Перминов Петр Леонидович : другие произведения.

Неглубокая серая Сылва

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Отредактированная версия очерка о том, как летом 2000 года компания из четырёх университетских друзей совершила 9-дневный сплав по уральской реке Сылва на плоту под названием "Просперо-Говночерпий"

  НЕГЛУБОКАЯ СЕРАЯ СЫЛВА
  Предисловие автора.
  
  Отправиться на сплав вместе мы собирались весь 1999-2000 учебный год. Вообще, идея была отличная: сплав сам по себе - мероприятие интересное, а окончание университета - ещё и достойный повод. Однако, приготовления шли как-то вяло, ибо исполнение самой идеи упиралось в несколько 'но', из коих главными были два:
  Во-первых, у нас не было никакого плавсредства (в те времена ещё не было массы турфирм, предлагающих напрокат катамараны, и надувной лодки ни у кого из нас тоже не водилось).
  Во-вторых, из нашей компании выпускались лишь двое - Стас и Серёга - а мы втроем (я, Саня и Лёха Рыбкин) оставались на шестой курс, так как учились в магистратуре. Это означало, что данное лето мы должны были посвятить сбору материала, необходимого для написания магистерской диссертации, а не кататься по рекам для своего удовольствия.
  Впрочем, несмотря на все злокозненные обстоятельства, сплав состоялся, и коль уж обозвал меня Стас 'платным борзописцем' (почему платным - вот вопрос!), я и расскажу сейчас, как всё было...
  
  
  
  
   Будь попрочнее старый таз
   Длиннее был бы мой рассказ.
   С. Я. Маршак
  
  
  1. Как пятеро собирались, да четверо поехали.
   В воскресное утро 4 июня 2000 года я только выхожу из автобуса 'Соликамск - Пермь' и добираюсь до двери своей комнаты в университетском общежитии. Пытаюсь открыть дверь, а она не открывается. Это означает лишь одно: там, в комнате, кто-то есть. Стучу. Пауза. Ещё стучу. Опять пауза.
   После длительного ожидания за дверью раздаются шаги, и перед моими очами возникает слегка помятый Серёжа в одних семейных трусах. За его спиной можно разглядеть его тогдашнюю подругу по имени Людмила, выглядывающую из-под одеяла и улыбающуюся.
  Всё понятно. Решил, грубо говоря, натрахаться на всю жизнь вперед. Не буду ж я им мешать?! Я ухожу к Стасу, где уже находится Саня, покинувший родную комнату в силу тех же обстоятельств.
  - Чай пить будем? - спрашивает Стас, а когда мы отвечаем утвердительно, ставит чайник на плиту. Мы обсуждаем предстоящее путешествие и количество продуктов, которое необходимо закупить.
  Что удивительно - едва лишь чай поспевает, в комнату вваливается Серёга. Прислоняется к стенке и плавно сползает на матрац на полу.
  - А тащить-то нам сейчас придется много! - поразмыслив, говорю я.
  - Да уж! - соглашается Стас. - Говорил я тебе, Серёга: не трать зря силы! Как ты сейчас мешок с продуктами понесешь?!
  - 'Как, как'... Так и понесу, - не совсем внятно отвечает Сережа. - Сил-то у меня ещё полно...
  - Ага! - едко замечает Стас. - Ты и моргаешь-то через раз! Сил у него, понимаешь, полно...
  Если честно, не знаю, сколько там сил у Серёжи, но на рынок он идёт весьма бодро и столь же бодро тащит тяжёлую сумку с крупами и консервами.
  Оставалось одно: ждать, когда Лёха Рыбкин принесет нам автомобильные камеры, необходимые для постройки плота, и свою долю продуктов. Поэтому мы с Саней пребываем в расслабленном состоянии, а Стас с Серегой весь вечер нервничают перед предстоящей защитой дипломных работ.
  В общем, все идёт хорошо. А когда всё хорошо, значит, жди какого-нибудь подвоха. Так оно и вышло.
  На следующий день Лёха идёт к Александру Ивановичу Шепелю, своему научному руководителю, дабы уточнить, когда из Красновишерска отлетает вертолет, который должен доставить его в Вишерский заповедник.
  - Опа! - радостно восклицает Шепель, узрев Леху на пороге кабинета. - Собирайся, Алексей! Завтра мы с тобой едем в Оханск, учитывать водоплавающих птиц!
  - Как?! - опешивает Лёха. - Мы же завтра на сплав отправляемя! Друзья мне этого не простят!
  - Ну, значит, такие у тебя друзья..., - уклончиво отвечает Шепель.
  И всё. И весь разговор.
  Рыбкин мучительно соображает, как ему поступить, но - увы! - обстоятельства подсказывают лишь одно-единственное решение: на сплав он не едет, поскольку в противном случае рискует испортить отношения с научным руководителем и через год остаться без диплома.
  Лёха помогает мне донести камеры из своей квартиры до общежития, помогает с покупкой полиэтиленовой пленки на тент и упаковки 'Фумитокса'. Сам же пребывает в состоянии меланхолии и цитирует Янку Дягилеву: 'Лифт сломался, сорвался суицид - пешком пойдёшь - успеешь обломаться'.
  Стас, после защиты узнав о случившемся, сильно злится на Лёху за его безотказность и обзывает нехорошими словами. А Леха в отместку злорадно рассказывает о том, как Шепель по секрету признался, что Стасова дипломная работы была самой бездарной за всю историю его, Шепеля, преподавания в университете.
  Короче, первоначальный состав экспедиции сократился на одного человека. Саня со Стасом уезжают в Кунгур, а мы с Серегой весь вечер судорожно пакуем рюкзаки, поскольку электричка по маршруту 'Пермь - Шаля' уходила в 6:30 утра, а мы планируем хоть пару часов поспать.
  В плане экипировки, кстати, Серёжа оказывается большим оригиналом. Во-первых, у него нет рюкзака (хвала Азатоту, я взял два), а во-вторых, хорошей обуви типа резиновых сапог или кирзовых ботинок у него тоже нет - лишь пара кедов. Так что, смотрю я на его снаряжение скептическим взором, но вслух ничего не говорю...
  
  2. Разочарование. 'Вездессущий'.
  Протрясшись почти три часа в электричке, мы выходим в исходном пункте нашей экспедиции - деревне Нижняя Баская.
  Смотримся мы, должно быть, очень оригинально: Стас с рюкзаком и здоровенной камерой от какого-то трактора типа К-700; Саня с двумя солдатскими мешками-сидорами на спине и груди; Серега с моим 'колобком' и я, откровенно выглядящий рудиментарным придатком к огромному рюкзаку.
  Добравшись до берега реки, мы принимаемся надувать камеры. Когда воздухом наполняется первая, над Сылвой повисает необычайно тягостное молчание. Затем в тишине раздался Санин голос: 'Н-да... Ну-у, Лёша!..'.
   То, что эта камера не выдержит даже одного человека (без вещей) ясно с первого взгляда. Тем не менее, Саня отваживается опробовать ее на воде. Закатывает штаны, долго громоздится на неё, пытаясь удержать равновесие, но после того, как чуть не падает в воду, бросает всякие попытки сделать из камеры плавсредство. Выглядят его телодвижения очень забавно. Стас хохочет, хлопает себя по колену и вопит:
  - Фотоаппарат сюда!
  Фотоаппарат есть, но, к сожалению, где-то глубоко в недрах рюкзака.
  [Да-да, знаю! Сейчас набегут опытные туристы и будут изумляться: как это так?! собрались на сплав, даже не проверив то, на чём собрались сплавляться?! А я отвечу: А вот так! - здесь и далее примечания 2021 года]
  - И что будем делать? - спрашиваю я, когда, наконец, все камеры надуты.
  - Рыбкинские камеры свяжем по двое, - предлагает Чуприянов, подумав. - И все вместе соединим при помощи досок треугольником.
   Так мы и делаем. Получается нечто треугольной формы, вполне грузоподъемное, но, к сожалению, чертовски маленькое. То есть, в принципе, это 'судно' вполне выдерживает и нас и рюкзаки, но ни о каком комфорте речи не идёт, а значит, для длительного плавания оно не годится.
   Погрузив рюкзаки в центр конструкции, мы отталкиваемся от берега и отправляемся в путь. Бортовой хронометр (роль которого выполняют мои наручные часы) показывает 13:10. Это время, когда наше путешествие начинается по-настоящему.
   Странную конструкцию мы немедленно именуем 'Авианосцем ВездеССущим' (название взято из фильма 'Горячие головы'). Сразу же выясняется, что сидеть на 'Вездессущем' жутко неудобно (ну, это было и так понятно), так он ещё и практически не управляем. Серёга машет шестом, заменяющим весло, в разные стороны, плавсредство крутится, Серёга при этом хохочет как сумасшедший. За это мы называем его 'безумным мотористом'. Впрочем, нам всем тоже очень смешно.
  Итак, мы идём вниз по реке, безумно веселясь несказанно дивя местных рыбаков и выговаривая разные нехорошести в адрес бедного Лехи (надеюсь, ему не сильно икалось).
  Спустившись по реке на пару километров, мы устаём сидеть в скрюченных позах, хотим есть, а ещё всем окончательно становится ясно, что на ЭТОМ мы далеко не уплывем. Остаётся единственный вариант - искать сухие деревья, рубить их и строить нормальный большой плот.
  Есть ещё вариант: встать неподалеку лагерем, пожить с недельку, вернуться домой, а всем говорить, что прошли всю Сылву вверх и вниз. Но эту идею мы сразу же с презрением отвергаем.
  'Вездессущий' притыкается к берегу, на котором видны руины давно брошенных деревенских изб. Саня с Серегой идут искать подходящие бревна, а мы со Стасом занимаемся обедом. Оба предприятия успешны: первая группа находит четыре сухих бревна, вторая - готовит перловую кашу с консервированной сардиной.
  Откушав, мы общими усилиями связываем брёвна проволокой в нечто единое, прицепляем новоявленное плавсредство к 'Вездессущему' и весьма довольные собой отправляемся дальше.
  - Ох и дристать же мы будем! - мечтательно говорит Стас, прислушиваясь к ощущениям в наполненном кашей желудке. Чуприянов, кстати, уже успел произвести себя в адмиралы: ведь два плавательных средства - уже флот! Мы придумываем ему прозвище - Адмирал Весёлый Клоп.
  [Почему Клоп? Объяснение простое, но чисто профессионально-биологическое: есть такое насекомое 'тощеклоп красивый' (spilosthetus equestria), а, учитывая, что в молодые годы Стас при его росте почти 190 см был невероятно худ, прозвище Тощеклоп (в дальнейшем редуцированное до просто Клоп) прилипло к нему накрепко.]
  - Эх, всего-то и нужно человеку - пожрать да посрать! - глубокомысленно замечает Саня.
  - Как это?! А потрахаться? - возражает Стас.
  - А, это уже лишнее! - машет Саня рукой.
  Мы наслаждаемся речными пейзажами, синим небом и спокойным сплавом. Но не долго: 'Вездесущий' с деревянным 'линкором' на буксире ещё более неуправляем, чем без оного, и вскоре первая же коряга, выплывшая на нашем пути, без труда обрывает буксирный трос. 'Линкор' остаётся мирно покачиваться у берега, а нас уносит дальше. Подняться вверх по течению и попытаться снова зацепить бревна кажется чистой воды авантюрой. Да мы и не пытаемся. Мы вообще на удивление спокойно относимся к потере второго судна, учитывая вложенный труд. Вероятно, свою роль здесь сыграл оптимистичный настрой всей команды, поскольку каждый из нас заранее решил не расстраиваться по любому поводу. Мы же на отдыхе, в конце-то концов!
  
