сезонные ощущения сминаются в кашу - кажется, только что была осень, а под твоим лихорадочным жаром сенсоры барахлят, идентифицируя дождливо-знойное лето. Ветхое пространство с косым потолком погружено в уютный призрачный полумрак. Странно приятный дух влажной, разбухшей древесины, просачивающиеся в заметные щели маленького мансардного окошка пряные запахи лесов, полей, хвои и опавшей листвы гаснут под твоим экстатически-сладким ароматом с легкими навсегда въевшимися примесями пороха и вишнево-табачного дыма. Голода во мне больше, чем крови, больше, чем любви, боли, ярости и невыплаканных слез; глухо рычащий, скребущийся зверь пластается от ключиц до лобка, отчего устало ноет в солнечном сплетении, судорожно сводит колени, смыкает челюсти на сухой, шелковистой и раскаленной коже твоей шеи. Да, только из-за тебя у меня сводит колени, как у паршивых девчонок-школьниц, едва только поглубже их поцелуешь; сойтись им мешают твои бедра. Поразительный эффект. Через стекло над кроватью виднеется только кусок серого неба, изрисованный бегущими ручейками дождевой воды; стук по крыше и карнизам перекрывается нашими оглушительными пульсами и смесью учащенных дыханий. Языком под ухом - электрический разряд, позвоночник выгибает под твоей ладонью, отчего мои ребра вжимаются в твои, а пальцы до боли втискиваются сквозь шероховатую ткань рубашки в лопатку и бок. Голову в исходную позицию - до твоей аристократически-белой глотки, меня захлестывает жарким, требовательным и непреодолимым, и зубы сцепляются на отчетливой линии артерии под тонкой кожей намертво; если рвану, кажется, доберусь до того самого клубничного сиропа, вязкого и одуряюще приторного, я задыхаюсь без контроля и ничего не могу с собой поделать, даже когда от боли ты глухо фыркаешь, щекоча где-то за виском.
- Т-ты с-сегодня поразительно о-т-з-ы-в-ч-и-в, - тихо чеканишь, сжав пальцы в кулак на моих волосах у затылка, и тянешь, отстраняя от себя, обратно на старую, пожухшую от задуваемых через окно снегов дачную подушку. Точно таким тоном подводят итог стабильно суровые врачи на ВКК, когда говорят "годен", и это слегка остужает, но ненадолго. Если ты не собираешься загрызать меня, то мне рано или поздно придется загрызть тебя; если я продолжу владеть собой, то овладеть мной у тебя уже не получится. Жарко до озноба, пуговиц у тебя на рубашке бесконечно, непростительно много, но я успеваю справиться со всеми из них прежде, чем тебе надоедает следить за неконтролируемой самодеятельностью. Я не хочу сопротивляться - я просто не люблю сочетание бондажа с предметами мебели, но подавить протест для тебя сложным не представляется, в любом случае, и после короткой серии лязганья карабинов о железо кроватной спинки руки надежно застревают между брусьев, сцепленные от запястий почти до локтей. Это даже не наручники, мягкая сыромятная кожа с кружевной резьбой в качестве основания, какой удобный девайс, какая охуенно удобная для подобных случаев кровать стоит на нашей мансарде, не правда ли. Голод кругами мечется по моему черепу, приводя всю набившуюся туда мишуру в еще больший беспорядок, и ты раздраженно отдергиваешь руку - я клацаю зубами у самого кончика пальца, но немного не успеваю. - Еще раз, и мне придется применить трензель, братец, - на самом деле у тебя нет трензеля; меньше всего хотелось бы встречаться нынче со скотчем или изолентой в качестве бытового заменителя оного. Я ничего не могу с собой поделать, все это - та еще пытка, совокупность промедлений унижает до бешенства, а еще больше - твой бесконечно презрительный взгляд, когда ты сидишь на коленях между моих ног, когда ты опаляешь кожу впечатывая пальцы в бедра сквозь дыры затертой ткани джинс, и эти ботинки, тот факт что мы оба в ботинках, это ли не just pathetic, дневной свет из окна позорит меня, ты позоришь меня лижешь по животу, задрав видавшую виды футболку до самого подбородка, горячая шероховатая влажность стынет от пупка вверх до ключиц, так что с каждым движением все отчетливей ощущается неэвклидова кровь магнитно стекающаяся по сосудам в низ живота, вы все сговорились языком щекочуще невыносимо вокруг соска, я зажмуриваюсь я знаю что сейчас будет, я зажмуриваюсь и предстаю воображаемой толпе полупрозрачных манекенов с носилками, на которых корчатся бляди-лесбиянки с фаллоимитаторами наперевес, корчатся и хихикают, языком по кругу а потом а потом - ты кусаешь и меня подбрасывает, стон застревает в легких вибрируя в бронхах и голосовых связках легким эхом, стонать вслух для тебя слишком стыдно и я не могу с этим справиться хуже чем нагота которая в свою очередь