Аннотация: Одна из историй о лордах Темного Королевства. Не первая, но далеко не последняя...
- Ну, это уже на что-то похоже, - сказал старый Исаак Нефрит не без удовлетворения, оглядев вернувшегося из дальних странствий внука.
Внук опасливо косил глазом на тяжелый дедушкин посох, но в целом выглядел намного лучше, нежели до стажировки, устроенной ему Исааком при помощи старого приятеля. Мозес Нефрит заметно возмужал и даже раздался в плечах. Сильно, по меньшей мере, на девочку он больше не походил. Вообще, спутать его с девочкой даже в полной темноте было совершенно невозможно, что дедушку несказанно радовало.
Услышав вердикт деда, Мозес вздохнул с большим облегчением: со старика сталось бы продлить его пребывание на борту корабля с многообещающим названием и совершенно безумной командой во главе с достойным своих подчиненных капитаном. Поначалу Мозес примерно каждые пять минут думал о самоубийстве и пару раз даже попытался выброситься за борт, - лучше акулы, чем этот плавучий ад! - но не вышло: с этого корабля просто так было не вырваться. А если учесть, что за каждую попытку дезертирства боцман примерно наказывал новоявленного юнгу, то вскоре мысли Мозеса сменили направление. Теперь он чаще думал не о собственной трагической гибели, а о том, как бы незаметно прикончить боцмана и пустить его на корм рыбам. Увы, мечты оставались мечтами, но хотя бы давали силы жить дальше... Особенно учитывая тот факт, что боцман вскоре, поняв, что палка (юноша был закален в отцовском доме и умел терять сознание от легкого прикосновения) не дают эффекта, взял свайку. Тут терять сознание было сложно, пришлось выучиться лазать по вантам, ну и прочему подобающему.
В довершение всего капитан оказался меломаном, а дедушка Исаак предусмотрительно сообщил ему об этом - Мозес подвергался музыкальному образованию с раннего детства и даже выучился сносно играть на неком духовом инструменте. Правда, флейта капитана Ван дер Декена отчего-то не устроила, и Мозес едва успел спасти драгоценный матушкин подарок от полета за борт. Взамен юноше выдали трубу, сказав по секрету, что предыдущего исполнителя капитан приказал протащить под килем, чтобы больше не фальшивил, но того немного передержали, и акулам достался сытный ужин.
Этот рассказ стал хорошим стимулом к освоению нового инструмента, и над палубой понеслись хриплые звуки, похожие на предсмертные стоны издыхающего от насморка слона. Впрочем, Мозес очень быстро убедился, что по части воспитательной работы боцман со свайкой даст отцу с его тростью не сто, а целый миллион очков вперед. Он похвалялся, будто даже дельфина может обучить курить, и Мозес вполне этому верил. На месте дельфина он тоже охотно взялся бы за трубку, лишь бы избежать очередной встречи с плеткой-девятихвосткой или чем похуже.
Впрочем, овладев инструментом, Мозес снова навлек на себя неудовольствие капитана. Тот, оказывается, не был поклонником классической музыки, да и команде такие вещи не слишком нравились, так что бедному юнге в авральном порядке пришлось осваивать самые что ни на есть современные мелодии и ритмы. Опять же, стимул был хорош, а Мозес уже научился схватывать намеки слету: боцману стоило только показать ему плетку или еще что-нибудь, и юноша мигом прекратил упорствовать и всерьез принялся за дело.
Капитан наконец-то пришел в недурное расположение духа, заполучив приличного трубача, и через некоторое время корабль прославился вторично - как самая музыкальная из страшных морских легенд. Мозес совершенно справедливо считал, что в этом есть немалая доля его заслуг (в конце концов, кого пороли, не капитана же?), и преисполнялся гордости, завидев, как встреченные корабли в панике меняют курс, едва услышав далеко разносящиеся над морем джазовые синкопы...
