Погуляй Юрий : другие произведения.

Месть ледовой гончей

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Продолжение "Компаса черного капитана". Купить: http://www.labirint.ru/books/407120/


   В пасти льда
  
  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ "Сомнения"

  
   Глава первая. "Демоны нижних палуб"
  
  
   Бродун взревел. Возмущенный и недовольный голос косматого гиганта прокатился по снежной пустыне. Зверь, высотой двадцать футов, не меньше, неуклюже пятился от окружающих его людей и недоумевал - как в такой прекрасный, солнечный день ему довелось столкнуться с наглыми коротышками. Могучий нос-хобот, способный пробивать многовековой лед в поисках пищи, метался из стороны в сторону, будто указующий перст нацеливаясь то на одного моряка, то на другого. Крохи, окружившие бродуна, пугали пустынного странника. От них пахло шкурами мертвецов и грязью, и кроме того они делали ему больно.
   В Пустыне вновь громыхнул выстрел дальнобоя. Обиженно взвыв, покрытый белоснежным мехом исполин попятился и сделал прыжок в сторону, мечтая оставить позади обидчиков. Толстые лапы подняли в воздух ледяную крошку, сверкнувшую в свете солнца.
   Если бы у него хватило смелости и ума - он мог растоптать пиратов-охотников в считанные мгновения, которые с азартными криками гнали снежного великана на смерть.
   Мне стало его жалко.
   Зверь, испуганно прижимая лохматые уши и прихрамывая, поспешил прочь от полукольца охотников. Наверняка он уже сто раз проклял себя за то, что не сбежал, когда из-за гряды торосов выполз трехпалубный гусеничный корабль. Бродун мог скрыться, когда ледоход остановился, и с него спустили лайар. Могучие лапы унесли бы пушистого гиганта далеко-далеко от тарахтящей крохи, пока та ползла по безветренной ледяной глади, загоняя его в тиски меж двух кораблей, но мохнатый зверь лишь проводил её настороженным взглядом.
   Зря...
   Теперь же люди гнали глупого странника Пустыни прямиком к лайару, на носу которого двое моряков привели в готовность бортовой метатель и теперь ждали, когда дичь окажется в пределах выстрела. Двигатель кораблика молчал.
   Среди сверкающих под ярко синим небом льдов раздался ещё один выстрел. На огненный порошок капитан сегодня не скупился и его можно понять: мясом бродуна, хоть и жестким, можно кормить команду целую неделю. Хотя может и больше? Никогда не задумывался об этом.
   Истинные хозяева Пустыни, маленькие, беззащитные для мороза люди успешно гнали раненного зверя прямиком на спешно организованную засаду. Мне казалось, что на лайаре-то, спущенном с верхней палубы ледохода, можно было избежать ненужной возни. Но скучный корабельный быт настолько достал моряков, что те с радостью приняли участие в "охоте".
   - Бауди, чего встал? - одернул меня ворчливый голос Полового. Старший матрос наблюдал за травлей бродуна, облокотившись на очищенные ото льда поручни. Он задумчиво коснулся жуткого шрама на месте правого глаза. Из-под обледеневшего шарфа поднимались облачка искрящегося пара. Металлическая сетка окуляра, прикрывающего здоровый глаз, покрылась инеем. - Работай, а то замерзнешь!
   Я послушно взял увесистый ломик и принялся сбивать лед с обшивки. Половой прав: я уже чувствовал как холодные пальцы мороза пробираются под парку. Руки в огромных меховых варежках тоже стали замерзать. Несмотря на то, что сегодня над Пустыней царил чудесный безветренный день (надо сказать большая редкость) - весенний холод никуда не делся, и работа - лучший способ согреться. Тем более, что до ужина мне нужно расчистить дорожку от дверей на первую палубу, до трапа на верхнюю, где сейчас несколько механиков колдовали со странным механизмом, который все почему-то называли "папочкой". Вечно сокрытый чехлом, он был для меня одной из самых больших загадок "Звездочки".
   Глаза, хоть и защищенные сетчатыми очками, уже заболели от яркой белизны солнечной Пустыни. Так что к работе я вернулся с облегчением.
   Зазвенел металл, откалывающий наросший лед. Позади опять взревел бродун, на сей раз с нотками паники. Стиснув зубы, я продолжил работу. Не выйдет из меня охотника, никогда не выйдет. У меня сердце щемило от жалости к зверю, так неудачно столкнувшемуся во льдах со "Звездочкой". Но оспорить приказ капитана - это слишком смело для простого юнги. Поэтому оставалось лишь затолкать чувства куда подальше и посвятить себя работе.
   Бродуны - очень красивые звери. Величественные, неторопливые корабли ледовых морей. Четыре лапы-столба, мохнатое, сильное тело и длинный, невероятно пушистый хвост. Мощная шея, вытянутая морда, заканчивающаяся твердым хоботом и маленькие грустные чёрные глаза-угли.
   Ирония судьбы - этим красавцам не страшны даже снежные львы, а вот люди... Мягкие, беззащитные перед клыками хищников люди - самый опасный враг.
  
   Мне представилась жизнь бродуна. Степенная, размеренная. Неторопливые поиски сероватого льда (как раз под таким часто находились колонии волокунов, забивающих вырытые пещеры рыбой). И бесконечное путешествие от горизонта до горизонта. Озаренное почти не греющими лучами солнца или же проходящее под колючими ударами вьюги, среди древних торосов и по снежным мостам над расщелинами. Знаете, иногда я ловлю себя на мысли о том, что этот мир был создан прежде всего для животных. Люди появились позже. И хоть утверждают легенды о первородности человека - мне кажется, все было совсем не так.
   Взять хотя бы красный лед.
   Белый кусок откололся, обнажив чёрный металл обшивки, с ребристыми вкладками для удобной ходьбы. Я ногой столкнул его вниз, с палубы, пропихнув между прутьями ограждения. Кусок гулко ударил по проходу следующей палубы, раскрошился, брызнув осколками. Ничего. Мне все равно потом внизу работать придется. Скину и оттуда.
   Так вот... Красный лед. Людям он ничем не поможет. Этот мох (или растение?) пронизывающие многие ярды замерзшего панциря, можно попытаться сварить, но есть его все равно невозможно. А вот снежные олени, с невероятно вкусным мясом, держатся поближе к алым полям, облюбовывая их себе как пастбища. Но изначально же это был просто лед. Просто то, что уходит прямиком в океан. Причем здесь, казалось бы, люди?
   Или взять тех самых волокунов, живущих в толщах льда и редко выбирающиеся наверх. Обладатели вонючего, противного мяса оказывались на столе людей в качестве пищи только в самые голодные дни, когда давно уже съедено все, что можно было съесть. Я слышал, что даже ледовые волки брезгуют охотой за подледными жителями. Зато их рыбные хранилища, сокрытые в белой твердыне - лакомая награда для бродунов. И получается, что волокуны были созданы для бродунов. Только те и разоряют холодные кладовые подледных обитателей.
   Если задумываться дальше, то можно предположить, что бродуны и олени были созданы для людей, а волокуны и алый мох - для бродунов и оленей, а рыба и морская вода для волокунов... Но это же безумная цепь, если вспомнить о всех обитателях льдов. Все эти связи, кто кого ест и зачем - не слишком ли сложно для разумного созидания?
   Надо льдами пронесся предсмертный вопль бродуна. Могучая гарпунная пушка на лайаре осечек не знала.
   - Все, поймали, - сказал Половой. Он отлепился от поручня. - Теперь ждем ежедневного варева от мастера Айза. Бродунина с бродуниной, на бродуниновом бульоне.
   Я улыбнулся, почувствовав, как царапнул губы шерстяной шарф. Кок ледохода "Звездочка" не слишком усердствовал в разнообразии меню. Главное, чтобы еда просто была. Вотчина пухлого весельчака находилась на второй палубе. Место сборищ и вечно раскаленных плит. Если хотите забыть о бесконечной зиме - добро пожаловать на кухню Валли Айза. Кок работал почти голышом, вечно мокрый от пота и с жизнерадостной улыбкой на круглом лице. Он был одним из первых, кого я увидел, выбрав путь юнги.
   - Давай, Бауди, поторопись. И не забудь потом прибрать там, - Половой кивнул на проход второй палубы. - А то уже нагадил.
   - Хорошо!
  
   Охотники тем временем принялись разделывать тушу бродуна. Стараясь не смотреть в их сторону, я продолжил крайне интересную работу "настоящего моряка". Вообще, когда я только оказался на борту "Звездочки", мечтая о далеких странах, то сразу отметил идеальную чистоту. Теперь мне, новичку, доподлинно известно, сколько сил нужно потратить, чтобы добиться такого порядка.
   И кто этим должен заниматься.
   Первые несколько недель я даже разгибался с трудом. Поясница, спина, руки, ноги - у меня болело просто все. С утра до ночи я и мой друг - беглый воришка Фарриан ан Лавани - "знакомились" с недрами трехпалубного ледохода "Звездочка" при помощи тряпок, щеток, скребков и прочих инструментов уборки. Мастер Половой, старший матрос, поставленный над нами, гонял нас без жалости и какого-либо душевного трепета. Я бы даже сказал - нам доставалось больше чем остальным.
   Но справедливости ради надо отметить: почти все моряки палубной команды частенько проводили время на карачках, драя коридоры и жилые залы. За исключением, разумеется, офицеров. Так что ничего постыдного в этом не было.
   Казалось бы.
   Одной из первых истин мне открылось следующее: палуба на корабле - это государство в государстве. Со своими порядками, традициями и таящимися в темных коридорах демонами.
  
   Когда я закончил, наконец, расчищать дорожку и спустился по внешнему трапу вниз, чтобы не проходить бесконечные коридоры "Звездочки" - тарахтящий лайар привез последнюю партию нарубленного мяса. Моряки, перепачканные замерзшей кровью, возились у кормы ледохода, подготавливая суденышко к погрузке. Скрипел кран, звенели цепи, а внизу радовались тяжелому и удачному дню свежеиспеченные охотники.
   Я прошелся по проходу второй палубы, сбросив вниз обломки льда, и побрел к ближайшему тамбуру. С работой покончено и если меня не поймает кто-нибудь из старших матросов - можно отобедать и спокойно предаться праздному отдыху в кубрике палубной команды.
   Штурвал, отпирающий дверь в тамбур, загудел, проворачиваясь, и я шагнул прочь из ледяного мира в обитель тепла. Именно так пару месяцев назад мы с Фарри ступили на борт корабля, ещё не зная, что судьба закинула нас к лихим владетелям пустынь - ледовым корсарам.
   Не могу назвать это время плохим. Отнюдь. Здесь я никому не был должен. Да, много работы. Но это работа, это труд, это справедливо. А то что скучно... По мне так лучше поскучать, чем вернуться в те времена, когда надо мною висели тени Звездного Головача и пьяницы Эльма. Когда я был заперт в снежном городке и с ужасом ждал появления слуг Черного капитана, идущих по моему следу.
  
   О том, чем занималась "Звездочка" я трусливо старался не думать. Был случай, полтора месяца назад. Обычный день вдруг преобразился. Ледоход встал, старшие матросы пробежали по палубе и заперли все люки наружу и на другие уровни, а Половой собрал нас в кубрике и тщательно следил, чтобы никто не отлучился. Одноглазый корсар нервно теребил ключ от оружейного склада и вслушивался в рокот двигателей. Корсары палубной команды нервно шутили меж собой и тоже ждали пока ледовые штурмовики капитана "договариваются" с владельцем пойманного судна. Кто-то надеялся, что сделка полюбовной не будет и абордажникам потребуется помощь(тогда в руки палубной команды попадет оружие). Кто-то, как и я, боялся.
   Грохот моторов, свет шаманских фонарей над головами и напряжение, страх перед схваткой - я помню те ощущения. Мы не могли даже посмотреть, что происходит снаружи - иллюминаторы были только в некоторых каютах штурмовиков на первой палубе, да в рубке капитана. Обхватив колени руками, я сидел и молился всем богам сразу, и Темному и Светлому, чтобы драка прошла без нашего участия. Вернее, без моего участия, хотя и понимал, что нет никакой разницы возьму я оружие в руки или нет. Я - корсар. Тот, кто живет за счет чужого горя. Дело совсем неблагородное. Тогда мне хотелось как можно быстрее сбежать с корабля. Но вокруг на многие десятки миль не было ни единого поселения.
   В тот раз обошлось. Капитан пойманного ледохода откупился частью груза и ушел, а мы, просидевшие в напряжении несколько часов, выползли наружу, чтобы перенести захваченное добро на корабельные склады. Ни капли крови не пролилось на ослепительный снег. Никто не остался лежать среди безжизненных льдов.
   Но то было в тот раз...
   Потом мы почти месяц простояли в Пустыне, в стороне от путевиков и проложенных трактов. Трехпалубный шапп спрятался в расщелине, подальше от чужих глаз и ждал какой-то определенный груз. Старое место встречи, как с тоской звали его моряки.
   Несколько дней назад к месту встречи подошел чёрный шапп и выгрузил на снег три сотни мешков с зерном. Капитан "Звездочки", Аргаст Дувал, по прозвищу "Гром" очень долго торговался с косматым, похожим на медведя командиром черного судна. Я наблюдал за этим с палубы, ежась от пронизывающего ветра. Ощетинившиеся оружием абордажники обеих команд стояли друг напротив друга, и посреди этой молчаливой угрозы резко жестикулировали два здоровяка. Торг длился около часа, и после того как владельцы кораблей ударили по рукам - мы спустились за грузом и оттащили его на теплый склад.
   Интересно, откуда взялось столько зерна? Неужели там, на юге, есть такие большие теплицы?
   Впрочем, это было несколько дней назад, и теперь мы двигались куда-то на юг, делая остановки вроде той, что сейчас. Теперь мы действительно были вольными бродягами Пустыни.
   Не могу сказать, что мне это нравилось.
  
  
   "Кошки" повисли у меня на плече, дверь на вторую палубу отворилась, и я очутился в царстве теплых запахов. Этот тамбур выводил прямиком на кухню мастера Айза, большую часть времени колдующего над плитами. Ароматы сырости, варева, нечистых тел и острых ноток энговых смесей кружили голову. В прямом смысле. Затхлый зал, проветривающийся очень редко, посреди которого нахохлились плиты кока, был окружен лежаками механиков корабля - а этот народец зазря не мылся, справедливо полагая, что все равно придется испачкаться.
   Поначалу запах кухни был истинным испытанием, но со временем я привык. И сейчас, стоя в воняющем зале с низким потолком и переборками (чтобы беречь тепло от плит и печей), думал о том, что раз время ужина уже пришло, то можно заглянуть к корабельному коку за миской баланды. Грубое, конечно, словечко. Да, мы частенько ворчали на старину Валли, но исключительно в дань традиции. Готовил он на самом деле очень вкусно.
  
   - Мастер Айз! - окликнул я здоровенного кока, работающего, как водится, с голым пузом и со смешным колпаком на бритой голове. - А можно...
   - О! Бауди! Не можно, а нужно! - он обернулся, махнул рукой, в которой был зажат половник, в сторону стоящего у плиты подноса. - Бери и дуй к шаману, поняло? Пусть оно пожрет, да?
   Я сокрушенно вздохнул, но спорить не стал. Юнга делает все, что приказывают старшие матросы или офицеры. Валли Айз, как кок, принадлежал к касте последних.
   - Я тут "кошки" оставлю с паркой?
   - Оставляй, чудо. Поторопись, остынет!
   Он забыл про меня в ту же секунду, как я коснулся подноса. Работы у кока хватало.
   Корабль содрогнулся, взревел и тронулся с места. Звякнула посуда, сваленная горой в мойке, задрожали кастрюли и чаны, сложенные в нависающий над плитой отсек. Я пошатнулся, схватившись за стол.
   - Драный демон, - сорвалось с губ.
   Меня ждала нижняя палуба.
  
   Как я уже говорил - каждый уровень пиратского шаппа - это свой, особенный мир. Есть первая палуба, вотчина офицеров и ледовых штурмовиков - украшенная коврами и диковинными шкафчиками из дерева. Всегда светлая, всегда тихая, если плотно прикрыты двери в небольшой тренировочный зал. Трехместные каюты абордажников, отдельные покои офицеров - постоялый двор на гусеницах, а не боевая палуба. Чуждый для простого моряка мирок с отдельной отопительной котельной.
   Из палубной команды наверху чаще всего бывали стюарды. Самая замкнутая и оторванная от простых пустынников группка. У нас в общей зале спал только один из них: старший матрос Ворчун - остальные держались поближе к офицерам, прикрепленные каждый к своему "хозяину".
   Стюардов в команде недолюбливали. Может быть из зависти, а может быть из-за очевидного примера как может извратиться вольная жизнь странника Пустынь. Был ты свободным человеком, и вдруг стал личным рабом какого-нибудь головореза. Пусть еда лучше, работы меньше, но ты себе уже не принадлежишь. Ты - стюард.
   Меня передергивало от перспективы оказаться среди офицерских слуг. Вторая палуба казалась мне значительно милее. Все её запахи, все шумы, темные закоулки и старые топчаны общих залов были частью мира простого моряка или техника. Здесь всегда бурлила жизнь. Даже ночью. Слышались беседы у печек. Шатались по темным коридорам обходчики или ремонтники. В столовой, неподалеку от кухни мастера Айза, постоянно торчал кто-то из ледовых штурмовиков, соскучившихся по общению с "простыми людьми".
   Первая, вторая палубы - вот она корабельная жизнь. Настоящая. И в пику ей существовал нижний уровень "Звездочки".
   Я остановился на последней ступеньке трапа, ведущего в темный коридор технической палубы. Ненавижу это место и считаю его самой зловещей частью корабля. Царство грохота с которым не справлялась даже усиленная обшивка перегородок. Я чувствовал, как ярдах в двадцати от меня, за могучими боками шаппа, перемалывают вековой лед огромные траки. Судно тряслось и подрагивало из-за неровностей Пустыни, и ему вторило тихое позвякивание крышки на кастрюле да дрожь зубов.
   В этой темноте кто-то есть
   Я сошел с трапа в пахнущий маслом и гарью мир корабельных механиков, оказавшись на территории тьмы, затхлого воздуха и резких звуков. Очень странное место облюбовал себе старый корабельный шаман. Нездоровое. Перехватив поудобнее поднос, я с тоской посмотрел вперед, туда где кончалось пятно света от фонаря и начиналась тьма. Вдоль пола тянулась труба отопления, покрытая старыми тряпками. Не знаю, для чего они, но унылую картину дополняли прекрасно.
   Пол под ногами дрожал, и я шел очень аккуратно, ожидая в любой момент резкого толчка или удара. Позади сквозь переборки доносился грохот расположенных на корме двигателей.
   Балиар ан Вонк самый чудаковатый человек на борту "Звездочки". Даже полубезумные инструментарии, большую часть дня проводящие здесь, среди механизмов, предпочитают спать на второй палубе, где грохот двигателей "Звездочки" ещё можно научиться не замечать (хотя несмотря на все многослойные перегородки, призванные снижать грохот до терпимого - гремело у двигательной очень сильно) .
   Старый шаман почти никогда не покидал черной палубы.
  
   Оказавшись на границе света и тьмы, я перевел дух. Теперь поворот направо. Там будет безликая дверь в технические помещения и узкий закуток, в котором должен гореть фонарь. Если он горит - хорошо. Если нет, то наощупь в закуток и вдоль стенки налево, дальше - переход в ещё один коридор. Там будет ещё один, и я его увижу, если не погас фонарь. Инструментарии дотошно проверяют каждый механизм на своей палубе, следят за любой мелочью, связанной с сердцем корабля. Однако освещение коридоров к их интересам не относится. Капитан Аргаст Дувал как-то умудрился заставить их самостоятельно убирать свои проклятые коридоры, чтобы держать палубную команду подальше от секретов инструментариев, но вот битву за фонари вне технических лабиринтов проиграл. Так говорили в кабаке "У Полового" (как в шутку называли печь посреди жилого зала простых моряков, у которой постоянно грелся кто-то из старожилов и с охотцей делился жуткими историями да легендами "Звездочки").
   Одна из страшных сказок гласила, что на третьей палубе обитают души погибших моряков. Тех, кто настолько прикипел сердцем к бывалому шаппу, что даже после гибели остался на борту. Меня страшилки не трогали. Опыт подсказывал, что от живых гораздо больше неприятностей. И я с большей радостью встретился бы в темном коридоре с духом мертвого моряка, чем с тем, кого увидел в проходе к каюте шамана.
   Под мерцающим фонарем, прислонившись к переборке, стоял ученик шамана - Зиан ан Варр. Тощий, как древко алебарды, в роскошной, распахнутой шубе. Вытянутое лицо с надменно поджатыми губами, темные провалы пустых глаз с вечно розоватыми белками от пагубного пристрастия к алому камню.
   Он о чем-то переговаривался с механиком, лицо которого было тщательно обмотано грязными тряпками, а глаза скрывали огромные защитные очки. Инструментарию явно хотелось уйти подальше от скучающего Зиана, но он терпеливо изображал интерес к беседе.
  
