Она даже не повернула головы, что бы посмотреть, кто совершенно бесшумно вышел из пустоты и присел рядом почти касаясь её плечом. Это и так было ясно.
- Зачем так высоко забрался? Неужели на мир посмотреть?
- Нет. На тебя...
Двое сидели на крыше одной из Московских высоток, свесив вниз босые ноги и наслаждались весенним ветром, подставляя лица его ласковым дуновениям. Город погружался в сумерки, приобретая более привычные очертания в свете от разноцветных рекламных билбордов, витрин и яркоосвещенных магистралей.
Они уже встречались однажды в той жизни, где оба носили обувь. Прямые не пересекаются больше одного раза, но это только на первый взгляд..
Она наконец повернулась в его сторону.
- а мы с тобою уже далеко от земли. ты умеешь летать. я умею любить. ты любишь мечтать. а я люблю петь.и наши страны давно стали одной. наши войны давно превратились в парад. ты так долго этого ждал. почему ты не рад?
- Красивые стихи. Твои?
- Нет. Это из песни Ночных снайперов. Хотела что бы ты её услышал, когда уходил навсегда. Но теперь понимаю, что сейчас более подходящий момент..
Больничная палата. Стены неопрятно выкрашены в унылый серо-бежевый цвет. С потолка местами уже отвалилась побелка, обнажая холодную серость бетонной плиты. Скудное освещение дают только лампы дневного света под пыльными плафонами. Уже стемнело, впрочем это было незаметно, окна почти полностью закрывали алюминиевые жалюзи. Совершенно не вписывалась в интерьер обшарпанной палаты в стиле "постсовецкая разруха", только современная больничная койка с большим количеством датчиков. Они монотонно пищали с разным темпом и ритмом сливаясь в незатейливую мелодию, которую прерывали только тяжелое дыхание и редкие всхлипывания.
В постели лежал мужчина, словно скованный огромным количеством проводов и трубок переплетенных между собой самым запутанным образом. Уже не в коме, но в глубоком сне под действием транквилизаторов. Его лицо не было расслабленно. Ясные очертания скул из за стиснутых с усилием челюстей пропадали только когда он закусывал нижнюю губу. Глубокие морщинки на лбу собирали мелкие капельки испарины превращая их в весенние ручейки, которые соскальзывали к ритмично пульсирующим вискам. Сдвинутые брови выражали застывшую эмоцию не то физической боли, не то сожаления.. Тусклый свет больничных ламп делал рельеф лица более резким и будто прицельно выделял чуть тронутые сединой пряди среди темной массы густых волос, отчего ещё сильнее веяло отчаянием.
Врачи делают все возможное, однако на все вопросы пожимают плечами и отводя взгляд сухо отвечают - "прогноз осторожный".
Вот уже третий день, после того, как он вышел из состояния комы и его погрузили в искусственный сон, она сидела рядом с койкой, на черном пластиковом офисном стуле, обняв руками поджатые ноги и положив подбородок на колени. Третий день она не отрываясь смотрела на закрытые, временами подрагивающие веки, в надежде что глаза вот вот откроются. А потом, поправляла помятый макияж и ехала домой, якобы после работы, где объясняла своё состояние горящими дедлайнами и прочими рабочими траблами. Только чудом можно объяснить тот факт, что ей удалось не съехать с катушек в моменты когда нужно было сохранять внешнюю невозмутимость, но больше всего хотелось выть по волчьи что есть силы и пронзительно скулить словно подбитая дробью шавка.
Пальцы больно сжимают чуть желтоватую бумагу с печатным, будто на антикварной печатной машинке, текстом: " смерть наступила в 2 часа 44 минуты, в результате острой сердечной недостаточности". Сердечной б**ть недостаточности.
Пронзающая боль одновременно сжимает и разрывает каждую клеточку организма, каждую мысль.
Словно железный инструмент врача разрывает абортируемый эмбрион, доставая его на свет, но доставая по частям. Причина этого чувства - стремительно наступающая пустота, опустошение... Произошла разгерметизация, и все что было по настоящему важно, с бешеной скоростью всасывает в вакуум небытия.
- Хмм, ещё вспомнились красивые строки: "Испей меня сейчас... до капли, залпом, сразу... Не отдавай другим холодными ночами... И я поверю, черт, в бессмысленную фразу, Что есть любовь, воспетая стихами..." Прочла в сети, автора не запомнила как обычно..
- Ты уже поверила. Разве не так?
Жизнь, словно утопическая картинка со страниц глянцевого журнала для домохозяек. Двое детей, надежный муж, дом полная чаша, работа по специальности... Мечта к которой стремятся миллиарды женщин, способная либо подарить бесконечное счастье, либо медленно и что самое опасное незаметно убивать, высасывая жизненные силы.
Внезапная инъекция адреналина, разгоняет угасающий сердечный ритм, заставляет снова начать видеть, чувствовать, желать, хотеть и верить. Он стал для неё этой одновременно спасительной и смертельной инъекцией.
