дежурство пришел. Проспал до утра, его бы и пушкой не разбудили. Поэтому снимайте с меня все ваши подозрения.
  Но капитан снимать с меня подозрения не спешил. Убедившись в том, что за окном действительно есть тропинка, он вызвал в туалет эксперта, и, когда тот явился, велел ему проверить форточку на наличие отпечатков пальцев. Эксперт тут же измалевал всю форточку порошком, затем взял лупу и принялся изучать следы. Что-то он там, видимо, нашел, потому что пару минут спустя в ход пошла уже специальная клейкая лента. Закончив свою работу, эксперт удалился, а капитан взялся за изучение крючка.
  Сперва он закрыл форточку и задвинул шпингалет. Затем, убедившись, что в этом случае ее не откроешь, накинул крючок. Его выводы по поводу увиденного снова в точности совпадали с моими предположениями.
  - Это значительно осложняет дело, - сказал он, когда мы вышли из туалета. - Во-первых, совершенно неожиданно дело приняло очень крутой оборот. От обычной кражи со взломом за считанные дни мы дошагали до двух уже убийств. Это же почти наша годовая норма. Во-вторых, похоже, что убийца все-таки не вы.
  - А я вам что говорила!
  - И все-таки кое-какие сомнения меня еще гложут, - задумчиво добавил капитан, остановившись у лестницы. - Кстати, у вас нет ключа от подсобки?
  - Разве она заперта? - Удивилась я. - Анна Ивановна ее не закрывала, она сама мне об этом вечером говорила. К чему запирать, если кроме нас никого в здании не было. А утром ей все равно пришлось бы ее открывать.
  - Странно, - сказал капитан. - Когда я стоял у распредщита, то специально пробовал открыть дверь подсобки, но та была закрыта на ключ.
  Никоноров подошел к подсобке и дернул за ручку двери. Она не поддалась его усилиям.
  - Ключ есть у Анны Ивановны, наверху, - сказала я.
  Капитан с немой тоской в глазах посмотрел на часы и покачал головой.
  - Почти пять, - сообщил он. - Пожалуй, я позже загляну в вашу подсобку, а сейчас мне надо ехать. Хочу кое-что проверить. Да и с сержантом придется разобраться. Кстати, вы тоже пока свободны. Если хотите, могу подвезти вас до дома, я на машине. После происшедшего вам надо отдохнуть.
  Я и сама это прекрасно понимала, ибо уже давно ощущала острую потребность в хорошем, длительном отдыхе. Но заявиться в пять утра домой, когда там наверняка бодрствует только и ожидающая любого повода для скандала свекровь, тоже было выше моих сил. Поэтому я поблагодарила капитана за заботу, и сказала, что решила провести остаток ночи на работе. Часа три еще могу поспать, если, конечно, засну, а то меня все еще колотило от пережитого, на диване в учительской, а с утра войду в привычный ритм, займусь своей работой. К тому же завтра, а вернее, уже сегодня Марина Николаевна обещала выдать долгожданную зарплату.
  - Тогда я оставлю вам для охраны Малахова, - решил капитан и начал прощаться.
  - А как же отпечатки пальцев? - Спросила я напоследок, заметив, что эксперт уже сложил свои принадлежности в чемоданчик.
  - Теперь это не к спеху, - ответил капитан, - подойдете к нам после обеда, там все и снимем в более спокойной обстановке. Кстати, если услышите странный шум под окнами - не пугайтесь. Мы тут с собакой еще немного в кустах полазаем. Очень уж меня ваша тропинка заинтересовала.
  Когда капитан ушел, я вновь поднялась наверх. Оставленный для моей охраны, Малахов следовать за мной отказался, и начал неторопливо прохаживаться по коридору, взяв под свой контроль первый этаж.
  Анна Ивановна, вот уж по-настоящему счастливая женщина, мирно спала там же, где я ее и оставила: за столом, лицом в тарелке с остатками ужина. Да, не рассчитала своих сил старушка. Зато сберегла нервы. Я за то же время вон сколько их потратила.
  Уложив сладко причмокивающую сторожиху на диван в учительской, я перебралась в кабинет директрисы, устроилась на тамошней софе и незаметно уснула.
  
  Разбудили меня в восемь утра. Это Марина Николаевна, как и полагается хорошему, но строгому начальнику, явилась раньше всех на работу и, завидев меня на своем любимом диване, в своем любимом кабинете, пришла в неописуемую ярость. Видимо, она только что узнала о случившемся этой ночью во вверенном ей заведении. Наверняка выставленную спецназовцами дверь заметила, да и Малахов все еще должен был прогуливаться внизу.
  Я протерла кулачками глаза, встала и сладко потянулась. Вид разъяренной, гневно топочущей ногами директрисы неожиданно меня развеселил, и, слушая ее нескончаемый поток слов, я даже позволила себе улыбнуться.
  Яркое ласковое солнце уже вовсю заглядывало в окна, наполняя комнату и мое сердце приятным, жизнерадостным теплом. На душе было до того хорошо, что мне самой не верилось в то, что минувшая ночь выдалась самой кошмарной в моей жизни, и что я, в общем-то, только чудом не лишилась этой самой жизни.
  Брякнув что-то невразумительное в ответ на выпады моей начальницы, я вспомнила о том, что надо бы привести себя в порядок после ночи и краткого, но, несомненно, пошедшего мне на пользу сна, и спустилась на первый этаж.
  Умывшись и закончив положенный моцион, я по привычке подошла к окну. В голову мне вдруг пришла запоздалая мысль о том, что было бы интересно поближе рассмотреть форточку и в женском туалете. Как я и ожидала, окно, а соответственно и форточка были точно такими же, как и в мужском туалете, вот только пресловутый крючок отсутствовал. Так что с этим здесь было все в порядке. Похоже, это лишний раз доказывало то, что незнакомец все-таки принадлежал к сильной половине человечества.
  Успокоив себя таким образом, я уже собиралась было уходить, как вдруг под моей ногой негромко брякнуло что-то металлическое. Нагнувшись, я обнаружила на полу кем-то оброненную под самым окном связку ключей. Должно быть, кто-то из наших женщин потерял. Чтобы узнать, чьи они, достаточно будет пробежаться по кабинетам. Впрочем, сунув ключи в карман, я решила прежде подняться к себе наверх.
  Роберт уже пришел, но, словно чего-то опасаясь, закрылся за своей дверью. Рваться к нему я не стала. Надо будет, сам зайдет.
  В моем же кабинете царил ужасный беспорядок. С тех пор, как я обнаружила, что кто-то сорвал замок и похозяйничал в моих владениях, уборка там не производилась. А если прибавить к этому и тот бедлам, что устроили здесь мои коллеги, то нетрудно себе представить, что творилось в моем еще вчера таком почти по-домашнему уютном кабинете.
  Тяжело вздохнув, я принялась за уборку. Сперва собрала с пола останки двух стульев и спрятала их до поры до времени в шкаф, затем прибрала на столе. Все мои бумаги оказались перевернуты, и потребовалось не менее часа, чтобы вновь разложить их в соответствующем порядке. Удивительно, но в течение всего этого времени ко мне так никто и не зашел. Несомненно, весть о ночных событиях уже облетела весь ЦВР, да что там, наверняка весь город уже знал о том, что я прикончила очередную жертву. Вот и не заглядывали ко мне коллеги. То ли просто боялись, то ли по каким-либо иным причинам. Так или иначе, мне на это было ровным счетом наплевать. Пусть думают, что хотят. Главное, что моя совесть была чиста, и перед представителями закона тоже вроде бы удалось оправдаться. К тому же, я очень устала за ночь, чтобы тратить еще какие-то силы на внутренние пререкания. Достаточно с меня было утренней разборки с начальницей.
  Приведя кабинет в более-менее приличествующий вид, я тяжело опустилась на стул. Вспомнив о связке ключей, выудила ее из кармана и принялась разглядывать, силясь угадать, кому бы она могла принадлежать. Связку составляли простенький дешевый пластиковый брелок в виде красного сердечка с надписью "I love you", который запросто можно было купить на местном рынке, и три ключа. Брелок мне ничего не говорил, никогда раньше его не встречала, а вот ключи меня сразу заинтересовали. Один был длинным и простым, из тех, которыми обычно запирают шкафы. По крайней мере, насколько мне известно, замки, к которым подходят подобные ключи, довольно нехитры, и открыть их можно даже с помощью гвоздя. Второй явно был от квартирного замка. А вот созерцание третьего невольно заставило содрогнуться мое сердце. Сколько раз в своей жизни я видела этот ключ! Сколько раз с нетерпением дожидалась, пока он не повернется в нужном засове! Сколько раз мне хотелось хоть одним глазком заглянуть за дверь, которую он отпирал! Ведь это был ключ от сейфа нашей директрисы, и я была готова спорить на что угодно, что именно он и был украден у Тамары в тот самый злополучный день, когда из сейфа пропала вся наша зарплата.
  Окрыленная своей находкой, я рванулась было с радостной вестью к директрисе, да вовремя опомнилась, представив себе выражение лица Марины Николаевны. Если я принесу ей ключ и расскажу о том, как он ко мне попал, начальница не только не поверит мне, наоборот, еще более упрочится в своих подозрениях. В этом случае меня уже ничто не спасет. Вот если бы я смогла представить ей хоть какие-то доказательства моей невиновности, а еще лучше разоблачить настоящего преступника, тогда совсем другое дело. Только вот как мне разоблачить этого самого неуловимого преступника?