  3. 'Просперо-Говночерпий'
  Наши взоры снова рыщут по берегам в поисках подходящего материала.
  - Стас, глянь-ка! - восклицает Саня, указывая куда-то пальцем. - Это подойдет!
  На крутом глинистом берегу в том месте, куда упирается Санин перст, покоится ствол огромного упавшего дерева.
  - Трухлявое, - сомневаюсь я.
  - Нормальное, - возражает Саня. - У нас в прошлом году плот был из еще более трухлявого. И ничего.
  - А! - машет рукой Стас. - Пойдет! Рубите!
  Поплевав на руки, мы по очереди разрубаем бревно на три равные части, примерно по пять метров каждая. Работать Саниным топором подолгу нет никакой возможности, ибо топорище у него неудобное, пальцы скрючиваются, деревенеют и болят.
  Во время этой неблагодарной работы происходит забавный случай.
  Как я уже сказал, берег был крут и глинист. Глина расползается под ногами, и взобраться наверх без хорошей обуви не представляется возможным. А Сережа в своих кедах - как раз из таких. Стоит он под берегом на палубе 'Вездессущего' и завистливо смотрит как мы работаем (ему тоже шибко охота топором помахать). И вот тут в Сережиной голове созревает хитрый план.
  - Стасик! - зовёт он елейным голосом возвышающегося над ним Чуприянова. - Хочешь паучка посмотреть?
  - Хде? - наивно спрашивает Стас, наклонившись к Серёге.
  Едва он это делает, Сергей, ловко ухватив его за штаны, быстро-быстро взбирается наверх.
  Стас аж шалеет от такого низкого коварства.
  - Чего он за штаны хватается?! - обиженно говорит он. - Педик, что ли?
  Ну а Серёже только дай топор в руки! Он им машет так, что щепки летя во все стороны.
  - Вот что значит нерастраченная сексуальная энергия! - поучающе воздев палец в небо, молвит Стас.
  Через час работы мы имеем три дюжих бревна, опять же связанные алюминиевой проволокой. Должен заметить, на этом уже вполне можно путешествовать с относительным комфортом.
  Встаёт вопрос: как нам окрестить судно?
  После некоторых раздумий мы нарекаем его 'Просперо-Говночерпием', вспомнив фильм 'Пришельцы. Коридоры времени' с Жаном Рено и Кристианом Клавье. Был там персонаж, служивший ассенизатором в средневековой тюрьме. [В других (более поздних) переводах его обычно зовут пристойнее - Проспер-навозник или ещё как-то - но для нас-то он навсегда останется Просперо-Говночерпием.]
   На двух судах мы идём до позднего вечера, радуясь хорошему ходу и не менее хорошей маневренности. В 22:00 нашим взорам открывается обширный песчаный пляж - идеальное место для стоянки, и мы принимаем решение встать на ночлег.
   Место очень хорошее. Мы готовим ужин, ставим палатку (Стас палатки презирает и подвешивает гамак между деревьями), и нас с Саней посещает мысль попробовать порыбачить.
   Увы, все планы перечёркивает погода. Начинается дождь, и мы, махнув на всё рукой, ныряем в палатку и блаженно засыпаем.
  
  4. Маркитантская лодка.
  Несмотря на надежду выспаться как следует, это мне не удаётся. Уже в восемь утра снаружи слышится хруст тяжелых сапог по гальке, и противный чуприяновский голос:
  - Вставайте! Грести надо по двенадцать часов, а не спать!
  Дело не в том, что Чуприянову нужно времени на сон меньше, чем всем остальным, а в том, что под утро он замерз в своем гамаке, да и комары его основательно достали. Ну да ладно, вставать так вставать... Осторожно высовываю нос из палатки: холодно, туман, хоть совсем не вылезай. Но небо, вроде, ясное, может быть, когда поднимется солнце, будет и ничего...
  Серега просыпается, как ему и положено, последним. Передергивается от холода и гнусным голосом выводит:
  - 'Из-за острова на стрежень...'
  Я некоторое время смотрю на всё это со смешанными чувствами, потом иду к реке умываться.
  Туман поднимается вверх. Выглядывает солнце. В десять утра мы отчаливаем.
  На 'Говночерпии' находимся мы со Стасом. Саня с Серёгой болтаются на 'Вездессущем'. Дует встречный ветер и, учитывая парусность плота из камер, скорость движения невысока.
  - Вас болтает, как маркитантскую лодку! - раздраженно говорит Стас. - Осталось только выяснить, кто из вас Верховный Маркитант.
  Саня пропускает это мимо ушей, а через некоторое время заявляет:
  - Знаешь, Стас, ты внешне - вылитый Дон Кихот!
  Чуприянов, и правда, похож на достославного идальго - такой же высокий и тощий.
  - А ты тогда - Санчо Панса! - парирует Стас. - Ну а Сереже выпала честь быть Дульсинеей Тобосской! Уменьшительно ласкательно - Дулей!
  Сережа обижается и молчит. Чуприянов ехидно посмеивается.
  За очередным поворотом реки открывается вид на разрушенную деревню. Их вообще много, брошенных деревень.
  - О, Стас! - возбуждается Саня. - Здесь же можно бревен набрать!
  Мы принимаем решение пристать к берегу и довести 'Говночерпий' до ума.
  Работаем с большим воодушевлением. Мы со Стасом пилим брёвна, Саня рубит, Серёга поддерживает огонь в костре и собирает червей для рыбалки.
  Наконец, скатив к воде четыре бревна, мы устраиваем перерыв и желаем сварить обед. И вот тут-то нас ждёт неприятный сюрприз: вода почему-то упорно отказывается закипать. Аномалия, однако! А что вы хотите?! Мы ведь не где-нибудь, а в окрестностях знаменитой Молёбки, куда инопланетяне в 90-е косяками шастали да и вообще чертовщина всякая творится.
  Ровно через час вода изволит закипеть и мы можем приготовить пищу.
  Стас сыто отрыгивает и начинает доставать Серёжу на предмет его половой жизни. Это такая Стасова фишка - подкалывать Сергея по проблемам его интимной жизни. Но на сей раз Стаса ждёт разочарование, ибо Серега, осоловев от невероятного количества съеденной пищи, становится абсолютно нефункционален. Единственное, на что он способен, так это доползти до 'Вездесущего', разлечься на нем, выставив волосатое пузо небу, и петь, причем, все ту же 'Из-за острова на стрежень...'. Мы оставляем его в покое и достраиваем 'Просперо' втроем. В пять вечера отплываем на обновленном судне. Теперь 'Говночерпий' аж на 4 бревна шире, плотно собран при помощи проволоки, гвоздей и скоб, а, кроме того, у него есть палуба.
  Казалось бы, плыви да радуйся. Ан нет! Вновь подводит погода. Небо заволакивает, капает дождик, дует встречный ветер и становится зябко. Мы надеваем куртки и задаемся одним вопросом: надолго ли это? Вопрос отнюдь не праздный, потому как в начале июня в Прикамье погода совершенно непредсказуема: может стоять 30-градусная жара, а может и снежок пролетать. Последнего не хотелось бы.
  - Серёга! - говорит Стас. - Ты у нас человек богоугодный, попросил бы небесную канцелярию похлопотать на счет погоды! А то что это за безобразие?!
  - Вот еще! - говорит Серега. - Сам и обращайся!
  - Ни за что! - возмущался Стас. - Чтоб я, матёрый безбожник, да в небесную канцелярию обращался?! И вообще, бога нет - химия одна.
  Мы с Саней смеемся, глядя на препирательства этих двоих.
  - Кукушка, кукушка! - спрашивает Стас. - Сколько нам по такой погоде сплавляться?
  ... Плот плывёт и плывёт, дождь идет и идет, встречный ветер дует и дует, а издалека доносится бесконечное 'ку-ку'...
  
