Аннотация: Содержание книжки определено её названием
Содержание
Разделы
Вместо предисловия
О моих корнях
Детство, отрочество
Юность
Зрелость
В годах преклонных
Вместо послесловия
Вместо предисловия
Биография
Моя биография - в книжках,
в стихах отразилась она:
от времени, где был мальчишкой
до старости, где уж до дна -
до дна почти! - выпита мною
жизнь сложная. В этом и грусть...
Назначено так мне судьбою -
как всем, впрочем. Но я держусь,
хоть тело ослабло, к покою
в последние годы уже
стремящееся. Но такое
не нравится страшно душе.
Клокочет душа, возмущаясь:
сдаваться не время, нельзя!
Поэтому-то и стараюсь
работой мозги грузить я.
А чем их грузить? Писанине
статей для журналов, газет,
стихам отдаю долг поныне,
им альтернативы ведь нет.
А, кроме того, два романа
написаны, в них есть мотив
автобиографии. Рано
списать со счетов меня! Жив
до тех пор, пока есть работа,
пускай есть она не всегда.
Стараюсь я делать хоть что-то,
иначе нагрянет беда...
Забыл - и вспомнил...
О чём ещё я не писал?
Казалось мне, я отразил
в стихах всей жизни мощный вал,
на что ушло немало сил.
Так мне всегда казалось... Что ж,
возможно в памяти моей
возникла брешь - как некий нож
смог вырезать вдруг что-то в ней,
как будто подлый вирус смог
убрать какую-то в ней часть,
и что-то из моих дорог
из памяти смогло пропасть.
А я хочу восстановить
детали долгих прежних лет,
чтоб в памяти всей жизни нить
никак не прерывалась, нет!
Из крошек давних мыслей я
латаю память, чтоб она
не подводила всё ж меня,
чтоб смог я вычерпать до дна
её в стихах. И пусть они,
стихи, теперь, когда стал стар,
украсят нынешние дни,
нагрянувшие, как угар,
на жизнь, прошедшую в трудах.
Откладывалась в память жизнь,
она - отчасти - и в стихах,
а потому твержу: "Держись! -
себе, и то, что я забыл,
но вспомнил, нужно вновь вложить
в стихи, пока хватает сил
на них. А это значит - жить...
Вперёд и назад
Бегу ещё пока, бегу опять
по жизни, не могу остановиться...
А в то же время мысли тянут вспять,
в прошедшее: события и лица
мелькают там, вставая во весь рост,
и память даже чувства воскрешает,
как будто бы туда построен мост,
где непростая жизнь прошла, большая.
И запахи из тех времён во мне,
и устремленья давние, сомненья
являются - особенно во сне,
и словно ждут какого-то решенья.
Выходит, что бегу не лишь вперёд -
назад я возвращаюсь постоянно.
Что - жизнь? Она, конечно же, идёт...
Но я живу и в прошлом, как ни странно.
Мечты и насущные желания
Уже не мечтаю о многом,
но всё же чего-то я жду -
к примеру, продлить бы дорогу
по жизни, отвлечь бы беду
от близких, убрать бы болезни,
пришедшие с возрастом к нам...
Мечтать, может быть, и полезно,
не верю в мечты уже сам,
поскольку ведь неисполнимы,
поскольку прошла уж пора,
когда исполненье их мимо
могло не пройти. Так Вчера,
коль с буквы большой слово это
писать, всё ж сбывались подчас
мечты, и как лучиком света
всю жизнь озаряли не раз.
Что было - то было... Теперь же
любая глобальность мечты,
коль есть таковая, не сдержит
противный поток маеты,
что, жизнь заполняя всечасно,
к насущным желаньям смогла
призыв предложить лишь. Напрасно!
Не выйдет... Такие дела...
О времени
Как время нынче быстротечно!
Бежит, как лань, за годом год,
уходит время в бесконечность,
туда и наша жизнь уйдёт.
Я помню совершенно ясно,
как в детстве медленно шли дни
и как хотелось - и напрасно! -
чтоб ускоряли бег они.
Хотелось вырасти скорее,
окончить школу поскорей...
Теперь,
пройдя сквозь жизнь, старея
и зная всё-всё-всё о ней,
нам жаль тех лет, где без заботы,
не ведая судьбы своей,
мы жили, лишь мерцало что-то
за тысячами разных дней
там, впереди, и неизвестность
нисколько не пугала нас,
и было всё вокруг чудесно -
не так, как видится сейчас.
А в годы зрелые так быстро
неслись загруженные дни!
Есть впечатленье, что,
как выстрел,
мгновенно пронеслись они.
Сейчас же время незаметно
идёт, проходит без следа,
и жизнь -
в основе - беспредметна,
фиксируясь лишь иногда
на неких фактах будней наших,
коль не заметить их нельзя.
Ничем любой день не украшен,
и это ощущаю я.
Что ж,
время тянет в бесконечность
всё поколение моё.
Былая наша где беспечность?
Лимит закончился её.
И только мысли гложут,
гложут
о том, что время на покой
отправить душу может тоже,
и полнится душа тоской.
***
Что может сказать человек о себе?
Родился, учился, женился...
И в собственной он - как и каждый! - судьбе
был счастлив, бедою давился...
Для всех вокруг плох ли он или хорош -
не может судить объективно.
Гигант или он неприятен, как вошь, -
оценку дать интуитивно
не каждый способен обычно ему,
а знать это было б полезно,
чтоб мог представлять человек - ну, кому
обязан он отзывом лестным
иль даже не лестным подчас, чтобы мог
он соотносить впечатленья
о нём с тем, что думает, будучи строг
к себе и имея стремленье
сказать только правду, каков же он, сам -
без фокусов, честно, смиренно...
О, как не хватает порою всем нам
способности быть откровенным!
Поток воспоминаний
Прерывистый поток воспоминаний
о жизни прожитой, о том, что было,
остатки невостребованных знаний -
всё в памяти как будто бы застыло.
Хранятся в ней дни праздников и будней,
друзей, родных, давно ушедших, лица.
Мне вспоминать всё и легко, и трудно:
что было, то уже не повторится.
Летела жизнь, всегда полна событий -
важнейших, важных или заурядных.
Проблемам на работе или в быте,
что возникали, был совсем не рад я,
они решались - так или иначе,
события другие наступали,
так день за днём годами. Это значит,
что жизнь нормально шла, не без печалей.
Но радостных событий было тоже
немало, все я помню, как ни странно.
Тогда я был, конечно же, моложе,
и быстро все затягивались раны.
А радость просто от существованья
на этом сложном, но прекрасном свете
не замечалась вовсе. Пониманье,
что жизнь на нашей страждущей планете -
уже подарок, позже появилось,
когда я старше стал, когда проблемы -
любые, понял я - даны как милость,
чтоб все они не только были темой
для разговоров, но включался разум,
тренировался на путях решенья
таких проблем. Решенья пусть не сразу,
но приходили всё же, без сомненья.
События, проблемы... То ль, другое ль -
вдруг возникает в памяти нежданно,
и почему-то хочется - до боли
в душе моей, а это тоже странно -
всё снова пережить, чтоб жизнь кипела
и разум в полную включался силу,
чтоб вновь проблемы были, было дело...
Увы, лишь часто в памяти потоком
текут события, проблемы, лица,
меня пронзает прошлое, как током.
В воспоминаниях могу ль остановиться?
Нет, вряд ли. И пока живу на свете,
живёт, всегда тревожит душу память,
идут ко мне воспоминанья эти,
они подчас приходят даже снами.
Тревожная память
Постоянно тревожится память,
достаёт из каких-то глубин,
что не сгинуло вместе с годами,
через годы дошло до седин.
Эпизоды, картины, фрагменты
возникают, и, как наяву,
вижу жизни прошедшей моменты,
словно всё ещё в прошлом живу.
Не существенны, может быть, были
те детали, которые мне
память в странной своей мощной силе
извлекает и днём, и во сне.
Странность в том, что всплывают картины
дальних лет, но теперешний быт -
то, что в жизни случается ныне -
ну, конечно же, всё ж не забыт.
Перекличку "вчера" и "сегодня"
память мне выдаёт на-гора,
переходит легко и свободно
от сегодняшних дней во "вчера".
Память мне лет далёких детали
преимущественно выдаёт,
и они будто вехою стали
давней жизни - той, чей разворот
совершился... Уже лет семнадцать
только память о прошлых годах
всё тревожит меня. Может статься,
что причиной тому просто страх.
Страх пред тем, что ушла без оглядки
жизнь, где сильным я был, молодым
и считал, что всё будет в порядке...
Но развеялось это, как дым...
И теперь только в памяти где-то
радость жизни, её торжество,
трудный быт, но заполненный светом
бытия. Нынче же - ничего...
Из глубин памяти
Слова роятся, словно пчёлы
над ульем, где они живут.
Воспоминания - от школы
и до последних лет высот -
в них отражаются в деталях,
не всех, конечно, но подчас
они так близко подступали!..
И прежде, и теперь не раз.
Вот кажется мне,
что вчера лишь
произошло то то, то то -
ну, например, пришёл товарищ
и, вешая своё пальто,
сказал: есть некая возможность
в открытый новый институт
устроиться - да, это сложно,
но есть надежда, что возьмут.
Идут воспоминанья сами.
Из неизведанных глубин
своих вдруг извлекает память
такой пример, он не один.
Ещё мне помнится парнишка,
ходил со мной он
в первый класс,
худой и бледный - даже слишком,
беднейший, видимо, из нас.
Не жили мы тогда в достатке -
в послевоенный первый год,
виднелись на одежде латки,
жил впроголодь тогда народ -
не весь, конечно, но всё ж в массе
значительной был беден он,
что проявлялось даже в классе,
всей жизни задавая тон
не только взрослых -
ребятишек,
пошедших в школу,
в первый класс.
А вспомнил я того парнишку
лишь потому, что среди нас
один ходил в носках он разных
по цвету, видных по весне, -
в штанах коротких
несуразных...
Воссоздала так память мне.
Подобных множество деталей
прошедшей жизни память
вдруг
вываливает, чтобы стали
они, вмиг вызвав сердца стук,
напоминанием о сложном
и длинном жизненном пути.
Хотел бы,
чтоб была возможность
ещё идти, идти, идти...
Поезд жизни
Проходит поезд, дребезжат вагоны,
стучат колёса, словно сердца пульс,
мелькнули опустевшие перроны,
а поезда давно намечен курс.
Тот поезд - жизнь. Курс жизни от рожденья
по рельсам, предназначенным судьбой,
проложен, по пути есть потрясенья
и радость есть, есть мир, но есть и бой.
А на перронах и на полустанках
случается сойти, пусть иногда,
ведь наша жизнь устроена так странно!
Бывают в ней и праздник, и беда,
а это - остановки в жизни длинной,
мчит дальше поезд, где конец пути
неведомо - затянут, словно тиной,
как ни пытайся, взглядом не найти.
Стучат колёса будней, и куда-то
идёт жизнь по привычной колее
к своей последней остановке. Дату
её совсем не хочется знать мне...
Пути
Опять не могу заснуть.
Опять вспоминаю прошлое -
весь пройденный мною путь,
плохое в нём и хорошее.
Всегда делал всё, что мог,
как и большинство, наверное.
Средь множества всех дорог
пытался найти я верную.
Ошибки были в пути,
как в матче, неважно сыгранном,
и трудно было сойти
с дороги, неверно выбранной.
Металась моя душа
меж двух
направлений жизненных,
они друг другу мешать
могли, но не были изгнаны -
ни то, ни другое. Та
дорога, что в мыслях - верная,
была всего лишь мечта,
казалось мне, непомерная.
Путями разными шёл,
судьбой предопределёнными.
Писал всё время, но - в стол,
так мыслями, занесёнными
каким-то ветром в меня,
делясь с бумагой, уверенный:
то, что тогда писал я,
когда-то будет примерено
людским суровым судом
к действительности
разительной.
...Не знаю, тем ли путём
я шёл по жизни стремительной.
Свой путь
Обтекаемой формы трамвай,
мчась, как будто без рельсов, ракетой,
шлёт автобусу вызов: давай -
догони, или сил нет на это?
Ах, трамвай!.. Он уверен в себе.
Но, увы, допустил он ошибку:
к скоростной устремленный борьбе,
вызвать может лишь только улыбку.
Ах, трамвай! Не учёл он того,
что летит он ракетой по рельсам,
что не волен пути своего
выбирать, даже хочет он если.
А автобусу можно пути
выбирать, никаких нет пределов -
с проторённой дороги сойти
может запросто. В этом всё дело.
...Привязаться к одной колее
и на скорости делать карьеру
не пришлось в жизни длительной мне -
влезть в ту номенклатурную сферу.
Хотя, честно сказать, иногда
ощущать мне от скорости радость
так хотелось! Но знал: ерунда,
мне своим путём двигаться надо.
Мне зависеть от рельсов чужих
не пристало, я чувствовал это:
если встанешь однажды на них,
соскользнуть вряд ли сможешь ты где-то.
Как автобус, в любой поворот
я вписаться мог, коль было нужно.
Так и жил, так за годом шёл год -
то легко проходил, то натужно.
Лёгкость редко случалась. Судьба
у меня, что сказать, не простая.
Жизнь, действительно, - это борьба,
с ней я жил, от неё уставая.
Никогда - в этом смысле - трамвай
притягательным не был примером,
и себе говорить: выбирай -
я не смог бы, поскольку химерой
были б, знаю, надежды мои,
что смогу по чужой жить я воле
и чужие принять колеи
без душевной немеркнущей боли.
Что ж, характер таков. Я свой путь
проходил без каких-то подсказок,
и куда я хотел повернуть,
то туда, решив, двигался сразу,
не оглядываясь. Лишь один
тормоз был у меня на дорогах:
чтоб потом не стыдился мой сын,
я держался всегда правил строгих -
их я выработал для себя
и придерживался их привычно,
чтобы, в жизненном море гребя,
себя чувствовать мог я отлично.
***
Я шёл по жизни без оглядки,
не думая, что будет дальше.
Пусть не всегда мой путь
был гладким,
зато в нём не было и фальши.
Не изменял себе и жил я
"на всю катушку" без стесненья.
Бурлила кровь, несясь по жилам
стремительно, без промедленья.
А "дальше" наступило: старость
(коль честно говорить), недуги...
Не ясно, сколько мне осталось
существовать
в житейском круге...
Прошла вся жизнь
так незаметно,
хотя на жизненных дорогах
немало было вех приметных,
а откровенно - даже много.
Всё в прошлом.
Лишь воспоминанья
тревожат душу бесконечно,
им отдаю всё время дань я -
непроизвольным им, конечно.
Выходит, что живу с оглядкой
на прошлое. Проходит мимо
сегодняшняя жизнь. Не сладкой
её считаю, но - терпимой.
Карнавал или маскарад?
Я в жизни многое изведал,
но жил без крайностей всегда,
и радость ощущал, и беды
имели место иногда
на жизненной моей дороге,
где было много разных встреч,
где я старался правил строгих
придерживаться, чтоб сберечь
и независимость, и честность
в делах, в общении с людьми,
и где хотел я, чтоб в безвестность
не канули мечты мои.
"Мечты, мечты,
где ваша сладость...", -
как некогда сказал поэт...
Надеяться нельзя, не надо,
что сбудутся мечты все, нет.
Мне
слишком многого хотелось,
но чтоб приблизиться к мечте,
нужна была
не только смелость,
но обстоятельства не те,
в которых жил я постоянно,
с которыми я был в борьбе -
боролся с ними неустанно,
но так сложилось всё в судьбе,
что по колдобинам дорог
моих идя неутомимо,
не все препятствия я смог
преодолеть, и мимо, мимо
прошло немало из того,
чего хотелось мне добиться.
Себя и больше никого
виню, хотя и были лица,
которых лучше б не встречал
я на своих путях-дорогах.
Но жизнь -
как грустный карнавал,
в котором разного так много...
А может быть, как маскарад
представить будет
жизнь вернее?
На лицах масок в ней парад,
под масками нередко змеи.
Как распознать их в суете
калейдоскопа маскарада?
Не смог...
И вот - конец мечте...
Но жаловаться мне не надо -
себя жалеть нельзя. Табу.
Я в жизни многое изведал:
составили мою судьбу
и пораженья, и победы.
Постичь себя...
За жизнь прочёл я много книг.
Журналы плюс, газеты...
Из них я многое постиг,
но пониманья нету,
в чём сущность жизни, смысл её -
моей смысл жизни в чём же?
Я представление своё
иметь хотел бы тоже.
Не философский мне трактат
на эту тему нужен -
он нужен меньше во стократ,
им мозг и так загружен.
Мне жизнь свою, её всю суть
понять бы так хотелось,
анализируя мой путь,
в котором то и дело
ошибки совершал я, где
удачи и успехи
случались тоже, но везде,
во всём имел помехи.
Так в чём же смысл
моей борьбы
все годы, ежечасной?
Неужто суть моей судьбы
потоком дней напрасных
вся оказалась - всё-всё-всё! -
без пользы, без свершений?
Существование моё
неужто просто пеной
с цивилизации путей
сойдёт так незаметно?
Цель жизни долгой всей моей,
увы, мне неизвестна.
И это душу мне гнетёт,
ей не даёт покоя,
в ней омут, в ней водоворот,
невнятное, глухое
стремление постичь себя,
коль это всё ж возможно.
Ну, в самом деле, кто же я
в прекрасном мире сложном?
Метка
Никому рассказать о себе
правду голую не в состоянье -
так в моей получилось судьбе.
Но недавно пришёл к осознанью,
что всегда был предельно закрыт
я для всех -
для родных, для знакомых,
неизвестен, как метеорит,
что внезапно упал возле дома.
Не пришелец космический,
нет -
я земной, со своими грехами,
и закрытость свою -
свой секрет -
приоткрыть
я пытаюсь стихами.
Но совсем откровенно я в них
не могу говорить о глубинном
в естестве своём,
так как мой стих
не способен на это поныне.
Самому мне мешает подчас
неспособность
раскрыть свою душу.
Это чувство во мне, и не раз,
трепетало -
то сильно, то глуше.
А поделать с собой ничего
я не смог, прожив долгие годы.
Таково естества моего
сокровенное. Метка природы.
О внутреннем мире
Мой внутренний мир -
как загадка
для всех и меня самого -
в нём нет и поныне порядка...
Понять не могу одного:
как так получилось, что годы,
проведенные средь людей,
не дали разгадки природы
натуры обычной моей?
Общаясь с людьми постоянно,
не мог не почувствовать я:
никто из них - это и странно! -
понять не способен меня.
Пусть
внешне нормально общенье
и даже приятно вполне,
совсем я не вижу стремленья
подробней узнать обо мне.
Узнать не про то, что снаружи,
про внешнюю жизни кайму -
тут ясно всё. Ну а что глубже
во мне, не познать никому?
Кто сможет понять, удивиться,
как созданы сложно подчас
почти все знакомые лица,
почти, в общем, каждый из нас?
И мне в себе не разобраться,
тем более - сложно в других.
Как следствие,
коль сказать вкратце,
вот этот неряшливый стих.
Двойственность
Когда-то выйдя технарём из вуза,
я смог достичь, работая, чего-то,
но ощущал, что мне была обузой
всегда, все годы, вся моя работа,
хотя и относился к ней серьёзно,
приличных достигал я результатов,
был и начальником, не очень грозным -
ну, в общем, отрабатывал зарплату.
А на душе скребли всё время кошки,
что занимаюсь не своим я делом,
что не по той направился дорожке,
что в юности я был таким несмелым,
коль не решился я тогда банальность
разрушить и подался в инженеры.
Мне так сказали: это вот - реальность,
а остальное всё, поверь, химеры.
Двойное "я" своё пришлось все годы
держать в узде. Непросто было это.
Особенность такая от природы?
Наверное. Другого нет ответа.
Являлась эта двойственность, возможно,
причиной состоянья того стресса,
который я испытывал. Несложно
понять, что для меня давленье пресса
подобных мыслей вряд ли элементом
могло быть позитивным в жизни долгой.
Пришлось скрепить мне душу, как цементом,
во исполненье пред семьёю долга...
***
Абстрактно мыслящий поэт -
философ по своей натуре -
своеобразно белый свет
исследует в его фактуре.
К философам не относясь,
к поэтам ближе я, возможно.
Понять, что надо мною власть
имеет слово, так несложно!
Я мыслю не абстрактно, нет.
Конкретные дела и чувства,
что наполняют этот свет,
и мысли - это для искусства
и смысл, и темы, и полёт,
фантазия в нём без пределов,
включая нестандартный ход
сюжетных поворотов смелых.
Всё это - правда. Но порой
бывает жизнь парадоксальной:
я вдруг заметил за собой,
что философствую. Случайно?
Не знаю... Но с годами я
задумываться стал о многом:
как для меня важна семья,
по тем ли я ходил дорогам,
что совершил, а что не смог
решить - по глупости ли либо
на перекрёстках тех дорог
неправильный я делал выбор.
Неоднозначное в себе
я ощущаю постоянно,
и то, что выпало в судьбе, -
нормально и совсем не странно,
поскольку в мире мало тех,
чья жизнь проста и безмятежна,
кто не несёт в себе свой грех
раздвоенности, но прилежно
работает, растит детей
и не чурается застолий,
не может лишь в душе своей
подспудно так желанной воли
решиться дать себе, чтоб путь
всей жизни развернулся резко...
Судьбу, увы, не развернуть,
а потому и жизнь без блеска
проходит, и не к месту тут
философов упоминанье:
их размышленья не дают
в заботах будней нам познанья -
абстрактного - своей души,
которая есть Божья милость.
В её таинственной глуши
так много разного скопилось!..
***
Не внял я своему предназначенью.
А жаль. Была б, возможно, жизнь иной,
пошла бы по другому направленью
и по-другому обошлась со мной.
Претензии я предъявлять себе лишь
могу, но толку никакого нет,
коль смуту ты в своей душе поселишь,
виня себя, других, весь белый свет.
Как вышло - так и вышло... Ну и что же?
Жизнь прожита почти, какая есть.
И изменить её ничто не может:
ни сожаленья глупые, ни лесть
себе - мол, ведь способен был иначе
жизнь повернуть, и было б - ого-го!
Возможно, так... Но вряд ли это значит,
что я добился б счастья своего.
Ведь счастье - что? В согласье быть с собою
и ощущать тепло семьи своей.
Хотя б одно из этого судьбою
когда дано, ты благодарен ей.
Доволен был я жизнью? Да, хотя я
с собой согласья даже и на миг
в путях судьбы, которая, виляя,
вела по жизни, так и не достиг...
***
Душа раскрыта нараспашку
для добрых дел, для добрых слов,
напоминая промокашку,
которой я всегда готов
фиксировать, что происходит
вокруг и в мире, и со мной,
и изменения в природе,
и что даётся мне судьбой.
О сколько там - в душе -
собралось!
Чего в душе лишь только нет!
Отсутствует одна в ней малость -
чтоб сформулировать ответ
мне на вопрос: зачем живу я,
зачем я белый свет копчу?
Вот эту истину святую
узнать все годы я хочу.
Ответа нет. Ну, кто подскажет
ответ на этот мой вопрос?
Любой ответ приемлю - даже
то, что до правды не дорос,
поскольку до сих пор я знаю
о жизни далеко не всё,
а нет такому знанью края,
есть лишь невежество моё.
Душа и сны
Хочу наизнанку всю душу
я вывернуть, чтоб в ней найти
те качества - хуже ли, лучше ль, -
что определили пути
желаний моих и стремлений
в судьбе, предназначенной мне,
причины нередких сомнений
и что же я вижу во сне -
как интерпретировать надо
всё разнообразие снов,
в которых и страх есть, и радость,
и боль, и обилие слов
каких-то, порою не ясных,
подчас вызывающих дрожь,
как будто грозит мне опасность,
которую вдруг познаёшь
сигналами из подсознанья.
Как связано это с душой?
Хочу я иметь пониманье
того, как, сокрытые мглой
для всех, её качества могут
на то, что мне снится, влиять,
и как пробивают дорогу,
чтоб,
лишь спать ложусь я опять,
связаться
с моим подсознаньем,
в котором накручено всё:
и мысли мои, и желанья,
и к счастью стремленье моё,
и то, что пережито в прошлом,
и нынешнее бытие -
с особенностью той,
что пошлых
видений нет вовсе во сне.
Не значит ли это, что может
командовать снами душа?
Что в этом главенствует тоже
она, коль сама хороша?
Не знаю...
Возможно, случайность
я принял за общий закон,
и эта необычайность
случайно проникла в мой сон.
Но связи души с подсознаньем
какие-то всё-таки есть,
и это моё пониманье,
возможно, мне делает честь.
В поисках смысла жизни
Давно стою на берегу
реки большой, быстротекущей.
Жизнь - как река. Я не могу
глубинный смысл её и сущность
постичь, понять. Ищу ответ
я на свои вопросы эти -
хотя живу немало лет,
не ясно многое... В ответе
хотелось бы мне получить
пусть не подробную картину
её, пусть даже лишь ключи,
чтоб смысл хотя б наполовину
всей жизни смог я приоткрыть,
дав пищу вновь для размышлений,
и некую найти там нить,
чтоб, потянув её, сомнений
клубок бы размотала мысль -
сомнений в том,
что невозможно
понять нам
полный жизни смысл,
а то, что знаем, это ложно.
Да, до конца познать нельзя
всю многогранность
жизни нашей -
всё верно. Но хотел бы я
хоть что-то знать -
пусть малость даже.
***
Крылатый Пегас приголубил меня
когда-то - когда я был юный, наивный,
и с той поры время от времени я,
подвластен ему, как земля в осень ливням.
Дожди затяжными быть могут, и мне
неделями тоже и рифмы, и строчки
приходят навалом - и даже во сне -
и никакой не приемлют отсрочки,
а требуют, чтоб на бумажный листок
записаны были, а то пропадут ведь,
и мощный рифмованных строчек поток
тревожить всю ночь меня заново будет.
Вот так и живу: постоянно слова
толкутся во мне, не давая покоя,
заполнена ими моя голова,
ей сложно выдерживать долго такое.
Потом, наконец, отпускает меня,
могу я заняться другим нужным делом,
однако по-прежнему думаю я
стихами подчас, и тому нет предела...
"Рифмованная проза"
Слагать стихи - такое ж ремесло,
как складывать из бисера картину.
нет вдохновенья? Что ж, ему назло
я нечто напишу жене и сыну,
друзьям, в конце концов, себе - о том,
что будоражит мысли, давит сердце,
что может взволновать семью - мой дом,
что вспомнилось из юности и детства.
Найду я рифмы, подгоню под ритм
слова, которые подходят к теме,
и получу я, что тут говорить,
те строчки, что, конечно же, не всеми
поэзией считаются. Но я
спокойно отношусь к чужому мненью,
оно не очень трогает меня,
поскольку я своё стихотворенье
пишу, вот именно - своё, своё!
Изысков в нём художественных нету,
но сам процесс писания даёт
мне радость. Это мой ответ поэтам,
которые подобные моим
стихи зовут рифмованною прозой.
Пускай глаголят! Те слова - как дым,
они меня не жгут и не морозят.
"Рифмованная проза"? Хорошо!
Пусть будет так. И не поэт я, значит.
Но новый жанр, который я нашёл -
не первым, это знаю, но тем паче -
имеет право жить в кругу родных,
в кругу друзей, которым сложно заумь
стихов подчас постичь, а я для них
свои простые строчки набросаю.
Путь в поэзии
Пронзительных - по сути их - стихов
я не пишу - особых нет талантов,
и в творчестве своём я не готов
и близко быть похожим на атланта
в поэзии, которому поднять
всю глыбу поэтического слова
возможно. Нет, никак ему под стать
я не могу быть. Я могу лишь снова
и снова подбирать свои слова,
которых связь нельзя высоким стилем
назвать - они, как сорная трава
вокруг поэзии дороги или
как горечь пряности на столбовой
её дороге этой. Так случилось,
что рядом с ней иду я, и путь мой,
мне кажется, есть тоже Божья милость
особая - пусть небольшой талант
мне дан, но он собой украсил как-то,
как девочку роскошный светлый бант,
мне жизнь, что стало непреложным фактом.
Поток странных мыслей
Машины идут потоком,
дорога забита ими...
А я живу, как под током, -
так мыслями бит своими.
Они, как поток машинный,
всё тянутся безустанно,
являясь - вместе - картиной
мучительной, но и странной,
поскольку они о разном,
но связаны как-то в узел -
вернее, в ком несуразный.
Способность мозга он сузил
и не даёт разобраться
никак в том, что происходит.
Иначе, сказать коль вкратце,
в прострации полной вроде
я нынче. Потоком мыслей
неряшливых, разношерстных,
которые вдруг зависли
во мне, и часто не лестных
по отношенью ко мне же,
уже я почти раздавлен.
Поток этот словно режет
мой мозг, которым недавно
я мог по праву гордиться,
теперь же неразбериха
в нём есть: события, лица
лет прошлых - такое лихо! -
смешались в некую кучу.
Сегодня именно это
способно меня замучить.
Не выйдет! Всё же просветом
в такой неприятной драме
является, как ни странно,
что всё описал стихами.
И ставить крест на мне рано!
Жизнь промелькнула...
Жизнь человечья быстротечна...
Казалось, только было детство
и юность, несколько беспечна, -
тогда спокойно было сердце,
душа была открыта людям
и всеобъемлющая радость,
мне верилось, от жизни будет
всегда-всегда.
Лишь только надо
поставить цель
и к ней стремиться,
благожелательным и добрым
быть к встреченным мне
в жизни лицам,
трудиться честно, стать подобным
литературным тем героям,
что были для меня примером,
и доказать, чего я стою.
С надеждой этой, с этой верой
пойдя по жизненной дороге,
с реальностью столкнулся быстро,
и разочарований много
я испытал - они, как выстрел,
внезапны были. Жизнь летела,
вперёд стремилась, как ракеты,
я натыкался то и дело
на кочки в ней, искал ответы
на всё, что непонятно было
в людском сообществе,
что видел,
но ощущал в себе я силы
не находиться всё ж в обиде
на катаклизмы жизни, верил,
что превозмочь смогу ненастья
в пути - хотя б в какой-то мере,
всепоглощающего счастья
добьюсь в итоге. Смог ли это
я сделать, сомневаюсь как-то,
ведь были годы-пустоцветы,
их было много, и от факта,
такого не уйти... Летели
дни, годы,
устремляясь в вечность,
жизнь промелькнула,
в самом деле...
Лишь помню
юности беспечность,
свою тогда открытость людям,
надежды, веру в их свершенье
и убеждённость в том,
что будет
всё в жизни славно,
без сомненья.
Моя звезда
Я не признан... Я ж не гений?
Ну, чего ж мне ждать тогда?
Но средь многих поколений
вдруг зажглась моя звезда.
Небольшая, всё же светит
в жизни мне. Моя она!
И пока живу на свете,
жизнь не исчерпал до дна,
должен следовать дорогой,
мне указанной звездой,
на дороге сделал много,
но ведь рано на покой!
Да, не гений. Но зародыш
у меня таланта есть.
Без отказа от свободы
внутренней - а это честь,
данная не всем знакомым -
жил подчас я, вопреки
многим принятым законам
Родины: мне не с руки
было часто быть обычным,
хоть, что должно, совершал
на работе, но - привычно,
нескончаемый дел вал
превращая в результаты,
нужные, казалось мне
(так считал, увы, когда-то),
людям всем в моей стране.
Ошибался? Ну, конечно,
как и многие тогда.
Но ушло, что было,
в вечность...
А меня моя звезда,
как и прежде - и потом так! -
всё вела своим путём,
чтоб оставить смог потомкам
пусть не изданный, но - том
созданных стихотворений
мною за десятки лет.
У меня нет в том сомнений,
что к потомкам мой привет
в виде творчества их предка
всё ж дойдёт когда-нибудь...
И сейчас пишу нередко
я стихи - таков мой путь
от отрочества продолжен
до сих пор. Идут года,
но слагать стихи я должен,
коль ещё ведёт звезда.
Я, естественно, не гений
и не признан как поэт.
Что мне до чужих суждений?
Творчеству замены нет!
Это я как аксиому
принял издавна душой.
Старым стал... Сижу я дома
и пишу... Как хорошо!
Не поэт...
Нет, не поэт я - не поэт,
а стихотворец "графоманный".
Такой даю себе ответ
правдивый,
пусть довольно странный,
коль спрашиваю я себя,
на что же время трачу, трачу.
Да, видно, такова судьба...
Собой напоминаю клячу,
которая всё тянет воз -
и тянет без надежды всякой
успешно путь пройти. Вопрос
таков, что впору даже плакать...
Поэтому раздрай во мне,
я рефлексирую всё время,
со страхом думая о дне,
когда стихосложенья бремя
с себя придётся сбросить всё ж -
не потому, что надоело,
а годы... Их не развернёшь,
и в этом суть. Такое дело...
О моих корнях
В поисках корней
Задумался я снова крепко:
как в прошлое открыть мне дверь?
Кто был первоначальным предком
моей фамилии теперь?
Кем был он? Как он жил когда-то?
