Деревня, если и отличалась от столицы, - самый мизер. В этот мизер входили: одноэтажность строений, столпотворение нищенок с детьми и отсутствие вздорных таблиц-указателей типа "Осень", что объяснялось, по моим догадкам, низким уровнем грамотности селян. А в целом, все то же: сырь, серь, сор, всепроникающий и неистребимый дух тупизма и скукотищи. Хотя, что-то ты загнался, брат Пенъюпишен. Облыжно судишь о подворье, завидя лишь его калитку. Не по нашему...
Буквально на околице нам предстало совершенно нетипичное для столицы ревю. Стержневое действо явно рассчитано на деревенщину. На широкой площадке близ "просто аптеки" перетаптывалась гурьба ротозеев, а в центре резвился мелкий факир в белой чалме. Ни ассистентов, ни реквизита. Лишь саквояж и приткнутая к серебристому штырьку афиша: "Гуру Ф.И. Бон Наччи".
Гуру не жонглировал, не пускал пламя и дым, со скромным и безучастным видом он просто взращивал количество яблок. Из одного яблока он делал два, из двух - три, из трех - пять... Народец недоверчиво гулькал и булькал, а маг невозмутимо волхвовал, заставляя толпу расширять обруч, ибо куча яблок неумолимо росла. Люди недоверчиво воркотали. Волшебник не мог их пронять, потому что яблоки это вам не сабля в зёве.
Яблочная пирамида уже завалила своего создателя до самой бороды. Но толпа по-прежнему хмыкала, знаем, мол, эти штучки. Хотя таких штучек не знал никто, во всяком случае, я. Ну, не мог никакой фокусник все это сотворить ни из рукава, ни из-за пазухи, ни тем паче из воздуха. Десять тысяч яблок из ничего - такое не под силу ловкачу, иллюзионисту, престидижитатору. Это было чистой воды колдовство. Маленькое чудо без подвоха. Но чары не брали марцилонских селян, и когда над кучей яблок забелел лишь кончик чалмы, толпу всколыхнул скептический гогот:
- Кудесник выискался, знаем мы эти трючки-дрючки. Не первый снег на голову.
И... пошли по домам. А ведь покажи им обыкновенную спичку с горящей серкой...
- Господа, я волшебник. - Погребенный яблочным развалом, тщетно и глухо взывал факир, но не удостоясь отклика, начал гневно разметывать фруктовые ярусы. - Это не фокусы. Это простенькое, но настоящее чудо. Вы хотя бы надкусите яблочко-то...
- Это не имеет значения, - с торопливым испугом возразил один-единственный, припозднившийся зевака и переключился на конский аллюр. Оно чего бы ради? Долго ломать голову нал причинами коллективного бегства не пришлось: вон там, в самом конце улочки открылась аптека, после обеденного перерыва! Как все просто.
- Ну и страна. В чудеса не верят. Ничем никого не удивишь. Пожалуй, останусь. Мой долг - лечить несчастных и безверных, - пробормотал чародей, укладывая яблоки в чалму сначала по одному, а потом доверил всей куче струиться туда лавовым потоком. Чалма при этом не раздулась ни на дюйм.
Я ему сочувствовал и капельку завидовал: лишь очень крупному волшебнику по плечу расколдовать это проклятое население. Не успел я так подумать, как воротник расстегнулся и мне за пазуху, прохладно щекоча, набился добрый куль наливных, подвинув булькнувшую фляжку. Сложив ладони пирожком, маг с искренней признательностью смотрел на меня.
По ходу недолгого представления Скуттар время даром не терял. Его пронырливая фигурку выныривала то тут, то там, - вот с пьяненьким крестьянином, вон с унылым от персональной экологии трубочистом.
- Ну, вот что, премилый мой Прескарен, сегодня я рассчитываю на полное отпущение грехов. Я тут выудил кой-чего о кой-о-чем, - когда мы свернули за угол, он заплевал мне все ухо. - Подумать только, в этой стране есть... что бы вы думали? Вовек не догадаетесь. Собственная пустынька. И не искусственная. Натуральная...
- Ирония? Зря. По древнему поверью, в пустыне и упрятан колодец с жижей жизни.
- Как просто. Не хочешь - сбрендишь.