  5. Настоящее приключение.
   Однако, холодно. Небо серое и низкое, безрадостное. Настроение у нас тоже так себе.
   - Главное - не паниковать, - говорит Стас. - В конце концов, мы уже где-то недалеко от Молёбки. Дойдём до неё, а там автобус ходит в Кунгур.
   Саня развлекается тем, что бросает в воду петарды и любуется подводными взрывами. После очередного взрыва на поверхность всплывают две оглушенные уклейки. Саню этот факт приводит в радостное неистовство, и он удесятеряет плотность огня. Серега сидит молча и угрюмо кутается в мой плащ из прорезиненной ткани.
  - Впереди остров, - неожиданно сообщает Стас. - В какую протоку пойдём? Интуиция мне подсказывает, что идти надо в правую.
  Доверившись Стасовой интуиции, мы входим в правую протоку. Скорость 'Говночерпия' возрастает, и я вижу, как под нами стремительно проносится усеянное галькой дно. Оно все ближе, ближе... Кр-р-р! Раздается характерный звук трения дерева о камень, плот дергается и замирает. Сели!
  - Толкайся, Петруха! - командует Стас.
  Мы упираем шесты в грунт и, налегая на них изо всех сил, пытаемся сдвинуть плот на глубокую воду.
  - Хрен там! - констатирую я после нескольких невероятных усилий.
  - Придется слазить! - говорит Стас, поднимая голенища своих болотников. Мы сходим в воду, просовываем шесты толстым концом под бревна и, используя их как рычаги, приподнимаем плот. В конце концов, борьба человеческих разума и силы против коварной природы решается в пользу человеческих возможностей - плот снова свободно качается на воде, мы запрыгиваем на него и продолжаем свой путь.
  Скорость течения по-прежнему высокая. Нас несет вдоль поросшего лесом, подмываемого берега.
   - Коряга! - вдруг вскрикивает Стас.
   Я вижу лежащее в воде дерево, ствол которого находится у нас прямо по курсу. Мы концентрируем свои усилия по правому борту и, интенсивно работая шестами, благополучно обходим ловушку. Я облегченно вздыхаю.
   - Ну, вот и согрелись! - говорит Стас. - Лично мне нисколько не холодно.
   Я смотрю на часы и прихожу к выводу, что уже поздно и неплохо бы уже становиться на ночлег. Я хочу передать эту мысль Стасу, но тут раздаётся полный ужаса вопль Серёги:
   - Сосна! Сосна!! СОСНА!!!
  На самом деле это была не сосна, а ель, но в тот момент видовая принадлежность дерева имела самое малое значение. Главным было то, что оно было здоровенное, лежало под углом 25-30 градусов к воде и перегораживало всю протоку.
  Еще не успев испугаться, я осознаю, что нас тащит прямехонько под неё.
  Решение приходит интуитивно: я поворачиваюсь к опасности задом, ложусь на палубу, закрываю голову руками и зажмуриваюсь. Но перед тем успеваю заметить, что там, где находится Стас, расстояние между палубой и стволом не более десяти сантиметров, а значит, Чуприянов неминуемо будет сброшен в воду.
  Я чувствую, как ветви проходят по моей спине, а затем слышу новый Серёгин вопль:
  - Вещи поплыли!
  Я вскакиваю на ноги и оцениваю ситуацию. Все вещи, кроме моего рюкзака и палатки, мирно плывут по соседству с 'Говночерпием'. Что самое интересное - Стас на месте (объяснение этому феномену до сих пор не найдено, не иначе как чудо), а вот буксирный трос, соединявший нас с 'Вездессущим', оборван.
  Рюкзаки удается выловить без особого труда, но расстояние между 'Говночерпием' и 'Авианосцем' увеличивается с каждой секундой.
  - Гребите, гребите, сукины дети! - кричит Стас команде 'Вездессущего'.
  - Пихайся, Петруха, к берегу! - кричит он мне.
  Мы судорожно работаем шестами, и в результате долгих хитрых маневров воссоединяемся с надувным плотом.
  Наконец пристаем к берегу. Вся палуба 'Говночерпия' завалена обломанными еловыми ветками. Я пинками сбрасываю их в воду.
  - Вот это и называется - экстремальный туризм! Пожалуй, я сплю сегодня с вами в палатке, - говорит Стас.
  - Ничего! сейчас разведем костёр, обсушимся. - успокаивает Стас.
  - Банку сгущёнки съедим! - вставляет Саня. Кто о чём, а Саня о сгущенке. Недаром потом мы придумаем ему судовую должность - боцман-дегустатор.
  Выбираем место для лагеря и отправляемся к плоту за топором и пилой. Пила на месте, а вот топора не находим. Нырнул и до свидания не сказал!
  Будем считать его жертвой богу реки.
  
  6. Серегин День рождения.
  Ранним утром 8 июня Саня просыпается от странного ощущения: его желудок удивлялся. Это наиболее удачное выражение, по мнению самого Сани. Желудок не болел, не протестовал - он именно удивлялся.
  Саня некоторое время прислушивается к необычным ощущениям, затем осторожно залезает в Серёгин рюкзак, отматывает 4 метра туалетной бумаги (своя у него тоже есть, но лежит где-то очень глубоко) и тихонько, стараясь не разбудить нас, вылезает из палатки.
  Мы просыпаемся, когда Саня уже позвал нас пить чай.
  Я выглядываю из палатки и критически оцениваю состояние погоды на данный момент: дует ветер, по небу несутся косматые облака, но между ними время от времени пробивается солнечный свет, как бы давая понять, что всё не так уж плохо.
  - Серёга всю ночь храпел! - жалуется Саня.
  - Ума не приложу, как с ним Люда спит! - разводит руками Стас.
  - Кто ещё, кроме Сани, слышал, как я храплю? - это сам Серега. Он, как всегда с утра, хмур и невесел.
  - Я, - говорю я. - На самом деле храпишь. Громко и безобразно!
  - Слышь, Серёга, - неожиданно меняет тему разговора Саня. - Я тут без спроса в твой рюкзак залез, туалетной бумаги взять. Не возражаешь? Моя просто далеко, не хотел шуршать, вас будить.
  Серега пожимает плечами: мол, хрен с тобой - залез и ладно. А вот Стас через некоторое время встаёт как Маяковский на тех фотографиях, где он читает собственные стихи, и выдаёт:
   На заре ты его не буди -
   Не проси туалетной бумаги!
   Ты бумагу тихонько сопри,
   И иди ты просраться в овраге!
  Мы долго хохочем, а я достаю блокнот и незамедлительно записываю 'шедевр'.
  Александр с Сергеем занимаются завтраком, а мы со Стасом модернизируем 'Говночерпий', а именно: на корму устанавливаем самую большую камеру - это будет грузовой отсек, из найденного здесь же, на берегу, листа железа мастерим очаг, чтобы готовить пищу, не сходя на берег, а на самый нос плота прибиваем толстую прямоугольную доску - капитанский мостик.
  А 'Вездессущий' демонтируем. Он нам теперь не нужен.
  В плавание выходим во втором часу дня. Идём и радуемся: облаков всё меньше, солнце пригревает, жизнь хороша. Вот только Сергей у нас какой-то скучный...
  Неожиданно до меня доходит.
  - Сегодня ведь восьмое? - спрашиваю.
  - Восьмое.
  - Серёга! Так у тебя ж сегодня День рождения!
  - Точно!
  - И молчит, сволочь!
  - А я ждал, пока вы сами вспомните...
  Вот надо же, забыли о дне рождения друга!
  - Ну, поздравляем тебя с двадцатидвухлетием! Желаем любви и счастья и всего, чего там ещё обычно желают!
  - Ты уж прости, что без подарка! - говорю я. - Хотели мы скинуться, купить тебе подарочное издание 'Библии секса' с тремястами фотографиями, да не успели до отъезда...
  - Да ладно! - скромно отмахивается Серега.
  Черту под этой краткой поздравительной церемонией подводит Саня:
  - Главное, - говорит он, - что сегодня можно будет открыть внеочередную банку сгущенки!
  
  7. Аномальная зона.
  Наше судно идёт вдоль пустых берегов. Тем не менее, время от времени навстречу попадаются мужики на лодках и с разными орудиями рыбной ловли: от вполне законных до откровенно браконьерских.
  Одно из подобных орудий оказывается прямо под нами: старая, спутанная и, на первый взгляд, давным-давно здесь забытая сеть.
  - Давайте поглядим, может там рыба есть, - предлагает Стас.
  Серёга подцепляет мережу шестом и приподнимает над водой. Рыбы там, естественно, нет. Зато из прибрежных кустов раздаётся вопль:
  - Ё... в рот!
  Нашим взорам неожиданно открывается сидящий в лодке плюгавый мужичонка.
  - Да не трогаем мы твою сеть! - кричит Стас. - Скажи спасибо, что не порвали!
  Мужик моментально сменяет гнев на милость, становится вежлив и словоохотлив. Мы спрашиваем о населённых пунктах поблизости и узнаём, что за следующим поворотом будет деревня Лягушино, где живет лишь семь человек, а уж за ней - Молёбка. А ещё он показывает, где лучше всего ставить сеть и куда закидывать удочку.
  - Вот русский народ! - дивится Серега. - Всегда начинает с наезда, а ответишь ему в том же духе, так сразу становится человек человеком!
  - Да, - соглашается Стас. - Народ здесь дикий! Им тут хвосты не купируют - зоотехника нет.
  Стас вообще толерантностью не страдает, как вы понимаете.
  Мы минуем пресловутое Лягушино и подходим к окраине Молёбки. Серёга поддерживает огонь в очаге и готовит обед.
  - А ничего деревенька! - говорит Стас, осматривая населенный пункт, в свое прославившийся летающими тарелками и контактёрами, которые приезжали со всей России и сопредельных стран в надежде встретиться с братьями по разуму.
  - Только зимой здесь, наверное, тоска, - говорю я.
  - Да уж. В деревню надо переезжать, когда станешь, например, знаменитым писателем, чтобы творить неспешно, быть уважаемым всей деревней, чтобы мужики на сходку звали, как Ленина...
  В это время 'Говночерпий' проходит мимо стоящей на берегу местной парочки - парня с девушкой.
  - Счастливого пути, товарищи инопланетяне! - кричат они.
  - Счастливо оставаться! - кричит Стас.
  - Ну вот, - говорит с напускной обидой Серёга, - инопланетянами обозвали, понимаешь...
  (Позже мы узнаем, что это такая местная традиция - называть всех туристов инопланетянами.)
  - Ух! Гляньте-ка! - Чуприянов замечает лежащую на берегу металлическую дискообразную конструкцию, к которой были пришвартованы несколько деревянных, похожих на гробы, плоскодонок.
  Стас предполагает, что это антенна космической связи, я - люк от звездолета, Саня придерживается версии, что это вообще космический корабль целиком, а маленький потому, что построившая его цивилизация овладела нанотехнологиями и свёрткой пространства.
  Тут наше внимание переключается на сидящих в лодке двух деревенских мужиков. У них на лицах особое выражение. Какое-то тупое и безразличное.
  - Урук-урук! - восхищенно говорит Серёга, разглядывая мужиков в бинокль.
  И тут мне необходимо сделать небольшое пояснение. Не так давно один наш общий товарищ нашёл в интернете довольно остроумный 'Орко-русский словарь', согласно которому, 'урук' как раз и означает 'орк' - существо, как известно, малоприятное, агрессивное и неумное.
  [Напоминаю, что на дворе 2000 год, первый фильм трилогии 'Властелин колец' выйдет только через год, но соответствующая субкультура процветает (по крайней мере, в Перми). Толкинисты, как правило, интеллектуалы (преимущественно, студенты вузов), читают 'Властелина' и 'Сильмариллион' (в том числе, на языке оригинала), обмениваются музыкальными записями, плетут кольчуги из гроверных шайб, а по вечерам рубятся на деревянных мечах. Ну и юмор у них на те же темы.]
  Основываясь на свежих впечатлениях, мы решили словарик слегка дополнить. Итак, как известно, любой орк может свободно считать только до трёх, поэтому:
  Урук-урук - два деревенских мужика;
  Урук-урук-урук - три деревенских мужика;
  Ба (ороч.) - большой или много;
  Ба урук - от четырех деревенских мужиков до населения всей деревни;
  Гыр урук - первый парень на деревне (от орочьего 'гыр' - сильный, главный), соответственно, 'ба гыр урук' - председатель колхоза либо глава сельского поселения. Особенно смешным нам показалось словосочетание 'гым урук' (гым - мудрость, знание, книга), которое Стас перевёл как 'сельский учитель'. Ну и так далее...
  В общем, плывём, лингвистически развлекаемся. Слева и справа тянутся сылвенские пейзажи.
  - А вот, посмотрите, знаменитая поляна, куда в своё время съезжались все контактёры, - объясняет Стас, указывая на какую-то совершенно поросшую высокими травами и лесным подростом местность. Саню почему-то очень волнует, находимся мы уже непосредственно в самой зоне, либо же еще вне оной. Видимо, надеется в глубине души на встречу с инопланетной сущностью.
  - Понимаешь, Саня, - говорит Серёга. - 'Молёбская аномальная зона' - понятие не топографическое. Это состояние души!
  