  Невеселые думы снова одна за другой полезли в мою голову, и вскоре в ней родились кое-какие на первый взгляд разумные мысли. Прежде всего, решила я, необходимо выяснить, кому принадлежит найденная мною связка ключей. Это сразу прольет свет на многие события. Даже если владелец этой связки сам и не является преступником, то, по крайней мере, он должен быть с ним хорошо знаком. Кроме того, неплохо было бы узнать, к какой двери подходит второй из ключей, на котором я без особого труда и удивления обнаружила выгравированную надпись "ЦВР". Надпись красноречиво указывала на то, что связка принадлежала кому-то из наших работников. Единственное, что немного смущало меня в этом деле, так это то, что связку я нашла в женском туалете. Если бы я нашла ее в мужском, все было бы гораздо понятнее. Можно было бы предположить, что убийца, сделав свое черное дело, бросился бежать хорошо известным ему путем, то есть через форточку, и в суете нечаянно обронил ключи. Немного подумав, я пришла к выводу, что он с таким же успехом мог в панике перепутать двери и вместо мужского сперва заскочил в женский туалет. Потом, осознав свою ошибку, поспешил ее исправить, а ключи обронил в женской части санузла, тем более что и нашла я их под самым окном. Такое объяснение показалось мне вполне правдоподобным, но, странное дело, вместо того, чтобы немного успокоиться на этот счет, я разволновалась пуще прежнего. Назойливый червячок сомнения без устали копошился внутри меня, а на ум то и дело приходила мысль, что ключи могла обронить и женщина. Не знаю, откуда взялась эта мысль, но просто так взять и отмахнуться от нее я не могла, как ни старалась. Должно быть, меня все еще смущало то обстоятельство, что связку я обнаружила именно в женском туалете. Но кроме этого было и еще кое-что. Вспоминая о своих ночных кошмарах, я все никак не могла выкинуть из головы слова капитана о том, что, по-видимому, кроме нас в фойе присутствовал еще кто-то, какой-то сообщник убийцы, который и выключил в нужный момент свет. Таким образом, все сводилось к тому, что вместо преступного трио (убийца - Митрич - Паша Усиков) возникал самый настоящий криминальный квартет. А раз четвертый все же был, то почему он не мог оказаться женщиной?
  Придя к такому умозаключению, я также решила, что четвертый подельник, судя по всему, имел непосредственное отношение к ЦВР. То есть, этим подельником могла оказаться любая из работающих у нас дам.
  Любопытство настолько разобрало меня, что я не мешкая бросилась вон из кабинета. В моих планах значилась небольшая экскурсия по всему зданию. Мне срочно надо было проверить каждую из дверей. Достаточно было взглянуть на ту, к которой подойдет ключ с символикой нашего заведения, чтобы с большой долей уверенности назвать его владелицу. Свои изыскания я начала со второго этажа. Здесь вариантов было поменьше. Незаметно по очереди перепробовав все двери и не добившись никакого результата, я спустилась вниз.
  На первом этаже медленно ворошилась обычная летняя жизнь нашего коллектива. Справедливо рассудив, что открытые кабинеты не входят в сферу моих интересов, все свое внимание я сосредоточила на закрытых. Таковых в общей сложности набралось около десятка. Я неспешно прогулялась по длинному коридору, выгадывая моменты, когда вокруг никого не было и вставляя ключ в замочные скважины. Увы, но и прогулка по первому этажу ничего мне не дала. Ключ, на удивление, не подошел ни к одному из проверенных мной замков, а значит ни одна из наших работниц не превратилась в преступницу в моих глазах.
  Путаясь в противоречивых догадках, я двинулась в обратный путь. Возле лестницы на моем пути неожиданно возник Славик, задумчиво склонившийся над ведром с краской.
  - Привет, - кивнула ему я. - Над чем задумался?
  Славик окинул меня тяжелым взглядом безумно уставшего от жизни человека.
  - Да вот, Маринка велела кровь закрасить на полу. Только я не знаю, что и делать. Пол-то бордовый, а у меня кроме зеленой краски ничего нету.
  - А ты рисунок какой-нибудь сообрази, - подсказала ему я. - Цветочек или листочек, чтобы не очень в глаза бросалось.
  - Ух ты, Наташка, молоток! - Обрадовался он. - Только я рисовать не умею.
  - Я могу тебе помочь, - предложила я.
  - Помоги, век тебе благодарен буду.
  - Ладно, только небескорыстно.
  - Само собой, - расплылся он в широченной улыбке. - Магарыч с меня.
  - Давай лучше вот как с тобой договоримся, - вкрадчиво произнесла я. - Я тебе помогу заделать пятно на полу в обмен на кое-какую информацию.
  - На какую еще информацию? - Сразу насторожился Славик.
  - Так, пустячок. Хочу кое-что про Пашу Усикова у тебя спросить.
  - Идет, - согласно кивнул он.
  Следующие полчаса ушли у меня на декоративное художество. Преодолевая поминутные приступы дурноты, я старательно замалевала неровное, успевшее намертво въесться в пол пятно крови - все, что осталось в ЦВР от Паши Усикова. Рисовала я весьма посредственно, но на то, чтобы намалевать на полу некое подобие недозрелой ромашки таланта у меня хватило. Не знаю как показалось другим мое творение, а Славик был в восторге.
  - Уговор дороже денег, - напомнила я, возвращая рабочему ведро с остатками краски и кистью.
  - Спрашивай.
  - Не здесь. Пойдем к тебе.
  В ответ он просто пожал плечами, словно говоря: не здесь, так не здесь. Мы вдвоем вышли из здания и отправились к нему в мастерскую. Завхоза Кобелева на мое счастье там не оказалось, и я могла без боязни поговорить со Славиком наедине. Рабочий, пользуясь отсутствием завхоза, бухнулся в его кресло, а меня усадил напротив себя, на жесткий диванчик.
  - Помнишь тот день, когда Паша явился ко мне пьяный и мне пришлось на себе тащить его вниз? - Первым делом спросила я.
  - Конечно, ты же тогда еще его потеряла.
  - Вот именно. Так вот, в тот день Паша все порывался со мной о чем-то поговорить. О чем-то очень важном.
  - Не знаю, - чуть запнувшись ответил Славик. - Мне он ничего не говорил.
  - Понимаешь, в ходе беседы он все рассказывал мне о какой-то женщине. Говорил, что надумал в скором будущем жениться. Меня еще это немного удивило, ведь я знаю Пашу как закоренелого холостяка.
  - Была у него краля, - морща от напряжения лоб, мучительно вспоминал Славик. - Только вот не знаю точно кто. Знаю лишь, что вроде ненамного она его моложе. Ему ведь тридцать шесть было, а она года на два-три младше. И, вроде, ребенок у нее еще был. Точно, был. Он все хвалился, что скоро отцом станет.
  - А ты точно не знаешь, кто она такая? Может, Паша говорил где живет или где работает?
  - Да нет, не говорил. Хотя... - Славик снова задумался, а во мне сразу воспылала слабая искорка надежды. Сгорая от нетерпения, я следила за тем, как Славик достает из кармана брюк смятую пачку "Примы" (похоже, что у нас эту марку предпочитают все курящие мужики), неторопливо раскуривает сигарету, с наслаждением выпуская дым через ноздри.
  - Как-то он проболтался о том, что краля эта из наших, - произнес, наконец, Славик, наполовину скрываясь от моих глаз в густом вонючем дыму. - То есть работает в ЦВР. История эта началась не так давно - пару недель назад. До того Паша-то был человек человеком. И выпить, и покурить всегда не прочь. А потом как отрезало. Чистый на работу являться стал, в галстуке даже. Я даже сначала подумал, что он заболел. Недели две Пашка держался, а потом снова запил. И вроде как бояться чего-то начал. Уж я и так, и этак разузнать у него хотел, а он ни в какую. Раньше-то со мной завсегда делился. Если какие проблемы, я ж всегда помогу. А тут уперся, молчит. Вижу же, что гложет его изнутри что-то. И ты правильно заметила. Он вроде как сказать чего-то хочет, а не говорит. То ли не может, то ли боится. И про тебя мне все рассказывал, мол, зря ты в это дело сунулась.
  - В какое еще дело? - Притворно удивилась я.
  - Да шут его знает, в какое, - поморщился Славик, с явным неудовольствием затушив в банке из-под консервов, заменявшей ему пепельницу, выкуренный до самого кончика окурок. - Видать, было какое-то. Да и Митрич пару раз об этом говорил. Эх, жаль парней, только ведь жить начали. Что одного, что другого угробили ни за шиш. А ведь я их предупреждал.
  - О чем?
  - Понимаешь, я и сам толком не знаю. Чувствовал просто: во что-то нехорошее они встряли. Ведь раньше как: с утречка прибегут, Паше подлечиться надо, Митричу на зуб чего кинуть, а денег ни у того, ни у другого ни копейки. Когда у меня было, я всегда ж делился. Если к тебе по-человечески, то и ты будь добр...
  - Славик, не уходи в сторону, - потребовала я, заметив, что глаза рабочего начали философски округляться.
  - Извини, не буду. Так вот, пару недель назад они мне заявили, будто кто-то их обоих на подработку нанял и хорошо за это платит. Ну, я сперва не поверил. Ты же знаешь, они иногда любили приврать, особенно Паша. А потом замечать стал, что деньги у них появились. Мне то что, я только порадовался за друзей. Им хорошо, и у меня на душе сразу теплее становится. Вот только изменились они как-то, словно не в себе были. Как будто тайну какую скрывали или еще что. Пытался я их разговорить, да что толку. Митрич, тот молчун был, каких еще поискать. Если упрется, так никаким манером из него слова не вытянешь. А Пашка сразу все на нервы переводил.
  - Интересно, а родственники у них остались? - Спросила я в надежде на то, что позже мне удастся встретиться с кем-нибудь из родных покойных и, может быть, разузнать что-нибудь важное.
  - У Митрича тетка осталась, да вроде на Украине она где-то живет. А у Паши вообще никого не было. Он же детдомовец. А ты это, ты чего? - Неожиданно встрепенулся Славик. - Ты чего это ко мне с такими вопросами пристала? Может, их из-за тебя убивают? Наташка, я еще жить хочу.
  - Ладно, ухожу-ухожу, - поспешила я его успокоить. - Только у меня к тебе еще один вопрос. Последний. Ты не знаешь, чьи это ключи?
