Явление Хорька
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Просто абсурдно-идеологический фарс про то, как пьяные лаборанты эту страну угробили...
|
Явление Хорька
Самая фамильярная ahinea
Абсурдно-идеологический фарс
Из цикла "Д р у с б А и А И Ф"
От автора. Любые ассоциации с реальными лицами или событиями прошу считать невольным плодом вольной фантазии прочитавшего...
Пролог
Турка страдал за фамилию. До букваря - за верное произнесение. После - за написание. И надлежит заметить, не тот это случай, когда фамилию хотят облагозвучить.
С малышества Турка вел смертный бой против Ломоносова. Михайлы Васильевича. Того самого. Бывало, услышит только "Ломо...", и пошел носы крушить, челюсти отворачивать.
Дуля в том, что фамилия туркина на месте "с" запиналась об "г". И хоть разбейся! Потомственный, казалось бы, ЛомоноГов. Но все как сговорились: ЛомоноСов... ЛомоноСов... А чё в нем путного? В Ломоносове? Как деньги получать, - непременно Ломоносовым запишут. Потом доказывай, что это тебе, а не ему. И вообще, кто б ответил: "Чем ломом в нос гуманнее подножки"?
Про отчество Туркино родные уже не заикаются.
Фига в том, что Ломоногов-дед (Ламарк Сибирьянович его звали) был мичуринец. Стихийный. Отпрыска поэтому нарёк... Лучше, однако, шепотом: Напопокрас. Что изначально означало: "НАшим ПОмидорам ПОвышенную КРАСность". Следуя заветам папаши, Напопокрас для чада выбрал боевое: "Армии Трудящихся Ура". АРТУР то бишь.
Кукиш в том, что симбиоз "Артур/Напопокрас" оказался термоядерным. И уже в ясельках Артурка повелел звать себя Туром. Детки поняли. И ровно через секунду Ар-Тур навечно заделался Туркой. А на компот: "Попа Красная"...
В общем, рослось-училось Турке зашибись. Но институт кончил. И распределили его в лабораторию. И двинул он туда с единственной целью: "Либо пан, либо попа", в смысле: "попал"...
Шаг первый "Бычковый"
Лаборатория оказалась "дочкой" института... Научно-исследовательского... гуманитарных проблем... и как бы даже толерантности. 13-строчную вывеску Турка не дочитал. Только концовку: "...имени Гейдар-заде".
НИИшным турникетом управлял бдительный старух. Изъяв туркино распределение, старух давай его нюхать: вдумчиво и громко. Потом как сморкнет: "Апчхи-и-и... и ступай, касатик, наверьх". Касатик и потопал.
Уже попав наверьх, Турка долго еще карабкался железной лесенкой. Выкарабкался к зеленому чердачному люку с желтой размалёвкой: "ЛАХОР". Точно в издевку над заоблачностью положения, ЛАХОР оказался чердачным сараем. Стружка, опилки, ящики... Загоны, корытца, тазики... Всяко-разные мисочки с крупой, травой, помётом. Причем, не обязательно голубиным... Плюс незаслуженно долго-жительствующая мебель. Довоенный ржавый громкоговоритель, похожий на квадратное ухо, сплюснутое бульдозером... Амбалистая радио-тумба с дубовым верьхом... Черный телефон-полупудок... И все это под коврами... Пыли, паутины, птичьих приветов. Окно? О, да! Одно, но серьезное. Еще точнее: круглый чердачный иллюминатор.
Первым, кого застукал Ломоногов, был раздумчивый старичок годиков 32-х. Плешивый. Востроносенький. Губастый клюв селезня-мутанта. Крысиные зенки диаметрального разбега. Росточком не выше лево-соседней ёмкости для просушенного кактуса. Старичок упоённо травился "бычками". Ловил он их в синюшной коробке "Прибой" и беленькой: "Дымок". Запеленговав хлопок дверки, старичок очень придирчиво уставился. Может быть, и на вошедшего. Еще точнее: на вползшего. Сказывать он ничего не вякал. Лишь безостановочно чавкал, давился перманентно точащейся слюной, мудро всхлипывал и нервно ёрзал крупнокалиберным задком.