- В том и дело, что не так и не просто. Колодец, по слухам, укрыт в галерее мрачного замка. А в замке обитает оборотень Флэн, жуткий, - усердствовал пустомеля. - Прозвище - Пепельный Глаз. Этот Флэн - властитель окрестных уездов. Он собирает с деревенщины подать в виде девушек и индюков. Каждые полгода - по девушке, раз в неделю - по индюку, а за неимением - по паре гусаков. Само собой, поголовье индюков давно перешло в состояние неимения. Вот где... - прощелыга сторожко косанул глазом, но Принц величественно охаживал мелкокалиберную пассию двортерьерской наружности, - животное закопано.
- Не впечатляющее чудо-юдо, - делюсь я. - И давно оно объявило птичье-девичью мобилизацию?
- Никто не желает зарываться в детали, только в общих чертах.
- Спасибо на том. Сегодня мы с Принцем подумаем и, если поверим, то завтра штурмуем гусиного монополиста. Соскучился, знаете ли, по замкам и бастионам.
- Меня возьмите, пожалуйста, - ржавея во все лицо, попросил Скуттар, глянул на меня исподлобья и спешно перевел взгляд на носок ботинка.
- Вам уже надоело штурмовать вулканы?
- Как? Вы о чем?
- О прекрасной Изомахильде. Роман был недолог...
- И надрывен, - подхватил аферюга. - Она бац мне в лоб: "Вы меня любите, Скуттар?". На что я бац и тоже прямо: "Вас я очень люблю, я аллергию не люблю, а на вас у меня аллергия".
Неисправим... Еще раз критически обозрев рыжее созданье, я неопределенно хмыкнул. Приняв "хмык" за знак одобрения, пижон выразил восторг, что сделало его внимательным и разговорчивым. Во всяком случае, он не преминул заявить, что за время пути Прескарен заметно раздобрел в районе пупка, и тому, Прескарену, пришлось поделиться сочными наливными...
Ночлег нашли в доме с вывеской: "оптека здешняя".
Ох, уж эти мне аптекари! Нет, не подумайте чего, я далек от мысли задирать аптекарей. Из этих господ, порою, выводятся довольно большие и сильнодействующие умы. Чего стоит открывший периодичность солнечных пятен фармацевт Швабе или травник Алигьери, в рекламе не нуждающийся?..
Хочу сказать, что щедрость сельского аптекаря, отлившаяся в царский ужин, была вовремя простимулирована яблоками и бычьим пузырем, который случайно, но прямо за столом завонял из кармана Скуттара. Это лишний раз подтвердило то, что мой ржавый попутчик ничего не слышал о новом "всеобщем эквиваленте" и что казенный пузырь он подтибрил из неискоренимой тяги к хапу. Поэтому, с легким сердцем расставшись с эталоном моды, Скуттар сильно удивился, узрев плоды моих переговоров с более продвинутым хозяином. И было чему: после ужина нас ждали две постели, плюс половинка... зажаренного гуся. Верх транжирства для марцилонских скаредов.
- Прескарен, вы превзошли меня, - с маленьким уважением и большой скромностью изрек пустозвон.
Разубеждать не хотелось.
Перекусив, косточки сдали псу. Принц молниеносно разделался с ужином. Результат дня обнадеживал: продуктовый запас под грифом "Нуль" сохранен в неприкосновенности. А значит: "один - ноль" в битве с голодом.
Легли засветло. Перед покорением, пускай и карликовой, но пустыни, выспаться не во вред.
Ни разу не доводилось мне видеть такого жуткого сна... Я пробираюсь по освещенной галерее с готическими сводами. Пол сложен из ровно пригнанных гранитных плит с забранными решеточкой углубленьями, над каждым - яркий серебристый фонарь, а в каждом - горстка серо-желтого порошка. Зачем он здесь, откуда? - голову сломаешь. С каждым шагом в сердце закрадывается безотчетная, мнущая, тошная тревога. И чем дальше, - тем тревожней; чем дольше, - страшнее. Но вот... Там вдали рябит нечто. Безликое, бесформенное и, возможно, бестелесное. Силуэт, фантазм, мираж. Как ни странно, я стопроцентно вижу и без очков. Еще пара шагов, и... да это же профиль очень стройной женщины. Я рад... Или не рад. Р...ад... Ад... Аделина, ты? Видение извивается и порхает как ситец в бойнице. Наплыв гари, извив пространства, и вот уже Аделина рядом. В меловой рубашке с багровыми проступами, обездвиженная как картонная вырезка, она раскачивается над полом. Медленно лицо ее разворачивается ко мне. Святые угодники, девичье горло нанизано на крюк, подвешенный к потолку. И это лишь начало. Какие-то фигурки в раскачке вылупляются слева, справа. И вот впереди уходящяя в глубь тоннеля гирлянда таких же "светильников". По мере их удаления - все явственней следы тления, у некоторых белеют кости. Мне настолько страшно, что ноги пятятся сами, а спина холодеет в томительном ожидании. Каждый тыловой полушаг дается туже и туже. Некая сила парализует тело и волю. Глаза ворожисто примагничивает к самому дальнему трупу. Лишь силой воображения в полускелете угадывается женщина. Самое ужасное, что тела на крюках строго женского пола. Стук костей, как далекая чечетка, - и вот... нижние конечности мертвеца раздвигаются. Или их раздвигают?! Боря одурь, я шарахаюсь за соседний выступ в стене. Последующая феерия воистину кошмарна...