Человек парадокс! Чаще, все же встречаются двуличные людишки скрывающие тонны подлости и тщеславия под масками наигранной благодетели, лживой искренности и уже с треском натянутой поверх всего этого гнустного кома приторной невинности. Он же напротив, буквально излучая тёплый свет, пытался спрятать это, облачаясь в плотный костюм сотканный из цинизма и внешней жестокости, но стоило посмотреть чуть внимательнее и сквозь швы можно отчетливо увидеть пробивающиеся лучики его настоящего естества... Нужно лишь внимательнее смотреть!
- в тот день, я впервые пожалела, что незадолго до твоего ухода отобрала у тебя шанс на вторую жизнь. Скорее у себя отобрала шанс, на твою вторую жизнь...
- Поступила бы иначе, причин для сожаления было бы ещё больше, поверь. Не помню точно, но кажется слышал тебя тогда.. Что то про ошибку?
- Да! Ты не был ошибкой! Ошибкой был не ты..
Поворот ключа в замочной скважине. Шаг в коридор до тошноты знакомой квартиры. Зудящий ком в горле, причиной возникновения которого был не оставляющий её запах псевдостерильности гинекологического отделения, поднимается выше, стремясь вырваться наружу криком отчаяния. Механические движения, сумка на тумбу, туфли в ящик. Она заходит в ванную и опираясь прямыми руками на раковину безразлично пялится в своё отражение, пытаясь поймать собственный взгляд что бы заглянуть внутрь. "Кто я? - убийца, дура или просто слабая женщина?" Отражение пристально смотрит будто сквозь неё.. "Чего я по настоящему хочу?" Отражение из зеркала продолжает сверлить её пронзающим взглядом, от чего становится жутко. По спине вдоль позвоночника проносится волна покалывающих мурашек, смываемая капельками холодного пота. "Да что же я натворила?!" По щекам обжигающим непрерывным потоком хлынули горячие соленые слезы. Одновременно с рыданиями, её собственное отражение заливается зловещим гортанным смехом, широко открывая рот и запрокидывая голову.
Что-то сломалось внутри...
"Ты мне очень нужен. Сейчас."
Самое страшное принимать самой возможно судьбоносные решения, но и просить об этом кого то перекладывая таким образом хотя бы часть ответственности, как минимум не честно, да и не просто на самом деле. Как бы то ни было, изменить ни чего нельзя. решения которые уже приняты и события которые наступили в результате, не поддаются корректировкам. Все что остаётся - либо принять, либо кричать сквозь закрытый рот в тщетных попытках хоть как то успокоить стихию внутри.
Долгожданная ночная прохлада, сменившая душный зной с запахом подсыхающего сена, словно пробуждала все вокруг с наступлением сумерек. Самое начало осени, время когда жаркое солнце старается авансом отдать как можно больше тепла, не осознавая того, что этот ресурс невозможно запасти впрок, и в чрезмерных количествах он скорее сжигает, чем греет. Ещё несколько часов назад плавящийся воздух, который словно бился в предсмертной агонии, искажая своими конвульсиями окружающую действительность, теперь был совершенно спокоен, будто отдыхая после многочасовой пытки под палящими лучами. Яркая фара Харлея, выхватывает из темноты по несколько метров, еще теплого дорожного полотна. Монотонный рёв двигателя вместе с гнетущим размышлениями уносят куда то назад потоки встречного ветра.
Он летит на своём старом, добром, железном друге по пустому загородному шоссе, непонято куда, непонятно откуда, не отпуская газ и забывая, хоть иногда, смотреть на спидометр. В правом кармане джинс лежит телефон с прочитанной и не закрытой СМСкой - "Ты мне очень нужен. Сейчас."
Яркий свет, лишающий возможности что либо видеть. Едкий запах горящей резины и тормозной жидкости. Ощущение разрываемой плоти осколками сломанных костей. Долгая, густая, обволакивающая темнота, в сопровождении непрекращающегося звона контузии в ушах. Такими были последние воспоминания которые у него остались из той жизни. Лишь однажды он ещё раз, с титаническим усилием воли, откроет глаза. Откроет в надежде увидеть её лицо. Почувствовать её пальчики с наивно побелевшими костяшками, от усилия с которым она сжимает его руку. Но увидит только грязный потолок с облетевшей побелкой в свете тусклых ламп, под пыльными плафонами.
Каждый год, в месяц и день их знакомства, они встречаются независимо от того где находятся в этот момент. Она всегда необъяснимым образом оказывается в нужном месте чуть раньше и ждёт, он всегда приходит.
Эти встречи их наказание и их награда. Они обречены снова и снова переживать самые счастливые и самые острые моменты их пусть и не долгой общей жизни в которой оба носили обувь, ведь были вынуждены ходить по земле.
- Как считаешь, для чего все это? Почему это происходит из года в год?
Ответа не последовало. Он исчез так же бесшумно и непредсказуемо, как и появился. Посидев одна ещё несколько минут, наслаждаясь великолепной панорамой ночного города, она обула свои туфли, уже без каблука, но попрежнему очень изящные, взяла элегантную трость медного цвета с самыми причудливыми кованными узорами и рукояткой из натурального камня авантюрин, заправила седые пряди, растрепанные озорным весенним ветром, обратно в прическу и направилась к лестнице. На её лице была умиротворенная улыбка. Совсем скоро они продолжат этот разговор, ведь до сегодняшнего дня, он ещё ни разу не уходил не попрощавшись. Она верила.. Она знала.. Она ждала...