Приняв вызов, Турка заискрил. С богом данных 2,07 метра над уровнем плинтуса, мрачно, исподлобья. Оттуда же вскорости покатились литые, как утюги, фиолетовые слезы. Уж такое у парня качество. Растеряется чуток, и ну слезу катать. А глазоньки не простые. Восемь целковиков одною дыней свекольного настоя.
- Ты цыво, зязя? - цыкнул Турка: в надрывные моменты судьбы он забывал примерно четверть букв... Из той, разумеется, половины азбуки, которою владел.
Старичок 32-х годиков меланхолически лыбился и отпускал колечки дыма. Робко ощупав бесконечно сосредоточенный пах Ломоногова, колечки испуганно шарахались вверх. И там вдребезги разбивались о переломанный нос. Еще точнее: 12-перстный лиловый хобот. Носом своим Артур Напопокрасович гордился. Реже нюхал. При нужде бил, скажем, крутые яйца. На спор и греческие орехи уделывал. Если глядеть сбоку ... ("А прямо на Турку, прямо скажем, лучше не пялиться". Добрые советы папы Напопокраса, N 1)... рубяще-нюхательный агрегат удивительным образом копировал пЕред "ТУ-104".
- Ыззеваисся, та? - Ломоногов тонально перестроился на высокогорный хор маралов. - Сясь вить тюкну. - И улился слезою.
Над голым темечком дедули бугристо взвился "ледоруб". Опережающе рыгнув, лысец сглотнул "бычка" и пропахал шнобелем клеёнку. Ссаненькие порточки набатно грохнулись вниз. Кактус вздрогнул и свергнул на "Дымок" ржавого хорька. Хорёк был зол, уродлив и смердяч. Издали он походил на карликового гризли. Кумачовый, внатяжку, сюртучок игриво поскрипывал на тряских жеребейках грызового жира.
- Кйыса!!! - Кукарекнул Турка, вспархивая на лабораторный стол.
- Кррррак!!! - Все четыре ножки сложили каблучки по центру. От вестибулярной загогулины Туркин разум погас.
Шаг второй "Пельменный"
Отдраив люки, Турка увидел над собой... пельменя. Дебелый, в полосатой фуфайке, с лицом безусого моржа. Дефицит волос компенсировался лохматой папахой, гривою морщин и богатырской оптикой в роговой арматуре. Не исключено, что из моржовой кости. Пельмень увлеченно выдергивал из туркина носяры кактусные жальца.
- Мой голубь сизокрылый. - Гнусаво и скомкано доносилось из набитой утробы. - Оё, проснулося. Как звать, с чем жрать?
- Турка я, Ло-мо-но-гов. - Вычёсывая по слогам, ответствовал гостенёк.
- Мамоньки моё! Никак Михайла!? Ах-ах, да нешто тот самый мужичок архангельской? Из тех самых Холмогорьев?! Ох-ох, свет ты наш батечка Михайла Васильич! - бухтел очкарик невнятно, да и как взовьется. - Товарищи трудов моих, к нам пожаловал Ломоносов!!!
- Не -СОВ! - Наливаясь малиновым протуберанцем, возопил Турка. - А -ГОВ!!!
- НО! - засомневался пельмешек и взбрыкнул, как ужаленный мерин.
- ГОВ! - еще громче рявкнул Турка.
- НО! - еще задиристей поддразнил толстячок.
- ГОВ! - Турка взял октавой выше
- НО! - не уступал пельменный вид.
- ГОВ!
- НО.............
Шаг третий "Хреновый"
Боковая дверь в лабораторию распещерилась. Дырку законопатила оптовая партия из серии: "По нам рыдает вытрезвитель". И на каждом полосатый забубенного размера ватник.
- Вау! Новенькой! - Всхлипнул, хрустя грифелем, длинный кривоногий блондин. Патлы слева - рыжие, справа - "в яблоках" зелёнки и чернильных клякс. - Ну, давай знакомиться, чувак. Бестётушкин. Толян. По отчеству Базарович. Вау-вау! Чиз....