Из конца тоннеля, тонко всхрипывая, разделяя головой ноги висельниц, ко мне семенит человек пепельного окраса. Поминутно оборачиваясь, он спотыкается, падает, вскакивает, тело исходит в свирепой трясучке.
...И я вижу Флэна. Знобящейся кожей, корнями вздыбленных волос я вижу, чувствую, понимаю, что это Он. Мои ноги - комки влажного гипса, тело струится потом, который льдистей самой стылой полыньи.
Оседаю на пол. Высоченный человек в плаще из стальных чешуек неотступно вышагивает за сбавляющим ход беглецом. Почти поравнявшись со мной, тот, будто бы словив затылком невидимый заряд, сраженный, падает плашмя. Флэн наводит на него гигантские лунные глаза с чернильными зрачками. Бедняга, привстав, оборачивается. Слышу, как скрипит его шея, не в силах противостоять дьявольскому зову лунных фар. Нечастный беглец ладонями пытается закрыться от этого немигающего, страшного и влекущего взгляда, но руки срываются к коленям. Лиловый слепящий зигзаг от глаз Флэна прорезает тоннель. За метр до лица жертвы кривая молния концентрируется в прямую и тонкую электрическую струю. Открыв было рот, упавший беглец затихает, с хрустом откидывает голову, почти доставая теменем хребта. Лучевой пучок, отзеркалив от его лба, стремглав возносится к светильнику, еще настоящему, и уже оттуда зеленым жгутом с когтистыми корнями впивается несчастному в грудь, шею, живот. На миг обратясь в прозрачную форму зеленого стекла, несчастный тут же на глазах распыляется. Крупинки серо-желтого порошка просачиваются сквозь решетку в как-будто специально подгаданное углубление - прямехонько там, где только что были ступни. Серенькой пирамидкой пепел оседает в углублении пола. Вот и весь человек. Здравствуй и прощай, я даже не успел перемолвиться с тобою.
Но сердце замирает - рыщущий взор Флэна буравит полумрак моего закутка, ощупывая, вороша, просвечивая. Силюсь зажмуриться, но не могу противиться, не осиливаю отвести глаз от чугунного лица. Он меня не видит. Он способен только слышать. Крик, топот, стук зубов - музыку страха, чечетку ужаса, скрежет чужого отчаяния. Слышу лязг собственных зубов. А он? Слышу нескончаемый, надрывный вой издали. Знаю, он продирается из... моего нутра.
Жуткий визг из-под ног. Сердце вон. Сон долой. Ноги на полу. На странно мягком. Глянул. Лопоухая псина, и мой башмак на ее слуховом аппарате. От крика проснулись все: и Скуттар, и Принц. Последний и домесил затеянный мной пирог такой начинкою завываний, что, верно, пробудилась вся деревушка. Было рано, я смутился, отчего сразу же встал. Попутчики подражали поводырю.
- Великие походы затевают ранним утром. - На всякий случай, поясняю всем. - Кто со мной идет, тот со мной встает.
С виду неженка, Скуттар выявил достаточную подкованность по части ранних побудок. По крайней мере, оделся быстрее меня, и на его уродливом лице не осталось тени сонливости. Опыт - вещь бесценная, а амурный шлейф ночного волокиты, конечно же, немыслим без утренних побегов от гнева рогоносцев. А, может, я всего лишь предвзято расположен к рыжику? Мой безмолвный вопрос адресовался Принцу. Как знать, как знать, ответили добрые собачьи глаза. Нет, что ни говори, нюх у собак покруче нашего будет.
