Губерам первого ельцинского розлива посвящается!!!
Фрагмент
По чьей-то воле, может, и не божьей, областью вот уж сколько лет правил престарелый прокуратор Чумаятов. Благодаря аббре6виатуре ФИО (Д.А. Чумаятов - ДАЧ), еще в студенческие годы его прозвали "дачей". Что было даже не предвидением, а стопроцентным попаданием. К личной даче, этакому особнячку с башенками, бассейном и тренажерным залом, Чумаятов тянулся сызмальства - сразу, как усмотрел первую в своей жизни картинку с теремком. И заимел-таки! Сперва - в виде обкомовской дачи, потом - целую россыпь записанных на чужие фамилии коттеджей, спец-представительств и даже замков в готическом стиле...
С пугающей регулярностью Чумаятовым овладевали приступы отупения, отягощенные трактирным косноязычием. Такое случалось, когда он был не в ударе и, тем более, в немилости. Но как за отливом прилив, всякая опала сменялась фавором. За что и прозвали: Толяныч непотопляемый!
Собственно, ельцинских ставленников звали по-разному. Сторонники первого гаранта: демократами, либералами, реформаторами. Народ и оппозиция: ельциноидами. Или подъЕБНутыми, в смысле - которые под Ельциным Б.Н, подчиненные ЕБНу и т.д. Ну, а если совсем ласково: ЕБНятами. Так и говорили: "подъЕБНутый чиновник", "подъЕБНутый" губернатор"...
Странно, но к Чумаятову "губернатор" не прирос. И что такое губернатор? Банально, бездушно, плоско. Словечко вроде и модное, но дюже западное. Не та конъюнктура, не та стратегически. Главе региона ловчее что-нибудь эдаки посконно-сермяжное, ну, на худой конец, псово-саврасое. Что б, если уж приванивало, то по-родному - чем-нибудь лапотно-вековым... И оно нашлося! Простое, как букашка, внезапное, как архимедова эврика, искрометное, как алехинский шах, мощное, как апперкот Тайсона, точное, как залом Карацупы, острое, как укол Атоса...
А какова предыстория!
***
Как водится, новый глава областной администрации к дореволюционным титулам проникся враз и, главное, в нужное время - то есть где-то уже на самом издыхе 80-х. Поворот был как всегда крут и принципиален: всю предшествующую эпоху верный ленинец Толяныч с пламенной непримиримостью князьев клеймил, а графьев громил не иначе, как захребетников и "кровопивцев трудяшшейся массы". Запоздалая "белая косточка" порезалась у батюшки Димитрия Алексеевича аккурат на угарной волне топонимических переинчек городов, весей, улочек и прочих "коммунистических тупиков". Пожалуй, и не кость, а цельный "белый мосол", который скоблился, свербел, поднывал, не давая уёму совестливой натуре вечного тимуровца. Доколе, мол, будешь сам терпеть и душеньку мытарить, которой, собственно, нет и в то же время она есть?!
Ну, таки вот вам всем: амба и абзац! Однажды, будучи в подпитии на торжествах по случаю пятисотлетия Соруссы, Димитрий Анатольевич вдруг усек, что город основал старинушка-воевода. Осев на днище памяти, весть уцепилась, прижилась.
Протрезвев же, вспомнил, а, вспомнив, так и замлел: князь, князь, боярин! Вот же оно! Самое то, чего не хватает достойному и много поратовавшему человеку. Последняя капля переполнила чашу разом вскипевшего аристократизма, и некий глас повелел: "Ты, бывший "комсюк" и секретарь горсовета, демократией мобилизованный, обязан не просто вылупнуться, но преподать урок России всей, понимашь".
И пока вчерашние подельники по компартии, назначенные подъЕБНутыми начальниками регионов, кучно и без напряга извилин переквалифицировались в главы администраций или, на крайняк, губеры, Димитрий Анатольевич выделился из серой их дружины. На особицу, творчески и без повторов. Так в России рубежа тысячелетий возник первый и, даст Бог, единственный воевода. Воевода Сорусской земли!
К воеводе через время и через черточку приклеился господарь. Но то была, скорее, дань подростковому увлечению тупеньким мальчиком Гугуце из бессарабского фольклора. А у молдаван в ходу не князья, а господари. Ясен пень, в сложносочиненном гибриде "воевода-господарь" жизнеспособностью отличилась только первая половинка. "Господарь" отлип, как перхоть, хотя из казенных бумаг вытерся не скоро - году на 13-м воеводства.