  8. Как мы чуть не потеряли нашего капеллана.
  Пятница, 9 июня. Погода просто превосходная: абсолютно безоблачное небо и безветрие. Живи да радуйся.
  Тем не менее, Сылва все время преподносит свои сюрпризы. В полдень наш плот входит в перекат, и ситуация обостряется. Глубина снова стремительно уменьшается, но хуже всего то, что дно покрыто не песком или галькой, а валунами. Здоровенными такими каменюками, некоторые из которых объемом не меньше, чем два телевизора.
   'Говночерпий' неожиданно натыкается на один из таких 'телевизоров'. Стас от толчка слетает в воду, но, благодаря своей ловкости, приземляется на ноги, а, благодаря высоким сапогам, остается сухим. Он пытается в одиночку столкнуть нас с переката, но вскоре понимает, что сидим мы крепко, и в воду придется лезть всей команде. Мы, матерясь мысленно и вслух, подворачиваем штанины и осторожно слезаем в воду. Мало того, что вода холодная, так еще и дно чрезвычайно неровное, и полно раковин перловиц и беззубок, которые так и норовят порезать ногу.
  Общими усилиями снимаемся с мели, и 'Говночерпий', неожиданно обретя свободу, начинает набирать скорость. А мы то ещё не на борту.
  - Запрыгивай! - командует Стас и первым занимает свое законное место.
  Нас с Саней тоже не нужно звать дважды, но вот Серёга, который в этот момент находится позади всех, за кормой, запрыгнуть не успевает. Расстояние между им и нами стремительно растёт. Некоторое время Сергей пытается догнать плот, но бежать по камням, когда вода выше колена, невероятно трудно. Подняв тучи брызг и вымокнув, он понимает тщетность своих попыток и останавливается в растерянности посреди реки. Смешного мало, но мы хохочем как сумасшедшие, а Стас кричит:
  - Капеллана потеряли!
  Наконец, нам удается причалить к берегу, когда Серёга уже скрывается за поворотом.
  Саня со Стасом, напрягая все силы, удерживают плот на месте при помощи кое-как воткнутых в грунт шестов, я же, взяв в Серёжины кеды, высаживаюсь на берег и отправляюсь навстречу потерявшемуся.
  Таким образом нам удаётся вернуть капеллана на борт, и мы отправляемся дальше, изрядно устав, вымокнув и вдоволь насмеявшись.
  [Почему капеллан? - спросите вы. Дело в том, что в года оные наш Сергей отличался некоторой религиозностью, цитировал Библию безо всякой иронии, в общем, на наш взгляд, вёл себя не совсем подобающе для выпускника биологического факультета.]
  
  9. Рыбалка.
  Рыба в Сылве есть, это однозначно. Сам видел довольно крупных представителей ихтиофауны прямо под плотом.
  В общем, хотим мы эту самую рыбу попробовать половить. Леска, грузила и крючки есть у меня, но я их доверяю Серёге, как наиболее опытному рыболову. Тот быстренько мастерит лёгкий поплавок из кусочка дерева, насаживает личинку ручейника и забрасывает прямо с плота.
  Рыба ловиться не желает, и удочка переходит в руки Сане, который моментально превращается в добытчика уклеи. С завидной регулярностью каждые 10 минут он вытаскивает на свет божий маленькую (не больше кильки) уклейку. Поначалу мы складываем рыбу в котелок, но она там быстро дохнет, а потому мы со Стасом делаем садок из его накомарника и проволоки, который закрепляем на носу судна.
  Вечером того же дня мы встаём на ночевку в месте, которое Саня, вдохновившись 'Пикником на обочине', поименует Комариной Плешью из-за обилия кровососущих насекомых. Всю пойманную уклею мы с Серёгой чистим, складываем в Санин котелок и щедрой рукой пересыпаем солью.
  Сам же Саня, взбудораженный дневной рыбалкой, хочет устроить и ночную. Я присоединяюсь к нему. Мы разматываем мою донку, насаживаем двух червей, забрасываем, подвешиваем колокольчик и ждём.
  Ждём мы, ждём, ничего выждать не можем. В конце концов, мне надоедает кормить комаров, и я выбираю леску. Представьте моё удивление, когда на одном из крючков я обнаруживаю небольшого пескаря, да еще и с кривым хвостом! Урод немедленно отправляется в котелок к уклее.
  - Ладно, Саня, - говорю я. - Ты как хочешь, а я спать пошел, ибо поздно уже.
  - А я останусь, еще половлю, - говорит Саня.
  Саня просидит с донкой до глубокой ночи и сумеет выудить еще трёх пескарей, которых он тут же насадит на крючки в надежде поймать на живца кого-то крупного. Естественно, никого не поймает.
  Когда он отправиться спать, в палатке ему предстанет удивительное зрелище: мы с Серегой, спящие у самых стенок, а между нами, С-образно изогнувшись, возлежит Стас. Места для Сани нет вообще. Поначалу Саня, конечно, растеряется, но не на долго. Он так же С-образно изогнётся, пристроится к Стасику сзади, обнимет его и уснёт.
   Такой вот походно-котелковый гомосексуализм, хе-хе.
  
  10. Соловей-разбойник.
  Еще до того, как мы встаём в Комариной Плеши, нам удаётся лицезреть странного представителя рода человеческого. Вечер, смеркается, по правому борту тянется высокий, обрывистый, поросший хвойным лесом берег. И вот на этом берегу мы неожиданно видим мужика, непостижимым образом сидящего на почти отвесной скале. Он сидит и невнятно ведёт беседу с самим собой.
  Мы в недоумении.
  - Чего это он? Филина, что ли, изображает? - спрашивает Стас.
  - Нет, Соловья-разбойника! - высказывает гипотезу Сергей.
  - Ага! - поддерживает идею Чуприянов. - Сидит, как говорит былина, на семи дубах. Связал эти дубы и всунул себе в зад!
  Уж насколько мы привыкли к чуприяновским шуточкам за пять лет, а и то принялись неодобрительно 'цыкать зубом'.
  - Ну и похабник ты, Стас! - выражает общее мнение Серёжа.
   Стас хочет что-то возразить, но не успевает, потому как со стороны 'Соловья-разбойника' слышится громкий треск.
  - Навернулся, что ли? - предполагаем мы.
  - Ага! - говорит Стас. - Увидел нас, задумался, кровь к голове прилила, центр тяжести сместился - вот равновесие и потерял!
  Но это лишь гипотеза, а что это был за странный мужик, почему поздним вечером сидел на склоне крутого берега в полном одиночестве, нам остается только гадать...
  
  11. Шторм.
   Комариная Плешь целиком и полностью оправдывает свое название: под утро в палатке полным-полно упырей. Не помог даже универсальный репеллент - Стасовы портянки, подвешенные у входа.
   Закат был чистый, а сегодня небо вновь затянуто тучами и готово вот-вот пролиться дождем. Вскоре именно так и происходит. Мы надеваем куртки, дождевики, скукоживаемся и продолжаем путь. Рыба не клюет, что подтверждают даже стоящие по берегам местные рыбаки.
  Во второй половине дня 'Говночерпий' входит в территориальные воды рядом расположенных деревень Агафонково и Тебеняки. Обе деревни нас приятно удивляют: здесь добротные дома с крышами из оцинкованного железа, обширные луга, большие стада коров, коз и овец.
  - Вот говорят: вымирает деревня! - комментирует Стас. - Ни хрена она не вымирает! Которые в свое время не по госплану строились, живут и процветают.
  Серёга занят созерцанием пасущихся на берегу коз.
  - И ни одного ж козла! - говорит он.
  Стас прищуривается, глядя на него, и выдаёт:
  - 'И ни одного ж козла!' - сказал Серёга и мечтательно почесал пуп...
  - Вот ты, Стас, суконец! - обижается Сергей.
   [Кто такой 'суконец' - я не знаю. Возможно, производное от 'сука'. Факт, что в конце 90-х слово это было в молодёжном сленге.]
  Ниже Тебеняк река разливается и распрямляется, образуя широкий и спокойный плес. Скорость нашего плота резко снижается, а иногда нам даже приходится интенсивно грести шестами, дабы не удуло назад. Вскоре наше положение еще осложняется, ибо внезапно набегает тучка, в лицо дует резкий порывистый ветер, поднимающий волну. Начинается самый настоящий шторм.
  Понятно, что словосочетание 'шторм на Сылве' - это как-то даже смешно. Нет, в нижнем течении, а точнее, в Сылвенском заливе Камского водохранилища, не смешно - там ширина 2 км, там настоящие штормы бывают. Но здесь-то?! Тридцатисантиметровая волна? Пустяки, да и только. Вот только нужно учитывать, что плот сидит низко и даже такой волны ему достаточно. 'Говночерпий' раскачивается, волны перекатываются с носа до кормы, переворачивая стоящие на палубе тарелки, кружки и пластиковые бутыли с крупой и сахаром.
  Несмотря на сильный встречный ветер, плот все же медленно движется вперёд благодаря тому, что мы сумели заранее поймать нужную струю. Впереди река делает крутой поворот, а это означает, что вскоре мы войдём под берег, и будет поспокойнее.
  Все бы ничего, но тут Адмирал Веселый Клоп вдруг чувствует непреодолимое желание справить большую нужду.
  - Срать хочу как собака! - извещает он экипаж.
  - Ну, Стас, - говорит Саня. - Потерпи до стоянки!
  - Срать да родить нельзя погодить! - изрекает Чуприянов старинную народную мудрость и тотчас, спустив штаны, усаживается на корточки, свесив задницу с капитанского мостика.
  Не будем забывать, что по-прежнему дует ветер и волнует водную поверхность. А потому физиологический акт сопровождается отборной руганью, когда очередная волна разбивается о нос судна, обдавая чуприяновский зад холодными брызгами.
  - Ничего, Стас! - смеюсь я. - Зато на туалетной бумаге сэкономишь!
  - Истину глаголешь! - соглашается Стас, но ругаться не прекращает.
  Тут опять же напомню, что мы - люди привычные. Мы-то Чуприянова в разных позах уже видывали и ко всем его, скажем так, причудам давно привыкли. Но вот местный житель, возвращавшийся с рыбалки домой, был абсолютно не подготовлен. Узрев непотребную картину гадящего в воду Стаса, мужик останавливается как вкопанный, открыв рот. Только что удочку из рук не выронил.
  - Ну и черт с ним! - скажет потом Стас, глядя, как тонут обрывки использованной туалетной бумаги. - Я его первый раз вижу, он меня тоже. Пусть ему стыдно будет, а не мне.
  