  Я вынула из кармана связку и показала ее Славику. Тот, мельком взглянув на мою находку, ответил не раздумывая:
  - Так что тут думать, Пашины. Брелок его, это краля ему как раз подарила. И ключи. Вот этим, большим самым, в последнее время все пиво открывали. А откуда они у тебя?
  - Так, ниоткуда. Нашла.
  Распрощавшись со Славиком, я буквально вылетела из мастерской. Вот так Славик, сам того не подозревая, подтвердил некоторые мои догадки. Во-первых, теперь я уже нисколечко не сомневалась в том, что именно Паша выкрал ключ от сейфа у Тамары. По всему выходило, что похищал он его не для себя, а для некоего третьего лица, того самого незнакомца, явно не нашего работника, иначе зачем ему было рисковать, нанимая для осуществления своих целей Пашу и Митрича. Допустим, Паша сумел выкрасть ключ и передать его незнакомцу. Сделать он мог это только с утра, когда Тамара собиралась ехать в Брянск. Деньги из сейфа похитили в тот же день. Скорее всего, в тот момент, когда мы, как растяпы, уселись пить чай, или еще раньше, когда на площадке во дворе развернулась волейбольная баталия. В любом случае, вечером кража произойти не могла, поскольку я почти все время находилась наверху, в учительской и мимо меня не смог бы незамеченным пробраться даже таракан.
  Но если ключ Паша передал незнакомцу, то как же тогда он снова оказался у аккомпаниатора? Наверняка после кражи незнакомец вернул ключ Паше, чтобы тот подсунул его обратно Тамаре в сумочку, но у Усикова, видимо, просто духа не хватило, чтобы проделать это. К тому же так некстати и совесть проснулась. То-то он и порывался все со мной наболевшим поделиться. Жаль, что не успел.
  Если роль Паши в этом деле теперь была мне более-менее ясна, то вот роль Митрича, напротив, становилась все более туманной и расплывчатой. Митрич вообще был фигурой, никак не вписывавшейся в выстроенную мной схему. Ведь для того, чтобы похитить деньги из сейфа, Митрич был не нужен. Достаточно было Паши с его ключом. Или наоборот, Митрича с его умением вскрывать и не такие сейфы. К тому же, Митрич редко когда поднимался на второй этаж. Зато на первом в последнее время я что-то очень часто стала встречать его. В основном, у дверей подсобки. Неужели все-таки именно в этой злополучной подсобке все и дело? Но что может быть интересного в обыкновенном закутке, предназначенном для хозяйственных нужд? Может, наркотики они там хранили? Да нет, не похоже.
  Помнится Митрич, когда я его огрела шваброй, был весь измазан глиной. Неужто он и в самом деле рыл в подсобке какой-то подкоп? Ведь из старого плана явствовало, что до войны в нашем заведении имелся подвал. Выходит, основной целью незнакомца был именно этот подвал, вернее то, что могло быть там припрятано. Но кто, что и когда мог там припрятать, ведь вход в подвал завалили почти сорок лет назад!
  Если это так, выходит, кража денег из сейфа была сделана лишь для отвода глаз? Что на самом деле нужно было в сейфе таинственному незнакомцу? Планы? А где же тогда деньги? Уверена, что незнакомец, если он, конечно, неглупый человек, не стал бы тратить похищенные деньги в нашем городе, поскольку в этом случае риск быть пойманным был бы очень велик.
  Занятая своими думами, я и не заметила, как добрела до дверей своего кабинета. Работать уже не хотелось ни в коей мере. Меня переполнял охотничий азарт. Я чувствовала, что остановилась в каком-то шаге от разгадки, и это очень волновало меня. Стоило только решить, в какую сторону совершить этот пресловутый шаг и в одночасье я могла стать или героем, или очередной жертвой хладнокровного убийцы.
   Усевшись за стол, я некоторое время сидела без движения, подперев рукой щеку. Передо мной на столешнице лежала связка ключей с ярко-красным брелком-сердечком. Все-таки интересно, кто же подарил его Паше? Что за дама, неожиданно воспылавшая страстью к человеку, над которым откровенно посмеивались, появилась у нас? Славик сказал, что ей тридцать три - тридцать четыре года, и что у нее уже есть ребенок. Следовательно, она не замужем, потому что никогда не поверю в то, что Паша может отбить у кого бы то ни было замужнюю женщину. Быстренько мысленно пробежавшись по нашим работницам, я остановила свой выбор на двоих. По всем вышеуказанным параметрам подходили лишь Хомуха и Инна Петровна. Обе примерно равного возраста, незамужние, с ребенком на руках. Правда, они были дамами достаточно самостоятельными, о себе могли позаботиться и сами. О них постоянно ходили неприглядные слухи: то один кавалер у них появится, то другой. Что это были за кавалеры, слухи обычно не уточняли, но то, что дамы не бедствовали - это точно. И украшений дорогих у них хватало, и средств на то, чтобы на отдых за границу съездить тоже. Лично меня эти подробности всегда мало интересовали. У каждого своя жизнь, и каждый вправе распоряжаться ею по своему усмотрению.
  Неизвестно, до чего бы я еще додумалась, если бы мое благостное настроение не испортили самым неожиданным образом. До моего слуха давно уже доносился отдаленный шум: еще по пути в здание из мастерской я заметила, как в наши ворота задом неторопливо въезжает средних размеров грузовик. Сам по себе грузовик ничего из ряда вон выходящего не представлял. Иногда в ЦВР привозили старую списанную мебель из школ или детских садов, а порой и просто кое-какой хлам, в основном, отходы производства местной швейной фабрики, которые наши умелицы вместе с детьми превращали в настоящие произведения искусства. Поэтому грузовик и не остался бы в моей памяти, если бы не одно но. Дело в том, что нанесенные краской на его задней стенке номера не были отечественными. Мне показалось это странным, поскольку иностранные гости заезжали к нам нечасто.
  Поднявшись к себе, я скоро забыла о грузовике, и вспомнить о нем меня заставил лишь доносившийся со двора шум. Выйдя из кабинета и выглянув в окно фойе, я увидела, как несколько рабочих разгружают содержимое контейнера, большие картонные коробки, сопровождая свою работу нескончаемой чередой интересных высказываний. Хорошо, что было лето, и дети еще находились на отдыхе.
  Рядом с застывшим у входных дверей грузовиком, внимательно наблюдая за действиями грузчиков, суетились три человека. Двоих я узнала сразу: это были моя начальница Марина Николаевна и неугомонная Инна Петровна, которую я только что причислила к кругу подозреваемых. Третьим был совершенно незнакомый мне человек, хотя, глядя на него сверху, я невольно поймала себя на мысли, что вижу его не в первый раз. Он был высок и немного грузен, этакий образчик мужчины-здоровяка. Легкий светлый костюм прекрасно сидел на нем и лишь подчеркивал достоинства его фигуры. Признаюсь, я с некоторым удивлением обнаружила, что этот импозантный мужчина уже далеко не молод. Несколько раз он вскидывал вверх голову и смотрел на окна второго этажа, и в эти краткие мгновенья я успела немного разглядеть его лицо. Несомненно, ему было уже немало лет и то, что он сумел так сохраниться, лишь делало ему честь. Он не производил впечатления дряхлого старичка. Напротив, в нем чувствовалась все еще недюжинная сила. Да и его лицо с хищным, с горбинкой, носом, несло на себе печать непреклонной силы воли. Я даже невольно поежилась, встретившись однажды с его тяжелым, проницательным взглядом.
  - Что, новую жертву высматриваешь?
  Я вздрогнула от неожиданности и обернулась на звук голоса. Сзади ко мне неслышно подошел Роберт, тоже не преминувший выглянуть в окно.
  - Не знаешь, кто это такой? - Я указала рукой на незнакомца внизу.
  - А ты не в курсе? Это же Усама бен Ладен.
  - Я серьезно...
  - Я тоже. - Улыбнулся Роберт, но, поняв, что мне действительно не до шуток, смилостивился и снизошел до нормального человеческого ответа. - Вчера или позавчера Инна что-то рассказывала насчет гуманитарной помощи. Ты же знаешь, все эти ее друзья-немцы, к которым она ездит в гости каждый год. Иногда и они приезжают к нам погостить, и останавливаются как раз у нее. Думаю, что и этот из их числа.
  - Он немец? - Разочарованно протянула я.
  - Да, а что тут такого? Добрый человек, видишь, гуманитарную помощь нам привез. Хотя, если честно, я не удивлюсь, если узнаю, что во время войны он в наших краях наших же жителей расстреливал. По возрасту, на мой взгляд, как раз подходит.
  - Зачем же он тогда сюда приезжает?
  - Да кто его знает, может, ностальгия.
  Я еще немного постояла у окна и вернулась к себе, оставив Роберта в одиночестве наблюдать за разгрузкой. Меня же интересовали куда более насущные проблемы. Прежде всего, я никак не могла вычислить пассию аккомпаниатора. Если бы мне удалось это сделать, я могла бы нажать на нее и заставить расколоться. Что-то подсказывало мне, что в этой истории любви не все было чисто. Женский пол никогда не баловал своим вниманием Пашу, а уж до женитьбы дело вообще никогда не доходило. Да что там до женитьбы, даже до разговоров о ней! Поэтому непонятная история любви, так кстати совпавшая с известными событиями, наталкивала меня на дополнительные подозрения. Помимо личности женщины, мне также не терпелось узнать, наведывалась ли уже милиция в квартиру Паши Усикова. По моему разумению, там наверняка можно было найти ответы на многие вопросы. Я бы не уделяла этой теме столько внимания, если бы у меня не было возможности самой заявиться в квартиру Паши. Но ведь у меня в руках был ключ от его квартиры!
  В конце концов, набравшись наглости и смелости, я сама решила позвонить Никонорову. На счастье, он оказался на рабочем месте.
  - Вы еще живы? - Удивленно протянул он в трубке, а я никак не могла понять, рад он этому известию или не очень. - Только не говорите, что у вас еще кого-то убили.