- Однако у меня скверная новость, - сказал старый Исаак, прервав воспоминания внука.
- Ну? - мрачно спросил тот, почесывая распахнутую грудь. К сожалению, плавание не прибавило ему хороших манер, а, скорее, убавило, но дедушка смотрел на это сквозь пальцы, пока внук исполнял свои обязанности в полном объеме и в надлежащем виде.
- Твоя матушка желает прижать к груди любимого сыночка, - сообщил дедушка, скривившись. Невестку он терпеть не мог, причем абсолютно взаимно. - А ты ее знаешь: как прижмет, так не отпустит.
Мозес всерьез задумался о том, чтобы попроситься обратно на корабль. Ну подумаешь, боцман! Милейший человек, если рассудить по совести, даже вон татуировку ему сделал собственноручно... (Мозес периодически разглядывал ее в зеркало и пытался понять: сумеет кто-нибудь прочесть его имя, наколотое боцманом после двухдневной гулянки в портовом кабаке, или же сочтет каким-нибудь таинственным каббалистическим символом?)
- И что делать? - поинтересовался он. Против матушки ему не выстоять, это Мозес знал наверняка. С ней даже дедушка Исаак предпочитал не связываться, и она была намного хуже боцмана. По счастью, матушка нынче пребывала под домашним арестом, а потому передвигалась в пределах королевства исключительно в сопровождении мужа и охраны герцога-свекра.- Не хочу я домой ехать!
- Это-то понятно, - вздохнул Исаак. - Поэтому встречаться вы будете на моей территории. И в моем присутствии.
У Мозеса немного отлегло от сердца.
- А кроме того, - добавил старик, - переоденься-ка ты в свое, матросское. Надеюсь, вещи еще не успели постирать... или выкинуть?
- Не успели, - обескураженно ответил Мозес.
По правде говоря, он рад был вернуться к благам цивилизации, поэтому, прибыв к дедушке, первым делом зашвырнул матросскую робу куда-то в угол своих покоев и потребовал горячую ванну. Отмывшись до скрипа, Мозес блаженно вздохнул, отужинал не опостылевшей солониной и сухарями, а самыми изысканными блюдами местной кухни. А потом завалился спать не в подвесную койку в пропахшем невесть чем кубрике, а на мягчайшую широченную кровать, точно зная, что еще затемно его не поднимет пинком боцман, потому что капитану, видите ли, вздумалось приветствовать зарю нового дня соответствующей музыкой. Собственно, именно поэтому, проснувшись на рассвете от странных звуков за окном, Мозес сперва швырнул в ту сторону первым, что подвернулось под руку: это обычно помогало, если в кубрике кто-то начинал храпеть - получив сапогом по голове, он живо утихал. Когда же звуки и не подумали прекращаться, юноша все-таки встал, высунулся в окно и обнаружил садовника, подстригающего живую изгородь и весьма немелодично напевающего под нос. Уязвленный до глубины души - фальши Мозес не переносил, - юноша обрушил на несчастного весь запас матросских ругательств (память у него была хорошая, и большой морской загиб он помнил назубок, да и трудно его не запомнить, когда боцман повторяет его по сто раз на дню, еще и виртуозно импровизируя при этом). Садовник с перепугу шарахнулся в кусты, да так и пропал. Мозес удовлетворенно вздохнул и отправился досыпать...
- Вот их и наденешь, - постановил дедушка, и юноша, отвлекшийся на воспоминания, не сразу сообразил, о чем речь.
- Зачем это? - удивился он.
- Мо, - серьезно сказал старый Исаак. - Я не тешу себя надеждой, что за столь короткий срок из тебя успели выбить все, вложенное моей дражайшей невесткой. Да, ты стал похож на нормального человека, но недооценивать Амалию не нужно. Стоит тебе снова подпасть под ее влияние, и ты вновь начнешь дудеть на своей свиристелке и бояться гнева папочки с тросточкой!