Откуда прозвище его
взялось? Имел сестру он? Брата?
Мне неизвестно ничего.
Прошло немало поколений,
пока не появился я,
и много, видимо, селений,
где жить могла моя родня,
на свете было. Где же, как же
искать следы моих корней?
Увы, не представляю даже...
Я о фамилии своей
всё время думаю, хочу я,
заглядывая в интернет,
там информацию любую
найти. А всё ответа нет...
О пращурах моих вопросы
зависли в воздухе, как шар
воздушный, закреплённый тросом
к земле, и душат, как угар.
Хочу, чтоб внуки понимали,
что весь наш род явился в свет
давным-давно.
Из дальней дали
нам пращуры
шлют свой привет,
нам передав
набор свой генный,
отличный от других людей,
не подлежащий перемены
особенности всей своей.
Не значит это, что он лучше -
нет, вовсе нет! - чем у других.
Но у потомков всех грядущих
присутствует влиянье их.
Как распознать, влияют как же
на нас, сегодняшних, они?
Никто мне это не подскажет -
ищу ответ. Проходят дни,
а всё ещё известно мало
о той далёкой мне родне,
которая и начинала
жизнь, чтоб потом
дать жизнь и мне.
Деды
Один мой дед был крестьянин,
попавший "в люди" в город.
Прошёл он с детства до седин
сквозь войны, труд, сквозь голод.
Евреем был другой мой дед,
он - нэпман, парикмахер,
имел он тоже много бед,
и жизнь была не сахар.
И каждый поучал, как мог,
единственного внука.
Я в памяти своей сберёг
их важную науку.
Достались гены мне от них
в какой-то, видно, мере.
Но разных вер их не постиг
я, не пришёл я к вере.
Живу безбожником уже
так долго, что - навечно.
Но что-то мучает в душе,
тревожит бесконечно.
Ну что же, я таков как есть.
Дана мне свыше милость
в том, что не уронил я честь
дедов, их совестливость.
Да упокоится их прах!
Пройдёт, однако, время,
и, может быть, в иных мирах
им встречусь я, их семя....
Вспоминаю деда
Имел бы я, когда бы стал военным,
перед собой всегда один пример:
старик немногословный и степенный -
мой дед, георгиевский кавалер.
Четырежды крепил "Георгий" этот
к солдатской гимнастёрке, на груди,
два первых получил в Карпатах где-то,
а остальные были впереди.
Во Францию отправились солдаты,
чтоб помогать союзнику в войне -
как за вооружение оплата
Россией, так известно стало мне.
Шёл год шестнадцатый, война в разгаре,
а немцы применять вдруг стали газ,
поэтому оттуда дед "подарок"
привёз - всю жизнь его слезился глаз.
Ещё "Георгием" был дед там дважды
за доблесть и отвагу награждён,
потом случилось редкое - однажды
как кавалер в "Почётный Легион"
французский полноправным влился членом,
не ждал награды он такой большой...
Не смог бы стать ему достойной сменой
я, внук его, - не так силён душой,
увы... А может, и не в том дело:
другие времена, и жизнь кругом -
другая, и необходимы смелость,
отвага и решительность в другом:
чтоб выжить в сумасшедшем мире нашем,
не потеряв себя, не загубив
ни совесть и ни душу, настоящим
оставшись человеком - вот мотив,
который двигал мною в жизни сложной
и помогал обычно на пути
преодолеть преграды - так, как должно,
при этом грань в себе не перейти.
...Я, восхищаясь, вспоминаю деда
с его столь удивительной судьбой.
Как сделать, чтоб всегда была победа
и над врагом, и над самим собой?
***
Копаюсь в душе - и тем чаще,
чем больше становится лет.
Блуждаю в душе, словно в чаще,
и выход ищу, его нет.
Ведь выход сродни пониманью,
что я представляю собой,
но эти напрасны старанья,
коль всё, что дано мне судьбой,
и всё что заполнило душу,
заложено кем-то, не мной,
я следовал только послушно
сотворчеству генов. Иной
не может быть вывод мной сделан,
поскольку других нет причин
тому, как возникло и тело
моё, и душа. Я один
такой получился - обычный
средь всех населяющих свет?
Считать так, конечно, привычно,
но правды здесь точно уж нет.
Все - разные, каждый - особый,
отличен от прочих людей.
Нужны ли усилия, чтобы
понять уникальность моей
души, как и душ уникальность
других - тех, кто нынче живёт?
Вопрос этот -
просто банальность,
оспаривать лишь идиот
способен её. Но копаюсь
по-прежнему часто в душе,
и мысли мои птичьей стаей
летят - надоело уже...
Что нового в ней я надеюсь
найти, что не понято мной?
Наверное, был бы скромнее,
ушёл бы давно на покой -
не стал бы терзать душу снова.
Действительно, это - зачем?
Ведь масса людей не готова
вникать
в суть подобных проблем.
А я продолжаю вопросом
терзаться: так кто же всё ж я?
То шагом иду, а то кроссом
лечу по стезе бытия...
Интеллигент
Ну, что же сказать вам, друзья и коллеги?
Я - интеллигент, как толстовский Телегин,
и чем-то похож на него (уж, простите!) -
хотя бы тем, что совестлив и не нытик.
Возможно, ещё в чём-то мы с ним похожи:
к примеру, он был инженером, я тоже.
На этом, пожалуй, кончается сходство,
и мне продолжать в том же духе - юродство.
Себя причисляю я к интеллигентам,
поскольку нельзя ни к каким элементам -
другим из общественной жизни - причислить
меня никому никогда даже в мыслях.
А интеллигенты в моей родословной
отсутствуют вовсе. Явился я, словно
из мира другого, пришелец как будто,
ошибка природы, праматери мудрой.
И всё же имею почтение к предкам,
душевной они красоты были редкой,
неведома дедушкам, бабушкам скука
была, приучали трудиться и внука.
Учёба - мой труд. Был их праздник: узнали,
что внук золотой удостоен медали.
Я много читал. Но душевные свойства -
от предков. И нет ни заслуг, ни геройства
моих в этом деле - ни капли, нисколько.
Вот интеллигентом с годами стал только...
Детство, отрочество
Старый дом
Большая комната в доме старом,
под ней подвальчик с названием "Вино".
Её вспоминаю я недаром,
хотя было это очень давно.
Прошло там довоенное детство,
оттуда бомбёжка гнала в подвал.
Бомбёжка - что же это за действо?
Конечно, этого не понимал.
Мои там жили бабушка с дедом
и после войны вернулись туда.
Бывало, спал там, укрывшись пледом,
не знал, что дальше придёт беда.
Инсульт был у деда, тянул он ногу.
Его иногда я водил в кино.
Он еле осиливал дорогу
от дома с вывеской прежней "Вино".
Однажды упал дед - было ужасно!
Сломал бедро. На закат пошли дни.
Лечили, но было это напрасно,
врачи - что с делать могли с ним они?
Тогда бороться с такой болезнью
не ведали, как. Она нелегка.
Сказали родным: всё бесполезно,
жить будет он, стучит сердце пока.
Ещё полгода стучало сердце...
Потом прошли годы, когда сумел
я, выйдя давно уже из детства,
средь разных забот и важнейших дел
найти бабуле жильё другое -
со всеми удобствами новый дом.
Там жили с ней вместе мы с женою,
и я о жилье всегда помню том,
ведь именно там жизнь зачиналась
для нашего сына. Как же забыть
такую веху? Это не малость,
в грядущее коль протянулась нить.
...Не раз я мимо старого дома
ходил, заходил в подвальчик "Вино".
Они до боли были знакомы.
Давно это было, очень давно...
***
Снова я подъезжаю к городу,
где родился когда-то давно,
где я рос,
где мелькнула молодость
и вся жизнь пронеслась,
как в кино.
В сороковые годы голодные,
сразу после победы в войне,
жизнь была там
во всём непригодная
(что неясно тогда было мне),
в том числе и "буржуйка"
в комнате,
что оставила в ней чёрный след
на паркете, который, помнится,
натирал я потом много лет;
в том числе то,
что в шапке, в варежках
я садился за парту зимой
и ел жадно мамино варево
после школы,
вернувшись домой.
Это варево грел на примусе
и читал, сидя дома, весь день -
надо мной витала незримая
нежно-строгая мамина тень.
Часто не было электричества,
и отец мой - к тому я привык, -
чтоб не выбыл я из отличников,
при коптилке смотрел
мой дневник.
Вспоминая те годы далёкие,
подъезжаю туда, где я жил,
где сложились первые строки и
где так много родных мне могил.
Из-за них подъезжаю к городу -
должен я поклониться родным,
кто спасал от голода, холода,
даже жизнью обязан им,
потому что болезнь ужасная,
что настигла меня вдруг тогда,
их усильями не напрасными
отошла от меня навсегда.
Для меня, понял, нынче главное -
благодарная память о тех,
чья жизнь прожита
просто, славно, и
обо всех их забыть -
страшный грех.
И хотя я в Бога не верую
(к сожаленью - воспитан я так),
у меня в душе - в это-то верю я -
сохранён христианский костяк.
В раннем детстве
Ташкент. Каморка в восемь метров.
Здесь жили мы почти три года,
занесены военным ветром -
несчастьем целого народа.
С утра меня - голодным, сонным -
в детсад вели, так было надо.
Его я помню плохо. Помню
лишь суп из листьев винограда.
А вечером варила мама
из риса тоже вроде супа.
Жиров в нём не было ни грамма,
но как же ждал его я, глупый!
Ташкент, считалось, -
"хлебный город",
но это враки. В жизни нашей
был - не скажу,
что полный - голод,
и мне всегда хотелось каши,
и супа с хлебом, и урюка,
и прочего, что можно кушать.
А всё же не тянулись руки
к еде без спросу. Я послушным
ребёнком был. И не проказлив.
Единственной проблемой
было,
что приходил я очень грязным
из садика, и много мыла -
в войну такого дефицита! -
расходовалось ежедневно.
Но никогда я не был битым -
из-за любви ко мне, наверно...
Рассматривал
картинки в книжках,
о буквах спрашивал и вскоре
прочёл я плюшевому мишке
из книжек несколько историй:
о Бармалее, о лягушке,
которая царевной стала,
об удивительной избушке,
что разной стороной
вставала...
Шло время. Наконец, обратно
поехали, оставив место
эвакуации. Был март. Но
не это важно.
Длилось - детство...
Вспоминая детство
Поседели, постарели...
Никуда не деться...
А как раз на той неделе
вспоминали детство.
Позади вся жизнь, в которой
множество событий,
всевозможнейших историй
и надежд разбитых.
Это всё потом. Сначала -
детство. В нём ни грамма
страха. Разве уж так мало
то, что рядом мама?
Вспомнили мы мам с женою,
детство в лихолетье.
Что беда пришла с войною,
не понять нам, детям,
было в давние те годы.
Не поняв, конечно,
мам своих родных невзгоды,
жили мы беспечно.
Только мне хотелось кушать -
чуть не постоянно,
что травило маме душу,
вряд ли это странно.
Ожидали мы момента -
главного подарка, -
чтоб из дальнего Ташкента
нам вернуться в Харьков.
Шла ещё война, но вместе
собралось семейство.
Здесь потом и было место
продолженья детства.
У жены была другая
жизнь в лихие годы -
вся семья её большая
крупного завода
служащими были в ранге
не простом, не малом.,
а завод тот делал танки.
Жить семейству стало
сносно, и не голодали -
был паёк, зарплата
там, в Тагиле, на Урале...
Было так когда-то,
не мои придумки - были,
не из сказок всяких.
Так мы в раннем детстве жили,
что же нынче плакать?
А всё ж набегают слёзы,
детство вспоминая.
Жизнь прошла,
в ней счастье, грозы
были. Жизнь - такая.
Детсад
В год сорок пятый, летом,
отправил в зоопарк
детсадовских всех деток
заведующий Марк.
Хромой и одноглазый,
войны той инвалид,
он догадался сразу,
что там пустым стоит
хорошее строенье,
просторный дом большой.
Не вызвало сомненья
у власти городской,
что детям в доме этом -
хоть временно пускай -
прекрасно будет летом.
Командою: "Отдай!" -
начальству зоопарка
был тот вопрос решён -
стараниями Марка,
настойчивым был он.
В том доме много комнат,
но в клетках весь фасад -
в них обезьян, кто помнит,
с десяток жил, и рад
смотреть на них ребёнок
любой был до войны.
Деревья в пышных кронах
тех обезьян всех сны
как будто охраняли.
Но вот пришла война...
Огнём, смертями, сталью
прошла и здесь она.
Деревьев нет в помине,
и клетки все пусты.
Дом этот стал отныне
ребячьей суеты
прибежищем приятным
на целый день, пока
домой они обратно,
уставшие слегка,
не двинутся с родными,
пришедшими сюда
с работ своих за ними.
Как будто - ерунда,
но помню я то лето,
последний мой детсад.
Меня вернуло это
на много лет назад...
Год 45-й...
Год сорок пятый. Первый класс -
учусь уже в ближайшей школе.
Мне вспоминается сейчас -
с душевным трепетом до боли, -
как каждый день в неё ходил
(всего от дома полквартала),
в тетрадках кляксы от чернил
и как еды недоставало.
Зимой за партой я в пальто
и в варежках сидел всё время,
но не мешало мне ничто -
послушно нёс учёбы бремя.
А после школы шёл туда,
где мамина была работа,
ведь там ждала меня еда -
в столовой мне давали что-то.
Я заболел в конце зимы -
такая слабость, что с постели
я встать не мог. Узнали мы
не сразу, через две недели,
что это был туберкулёз -
очаг величиной с монету
там, в левом лёгком.
Мне пришлось
быть в санатории всё лето.
И каждый день ко мне туда
с кошёлкой мама приезжала,
в кошёлке той была еда
питательная, и немало:
сметана, яйца, масло, мёд...
Все родственники помогали -
какой же может быть здесь счёт,
когда родня в такой печали?
А в результат таков: меня,
как говорят, "залили салом",
и осенью вновь в школу я
пошёл, а значит, что недаром
усилия моих родных
предпринимались
в год голодный,
послевоенный... Я о них
с любовью думаю сегодня.
Давным-давно их нет уже
на этом свете славном, сложном,
но след и в лёгком, и в душе
остался. Знаю: невозможно
вернуть ни детство, ни родных...
Но в памяти каверной прежней -
не вылеченною - для них
невысказанная мной нежность
находится и даже стыд,
поскольку я не смог, как должно
(и это всё ещё щемит),
хотя была на то возможность,
свою признательность явить,
как следует, не только словом...
Однако почему-то прыть,
что есть во мне обычно, снова
исчезла, как бывало, вдруг,
когда считал: ведь есть важнее
проблемы в жизни, что вокруг,
ведь это я всегда успею...
Да, чёрствость, как туберкулёз,
не излечить в одно мгновенье.
Поэтому я годы нёс
души тревогу и смятенье.
В Ессентуках
У отца болел желудок часто,
был гастрит тяжёлый у него.
Избавленья от такой напасти
не было - ну, просто ничего.
Он в Ессентуки лечиться
ездил
каждый год,
но взял семью с собой
лишь однажды.
Никогда ни прежде,
ни потом даровано судьбой
не было мне побывать
"на водах".
А тогда мне было десять лет.
Многие прошли
с поры той годы,
но остался от поездки след
в памяти моей:
курортный город,
лето, фрукты, запах шашлыков,
там, на горизонте, в дымке горы,
солнца взрыв
средь редких облаков.
В парке на веранде шахматисты -
в основном, задумчивы, молчат,
а парнишка
с взглядом ясным, чистым
игроку любому ставит мат.
Я следил за тем, как он играет -
шахматами был я увлечён.
Как сложилась жизнь его,
кто знает?
Может быть,
гроссмейстером стал он?
Шахматы и жизнь
Играл я в шахматы неплохо
в далёком детстве. На разряд
я наиграл, и был я, кроха,
такому факту очень рад.
Мне было, видимо, лет десять,
когда триумф случился тот -
когда значок на грудь повесил
мне мастер шахматный. Я горд
безмерно был успехом этим
и представлял уже себе,
что я гроссмейстером на свете
когда-то буду жить. Судьбе,
хоть я не знал такого слова
тогда, угодно было мне
не дать последствия такого,
как появлялось в детском сне.
А коль по правде, славы жажда
была, взойти на пьедестал
хотел, о чём мечтает каждый.
Пусть я гроссмейстером
не стал,
но мне казалось поначалу:
на выбранной стезе любой
всегда мне будет мало, мало
всё то, что мне дано судьбой.
Но я взрослел и понимать стал
побольше, что такое жизнь -
она густой, тягучей пастой
течёт, а иногда бежит.
Остались шахматы как хобби,
в часы досуга в них играл,
совсем нечасто - видно, чтобы
забыть проблем идущий вал
на время, но одновременно -
по ходу - логику борьбы
постичь,
чтоб вовсе не смиренно
удары резкие судьбы
воспринимать. Ну да, конечно,
жизнь тяжелее, чем игра,
грубей, тревожней бесконечно,
иной раз выдаст на-гора
такое, что хоть стой, хоть падай,
приходиться себя напрячь,
поскольку все проблемы надо
решать. Иначе, как палач,
жизнь не прощает промедленья,
она сложнее во стократ
игры и может, без сомненья,
шах объявив, поставить мат.
Учился музыке...
Учился музыке три года,
но частным образом. Меня
мучения такого рода,
их каждый день в душе кляня,
вводили в раздраженье часто.
Но что я мог? Да - не хотел...
Дитя, был в маминой я власти...
А средь своих ребячьих дел
являлась совершенно лишней
на пианино та игра -
как появился кто из "бывших",
чужак, в кругу ребят двора,
в компании довольно тесной,
где интересы всех просты,
где хорошо нам было вместе,
не ощущалось маеты
по поводу любой учёбы.
А музыке учиться чтоб?..
Скрывал от них я это, чтобы
не вызвать смех и даже в лоб
не получить - от удивленья
ребят-друзей, не сильно... Но
мне не хотелось отклоненья -
а было так заведено
в компании - от общих правил,
существовавших в ней тогда.
Ну что ж, такие были нравы
в послевоенные года
у сверстников
моих дворовых...
Я гаммы не хотел играть!
И остальное - тоже! Снова
и снова убеждал я мать,
что от меня не будет толку:
есть абсолютный слух?
Ведь нет! -
доказывал я маме долго.
И отрицательный ответ
был тоже долго. Я упорно
твердил своё. В конце концов,
сумел добиться своего я...
Теперь же -
несколько лишь слов,
чтоб о себе сказать такое:
ну, в общем, маленький дурак
тогда я был, и это точно.
Чтоб музыку отвергнуть так,
по глупости!...
Жаль очень. Точка.
***
Я с детства впитывал, как губка
(стандартное есть выраженье),
прочитанное. Если б в сутках
часов было побольше, зренье
испортил бы уже тогда я,
настолько прочитал я много,
ко многому, что нынче знаю,
открылась в детстве мне дорога.
Я рад, что рано проявилось
моё пристрастье к чтенью,
к книжке,
хоть понимать,
что "знанье - сила",
не мог тогда ещё мальчишка.
Потом уразумел, конечно, -
как повзрослел. И снова - книги,
глотал их снова бесконечно,
иные были, как вериги,
по тяжести для пониманья,
по сложности их восприятья,
но в них вгрызался, чтобы знанья
иметь всё новые, чтоб стать я
мог тем, кому уже знакомо
не всё, познать всё невозможно,
но то, что, дома ль ты,
вне дома ль,
знать надо
в нашей жизни сложной.
Как я ошибся! Ведь так мало
всё то, что вычитал я книжках,
мне в длинной жизни помогало.
Рассчитывал я, значит, слишком,
что много знаний самых разных
мне принесут большое счастье.
Увы, так много несуразных
событий было в жизни! Часто
с проблемами справляться было
непросто, хоть и есть смекалка
(как оказалось, это - сила,
жизнь быстро привела к закалке
ума, его развитью даже).
В какой-то степени и знанья
стояли всё-таки на страже
того, чтоб было осознанье
всё усложняющейся жизни,
чтоб дать осуществлять решенья
проблем в покинутой Отчизне
и некоторые стремленья -
не все, естественно. А здесь же,
в чужой стране, что приютила,
ни ум, ни знания, как прежде,
не требуются вовсе. Сила
моя в анализе, в смекалке,
и нужные когда-то знанья
остались в прошлом.
Как ни жалко,
но этого есть пониманье...
Ребята
Всё чаще вспоминается мне детство.
С годами стали явственнее лица
ребят, с которыми жил по соседству,
и кое-кто из них мне даже снится.
...Вот Ника. Жил в огромном сером доме
напротив - через двор с землёй неровной.
Мы были с ним, наверное, знакомы
с семи или восьми лет, уж не помню.
В футбол играли мы мячом тряпичным,
подбрасывали "жосточку" ногою,
катались на коньках, к ногам привычно
верёвками приладив их, зимою.
...В подъезде рядом - Алик. Шахматистом
он слыл хорошим, но ребячью славу
своим пронзительным внезапным свистом
он заслужил, конечно же, по праву.
...А в доме через улицу Виталик
показывал мне марки стран различных.
Потом мы марки вместе собирали -
коллекция была весьма приличной.
...И в том же доме жил худющий Витя,
он бегал всех быстрее, прыгал дальше.
Его потрёпанный, весь в штопках свитер
мелькал во всех дворовых играх наших.
...Их лица - всех - всплывают предо мною,
хорошие ребячьи лица эти.
Не видел никого из них давно я
и не увижу. Нет уж их на свете.
...А я живу и вспоминаю детство -
далёкое, беспечное такое.
Его вернуть не существует средства.
И нет, увы, в душе моей покоя.
***
Впервые ёлка дома перед Новым годом
была поставлена, когда тринадцать лет
должно исполниться мне было, и не мода
была причиной ёлки вовсе, а банкет,
устроенный родителями дома в праздник,
поскольку стала лучше жить уже семья,
и было на столе продуктов много разных,
такого никогда не видел раньше я:
в послевоенные года мы жили очень скромно,
впритык хватало нам родительских зарплат.
Я рос, шла жизнь, вокруг меня был мир огромный,
я знал его из книг и был бы очень рад
стать важной частью мира этого когда-то,
но сформулировать, конечно, я не мог
своё желание тогда, как все ребята,
мои друзья, ещё не ведая дорог,
которыми по жизни мне идти придётся.
Пока же - ёлка, я могу позвать друзей,
пока же нет забот особых, светит солнце,
и радостно от бытия в душе моей,
хотя морозно на дворе, но очень скоро -
каникулы, и будет каждый день каток,
дни отдыха учеников и дни, в которых
нахлынет впечатлений радостных поток.
...Из памяти пришло пред Новым годом это -
воспоминаниям лишь только повод дать...
Из прошлого мне постоянно шлют приветы,
такое и случилось у меня опять.
Коньки
На бурки - валенки из ваты -
сноровисто, довольно ловко
коньки привязывал когда-то
то проволокой, то верёвкой.
И - вниз по лестнице, к дороге!
Она покрыта снежным настом,
колёсами прибитым многих
грузовиков, что здесь так часто
несутся днём.
Но в час вечерний,
увы, их нет, лишь снег белеет
на улице. А способ верный
доехать на каток быстрее -
цепляться за машину сзади,
за борт её, железным крюком.
Опасно? Но ведь это ради
того, чтоб весело, без скуки
дорогу сократить мне к цели -
к катку, где музыка,
где гладкий
блестит лёд в каждый день недели
под фонарями. А как падки
на праздники мы! Этот - близко,
минут мне нужно восемь-девять
добраться - просто и без риска.
Но грузовик
возник вдруг слева,
а хочется ведь поскорее!
Поэтому машина - к делу:
коль прицеплюсь, то веселее
три четверти пути я смело
к катку тогда могу проехать.
И тоже - радость... Мало надо
мальчишке: элемент успеха,
за что-то будто бы награда.
...Я в пятом иль в шестом
был классах,
когда,
к ногам коньки приладив,
вслед за машинами по трассе
катил, за борт цепляясь сзади.
В седьмом родители купили
ботинки, наконец, с коньками.
Я старше стал... А зим тех были
вернуться могут только снами.
В 15 лет
В мальчишеской моде когда-то -
мне было пятнадцать лет
в начале пятидесятых -
была как входной билет
в компании молодёжи
фуражка из ткани "букле",
а стоила не дороже,
чем галстук, подобный петле,
который тогда тоже в моду -
обычно цветастый - входил.
А юному это народу
так нравилось! Что было сил,
искали в ларьках, магазинах
подростки фуражки "букле",
закончена чтобы картина
была - своеродный "дуплет":
"букле" и тот галстук - чудесно
для юной компании тех,
кто вместе гуляет, кто вместе
желает невинных утех.
***
Всё чаще вспоминаю детство -
верней, отроческие годы,
и как-то защемит вдруг сердце -
и не от каверзы погоды.
Какое это счастье было -
теперь я понимаю это.
Душа накапливала силы,
не требуя ещё ответов
на все вопросы мирозданья,
да и вопросов было мало,
лишь начиналось осознанье
того, что есть вокруг, пожалуй.
Да, неосознанное счастье
сопровождало ежедневно
меня, не думал о напастях,
которые неимоверно
терзают
жизнь и души взрослых -
потом я испытал и это,
когда
встречал людишек пошлых,
с душою тёмной, без просвета,
когда сопровождали беды
меня на жизненных дорогах -
пусть перманентно, и победы
я вырывал у жизни. Много
такого разного в ней было!
Ну а тогда, в годах далёких,
отрочество меня водило,
и часто возникали строки
стихов плохих, весьма корявых,
подчас я изливал в них душу,
мечтая о грядущей славе.
Увы... И не могло нарушить
моих счастливых дней теченье
ничто. Я помню это время
и в нём себя...
Промчались годы,
в них отразилось жизни бремя -
груз человеческой природы.
О радости
"Родился, учился, женился...
Стандартный глаголов набор.
Как жил и чего я добился,
сказать я пытаюсь с тех пор.
А всё промелькнуло
так быстро!
Как гром,
прокатившийся вдруг,
петарды
как праздничный выстрел,
огни разбросавший вокруг.
Случались и праздники тоже,
и радости били ключом -
давно, когда я был моложе
и думать не мог ни о чём
существенном. О мирозданье
к примеру. О месте моём
на свете. Его осознанье
явилось - частично - потом.
В военных и послевоенных
годах я ребёнком был, мал.
Но радости были - отменны,
а горестей - не замечал.
Когда получал я конфету
иль новую книжку - восторг!
В дальнейшем,
мотаясь по свету,
испытывать большей не мог
я радости, чем в годы детства
от мелких тогдашних утех.
Ребятам вокруг, по соседству
не так повезло: не у всех
отцы были живы, невзгоды
продолжились в семьях таких
и после Победы. И годы
нужда ещё длилась у них.
Отрочества дни непростые,
гормонов отчаянный всплеск...
Давил я желанья такие -
эстрадного юмора блеск
привлёк меня, это и стало
отдушиной. Я вечера
вёл в школе, их было немало.
Их помню, как будто вчера
я юмором, найденным в книжках,
по праздникам радовал всех,
стараясь гормонов излишек
в себе заглушить. А успех
моих выступлений был в радость,
и я выступал вновь и вновь.
Возможно за это в награду
возникла большая любовь,
которую нёс я всё время
по жизни от юных тех лет.
Она была счастье и бремя
приятное - новый мне свет
открылся. Студентом ещё был
(чудесный период - во всём!),
когда решено было, чтобы
счастливый создать общий дом,
жениться...
Полсотни лет вместе,
и всякое было в пути.
Но радостной жизненной песне
от нас невозможно уйти,
пока наши сроки не вышли
и мил ещё нам белый свет,
пока не укажет Всевышний
свести нас и песню на нет.
...Ну, вот...
Начал, было, про радость,
закончил же про упокой.
О вечном, печальном - не надо,
настрой неприемлем такой.
Из памяти радости праздник
почаще всплывать будет пусть,
ведь радостей было же разных
всё ж много!
Так - к чёрту же грусть!
Поскольку сейчас радость -
каждый
день новый и то, что я смог
(а мне это важно, так важно!)
про радость дать несколько строк.
В школьные годы
Я был активен в школе, в старших классах.
Легко давались школьные науки,
и было у меня всегда дел масса,
и не хватало времени для скуки.
Я занят многим был, когда уроки
заканчивались в школе, а заданья
домашние мной выполнялись в сроки
кратчайшие, однако с прилежаньем.
Была и подготовка к выступленьям
на школьных вечерах, где конферансом
был занят я, и не имел сомненья
в успехе, предвкушал его авансом.
Был и редактором я стенгазеты
всешкольной - по директора решенью,
нагрузку исполнял успешно эту,
хотя не ждал такого назначенья.
А кроме этого, встречался я с друзьями -
в компании своей, довольно тесной,
и не было размолвок между нами,
немало времени мы были вместе.
То удивительно, что время находилось
для книжек самых разных, их запоем
"проглатывал" я, новых знаний сила
бодрила мозг. Явление такое,
как позже чётко осознал я это,
когда моя судьба своей дорогой
пошла, позволило найти ответы
на многие вопросы в жизни строгой.
С. П-ву
Войны четвёртый месяц нет...
Тот день я помню до сих пор,
когда, неся в руке букет,
вошёл впервые в школьный двор.
Построили там в пары нас,
мальчишек, оторвав от мам.
С одним из них вошёл я в класс -
он руку протянул мне сам.
Мы были рядом десять лет,
не развела нас жизнь пока,
но оставался в душах след -
как след тот давний на руках.
Не развернуть нам время вспять...
Но было всё ж дано судьбой,
что через годы мы опять
столкнулись, встретились с тобой.
И снова - рядом. Но потом
под небо двух различных стран
уехали, покинув дом -
нам путь такой судьбой был дан.
Но как не верить чудесам!
Товарищ мой, мой давний друг,
ведь это сказка - то, что нам
детьми подарен общий внук.
Пусть в жизни он не знает бед,
пусть в счастье проживёт года.
Внук, нашей жизни лучший след,
пусть предков вспомнит иногда...
Юность
***
"Наступил уж Новый год,
будет памятной мне дата -
тысяча девятьсот
пятьдесят пятый"...
Эти строчки написал
перед окончаньем школы.
После - жизни мощный вал,
в ней я шёл сквозь зной и холод
Этим строчкам - шестьдесят
лет, предугадать не мог я
(обращаю взгляд назад),
как сложна моя дорога
будет, как её пройду,
что найду, что потеряю,
в чём себя предам суду,
счастье в жизни ли познаю...
Давний вальс
Мелодия вальса уводит назад,
В далёкие годы, связавшие нас.
Меня вдруг твои поразили глаза,
Когда приглашать стал тебя я на вальс.
Был мартовский вечер, шумел школьный бал,
Звучал с придыханьями старый баян,
Тогда я, конечно, не предполагал,
Что мне в этот вечер судьбою шанс дан.
Свой шанс я использовал, мне помог вальс -
С далёкой поры той мы вместе с тобой.
Ничто не могло разлучить уже нас,
Поскольку мы стали друг другу судьбой.
И годы прошли - пробежали, как миг.
В них много и радостей было, и бед.
Но понял за годы, душою постиг,
Как я благодарен судьбе и тебе.
Вот старость подходит - неспешна она,
Но всё убыстряет с годами свой путь.
Мы выпили жизни сосуд не до дна,
Ещё не до дна, но с пути не свернуть.
"Не хочется старости" - это клише.
Но всё ж отвергать его повода нет,
Ведь надо признаться: находят в душе
Слова те свой отклик уж несколько лет.
Что ж делать? С тобой вместе прожита жизнь,
И жизнь эта - наша, какая ни есть.
Любимая, чтоб ни случилось, держись,
А я всегда рядом с тобою, я здесь.
Я здесь, я с тобой с той поры, когда вальс
На школьном балу дал нам в счастье билет,
Когда так внезапно зажёгся для нас
Любви нашей тёплый и ласковый свет.
Давно это было - ох, очень давно!
Но чувство смогли мы с тобой сохранить -
То чувство, которое было дано,
Связало нас в жизни, как крепкая нить.
Её, эту нить, не могло разорвать
Ничто, что случается в жизни подчас.
Мы помним с тобой - жена, бабушка, мать! -
Тот давний, счастливый для нас школьный вальс...
***
Разлетелась моя печаль,
Как от солнца тумана муть...
С той поры, как тебя повстречал -
Снегу падать, и ветру дуть,
И дождю разливаться рекой, -
Мне не страшно. Идут года.
Но в тот день ты своею рукой
Моё сердце взяла - навсегда.
Разлетелась моя печаль,
Как в жару тополиный пух...
Нет, в тот вечер я не молчал -
Не молчал, говорил за двух.
Я не помню, что говорил,
Чем блистал
в красноречье своём...
Может, это пришло потом?
...День за днём потекли года,
В вихре жизни и я кружусь,
Но теперь - во весь голос: "Да!
Я люблю, и этим горжусь!"
Разлетелась моя печаль -
Только радость
бурлит в крови.
Ты поставила счастья печать
На путёвке моей любви.