  - Нет, пока больше никого.
  - Если бы вы знали, как меня это радует. Так в чем же дело, почему вы мне звоните?
  - Я только хотела сказать, что неплохо было бы осмотреть квартиру Паши, - как можно более невинным тоном произнесла я.
  - Думаете, в милиции одни дураки сидят? Нет, есть и другие. Квартиру мы уже осмотрели и опечатали. Так что даже не думайте о том, чтобы туда сунуться.
  - Я?! Никогда, - обиделась я.
  - Тогда желаю удачи, - бросил напоследок капитан и положил трубку.
  Я тоже опустила трубку на рычажки, да так и застыла у телефона, размышляя над тем, что же предпринять дальше. Никоноров сказал, что квартиру они проверили. Я не спросила у него, нашли ли они там что-нибудь интересное, но думаю, он никогда бы мне этого не сказал. Может быть, поэтому во мне росла уверенность в том, что милиция не нашла в квартире Паши разгадки, которая там, несомненно, была.
  Мысленно проклиная себя в душе, я вернулась в свой кабинет, схватила мою верную сумку и сообщила все еще высившемуся у окна Роберту, что ухожу, а когда буду неизвестно. Внизу в дверях мне пришлось уступить дорогу одному из грузчиков, с красным от напряжения лицом вносившему внутрь очередную неподъемную коробку.
  - Что же они такое нам привезли, металлолом, что ли? - Невольно вырвался из меня вопрос, на что грузчик одарил меня таким красноречивым взглядом, что я поспешила выпорхнуть в двери сразу же, как только он их освободил.
  Проскользнув мимо грузовика, я бодрой рысью двинулась по дорожке, норовя незамеченной улизнуть со двора. Марина Николаевна как раз находилась по другую сторону грузовика и не могла меня видеть. Зато в последний момент из-за кузова машины выглянул немец-меценат. Я, повинуясь какому-то шестому чувству, обернулась и снова встретилась с ним взглядом. Эта краткая, меньше секунды, сцена внезапно вернула меня в недалекое прошлое. Ощущение, которое я испытала, кинув взгляд на немца, оказалось сродни тому, что испытала я в тот самый вечер, когда простилась с Митричем на перекрестке. Незнакомец с сигаретой, подошедший тогда к Митричу, вызвал у меня столь же сильное и неосознанное чувство опасности, какое охватило меня и сейчас. Вздрогнув всем телом, я ускорила шаг и почти бегом выскочила на улицу. Только тут ко мне вернулось душевное равновесие. Я провела в ЦВР всего сутки, но они показались мне настоящей вечностью. Выйдя за пределы нашего учреждения, я чувствовала себя как выпущенный на волю после двадцатилетнего заточения узник.
  Было около двух часов дня, солнце нещадно парило землю, но мне было нежарко. Нежась в теплых, опаляющих лучах небесного светила, я неторопливо шла по улицам, с наслаждением вдыхая пьянящий аромат воздуха свободы. Лица прохожих были омрачены преследующими их собственными проблемами, но все равно казались бесконечно радостными и веселыми, ведь главный кошмар, через который мне пришлось пройти, был уже позади.
  То и дело ощупывая лежавшую в кармане легкого жакета связку ключей, я всю дорогу боролась сама с собой. С одной стороны, инстинкт самосохранения отчаянно вещал о том, чтобы я, пока еще не поздно, отказалась от своей затеи. С другой меня незримо подталкивало вперед природное любопытство и желание поскорее самой во всем разобраться. Я отлично осознавала, что не имела никакого права вламываться в квартиру покойного Паши, но кто знает, может моральное право на это у меня все же было, ведь Паша сам пытался что-то донести до моих ушей. Он не успел сделать это при жизни, но может успеть сделать это после смерти. Вполне возможно, что не решись я на этот шаг, тайна гибели Паши никогда не будет раскрыта.
  Споря сама с собой, я и не заметила, как добралась до заводского микрорайона, в котором еще недавно жил Усиков. В нерешительности замерев перед первым из целой череды громоздившихся друг за другом высотных домов, я мысленно отругала себя за то, что не позаботилась о том, чтобы разузнать адрес Паши заранее. Могла бы у Славика спросить или посмотреть в личном деле, к которому у меня, как у делопроизводителя, имелся доступ. Однако, все мы крепки задним умом. Не возвращаться же мне теперь назад.
  У Паши дома я была всего один раз в жизни. Кажется, это было двадцать третьего февраля прошлого года, и мы отмечали этот праздник всем коллективом. Поскольку мужиков у нас меньше, чем женщин, каждому из представителей противоположного пола мы решили сделать индивидуальный подарок. Паше тогда досталась какая-то безделушка, но шутки ради ее упаковали в огромную коробку. После празднества Роберт вызвал такси, и мы разъехались по домам. Я как раз угодила в одну машину с Пашей, и он, когда мы подъехали к его дому, попросил меня помочь ему занести подарок домой, поскольку сам уже не очень твердо держался на ногах. Я помогла ему дотащить коробку до дверей квартиры, но внутрь заходить отказалась. Теперь же мне предстояло вспомнить номера дома и квартиры.
  Нужный мне дом я обнаружила быстро. В нем на первом этаже располагался овощной магазин, это я еще в тот раз заметила и запомнила. С квартирой оказалось сложнее. Я точно помнила, что Паша жил на четвертом этаже, но вот в каком подъезде напрочь забыла. Легче всего было бы спросить об этом у всезнающих бабушек, которые целыми днями напролет сидят во дворе на скамеечках, перемалывая кости соседям. Но мне не хотелось лишний раз светиться. И так я находилась здесь незаконно.
  Решив искать жилище Паши методом тыка, я начала поочередно заходить во все подъезды и подниматься на четвертый этаж. Раз милиция уже побывала у него в квартире, значит, представители закона должны были оставить следы своего пребывания там. Опечатать дверь, например.
  Квартира Усикова, повинуясь закону подлости, располагалась в последнем из подъездов, которые я прочесала. Обитая дешевым, коричневым, местами подранным, дермантином, дверь была старательно опечатана. Вид казенной бумажки с гербовой печатью быстро остудил мой пыл. Сорви я ее, получалось, что я оказывалась преступницей. Тут уж Никоноров имел полное право сажать меня в тюрьму. Довольно ярко представив себе дощатые нары, я передумала. Мне больше не хотелось заходить в Пашину квартиру.
  - Извини, - тихо прошептала я, приблизившись к двери и обращаясь к Паше. - Но, видимо, я ничем не смогу тебе помочь.
  Дотронувшись рукой до бумажки с печатью, я с грустью брякнула напоследок связкой ключей в кармане. И тут внимание мое привлекла одна маленькая деталь. В какой-то миг мне показалось, что бумажка к стене приклеена как-то неровно и неумело. Машинально я провела пальцем по подозрительному месту и охнула: кто-то уже отрывал бумажку от стены и потом, видимо, пытался приклеить ее обратно! Выходит, что не я первая нарушаю закон. Да и вообще, нарушаю ли я его, если, по сути, гербовая бумажка уже сорвана? Внутренний голос немедленно информировал меня о том, что формально закон я не нарушаю. Это окончательно меня успокоило, и, осторожно отклеив бумажку, я решительно вставила ключ в замочную скважину.
  Сердце грозило вырваться из моей груди, когда я переступала порог Пашиной квартиры. Он умер не здесь, но мне в нос ударил такой противный затхлый запах, что я невольно огляделась по сторонам, ежесекундно ожидая увидеть где-нибудь в углу очередной раскачивающийся в петле посиневший труп.
  Квартира оказалась типовой однокомнатной квартиркой, со скромной, почти незаметной прихожей, малюсенькой кухней, на которой двоим уже не развернуться, и крохотным совместным санузлом. Обстановка тоже была под стать хозяину квартиры. Единственная комната, оклеенная старыми цветастыми, местами свисающими целыми клочьями обоями, казалась огромной из-за почти полного отсутствия в ней мебели, из которой здесь были лишь старенький, потрепанный разложенный диван с не заправленной постелью да покосившийся от времени шкаф-сервант с треснувшим по всей длине стеклом дверцы и аккордеоном наверху. Полки серванта также были почти пусты: на них красовались лишь несколько дешевых фужеров и тарелок, да чуть сбоку за ними примостилась огромная морская раковина, видимо, привезенная когда-то из отпуска.
  В углу на древней покосившейся тумбочке стоял не менее древний черно-белый отечественный телевизор, должно быть, ровесник его владельца. Вряд ли этот аппарат был еще способен на такой подвиг как синхронная передача изображения и звука. Единственный стул, прислоненный к стене у дивана, был завален какой-то одеждой.
  У окна, прикрытая грязной, обвисшей до самого пола, шторой под батареей отопления угадывалась внушительная батарея пустых бутылок, в основном, "чекушек", завоевавших в последнее время былую популярность у местных любителей выпить.
  Свои немногочисленные пожитки Паша хранил в одежном отделении серванта. Кинув сумку на стул и открыв жалобно скрипнувшую, покосившуюся дверцу, я едва не вскрикнула от неожиданности, когда изнутри на меня выглянуло нечто. Зажав себе рот рукой, я сумела подавить крик, быстро выяснив, что нечто было ни чем иным, как моим отражением в каким-то чудом сохранившемся зеркале с внутренней стороны дверцы.
  Посмеявшись больше для того, чтобы привести свои нервы в порядок, я принялась за осмотр содержимого шкафа. Несколько нижних полок были целиком отданы одежде. В основном, мне попадались рубашки и брюки всевозможных расцветок. Помимо них я обнаружила еще несколько свитеров; два потрепанных пиджака, в которых Паша любил приходить на работу; легкую осеннюю куртку с немецким почему-то флажком на рукаве, источающую довольно неприятный, сродни медицинскому, запах; кучу дырявых носок и трусов, а также пару зимних полусапожек, аккуратно задвинутых в самый угол. Это невольно навело меня на мысль, что милиция не очень утруждала себя поисками возможных улик в квартире Усикова.