Штатные герольдмейстеры запыхтели наперегонки, вынюхивая, выкапывая и приворовывая дворянские корни и гербы рода... Чумаятовых.
Только вот же черт, кровь воеводы голубеть ну никак не желала. Все дело портила родня. Причем по обеим линиям. Как на заказ, сплошь местечковые выходцы с фамильным окончанием на "бург", реже - "ич". Верх родовитости средь пращуров Чумаятова выпал на долю маминой прабабки, купчихи, скрасившей планиду то ли лабазника, то ли конского барышника из Бердичева. Некий шанс обещал также саратовский дедушка по отцу - каптенармус лейб-гвардейского полка. Под стать званию и фамилия вышла: Лейбхамкес, для носителя в годы "Германской" просто убойная. В общем, афишировать все это или как-то там продвигать Чумаятов так и не расположился.
Наконец, сыскался предок из селькупов - малой сибирской народности. При царе к 53 годам этот не совсем европейский тип дослужился до ученика шамана, вице-шамана то есть. А сразу после Октябрьской заварухи он был официально задокументирован в чине ни много ни мало заведующего клубом звероводческого совхоза "Красный бурундук". Как говорится, карьерный рост, налицо! Чумаятов до сих пор в глубоком сомнении, стоит ли данным предком гордиться. С одной стороны оно, конечно, шаман! Вроде бы и знать. Родоплеменная и даже духовная. Но супротив Оболенских, Трубецких и Шереметевых куда? Азиатчина!
Ельцин к "боярской" примочке верного лизуна отнесся спокойно. Даже благодушно. Чем бы, мол, не тешился... Да и "гаранту" ли взбрыкивать против вельможных загогулин?
А уж этого добра у воеводы было пруд и маленькая лужа. Как сам сказывал: "Хватает у меня этих хоббей-лоббей". Давным-давно, еще в бытность сенатора, Чумаятов слыл самым отчаянным лоббистом. Лоббировал все, что предлагалось и не предлагалось. Но больше как-то так с иностранным уклоном. Кем только он не побывал, вот только протекционистом стать не привелось. За все 12 лет так и не успел. За что винил - строго под шумок унитаза - Путина. Он, мол, и губеров из Совета Федерации разогнал, и Егорку турнул...
За годы воеводства Толяныч освоил не только большой теннис, он мастерски парашютировал с бортов подсобной авиации: вертолета и самолета бизнес-класса, оборудованных на придирчивый чумаятовский вкус. Бывало, и моржевал публично. Правда, злые языки снабдили его плавки чудодейственным аккумулятором для пахового подогрева. Опять же по спецзаказу.
***
Супруженку свою Раису, для которой в общественном сознании бытовали одни филейно-окороковые аналоги, Чумаятов аккуратно пристроил в Государственную думу. На пост вице-спикера. Параллельно Раиса Лукинична курировала работу подфракции "Яблочный СПС".
В свое время супруги Чумаятовы засветились с ноу-хау и на полиграфической ниве. Еще на самом взлете мужнина воеводства Раиса Лукинична оседлала главный издательский дом региона. А там кто-то ей возьми да подкинь идею. Мыслишка, в сущности, была проста как пряник: накануне выборов в Госдуму все новинки под рубрикой "Мировая классика" открывал упитанный портретик мадам Чумаятовой. Этим пиар-ходом было убито сразу два зайца. Раиса Лукинична и в Думу попала, и со страниц нетленки местного производства уже не выводилась. Да прописалась так там комфортно, что даже супруг заревновал: "Ну, ты, Рай, и села: перманентно и на постоянку. Классика, право слово".
Выходит, к примеру, в сорусском издательском доме книжка Тургенева или там Сервантеса, а на форзаце огромное фото ухмыляющейся воеводши с трогательным напутствием: "Дорогие сорусцы, для меня большая честь дарить вам счастье знакомства с Иваном Сааведрычем..." - и в том же духе. При этом портрет классика, как правило, скромно опускался. Да и далее по тексту его ФИО отсутствовали.
Попытайтесь представить теперь, сколь душещипательную символику навевала антология русских поэтов, посвященная женщинам. Победительный фас Раисы Лукиничны прямо с обложки как бы узаконивал авторскую неоспоримость заголовка: "Ты женщина и этим ты права".
