В то пятничное утро Гершеле Острополлер проснулся в своей телеге. Хотя, "проснулся" --- это не совсем точно сказано. И "в своей телеге" --- это тоже с некоторой натяжкой. Нет, то есть телега-то была телегой, и даже своей, а вот что "в"... В общем, дело было так. Или примерно так. Короче, слушайте. Если хотите. А если не хотите... Словом, я буду говорить, а вы уже сами там смотрите, верить или не верить.
В то пятничное утро Гершеле Острополлер проснулся от того, что он свалился с телеги. Хотя, если честно, то неизвестно, проснулся бы он, если бы дело ограничивалось только сваливанием с телеги. Но свалился он прямо под ноги одной женщине, которая несла медный кувшин, и женщина эта подняла такой визг, что не проснуться было трудно. Если вообще возможно.
Женщина плеснула из кувшина водой, подхватила чадру и пробежала несколько шагов вперед. Потом она обернулась, посмотрела, как рав Гершеле пытается осмыслить происходящее, убедилась, что происходящее было не нарочно, и пошла дальше, как будто ничего и не происходило.
Рав Гершеле поднялся, оглянулся по сторонам. Осмыслив произошедшее, он понял, что, по-видимому, заснул прошлым вечером прямо в телеге, и лошадь всю ночь шла, куда глаза глядят. И глядели они, между прочим, совсем не туда, куда надо было раву Гершеле. И произошло так, что над горами утро, лошадь медленно бредет по горной дороге между отвесными скалами, телега медленно катится за лошадью, а рав Гершеле медленно идет около телеги. Но, что самое главное, непонятно, где это все происходит.
Словом, рав Гершеле понял, что к вечеру добраться до Баку ему вилами по воде писано. Так что остается только добраться до ближайшего населенного пункта, каким бы этот пункт ни оказался. И, с Б-жией помощью, в этом пункте окажутся еще два еврея. На самом деле рав Гершеле, конечно, мечтал о том, что там окажутся еще девять евреев, но в глубине души --- где-то очень глубоко --- он понимал, что такие мечты уже на границе наглости. Но когда-то давно он тщательно изучил этот вопрос, и решил, что они все-таки еще по эту сторону границы наглости, и потому мечтал. Но рассчитывал только на двух. Хотя, такой расчет в этих горах тоже был на границе наглости, только вот тут рав Гершеле никак не мог понять, с какой стороны границы. Но все равно рассчитывал, ибо куда деваться-то.
И вот, Гершеле Острополлер забрался снова на телегу, и отправился вперед.
На удивление быстро --- всего за ближайшим перевалом --- он наткнулся на городок средней по местным меркам величины, то есть примерно как его, Гершеле, местечко, только чуть больше. Он въехал в городок, привязал лошадь у первого же заведения с надписью на двери. Надпись была порядком облупившейся, так что Гершеле смог прочесть только слово "ХАНА". Заглянув в отсутствующую дверь, он понял, что облупилось слово "ЧАЙ".
Гершеле зашел, попросил у чайханщика чайник, и тут вдруг увидел что та самая женщина, которая плеснула утром из кувшина водой, стоит у входа в заведение и что-то очень эмоционально рассказывает стоящему рядом мужчине, причем все время показывает на него, на Гершеле. Рав Гершеле узнал этого человека. А был этот человек ни кто иной, как имам Ибрагим, с которым Гершеле хотя и не был лично знаком, но несколько раз видел его в Баку на рынке, куда имам по два-три раза в день ходил из мечети за табаком. А племянник Гершеле жил с другой стороны рынка, и сам Гершеле ходил на рынок, когда в прошлый раз гостил у племянника.
Женщина кончила говорить и ушла. Имам Ибрагим вздохнул, попросил у чайханщика чайник, сел за тот же столик, за которым сидел рав Гершеле, только с другой стороны. Когда Гершеле опустошил первую чашку (а он с этим, вопреки своему обыкновению, рассиживаться не стал, ибо, хотя и раннее утро, но пятница, и с этим надо было что-то делать). Так вот, когда рав Гершеле опустошил первую чашку, имам Ибрагим нарушил молчание:
--- Уважаемый (да удлинит Аллах вашу бороду и годы вашей жизни)! Аллах (благословенно Имя Его) подарил мне радость видеть вас когда-то ранее, но не удостоил меня чести знать вашего имени...
Гершеле представился.