  Покончив с одеждой, я перебралась на верхние полки. На одной из них правильными стопками были размещены книги. Судя по старым, полустершимся обложкам, это были произведения русских классиков. Должно быть Паша, как человек образованный и достаточно грамотный, любил в свободное от запоев время порассуждать с мыслителями прошлого о жизненных хитросплетениях.
  Самая верхняя полка оказалась завалена грудами бумаг. Выудив их на свет Божий, я с трудом перетащила сей нелегкий груз на диван. Стопка получилась внушительной, и мне, если я мечтала найти что-нибудь интересное, необходимо было ее просмотреть. Подумав, я также выгрузила на диван из шкафа книги, решив, что и их было бы неплохо перетряхнуть.
  Работа предстояла поистине титаническая. Я прикинула, что на то, чтобы просмотреть все книги и бумаги, мне потребуется не менее двух часов. Между тем, находиться в квартире совсем недавно убитого человека так долго мне не хотелось. Да я и не была уверена, что психологически сумею выдержать здесь столько времени. Когда я только направлялась сюда, моя авантюра казалась мне рядовой прогулкой. Подумаешь, загляну на минутку в квартиру, найду то, что меня интересует и быстренько ретируюсь, так что никто и не узнает, что я тут была. На деле же все оказалось гораздо сложнее. Меня неотступно преследовало чувство, что вот-вот со мной должно произойти что-то нехорошее. Это чувство с каждой минутой только усиливалось, заставляя меня то и дело испуганно озираться по сторонам при каждом шорохе. Мне отчего-то казалось, что в квартире я не одна, хотя первым делом, как только переступила порог, я заглянула и в кухню, и в ванную, чтобы удостовериться, что там никого нет. Входную дверь тщательно закрыла за собой на замок и наверняка услышала бы, если б кто-нибудь попытался ее открыть. Тем не менее, неподдельное чувство тревоги не покидало меня, заставляя нервы выть внутри меня на предельной ноте.
  Усевшись на краешек дивана, я отодвинула от себя книги и принялась перебирать бумаги. Стремительно пробегая по ним взглядом, я одна за одной откладывала их в сторону, поскольку ничего интересного они из себя не представляли. Все попадались различные справки и счета, которые Паша хранил неизвестно зачем.
  После примерно десяти минут кропотливой работы мне, наконец, попался на глаза первый стоящий документ. Это была квитанция за оплату туристического тура в Турцию на трех человек. Как ни старалась, самих путевок я не нашла. Должно быть, Паша успел передать их тому, для кого они и были предназначены. Снова взяв в руки квитанцию, я принялась за ее более внимательное изучение. Квитанция оказалась недельной давности, и, судя по стоимости, тур был рассчитан примерно на двенадцать дней. Сумма, указанная в конце счета, намного превышала величину месячного заработка Усикова, что свидетельствовало о том, что Паша приобрел тур на средства, заработанные на стороне. Это могло послужить очередным косвенным доказательством его вины.
  По всей видимости, Паша решил сделать приятный подарок своей неизвестной пассии, пригласив ее на пару недель отдохнуть в Турции. Постойте, но ведь путевка была оформлена на трех человек! Ах да, Славик же упомянул, что у женщины Усикова был ребенок. Что же, все сходится. Жаль, что в квитанции не были указаны фамилии туристов, и личность пассии Усикова по-прежнему оставалась для меня загадкой.
  Перерыв остаток бумаг, я так ничего в них больше и не нашла. Передо мной в углу дивана все еще возвышалась груда сваленных туда кое-как книг. Надо было бы просмотреть и их. Мельком взглянув на наручные часы, я с ужасом отметила, что нахожусь в квартире уже более получаса. Решив сделать все как можно быстрее и убраться отсюда, я схватила в руки верхнюю книгу и лихорадочно пролистала ее страницы. Точно так же я поступила и со всеми оставшимися книгами. Где-то в самом конце стопки мне повезло. Из одной из книг, порхая, словно опадающий лист, выскочила и улеглась на пол в метре от меня чья-то фотография. Я ринулась на нее словно голодная рысь на добычу, и мгновение спустя уже сжимала фотографию в руках.
  - Я так и знала, - невольно вырвался из моей груди торжествующий крик, как только я перевернула кусок фотобумаги и увидела, кто был на ней запечатлен.
  Инна Петровна, властная и надменная, в мини-юбке, совсем не шедшей ни к ее внешности, ни к ее годам, до неприличия загорелая вызывающе улыбалась мне, стоя на фоне пальмы на каком-то далеком, недосягаемом для меня и моей семьи южном курорте. Рядом с ней, облизывая мороженое на палочке, жалась Анютка - ее восьмилетняя дочь.
  Надпись на обратной стороне фотографии гласила: "Утеночку на долгую память от уточки". Так, значит, она называла Пашу утеночком. Хм, странно, учитывая ее непростой характер и предвзятое отношение к мужскому полу. Хотя, кто знает, может, вся ее предвзятость на самом деле была напускной, а как только на пути попался настоящий мужчина, вся предвзятость пропала. Вот только по-прежнему я не могла поверить, что Инна Петровна могла обнаружить в Паше настоящего мужчину. Ну не в ее он был вкусе. На таких как он, Инна в жизни не стала бы смотреть. Тогда почему ее фотография оказалась у Паши? Тайная безответная любовь? Или что-то другое? Каким образом Инна была связана с Пашей и теми преступлениями, что в последнее время буквально захлестнули город?
  И тут меня осенила внезапная догадка. Повинуясь силе своего прозрения, я бросилась обратно к шкафу и стала рыться в ворохе одежды. Несколько минут спустя я уже шарила по карманам куртки с немецким флажком на рукаве. Вот она, отгадка. Инна вот уже несколько лет приглашала в наш город немцев, они привозили гуманитарную помощь, а Пашина куртка была как раз из такой партии. Вот почему от нее исходил такой неприятный запах. Это был запах дезинфекции, запах секонд-хэнда, запах западной жалости к русскому народу.
  Я еще не знала, каким образом немцы оказались замешаны во всей этой истории, но была твердо уверена, что без их участия здесь не обошлось. Как-то сразу в памяти всплыл случайно подслушанный разговор Паши с каким-то незнакомцем, который, как мне показалось, и теперь я думала, что не без оснований, говорил с акцентом. Может, это был немецкий акцент?
  Карманы Пашиной куртки были пусты, но сама куртка приятной тяжестью оттягивала руку. Поэтому я, не теряя время на лишние размышления, решительно оторвала подкладку. Тотчас на непокрытый пол с глухим стуком посыпались аккуратно переклеенные банковскими реквизитами пачки денег. Куртка сразу стала заметно легче. Все еще не веря своим глазам, я опустилась на колени и начала собирать пачки, укладывая их перед собой правильным рядом. Всего пачек оказалось восемь. По десять тысяч в каждой, причем ни одна из них не была распакована. Я могла бы жизнью поклясться, что это была пропавшая из сейфа зарплата. Получается, что Паша не только выкрал ключ, но и сам похитил из сейфа деньги. Выходит, он действовал в одиночку? Тогда причем здесь Митрич и немцы? Причем здесь подсобка и... я?
  Окончательно запутавшись, я на всякий случай пересчитала пачки, решив начать свои умозаключения заново. Попытавшись сосредоточиться, я поняла, что не смогу нормально мыслить, пока не уберу подальше от себя проклятую куртку, все еще источавшую невыносимо противный запах. Мне даже показалось, что он стал резче: к нему теперь как будто бы примешивался какой-то слабый цветочный аромат, как это ни странно, показавшийся мне знакомым. Подняв с пола куртку двумя пальцами, я как была на коленях, так и повернулась лицом к шкафу, чтобы кинуть туда скверно пахнущий предмет одежды. Но сделать это не успела, поскольку перед шкафом неожиданно выросла пара чьих-то ног, облаченных в светлые брюки и туфли из светлой же кожи. Кажется, я их уже где-то видела, подумалось мне. А когда на помощь пришли воспоминания, мне уже вовсю хотелось кричать.
  - Не кричите, - глухо, откуда-то сверху, произнесли туфли, слегка коверкая русские звуки. - Фам это не помошет.
  - Я и не собираюсь, - обиделась я, хотя минуту назад думала совсем иначе. - Кто вы?
  - На фашем месте я пы поостерегся задафать такие фопросы, - также бесстрастно ответили туфли, а я проклинала себя за то, что никак не могла отвести от них глаз и посмотреть наверх.
  Владелец светлых туфлей сам разрешил мою проблему. Он неспешно отошел к стулу и освободил его от одежды. Вот тут я и поймала его в прицел моего зрения и сразу пожалела, что сделала это. Незнакомцем оказался тот самый немец, которого я видела сегодня во дворе, но меня больше поразило не это открытие, а пистолет в его руке, показавшийся мне огромным, почти артиллерийской гаубицей. Судорожно сглотнув, я мысленно представила себе, как из черного зловещего дула медленно вылетает огромная свистящая пуля и какой-то миг спустя вонзается в мое измученное сердце. У меня не было сомнений в том, что этот человек не промахнется и в случае необходимости отправит меня в места вечной охоты. Вряд ли у него дрогнет рука.
  Тем временем незнакомец, будто совсем не обращая на меня внимания, поставил стул посреди комнаты и предложил мне присесть.
  - Очень любезно с вашей стороны, - поблагодарила его я, с неимоверным трудом превозмогая охвативший меня страх и поднимаясь с колен, - но вынуждена вас предупредить, что у меня карате по черному поясу и сумка в гранате. А еще у меня есть друг-киллер. Если вы со мной что-нибудь сделаете, он вас непременно найдет.
  Немец вытаращился на меня так, будто я в течение минуты наизусть пересказала ему роман-эпопею "Война и мир".
  - Простите, я не софсем понял, что у фас есть?