Воевода был поскромнее. Его сияющий перед услаждал исключительно взоры школьников и учителей - с кабинетных портретов, дневников и тетрадок. Куда реже печатались его посвящения и эпиграфы к учебникам по русскому языку, ботанике и астрономии...
***
Даже самые кубоголовые из приближенных очень скоро заподозрили в реформаторском фонтанаже Чумаятова чистую клинику.
Началось с того, что крупнейший авиационный завод он перепрофилировал под конвейер кухонной причиндалистики. Чуть позже легализовал проституцию...
Но во всем феерическом блеске клиника засверкала, когда Толяныч нежданно-негаданно обрушился на многострадальное село. Большого, смиренного и бессловесного кролика по кличке Агропром воевода подвергал самым немыслимым пыткам. Кроил и лупцевал, резал и кромсал, делал резекцию, трансплантацию и вивисекцию. Скальпелем, пилой и топором, но четко по Гайдару: без наркоза. Однако бесстрашный кролик упорно не дох. Он хрипел, корчился в кондрашке, но всякий раз исхитрялся выжить и даже с мизерным приплодом. В смысле: кормил народ и всю окрестную ноосферу и даже фауну: как домашнюю, дворовую, колхозную, словом, ручную, - так и не совсем.
Но воистину былинным размахом прогремело одно маленькое чудо европейского калибра. Как-то по пьянке, то бишь по случаю первого за всю демократуру форума сельских врачей, багровый от виски глаз воеводы-трехлетка выцыганил в туче выпивох Иезекииля Парфеныча Скопова.
Балаболистый ветеринар из глубинки, словно под заказ сыпал анекдотами. Да так, что снудил Непотопляемого трижды за вечер произвести кое-что из организма в штаны. Слово за слово, азартный воевода позволил коновалу-гимнопевцу не только себя обаять, но и сподвигнуть на мировой проект. Суть проекта была емкой и пахучей. Как, собственно, и конечный продукт - навоз.
Если по сути, то новозаделанная Скоповым фирма "Иезуитик ин квадро Парф энд компани", совместно с норвежскими, немецкими и американскими концессионерами обязалась завалить сорусских сельчан... навозом. Причем, навозом не простым, а класса "экстра". А если еще опрятней: супернавоз "экс в квадрате".
Сама модель интер-говенного сотворчества была не ахти как хитра. Из трех упомянутых стран в четвертую - крошечную монархию Лихо-бес-Штайн (в народе абсолютно безосновательно окрещенную "Лихом бесштанным") - гнали "эксклюзивную национальную" воду. Ох, и любят у нас сейчас это слово "эксклюзив". Услышал чего от кого - вот ужо и эксклюзив. Сказанул чего невнятно - эксклюзив, посидел чуток в кустиках, подумал - опять же эксклюзивы. В смысле - экс...
Ну, а далее все четыре воды в карликовом княжестве перемешивали, коктейль же перевозился в Соруссу, где и добавлялся в тутошний навоз. После столь грандиозной операции у фирменного навоза сразу же выявлялись уникальные удобрительные свойства. И по своему качеству он в 1,514-1,7007 раза превосходил аналог "отечественный обыкновенный" да, в придачу, пах свежим сеном. Но опять же лишь первые три часа. При малейшем перестое вонь становилась на порядок сильней и противнее, чем у человеческого. Стоит ли говорить, что с учетом российской расторопности и транспортной пунктуальности перестой супернавозу был обеспечен хронически и бесперебойно.
Увы, засевшего в желтом доме Соруссы Чумаятова носовые неприятности не заботили. Мало того, он усиленно старался про них забыть. Чему способствовало показательное посещение захолустного совхоза в селе Говядьево.
***
Воеводе готовили помпезную встречу.
Все Говядьево с пяти утра торчало на ушах, а он возьми и задержись на полдня. И что возьмешь с такого? - барин в праве! Далее в хронологическом порядке...
Лучшие имиджмейкеры, пиарщики и сценаристы губернии посекундно, попунктно, почленно, поголовно, поручно, поножно и даже поягодично просчитали и расписали хронику действа. Чтобы упаси и не приведи каких-то сбоев и экспромтов.
Из Глинки, Грига и Вагнера смонтировали музыкальные блоки. Лирико-буколическую текстовку подсластили штабелями рифмованной нетленки от языческих Гесиодов и Овидиев до бессмертных кобзарей и деревенщиков. А в плужно-косцовую манипулу к Кольцову, Никитину, Кузмину и Козлову затесали серпо-молоткастых Рюрика Ивнева, Тарковского-отца, Иосифа Бродского (куда ж без него-то?) и, ясен пень, местного сорокинца-какашечника Семхрена Кривоносого - для пущей предметности.