Разлетелась моя печаль,
Как весною цветенья дым...
Ты к любимому сердцу
причаль -
И ты будешь всегда молодым!
Я не знаю, когда полюбил -
***
Без лишних слов
Скажу я просто:
Моя любовь
Болезнью роста
Заражена...
Любовью этой
Заряжена
Душа поэта.
И здесь я тайны не открою:
Чтоб было нежности
где деться,
Найти второе
Надо сердце.
Кольцо
Окончен первый курс, и я
поехал в Ялту отдыхать.
В каникулы влекли меня
жара и море - благодать!
Компания там собралась -
из мест различных молодёжь.
Как погуляли там мы всласть!
С компанией не пропадёшь!
Ливадия, Ай-Петри, пляж,
по морю - катером, вино,
на танцы - вечером... Мираж,
поскольку было так давно...
Курортных не встречал друзей
ни разу много-много лет.
Но как-то вдруг судьбе моей
был выдан будто бы билет -
сквозь горы дней туда, назад,
в курортный город Ялту, где
любому дню я был так рад!
Как, впрочем, в годы те - везде...
Однажды сел я в самолёт -
в один из городов летел,
недолгим был к нему полёт,
но было там немало дел.
Там в самолёте мой сосед
словоохотлив был, лицо -
землистое, в морщинах, сед,
на пальце - тонкое кольцо.
Кольцо как будто бы вросло
в тот палец, вряд ли мой сосед
его снять смог бы, и из слов
соседа я узнал: обет
носить кольцо и не снимать
давным-давно был принят им -
ему так завещала мать.
И вдруг я вспомнил Ялту, Крым,
и те же самые слова,
и то же самое кольцо...
Тогда у парня голова
была черна, его лицо -
округло, и на всю щеку -
румянец виден сквозь загар.
Сидели мы на берегу,
я помню, юности угар
владел компанией, а он,
задумавшись, крутил кольцо
на пальце... Нынче словно сон
я видел, сидя рядом с ним...
Чужое прежде мне лицо
вдруг стало для меня родным.
Я не признался, что знаком
был раньше с ним,
давным-давно:
ну, что я мог сказать потом?
Всё - будто старое кино...
Студенты в колхозе
Отправились в колхоз студенты -
на кукурузу, под Херсон.
Я помню разные моменты
поездки той. Они, как сон,
запомнившийся почему-то
надолго, вдруг в меня войдут
разрозненно, но ясно, будто
вчера они случились, тут.
...В полях - стеною кукуруза,
не видно человека в ней,
в ней спрятаться студентам вуза -
тем, кто по нраву похитрей -
возможно было. А работа,
как волк, не убежит ведь в лес.
У всех у нас одна забота:
скорей прошёл бы месяц здесь.
Быт был воистину ужасен,
вповалку на полу я спал,
спал на соломенном матрасе,
он не похож на сеновал -
так твёрд и комковат. А возле
друзей был слышен храп - ребят,
уставших за день так, что после
они здесь безмятежно спят.
Еда обильна, но невкусна,
бахча - спасение для нас.
Она усеяна так густо
арбузами! Мы каждый раз,
отужинав, их мякоть ели,
их разбивая пополам.
Так дни бежали и недели...
Но вдруг
с проверкой прибыл к нам
наш замдекана.
Взбучку дал нам -
работаем мы плохо, мол,
как будто нас облил напалмом.
Он пониманья не нашёл,
но тех, сказал, кто стал обузой,
из вуза будут отчислять:
кто не ломает кукурузу,
не может инженером стать.
Не внять нельзя такой угрозе,
и весь оставшийся нам срок
мы в опротивевшем колхозе
трудились, кто как только мог.
С тех пор не ем я кукурузу,
не прикасаюсь даже к ней -
противно, словно бы медузу
я трогаю рукой своей.
Давно я вышел из студентов,
большая жизнь была затем,
из этой жизни ряд моментов
застыли в памяти. Зачем?..
Трудовой семестр
Кирпичный завод. Студенты,
их семестр трудовой.
Жар сильный от печек в центре
низкого здания. Вой
огня в больших печках этих.
Тело всё время в поту.
Да, труд есть такой на свете...
Вряд ли лелеет мечту
работать в подобном аде
кто-то. Но думать о том,
что заработка лишь ради
стать здесь на время рабом,
возможно всё же. Студентам
выбора, в общем-то, нет -
безгласным здесь элементом
в труд, где не виден просвет,
включились почти на месяц.
Многое каждый узнал,
но будучи вовсе не весел,
ждал каждый семестра финал.
...Как вспомню, идёт по коже
словно какая-то зыбь.
Завод тот в жизни был тоже!
Трудно его мне забыть...
"Апрелевские вечера"
Приходит в память поневоле:
как будто только лишь вчера
с сокурсниками я готовил
"Апрелевские вечера".
На эти вечера весь город -
его студенческая часть -
стремился. Но и все, кто молод,
хотели бы туда попасть.
Весна в цвету: тепло и зелень.
И настроенье - хоть куда.
Дождались все мы еле-еле,
когда весна придёт сюда.
Но загодя, как и все годы
студенческих счастливых лет,
мы, не завися от погоды,
готовили весне привет.
Приветом был как раз тот вечер.
Для всех был интересен он:
на злобу -
юмор, танцы, встречи,
в фойе - смешной аукцион.
От смеха - слёзы, даже стоны,
а кто-то - и не просто так -
стремится
в "Комнату влюблённых",
где музыка и полумрак.
Веселье жило и кипело,
пока не наступила ночь.
Как сделали своё мы дело!
Его мы повторить не прочь
на следующий год весною,
когда апрель наступит вновь -
период, так любимый мною:
в нём возрождается любовь!
В пионерлагере
Окончил третий курс я и вожатым
устроиться смог в пионерский лагерь.
Естественно, попал туда по блату,
знакомых помощь принял я как благо.
Два месяца бесплатно жить, зарплату
ещё начислят - это просто сказка!
Почувствовать смогу себя богатым,
и новые мне жизнь откроет краски!
Мы жили с мамой скромно, без излишеств.
Отец ушёл, не виделся со мною
с тех пор, как только я из школы вышел,
а он уже жил с новою женою.
И вот я в лагере. Мои детишки
вовсю резвятся, им по девять-десять.
Чтоб было тяжело мне с ними слишком,
я не скажу, и первый с ними месяц
(не месяц - меньше чуть) прошёл спокойно,
без всяких неполадок, происшествий,
и как вожатый делал я достойно
свою работу. И не ждал я бедствий,
нахлынувших потом, в другую смену,
когда определён был к старшим "деткам"
вожатым снова я... Дрожали стены
и стёкла бились вдребезги от метких
мячей ударов. Драчуны, нахалы,
плохие чьи-то в них играли гены,
и было сил уже у них немало,
чтоб гадости для пионерской смены
всё время делать - и в большом объёме.
Я не справлялся с ними. Педагоги
руками разводили. Будто в коме,
директор был, и заболел он: ноги
ослабли и лицо перекосило.
Моя работа эта на природе,
как оказалось, может быть не милой.
Ну, наконец, закончилась... Свободен!
В дальней дали...
Я возвращался из военных лагерей.
Жена ждала меня уже у моря.
Туда направившись, стремясь к жене своей,
добрался с пересадками я вскоре.
Жара несносная стояла целый день
в Азербайджане - там, под Сумгаитом,
и даже шевелиться было трудно, лень
студентам, воинской муштрой забитым.
Тянулся месяц лагерей, как будто год,
но, наконец - домой!.. Мы в поезд сели.
Как рад, как счастлив был студенческий народ:
закончились тяжёлые недели!
Батайск, затем автобус, морем переход,
опять автобус - так я в нужный город
добрался. Улицу и дом найду вот-вот,
и там уже я утолю свой голод:
хочу обнять жену - давно уж без меня,
в разлуке жаждали мы единенья,
да и скучаю по еде нормальной я.
Известно каждому: на утоленье
своих желаний - разных! - держится весь свет,
и в естестве у человека это,
иной лишь так живёт, другого в нём и нет,
в чём жизни смысл, не ищет он ответа.
Ну, это философия... Не к делу здесь...
Я вспоминаю, как спешил увидеть
свою жену. Приехал - не ухожен весь
я был, в каком-то затрапезном виде.
Отмылся, отдохнул, и сказочные дни
потом пошли, бежали неустанно,
заполнены любовью, морем все они...
Ну что же говорить о них пространно?
Ведь сказка - это сказка... Быстро отдых наш
закончился, вновь будни наступали.
...Внезапно у меня возникла нынче блажь
то описать, что было в дальней дали.
В шахтёрском посёлке
Запах угольной пыли
ветер в посёлке разносит.
Мы студентами были,
в угледобычи вопросе
мы разбирались слабо,
можно сказать - не знали.
В шахту спустили нас, дабы
сами мы постигали
ужас работы шахтёров.
Мы ползли метров двести,
Трудно ползли, не скоро
на их рабочее место.
После экскурсии этой
счастливы были тем мы,
что отношения нету
к нашим дипломным темам
шахт - ничего в этом роде.
Мы лишь на "коксохиме" -
в том же посёлке заводе
практикой необходимой
для дипломной работы
заняты были прочно,
каждый придумывал что-то,
чтобы потом мог точно
перенести идеи
в содержанье проекта.
...О тех годах не жалею.
Польза была ль? Нет ответа...
Сокурсникам
К 30-летию окончания вуза
Седеем, лысеем, морщины у глаз,
И сдержанней стали порывы,
И нет впереди полстолетья у нас...
Но мы ведь, друзья, ещё живы!
Собравшись за праздничным нынче столом
И слушая тосты и речи,
Отчёт себе стоит, наверно, дать в том,
Что значат для нас эти встречи.
Конечно, нас судьбы давно развели
По разным житейским дорогам,
И кто-то ушёл, кто-то канул вдали...
Но нас ведь, друзья, ещё много!
И в каждом, кто здесь, кто добрался сюда,
Когда время встречи настало,
В душе ещё трепет, она молода,
И кровь не прокисла нимало.
Пусть время летит - не догнать нам его! -
На нём есть особые метки,
Когда на душе торжество, пиршество, -
У нас ведь свои "пятилетки"!
Мы разными были, тем паче - сейчас:
Кто - лирик, кто - скептик, кто - циник.
Но знаю, уверен: тех нет среди нас,
Кто камнем в товарища кинет.
Мы дружество наше сумели сберечь.
Из юности в зрелые годы
Его пронесли, им нельзя пренебречь,
Оно - как законы природы.
Хоть каждого в будущем всякое ждёт -
Успехи, потери и срывы,
Так выпьем, не зная всего наперёд, -
Пока мы, друзья, ещё живы!
К 35-летию окончания вуза
Собрались опять мы вместе
В тридцать пятый юбилей.
Это дело нашей чести,
Это здорово, ей-ей!
Все вокруг родные лица,
Породнились мы давно.
Даже нынешним границам
Разделить нас не дано.
Изменилась жизнь так круто,
Что предвидеть - кто бы мог?
Мы же - прежние, как будто
Не прошёл огромный срок.
Тридцать пять - совсем немало
В жизни каждого из нас.
Нас и било, и ломало,
Но настал урочный час -
И опять вот здесь мы, вместе,
В душах - колокольный звон,
И студенческие песни,
И по молодости стон...
Пусть слегка подмочен порох,
Но ещё - мы поживём!
И всегда нам будет дорог
Наш союз, как отчий дом.
Я готов восстать из пепла,
Чтобы с вами водку пить,
Чтобы не рвалась, а крепла
Нас связующая нить.
Говорят, года - богатство.
Путь к нему у всех не прост...
За "богатых" членов братства
Поднимаю этот тост!
Накануне 50-летия окончания вуза
Друзья! Привет издалека
шлю всем вам,
мне по духу близким.
Проносит времени река
жизнь нашу быстро,
резво слишком,
но, словно сквозь скопленье туч,
всегда пронизывает память
воспоминаний светлый луч
о встречах дружественных
с вами.
Я помню каждого - и всех:
кто, слава богу, жив,
кто в вечность
ушёл... Сопутствовал успех
не всем, никто не жил беспечно,
но средь житейских всех невзгод,
утех, забот, событий важных,
стремясь куда-то, но - вперёд,
своей дорогой,
знал ведь каждый,
что есть друзья с далёких лет,
студенческое наше братство.
ему альтернативы нет,
оно у нас - души богатство.
Почти полсотни лет назад
покинули мы вуза стены,
однако выше всех наград
мне был бы
просто откровенный,
по душам с вами разговор
о жизни нынче, о минувшем.
Я вспоминаю до сих пор,
как мы, не зная о грядущем,
при встречах наших за столом
звенели рюмками в надежде,
что ждёт удача нас во всём,
что лучше будет всё, чем прежде...
Ах, "прежде"!
Нет смешнее слов!
Что было прежде, то пропало.
За каждого из вас готов
я нынче выпить, и немало,
чтоб радость в ваш являлась дом
и было в норме чтоб здоровье.
Успехов вам во всём, во всём -
всем от души желаю вновь я.
То, что на жизненной тропе
всех вас
давно когда-то встретил, -
мне повезло.
Ваш друг Ю. П. -
товарищ ваш на этом свете.
Ялта - Сочи
Город Ялта, город Сочи
вспоминаю я сейчас.
Нравились они нам очень,
мы бывали там не раз.
Каждый год на новом месте -
тот курорт или другой.
Отдыхали там мы вместе,
и назад опять, домой.
Но однажды мы решили
совместить курорта два -
было время, были силы,
денег лишь - едва-едва.
Но рискнули... Ялта, море,
побежали дни, и вот,
как предполагали, вскоре
сели мы на пароход.
Курс - на Сочи. Плыли ночью -
ветер и немножко шторм.
Наконец, вот город Сочи,
отдыхать нам дальше в нём.
Снова море, пальмы. Жарко.
На исходе - деньги. Но
лучше не было подарка
нам с женой уже давно.
Накупались, загорели...
Сели в поезд и - домой.
Людям что, на самом деле,
нужно в отпуске? Настрой
на безделье (это ж - отдых!),
отвлеченье от забот
и от мыслей всех негодных,
отпуск коль ещё идёт.
Ах, прекрасный город Ялта!
Сочи, чудный наш курорт!
Совершили мы, как сальто,
отпуска так поворот.
Зрелость
1. Размышления
Светофор
Зелёный свет - и путь сейчас открыт.
Ещё бы знать, куда ведёт дорога...
Дорогами давно по горло сыт -
исхожено, изъезжено так много!
Оказывалось часто на беду,
что семафор зелёный - лишь обманка,
как гриб, растущий прямо на виду
в лесу у тропки, а сорвал - поганка.
Хотелось мне зелёный светофор
воспринимать всегда - теперь и прежде
(так повелось и длится до сих пор) -
как знак удачи будущей, надежды.
Но, видимо, глаза мои давно
уже не согласуются со мною:
мне кажется, что вижу я одно,
на самом деле тут совсем иное.
Мечтал я, чтоб всегда зелёный свет
был дан мне в жизни. Но я ждал напрасно,
забыв, что вечного в природе нет.
Мой светофор включал всё чаще красный...
Мелочи жизни
Что было - то было... Забыть не могу
детали всей жизни минувшей.
Я будто стою на крутом берегу
и вижу не райские кущи,
а где-то вдали, за туманом всех лет
вдруг видится некая мелочь,
туда могу мысленно лишь взять билет,
что делаю я так несмело...
Ах, мелочи жизни! Из них состоит,
по сути, судьба человека,
хотя мы частенько и делаем вид,
что каждый из нас, как Сенека,
проблемам глобальным хотел посвятить,
себя, жизнь свою без остатка,
но тянем мы жизни постылую нить,
и в жизни полно беспорядка.
Шли мелочи жизни одна за другой,
собой заполняя пространство
дней, месяцев, лет. Не могла быть иной
жизнь, в этом её постоянство.
И мелочью были забиты мозги,
как словно в любительском тире
мишени, а значит, не видно ни зги
вокруг, в окружающем мире.
Не думать о том, как устроена жизнь
и плыть по теченью спокойно
удобней, твердя себе только: держись -
иначе, действительно, больно
душе, коль осмотришься трезво кругом,
в себе покопаешься страстно
и думать начнёшь поневоле о том,
что жизнь твоя, в общем, напрасна.
Коль мелочи быта, точней - бытия,
не дали мечтам воплотиться,
винить в этом надо, во-первых, себя,
однако и разные лица,
тобой в жизни встреченные на пути,
того не желая, но тоже
мешали к намеченной цели дойти,
создав для неё бездорожье
своими делами, что мелки, как прах,
и словом, считавшимся важным,
и гирями висли они на ногах,
и жизнь отравляли день каждый.
Ах, мелочи жизни! Забыть бы их мне,
очистить от них бы мне память...
Но нет, всё приходят, приходят во сне,
опять возрождаются снами.
Они закрепились навечно в душе,
её став значительной частью.
Ах, мелочи жизни! Сберечь бы уже
себя от подобной напасти...
Вспоминать осталось...
"Дом на набережной". Коммуналка.
Комната большая у друзей.
Кресло у окна стоит - "качалка",
я всегда любил сидеть на ней.
Будучи в Москве в командировках,
я друзей обычно навещал,
даже, хотя было и неловко,
иногда у них я ночевал.
Спал тогда на узкой раскладушке
за большим обеденным столом,
головою утонув в подушке,
сразу молодым забывшись сном.
Был тогда ещё довольно молод -
между тридцатью и сорока,
вечно ощущал тогда я голод
к новым впечатленьям, ведь река
жизни длилась, в общем, полнокровно,
всё хотелось новое познать
(малообразованным был словно!) -
современной жизни быть под стать.
Дорогие дружеские лица
были для меня - сестра и брат,
я от них узнал: есть Солженицын,
есть печать другая - самиздат.
О ГУЛАГе и о многом прочем,
не известном мне, прочёл тогда -
из машинописных слабых строчек
проступали ужас и беда.
Но не стал, однако, диссидентом -
за свою семью боялся я,
но в душе усилились сегменты,
мучавшие издавна меня -
то, что видел в повседневной жизни,
в том числе на службе и в быту.
Плохо, понимал я, всё в Отчизне,
стал искать отдушину я ту,
где чуть-чуть отвлечься б мог от мыслей
тяжких, не дававших мне заснуть,
так как в голове они зависли.
Чтоб унять их, я нашёл свой путь:
творчество - какое-никакое -
стало для меня отдушиной,
и, пусть в нём я мало чего стою,
принесло душе моей покой
(относительный, увы, конечно),
я стремился в нём куда-то ввысь,
был азарт в нём и была беспечность...
Так мои года и пронеслись...
Нынче вспоминать мне лишь осталось
лица дорогих моих друзей.
А то время - только сколок, малость
долгой, сложной жизни всей моей.
***
Смысл жизни - в чём? Как указал Христос,
в том, чтобы следовать его заветам.
Как было бы прекрасно! Но - вопрос:
как можно полнокровно жить при этом?
Не знал тогда Он, как сложна, увы,
жизнь человека в мире современном -
поднять не может часто головы,
чтоб обратиться к небесам смиренно
за помощью к Нему: заботы, стресс
в быту, на службе - в общем, в жизни целой
способны заглушить весь интерес
к учению Христа. Но, между делом,
о Нём вдруг вспоминают иногда -
тогда лишь, если с неизбывной силой
приходит к людям страшная беда,
когда в судьбе такое накатило,
что вряд ли сможет кто-то им помочь,
лишь только Он способен это сделать,
иначе жизнь - не жизнь, сплошная ночь...
Тогда-то обращаются несмело
к Нему в надежде, что всё может Он...
Как правило, напрасны ожиданья:
из душ людей всё рвётся к небу стон,
молитвы отражают их страданья,
но тщетно... Так сложилось с давних лет,
когда на сверхъестественную силу,
считая: лишь она несёт им свет,
надежды возлагали люди. Было
такое долго, это и теперь
имеет место - верующих много.
Но и для них, увы, закрыта дверь
к чертогу счастья, нет туда дороги...
Христосовы заветы хороши,
и это правда, ничего не скажешь,
они - как идеалы для души,
но часто и не достижимы даже.
Доказано, что жил - давно! - Христос,
но доказательств нет о вознесенье
Его на небо. Оттого - вопрос:
развеять может кто мои сомненья?
Я смысла жизни в поисках давно -
читаю книжки, размышляю часто...
Понять его мне, видно, не дано -
да, это не в моей, пожалуй, власти.
***
Когда-то жил легко - лет до семнадцати,
в том смысле, что давалось всё легко.
Во мне гнездилось ощущенье радости,
до горестей так было далеко!
Отличник в школе, а к тому ж - общественник,
был лидером в компании друзей,
считал всё это я весьма существенным,
и о дальнейшей мне судьбе своей
не думалось почти - кем стану в будущем,
как жизнь я проживу, не представлял,
надеясь всё ж, что буду жить не в рубище,
что вынесет судьбы мощнейший вал
меня - пускай без славы всеобъемлющей -
в жизнь полнокровную, без всяких бед,
что жизнь пройдёт как бы под флагом реющим
как неким знаком всех моих побед,
достигнутых за годы все грядущие...
Тогда об этом думал редко так!
Вопросы волновали лишь насущные,
которые казались - не пустяк.
Легко я жил, существовал до случая,
который жизнь мог сразу изменить,
но не поддался я. Пусть жизнь не лучшая
мной прожита, её тянулась нить
неплохо, в целом, И к судьбе претензии
сегодня было б предъявлять смешно.
Я, если б создал герб свой в виде вензеля,
то в нём слова: терпенье мне дано -
написаны бы были. И, действительно,
всё превозмочь терпением своим
я смог, поэтому не удивительно,
что связаны мои успехи с ним.
О лёгкой жизни помышлять мне в зрелости
не приходилось. Среди многих дел
бывало сохранить непросто в целости
достигнутое. Что ж, таков удел...
Изведал - не изведал...
Многого я в жизни не изведал:
не сидел ни разу за рулём,
радость не испытывал победы
в спорте, никогда не строил дом.
Бесшабашности не знал я чувства,
и души покоя я не знал.
Не познал высокого искусства -
так, чтоб это било наповал.
Я изведал тяготы работы,
где реализовывал свои
мысли,
чтобы мог достичь чего-то
для благополучия семьи.
Сильное изведал раздраженье
от неразберихи, что в стране
проявлялась всюду, и сомненья
были хорошо знакомы мне.
Я изведал глупости начальства,
действуя подчас наперекор,
применяя даже
чуть нахальства,
чтоб выигрывать
мне в пользу дела спор.
Я изведал
вдохновенья радость,
коль строка
бежит вслед за строкой
и насиловать себя не надо -
у меня был отдых вот такой.
Я изведал счастье и тревоги,
радость бытия и много бед,
и по миру разные дороги,
что в душе оставили свой след.
Не изведав тайны мирозданья,
не изведал я, зачем же жил.
Чтоб узнать,
я тереблю сознанье,
но понять уж не хватает сил.
Идеала - нет
Нет "положительных героев",
у каждого - "в шкафу скелет".
Иной
(пусть кажется, что - стоек,
грехов в моральном плане нет)
всё ж знает сам: не идеален,
по сути, он - нет, не герой.
Соврёт, коль нужно...
Не из стали -
из плоти он живой. Живой!
А я - подобен ли такому?
Возможно. Все не без греха...
Кто "положительным героем"
себя считает - чепуха.
Недостижимо совершенство
в поступках, в мыслях у людей,
как полное нельзя блаженство
в течение всех жизни дней
испытывать. Лишь идиотам
уверенность доступна в том,
что всё вокруг прекрасно.
Кто-то
из нас, нормальных, обо всём
и обо всех судить так сможет?
Никто, уверен. Это так.
А коль сомнения не гложут
кого-то - значит, он простак,
не знающий, что идеала
в огромном мире нашем нет.
Увы, таких людей немало -
не ясно, что им застит свет...
Друзьям - в день моего 40-летия
Сорок лет я по жизни топаю,
попирая земную твердь.
Графоман я. Стихи я кропаю,
а без них мне - хоть умереть.
Лет с семи я стихами балуюсь,
и вошла мне и в плоть, и в кровь
животворной росинкой малою
к слову трепетному - любовь!
Сорок лет...
Возмужал, как водится,
потолстел, полысел... Затих?
Отчего же в душе хороводятся
снова строчки, слагаясь в стих?
Отчего же, как в юности,
молнией,
промелькнувшей -
её не вернуть! -
снова мечутся мысли, полнятся
и в слова облекают суть
пережитого, взволновавшего,
прочертившего в жизни след...
Совместимо ль, скажите,
по-вашему,
вот такое - и сорок лет?
Не кокетничаю, поверьте, я -
сознаю возрастной предел.
Коль меня и ждало б бессмертие,
я б и дальше был "стиходел".
Но - увы! - сорок лет!
И с ярмарки
этих лет свой продолжу путь.
Провожу рюмкой "Русской"
иль "Старки" я
годы прошлые - не развернуть,
не подать назад время бегущее,
жизнь с начала
уже не прожить...
Как в туман,
взгляд упёрся в грядущее,
чтоб найти путеводную нить.
И хоть в сущность мою
не заложены
ни нытьё, ни хандра, но всё ж,
как на тёмную сцену из ложи я
всё гляжу, унимая дрожь.
Что на сцене той? Чем осветится
жизнь, в которой и я - актёр?
Что ещё в пьесе жизни
встретится?
А конец у той пьесы - скор?
Неизвестно. И пусть. Наметил я
(но исполню ли тот зарок?):
как наступит сорокалетие
в неминуемый день и срок -
в этот день я стихи старательно
напишу вам в последний раз,
заявив в них, что окончательно
стихотворец во мне угас.
Быть тому -
и напрочь сомнения?
К прозе жизни возраст склонил?
Принимаю от вас поздравления,
хотя мне этот праздник не мил.
И вот этой
строфой рифмованной
приношу благодарность вам:
пусть задорно живётся,
раскованно,
в полном счастье моим друзьям!
1978 г.
Себе - к 50-летию
Жизнь прошла - и не заметил...
У порога - пятьдесят.
Мир в душе всё так же светел,
как и сорок лет назад.
Непонятно... Как осталась
свежесть восприятий, коль
за порогом - вскоре старость,
не желаемая столь.
Сила жизненная бродит
всё ещё в крови, в мозгу,
и назло, назло природе
кое-что ещё могу.
Многое, увы, утратил
в нервотрёпке бытия -
если б жил я, словно в вате,
это б точно был не я.
День за днём я "был при деле" -
всё проблемы разрешал,
и бывали на пределе
ум, и сердце, и душа.
Что греха таить? Усталость
жить, крутясь, как в колесе,
приходила - слабость, вялость
наполняли жилы все.
Так случалось. Но не долго -
видно, так устроен я:
старое понятье долга
главным было для меня.
Эх, продлить бы жизнь
подольше!
Пусть она порой горька,
всё же радостей в ней больше,
чем утрат - наверняка!
Ни чинов пускай, ни славы
не принёс мне жизни пир.
Большего достиг я, право, -
создал свой душевный мир.
В нём есть то, во что я верю,
то, во что не верю я,
но в него закрыты двери:
этот мир - лишь для меня.
Там - сомнения, надежды,
убеждённость в чём-то. Там -
снисходительность
к невеждам
и признательность друзьям.
В нём -
любовь к семье и близким.
Но не скрою, что подчас
тёмное в нём мыслью низкой
проявлялась, и не раз.
Все мы люди-человеки,
в оправдание скажу.
Лишь когда тебе на веки
жизнь накинет паранджу -
непрозрачный смертный саван, -
люди, может быть, тогда
и рассудят, был ли славным,
был ли честным все года.
Но пока глаза искрятся
мыслию ещё живой,
мне, скажу вам честно, братцы,
рановато на покой.
Я ещё землёю грешной,
сколь дано мне, поброжу,
не показывая внешне,
что закралась в душу жуть
перед тем, что ожидает
всех, и в том числе - меня...
Впрочем, чепуха! Тогда я
стану чем-то, что - не я...
Я же - вот он! Здесь! Я с вами!
Постарел чуть, может быть...
Тщетно отражать словами
жизни длящуюся нить,
как пытаюсь иногда я.
Но не только наяву
я, любя, трудясь, страдая,
чувствую, что я - живу.
Я живу ещё и словом:
в нём - разрядка от забот.
В этом "хобби",
столь не новом,
отдыхаю. Так-то вот.
Не поэт я. Сердце гложет,
что, скорее, - графоман...
Жаль... Как жаль!
Считаю, всё же,
был мне шанс природой дан.
Мне б вернуться
лет на тридцать,
резко изменить судьбу...
Мне б к иному устремиться
в жизни... Ладно... Всё. Табу.
Что в преддверье юбилея
душу заново травить?
Что не смог - уж не сумею.
Надо жить. И буду жить!
...Что-то начал я в мажоре,
а потом - за упокой...
Коль плыву в житейском море,
грусть и радость -
всё со мной.
Только этим объяснимы
перепады мыслей, чувств,
и пройти не может мимо
упомянутая грусть.
Среди праздников и буден,
наяву ли иль во сне,
пусть её поменьше будет
в дни, оставшиеся мне.
1988 г.
На рубеже тысячелетий
Пришло к концу тысячелетье,
и завершающийся век -
пример того, как в лихолетья
способен выжить человек.
Как будто этот век итожа,
давно, за тысячи колен,
сказал мудрец:
"Не дай нам, Боже,
жить всем в эпоху перемен!"
За всё, что было, кто в ответе?
Всевышнего винить ли вновь?
Но он нам дал на ЭТОМ свете
надежду, веру и любовь.
И в этом веке сквозь ненастья,
сквозь будни, труд, через года
несли в душе мы
жажду счастья -
оно случалось иногда.
Любовь, и дети, и успехи
на нашем "фронте трудовом",
друзья - всё это в судьбах вехи,
значительнейшие притом.
В Германии мы поневоле:
ведь, что греха таить, сюда,
искать хоть в чём-то
лучшей доли
мы прибыли - и навсегда.
На нас пусть ниспошлёт Европа
здоровье, радость - благодать:
нам нужно свой немалый опыт
успеть бы внукам передать...
А новый век - не за горами.
В нём детям, внукам жить
и жить.
И нам жить тоже,
ведь мы с вами -
веков связующая нить.
Так пусть же в том тысячелетье,
что брезжит за окном уже,
не будет войн, вражды на свете
и воцарится мир в душе.
Пусть новая придёт эпоха,
в которой станет жизнь светлей,
в которой даже слово "плохо"
исчезнет вдруг из словарей.
Пусть принесёт эпоха эта
успех и счастье в каждый дом.
Всем - радости, здоровья, света!
удачи на пути своём!
Автопортрет к 65-летию
То, что не умею, - не умею.
то, что не дано мне, - не дано.
Не умел я в детстве клеить змеев,
не умею я снимать кино.
Прыгать с парашютом,
делать мебель,
экстрасенсом стать я не сумел.
Многого не знаю. И я не был
мастером десятков нужных дел.
Нет ни петь, ни танцевать
таланта,
живописцем быть не суждено,
полностью похожим на атланта
тоже не дано мне, не дано...
Благодарным быть дано
и верным.
Чувство долга
есть во мне всю жизнь.
С детских лет усвоено, наверно:
что бы ни случилось,
ты - держись...
В жизни
неплохой имел я старт, но
не всегда использовал
свой шанс.
Был и хладнокровным,
и азартным:
в шахматы играл и в преферанс.
Мне даны терпение и совесть,
пить коньяк и водку - не вино.
Написать о нашей жизни повесть
мне хотелось бы, но - не дано.
Не умею покорять стихии,
бить рекорды в спорте и труде,
но могу подчас писать стихи я
и всегда держать себя в узде.
В меру я общителен,
но светским
львом меня никак не назовёшь.
Не дано мне овладеть немецким
в возрасте моём. Ну так и что ж?
Свыше мне дано
быть фаталистом,
и ещё, однако, есть беда:
полностью изжить идеалиста
я не смог в себе за все года.
Я старался быть рациональным,
но заметил за собой давно:
становлюсь я
вдруг сентиментальным...
Значит,
так Всевышним мне дано.
Я умею составлять кроссворды,
с юмором достаточно в ладах.
я не скептик, не позёр,
не гордый...
Кто же я в немолодых годах?
Я не знаю, прост я или сложен.
Впрочем, в мире так заведено
(и согласен с таковым я тоже),
что судить себя нам не дано.
Мне дана любовь, и это чувство
пронести сумел я сквозь года -
это труд, но это и искусство:
Анечка - одна и навсегда.
Коль я Водолей - рождён зимою,
а жены знак - Рыба, то везде
чувствует она себя со мною,
я уверен, рыбою в воде.
Мне дано быть оптимистом,
даже
если нет условий для того.
Мне дано
всегда стоять на страже
интересов дома моего.
И, хотя дано мне от природы
жить, ценя покой и лень любя,
я, превозмогая все невзгоды,
в жизни не умел жалеть себя.
Не хотел машины я и дачи -
мне в земле возиться не дано.
Выпадала не всегда удача,
но я к ней стремился всё равно.