   Ан Варр - один из демонов "Звездочки". Желтое пятно на свежевыпавшем снеге. Избалованный лицемерный ублюдок, которого ненавидела большая часть палубной команды, и опасались механики. Лихих штурмовиков он задирать не смел, а при офицерах имел вид придурковатый и благоразумный. Ему хватало ума не наглеть и держать себя в руках, и потому меня колотило от бессильной ярости, когда я видел Зиана в компании с кем-нибудь из властьпредержащих на корабле пиратов.
   Было в нем что-то необъяснимое, что-то такое, что нельзя описать словами. Удивительно, но он ни разу не задевал меня. Ни разу не трогал, но я его ненавидел. Просто за то, что он был. Досадное, глупое чувство. И даже сейчас я не могу понять, отчего оно тогда возникло так ярко, так невыносимо важно.
   Надо сказать, что Фарри на тот момент уже как-то получил свою дозу подлости от "привилегированного" пассажира. Не сильно, не очень обидно, обошлось внеочередными работами на гальюне. Такими незначительными достижениями могли похвалиться немногие палубники. Обычно расплата за шалости молодого шамана была куда строже. Кое-кто при виде Зиана вздрагивал и прятал глаза, вспоминая что-то из прошлого. Истории эти никогда не рассказывали в нашем "кабаке". Но они всегда были где-то неподалеку.
   У печки Полового говорили, что когда-нибудь капитан узнает о бесчинствах юнца, говорили, что тогда все станет иначе. Но люди опытные, пересекающие Пустыню уже не один год, лишь хмыкали и напоминали, что свободные шаманы, пусть даже такие неприятные как ан Варр, у путевых столбов не валяются, а гильдейские стоят так дорого, что капитан Гром и дальше будет путешествовать с закрытыми глазами и с затычками в ушах.
   Зиан, скучающий в проходе, увидел меня и некрасиво улыбнулся. Словно кто-то прорезал дугу на его прыщавом круглом лице. Его уныние, неприязнь к механику и злость на учителя моментом растворились в новой эмоции. Но это была не та радость, которую испытывают от встречи с приятелем. Так ликуют грабители, зажавшие в переулке богатую добычу. Или циркачи, выходящие на помост перед зрителями.
   Тело как одеревенело. Очень хотелось развернуться и уйти, лишь бы не проходить по узкому коридору мимо затаившегося мерзавца. Из-за подноса мне пришлось бы хитро маневрировать, лишь бы не задеть Зиана. И ан Варр это понимал. Он улыбался, ожидая кульминации и развязки.
   "Тебе придется потесниться, Эд. А это значит, что ты проиграл. Что ты выполняешь его волю."
   Я прогнал прочь гордыню. Разумнее всего было заткнуть её и пройти через пустяковое испытание. Подумаешь, ерунда какая-то, мелькнуло в голове.
   "Не ерунда!"
   Инструментарий чуть потеснился, пропуская меня. В его очках показалось мое отражение. Напряженное лицо, почти каменное. Угрюмый взгляд. Я и правда так выгляжу? Расслабься, Эд! Немедленно расслабься, не то он все поймет. Поймет, что ты его боишься.
   "Разве?"
   Чуть приподняв поднос, лишь бы не задеть Зиана, я попытался протиснуться мимо.
   - Постой, юнга! - вдруг сказал шаман. - Что же ты несешь? Неужели с кухни прислали помои для нашей свинки?
   Он покосился на инструментария, ожидая реакции на шутку. Тот неуверенно хмыкнул и чуточку сжался, мечтая юркнуть куда-нибудь в темный угол.
   - Это ужин для мастера Вонка, - сказал я.
   - Мне кажется, что именно это я и сказал! Дай взглянуть, чем кормят старого безумца.
   Он бесцеремонно протянул руку и стянул крышку с кастрюли. Я попытался отшагнуть, но Зиан ловко вцепился свободной рукой в поднос и вонзил в меня взгляд.
   - Не дергайся. Уронишь.
   Затем он с заговорщеским видом посмотрел на механика, подтянул поднос к себе поближе и смачно харкнул в парящее мясо.
   - Немного приправы от ан Варра. Все для любимого учителя.
   Несколько мгновений я приходил в себя от шока. Поднос показался очень тяжелым, словно в слюне обсосанного любителя алого камня содержались тысячи фунтов горной породы.
   - Иди уже, чего стоишь, юнга.
   Лязгнула вернувшаяся на место крышка.
   - Ты больной? - вырвалось у меня. Глупое, беспомощное. Мне стыдно за то, как я тогда отреагировал. Ничего лучше детского "ты больной" у меня на тот момент не нашлось. Увы, я никогда не умел отвечать остротами. Это талант Фарри, а не мой.
   - Да брось ты, пусть откушает мяса, чего ему станется. Главное, как мне видится, чтобы он не попросил меня разжевать ему пищу. Но пока зубы старика ещё на месте. Справится, как думаешь?
   Зиан посмотрел на инструментария, надеясь, что его искрометная шутка не прошла незамеченной.
   - Надо идти, - буркнул тот. - Срочно.
   Он, мысленно давно уже просчитавший каждый шаг до ближайшей двери, рванулся с места и быстро скрылся в одном из подсобных помещений, впустив в коридор лязг машин.
   - Струсил, - сам себе прокомментировал это Зиан. Взгляд шамана блуждал под действием алого камня. Он катал наркотик во рту, пытаясь вспомнить имя безвестного механика, и совсем не думал обо мне, а я боролся с закипающим внутри гневом. Не надо обзаводиться врагами так скоро. Не надо!
   "Ты не сможешь. Ты везде найдешь себе неприятности, Эд. И кто-нибудь непременно пострадает. Непременно!"
   От него несло давно не мытым телом. Запах перебивал даже привычный для третьей палубы смрад энги и её смесей. Он вонял даже больше чем инструментарии.
   - Ты чего творишь? - вырвалось у меня. Разум пал на колени, пораженный возмущением и гневом. Логика отступила.
   Он с недоумением посмотрел на меня, затем на оскверненный котелок с мясом, но промолчал, искренне не понимая моего возмущения.
   - Я говорю, чего ты творишь?! Это ужин мастера ан Вонка!
   Зиан опять не произнес ни слова, бестолково улыбаясь. Шаркуний сосатель камня! Хотелось сказать ему что-нибудь обидное, злое, пробудить совесть, если она у него вообще есть. Где-то на краю сознания я понимал, что никто мне не поверит в то, что Зиан плюнул в ужин учителю. И уж тем более сам добряк Балиар не поверит. Свидетель-инструментарий рисковать не станет и затеряется среди собратьев так, что я никогда не узнаю, кто он вообще был.
   Я стоял в коридоре, держа поднос с испорченным мясом, и пытался придумать, как быть дальше. На миг во мне появилась мысль, что пусть сами разбираются друг с другом. Мое дело - отнести ужин. Что там с ним сделают по дороге - неважно. Пусть хоть яд сыплют, какая мне разница?
   Но эта слабость жила во мне только один миг. Может быть, лучше всего ей было и победить, не знаю. Потому что в следующие несколько минут мною безраздельно владел гнев.
   - Совсем ум потерял, камнесос поганый, - прошипел я и ткнул Зиану подносом в грудь. Тот опешил, распахнул глаза в изумлении. Кастрюлька перевернулась, и парящее мясо с бульоном пролилось ему на одежду.
   Вскинув руки, ан Варр уставился на то, как по его дорогой шубе стекает жир. Потом поднял взгляд на меня.
   - Ой, простите, - процедил я и нагло встретил его взор.
   - Я это так не оставлю, запомни.
   Блуждающий взгляд сосателя прояснился.
   - Понял, палубник? Ты зря так поступил. - Зиан приоткрыл рот, показав гниющие зубы. - Очень зря.
   - В следующий раз будешь думать, прежде... - не мог смолчать я.
   Ученик шамана подался вперед и попытался достать меня кулаком, но я легко угадал его движение, отшатнулся, и в свою очередь приложил его в скулу. Небольно, но обидно. Слишком небольно. Руки чесались страшно, честное слово. Хотелось размазать недоноска по коридору. Накопленная за последние два месяца ненависть рвалась наружу, словно получив единственный шанс.
   "Помни об Эльме. Ты же не хочешь стать таким же?"
   - Ах ты шаркуний выродок! - взвыл Зиан и отпрянул. - Поганая шавка!
   Я неторопливо поднял поднос с кастрюлей и пожал плечами, буркнув:
   - Зато у меня хотя бы мозги имеются!
   Он услышал это сквозь гул двигателей и заскрипел зубами, а я, наслаждаясь его обидой и возмущением, зашагал по коридору в сторону трапа. Ноги и руки потряхивало лихорадкой драки, но я знал, что ухожу победителем.
   - Я этого так не оставлю, палубник. Ой не оставлю, - прошипел мне в спину Зиан. Он скрестил на груди дрожащие руки и тщетно пытался успокоиться. Уголок его рта предательски подергивался.
   - Напугал льва морозом, - сорвалось с моих губ
   И тут мне в шею что-то противно шлепнулось, от чего по телу пробежали отвратительные мурашки. Меткий гад умудрился забросить мне за шиворот жирный кусок мяса. Мерзкий, царапающий кожу налипшей грязью. Я обернулся, отбросил в сторону поднос и двинулся к прищурившемуся Зиану.
   Он не проронил ни слова. Он попытался закрыться от моих ударов, но ни разу не атаковал. Я понял почему лишь когда услышал удивленный старческий возглас:
   - Что здесь происходит?
   На пороге своей каюты стоял Балиар ан Вонк с фонарем в руке. Добродушное лицо пожилого шамана вытянулось от изумления. Он переводил взгляд то на разбрызганный ужин, то на меня, прижавшего Зиана к стене.
   - Я и сам хотел бы это знать, учитель! - сказал ан Варр. Он отстранился от меня, повернулся к шаману лицом и развел руками. - Посмотрите, что он сделал с моей шубой?
   Гнев во мне сошел на нет, лишив сил и разума. Я понял, что потерял инициативу, что погорячился. Осознал, что никто не услышит моей жалобы на то, что ужин был безнадежно испорчен плевком Зиана. Мало того, меня скорее всего ещё и осудят, посчитав за ябеду. Вместо этого я угрюмо стиснул челюсти и встретил осуждающий взор старого шамана.
   - Все не так, как выглядит, - жалко проговорил я и заткнулся.
   - Я не хочу разбираться в этом, я видел то, что видел и не видел того, что было до этого, - сказал старик. - Но ты, малыш, знаешь законы "Звездочки".
   Он смотрел на меня, ожидая реакции, и я покорно кивнул, понимая, что меня ждет.
  
  
   Глава вторая: "Возмездие"
  
  
   Капитан Аргаст "Гром" Дувал был крепким мужчиной, едва перевалившим за четвертый десяток и собиравшимся бороздить Пустыню ещё лет двадцать, как минимум. Обладатель пышной черной бороды, сросшимися на переносице густыми бровями и усталым взглядом холодных серых глаз отличался глубоким басом, суровостью нрава и звериной осторожностью. Любитель хорошо выпить во время скучных будней, сегодня он ещё был трезв и только собирался запереться у себя в каюте и насладиться настойкой, но его планы рухнули, когда старый шаман поднялся со мною и Зианом в пристройку на верхней палубе и бесцеремонно вошел в покои капитана. Из своего угла на шум выглянул стюард Дувала - рябой Кунни, но тут же исчез за ширмочкой, едва поймал недовольный взгляд хозяина.
   Развалившись в богато украшенном кресле, капитан Гром с сомнением смотрел на меня и Зиана. Инцидент чуть скрасил серые будни, но радости не прибавил. Хозяин "Звзедочки" почти не скрывал своей неприязни к ученику шамана, но при этом сдерживался от открытого одобрения моего поступка. Выслушав рассказ Зиана о том, как юнга толкнул подносом преданного ученика почтенного Балиара, а потом и вовсе набросился на добропорядочного ан Варра с кулаками - капитан спросил мою версию, и тут меня как заморозило. Я молчал, насупившись и опустив взгляд. Лишь кулаки сжимал, да мечтал, чтобы этот момент поскорее завершился, чтобы он остался в прошлом.
   Что я мог тогда сказать? Ничего. Лишь признаться в собственном гневе.
   "А ведь это он и был, малыш. Именно гнев."
   Капитану пришлось повторить свой вопрос ко мне трижды, прежде чем я выдавил из себя:
   - Вспылил. Виноват.
   Зиан при моих словах победно улыбнулся.
  
   Аргаст Дувал переводил взгляд с меня на Зиана и чувствовалось, как в голове капитана неохотно крутятся мысли. Около минуты он молчал, размышляя. Никто не посмел прерывать затянувшуюся паузу.
   - Даже не знаю, что с вами делать, промерзлое вы мясо.
   - Закон показывает... - заговорил Зиан.
   - Закрой свою пасть, - поморщился Аргаст. - А не то я подтащу тебя, оледневшее ты дерьмо, поближе и посмотрю внимательно в заплывшие глазенки. Как думаешь, что я там увижу?
   Молодой шаман побледнел от возмущения и быстро склонил голову, чтобы не выдать себя. Розоватые следы алого камня, отличающие поклонников этого наркотика, ещё не растворились, и Зиан об этом знал. Гром несколько секунд буравил его взбешенным взглядом, а затем посмотрел на меня.
   - Теперь ты, мясо. Третий пункт корабельного закона гласит: поднявший руку на товарища по команде должен быть наказан десятью ударами плети перед всей командой. Ты должен был ознакомиться с кодексом, когда тебя брали на борт. Надеюсь, ознакомился?
   Честно говоря, я этого совсем не помнил. Мы лишь поставили подписи там, где указал боцман. Так сложились обстоятельства, что первой целью было сбежать из Снежной Шапки. Все остальное казалось несущественным.
   Однако я торопливо кивнул, лишь бы не злить бородатого корсара.
   - Хорошо. Так вот, все мордобойные споры пусть разрешаются в портовых кабаках, будь они прокляты, а не на борту "Звездочки". Там хоть поубивайте друг друга, а в походе - гребанный закон есть гребанный закон. Понял меня, шаркунье ты мясо?
   - Да, капитан!
   - Балиар! - не отрывая от меня взгляда, рыкнул Аргаст.
   Старик Балиар ан Вонк улыбался и качал головой, совсем не слушая капитана. В мыслях он был где-то далеко,
   - Балиар, старая ты корова, слышишь меня?
   Шаман вынырнул из забытьи и воззрился на Дувала. Тот поиграл желваками и, стараясь говорить спокойно, спросил:
   - Ты точно видел как этот сопляк метелил твоего ученика?
   - А? Что? Да-да, конечно, - подслеповато щурясь, закивал шаман. - Посмотри на его шубу, Аргаст.
   Дувал с трудом удержался от улыбки.
   - Значит, завтра днем получишь то, чего заслуживаешь, мясо, - громыхнул Аргаст.
  
   Я молчал, исподлобья оглядывая его богатую каюту. Здесь было уютно и просторно. На стенах красовалось разнообразное оружие, от дальнобоев разных видов, копий, гарпунов и алебард до узких клинков и массивных боевых ножей. У окна (самого большого из тех, что я видел на корабле), за которым во льды садилось солнце, висела пара картин. А за закаленным стеклом, с тройной рамой, виднелся купол носовой рубки и фигура дежурного рулевого.
   Справа от меня стоял Зиан с ледяным выражением лица, и его вид без слов говорил, что история с ним не закончится капитанской карой. Что меня ждет много чудесного в ближайшем будущем. Признаюсь, это были неуютные мысли. Но на краткий миг справедливость восторжествовала, пусть и стоила мне десять плетей.
   Десть плетей. Наверное, это будет больно. По спине пробежались мурашки.
   - А теперь выметайтесь отсюда и дайте мне отдохнуть, - подытожил капитан и пошевелился в кресле, посмотрев в сторону шкафа с запечатанными кувшинами. - Мне, ломанные траки, надо подумать. Кунни, тащи сюда карты!
  
   В проходе мы с Зианом столкнулись плечами, и ученик шамана чуть слышно произнес:
   - Жди.
   Он протиснулся в проем и торопливо зашагал по коридору прочь от каюты Дувала. Я задержался у двери, и почувствовал легкую руку Балиара на своем плече.
   - Принесите мне мой ужин ещё раз, молодой человек. Если вам, конечно, не трудно, - сказал улыбающийся шаман. - И прошу вас, уберите, что там разлилось. Сами понимаете, запах. Он мешает моей работе.
   - Хорошо, мастер ан Вонк, - сказал я и пошел к трапу на вторую палубу. Запах? Да там, на нижней палубе, так воняло смесями энги и парами различных зелий инструментариев, что несколько кусков мяса погоды не сделают. Даже если сгниют!
   Запах, тоже мне...
  
   Я побрел на кухню.
   Здесь, на борту ледохода не было определенного времени для еды. Чаны с варевом стояли на медленном огне все то время, пока бодрствовал мастер Айз. Но всегда оставалась вероятность того, что в похлебке не останется кусков мяса и придется довольствоваться бульоном. Так что большая часть команды торопилась на ужин сразу после того как раздавался сигнал кока. Толстяк брал в руки тяжелый стержень и со всей мочи колотил по болтающейся рядом с ним рельсе. Заветный лязг быстро растекался по второй палубе. На штурмовую же, к абордажникам, спешил с вестью тот несчастный, кого занесло на камбуз первым. Механиков, отдыхающих вокруг кухни, кок никогда не трогал.
   Столовая у вотчины Айза делилась на две части. Общую и крошечную офицерскую, сокрытую потасканной ширмой. Когда я вошел в обитель кока, то ткань в командирском уголке была отодвинута в сторону, и я заметил сразу двух офицеров, склонившихся над мисками. Обмениваясь скупыми фразами, они уничтожали ужин, словно выполняя некую повинность, которую нужно сделать быстро и качественно.
   - Ты долго, - заметил толстяк, когда я оказался около плит.
   - Я разлил ужин, - в принципе, это была правда. Делиться всей историей я не хотел. Завтра команда и так узнает о произошедшем. - Споткнулся... Шаман попросил повторить.
   - Раззява, - скучающе и снисходительно отметил Айз. - Выдрать бы тебя, по-хорошему. Сейчас посмотрю, осталось ли что...
   Я промолчал, глядя, как он открыл крышку одного из чанов и принялся вылавливать в нем куски мяса. Судя по тому, что возился он приличное время - их осталось не так-то много. А у меня из головы не шла последняя фраза Зиана. Глупо было надеяться, что молодой шаман оставит меня в покое, или что в нем иссякло воображение на гадости. Скорее всего тщедушный ан Варр бросится к своим дружкам, жаловаться. И даже если Волку и Сиплому, офицерам абордажной команды, не захочется тратить свое время на новенького юнгу - у Зиана есть самый важный козырь. Алый камень, ради которого головорезы пойдут на все.
   Миска с мясом стукнулась о стойку, привлекая мое внимание. Айз внимательно посмотрел мне в глаза:
   - В этот раз не пролей.
   Он так выделил это слово, что я вспыхнул от возмущения. Добродушный кок был убежден, что ароматное мясо осело у меня в желудке, а не погибло в грязи нижней палубы.
   - Зря я тебя отправил голодным, юнга Эд. Моя вина. Будет урок.
   Едва сдержавшись от того, чтобы не начать оправдываться, я развернулся и двинулся к трапу, проклиная про себя этот явно неудачный день и мечтая, чтобы поскорее наступило завтра, когда капитан объявит о наказании и хотя бы это сотрет из души Айза противную жалость ко мне.
   Но перед тем как я ушел, в офицерской столовой произошло нечто странное. Нечто, чему я не мог дать объяснения. Один из офицеров, лейтенант абордажников по прозвищу Старик, швырнул свою миску в лицо сотрапезника.
   Первый помощник капитана Мертвец моргнул, стряхивая с ресниц жирные капли, на пару мгновений его взгляд остекленел, но затем вернул привычную невозмутимость, и седовласый моряк с вечно ехидно-равнодушными глазами продолжил ужин, будто ничего не произошло. Плечистый Старик едва сдерживаясь от ругани вскочил на ноги, бросил гневный взгляд на меня и я поспешил ретироваться, пока абордажник не сорвал свой гнев на нерасторопном юнге.
   О произошедшем я быстро забыл. Мне было о чем подумать и без этого странного случая. Меня ждали перемены.
   Удивительно, но в те долгие часы перед наказанием я больше всего переживал за то, что обо мне подумал мастер Айз. Вместо того чтобы ждать в темных закутках оскалы Волка и Сиплого или бояться неумолимой кары, я вел про себя воображаемый диалог с коком, убеждая его в том, что он ошибся. Что это унизительно, когда про тебя так думают. Что нельзя судить человека так сразу.
   Мне грозило десять плетей и месть старших офицеров, а я думал о том, что обо мне подумал кок. Странно. Но так оно и было.
   - Ты сумасшедший, Эд, - сказал мне Фарри, когда вечером мы залегли на свои топчаны и разговорились. Ночная вахта нам в тот раз не грозила, и потому мы могли спокойно поболтать, пока нас не сморит сон. К сожалению, это случалось не так часто как хотелось. Старшие офицеры всегда находили работу для юнг, считая, что таким образом мы быстрее станем частью команды и наберемся необходимого опыта.
   После того как "Звездочка" ушла в поход - общий зал переменился. В нем появилось несколько десятков перегородок, призванных удержать драгоценное тепло. В некоторые закутки приходилось заходить нагнувшись, насколько низко спустили потолочные плиты. Некоторые и вовсе закрыли. Лабиринт тесных комнатушек-коробок, отделенных друг от друга переборками, крутился вокруг четырех боковых печей и одной центральной. Тепла нам хватало, и порою за ночь не сгорала и половина отведенной для отопления энги.
   В нашу каморку, расположенную по прямой от главной печи, даже попадал свет от пламени. И сейчас я лежал на спине, а на темном металле низкого потолка плясали отраженные огоньки "кабака". Я слышал возбужденный голос Шона и ехидные комментарии моряка по имени Сабля. Слов его с наших лежаков было не разобрать, но интонации светловолосого матроса узнавались на раз-два. Резкий моряк был родом откуда-то с юга и нередко по делу и без задирал то одного, то другого соратника. В нем странным образом уживалась ненависть к людям и страх перед ними. В глазах вечно плескался вызов и готовность влезть в драку по любому поводу. Но он бравировал, успешно скрывал свою неуверенность в себе, и даже не догадывался, что его тайна уже известна новенькому юнге-эмпату.
   Снаружи мороз грыз борта корабля, тщетно пытаясь прорваться внутрь. Ветер завывал над раскачивающимися мачтовыми фонарями, бился секущей метелью о стальные листы зачарованной обшивки и надеялся прорваться к людям. Так хорошо, когда безумный холод остается по ту сторону стен. Кстати, одним из открытий для меня стало, что такие ледоходы как "Звездочка" это не просто железные коробки на гусеницах. О, сколько оказывается, скрывалось под броней ледовых кораблей. Например многослойные листы обшивки, между пластами которой попадались то пустоты, то забитые колючей тканью щели. Вдоль них шли тамбуры, где едва-едва работала система общего отопления. Но этот прохладный воздух защищал от мороза сами каюты, где в основном топили небольшими печками. На храмовом ледоходе Кассин-Онга, оставшемся в прошлом, таких ухищрений не было.
   Со стороны всё кажется проще и понятнее, а когда ты становишься частью ледохода, когда он становится обыденностью - узнаешь много нового. Как-то раз мне довелось помогать вытаскивать какой-то старый механизм на палубе инструментариев. Лопнувшая пружина титанического размера, которую два дня меняли чумазые техники. Кто-то из механиков, глядя на мое изумление, снисходительно сказал тогда:
   - Не будет ее, корабль будет ходить по льду как старое корыто, и вы тут все заблюете. Я видел, я знаю.
   Я лишь покачал головой, не веря. Трясло и так знатно. Первые пару дней, пока мы шли к месту встречи, еда в горло действительно не лезла. Хотя, после стало проще. Может, действительно дело было в пружине?
  
   - Напасть на Зиана.... Ну ты просто огонь! - вновь выдернул меня из теплых размышлений Фарри.
   - А что мне было делать?! - под тяжелым одеялом меня разморило. Голоса моряков у "кабака" усыпляли.
   - Ну я не знаю, Эд! Вариантов можно придумать предостаточно! А ты выбрал самый сомнительный из них. Хотя, что я говорю! Ты же его и убить мог ведь, правда? Выследить и жестоко покарать, хе-хе.
   Я пожал плечами, понимая, что Фарри не увидит равнодушного жеста. Намек на смерть Головача сложно было не заметить, но такие вещи лучше пропускать мимо ушей. Что случилось - того уже не изменишь. Хотя если бы время обернулось вспять - я поступил бы так же.
   - Уходить с корабля надо, Эд, пока ты ещё во что-нибудь не ввязался, - прошептал мой друг. - Мы только время теряем!
   - В Пустыню уходить? - мне не удалось сдержать скепсис.
   Фарри засопел.
   - Ну, не в Пустыню, конечно. В ближайшем городе! Просто пока мы тут катаемся, ты себе опять врагов заведешь! Ты же умеешь ими обрастать.
   - Ты не знаешь, что происходит между Мертвецом и Стариком? - я попытался сменить тему.
   - А что такое?
   Пришлось поведать ему о той сцене, которую я увидел на кухне.
   - Ого! - восторженно зашептал Фарри. Он, как человек общительный и любопытный, обожал поковыряться в таких историях. Юнга Лавани быстро сошелся почти со всеми моряками палубной команды. Среди его знакомых числились и ледовые штурмовики, и механики. Рыжеволосый, улыбчивый мальчуган постепенно становился вселюбимым сыном "Звездочки". И в тоже время вряд ли кто-то кроме меня знал о том, как сильно Фарри хочет продолжить наше путешествие в Барроухельм, а не ходить в команде ледовых корсаров по Пустыне.
   - Так знаешь что-то об этом?
   - Старик и Мертвец друг друга недолюбливают, это всем известно. Но чтобы так вот прилюдно. Завтра поспрашиваю ребят с верхней палубы, может, знают чего. Ой как интересно-то! Чего ж не поделили они, как думаешь?
   Я промолчал. Размолвка офицеров волновала меня в последнюю очередь. Зато Фарри отвлекся от обсуждения моего сегодняшнего срыва.
   Интересно, это будет очень больно?
   - Мастер Айз теперь думает, что я съел ужин шамана, - поделился я наболевшим. Фарри мигнул пару раз удивленно, и расплылся в недоуменной улыбке:
   - А тебе не все ли равно, что думает о тебе какой-то кок?
   - Обидно, знаешь ли. Неприятно когда о тебе могут подумать так плохо.
   Мой друг тяжело вздохнул и неожиданно серьезно проговорил:
   - Когда я путешествовал с цирком Аниджи - у нас в труппе был фокусник один. Он почти ни с кем никогда не разговаривал, но однажды во время истории... неважно какой истории... сказал мне - если хочешь жить счастливо, никогда не ищи одобрения других людей. Есть только Боги и ты. Остальное преходящее.
   - И ты с этим согласен?
   Фарри помолчал, а потом буркнул:
   - Давай спать уже! А то наговоримся сейчас до кошмаров. Тебе предстоит несколько непростых дней, пока будет заживать спина. Уверен, Половой тебя жалеть не станет.
   Он нырнул с головой под грязное одеяло и почти моментально засопел. Я с тяжелым вздохом перевернулся на спину, чувствуя неровности жесткого лежака. Поерзал.
  