Мозес сглотнул. Дедушку он уважал и даже как-то любил, зная, что именно он избавил его от домашнего воспитания, а вот матушку и дорогого родителя, находившегося всецело под каблуком супруги...
- Так что же вы предлагаете, дедушка? - спросил он с надеждой. - Может, мне уехать куда подальше?
- Амалия тебя на краю света разыщет.
- Ну, может, вы ее не пустите во дворец? - предположил Мозес. - Думаю, у вас на это власти хватит!
- Тогда канцлера замучит, - ответил Исаак, - а это уже никуда не годится. Наши семейные проблемы - это внутреннее дело. Итак, Мо, избавиться от твоей матушки раз и навсегда возможным не представляется... - тут генерал-прокурор задумался, но, видимо, отмел появившуюся идею как недостойную (пусть и с заметным сожалением). - Однако, думаю, можно отвадить ее на какое-то время. Если ты постараешься, конечно.
- О, я постараюсь, дедушка, - заверил Мозес, воспрянув духом. - Ух, как я постараюсь!..
...Амалия Нефрит вплыла в гостиную под руку с мужем. Ей очень не хотелось ехать сюда, к свекру, но тот поставил условие: или она встречается с сыном здесь, либо не встречается вообще. Мозесу некогда разъезжать с визитами, он должен перенимать бесценный опыт дедушки! Амалия могла бы задать резонный вопрос - почему же тогда Исаак отправил бедного Мо невесть куда "с поручением", но предпочла промолчать и навести справки через знакомых. Истина выяснилась нескоро, но, узнав все, Амалия пришла в ужас - как мог свекор так поступить с ее нежным мальчиком?! Правда, устроить Исааку скандал было решительно невозможно, равно как и догнать корабль, который увез Мозеса в туманные дали. Его вообще никто догнать не мог, даже и пребывающая в расстроенных чувствах матушка, лишенная любимого дитяти. Время шло, Амалия лила слезы (на сей раз не притворные, а самые настоящие), терпение ее иссякало. Еще немного, и она сбросила бы маску утонченной нежной леди и высказала Исааку все, что думала, но, к счастью, тут стало известно о возвращении Мозеса. Конечно, она должна была удостовериться, что с драгоценным мальчиком ничего не случилось!
- Рад видеть, очень рад! - приветствовал супружескую чету старый герцог. - Сынок, иди сюда...
Тот только крякнул, почувствовав железные объятия отца. Руку Амалии Исаак принципиально целовать не стал.
- А где же Мо? - вопросила та, оглядываясь. - Где мой бедный ягненочек?..
Герцога заметно перекосило, но тут же лицо его озарила подозрительная улыбка.
- Сейчас явится, - ответил он. - Вышел, понимаете ли, на прогулку. Привык к свежему воздуху за время странствий.
- Но там же дождь! - ужаснулась Амалия.
- Это разве дождь! - сказал кто-то от дверей и встряхнулся, будто мокрая собака. Во все стороны полетели брызги. - Вот в сороковых широтах - там уж как даст, так даст! Матушка, как я рад снова вас видеть!
Широким шагом, отчаянно стуча каблуками добротных матросских башмаков по драгоценному паркету, юноша пересек гостиную и стиснул Амалию в объятиях. От грубой матросской робы пахло солнцем, морем, дегтем, табачным дымом, рыбой и еще невесть чем.
Женщина только слабо пискнула и подумала, не лишиться ли чувств. Но до ближайшего кресла было далековато, а муж, который мог бы подхватить супругу, сейчас задыхался в сыновних объятиях.
- Мо?.. - произнесла она дрожащим голосом и уставилась на сына. - Мо?..
- Может, чаю? - предложил старый Исаак как ни в чем не бывало.
- Лучше прикажи подать рому, дедушка! - попросил внук. - А то я таки промок! Скверный у нас все же климат...