  12. 'Половой акт'.
  Под вечер, проходя очередной перекат, мы опять садимся на мель. Снова лезем в воду, подсовываем шесты под плот.
  Но тут мы обращаем внимание, что нос судна свободно лежит на воде, а на мели плот сидит кормой, хотя осадка и там и там примерно одинаковая. В чем дело? Серёга, изловчившись, заглядывает под плот.
  - Вы знаете, - сообщает он. - У нас там торчит здоровенный 'хер', сантиметров 20 длиной. Им-то мы и цепляемся.
  - Н-да! - говорит Стас. - Вот, поленились обрубить все сучки... Ну ничего, постепенно мы его сотрём. Хотя, конечно, будь вода потеплее, можно было бы попробовать поднырнуть и спилить его.
  Если бы сели на мель всей кормой, снять с нее плот было бы гораздо труднее. А так, поднатужившись, приподнимаем 'Говночерпий' шестами и сдвигаем его на глубокую воду.
  - Интересная штука получается, - рассуждает Стас. - Коль у нас там, внизу, торчит 'член', не является ли каждая посадка на мель своеобразным половым актом между 'Говночерпием' и рекой?
  - Хм, но кто же в таком случае мы? - спрашивает Серёга.
  Сане в голову приходит мысль, которая его же и пугает:
  - По-моему, - говорит он. - Мы с вами ни кто иные как мандавошки!
  - Нет, - возражает Серёга, поразмыслив. - Вши, они ведь только кровь сосут, а мы с вами, стаскивая плот с мели, активно препятствуем половому акту! Антиэректоры прям какие-то!
  Так вот и развлекаемся бесплодными схоластическими мудрствованиями.
  - А ты, Петруха, - советует Стас. - Когда будешь всё это описывать, то назови на средневековый манер: 'Сага о том, как 'Просперо-Говночерпий' отымел реку'.
  
  13. Вампирский хуторок.
  Двенадцатый час ночи. Небо темнеет, луна сияет вовсю, на реке тихо, лишь ветер едва шелестит в кронах деревьев...
  За очередной излучиной реки нам открывается очередная деревня. Обычная, небольшая деревенька, с такими же домами и огородами, как везде. Вот только есть в ней что-то настораживающее...
  - Странно, - говорю я. - Деревня, вроде, не брошенная, дома добротные, а ни одного огонька. И ни одного человека не видно... Как вымерли все...
  - А это не деревня, - говорит Серёга. - Это некрополис.
  - Чего?
  - Некрополис, - поясняет Серёга, - это поселение, в котором живут одни мертвяки. Нежить то есть.
  Сергей у нас главный специалист по нечистой силе. В этом мы ему полностью доверяем.
  - И кто же тут живет? - спрашиваем.
  - Дык вампиры, ясен хрен! Очень даже хорошая идея: взять и пересилить всех упырей за реку. Вампир, ведь, как известно, не может перейти через текущую воду.
  - А перелететь? Или по льду?
  - Тоже не может.
  - Хорошо. Если все деревенские такие умные, то чем же они здесь питаются?
  - Подкарауливают неосторожных туристов, вроде нас, - догадывается Стас.
  - Это, конечно, шутки, - говорю я, - но ведь правда: сколько плывем, ни огонька ни в одной избе!
  - Я же говорю - некрополис! - резюмирует Серёга.
  - А ты, Стас, смог бы взять да и переночевать в одном из таких домов? - задает провокационный вопрос Саня.
  - Да знаешь, как-то не горю..., - отвечает Стас и замолкает, потому что замечает на берегу какое-то движение.
  Подойдя ближе, мы видим мостки в три доски шириной и сидящую на корточках девушку с сигаретой в руке.
  - А что это за деревня? - осмеливается спросить Стас.
  - Юлаево, - улыбается девушка.
  В её улыбке есть что-то такое, что заставляет нас дружно налечь на шесты и как можно скорее миновать это место. Некоторое время гребём в полной тишине.
  - Видели, какие у неё клыки? - нарушает молчание Серёга. - Я ж недаром сказал: некрополис!
  На стоянку мы на всякий случай встаём на противоположном берегу. Ну его, это Юлаево, от греха подальше!
  
  14. Небесно-голубые трусы.
  - Вставайте! Вставайте! - будит нас Стас. - А то место тут больно оживленное. Куча деревенских уже мимо меня прошла.
  - Комары, суки! - в сердцах говорит Серёга, вылезая из палатки. - Им, оказывается, и ветер глыбко параллелен, и 'Фумитокс'!..
  Мы быстренько сворачиваем лагерь и отправляемся в путь.
  - Как думаешь, будем сегодня в Тисе? - спрашиваю у Стаса.
  - Будем! - уверенно говорит Адмирал. - Сейчас вот пройдем этот прямой участок, за ним поворот. Это самая южная точка нашего маршрута. Там, дальше, уже Тис.
  'Говночерпий' неспешно идёт вдоль живописных берегов, на которых через каждые полсотни метров стоят рыбаки. Погода хорошая, все радуются солнцу, теплу и легкому ветру.
   Один лишь Сергей недоволен хорошей погодой. Причина - обгоревшие уши. Надо заметить, что лёгкие солнечные ожоги есть у всех. У меня тоже уши, у Стаса - его изрядно выдающийся нос. Но весь экипаж, кроме Серёги, относился к этой мелкой неприятности более-менее спокойно. Серёга же, будучи человеком весьма чувствительным к физическим страданиям, вовсе не желает мириться с солнечной радиацией. И придумывает радикальный способ защиты от излучения.
  Защитным устройством служат его старые семейные трусы. Когда-то они были цвета морской волны, но теперь - от времени и стирок - небесно-голубыме.
  Инструкция по использованию трусов выглядит так:
  1) Сунуть голову в горловину (туда, где резинка).
  2) Высунуть лицо в одну из штанин.
  3) Вторую штанину собрать на голове в два пучка при помощи веревочек или резинок.
  Смотрится он в таком головном уборе не просто смешно, а ОЧЕНЬ смешно. Поэтому жители окрестных деревень, завидев странное существо, впадают в ступор, Стас обзывает 'чудищем двужопым', а я говорию:
  - Ты, Серёга, как Мэрилин Мэнсон - подлинный мастер эпатажа, не хуже!
  Серёга посылает всех к черту и дальше, но трусов с головы не снимает.
  Когда ему становится холодно, он надевает плащ от общевойскового защитного комплекса, отчего становится похож на старуху, которой вдруг приспичило в райцентр, и которая не нашла более никакого транспорта, кроме нашего плота.
  - Тебе, Серега, дать метлу в руки, посадить внутрь камеры и написать табличку 'Пилот Б. Яга на взлетной палубе'! - издевается Стас.
  Серёжа молчит и мстит тем, что горстями ест сухую овсяную крупу.
  
  15. Тис!
  Туристическая схема маршрута, имевшаяся в нашем распоряжении, изображала только участок реки от поселка Тис до Кунгура. Поэтому понятно, почему именно Тис был переломным этапом нашего странствия. Однако время идёт, а Тис все не показывается. Саня высказывает идею, что этот населенный пункт находится в точке пространства, расстояние до которой стремится к бесконечности. Я предполагаю, что никакого Тиса на самом деле не существует, и что это такая легенда как Шамбала или, скажем, Атлантида. А Стас, обсмотревшись фильма 'Байки у костра', заявляет, что мы давным-давно уже не люди, а призраки, скитающиеся по Сылве подобно Летучему Голландцу.
   Но вот, около трех часов дня, на горизонте показывается ряд одноэтажных домиков.
  - Тис! - торжествующе кричит Стас. - Точно Тис!
  На всякий случай мы решаем уточнить наше местоположение у местного населения.
  Навстречу нам попадается мужик с удочкой в руках, который подтвержает, что это действительно Тис.
  (Географическая справка: Тис - село на р. Сылва, центр Тисовского сельского поселения.
  Население: около 420 чел. Село возникло при лесопильной мельнице, основанной в 1730 г. Через два года здесь начал работать кожевенный завод. В 1763 г. пильная мельница была переоборудована промышленником Г. А. Демидовым в железоделательный завод (прекратил существование на рубеже XIX-XX вв.). В начале ХХ в. в селе действовал лесопильный завод известного промышленника И. Г. Каменского, позднее - судостроительный завод братьев Каменских. Существовало производство молотилок И. И. Утемова. 17 апреля 1928 г. возникла коммуна 'Путь к социализму', ставшая колхозом. Летом 1945 года построена Тисовская электростанция.)
  - А есть ли там магазин? - спрашиваем мы, памятуя о том, что пища на исходе.
  - Есть, - говорит рыбак. - Хороший магазин. Во-о-он там, на горе.
  'Говночерпий' пристаёт к берегу. Саня с Серегой остались нести вахту, а мы со Стасом сходим на землю.
  Магазин, судя по всему, располагается где-то на самом верху высокого крутого берега, а поскольку никаких тропинок поблизости не видно, мы лезем напрямик по поросшему травой склону.
   Поднявшись, мы останавливаемся в некоторой растерянности. Дело в том, что мы на чьём-то огороде, а прямо перед нами на лавочке блаженно спит дюжий деревенский детина ('Голова, не соврать, с два котелка!' - скажет потом Стас). От шума, производимого нами, детина, естественно, просыпается и удивленно хлопает глазами.
  - Здравствуйте! - говорим мы. - Не подскажете, как нам пройти к магазину?
  Несколько минут парень мучительно соображает, кто мы такие и как здесь очутились.
  - А проходите прямо через двор! - наконец говорит он.
  Во дворе мы находим некоего старичка и двух старушек. Объясняем и им, кто мы и как здесь очутились.
  - Туристы? - радостно оживляется старичок. - Едрить!
  Больше он не говорит ни слова, зато одна из старушек выводит нас на улицу и показывает путь до сельмага.
  Магазин, надо сказать, располагается в очень живописном месте. Отсюда виден весь Тис и бывший заводской пруд. Мы покупаем крупу, хлеб и килограмм сушек, в качестве приза за то, что один чек-пойнт нами достигнут.
  