Предстояло дело. И, по всему видать, серьезное. Особенно, его конец. Нет ничего недвижнее могилы. Но именно недвижная могила, наперекор любой воле, настырно и надежно влечет нас в вечности. В вечности каждому хочется оставаться красивым. Хотя красивым ты останешься, максимум, на день да и то, если не изуродуют лицо. Потом - тлен. И все равно, ради только одного этого дня, я счел правильным побриться. С помощью бритвочки из перочинки худо-бедно удалось.
Выходили в ночь, переползающую в утро. Солнышко только-только, совсем еще робко, раздвигало набрякшую заваль стыдливо закрасневшихся облаков. Однако жители деревни трудовито метались по дворам, истошно, но обыденно взвизгивая и вопя: "Флэн снова подтырил гуся".
Меня покоробило, что при такой опеке лапчатых, мало кого волнует судьба угнанных красавиц. И после очередного выкрика о краже гуся я, не выдержав, взял за грудки ближнего селянина:
- А девицу Флэн не упер, случаем?
- И шут бы. Того добра не жалко, - было ответом, в довершие коего мои руки нервно трепали клочок залатанного армяка. Вот и все от мужика.
Деревня валила улицей-однорядкой. Скопом выяснялось, у кого увели крылатого. Походя считалась живность подворий. После суматохи недосчитались гуся... Одного, другого, четвертого, не говоря про меньшую наличную птичность или, как ее, птичную наличность... Что ничуть не удивляло.
Наша команда не влилась в коллективный переучет: заборные подданные (или подзаборные данники) и сами поднаторели в этом..
За косогором, сколь хватало глаз, разлеглась пустыня. Да-да, пустыня в центральной Европе! Кому скажи... Само собой, на фоне Гоби и даже Атакамы она лишь махонькая песчанка. Но на меня, новичка, впечатление произвела. Во-первых, за счет своих размеров - линия горизонта, куда ни глянь, оставалась стабильно желтой. Во-вторых, лично я впервые созерцал сей природный комплекс и сразу проникся к нему предусмотрительным почтением. Этой Пустыньки мне, Скуттару и псу Принцу вполне достанет на то, чтобы разделить участь тех тысяч храбрецов, что неудачно застряли в песках Сахары или Аравии. А любой из них, уж верно, не меньше нашего чаял сыскать свой ключ удачи.
- Ей богу, пустыня! - усмехаюсь я и ступаю на песок.
- Чего тут странного? В Марцилонии есть все, что ей, если разобраться, не в надобность. Это как бы миниатюрный слепок всего человечьего мира во всей бездне его умных глупостей, ложных умностей, парниковых идеалов и фальшивых добродетелей, - разошелся Скуттар. - Здесь, в этой карликовой стране, есть, к примеру, путешественник.
- Путешественник? - я не верю ушам.
- Факт.
- Он-то на кой ляд тут сдался, простите? По заборам шастать?
- Он тут для того же, для чего анти-академик, горе-генерал, лже-лекарь, псевдопалач и полу-принц. Для исполнения, ха-ха, своих прямых обязанностей. Путешествовать, предпринимать изыскательские экспедиции.
- На что, на что им экспедиции, скажите на милость?
- Какие, какие, к чертям, экспонаты? - я едва не ною от тоски, сродной невралгии. - Марцилонцев самих пора экспонировать. Но прежде заспиртовать, для какой-нибудь кунсткамеры вселенской глупости.
- Какие экспонаты? Это вы сами решайте. А по мне, разные там всяко-возможные обломки: заборов, вывесок, академий...
- Тьфу! Хватит! Спички на базу!
Плут порадовал меня, безропотно передав коробок... ого, "спичек охотничьих", огромных и непромокаемых. Пожалев и спрятав редкость, я обошелся своими и задымил припасенную сигару, очевидно, из портсигара Кнуреллера.
Шагали налегке, по щиколотку увязая в сыроватом, прохладном, бисквите. Принц плелся позади, груженный провизией и водой в глиняных флягах.
Я понятия не имел, где и как искать логовище Флэна. О страшном сновидении старался не думать вовсе, а по правде - старался просто отвлечься от мыслей, планов, от всего. "Флэн сам увидит, надо полагать", - рассудила голова.
По сей день задаюсь вопросом: зачем, чего ради пустился в эту рискованную авантюру? Со скуки? Для самоутвержденья? Но если и да, то как? За счет чего? Каким образом? Путем геройской гибели или печальной планиды пленника? И по теперь не скажу!