- Рому?.. - эхом повторила Амалия.
- Чтоб согреться, ничего нет лучше доброго рома, - серьезно сообщил Мозес, которому матушка всегда строго-настрого запрещала пробовать спиртное, даже легкое игристое вино. - Так постоишь на вахте, закоченеешь, потом сменишься, кружку маханешь - и спать!
- Прошу, господин, - невыразительным тоном произнес камердинер, появляясь рядом с Мозесом с подносом, на котором красовалась бутылка и стаканы.
- Мо, на два пальца, - строго сказал старый герцог. - Тебе еще работать сегодня.
- Так точно, дедушка, - кивнул тот, опустил два пальца в стакан, налил по ним рому до краев и лихо выпил, занюхав кружевным рукавом Амалии. - Ух, хорошо! Папенька, не изволите ли?
- Н-нет, - воздержался тот.
- Мне плесни, - попросил герцог, и внук охотно исполнил требуемое.
- Ты стал пьяницей, Мо?.. - на глазах Амалии показались слезы.
- Я?! - оскорбился тот. - Да на службе - ни капли! Боцман если унюхает - прикажет линьками выдрать, а то вовсе возьмет свою плетку, и...
Амалия начала закатывать глаза, готовясь к полноценному обмороку, но отвлеклась на внешний вид сына и в очередной раз лишилась дара речи.
Старый же Исаак в который раз не без удовольствия рассматривал внука. Фарфоровая бледность домашнего ребенка сменилась густым морским загаром. Шея сравнялась объемом с головой...
С кудрями пришлось расстаться окончательно - боцман довершил начатое герцогом Нефритом, заявив, что если Мозес припутается своими лохмами к канату, то так и будет висеть... в том случае, если ему сразу же не оторвет голову. Так что волосы юноша носил теперь короткие -- выпустив одну только прядь и подбривая виски по моде портовых забияк далекого Запада.
Каштановая краска с волос давно облезла, сами они выгорели на солнце, и в сочетании с загорелой физиономией выглядело это довольно пикантно. Казалось, даже глаза у Мозеса из голубых сделались синими - наверно, долго смотрел в морские дали.
Мозес очень хотел одеться по-пиратски, но дедушка запретил. Едва сходящийся на могучей (развитой сперва упражнениями на духовых инструментах, а потом ролью пароходного гудка в тумане) груди малиновый камзол вкупе с тельняшкой и золотой цепью в полпуда весом мог доконать Амалию, а на похороны в ближайшее время Исаак не рассчитывал -- в герцогской семье это было накладно.
Возможно, Мозесу стоило походить по морям еще год-другой, но старый Исаак знал, как это затягивает, к тому же нужно было окончательно ввести внука в курс дел. Ничего, и так недурно, решил он. Во всяком случае, теперь герцогский внук хотя бы не походил на птенчика, которого каждое утро как минимум купают в одеколоне "Роза-мимоза".
- Мой мальчик... - пролепетала Амалия. - Что у тебя с руками?..
- А что с ними? - удивился тот, разглядывая мощные пальцы, обломанные ногти, загрубевшие ладони, сбитые костяшки пальцев и три массивных золотых перстня. - Вроде целы...
- У тебя были такие нежные, такие музыкальные пальчики... - вздохнул отец. - Как же ты теперь будешь играть?
- Да легко! - отмахнулся Мозес, заметно раскрепостившийся под влиянием живительного напитка. - И вообще, свистулька - это пройденный этап. Дедушка, я у вас оставил футляр?
Тот кивнул на стол.
- Я освоил новый инструмент, - гордо сообщил Мозес, раскрывая футляр и извлекая из него трубу. - Желаете послушать?
Отец нахмурился, но кивнул, все-таки ободренный тем фактом, что музыкальные штудии сын не забросил.
- Тогда вот - любимая вещь капитана! - объявил Мозес и с большим чувством исполнил вступление.