   Да, наверное, будет очень больно...
  
  
   ***
  
   - Вы должны помнить, сучьи вы дети, что вы команда! - громыхал Дувал. - Гребанная команда, а не шайка оледеневших на голову бандитов! Я не потерплю у себя на борту ваших вакханалий! Закон един для всех!
   Столы и лавки оттащили к стенам, чтобы освободить площадку посреди столовой. Также механики повесили побольше фонарей на стропила, и непривычно яркий свет с потолка заставлял щуриться, словно солнце застало тебя посреди Пустыни.
   Экипаж "Звездочки" распределился вдоль стен и терпеливо ждал начала, а я пытался понять, кто из инструментариев видел произошедшее на нижней палубе. Мне хотелось попробовать его чувства. Но либо техник не пришел на мое наказание, либо никаких сожалений не испытывал. В последнее я мог поверить. Зачем думать о каком-то палубнике. Это же недолюди, как известно всем на борту.
   Я стоял в центре зала, рядом с капитаном и его помощником и чувствовал заинтересованные взгляды призванных зрителей. Они догадывались, что сейчас будет, и им, как мне показалось, было плевать чем все закончится. Зато всем им хотелось знать - за что здесь оказался юнга.
   В руках Мертвеца безвольно болталась плетка. Я посмотрел на нее, затем отыскал в толпе Фарри. Приятель ободряюще улыбнулся, и поднял на уровень глаз сжатые кулаки. Держись, мол, добрый Эд ан Бауди.
   За спиной Фарри стоял Половой и задумчиво поглаживал свою изуродованную глазницу.
   - Вызываю Зиана ан Варра. Выходи! - сказал Гром.
   Тщедушный шаман отлепился от стенки, у которой о чем-то тихо переговаривался с дружками. Я чувствовал их злые мысли. Коренастый бритоголовый Волк кривился, отчего шрам, пересекающий все лицо, бледнел. Его маленькие глазки не отрывались от меня, и в них жила слащавая ярость. Он представлял, что со мною сделает. Его тень - Сиплый, здоровяк футов шести ростом с пышной белой шевелюрой, спадающей ему на широкие плечи, скрестил на груди руки, с насмешкой оглядывая инструментариев.
   Интересно, кто из техников видел, как все произошло? И что он сейчас чувствует?
   - Твои обвинения, Зиан!
   - Он ударил меня! - громко сказал ученик шамана и обернулся, чтобы показать всем синяк под глазом. - Ударил несколько раз! Сначала вылил на меня ужин уважаемого Балиара, а потом и вовсе обезумел!
   Наступила удивленная тишина. Я никому кроме Фарри не рассказывал о своем поступке, да и Зиан, видимо, не распространялся, так что для команды новость оказалась сюрпризом. Айз, за которым я наблюдал с того момента как кок появился в столовой, удивленно поднял брови. Да-да, мастер Айз. А ты думал, что этот юнга просто воришка до чужой еды, да? И как тебе такое?
   "Нехорошо так думать, Эд"
   - Я вызываю Балиара ан Вонка, - громыхнул капитан.
   - Но прежде я хочу сказать, что не держу зла на малыша, - неожиданно продолжил Зиан. Он посмотрел на капитана со всем смирением, на которое был способен. - Может быть, я чем-то мог его спровоцировать на этот шаг. Я не знаю, увы. Мне кажется, что десять плетей это слишком жестоко. Но закон есть закон и воля капитана священна.
   Он поклонился и отошел к абордажникам.
   Гром поиграл желваками и повторил:
   - Я вызываю Балиара ан Вонка.
   Старый шаман сидел на одной из лавок у стены, рядом с ним старались не стоять, отчего вокруг образовалось пространство. После слов Аргаста Балиар вздрогнул, посмотрел непонимающе на бородача, а затем расплылся в доброй улыбке и с кряхтением поднялся. Вся команда пристально проследила за тем как шаман, прихрамывая, вышел в центр.
   На меня ан Вонк даже не посмотрел.
   - Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? - торжественно продолжал Дувал.
   - Да-да, видел, - не перестал улыбаться старик. - Ох, удивительный был вечер. Я читал дневники шаманов Девятки, когда вдруг подумал о...
   - Видел ли ты то, о чем говорит твой ученик? - недовольно повторил капитан.
   - А? Простите? Ах да! Ну да, я же сказал, да! - вынырнул из своего мирка шаман. Гром сухо кашлянул, поджав губы. Обвел молчащую команду взглядом, неторопливо поворачиваясь на каблуках.
   - Вы все слышали. Вы все должны были понять, если у вас ещё не замерзли последние мозги. Меня не интересуют причины. Меня не интересуют ваши гребанные интересы в таких ситуациях. Закон един для всех! Юнга Эд Бауди приговаривается к десяти плетям за то, что поднял руку на товарища. Пусть это будет уроком для всех вас, выкормыши темного бога! Никто на борту достославной "Звездочки" не смеет поднимать руку на члена команды!
   Он выдержал паузу, вслушиваясь в молчание команды. Никто ни произнес ни слова, хотя мне послышалось недовольное бурчание со стороны палубников.
   - Мертвец, приступай.
   Первый помощник кивнул и взмахнул рукой, в которой была зажата плеть.
   - На стол, - бесцветно произнес он.
   В нем не было ничего. Пустота. Я сразу вспомнил проклятого Черного капитана, с которым столкнулся несколько месяцев назад. Человек с мертвой душой. Монстр. Неужели Мертвец из них? Но как такое может случиться? Как простой моряк с обычного пиратского шаппа может оказаться мифологическим чудовищем Пустынь?
   - Прервите меня, если я ошибаюсь. Но неужели хоть кто-то верит в то что малец действительно просто так набросился на этого оледеневшего камнесоса? - вдруг сказал кто-то из толпы. - Ну-ка ну-ка, поднимите руки, кто искренне в это верит.
   Сиплый дернулся было поднять руку, но его грубо одернул Волк. Больше никто не пошевелился.
   Все стихло. Абордажники скалились, снисходительно поглядывая на молчащих моряков палубной и технической команды. Самих штурмовиков Зиан никогда не задирал, и проблемы "низших народов" обитателей первой палубы не касались. Однако у говорившего оказалось свое мнение.
   Гром молчал от возмущения, собираясь с силами для ответа наглецу. Я удивленно посмотрел на вышедшего из толпы абордажника в красных кожаных одеждах с черной меховой оторочкой. Буран. Темноволосый, крепкий, похожий не героев древности, волевым решением сметающим с лица Пустыни десятки врагов каждый день. Пристальный, пронизывающий взгляд штурмовика скользнул по собравшимся, на губах играла насмешливая улыбка. Неожиданная поддержка.
   - Буран, закрыл бы ты свою пасть, - раздался голос Старика. - Вздумал оспаривать приказ капитана? Хочешь провести следующую неделю во льдах?
   - Эй-эй-эй! Не так шустро, старшина, - вскинул руки улыбающийся Буран. - Давайте не станем искать в глубинах наших темненьких душ самые чёрные пятна. Они там есть, бесспорно, но я бы не хотел распространяться об этом сейчас, прилюдно. Кто знает, может потом на мне повиснет ответственность за чьи-нибудь плохие сны и снежное безумие... Я даже...
   - Чего ты хочешь, Буран? - оборвал его Старик. - Избавь нас от своей болтовни.
   - Ничего такого, ваше старшинство. Я всего лишь создаю необходимый шум. Кто-то же должен это сделать! А то стоят и молчат, как стадо оленей на пастбище. Мы же на сходке. Надо порицать, надо шуметь. Покрикивать там, мол, давай, Мертвец, всыпь ему. Это ведь не запрещено корсарским кодексом. Или запрещено хлопать в ладоши? Я вот хотел похлопать в ладошки, ведь наконец-то среди палубных шаркунов нашелся хоть кто-то с яйцами.
   Абордажник пристально посмотрел в лицо командиру и демонстративно захлопал. Затем напустил на себя серьезный вид, шутливо поклонился и чувством выполненного долга добавил:
   - А теперь порите его, нещадно. Со страстью и рвением, как умеет наш первый помощник!
   Мертвец невозмутимо перевел взгляд на капитана. В столовой повисла напряженная тишина.
   - Ты не заболтался ли, Буранчик? - проговорил Половой. Что-то зло произнес Сабля приободренный словами старшего матроса.
   - Заткнулись все, - вмешался капитан. - Старик, мне кажется, что твои ребята стали чувствовать себя слишком вольготно.
   - Я разберусь, капитан, - буркнул разъяренный командир абордажной команды. Хотя уверенности в душе воина было поменьше, чем в голосе. Буран, известный на корабле за острый язык и непомерную храбрость, был Неприкасаемым. Воспитанник могущественного ордена воинов, оказавшийся волею судьбы в составе пиратской команды. Такому как он ничего не стоит спустить шкуру со Старика и обоих штурмовых офицеров разом. Никто не способен сравниться в драке с Неприкасаемыми. Капитан очень гордился тем, что у него на борту сразу два элитных бойца. Буран и его друг по ордену - молчаливый и мрачный Торос, всегда и везде поддерживающий товарища. Даже сейчас он выдвинулся из толпы и стоял, угрюмо встречая взгляды моряков. Но не хлопал.
   - Ты стал слишком болтлив, Буран, - наконец проговорил Дувал. - Мне кажется, твой язык начинает мешать тебе.
   - Я ничего не нарушил, капитан! Всем людям, кто ушами слушает, а глазами смотрит - известны повадки малыша ан Варра.
   - Закрой, наконец, свой поганый рот, - рявкнул вдруг Старик.
   - Шестнадцатый пункт закона гласит: порицающий члена команды, если он не офицер, должен получить две плети. В пункте есть исключения, но тебя они не касаются, - прогудел Мертвец. Капитан Гром лишь кивнул, подтверждая его слова.
   Буран после слов первого помощника сдернул с себя алую куртку на меху, бросил её на пол, затем стянул через голову рубаху, обнажив покрытый шрамами торс, и подошел к первому помощнику с широкой улыбкой.
   - Ну и цены у вас, - осклабился он.
   Послышались смешки со стороны штурмовиков, и я увидел, как дернулось веко услышавшего это капитана.
   - Подожди своей очереди, - отстраненно сообщил Бурану Мертвец и уставился на меня.
   - На стол.
   Я вскарабкался наверх и поудобнее устроился, подставив спину под плеть. Заступничество Неприкасаемого почти прогнало страх перед наказанием. Теперь, после такой поддержки, я был уверен, что выдержу любые пытки.
   А затем Мертвец ударил, и в глазах потемнело. До крови прокусив губы, я только вздохнул, удерживая в груди крик. Как же больно! Мне показалось, что первый помощник просто разрезал мне спину.
   - Один, - скучающе сообщил палач.
   Второй удар был больнее предыдущего. Я выгнулся, вцепившись руками в стол. Мне казалось, что так будет легче, проще. Что если я буду держаться за края - это поможет. Дали бы волю, я вгрызся бы в него зубами. Спину жгло огнем, причем пламя не утихало, а после каждого удара разгоралось все жарче, проникая во внутренности.
   Мертвец комментировал каждое падение плети равнодушным счетом.
   - Три.
   Слезы брызнули из глаз, но я не вскрикнул. Кричать нельзя. Никак нельзя. Иначе они услышат.
   - Четыре.
   Ни Волк, ни Сиплый, ни тем более Зиан не должны слышать моих криков. Молчи, Эд. Молчи. Светлый Бог как же больно! Как больно! Мне показалось, будто в раны оставшиеся после удара плетью, щедро насыпали соли и теперь едкие крошки растворяются в крови. Сердце в груди заходилось в истошном танце и подкатывало к горлу.
   - Пять.
  
   На девятом ударе я провалился ненадолго в темноту, но, к сожалению, вынырнул оттуда, чтобы получить десятый.
   Меня подхватили чьи-то руки, стащили со стола, за который я цеплялся, словно от этого зависела моя жизнь. Я старался пошевелиться, старался хотя бы двинуть ногами, но весь мой мир оказался иссеченной до крови спиной. В ушах шумело, перед глазами плыли черно-алые пятна. Что-то теплое стекало мне в штаны, и кто-то нес меня прочь из столовой. Последнее, что я услышал в ней, был хлесткий удар плети и веселый возглас Бурана.
   - Ну кто так бьет? Кто так бьет-то? Даже этого не умеешь!
   Команда не смеялась. Никто не проронил ни звука.
  
   Потом я ненадолго отключился, а когда пришел в себя, то почувствовал на спине приятную прохладу. Верх наслаждения, особенно яркий после той обжигающей боли, впечатавшейся в мою память навечно.
   "Она вернется, Эд. Она обязательно вернется."
   Я осторожно вдохнул, стараясь не шевелиться. В ноздри тут же ударил крепкий запах энги и каких-то отваров. Разлепив глаза, я понял, что лежу на животе в комнате шамана, а сам старик стоит надо мною и мечтательно улыбается. Он чему-то радовался. Чему-то, что только что сделал.
   - Ну как ты, драчунишка? - Балиар увидел, что я очнулся. Посмотрел на мою спину и улыбнулся ещё шире.
   - Ах, как прекрасно вышло, да?
   Он провел холодными пальцами по моей спине, и я весь сжался, приготовившись к жуткой боли, а затем в изумлении уставился на счастливого старика. Ничего не болело! Ничего!
   - Капитан разрешил старику попробовать! - тоном победителя сообщил Балиар. - И у старика получилось, ахха! Я смог это сделать! Я должен это записать!
   Он вздрогнул, будто вспомнил нечто важное, и поспешил к столу, бормоча что-то себе под нос, а я осторожно пошевелился, ожидая резкой боли от ран на спине, и поднялся с лежака.
   Ничего. Лишь немного чесались те места, куда несколько минут назад обрушивались удары плети. Не веря в произошедшее, я повел руками, наклонился из стороны в сторону.
   - Я много работал, мальчик. И у меня получилось! - заметил мое удивление старик.
   - Не могу поверить, - уныло проговорил человек, которого я и не заметил. Он сидел на стульчике, в темном углу каюты, рядом со столом, заваленным книгами и пузырьками, и печально смотрел на меня. Доктор Кван собственной персоной. Уголки его губ вечно тянулись вниз, отчего казалось, будто он вот-вот расплачется. Даже в редкие моменты радости - они лишь приподнимались ненамного и сдавались, не в силах побороть уныние лекаря. - Не могу поверить в это, Балиар!
   - Поверь! Это многое изменит! Многое!
   Доктор, вид которого и в хорошие-то дни вызывал уныние и апатию, сейчас выглядел как человек, услышавший свой смертный приговор, и понявший что исполнение его проведут немедленно и неумолимо.
   - Никто не умеет затягивать раны! Шаманам неподвластна живая материя, это закон природы. Так повелел Светлый Бог, и Темный собрат его поддержал. Это неправильно, Балиар. Этого не может быть!
   - Ты так считаешь? - шаман обернулся на доктора. - Тогда как ты это объяснишь? В летописях Девятки говорилось и о более глобальных вещах! Это только начало.
   - Мне это не нравится, - тоскливо сообщил Кван. - Я не верю своим глазам. Та рана не могла затянуться так быстро! Не могла!
   - Как видишь, смогла, Кван! Смогла! А теперь идите! Теперь не мешайте! - затараторил Балиар. - Я должен все записать. Должен. У меня получилось. О, старый Никрос, теперь ты будешь знать, кто лучше понимает голос силы. Ахха! Это прорыв. Я близок, о, Светлый покровитель, как же я близок!
   Кван с потерянным видом встал со стула, ещё раз посмотрел на мою спину.
   - Поразительно. Он оставит нас без работы, - горестно поделился врач. - Совсем без работы. Если заболит что-то - сразу иди ко мне.
   Я оделся, наслаждаясь состоянием вне боли.
   - Я не могу поверить, - уныло заметил Кван. - Не могу поверить.
  
  
   Глава третья: "Ночная вахта"
  
  
   Моему скорому возвращению из лазарета удивились, но восприняли его как должное и старались не тревожить мои "раны". Но самое странное и, не скрою, приятное, было то что в течении дня ко мне то и дело подходил кто-нибудь из моряков и осторожно хлопал по плечу, выражая свое уважение. Как оказалось, Зиан успел насолить многим, и слова Бурана хоть и разозлили некоторых моряков, но попали в точку.
   Я слабо улыбался в ответ и никак не мог понять, почему до меня никто не попытался поставить зарвавшегося шамана на место. Неужели это так сложно, собраться вместе и постоять за себя? Матерые рубаки Сиплый и Волк ничего не смогут сделать протии десяти-двадцати моряков. Даже Неприкасаемому не так просто было бы столкнуться в схватке с такой толпой, чего уж говорить о каких-то штурмовиках.
   Тогда я ещё не знал, как устроена жизнь, и что даже один мерзавец способен победить десятерых противников, если каждый из них будет делать вид, будто его-то возникшая проблема точно не касается.
   И только когда беда доберется до него - в душе появится тень сожаления, мол, чего же ты раньше отсиживался.
  
   Но в целом день прошел спокойно. Половой старался меня работой не загружать, опасаясь за мою спину, но ближе к вечеру осмелел. Или же уточнил у доктора Квана мое состояние. В любом случае, до того как рельса пробила отбой - старший матрос никак меня не замечал, позволив почти весь день валять дурака.
   Вечером же, когда я готовился ко сну, Половой подошел ко мне и присел на корточки рядом, поглаживая свой жуткий шрам. Я машинально нащупал под одеждами компас, убедился, что тот на месте и с ожиданием воззрился на старшего матроса. Фарри, с прищуром подозрения, тоже следил за грубым лицом Полового. Мой друг уже забрался под шкуры, и с наслаждением растянулся на матрасе, предвкушая сладкие объятья сна.
   - Собирайся, Лавани, - грубо сказал старший матрос.
   - Чего еще? - мгновенно помрачнел Фарри. - Я позавчера в ночной был!
   - Былые времена ушли. Время новых свершений. Ты же друг нашему благородному кретину, да? Тебя, кстати, тоже касается, - покосился на меня Половой.
   Одноглазый понизил голос. От него пахло чем-то крепким. Вообще, старшим матросам и офицерам сухой закон "Звездочки" не мешал выпивать чего-нибудь под вечер, пока капитан наслаждался обществом южных настоек. Наш палубный командир тоже своего не упускал.
   - Одного его оставлять нельзя, - глухо продолжил Половой, - У меня не так много рук, чтобы спокойно выбрасывать на лед придушенного где-нибудь в темном коридоре дурачка. Дел ты наворотил, конечно, малец.
   Он посмотрел на меня. Я чувствовал его неодобрение.
   - Так что скажи спасибо своему приятелю, Лавани. Теперь работаете только вдвоем. И работать будете больше чем раньше. И, надеюсь, быстрее. За недельку гадливость Зианчика сойдет на нет, надеюсь, и вернетесь к старым порядкам.
   - Что нам делать на ночной вахте то вдвоем? - буркнул Фарри. Он был прав. Ночью основная задача это помощь впередсмотрящему, вроде мальчика на побегушках. Ну или если случиться что у механиков, и кто-то из них полезет на вторую палубу, чтобы найти пару лишних рук. Вот у них, у обитателей темных лабиринтов, ночью работы хватало. А у нас...
   - Придумаете, - Половой покачнулся, выдав, насколько же он набрался. - При свидетелях ни Волк, ни Сиплый вас не тронут. Надеюсь на это искренне.
   - Что им помешает ещё и Фарри навредить? - наконец, сказал я. - Может не надо, мастер Половой?
   - Собираешься оспаривать мою команду? - прищурил глаз моряк. - Я лучше знаю, что надо, а что не надо. Так что заступаете оба. Дежурите до рассвета, потом отоспитесь. Дал завтра будет не много.
   Я кивнул. Обычно смена шла до четвертого часа. На камбузе, у плит, над рельсой висели диковинные часы, по которым и жила команда. Если до рассвета, значит в два раза дольше. Ночка предстояла тяжелая.
   Половой немного помолчал, а затем сказал то, что крутилось у него на языке.
   - Зиан нормальный парень. Просто надо уметь себя поставить, юнги. И поставить, не наживая себе врагов. На моей памяти был один морячок, что тоже сцепился с Зианом на кулаках. Очень гордился собой потом. Смелый был, отчаянный. Мы тогда ходили к югу от городов Содружества. Добыча там побогаче, но и нервов тратится побольше. Погиб тот паренек при первой же вылазке. Единственный, кто погиб. Причем совершенно по дурацки, сорвался с борта ледохода когда с него вынесли уже последнее. Тело нашел Волк.
   Мы с Фарри понимающе переглянулись. Надо же какое совпадение.
   - И ни у кого не возникло подозрений? - спросил я.
   Половой фыркнул.
   - Подозрения... Капитана не интересуют подозрения. Он слушает только факты. Конечно, секрета нет, как помер тот паренек. Но никто ничего не видел. А если и видели - то молчали.
   Он икнул, тяжело вздохнул.
   - Фух... Ты молод еще, Бауди. Слишком молод. Из тебя может получиться толк, если будешь осторожнее. И если до тебя не дотянутся лапы офицерья штурмовой бригады. Коротышка Яки за тебя очень просил, и ты его сильно подвел, Бауди.
   - Почему, если все знают о том, что произошло, никто ничего не делает?
   - Знают и догадываются разные вещи. Когда подрастешь - поймешь. Закон на "Звездочке" - это Мертвец. То есть, конечно, капитан, по-хорошему. Но Мертвец самый справедливый из офицеров. Он не будет домысливать и рассуждать, чертов сын льдов и ветра.
   - У нас на борту три поклонника алого камня! - пробурчал я, возмущенный ситуацией.
   - А все офицеры постоянно прикладываются к бутылке, - осклабился Половой, глаз его потемнел. - Половина абордажников тайком играют в курду. Инструментарии из-под полы продают в порту энгу и лишние детали. Но вся команда - это цельный механизм, юнга. Если разоблачать - то разоблачать всех. Капитан это понимает. Все это понимают, кроме, наверное, Мертвеца. Но тот не верит в то, чего не видит. И не видит того, что ему приказал не видеть старина Гром. Это просто, но надо подрасти, чтобы понять. Надо повзрослеть, вникаешь? Нет людей, не нарушающих законы. Жизнь непростая штука.
   Никогда Половой не говорил с нами так долго. Сказывалось его опьянение.
   - Найти командира не так просто, как кажется, - продолжал моряк. - Волк и Сиплый - хорошо командуют. На их место почти никто не метит, а если метит, то не дотягивает по умениям. Я слышал, как сокрушался по этому поводу Старик. Была бы замена - мигом бы выперли обоих. И шамана во льдах найти непросто, совсем непросто. Особенно искателям приключений, вроде нас. Капитан это понимает. И ты пойми. Юнг в любом порту можно отыскать. И покрепче и посмышленее, чем вы. Так что закон штука такая... Нестабильная. Пока никто не наглеет, на прегрешения можно прикрыть глаза, как и поступает капитан. Мудрый человек, скажу я вам.
   Я промолчал, хотя внутри все стенало от возмущения. Закон должен быть стабилен. Закон должен быть для всех. Во что может превратиться мир, если все будут жить по принципу капитана Грома?!
   - Мы все поняли, мастер Половой, - пробубнил унылый Фарри.
   - Главное, чтобы понял наш бортовой дурачок. И в будущем держал свои кулаки в карманах, где им самое место.
   Моряк опять тяжело вздохнул и неожиданно улыбнулся:
   - Но не расплывайся лужей слез и печали. Может, все обойдется просто побоями.
   - А вам не страшно жить в такой безнаказанности? - сказал я. - Не страшно, что в следующий раз они выберут вас?
   - Нет, мне не страшно. У всего есть предел. Зиан хоть и сосатель камней, а не дурак. Понимает, что если слишком долго гнуть железо, то и оно лопнет. Потерпел бы ты месяцок-другой, и не случилось бы того, что случилось.
   При этих словах Фарри кивнул и бросил на меня быстрый взгляд. Он так и поступил. Я понимал его и принимал такое решение. Но сам поступиться с гордостью не смог. И смогу ли в будущем?
   - Ладно, заболтался я совсем. Собирайтесь и дуйте на камбуз. Приду потом проверю, увижу, что спите - пожалеете.
   С этими словами Половой поднялся и побрел к своему лежаку, а мы отправились на камбуз, дежурить.
  