В канву сборной оратории нежно вплетались золотые нити, выдернутые из текстов великих агрономов от Хаммурапи, Колумелы и Катона-старшего до Тулайкова, Цицина и Мальцева Терентия. Увенчать говядьвскую "санта-барбару" долженствовал олимпийский жест: воевода зачерпывает навоз расписным половником и, произнося эпические слова: "Эта ложка... меда не портит", - опускает в бочку-полутонку.
Как и принято, к эпохальному месту загодя нагнали журналистов с видеокамерами. На общественное обозрение был бульдозерно выдвинут ковш: лакированный, полуторааршинный, из палисандра, со злащеными инкрустациями. Рукотворное штучное чудо из Палеха украшалось изнутри коллективным портретом мэрии Соруссы, а снаружи - осовремененным сталинистским лубком, где на месте слов "Родина-мать зовет" - вязью голубело: "Родина мать, получи!"...
В 12 часов кондовый русский навоз залили "чудодейственным составом четырех европейских цивилизаций", как грамотно объявил народный артист Российской Презентации с окончанием на -швили.
Расчет был точен: согласно регламенту, ровно через час Чумаятова должен был доставить личный самолет.
Как назло, воевода припозднился. И дважды назло, в этот день задалось прямо-таки пампасское пекло. Так что мухи кормились не столько натуральным удобрением, сколько представителями желтоперого сословия. Разливанное море тучного парного навоза воскурялось влажно-знойными флюидами. Изнемогшие от жары люди молились на тропически-синее небо. А в ответ - ни пятнышка, ни звука типа самолетного "жу-жу". Зато от ос, слепней и мух стояли мрак и гуд. Люди остервенело отбивались от кусачей летучести. То там, то здесь вафельный эфир вспарывали отчаянные возгласы ужаленных.
В 15 часов навоз завонял. В одну минуту злоухающая волна накрыла мир. Безжалостно и всекосяще. Люди корчились от удушья. Журналисты блевали, кто-то кашлял, кто-то с контуженным стоном отползал в аут. Обморочных тащили к неблизкой речке Дурилке, отвоевывая у тутошних коров мокреющее пространство для жертвенных туш. Как изъясняются интернетовские златоусты, торжественный акт был, в натуре, смазан говном. Даже бывалый калопед Семихрен, ритуально помазавшись любимыми массами, потерял вдруг равновесие и рухнул в ковш с ненавистной эмалевой мэрией...
Самолет сел в 15-42. К месту запланированной посадки автоматически самораскручивалась 50-метровая дорожка из сшитых таджикских ковров XVII века. Эффектно, черт возьми!
И вот он халифский час! На дорожку-самокрутку молодцевато выскакивает верховный пижон. Превозмогая, укусы и удушье, самые стоЯкие и небоЯкие журнахлюсты мужественно наводят на VIP-объект потные дула дивизионной видео-артиллерии.
Но что это? Румяное, ухоженное, обездвиженное косметологами лицо, буквально еще в салоне растянутое в патентованной чумаятовской улыбке, разом окисляется. И уксус, видимо, столь едок, что "желтая братия" даром что с рук кормится, не в силах превозмочь искуса, обессмерчивает воеводские метаморфозы. На фото-видео-пленке.
Ну а потом была клюква в купоросе.
Величавый сановник пустил слезы, сопли, прикрыл рот, отвернулся. Лицо, особенно губы, корежились нутряными толчками. На устах куражилась слизь. Начисто забыв про имидж, вельможа сиганул в кабину самолета, захлопнул дверцу и махнул рукой - не для приветствия, а с отмашкой пилоту. Самолет развернулся и посеменил... в разбег от Говядьева... набирая скорость... потом взлетел. Маневры сильно смахивали на паническое бегство.
Счастье еще, что для вящей аффектации воевода не сиганул с парашютом. Не исключено, что именно навозные плантации предусмотрительно разбередили в Толяныче ассоциацию с прошлогодним десантом в сельскую же местность. А если точнее, - на околицу глухой деревеньки Средняя Повидловка (их, Повидловок, было еще две - Большая и Малая)...