  16. Судоходный канал.
  Должно быть, это выглядело забавно: посреди расположенного на обоих берегах Сылвы села неспешно плывет плот, влекомый течением, а вся его команда, абстрагировавшись от действительности, вкушает чай с сушками.
  - А впереди остров! - вдруг сообщает Стас. - В какую протоку пойдем?
  - Это уж ты сам решай, - говорим мы в таких случаях, подразумевая: назначил себя капитаном, так уж будь добр и брать на себя всю ответственность.
  - А! - машет рукой Стас. - Куда понесет - туда и пойдем...
  И с чистой совестью возвращается к недопитому чаю.
  Естественно, не проходит и нескольких минут, как 'Говночерпий', скребнув пару раз по гальке, садится на мель, причём, от всей души - всеми тремя центральными брёвнами.
  Как всегда в таких случаях, Стас разворачивает голенища сапог и отправляется разведывать фарватер. Результаты, увы, неутешительны: протока, в которую нас так 'удачно' занесло, на мелкая (местами только по щиколотку) и длинная.
  Поначалу мы действуем традиционным способом: просовываем шесты под днище и используем их как рычаги. Однако, на сей раз это мартышкин труд: мы выбиваемся из сил и вдобавок ломаем пару шестов.
  Самое обидное, что глубина соседней протоки столь велика, что по ней запросто ходят моторные лодки. Люди в них посмеиваются над четырьмя чудаками, засевшими на мели исключительно из-за своей безалаберности.
  Не скажу, чтобы мы запаниковали, но мысль о том, что вот он, конец нашего путешествия, меня посещает. Стас, по-моему, думает так же и предлагает высаживаться. Насчет Сереги ничего сказать не могу, а вот Саня более оптимистичен.
  Мы еще раз отправляем Стаса выполнять замеры глубин. Он долго бродит по протоке, исхитрившись начерпать воды в сапог, и вскоре сообщает, что под самым берегом глубина вполне приемлемая, и что нужно всего лишь дотащить плот до туда. Легко сказать! 'До туда' не менее 15-20 метров.
  Нужно искать какое-нибудь нетрадиционное решение.
  - Предлагаю выстроить стену из камней, - говорит Стас. - И тогда вода, которая переливается в ту протоку, целиком пойдет в эту. Уровень поднимется, и мы снимемся с мели. Мы отвергаем идею, как слишком трудоемкую, требующую длительного времени на осуществление, а главное - не дающую никакой гарантии на успех.
  Остаётся второй вариант: рыть в грунте канал и толкать по нему плот. Это предложение сочтено нами более реалистичным.
   Действуем так: вооружившись саперной лопаткой, я раскидываю перед самым носом судна гальку, а ребята, налегая на шесты, проталкивают плот в освободившееся пространство. Затем вся операция повторяется. Наше счастье, что дно реки на данном участке сложено не валунами!
  Так, сантиметр за сантиметром, мы выталкиваем плот на глубокую воду. Судя по бортовому хронометру, на всё это уходит не более получаса, которые, однако, кажутся бесконечными.
  Тисовские сушки преподали нам хороший урок. Впредь, едва завидев издали перекат, мы бросаем все дела и, отринув вредную лень, берёмся за шесты.
  
  17. Детский лагерь.
  Тис - большое село, далеко тянущееся вдоль сылвенских берегов. Поэтому мы были несказанно рады, когда вновь оказались наедине с природой.
  Но наша радость длится недолго...
  Из-за небольшого лесистого мыска слышится шум, который нельзя спутать ни с чем - шум детских голосов. Вскоре глазам предстают цветастые палатки и превеликое количество разновозрастной ребятни.
  - Это скауты, - предположил Серега.
  Были ли это представители какой-то организации - сказать сложно. Скауты не скауты... Не пионерами же их звать!
  - В бинокль на нас пялятся, - сообщает Стас и беспокоится. - Как бы не удумали чего! Народ-то дикий...
  Плот равняется с первыми рядами палаток и с нами вступает в контакт самый бойкий - типичный такой деревенский парнишка, лет двенадцати, с белыми волосами и сиплым простуженным голосом.
  - Здравия желаю! - кричит он.
  - И вам того же! - приветствует Стас. И добавляет: - И по тому же месту!
  Фраза 'и по тому же месту', очевидно, кажется детям невероятно смешной и приводит их в восторг.
  - А вас оказывается, четверо! - говорит вдруг белобрысый мальчуган с интонацией чрезвычайного изумления.
  - Надо же! - изумляется в свою очередь Стас. - Да вы, оказывается, эволюционно продвинутые - до четырех считать умеете!
  Парнишка пропускает мимо ушей словосочетание 'эволюционно продвинутые' и поясняет:
  - А когда мы на вас в бинокль смотрели, то вас только двое было...
  - Так размножились мы! - говорю я. - Партеногенетически!
  - А вы что, проголодались? Рыбки захотели? - юный скаут наконец обращает внимание на невозмутимого Саню с удочкой в руке. Саня в диалог не вступает, ибо смотрит на поплавок и отрешен от мира.
  Вскоре школьники теряют к нам интерес, потому что бегут кучковаться вокруг вожатых, принесших, судя по всему, своим подопечным какую-то информацию.
  - Человеческие самки! - грустит Серега, разглядывая девушек-вожатых.
   - Нерегулярная половая жизнь имеет множество отрицательных последствий! - говорю я. Вообще-то, я сейчас цитирую Чуприянова, это его слова - не мои.
  Сергей горестно вздыхает, потому как знает, что я (точнее, Стас) четырежды прав.
  - А давайте им 'Пионервожатую' споём! - неожиданно предлагает Стас. - Давай, Серега!
  - Сейчас, подожди - от лагеря подальше отойдем, - стесняется Серёга, но, когда 'Говночерпий' удаляется от детской стоянки на достаточное расстояние, он запевает:
   На открытие лагеря разожгли мы костер,
   И хотя я был маленький, помню я до сих пор,
   Как вожатую пьяную завалил наш отряд,
   Как поглаживал палочку барабанщик Ренат...
  Поёт Серёжа довольно-таки противным голосом, а, главное, громко. Так что, думаю, в лагере нас слышат. Припев мы поём (орём) вместе:
   Пьяная, помятая пионервожатая,
   С кем гуляешь ты теперь, шлюха конопатая?
  Особенно старается Стас: лёгкие у него мощные, почти шестилитровые. Хорошо поём: громко и вразнобой, по-панковски. Вадим Степанцов был бы нами доволен.
  
  18. Странная рыба.
  Утро 12 июня памятно тем, что наша команда установила рекорд продолжительности сна.
  Стас опять ночевал в палатке, а когда он спит в ней, то спит он долго. Вот и сегодня, раньше всех встаёт Саня (около 10 утра) и отправляется на рыбалку; вторым просыпаюсь я (уже около 12), а последним на свет божий показывается Стас, сумев переспав даже Серёгу и пробудившись в час дня.
  К тому времени Саня уже готов похвастаться перед нами уловом, состоящим аж из двух рыб. Одна из них (помельче) - типичная плотва, а вот вторая... Насчет второй наши мнения разделяются. Я говорю, что это тоже плотва, Серёга доказывает, что карась ('Посмотри на его лоб - как у типичного карася!'), а Саня утверждает, что у карасей не бывает красных плавников. Стас мудро безмолвствует.
  В это время мимо нас вверх по течению толкаются на плоскодонке двое мужиков. Саня решает обратиться к ним.
  - Ну, я думаю, что это сорога, - говорит один из консультантов.
  - А, по-моему, карась, - говорит второй.
  - Так для карася-то здесь биотоп неподходящий..., - возражает Саня.
  Заслышав страшное слово 'биотоп', мужики спохватываются и быстро-быстро гребут прочь.
  Проблема остаётся нерешённой. Стас, ссылаясь на мнение академика Л.С. Берга, дипломатично предлагает считать пойманную рыбу неким гибридом, уповая на то, что карповые образуют самые разные межвидовые комбинации.
  Естественно, всю пойманную рыбу мы варим и едим. И странного гибрида тоже.
  
  19. Ночь рядом с орками.
   Днём ничего выдающегося не происходит: Серёга нудит, что хочет домой: в Перми у него Люда, а в Осе - новый компьютер (что или кто для него важнее - он пока не определился). В конце концов Стас изрекает глубокую мысль:
  - Ты, Серёга, наверное, нудак!
  Поименованный нудаком, Сергей обижается и ненадолго замолкает.
  'Говночерпий' входит в густонаселённую зону: едва заканчивалась одна деревня, как почти сразу же начинается окраина другой. Мы работаем шестами до позднего вечера, но так и не находим подходящего места для стоянки. Наконец, когда над рекой сгущаются сумерки, а на горизонте виден Суксун, приходим к выводу, что пора вставать на якорь не там, где хочется, а там, где придётся.
  Местом стоянки мы выбираем большой, поросший крапивой и ивами, остров. Он всем хорош: есть старое кострище, много сухого дерева, высокая трава - прекрасной подстилка под пол палатки. Одно плохо: оказывается, напротив нас, через протоку, устроили себе ночную посиделку местные урук-хаи со своими местные урук-лядями. Они жгут огромный костер, чего-то пьют, громко гыгыкают, гоняют вдоль берега на мотоцикле и вообще, как говорится, ведут себя непринужденно...
  Соседство, на первый взгляд, опасное. Но Стас, будучи великим стратегом и тактиком, оценивает обстановку и делает вывод, что бояться нам нечего. При этом приводит следующие аргументы:
  Во-первых, нашу палатку с того берега не видно из-за высокой травы и деревьев;
  Во-вторых, лодки, чтобы переплыть протоку, у них нет;
  В-третьих, если они задумают добраться вплавь, то доза алкоголя, необходимая для принятия подобного решения будет как раз равна дозе, достаточной для благополучного утонутия во Сылве-реке;
  Наконец, главный аргумент - зачем им вообще сюда соваться? У них же там все есть: выпивка, друзья и девушки.
  В общем, поверив Чуприянову, мы спокойно засыпаем.
  Но, как говориться, лучше переоценить противника, чем недооценить. А потому весь наличный арсенал предметов, способных послужить делу самообороны, включая Стасову саперную лопатку, провел ночь с нами, в палатке. Сам же Стас еще и нагадил на единственную тропинку, ведущую к нашему лагерю, в расчете на то, что враг вступит в дерьмо, будет громко материться и не сможет застать нас врасплох. (Утром в Стасову кучу наступит Серёга, но это уже другая история.)
  