--- Уважаемый Гершеле, --- продолжил имам, --- моя сестра пожаловалась мне, что сегодня утром, вы неосторожно наступили ей на ногу своей головой. Если только вы скажете мне, что поступили так не нарочно и больше этого делать не станете, я забуду навсегда об этом прискорбном случае.
Рав Гершеле заверил имама, что, конечно же, он поступил так не нарочно, потому что он в этот момент спал, а как же можно спя сделать что-то нарочно? Но именно по этой причине, продолжил рав Гершеле, он никак не может пообещать, что больше так делать не станет. Вот если бы он поступил так нарочно --- тогда дело другое. То, что можно нарочно сделать, то можно нарочно и НЕ сделать. Но то, что сделано НЕ нарочно, НЕ сделать можно тоже только НЕ нарочно. А то, что делается НЕ нарочно, нельзя пообещать сделать. А следовательно...
Тут рав Гершеле заметил, что имам Ибрагим его не понимает. Тогда он решил разом закрыть эту тему:
--- Но я могу пообещать вам, уважаемый имам, что теперь всякий раз буду привязывать себя веревкой, когда соберусь спать в телеге.
--- Да благословит вас Аллах в этом достойном намерении! --- имам Ибрагим воскликнул это так, как будто с него, имама, было снято тяжкое бремя, возложенное на весь прошлый и будущий год.
--- Скажите, уважаемый имам, --- продолжил рав Гершеле, которому все же надо было что-то делать с пятницей, --- а как скоро я смогу добраться отсюда до Баку?
--- Если Вы поедете на вашей телеге в ту сторону, откуда вы приехали, то к вечеру доберетесь до большой дороги, а к утру будете в городе. А если вы продолжите путь в ту же сторону, в которую вы его держали, то тогда, если будет на то воля Аллаха, вы будете в Баку к концу следующего года.
Теперь уже рав Гершеле не вполне понял имама, и поинтересовался, отчего одна дорога настолько длиннее другой.
--- Видите ли, уважаемый... Аллах в бесконечной мудрости своей сотворил Землю круглой...
Быть в Баку к концу будущего года Гершеле никак не устраивало, так как в этом случае он определенно опаздывал к шаббату. Впрочем, быть в Баку к завтрашнему утру --- это тоже опоздать к шаббату, так что разница между этими двумя дорогами была не столь велика, как на первый взгляд кажется.
--- А нет ли у вас в округе евреев где-нибудь поближе? Дело в том, что... --- Гершеле задумался, стоил забивать имаму голову объяснениями, в чем, собственно, дело.
--- Поближе, к сожалению нет. Пятьдесят лет назад у нас построили деревню русские евреи, но до этой деревни отсюда ехать столько же, сколько и до Баку. Но, уважаемый, Аллах послал вас как нельзя кстати. Здесь у чайханщика в комнате уже три дня живет еврей Исаак из Стамбула. Он заболел и не может сам ехать дальше. Быть может, вы избавите Исаака от болезни, а чайханщика --- от обязанности его вылечить, которую он не может исполнить?
Рав Гершеле попросил проводить. Увидев Исаака из Стамбула, Гершеле быстро разобрался, что к чему. Исаак вовсе не был болен. Он просто очень ослабел от непривычки к местной пище. С облегчением вздохнув, Гершеле позвал чайханщика:
--- Уважаемый! Не будете ли вы так любезны оказать мне одну небольшую услугу? Не купите ли вы у меня половину барана?
Чайханщик и купил бы половину барана. Но был он человек небогатый, и только развел руками, так как прямо вот сейчас свободных денег у него не было.
--- Очень жаль. Но я видел у вас на полу корзину с баклажанами. Быть может, вы согласитесь поменять два баклажана на одну баранью ногу?
Чайханщик согласился.
--- А не будете ли вы любезны поменять другие два баклажана на другую баранью ногу?
Чайханщик и на это согласился.
--- Может быть вы будете еще более любезны, и согласитесь поменять бараний хвост на третьи два баклажана?
Чайханщик согласился и на это. Хотя уже с меньшей охотой, потому что бараний хвост все же меньше ноги.
--- Поистину, Вс-вышний наградил вас неслыханной добротой. Быть может вы будете столь добры, что позволите мне самому зарезать барана на вашем заднем дворе, если я дам вам за такую любезность один баклажан.
Чайханщик на это хотел сразу сказать "нет", но наблюдавший за всем этим разговором имам Ибрагим энергично закивал головой и показал пальцем на самого себя. Тогда чайханщик согласился и на это.