Наверно, если бы отец не лишился дара речи вслед за супругой, он сказал бы, что этого вполне достаточно. Но увы... Мозес продолжал играть, старый Исаак, предусмотрительно вставивший беруши (потому как одно дело - открытая палуба корабля, и совсем другое - зал с отличной акустикой) ухмылялся уже в открытую, Амалия бледнела, пока, наконец, зауряд-герцог Нефрит не пришел в себя от потрясения.
- Что это за безобразие! - прогремел он, удивительно напоминая в этот момент старого Исаака, и по привычке стукнул отпрыска тростью по плечам.
Труба квакнула и умолкла. Мозес с огорчением посмотрел на валяющуюся на полу половинку трости.
- Папенька, ну зачем же так? - сказал он и посмотрел на отца с укоризной.
Под этим взглядом обычно тушевались даже завсегдатаи портовых таверен, напугать которых было задачей не из простых. Мозес обзавелся им примерно на второй месяц плавания плавания, когда перешел от пассивных страданий к активным действиям, то есть попросил одного из матросов научить его драться. Капитан всячески поощрял занятия подобным спортом (лишь бы никого не убили и не покалечили, а то ищи замену среди открытого моря!), поэтому уроки юнге давали все, кому не лень. Мозес же, сообразив, что вскоре сможет отомстить некому камер-графу за фингал на лбу, взялся за занятия с утроенной силой, особенно интересуясь запрещенными в приличном обществе приемами. Калечить тех, с кем он работал бок о бок, было нельзя, поэтому Мозес тренировался при каждом удобном случае, а такие во множестве представлялись в каждом порту.
Зауряд-герцог зачем-то спрятал обломок трости, которой когда-то так боялся маленький Мо, за спину.
- Очень необычное произведение, - сказал он, кашлянув. - У тебя талант, сынок.
- Я тоже так думаю, - согласился старый Исаак. - Амалия, что с вами? Вы будто привидение увидели!
- О!.. - только и произнесла та, указывая на Мозеса. - Я только теперь заметила... Мой мальчик, что за ужасная вульгарность?! Я не спрашиваю, как ты вообще решился проколоть ухо, но как ты мог нацепить такую чудовищную вещь? У тебя ведь такой тонкий вкус!..
- Тут, матушка, дело не во вкусе, а в весе, - обстоятельно ответил тот, потрогав увесистую золотую серьгу. - Ну, понимаете, чтобы хватило на похороны, если вдруг что. А то кошельки-то на ходу режут, а уши все-таки не так часто...
Про татуировку Мозес решил все-таки умолчать.
- А откуда у тебя шрам?.. - простонала Амалия, перемещаясь поближе к креслу. - Вот тут, на подбородке, и еще здесь...
- Вот тут - это мне боцман влепил, чтобы не кочевряжился, - охотно объяснил Мозес. - Это - в кабаке ножом ударили, хорошо, вскользь пришлось. А вот эти... - он начал вытаскивать рубашку из штанов, чтобы продемонстрировать шрамы от плетки боцмана на спине, но Амалии уже хватило.
- Какой ужас... - умирающим голосом проговорила она и, сделав еще пару осторожных шажков назад, элегантно опустилась в кресло...
Правда, красиво потерять сознание ей не удалось. Что-то хрустнуло, Амалия взвизгнула и взвилась на ноги, будто и не умирала только что.
- Боже, какой я стал забывчивый! - сокрушенно покачал головой старый Исаак. - Простите, дорогая. Только вчера рассматривал ваш бесценный подарок и, видимо, оставил его в кресле. Какая жалость...
Мозес сдержал ухмылку. Герцог сурово двинул бровью, мол, не порти дела!