- А я Бездедушкин. - Запоздало рекомендовался гундос, похожий на безусого моржа. А еще больше - на сугубое падло. Что за горох взялось, да не разжевало. - А это, - падло любовно щипнуло томатные щеки старичка годиков 32-х, - конструктор наш Аркаша. Аркаша малость перегрелся. С ним завсегда так. После девяти. Утра то есть... А вот ежели после двадцати четырех, то он у нас натурально паровой прибор Ползунова. Уатт-Уатт-Уатт, Уатт-Уатт-Уатт! - Очкастый потешник довольно закудахтал.
- Я Аркаша. Жена у меня как бы Райка. Так и кличут Аркашей райкиным. - Обнажая левый глазик, просепетил конструктор и выплюнул "бычок". Окурок угодил в глаз задремавшему хорьку. Грызуил взвизгнул и метнулся к багровой иллюминаторной шторке. Замелькала позолота вышитого Ильича. Бархатные складки пеленали агрессора, как щупальца осьминога.
Это не занавеска, сообразил Турка. Переходящее Красное знамя. Победителя социалистического соревнования. Гордость каждого первого советского коллектива. Потому что каждому второму знамя не доставалось. Никогда!
Турка заворожёно взирал, как отплясывает последний свой гопак дорогой Ильич... Профильный. Типовой. Флажковый. Эх, Владимир Ильич! Ленина Турке сделалось жалко. Искренне. Не то что Ломоносова.
Тучный грызуил вконец запутался, раз-два дёрнулся и утух.
- Сдохнет, небось. - Жизнерадостно предположил Турка.
- Хрен! - Грянул басом нескладный дылда без плеч. Дылда обитал в толстых линзах на йодированном пластыре и чешках 50-го размера.
- Живучий? - Догадливо кивнул Ломоногов, вторично овладевая знакомой половинкой алфавита.
- Хрен я! Я - Хрен, Фригильда Касторовна*. - Дылда ткнул(а) себя в отсутствие грудных холмиков. - Надеюсь, у вас есть достаточно цивильный табак? Только не "Шахтерские"?
- Хрен! - дружелюбно оскалился Ломоногов. - То бись: дазе не надейся.
- И это верно, товарищи. Потому что таким товарищам не хрен на хрен надеяться. - Морщавый пельмень Бездедушкин одобрительно нажёвывал тесто. - Позвольте расшифроваться! Ляксандра Яковлевич, парторг. Общественный идеолог коллегиального прогресса.
Товарищ Хрен сдёрнул(а) запотевшие лупы. Лицо оказалось без признаков глаз. Хрен рьяно надраивал(а) окуляры дворницкой рукавицей.
"Эге! А варежка-то не проста", - усёк Турка, косясь на двустороннюю аппликацию рукавицы. - "Один лысый, второй борода. А рожи-то знакомы. Ну как же, обои лауреаты нобельские. Обои диссиденты. - Уверенно выстраивал он ассоциативный ряд. - И обои на букву Сы, понимаешь. Который писатель, выслан наружу рукавицы: где ладошкин тыл. А которой академик - унутрь кулака. Оё! Вот чего бойся-то"...
- Все призовые знамена скушал. - Любовно слезясь на пульсирующее знамя, вздохнул Бездедушкин. - Все грамоты почетные и похвальные. Все благодарности. Все дипломы. Все знаки "Ударника пятилетки". А видели бы вы, товарищ Ломоногов, как он начал, как пошел! По большому ведь пошёл! Картинную галерею загрыз. С гвоздями! О, вы не знаете, какие там были типажи! Зря гадить не берусь, сами политинформацией наслышаны: Карл Маркс, Фридрих Энгельс и Ленин В.И. Основоположников переварил, за членов принялся. Политбюро которые... Опять же не подавился. Одно слово: грызучая моль коммунизма. И остался нам теперича вон тот кубок...