слишком постыдна чтобы не мешать проявлению инициативы. ресницы романтически длинные, глаза большие сияющие яркие, тени под ними давно не тени, болезненные темно-синие круги это я довожу тебя до замогильно-бешеного вида или мы оба? слишком стыдно было бы признаться что раскалывающая сумасводящая боль внутри меня просыпается незадолго до того как ты действительно там оказываешься - вероятно отдачей, когда у тебя встает, ужасное использование навечно вверенного тебе тела если уж оно так тебе нравится, контроль растерян по твоим зубам, кошачьего свойства язык у меня во рту, одна рука - на подбородке, другой тянешь за колено, пока не добираешься до военного голенища, пальцами по лодыжке - что ты там. перочинный нож ответит на все ваши вопросы, он нужен тебе, чтобы срезать футболку, она мешает, я отворачиваюсь и стискиваю челюсти, чтобы избежать дополнительных; на самом деле совершенно не люблю порезы, синяки и засосы куда сильнее, а ссадины на локтях и коленях предпочтительней всего - хребет выглядит и ощущается после подобных сессий куда хуже, хотя чаще попадает под раздачу. магический треск разрезаемой синтетической ткани, невыносимо горячо везде, где ты меня касаешься, кислорода не хватает даже если дышать через рот, с какой кошмарной медлительностью, мой вставший хуй болит где-то через два слоя джинсовой ткани от твоего живота, все это совершенно головокружительно ужасно, полубредовое марево моментально предоставляет вариант ответа - я же люблю хоррор. Части изжившей себя шмотки соскальзывают с шеи и плеч, скребут по спине, но высвобождение никакой прохлады не приносит. Мои волосы на твоем кулаке, палец другой руки упирается в губы; ты удивительно спокойный рассчитанный размеренный ты презрительный и молчишь, я не знаю что ты собираешься, это неважно для того чтобы, челюсти послушно расходятся по негласной команде. Ты дотягиваешься, склоняешься, целишься, придерживая меня за подбородок - я дышу слишком шумно ты мое солнце ты ттакой прекрасный со своей вневременной ангельской красотой композиционно выдержан ритмически уравновешен до такой степени очищен от примесей что в душе не остается ничего кроме смирения и жажды дальнейшей принадлежностистисти ты аккуратно плюешь мне в рот и я неизбежно давлюсь, судорожно сглатываю и до слез кашляю, плечи мешают повернуть голову мне всю жизнь не хватает слов я родился немым с критической ошибкой что в этом смешного причем так истерически что ты прямо в ухо всю жизнь недостаточно слов я даже совсем не ревновал ее к тебе я никогда не подглядывал мне хватало повинностей и без того хватало ваших стонов, ее от бешеной кошки, твоих этих же самых хрипло-нежных героиново-ленивых мне все время так стыдно потому что все это недостаточно хорошо и я недостаточно хорош для тебя это кощунственно убого, кощунственно убого кончать тебе в ладонь или часами вылизывать тебя теряясь в тикоидных попытках решить какое место самое красивое самое сладкое это все это все так недостаточно так оскорбительно мелко мне стыдно всего навсего оттого что в инвентаре больше ничего нет и я не могу даже показывать фокусы или повеситься а потом воскреснуть лязгает пряжка ремня это мой, камень в груди и воздух не лезет а намокшие глаза надежно скрыты моими сверхценными лохмами для того они и служат всю жизнь пидарская челка пидарская челка пи я не могу даже дотянуться и целовать тебя когда ты дделаешь это со мной вот так чтобы глаза в глаза, ты проводишь языком по шрамово-оспенному островку из сигаретных ожогов на внутренней стороне левого бедра и я всхлипываю вжимая клыки в собственное плечо лучше бы ты бил меня лучше бы ты продал меня каким-нибудь паршивым солдатам за пачку сигарет как могу я быть, твой длинный музыкальный палец твой длинный облизанный палец протискивается в меня там и правда очень тесно и ничуть не менее с каждым разом нервные окончания гаммой подают болевой сигнал один за другим - глубже глубже глубже, больнее-больнее до ноющей отдачи в челюстях, пресс и бедра отказываются повиноваться я повергнут в эмобред этим плевком just pathetic бесполезный уродец в ошейнике, на привязи и со стояком, синтетического вкуса слезы стекают по носоглотке в рот и смешиваются там с вязкими слюнями дыхание отказывается повиноваться ты целуешь меня в голень под колено в торчащую подвздошную в живот языком пересчитываешь ребра с горячечной поспешностью сцеловываешь со щек глюкозно-соленое под твоими устами на коже расцветают жгучие клейма глубже и, указательный и средний я ничего не слышу и сознание сужается в колею в бесконечность бинокля на вперед-назад по горячей