Ты ведь располагал чем? Единственное оружие, которое позволил... точнее, тебе позволили захватить, - стальной прут с острова инструментальщиков. Воинство тоже не ахти как надежно и могуче: залетный шаромыжник и здоровый, но всего лишь пес. С таким арсеналом и этакой ратью шансов супротив оборотня маловато! И вот еще какое безотрадное наблюдение: чем дальше в Пустыньку, тем разительней менялся Скуттар. Его медленно, но верно разъедал уксус горести и разочарованья.
С наступлением дня мы так и не ощутили жары, предписанной пустыням учебниками. Европейский суррогатик знойных владений дюн, барханов и самумов был ровен и спокоен. На мили, версты и целые льё по радиусу - лишь плоское соломисто-грязное блюдо. И песок сродни пляжному, что вблизи канализационных стоков. Похоже, сырость сроду не покидала сей убогий ареал.
А тут еще утро порадовало установкой на скорый и долгий дождь. Правда, этот товарищ не спешил и ливанул точно в полдень, на какую-нибудь минутку-полторы, чего хватило, чтоб превратить волость дюн в мерзавчато чавкающее болото. Моченый песок глумился над обувью, не говоря про собачьи лапы. До вечера было зябко, постыло. И пить нам, вопреки литературным примерам, не хотелось. Даже, я бы сказал, наоборот. На Скуттара мокрость произвела специфическое действие: покоритель пустыни в слипшемся фраке спекся и захныкал:
- Прескарен, больше я не ходок. У меня замокли панталоны, и я боюсь, мне промежность натрет.
И чем тебя, детинушку, утешить? Чувствуя воспитательскую ответственность, я долго не мог придумать, как бы успокоить, чем развлечь филона. Эврика постучалась неслышно: я просто извлек подзорку и протянул хандрюку в подмоченных панталонах.
Наведя окуляр, он тотчас возбужденно хрюкнул. Я тотчас отнял оптику, сосредоточив фокус на раздавшемся средь песочного моря утесе. Он был недалече и весь как истыкан - в прорубах пещер.
- Ура, масса мормон, на носу Солт-Лейк-Сити! - ору я. - На приступ, друзья!
Скуттар растерялся, своею алогичностью в кой уж раз ставя меня в тупик. Может, ты сомневаешься в существовании источника? Так на кой же черт народ баламутить? И на кой сам-то в спутники напросился? Чего ради? Кознеплётства для? А я-то, а ты-то? Сам назвался, сам и отвечай, Прескарен, пора забыть про все эти ИО и прочие раздвоения - лукавую поруку безответственности.
Так или иначе мы тронулись к рубежу яви и чар. В горле пересохло. Отстегнув от Принца глиняный скудель, я надолго приложился к узкому жерлу. Попив, уже и раскаялся в слабоволии. Ты, брат Прескарен, сперва отвоюй у Флэна родник, а там утоляйся, сколь глотка запросит? Но из него! Из родника!
Себя назначил авангардом. Скуттар попросился в запас и прирядился в хвост.
Спустя час утес пророс в черный, вздувшийся на пустынькиной плоскости монолит. По мере приближения нам все чаще приходилось огибать крупные гладкие камни. Скуттар предложил пуститься вприсядку, чтоб Флэн не сразу заметил, а мы б успели осмотреться и изготовиться к приступу с удобных позиций. Я на это усмехнулся: а не поползти ль нам на карачках или, того круче, раком? После чего тут же залег за холодным валуном и приложился к подзорной трубе. Скуттар в окулярах не нуждался - у шельм зрение, как правило, ястребиное.
Песок был мокр и холоден, ноги прели от влаги. Разувшись, я скинул рубаху, выменянную, к слову, у того же сельского аптекаря на тот же бычий эквивалент. Хоть и нехотя, Скуттар во всем следовал моему примеру.
Тут гавкнул Принц. Я прочертил зрачками дугу футов на двести вкруг скалы. Сердце остро прошильцевал страх. Только тут, отсюда я понял, что же отдаленно напоминает скальной баобаб с неравномерно продавленными дырами. В каменистом уроде угадывался темный пятидесятифутовой вышины череп с сажевыми провалами глазниц, ноздрей, ушей и рта. Остальные дыры помельче. Но притягивающе мистифицировали только эти, большие, придавая логову оборотня сходство с Шеолом, адским вместилищем смерти. Шокированный, я поперву не заметил то, что не ускользнуло от профессионально цепкого взгляда мошенника.