   - Клянусь Светлобогом, ну и кашу ты заварил, Эд, - сказал мне Фарри, когда мы поудобнее устроились за одним из столов. Я пожал плечами, слушая глухой звук двигателей и едва слышный храп из залы, где отдыхали механики. У плиты мастера Айза что-то ритмично позвякивало, в такт вибрации ледохода. Стоит сказать, что первые дни от постоянной тряски я не мог спать, но потом, конечно, привык.
   Из всех шаманских фонарей в столовой горело только два. Под одним из них мы и устроились. Удивительная все-таки человеческая черта: тянуться во тьме ко свету.
   - А как же Барроухельм, Эд? Как же компас? - Фарри старался говорить потише, подавленный окружающей нас темнотой. - Ты опять готов всем рискнуть? Ты же не один теперь, Эд. Теперь это ещё и мое дело, знаешь ли.
   - Я не мог иначе, Фарри!
   - А я вот смог, почему-то...
   Его укор был справедлив: в Снежной Шапке осталась девушка, которую мой друг бросил из-за мечты разгадать тайну компаса. Тайну погибшего Одноглазого. Тайну Черного капитана. Удивительно, не правда ли? Умирающий шаман взял с меня слово отнести компас инструментарию из города Содружества, но больше всего усилий, по исполнению моего обещания, прилагал именно Фарри.
   Нечестно это с моей стороны. Некрасиво. Но когда я сцепился с Зианом ан Варом - о компасе и не вспоминал.
   "Ты просто думаешь только о себе, Эд. "
   - Отчасти я тебя понимаю, - кивнул Фарри. - Помня этого тщедушного гаденыша - понимаю. Вот только именно что отчасти. Учись сдерживаться, Эд. Это пригодится тебе в будущем! А вообще, в моей жизни уже и так было слишком много пиратов. Когда будем выбираться отсюда, Эд?
   - Когда "Звездочка" прибудет в какой-нибудь из портов Содружества.
   - Отличный план. Но что если она никогда туда не придет? - в свете фонаря я увидел, как он хитро прищурился. Мне нечего было сказать на это. О таком повороте я старался не думать. Я вообще старался не думать о том, что делать дальше. Нынешнее течение жизни меня вполне устраивало. Что будет - то будет...
   - Мы уже два месяца бездарно потеряли. Нет, конечно, пусть Светлобог и дальше хранит нас от приключений. Но я не хочу путешествовать с пиратами, Эд. Это конечно не капитан Кривоногий, но все же. Это бандиты, разбойники. Надо что-то делать. Как-то выбираться отсюда.
   Кривоногим звали корсарского капитана, растоптавшего детство моего приятеля. Фарри почти год был рабом пиратского судна и добывал для них огненный порошок.
   - Выберемся! - уверенно сказал я, хотя про себя подумал, что все не так уж плохо и сейчас. Если не учитывать проблемы с Зианом - жить можно.
   Мой друг покачал головой, тяжело вздохнул, положил руки на стол и ткнулся в них подбородком. Вновь вздохнул. Я посмотрел ему в глаза.
   - Дай посмотреть, - тихо попросил Фарри. Я понял, что он имеет в виду компас, и покачал головой:
   - Нет, извини. Вдруг кто-то увидит. Он же светится, мы тут всю столовую раскрасим.
   Фарри обиженно засопел.
   - Не обижайся, пожалуйста.
   - Да я не обиделся, - соврал Фарри, и тут же исправился, - нет, наверное, все же обиделся.
   Он широко улыбнулся.
   - Я не хочу рисковать. Да и чего ты там не видел? - пояснил свой отказ я.
   - Он красивый. И когда я на него смотрю, то чувствую некую важность всего, что происходит. Мне кажется, будто мне просто не везло раньше. С этим Кривоногим, с Воровским законом, пусть он смерзнется вовеки. А теперь все будет не так плохо, понимаешь? Вдруг этот компас приведет нас к Добрым? Ведь если есть Чёрные капитаны, значит, есть и их враги. Мне так хочется разобраться в этом, Эд! А мы торчим здесь, на этом ледоходе, как служки при таверне.
   "А тебе ведь нравится такая жизнь, Эд. Нравится, да? Скажи ему об этом. Что никакие тайны тебе и даром не нужны. Лишь бы и дальше спокойно жить. Тихо. Без сложностей и приключений. Ты скажешь ему об этом, Эд? Скажешь это человеку, который несколько лет жил в кошмаре?"
   Фарри потянулся и продолжил.
   - Мне тут скучно. Нет, я понимаю, что палубная команда это палубная команда, ничего не поделаешь. Кто-то должен и на кухне работать, и полы мыть. В принципе, это же не сложно. Но, конечно, хочется чего-то другого. Совсем другого. У штурмовиков должно быть веселее.
   - Почему ты думаешь, что в абордажниках веселее? - разговор свернул в сторону, чем меня обрадовал.
   - Легко живут - легко умирают. Они самые свободные на корабле. А с некоторых пор я ценю свободу.
   - Инструментарии тоже свободные люди.
   Фарри покачал головой:
   - Пыль, грязь, эти поганые смеси, разъедающие кожу, чёрный кашель в конце-концов, оторванные пальцы, глухота - у них мало веселого в будущем. Не нравится мне такая свобода. Хотя и доля добычи у них хороша, и уйти они могут, когда захотят. Обычные наемники. Сегодня здесь, завтра на портовых верфях.
   - А кто тогда мы?
   Фарри задумался. И тут я почувствовал движение в темноте за мною. По спине пробежали мурашки. Кто-то выбрался в гальюн посреди ночи? Или...
   Оледенев, я смотрел на приятеля, стараясь не показать своего испуга. Почему-то мне совсем не хотелось знать, кто наблюдает за нами из темноты. Почему-то думалось, если я не подам вида - то все обойдется.
   - Мы те, у кого нет силы одних и умений других. Низшая каста моряков, - хихикнул, наконец, Фарри. - Мы...
   -... палубники, - прохрипел кто-то из темноты. - Вы - поганые палубники.
   В столовую вошел Волк.
   Не глядя на нас, он плюхнулся на ближайшую лавку.
   - Вонючие ледовые щенки, - офицер наклонился к нам, оперся руками на колени и хмыкнул. А после поднял взгляд на меня.
   - Значит, ты всех уверяешь, что мы с Сиплым дерьмо? - вдруг сказал абодражник.
   - Что? - не понял я.
   - Ты сказал, что мы - дерьмо, - лицо Волка исказилось от сдерживаемой ярости. - Трусливый сын шаркуна и дохлой волчицы, как ты посмел вообще рот раскрыть?
   Из темноты показался Сиплый. Он задумчиво встал в дверях, выходящих в коридор к камбузу, и скрестил на груди руки.
   - Я не понимаю...
   - Заткнись, - отмахнулся Волк. Пружинисто встал, и в три шага оказался рядом с нами. - Мы дерьмо, да?
   - Так он же заткнуться был должен, - сказал Фарри. Он не испугался. Смело встретив взбешенный взгляд абордажника, мой друг поднялся из-за стола. Мне бы его храбрость. Сейчас я мог думать только о том, услышит ли кто-нибудь, когда нас станут убивать.
   - А ты поумничать вздумал, я смотрю? - глядя на Фарри, Волк схватил меня за воротник и поднял на ноги. - Встать, когда я с тобой разговариваю. Мы дерьмо?!
   Я не понимал, чего он от меня хочет. Он него несло алкоголем и луком, мысли офицера бурлили неопределенной массой злобы и жажды крови.
   - Я правда не...
   - Заткнись!
   Сиплый в проходе тяжело вздохнул.
   - Я покажу тебе кто здесь дерьмо, - Волк вдруг ударил меня кулаком в живот. Охнув от боли, я согнулся было, но в следующий миг схлопотал ещё один удар.
   - Я буду свидетелем! - сказал Фарри.
   - Пискнешь ещё раз - будешь следующим, а не свидетелем. - Волк легко поднял меня повыше, заглядывая в глаза. - Никто не смеет называть Волка - дерьмом, ясно тебе?
   Сиплый кашлянул, предупреждая о чем-то приятеля, и абордажник тут же разжал кулак. Я свалился на лавку, переводя дыхание и чувствуя острую боль в животе.
   - Мы ещё поболтаем, - процедил штурмовик и вразвалку направился к двери. Когда он дошел до нее, с трапа послышались тяжелые шаги.
   - Мастер первый помощник, - просипел Сиплый. - Доброй ночи.
   - Время отбоя, - раздался голос Мертвеца. - Почему не в каюте?
   - Проветривались, мастер первый помощник. Уже уходим, - вклинился Волк.
   Мертвец вошел в столовую, проводив взглядом абордажников.
   - Все в порядке? - равнодушно спросил первый помощник, оглядев нас с Фарри.
   - Да, - опередил я моего приятеля. - Все в порядке. Вахта протекает отлично, мастер первый помощник.
   - Уверены?
   Как можно жить и думать без единой эмоции?! Или... Что если этот крепкий моряк - чёрный капитан? Может же быть такое, да?
   Фарри сел на лавку, буравя меня взглядом.
   - Хорошо, - Мертвец развернулся и вышел из столовой. Я услышал его тяжелые шаги по коридору. Первый помощник отправился куда-то в нос корабля.
   - Может, сходим к впередсмотрящему, - предложил я, стараясь не смотреть на подавленного Фарри.
   - И ведь мы ничего не можем сделать с ними, - пробурчал он.
   - Зато мы можем сходить к впередсмотрящему. Может ему чего-то надо. Чего сидеть?
   Я не хотел говорить о том, что только что произошло. Несмотря на то, что меня душила злость на Волка.
   - Ты правда назвал их дерьмом?
   - Нет.
   - Значит Зиан придумал... Или они просто сами себя накрутили.
   - Пойдем, - я зашагал к двери.
  
   В акулье гнездо (как называли вотчину впередсмотрящего) мне ходить нравилось. Вертикальная лестница, по которой нужно карабкаться несколько минут, слыша, как в металлические стены шахты колотится пурга, выводила в небольшую площадку, где на неудобном сиденье, в котором невозможно уснуть, проводил вахты дежурный. Мне тут нравилось. Это единственная обязанность палубного матроса, которая не казалось мне скучной.
   Сегодня впередсмотрящим был хитроглазый моряк по имени Галай.
   - Бауди, так это ты сегодня на кухне что ли ночуешь? - с интересом спросил он меня, когда я откинул люк и выбрался из него в тесную каморку. Здесь было холодно. Галай сидел, положив руки в варежках на поворотное колесо прожектора. У его ног в железных банках горели свечи. На горлышко банок были натянуты шланги из плотного и тягучего материала, которые скрывались под штанинами моряка. Их концы торчали под ушами дозорного, и из них вился парок.
   Только благодаря этому нехитрому приспособлению тот, кому досталась вахта впередсмотрящего, не замерзал. Я пару раз уже дежурил в акульем гнезде и знал - так не холодно. Главное свечи вовремя менять и аккуратно обмотать гибкие трубки вокруг ног и тела.
   Моряк, нахохлившись, ждал моей реакции, а я зачарованно смотрел наружу, за закаленное стекло купола. По пустыне неторопливо плыли красно-синие волны ночного неба. Огни мягко переливались над моей головой. Башня акульего гнезда постанывала, покачиваясь (отчего вкупе с игрой света кружилась голова) и я вдруг поймал себя на том, что счастлив. Вот в этот самый момент. Невзирая ни на что. Волк, Сиплый - остались где-то позади, в другом мире.
   - Бауди?
   - Что-нибудь принести? - я улыбнулся Галаю, на миг коснувшись его взглядом, и вернулся к Пустыне. Хорошее место. Когда ты день за днем заперт в железной коробке, где окна есть только в каюте капитана, да на первой палубе, куда юнгам хода нет, вид Пустыни - прекрасное развлечение.
   Я вспомнил об оставшемся внизу Фарри. Вспомнил о Волке и Сиплом, который могли ждать удобного момента для мести и таиться где-то там, в темных коридорах. Я ведь вновь впутал своего приятеля в неприятности.
   - Попить горячего, - потеплел голос Галая. - Сообразишь?
   - Есть что интересное?
   Моряк пожал плечами.
   - Бродуна видел, но далеко. И наш рулевой поспать вздумал.
   Я бросил взгляд вниз. Отсюда была видна освещенная рубка на носу "Звездочки" в которой находился штурвал корабля. Сейчас в ней находился Мертвец и жалко сжавшийся Коротышка Яки (сегодня он должен был стоять у труб и рычагов, командуя дежурными механиками). Первый помощник стоял как айсберг, а вот моряк вздрагивал от каждого его слова.
   - Мертвец его хорошо приложил, я видел, - поделился со мною Галай. - И правильно, конечно. Но на самом деле... - он вечно повторял эту присказку дважды, - на самом деле нельзя одного человека за штурвалом морозить! Менять надо. Всем спокойнее будет.
   Я кивнул. Коротышку, получавшего выговор(хоть и справедливый), было жаль. Но ошибка рулевого может быть смертельна. Наш шапп легко преодолеет половину из расщелин и пробьется через гряду торосов, но иногда лед создавал такие препятствия, что если их проглядеть, то вся команда "Звездочки" легко может отправиться в объятья Подледного Бога, или остаться со сломанным кораблем посреди Пустыни. Лед коварен. Он не любит невнимательных.
  
   Среди красно-синих льдов проявилось странное черное пятно. Случайный контур, образ. Я даже подумал, что это мираж. Или просто привиделось. Небо вспыхнуло алым, затопив Пустыню и пятно исчезло. Но в следующий миг видение повторилось.
   - Что это? - я ткнул пальцем в сторону тени. Галай проследил за моим жестом, прищурился.
   - Ого!
   Он крутанул штурвал, и луч желтого света, режущий лед прямо по курсу "Звездочки" сместился в сторону.
   - Ого! - восторженно повторил Галай. - На самом деле... Хм... На самом деле это дело!
   Свет вырвал из объятий ночи черное тело ледохода, почти занесенного снегом.
   - Дуй вниз, в рубку, скажи Мертвецу, что добыча справа по курсу!
   В уме радостный Галай уже тратил свою долю в портовом кабаке. Ему, как заметившему корабль, полагается двойная доля. Я не собирался её оспаривать.
  
   Глава четвертая: "Мертвый ледоход"
  
  
   - Не мешайся, мелюзга, - прикрикнул на меня кто-то из абордажников. - Тебе тут не место!
   Я отошел по скрипучему снегу чуть подальше, глядя, как моряки работают ломами, освобождая борт покинутого корабля ото льда. Это был шапп, траки и нижняя палуба которого совсем скрылись под белой броней Пустыни. Вокруг бесновалась метель, и позади нас едва проступала темная фигура остановившейся "Звездочки".
   Трое механиков с огромными дисковыми резаками ждали своего часа, укрывшись от ветра за бортом мертвого ледохода.
   - После ночной вахты надо спать, - сказал Мертвец. Я даже не заметил, как он подошел. Лицо первого помощника скрывали шарфы, побелевшие от вьюги.
   - Я хочу увидеть!
   - Имеешь право, - равнодушно отметил Мертвец. - Шесть часов отдыха можешь тратить как хочешь. Но после ночной вахты надо спать, чтобы не потерять трудоспособность.
   Я покосился на офицера. Какое жуткое слово - "трудоспособность".
   - Давай, братва, налегай! - раздался чей-то крик сквозь свист вьюги.
   Команда "Звездочки" почти вся столпилась у мертвого ледохода, накренившегося и утопающего в наметенном снегу. Всеобщее возбуждение передалось и мне. Мне хотелось понять, что же заставило команду бросить корабль во льдах. Ведь за каждым подарком для пирата стоит чья-то судьба. Чья-то жизнь. Кто-то же купил этот шапп когда-то. Кто-то служил на нем моряком. Работал механиком. Что стало с этими людьми? Что привело их когда-то на борт ныне погибшего судна? Как оно погибло?
   После ночной вахты, прошедшей более чем спокойно (Мертвец, едва узнал о находке - приказал остановить "Звездочку", но побудку не объявил, резонно посчитав: до утра занесенный снегом шапп никуда не денется). Так что наутро, после зова рельсы, в которую на сей раз колотили мы с Фарри, команду ждал сюрприз.
   Несмотря на поднявшуюся метель, почти весь экипаж выбрался на лед, ожидая, когда механики прорежут дыру в туше покинутого корабля, и можно будет приступить к самому интересному занятию бродяг Пустыни. Грабежу.
   По периметру, негласно огороженному, вглядывались в метель вооруженные абордажники. Мертвец не хотел рисковать людьми, и невзирая на непогоду выделил десяток бойцов на охрану. Ледовые волки, стремительные хищники снежного мира, хоть и предпочитали прятаться от пурги, но порой голод выводил их на охоту даже в самые жуткие ветра.
   - Чего ты тут делаешь? - рядом со мною оказался Коротышка Яки, похожий на шарик из-за теплых одежд и огромной шапки. Прикрываясь рукой от ветра, он почти проорал мне этот вопрос в ухо.
   - Хочу посмотреть! - ответил ему я. Холодная порошь хлестнула по людям, и я покачнулся под ударом стихии.
   - Любопытный ты, клянусь щупальцами Темнобога!
   - А сам?
   - И я любопытный!
   Несмотря на нагоняй от Мертвеца и угрозу наказания, Коротышка беззаботно улыбался, жадно глядя на утопленный в снегу ледоход.
   - Интересно, что у него внутри, да? - крикнул мне Коротышка.
   - Ага!
   - Надеюсь, там найдется что-то ценное. Коротышке нужна новая шапка! Ха-ха!
   Моряки энергично работали ломами, сменяя друг друга и весело переругиваясь. Вьюга швырялась хрустом льда да обрывками фраз, пару раз я слышал голос Волка, и он отзывался во мне неприятными ощущениями.
   - Пойдем от ветра укроемся!
   Я послушно зашагал вслед за Коротышкой. Отгородившись от метели телом корабля, мы принялись наблюдать за работой. Тут, на удивление, никем командовать не приходилось. Моряки жаждали своей очереди, и за каждым из работающих стояло по два-три человека, желающих помочь.
   - Он давно тут торчит, щупальца мне в глотку! Видишь, как обледенел! Несколько месяцев, не меньше! - Коротышку снедало любопытство. Мне даже показалось, что пританцовывает он не от холода, а от нетерпения. - Но когда вскроют - первым не лезь! И ничего не трогай, понял меня?
   - Почему?
   - Ты юнга.
   - Юнгам запрещено?
   - Ну считай что так, ага, пусть мне щупальца Темного разорвут всю задницу, хе хе. Но если найдешь что-то - зови. Кого угодно. Где твой рыжий дружок, кстати?
   - Мастер Айз оставил его на камбузе, работать.
   Фарри очень расстроился, когда кок, которому тоже хотелось выбраться из ледохода, заставил его помогать на кухне. Меня чаша обиды мастера Айза, вынужденного готовить обед пока остальные развлекаются, не коснулась. Так что сейчас мой друг резал то, что укажет толстяк, таскал воду сколько тот прикажет и следил за огнем в печи.
   Интересно, что ему на это скажет Мертвец, если узнает?
   "Фарри не побежит жаловаться, Эд. А ты бы побежал..."
   - Готово! - проорал Волк. Он стоял у самого борта ледохода. - Давай сюда!
   Механики, сгорбленные под ударами стихий, неторопливо приблизились, завозились с тяжелыми резаками. Один за другим завыли двигатели, и завизжали коснувшиеся металла пилы. Снопы искр брызнули в метель, и люди отпрянули, оставив механиков. Инструментарий объяли облака желтых огоньков, оседающих серыми крошками на снегу.
  