***
Тогда VIP-парашютист угадал аккурат в частнособственнический курятник, расплющил несушку и 8 цыплят, а парашют покрыл навозную кучу. В принципе, воеводе выпал славный жребий - ошибись на пару шагов влево, - и насквозь бы протаранил куполом столетний нужник.
Неизвестно, чем бы закончилось лётное фиаско Толяныча для местного колхоза "Путь к..." (заднюю часть лейбла - "...социализму" - еще в августе 91-го оттяпал благоразумный председатель), кабы не радушие хозяйки.
По первости, с вилами наперевес и агрессией в бдительных очах прихромав к курятнику, она все же сквозь перья и пух опознала в зеленом от страха и помета диверсанте царя-батюшку! Киданув вилы, бабуля всплеснула руками и ну причитать:
- Ой-ой, да что ж я наделала, окаянная? Да будь он проклят, курятник хренов. Да сгори синим пламенем чертов колхоз. Ой, батюшка, ой, родненький, кровинушка наша общероссийская, заступник народный, касатик Советского Союза, ой ё... Расейской Педерации! Кормилец и милостивец, да что ж с тобой недруги содеяли, да что ж натворили мы, паразиты, не уберегли соколика ясного!...
В рыданиях старушки было столько правды, что воевода отмяк и не тронул. Ни ее, ни колхоз. А ведь был же, был стопроцентный повод - разогнать пережитки социализма, забацав взамен чумных колхозов-совхозов образцовые фермы и хутора.
После стопки хорошего первача венценосный ас вовсе раздобрел, захлюпал носом, багрецою полыхнул.
А когда, перепугав село воем импортных мотоциклов, отыскали его семеро автоматчиков в бронежилетах, тут уж боярин враз обрел все свое величие, привлек к себе хозяюшку, приобнял и честь велику оказал - вытер о передник шмат куриного помета. А для радости пущей в лобик почеломкал и рублем одарил. Настоящим - целковым, гайдаровским - 92-го года. Чумаятов завсегда носил при себе горсть гайдарышей.
После третьей стопки обуяли Митяя Толяныча благородство с доброхотством, дотоле ни в каких анналах не отмеченные. Даже репрессивные санкции велел урезать до простого штрафа. Его-то и вчинил бабушке участковый, своевременно приключившийся на объекте приземления за номером 2: "За самогоноварение, с изъятием аппарата и всей произведенной продукции - в пользу сельской администрации".
Куда круче разобрался со старушкой председатель, подладившийся к месту ЧП в третьем уже эшелоне. Коленопреклоненно поплакавши от счастья: "Благодарствуем, что удостоены столь великого падением, пардон, визит...оговоримшись, визитом, родимец наш орлокрылый", председатель долго ел пыль и челобитничал в адрес хвоста уходящего бронеджипа.
А уж потом...
На миру, при всем честном народе, что заполнил проулок, председатель устроил бабуле выволочку в стиле Хрущева. По дедовским правилам в программу был включен авторский фигурный мат и музыкальный аккомпанемент. В утлом бабкином подворье председатель солировал басом и виртуозно музицировал на хлипком столике последовательным стаккато из лаптя, сапога и... чугунного утюга - для искомой доходчивости и взаимопонимания. Рокочущим лейтмотивом до карги доводилась могуче спрямленная мысля: "Наставила, ..., тут, ... тебя в..., курятников да, ..., нужников, ... тебе в ...! Приличным,... твою..., людям упасть, на ..., негде"...
Частота этого красивого рефрена точила страх, но тупила мысль, коя и так не ночевала в пропитых мозгах среднеповидловцев. Пару минут послушав арию председателя, и вправду ведь поверишь, что всю свою жизнь он посвятил героическому истребленью коварных ловушек в виде дворовых удобств и птичьих общежитий. Злоумышленница свое вредительство осознала с первых слов, во всей роковой и непростимой полноте. Проникшись мыслью о неотвратимости народного возмездия, она даже не оправдывалась. Одно гадала под скупую слезу: на месте порешит или закопает в два пристука?
В полном составе из-за штакетника Среднеповидловское население методично кивало: и согласно, и осудительно - все зависело от перескока глаз с палача на злодейку. И ровным счетом ни одна живая душа во всей этой чудом уцелевшей первичной общине не удивилась, что вот только что прямо с небес на голову им грянулся не абы кто, а сам августейший воевода! И это при том, что на памяти, почитай, десяти колен не выпадало туземцам Ср. Повидловки принимать у себя чина старше волостного землемера (в 1911 году) и зампредседателя райсовета (в 1949-м).