В прошлом зарабатывать умея,
не хочу, дав многому пропасть,
ни сперва кропить себя елеем,
ни потом
в падучей биться всласть.
Это нынче несколько я хилый,
иногда противен сам себе,
но пока какие-то есть силы,
будет так, как мне дано в судьбе.
Мне дожить до встречи
с новым веком
довелось - судьбою так дано.
И остаться в жизни Человеком
также мне предопределено.
Юбилея полного мне должно,
ждать ещё, как водится,
пять лет.
Я хотел бы нынче,
было б можно,
на него достать входной билет.
Буду я теперь в душе лелеять,
вехой отмечать в судьбе своей
как того предвестник юбилея
этот малый, полу-юбилей.
2003 г.
***
Приходит срок - нежданные болезни
ломают плоть, как ярый инквизитор,
Но пишет жизнь незавершённой песни
мелодию ещё - как композитор.
Её тональность стала проще, глуше,
разноголосых всплесков меньше стало,
безмолвною арктическою стужей
прерваться песня может... Но начало
звучания её ведь было ярким,
цветастым и по форме, и по смыслу!
Вокруг бросала щедрые подарки,
казалось мне, высоких чувств и мыслей
та песня - жизнь моя, за середину
которая давно перевалила...
Я обольщался - может, только сыну
они нужны, но.... иссякает сила
моя уже. А сын лишь входит в возраст,
когда и чувств, и мыслей океаны
бушуют в естестве, и жадно ноздри
дух впечатлений новых ловят пряный,
когда вокруг всё и светло, и просто,
ещё на душу накипь не осела -
она (душа) не стянута коростой
усталости, неправды... Прямо, смело
глядят глаза - им надо разобраться
в разнообразье жизни, в этом мире,
что видится венком протуберанцев -
он так же ярок, необъятен... Шире,
всё шире мир распахивает двери,
и с каждым днём вокруг всё интересней,
и жизнь бурлит, и сын мой свято верит,
что нет конца и краю новой песне.
...Я б жизнь свою, чтоб это так и было,
отдал сейчас - пусть только сына песня
сверкала б мыслью, делом, чувством, силой
хотя б сто лет! Эх, был бы я кудесник...
О друзьях
Родителей не выбирают,
друзей же выбираем мы...
Пришла сентенция такая
из всех веков прошедших тьмы.
Однако всё ж в ней есть изъяны:
всегда ль верна вторая часть?
Иначе я б сказал, пространней:
друзья - те, кто не даст пропасть.
А выбор их я делал сам ли,
они ли выбрали меня -
не важно. Важно то, что стали
они как братья - те друзья.
Бывало, встретишь незнакомых,
чужих, казалось бы, людей,
а ощутишь себя, как дома,
в кругу родных душе своей.
Всего-то: три-четыре фразы
сказали мы друг другу, и
почувствовал я как-то сразу,
что люди эти мне - свои.
Необязательно друзьями
потом мы станем с ними, но
такое тоже может с нами
случится - как судьбой дано.
Предугадать судьбы изломы
нельзя, но точно знаю я,
что средь
встречавшихся знакомых
так мало тех, кого в друзья
я взял бы, - тех,
кто "задних" мыслей
в себе не держит, кто готов -
в прямом, как говорится,
смысле
делить со мной и стол, и кров.
Хотя я надобности в этом
и не имел, но должен был
знать, что друзья - когда-то,
где-то
помогут мне по мере сил.
О чувстве неполноценности
Есть области, в которых дилетантом,
увы, я чувствую себя обычно:
мне с живописцем или с музыкантом
общаться сложно, даже неприлично
я выгляжу при разговорах с ними -
случается подчас со знатоками
искусства встретиться. Незнаньями своими,
случайно изречёнными устами,
когда б я поделился, - стало б шоком
для собеседников, а я такого
желать не мог. Боюсь я ненароком
сказать не то, какое- либо слово,
скорей - слова, что были бы не к месту.
И, более того, возможно, привели бы
мои высказыванья к их протесту.
Реакция могла любой быть: либо
смеялись от души они б, увидев
мою некомпетентность, либо сразу,
наш разговор не завершив в обиде,
мне указали б на мои ошибки,
сказав мне горькие, с сарказмом, фразы,
и это было б мне подобьем пытки.
Поэтому ни с музыкантами, ни - тоже -
с художниками избегаю встреч я:
спокойствие души моей дороже,
чтоб с ними подружиться - нет и речи.
В образовании есть недостаток
такой вот у меня, я знаю это.
Не посвящу, однако, лет остаток,
когда ещё любуюсь белым светом,
пробелам моего образованья,
ведь не смогу успеть, и понимаю:
теперь полученные наспех знанья
оставят всё же в этих знаньях с краю
меня, поскольку надо было с детства
свой интерес являть ко всем искусствам.
Сейчас же есть, от этого не деться,
неполноценности гнилое чувство -
но только в этом деле, слава богу,
что, честно говоря, влияет мало
на жизнь мою теперь - ну, как на Волгу
вода из тучки, что вдруг набежала...
***
Плохими оценками в характеристике
меня б отмечали интеллектуалы,
когда бы узнали, что беллетристике
я предпочитать стал газеты, журналы.
Что могут поведать романы и повести
познавшему всё в непростом этом мире
и жившему, как я считаю, по совести,
как будто висевшей всю жизнь на мне гирей?
Но надо признаться: завидовал часто я
коллегам, знакомым своим беспринципным -
они были как бы отдельною кастою,
жизнь видевшей лишь не иначе, как цирком.
Поэтому, циники по убеждению,
легко относясь ко всему, они жили,
подвергнув всё в жизни и в мире сомнению
и лишь подчиняясь приказам и силе.
А я так не мог. Относился серьёзно я
к тому, что вокруг, что меня окружало,
и мысли крутились во мне всевозможные,
и переживаний случалось немало.
А от безысходности чуть ли не к мистике
склонялся я в чувствах и мыслях... И что же:
смогла ли тогда мне помочь беллетристика?
Она мне и нынче уже не поможет,
поскольку живу я в другом измерении -
в другом государстве, где статус другой мне
пожизненно дан, не грозят изменения
мне в жизни, которая стала спокойней.
Нужны ли мне выдуманные истории,
что в книжках описаны многих толстенных?
На чтение их наложил мораторий я,
журналы, газеты пришли им на смену.
Ведь вся беллетристика нынче - художество,
и только, и нет ни на что в ней ответов,
а видится мне часто в книгах убожество
и авторской мысли, и даже сюжетов.
Прочёл я давно почти все книги классиков.
Они мне отдушиной были когда-то,
они мне в тяжёлые годы жизнь скрасили,
меня подготовив к карьерному старту.
Такое всё было когда-то. Теперь же я
считаю, что вся беллетристика - слякоть.
Другой теперь я. Нет меня уже прежнего...
Не знаю я, то ль мне смеяться, то ль плакать...
Сомненья
Не мог я быть
ни страшным монстром
и ни простейшею амёбой,
и даже хитрым Калиостро
не мог я быть. Хотел я, чтобы
шла ровно жизнь моя,
нормально,
без катаклизмов всяких разных,
пусть, может быть, не идеально,
но всё-таки не безобразно.
Такой вот и была жизнь,
впрочем, -
без резких взлётов и падений,
она давила бы не очень,
коль не было б во мне сомнений.
В моей душе они крепчали,
и мир в душе был незнаком мне.
Хоть было это в дальней дали,
о том, что сомневался, помню.
Сомнения мешали часто
мне, в том числе карьеры росту,
пытался я убрать их как-то,
но было это так непросто!
Я понимал: могли разрушить
то, чем мне заниматься должно,
сомненья, что терзали душу,
их сформулировать мне сложно
словами, так как днём -
не каждым -
аморфными полутонами
они сквозили, не однажды
являясь даже ночью снами.
Сомнений суть: я по дороге,
мне предназначенною свыше,
не смог пойти. Их было много -
дорог, и на одну я вышел,
но не на ту, с которой связан
был должен путь на этом свете.
А там, где шёл, так много грязи!
И я судьбой своей ответил
за мой тогда неверный выбор.
Да, были правильны сомненья...
Ну что ж,
такой мне жребий выпал.
Теперь есть только сожаленья.
***
Коммунистов я не любил,
хоть средь них попадались и люди,
не жалевшие часто сил,
чтоб добро делать. Их не забуду.
Но пришёл час, и был восторг:
коммунистов ведь власть развалилась!
Эта власть отправилась в морг!
Да, другая была, значит, сила
в людях, скрытая до поры,
коль они смогли сделать такое -
коммунистов власть уморить,
это дело совсем не простое.
Всё - прекрасно, но лишь одно
не понравилось мне в деле этом:
нет страны, где было дано
жить, явившись на нашу планету,
мне и многим моим друзьям,
что разбросаны нынче по странам
разным. Сложно такое нам
воспринять, это так для нас странно!..
Раньше ездил я по стране,
был в частях я её отдалённых,
и везде улыбались мне,
и никто там меня не смел тронуть.
Без границ, таможенных служб
пересёк я страну многократно.
Потерял нынче много дружб
замечательных я безвозвратно...
***
Всё было необычно, странно...
Собрался Всесоюзный съезд -
не тот Верховный ..., неустанно
голосовавший "за". Нет, здесь
все избраны на съезд народом
без принуждений "коммуняк",
как было раньше, год за годом.
Здесь Сахаров был,
был Собчак.
Смотрели люди телевизор,
в конце туннеля видя свет.
Был это настоящий вызов
всему, в чём жили столько лет.
А там -
шекспировский страсти,
проблем скопилось не одна,
решалось, станет кто у власти,
как будет дальше жить страна.
И люди замерли в надежде
у телевизоров, что вот -
измениться, что было прежде,
но что и как произойдёт,
не знали. Тщетны ожиданья:
то, что потом произошло,
другие принесло страданья,
и всё вокруг в разнос пошло.
И стало ожидать успеха
там бесполезно. Шансов нет.
Кто мог и кто хотел, уехал,
взяв в эмиграцию билет.
Средь них - моя семья.
Но грустно,
что жизнь заставила туда
отправиться,
где, в общем, пусто,
почти без дел идут года.
Пессимист
"Ты пессимист, -
сказал знакомый. -
Смотреть ты должен веселей
на жизнь сегодняшнюю. Дома
страшнее было б жить. Своей
судьбой
ты должен быть доволен -
не голоден, одет, обут,
тебя никто ведь не неволил
сюда отправиться, жить тут".
"Всё верно, - я ему ответил. -
Действительно, я сам решил
уехать с Украины - этим
снять тяжесть со своей души.
А заключалась эта тяжесть
в боязни, что жила во мне,
за сына, внучку и за, скажем,
то, что я долго "на коне"
быть не смогу,
чтоб обеспечить
достаток и покой семье,
о них там не могло быть речи,
что ж оставалось делать мне?
Достаток - есть,
покой здесь тоже
от внешних сил -
вполне, вполне...
Но душу мне подчас тревожат
воспоминанья, и во сне
приходят дом родной и город,
где жил средь радостей и бед
и где я был когда-то молод.
Туда уже возврата нет...
Мой пессимизм питает память
о лучших днях, их не вернуть,
о том, что сотворила с нами
судьба, назначив жизни путь
теперь в стране,
по духу чуждой,
хотя я благодарным ей
быть должен.
Но не вышло дружбы
с ней у души, увы, моей.
Претензий никаких, конечно,
к стране не может быть, ведь я
живу достаточно беспечно,
но... ноет сердце у меня.
Всё - потому, что давит время
своим движением вперёд,
всё - потому, что это бремя
несу в себе который год,
поскольку мало раз осталось
смотреть по осени, как лист
слетает с дерева... Так мало!..
Поэтому я пессимист".
...Вот так знакомому ответил
на то, что он тогда сказал.
Пока живу на этом свете,
на жизнь смотрю, открыв глаза,
всё понимаю, всё я вижу,
из жизненного взяв меню
всё, что возможно. Сроки - ближе,
но радуюсь любому дню.
Перекрёстки судеб
Я удивляюсь постоянно,
какие перекрёстки судеб
случаются, и очень странно,
что не удивлены им люди,
чьи судьбы связаны с другими -
закономерно ли, случайно ль...
А то, что происходит с ними
бывает так необычайно!
Они и не знакомы были,
и жили в поселеньях разных,
подчинены какоё-то силе,
пересеклись своеобразно
их судьбы. И на перепутьях
тех судеб
встречи вдруг случились,
и эти встречи стали сутью
их жизни, и пришли как милость,
определив подчас собою
дороги каждого в дальнейшем,
что стали общею судьбою.
Вот так -
ни больше и ни меньше.
Меня история задела
сплетенья жизненных дорог их,
и я решился - слишком смело! -
роман о перекрёстках многих
их судеб написать. Названье
такое ж - "Перекрёстки судеб".
Я честно прилагал старанья,
чтоб он был интересен людям.
Текст выложил я в интернете,
чтоб он прочитан был
хоть кем-то.
И это будет мне на свете
своеобразной нынче рентой.
Кандидат в поэты
Любовной лирики абстрактной,
признаюсь, не апологет,
хоть выступать неоднократно
я как лирический поэт
пытался, но не грело душу
то, что лилось из-под пера.
Да, можно и читать, и слушать,
что выдавалось на-гора
обычным стихотворным слогом
и не с особым мастерством.
Доступно это было многим -
писать подчас о том, о сём:
и о любви, и о свиданьях...
Но боль души, её восторг
ремесленным своим стараньем
в стихах я отразить не мог.
Ну, было: два иль три творенья
из сердца выплеснулись вдруг,
а остальное - лишь уменье
освоить слов любовных круг.
Не потому ль апологетом
любовной лирики не стал,
что был всегда не тем поэтом,
кому взойти на пьедестал
поэзии грозит когда-то?
Свой мозг нещадно теребя,
в поэты только кандидатом
могу я ощущать себя.
***
Извечное полов влеченье
друг к другу -
главное созданье
в стремлении увеличенья
Творцом придуманного зданья.
Не просто зданья -
мирозданья,
в котором что ни есть живое
паруется с инстинктом знанья,
что это - главное, святое.
И так прошли тысячелетья,
всё время появлялись дети,
и жизни разные соцветья
распространились по планете.
И то, что я живу на свете
есть следствие
Творца созданья.
Я - лепесток того соцветья,
и этого есть осознанье -
но с пониманьем:
жизнь частицы
Вселенной, созданной навеки,
не может бесконечно длиться.
Таков удел и человека.
Он как частица мирозданья
уйдёт, оставив семя в мире,
и прорастёт оно стараньем
Творца,
чтоб мир ещё стал шире.
Так и должно быть.
Просто надо
душой принять закон природы,
оценивая как награду
всю жизнь,
все прожитые годы.
2. Будни
На марше
Всю жизнь я словно был на марше,
и годы пронеслись ракетой.
Когда со временем стал старше,
я пожалел слегка об этом.
Слегка - лишь потому,
что знаю:
была такая неизбежность -
как улетевшей птичьей стае,
уйти в небесную безбрежность.
Себя жалеть - такого права
я не имею же, конечно,
хоть быть на марше
не по нраву
мне было.
Но ведь жить беспечно
не мог я в силу обязательств,
которые имел все годы.
Долг исполнять -
одно из качеств,
мне данных, видно, от природы.
На марше было часто трудно -
превозмогал себя я часто,
и так катились жизни будни,
рвав иногда меня на части.
Одна часть - долг,
другая - мысли
о том,
что жить не так хотелось,
они слетали, будто листья
по осени, ведь прежде - дело.
***
Дорога в жизни не гладкой
была - я б сказать не смог,
что всё в судьбе было сладко.
На перепутьях дорог,
которыми шёл годами,
встречалось разное мне:
и непроходимые ямы,
мешавшие быть "на коне",
и то, что зовётся удачей,
и некая вдруг пустота
в делах, коль нет важной задачи,
а та, что есть, слишком проста
и не интересна для цели
глобальной, поставленной мной
в судьбе - для неё на пределе
использовать разум я свой
старался, идя сквозь преграды,
встававшие там, где должны
пути проходить мои. Рад я
бывал, коль дела, что важны,
свершались и двигали к цели,
поставленной перед собой.
Однако бывало, что еле,
едва находил я судьбой
назначенные мне дороги,
и горько бывало, когда
плоды всех усилий многих
ничтожными были - беда!
Её превозмочь было должно,
и с опытом этой беды
всё делать - всё, что возможно,
не допускать ерунды,
продумывать досконально
дальнейшие действия так,
чтоб не говорили нахально
все обо мне: он - простак.
Работа
Как электрик после института
я в одной" конторе" стал работать.
Там "пекли" проекты быстро, будто
в русской печке выпекалось что-то.
После института - несмышлёныш
был в делах практического свойства.
Всё в теории как будто помнишь,
а в делах - собою недовольство.
Старшие товарищи учили,
я вопросы задавал им в тему.
Наконец, однажды предложили,
чтоб монтажную сам сделал схему.
Этот день началом я считаю
той самостоятельной работы,
что с годами не совсем простая
стала, ей я сам учил кого-то.
Но не в этом суть. А в том, возможно,
что тогда среди "монтажек" этих
понял я, что вдохновенье можно
ощущать в любом труде на свете.
Нужно только отдаваться делу
полностью, вникать в его детали,
лучший способ находить и смело
делать то, что до меня не знали
все другие. Но начальству сложно
было дать "добро" моим задумкам,
в результате стало невозможно
из-за этих разных недоумков
продолжать работы, что милы мне
были очень. Как итог - я, сузив
все свои стремления былые,
стал преподавать студентам в вузе.
Откровение
В технике я, не блистая талантом,
во многих вопросах был дилетантом.
Я организатором, в сущности, был,
и много пришлось мне прикладывать сил,
чтоб каждый раз то, что я сделать хочу,
было б, в конце концов, мне по плечу.
Дело всё в том, что пошёл изначально
не той дорогой я, это печально,
так как, по сути, не "физик" я - "лирик"
по духу, по нраву, даже - сатирик.
Гуманитарий я странный, однако, -
в основе, конечно, но не без брака,
поскольку был с математикой дружен,
но пыл после школы к ней был остужен:
указано было мне в инженеры
идти, и нашлись такие примеры,
что не поверить не мог в перспективы,
настолько прекрасны были, красивы.
Риска ведь не было из-за медали -
я и пошёл, от меня чтоб отстали.
Так инженером я стал, но при этом
стремился немножко быть и поэтом,
а в параллель к математике снова
я обратился и смог своё слово
сказать в одном из разделов науки
(ох, не поймут ничего мои внуки!..).
Вот и явился таким прецедентом -
гуманитарий в душе стал доцентом
в чуждых по духу вопросах. Мне скучно
жилось, однако я так хлеб насущный
семье приносил, что было мне в радость.
Призванием жертвовать было надо...
Лентяй
Я всегда был лентяем -
мне б лежать да читать.
Узнавать, что не знаю,
помогала кровать.
Ну, "кровать" -
лишь для рифмы,
но родная тахта
мне была вроде лифта
ввысь, где билась мечта
об ином, лучшем мире -
он был радостен, мил...
А лежал я в квартире,
где с семьёю я жил.
Я всегда был лентяем,
но когда цель была,
чувствовал: нарастает,
закусив удила,
напролом чтоб бросаться
мне, желание так,
что описывать вкратце
я его не мастак.
И поэтому просто
я скажу, что в дела
вдруг бросался, как с моста,
и - "была не была".
Не скажу, что - беспечно:
интуиция есть,
помогая, конечно,
основное учесть.
И, как правило, дело
удавалось вполне.
Значит, действовать смело
суждено было мне.
...Это всё, впрочем, в прошлом:
нынче я не у дел.
Глупым или дотошным
был, ленив или смел -
это не интересно
никому уж давно.
Мне лишь только известно,
что судьбою дано
было мне в жизни долгой:
как в любой божий день
в исполнение долга
изгонялась мной лень...
В босоножках на Чегет
Попал на Чегет я случайно.
По-летнему был я одет,
и в планах моих изначально
отсутствовал вовсе Чегет.
Я был по делам в институте
в одном из российских краёв.
Отложено было по сути
вопросов решение вновь.
"Три дня подождите, так надо, -
сказали мне, - будем решать.
За ваше терпенье - награда
такая: хотим вас послать
с сотрудником нашим на отдых
короткий за наш, значит, счёт.
Красотами нашей природы
любуйтесь, Чегет уже ждёт!"
Нам подали микроавтобус,
поехали... Вот он - Чегет.
Прохладно - предгорье.
Но чтобы
замёрз, пока этого нет.
Замёрз я потом -
лишь подъёмник
набрал не спеша высоту
(какую - уже и не вспомню),
я понял: в одежду не ту
сейчас я одет, не для снега
совсем босоножки на мне,
и в них
мне на лыжах не бегать,
и страшно ступить даже в снег.
Спустившись, из козьего пуха
я свитер хороший купил,
его продала мне старуха
из местных. Иначе не мил
мне стал бы
нежданный тот отдых.
Когда мы вернулись, решён
вопрос был начальством.
И годы
мне всё вспоминается он -
Чегет, я на нём
в босоножках...
А свитер тот всё ещё есть,
и внучек мой гладит ладошкой
по-прежнему мягкую шерсть.
Командировка на Север
1.
Я не сказал бы, что в охотку
в командировки ездил, но
меня однажды на Чукотку
отправили. Давным-давно.
Посёлок Иультин построен
был заключёнными, и там
нашли советские устои,
преступный этот весь бедлам,
отчётливое отраженье
подспудной сущности своей
(тогда я молод был, сомненья
не трогали души моей).
Посёлок тот - при комбинате.
Из сопки некий взяв "продукт"
(какой - я и не понял, кстати),
его обогащали тут.
Задача заключалась, вкратце,
чтоб посмотреть, возможно ль, нет,
потом моей "конторе" браться
за автоматики проект.
Летел я долго. Вот - Анадырь,
аэропорт - хибарка-дом.
Тут пересаживаться надо
на самолёт другой потом.
"Потом", как оказалось, - завтра:
погоды нет, везде туман.
Ночь на полу. Какой там завтрак?
Уже приказ на вылет дан.
А самолёт? Он, как игрушка,
малюсенький, мотор один.
Со мной
два мужика, старушка.
Вот, наконец, и Иультин.
Когда из самолёта вышел,
измученный дорогой весь,
снега лежали выше крыши
домов одноэтажных здесь.
А интересно: как здесь летом?
Сейчас вопрос мой - ерунда...
В гостинице я спал одетым -
так было холодно всегда.
Жил в Иультине две недели.
Однажды я в пургу попал,
назад добрался еле-еле -
такой сплошной был
снежный вал.
Проделав здесь свою работу,
слетал на три дня в Магадан,
решал там -
уж не помню - что-то,
в гостиницу там пропуск дан
был мне как делегату съезда
оленеводов - вот так да!
Иначе в той моей поездке
была б с ночлегами беда.
Ну, наконец, домой пора мне,
по горло Севером я сыт.
Но эпизод поездки давней
в командировку не забыт.
2.
Март на Севере. Сугробы.
Двадцать пять - температура.
Прилетел сюда я, чтобы
мог детально, без халтуры
изучить всё для проекта,
новой транспортной системы,
информация чтоб эта
стала нужной, если все мы -
все сотрудники отдела -
проектировать систему
будем. Непростое дело ...
Но, конечно, если тему
эту в план внесут работы
института, где недавно
я тружусь. Сейчас забота:
сделать всё отлично, славно
и себя специалистом
показать весьма достойным,
утвердить себя как личность -
тот, которому спокойно
поручить любое дело
можно, и не подведёт он,
выполнив его умело,
в сроки нужные работу
завершив... Вот так примерно
думал... Прилетев на Север,
ехал по дороге скверной
средь сугробов справа, слева
я в посёлок, где мне надо
сделать, чтоб мои мечтанья
претворились в жизнь -
наградой
за моё всё то старанье,
что намерен приложить я
нынче здесь, в командировке.
Я не сделаю открытий,
но с умом и со сноровкой
всё, что нужно, я исполню,
сделать хорошо намерен.
Это - словно номер сольный,
и в успехе я уверен...
3.
Чукотка. Иультин. Нелётная погода -
пурга. По крыши снегом занесло
дома, ещё такое было время года.
Хотел скорей, но мне не повезло,
уже закончив все дела в командировке,
из Иультина улететь домой.
Сижу безвылазно в гостинице, неловко
мне видеть, как обходятся со мной
соседи - вертолётчики. Застряли тоже
они, но есть у них съестной запас.
Нас трое в номере, один меня моложе,
другой постарше, и в который раз
зовут меня к столу, чтоб вместе подкрепиться,
на нём - консервы, хлеб, во фляге спирт.
У них открытые, улыбчивые лица,
один из них ночами чуть храпит.
Чтоб время шло быстрей, играл я с ними в карты,
но не на деньги - так: "дурак", "бура".
Пурга здесь во второй декаде марта -
что ж делать? Карты - чуть не до утра...
А вертолётчикам те игры надоели,
сыграть мне предложили в преферанс
"по маленькой", а я подумал: в самом деле,
за доброту их отплатить есть шанс -
ну, проиграю им сейчас совсем немного,
зато неловкость у меня пройдёт,
ведь нынче деньги на обратную дорогу
есть у меня с лихвой. Такие вот
тогда мелькнули мысли. Сел играть я с ними,
они азартны оказались так!
Распоряжались картами они своими
так, будто деньги вообще пустяк.
Мы день и ночь играли. В "плюсе" в результате
остался я, но денег я не взял
у них совсем. К утру расстались мы как братья,
когда пурги убрался снежный вал
и вертолётчики на службу заспешили.
Я тоже улететь в день этот смог.
Такая вот история - одна из былей
судьбой мне предназначенных дорог.
Подготовка диссертации
Работая в проектном институте,
участвуя в различных разработках,
всегда старался я дойти до сути,
найти к решеньям более короткий
и эффективный путь. И экономный.
Работе отдавался весь. И странно:
мыслительный процесс шёл даже дома -
струились мысли, как вода из крана.
Но практика проектной всей работы
в границах данных норм на всё когда-то
давала мало шансов делать что-то,
за что не начисляется зарплата.
Но мысли разные не покидали
среди проектов, в общем-то, рутинных,
а мозг трудился, открывая дали
иных работ, довольно перспективных.
Я понял: надо инициативу
в свои брать руки, к цели чтоб добраться,
и что пахать непаханую ниву
придётся мне, и надо постараться.
Нашёл заказчика на нестандартный
проект автоматической системы.
Как оказалось, это стало стартом
моих по диссертационной теме
усилий. Шла работа параллельно:
проект, потом внедрение системы,
и всё с учётом предложений дельных -
они и были выводами теми,
которые я сделал в результате
моей по диссертационной теме
работы дома. Это было кстати,
приветствовалось в институте всеми.
Так было потому, что ожидалась
начальством премия за разработку,
а получить должно было немало
оно - не только на коньяк и водку...
Вот будет на систему акт приёмки
заказчиком подписан - дело в шляпе,
и резонанс для института громкий -
почти что от Камчатки до Анапы.
И диссертация моя готова -
почти готова, лишь оформить надо.
Период жизни так начнётся новый -
мне за труды мои придёт награда.
Работа в вузе
Не знаю, как другим, а мне
преподавать не очень сложно
студентам было. И к войне
меж нами, что весьма возможно,
не доходило. Скучной - да! -
была работа, если честно.
Поэтому я иногда
не находил - буквально! -
места
себе. Мыслительный процесс
вдруг возвращал меня в былое,
и думалось: зачем я здесь?
Мне дело выпало такое -
зачем? Ведь мне не по нутру
почти без творчества работа
с достоинством, что поутру
спешить не надо делать что-то,
необходимое сейчас,
и невозможно промедленье...
А тут идёшь в учебный класс
по расписанию. Решенье
работать перейти мне в вуз
возникло, может быть,
спонтанно -
мне захотелось сбросить груз,
давил который постоянно
сознанием того, что я
бороться с глупостью
не в силах:
Война с начальством у меня
была.
Вот так всё и случилось...
Достоинство ещё одно:
писать здесь время появилось,
его не тратил на кино -
писал, писал... Такая милость!
В деканате
Второй год я преподаю.
И вдруг - назначен замдекана.
Я должность новую свою
принять был должен,
хоть и странно,
что мне, не знавшему основ
организации процесса
учебного, без лишних слов
поручено такое. Стресса,
конечно, я не избежал,
измучен будто бы отравой,
задач, мне неизвестных, вал
накрыл меня тяжёлой лавой.
Но минул месяц. И второй.
Освоился я понемногу.
Неясностей в работе рой
рассеиваться начал. Строго
следил за тем, что вменено
в мои обязанности было.
Этап тот жизни так давно
прошёл! Но почему же сила
воспоминаний о былом
(о глупости декана тоже,
как и о многом о другом)
с годами ослабеть не может?
Тогда два года оттрубил -
невольник словно - в деканате.
Период тот быть может мил
прибавкою чуть-чуть к зарплате,
и только. Ну, ещё одно:
заслуженная как бы рента
(там было так заведено) -
потом я сразу стал доцентом.
И славно! Не напрасен труд
был в деканате двухгодичный.
А годы всё идут... Идут -
в воспоминаниях привычных.
Командировка в Ташкент
В Ташкенте, в одном из новых районов,
за многоэтажными в нём домами -
арык, и над ним нависают кроны
деревьев, зелёный шатёр над нами.
Приехали мы в Ташкент "по обмену" -
в вуз, родственный, чтоб обсудить вопросы
учебных методик. Решив проблему,
сказали хозяева: "Мы вас просим
поехать праздновать с нами. Автобус
нас отвезёт в чайхану, там готовят
нам плов - угощение местное, чтобы
вы приезжать захотели к нам снова".
И вот уже все мы в тенистом месте,
и здесь дастархан накрыт у арыка,
вокруг дастархана сидим мы вместе,
и солнечные на лицах всех блики.
Была овощей для закуски там груда,
копчёное мясо, и сыр овечий,
и водка... Потом - огромное блюдо
узбекского плова. Близился вечер,
а мы друг друга с ладоней кормили -
уже без водки - душистым пловом.
Такие обычаи были в силе,
обычаи правильные, мы снова
могли бы вряд ли принять спиртное.
Зажглись в кронах лампы вдруг с мягким светом,
ко мне пришло ощущенье покоя,
всех дел завершением стало это.
Однако было одно всё ж желанье:
мне дом, где в войну мы жили, хотелось
найти, и назавтра мои старанья
к успеху меня привели, и дело
свершилось задуманное - нашёл я
в проулке Шевченко, дом девятнадцать,
тот дом. Нынче некая в нём спецшкола
была, и напрасно было б стараться
войти в него. Там мне одно знакомым
окно показалось, узнал его я -
одно из окон старинного дома,
где жили в то время мы непростое.
Азарт
Я - человек азартный,
но сдерживал себя
подчас, играя в карты
и преферанс любя.
Азартность проявлялась
не только в картах лишь,
недаром я немало
раз говорил: шалишь! -
себе, когда хотелось
мне вопреки всему
какое-либо дело,
совсем не по уму,
осуществить, но строго
в руках себя держал.
Таких примеров много
имелось. Жизни вал
меня носил по всяким
дорогам долгих лет,
по разным буеракам,
но брезжил вечно свет
немыслимой удачи
там, где-то впереди -
указывал мне, значит:
мол, дальше ты иди.
Я шёл, не поддаваясь
азарту никогда.
Летели птичьей стаей
нелёгкие года,
и только редко очень
я позволял себе -
на пляже в Ялте, в Сочи -
как вызов мой судьбе -
подчас взять в руки карты,
такой азартный шаг...
От этого ведь факта
мне не уйти никак.
Я и до ипподрома
добрался как-то раз -
азартный мой знакомый
привёл меня. "Сейчас
я выиграю, - сказал он. -
Уверен, мой расчёт
даст выигрыш немалый"
Но всё наоборот
произошло: потери
большие он понёс.
Но я в какой-то мере
ему помог и нос
утёр: другая лошадь -
такие вот дела! -
смотрелось хоть поплоше,
мне выигрыш принесла.
Не делал больше ставки
на лошадь никогда,
азарт здесь - вид удавки
на жизни, и беда,
коль нет азарту меры,
его убрать нет сил.
Свидетелем примеров
таких я часто был.
Изворотливость ума
Нет талантов особых Достоинство -
изворотливый ум, возможно.
Какова его может быть стоимость,
я не знаю, судить мне сложно.
Выручало меня это качество
часто в жизненных передрягах,
им-то, в сущности,
было оплачено
всё в пути по кочкам, корягам,
в жизни мне постоянно мешающим,
а их было довольно много,
неким образом неподобающим
возникающих на дорогах.
Что же значит ума изворотливость?
Реактивность его,
мобильность,
а другими словами -
находчивость,
помогающая так сильно
верное находить мне решение,
если есть такая потребность,
а она есть всегда,
без сомнения,
это жизни всей неизбежность.
Изворотливости назначение -
не для выгоды, а, обычно,
для того, чтобы жизни течение
без эксцессов шло,
шло отлично.
"Сова"
Не "жаворонок" я по жизни, а "сова".