- Вот тут уж ничего не скажешь, барышня что надо! Ни маль-маль аналогии с пиявочными доноршами из Марцилона. Дайте трубу... пошустрее, - истребовал Скуттар, наглея на глазах.
- Убери отросток гадости, - раздраженно выбраниваю я и, отпихнув нахала, пытаюсь разглядеть предмет, основательно им обследованный без помощи линз.
Организм с глухими зачатками образного мышления, Скуттар не поддался наплыву глобальных оккультных фантазий, а сразу же облюбовал не всем приметные частности. Это и отличало его от идеалиста-фантазера Прескарена. Итак, футах в двадцати от исполинского черепа лежал относительно небольшой и плоский каменюка песочного цвета, благодаря которому сам он сливался с окружным ландшафтом.
Возле столь неяркой частности, как желтый камень-плоскарь, сидела на корточках тоненькая девушка в желтом, типа амазонки: узкая кофта притянута поясными тесемками к брюкам. И еще одно светлое пятнышко выделялось на сиротском клочке желтизны, как серебристая монетка... Вода! Такая же серебристая, как волосы девушки. Грациозно выпрямившись, она вынула из воды кувшин и отнесла его в самую пасть Черепного замка. Вернувшись, опять села у плоскаря и печально уткнула голову в колени. Девичьи ладони пересыпали песок.
- Хватит, отдохнули, пора! - командую я и лягаю пригорок, взвивающийся жалким гейзером.
Похоже, это движение не осталось незамеченным: девушка вскочила, предостерегающе затрясши руками. Кому? Неважно. Но хорошо, если нам.
Это упрочивало... Решимость. Мою. Лично. Идти. До конца...
Дружище Прескарен, прими поздравления. Ты, кажется, созрел до припозднившейся развязки и нескучной разрядки.
Умощнив верх железной болванки статуэткой Ыйеяара, я опустил палицу на плечо и спокойно ступил к обиталищу девохитителя и гуселюба.
17. ЭПИЧЕСКОЕ БОЙЛО
В тот же миг из окон-пещер с гомоном и клекотом выпорхнули черные птицы. В разинутой пасти Черепа багристо полыхнуло. Я продолжал поход.
Минуту спустя из центрального проема выползло существо по виду не столь ужасное по виду, сколь несуразное. На столбы слоновьих лап давил черепаший купол хребтины. Рогатая башка сказочного ифрита о трех глазах: первый черен, второй зелен, третий, во лбу, оранжев. Природа ль, сатана ли потрудились над чудищем, не в курсе, но по-своему халтурка была славной и, пожалуй, не побоюсь этого слова, вычурной. Флэн был способен устрашить. Особливо впечатляли демонические фары. Нервирующий рык трехглазого разнесся над всею Пустынькой. Предвидя лютость расправы, девушка завесила свое лицо волосами. Знала б она, как ублаготворило это чью-то душу. А что, братец Прескарен, если не показалось, кому-то на этом свете страшно и за тебя! Не могло не радовать, что, закрыв глаза, она избавляла себя от неаппетитного зрелища расправы.
Ускорив шаг, правда, самую малость, я скорректировал поступь до марша спартанца, правда, без щита. Вместо щита я нес моченые башмаки - подошвами вперед. Скуттар, как цапля на аркане, пригибался и поблевывал от страха. И единственно - из страха же перед одиночеством он по-своему старался не отставать. В итоге, я оторвался самое много на полсотни шагов. Пес хмуро, но храбро рычал справа.
Когда до пещеры с монстром осталось футов сто, я притормозил, вытер босые пятки одна о другую и мужественно швырнул обувь в сторону трехглазого рогозверя. Скуттар, икая, заканючил:
- Пппо-осслу-ушайтте, Пррре-эскаррен, я понимаю, отговаривать поздно, но все жже вот возьми-итте. Авось, сгодится, - и протянул нечто черное. Прищурясь, я с трудом опознал потертый, не имеющий возраста пистолет с привязанной к рукояти пороховницей.
- Эх, Скуттар, - возвращая мечту антиквара, вздыхаю я, - право, лучше бы вам замочить вместо пороха промежность. - И уже Принцу - На место, сидеть!
Я выложил, оставляя в тылу, немногие свои причиндалы, кроме ножика. Его опустил в карман брюк. Догадавшись, что это привал перед броском, Скуттар перекомкал лицо и тяжко просипел:
- Я не могу, Прескарен. Это сильнее меня. Простите...