   20. Гейзер и водопад.
  Суксун остаётся за кормой, и конечная цель нашего путешествия превращается из призрачной во вполне конкретную. Стас обещает, что завтра вечером будем в Спасо-Барде. Погода стоит отличная, и единственное, что омрачает настроение, так это практически истощившиеся запасы пищи. Впрочем, мы не особо горюем по этому поводу, поскольку рассчитываем закупить необходимые продукты в любой из ближайших деревень.
  Мы сидим (или лежим) и предаёмся безделью.
  - Ой, глядите-ка, чего там впереди! - кричит вдруг Стас. - Или коряга, или 'телевизор'. Давайте-ка отпихнемся влево!
  Прямо по курсу - странный бурун. И не бурун даже, а что-то похожее на бьющий со дна Сылвы гейзер.
  Мы прижимаемся к самому берегу и очень аккуратно - от греха подальше! - обходим стороной таинственное явление. Все в полном недоумении относительно природы данного феномена.
  Разгадка приходит быстро: едва лишь 'Просперо' оказывается ниже по течению и ниже по ветру этого самого 'гейзера', как нашим взорам предстают характерные маслянистые разводы на воде, а в ноздри ударяет малоприятный запах.
  - Говнище! - констатирует Сергей.
  То ли суксунскую канализацию прорвало, то ли какой-то сброс сточных вод.
  - Вот суки, в такую реку гадят! - в сердцах говорит Саня.
  Приходим к выводу, что брать воду из реки для приготовления пищи и чая, пожалуй, не стоит.
  - Ничего, - успокаивает Стас. - Там дальше будет водопад Плакун, в нём воды и наберём.
  - Водопад? - оживляются все. - Красивый?
  - Ну как вам сказать..., - пожимает плечами Чуприянов. - Обычный...
  Водопад показывается очень скоро. Не скажу, чтоб это прямо-таки величественное зрелище, но все-таки ручей, падающий с семиметровой высоты, смотрится очень даже неплохо. Около водопада толпится куча детей и несколько взрослых. Среди последних есть и фотограф, который делает снимки всех желающих на фоне Плакуна.
  Дождавшись, пока толпа рассосется, парни берут все имеющиеся на борту ёмкости и отправляются за чистой водой. А я, надев на шею фотоаппарат, иду выбирать подходящее место для съёмки.
  Композиция просто превосходная: низвергающийся поток воды и Стас, протянувший руку с флягой (для масштаба).
  Плавно нажимаю на спусковую кнопку... И ничего!
  Плёнка кончилась! Обидно донельзя.
  Поэтому у меня и нет фотографии Плакуна. Однако я не шибко расстраиваюсь: жизнь длинная, и водопад никуда не денется.
  [Фотография Плакуна у меня есть: через два года мы почти тем же составом (только без Чуприянова) совершили трёхдневный сплав от Суксуна до Кунгура, естественно, остановившись возле водопада.]
  
  21. Призрак голода.
   До Спасо-Барды было еще около полутора суток хода, а пищи у нас остаётся максимум на один день, да и то при весьма экономном потреблении. Казалось бы, при таком обилии жилья по обоим берегам Сылвы, закупить необходимые продукты - плёвое дело. Но проблема в том, что, во-первых, далеко не в каждой деревне есть сельмаг, а, во-вторых, у половины членов команды денег очень и очень немного. Например, Серега, хотя и обладает энной суммой, но ему после окончания экспедиции требуется (цитирую) 'ещё целую неделю презервативы покупать, да и жрать тоже что-то надо'.
  Конечно, можно и на диете эти два дня... Но не хочется. Особенно, с учётом физических нагрузок.
  Над 'Говночерпием' распростер свои черные крылья зловещий призрак голодного бунта. Команда, подбиваемая мятежником-коком, то бишь Серёгой, начинает роптать. Адмиралу Клопу грозит получение черной метки с надписью 'Низложен!'. Адмирал, тщетно пытаясь удержать власть в своих руках, чередует угрозы и увещевания. Однако, видя, что подобные меры не приводят ни к какому положительному результату, он, выявив верховного бунтовщика, говорит:
   - Придется нам, Серёга, съесть тебя!
  - Почему это меня? - возмущается Сергей.
  - А кого?! Саня жилист, в Петрухе есть совсем нечего, а меня так и вообще употреблять в пищу не рекомендуется. Остаёшься один ты. Вон какое брюхо отъел - как у беременной бабы!
  Опасаясь быть съеденным, кок прекращает агитацию, и пламя бунта угасает само собой.
  Посовещавшись, мы решаем на следующий день нанести визит магазинам села Черный Яр (туда нам посоветовал обратиться один из встреченных рыбаков). Во что бы то ни стало нужно купить крупы и сахару.
  А Серёга? А он, чтобы направить свою энергию в какое-нибудь мирное русло, поёт песни. Серёжин репертуар чрезвычайно разнообразен. Утро он обычно начинает с чего-нибудь народного, типа 'Из-за острова на стрежень' или 'На поле танки грохотали'. Когда день переваливает за полдень, воздух сотрясается от 'Sweet dreams' в манере исполнения этой песни 'Marilyn Manson'. Исполнив один куплет, Сергей со вздохом произносит нечто вроде:
  - Нет, русский народ не любит Мэнсона!
  Мы втроем мысленно отвешиваем низкие благодарственные поклоны русскому народу.
  После полудня Сергей переходит на репертуар 'Бахыт-компота', 'Ва-банка' или 'Гражданской обороны'. Поздним вечером, уже на стоянке, Серёгу вдруг пробивает на творчество 'Алисы':
   Ну а мы, ну а мы педерасты,
   Наркоманы, нацисты, шпана...
  Я не выдерживаю и говорю:
  - Вот нас четверо. Интересно, кто из нас кто?
  Стас, бесспорно, нацист; Саня, несомненно, шпана; я - так уж и быть! - соглашаюсь на наркомана, а Серёжа перестаёт петь.
  
  22. Сельские магазины.
  Желание запастись пищей приводит нас в село, которое, судя по карте, называется Черный Яр. По традиции на берег высаживаемся мы со Стасом.
  Путь до сельмага мы спрашиваем у местного жителя, занятого постройкой дома.
  - У них здесь, наверное, колбасный цех есть, - говорит Стас.
  - С чего ты взял?
  - А видел какой дюжий мужик? Не иначе как на колбасе отъелся!
  Так, болтая, мы подходим к одноэтажному кирпичному зданию с двумя дверями. Над одной дверью висит вывеска 'Продукты', над другой - 'Промтовары'. Ну, логично, чего уж там. Судя по вывескам, оба отдела открываются в 10 утра. Впрочем, нам прекрасно известно, что сельские магазины открываются не тогда, когда надо, а когда захочется продавщице.
  Чтобы скоротать время, мы заходим в местное отделение связи, из которого Стас рассчитывал позвонить домой. Связаться с родными пенатами у него не выходит, зато внутри здания мы обнаруживаем булочную, где запасаемся четырьмя буханками ржаного хлеба.
  - А во сколько у вас магазин открывается? - спрашиваю я.
  - Точнее, во сколько она приходит? - поправляет Стас, имея в виду продавщицу.
   - А кто ее знает! - пожимает плечами булочница. - Когда пятнадцать минут одиннадцатого, когда позже...
  Томясь в ожидании, мы со Стасом сидим перед магазином и едим одну из буханок. Тут нас ждёт малоприятный сюрприз: снаружи-то хлеб как хлеб, а вот внутри... хм... Под коркой находится нечто, по вкусу и консистенции напоминающее оконную замазку.
  По этой причине мы с Чуприяновым не особо налегаем на мякиш, а катаем из него шарики и скармливаем красивому черному петуху, важно вышагивающему взад-вперёд. Петух, как истинный джентльмен, сначала даёт насытиться курам, а уж потом ест сам.
  - Обрати внимание, какая интересная порода кур: у них гребешки располагаются не вдоль, а поперек головы, - говорит Стас. - Мутанты!
  Когда часы показывают уже пол-одиннадцатого, пред наши светлы очи являются продавщица с помощницей.
  Внутри мы видим декорацию к какому-нибудь чернушному постперестроечному фильму о трудностях колхозного быта. Абсолютно пустые полки и одна маленькая витрина, на который живописно расставлены уксусная эссенция, три вида круп и бутылки с кетчупом.
  Затосковав от увиденного, мы покупаем килограмм пшеничной крупы.
  Дальше происходит следующая вещь: крупа стоит 10 рублей 50 копеек за кило, Стас протягивает продавщице одиннадцать рублей (десятку и рубль), продавщица долго думает, гоняет костяшки на больших деревянных счетах и, наконец, радостно выкрикивает:
  - Я должна вам сдать 50 копеек!
  Я хмыкаю. Стас едва сдерживается, чтобы не выразить искреннее восхищение её математическими способностями.
  А вот сахара в магазине нет - сахар есть в соседней деревне, ниже по течению. И мы отправляемся туда.
  Только на этот раз в магазин идёт Саня. Через полчаса он появляется с кульком сахара и почему-то, смеясь.
  - Представляете, - рассказывал он. - Нашел я этот магазин, а там куча старух, потому что сегодня им пенсию выдали. Я тоже вхожу внутрь и встаю в очередь. И вдруг в магазин влетает старичок, похожий на сатира, начинает щипать бабок за их морщинистые задницы и при этом почему-то повторяет, оглядывая товар: 'Ишь, буржуи, кровушку-то нашу сосут!'. Потом останавливается у прилавка с морожеными окунями и начинает колупать их пальцем. Продавщица ему говорит: 'Отойдите от рыбы!', а он не обращает на замечание никакого внимания. Продавщица говорит ему еще и еще раз... Никакого эффекта! Тогда она не выдерживает и кричит: 'Коля!'. Появляется Коля..., - тут Саня прерывается и разводит руками, показывая габариты Коли: два метра в высоту и столько же в плечах. - Старичок сразу перестаёт ковырять злосчастных окуней и говорит: 'А я что? Я ничего!'. В общем, не стал я дожидаться, чем все это закончится, купил сахару и ушел.
  Мы пересыпаем сахар в пластиковую бутылку и отчаливаем, уверенные, что сегодня вечером будем в конечном пункте нашего путешествия.
  