  - Надо же, какой вежливый, - удивилась я, бухаясь всей своей массой на стул. - Так это вы все пытались меня прикончить?
  В руках у немца невесть откуда появился моток широкого скотча.
  - Если фы не будете фосрашать, я фас сфяжу.
  - А если буду, подарите мне букет цветов? - Довольно ехидно поинтересовалась я.
  - Нэт, тогда я фас упью, - очень просто ответил незнакомец, и я была склонна ему верить.
  Немец быстро и ловко скрутил мои руки за спиной скотчем, прикрутив их заодно к спинке стула. Отныне я была в полной его власти.
  - Вы меня убьете? - Спросила я, тщетно лелея в душе надежду, что первый раз в жизни мои опасения окажутся напрасными.
  - Да, но не так, как фы думаете.
  Покончив с процедурой связывания, немец взглянул на часы и присвистнул.
  - О, мне пора идти. Шаль, что нам так и не удалось познакомиться поблише.
  - Постойте, - окликнула его я, когда он уже готов был заклеить мой рот скотчем. - Возможно, вы сочтете меня полной идиоткой, но я хотела бы задать вам несколько вопросов.
  - Интересно, - протянул немец, опуская руки со скотчем и впиваясь в меня любопытным взглядом. - Што фы хотите спросить?
  - Если мне суждено умереть, то я хотела бы знать, за что. Я никак не могу понять, кто вы такой и зачем все это совершили. Это ведь вы заставили Пашу украсть ключ у Тамары, это вы заставили Митрича приделать крючок к форточке в мужском туалете и постоянно проникали таким образом внутрь здания, это вы убили их обоих и едва не прикончили меня прошлой ночью. Вы, в конце концов, саданули меня по шее и посадили в шкаф, а незадолго до этого перерыли мой кабинет в поисках оригинала плана ЦВР. Объясните, ради чего вы все это совершили?
  Лицо немца отразило мучительную борьбу с самим собой. Он явно размышлял над тем, стоит ли раскрывать передо мной карты. Видимо, в его глазах я уже не была жильцом на этом свете, поэтому он присел на диван, туда, где чуть раньше сидела я, перебирая злополучные бумаги, и заговорил:
  - Я нэ хотэл никого упивать. Все долшно было пройти незаметно. Все, што мне пыло нушно от фаших рапотников - это старые планы фашей конторы и ключ от сейфа.
  - Но зачем вам понадобились какие-то планы? А, подвал. Вы искали вход в подвал, я права?
  - Да, фы догадались ферно. - Покачал головой немец. Слова давались ему с явным трудом. Порой, он останавливался, вспоминая русский язык и обкатывая в голове какую-то фразу, хотя на самом деле мог и притворяться. - Меня интересофал только подфал. Мне надо пыло запрать оттуда кое-што из сфоих фещей, которые я там остафил. О, не удифляйтесь. Штопы это понять, надо фернуться ф далекие годы фойны. Мне дофелось служить ф фаших краях. Это пыло страшное фремя. Фсе кого-то упивали. Мы русских, русские нас. В сорок третьем стало ясно, што фойна затянется, и неизфестно, кто ф ней победит. Ф то фремя каждый из солдат старался што-то фыфезти с собой, штобы фойна принесла кое-какие плоды. Я тоже кое-што напрал, но не успел фыфезти. У меня напрался пальшой сундук, полный драгоценностей, золота. Я спрятал его в подфале комендатуры, ф которой тогда служил. Эта комендатура располагалась ф фашем здании. Русские наступали очень пыстро, мы не успели даже собрать пожитки. Я хотел запрать сфой сундук, но русские танки уже пыли на улицах. Нам пришлось уйти, но фсе эти годы я не мог запыть о мой сундук. Он снился мне фо снах, тем полее, што я так и не стал ошень погат. У меня три сына и шесть фнукоф, мне нушны деньги. Фот пошему я фернулся сюда долгие годы спустя.
  - Но разве нельзя было предположить, что ваш сундук давным-давно нашли, и ваше награбленное добро пошло на восстановление нашей экономики. Вдруг все ваши старания были напрасными, и сундука в подвале нет, тем более что и самого подвала уже давно не существует?
  Немец снова покачал головой.
  - Подфал остался, зафаленным оказался только вход. Но нам удалось его откопать.
  - Подсобка! - Вскрикнула меня. - Вы рыли ход в подсобке.
  - Так, мы рыли и нашли. Мой сундук там, - немец неопределенно махнул рукой, но я его прекрасно поняла. - Я чуфстфую это.
  - Поэтому вы убили Митрича? Он стал вам не нужен?
  - Он стал опасен, пытался меня шанташирофать. К тому ше, он едва не проговорился.
  - А чем вам Паша помешал?
  - Он с самого начала был слапым зфеном ф нашей цепочке. Я знал, што его придется упрать. Он пыл ошень слапым челофеком и хотел фо фсем признаться. Осопенно тогда, когда фы спустились фниз, сегодня ночью. А еще он потерял план, который фам удалось обнарушить. У фас есть еще ко мне фопросы?
  - Да, еще я хотела бы знать, каким образом в этой истории оказалась замешана Инна Петровна?
  - Инна хорошая шенщина. Я люплю ее, а она люпит меня. Шаль, што мы не сможем жить фместе.
  - Так вы обманули ее! - Догадалась я.
  - Чуть-чуть, немного, - поморщился немец. - Я просто использофал ее. Она сумела окрутить Пашу, застафить его поферить ф люпофь. Это позфолило мне полностью его контролирофать. Простите, теперь мне пора уходить. Шаль, што приходится фас упивать. Я мог пы застрелить фас, мог пы скинуть с палкона, но я не пуду этого делать. Фы умрете полее легкой смертью. Когда фас найдут, я пуду уше далеко. Прощайте, фы пыли достойным соперником.
  - Последний вопрос: как вас зовут? - Отчаянно пытаясь затянуть время и постараться каким-то образом спастись, спросила я.
  - Ганс, - подумав, ответил немец, - зовите меня просто - Ганс.
  Немец поднялся с дивана, заклеил мне рот скотчем и отправился на кухню. Раскачиваясь на стуле из стороны в сторону, я слышала, как он там орудует у плиты, открывая газ. Потом шум на кухне прекратился, зато громко хлопнула входная дверь. Скорее всего, этот гад еще и бумажку снаружи приклеил, чтобы никто не заметил ничего подозрительного. Ничего, раз он меня сразу не убил, жить теперь я буду долго. Вот только освобожусь и сразу его в милицию сдам.
  По опыту зная, что мычать и звать на помощь с заклеенным скотчем ртом бесполезно, я стала прикидывать, каким образом можно освободить руки. Сначала на ум пришла самая простая мысль: перетереть путы о ножку стула, но после нескольких минут тщетных попыток от этой идеи пришлось отказаться. Я также могла бы разрезать скотч ножом или опалить огнем, но под рукой у меня не было ничего подходящего.
  Так как мои руки были привязаны к спинке стула, это заметно осложняло мое и без того непростое положение. Я была практически лишена возможности двигаться, любое резкое движение вызывало острую боль в плечах, особенно в районе ключиц.
  Отталкиваясь ногами, я совершила несколько неуклюжих прыжков на месте, но добилась лишь того, что упала на бок, больно ушибив коленку. Стиснув от боли зубы, я продолжала вырываться из пут, уже не сдерживая хлынувшие из глаз слезы. Умирать ужасно не хотелось, но тошнотворный запах газа все больше наполнял комнату и упорно залезал в нос, тяжким дурманом стягивая мою голову. В отчаянии я хотела позвать на помощь, но крик утонул в черной непроницаемой мгле, внезапно окутавшей меня...
  
   Свежий воздух оказал на меня действие нашатырного спирта. Глубоко вздохнув, я тут же зашлась в судорожном кашле, из глаз вновь брызнули слезы, а из груди вырвался долгий мучительный стон. Мое возвращение в мир живых продолжалось несколько минут. Кто-то очень любезно поднес к моим губам стакан прохладной живительной воды, который я тут же и осушила, страшно стуча разошедшимися зубами о краешек стакана. Затем мне принесли еще воды, и я снова выпила все до капли.
  - Ну как, получше стало? - Ласково поинтересовался чей-то до боли знакомый голос.
  Я с трудом повернула голову и обнаружила, что лежу на страшно холодном, бетонном полу балкона, а рядом со мной, присев на корточках, волнуется капитан Никоноров, облаченный на этот раз в штатское.
  - Где я? - С трудом ворочая шершавым разбухшим языком, спросила я.
  - Вы в квартире Усикова, - улыбнувшись, ответил капитан. - Вернее, на его балконе. Ох, ну и напугали же вы меня. Я думал, что спасти вас уже не удастся. Квартира была полна газа, и, даже если бы вы не отравились, вас вполне мог прикончить взрыв.
  - Спасибо за подробности, - морщась от подступившей из каких-то неведомых глубин к самому горлу боли, ответила я.
  Никоноров помог мне встать на ноги и опереться на перила. Должно быть, меня все еще шатало, и потому он на всякий случай придерживал меня под локоть.
  - Дышите, дышите, - подбадривал меня он, а я дышала полной грудью и думала о том, что жизнь не так уж и плоха, если взглянуть на нее с другой стороны.
  - Как вы меня нашли?
  Никоноров удивленно взглянул на меня и неожиданно рассмеялся.
  - Вы, наверное, шутите.
  - Отнюдь.
  - Да я же вас изучил вдоль и поперек. Вы позвонили мне с работы и спросили, не посещала ли еще милиция квартиру Усикова. Как только вы положили трубку, я сразу понял, что вы обязательно сюда придете. Вот и решил в конце рабочего дня сюда заглянуть, чтобы проверить свою догадку. А когда увидел, что гербовая бумага сорвана, сразу понял, что вы еще внутри. Вот и вошел, на ваше счастье. Только вы мне, пожалуйста, объясните, зачем вы решили покончить с собой таким оригинальным способом?