   Работа затянулась. Механики то и дело отходили прочь, опуская чудовищные агрегаты. Под рокот успокоившихся моторов к дымящейся броне ледохода подбирались моряки с ломами. Пираты выламывали куски корабельной обшивки, освобождали плацдарм для резаков и вновь ныряли в метель, уступая место инструментариям.
   Так, сменяясь друг с другом, экипаж "Звездочки" пробивал путь в недра ледохода, на носу которого было выбито название мертвого судна.
   "Сын героев". Если бы не снег, скопившийся в выбитых на металле словах, я бы никогда не увидел их.
   Монотонный вой метели и визг пил вдруг прервал резкий хлопок. Один из абордажников, совсем недалеко от нас, бросился на колено и принялся перезаряжать свой дальнобой. Он что-то кричал, указывая на бурлящую снегом вечность.
   - Это нехорошо, пусть у Светлбога отсохнут крылья. Волки?
   В руках Коротышки появился длинный нож, до того висевший на поясе. Бесполезная игрушка при столкновении с хищником Пустыни.
   Рядом со стрелком появился ещё один из абордажников, вскинул дальнобой, целясь в снежную метель. До нас донесся обрывок его вопроса к товарищу. Но тот лишь отмахнулся, перезаряжаясь и поглядывая в мельтешение обжигающих кристалликов. Ветер выл, гудел и заглушал слова корсаров.
   Мертвец торопливо зашагал к стрелкам, пряча лицо под локтем левой руки.
   - Давай-ка к нашим, Эд! - необычно серьезно сказал мне Яки, и подтолкнул к снопам огненных искр. Механики, не отвлекаясь, пилили обшивку. - Смотри в метель и будь готов, клешню Темного тебе в пасть.
   Мертвец тем временем поравнялся со стрелками, один из них что-то ему крикнул. В пляске кристалликов опять промелькнула черная тень, и первый помощник тут же сорвал с пояса тяжелый палаш. Громыхнул выстрел второго стрелка. Его товарищ почти закончил возню со своим дальнобоем, но черное пятно исчезло в метели.
   Мне стало жутко. Фигура напомнила о ледовой гончей у Кассин-Огна.
   Яки что-то пробормотал.
   - А?! - крикнул я.
   - Не могу понять кто это! Двигайся!
   Мы оказались в толпе моряков. Вооруженные дальнобоями штурмовики из оцепления топтались на своих местах, глядя то в пургу, то на Мертвеца. Один из стрелков, кто был ближе всего к месту происшествия, встал на колено и прицелился, прикрывая товарищей. Я вдруг подумал, что тень в метели может быть связана с кораблем.
   Что она сторожит нечто, спрятанное на борту ледохода.
   - Это не волк, - крикнул Яки. - Это что-то другое.
   И тут из белого ничто вырвалась уже виденная нами тень. Перезарядившийся абордажник вскинул свое оружие, выстрелил, но в следующий миг словно рухнул под лед. Сквозь вой вьюги прорезался приглушенный пургой вопль. Черная фигура словно свалилась с небес, смяв несчастного моряка.
   По-моему, я услышал хруст костей.
   Тварь одним движением раскидала по сторонам Мертвеца и второго штурмовика. Причем последний взмыл в воздух, словно ничего не весил, и грохнулся на лед ярдах в трех от места, на котором стоял. Кракнул ещё один выстрел, и тварь злобно взвизгнула.
   - Ледовый демон! - заорал кто-то из моряков, и вся ватага, как была, ринулась на помощь. Черная фигура остановилась над сбитым ею штурмовиком, и вопли несчастного перешли в визг, а затем резко оборвались.
   То, что возвышалось над телом абордажника, не было никем из известных мне животных. Черная фигура, сгорбленная, бесформенная, она рвала убитого на куски, не обращая внимания на ранение и бегущих к ней людей. Гончая? Это же гончая?!
   Зашевелился Мертвец, вырос из бесформенной темной груды и вскинул палаш. Скользнул в сторону, чтобы оказаться за спиной пирующего монстра. Чудище замерло, почувствовав движение за спиной.
   - Берегись! Берегись! - заорал кто-то из моряков. Остальные, спотыкаясь о неровности льда, оскальзываясь и падая - спешили на помощь молчаливому товарищу. Существо повернуло голову к Мертвецу, забыв о добыче, и тут первый помощник ударил. Палаш перерубил твари хребет, но демон словно и не заметил раны. Обернувшись к обидчику, он отбросил в сторону труп штурмовика и злобно взвыл прямо в лицо Мертвеца. Я увидел, как вонючий пар из пасти монстра ударил в капюшон моряка. Житель льдов вскинул руки-лапы, целясь в шею первого помощника.
   Тот нырнул в сторону, обходя демона слева, и словно изобретение безумного инструментария нанес монстру несколько размашистых и невероятно быстрых ударов, каждый из которых сопровождался жалобным визгом пустынной твари.
   С воем черная фигура повалилась на лед, и через несколько мгновений её накрыла толпа подбежавших корсаров. В пурге замелькали вздымающиеся и опускающиеся на монстра мечи, ножи и топоры.
   Я, наконец, сдвинулся с места. Что это было? Кто это был?!
   "Только не гончая... Пожалуйста"
   Словно в ответ предсмертному воплю из снежной пелены послышался зловещий вой. Штурмовики в оцеплении шарили стволами по сторонам, мрачно ожидая повторного нападения. Я услышал, как что-то кричит Мертвец, потрясая палашом. Увидел, как Волк и несколько абордажников побежали к кораблю, а остальные торопливо распределились между дозорными.
   Я оказался у черной фигуры через пару десятков ударов сердца.
   - Что это, драный демон, такое? - над трупом чудища стоял моряк по имени Шон.
   На льду, в луже фиолетовой крови, расплывающейся из под расколотого черепа, лежал укутанный в шкуры мужчина, со звериным полулицом-полумордой заросшей черной шерстью. Когда-то это был простой человек, вне всякого сомнения. Потом что-то его изменило.
   Показалось, будто занесенный корабль смотрит мне в затылок. Будто у погибшего судна осталась душа, измученная безумием бесконечной Пустыни и преобразившаяся в чистейшее зло.
   По спине побежали мурашки.
   - Юнга, ты здесь не нужен, - увидел меня Мертвец. Он поднялся с колен, хлопнув по бедру убитого штурмовика. Голову несчастного почти оторвало, и меня замутило от увиденного. Все в крови, нижняя челюсть скошена на бок, сквозь жуткую рану на лице виднелись белые кости.
   Стихло визжание пилы, и один из механиков отправился к Мертвецу. Его товарищи прижались к борту корабля, встав спинами друг к другу и выставив перед собой тяжелые резаки, подрагивающие от рокота двигателей.
   - Готово, - замотанный в шарфы инструментарий посмотрел на тела. - Проклятье. Что за зверо-демон такой?
   - Яки, палубных на обыск. Юнгу тоже возьми. Он тут не нужен.
   - Хорошо, мастер первый помощник.
   Даже сейчас Мертвец ничего не чувствовал.
   - Это же человек, да? - прошептал я.
   - Что? - не понял меня Мертвец.
   - Это же человек?!
   - Тебе тут не место! - громко повторил первый помощник. - Этим займутся те, кто знают, что с этим делать. За работу!
   Неприкасаемые тоже были здесь. Буран внимательно оглядывался, сжимая в руках по мечу, а угрюмый Торос поднял со льда дальнобой убитого, ловким движением снял с трупа поясной кошель с пулями, и принялся перезаряжать оружие.
   - Если мне будет позволено сказать, - заговорил Буран.
   - Не позволено, - отрезал Мертвец.
   - То убирались бы мы отсюда подобру-поздорову, - продолжил бунтарь.
   - Помоги на дальнем фланге, - первый помощник не обратил внимания на дерзость Неприкасаемого - Где Старик?
   - Я не знаю.
   - Почему его никогда нет, когда он нужен? - без эмоций поинтересовался Мертвец. - И почему он всегда рядом, когда все проблемы решены?
   - Я могу ответить вам по-разному. Например - не знаю. Или - не имею понятия. Или - откуда знать мне, простому штурмовику, о планах старших офицеров. - Я едва удержался от того чтобы не разинуть в изумлении рот. Пока Неприкасаемый говорил, его внимание ни на минуту не ослабло. Если бы сейчас из пурги выскочил ледовый демон - Буран встретил бы тварь во всеоружии и готовый ко всему. Как он умудряется совмещать болтовню с делом?!
   - А ещё есть вариант - он мне не отчитывается. Я предположу, что можно ещё сказать - Старик там, где сейчас нужнее. Но самый мой любимый вариант ответа - "чё?"
   Даже сейчас Неприкасаемый не посмотрел на Мертвеца.
  
   - Буран, прикрой, - подал голос Торос, и тот, кивнув, зашагал на самый дальний край оцепления. Моряки разбились на группы по два-три человека. Один стрелок, и двое бойцов-рукопашников.
   - Чего стоите? - Мертвец посмотрел на нас с Яки. - Ждете ещё тварей?
   Он указал на тело монстра. Зверодемон. Как точно назвал его безымянный инструментарий.
   - Пошли, ребята! На борт!
   Ликования в пиратах стало чуточку поменьше. Взгляды, которые они бросали на странный труп, говорили громче любых слов - никто ни с чем подобным раньше не сталкивался. Тогда меня это неприятно изумило. Мне казалось, будто вокруг меня жили бывалые волки пустыни, знающие всю её жизнь от края и до края, а вышло так, что первое "приключение" во льдах оказалось для них в новинку.
   Пока я брел к темному зеву вскрытого корабля, то думал только о фиолетовой крови у тела почерневшего, заросшего шерстью человека закутанного в звериные шкуры. Это была не Ледовая Гончая. Я помню черную слизь на ледорубе Эльма, оборвавшего жизнь слуги проклятого капитана. В тот памятный переход по Пустыне, когда мы выбирались из моей разрушенной деревни, силач пустил твари кровь. Да и шерсти на Ледовых Гончих не было.
   Искоса поглядывая по сторонам, в метель, скрывающую тени странных людей, я старался не думать о том, с какой скоростью монстр вылетел из пурги и убил опытного штурмовика. Что ему стоит разорвать на части жалкую кучку палубных моряков?
   У самого входа, рядом с обуглившимися зубьями металла, Коротышка оглядел выделенных ему людей.
   - Двигаемся по трое. Начинаем с самого верха. Один несет фонарь, второй его прикрывает. Третий следит за тем, что происходит у них за спиной, - перекрикивая вьюгу, распорядился Яки.
   - Думаешь, там могут быть такие же твари? - спросил один из моряков.
   - Заткнись, мать твою! Не вызывай демонов ещё раз! - вспылил вдруг Шон. Он был бледен, и я видел, как он боится того, с чем познакомила нас пустыня.
   - Ой, ладно, чего завелся?!
   - Вперед! Шон, Грэг, Скотти - вы первые. Потом я, Эд и Патт. Винсарь, Три Гвоздя и Сабля - вы последние. Орри и Рэмси - стоите у выхода и слушаете все, что происходит. Если что-то пойдет не так - мигом к штурмовикам. Но, клянусь шупальцами Темнобога, молитесь, чтобы все было хорошо. Всё всем ясно?
   Ему ответил нестройный хор голосов. Я смотрел в темноту и уже не хотел лезть в недра "Сына героев".
   - Мертвец прав, когда старшие офицеры нужны, их, пусть клешня подледного говнюка раскроит мне череп - никогда нет. Ни боцмана, ни мастера штурмовиков. Видимо есть дела поинтереснее, - пожаловался Коротышка. - А капитан и вовсе ещё не проспался.
   - Хватит трепаться, Яки! - подал голос Сабля. - Здесь дует!
   - Вперед! Раз тут такое дело рядом с кораблем - мы лишь проводим разведку. Ничего не берем, аккуратно смотрим. Поняли, пасынки волокуньего сообщества?
   Первым в провал залез Грэг. Чуть полноватый моряк, также занятый в штурманском деле. По-моему, он не боялся ничего на свете, и при этом совсем не гордился редкой природной храбростью. Он просто так жил. Вот и все.
   Грэга увлекла тьма брошенного ледохода. За ним запрыгнул коренастый Скотти, а следом, с большой неохотой, забрался Шон. Невысокий, болезненно худой, большеголовый, и почти не скрывающий своего страха. Над ним "У Полового" смялись чаще всего.
   Я вошел следом за Коротышкой.
  
   Мороз победил брошенный корабль. Лишь чёрные полосы зачарованного металла не покрылись льдом. Пустыня забрала ледоход, и теперь даже по его тесным коридорам нужно было ходить в "кошках". Царапанье металла о замерзший пол эхом блуждало в молчаливом брюхе "Сына героев".
   А ещё чем-то пахло...Чем-то неприятным, неживым. Чуждым. Мы брели по палубе, осторожно оглядываясь и наблюдая за фонарем идущего впереди Грэга. Ледоход был пуст. Коридоры затянуло льдом, в который вмерз брошенный мусор, с полотка свисали монолитные рыжие сосульки. На кухне, в котле смерзлась в единое целое гора посуды.
   Наши шаги будто разбудили что-то в глубине судна. Мне показалось, будто я чувствую дыхание затаившегося на борту зла.
   Грэг добрался до подъема на первую палубу, подождал нас.
   - Давай туда, - шепнул Яки.
   - Почему шепотом? - громко и ехидно поинтересовался Грэг.
   - Давай туда, чтоб тебе в ноздри шаркун залез и отложил личинок! - громче приказал Коротышка.
   Моряк хохотнул и ступил на первую ступеньку.
   - Мы в зал, - сказал нам Коротышка. Голос его подсел. Он тоже чувствовал нечто таящееся на борту. Низкие потолки стали как будто-то ещё ниже. Захотелось даже втянуть голову в плечи.
   Дверь, ведущая в жилой отсек второй палубы, оказалась заперта. Мы несколько минут провозились с запорным механизмом, сопя в темноте и кляня замерзший штурвал самыми грязными словами.
   - Сюда! - крикнул откуда-то сзади Грэг. - Есть кое-что!
   - Что такое? - встревожился Яки. Мы подобрались к трапу на первую палубу. Свет от нашего фонаря выдирал из черноты лишь часть коридора, уводящего в небытие и обросшего ледяными водопадами. Я почувствовал, как по спине бегут мурашки. Тишину мертвого судна нарушали лишь наши шаги, покашливание кого-то из моряков, пробирающихся на борт позади нас и гул Пустыни, секущей броню корабля миллиардами крошечных снарядов.
   - Тут трупы, Яки... И кое-что еще... - ответили сверху. - Поднимайся... Мне кажется - это должен увидеть капитан.
   Я сглотнул. Мне захотелось выйти прочь, наружу. Остатки любопытства окончательно растворились в недружелюбной темноте.
   - Драный демон, - буркнул Яки. - Эд, вперед.
   Подняв перед собою фонарь, я стиснул зубы и поставил ногу на первую ступеньку трапа.
  
   Корабль не был покинут. Вся команда, действительно вся, осталась во льдах вместе с "Сыном героев". Вход в кают-кампанию преградило несколько смерзшихся тел, сваленных друг на друга. Мы остановились, вглядываясь в темноту залы. Я посветил фонарем вглубь. Комната отдыха стала зловещим мемориалом. Между огромным столом и стенами лежали мертвецы, аккуратно уложенные в ровные ряды.
   - Этих бросили просто так, - глухо сказал потрясенный Грэг. - Сначала складывали, а потом...
   Эти промерзшие свертки когда-то были такими же людьми, как и мы сами. Я смотрел на застывшее навсегда лицо бородатого моряка, лежащего поверх товарищей. В его обратившихся в лед глазах отражался свет фонаря. Рот несчастного был разинут в немом крике.
   Тьма, холод и смерть поселились здесь навечно. Свет, тепло и жизнь проиграли в этой роковой схватке и исчезли навсегда.
   В тот момент мне казалось, что за бортом их уже тоже больше нет.
  
   На крепком столе, прямо посередине, стояла фигура с поднятыми вверх руками. У меня екнуло в сердце, когда я её увидел. Желудок скрутило от испуга и я, признаюсь честно, попятился к выходу. Ткнулся в кого-то из пиратов.
   - Слышь, - буркнул тот.
   Свет фонаря упал на блестящую поверхность силуэта. Статуя! Всего лишь статуя!
   - Нам нужен шаман, - смекнул Яки, забрав у меня фонарь и осторожно осветив каюту. Синий свет превращал замерзших людей в уродливых монстров. - Здесь определенно нужен шаман, клянусь щупальцами Темнобога.
   Моряк по имени Три Гвоздя присел у двери, с интересом его разглядывая мертвецов. У него всегда был немного удивленный вид из-за приподнятых широких бровей и высокого лба, рассеченного глубокими морщинами. На губах постоянно играла таинственная полуулыбка, а взор выдавал недюжинный ум. Сейчас он также морщил лоб и улыбался, словно оказался не на замерзшем кладбище, а слушал какую-то байку у печки Полового.
   - Лед забрал их, - наконец произнес он. - Они замерзли. Потом их кто-то сюда притащил, но затаскивать внутрь не стал, свалил как мешки с поклажей.
   - На корабле? - не поверил я. - Они замерзли на корабле?!
   - Если умирает двигатель и кончается энга - долго в пустыне не протянуть. Непонятно, почему они не ушли с судна при таком раскладе. Непонятно и любопытно.
   У Трех Гвоздей был приятный, глубокий голос. Но его тяга к мертвецам отталкивала меня. Моряк смотрел на трупы с затаенным восторгом.
   - Что-то случилось с их шаманами, - предположил Три Гвоздя. - Других вариантов я не вижу.
   - Их убила эта штука, - сказал Шон. Он смотрел на статую. - Их убила эта штука, клянусь!
   Повисла тишина, мы смотрели на блестящую фигуру человека, воздевшего к потолку руки. Его тело плавно изогнулось в танце, а ниже пояса ноги постепенно сливались вместе, превращаясь в тяжелый постамент. Где-то далеко, на грани мира, слышалось завывание метели и, клянусь, её заглушал стук моего сердца.
   - Пусть это решает наш шаман. И я очень надеюсь, что душа местного заклинателя льдов кормит шаркунов Темного Бога, раз он позволил беднягам так помереть. Пошли по каютам. Здесь мне все ясно, - распорядился Яки. Его голос исказился мертвыми стенами до неузнаваемости.
   Мы разошлись. Группа Шона нырнула в дальний коридор, ведущий вдоль всего борта к корме, а мы направились в ближайший.
   - Тройка, спустись вниз, скажи кому-нибудь из наших - пусть зовут Балиара и его ублюдка. По-хорошему и капитану показать это все...
   - Хорошо, Яки, - кивнул Три Гвоздя.
  
   Офицерские каюты были пусты, стены обледенели и сиротливо пялились на нас следами сорванных шкафчиков, скормленных спасительному очагу. Кто-то старательно ободрал с тела корабля все, что могло гореть, но оттянуть встречу с всепрощающим холодом так и не смог.
   Я не мог перестать думать о кают-компании, где плечом к плечу лежали одеревеневшие от мороза моряки, когда-то ничем не отличавшиеся от таких обитателей Пустыни, как мы. Жутко осознавать, что каждый из них был когда-то живым человеком. Любил, шутил, ел, спал, мечтал. Ничем не отличался от меня или Фарри.
   Мы брели по темному коридору, с потолка которого свисали сосульки. Я шел впереди, выставив перед собой фонарь, свет от которого превращал ледяные наросты в зубы неведомых чудовищ. Сердце замирало каждый раз, когда рядом оказывалась какая-нибудь темная ниша. Мне думалось, что именно в этот миг оттуда вырвется затаившееся зло, убившее всех этих моряков. Я дергал рукой, чтобы осветить провал в стене ещё раз, успокаивался, но спустя несколько ударов сердца вновь с опаской глазел по сторонам. За мною ступал Коротышка Яки с ножом в руке. Последним шел вооруженный мечом Патт, который жутко нервничал и вздрагивал от каждого звука.
   Коридор нырнул вправо, выводя к залу, который простыми кораблями использовался как склад, а на нашем служил тренировочной площадкой штурмовиков.
   - Смотрите! - я увидел темный проем слева. - Смотрите!
   Там была дверь. Дверь, заваленная различным хламом. Тяжелые металлические балки, громоздкие детали, ломы, припирающие темную преграду. Команда "Сына героев" пыталась отгородиться от чего-то, тут гадать не приходилось. Мне показалось, что за ней что-то есть. Что-то, до сих пор ожидающее своего часа.
   - Посвети, - коротко приказал Коротышка. Он, прищурившись, подошел поближе, разглядывая в синем свечении хаотическую преграду. - Крылья Светлобога, я с утра хотел в гальюн зайти... Но потом подумал, что потерплю. А вот теперь понимаю - зря я так подумал. У меня от этого места желудок крутит. ещё часок и там зародится ещё одно страшное и темное божество.
   - Идем дальше, - нервно заметил Патт. - Ну его. Потом посмотрим, а?
   Яки медленно кивнул. Мои спутники тоже почувствовали что-то непонятное, что-то пугающее.
   По кораблю прокатился жуткий стон обшивки, сжимаемой наросшим льдом.
   - Проклятье, - чуть не подпрыгнул Патт. - А, скотье племя!
   - Тихо,- оборвал его Коротышка. Облизнул губы и посмотрел на меня:
   - Ну что, юнга, как тебе пиратская романтика? Впечатляет, а?
   Я не ответил. Этот вопрос не требовал моей реакции. Коротышка боялся и такими шутками боролся с собственным страхом.
   Знал бы он, как мне страшно.
   - Идем на склад. С этим пусть старшие разбираются.
  
   Штурвал, отпирающий дверь на склад "Сына героев" заклинило. Мы несколько минут пытались его провернуть, но в конце концов отступили, тяжело дыша и переглядываясь.
   - Без резаков не обойтись, - подытожил Патт. - Давайте вернемся, скажем нашим. Пусть вскрывают. Что нам-то тут делать?
   Он не скрывал страха. В свете фонаря я увидел, как бегают его глаза над заиндевевшим шарфом.
   - Смотри-ка, Эд, - Яки указал мне на дверь. Приглядевшись, я увидел множество царапин на металле. Кто-то явно пытался пробиться на запертый склад.
   - Он изнутри, что ли заперт? - пробормотал я.
   - Похоже на то, также как и жилые помещения на второй палубе. - Яки потрогал борозды. - Но к нему, видимо, не получилось пробраться, пусть отсохнут крылья Светлобога. Что здесь, щупальца мне в задницу, произошло?
   В темноте коридоров слышались шаги второй группы. Что-то бубнил недовольный Шон. С каждым мигом наши товарищи приближались, двигаясь по коридору вдоль правого борта. Наконец они вышли к складу.
   - Что у вас? - спросил Яки.
   - Все нараспашку, ничего интересного, - отчитался Грэг.
   - Возвращаемся. Без резаков, шамана и старших офицеров тут делать нечего.
   - Нам бы проверить вторую и нижнюю палубу...
   - Хочешь проверить? - неожиданно окрысился Яки.
   - Ты зря так нервничаешь, Коротышка. Тут нет ничего кроме трупов. Или ты мертвецов боишься? - улыбнулся моряк. Стоявший за его спиной коренастый Скотти хмыкнул словам приятеля. - То, что мертво - уже не опасно. А так, вдруг мы что-нибудь интересное накопаем? Капитан учтет это, когда будет делить добро.
   Коротышка кивнул, не желая спорить.
   - Тут нет ничего страшного, Яки. Всего лишь покойники. Успокойся.
   Шон с раздражением покосился на Грэга, но ничего не сказал. Я расстроено понял, что слова смельчака возымели действие на старшего матроса и нам придется спуститься вниз, во тьму мертвого ледохода. Яки плотно сжал губы и тряхнул головой.
   - Это все та тварь во льдах... - попытался улыбнуться он. - Щупальца Темнобога мне в задницу - это все она виновата.
   - Вот и ладно. Идем.
  
  
   На третьей палубе с труб оборвали все тряпки, со стен было содрано все, что могло гореть. Баки с топливом, чудовищно сухие, прорублены у основания. Те, кто устроил здесь такой хаос, пытались выжить до последнего. В ход шло все, что могло дать хотя бы лишнюю минуту спасительного тепла.
   Так обидно, что им все равно не удалось выбраться... Столько яростной борьбы за жизнь и финал - обледеневший труп у подножья жуткой статуи.
   При мыслях о ней меня передергивало.
   В одной из мастерских мы обнаружили целую гору раскуроченных шаманских фонарей. Несчастные пытались добыть из них хотя бы каплю энги для печи. Тут же грудой были свалены дальнобои, без единого патрона поблизости.
   - Почему они не пытались уйти по льду? - задал волнующий всех вопрос Шон.
   Я вспомнил о тенях в метели. Хотел было сказать о своих опасениях, но сдержался, не желая показаться паникером.
   - До ближайшего порта сотня другая миль, - проговорил Грэг. - У них не было ни единого шанса. Тем более что путевиков поблизости нет. Собственно, они знали, на что шли, когда выбрали суть Пустыни.
   Пираты закивали, одобряя слова товарища. Все кроме Шона и Патта.
   - Но теперь то, что не нужно им - принадлежит нам. Добыча есть добыча, и я рад, что она досталась нам без драки, - хмыкнул Грэг.
   Мы выбрались к трапам в тот момент, когда в прорезанную в борту дыру протиснулись двое абордажников и сам Гром. Капитан вошел, втянул носом затхлый воздух мертвого корабля и, увидев Яки, сразу спросил:
   - Склады проверили?
   - На первой палубе заклинило штурвал, надо резать. На второй вход в жилой отсек заблокирован. Склады тоже заперты. Но второй мы вскользь просмотрели...
   - Понял. Эй, там, резаки на борт, есть работа.
   - Тут в кают-компании есть нечто странное.
   - Знаю. Балиар сейчас будет, - оборвал Яки капитан. Он сорвал с лица шарф, осмотрел нас и ткнул пальцем в Шона, - ты, осмотри вторую палубу. Проверь подходы в рубку, может найдется что из техники, хе-хе.
   Моряк побледнел:
   - Один?!
   - А чего ты боишься, гребанная шаркунья поросль? Призраков?
   Абордажники заулыбались, с насмешкой глядя на моряков.
   - Та тварь... - попытался сказать Шон, но Дувал резко его прервал.
   - Та тварь находится за бортом, а не на борту. - Он окинул нас взглядом. - Возвращайтесь на "Звездочку". Пусть спускают лайар и готовят шлюз. Клянусь требухой всех ледовых демонов мира - тут должно быть чем поживиться!
  