  23. Гроза.
  Погода с утра стоит пасмурная, но подозрительно теплая и безветренная. 'Наверняка будет дождь!' - думаю я.
  И точно: где-то часов около пяти дня мы замечаем низколетящую тёмную тучу, внутри которой сверкает и погромыхивает. После непродолжительного наблюдения за траекторией тучи, всем становится ясно, что грозы не миновать.
  Вскоре на нас обрушиваются шквал и проливной дождь. Чтобы избежать попадания молнии, мы подгоняем плот вплотную к высокому, закрываем вещи полиэтиленовой пленкой, облачаемся в куртки и дождевики.
  - Вот, добогохульствовали! - торжествующе вещает Серёга. - Вот он, гнев-то Господень!
  - А ежели это так, то над тобой должен был бы быть кружок ясного неба! - резонно замечает Стас. - Ты ведь у нас единственный праведник!
   - Грешен я! Грешен! - кается Серёжа. - И вообще, пути Господни неисповедимы...
   - Так просвети невежд, отец наш! - голосом сельского дьячка блеет Саня.
   Просвещать невежд Сергей отказывается, присовокупив известное выражение про свиней и бисер.
  Я искренне надеюсь, что гроза пройдёт, и на небе снова воссияет солнце. Увы! Моим надеждам не суждено сбыться. Гроза знаменует собой приход некоего атмосферного фронта, от которого не стоит ждать ничего, кроме затяжных дождей. Низкие, набухшие влагой, рваные тучи несутся над лесом и рекой, и из них, не переставая, сеет дождь.
  А 'Говночерпий' все больше и больше погружается под воду...
  И это, как говорится, начало конца.
  
  24. Бесславный конец 'Просперо-Говночерпия'.
  Дождь всё льёт и льёт, и льёт... Я, будучи одет в водонепроницаемый плащ, относительно сух (относительно - потому что вода всё равно затекает за шиворот и в сапоги). Серёга, замотанный в полиэтилен, имеет сухое тело, но мокрые почти до колен ноги. Он вообще стоит в воде!
  Саня со Стасом, не взявшие с собой ничего антидождевого, промокли насквозь. Но у Стаса по крайней мере сухие ноги, а у Сани каждый сапог представляет собой маленькую ванну.
  Ситуация усугубляется тем, что 'Говночерпий' сидит почти на ладонь под водой.
  Всем ясно, что торжественного завершения сплава с сожжением камеры не состоится. Всех волнует одно: успеем мы на вечернюю электричку или нет?
  Поначалу команда сопротивляется одуряющему воздействию дождя, пытается грести, готовить пищу, петь песни. Дождь оказывается сильнее. Здравый смысл членов экипажа постепенно уступает место безумию. Команда крушит всё, что есть на борту. В воду летит всё, что не имеет функционального значения. С особым наслаждением мы со Стасом выдираем из палубы очаг и с гиканьем швыряем в воду.
  Окончательно свихнуться нам не даёт село Спасо-Барда и два моста - железнодорожный и автомобильный.
  В первоначальные наши планы входило дойти до железнодорожного моста и там высадиться. Но часы показывают уже половину девятого вечера, а Стас смутно помнит, что вроде бы в девять с чем-то есть электричка до Перми.
  Недолго думая, мы причаливаем к берегу, быстро увязываем вещи и, бросив всё ненужное, мчимся к железнодорожной станции. 'Просперо', верой и правдой служивший нам столько времени, остаётся одиноко покачиваться на невысокой сылвенской волне.
  Таков был его бесславный конец. Впрочем, возможно, что его нашел потом кто-то из местных жителей, и он ещё послужил человечеству.
  
  25. Путь в Усть-Кишерть.
  Представьте ситуацию: половина десятого вечера, идёт непрерывный дождь, холодает, четверо промокших и продрогших людей с полными рюкзаками стоят посреди железнодорожных путей в полнейшей растерянности.
  - Ну, и что будем делать? - спрашиваю я, когда всем уже ясно, что никакой электрички сегодня не будет.
  - Предлагаю идти под мост, - говорит Саня. - Развести там костер и сидеть до утра.
  - А я предлагаю идти пешком в Кунгур, - говорит Стас. - Когда идешь, то не холодно, а здесь нас ждет верное воспаление легких.
  Серёга мрачно молчит. Я обдумываю оба варианта. Идти куда-то пешком с кучей тяжелых, напитавшихся водой вещей кажется плохой идеей, но сидеть всю ночь под холодным дождем - разве не хуже?
  - Слушайте! - вдруг озаряет Стаса. - Мы же можем идти не в Кунгур, а в Кишерть! Тут от силы километров пятнадцать.
  Решено! Мы идём в Кишерть.
  Идти действительно совсем не холодно, к тому же дождь вскоре прекращается. За всё время пути мы делаем лишь два привала по десять минут, чтобы немного отдохнуть, да ещё Саня время от времени останавливается вылить воду из сапог.
  Примерно через три часа, мы оказываемся на усть-кишертском вокзале.
  
  26. Ночь на вокзале.
  Вокзал абсолютно пуст. К счастью, вход в зал ожидания открыт, и мы с невероятным облегчением в душе располагаемся внутри на сидениях.
   - Здесь, по-моему, где-то есть ночной дежурный магазин, - вспоминает Стас. - Неплохо бы нам купить чего-нибудь горячительного.
  Все скидываются по десятке, и мы со Стасом отправляемся в центр поселка.
  Магазин находим без особого труда, поскольку в прошлом году Стас облазил здесь все окрестности и знал каждый закуток. Продавщица вначале смотрела на нас с величайшим подозрением (бог их знает, кто такие!), но так как на бандитов мы не похожи, смягчается, становится вежлива и словоохотлива. Мы со Стасом долго терзаемся муками выбора, но в конце концов останавливаемся на бутылке портвейна 'Три семерки'.
  Неся бутылку как величайшую ценность, мы возвращаемся в зал ожидания. Чтобы хоть как-то развеять тьму, Серега извлекает из рюкзака и зажигает свечной огарок. Картина сюрреалистическая: ночь, пустой тёмный вокзал, где четверо при свете свечи поднимают кружки с портвейном.
  - Ну, - говорит Серега, - за нас - ядрёных туристов!
  На этой торжественной ноте я бы, пожалуй, и закончил свое повествование, но не могу не рассказать ещё об одном эпизоде.
  Вокзал пустует недолго. Около четырёх утра начинают собираться люди: первой приходит кассир, за ней - какой-то пьяненький мужичок, который мирно укладывается храпеть в углу, потом женщина с девочкой... Короче, народу набирается прилично. Все сидят, дремлют, ждут своих поездов. Мы тоже сидим или лежим на жёстких вокзальных сиденьях и пытаемся хоть немного поспать. И вот сквозь сон я слышу чьё-то мощное 'пр-р-р!', причём, где-то совсем рядом.
   Бздит кто-то, думаю я, ещё толком не проснувшись. А потом начинаю сомневаться: Кто же себе такое позволит в общественно месте?! Нет, показалось, наверное, спросонья.
   Только задремал, опять слышу: 'пр-р-р!' Да что ж такое-то?! Открываю глаза и пытаюсь, кто же сие вытворяет.
  Гляжу: Стас просыпается, снимает сапоги, разматывает свои невыразимые портянки, развешивает их на спинках сидений, отравляя воздух в радиусе пяти метров, укладывается на бок и ... вот-вот. Оно самое!
  Народ на звуки реагирует нервно, вздрагивает, оборачивается. Мужичок пьяненький аж храпеть перестает, когда это 'пр-р-р' услышит.
  'Ну и Стас! Ну даёт!' - думаю я. Сон как рукой снимает - лежу и с трудом подавляю смех
  - Ты, Стас, нас когда-нибудь убьёшь! - скажет позже Саня (оказывается, он тоже наблюдал всю ситуацию). - Я чуть со смеху не умер!
  - А я что сделаю?! - возразит Стас. - Не разорваться же мне от избыточного давления!
  Эх, трижды права народная мудрость: 'Не учи деда кашлять, а Стаса - пердеть!'.
  Что я могу ещё добавить? В 7:03 к станции подошла электричка, а еще через два с половиной часа мы с Серёгой вылезли на вокзале Пермь-II. Это было официальным окончанием нашего путешествия.
  
  Послесловие.
  Легко писать чистую правду! Нужно всего лишь облекать в слова и предложения собственные воспоминания. Ну, что-то можно чуточку гиперболизировать, а кое-где добавить каплю писательского вымысла.
  Оный очерк, разумеется, не имеет ни художественной, ни публицистической, ни, тем более, научной ценности. Это - послание нас нынешних нам будущим.
  Ну, друзьям и знакомым почитать будет весело.
  Лето 2000 г.
  
   Послесловие 2021 года.
  Охренеть можно: двадцать один год прошёл с того сплава. ДВАДЦАТЬ ОДИН! Многое изменилось за это время. Некоторых из упоминаемых персонажей уже нет в живых: Алексей Рыбкин ушёл из жизни в 2007 году, в возрасте 28 лет. Его научного руководителя, доктора биологических наук, профессора Александра Ивановича Шепеля не стало в 2018-ом. Все остальные живы-здоровы и трудятся в разных сферах: мы со Стасом - в образовании, Серёга занимается нефтедобычей, Саня обеспечивает людей водой.
  На сплав по Сылве (правда, по более коротким маршрутам) мы ходили ещё трижды, но уже не всей компанией: один раз - мы с Саней и Стасом, второй раз - мы с Саней и Серёгой, а третий раз - с Саней вдвоём.
  Сейчас, к сожалению, встречаемся редко, во-первых, из-за того, что живём в разных городах (я в Соликамске, Саня со Стасом в Кунгуре. Сергей - в Осе), а, во-вторых, у всех семьи, дети, работа, огороды и прочие 'прелести' взрослой жизни.
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"