С утра я - никакой, соображаю плохо:
пустая, как пустая бочка, голова,
почти как несмышлёныш я, как кроха.
Зато, когда другие люди устают -
рабочий день прошёл уже, им отдых нужен,
моё приходит время, мозг берёт редут
любых проблем, он полностью загружен.
А голова в часы вечерние светла,
работать может долго, как компьютер.
Подобная способность в жизни мне дала
по-настоящему счастливые минуты.
Сидел я часто ночью в кухне за столом -
бумаги стопка, ручка, кофе, сигарета
и тишина, поскольку спит родной мой дом,
а для моих занятий нужно как раз это.
Увы, так вечер с ночью провести себе
я мог позволить только перед выходными -
как и у всех других людей, в моей судьбе
дни будние всегда заботами иными
грузились, должен был я каждый день с утра
спешить на службу, чтоб стабильную зарплату
мог приносить домой и завтра, как вчера,
к тому же - постоянно подтверждать свой статус
специалиста нужного ещё стране,
хотя о "нужности" возможно и поспорить:
с годами стало совершенно ясно мне,
что я с действительностью в некоторой ссоре.
Понять мне трудно было всё, что есть вокруг
и в чём я жил по будням целую неделю,
и не было надежд, что измененья вдруг
придут в мою страну. Ну, разве, в самом деле,
был ожидаемым всей жизни поворот?
Не чувствовал тогда я ничего такого.
Я жил, работал, ждал, что пятница придёт,
мои два вечера и ночи будут снова...
Стремилась жизнь, стремился, как хотелось, жить,
"сова" я, многое определялось этим.
Судьбы моей не сможет разорваться нить,
пока дружу со словом я на этом свете.
Воспоминание о "СВ"
Я возвращался из Москвы домой.
Соседом по купе был боров -
мужчина толстый, низкий.
Боже мой,
когда вошёл из коридора,
не поздоровался, а лишь скосил
глаза - был, видно, недоволен
наличием попутчика. Без сил -
свидетелем я поневоле
стал этого - он рухнул на диван.
В купе "СВ" есть два дивана,
а в закутке есть раковина, кран.
Чтоб не в "СВ", я, как ни странно,
другой билет купить с утра
не смог.
Пришёл в себя попутчик вскоре,
поёжился - наверное, продрог.
Лишь тронулся
наш поезд скорый,
достал он свой баул,
его открыл,
и появилась
"скатерть-самобранка"!
Смотреть на это не хватало сил:
Деликатесной чёрной банка
икры - на стол,
а рядом помидор -
как прямо с поля,
а зима ведь...
Такого не встречал я
до сих пор...
Кругом морозы, вьюги, наледь,
а тот выкладывал на стол еду:
там было всё, что я не видел
давным-давно.
Нет, лучше я уйду
и борову не покажу я виду,
что голоден,
не предложил же он
мне поучаствовать в застолье,
я для него - никто...
Дрожал вагон,
саднило душу, отдавая болью...
Владыки жизни были и тогда -
как встреченный мной
боров этот.
Страна распалась,
но прошли года,
и новые владыки
правят светом...
***
Девяностые годы лихие...
Выживали кто как только мог.
Но и методы были простые
на просторах советских дорог.
Там купить,
здесь продать подороже,
обворовывать тихо бюджет,
рэкетировать, если кто сможет,
если совести начисто нет.
На доцентскую только зарплату
мы с женою прожить не могли.
Её пенсия тоже в затраты
уходила, и мы на мели
были часто, почти постоянно,
и не мог не задуматься я,
(ведь иное
совсем было б странно),
что зависит всё лишь от меня -
перемены в семейном бюджете,
и пора мне решиться уже
на другие дела, те ль иль эти,
не противные, в общем, душе.
Как решил, так и сделал.
И, кстати,
чтоб с законом остаться в ладах,
был обычный я предприниматель,
но подчас всё ж испытывал страх,
что обманут, ну - попросту кинут,
как гласил
в тот период жаргон,
иль попортят дубинками
спину...
И тревожным тогда
стал мой сон.
Зарабатывал так я немного,
но достаток вернулся в семью.
Если б вёл я себя не так строго,
не с оглядкой тогда, то в строю
тех людей,
что в себе нашли силы
выживать
в час разрухи в стране,
я недолго держался б, и было б
то, что быстро пришли бы
ко мне
неприятности разного рода,
их убрать почти не было мер.
Просто много пропало народа -
вот такой лишь
ужасный пример...
Продержался в делах пару лет я,
но росло напряженье в душе,
и однажды решил -
жарким летом:
уезжать надо, время уже
наступило такое, что надо
оформлять в эмиграцию путь.
Не скажу,
что испытывал радость
при отъезде, но не развернуть
жизнь назад,
ничего не поделать...
Остальное - как будто во сне...
Ничего не поделать: несмело
в жизнь другую
пришлось влиться мне.
Пример ошибок
Я несколько ошибок глупых,
в путях по жизни совершил.
Ну, например, я дважды тупо,
своих не соразмерив сил
ума, сбоившего нечасто
в течение немалых лет,
подвергнуть дал себя напасти,
которой оправданья нет.
Когда пошла неразбериха
в стране, в которой долго жил,
пришлось
хлебнуть немного лиха
сначала - свет мне стал не мил,
поскольку на свою зарплату
не мог уже кормить семью,
хотя имел достойный статус,
карьеру выстроив свою.
Нашёл я способ "деньги делать" -
никак не преступая грань
закона, действовал я смело.
В душе моей звучала брань
по отношению к причинам,
заставившим тогда меня
с опаской наблюдать картины
мне претившего бытия.
А деньги появились всё же,
боялся я, что пропадут -
так жизнь идёт вокруг,
что может
произойти любое тут.
Нашёл две фирмы: обещали
на деньги дать
большой процент.
Поверил, дурень...
Ведь пропали
мои все деньги! Денег - нет!..
Пока живу на белом свете,
я чувствую себя в долгу
перед собой - ошибки эти
простить себе я не могу.
Успехи и провалы
Всю жизнь стремился я
к успеху,
успехи были, но провалы
случались тоже. Не до смеху
тогда, когда они бывали,
мне было... Преодолевал их,
рассчитывая на удачу
в дальнейшем -
пусть и в дозах малых,
был оптимистом, не иначе.
Удача и успех с годами
ко мне всё реже приходили,
хоть приходить, возможно,
сами
и не должны -
должны быть силы
ума, разносторонних знаний,
чтоб снизойти могла удача
к тебе, ведь жизнь -
как поле брани,
но в плоскости иной лишь,
значит...
Но в битвах не всегда победа
достигнута быть может сразу,
другое важно здесь:
сквозь беды
идя, я в панику ни разу
не впал.
Продолжу я сравненье:
всегда в кампании военной
лишь эпизод - одно сраженье,
ему потом идут на смену
второе, третье; об итогах
судить кампании всей можно
лишь по прошествии
дней многих,
когда - когда-то! - непреложно
войны конец уже наступит.
И в жизни тоже так: напрасно,
толочь как будто воду в ступе,
считать, что это всё ужасно,
когда случаются провалы
в делах, поскольку, словно вехи
в пути по жизни, - и немало -
придут удачи и успехи
к тебе, и оценить бы надо
всей жизни общие итоги:
они душе несут ли радость
иль, в целом, было на дорогах
по жизни всё не так уж гладко?
...Считаю, рассудив неспешно:
коль нет душевного осадка,
то, значит,
жизнь прошла успешно.
А есть ли у меня осадок?
Понять не в силах почему-то.
А это, знаю, непорядок,
ведь жизнь моя
шла сложно, круто...
***
Ни дня покоя...
Ежедневно что-то
случается, чего не ожидал,
и постоянно новые заботы...
Опять мне
разгребать накрывший вал
то ль мелких неприятностей,
то ль крупных -
неважно, и неважно даже то,
одна ли неприятность
или группа,
ведь всё равно
не станет же никто
разнообразные
решать проблемы,
возникшие спонтанно
иль не вдруг,
при этом могут быть
любые темы
из жизни,
разметавшейся вокруг.
Лишь мне предписано судьбой
задачи
решать любого рода,
к цели путь
продумав тщательно, а это значит,
что удалось понять
проблемы суть.
И всё - решу...
Не потому, что - гений,
а просто опыта набрался я
и своего, и прошлых поколений,
решавших все проблемы до меня.
А главным здесь является уменье
с людьми общаться,
даже быстрота
просчёта вариантов -
без сомнений,
необходимая - важна не так.
Ведь всё зависит от людей,
и знанье,
как могут реагировать подчас
они на разные вопросы, данью
так опыту бывают каждый раз.
Выискивать решения чего-то
мне надоело, честно говоря.
Но всё - обычно,
для мозгов работа,
они - в порядке, чем доволен я.
Обменные труды
Обмен квартир... Немыслимое дело!
Старался независимым быть я.
Я жил тогда надеждами и смело
стремился к измененью бытия.
Я жил с женой и сыном с тёщей вместе,
и было это мне не по душе,
и не было в квартире той мне места,
и чуть ли не отчаянье уже
моим привычным стало состояньем...
В моей забрезжил жизни вдруг просвет,
он стимулировал моё желанье
дать точный самому себе ответ:
хочу ли я, могу ли я, как прежде,
жить здесь, в квартире, на вторых ролях?
Ответил я себе: живу в надежде
добиться, чтоб не обратилось в прах
моё стремленье жить не угнетённым,
ни от кого зависимым не быть
и не давать мне чуждым, посторонним
учить, как жить, и даже - в чём мне прыть
полезно проявлять, а в чём - не надо.
Устал от этого всего... И вдруг
надежда появилась как награда.
Помог в моих намереньях мне "друг" -
он в комнату оформил мне прописку,
где бабушка моя жила тогда.
Мой "друг" - в кавычках, он мне не был близким
знакомым, но готов он был всегда
за деньги что-то сделать - что возможно,
имея в разных учрежденьях блат,
поскольку занимал большую должность,
как оказалось. Был тому я рад.
А комната как будто стала стартом
для достиженья мною перемен,
важнейшим стал средь них, весомым фактом
квартирный многоразовый обмен.
Как много сил на это я потратил!
Как долог был кошмарный тот процесс!
Год не один... Он оказался, кстати,
совсем не нужным... Мыслей, правда, пресс
уже не стал давить - не оттого что
я выполнил задуманное мной -
пусть с трудностями явными, но точно, -
а оттого что было так судьбой
назначено мне, чтобы прахом стали
мои труды, в них не было нужды,
как нет необходимости в канале,
коль он не предназначен для воды.
Не вышло в выстраданной мной квартире
жить мне с семьёй моей - случилось так.
Ведь все живём мы в нашем сложном мире,
где помыслы людей - лишь звук, пустяк...
Тёща
Ну как бы сказать попроще
о том, что так удивляло?
Меня не любила тёща,
примеров тому немало.
Я приводить их не буду,
быльём поросло былое -
всё то, что случалось в буднях, -
тревожить его не стоит.
Но удивленье осталось,
так как не очень понятно,
что главное (или - малость?) -
к тому привело. И внятно
себе пояснить мне сложно,
чем я заслужил немилость,
догадки лишь строить можно,
что же такое случилось.
Но, может, так объяснимо
встречающееся часто:
ведь существует незримо
в характерах рвать на части
того, кто антипатичен,
желанье, не нужен повод.
Всё потому, что отличен
чем-то другой - вот основа
вдруг в человеке возникшей
той нелюбви, неприязни
к чужому, кто может лишним
быть рядом. Из-за боязни
такого - глухой, подспудной -
возникли те отношенья
с тёщей, наладить их трудно
было мне. Это вот мненье
давно у меня сложилось.
Коль у человека с тёщей
иначе - в том Божья милость,
и жить тогда ему проще.
Тёплый дом
Небесная лазурь
опять закрыта тучей,
Но знаю я, что вновь -
с тех пор, как мы вдвоём -
Нас от житейских бурь
убережёт не случай,
А верность и любовь,
наш тёплый-тёплый дом.
Наш дом стал для меня
спасеньем от напастей,
От вздора, что вокруг,
от всякой суеты.
В нём постигаю я,
в чём суть простого счастья,
В нём самый близкий друг,
которым стала ты.
Мой друг, моя жена!
Нам хорошо друг с другом.
Но коль придут друзья,
то встретишь их теплом -
Как можешь ты одна,
и лишь твоя заслуга,
Что дорог для меня
друзьям открытый дом.
Небесную лазурь
мы ощущаем дома -
В безбрежности любви,
пронизанной теплом.
От волн житейских бурь,
всем нам таких знакомых,
Спасает жар в крови
и милый сердцу дом.
3. На отдыхе
По Волге
Июль в разгаре. Теплоход.
Он из Ростова до Москвы
плывёт так медленно! Плывёт
под небом яркой синевы.
Прошёл канал он "Волга-Дон"
сквозь шлюзы, перепад высот,
и, наконец-то, вышел он
к реке огромной. Волга - вот!
И говорили: широка,
и говорили, что вода
прозрачна, что течёт река
привольно, словно в никуда.
Но то, что я увидел сам
словами мне не передать,
здесь неподвластная словам
реки великой - Волги - стать.
Так пронеслись недели три -
вперёд мы шли, потом назад.
Ну, не ленись - ходи, смотри:
Казань, Саратов, Волгоград,
Тольятти, Ярославль, Москва,
старинный Углич, Кострома...
Всё время - неба синева,
причалы, старые дома
и новостройки, пляжи, лес,
купанье в самый жаркий час
(под солнцем даже нос облез) -
вокруг всё радовало нас.
Прошедшим с той поры годам
убрать из памяти нельзя
экскурсии по городам,
там кое-где у нас друзья.
И теплота коротких встреч,
и полный отдых для души...
Все дни - об этом здесь и речь -
предельно были хороши.
Я вспоминаю отпуск тот -
поездку давнюю с женой
по Волге: лето, теплоход
и радость, что была со мной.
В Сухуми
В Сухуми стояла жара -
ни тучки на небе чистом.
Сюда - так решили вчера -
приехали мы как туристы.
Мы знали, что в городе есть -
откуда узнали, не помню,
возможно, смог где-то прочесть -
большой обезьяний питомник.
Из Сочи, где море и пляж,
где так проводили отлично
мы отпуск заслуженный наш,
доставила нас электричка.
Питомник нашли без труда
и на обезьян насмотрелись -
нам незачем было сюда
стремиться, на самом-то деле.
Там - как зоопарк большой,
открытые только вольеры,
в них "родственникам"
хорошо,
свобода дана им без меры.
Привычны к жаре все они,
а нам же тучи подарком
в такие были бы дни,
коль солнце
стало столь жарким.
Всё длился и длился тот день,
мы долго шли по Сухуми,
искали какую хоть тень
часа полтора-два в сумме.
И встретилась нам по пути
кофейня - столы под навесом,
решили туда зайти -
усталые, словно под прессом,
мы были. Как только там
присели, то через секунду
принесен был кофе нам
горячий, его не забуду,
поскольку стали огнём -
а выпил глоток один лишь -
язык и губы потом
гореть мои. Но возродил он,
кофе, особый такой,
бодрость былую в теле,
а, вместе с тем, и покой
тела, что на пределе
было от жуткой жары
и от поездки глупой.
Кофе тот с той поры
в памяти - как под лупой.
Под Керчью
Однажды в катакомбах, что под Керчью,
с экскурсией мы были - чтоб сюда
попасть самим нам, не могло быть речи.
Наш сын был младшим школьником тогда.
В тот год в Крыму мы проводили отпуск.
Был летний и довольно жаркий день.
Любил на солнце находиться отпрыск,
а мы с женой предпочитали тень.
В войну те катакомбы стали домом
для партизан, боровшихся с врагом.
В рассказе гида многое знакомым
мне было, но совсем не знал о том,
что под землёй был как бы целый город,
по помещениям его водили нас,
и, как в войну, здесь были темень, холод,
и ужас нас охватывал подчас.
А как тогда? Блокада, голод, фрицы,
и надо пробиваться за водой,
чтоб раненым хотя бы дать напиться,
и жертвовать для этого собой...
В рубашке летней сын, уже продрог он,
я спину тру ему, чтоб чуть согреть.
Здесь, в катакомбах, позабыты Богом,
способны были только умереть
герои-воины. Надолго ль память
в нас сохранится о тех страшных днях?..
Ну, наконец, гид вышел вместе с нами
из подземелья. Сбросили мы прах
мгновенно прошлого - ведь солнце греет,
светло ещё, прекрасный летний день,
и сразу - чувство, что я сожалею
о том, как мы с женой стремились в тень...
Свои забыть не в силах ощущенья
в экскурсии, случившейся давно,
и посещают иногда виденья:
как будто бы о ней смотрю кино.
Однажды в отпуске
Я в Юрмалу слетал к семье,
там отдыхали две недели
жена и сын. Хотелось мне,
дождавшемуся еле-еле,
пока я в отпуск смог уйти,
поплавать в море дня четыре.
А в целом отпуска пути
предполагались нами шире.
На Куршскую косу затем
поехали, ведь там турбаза
предоставляла отдых всем,
кто загодя решился сразу
путёвки оплатить туда.
Там было сносно: дюны, море.
Но наступили холода.
Жены кончался отпуск вскоре,
она отправилась домой.
Мы с сыном тоже без задержки
(маршрут был разработан мной,
учитывал он все издержки)
пустились самолётом в Крым.
Так с севера на юг пролётом
в тепло отправились мы с ним -
позагорать хотелось что-то...
Под Феодосией песок
горячим был, а море - тёплым.
Я отказать себе не смог
попить пивка
с сушёной воблой.
А чебуреки, виноград,
вино из бочки молодое...
Ну, в общем, был я очень рад,
что путешествие такое
осуществилось. Север, юг -
мне больше так не доводилось
свой отпуск проводить. Досуг
тот давний был
как Божья милость.
Воспоминание о партбюро
На заседанье партбюро
придя, хоть коммунистом не был,
хотел там получить "добро",
чтоб съездить под чужое небо -
побыть туристом средь чужих
людей, там ночевать в отеле,
вот именно - побыть, не жить,
но всё же целую неделю!
Там воздух, может быть, другой,
наверняка - другие люди,
не те, которые со мной
сейчас вести беседу будут.
И мне понятно всё, и им,
но словно мучаясь от жажды,
смертельной скукою томим,
мне задавал вопросы каждый.
Когда я бойко отвечал
на их дурацкие вопросы,
стояла в их глазах печаль,
один в досаде шмыгал носом.
Не буду я на них пенять:
коль собираюсь за границу,
они боятся за меня,
ответственные эти лица!
Взглянув мне
пристально в глаза,
поняв,
что не к чему придраться,
парторг мне, наконец, сказал,
так подводя итоги вкратце:
"Езжайте... - Жёлт от сигарет,
мне в грудь его упёрся палец. -
Но помните: его уж нет".
"Кого?" -
"Тут был один поганец...
Остался там. И след простыл.
На Западе такие нравы!
О, сколько наших там могил!
А след всё ж есть -
но след кровавый".
Пугает? Даже не смешно.
Я слушал
с внутренней усмешкой:
ему задание дано -
что говорить
с партийной пешкой?
И в мыслях нету у меня
остаться где-то. Делать что там?
Здесь дом мой, здесь моя семья,
добился я умом и потом
чего-то здесь. А люди те,
что в партбюро, -
как будто в коме.
Они в душевной темноте -
ну, просто отбывают номер
со мной. Такая вот игра,
давно всем ясная, и вроде
мне было поиграть пора
как в поддавки - в таком же роде.
...В характеристике парторг
поставил подпись и мне отдал
листок. Конечно, если б мог
он быть иным, когда б природа
вложила интеллект в него
по уровню немного выше,
я б не добился своего -
из партбюро
ни с чем бы вышел.
Как говорится, повезло...
У заседавших там, бывало,
скопившееся в душах зло
вдруг на туристах вымещалось.
Никчемность собственная их,
работать неуменье, зависть
к уму, к успешности других
осели на душе, как гравий -
как камни в жёлчном пузыре,
с которыми жить можно долго,
участвуя в дурной игре
с понятием превратным долга.
От всяческих служебных бед,
что были б, в общем,
по заслугам,
спасал лишь только
партбилет -
воистину нет лучше друга!
...Сгустилась в партбюро
печаль,
когда "добро" мне утверждали.
Их было даже как-то жаль...
Но, впрочем,
что мне их печали?
Круиз
Мне вспоминается круиз
на теплоходе в дальнем море.
О, если б повторить "на бис"
его нам можно было вскоре!
Подробный повести рассказ
о ряде западных монархий
мне не позволят в этот раз
ни верный ямб,
ни амфибрахий.
Поэтому, коль всё ж стихам
хочу доверить впечатленья,
рассказ мой будет - по верхам,
как бы отдельные мгновенья.
Вот наше судно: чистота,
комфортность
временного крова.
А вот дают нам паспорта.
А вот их забирают снова.
Вот Копенгаген.
В нём "секс-стрит"
искали вечером напрасно.
А вот Стокгольм.
Шеф говорит,
что здесь особенно опасно.
Вот там торгует эмигрант,
по-русски чешет без запинки.
А вот провинция Брабант,
там встретились нам
две грузинки.
Как мало долларов!.. Дома -
красивые, как на картине.
А вот "Русалочка" сама.
Вот мельницы стоят в долине.
Вот слева - это, справа - то.
А вот фонарь. Он красным светом
горит. Да это же притон!
Не наше ведомство вообще там!
Вот вальс и танго, рок и твист
в салоне бурною рекою.
Вот все проспекты наш турист
забрал недрогнувшей рукою.
Вот Лондон. Пуст уже карман -
всё не про нас, что око видит,
зато "шикарен" ресторан,
где в тесноте мы да в обиде.
Дворцы, каналы, церкви, сыр,
по полчаса на галерею...
Нас вихрь экскурсий так носил,
что вряд ли вспомнить всё сумею.
Витрины, панки, "Юнисеф",
Тюссо, Шекспир,
Самсон с Далилой...
Имел бы голову, как сейф,
запомнить, видно,
легче б было.
Вот, помню, Брюгге восхитил
меня, средневековый город.
Вот, помню, я в кругу "Далил"
был весел и почти что молод.
И, помню, море как-то раз
качало. Вот она - стихия!
А ночью в баре на заказ
писал какие-то стихи я.
Назавтра - слава храбрецам! -
их пели. Пели под гитару.
Был, правда, не Леонтьев там
и, прямо скажем, не Ротару.
Мельканье стран,
мельканье лиц -
стремительны пути-дороги.
И у кого-то средь столиц -
так даже "закацубли" ноги!
Но не устал от маеты
такой никто.
Все - как из стали.
Ведь именинные торты
мы пепси-колой запивали!
А в Генте пили мы вино,
и где-то -
правда, лишь однажды
такое было нам дано -
мы пивом утолили жажду.
Как наш разнообразен мир,
увидели мы все воочию.
Бурлит всегда в нём
жизни пир,
не умолкая, днём и ночью.
И вновь звучит в душе девиз,
возникший на исходе лета:
"И мы опять хотим в круиз!"
Вот следующий тост - за это.
В 1991 году
ГКЧП застало нас в Друскининкае -
курорт литовский, там бывали мы не раз,
природа чудная, и лучше и не знаю,
и это говорю я честно, без прикрас.
Недаром отдых там уже давно стал модным -
молва людская сделала его таким.
Туда мы добирались через Минск и Гродно
и в Минске встретились с товарищем моим.
Товарищ жил давно там, офицер в отставке,
к нему всегда мы заезжали по пути.
У каждого из нас со школьных лет не гладкой
была дорога, по которой нам идти
по жизни предстояло. Наши встречи эти
я помню все, их вспоминаю я с теплом,
как будто мне сейчас от них идут приветы -
от тех времён идут, где раньше был мой дом.
...Так вот: приехали в Друскининкай мы рано
в то утро самое, когда для всех людей
в стране по телевизорам - как странно! -
уже показывали танец лебедей.
ГКЧП - нас эта аббревиатура
и беды все, что можно ожидать за ней,
повергли сразу в шок. Ну как же это сдуру
глумиться можно над страной родной моей?
Какие на экране появлялись рожи!
Надменные, но в их глазах был виден страх,
и каждого из них, я был уверен, гложет,
что их затея может обратиться в прах.
А этот страх вполне мог привести к жестоким
поступкам их, непредсказуем был финал...
Сидеть в Друскининкае было мало проку,
ведь у меня страх за семью всё нарастал,
и сразу, в тот же день, решили, что обратно,
домой, отправимся. Закончился ничем
так отдых наш в тот год невероятный,
три дня которого нагнали страху всем.
Раскрепощение души
Остался без меня Версаль -
ну, не доехал я туда.
От этого во мне печаль
отсутствует, ведь ерунда
то, что в своих поездках я
не всюду побывать успел.
Вела меня моя стезя
по миру часто. В груде дел
обычных удавалось мне
на отдых ездить каждый год
с семьёй
в своей родной стране.
Хотелось повидать мне тот -
другой, мне не знакомый мир...
В советской прожив жизнь глуши,
воспринял я как эликсир
для нераскрывшейся души,
ещё зашоренной слегка,
увиденное, как лишь смог
поездить там. И как река,
преодолевшая порог,
стремится дальше - так душа
раскрепостилась у меня.
Стал по-другому, не спеша,
анализировать жизнь я
в сравненье с тем, что повидал
в других сообществах людей.
Пускай был этот опыт мал,
но главное душой своей
усвоил. Правда, как ни жаль,
я перестроить жизнь не мог
в своей стране. А что в Версаль
средь множества своих дорог
за рубежом я не успел
попасть - так это ерунда.
Таков мой, стало быть, удел,
и никакая не беда.
Фотоснимки
Горизонт в туманной дымке,
радугою окаймлён.
Отразилось так на снимке -
стал вполне удачным он.
Снимок сделал я с балкона
после длительной грозы.
Солнце - с краю небосклона
цвета старой бирюзы.
С тонкостями фотодела
не знаком совсем я, но
всё подряд снимаю смело
камерой своей давно.
Я снимал семью на пляже
и индийский Тадж-Махал,
горы, города - те даже,
где проездом побывал.
Фотоснимки выходили
разными и как когда:
вот приличный - Пикадилли,
вот "Русалка" - ерунда.
Хобби есть такое, склонность -
без расчёта на успех.
...Снимок, сделанный с балкона,
был, пожалуй, лучше всех.
В годах преклонных...
1. Мысли вслух
***
Что главное в годах преклонных?
Иметь в себе на жизнь настрой
и к пессимизму не быть склонным -
такой вот есть рецепт простой.
Лет не считать, жить полнокровно -
насколько может организм,
не торопить свои дни, словно
есть впереди ещё вся жизнь.
Простить всех недругов когдашних -
тех, кем был бит подчас под дых.
Что было - это день вчерашний,
сегодня же - что мне до них?
Себя не волновать прошедшим,
хоть было гладким в нём не всё -
поступков даже сумасшедших
не избежал... Но всё - моё!..
Нельзя ломать свои привычки,
нельзя насиловать себя...
И старость будет - на "отлично",
а там - как повернёт судьба...
В прошлом и теперь
Семья - это дело святое.
Всю жизнь посвящал я семье,
не мог я представит иное.
Спокойствие было во мне,
когда все родные здоровы,
успехи сопутствуют им
и повода нет, чтобы снова
бороться с каким-то плохим
явленьем, внезапно возникшим,
опасным для жизни семьи.
Тогда никакое не лишним
бывало из действий моих.
Способен был материально
родных обеспечить своих,
поскольку
всё делал нормально,
хотя иногда был и лих,
но всё же просчитывал риски,
чтоб не подводить никого.
И всё это - только для близких.
Мне мало, почти ничего
особого не было надо,
да и не нуждался ни в чём,
мне было высокой наградой,
что тёплым всегда был мой дом -
в том смысле,
что в нём отдыхал я
душою от всех сложных дел.
А, в общем, я делал немало -
всё то, что я в жизни умел,
что было всегда результатом
готового к бою ума
(ума - не скажу, что палаты).
Но жизнь заставляла сама
крутиться, считать варианты
того, что возможно потом.
Особые, знаю, таланты
отсутствуют, но хранить дом,
семью всё ж могли от напастей
на жизненных кочках дорог.
Всё то,
что в моей было власти,
свершалось. Таков вот итог:
да, делал я всё,
что был должен...
Претензии есть ко мне? Нет,
упреки мне кинуть не сможет
никто. А теперь лишь совет
могу дать,
что лучше бы делать -
не нужен, быть может и он,
ведь внучка и сын уже смело,
познав жизнь с её всех сторон,
своими идут уж путями
в сегодняшней жизни, они
способны её строить сами.
Мои же тягучие дни
в преклонных годах уже стали
препятствием для новых дел -
отвык я уже от реалий
вокруг.
Что ж, такой мой удел...
Таков удел...
Всю жизнь всё делал для семьи
и благодарностей не ждал -
зачем они мне? Ведь мои
родные люди! Целый вал
проблем -
и сложных, и простых,
что возникали часто вдруг,
решался. Иногда под дых,
как проявившийся недуг,
проблемы били. Я ответ
за всё держал и всё стерпел -
другой альтернативы нет,
таков главы семьи удел.
Летели дни, за годом год...
Сын вырос, у него семья,
решает он всё сам, и вот
ему уже не нужен я -
в том смысле, что готов он сам
решенья принимать свои,
увидев в чём-либо бедлам,
опасный для его семьи.
И это правильно. Сейчас
ответственен я за жену -
и только, двое стало нас
в семье. Но чувствую вину
какую-то подчас за то,
что я остался не у дел
и неподвластно мне ничто -
теперь таков уж мой удел...
Как философ...
Бездарно дни мои проходят,
бегут часы, все - в никуда.
Был Новый год недавно вроде,
он близок снова. Череда
и дней, и лет неумолимо
проносятся - так жизнь спешит.
Но жизнь всё как-то мимо, мимо
идёт, не трогая души.
Нет, это, видимо, неверно:
тревожит душу жизни бег
по времени - оно безмерно,
и в нём мгновенье - человек.
Как кратковременная вспышка,
вдруг появившись меж других,
становится он быстро лишним
среди соседей всех своих,
которые погаснут тоже -
у каждой вспышки есть свой срок.
И время, вспышку уничтожив,
на новую взведёт курок...
А не тревожат душу ныне -
пусть это странно прозвучит -
проблемы быта. Лишь о сыне,
о внуках мысли... А что быт?
Стандартный перечень событий,
необходимых мелких дел,
ни в чём нет новизны, открытий -
таков сегодня мой удел.
Как будто бы совсем неспешно
проходит незаметно год.
Могу ль я
жизнь считать успешной?
Не знаю... И, наоборот,
о жизни в негативе, в бедах
не повернётся также мой
язык сказать, ведь я изведал
всё то, что жизнь даёт порой.
Но это в прошлом. И сегодня
могу лишь вспоминать о том,
как прежде
в праздник новогодний
всегда гостей был полон дом.
А нынче лишь одна забота:
его дождаться, чтоб дожить,
чтоб не случилось
с нами что-то -
с женой и мною, чтобы нить
души существованья, тела
тянулась, чтобы изложить
смог мысли на бумаге - дело
достойное, чтоб долго жить.
...Я размышляю -
как философ! -
"о времени и о себе".
На ряд существенных вопросов
ответов нет в моей судьбе.
Не философ, не спец...
Средь будничных мыслей летят
другие, что могут вот-вот -
казалось неделю назад -
достичь философских высот.
Пульсируют мысли в мозгу,
и их направление я
никак изменять не могу -
не слушаются ведь меня!
Ведь сами они по себе,
зависеть совсем не хотят...
И, значит, в моей всей судьбе
такой наблюдается факт.
То жизни моей долгой смысл,
то суть мирозданья ищу,
и мысли такие не смыть,
они - как направленный щуп
в проблемы,
которых не счесть,
в которых ищу я ответ -
ответы, мне кажется, есть...
Хочу, чтоб познания свет
пролился на душу, чтоб смог
хоть что-нибудь я, наконец,
понять - как тех мыслей итог.
Но я не философ, не спец,
сказать, что такое - вся жизнь,
я полностью понял, нельзя.
Себе потому-то "держись"
всё время твердить должен я,
поскольку успеть я хочу
найти в неизвестности то,
понять что ещё по плечу
и что не подскажет никто.
Дойти до всего самому
мне, мыслям моим надлежит...
Доступно ли мне одному
такое свершить? Путь открыт
для мыслей по-прежнему. Но
сумеют помочь мне они?
Мне будет ли это дано
в оставшиеся жизни дни?
Просто случай?
Мне страшно... Пусть, что будет, мне известно,
и изменению не подлежит,
и говорить об этом неуместно,
ведь завершается любая жизнь.
Но жизнь моя - совсем другое дело!
Так думаю, бывает, иногда -
но думаю об этом я несмело,
желая протянуть свои года.
Желанье подсознательно, подспудно,
не проговорено, но есть давно,
поскольку мне смириться очень трудно,
что, как и всем на свете, суждено
покинуть мне просторы мира эти,
уйти совсем в космическую тьму.
Пока ещё живу на белом свете,
такую перспективу не приму!