   После темноты корабля яркий свет Пустыни заставил меня зажмуриться. Машинально хлопнув себя по груди, чтобы проверить компас, я выпрыгнул из зияющей дыры на лед. Ветер взвыл, стеганул колючей крошкой.
   - Что у тебя там? - гаркнул мне в ухо Волк. Он, вооруженный дальнобоем, стоял у выхода и видел мой предательский жест.
   - Чего тебе от него надо? - поинтересовался вылезший вслед за мною Яки.
   - Показывай, ворюга. Стащил что-то с корабля?
   Я крепко стиснул зубы от злости и страха, прищурился, защищая глаза от снега.
   - Показывай, я сказал, - Волк одним движением закинул дальнобой на плечо и грубо притянул меня к себе. Рядом тут же объявился Сиплый, многозначительным взглядом остановивший Яки. Тот, собравшийся было разразиться гневной тирадой, осекся.
   Нашарив компас, Волк рванул на мне парку, отчего та с треском разошлась.
   - Ты чего делаешь? - не выдержал Яки. - Вконец оледенел?!
   Я вцепился в руку абордажника, едва чувствуя её сквозь плотную одежду, но соревноваться силой с офицером штурмовиков было нелепой затеей. Волк с силой оттолкнул меня прочь, и уставился на компас.
   - Ну так и есть, стащил!
   - Я заявляю, что юнга находился всегда у меня на виду, и ничего стащить не мог! - рявкнул взбешенный Яки.
   - Это мое! Отдай, - процедил я. Абордажник с насмешкой посмотрел на меня, подбрасывая в руке компас.
   - Отдай, - в перепалке появился новый участник. Вездесущий Мертвец появился за спиной Волка, и тот даже вздрогнул от того как неожиданно возник первый помощник.
   - С какой стати... - повернулся к нему штурмовик.
   - Старший матрос сказал, что юнга ничего на борту не брал, - равнодушно отметил нежданный спаситель. Взгляд его скользил по заметно увеличившемуся оцеплению, игнорируя вздувшийся от ярости шрам на лице Волка.
   - Мало ли что он сказал.
   - Воровство или насильное овладение чужим имуществом карается отсечением левой руки. При отсутствии левой - отсекается правая, - флегматично заметил Мертвец. Сиплый крякнул разочарованно и отвернулся от нас.
   Волк разжал кисть, и компас грохнулся на лед. Молча разъяренный штурмовик отошел в сторону, а первый помощник, переступив через брошенный артефакт, двинулся вдоль борта дальше, будто ничего и не произошло.
   Я схватил компас и сунул его за пазуху, чувствуя, как мороз проникает в прореху парки. Ветер в несколько секунд выдул все накопленное телом тепло. Кожа стала неметь. Шумно вдохнув, я поднялся на ноги.
   Неподалеку от нас, в оцеплении, стоял Торос и смотрел на меня. Я не разглядел его глаз, но чувствовал, как жжется взгляд Неприкасаемого. Он наверняка видел, как штурмовик тряс меня словно нашкодившего зверька.
   - Пошли, Эд, околеешь, - буркнул мне Яки, буравя взглядом Волка.
   Меня душила злость, обида и невероятное чувство благодарности к справедливому Мертвецу. Проклятье, пока что мне везло. Но вряд ли это будет продолжаться вечно.
   От "Звездочки" к "Сыну героев" протянулась цепь вооруженных штурмовиков, организовав некий коридор безопасности. Корсары с сетчатыми очками на замотанных шарфами лицах вглядывались в метель, ожидая нового нападения.
   - Все-таки врагов надо выбирать по росту, Эд, - сказал мне Коротышка. Мы пригнувшись, прикрываясь руками от ударов метели, брели к кораблю. За нами следовали остальные палубные моряки, кроме неудачника Шона. Ветер задувал мне в прореху парки, и я старательно стягивал её свободной рукой. Как же холодно!
   С каждым шагом мысли отступали в тень, освобождая место для "как-же-холодно". Буквы росли, обрастали ледяными шипами и потихоньку занимали все мои мысли.
   Как же, драный демон, холодно!
   - Врагов вообще не выбирают, - ответил я Коротышке. Зубы застучали от мороза. Челюсть затряслась, будто в нее вселился ледовый демон. Но в мыслях я с наслаждением прыгал на Волка и молотил ему компасом по лицу, превращая злобу абордажника в животный ужас. Яркий образ отвлек меня от холода, но сразу же напомнил вспыльчивого Эльма. Несдержанность циркового силача, оставшегося в моем прошлом, привела его на дурную дорогу. Мне очень не хотелось повторять ее, и я постарался выбросить из головы и Волка, и Сиплого, и Зиана.
   Мороз с охотой задвинул их ухмыляющиеся рожи за огромные ледяные буквы:
   "КАК ЖЕ, МАТЬ ЕГО, ХОЛОДНО!"
   Мне навстречу попался Зиан, словно выпрыгнул из мыслей. Молодой шаман помогал идти Балиару, который с ощутимым недовольством направлялся к "Сыну героев". По бокам от процессии шло два палубных матроса с простыми метателями. Следом шагал понурый доктор Кван с сундучком инструментов. И его выдернули на лед. Хитрый Лис, беглый гильдейский врач, наверняка "пропал" где-то на нижней палубе и вместо него пришлось идти вечно грустному Квану-самоучке.
   Ан Варр радушно улыбнулся мне, но в душе его передернуло от моего вида. Ученик шамана и не догадывался о моем даре эмпатии. Он вел свою игру. Игру всепрощающего ублюдка, натравившего на меня своих оледеневших дружков. Я встретил его взгляд с безразличием.
   Х О Л О Д Н О!
   Холодно!
   Светлый Бог, как же холодно.
   Последние несколько десятков ярдов я пробежал, уворачиваясь от гигантских ледяных букв и мечтая о тепле.
  
  
   На лед меня в тот день больше не выпускали. Настоял на этом Яки, потребовав, чтобы я починил парку и выдав мне иглу и грубую нить. Однако едва тело окутало тепло отапливаемых палуб, то дала знать о себе бессонная ночь. Глаза слипались сами собой, и потому я отправился прямо в кубрик, где уже спал Фарри. Плюхнувшись на топчан, я стащил унты, сбросил на пол парку, шапку, шарф, стянул меховые штаны и забрался под одеяло. Теплый свитер я скомкал и подложил под голову, и едва коснулся его затылком, как меня сморило.
   Мне снилась Лайла. Я сидел в таверне, как обычно в первом ряду, и слушал, как поет слепая сказительница. Хотя в моем сне у нее были прекрасные изумрудные глаза, и взгляд самой красивой девушки в мире не отрывался от меня. Вокруг веселился битком набитый трактир, но я знал - невзирая на шум и гам пьяных моряков - в реальном мире существовали только я и она.
   По-моему она и пела про меня. Не знаю, этого уже не помню. Потом мы много говорили, ходили по каналам Снежной Шапки, трогательно взявшись за руки. У меня щемило сердце от счастья. Над нами растекалось красно-синее небо, с городских стен нам салютовали стражники в белых тулупах, и мне казалось, что так будет вечно. Так будет всегда.
   Когда я проснулся, то едва не всхлипнул от утраты. Лайла тоже осталась в той, прежней жизни.
  
  
   Глава пятая. "Оно рядом"
  
  
   - Они взяли эту штуку с собой, представьте себе? - Шон сидел у печи и смотрел на нас, собравшихся вокруг и отдыхающих после долгой уборки и изнурительных работ по погрузке. Меня даже потряхивало от изнеможения. Почти весь день мы таскали из грузового отсека "добычу" на теплый и холодный склады второй и третьей палубы.
   - И что, Шон? - скептичный Грэг покачал головой. - Не придумывай чудовищ. Вечно ты так, как затянешь песню ужаса, так хоть голышом на лед выходи.
   - Ты видел ее? Видел? У нее такая же шерстяная морда, как у той твари во льдах! И у той что у шамана...
   - Видел, - перебил его Грэг. - У половины обитателей Пустыни такие морды. Так теплее. Перестань, а?
   Шон резко махнул рукой, не желая слушать Грэга.
   - Эх, Шон-Шон, - ехидно протянул Скотти.
   - Ой, да что с вами говорить!
   Я зевнул и поплотнее обхватил колени. Мышцы превратились в жидкую похлебку мастера Айза. Казалось, толкни меня кто в бок - и я завалюсь, не в силах удержаться. Впрочем, слева от меня сидел Фарри, глаза которого сонно блестели.
   Вообще из палубной команды статую видели не все. У нескольких моряков нашлась работа во время вылазки. Половой, который тоже не выходил на лед, тщательно следил, чтобы обычный распорядок не менялся. И я уверен, что если бы двигатели "Звездочки" смолкли, и мы оказались бы потерянными в Пустыне - старший матрос все равно бы не перестал дотошно следить за чистотой палуб, смазкой в механизмах дверей, порядком на камбузе и сотней другой разных мелочей, заставляя работать своих подчиненных.
   Сейчас же наступило заслуженное время отдыха, однако вместо того чтобы расползтись по лежакам и погрузиться в сон измождения, мы собрались вокруг печи, найдя для того десяток поводов. Кто-то сушил одежду, кто-то грелся, кто-то просто дремал, полулежа, в мнимой защищенности.
   Разговоры сами собой переходили на тему мертвого корабля и сегодняшней добычи. Шон, чёрный проповедник кошмаров, был сам не свой. И я видел, что некоторые моряки разделяют его опасения. Хотя и молчат, дозволяя товарищу снискать славу паникера. Иногда страх быть осмеянным приглушает истинные ужасы.
   - Нет. Вы не понимаете. Ничего не понимаете! Статуя и тварь во льдах связаны друг с другом, и да пусть сожрет меня Темнобог, если я ошибаюсь, - выдохнул Шон, у которого хватало смелости и глупости бояться вслух. - Статуя проклята! Мы все в опасности!
   - Балиар сказал, что все в порядке. Зиан старику не доверяет, и я видел, как он её едва ли не обнюхал, но тоже ничего такого не почувствовал. Они оба подъем Темного Бога чувствуют дней за пять, а не за два, как многие. Все в порядке, Шон, перестань уже, - Грэг говорил очень мягко, но уже терял терпение. - Они-то побольше нашего знают. Так что не боись, Шон. Все хорошо. Добычу сняли шикарную. Одна древесина чего стоит. И зерна несколько десятков мешков. Да и статую эту продадим, и выручку поделим. Тоже ведь грошик, верно? И нам доля будет посолиднее, а тебе так и вовсе двойную дадут, за то, что один вторую палубу проверил.
   Шон нервно улыбнулся. Слова о добыче чуть привели его в чувство.
   - Это не к добру, помяни мое слово. Этот корабль не просто так во льдах остановился. Тут все совсем не просто! - менее настойчиво проговорил он. Патт согласно кивал, глядя исключительно на печь и голубые огни за заслонкой.
   - А я все проспал, - посетовал лохматый Галай. - Хотел ведь лишь несколько минуток полежать! И Половой, шаркуний сын, не разбудил. Порядок, говорит, нужен. Мол, выспаться надо. На самом деле... На самом деле он неправ. Я тоже не отказался бы от двойной доли. Можно было бы и спросить.
   - Если говорить о странностях, то отчасти я согласен с Шоном, - подал голос Три Гвоздя, он с мечтательным видом сидел у самой печи и грел руки. - Есть несколько загадок, которые мне лично интересны.
   Я, скрывая неприязнь, посмотрел на него. Чем-то он напоминал убитого мною Звездного Головача. Нечто непонятное, недоброе таилось за его задумчивой улыбкой. Всегда опрятный, аккуратный, с очень светлыми глазами (такими светлыми, что мне казалось будто он слепой). Никто на корабле не знал настоящего имени Трех Гвоздей. Но никто и не в праве был требовать от него правды. Что осталось в порту - то осталось в порту.
   - Это какие же? - не сдержался я.
   - Он про труп на складе. И про покойника в той каюте, что была завалена снаружи, - хмыкнул Грэг. - Три Гвоздя же из дознавателей и не умеет верить в то, что люди бывают разные. Поверь, Три Гвоздя, кто-то из пустынников просто перетрусил и заперся на складе, делов-то. Не надо искать в этом происки демонов и коварные замыслы.
   - Да..! И их шаман у себя в каюте тоже заперся со зверо-демоном и двери завалил снаружи?! - возмутился Шон.
   - Что-то там произошло, это точно, - примиряющее поднял руку Грэг.
   - Надо думать, - фыркнул Фарри. - Весь корабль вымер - вот что произошло.
   Мой приятель сонно потянулся.
   - Тот, кого нашли на второй палубе, в запертом общем зале, в конурке у плиты, умер скорее всего от голода, - заметил Три Гвоздя. - Я интересовался у нашего дока. Кван сказал, что от бедолаги кожа да кости осталась. А вот склад и судьба шамана... Да, это вот очень интересно. Но картину, восстановить можно и так. Я предполагаю, что умер шаман...
   - И вход в его каюту загородили, чтобы он не выбрался?! - сорвался на крик Шон. Он попытался скрыть это под улыбкой, но я почувствовал его накипающее раздражение.
   - Пасть хлоп, - огрызнулся на него Сабля, лучший друг Трех Гвоздей. - Чего орешь?
   - Да он оледенел вконец, что за чушь несет?! Шамана грохнул зверо-демон! И его заперли там!
   - Зверо-демон умер прежде шамана, Шон. Будь спокойнее и добрее. Скорее всего они подобрали этого красавца во льдах, и шаман не будь дурак решил изучить странную зверушку. А потом неожиданно умер. Понятно, что все связано с этими тварями из Пустыни. Но почему дверь заперли снаружи?! - невозмутимо продолжил Три Гвоздя. - Тут точно есть логичный ответ. Когда-то давно я работал помощником у боевого инспектора Риверайса. Это один из городов Содружества... Хорошее место, но...
   Взгляд Трех Гвоздей затуманился:
   - Это неважно. Главное - он учил, что просто так ничего никогда не случается. У всего есть объяснение. Даже у появления Темного Бога. А дар шаманов так и вовсе наука чистого снега, со своими законами, которые при желании можно понять.
   - Тройка, давай ближе к делу, - прервал его Сабля. - Красиво трещишь, мать, но скучно.
   Кто-то из корсаров согласно буркнул, и Три Гвоздя с великой охотой отвлекся от воспоминаний:
   - Хорошо. Абсолютно точно - двигатели корабля встали, сдохла общая система отопления. Трубы разорвало по всему кораблю. Значит, энга не кончилась, а её уничтожил шаман. Только так можно было загубить незамерзающие смеси в трубах. Ставим галочку, это наверняка ответ, почему его заперли, но загадка, почему не убили. Продолжаем: чёрные твари явно уже тогда были рядом с кораблем. Во-первых труп зверодемона в каюте, во-вторых - команда бы бросила ледоход и отправилась в Пустыню. Дураку понятно, что не от хорошей жизни моряки остались на борту. Так как патронов к дальнобоям мы не нашли, а оружия хоть завались - сражаться с зверодемонами пытались, пока не кончились снаряды.
   Моряки заворожено слушали домыслы Трех Гвоздей, а тот просто упивался размышлениями.
   - Они оставались на второй палубе, сносили трупы на первую, не знаю почему. Может, чтобы держаться от них подальше. Люки на третью, техническую палубу, задраены. Чего-то там их пугало не меньше тварей снаружи. Может, лаз какой? Мы ничего не нашли и следов резни внизу тоже не было. Кто-то, видимо, сошел с ума, иначе я не могу объяснить труп на складе, забитый деревом и жратвой. Заперся от своих же и покончил с собой. Резаков на борту не оказалось, дверь вся иссечена ломами, то есть пытались пробиться внутрь. Понимали, что тепло - это жизнь. Если бы не тот оледеневший, могли бы и подольше протянуть. Ну, а последний умер от голода на камбузе. Хорошо, что не стал товарищей грызть. Всяко ведь бывает. Не каждый удержится.
   - Тебе так это нравится? - не удержался от вопроса я.
   - Я просто хочу знать правду, - не обиделся он. Тепло встретил мой взгляд и развел руками. - Просто очень люблю находить ответы на загадки. Разве это достойно порицания?
   Три Гвоздя дождался, пока я отведу взгляд, беззлобно хмыкнул и продолжил:
   - Если бы не труп шамана, то головоломка сошлась бы. Когда он умер? До того, как его заперли, или после? Почему он уничтожил запасы энги? Может, его в чем-то обвинили, а он в отместку спалил им топливо. Но тогда почему не открыли и не порвали на куски? Если он сошел с ума, то все равно - отчего его не разорвали на части? Почему они задраили люки на первую палубу, и сносили трупы на третью?
   - Потому что все было не так, как ты говоришь! - процедил Шон, его колотило от злости. - Потому что мы взяли на борт проклятую статую! Мы должны от нее избавиться!
   - Иди и вякни такое Дувалу, умник, - буркнул Сабля.
   - Как вы не понимаете? Оно и нас убьет! Черная воля поганой статуи!
   - Шаман наш, кстати, едва ли не плясал от радости, когда закончили обыск каюты их заклинателя. Что-то он тоже себе присмотрел, - сказал Три Гвоздя. - Но вот когда зашел - дернулся так, словно ему пику в задницу вогнали. По-моему даже вскрикнул. Я было подумал все, отмаялся старик, кончится прямо тут, над трупом товарища. Потом вижу - ожил, засуетился.
   Замерзшее тело таинственного заклинателя, погибшего в своей каюте, доставили на третью палубу. Доктор Кван с подозрением отнесся к инициативе нашего шамана исследовать причину гибели соратника по пути Льда, но спорить не стал. Ему хватило бессмысленной, на его взгляд, работы на мертвом корабле. Я видел, как двое механиков уволокли труп шамана в дебри третьего уровня. Где-то там скрывалась лаборатория Балиара.
   - И труп того черного демона на борт приволокли, - добавил Шон. Нервно похлопал по сохнущим у печи вещам и передернулся. - Совсем головы нет у командиров.
   - Ты труслив как баба, - сказал Сабля. - И брехлив как старая вонючая шавка. Никого не волокли, мать!
   - Чего-о-о?! - побелел от ярости Шон, попытался вскочить, но ему на плечо упала рука Громилы. Самый молчаливый и самый огромный моряк в палубной команде редко совершал лишние движения, но если он это делал - остальные замирали, словно застигнутые врасплох олени, и безропотно ждали, когда силач сделает то, что собирался. Громила легко усадил Шона обратно на место.
   У Сабли хватило ума больше не задирать бедолагу Шона, от которого по кубрику растекались волны суеверного ужаса и возмущения.
   - Хватит стращать друг друга, братцы. Капитан дал приказ двигаться к Приюту, - Грэг с хрустом потянулся и с торжеством оглядел оживившихся товарищей. - Так что скоро продадим эту статую, и Шон успокоится.
   - А что такое Приют? - спросил Фарри.
   - Приют, это поселок, где одна торговая гильдия никогда не задает неудобных вопросов. Капитан скинет там груз, так удачно подаренный нам Темным Богом. А пока он будет торговаться и утрясать дела - мирным морякам "Звездочки" обеспечена пара вольных вечеров. Дом матушки Розинды, и кабак "Лед и Пламя", - Грэг расплылся в счастливой улыбке. - Давно мы у них не были, да, братцы?
   - Ну так, мать, давненько, - закивал Сабля. - Надеюсь, ты рыжая сучка ещё работает у Розинды. Ох бы я сейчас с ней!
   Он с намеком хмыкнул.
   - Я рассказывал вам о кабаке одном, на Берегу? - вклинился Орри. Пираты промолчали, хотя даже я слышал эту историю. - Там была такая история, о! Мы туда попали с Дамасиком, сыном короля Ледового Братства. Вот там были шлюхи как шлюхи! Мы приехали пьяные препьяные, на личном ледоходе Дамасика. Ну там все было здорово! Прямо с трапа вышли в сад, столько зелени, вы не представляете. Настоящий лес прямо у порта. Потом отправились в кабак. У Дамасика все схвачено! У порта нас подобрали на самоходке, играли бардеры, а мы пили китовую настойку и в ус не дули. Приехали в кабак, а там, представьте, нас сразу узнали, отвели в специальный зал, и там сидели девочки. За стеклом, голехенькие, красивые. Мы в ту неделю меньше шести на ночь не брали. Знаете как там? У каждой номерок, у каждой свой цвет на табличке, кому подешевле, кому подороже. Я там увидел одну красавицу, сразу захотел! Подозвали мастера, он в нас сразу господ признал, прибежал такой, кланяясь. Мы и выбрали девочек на ночь и ту красотку в первую очередь. А потом, представьте, она мне сказала, конечно, после того как я всю ночь её буравил - что сразу меня заметила и переглянулась специально с подружками, чтобы те на меня не смотрели, чтобы я выбрал именно ее. Такая классная была! Вообще Берег - славное местечко! Ходили с Дамасиком в одну лавку, там служанка красивая была. Я ей улыбнулся, так она мне прямо в чулане моего большого Орри порадовала! Говорила, что я хороший человек и она хочет сделать мне приятное.
   - Заткнулся бы ты, Орри, - оборвал его Сабля. - Сказочник.
   - Это правда! Вот, смотри! - тот рванул на себе одежды, показал черную татуировку на груди. - Вот! Это она мне сделала!
   Орри постоянно рассказывал небылицы, ему никто не верил, но крайне редко кто перебивал моряка. Я видел, с каким мечтательным выражением лица слушает его Громила, верящий любому слову болтуна. Чувствовал, как завидуют ему другие моряки, кто мира не видел.
   - В твоей истории, Орри, нужно указывать поменьше деталей. У Ледового Братства нет короля, - улыбнулся Три Гвоздя.
   - Да идите вы! - возмутился пират.
  
   Мы с Фарри, не сговариваясь, отправились к своим лежакам. У нас выдался очень тяжелый день. Моего приятеля что-то тревожило, и я понял, что от разговора уйти не удастся (хотя так хотелось лечь и уснуть). Устроившись поудобнее, он покосился на спины сидящих у печи моряков и тихо проговорил.
   - Приют - это шанс, Эд!
   Я понял, к чему он клонит. Но сейчас так не хотелось разговаривать. Приятная истома усталого тела окутала меня с ног до головы. Пусть весь мир летит в ледовый ад, а мне было так хорошо, так славно.
   - Эй! - Фарри не унимался. - Что скажешь?
   - До Приюта ещё надо добраться, - все же ответил я.
   - Нам нужен план, Эд! Без него это как жить во льдах на одном месте, пока тебя не слопает Темный Бог!
   Я тяжело вздохнул и повернулся на бок. Глаза Фарри блестели в свете тусклого фонаря, будто за ними горел огонек.
   - Надо узнать побольше об этом Приюте, - сдался, наконец, я. - А пока мой план - не попасться Волку или Сиплому в темном переходе.
   - Не самый плохой план, конечно, - Фарри закутался в одеяло и буркнул. - Но моя роль в нем мне непонятна.
   Мне и своя-то роль была неясна.
   - Ладно, давай спать, - решил мой друг. - Что-нибудь придумаем.
  
   ***
  
   Следующая пара дней прошла так спокойно, словно ничего и не случилось. По кораблю ползли жуткие слухи о теле твари, которую Балиар ан Вонк забрал на нижнюю палубу, но ни капли правды в них не было. Кто-то говорил, что теперь ночью по коридорам внизу ходит призрак замерзшего шамана с "Сына героев" и пугает механиков. Кто-то говорил, что трупы давно выбросили за борт. Яки в шутку предположил, что мясо усопшего колдуна нам скормил мастер Айз, чем вызвал очередной приступ ужаса у Шона, над которым теперь потешалась почти вся палубная команда, кроме, разве что, Громилы, не способного на насмешки, и Патта - тайно поддерживающего опасения Шона.
   Странную статую из черного камня поставили на холодный склад нижней палубы, и про нее никто кроме Шона не вспоминал. Разговоры все чаще крутились вокруг Приюта. Фарри ненавязчиво выяснял любые детали о затерянном во льдах поселке, и позже во всех подробностях рассказывал мне. Он жаждал действия, мечтал о переменах. Путешествие на "Звездочке" давалось ему значительно труднее чем мне. Его манило будущее.
   А я боялся будущего. Страшно сказать, но эта корабельная жизнь была мне по душе. Трапезы в столовой, под шутки и дружный гогот моряков. Работы по палубе, после которых мыслей почти не оставалось, и хотелось лишь добраться до лежака. Темная вонючая баня раз в неделю, когда жар проникает до костей, и ты забываешь о холоде там, снаружи.
   Пару раз я сталкивался с Зианом, чувствуя как ему противен один мой вид. Но меня он больше не задирал. Волк и Сиплый эти дни мне тоже не попадались. Можно сказать - дела пошли на лад.
   Казалось бы...
  