Я плюнул и, не оборачиваясь, двинул вперед.
- Прескарен, знаете... - донесся вяк. Полуобернувшись, я заметил подзорку в руках хлюста. Однако его гнусь так достала, что я не стал дослушивать, чего он там разглядел. И, вообще, исключив труса из сферы мировидения, больше я не оглядывался.
Страшилище о восьми слоновых лапах заметно росло в окоеме, строённые почки на лапах разбухали в толстенные когти - не меньше ладони каждый.
- Стой, ничтожный ошметок липкой гадости! - зычно взревел Флэн. - Ни шагу! Не то я изничтожу тебя, - глаза его ворохнулись и один за другим потемнели, помутнели. - Убирайся, пока даю шанс.
- За что такой гостинец? - осведомляюсь я мертвенными губами, лишь сейчас замечая в "глотке" замка белеющие кости и черепа.
- Сыт я нонче. - Реготнул оборотень.
- Я тоже, - доныне дивлюсь собственной дерзости.
- А ты хамло. - Не без удивления констатировал он и со скрежетом повел башкой.
- Отчего же? Я просто сыт и всего лишь хочу попить. А у тебя, по слухам, есть недурственный крюшон.
- Красавчик Флэн, у тебя как с пищеварением? В норме?
- А ты как думал? Поешь с мое такой вот мрази чванистой. - Обиженно загундел Флэн, и зрачок красного глаза сорвался вниз. Точь-в-точь, как у балаганной куклы.
- Издряхлел-с, - цокаю я сочувственно и соображаю: время! Итак, начнем-с! - Слышь, рептильный, щас я тебя побью.
- За что? - искренне опешил жутик.
- Слов не хватит. Но перво-наперво за то, что ты принуждаешь такую хорошую девицу таскать воду. А еще за то, что за последние пять лет ты втрое сократил поголовье марцилонских индюков и фазанов.
- Не правда суть. Я такое отродясь не едал. А обретаемся три года тут. С малым. Оговариваешь, батюшка. Облыжник вы бессовестный. - Голос нечисти сдавился до стона. Знать, натура к критике чувствительна. Мне стало стыдно и, одновременно, тревожно: "Как бы эти трогательные укоры не размягчили тебя. А урод, тут как тут, возьмет и нанесет коварный удар, пользуясь твоей слабиной".
Задрав лом, как меч, я атаковал. Из зева гада резво выскочил горящий шар, на скорости пронесся мимо моего плеча. Кожу забрызгало кипучей смолой. Пара капель угодила на голую ступню. Всшипев от боли, я запрыгал на одной левой.
- Ха-ха! Чеши, пока я добрый. - Флэн увещевал порывисто и нервно.
Но я был взбешен, и боль подстегнула ярость. Занеся прут уже обеими руками, я без прихрома возобновил атаку. Следующий огненный плевок едва не ляпнул в грудь. Уклоняясь, я оказался подле гиганта, и там со всею остротой ощутил свое ничтожество. Флэновские габариты впятеро превышали человеческие. Но они же, сообщая неуклюжесть, были "ахиллесовой пятой" твари. Строго говоря, Флэн ползал на брюхе, причем довольно медленно, а восемь коротких лап, разбросанных по диаметру, служили не столько скорости, сколько круговой обороне чрева. И впрямь, как я тотчас убедился, подступиться к оборотню было невозможно - всюду его защищала одна из громадных лап с когтями в саперскую лопатку. Об убойной силе каждой я предпочел не догадываться.
- Идить-ко судыть-ко, клопяра! - перхая, изгалялся паразит. После чего выяснилось, что Флэн не так уж и неповоротлив. Скорее, напротив, на зависть ловко для своих размеров он вертелся по оси и плевал раскаленными пилюлями. В сущности, меня спасало то, что был он редкий мазила. А вот плевки с каждым выстрелом становились все меньше. И на тринадцатом стухли.
Удостоверясь в этом факте, я с торжественным ревом ринулся к аршинному рылу. За дерзость пришлось поплатиться. Из глотки паскудины вывернулся длиннючий язык, больше схожий с тесальной пилой. Кабы не реакция, не рискну даже представить, во что превратилась бы мое нутро. А так обошлось сущей безделицей: ошметочек вспоротой кожи на левой ключице. В ответном прыжке я изловчился шваркнуть дубинкой по шипам на язычище. Пара зазубрин с характерным лязгом погнулась.