Имам Ибрагим отозвал Гершеле Острополлера в сторонку и попросил его не забивать барана совсем уж одному --- лучше, мол, я буду при сем присутствовать, а то чайханщик может не взять обещанного мяса.
Гершеле пошел на рынок, купил там одного живого барана, две пинты растительного масла, две дюжины яиц, четыре луковицы, дюжину помидоров, соль, черный перец, фунт муки и еще полдюжины баклажанов. Потом он вернулся в чайхану, встретил там поджидавшего его имама.
Не теряя времени, рав Гершеле, имам Ибрагим и пока еще живой баран отправились на задний двор чайханы. Рав Гершеле достал из сумки свой длинный нож, наточил его, тщательно осмотрел, и направился к барану.
--- Простите, уважаемый, --- обратился к нему имам, --- но барана нужно повернуть мордой к Мекке.
Эта перспектива не очень понравилась раву Гершеле.
--- Уважаемый имам, --- немного подумав сказал Гершеле, --- Вы уверены, что барана следует поворачивать мордой именно к Мекке? Ведь чайханщику я обещал отдать совсем противоположную часть... Получится как-то нехорошо...
Имам Ибрагим слегка обиделся, но постарался не подать виду.
--- Уважаемый! Я в этом уверен так же, как и в том, что вы стоите сейчас передо мной!
Тут раздался голос Исаака из Стамбула, который наблюдал на происходящим из окошка своей комнаты:
--- Ребе, поверните барана мордой к Иерусалиму.
--- А где находится Иерусалим? --- на всякий уточнил имам Ибрагим.
Рав Гершеле осмотрелся по сторонам.
--- Там! --- уверенно сказал он, указав прямо на юг.
--- Воистину, --- обрадовался имам, --- Аллах знал с какой стороны от Мекки поместить этого барана! Поворачивайте его мордой к в сторону Иерусалима.
"Или в сторону Мекки, что в данном случае одно и то же," --- подумал имам уже про себя.
Когда дело было кончено, рав Гершеле отрубил заднюю часть барана, отдал ее чайханщику, получил взамен обещанные пять баклажанов, так что вместе их оказалась дюжина без одного.
Содрав с барана шкуру, он кинул ее вместе с головой в телегу, а сам принялся мелко-мелко рубить мясо передней части. Это не было легко. Но в конце концов рав Гершеле порубил мясо до почти однородного фарша (а имам с интересом наблюдал за его манипуляциями), так вот рав Гершеле мелко порубил мясо, которого в итоге оказалось восемь фунтов.
Затем Гершеле пожарил в масле помидоры с луком (помидоры он, конечно, предварительно порезал, а лук --- порубил), бросил все это в фарш, разбил в этот же фарш все яйца, кроме четырех, вылил туда полторы пинты масла. Все это он тщательно размешал и оставил пока в стороне.
Оставшиеся четыре яйца рав Гершеле разбил в тарелку. Затем он взял баклажан, насадил его на палку и испек его в огне до тех пор, пока кожица не сморщилась и высохла. Когда она во-вот должна была подгореть, Гершеле вынул баклажан из огня, снял кожицу и руками разрвал весь баклажан на полоски вдоль. Каждую полоску он вывалял в яйце, затем в муке и выстелил этими полосками дно не очень глубокой кастрюли. Затем он положил на эти полоски слой смешанного фарша, потом проделал такую же манипуляцию со вторым баклажаном, положил еще слой фарша, потом взял третий баклажан...
Наконец, накрыв кастрюлю сверху слоем баклажановых полосок, Гершеле вылил наверх остаток от четырех яиц, развел огонь и поставил кастрюлю прямо в костер. И накрыл ее крышкой.
Тут имам Ибрагим не выдержал.
--- А что это вы делали, уважаемый? --- спросил он.
--- Увидите, --- ответил рав Гершеле.
Рав Гершеле ни на минуту не отходил от костра. Он тщательно следил за тем, чтобы мясо и баклажаны не подгорели. Когда же сверху зарумянилась корочка, а костер уже почти прогорел, Гершеле вынул кастрюлю из огня, основательно потряс ее, ножом отделил содержимое от стенок, и перевернул кастрюлю на большое блюдо.
Разрезав полученный пирог на куски, рав Гершеле предложил один из них попробовать имаму Ибрагиму.