А страшно, что уйду во тьму я всё же
(что тоже страшно - невозможно скрыть...),
как все вокруг, судьба которых может,
в любой момент порвать их жизни нить.
Но я - не все! И никогда я не был
таким, как все и как из них любой -
мне, фигурально выражаясь, небо
как будто подарила, чтоб на бой
с превратностями жизни вышел смело
и индивидуален был во всём.
Я чувствовал такое то и дело,
хотя предположить мне о таком,
понять умом всё то, что происходит -
происходило! - лишь на склоне лет
я смог. Коль человек обычный вроде
на вид, то в нём особенностей нет?
Не так. Но я других людей не лучше,
а, может, даже хуже в чём-то я...
Я - просто одиночка, просто - случай
в огромнейшем пространстве бытия...
***
Как необъятен мир!
Уму непостижимо...
Мы смотрим из квартир,
как жизнь проходит мимо.
Мы - это старики,
давно мы не при деле,
на берегу реки
бурлящей жизни сели
недвижимо - сидим,
за миром наблюдая.
Знакомы были с ним -
от края и до края -
мы раньше хорошо.
Давненько это было,
период тот прошёл,
ведь жизненная сила,
рассеявшись, как дым,
уходит с каждым годом
(так прячется налим,
состарившись, под воду).
Хоть в мир открыта дверь,
туда мы мало ходим -
нет дела там теперь,
всё нужное есть вроде.
Лишь только в магазин,
к врачу, в аптеку надо.
Дожившим до седин
такое вряд ли в радость,
но нужно... В остальном -
мы через телевизор
мир сложный познаём,
но этих знаний мизер.
Спасает интернет,
коль есть компьютер в доме.
Его коль в доме нет,
расскажет всё знакомый
(не всё, конечно, но
хоть что-то да расскажет).
В компьютере кино
смотреть возможно даже.
На необъятный мир
там - за окном, за домом -
мы смотрим из квартир
и знаем: он огромен.
Но он живёт уже
без нас, давно отставших.
И холодно душе,
ещё живой, не спящей...
Ещё...
Как старый хрыч, я не способен
уже на многие дела.
Пеньку трухлявому подобен
сегодня я - жизнь довела
меня к такому состоянью.
Что ж, у природы свой закон,
и у меня есть пониманье:
никак не изменяем он.
Но у меня такая странность:
смириться с этим не могу,
и списывать, считаю, рано
меня на этом берегу
реки, являющейся с миром
потусторонним - рубежом.
Считать меня совсем уж сирым,
зацикленным уже на том,
что мало я на что способен,
поскольку возраст знать даёт?
Меня такой подход коробит,
я возмущаюсь им. Так вот,
да - старый хрыч,
да - пень трухлявый,
поскольку организм увял
с годами, что несутся лавой,
настигшими, как снежный вал,
мой организм, его толкая
в предзимье, дальше - в зиму... Но
ещё он не дошёл до края
существованья, и дано
ещё судьбой - возможно, свыше -
мне мыслить, что-то делать всё ж,
ещё я на Земле не лишний
и для неё ещё хорош,
коль попирать мне
твердь земную
ещё разрешено пока.
Возможность славную такую
использую сполна. Река -
та, о которой говорилось,
пускай ещё не ждёт меня:
ещё дана мне Божья милость -
жить, мыслить. Тем доволен я.
"На потом"?
1.
Себя я сколько помню, "на потом"
всё то, что мне хотелось, оставлялось.
Я рассуждал: успеется... При том
не думал никогда: осталась малость
лет впереди, когда б я как-то мог
достичь того, чего мне так хотелось!
Бежали дни среди моих дорог,
за юностью вослед ушла и зрелость,
а я достичь смог лишь преклонных лет,
и нынче те желания - пустое,
исполнить их возможности уж нет,
а грузит голову совсем иное:
как сделать, чтоб прожить подольше мне
в прекрасном этом мире, хоть и сложном?
Пусть буду я уже не "на коне",
но надо жить - так долго, как лишь можно.
2.
Всё, что хотелось в жизни мне,
откладывал я "на потом"
всегда, когда был "на коне"
и обустраивал свой дом,
"крутился" - деньги добывал
для благоденствия семьи.
Когда пришёл страны развал
и сбережения мои
погибли, то, что не успел,
но так хотел бы я иметь,
исчезло в массе новых дел,
меня загнавших, словно в клеть
зверушку, в легион проблем.
Чтоб не пойти совсем ко дну,
решил пожертвовать я всем
и эмигрировать в страну
чужую, где таких, как я,
собралось много, всех не счесть,
но все, как и моя семья,
имели спать где и что есть.
Наладилась уже жизнь там -
теперь уж здесь,
в стране чужой, -
с ней сравнивал подчас бедлам
в Отчизне, но порой - с тоской.
Невероятно! Не пойму,
о чём жалею я теперь?
К чему - тоска? И почему?
Коль в жизнь другую
нынче дверь
открыта? Но в какой-то миг
моих раздумий о былом
я неожиданно постиг:
тоскую вовсе не о том,
что в Родину пришёл развал,
а лишь о том, чего хотел,
но не имел и не познал,
и не имею до сих пор,
хоть жизни близится закат.
Но я, судьбе наперекор,
по-прежнему так буду рад,
коль всё ж исполнятся мечты -
я получу всё, что хотел!
Средь стариковской маеты
важнее не имею дел.
Откладывать всё "на потом"
уж никакого смысла нет,
поскольку знаю я о том,
что скоро
в вечность брать билет...
***
Не стала родиной второй
Германия, и, как ни странно,
тоскую о стране - о той,
что лучше, чем другие страны,
казалась мне. В ЭсЭсЭсЭр
родился, вырос, жил я долго,
страна была средь стран -
пример,
как главная средь речек Волга.
На сердце руку положа,
считал я, что развал Союза -
беда. Когда я уезжал,
давили душу тяжким грузом
мне сожаления о том,
что глупо так страна исчезла,
где столько лет
родной был дом.
Хоть сожаленья бесполезны,
но всё равно тогда в стране
огромной был я гражданином,
ну а потом пришлось и мне
принять с довольно кислой миной
то, что теперь страна моя -
республики большой державы,
в одной из них жил долго я -
не только лишь
достойна славы
за подвиги...
Ведь столько жертв
ГУЛАГа и голодомора!
Была тогда, как дикий зверь,
страна, достойная позора.
Такая разная во всём
страна - в достигнутом,
в утратах
и в преступленьях -
мой был дом...
Себя разрушил он когда-то...
Порядка нет и нынче там,
в развалинах страны огромной,
давно покинул тот бедлам
я, человек обычный,
скромный.
Но новой родиной уже
не может стать страна чужая.
Скребутся кошки на душе -
я здесь никто, и это знаю...
В трамвае
Зелёный, словно попугай,
к тому же -
в разноцветных пятнах,
пришёл - и точно в срок -
трамвай,
я в нём поеду. И обратно
в нём тоже доберусь домой,
на остановке встав привычной,
откуда сразу виден мой
кирпичный дом,
весьма обычный.
Здесь всё знакомо мне давно -
до выбоин на тротуарах,
здесь светится моё окно,
здесь клён под ним,
довольно старый.
Я к этому всему привык -
привычки возникают сами.
Находится здесь некий стык
лет прошлых
с нынешними днями.
Произошёл водораздел
Меж прошлым всем и тем,
что ныне,
когда остался не у дел,
когда жизнь постепенно стынет.
Конечно, жаловаться грех
на нынешний
простой мой статус -
обычен для приезжих всех
преклонных лет он. Он достаток
приносит некий и от бед,
что иногда идут навалом,
подчас спасёт - коль много лет,
коль старости пора настала.
...Трамвай тихонько
дребезжит,
сижу в нём, еду, полон мыслей
о том,
что путь мой в даль закрыт,
в действительности
дни зависли,
их быстрый некогда поток
завяз, как в патоке несладкой,
они готовят мне итог:
уйду я в вечность без оглядки.
И душу раздирает крик:
я не хочу! Хочу жить в доме
своём, к нему я так привык!
И всё вокруг мне так знакомо!..
Пока ж трамвай идёт вперёд,
я той же возвращусь дорогой...
Плохие мысли кривят рот,
а их, к несчастью, много... Много!
Вернуться б поскорей домой,
отвлечься чем-то в интернете
от тяжких мыслей... Боже мой!
Как сладко всё же
жить на свете!..
Трамвай всё движется, скрипит -
он много лет в работе, видно,
но у него приятный вид,
на свалку уходить обидно.
Вот так и я. Я не хочу
терять всё то, что вижу, слышу,
но никому не по плечу
найти - пока! - бессмертья нишу.
Когда-нибудь найдут рецепт
потомки, чтоб исчезла старость,
я мысленно им шлю привет -
что делать мне ещё осталось?..
Кредо
"Ни дня без строчки"...
Так случилось,
что в дни продлённых этих лет
безделья - это просто милость
Всевышнего, его привет,
мной не заслуженный,
конечно.
Однако же, к стихии слов
прикован я, как раб, навечно,
и каждый день слагать готов,
рифмованные строки, их
объединяя в строфы снова,
такой чтоб получился стих,
где зазвучит весомо Слово -
с заглавной буквы, и оно
правдиво отразит реальность,
ведь Слово, в сущности, дано
(звучит пусть это
как банальность),
чтоб руководством
к делу стать,
к свершенью двигать человека,
оно оружию под стать,
и так велось от века к веку.
Правдивость -
главное в стихах,
не нужно всяких в них изысков -
они в момент уходят в прах,
коль правды нет в стихах и близко.
Хочу стихами донести
до всех: правдивость - это кредо,
другие не ищу пути -
достойна правда лишь победы.
Пускай в стихах корявость есть,
и слух они ласкать не смогут,
мою не запятнают честь -
иду всегда своей дорогой.
Что останется?
Что останется после меня?
Задаюсь я вопросом этим.
Что получит моя семья,
коль не будет меня на свете?
Кучу книжек - все "самиздат",
да ещё кое-что в интернете...
Не вернуть мне годы назад,
за ошибки свои не ответить...
Что останется после меня?
Память время какое-то, может:
и о том, чем был занят я,
и о том, что всего дороже
мне, конечно, семья была.
На путях непростых бытия
я защитой стоял, как скала,
о которую волны напастей
разбивались, и не было дня,
чтоб не рвал свою душу
на части
я в периоды бед и тревог,
наступавших на нас
не однажды,
чтоб убрать их из жизни я мог.
Поступал так, я думаю,
каждый,
кто ответственность за семью
нёс, считая то главной заботой.
Защищая семью свою,
каждый раз
я придумывал что-то.
Это всё унесу я с собой -
ну, зачем
загружать близких память?
Предназначено было судьбой,
чтобы жил я тогда
"под парами" -
как корабль,
что всегда был готов
выйти в море и плыть,
куда надо.
Так и я вечно, без лишних слов
делал всё,
чтоб в семье была радость.
Что останется после меня?
Ценностей чуть
и денег немного...
Но надеюсь, что в памяти я
продолжать
в этом мире дорогу
буду, коль мои внуки поймут
неразрывную связь поколений,
и неважно, что нет меня тут,
не могу
поддержать их стремлений...
Но уверен, что будут они
строить
жизнь свою долгую здраво,
чтоб полны были
радостью дни,
чтобы были всегда они правы
в ситуациях жизненных всех,
соразмерным чтоб было, конечно,
сочетанье трудов и утех.
Уходил бы спокойно я в вечность,
если б знал: у них будет всё так...
От меня им останется мало:
из вещественного - пустяк.
Лишь бы
долгая память осталась...
***
Бездарно прожитая жизнь...
Такая вдруг приходит мысль,
я говорю себе: держись,
найди
в годах прошедших смысл.
Как все, родился, вырос, жил
в заботах и трудах своих,
прикладывая массу сил,
чтоб польза мне была от них.
Когда - была, когда - и нет,
мешало многое не раз.
Хотелось мне найти ответ
на то, зачем живу, подчас.
Чем старше становился я,
тем чаще возникал вопрос -
невысказанный, про себя:
что именно я в жизнь принёс?
Ну, чем гордиться я могу?
Что миру я за годы дал?
Я будто бы на берегу
стою, где моря мощный вал
вот-вот нахлынет, унесёт
меня в неведомую даль,
осуществляя поворот
от жизни, как её ни жаль,
к небытию здесь, на Земле.
Чего ж я здесь достичь успел?
Коль стану там я,
в вечной мгле,
где никаких не будет дел,
и бессловесным, и глухим,
то надо б здесь напрячься мне,
чтоб важное свершить...
Бог с ним,
с признанием, что "на коне"
я прожил жизнь, как говорят,
но всё же в глубине души
признанию я был бы рад...
Такое - вряд ли. Жить спешил,
не замечая дней и лет.
Бездарно ль жил, в конце концов?
Нет, не находится ответ -
к любому я уже готов.
Сентиментальность
Становятся, когда приходит время,
слезливыми так часто старики!
Такое происходит не со всеми,
но я, увы, стал именно таким.
Проснулась вдруг в душе сентиментальность,
и влагой наполняются глаза...
Как ни противлюсь этому, реальность -
та на щеку попавшая слеза,
когда услышу иль увижу что-то,
что тронет струнку где-то в глубине
моей души: любовь, добро, забота -
всё, что присуще, кажется, и мне.
Но эти качества, что есть у многих -
есть, безусловно! - всё же, на беду,
на перепутьях жизни, сложных, строгих
находятся совсем не на виду.
Скрывает их, чтоб не казаться слабым
в общении с людьми - с людьми вокруг, -
почти любой всю жизнь, стараясь, дабы
не смог в его влезть душу даже друг,
поскольку сокровенное есть в каждом -
то, что не для чужих ушей и глаз,
что для него - приоритет, что важно
ему и раньше было и сейчас.
Сейчас и для меня пора настала,
как для других людей преклонных лет,
когда корабль жизни у причала
последнего застыл, и хода нет,
а есть существованье в ожиданье,
когда его свезут куда-нибудь...
Не избежать уже с концом свиданья,
ведь хода нет, назад не повернуть...
А в это время слабость начинает
вдруг проявляться, и замок с души
слетает, улетает птичьей стаей,
и то, что в ней, уже не заглушить.
Растёт, растёт в душе, освобождённой
от повседневной суеты теперь,
сентиментальность - может быть врождённой
она, сейчас в неё открыта дверь.
Отсюда - иногда глаза влажнеют,
чего не наблюдал я до сих пор.
И вряд ли нынче кто-нибудь посмеет
поставить эту слабость мне в укор.
Душа
Я много раз писал о том,
что есть во мне - в моей душе
и что другому днём с огнём
не выйдет отыскать. Уже
казалось мне, что я открыл
души своей изнанку, но
напрасно трачу столько сил
на это дело так давно,
поскольку душу до конца
мою не удалось пока
совсем раскрыть - её "лица"
и сути внутренней. Слегка
лишь намекнув, хотел сказать
о главном - что сегодня мне
не стыдно посмотреть в глаза
любому. Даже в страшном сне
представить я б себе не мог,
что пройденный душою путь
в завалах жизненных дорог
мешает жить кому-нибудь.
Покрыто мраком, что внутри
находиться в моей душе,
для всех
(ну вот - чёрт побери! -
опять словесное клише...).
А коль серьёзно, то я сам
проникнуть до её глубин
не знаю, как... К моим годам,
уже добравшись до седин,
хотелось, наконец, понять,
что двигало всю жизнь меня,
вложили что отец и мать
в дитятю... В общем, кто же я?
Чем отличаюсь от других?
Чем лучше или хуже я?
А может, я немножко псих?
В чём проявлялось у меня
такое качество, коль так?
Как выгляжу в глазах людей -
заумным или как простак -
уже сейчас, на склоне дней?
Вопросы - праздные. Душа -
по-прежнему большой секрет.
Я в ней копаюсь не спеша,
а толку - что? А толку нет...
***
В душе копаюсь вновь...
Не надоело?
Зачем? Что нового в душе найду?
Всё понимаю, но я то и дело
опять впадаю в эту ерунду.
Души задворки
мне давно известны?
Я сомневаюсь в этом иногда,
ведь многому нашлось там, знаю,
место,
и это, в общем, уж не ерунда.
За годы, видно,
в ней скопилось что-то
такое, что не надо из души
в свет выпускать,
и в том моя забота,
ведь качества не все в ней
хороши.
Такую червоточину имея,
я от неё избавиться хочу,
пытаюсь воплотить свою идею,
коль вообще она мне по плечу,
те качества
стихами заморозить,
забвению предать их навсегда,
чтоб не поддаться
каверзной угрозе
их обнародовать.
А это ведь - беда.
А может, мнительность
всего лишь это -
как результат копания в душе?
Не знаю...
Мне никто не даст ответа...
И смысла нет в сомнениях уже,
когда всё меньше у меня
общенья
с людьми, а значит -
повода раскрыть
всё, что в душе.
Поэтому сомненьям
пора, наверное,
уменьшить прыть.
Плохо на душе
Осталось - сколько? Я не знаю
Но знаю, что придёт конец,
ведь жизнь моя подходит к краю,
сейчас уже - её венец.
Мои уходят одногодки
всё больше, чаще - навсегда,
не от наркотиков и водки,
а просто подошли года,
когда стареют кровь и клетки,
изношено всё в их телах.
Уходят в вечность однолетки,
свой оставляя миру прах.
И мой прах тоже ляжет в землю,
которую топтал всю жизнь,
но голосу я свыше внемлю,
он говорит: пока держись!
Пока - держусь.
Иначе - глупо...
А мысли, бьющие под дых, -
о с каждым днём
растущей группе
ушедших сверстников моих.
Да, тяжкое настало время:
здоровья нет совсем уже,
да тут ещё и мыслей бремя...
Ну, в общем, плохо на душе.
Помню
Друзья всё чаще умирают,
меня частицу взяв с собой,
дойдя до жизненного края,
какой начертан был судьбой.
Вот мне известно стало снова:
товарищ давний мой ушёл.
Прощального не смог я слова
сказать на кладбище, за стол
не сел, чтоб помянуть с родными,
его души за упокой
не выпил чарку вместе с ними...
Что ж, значит, жребий мой такой -
я вдалеке здесь, за границей,
мне узнавать лишь от других
о том, что близкие мне лица
ушли. Но всех я помню их.
Сентиментальным
стал с годами,
как что-то сдвинулось в душе,
ведь было связано с друзьями
так много! Вспомнить мне уже
все встречи очень трудно. Память
лишь светлый облик их хранит
и главное - то, что словами
не выразить: живую нить,
что вроде крепкого каната
держала вместе нас всегда,
и каждый был мне
вместо брата...
Но вот уехал я сюда,
и связи с ними ослабели,
увы, почти сошли на нет.
В душе теплилось еле-еле:
обратный я возьму билет,
и снова
я с друзьями встречусь...
Опять - увы... Но помню я
их всех, и вздрагивают плечи,
стоит ком в горле у меня...
***
Почему живу я, непонятно.
Большинство
ровесников ушло.
Получить ответ на это внятный
я хотел бы, ведь души тепло
всё ещё поддерживает тело -
правда, организм мой
с каждым днём
всё слабее... Нынче я несмело
постоянно думаю о том,
что даёт мне силы
жить на свете,
отличаюсь от других я - чем?
Будоражат душу мысли эти,
ведь, действительно,
живу - зачем?
Каждый, знаю, индивидуален,
и прекрасно, что природа нас
создала такими - не из стали,
а людьми земными. И сейчас
каждый, кто достиг уж
лет преклонных,
видимо, задуматься успел,
жизнь была ли, в целом,
благосклонна
в сонме лет
и выполненных дел,
оправдал ли
он предназначенье -
то, которое дано судьбой,
или есть подспудно сожаленье,
что не может быть он
горд собой...
И задумаешься поневоле:
жил - зачем? Зачем ещё живу?
Изменить нельзя своей мне доли,
главное - похожим на траву
в старости не стать,
быть всем обузой,
просто лишь дышать,
и есть, и пить...
Это вот и давит душу грузом,
если - так, то лучше уж не жить...
Страшусь...
Я столько знаю, что аж страшно...
А страшно, что со мной уйдёт
всё то, что знаю, - то, что важно
для всех, кто хочет, чтобы род
людской своё существованье
без деградации продлил.
И мною этого сознанье
приводит к уменьшенью сил,
ещё весьма необходимых,
чтоб передать я людям мог -
желание неодолимо! -
свой опыт жизненных дорог,
и знания из книжек многих,
и размышлений всех итог
за дни, когда меня дороги
несли по жизни. Дай-то бог,
продолжится мой путь,
и в нём мне
ещё успеть судьбой дано
всё людям рассказать,
что помню
и что недавно иль давно
узнал о нашем мире сложном,
о смысле жизни и в чём суть
людских характеров -
возможно,
определяющих их путь,
в судьбе успехи и провалы,
несчастия и торжество.
У каждого из нас немало
того случалось и того.
...Страшусь всё время
одного я:
из знаний, накопил их вал,
не выйдет к людям ничего, и -
страшусь... От этого устал...
***
Боюсь признаться даже я себе,
что так страшит меня уйти в безвестность,
что предназначено в моей судьбе
понять: уже понятие "беспечность" -
не для меня, бессмысленно оно
становится, когда всё ближе годы
к концу идут. Я должен был давно
осознавать: законами природы
предписано, что жизнь на свете белом,
хоть в целом бесконечна, для людей -
для каждого - конечна. В этом дело,
и каждому дано в судьбе своей
успеть ли, не успеть ли сделать что-то,
свершить задуманное или нет,
иметь ли постоянные заботы,
суметь ли получить на то ответ,
что значит - жизнь, в чём смысл её глубинный.
И счастлив тот, понять кто это смог,
представив мироздания картину
в ему отпущенный для жизни срок.
Счастливцем я не стал, увы, подобным,
а не считается, что я простак.
Мои раздумья все о жизни дробны,
в систему не уложатся никак.
...Как жизнь прошла, заметить не успел,
уже исполнилось мне семьдесят четыре,
бежали годы в суматохе дел -
и важных, и не важных в нашем мире.
Средь них так и не смог уразуметь,
с какой же целью жизнь была дана мне.
Была и труб торжественная медь,
и на душе тяжёлым гнётом камни.
Пока ещё живу - не глядя вдаль,
не зная, что со мною завтра будет,
скрывая от людей свою печаль...
Пожалуйста, меня поймите, люди...
***
Я сделал в жизни всё, что мог,
а мог не всё, что мне хотелось.
Среди житейских всех дорог
одно ль, другое ль сделать дело
не удалось мне - много их,
мной не исполненных желаний.
Смирился с этим: о таких
я вспоминаю без страданий.
Однако, всё же иногда
становится мне жаль немного,
что жизни долгие года -
в ухабах длинная дорога -
возможности на дали мне
исполнить всё,
о чём мечталось.
Оно подчас ко мне во сне
приходит. Это, видно, старость
напоминает о себе -
о том, что жизнь прошла,
по сути,
и что теперь в моей судьбе
желанного уже не будет.
О "часе икс"
Хотел бы я со стороны
увидеть свой "час икс".
Что он наступит, нет вины
ничьей, и - "берегись!" -
мне бесполезно говорить,
поскольку есть предел,
в который рвётся жизни нить.
Таков для всех удел.
Но от чего произойдёт,
узнать хотел бы я,
коль и случится мой уход
тогда из бытия.
Сказать мне могут: ты - дурак,
зачем же приближать
и в мыслях это? Ведь и так
в свой час пройдёт межа
меж этим светом и другим...
А я, наоборот,
хочу узнать "час икс",
чтоб с ним
бороться. Мой уход -
"час икс" - я отдалить хочу,
его причины знать,
ведь, может быть, мне по плечу
их исключить, убрать,
свои направив мысли вдаль,
к Всевышнему, чтоб он
решил, что рано, как-то жаль
отправить в вечный сон
меня, активного пока,
поскольку - оптимист,
и, пожурив меня слегка,
дать путевой мне лист
ещё на годы, чтоб о том
мне дальше мысль развить,
что на Земле - здесь, где мой дом -
рвать жизненную нить
я не хочу, я подожду,
пока мой светел мозг.
Накину на "час икс" узду,
чтоб задержаться мог...
ЧТО и КАК
Вопросы вечные: ЧТО? КАК?
ЧТО - делать мне?
КАК - дальше жить?
Ведь в жизни полный кавардак,
трудней тянуть её мне нить.
Я чувствую, ЧТО ослабел,
я чувствую, КАК худо мне.
Осталась в прошлом масса дел,
я вспоминаю их во сне
прерывистом, коль всё ж засну,
ЧТО происходит не всегда.
Вот знать бы, КАК вернуть весну
и лето жизни... Ерунда
такая в голову мою
приходит.
ЧТО мне делать с ней?
КАК глупо это, сознаю,
но иногда средь скучных дней,
ЧТО длятся медленно,
КАК век,
я фантазирую: ЧТО, КАК
немолодой уж человек
способен сделать всё же так,
чтоб он (я то есть) смог дойти
без в "ЧТО и КАК" своей игры
с достоинством к концу пути,
в котором не было б хандры.
Красота в старости
"И в старости
он был красивый..." -
о ком-то написали так.
Возможно, те слова правдивы,
хотя "красивый" - ведь пустяк,
который старость не способен
характеризовать вполне.
Не каждый в старости подобен
младенцу, что приятен мне,
как многим тоже, но ведь рано
ещё гадать, каким же он -
красивым иль не очень -
станет,
когда жизнь промелькнёт,
как сон.
Кому-то повезёт, и старость
он встретит, сохранив черты
достоинства - такой подарок
в конце житейской маеты.
Он делает его красивым -
пусть весь в морщинах, в седине
с серебряным слегка отливом,
но с видимым в глазах к жене
глубоким чувством, не утихшим
за годы, полные тревог
и радостей, отнюдь не лишних
средь рытвин
жизненных дорог.
Хотелось бы, конечно, тоже
подобное и о себе
услышать,
но мне всё ж дороже
другое было бы в судьбе:
не внешний вид -
вторично это, -
а оценили б пользу - ту,
которую принёс я свету,
вот в этом видя красоту.
Естественно, о пользе спорить
возможно - может, и была,
но небольшая: с миром в ссоре
подчас я был, свои дела
в несправедливом нашем мире
вершил ему наперекор
частенько я. Но будто в тире,
в цель попадал я. До сих пор
я помню разные детали
прошедших лет,
что шли в борьбе
почти всегда. Они и стали,
по сути, вехами в судьбе.
Бурлила жизненная сила
тогда во мне, была мечта...
Но жизнь меня поизносила,
и думаю, что красота,
осталась если,
то внутри лишь -
в моих раздумьях, ни на грош
не обесцененных.
Коль мыслишь,
то, значит, ты ещё живёшь...
***
Мой взгляд направлен часто не на мир вокруг,
а внутрь себя, где нет, как правило, покоя,
где учащённый чувствуется сердца стук,
где пониманья нет, что это за такое
есть качество моё, с которым суждено
мне жить, коль внешний мир стал для меня вторичным?
Пусть суть его познать мне было не дано,
он, существуя объективно, так привычен!
Тревожно на душе... Не знаю, почему.
Возможно, потому что мысли будоражат,
они расплывчаты, о них я никому
не говорю, их сформулировать мне даже
непросто для себя, аморфны все они,
прерывисты и ни на чём остановиться
не могут... Заполняют эти мысли дни,
как сны ночные - мне встречавшиеся лица
за годы жизни, только лица каждый раз
другие, и мелькают, как в калейдоскопе:
кого в Отчизне знал и те, кого сейчас
узнал, живя в добропорядочной Европе.
Такой рассеянный мыслительный процесс
давно мне самому ужасно неприятен,
он может вызвать даже некоторый стресс,
поскольку у меня достойных нет занятий.
***
Зелёный листок средь увядших собратьев -
берёзовый лист, и он всё ещё жив,
он зелен, никак он не хочет убраться,
чтоб красок осенних пополнить разлив.
Вот так же и мне, несмотря на невзгоды,
на то, что гнетёт меня часто недуг,
на то, что нежданная старость приходит, -
мне смерть ожидать всё ещё недосуг.
А годы летят, как рысистая лошадь,
что словно идёт на какой-то рекорд.
Остынь, не гони! Для меня будь хорошей,
ведь дел ещё столько, что невпроворот.
С другой стороны, что за важность такая
того, что успеть бы я сделать хотел?
То важно лишь мне, это я понимаю,
но в жизни всему наступает предел...
2. Среда обитания
Правила бытия в Германии
Дома ухоженные. Мусор
весь убран с улиц и дворов.
В крови
у швабов, саксов, пруссов
порядок. Нрав у них таков.
Как трудно, трудно
пришлым людям
к порядку привыкать во всём!
А коль нарушат - их осудят,
накажут как-то, хоть "рублём".
И нужно поменять скорее
привычки, свой менталитет
переселенцу ли, еврею -
ну, нет альтернативы, нет!
На всё
есть временной регламент -
когда, к примеру,
нам нельзя
шуметь.
Ну, хоть сдавай экзамен
на знанье правил бытия!
Да, правила здесь очень строги,
и следовать должны им мы,
коль вынесли пути-дороги
сюда из прежней кутерьмы
всех нас,
кем кто бы раньше ни был.
Приняв как правила игры,
теперь по ним должны жить, либо
вернуться в грязные дворы.
Явь и сны
Зелёный газон у дома,
подстриженный по-английски...
Здесь всё мне давно знакомо
и стало родным и близким.
Здесь годы прошли в покое,
здесь старость набрала силу.
Рассчитывать на такое
и в мыслях не выходило.
Порядок во всём, стабильность,
так чисто, что можно даже
сказать:
здесь почти стерильность -
иначе просто не скажешь.
Всё так. Но другое снится:
людей тусклый взгляд несытый,
заботы маски на лицах,
у дома - асфальт разбитый.
И доброго в сон немало
приходит, в том числе вечер,
когда "средь шумного бала"
случилась с девушкой встреча.
И так мне во сне приятно -
я в прошлое попадаю,
не хочется мне обратно -
сюда, где жизнь как подарок.
Наверное - ностальгия,
о ней я слышу так часто,
она, как большая гиря,
на душу давит - напрасно:
нельзя изменить хоть что-то,
нет смысла в таком вопросе,
есть, видно, некая квота
на всё, что жизнь преподносит.
Единственное, что жалко
(на ум приходит мне ныне),
что вывезут катафалком
в последний путь - на чужбине.
В старом городе
Узкие улицы старого города
прибраны чисто, цветы у домов.
Сами дома же опрятны и молодо
выглядят, словно скопленье веков
с междоусобицами, страхом, бедами
будто прошло стороной мимо них,
словно гордятся сегодня победами
над чередой лет прошедших своих.
В ряде домов магазинчики мелкие,
здесь с давних пор существуют они
и, как и раньше, торгуют поделками
местных умельцев, но здесь не одни
встретить поделки хорошие местные
можно, но даже антиквариат -
вещи старинные, вещи чудесные,
ими владеть каждый, может быть, рад,
но по карману покупка не каждому,
только тому, кто высокий доход
и постоянный имеет, кто жаждою
к старым вещам томим - он-то придёт
в тот магазинчик, слегка поторгуется -
безрезультатно всё, наверняка,
выйдет с покупкой на старую улицу,
в средние вмиг окунувшись века.
Чувствуется эта аура древности,
прежде всего, вечерами, когда,
спрятавшись здесь от забот повседневности
и ощущая: они - ерунда, -
ходишь неспешно проулками узкими
по мостовым, коим много веков,
под фонарями, что кажутся тусклыми,
и здесь надолго остаться готов,
так как умиротворённость душевная
тут заполняет твоё естество,
всяких забот маета ежедневная
вдруг забывается, и ничего
нет интереснее в жизни обыденной
старого города - кажется так...
То, что в прогулке вечерней увидено,
то, что прочувствовано, - не пустяк,
а некий стимул для мыслей о вечности,
о беспрерывности жизни людской.
И с пониманием всей бесконечности
мира, иду, наконец, я домой.
Вавилон в Германии
Многоязычный всюду контингент -
на улицах, в автобусах, в трамваях.
Какой скрепляет контингент цемент
в подобье целого, понять давно пытаюсь.
Объединенья тесного в нём нет.
Подобье - подходящее здесь слово.
На ум приходит лишь один ответ
на мой вопрос, во мне возникший снова.
Ведь не зависит от разреза глаз,
от языка родного, цвета кожи
стремленье здесь - не в первый, видно, раз -
найти работу, деньги, счастье, может.
Объединяет прибывших сюда
желанье жить, работая, достойно.
Кого-то погнала сюда беда -
разруха, голод, террористы, войны.
А кто-то с авантюрным блеском глаз
сюда приехал в жажде приключений,
разочарую я таких сейчас -
размерена вся жизнь здесь, без сомнений.
Здесь чётко всё. На всё есть свой закон,
инструкции дают его детали.
Закон суров, и не прощает он,
и оправданья нет: "А мы не знали....".
На улице - всё разноликий люд:
вот девушка с раскосыми глазами,
подведенными - научилась тут;
мужчина тёмный шепчет что-то даме
светловолосой, раздаётся смех;
в платке, лоб закрывающем, турчанка;
парней немецких много, и у всех -
почти у каждого - пивная банка;
чужая речь, разноголосый шум,
но русские слова слышны в нём тоже.