   В тот вечер я опять сидел у печи, вместе с ещё бодрствующими моряками. Палубная команда старалась вести себя потише, чтобы не будить товарищей, заступающих в ночную смену. Когда загудела дверь в коридор - мы посмеивались над раскатистым храпом Яки, которого боцман Гайн "Крюкомет" Ойле проклял рулевыми вахтами, а Мертвец приучил спать где угодно, но только не за штурвалом. Так что Коротышка пользовался любой свободной минуткой, чтобы вздремнуть
   На кубрике появился Половой.
   - Бауди, иди сюда.
   Моряки словно и не заметили появления старшего матроса. В конце концов, он частенько так выдергивал кого-то на работы. Но я понял, что на сей раз все не так-то просто. Старший матрос смотрел куда-то в пол, и желваки на его скулах ходили как умалишенные. Что-то случилось.
   - Да, мастер старший матрос? - сказал я, едва приблизился к моряку.
   - Идем, - буркнул он. Что-то тревожило Полового. Он старательно прятал от меня глаза.
   - А куда?
   - Мать твою, не болтай. Идем!
   Пожав плечами, я последовал за ним. Вместе мы прошли по коридору на камбуз, где колдовал мастер Айз.
   - Отнеси ужин шаману, - сказал Половой.
   - Оно уже носило. Может не надо? - скептически отреагировал на это кок.
   - Кто-то же должен кормить Балиара? А то он там околеет над своими книгами.
   - Стюарды Ворчуна нам на что?
   - Спроси об этом Ворчуна, а? Ты видишь тут кого-нибудь из его шакалов?
   - Это - опять в драку влезет, - убежденно вздохнул толстяк Айз. - Пожалей его, что ли.
   Половой промолчал, а я, получив в руки поднос с кастрюлей, почувствовал холодок на спине. Старший матрос так старательно не смотрел в мою сторону, что стало жутко.
   - Иди, - буркнул Половой и прошел в столовую, где плюхнулся на ближайшую лавку, тяжело вздохнул и положил голову на руки. Он невероятно нервничал. Переживал и боялся того, что ждало меня там, внизу. Он знал, куда меня посылает. Знал, кто будет меня там ждать.
   Волк и Сиплый не забыли маленького юнгу.
   Я хотел спросить у него, почему он отправляет меня одного, без Фарри, но в тот же момент стал сам себе противен. Мы оба знали ответ на этот вопрос. Озвучить его - значит признаться в собственной трусости.
   - Чего встал? - поднял голову Половой и увидел, что я все ещё торчу на камбузе с подносом в руках. Мы встретились взглядами, и он вдруг отчетливо понял, что я все знаю. Губы старшего матроса дрогнули, глаза прищурились, и, поборов смятение, он Половой рявкнул:
   - Иди, мать твою!
   И я отвернулся от него. Вышел из камбуза, чувствуя на себе сочувственный взгляд Айза, и свернул к трапу.
   Кок даже без дара эмпатии уловил, что происходит нечто скверное. Он хотел меня остановить, но посмотрел на Полового и передумал.
   "Ты знаешь, КТО тебя ждет"
   Стало интересно, почему старший матрос так поступил? Ему угрожали? Его заставили? Или... Вдруг, он по собственной воле послал меня туда? Вдруг, он действительно хотел, чтобы Волк и Сиплый вправили мне мозги? Воспитали зазнавшегося юнгу.
   На миг я даже пожалел о том, что тогда не стерпел плевка молодого шамана. Но только на миг.
   Путь до нижней палубы пролетел в одно мгновение, и передо мною вновь оказался уже знакомый трап. Окунувшись в царство грохота и тьмы, я плотно сжал зубы и быстро зашагал по темному коридору. Будь что будет. Кто предупрежден, тот вооружен. Здесь, среди десятка мелких комнатушек и лабиринта узких переходов - меня не ждет ничего хорошего. Но в этот раз я буду осторожнее.
   За мною кто-то шел. Я услышал его тяжелые шаги вскоре после того как сошел с трапа. Остановился, обернулся через плечо и увидел Сиплого. Сердце екнуло, подскочило к горлу, но сам я ничем не выдал своих переживаний.
   - Иди-иди, - почти ласково сказал абордажник.
   Скулы свело от напряжения. Я вцепился в поднос, готовясь к тому, чтобы отбросить в сторону кастрюлю и использовать металлический лист как оружие. Половой-половой... За что ты так со мною?
   В следующем коридоре, ведущем к каюте шамана, стоял Волк. Почти на том же самом месте, где когда-то я столкнулся с Зианом. Абордажник прислонился к стенке и, скрестив на груди руки, терпеливо ждал. Увидев меня, офицер штурмовиков широко улыбнулся.
   - Вот ты и попался, гаденыш.
   - Не здесь, - просипел за моей спиной его товарищ. - Половой сказал, чтобы потише. Он сказал, что эта подсобка будет открыта, Волк. Для нашего дела, Волк.
   Штурмовик кивнул, сдвинулся с места и пнул ногой дверь в какую-то подсобку. Та распахнулась.
   - Заходи, - указал в темноту Волк.
   - Никуда я не пойду.
   - Не заставляй меня применять силу.
   Я посмотрел на дверь шамана в конце коридора. Может, стоило закричать? Вдруг старик почувствует неладное?
   - Его нет, - заметил мой взгляд Волк. - Тебя здесь никто не услышит. Давай, заходи. Ты ведь не хочешь, гаденыш, разозлить меня и Сиплого. Мы можем перестать быть добряками, а нам надо потолковать о твоем поведении, юнга. Оно нам очень не нравится. И сделать мы это хотим не в коридоре. Ага?
   Я сглотнул подкативший к горлу комок, и сделал шаг к двери. Светлый Бог, да что с ними такое? Что Зиан про меня наговорил?! Стоил ли его синяк таких вот приключений?
   - Хороший мальчик, - кивнул Волк и хищно улыбнулся. Он расслабился, поняв, что я не стану делать глупостей. Моя нога коснулась порога в темную комнату, дальний конец которой скрывался в черном небытии. Плечи словно одеревенели. Что я делаю? Что я, драный демон, делаю? Неужели, я пойду на это так безропотно, словно тупоголовый снежный олень на нож забойщика?
   - Чего встал? - подогнал меня Волк. Я обернулся на него и зло прищурился.
   Котелок с обжигающим мясом попал ему прямо в голову. Взревев от ярости и боли, абордажник взбешенно шагнул ко мне, но я приложил его освободившимся подносом по лицу и отпрыгнул в сторону.
   - Тварь - взвыл офицер штурмовиков, стряхивая с себя волокнистое мясо бродуна и вслепую замахнувшись кулаком. Я уклонился от удара, но в тот же миг в проеме возник Сиплый. Мне показалось, будто меня приложили молотом. В глазах потемнело, и я спиной вперед влетел в комнатушку. При падении от столкновения с полом клацнули челюсти, чудом не раскрошив зубы.
   - Он мой, Сиплый! Дай его мне! - по лицу Волка пошли красные пятна ожогов. - Пусти!
   Я перевернулся на живот и встал на четвереньки, плохо соображая, где нахожусь. Слева и справа шипели паром трубы, здесь душно пахло сырыми тряпками. Я где-то уронил поднос и никак не мог понять, куда он делся, бестолково шаря по сторонам и натыкаясь только на грязь, на липкие лужицы смазки, на крошечные металлические детальки.
   Инстинкт потащил меня в темноту узкой комнаты. Быстро перебирая руками и ногами, я слышал, как штурмовики идут за мною. В голове чуть прояснилось.
   Что делать? Драный демон, что делать?! За что они так со мною?!
   Волк не прекращал изрыгать витиеватые ругательства. Сиплый молчал, неторопливо шагая за мною. Он наслаждался унизительным "бегством" жалкого червячка. Торжествовал, глядя на трусливого червяка, уползающего назад в помойную яму.
   И в тот момент я сделал то, что никак нельзя объяснить логикой или хотя бы зачатком разума. Мне нужно было спрятаться, или нырнуть в темноту и найти хоть что-то, что помогло бы мне в схватке со штурмовиками. В конце концов, попытаться найти какой-нибудь другой способ выбраться из передряги. Но вместо этого я собрался с силами, встал на ноги и повернулся к преследователям лицом. Сжал кулаки. Проклятье, в тот момент для меня не было ничего важнее того, чтобы выжечь это противное наслаждение Сиплого из его души. Пусть даже ценой собственной жизни. Лейтенант изумленно хрюкнул.
   - Ну, прощайся с жизнью. Сиплый, давай веревку. Хотел я по-хорошему, но не все можно прощать, да? - прошипел Волк.
   Я бросился на него с кулаками, надеясь прорваться мимо штурмовиков в коридор. Тщетная попытка. Схватка шаркуна против ледового волка. Мои слабые удары все прошли мимо цели: ошпаренный абордажник ловко блокировал их, а затем хакнул и пнул меня в живот. Задыхаясь, я рухнул на металлический пол. Мир покраснел, и все мое сознание сузилось только до одного слова.
   Дыши!
   - Вот подходящая труба, Сиплый! - сквозь шум в ушах услышал я. - Вяжи.
   Он ещё раз пнул меня по ребрам.
   - А ты кричи! Кричи, гаденыш! Твою мать, ты у меня закричишь!
   - Отошел от него, - из глубины комнаты послышался спокойный голос. Волк и Сиплый изумленно застыли.
   Я не видел, кто прятался в темноте узкой и длинной подсобки, но почувствовал, как кто-то подошел ко мне, бесцеремонно перешагнул и остановился между мною и штурмовиками.
   - А теперь слушайте меня очень внимательно, - с угрозой заговорил человек. Я повернулся на бок, чувствуя, как болят на вдохе ребра. Надо мною несокрушимой горой возвышался бородатый Торос.
   - Игра закончилась. Этот щенок под моей защитой.
   - Это не твое дело... - попытался сказать Волк, то Неприкасаемый его прервал.
   - Теперь мое.
   Волк хотел что-то ещё сказать, но тут Торос шагнул вперед, словно танцуя. Я даже не увидел, что он сделал, но оба абордажника, стоявшие плечом к плечу, рухнули на колени и скорчились от боли.
   - Я тоже умею не оставлять следов для Мертвеца и капитана, - сказал Неприкасаемый. - Я многое умею. Вы не знаете и десятой части, как можно покалечить и даже Лис не разберется, что случилось. Вы считаете себя прожженными мерзавцами, да? Так поверьте, вы ничто рядом со мною.
   Голос Тороса звучал мягко и успокаивающе.
   - Щенок теперь мой. Если я только почувствую, что вы к нему подошли - сделаю страшное. С обоими, даже если второй будет не виноват. Это доходчиво?
   Волк и Сиплый внимали Неприкасаемому с яростью, обидой и страхом. Они понимали, что Торос не шутит.
   - Я считаю до пяти, и вас тут не вижу. Раз.
   Сиплый поднялся на ноги быстрее Волка. Попятился. Его приятель неотрывно смотрел в лицо Торосу, и страха в нем было все меньше.
   - Два.
   - Идем, - Сиплый потянул Волка за собой. - Прости, Торос, мы не знали, что ты заинтересован в мальчике.
   - Три.
   Волк рывком встал на ноги, лицо его перекосила жуткая гримаса. С губ вот-вот хотело сорваться что-то обидное.
   - Четыре.
   Торос покачнулся на носках, его кожаные сапоги заскрипели. Сиплый просто выдернул Волка из подсобки.
   - Пять.
   Окончив счет, Торос повернулся ко мне.
   - Спасибо, - выдавил я из себя.
   Неприкасаемый осматривал меня, как заводчик разглядывает доставшегося ему оленя.
   - Половой знал, что вы будете тут?
   Он кивнул.
   - Знаешь, что важнее всего для бойца? - вдруг спросил Торос и, не дождавшись моего ответа, произнес:
   - Не бояться ударить первым. Только из такого и получится воин. Ты не боишься.
   - Почему вы это сделали? Почему помогли?
   Неприкасаемый мотнул головой.
   - Без разговоров. На сегодня все. Я поговорю с Половым.
   Он вышел из подсобки, оставив меня на полу. Я увидел поднос в трех шагах от меня, добрался до него на четвереньках и, чувствуя боль в ребрах, поднялся. Что бы сейчас не произошло - меня ждет уборка коридора и выражение лица Айза, когда я поднимусь за "добавкой".
   Поднимая с пола кастрюлю, я вдруг понял, что улыбаюсь.
  
  
  
   Глава шестая. "Стюарды "Звездочки""
  
  
   Труп Кунни, преданного стюарда капитана Дувала, нашел боцман Крюкомет. Офицер, старательно избегающий появляться на общей палубе и предпочитающий просто выдергивать к себе старших матросов, для инструкций, направлялся в гальюн, когда наткнулся на тело бедолаги. Тревогу мастер Ойле поднимать не стал, и все постарался обставить как можно тише.
   Однако я и Фарри оказались свидетелями того, как двое абордажников протащили мертвеца по техническому коридору, миновав камбуз, столовую и общую залу, в сторону лазарета. Мы бы и не увидели ничего, но шлюз в столовую был открыт.
   Следом за ними шел мрачный Дувал собственной персоной. Посмотрел на нас и напряженно нахмурился, затем махнул рукой кому-то в коридоре в нашу сторону и исчез вслед за штурмовиками.
   - Ох, если Шон узнает, - с легкомысленной улыбкой сказал мне Фарри. Я подавлено промолчал, чувствуя напряженную ауру капитана и абордажников. Не стоило быть гением, чтобы проникнуться их тревогой. Прошло всего несколько дней с того момента, как мы оставили во льдах опустевшего "Сына героев".
   - Гнилая селезенка, что вы тут вообще делаете? - заглянул на камбуз сам Крюкомет. - Какого демона шлюз в коридор открыт?!
   - Вахта, мастер Ойле! Душно стало, мы приоткрыли, проветрить.
   Боцман сплюнул, уставился на меня.
   - Молодое мясо? - хмыкнул он.
   Мы закивали, понимая, кого назвали мясом.
   - Лиса не видали? - чуть смягчился боцман.
   Я развел руками, почти синхронно с Фарри. Сумасшедший лекарь, сбежавший из какой-то гильдии, был одним из самых забавных существ на корабле. От побудки до отбоя он прятался в темных углах палуб, выбираясь на свет только удара по "обеденной" рельсе. Не знаю, как его терпел капитан, но Лис даже не скрывал того, как не хочет работать. Однако, если широколицего бледного лекаря все же находили - то он покорно выполнял то, что от него требовал Дувал. Выполнял блестяще, утирая нос своему коллеге-самоучке Квану, а после вновь прятался.
   - Драный демон, - процедил Крюкомет, глянул куда-то в коридор. - Держите язык за зубами, пока кто-нибудь из доков не обследует бедолагу Кунни. Вы ничего не видели. Ясно? Если хоть что-то пискнете - покалечу. А теперь марш на кубрик и не вылезать, пока я не приду. Половому передадите - личное распоряжение Крюкомета. И повторяю - пасть зашили себе и забыли, что вообще умели видеть и говорить.
   Мы поспешили заверить его, что все понимаем, и он может не беспокоиться. Боцман посмотрел на нас, размышляя, а затем с глухой руганью пошел куда-то в сторону кормы, разыскивать Лиса. Наш второй медик, унылый Кван, никуда из лазарета не выходил, являя собой полную противоположность гильдейского профессионала. Он работу свою любил, я знал это, но все остальное его расстраивало и вгоняло в смертельную тоску. Капитан не слишком-то доверял самоучке, предпочитая консультироваться у Лиса. Но иногда выбора не было. Иногда гильдейский лекарь прятался очень хорошо.
   На кубрике маялись бездельем несколько моряков, встретивших нас только взглядами. Среди них я увидел глыбу-Громилу, воцарившегося у печи и насупленного Саблю. В полном молчании мы прошли к своим лежакам, и я вдруг отчетливо понял, что не знаю как себя вести. Мне почему-то представилось, как кто-то из моряков, например Патт, вдруг спрашивает:
   "А не знаешь ли ты, Эд, что случилось страшного у нас на корабле?"
   И я замираю, с одной стороны скованный приказом Крюкомета, а с другой не желая никому врать. Меня рвет на части два правильных чувства, но я должен выбрать между ними, и любой выбор означает окончательную утрату чести.
   Плюхнувшись на свою койку, я тяжело вздохнул и посмотрел на Фарри. Вот кому все терзания были далеки и неинтересны. Рыжеволосый паренек с охотцей забрался под одеяло, повернулся на живот и, подложив под подбородок руки, уставился на спины моряков у печи. Он искренне радовался свободной минуте.
   Фарри даже не думал о том, что смерть стюарда как-то может быть связана с "Сыном героев". А если и думал, то ни капли не волновался. Мне стоило поучиться у него такой выдержке. Повернувшись на бок, я зевнул.
   Вообще, стюарды официально являлись частью палубной команды. Но я до сих пор не знал, сколько их у нас на самом деле. Наверное, по числу старших офицеров? Один у Старика, один у Мертвеца, один у капитана, разумеется. Скорее всего, у Крюкомета есть. Может быть у Шестерни, изуродованного лидера механиков. Пять человек всего? У Балиара есть Зиан - и стюард, и ученик. Получается, что все. Вообще, я почти не встречал "избранных" моряков, прикрепленный к услужению офицерам, за пределами первой палубы. Они даже спали неподалеку от хозяев. Но зато и работой по кораблю их не нагружали.
   Странная и непонятная мне жизнь. Она казалась мне унизительной. По мне лучше быть самым последним из драящих палубу моряков, чем первым среди слуг. Но как я понял, здесь выбирать не приходится. Все решают старшие матросы. Если Половой, Яки и Ворчун выберут кандидата, тому ничего не останется кроме как подчиниться.
   Или дезертировать.
   После смерти Кунни, чтобы её не вызвало, капитану потребуется новый слуга. Я оглядел кубрик, размышляя, на кого падет выбор сурового Ворчуна. Седобородый старший матрос, отвечающий за стюардов, единственный кто жил с нами на второй палубе. На общий кубрик он заглядывал довольно регулярно, в основном чтобы переброситься парой слов с Половым и поглазеть на матросов. Всегда, абсолютно всегда, угрюмый Ворчун прикидывал, кем и когда можно заменить того или иного стюарда. Интересно, кого он выберет на замену Кунни?
   Меня передернуло. Что если он вдруг выберет меня? Хотя... Тогда я постараюсь стать самым ужасным слугой на корабле. Буду разбивать, разливать и быть крайне неаккуратным. Айз подтвердит, что я это умею, да-да.
   Какая разница кого выберет Ворчун, Эд? На корабле поселилась Смерть. Она уже прячется где-то в темных коридорах. Кунни лишь первый снег перед зимними ураганами. Потом придет очередь остальных. И твоя очередь, Эд. Твой черед обязательно настанет.
   Драный Шон. Страхом, оказывается, можно заразиться.
  
   О том, что погиб Кунни, объявили ближе к вечеру. Капитан лично вышел в столовую, вместе с жаждущим бегства Лисом и скорбным Кваном. Собравшаяся за столами команда настороженно следила за Дувалом, а тот раскатисто, зычно, рассказал историю о том, как долго болел его стюард прежде чем смерть забрала его. Он не врал, и уверенность в голосе Грома успокаивала даже меня, видевшего его подозрения сегодня утром.
   Доктор Кван кивал в такт словам капитана и думал о смерти. Длинные пальцы лекаря-самоучки игрались с металлическим стержнем, катая его между костяшек. Его коллега, Лис отчаянно маялся, изнывая от необходимости стоять здесь и сейчас, пока, наконец, ему не надоело:
   - Все умирают. Никто не вечен. Можно я уже пойду?
   Несколько десятков возмущенных взглядов пронзили медика насквозь, но тот их не заметил.
   - Жизнь скотски устроена, друзья мои. Рано или поздно в человеке что-то ломается, и он прекращает быть. Это обычная ситуация, ее...
   - Заткнись, Лис! - оборвал его капитан. - Прояви хоть немного уважения к покинувшему нас...
   - Ох простите, я был немного груб. Позвольте, я откланяюсь и отправлюсь в темный угол, чтобы до скончания веков предаваться плачу о безвременной кончине столь славного человека? - ядовито проговорил Лис. - Это ведь самое полезное дело, которое каждый из нас теперь может сделать?
   Ненависть команды можно было резать на куски и раскладывать по тарелкам.
   Мертвец зашевелился в своем углу, рассеянно перебирая законы и выискивая в них лазейку, по которой можно было наказать наглеца. Но, не найдя, забыл о происходящем.
   - Не боишься в темном углу сам безвременно "окончиться", Лисичка? - подал голос Буран.
   Капитан занервничал. Мертвец поднял голову и нашел пустым взглядом бунтаря.
   - Все, Лис, свободен. Буран, на этот раз прощаю.
   Лекарь широко улыбнулся Неприкасаемому, но ничего не ответил и вышел из столовой. Стоящий в проходе Крюкомет даже не попытался уступить ему дорогу, отчего доктору пришлось повернуться боком и протиснуться мимо мрачного боцмана.
   Раньше я думал, что на корабле не любят Зиана. Думал, что недолюбливают самого Крюкомета, за его очень тяжелый характер. Считал, что Волк и Сиплый стоят на пьедестале отвратительнейших созданий. Но сейчас на первое место взгромоздился широколицый Лис. И ведь в нем не было злобы, только раздражение и убежденность в собственной правоте. Исключительная убежденность. Отвратительная убежденность!
   - Проводим же в последний путь нашего старого Кунни, - громыхнул капитан, на лице которого царила истинная скорбь. - Он был хорошим человеком и отличным, клянусь печенкой, стюардом. Лучшим стюардом, уж простите меня!
   Я заметил, как седоусый Ворчун пробрался сквозь толпу к Половому и что-то спросил. Старшие матросы оба, словно сговорившись, посмотрели в мою сторону. В висках застучали молоты, и я мигом забыл про возмутительное поведение доктора.
   - Давайте соберемся на нижней палубе и попрощаемся с ним, - закончил, наконец, Гром.
   Молчаливые моряки по одному покидали столовую, отправляясь по освещенным коридорам на нижнюю палубу. Ледоход давно уже остановился, и я слышал, как гудят приводы, опускающие гигантский грузовой трап на корме.
  
   Кунни положили в выдолбленную под прикрытием древнего тороса яму, затем аккуратно заложили его тело кусками серого льда. Я все ждал, что Балиар начнет обряд прощания со старым стюардом, но тот лишь кутался в шкуру, наброшенную поверх парки, и задумчиво смотрел куда-то вдаль.
   - Почему шаманы без масок? - тихо спросил я у Фарри. Тот пожал плечами, зато мне ответил Шон, стоящий, оказывается, прямо за моей спиной.
   - У странников Пустыни другие порядки. Мы все мечены Темным Богом, нам нет нужды просить о чем-нибудь у него. Он и так нас ждет.
   Говорил он спокойно, даже чуточку задумчиво. А душа его ныла от страха и отчаянья. Я даже обернулся на него. Лицо моряка закрывал шарф, оставив лишь щелочки для глаз.
   - Он был стар, Шон, - сказал я.
   - Я понимаю! - с натянутым весельем ответил тот. Бросив странный взгляд на капитана, Шон нервно передернулся.
   - Жалко прощаться с тобой, Кунни, - громко пробасил Гром. Его глубокий голос мигом оттеснил гул снежной пустыни, даже далекий стон льдов притих, будто вслушиваясь в слова пирата. - Жалко, но все мы рано или поздно уйдем на дно.
   Команда окружила ледяную могилу. Кто-то притопывал от холода, кто-то шмыгал носом, но при этом все действительно провожали товарища, а не отбывали повинность присутствия. Меня немножко подташнивало от липкого страха Шона, однако я все равно чувствовал некую торжественность момента. На севере, серди льдов, смерть всегда таится где-то неподалеку. И ты об этом знаешь, всегда знаешь! Можно сказать, ты к ней привык, но все равно каждая встреча с ней - это прикосновение к неведомому. К непостижимому.
   Я прерывисто вздохнул, чтобы прогнать чёрные мысли и уставился на капитана. Гром держал в левой руке факел из тряпок пропитанных энгой.
   - Пора, - наконец, произнес он.
   Скотти и Грэг по знаку капитана полили могилу топливом Пустынь, бережно расплескивая его из железных канистр, и вернулись в круг.
   - Пусть Темный Бог будет добр к тебе, Кунни, - Гром щелкнул огнивом. Пламя вспыхнуло с первой искры, чадя чёрным дымом. Капитан несколько мгновений стоял молча, а затем поджег могилу. Лед зашипел, тая. Голубой огонь скользнул по выломанным кускам, плавя снежную броню и разгораясь все больше. Люди отошли чуть назад, пустив вперед Громилу с ведром пожарной смеси. Тот, и без того здоровый, в бурой шубе казался ещё больше. Неуклюже бродя вокруг могилы, он пристально следил за огнем, не давая ему перекинуться за пределы могилы.
   Глядя на то, как пламя то оживает, то тухнет, я вспоминал легенду о порабощенных шаманах Журга Безумного, желающих спалить всю Пустыню и таким образом растопить вечный лед. Много дней и ночей они заполняли вырытые кратеры энгой, сменяя друг друга, едва кончались силы, чтобы через несколько часов тревожного сна вновь приступить к чарам. Большинство околдованных шаманов погибло, надорвавшись, но некоторым удалось сбросить с себя магию Безумного и сбежать из проклятого места. В конце концов у карьеров остался только один кудесник, сам Жург. Тот, кто собрал шаманов вместе, тот, кто пронес мечту о новом мире через всю свою жизнь. Он-то и свершил дело всей их жизни - щелкнул огнивом, поджигая море энги.
   В сказке говорилось, что пламя поднялось до небес, прогнав оттуда Светлого Бога. А сама Пустыня в тех краях горела два дня, но с каждым часом пламя её становилось все слабее и слабее, пока наконец вся энга не выгорела окончательно. Вода, дающая силу пламени, поглотила многодневные запасы шаманов и победила их магию. Ничто не способно победить стужу Темного Бога.
   Но у печки, в зале палубников, рассказывали разные истории. Говорят немного пролитой энги способно погубить любой корабль. Поэтому в каждом углу ледохода стоят бочонки с пожарной смесью, заботливо заготовленной шаманами.
   Весь мир держится только на ледовых колдунах... На таких как Зиан... По-моему, это неправильно.
   Интересно, а что стало с Жургом? В конце легенды говорилось, что он ушел во льды, чтобы найти других шаманов и повторить попытку. Но что случилось на самом деле?
  