  - Что?! - Вскипела я, понемногу становясь сама собой. - Да вы в своем уме? Я не собиралась заканчивать жизнь самоубийством. Это все немец сделал.
  - Какой еще немец? - Оторопело вылупился на меня капитан.
  - Известно какой - фашист недорезанный, вот какой.
  Никоноров на всякий случай отодвинулся от меня подальше.
  - Я пришла сюда, чтобы выяснить, что за даму сердца нашел себе Паша, - неохотно пустилась я в объяснения. - А вместо этого нашла похищенную зарплату и убийцу.
  - Очень интересно, - тихо пробормотал Никоноров, на всякий случай отодвигаясь от перил.
  - Вернее, даму сердца я тоже нашла, - сердито добавила я, почти полностью приходя в себя. - Я нашла фотографию. Это она привезла сюда немцев, окрутила Пашу и выключила свет в фойе в тот вечер, когда его убили.
  - Не понимаю, как одна фотография могла натворить столько бед, - притворно удивился Никоноров, - и зачем кому-то понадобилось убивать фойе.
  - Да ну вас, - досадливо отмахнулась я от него рукой.
  - Простите, я больше не буду. Продолжайте, прошу вас.
  - Вы же все равно мне не поверите.
  - Кто знает, - пожал плечами Никоноров.
  - В общем, изначально это была затея этого Ганса, как он назвался. Он когда-то воевал в наших краях, награбил много добра и сложил его в какой-то сундук, который спрятал в подвале комендатуры. Комендатура, к вашему сведению, находилась в то время в здании современного ЦВР. Наши перешли в наступление, и немцы бежали, в панике побросав награбленное. Сундук тоже остался в подвале, и вот, спустя много лет, Ганс вернулся за своим сундуком. Раньше он не мог, понимаете, железный занавес и все такое. А сейчас границы открылись. Итак, он вернулся сюда, нашел нужное здание, посетил его пару раз, именно для этого он и привозил с собой гуманитарную помощь. Когда Ганс убедился, что подвал засыпан землей, ему пришлось подумать, как его раскопать. Первым делом он решает раздобыть старые планы здания. Но они хранятся в сейфе Марины Николаевны. И вот тут вступает в дело Паша. С помощью Инны, признавшейся Паше в любви и тем самым завоевавшей его сердце, немец вынуждает Пашу выкрасть у Тамары ключ. Я могу это доказать.
  С этими словами я выудила из кармана жакета связку Пашиных ключей и продемонстрировала ее Никонорову.
  - Не подумайте ничего такого, я нашла их в туалете сегодня утром и подумала, что их вполне мог обронить убийца. Это ключи Паши, и, сами понимаете, он уже никак не мог их обронить. Тем более в женском туалете. Зато это могла сделать Инна, когда пряталась там от нас прошлой ночью. Кстати, она заставила Пашу совершить кражу из сейфа. Он взял деньги для отвода глаз. На самом деле целью ограбления были планы, вернее, один план - довоенный. Деньги я тоже нашла. Паша прятал их в шкафу.
  - Как у вас все складно получается, - умилился Никоноров.
  - Вторым Ганс привлек к работе Митрича. Ему был нужен свой человек внутри здания, на которого никто не обращал бы внимания. Митрич нуждался в деньгах, и потому согласился. Сначала он сделал крючок на форточке, а затем начал рыть подкоп из подсобки. Это был единственный способ проникнуть в подвал. Уверена, если вы обыщите эту подсобку, наверняка найдете там подкоп.
  - Куда же они землю, по-вашему, девали? - тут же отреагировал Никоноров. - Ее же в карманах не спрячешь.
  - С некоторых пор рядом с подсобкой высится небольшая кучка какого-то песка. Я раньше тоже не обращала на нее внимания. Летом такое часто можно увидеть в коридорах, когда идет ремонт. Но сейчас эта кучка наводит меня на подозрения.
  - Допустим, я вам верю. Но вы что-то также говорили об убийце.
  - Да, это Ганс убил Пашу и Митрича, когда они стали ему не нужны. Он и меня хотел убить, но вы вовремя успели.
  - Выходит, ваш пресловутый немец уже нашел свои сокровища?
  - Нет, еще не успел. Думаю, он попытается добраться до них сегодня вечером, когда наши сядут за стол в честь его гуманитарной помощи. Улизнет незаметно, или свою ненаглядную Инну пошлет. Нет, скорее всего, сам все сделает. Проберется в подсобку, ключ от которой наверняка у него имеется, залезет в подвал, набьет сумку и преспокойно покинет пределы ЦВР. Завтра он уже будет в Германии, и тогда его оттуда уже не достать.
  Никоноров всерьез задумался, так и этак обкатывая в голове мои слова, и даже снова облокотился на перила.
  - Получается, что мы теряем время, - сказал он, повернувшись ко мне.
  Встретившись с ним взглядом, я поняла, что думаем мы об одном и том же...
  
  Когда машина Никонорова подвезла нас к ЦВР, на улице смеркалось. Солнце уже успело опуститься за горизонт, и по небу расплывались лишь слабые красноватые тени от его уходящих лучей, все больше и больше поглощаемых длинными темными тенями подступающей ночи. После дневной жары заметно похолодало, все-таки август пограничный с осенью месяц.
  Свет горел только в окнах второго этажа. Первый казался пустым и безжизненным, но я знала, что это впечатление обманчиво. Жизнь на время замерла лишь в многочисленных кабинетах, а в коридоре свет наверняка был включен.
  Никоноров еще по дороге в ЦВР вызвал по рации подкрепление. По его мнению, в здание мы входить не должны были, чтобы не спугнуть немца. Я горячо спорила с ним, уверяя, что Ганс, забрав награбленное, запросто может улизнуть через форточку, а мы и не заметим. На мой взгляд самым разумным было бы отправиться сейчас наверх и схватить его тепленьким.
  - Но тогда мы не сможем ничего доказать, - возразил Никоноров, выйдя из машины и с тоской глядя на окна второго этажа, в которых то и дело мелькали лихо отплясывающие тени.
  Я вылезла из машины вслед за ним и тоже уставилась на тени своих сослуживцев.
  - Но ведь уйдет, уйдет, - процедила я сквозь зубы, умоляюще глядя на Никонорова.
  Тот внезапно махнул рукой и брякнул:
  - А, черт с вами. Идемте.
  Внутрь мы вошли вместе. В коридоре горел свет, но не было ни единой живой души. Сверху, со второго этажа до нас доносились приглушенные расстоянием звуки веселой музыки и топот десятков ног. Несмотря на это, мы шли на цыпочках, ступая очень осторожно, и все равно нам казалось, что наши шаги слышны на много километров вокруг. Возле лестницы Никоноров меня остановил.
  - Наверх я пойду один, - прошептал он мне на ухо. - Вам туда нельзя, иначе он вас узнает и сразу все поймет. Оставайтесь здесь и следите за тем, что он будет делать. Помните, что нам надо взять его с поличным. Если что, я подам сигнал.
  Я энергично затрясла в ответ головой, давая этим понять, что с готовностью выполню все указания, и забыв спросить, что за сигнал он собирается подавать. Никоноров ушел, оставив меня в одиночестве. Я слышала, с каким восторгом представителя закона встретили наши сотрудники.
  Дабы скоротать время, я решила устроиться в засаде. Поскольку ничего подходящего для засады поблизости не было и в помине, пришлось довольствоваться углом фойе. Поминутно высовываясь из-за него, я медленно, но внимательно обводила коридор и лестницу сканирующим взглядом, но скоро мне это наскучило. В конце концов, если бы немец задумал спуститься вниз, я бы сразу услышала его шаги на лестнице.
  Покинув свое укрытие, я вдруг подумала о том, что Ганс, может быть, уже давно сидит не на втором этаже, а в подвале, ведь Никоноров не подает никаких сигналов. Соблюдая осторожность, я приблизилась к подсобке и тихонько потянула за ручку. Дверь была закрыта, но внутри горел свет! Конечно, свет могла забыть выключить техничка, но мне в это не очень верилось. Итак, если Ганс все же успел пробраться до нашего прихода в подсобку, значит он и сейчас сидит в подвале и боится высунуться наружу. Что же делать? Подняться наверх и позвать Никонорова? А вдруг Ганс до сих пор там? Тогда я испорчу все дело. Плюнув от досады, я принялась вспоминать, куда от каморки вел подвальный ход. Если мне не изменяла память, вел он прямиком под танцевальный зал.
  А что, если? Сунув руку в карман, я достала из него Пашину связку. Из трех ключей назначение двух мне уже было известно, но ведь на третьем красовалась надпись "ЦВР", хотя он не подошел ни к одному кабинету, и если предположить, что он от подсобки...
  Сунув ключ в замочную скважину, я с бешено бьющимся в груди сердцем повернула его, и замок, щелкнув, открылся. Дверь подсобки с тихим, скрежещущим звуком, медленно распахнулась передо мной. Застыв на пороге, я никак не решалась заглянуть внутрь, то и дело облизывая языком вмиг пересохшие губы.
  - Так, спокойно, Наташа, - шепотком приговаривала я, пытаясь сдвинуть свое тело с места. - С тобой уже произошло столько страшного, что теперь бояться чего-то еще просто глупо.
  С огромным трудом вернув себе власть над собственным организмом, я кое-как переставляя ноги вошла в подсобку. Стоять в ней было неудобно. Потолок был слишком низким даже для меня, а сама комнатушка была настолько крохотной, что едва умещала в себе несколько прислоненных к дальней стене швабр, лопат и метел, а также ведер с половыми тряпками. Свет единственной лампы освещал свободный промежуток недостаточно ярко, но и так было ясно, что никакого подкопа здесь нет и быть не может. Выходит, я была неправа, и моя версия потерпела крах. Теперь Никоноров точно упрячет меня за решетку.