Фарфоровую статуэтку, редкостно безобразную как по сюжету (пастушок и пастушка с овечками и цветочками), так и по качеству исполнения, действительно подарила Исааку невестка на какой-то праздник. Она питала слабость к подобного рода вещицам, знала, что старик не переносит этого "мещанства", и тем самым надеялась его позлить. Злиться герцог не стал, но на заметку подарок взял. Вот он и пригодился: стратегически оставленная в кресле статуэтка не дала Амалии разыграть привычную сцену, вдобавок герцог избавился от чудовищного подарка, просто выбросить который было неприлично. Невестке же предстояло выковыривать осколки из турнюра. Тут старый Исаак подумал о том, что если бы вместо турнюра Амалия носила хвост, как представительницы кое-каких семейств, вышло бы еще забавнее, и развеселился.
К сожалению, статуэтка была всего одна, поэтому в других креслах были продуманно разложены фамильный шестопер, чучело морского ежа, привезенное сыном, и многое другое.
- Идемте же к столу, - пригласил герцог, чтобы прервать неловкое молчание.
Амалия усаживалась крайне осторожно, и при этом под ней что-то постоянно похрустывало.
Камердинер подал чай.
Мозес осмотрел стол, отверг крохотные пирожные и заинтересованно посмотрел на пышный букет, презентованный Амалией свекру.
- Сынок, - произнес зауряд-герцог. - Может быть, ты расскажешь нам о своих странствиях? Мы ведь пребывали в полнейшем неведении относительно твоей судьбы!
-Конечно, папенька! - обрадовался Мозес, засунув в рот целое печенье. - М, как вкусно! И, главное, без червей! Хотя когда есть совсем нечего, червям тоже рад будешь... и рыбу на них удить можно!
Он вытянул из вазы длинный стебель и смачно им захрустел.
- Сочно, - сказал он, - горьковато. Но очень даже ничего... дедушка, не передадите ли солонку?
Дедушка передал.
Амалия покачнулась на стуле.
- Еще чаю, дорогая? - участливо поинтересовался герцог.
- Итак, мы вышли из порта на рассвете, - говорил тем временем Мозес, - дул попутный норд-норд-ост... Ну, к тому времени морская болезнь у меня уже прошла...
Он достал из вазы очередную хризантему и употребил ее, как гурман -- лучшую устрицу в сезоне.
- Сладковато, - сказал Мозес и что-то выплюнул. Оказалось -- крохотную улитку. - Дедушка, а кроме салата, что-то будет?
Амалия страдала.
- Разумеется, - кивнул Исаак и позвонил слуге.
Амалия мужественно пила чай.
- А вот когда я отказался играть, боцман меня и отделал...
Подали всяческие яства.
Амалия крошила булочку.
- А еще той ночью в Кейптауне мы с Маленьким Джо и Лягушатником - это у нас француз один был, так его прозвали, - тогда проигрались подчистую, и что оставалось делать? Вышли, поймали кого-то, они еще пьянее нас были, ограбили - а это оказались матросы с военного фрегата... Ну, конечно, без драки не обошлось, но так веселее даже! А потом все вместе кутить пошли ...
Амалия гоняла ложечкой чаинки в чашке.
- Ну а поскольку были все распьяным-пьяна, тут и понеслось! Девки визжат, довольные, аж жуть, а мы знай ноги на столе задираем!
- Ноги?! - не выдержала Амалия. - На столе?! Мало того, что ты спился, так ты еще и бесчестил девиц прямо в кабаках?.. Прилюдно?.. И это мой сын?!
Старый герцог, прекрасно знавший, что речь шла всего лишь о пьяном канкане на столе, ухмыльнулся. Ту ночку Кейптаун наверняка запомнил надолго.
Исаак покосился на сына. Тот сидел с постной физиономией, но взгляд его выражал сдержанное одобрение. Все-таки Амалия не до конца затоптала в нем истинную сущность...
Внук доедал жареного поросенка вместе с костями. Жизнь на пиратском судне изрядно его закалила.