"Ну, просто Вавилон!" - пришло на ум,
сравнения другого быть не может...
О теперешних друзьях
Почти что каждый месяц юбилеи
свои здесь празднуются нашими друзьями,
пишу им поздравленья, как умею, -
они со дня приезда дружат с нами.
Характеры теперешних друзей, их нравы
различны, что естественно, и - сильно:
один себя во всём считает правым,
другой - словоохотливый обильно,
у третьих тоже наблюдаю недостатки...
Но это всё не главное, конечно.
В полнейшем наши отношения порядке,
и я им благодарен бесконечно
за то, что помощь, если надо, безотказно
они готовы предоставить, что бывало,
и их порядочность - таких, по сути, разных -
проверена. А это так немало!
***
Какие люди мне знакомы!
Не устаю им удивляться...
Я их не принимаю дома -
а потому, скажу я вкратце,
что странности их неприятны,
у каждого - свои, конечно,
я замечал их многократно,
и относится к ним беспечно
я не могу. Всё перечислить -
те странности -
не так уж сложно.
Направлены, однако, мысли
мои на то, что невозможно
встречаться мне с людьми,
в которых
мне чувствуется жадность,
пошлость,
других неправедных черт море,
а у кого-то даже подлость.
Есть интуиция в натуре
моей, она не подводила
меня, как правило. А в мире,
довольно сложном, это - сила,
мне позволяющая часто
по признакам случайным разным
предвидеть разные напасти,
постичь характер - безобразный
или, напротив, доброй силы
у человека, с кем общенье,
пусть кратковременное, было.
И очень редко моё мненье
ошибочным случалось. Свойство
моё такое мне приносит
и пользу, но и беспокойство:
оно,
как баржу в гавань тросом,
способно притянуть познанье
людей и их не лучших нравов,
неся мне разочарованье
подчас, коль окажусь я правым.
Знакомый
Простой хороший человек
с практическим умом,
он проживает долгий век,
не думая о том,
что в жизни так ему везло,
как будто Бог следил,
чтоб было жить ему тепло,
на всё хватало сил.
Лишения переживал
он в детстве много лет,
пока событий жизни вал
вдруг не явил в нём свет -
наверное, Всевышний смог
так выделить его,
чтоб он среди своих дорог
сумел достичь того,
чего хотел в мечтах своих:
специалистом стать
отличным,
лучшим средь других,
чтоб им гордилась мать,
работать, не жалея сил,
чтоб содержать свой дом...
Мечтал он, но уверен был,
что всё придёт потом:
семью создаст, родится сын,
а вслед за ним и дочь,
он доберётся до седин
не скоро, превозмочь
он сможет всё, коль даже ряд
препятствий на пути
он встретит. Как же будет рад
все беды превзойти!..
Так и случилось. Он умел
по службе делать всё,
что нужно. Да средь массы дел
он встретил и её -
жену, у них явились в свет
и сын, и дочь потом.
Физически почти атлет,
рукастый, он свой дом
сам обустраивал - всё мог
он сделать, не ленясь,
с детьми был ласков, но и строг.
Таков он - без прикрас.
С ним встретившись
в чужой стране
(судьбой так решено),
понравился он сразу мне.
Однако не дано
ему "властителем быть дум"...
Хотя отзывчив, добр,
его практичен слишком ум,
и с некоторых пор
я понял: говорить мне с ним,
по сути, не о чем,
культура для него - как дым,
и пусть она не всем
доступна в некой мере, как,
надеюсь, мне (хоть чуть!),
но в этом плане он - простак,
таким прошёл весь путь
свой жизненный -
вплоть до седин.
Но человек - хорош!
Такой в округе он один -
ну, что с него возьмёшь...
Простите, люди!
С годами
стал характер вредным,
я неуступчив нынче в спорах
и в отношеньях привередлив
с людьми,
что и приводит к ссорам.
Не знаю,
что со мной случилось,
я раздражаюсь поневоле
и ощущаю нетерпимость,
когда мне глупости глаголят
и рассуждать велеречиво
пытаются о том, что знаю
я лучше. Говорить учтиво
мне трудно,
подхожу ведь к краю
своей я сдержанности быстро,
ко мне приходит раздраженье -
терплю, терплю...
И вдруг, как выстрел,
своё вываливаю мненье
о собеседнике. Но строго
слежу за тем, чтоб мягче было,
иначе я сказал бы много
того, что вряд ли б выносила
любая особь человечья.
Когда я выскажусь, то станет
мне самому немного легче -
так отдаю сегодня дань я
своей натуре, ставшей нервной
из-за болезней, скуки будней.
Таким с годами я не первый,
но тоже стал. Простите, люди!
***
Как жил без оглядки -
и нынче лишь так,
во всём покоряясь судьбе.
Не скажет никто обо мне,
что - простак,
ведь знаю я цену себе.
И чувствуют это другие всегда,
что так ощущается мной!
А мне всё равно это,
ведь не беда,
а так - то ль мороз, то ли зной...
Я самодостаточен, всё так и есть
сегодня - при жизни другой.
Кто чувствует это -
им делает честь,
и все они дружат со мной.
Иных же пускать не могу я
в свой дом -
по духу они не близки,
с такими
в сложнейшем пути мне своём
общаться совсем не с руки.
Так было,
старался их не привечать,
хоть требовало это сил.
Сейчас догорает уж жизни свеча,
но правилам не изменил.
3. День за днём
Планы
"Я планов наших
люблю громадьё..." -
когда-то писал поэт.
Судить его как-то не дело моё,
и права такого нет.
А планы мои не в пример
скромней,
касаются лишь меня:
Хотелось бы
в жизни успеть сделать мне
всё то, что задумал я.
Хочу я успеть дописать роман
и книжку издать стихов.
Не зная, какой мне
для жизни срок дан,
хочу ко всему быть готов.
Хочу я не стать обузой семье
в часы, что ближе к концу:
всегда я жил так,
что в итоге быть мне
зависимым - не к лицу.
Хоть планы эти и не громадьё,
они сложны для меня,
и выполнить всё,
что на сердце моём,
не знаю, смогу ли я.
Жизнь так повернуться
способна вдруг,
что планы все - к чёрту, и
не сможет помочь
кто-нибудь мне вокруг
исполнить планы мои.
Не прав я:
Всевышний может помочь,
ведь благ от Него не счесть.
Коль сдвинет
подальше мне вечную ночь -
Ему и слава, и честь.
Но Он не захочет
мне помогать,
поскольку Его не чтил -
меня воспитала так
Родина-мать,
Ему не могу быть мил.
Жалею теперь, но поздно уже
мне веру принять дедов.
Но так неспокойно подчас
на душе,
что веровать не готов!
Не ради тех планов, конечно,
моих
я б обратился к Нему.
Да, я сожалею.
И странный мой стих
написан вот почему.
Мне - семьдесят...
Мне - семьдесят. Да неужели?
Не верится мне - ну, совсем.
И обращаюсь: "В самом деле?" -
с таким вопросом я ко всем
Да, наша жизнь - почти коррида:
когда - восторг, когда - беда,
но основная в ней обида,
что быстро так бегут года.
Казалось бы, совсем недавно
ходил я в школу по утрам.
Что это было самым главным,
в конце концов, я понял сам.
Читал я много, очень много:
и дома, и в читальный зал
ходил проторенной дорогой -
и в книгах мир я познавал.
Когда я думаю о прошлом,
то в удивленье морщу лоб:
хотелось мне
скорей стать взрослым,
самостоятельным быть чтоб.
Студенческие годы... Сказка!
Прекрасные во всём года.
Их в памяти моей окраска
светла и празднична всегда.
Любимая жена. Работа,
познания её пора,
когда стремишься сделать что-то
немного лучше, чем вчера.
Рожденье сына. Восхищенье!
Пелёнки, детская кровать...
Необходимость и стремленье
в зарплату больше получать.
Включилось всё: ум и характер.
Карьерный рост, наука и
добился я тем самым старта
благополучия семьи.
А для души писал стихи я -
жене, друзьям, себе, и вот
взяла меня в плен та стихия,
что длится уж который год.
Страна качнулась:
перестройка...
А вскоре и стране "капут".
Настало время дерзких, бойких -
где смогут, там и украдут.
И как же жить интеллигенту,
когда зарплата стала - "пшик"?
Так кандидату и доценту
пришлось столкнуться
с рынком встык.
Предприниматель поневоле
и в рыночных делах простак,
я для себя подобной роли
не мог предполагать никак.
А жизнь подвигла на такое...
Случалось рисковать, но Бог,
коль существует он, покоя
меня лишив, мне всё ж помог.
Семья в материальном смысле
жила нормально, но, увы,
всё чаще приходили мысли,
что не сносить мне головы
в стране, в которой нет порядка,
где неопределённо всё...
Здесь внучке жить?
Нет! Если кратко:
нет будущего у неё.
И десять лет назад я город
покинул, где родился, жил,
а я ведь был уже не молод,
пропал тот молодости пыл,
который сохранялся долго
во всех моих делах, во мне...
Осталось только чувство долга -
заботы о своей семье.
И вот мне - семьдесят... И хвори
одолевают там и тут.
В своём немыслимом наборе
они подчас меня гнетут.
И только мозг мой, слава богу,
не подводил меня пока -
торит в чужой стране дорогу
дальнейшей жизни, но слегка
и он устал. Что ж, годы, годы...
Не деться никуда от них.
Но мозг,
мне данный от природы,
ещё создать способен стих -
вот этот. К юбилею, значит...
А праздновать ли юбилей?
Мне скажут: "Ну а как иначе?
Чтоб жизнь казалась веселей!"
Не знаю. Семьдесят! Мне верить
не хочется своим годам,
поскольку приоткрылись двери
куда-то... Не хочу быть там!..
Поэтому - да неужели?
Мне - семьдесят? Какая чушь!
Я мыслю, я ещё при деле,
я сделать многое хочу...
1 февраля 2008 г.
Кто скажет?
Не мог предположить никак я раньше,
что мне пойдёт когда-нибудь восьмой десяток,
что буду жить на свете я и дальше,
не зная вообще, каков остаток
моих лет пребывания в том мире сложном,
где годы пролетели, как ракета,
где было затеряться так возможно,
где на вопросы я не находил ответов.
Да, собственно, и не искал, когда я был моложе,
безумно радовался жизни поначалу,
с годами только стал я относиться строже
к себе и к жизни, что суровей стала
в моих глазах, когда с них спала плёнка
восторженности и надежд напрасных,
и я почувствовал довольно тонко,
что то, что ясно было, мне теперь неясно.
Жизнь длилась, ясности прибавилось, конечно,
но ежедневно я ищу ответы,
зачем я во Вселенной бесконечной
живу так долго. Кто мне скажет это?
Жажда жизни
Восьмой десяток набирает резво силу,
и день рождения мой снова на подходе.
Граница лет моих и раньше привносила
в меня нервозность некую - занозы вроде.
Заноза эта глубже, больше с годом каждым,
хотя противлюсь я явлению такому,
поскольку чувствую ещё я к жизни жажду -
то глуше, то накроет, будто громом.
Последнее - не часто и пугает даже,
когда, забыв совсем, что не под силу что-то,
поддамся некоей безумной, в общем, блажи
важнейшую в тот час, казалось мне, работу
исполнить. Но, увы, напрасные попытки!
И жажда громовая снова жить активно
утихнет вскоре, станет, будто бы под пыткой,
болеть душа. Мне это всё давно противно.
Ну, как умерить мне желанье что-то делать?
Утихомирить мысли, что всегда тревожат?
Чтоб жить спокойно - не могу сказать, что смело,
но радоваться дню любому всё же. Всё же...
Скоро - 77 лет...
"Конец жизни -
в семьдесят семь...", -
астрологом в Индии сказано
мне было. Однако совсем
не верил ему - не доказано,
что правилен всякий прогноз
астрологов,
есть в том сомнения.
Шла жизнь, через голы пронёс
всё ж память о нём,
к сожалению.
И вот наступает тот срок...
Коль честно,
уже я в смятении...
Неужто он верное смог
сказать мне тогда своё мнение?
Принять я его не хочу.
Что - брать мне его
во внимание?
Считаю, пока по плечу
продлить ещё существование
моё на родной мне Земле -
ещё кое-что мной не сделано,
нельзя в неизведанной мгле
мне сгинуть пока. Видно, велено
судьбой пережить мне тот срок,
добившись (пусть - чуть!)
замедления
в дороге к концу, чтоб я смог
немного, по сердца велению,
ещё совершить - под конец...
Чтоб жизни моей завершению
нашёлся достойный венец...
Такое во мне есть стремление.
Уже- 77!
Вот в жизни всё же наступил
день - в год из двух семёрок...
Во мне ещё немного сил
есть - жаль, что не как в сорок.
Ещё ходить, ещё дышать -
и вечно в сонме мыслей -
могу, и счастлива душа:
они пока не скисли.
Ну что сказать?
Что жив - я рад.
Что впереди - не ясно.
Пусть жизнь - жара,
мороз и град,
она всегда прекрасна.
Надеюсь: сколь ни проживу -
неважно, сколько, люди! -
я на безмозглую траву
похожим быть не буду...
1 февраля 2015 г.
***
Две семёрки, по преданью,-
хорошо для человека:
надо загадать желанье,
и тогда - прощай, аптека! -
так как будет всё, как надо,
и здоровье в норме будет,
а такому будут рады
чуда жаждущие люди.
Как ни странно, я такой же:
семьдесят семь лет случилось -
чуда жду! Его дай, Боже,
окажи мне эту милость:
дай пожить на этом свете
дольше, не гони отсюда,
пусть меня попозже встретишь,
благодарен очень буду.
Перед 78-летием
1.
До дня рождения - месяц.
Давно индийский астролог-
провидец знатный (как Мессинг?) -
сказал: мой путь в мире долог,
но в семьдесят семь настанет
конец, что бы я ни делал...
Мне столько сейчас...
Но странно:
я жду день рожденья смело.
Пройду коль я дату эту,
в порядке всё будет, значит,
и не надоем я свету.
Ужасно, если иначе...
2.
Недомогание всё время -
болезни новые пришли,
продолжилось моё так бремя -
простого жителя Земли.
Всё кончится, когда придётся -
а не хочу такого я! -
не видеть больше
мне ни солнца
и ни людей вокруг себя.
Там будет свет в округе некий
и никаких не будет дел,
там бестелесны человеки...
Такой грозит и мне удел...
Дождусь ли снова
дня рожденья?
Осталось
несколько лишь дней...
Астролога ведь было мненье
о смерти в будущем моей,
когда лет нынешних достигну,
но новый жизни год - вот-вот...
Коль я дождусь его, воскликну:
как рад тебе, мой новый год!
Не исполненное предсказание
То ли астролог был, а то ли хиромант,
что предсказал мне, сколько проживу я,
сказав: поверить должен я, что он гарант
того, что жизнь я долгую такую
пройду. Он указал тогда - понять я смог -
тот год, когда я белый свет покину.
Жизнь шла, всё ближе подходил тот горький срок
(о нём не говорил жене и сыну).
Со страхом ждал я этот срок... Прошёл он... Что ж,
по-прежнему я жив - и слава богу,
а значит, никаким прогнозом не возьмёшь
меня, я не прошёл свою дорогу
ещё по жизни. Значит, ошибался он,
астролог-хиромант в стране далёкой,
индус. Моя туда поездка - словно сон
теперь, но в давние была всё ж сроки.
А я, когда стал близким страшный день уже,
воистину страшился даты этой,
и было как-то очень мерзко на душе,
и не хотелось покидать мир света.
Я помню это состояние души,
когда ждёшь, что вот-вот конец наступит,
хоть и твердил себе всё время: не спеши,
не надо - рано! - становиться трупом...
Возможно, думаю, свою сыграло роль
в не исполнении того прогноза
желанье жгучее, душевная чтоб боль,
сидящая давно в душе заноза
исчезли, наконец, чтоб в ней настал покой.
И так случилось! Рад я бесконечно!
Воспользоваться же возможностью такой
жить дальше нужно - должен я, конечно!
***
Я думаю о том, о сём,
перебираю факты, даты -
что было раньше, что потом,
но было, всё-таки, когда-то.
Живу я в пустоте почти,
без целей тех, которых ради
я что угодно мог пройти,
любые одолев преграды.
Всё это в прошлом. А сейчас
совсем иной имею статус,
как пойманный в пруду карась,
которому лишь ждать осталось,
когда его в сковороду
отправят и поджарят споро,
и больше не бывать в пруду
ему. Мне тоже, видно, скоро
свой жизни водоём, свой пруд
покинуть, как ни жаль, придётся,
ведь годы всё идут, идут,
увы, вперёд. А мне неймётся.
ещё активность проявить
мне хочется хоть в чём-то, как-то,
ещё ведь жизненная нить
трепещет вместе с сердца тактом.
И, думая о том, о сём,
стараюсь дать мозгам работу
сейчас - сейчас, а не потом.
Сегодня делать надо что-то...
Терпеть и ждать...
Терпеть и ждать - моя стезя.
Всю жизнь такой я шёл дорогой.
Но было мне жалеть нельзя
себя в действительности строгой.
Себя жалеешь - значит, слаб
душой (не лучшее из качеств),
себя жалеешь - значит, раб
реальной жизни обстоятельств.
Несправедливости, обид
стерпел за годы я немало,
но ими не был, всё ж, разбит,
и каждый раз ума хватало
не реагировать всерьёз
на то, что изменить не можешь,
не доводить семью до слёз,
свои не тратить нервы тоже,
а извлекать уметь подчас
уроки, ждать, скрипя зубами,
и верить, что придёт твой час,
и он уже не за горами.
К успеху, не жалея сил,
всю жизнь стремился
вновь и вновь я,
а в результате получил
проблемы со своим здоровьем.
Терпеть физическую боль
давно привык в своём я теле,
чтоб не пугать жену мне, коль
та боль ещё не на пределе.
Так и живу: терплю и жду.
Что жду теперь я, сам не знаю.
А, впрочем, знаю: жду беду
с опаскою, поскольку краем
она уже коснулась нас -
жену, меня. Здоровье наше
не позволяет нам сейчас
о радостном и думать даже.
Терпеть лишь остаётся нам.
Раз подошли такие годы,
когда болит то тут, то там,
не ждать нам чуда от природы.
Держись!
Хотел бы снова я на море
поехать, покупаться всласть,
однако мне мешают хвори
в места прекрасные попасть.
То зуб болит, то сердце ноет,
то камень в почке вдруг застрял,
и не даёт он мне покоя,
поскольку крепок, как коралл.
Болеть я чаще стал с годами -
естественно, чёрт побери!
Хотя конец не за горами,
душа моя ещё горит
стремлением достичь чего-то,
желаньем жить - не просто жить,
а выполнять свою работу,
тянуть невидимую нить
судьбы,
пусть предопределённой,
но неизвестной до конца,
пусть не увенчанной короной
признания, но всё ж "лица
необщим выраженьем" меткой
отмеченной хотя б слегка,
поскольку вырвался из клетки
обыденности. А река
судьбы течёт неумолимо,
у каждого свой сложный путь -
он дан нам свыше, так что мимо
и не пройти, и не свернуть.
Всю жизнь не думал о здоровье:
ел что придётся и курил,
в дела бросался вновь и вновь я -
жил, в общем, не жалея сил.
А силы нынче на исходе,
и удивляться нет причин:
всё соответствует природе.
То странно лишь, что до седин
я дожил в странной круговерти -
моя в ней состояла жизнь.
Ждать не хочу своей я смерти
и говорю себе: держись!..
Отъездился...
Отъездился... Мне всё труднее
куда-то отправляться в путь.
Об этом, ясно, я жалею,
но прошлых лет мне не вернуть -
тех лет, когда я был моложе,
и в радость был мне путь любой,
и не могли меня тревожить
те времена, когда покой
стал способом существованья
для организма моего.
Трудны любые расстоянья
теперь ему, и ничего
хорошего уже не будет
ни в этом плане, ни в других.
Живут стареющие люди,
как правило, давно без них -
путей-дорог в огромном мире,
их ограничены пути
пространствами
вокруг квартиры:
не надо далеко идти
к врачу, к аптеке, к магазину...
Таков и я. Всё тяжелей
поехать даже в гости к сыну.
Жалей об этом, не жалей -
что толку? Не исправить это,
такие нынче вот дела...
Уже не ездить мне по свету,
своё уже отъездил я.
***
Без дела маюсь, и занятье
придумываю каждый день.
Коль так пойдёт, могу же стать я
таким, кому всё будет лень -
привычка ничего не делать
ужасна, это знаю я.
Такого я не ждал удела -
а вдруг настигнет он меня?
Заняться чем ещё могу я?
Мне выбрать вариант какой?
Мне эту ль тему взять,
другую ль?
Совсем уйти же на покой
не хочется ещё - боюсь я,
что стану вовсе, как трава
иль как столетняя бабуся -
та, у которой голова
есть для того лишь,
чтобы кушать,
брюзжать: мол, раньше было так,
что красивей всё было, лучше,
а нынче же везде бардак...
Жить не хочу я так - без дела,
брюзжать на всё,
что есть кругом,
такого не хочу удела,
хочу я мыслить обо всём,
что составляет жизнь,
стремиться,
что чувствую, что знаю я,
с людьми другими поделиться -
дорога такова моя.
По уму
Живу, как привык. Не могу я иначе.
А жить я привык по уму.
Всё, что происходит вокруг, это значит -
я, в нём разобравшись, пойму.
Возможно, я льщу себе - правда, немного,
есть нечто, что мне не понять.
Когда выводила меня на дорогу
по жизни, давала мне мать
советы - какой-то, мол, и пригодится...
За годы не всем из них внял -
другие эпоха, порядки и лица,
событий несущихся вал.
Но в непрекращающейся круговерти
прошедшей всей жизни моей
я жил, как привык, и так будет до смерти.
В течение мне данных дней
воспользовался лишь одним я советом:
сначала подумать над тем,
что жизнь преподносит, продумать всё это,
решения всяких проблем
придут обязательно, нет в том сомненья,
поскольку я вникну в их суть.
Отсутствует в этих словах самомненье -
таков был мой жизненный путь.
Не хочу...
Не хочу отказывать себе
в тех привычках, что уже давно
стали частью "я" в моей судьбе.
С ними столько жить мне суждено,
сколько вообще дано мне жить.
Вредные они, но я тянуть
вместе с ними буду жизни нить,
вместе с ними и пойду ко дну.
Жить хочу я так, как раньше жил,
не считать своих остаток лет,
сколько есть и сколько будет сил,
торопиться в вечность брать билет
откажусь - упрямый, как всегда.
Фаталист по сути я своей.
Вечность - есть, но - общая беда,
думать не хочу ещё о ней.
Разве это жизнь?
Что вкусно, то и вредно -
так определено,
богатый ты иль бедный -
неважно, всё равно.
Копчёные колбасы -
сплошной канцероген,
для человечьей массы
угроза - смерть и тлен,
коль потреблять их часто.
Не бережёшь себя?
Тогда и скажет "баста",
в конце концов, судьба.
И жареное тоже
здоровью навредит,
глотать его негоже -
болезни впереди.
Поменьше - соль и сахар,
поменьше - алкоголь,
и будешь жить без страха,
и будешь ты - король.
От всех продуктов этих
беги, их берегись,
чтоб дольше жить на свете.
...А разве это - жизнь?
Демон курения
Когда серьёзным чем-то занят,
продумываю что-то я,
меня неудержимо тянет
курить - такая у меня
привычка давняя, дурная
и вредная, к тому ж, весьма,
и это я прекрасно знаю.
Но чтоб открыть мне закрома
рассудка, памяти, я должен
активизировать свой мозг.
Курение, увы, мне может
помочь достичь того, чтоб смог
решить возникшую проблему,
хороший вариант найти.
Курение - как будто демон,
что помогает на пути
по жизни, но, однако, травит
меня, снижая жизни срок.
А демон - что? В своём он праве,
поскольку мне не раз помог
решать сложнейшие задачи
на протяженье долгих лет -
лет шестьдесят! А это значит,
что нет альтернативы, нет
моей зловреднейшей привычке.
Поверьте, вовсе я не псих,
но лучшей не нашёл отмычки
к решению проблем своих.
Во-первых, во-вторых...
Безрадостной жизнь стала, вся на нервах.
Есть множество, увы, тому причин.
Здоровье потерял уже, во-первых,
что ясно всем, дожившим до седин.
А во-вторых, сижу давно без дела,
и оттого мой как-то сохнет мозг,
однако не дошёл он до предела,
ещё я б, видно, что-то сделать смог.
Разочарован очень, это в-третьих,
я в людях - в окружении своём:
из тех, кого за годы здесь я встретил,
достойных мало, чтоб впускать в мой дом.
Конечно, есть достойные - на фоне
всех остальных они, как ночью свет.
В-четвёртых, для меня в любом законе -
из здешних - всё совсем не ясно, нет.
Могу продолжить: в-пятых ли, в-шестых ли -
да толку нет перечислять всё-всё.
Ни к чёрту нервы нынче, мысли рыхлы -
такое состояние моё.
На балконе
Апрель. Тепло.
Я в шортах, в майке,
легко чего-то на душе.
А на утоптанной лужайке
ромашки вылезли уже.
Стою я в полдень на балконе,
чуть слышно, как шумит река.
Под ветром ветки,
как в поклоне,
сгибаются к земле слегка.
Река - там впереди, за домом,
стоящим прямо предо мной,
там много мне давно знакомых
людей живёт, и им дом мой,
естественно, прекрасно виден
и мой, конечно же, балкон.
На это, впрочем, не в обиде
я и стою, как фараон,
которому всё безразлично,
за исключением семьи,
и чувствую себя... прилично.
И нынче помыслы мои
направлены на то, чтоб длилась
весна и в лето перешла,
была б дана мне Божья милость
успеть всё ж завершить дела
свои на свете - светлом, сложном,
где было мне непросто жить,
но, в целом, радостно. Возможно,
тянуть и дальше жизни нить
помогут мне весна и лето
с их разноцветьем и теплом,
хоть я не получу ответа,
случится что со мной потом,
когда погода станет хуже,
когда нагрянут холода:
дожди - сначала, следом - стужа,
они в свой час придут сюда.
Пока стою я на балконе,
вокруг весенние миры,
и мысли пакостные тонут
в разливе благостной поры.
Интересы
Разнообразны интересы
мои ещё до сей поры:
стихи и новости из прессы,
загадки шахматной игры,
характеры и увлеченья
людей, с которыми знаком,
надежды их и их стремленья,
как обустраивать мой дом,
устроено как мирозданье,
что за порогом бытия...
По-прежнему нужны мне знанья,
и всем интересуюсь я.
Всё для того, чтоб жизни смысл я
постичь сумел, пока живу.
Об этом будоражат мысли
меня во сне и наяву.
Шахматы
Я в шахматы играл - давно когда-то -
весьма прилично и имел разряд,
моим товарищам - таким, как я, ребятам
почти всегда легко я ставил мат.
В заботах жизни не до шахмат было,
им времени я уделять не мог,
но шахмат притягательная сила
меня манила средь моих дорог.
Одно лишь мог себе тогда позволить -
выписывал я шахматный журнал,
о шахматных событьях поневоле,
его просматривая, узнавал.
Там много партий - шахматных позиций -
встречалось, разбирал я их порой,
могло занятие такое длиться
часами вечером, когда домой
я приходил. Поужинав сначала
и просмотрев газеты, брал журнал,
но вечеров подобных было мало,
пока работать в вузе я не стал.
Тогда возникло время для досуга -
для шахмат, в том числе, и для стихов,
но мало кто из дружеского круга
противником достойным мне готов
быть в шахматной игре. Ну, а теперь же,
в чужой стране, партнёров нет почти,
и нынче здесь играю я всё реже,
а в местный клуб не хочется идти.
Однако есть программа в интернете,
с неведомым противником я там
могу сразиться, но в сраженьях этих
партнёров выбираю я не сам:
кого всемирная сеть мне подкинет,
с тем шахматистом и играю я.
Такая ситуация отныне
устраивает, в общем-то, меня.
В пути домой
Трамвай по улочкам кружит
извилистым и узким.
В вагоне больше ни души.
За окнами день тусклый
с дождём и снегом пополам
и ветром ураганным.
Сидим, тепло в вагоне нам.
Не хочется, но встанем -
придётся, как трамвай придёт
на остановку нашу.
Всего один лишь поворот,
и там под ветер страшный
должны мы будем выходить,
чтоб пересесть в автобус -
наш дом подальше, впереди.
Автобус сквозь сугробы,
подмытые уже дождём,
домчит за три минуты
туда, где стал теперь наш дом
совсем родным как будто.
"Как будто" - это потому,
что вдруг встревожит память
всё прошлое, подчас к нему
я возвращаюсь снами.
Давно, действительно, был дом -
наш дом, родной по сути.
Всё в жизни лучшее - всё в нём,
хоть много было мути
вокруг - таков был пошлый мир
советский, да и дальше.
Дом был одной из тех квартир,
где жизнь текла без фальши.
Из жизни навсегда ушёл
тот дом, теперь другой есть,
в нём жить удобно, хорошо,
а нет в душе покоя.
Но, тем не менее, к нему
сквозь непогоду едем,
стремимся к дому своему,
как над зимой победе.
***
Теперь бывает безразлично
всё, что проходит стороной -
не связано со мною лично,
не связано с моей семьёй.
Проблемы внутреннего свойства
сужают мир вокруг меня,
когда любое беспокойство
почувствует моя семья.
Всё чаще беспокойство это
сидит занозою во мне,
поскольку не найти ответа
ни наяву и ни во сне,
как нам преодолеть напасти,
коль возникают вдруг они,
вернуть в семью былое счастье,
вернуть безоблачные дни.
Конечно, "счастье" -
слишком лихо
так об обычных днях сказать,
когда нет никакого лиха
в семье и светятся глаза.
Но коль беда придёт любая -
пусть небольшая, но придёт, -
её душой я принимаю,
наступит в ней переворот,
и сразу станет безразлично,
что происходит вне семьи.
Да, это так. И я привычно
мгновенно помыслы свои
все направляю машинально
на то, чтоб избежать помех
и снова жить семье нормально,
чтоб радость в ней была, успех.
Когда порядок в ней, то снова
я привечаю всех кругом,
о мире доброе я слово
готов сказать. Живу я в нём!
Внуки
Ах, внуки, внуки... Продолженье
моё они на белом свете.
За них сегодня, без сомненья,
считаю, я ещё в ответе -
не потому, что повлиять я
на их судьбу способен ныне,
а потому, что на закате
своём тревожусь как о сыне,
так и о внучке, внуке... Как их
судьба потом сложиться может,
какие встретят буераки
в пути по жизни... И на что же
питать надежды могут внуки...
Хочу, чтоб их судьба сложилась,
не в праздности, но и без скуки
шла жизнь их, чтобы были силы
и ум преодолеть преграды,
коль встретятся в пути такие.
Бояться трудностей не надо,
они способствуют - любые -
огранке разума в решеньях
проблем, подкинутых судьбою,
готовности без промедленья
с задачей справиться любою.
Такого рода я советы
пытался дать недавно внучке,
мне не нужны её ответы,
молчание - ответ не лучший,
но всё же - слушает, не скажет,
что ей давно уже знакомо
такое, надоело даже
выслушивать всё это дома.
Внучок - ещё ребёнок малый,
и знать о жизни мало может
не то что дед его усталый,
что жизни радуется тоже.
Надеюсь, что продолжат внуки
наш род, и даже я мечтаю
взять нежно правнука на руки...
Когда представлю это, таю.
Ах, внуки, рода продолженье...
Пока в лицо мне солнце светит,
за вас, и в этом нет сомненья,
себя я чувствую в ответе.
Сваты приехали...
Поездка в Мюнхен редкой стала,
хоть сын наш там и внук наш там.
Хотя и сил у нас уж мало,
на встречу едем мы к сватам.
В Израиле уже давно так
живут! Мы стары и они...
Да, человечий век короток,
а быстро так проходят дни...
Сердечной будет наша встреча -
конечно, дружим мы давно.
Пройдёт в беседах этот вечер,
в воспоминаньях - заодно,
Ведь вышло так, что наши дети
женились, сын у них растёт.
Такое может быть на свете,
но редко. А случилось вот...
И из Израиля, бывает,
чтоб дочку навестить, сюда
летят сваты. Так было в мае
прошедшем.
В общем - иногда.
***
Детали быта: магазины,
врачи, аптека, телевизор
и мысли разные о сыне,
о внуках... А покоя - мизер.
Ведь в жизни радостей так мало
теперь уже!
Всё - будни, будни...
Пора такая уж настала,
что дальше вряд ли лучше будет.
Желание есть, чтоб не хуже
здоровье было, чтоб и дальше
мой мозг был полностью
загружен
и чтоб не допускал он фальши.
И в этом случае, возможно,
ещё смогу я что-то сделать,
чтоб подвести итоги сложных
дорог моих по жизни. Смело
я шёл по ним, по их ухабам,
ошибки делая, конечно,
но жил по совести я, дабы
ушёл я без проклятий
в вечность.