  Переполняемая горькими чувствами, я стала пятиться назад, чтобы покинуть пределы каморки, как вдруг откуда-то со стороны лопат и метелок до меня донеслось отчетливое "Шайсе!". Я почувствовала, как сразу предательски задрожали мои колени. В следующее мгновение прямо на моих глазах стена с прислоненными к ней лопатами и метелками начала медленно отъезжать в сторону и мгновение спустя из-за нее показалась измазанная глиной голова немца. Увидев меня, он сделал широкие глаза и тихо охнул. Наверное, подумал, что увидел привидение. Да и неудивительно, если учесть, что я стояла, согнувшись в три погибели, белее смерти и с половой тряпкой в руках, которую схватила неизвестно зачем.
  Испустив еще один тяжелый вздох, Ганс тут же скрылся обратно, а стена вернулась в прежнее положение. Набравшись смелости, я ринулась за ним вдогонку, но стена никак не поддалась моим усилиям. Должно быть, он запер ее изнутри на какой-то засов или подставил бревно.
  Выскочив из подсобки, я сунула ключ в замочную скважину, несколько раз провернула, не став его оттуда вытаскивать, чтобы в случае чего немец не мог самостоятельно вырваться из уготованной мною ему ловушки. Только потом я побежала в танцевальный зал, напрочь забыв о Никонорове.
  Дверь в танцзал на мое счастье оказалась открытой. Я вошла, включила свет. Тотчас на меня со всех сторон уставились десятки меня, отраженные в зеркальных стенах. Мысленно оценив свой внешний вид, я невольно ухмыльнулась: после страшной ночи и отравления газом я выглядела не лучше тех типов из фильма "Возвращение живых мертвецов". Неудивительно, что немец так испугался, увидев меня.
  В танцзале висел густой неприятный запах свежей покраски. Хорошо, что девчонки успели покрасить лишь небольшую его часть. Посреди танцзала большой кучей были сложены картонные коробки. Судя по всему, это была та самая гуманитарная помощь. Тихонько приблизившись к ней, я опустилась на колени и замерла в ожидании. Мой слух был напряжен донельзя. Я внимательно вслушивалась в любой шорох, доносившийся из-под пола. Наконец, мне почудилось, что кто-то ходит прямо подо мной. Мертвея от страха, я вскочила на ноги и что было сил топнула по тому месту, откуда доносился шум. Шум тотчас прекратился, а я все продолжала топать и прыгать на месте в каком-то неистовом восторге. Пол подо мной затрещал и опасно заходил ходуном. Должно быть, он здорово просел под тяжестью гуманитарной помощи, а тут еще и я могла доконать его своими усилиями. Помнится, завхоз Кобелев не раз жаловался на плохое состояние пола в танцзале, требуя у Марины Николавены денег на его ремонт.
  Несколько минут я прыгала на месте, словно намереваясь затоптать несомненно застывшего подо мной немца. Неизвестно, сколько бы еще это продолжалось, если бы пол вдруг не просел, а в следующее мгновение не провалился бы вместе со мной в жуткую пустоту.
  Первое, что пришло на ум - я в аду. Я лежала в какой-то жутко неудобной позе посреди множества торчавших в разные стороны острых обломков досок, где-то высоко надо мной желтел неровный кругляк желтой дыры, а перед самым лицом висела туча белесой пыли, щекотно хозяйничавшей в носу. Чихнув несколько раз подряд, я разогнала сгустившуюся вокруг меня пыль и осмотрелась. Справа от меня, на уровне глаз откуда-то из-под обломков торчала подошва какого-то ботинка. Несомненно, эта обувь была мне знакома.
  С трудом высвободив руку, я сумела дотянуться до ботинка и, крепко за него ухватившись, грозно скомандовала:
  - Хэндэ хох! Гитлер капут!
  В ответ Ганс лишь судорожно дернул ногой.
  
  Из подвала нас с Гансом извлекли лишь полчаса спустя. Белые, все в мелу, мы меньше всего походили на живых людей. Может, потому от нас так испуганно шарахались в разные стороны мои сослуживцы, сбежавшиеся в танцзал, чтобы лично встретить нас с того света.
  Убедившись в том, что со мной все в порядке и медицинская помощь мне не нужна, Никоноров попросил Марину Николаевну связаться с милицией и вызвать подкрепление, а сам тут же подхватил под буквально белые рученьки Ганса, и с помощью Роберта поволок его на второй этаж.
  Наши дружной галдящей толпой потопали за ними, а я задержалась и, с грустью осматривая свое отражение в зеркале, думала о том, в кого же я превратилась за эти несколько дней. Из зеркала на меня с усмешкой уставился самый настоящий призрак с взлохмаченной пыльной прической. Мой последний парик остался где-то в глубинах подвала, и искать его значило тратить время впустую.
  Понимая в душе, что первым делом надо было привести себя в порядок, я ничего не могла с собой поделать. Ноги сами несли меня на второй этаж, туда, куда капитан повел первого настоящего преступника, пойманного мною лично. Черт с ними, с прической и моей физиономией, подумаешь, пудры на лице больше обычного и одежда вся в пыли - главное, что я раскрыла преступление. А коллеги пусть думают обо мне, что хотят. И я поднялась на второй этаж.
  Никоноров уже успел нацепить на Ганса наручники, сковав ему руки, на всякий случай за спиной. Немца он усадил на стул и оставил под присмотром нашего коллектива. Сам же капитан, как мне объяснил Роберт, как всегда знавший больше всех, отправился на поиски Инны Петровны, которая мастерски воспользовалась всеобщей суматохой и успела улизнуть. Никоноров, видимо, надеялся, что она все еще оставалась в здании.
  Толпа моих коллег, уважительно расступившись, пропустила меня к Гансу. Я остановилась перед ним, и мы обменялись взглядом кровных врагов. В этот момент Ганс уже ничем не напоминал того доброго западного мецената, каким представлялся нам еще несколько часов назад. Скорее, он был похож на загнанного хищника, матерого волка, пойманного, но так и не сдавшегося. Тихо изрыгая сквозь зубы проклятия на родном языке, он по-звериному рыскал взглядом вокруг себя, словно выискивая хотя бы малейшую возможность к спасению. Но наши окружили его настолько плотным кольцом, что надежды на спасение у него практически не было.
  - Наталья Николаевна, и как вы только догадались, что это все он совершил, - восхищенно пропищала где-то позади меня Юля.
  - А давайте его допросим, - неожиданно предложил кто-то, и это предложение тут же было встречено одобрительным гулом.
  Вопросы посыпались из моих коллег, как из рога изобилия.
  - Ты за что убил Митрича? - С угрожающим видом напирал на задержанного Белый.
  - А у вас сына случайно нет? Или внука? - Допытывалась Юля. - А они женаты?
  - Почем у вас в Германии водка? - Живо интересовался Славик.
  Ганс теперь уже недоуменно вертел по сторонам головой, обводя нас поочередно ничего не понимающим взглядом. Чувствовалось, что он ожидал чего угодно, но только не того допроса, который мы ему учинили.
  - Спросите у него, куда он мои нитки дел, гад, - волновалась в задних рядах Глумова.
  - Какие еще нитки, ты что, сдурела? - Вежливо уточнил у нее Роберт.
  - У меня нитки из кабинета пропали в прошлом году. - Вещала Глумова загробным голосом. - Отвечай, гад, ты зачем мои нитки спер?
  - Вот именно, - разволновалась Тамара Владимировна. - Помните, в прошлом году новогодние подарки исчезли? Это тоже он, наверное, украл.
  - Роберт, ты же в своем кружке немецкий изучал. - Вовремя вспомнил Белый. - Спроси у него что-нибудь.
  Роберт растерянно захлопал ресницами, и наморщил лоб, мучительно пытаясь припомнить когда-то заученные им фразы.
  - Я же не изучал немецкий как язык. Я изучал язык войны, - оправдывался он. - Знаете, по тем разговорникам, которыми в годы войны снабжали младший офицерский состав Красной Армии.
  - Все равно, спрашивай.
  Роберт напрягся, покраснел и, наконец, выдал по-немецки:
  - Вэн ду люгст - вирст эршоссен!
  Услышав эти слова, Ганс вздрогнул, как от выстрела.
  - Ух ты, понимает, - восхищенно пробормотал Белый. - Роберт, что ты ему сказал?
  - Кажется, что мы его расстреляем, если он будет врать.
  Ганс, похоже, уже был готов ко всему. Кивнув в мою сторону, он жалобно спросил:
  - Во ист ди полицай?
  - Он спрашивает, где полиция, - довольно перевел Роберт.
  - Неудивительно, - буркнула я...
  
  В следующий раз я встретилась с Гансом уже гораздо позже, в кабинете следователя. Затем, к сожалению, дело было передано в столичный суд, и нам так и не удалось узнать, какую кару понес преступник.
  Инна, тоже оказавшаяся замешанной в этом деле, так и не была поймана. Она исчезла из города, забрав лишь дочку и кое-что из вещей, и с тех пор не объявлялась в наших краях. Поговаривают, что она подалась сначала в столицу, где сделала себе несколько пластических операций, изменивших ее до неузнаваемости, а затем перебралась заграницу.
  Злополучный сундук, за которым долгие годы охотился немец, милиция благополучно извлекла из подвала. Он оказался размером с хороший чемодан, и был доверху набит разным добром. Были тут и иконы, и золотые и серебряные украшения, и, как это ни страшно, золотые коронки.
  Клад к нашему всеобщему разочарованию был передан властям. Наивно полагая, что нам по закону положено еще и двадцать пять процентов от суммы найденного клада, мы долго спорили и мечтали о том, как потратим эти деньги. Увы, никаких двадцати пяти процентов нам не отдали, зато уже через месяц мэр города, возможно на эти самые деньги, отправился в поездку в Германию, в город-побратим.
  Все, чего были удостоены ЦВР и лично я, так это почетных грамот районного отдела внутренних дел за помощь в поимке опасного преступника. Эта грамота и по сей день красуется на стене в моем кабинете, на случай, если кто-то не поверит моей истории.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"