-Отменно, дедушка! - заявил он, догрызая лопатку. При этом Мозес не забывал отставлять мизинец и время от времени утирать физиономию порядочно засаленной салфеткой. - Если бы всегда столоваться у вас... Правда, крыс не хватает...
- Крыс?! - взвизгнула Амалия.
- Да, а что, маменька? - удивился сын и откинулся на стуле. - Бывало, на вахте ночью стоишь, а они так и шмыгают! И ведь здоровые, ядром не враз пришибешь... Так вот мы их и ловили. Как, говорится, потопаешь, так и полопаешь...
- На шпажках?.. - поинтересовался старый Исаак, пряча в салфетке ухмылку.
- Что вы, дедушка, - вздохнул Мозес. - На абордажных саблях! Был у нас матрос, так он за ночь до пяти штук насаживал -- так на камбуз и нес. И ведь самых жирных выбирал... Так и не сказал, на что подманивал, ну не на носки же! На носки даже тощие не шли... А ничего другого у нас и не было. Но, я вам скажу, хорошо прожаренная крыса -- это вещь! Сама сочненькая, что твой кролик, жестковата, ну да ничего, а хвостик хрустит -- ах!..
Амалия вскочила, прижимая платок к губам.
- Я ухожу! - провозгласила она, и супруг ее тоже поднялся. - Ноги моей больше здесь не будет!
- Какая жалость, - вздохнул герцог.
-Матушка, ну я же еще не рассказал, как мы акулу на живца ловили! - огорчился Мозес. - Это кок опять умудрился капитану тухлой солонины подать, ну у того терпение и лопнуло. Привязали мы кока как следует, за борт спустили, а сами...
- Прощай, дорогой! - дрожащим голосом выговорила она. - В какое чудовище ты превратился за столь короткий срок! Но я надеюсь, что в тебе сохранились ростки благородства... и знай, милый, я всегда буду ждать тебя, если ты решишь вернуться на путь истинный!
По взгляду Мозеса ясно было, что на матушкин путь ему возвращаться совершенно не хочется, но задубелым лицом он изобразил что-то вроде сожаления.
Амалия стремительно прошествовала к выходу. Ее муж чуть задержался, чтобы попрощаться с сыном. Старый Исаак видел, как он пожал Мозесу руку, чуть поморщившись - юноша опять не рассчитал, - и шепнул что-то. То ли "молодец", то ли "так держать", и еще пару слов, которых Исаак не разобрал...
Закрылась тяжелая дверь.
- Фу, с матушкой говорить еще хуже, чем гальюн драить! - высказался Мозес.
- Надеюсь, хотя бы на полгода ее праведного негодования хватит, - скептически заметил старый герцог. - Впрочем, что делать, когда она вернется, мы подумаем после. Кстати, что сказал тебе твой папаша-подкаблучник?
- Сказал, что я молодец и чтоб я слушался дедушку, - отрапортовал внук. - Надо же, не ожидал от него!
- Зря, зря, - усмехнулся Исаак. - В юности он был вылитый я. Это уж потом...
- Никогда бы не поверил, - помотал головой Мозес. - Похоже, дедушка, верно вы тогда сказали, что все беды от юбок!
- Надеюсь, дополнение ты усвоил? - приподнял брови герцог, употребивший посох, чтобы вколотить это дополнение в голову внука, когда понял, чем грозит ревностное исполнение этого завета Мозесом. Ну и кругосветное плавание тоже помогло молодому человеку достичь нужной степени внутренней свободы.
- Так точно, - кивнул тот. - Все беды от юбок. Но от них ведь всегда можно избавиться!
- Мозес! - возвысил голос Исаак.
- Простите, это дополнение в редакции... э-э-э... господина боцмана, - притворно испугался внук. - А вы, я помню, говорили: главное, не дать юбке тебя опутать!
- Вот это другое дело, - кивнул герцог.
Да, сына он упустил, но из внука еще можно было сделать что-то путное, как показывала практика...