Рота наша интернациональная. Русские, украинцы, белорусы, славяне т.е., эта группа как само собой разумеющееся, затем кавказцы - азербайджанцы и черкес, прибалтийскую часть нашей роты представлял санинструктор - латыш Ивар, был еще чуваш и, завершал этот "винегрет", представитель семитской группы, ваш покорный слуга.
Первые дни а то и месяцы моей службы в роте были отмечены повышенным вниманием к моей персоне со стороны некой личности, ефрейтора по фамилии Фалилеев, не питавшего, как я быстро понял, особой симпатии к представителям вышеупомянутой группы населения нашей Родины. Этот белобрысый, тщедушный человек не отличавшийся никакими достоинствами кроме того, что отслужил уже год и наличия "лычки" (полоска на погонах), считал возможным регулярно меня "цеплять" по любому поводу и без оных.
Мне это уже порядком надоело, когда совершенно неожиданно пришла помощь. Служить я пошел на год позже своего года призыва так как работал в колонии, где имел отсрочку от армии, и все "старички", в том числе и этот Фалилеев, были моего года рождения. Толик Петров - "старичок", карагандинец над которым я спал ("салаги" спали на верхних этажах двухярусных кроватей) однажды возмутился и взял меня под свою опеку, а тот факт, что другом у него был Алик Магдиев - черкес, человек совершенно необузданного нрава, которого в роте все элементарно опасались, (мог зарезать, тормозов никаких) вообще, прекратил какие либо ко мне придирки со стороны кого бы то ни было и Фалилеева в частности.
С тех пор мы стали закадычной троицей, а затем к нам присоединился Леша Изотов и трио превратилось в квартет, кстати, пример интернационала - русский, черкес, еврей и украинец.
Об Алике (на фото второй справа) стоит рассказать несколько подробнее он этого стоит. Человек кавказский, как я говорил, с необузданным характером, мог выйти из строя, если ему надоело стоять, и пойти, например, в буфет за пирожками. Ему прощалось такое за что другой попал бы без промедления на гауптвахту.
Подсознательное чувство опасности и силы исходили от него. Старшина нашей роты Лисовицкий, хохол по национальности и антисемит по призванию, что чаще всего неотделимо, однажды "надыбал" где-то старинной работы шкаф весь разуделанный шикарной резьбой. От времени шкаф этот сильно потемнел, лак стал черным, и если для какого нибудь любителя раритетов это было бы фактором ценнейшим, то для товарища старшины наоборот, решил он резьбу очистить и затем собрать шкаф в первозданном виде. Шкаф был разобран на дощечки, каждая вручена вместе с ножичком и наставлениями солдатикам вверенного ему подразделения.
Плыли мы по Волге в летние лагеря, под Кострому. Старенький пароходик, шлепая плицами, (такой я видел в фильме "Волга - Волга" ) натужно взбирался вверх по течению. Лето, тепло, тихо, мы сидим на палубе без гимнастерок и ножичками ковыряем засохший лак в углублениях резьбы. Сказать, что мы проклинали про себя товарища Лисовицкого все равно что не сказать ничего, надо же было придумать такое муторное, дурацкое занятие. А сам сидит рядом и контролирует.
Сидит и Алик Магдиев с вверенной ему дощечкой... В фильме о Тиле Уленшпигеле, которого играл Ульфсак, есть такой эпизод. Тиль идет по улице и мысли у него нехорошие, очень нехорошие, абсолютно сонная обстановка, медленно бредущие по своим делам прохожие и вдруг, Тиль с диким воплем резко взбрыкивает (мысли довели). Прохожие чуть не валятся замертво от страха и неожиданности.
Видимо не менее нехорошие мысли обуревали и Алика, и когда он в сонной тишине вдруг вскочил со своего места, с воплями и матом побросав в Волгу вверенные ему дощечки и ножик, мы чуть не попадали со своих скамеек, столь неожиданной была для нас его реакция. Пример был заразительным, но мы так поступить не могли, хоть и очень хотели, статус у нас был другой. А старшина, как побитая собака, поджавши хвост, скукожившись до размеров невидимки, "уполз" в чрево парохода и долго носа не показывал. Вот такой непредсказуемый и сердитый был у меня в армии друг.