- Цё за кубок? - Фиолетовые дыни Турки пылали неподдельным восторгом.
- Поди, разбери! - загоготал рыжий детинушка Бестётушкин. - Текст-то матюгами перехреначен.
Товарищ Хрен истерически подпрыгнул(а) и с ходу обосновал(а) новую версию:
- С аутогеничной тождественностью очевидствую: это есть кубок призера Пионерской зарницы за 1967 год. -- Цифра 1967 там прорезана достаточно вПУкло.
Толян Базарыч резво сгонял и засвидетельствовал...
- Юбилейный! - Александр Яковлевич выдавил слезы из ноздрей. - В честь 50 лет Октябрю. Да, товарищи, понапрасну гадить не стану: наша революция не всякому хорьку по зубам! - Такими высокими словами эрудированный пельмень завершил коротенький ликбез.
"А кубок-то, поди, из хромированной жести", - подумал Турка.
Шаг четвертый "Пахучий"
Из дверного провала выпал следующий кадр. Еще точнее, куб. До полутора метров с кепкой. Прессуя Турку брюхом, куб выставил чугунную лепешку:
- Ну, здорово, бродяга! - и сладостно захрюкал.
Турка сторожко просунул руку навстречь. Заловив ладонь, куб дури попытался ее выломать. Не тут-то было. С тем же успехом он бы мог гнуть наковальню. Меняя подход, бугай треснул костяшками гостя о стол... Еще точнее: по клеёнчатому верстаку. Хрясть!!! По новой... Хрясть! По новой... Всякий раз, удачно припечатав туркину конечность, дурак ликующе хрустел четырнадцатью зубами. И при этом крыл аудиторию удушливым муссоном. Пипл в корчах загибался. На девятой попытке клеёнчатый "дал дуба". "Центр муссонов" сам все чаще искал пятый угол. Турка пошел в контратаку. Хоп! Его колено чокнулось с набухшим омлетом визави. Хрясть - бронзовый кулак выровнял холку.
- Свой, свой муд...ла!!! - влюблённо загулькал пельмешек Бездедушкин.
- Улугбек... уй-уй... Гамилькарович... ой-ой... Пук... - пробубнил разложённый куб, хаотически муссонируя, и выхаркнул два зуба. - Я не обживаюсь.
- Он не обзывается, - перевел(а) товарищ Хрен, фильтруя воздух рукавицей.
- Пук фамилие моё. - Выдохнул Улугбек Гамилькарович, еще туже натягивая кепку.
- Фамилиё евойный - Пук. - Подтвердил Базарыч, хрипло отдуваясь в фуфайку. - Товарищ Пук у нас комиссар хорьковой безопасности.
- Комиссар? Ха-ха-ха! - Едва не усикался Турка, строя хтонические рожи, и вдруг решительно заблеял. - КХБ, КХБ, КХБ...
- Вау, вау, вау! - ржал кляксобородый Толян.
Общий восторг достиг апогея.
- Ах, до чего же славно! Вот что, касатик, а иди-к ты, право, прямиком да к товарищу Дзержинскому. - Сказал Бездедушкин, подводя черту.
"Дзержинскому? Я не ослышался?" - сосредоточенный туркин пах рассеянно поджался.
Шаг пятый "Реформаторский"
- Цто такое Дзерзинский? - вкрадчиво проквакал Турка.
- Как бы польский как бы романтик. - Конструктор Аркаша обнажил правый зрак и бойко удавил сплющенный "Дымок". Оттуда нервно запрыгали "бычки" разных широт.
- Не музыка? - напряг память кровный враг русского энциклопедиста Ломоносова.
- Не исключу, что поэзия... и даже как бы этой страны. - Внес очередную поправку Аркаша, чадя сбитеньким крепышом марки "Шипка".
- Еще точнее, эмиграция первой волны. - Исторгнул(а) товарищ Хрен, сморкаясь в академический фас рукавичного диптиха.