точке оглушающе как падение до криков намертво заклинивших под ложечкой куда еще более позорно я рыдаю в голос во рту кровь на правом плече алый полукруг след моих зубов еще остается левое ккак хорошо что не надо говорить продолжай и вообще самое прекрасное молчание из всех доступных шуршит где-то над головой я не вижу знаю ты тянешься за сливочным маслом к подобию подоконника у мансардного окошка, все выходит у тебя так естественно так божественно и просто что ах сладкосливочное прохладное скользкое у меня внутри налипшие на мокрое от слез ебало пряди нарезают картинку продольными штрихами я все равно ничего не вижу только чувствую ладонь под крестцом и другую - на моем правом бедре, левая уже у тебя на плече кажется а потом ты наклонишься и снова вожмешь меня носом в мои же колени, ничего не слышу только чувствую тебя тебятебя на счет раз-два-три выдох велкам ту парадайз воздух из дыхалки плавно выжимается под твоим давлением багровая поверхность век засвечивается райским лимонным а боль пожирает меня с каждым миллиметром все яростнее на несколько секунд немеют ноги брызгает в рот кровь из прокушенной губы ни вдохнуть ни выдохнуть я боюсь пошевелиться катки производственные травмы пистолеты с гвоздями, сейчас еще чуть-чуть откуда берется в таком положении раздражающее чувство что ты бесконечно далеко, отнимаются кончики моих пальцев оттого что спину понемногу выгибает дугой внутри меня больше ничего нет только ты, забрызгаешь сердце когда будешь кончать, польется через рот, а твои пальцы смыкаются на моей заждавшейся терпкой эрекции паршивый музыкант в этом здании невозможно испытывать восторг такого пошиба невозможно по всем нервам растекается эйфорический эликсир из болезненного нездорового удовольствия я персонификация твоего затвора деталь к инструменту, цербер, цербер, мгновение растягивается на неопределенное время с твоим первым тихим стоном и моим шумным солено-озоновым вдохом, а дальше - в рапиде, я олицетворяю ваше судорожно, но мои бедра у тебя в руках, мои запястья в крепкой хватке браслетов, колени далеко друг от друга до ноющего в сухожилиях и механически приближаются к плечам по мере того как ты склоняешься вперед я чувствую вместо кислорода в воздухе сливочно-сладко-мускусное, секс, и кожа на хребте медленно-масляно покрывается саднящими ссадинами о старую простыню с каждым толчком я отделяюсь от тела все больше и больше ты стонешь хрипло размеренно быстрее быстрее тебе вторят писклявые пружины матраса подо мной а потом когда ты наконец складываешь меня пополам так что по натянутым мышцам зудящая боль в набор ритмичных звуков добавляется мерное лязганье - моей головой о спинку кровати, чуть пониже сведенных вместе предплечий раз два три до заокеанских глубин сплетая наши мышечные волокна увивая вместе днк и во мне неспешно взрывается очередное солнце, плавно заливая рецепторы лавой восторга, я скоро кончу с прибитой неизбежно психоделической развязкой это невыносимо это великолепно прекрасно и стискивает каждую способную к сокращению клетку теплом и любовью это экстаз до воплей бондаж раздражает тем что мешает тебя касаться прожимать кончики пальцев сквозь призрачно полупрозрачную кожу царапать и драть отсюда не дотянуться чтобы целовать твое лицо сосать твой язык кусать твои пальцы с грубыми от гитарных струн кончиками покрывать засосами твои жилистые плечи четкие ключицы твои острые локти угловатые колени лизать твой горячий живот голодной глоткой ласкать твой шикарный ствол задыхаясь под ритмом лежащей на затылке руки я открываю рот я хочу выть и орать чтобы хоть в какой-то степени походить на инструмент но связки не слушаются гортань отшиблена до тихого агонального хрипа сияющей лапой счастливого отчаяния позвонки впаиваются друг в друга сегодня я приду к финишу раньше тебя невиданная безымянная палитра разливается перед перегруженным восприятием здесь меня ждет самое прекрасное и твое я вижу резкий угол своих сходящихся к локтям плеч скользкий от спермы пятнами поблескивающий впалый живот ксилофон ребер под пугающе белой кожей растрепанные черные волосы снизу вижу себя из тебя ты действительно ты правда рыдания меня на рыдания из меня ты действительно как ты можешь так просто и ни за что заливать в меня чистую расплавленную любовь за что ты с каждым взглядом окатываешь меня нежностью от рыданий хрустят ребра ломается грудной хрящ ты тянешься чтобы меня поцеловать и натыкаешься на оскал я не могу даже сказать прости прости ничего не могу сказать прости прости что у меня ничего не осталось да и не было прости что я всегда все прости пожалуйста что я