Звонок с неизвестного городского. Я принимаю, но в трубке только шумы, как будто мой анонимный абонент стоит в центре канзасского тайфуна.
Второй звонок. Снова отвечаю:
- Да.
- Это звонит Орин, следователь по особо важным...
Бла-бла-бла. Особо важный следователь по особо важной хуйне звонит особо важному писателю по особо важному делу ни о чем. Они уже победили коррупцию в высших эшелонах власти и разобрались с тем лицом, которое... Которое узурпировало власть в стране, умудрившись при этом сделать всех своих дружков миллиардерами и буквально на днях разведясь с женой на глазах изумленной публики. Они уже победили ваххабитское подполье в Дагестане и Карачаево-Черкессии и теперь занялись мной. Я ведь особо важный и невъебенно опасный преступник, не так ли?
- Я слушаю.
- Мне нужно вручить вам повестку.
- Ну, вручайте, раз нужно.
- Где мы можем встретиться?
- Зачем это нам с вами встречаться?
- Я вручу вам повестку.
- Я не против. Пошлите по почте.
- Я не доверяю нашей почте.
- Ей никто не доверяет.
- Я могу подъехать к вам прямо сейчас.
- Мой адвокат не советует мне с вами встречаться.
- Я только хочу передать вам повестку.
- Передавайте.
Наш разговор явно заходит в тупик, но мой настойчивый пожиратель трупов, то есть, расследователь всякой хуйни не желает признавать очевидных фактов:
- Мне нужно провести следственные действия с вашим участием.
Ему, видите ли, нужно. Ему нужно подшить к моему делу очередную бумажку, чтобы эта никчемная бумажка стала очередной ступенькой на пути невиновного человека, бодрячком пиздующего на эшафот. Ему нужно просто выполнить свою гнусную работенку, только и всего. Несуществовавшие в реальности газовые камеры, по идее, должны были обслуживать именно такие "специалисты", "зарабатывающие" свои деньги квалифицированным наведением тени на плетень и высокоэффективным извращением сути бытия вещи.
- Какие действия вы хотите провести? - спрашиваю я, живо представляя себе длинную очередь евреев перед крематорием с кирпичной трубой, из которой валит густой и жирный дым с чуть сладковатым запахом человеченки.
- Это я скажу при встрече.
Они все все говорят при встрече.
- Я с удовольствием вас послушаю. При встрече. Но мой адвокат запретил мне встречаться с вами без повестки.
- Так что ж.. Назовите время, и я подъеду и передам повестку!
- Лучше пошлите по почте.
- Да какая почта! Не доверяю я почте.
Следователь по особо важной государственной хуйне не доверяет важнейшему государственному институту - Почте России. Я его понимаю - я тоже не доверяю почте в России. Мы не одиноки с ним. Никто в России не доверяет Почте России. И не только почте, но и следствию в России никто в России не доверяет. Президент России не доверяет русскому народу в России. Русский народ в России не доверяет не одному только следствию в России, но и полиции в России, а полиция России, в свою блядскую очередь, не доверяет ни следствию в России, ни русскому народу в России. А еще никто в России не доверяет армии, флоту и скорой помощи. И никто в России не доверяет школам, дворникам, охранникам в супермаркетах, бортпроводницам, таксистам, соседям по лестничной площадке, владельцам собак боевых пород, регулировщикам уличного движения, пенсионному фонду, Чубайсу лично, которому я лично не доверил бы даже наряжать новогоднюю ёлку после того, как он спиздил мой ваучер и захуячил семьдесят человек на Саяно-Шушенской ГЭС, всенародно построенной во времена пьяного и разгульного брежневского "застоя".
Никто в России не доверит никому в России ровным счетом ничего. И, надо сказать, с полным на то основанием. Потому что в России живут злобные мудаки и тупое быдло. Типа меня. Особо важного преступника, сотворившего немыслимую в России хуйню - мою Библиотеку. Во всяком случае, мой следователь в заочной перепалке с моим адвокатом утверждает, что мою Библиотеку злостно создал именно я, или же пытается подсказать мне именно эту мысль, потрясая в воздухе невидимой мне повесткой на проведение ненужных никому "следственных действий".
Что такого произошло в России, что в России не осталось ни простого и естественного человеческого доверия, ни здравого смысла, ни обычной, на крайняк, логики? Куда все это подевалось?
- Я с удовольствием бы, но вот мой адвокат запретил мне...
Мы разговарием по телефону, страна деградирует, власть теряет остатки легитимности, и только предчувствие революции делает воздух, которым я дышу, не таким спертым.