- Джердзыньский - это наш дворник и как бы завхоз. Он выдает спецовки, фартуки и рукавицы. Гадить понапрасну не стану, но вам, - пельмень Александр Яковлевич на глаз замерил кубатуру Ломоногова, - сугубо по спецзаказу.
- И не вздумайте верить Джердзыньскому, - жарко зашептал Турке Бестётушкин. - Соврет - достаточно недорого как бы возьмет. Он только этим у нас как бы и промышляет. Уж как начнет как бы заливать - лапы подставляй и как бы умывайся! Вау-вау!
- Наш Толик, он же как бы Барбаросса, он же как бы Ржавчик, завзятый западник. - С нотой горлового обожания пророкотал(а) Ф.К. Хрен. - По прошлому году он и был у нас как бы мажордом и, по-нашему говоря: достаточно настоящий, не коммунящий.
- Вау, вау. - Ностальгически подвыл Толян Базарыч.
- Во-во, все имущество с кассой взаимной терпимости за неделю по миру пустил. - Недобро захохотал идеолог А.Я. Бездедушкин, срывая полфунта оптики. - Пришлось засадить его за высокие, в смысле, кровельные, технологи и остаточные ноу-хау. Так и на крыше он все уже гвозди перегнул. Микроскопом. А жесть с шифером оптом толкнул. На бартер. Не слыхали еще такого слова? Ничё, какие ваши годы! Однако, гадить зря не стану, есть и у Толяшки даровитость. По выходным бабкины ромашки впаривает. У посольства. Мастер-класс!
- Что характерно, не деревом берёт - зеленью! И дают ведь! - Вставил, позевывая, райкин Аркаша.
- Западным дипломатам толина расцветка импонирует. - Ласково рыкнул(а) товарищ Хрен.
- Достаточно как бы космополитическая. - Подкинул махорки Аркаша.
- Вау, вау... Чер! Вау, вау, Чер! - Воспламенясь от паюсных слов, Анатолий Бестётушкин гордо затряс ясно-породной, девственной ржавчины чубом.
В этот момент хорек разметал лоскутья изжеванного бархата и плотоядно огляделся. Медвежий носик фыркнул, застыл и хищно принюхался. Легкий сквознячок дразнил упоительною вонью незнакомых штиблет. Зверски прицелясь, грызучая моль коммунизма яростно сиганула на туркин башмак. Обратно тварь летела далёко и надолго. Если точнее: в личную кормушку с экскрементами.
- Ну, теперь, дорогой товарищ, вы, надеюсь, догадались, как кличут нашего питомца? - Лукаво осклабился Александр Яковлевич, дружески помигивая Турке. - Зря гадить опять же не стану, но всю кашу опять же заварил Аркаша. Аркаша у нас заглавный мозговой мотор, инкубатор идей. Может, вы уже и слыхали про него? Джалябес, Аркадий Елпидифорович. Прошу любить и не жаловаться. Без толку. На него и журнал "Коммунист" уже напИсал, как на перспективного реформатора. Не читали? Ну, как же! Знаменитый ЭКОХОР! "Еще опытный, но уже достаточно великий и как бы ленинский почин номер два", это я передовицу цитирую, про то, как нам на хорьках валюту и электроэнергию экономить. Зря гадить не возьмусь, но еще по прошлому лету паслась у нас тут цельная хорьковая колония...
- А таперичи один вот ептот. Епспериментальный. - Шумно разогнулся товарищ Пук, кое-как нашедши себя и зубы.
- Фу, Пук! Не подпускай, не подпускай, фу, фу... - Возроптал коллектив, спаянно затыкая носы и огораживаясь. Сын Гамилькара обиженно попятился.
- Один-то он один, зато имя на десятку: Чер! - Гордо, будто примеряя чепец, выпыхнул(а) товарищ Хрен с дымом "Казбека".