День
Как день проходит у меня?
Случается по-разному.
Обычно я в начале дня
свои болезни "праздную".
Потом, когда приду в себя,
способен я активничать,
мозги привычно теребя.
Мозги вполне приличные
пока ещё, хотя года
пытались замораживать
их, но не часто, иногда,
так что не помню даже я.
И чем же занят целый день
до позднего я вечера?
Одолевает редко лень,
и редко делать нечего!
Пишу какую-то статью,
но отвлекусь для помощи
жене, когда я устаю:
почистить надо овощи...
А иногда всплывёт в мозгу
строка вдруг стихотворная,
тогда отвлечься я могу
на поиск рифм, чтоб стройною
была в стихах родная речь
и было всё в них истиной,
себя стараясь уберечь
от чепухи изысканной.
А то придёт кроссвордов час:
готовлю их заранее,
их публикуют каждый раз
различные издания.
Ещё я, в общем, в массе дел,
отсюда - прочь уныние!
Мне дорог этот мой удел:
он дал, чтоб жил поныне я.
***
Тропа ведёт в лесную чащу.
Она в корягах, прелых листьях.
Бродить по лесу мне бы чаще -
здесь разные приходят мысли.
Другие даже ощущенья,
иные возникают чувства,
и исчезает вдруг стремленье
пытаться послужить искусству.
Искусству? Сказано так пышно
лишь потому, что непонятен
мне самому (увы, так вышло)
род нынешних моих занятий.
Стихи рождаю постоянно.
А может быть, они - от скуки?
Отсутствуют ведь,
как ни странно,
любые творческие муки.
Метафор нет в стихах,
гипербол -
надёжных
признаков искусства.
И это только лишь -
во-первых,
а во- вторых -
в них мало чувства.
Нанизываю строчки, строчки,
как на шампур шашлычный
мясо.
Стихи, когда дойду до точки,
не высшего выходят класса.
Я это понимаю. Что же,
такой удел мне дан судьбою,
но не могу их уничтожить,
хоть недоволен я собою.
Я недоволен тем, что мысли
мои вокруг стихосложенья
всё крутятся, и в этом смысле
ущербен я, в том нет сомненья.
Нет, впрочем,
я корить за что-то
себя не должен. Так случилось,
что жизнь прошла в трудах,
в заботах,
а нынче на чужую милость
живу и, видимо, от скуки -
от скуки всё ж? -
пишу стихи я,
занять чтоб голову и руки.
А стихотворчество - стихия,
в которую я окунаюсь,
поскольку
должен мозг работать,
и, жив пока - я это знаю, -
мне должно в жизни
делать что-то...
Однако умиротворенье
охватывает душу только,
когда проходит вдруг
стремленье
писать стихи -
совсем, настолько,
что вызывают отвращенье
написанные мною строчки,
и наполняюсь я сомненьем:
а не пора ли ставить точку -
а не пора ль закончить это
всё графоманство,
коль считаю,
что настоящего поэта
не вышло из меня? Не знаю...
Такие думы постоянно
во мне присутствуют, когда я
хожу по лесу. Вот ведь странно,
что именно в лесу, гуляя,
я ощущаю недовольство
собой и тем, чем нынче занят.
Здесь дышится легко и вольно,
шуршит листва, тропинка манит
идти всё дальше в лес, покамест
я не устану от хождений,
пока с души не сброшу камень
своих блужданий и сомнений...
Ходить бы в лес как можно чаще.
когда в душе смятенье бродит,
нет лучше, чем лесная чаща,
тропинка в ней -
путь к правде вроде...
Петров
Подготовил я новый сборник.
Он давно был уже готов.
Наконец, в предыдущий вторник
взял его в работу Петров.
Типография - как игрушка:
механизмы, компьютер, стол,
недопитая с чаем кружка
на столе и паркетный пол.
Комнатёнка
в шестнадцать метров,
тесновато, но не беда.
Занесло Петрова, как ветром,
эмиграция вот сюда.
Пусть не сразу нашёл он дело,
не велик пусть его доход,
но он начал действовать смело,
потянулся к нему народ -
отпечатать то то, то это:
мемуары, книжку, буклет.
Оказалось, что здесь поэтов
много, каждый пятый - поэт.
Я грешу стихотворством тоже.
Неизбывную эту страсть
не смирить и не уничтожить -
надо мною имеет власть.
Потому средь поэтов прочих
иногда я даю заказ
отпечатать - хочется очень! -
новый сборник стихов. Как раз
в прошлый вторник Петров
в работу
в типографии взял его.
Может, не удалось в нём что-то,
но кого спросить мне, кого?
Да и спрашивать мне не надо -
для себя пишу, для семьи.
Величайшую жду награду -
чтоб остались стихи мои
завещанием, как наследство
для потомков после меня.
И иного не вижу средства,
чтоб остался в памяти я.
...Кто издать хочет быстро что-то,
обращайтесь к нему - готов
сделать качественно работу
тот, кого я назвал Петров.
Тест на грамотность
Абсолютная грамотность!
Это праздник! Сиеста!
Мне ответили прямо так:
результат лучший теста.
Тест составлен
для школьников,
поступающих в вузы,
чтоб пути все окольные
исключить. Тяжким грузом
он явился для неучей,
покидающих классы
и считающих: незачем
знаний всяческих масса,
в том числе знаний русского
языка... Так - в России?!.
И от этого грустно так...
Хоть меня бы спросили
о значенье учения
языка для любого
человека - сомнения
в этом нет никакого.
И в себе постараться всем
воспитать надо чувство
языка как прекрасного
проявленья искусства.
На грани
Жизнь сегодня проходит мимо.
Никому до меня нет дела
на дорогах необозримых,
где ходил я когда-то смело.
Не живу - существую как-то,
чем я жил -
всё осталось в прошлом,
не уйти от такого факта,
и от этого просто тошно.
Одинок...
Есть жена, сын, внуки,
но - и рядом, и в отдаленье.
Не спасу я себя от скуки,
сочиняя стихотворенья,
публикуя статьи в газетах
и журналах,
там же - кроссворды.
Занимаю себя... Но всё это
не даёт вокруг смотреть гордо.
Скука есть на душе и в сердце,
так как жизнь
подходит к пределу,
и от знанья такого не деться
никуда... А в этом всё дело.
Лишь жена
понять подчас может,
нахожусь я в каком состоянье,
но молчит, сознавая тоже:
наши жизни - обе - на грани...
***
Что было, то было,
что было - прошло.
Хромая кобыла,
кривое седло -
сравненье подходит,
ведь жизнь такова,
похожая вроде
на эти слова.
Кобыла скакала,
в седле я сидел -
не только сначала,
а долго средь дел
держался прилично,
не падая вниз -
ну, в общем, обычно
текла моя жизнь.
А годы летели,
скривилось седло,
живу на пределе -
здоровье ушло.
Кобыла устала,
пора б на покой...
Ох, жизни так мало
дано мне судьбой...
Что было, то сплыло -
такая стезя...
Хромая кобыла -
увы, это я.
4. Всегда - вместе
Космическая любовь
Тихий вечер спустился на Землю,
городские зажглись фонари.
Дорогая, Вселенной ты внемли
и на звёздную россыпь смотри.
Две песчинки в большом мире этом
мы с тобой. Как друг друга нашли?
Для меня стала ты как луч света
в непроглядных пространствах Земли.
Как магнитом, притянуты были
навсегда ты - ко мне, я - к тебе.
Подчинившись космической силе,
мы несём благодарность судьбе
за любовь необъятную нашу -
дар Вселенной, уверен я в том,
так как нашей любовью окрашен
нынче мир весь, и мы в нём живём.
Мы - песчинки в огромной Вселенной,
мы любуемся звёздами вновь,
ведь пришла, никаких нет сомнений,
к нам из космоса наша любовь.
***
Нам было предназначено судьбою
в ненастье видеть небо голубое,
в морозы ощущать тепло обоим,
любить друг друга вечно
нам с тобою.
Ненастья, как у всех, конечно,
были -
не в сказке жили,
а в обычной были,
любовь, однако,
оставалась в силе
всю жизнь, её все годы
не разбили.
Тепло к нам приходило
друг от друга,
завидовали нам, моя подруга,
знакомые из дружеского круга
да, в общем,
вся ближайшая округа.
Среди напастей
видели с тобою
мы постоянно небо голубое -
так было предназначено
судьбою:
любовь
сопровождала нас обоих.
***
"Встретились два одиночества..." -
Так в популярной песне.
А мы с тобою с отрочества
были всё время вместе.
Юношеская привязанность,
первое чувство стали,
как непреложная заданность,
крепче, надёжней стали.
Мы же давно одно целое.
Нет ничего такого,
что для тебя бы не сделал я.
Это - жизни основа.
Если бы нам
путь свой жизненный
завершить в одночасье,
Было б для близких
не признанным,
а для нас, всё же, - счастьем...
Состарились вместе
1. Состарились мы вместе...
Как долго длится путь!
Уж к жениху, к невесте
нам время не вернуть.
Весна, а мы - студенты,
в кармане ни гроша...
Счастливые моменты
фиксирует душа
и их заносит в память,
чтоб через лет поток,
что было раньше с нами,
никто забыть не мог.
А годы пролетели...
Не верится почти,
что было в самом деле
на жизненном пути.
А было много - много
и радостей, и бед.
Обычной той дороге
альтернативы нет.
По ней с женою вместе
добрались до зимы -
до старости. И, к чести,
прошли достойно мы.
2. Мы состарились вместе.
Это счастье, когда
в общей жизненной песне
проносились года.
Жизнь звучала дуэтом,
ей измерен ли срок?
Песня наша не спета,
не подведен итог.
Будем жить, сколько сможем,
как дано нам судьбой.
Вплоть до смертного ложа
связаны мы с тобой.
Связаны мы любовью
годы. Долог был путь.
Но, повторяю вновь я,
вместе мы - в этом суть.
К юбилею жены
Солидный стаж уже имея
супружеского бытия,
могу сказать в день юбилея:
по-прежнему люблю тебя.
Пройдут пусть беды стороною,
чтоб жить тебе и не тужить.
Живи сто лет - и всё со мною:
нам друг без друга не прожить.
Я заклинаю снова, снова -
не только днём, но и во сне:
будь счастлива и будь здорова!
А больше и не надо мне.
Жене - к "золотой свадьбе"
Вот и пришла к нам "золотая свадьба".
Я радуюсь, но был бы больше рад,
коль можно было нам с тобою взять бы
да развернуть всю нашу жизнь назад -
в то время, когда молоды мы были,
чтоб вновь пройти с тобой наш долгий путь,
в то время, когда были мы в той силе,
с которой можно горы все свернуть.
Полвека мы уже с тобою вместе,
знакомы же мы даже больший срок.
Опять могу сказать тебе без лести,
что жизнь с тобой пошла мне только впрок.
Я жив ещё, поскольку здесь ты, рядом,
поскольку ты уберегла меня
от многих бед, поскольку ты - награда
мне на всю жизнь, и ты - любовь моя.
Моей признательности нету меры!
Прими признанье сердца моего:
ты - воплощение Любви, Надежды, Веры
и их немеркнущее торжество!
24 мая 2009 г.
***
Хоть до восьмидесяти нам
тянуть бы жизненную нить -
до той поры, пока ты сам
способен за собой следить,
пока ты не впадёшь в маразм,
не поглупеет голова,
пока ещё - в который раз! -
найдутся для стихов слова...
Завершая путь
Достигли мы с женой преклонных лет,
хотим достойно завершить свой путь,
пока туда не взяли мы билет,
откуда нас никак нельзя вернуть.
Поэтому так сделать мы должны,
чтоб всё, что нажито за годы, всё добро,
все вещи, что и ценны, и важны
(столовое, к примеру, серебро -
пустяк такой, коль сравнивать с иным) -
всё это не исчезло б в никуда,
не растворилось в космосе, как дым
(была бы настоящая беда!),
а чтоб осталось памятью в семье
и помогло бы как-то в трудный час,
коль он придёт вдруг (но жене и мне
нельзя и думать о таком сейчас).
Поэтому мы примем комплекс мер,
которые позволят завершить
задуманное именно теперь,
пока ещё мы тянем жизни нить.
Рассчитывать на благодарность нам,
конечно, можно, но не в этом суть.
Ну, что с того, что всюду сплошь бедлам?
Свой долг исполним, завершая путь.
Вместо послесловия
Жалеть о прошлом?
Иду по жизни, разрезая время,
по сторонам - прошедшие года.
Жалеть о них? Нет, не хочу совсем я,
и жизни нынче говорю я: да!
Пусть старость набирает резво силу,
и выполнять не всё могу уже,
но кровь во мне ещё не стала стылой,
и праздника так хочется душе!
А праздник - где? Сплошная серость будней,
и редко в них находится просвет.
Я праздники в себе ищу - вдруг будут?
Другой альтернативы просто нет.
Жить хочется! Пускай не полнокровно,
как в молодости, в зрелости годах.
Туда хотелось бы? Да, безусловно,
но в тоже время есть какой-то страх -
сумею ли пройти без катаклизмов
опять по кочкам жизненных дорог?
Нет, мне не повторить этапы жизни,
не повторить то, что я делать мог,
поскольку мой весьма солидный опыт,
накопленный за годы, мне не даст
теперь ходить, как делал я, по тропам,
которые когда-то, словно наст
утоптанный, вели к конечной цели.
Важна ли эта цель была? Вопрос...
И на него сегодня нет ответа,
что был бы убедителен и прост,
как бьющий утром в окна лучик света.
Жалеть о прошлом? Глупо. И нельзя.
Оглядываться на него не надо.
Пока живу! Испытываю я
от этого ещё большую радость.
***
Я живу и очень мало знаю,
но понять желаю жизни суть.
Понял лишь:
не может жизнь быть раем,
к счастью
не проложен верный путь.
Впрочем, что такое счастье,
каждый
сам определяет для себя,
если утолить он хочет жажду
сущности познанья бытия.
Сущность ту
познать дано немногим:
нужно думать, нужно много знать,
нужно быть
к себе предельно строгим,
нужно никогда себе не лгать.
Я читаю, я сопоставляю
то, что в книгах,
с жизнью, с бытом, но
пролетают годы птичьей стаей,
дни мелькают кадрами кино.
Не успею, видимо, понять я:
в философском смысле это что -
то, что называют люди счастьем?
Счастье может быть ведь
лишь мечтой...
Старался жить умно...
Задумывался я давно -
когда лишь был окончен вуз,
как жизнь построить мне умно,
ведь понимал, что будней груз
способствовать не может, чтоб
текла она, жизнь, без преград,
что я, пока не лягу в гроб,
обязан сделать всё, чтоб град
житейских неурядиц был
преодолеть способен я,
на это чтоб хватало сил,
ума хватало у меня.
Старался следовать тому,
к чему пришёл
"в младых годах",
не позволяя никому
и ничему посеять страх
во мне
пред сложностью проблем,
встававших на пути моём -
обычных и знакомых всем,
не оставлять их "на потом",
считая: время рассосёт
само проблемы эти все,
а находил я поворот
в судьбе,
чтоб встал во всей красе
успех в решении любых
проблем.
Бывало, что "держись!"
твердил себе, когда под дых,
и сильно даже, била жизнь.
Случалось редко это, но
случалось всё ж - тогда себе
я говорил: что ж, суждено
успеть познать в своей судьбе
многосторонность жизни всей,
а в ней и беды есть подчас
Умно стремился жить, смелей,
но не выходит, чтоб всегда
любой из нас
всю жизнь был смел:
пустыми к старости года
становятся. Таков удел...
У перехода
На светофоре вновь горит зелёный.
Передо мною "зебра" - переход.
Я ждал в тени развесистого клёна,
чтоб, наконец, иссяк машин поток.
И вот поток застыл на семафоре,
я улицу могу переходить...
Подобных ситуаций в жизни - море:
чтоб всё тянулась дальше жизни нить
без катаклизмов, всяческих разрывов,
приходится терпеть и ждать подчас,
иначе может повернуться криво
судьба. Поэтому в который раз
я нынче следовал у перехода
простому правилу: ждать и терпеть.
Так жил свои немалые я годы,
с умом земную попирая твердь.
Да, где-то рисковал, но осторожно,
всегда рассчитывая каждый шаг,
и уличить меня ведь вряд ли можно
в особом риске в жизни - ну, никак.
То правило в судьбе мне помогало
успехов добиваться - и не раз.
Сказать, что было сделано немало,
без ложной скромности могу сейчас.
***
Не будучи философом, но трезво глядя в даль,
могу сказать сегодня я: мне откровенно жаль,
что жизнь проходит - долгая и полная тревог,
случавшихся на перепутьях всех моих дорог.
Но то лишь жаль, что, вообще, у жизни есть предел,
оставит массу в мире он незавершённых дел,
которые - всё может быть! - кому-нибудь могли б
(оставшимся на этом свете жителям Земли,
замучившимся вовсе средь житейской маеты)
нести удачу ль, радость ли, свершение ль мечты.
Стремление к удаче и сейчас в моих мечтах,
но понимаю разумом, что неминуем крах
стремлений человеческих, желаний - просто всех,
и это не учитывать совсем - и смех, и грех.
Отзовитесь!
Чувствую я очень остро
ситуацию такую:
как ненужный людям остров,
в море жизни существую.
Далеко от них он где-то
и не интересен людям.
Пусть известен остров этот,
путь к нему, однако, труден.
Надо бы понять его им -
остров
в волнах жизни сложной,
наконец, чтоб был построен
мост к нему, что так возможно!
Люди, мой забытый остров -
жизнь моя, как от цунами,
опустевшая, ей пёстро
и активно вместе с вами
проводить бы дни и годы
и общаться - не со всеми
(так заложено природой
острова), лишь только с теми,
кто в душе своей такой же
в море жизни одинокий
и чью душу это гложет
мыслью нудной, но глубокой.
Пусть физически мой остров -
не один, в архипелаге,
давят, будто "Коза Ностра",
как надсмотрщики в ГУЛАГе,
на него лишь, как ни странно,
жизни суета и пошлость,
слов засилье, часто бранных,
непорядочность и косность.
Люди, нужный мост меж нами -
это некая реальность
Сохраняя за словами
нашу индивидуальность,
пообщаемся. Проблемы
накопились в жизни - груды!
Общие для всех нас темы
есть. Так отзовитесь, люди!
Без стесненья
Мне с возрастом всё чаще интересно,
другие как меня воспринимают.
Среди людей всех, говорить коль честно,
иные - как подобье волчьей стаи.
Но и добропорядочные люди
встречались постоянно в годы жизни,
их большинство. Меня они как судят
и нынче, и как было там, в Отчизне, -
вот это важно. Остальных же мненье
мне "пофигу" (а это слово модно).
Ко мне людей хороших отношенью
был интерес и раньше, и сегодня.
Но слово доброе во мне не вызывало
ни эйфории, даже ни восторгов.
Приятно было? Да. И я немало
таких слов слышал в годы жизни долгой.
Себе, однако, сам я знаю цену.
Да, интересно мне чужое мненье.
Но вышел я на жизненную сцену
таков, как есть, - скажу я без стесненья.
Фаталист
Живу я, как хочу. Я - фаталист.
Курю и не чураюсь я спиртного.
Душа моя, однако, как закрытый лист,
как для родных, так и для всякого другого.
Я не пускаю никого в неё,
жене любимой тоже неизвестно,
что в ней подчас творится - это лишь моё,
всё - сокровенное, и нет другим там места.
Насколько помню, было так всегда,
хотя открыт я для с людьми общенья.
Людей передо мной большая череда
прошла, мне были интересны их сужденья
о том, что окружает в жизни нас,
и вырвавшиеся у них случайно
их откровения. Я слушал каждый раз
без комментариев, и мне необычайно
всё было интересно: познавал
я так людей, действительность, мир в целом,
и вызывало это мыслей мощный вал
во мне - как будто походя и между делом.
Всё впитывал я, что познать сумел
из книг и от других людей, конечно,
использовал, что знал я, часто в массе дел,
копившихся в пути по жизни бесконечно.
Вершил дела, свою семью кормил,
но это внешние лишь проявленья
моих не понятых людьми душевных сил,
и были скрыты ото всех мои сомненья
в том, что я верно строил жизнь свою.
Возможно ли, что прожита жизнь скверно?
Задумался об этом я лишь на краю
земного бытия, расстроившись безмерно.
Не знаю, так ли всё... Но я таков -
судья себе, других не будет судей.
Давно уже живу я, ко всему готов.
Что предназначено мне свыше, то и будет.
***
Не хочется болеть и умирать.
Однако все мы смертны, к сожаленью.
Болели, уходя, отец и мать,
и я уйду, и в этом нет сомненья.
Свой путь пройдя ещё не до конца,
я думаю, что вряд ли - видит небо! -
достоин я тернового венца,
поскольку мучеником всё же не был.
Накатан был другими жизни путь,
я лишь старался, чтобы он был гладким.
Когда б назад мог время развернуть,
иначе жил бы я, жил без оглядки.
Тогда бы был совсем другой исход
в пути по этой жизни странной, сложной,
тогда б, возможно, ожидал почёт,
но и тюрьма вполне была возможна.
Но всё равно: терновый ли венец,
лавровый ли венок, коль всё иначе, -
один неотвратимый ждёт конец,
а остальное ничего не значит.
И сохранились в памяти людской
лишь гении и, может быть, злодеи -
не дотянул до славы я такой,
талантов, равных им, я не имею.
Обычный человек в людском ряду,
в людской разнохарактерной стихии,
тем отличаюсь лишь, что на виду:
лишь тем, что иногда пишу стихи я.
Обычный
Когда меня не будет...
Когда меня не будет, сын и друг
пускай меня не очень строго судят -
я жил, как мог, когда ж подумал вдруг:
когда меня не будет, что же будет? -
Когда меня не будет, я решил,
не страшно, если враз меня забудет
иной, кому я в жизни был не мил, -
когда меня не будет.
Когда меня не будет, нужно мне,
чтоб лишь семье родной я был подсуден,
ведь только ей знать о моей цене,
когда меня не будет.
Когда меня не будет, просто так,
среди тягучих и неспешных буден,
взовьётся пусть прозренья яркий стяг -
когда меня не будет.
Когда меня не будет, то пускай
мысль свежую в других умах разбудит
вся жизнь моя - не ад, но и не рай, -
когда меня не будет.
Когда меня не будет, этот мир,
возможно, станет для кого-то скуден,
но так же будет светел жизни пир,
когда меня не будет.
Когда меня не будет, всё равно
жить на планете нашей будут люди -
судьбой кому как определено...
Меня тогда не будет...
Помянут ли?
Не будут поминать меня
общественность, телеканалы...
Но, память обо мне храня,
немногие (их очень мало)
когда-нибудь прочтут стихи,
которые писал годами,
да и отпустят мне грехи,
поскольку все греховны сами.
Безгрешных нет средь нас.
В аду
нам не найдётся всё же места,
но в райском, думаю, саду
не соберёмся тоже вместе.
Так в чём же перспектива есть?
Пока живём,
грехи мы множим.
Чистилище сегодня здесь,
вся наша жизнь - оно, похоже.
Каким же словом помянуть
меня придётся в срок урочный?
Одобрят люди ли мой путь
по жизни или же нарочно
не станут говорить о том,
как "наследил" я в жизни этой,
что я привнёс в неё - при том,
что не считал себя поэтом?
А просто скажут пару слов -
надеюсь, добрых, не лукавых...
Вот к этому-то я готов,
не нужно мне посмертной славы.
Её я в жизни не имел,
хоть был не против, если честно,
но недостаточно был смел,
чтоб проявляться повсеместно.
Увы, не будут обо мне
статьи в журналах и газетах.
Но всё же видится во сне:
добром помянет кто-то где-то...
В долгу
Наверное, уже я не смогу
успеть узнать о правнуках своих,
а перед ними тоже я в долгу,
хоть даже я не представляю их:
какого пола будут малыши,
какой цвет глаз у них и цвет волос,
они на вид ли будут хороши,
с горбинкою или курносый нос.
Неважно мне всё это. Кровь - моя!
Вот это важно. И мою любовь
им передаст, уверен в этом я,
одна и та же в жилах наших кровь.
А перед правнуками в том мой долг,
пусть странно это нынче прозвучит,
что внукам передать не всё я смог -
всё то, о чём я размышлял в ночи,
коль прерывался мой тревожный сон.
А это понимание того,
как жить с самим собою в унисон -
ведь нет главнее в жизни ничего, -
и знания, конечно же, пусть часть
из них, людьми добытых за века,
что человеку не дают пропасть
на свете, так устроенном пока,
что жизнь прожить в нём без борьбы нельзя.
И числится такой за мною долг...
Успею ль передать хоть внукам я,
что должен был и что ещё не смог?
Тело и душа
Заканчивается мой путь по грешной,
такой прекрасной матушке-Земле.
Конечно же, к концу иду неспешно -
не хочется пропасть в ужасной мгле.
Но умирает, вроде, только тело,
душа ж возносится куда-то ввысь,
к другим мирам, их много - нет предела...
А правда ли? Себе твержу: держись!
Увы, не избежать конца, конечно,
и тело подтверждает: это - да!
Душа ж хотела бы жить бесконечно,
не уходить в безвестность никогда.
Как жить сейчас? Как время, что осталось
мне провести спокойно, без беды?
Мечтаю лишь - а это ведь не малость -
оставить на Земле свои следы.
Они не глубоки пусть, не вершины,
достигнутые гениями здесь,
на матушке-Земле, пусть не рубины
в короне человечества... Но весь
мой род, мои потомки, может, вспомнят,
мои следы заметив на Земле
средь повседневных дней обычных комьев,
что окончательно в туманной мгле
я не пропал, душа моя всё ж где-то
витает, и приятно ей, когда
она, полна таинственного света,
свой взгляд вдруг сможет устремить туда,
где ей по духу близкие, по крови,
надеюсь, вспомнят бывший облик мой
когда-то - с сожаленьем (но с любовью!),
что тело не вернётся уж домой...
***
Не оставляет мысль, что неудачно
прошла вся жизнь моя, в конце концов.
Ну, может быть, не так совсем уж мрачно,
как жизни шли у дедов и отцов.
У них, конечно, бед побольше было -
в такое время жизни шли у них.
Превозмогала беды жизни сила,
высокая у пращуров моих.
Та сила меньше у меня, возможно,
воспитан был я как интеллигент,
которому обычно так несложно
найти в своей судьбе такой сегмент,
где жизнь течёт в обычном сочетанье
невзгод и радостей, забот, утех,
где надо было приложить старанье,
чтоб всё ж пришёл какой-нибудь успех.
Вот именно - какой-нибудь... Добиться
чего-то большего не вышло у меня.
События мелькают, вижу лица -
всё в памяти, я не живу и дня
без этого теперь, стараясь строго
оценивать событий череду,
свои решения, свою дорогу,
ведь и поныне я по ней иду,
как шёл в течение всей жизни прошлой
с ошибками, а им прощенья нет,
с работою - то значимой, то пошлой,
с обидами, что застят белый свет.
Когда б я был решительный и дерзкий
и не оглядывался б на других,
тогда бы в жизни прошлой, часто мерзкой,
наверное, я большего б достиг.
Меня интеллигентность подводила,
я это понимаю. Но не жаль...
В ней проявлялась жизненная сила -
пусть в нестандартном виде. Глядя вдаль,
я вижу: был я не совсем удачлив,
поэтому. И в этом крест был мой.
Однако в жизни не был я несчастлив
и с радостью всегда спешил домой.
Хочу, но не готов
В смятении я, боже мой...
В Германии я, но домой
хочу, и это несмотря
на то, что здесь мне говорят:
разруха там, война идёт,
поедет только идиот,
а тот, кто вовсе не дурак,
то не отважится никак.
А я хочу! Там был мой дом,
родился я и вырос в нём,
прошли счастливые там дни,
уйти из памяти они
не могут. Там бы умереть -
не здесь,
а там принять мне смерть,
где предки преданы земле,
где раствориться в вечной тьме
и я хочу, в конце концов...
Ещё я, правда, не готов...
***
Со мной уйдёт мой мир... Ужасно это...
Как будет остальной мир без меня
существовать? Тогда, не видя света,
не буду знать, что в нём творится, я.
Он будет продолжать жить по законам,
природой созданным, умом людским.
Пока живу, они мне все знакомы...
Мир многолик, и мне расстаться с ним,
с любой его частицей трудно, сложно...
Законы - есть, но вот смириться с тем,
что игнорировать их невозможно,
я нынче не могу пока совсем.
Уйду в небытие, и, может, вечность
там обретёт смятённая душа,
отправившись куда-то в бесконечность,
где бестелесна жизнь, но хороша...
Могу я верить в это иль не верить -
какая разница: не буду - здесь,
уйду отсюда не в какой-то мере,
уйду из мира навсегда и весь.
Когда б существовал такой порядок:
в потустороннем мире находясь,
моя душа была б безумно рада -
как говорится, это было б "в масть" -
следить за всем, что в нашем мире света
происходило, знала б обо всём,
могла бы дать своим родным советы,
каким-то образом их передав, о том,
как правильно в материальном мире
им жить, чтоб быть по жизни "на коне",
чтоб смысл её познали глубже, шире, -
тогда бы было нынче легче мне...
Покаяние
Звездой отмечено рожденье
Христа, и с той эпохи те,
кто подвергает всё сомненью,
погрязли в мелкой суете.
Христа в себе не ощущая,
не веря в Высший Разум, те
жизнь провели, того не зная,
в душевной полной темноте.
Работали, любили, дети
у них рождались - без креста,
но жили все они на свете
в душевной смуте неспроста.
Таков и я. Прости, о Боже,
что так воспитан был и я -
в Тебя не верилось мне тоже...
Вот дед другим был у меня.
Вот он-то верил!
Пусть наивно,
не зная промыслов Твоих,
но понимал интуитивно:
неотделима жизнь от них.
Лишь к старости я понял что-то.
В душе молюсь - не напоказ.
Какая-то в то время нота
во мне звучит -
так каждый раз...
Что - я прозрел? Не знаю...
Что же,
как покаяние - стихи.
Они - за тем, чтоб Ты, о Боже,
простил и отпустил грехи...
Спасенье - работа
Всевышний разрешил пожить ещё мне,
пока ходить я сам ещё могу,
пока я мыслю, вижу, слышу, помню,
пока ещё стою на берегу
реки - границы между тем и этим
мирами, разделёнными навек.
Пока ещё живу на белом свете,
достойно буду жить я - человек.
По-прежнему я, несмотря на возраст,
при деле - хоть каком-то! - быть хочу,
уверенный, что никогда не поздно,
коль дело это нынче по плечу,
начать его и завершить успешно,
поскольку голова ещё ясна,
хотя и выглядит давно уж внешне
не привлекательно: морщины, седина...
Но главное - она способна мыслить
неплохо, даже очень, по сей день:
анализировать события, а числа
запоминать - ей всё ещё не лень.
Поддерживаю я рабочий тонус
мозгов работой - в этом-то и суть,
иначе в топь они уйдут, утонут -
так и придёт к концу мой в жизни путь.
Я не хочу такого! Оттого-то,
чтоб дольше жить ещё в моих годах,
спасенье - ежедневная работа,
а без неё уйду я быстро в прах.
Итоги
Настало время подытожить
всё то, чем жизнь была полна.
Что в памяти хранится, тоже
смывает времени волна.
Не знаю: подводить итоги
ещё, возможно, рано мне,
но вехи жизненной дороги,
боюсь, утонут в той волне.
А разные бывали вехи,
иными мог гордиться я,
поскольку редкие успехи
случались всё же у меня.
Благодаря успехам этим
свою семью беречь я мог
и за неё мог быть в ответе
в изломах жизненных дорог.
Но неудачи тоже были.
Когда они случались, мне
напрячь душевные все силы,
чтоб статус мой
"быть на коне"
восстановился, приходилось.
Дано, наверное, судьбой,
что нисходила Божья милость
такой выигрывал я бой.
Да, было многое в дорогах
по жизни: радость и беда,
не нарушать законов строгих
не удавалось иногда.
Семья, работа, встречи, факты,
на жизнь влиявшие подчас, -
всё это описать я как-то
не первый собираюсь раз.
А, впрочем, всё то, что пишу я
в течение последних лет,
собрать бы
в книжку небольшую -
"итоги" так бы вышли в свет.
***
Мной перевёрнута ещё одна страница
сугубо личной книги бытия.
Зачем ещё живу? Куда ещё стремиться?
Могу ль ещё я? Или должен я?
Возможно, должен... Но могу ль ещё - не знаю.
В моих нет мыслях чёткости подчас,
как будто медленно бреду уже по краю
судьбы, но, видно, не в последний раз.
А интересно то, что никакого страха
во мне, над пропастью бредущем, нет.
Конечно, не хочу, но не боюсь я краха -
того, когда погаснет белый свет.
Такая неизбежность есть, есть пониманье:
ничто не силах это изменить,
ведь так устроено всё наше мирозданье,
что час приходит - рвётся жизни нить...