Когда же под вечер все-таки осознали, то весь сельский мир испытал коллективное потрясение, как теперь говорят, культурный и психологический шок с заплывом в катарсис. От такого добра отходили неделю - посредством обобществленной самогонки. И это дало свои плоды: председатель, протрезвев, решился-таки увековечить на вывеске колхоза президента: "Путь к Путину".
...После говядьевской конфузии как отрезало - Чумаятов никогда уж не посещал экспериментальных совхозов и ферм, предоставляя их хозяевам самостоятельно решать все, равно как и обонятельные, неурядицы.
Но это лирика. А проза такова, что со всеми издержками по доставке импортной гидродобавки, себестоимость тонны "экспериментальных экскрементов экстракласса" подскочила до 100 долларов. При этом отечественный сырьевой полуфабрикат - испражнения - сорусских аграрников обязывали сдавать по дешевке, а то и за просто так. Иными словами, благодаря заливке четырьмя водами тонна г... становилась если и не в прямом смысле золотой, то уж точно благородной продукцией. Очень скоро при таком подходе на навозных сделках озолотились не только экс-ветеринар Скопов, обзаведшийся резиденцией в славном г. Дюссельдорф, но и его воеводствующий патрон, купно с западными партнерами. И это правильно: уж лучше заморить отечественных ослов, чем оставить без выгоды иноземных корешков, ославивши себя в глазах цивилизации. А что до махонького Лихо-Бесштанного герцогства, то после туризма навозный бизнес стал второй по значимости статьей его бюджета.
Дежурно помеченные народной молвой, как говенные, официально эти районы назывались "экспериментальными". По старой схеме добровольной принудиловки аграрники "говенных районов" едва ли не декретивно обязывались использовать только экстранавоз. Объяснялось так: "внедряемые у нас полба и маис, требуют эксклюзивно природного, но европейски наводяненного удобрения"...
Свои передовые опыты и новации воевода, как правило, внедрял без предупреждения или там, на худой конец, предварительного мониторинга мнения тех, кто назначался экспериментальной дрозофилой. Такое, впрочем, за воеводами водилось испокон. Недаром еще царь Петр против засидевшихся более трех лет в воеводах ввел бессмертный свой рецепт в виде виселицы. Поминая первого императора, Толяныч зябко ежился, растворял наваждение стопкой "хеннесси", после чего крестился всей клешнею на икону с Борисом вторым, избавившим расейских начальников от всякой ответственности перед судом людским.
На арене затяжного агробзика Чумаятов пробивал и другие катастрофические для сельского хозяйства проекты. Всех их отличала обязательная приставка "супер". Например, порушив крупнейший птицекомплекс округа, он сделал ставку на закупку "суперпроизводительных патагонских несушек". Для заокеанской экзотики, понятное дело, срочно понадобились американские корма и особое инвалютное оборудование. Вскорости, правда, выяснилось, что несушки эти не из Патагонии. Да и не несушки вовсе, а кушаковские петушки. Кушаковские потому, как из деревни Подлобошные Кушаки.
Но даже после такой конфузии латиноамериканские симпатии не утухли.
Побывав на очередном аграрном симпозиуме то ли в Лиме, то ли в Ла-Пасе, неугомонный экспериментатор воспылал свежей затеей. И ведь всего-то некий хрен за семью морями в кулуарах под текилу втемяшил заводному воеводе, что в плане тягла, мяса и, особенно, молока нет для России более полезной живности, чем перуанские ламы.
О-го-го-го!!! И вот уже для 200 изящных верблюдиц с Андских нагорий меньше чем за квартал в деревне "Старохохлатка" раскатывают супер-гипер-ферму. Годовой бюджет фермы равняется бюджету среднего города-стотысячника и сумме годового вливания в весь областной АПК.
Еще через месяц старохохлатские ламы (10 тысяч баксов башка) жили лучше, чем референты самого воеводы.
Естественно, и здесь не обошлось без заподлянок. Из двухсот горных верблюдиц тридцать оказались самозванками - то бишь степными ослицами из Калмыкии, что раздуло непримиримый ишачий конфликт между Димитрием-воеводой и Кирсан-ханом. Половина же оставшихся изначально оказалась поражена какими-то кордильерскими чесучьими паразитами.
В результате эксперимента под нож пустили "сухой остаток" мясомолочного комплекса.
2002
Печаталось в художественно-публицистическом альманахе "Литературный факел", Москва, 2006.