- Зря гадить, апчхи, не стану, но тут особая, апчхи, история! - Зачихнувшись горными дымами, сообщил товарищ идеолог. - По первой поре назвали мы нашего грызуила оченно важнецки: Червонец назвали. Однако вскорости сделалось ясно, что большею своею частью он форменный ВОНец. Что делать, кто виноват? Ну, срочно замутили внеочередное общее собрание учёно-трудового коллектива с привлечением докторантуры головного НИИ глобальной терпимости. После пятидневных прений и баталий с шестьюми, согласно регламенту, сломанных носов, было порешено: заднее, вонючее, упразднить. Переднее, благородное, оставить. Отсюда и пошел весь этот Чер!
- Пойду-ка я к чер..., тьфу, к товарисцу Дзерзинскому, - буркнул Ломоногов, которому от упоминания cломанных носов резко поплохело...
Шаг шестой "Промежуточный"
Турка миновал проем, как брешь в руинах. Дальше темнело пространство с конторками. Их равномерно облегали кучки желтых промокашек. И строго по одному карандашу. Пол, естественно, застилали опилки, карболки, труха, стекловата. В левом уголке горбатился битый микроскоп... В правом - зерновой совок, ёмкость типа "чугунок" и шесть рулонов дерюги.
Стену напротив украшало окно из разрисованной мешковины. Вторую, через нее он зашел, подпирало громко храпящее существо. Судя по тембру, мужское. Как бы мужчина издавал жизнь в правом уголке. А для лучшей сохранности укрывался за половинкой кассовой будки. Две ее четвертинки и зальная угловина образовывали кабинетик. Турка заглянул в рубленый овал кассовой амбразуры. По центру, на широкой спине, дыбился абрикосовый жилет. Сбоку метался белый галстук в черную фасольку. Ближе к стенке обозначилась лысина. Она целиком тонула под баклажанной шапочкой в форме Медузы Горгоны. Дебелый корпус был повёрнут задом. Тесня лобешником капитальную стену, человек в берете оголтело дрыхнул. Дольше уже смотреть не хотелось.
Третью стену... У Ломоногова крякнули зубы и ребра!!! Третью стену занимал писанный до ляжек безраздельный вражина и ненавистник... Михайло Васильевич Ломоносов! Первый русский университет...
Перехватив жевалом уже взлетевший кулак, Турка бессильно заплакал и отвернулся...
О! Там прятался еще один - на этот раз зелёный - люк. На нем размашистыми буквами оранжевело: "Завхоз". Короткий пинок - и люка не стало. Перед глазами узилась лестница с крутым загибом в рай. Итак, загадочный товарищ Джердзыньский обитал в жалком подобии чердачного райка.
Шаг седьмой "Как бы чекистский"
Он угадал. В утлом скворечнике, за дурно поструганными ящиками, кряхтел человечек неопределенных лет. Вихрастый. Кожаная хламида цвета ультра. Плюс настоящая чекистская фуражка. Лавкой товарищу Джердзыньскому служила кадушка. От нее исходило дьявольское амбре. Раз в минуту человечек подпрыгивал и добывал оттуда тухлую капусту. Долгое время капуста висела на ладони и портила атмосферу. Все это безвременье товарищ Джердзынский ревниво месил глазами пространство. Но потом вдруг зверски рыгал и углатывал тухлячок цельно. Чуть реже практиковалась вторая модель жизнедеятельности. Тогда кудрявый гражданин, наоборот, изысканно чавкал весь отпущенный период. До последующей вылазки. При этом он крайне строго и без антрактов молол чушь:
- О, новая ХОрька приползла. Хорька, верно, думат, что наша лаборатория крайне напрягаца анализом Белуджистана и прочей Бенгалии? Напрасно думат. Мы занимамся глобальным изучением хорькА. Мой юный друг, мой очаровательный корнет, всё, всё, всё, что тебя окружат - все это Лаборатория Хорька - ЛАХОР**. Понял, сволочь?! Вы, верно, думаете, чего это он, сиречь я, на ящиках сидю, смердю? А потому что столы крайне не уважам! Терпеть ненавижу, мразь! - бешено рёвнул Джердзыньский, мотанув кулачком, и тотчас унялся. - Вот ты, верно, и не в курсАх, что в могущественной африканской империи Свазиленде столы на пиру ставят в 4 яруса? Ну, как бы нары на сваях. Однозначно, урод! Верхний гость ест, пьет и испражняца на нижних. Потому как ему высший почет и благочестие со всей Свазиленды. Однозначно, понял?! - Здесь его блуждающий глаз уперся в незаурядный обонятельный аппарат Турки. - А еще, мой милый друг, мой обаятельный клеврет, в мире набирает силу носастая солидарность. Все носачи, однозначно... ты, понял, тварь, однозначно... тянутся и поддерживают друг друга, как носороги. - Здесь липкий, пахучий мизинец тронул сизый дирижабль гостя. Турка начинал сатанеть.