Когда я попытался обойти оборотня, его мордель проворно сместилась по оси, язык-пила рванулся вперед, где его накрыл шишак в виде чугунного Ыйеяара, а я с удовлетворением продолжил счет свернутых зубчиков. Застеночный проглот, Ыйеяар то бишь, демонстрировал прочность. "Нулевое качество" держало марку! Вполглаза я усек, что одна из лап махины как бы распорота - из шва торчит лохматый кус, сродный с... ватой! Не на эту ли деталь намекал Скуттар?
Пораженный открытием, я забылся буквально на долю секунду, за что был в момент наказан. Резким толчком Флэн вогнал кончик языка в мое плечо на целый дюйм. Сбитый на четыре точки, я пытался вернуть вестибуляцию, что разлетелась искрами из глаз. Булава понеслась наискосок к пещере. Когда очухался, было поздно: Флэн прицелился в сердце. У меня не было шанса сманеврировать.
Спас крик. Девичий. Буксанув, зубчатое жало промахнулось, на локоть пропахав песок слева. Утратив осторожность, оборотень придвинулся ко мне и начал пылко таранить языком ближнее пространство. Мишень по имени Прескарен лишь успевала откатываться. Песок непрерывно взрыхлялся. Но, несмотря на страх и опасность, я был изумлен той легкости, с какою туша зверя вздымалась при каждом выпаде. Впечатление подозрительного недовеса неистребимо крепло. Непонятно, что мешало стопудовой горе без лишних затей покончить с двурукой мелюзгою? Всего-то и делов - проутюжь брюхом: на песке слизь кишечная останется.
Пустынька вздрогнула от воя. И вой был победный! Флэнов язык, споткнувшись, завис на полпути. Я справил взгляд: мой славный Принц зубами и когтями драл вражью лапу. Запуржило прелую вату, паклю, стружку и опилки.
Флэн обрушил на собаку ураган проклятий, визгливых, но не в пример глуше прежних. Пользуясь заминкой, я вскочил, запалил "охотничью" спичку Скуттара и, спокойно прицелясь, метнул во взлохмаченный бок - как дротик. Маневр удался! Целиком сосредоточась на собаке, Флэн просто успел забыть про человека. А еще мне на удачу он, вернее всего, просто не мог заподозрить, что какой-то полуголый недомерок способен владеть Спичкой! И спичкой не простой, гаснущей от дуновенья, а охотничьей, которую можно метнуть как пику против ветра с гарантией зажиганья...
Рванина клочно воспламенились. Чихнул, заклубившись, удушливый дым. И тут в огроменной башке чудища образовалась трещина. Оттуда, сморкаясь и кашляя, разрывая и откидывая податливую желтоватую труху, начал выкарабкиваться закоптелый сгусток сала. Влажный от пота и угарный с виду, он был бы трудно сличим с человеком, кабы не широченные портки на катастрофически раздутом пузе.
Боже, и это, вот это вот елозящее убожество - кромешный Флэн Пепельный глаз!? Монстр, наводящий ужас на всю округу! У него и глазок-то не разглядеть, а уж о цвете их приходится только догадываться.
Мой вздох попытался вместить всю необъятность разочарования: "Черт! Да есть ли в этой задрипанной стране хоть что-то стоящее и настоящее? Здесь невозможно утвердиться нормально, по-человечески. Ни в чем. Неостановимый конвейер подделок и дешевок. Оборотень и тот оказался фальшивкой".
Укрывая лицо от пламени, "головой Ыйеяара" я поддел чучело. На удивление легко, без малейшего напряга ископаемое перевернулось вверх тормашками. Ветхо-гнилая прель ватина и рогожи паутинилась прорехами, из них пучились колтуны лыка, мочала и соломы.
Придерживая порты с прорехою вдоль зада, Флэн семенил к пещере.
- Эй, стой, куда, едок помоев?
Насмешливо напутствовав его, я победоносно посмотрел на девушку.
С открытым ртом она внимала происходящему.
- Принц, фас его, фас!
В два прыжка собака настигла незадачливого оборотня, опрокинула рыльцем в песок. Источая органические и неорганические флюиды, тот брюхонадрывно визжал и брыкался...
Вот и всё. Неприятель посрамлен. Конфузия полная. А у нас... Виктория?! Большой, кстати, вопрос. Впрочем, ладно...