- Ведь для пеликана главное не любовь, а поддержка носо-товарища. Особливо, если один пеликан пережрал до обморока и пудовым клювом увалился в болото. Как наши партийные бегемоты. Однозначно! Понял, хорёк? - зырки агрессивного дворника налились бычьей кровью. - Понял, гад?! - И абсолютно ровным тоном. - И вот еще что в нашем деле важно: вы мохЕр или галлахЕр?
- Кого? - Турка начинал свирепеть.
- Галлахеры - это нерусские коммуняки нищенского происхождения. А мохеры - богатые жиды неважно какой национальности. Вот я, к примеру, галлахер. Бывший, бывший. Сидю, понимаешь, пердю. А наш босс в головном НИИ - мохер. Однозначно, контра! Зовут батюшку Антон Маратович Беспьерский, чай, слыхал? Эй, заснул что ля? Дятел, дятел, где твой тётел? О, проснулися! А вы в курсе, гражданин ублюдок, что наш Аркаша не токо конструктор, но и композитор? Что он, падла така, сочинят дивные оперы, мразь? Которых, оперов, уже, однозначно, два: "Белый клык" и "Муму". Он же исполнят головные партии. В особливости, удается Аркашке двойная игра, тьфу, ария Герасима и Муму: "Ыы, гав-гав, му-му, буль-буль-буль"... Однозначно, пес! Между прочим, вы мне должны будете пробутилировать курс за безопасность техники. Пока же я обязан предупредить о главном. - Здесь Джердзыньский чекистски приложил к губам мизинец. - Тсс-сс. По секрету и только однозначно вам из сугубого расположения. Заруби себе на... х... на хоботе, червь: самая тайная, но верховная причина гибели человечества - это унитазные бачки, которые падают на затылок. Однозначно! - Джердзыньский просверлил Турку безумным взором.
Ну, понесло. А предупреждали! Щас такими красками расцветит. Такой статистикой убойной заквасит, что и сам черт поверит: "Унитазный бачок над головой - вещь пострашнее чумы с Хиросимой".
- Скажите, а вы не тот дурашка, что ходит по городу, грызет чеснок и дарит девушкам камыши? - интимно, без перехода запел Джердзыньский.
Ломоногову надоело. Ведёрный кулак накрыл завхозное ухо. Приложив желвак к углу гипсо-алебастрового сейфа, Джердзыньский мелодично сплюнул зубом. Не растерявшись, завхоз выдернул из-за пазухи огнетушку "Агдама". Элегантно сорвал пробку и всосался. Всю симфонию отличала композиционная безупречность. Казалось, что выбитый зуб - лишь тщательно продуманная авторская импровизация.
- А не пора ли нам представиться? - деловито прочеканил балабол, опростав чуть менее ноль-три (0,3 литра). - Прошу любить и жаловать. Потомок императорской юриспруденции и либерально-демократической юстиции. Будущий и обязательный член Государственной думы. Джер... тире... Дзыньский...
"Джер-Дзыньский. Вона как"...
- А звать вас как? - вопросил Ломоногов с тайной надеждой.
- Ил Гржимайлович. - Поклонился Джер-Дзыньский.
- Дальше не надо. - Турка скребнул зубом и попятился к винтовухе.
- Это... Как вас там? Ломоносов, куда? Я ж тебя не обмерил, орясина ты свекловичная...
Турка нехотя вернулся, дал снять мерку.