   Вдалеке загрохотал лед. Оглушительный треск прокатился от горизонта до горизонта, оторвав меня от размышлений. Я моргнул, чувствуя, как смерзлись ресницы, шмыгнул носом и постарался думать о Кунни, которого встречал лично только во время уборочных вахт. Возясь с тряпками и ведрами на первой палубы, вылизывая там коридоры и каюты - мне доводилось чувствовать на себе взгляд рябого стюарда. Старик никогда со мною не разговаривал, но смотрел всегда очень странно. С какой-то неприязнью и, по-моему, завистью. Не знаю почему, думаю, жизнь стюарда меняет человека. Ты вроде бы и возвышен, но...
   Всегда есть "но".
   Над могилой поднялся густой пар. Едкий, душный. Он мигом превращался в изморозь и оседал на одеждах моряков. Верхние льдины плавились, и вода заливала щели между кусками, превращая стихию вокруг мертвеца в монолит. Теперь до старины Кунни не доберутся волки или львы. Теперь он останется во льдах навечно. Вокруг угасающего огня недвижимо застыл Громила, его шарф покрылся колючей изморозью. Здоровяку было грустно.
   Первыми с места прощания ушли офицеры, а за ними потянулись и остальные. Нехорошо в этом признаваться, но я чуточку обрадовался концу церемонии. Сейчас, конечно, мне стыдно за того себя. Сейчас я легко могу себя представить на месте человека, прожившего долгую жизнь и оставившего после себя лишь облегчение юнги. Но тогда все было много проще.
  
   Ворчун и Половой остановили меня сразу же наверху трапа. Мой одноглазый начальник едва сдерживал бешенство, а Ворчун, недовольно поджав губы, старался на соратника вообще не смотреть.
   Сердце екнуло...
   - Лавани, Бауди, - Половой кивнул головой и отошел чуть в сторону от прохода, чтобы не мешать команде подниматься на борт. Ветер задувал в недра ледохода колючую снежную крошку.
   - Да, мастер Половой? - угрюмо спросил я, понимая, о чем пойдет разговор.
   - Тебя переводят в стюарды, - буркнул одноглазый моряк, и я с изумлением и постыдной радостью обнаружил, что старший матрос указывает не на меня, а на Фарри. У того же отвисла челюсть.
   - Эм... А... - забубнил мой друг. - А если я...
   - Приказ капитана, сынок, - с ноткой презрения проскрипел Ворчун. - Он тебя сам выбрал.
   - Гром, конечно, молодец. У меня на палубе народу не так уж и много, чтобы так юнгами разбрасываться, - Половой злился. - С какого гнилого железа мы нанимаем юнг, если мне на вахту ставить некого?!
   - Скажи это капитану, а? - фыркнул Ворчун. Старшие матросы обменялись злыми взглядами. В стенах вдруг затрещали механизмы, поднимающие кормовой трап. Я с нетерпением покосился на Пустыню и серые зубья льдов, торопя тот момент, когда металлический лист закроет меня от ветра и хмурого неба.
   Нет, ну надо же! Фарри - стюард. Я не удержался от глупого смешка, вспоминая злоключения приятеля в Снежной Шапке. Его "везение" Дувал несомненно оценит. Я беззлобно предвкушал возможные истории счастливой звезды моего друга. Если б Ворчун выбрал меня - я бы бил и ронял все специально, со зла, чтобы капитан выбрал себе другого стюарда. Но в случае с Фарри это ведь не будет случайностью. Это будет нормой, законом жизни, правилами Лавани.
   Судьба недолюбливала моего неунывающего приятеля, а тому словно и дела до нее не было. Даже сейчас, поборов изумление, он с восторгом отнесся к идее Ворчуна. Но пока этой радости не показывал.
   - Что это за смешок был, Бауди, ледяная ты зараза? - уставился на меня Половой.
   - Простите, старший матрос, - потупил взгляд я, едва сдерживаясь от неуместного смеха. Моряк неодобрительно покачал головой и проговорил:
   - А тебя, как я понял, забирают в абордажники.
   Я опешил, сразу вспомнив о Волке и Сиплом. Веселье мигом улетучилось.
   - Как так...?!
   Увидев мой испуг, Половой чуть смягчился.
   - Не сразу. С тобой будет заниматься Торос и он скажет, когда ты будешь готов войти в абордажную команду. До того момента живешь у нас. Тренируешься у них. Завтра утром, после побудки найди Тороса на первой палубе.
   - Оледенеть можно, - присвистнул Фарри. - Просто оледенеть...
  
  
   Глава седьмая. "Главное - что сказал Торос"
  
  
   На первой палубе, где помещения отапливались от центрального котла с помощью труб и циркулирующей по ним разогретой смеси, совсем не пахло энгой. Для обитателей второго уровня, где обогрев шел в основном при помощи печей - едкий аромат топлива давно уже стал привычным. Стоя на полинявшей ковровой дорожке, я наслаждался отсутствием доставучего запаха и собирался с силами.
   Штурмовики ещё спали, а где-то внизу вахтенный матрос торчал возле сигнальной рельсы и сонно следил за хронометром, отсчитывая последние минуты. Вообще, мне сказано было подойти к каюте Неприкасаемых после побудки, но так вышло, что я проснулся раньше и долгое время лежал с открытыми глазами, нервничая и переживая за грядущую встречу. Я - абордажник. Если бы моими командирами не должны были стать Волк или Сиплый - мысль могла бы быть приятной. Если бы...
   Они не забудут, Эд. Ничего не забудут. И тебе никто не поможет, потому что твоим долгом станет выполнять их распоряжения. Подчиняться им. Покорно, безропотно. Тебе нравится эта идея, Эд?
   Торос сам того не ведая, вытолкнул меня на талый лед. Но пойти против его "распоряжения" я не мог. В конце концов, по контракту не мог. Приказ есть приказ. Законы, конечно же, на корабле поворачивались в любую сторону, но самый строгий мой судья - совесть, не позволила бы спокойно спать, зная, что я тоже такой же как и все те, что нарушают правила и считают это нормальным.
   Интересно, что будет, если Волк или Сиплый поймают меня в коридоре? Я живо представлял себе нашу встречу, и, проклятье, боялся ее. Все равно боялся, несмотря на защиту Неприкасаемых. Мне казалось, что едва я ступлю на трап, ведущий на первую палубу - мне навстречу выйдет изуродованный командир одного из отрядов ледовых штурмовиков и хищно улыбнется, отцепляя от пояса зазубренный нож. Так что самым большим испытанием для меня был этот злосчастный трап и коридор. Их необходимо преодолеть. Один раз. Всего один раз, потом будет легче.
   Полежав некоторое время без сна, глядя на чёрные тени от печи, пляшущие поверх намалеванной на потолке женщины, я выполз из-под одеяла, осторожно оделся, стараясь не разбудить кого-нибудь из товарищей, и прокрался к выходу. Чем раньше сделаю то, что меня страшит - тем легче будет потом. Так я и оказался здесь, на первой палубе. Из-за дверей в каюты слышался храп и сонное бормотание штурмовиков. Где-то что-то позвякивало. Чуть дребезжала лампа шаманского фонаря чуть дальше по коридору. Неужели это место когда-то станет моим домом?
   Удивительно, но в тот момент я совсем не думал о будущем. О компасе, о Барроухельме и инструментарии Лунаре, которых "завещал" мне умирающий шаман из оставшейся в прошлом жизни. Наверное, я сжился со "Звездочкой". Этот нехитрый быт последних недель нес с собой некую стабильность. Теплое, безопасное место. Мне не хотелось ничего в нем менять. Одержимость Чёрными Капитанами как-то приутихла, затаившись в уголках души. Время для её пробуждения ещё не настало. Говорят: плохо так думать. Но что поделать, после тяжелой зимы я радовался относительному покою.
   Если не вспоминать о Зиане, Сиплом и Волке.
   Я обернулся. Офицеры селились ближе к носу, коридоры к их каютам расходились на перекрестке шагах в пяти от меня. А тут, у трапа, жили простые абордажники. Одним из которых мне грозило стать. Невероятно...
  
   Едва я оказался у каюты Неприкасаемых, схоронившейся в тени у входа в тренировочный зал, как у трапа послышались шаркающие шаги. Нырнув в темный угол, прочь от света шаманского фонаря, я прижался к стене, не желая, чтобы кто-нибудь увидел меня здесь, до побудки. Жалкого, испуганного и чуждого первой палубе.
   Цепляясь изуродованной рукой за поручни, у трапа стоял Шестерня. Не знаю, какая травма так искалечила боцмана инструментариев. Но честное слово, для того чтобы повторить злую шутку природы - нужно было заставить бедолагу втянуть голову в плечи, а затем прошить его стальным стержнем, от плеча до плеча, и двумя-тремя ударами кувалды загнуть левый край чудовищной "шпильки" вверх. Затем стесать ему половину лица, при этом сохранив глаза и полностью уничтожив нос. Выбрить одну половину головы наголо, а на другой оставить грязные седые лохмы. Лицо боцман обычно скрывал под маской, но один раз я видел его без нее. Поверьте, это зрелище ещё не раз приходило ко мне в кошмарах.
   Шестерня даже ходил с трудом, приволакивая ногу.
   Не знаю, что заставляло капитана держать на борту такое бесполезное чудовище. Я боялся боцмана-калеку, и старался оказаться как можно дальше от него, если изуродованный механик появлялся поблизости и приносил с собой мир боли и отчаянья. Но несмотря на вечные муки - Шестерня держался. Невзирая на страдания, он обладал невероятной волей к жизни и фанатичной надеждой, что когда-нибудь все изменится. Когда-нибудь он станет прежним. Что когда-нибудь его уродство пройдет.
   Мое сердце сжималось от грусти и понимания тщетности таких надежд.
  
   Шестерня постоял у трапа, сипло переводя дыхание, а затем поковылял куда-то в сторону офицерских кают. Я перевел дыхание, радуясь, что монстр не заметил во тьме испуганного юнгу. На лбу проступил пот.
   - Ну и трус ты, Эд, - тихо-тихо проговорил я. Одними губами, честно. Но меня услышали.
   Дверь в каюту Неприкасаемых лязгнула, открываясь, и равнодушный голос спросил:
   - Что ты тут делаешь?
   Сердце так скакнуло в груди, что стало больно. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности, и в тот же миг вахтенный матрос на камбузе заколотил в рельсу.
   - Я... Это...
   Буран облокотился плечом о косяк и уставился на меня, подбрасывая кинжал. Сталь послушно крутилась в воздухе, мерцая в свете шаманского фонаря, и безошибочно возвращалась в ладонь Неприкасаемого.
   - Мне Торос сказал. Точнее мне сказал Половой, что Торос сказал. Что... Когда. Вчера он. Ну когда Кунни, - замямлил я, растерявшись. Отпрянул от стены, выходя на свет.
   Буран кивнул.
   - Итак, это прекрасное утро принесло нам сразу два вопроса. Первый, что сказал Половой. Это я смог понять из твоей потрясающей речи. Осталось главное - что сказал Торос. Я внимаю тебе.
   Тонкие губы воина искривила улыбка.
   - Дыши глубже, соображай яснее. Это несложно. Давай подышим вместе, раз-два. Раз-два. Ну?
   Он нахмурился:
   - Почему ты не дышишь вместе со мною, юнга? Ты замыслил недоброе?!
   Неприкасаемый пребывал в хорошем расположении духа, и наслаждался моей оторопью, а я просто не мог найти слов. Потом, много позже, я бы смог дать ему с десяток остроумных ответов на эти реплики, но к тому времени их стало бы значительно больше. Угнаться за языком Бурана невозможно.
   - Хватит, Бур, - громыхнуло из каюты. Торос очень своевременно пришел мне на помощь. - Если это юнга, то тащи его сюда.
  
   В каюте Неприкасаемых могли жить человек шесть, это точно. Просторная, ярдов десять в длину и четыре в ширину, коробка без каких либо украшений на серых стенах и чистыми серыми шкурами на полу. У дальней на прикрученных стойках расположился арсенал (коллекция была поменьше, чем в каюте капитана, но не оставалось никаких сомнений - здесь клинки, топоры и алебарды висят не для красоты) и несколько приспособлений для тренировок, вроде турника и ощетинившегося трубами манекена. Совсем рядом с дверью приютились прикрепленный к полу столик с вложенными друг в друга мисками и два простеньких табурета, в углу на крюках аккуратно висела одежда. Ничего лишнего, ничего для услады глаз. Обитель воинов, которым нет дела до чего-то кроме сражений.
   Аскетичные кровати Неприкасаемых располагались у противоположных стен, отчего пространства в каюте казалось ещё больше чем на самом деле.
   Хотя какая это каюта... Небольшой зал, в котором легко могут сойтись в учебной схватке два-три человека. У Неприкасаемых хорошая фора перед прочими штурмовиками Грома. Каждый день у них в противниках элитный боец древнего ордена. Хищный, ловкий, сильный.
   Мне захотелось посмотреть на тренировочный поединок Тороса и Бурана.
   Пахло благовониями. Я заметил плошку с тонким дымком на столе, за мисками. Редкая и дорогая штука, которую можно купить только у тех торговцев, что связан с Берегом. А ещё здесь было тепло. Равномерно тепло, а не очагами, как у нас на палубе, где большой зал обогревался печками, и в некоторых углах на стенах проступал иней. Даже в коридоре иногда ощущались веянья вездесущего холода. Здесь ему места не нашлось.
  
   Торос сидел на кровати и выглядел совсем не выспавшимся.
   - Топаешь громко, юнга, - сказал он. - Но ничего. Торос когда молодым был - тоже не думал, как ходит. Все мы дураки в молодости.
   - Эй-эй-эй! - протестующее возмутился Буран, он захлопнул дверь и развел руками. - Я никогда не был дураком!
   Кинжал опять взлетел в воздух, а затем Неприкасаемый одним движением ловко перехватил клинок и вогнал его в специальные ножны на поясе.
   - Я всегда был обаяшкой.
   Торос никак не отреагировал на шутку приятеля. Он грустно вздохнул, будто не знал, что со мною делать. Сгорбившийся здоровяк перед крохотным мальчишкой. Чем-то он напоминал мне Эльма. Эльма до того, как гончие оторвали ему руку.
   - Мастер Половой сказал... - я решил прервать молчание и объяснить, зачем пришел.
   - Тихо, - прервал меня Торос. - Успеешь еще. Отожмись-ка.
   - Простите? - не понял я.
   - Ляг на пол и отжимайся, пока не скажу, что хватит, - Торос повел плечами.
   - Зачем?
   - Строптивый какой. Тебе непросто с ним будет справиться, мой бородатый друг, - прокомментировал это Буран. Он отвернулся от меня и принялся разминаться.
   - Хочу увидеть, на что ты способен, - терпеливо пояснил Торос. - И советую забыть о вопросах вроде "зачем". Прекрасно понимаю, откуда они берутся. Сам такой был. С первым учителем в Ордене отношения не сложились именно по этой причине.
   - Он его, кстати, прикончил, - вклинился Буран. - Жестоко.
   Торос бросил на друга тяжелый взгляд:
   - Не лезь, ладно?
   - Ладно-ладно!
   - Спасибо. Так вот, юнга, если хочешь стать хорошим абордажником, то ты должен помнить одну вещь. Командир всегда прав. Если он дал тебе приказ, значит, он должен быть выполнен. Значит, у него есть план.
   - Но я не хочу быть абордажником.
   Буран остановил разминку, обернулся к нам и деланым изумлением на лице.
   - Я должен видеть это, будь я проклят! Я должен это видеть! - восторженно протараторил он.
   Торос моргнул раз, другой. В нем колыхнулось недовольство.
   - В следующий раз рядом никого может не оказаться, - наконец промолвил бородатый воин. - Думаю, что если ты получишь парочку уроков, то сможешь постоять за себя и сам.
   - Я очень благодарен вам за помощь, мастер Торос. Но я не хочу быть абордажником, - признался я.
   Неприкасаемый плотно сжал губы, осуждающе покачал головой:
   - Какая разница чего ты хочешь, юнга? Контракт подписывал?
   Он дождался моего неловкого кивка:
   - Значит должен понимать, что если тебя назначат убирать помои за шаманом - ты должен будешь убрать. Если сказали, что пойдешь в абордажную команду - значит пойдешь! Старик лично беседовал с капитаном о твоем переходе в абордажную команду. Кто ты против слова Старика?
   Злить того, кого боятся Волк и Сиплый - неблагоразумно. А Старик точно не поймет, если юнга решит будто может ставить старшего офицера в неловкое положение перед капитаном.
   - Вы не научите меня против воли. Я не хочу подчиняться Волку! - буркнул я.
   Торос вдруг посветлел лицом:
   - Вот оно что. Никогда не умел хорошо говорить. Всегда непонятно объясняю. Драться проще. Теперь понятно, почему сопротивляешься! Ну сияй Светлый Бог вечно. Ты не будешь подчиняться Волку.
   Я непонимающе посмотрел на Неприкасаемого с немым вопросом в глазах: "Как?".
   - Совсем оледневший щенок тебе достался, брат. А я говорил, что ты бы ещё его на коленях встретил, и с мольбами слезным. Пожалуйста, мальчик из снегов, стань моим учеником, - криво улыбнулся Буран. - Помнишь ли ты, могучий юнга, песни бардеров о бродячих Неприкасаемых, которые пересекают Пустыню, восстанавливая справедливость? Одинокие фигуры проявляются в пурге, чтобы найти какого-нибудь мальчика, и через неделю тот уже может свергать губернаторов и крошить врагов десятками. Помнишь?
   Я и вправду слышал такие истории.
   - Это вранье, юнга. Поверь мне, - Буран вернулся к разминке.
   - Ты перейдешь под командование офицеров абордажной команды только после того как Торос из Ордена Неприкасаемых закончит твое обучение. Когда он решит, что оно закончено. Отжимайся, - сказал Торос и встал, наконец, с кровати. Сунул ноги в пушистые унты.
   Я стал отжиматься. Честно говоря, до этого момента мне не доводилось заниматься бесполезным, на мой взгляд, делом. Я видел, как кое-кто из моряков начинает утро с зарядки, видел как на спор кружат "лестницы" абордажники, соревнуясь между собой и запуская серии отжиманий от одного до восьмидесяти и обратно. Но сам не пробовал, как бы дико не звучало такое признание. Но до того момента, как оказался на полу каюты Неприкасаемых - был уверен, что смогу проявить себя достойно. Ведь ничего сложного в этом нет. Сгибай да разгибай руки. Но после четвертого десятка, я стал понимать, что устал. Заныли мышцы, зажглись сокрытым пламенем. Дыхание стало сбиваться.
   Торос стоял надо мною и угрюмо молчал. Буран кружился в разминке, искоса наблюдая за моими отжиманиями, и снисходительное внимание Неприкасаемых подстегивало, врать не стану. Будило злость.
   С каждым разом налившиеся металлом мышцы работали все медленнее, с меня лил пот, но я не останавливался. Медленно, очень медленно, скрипя зубами, чувствуя, как дрожат руки, я боролся с желанием растянуться на шкуре и просипеть:
   "Все".
   Интересно, как бы все повернулось, если бы так оно и случилось? Бессмысленно гадать, но нет-нет да пробудится в голове такая мысль. Что было бы если...
   Если...
   Наконец я упал, не удержавшись. Компас больно впился мне в грудь ребром, и я одеревеневшими руками уперся в пол, рванулся раз другой. Перевел дыхание, попытался ещё раз, но мышцы отказывались мне подчиняться. Из горла сам собой вырвался глухой рык, я зажмурился, стараясь представить, как сила переливается в измученные руки. Как тело поднимается вверх. Назло снисхождению Неприкасаемых.
   И мышцы послушались. Грудь оторвалась от шерсти, острый угол компаса перестал терзать ребро. Руки дрожали как в лихорадке, глаза заливал пот, но я старался. Изо всех сил старался. Локти ломило от боли, пресс как окаменел и грозил растрескаться от напряжения. ещё чуть-чуть! Совсем чуть-чуть!
   Нет.
   Я плюхнулся обратно на пол, и выругался от боли в ребрах. Торос хмыкнул, Буран повис на турнике у стены и, не сводя с меня взгляда, принялся подтягиваться. У него это получалось с такой легкостью, будто крепкий воин состоял из воздуха.
   По-моему, он делал это назло.
   Я лег поудобнее, чтобы снизить боль от компаса и вновь попытался отжаться.
   - Хватит, - сжалился надо мною бородач. Под разгоряченной щекой приятно кололся холодный ковер, перед глазами плыли черно-красные круги, сердце колотилось так, будто я пробежал пару миль.
   В такие моменты время исчезает. Прекращает быть тем, к чему мы привыкли. Здесь и всегда. Мне кажется, я мог бы пролежать так вечность. Мне казалось, будто я так и сделал. Что прошли годы и века, и мир растаял, а я все лежал на шкурах в каюте Неприкасаемых, приходя в себя после "испытания".
   - Будем работать, юнга, - спустя тысячи лет донесся до меня голос Тороса. - Может хотя бы из тебя выйдет толк. Может Торос хоть что-то сможет сделать в этой жизни.
   - Как же ты доморозил меня, Торос, - простонал на окраине вселенной Буран. - Во всей Пустыне не найти большего нытика чем ты, честно.
   - И еще. Не приноси сюда то, что ты там прячешь под одеждой, - отвернулся Торос. - Здесь ты должен быть занят только одним. Обучением.
   "И что ты теперь будешь делать, Эд?"
   Требование Тороса показалось мне странным. Что такого плохого случится, если компас будет лежать в груде моей одежды, невидимый для случайных глаз? Оставить артефакт на второй палубе, где его могли украсть (конечно, за это на борту существовали жестокие наказания, но поди найди виновника) - я не мог. История с Эльмом тоже не давала мне покоя. Поэтому я просто спрятал компас в верхней одежде, которую свалил грудой в углу комнаты.
   Торос проследил за моими приготовлениями, хмыкнул и сказал:
   - Сначала завтрак.
   И не позволил мне забрать вещи. Темный Бог, как я переживал все то время, что невыносимо долго текло, пока мы сидели на камбузе. Мне думалось, что Волк уже проник в каюту Неприкасаемых и выкрал компас. Конечно, с чего бы ему так поступать, но мысли панически крутились только вокруг артефакта. Я представлял как поднимаюсь наверх, бросаюсь к одежде, перетряхиваю её и понимаю, что дар Одноглазого исчез. Я не заметил, как прокусил губу от переживаний.
   Торос чувствовал мое волнение и ел степенно, медленно, будто издеваясь. Буран не умолкал ни на миг, нисколько не смущаясь, что приятель ему не отвечал. Вокруг стучали по мискам ложки, команда с интересом поглядывала на стол, за которым завтракали Неприкасаемые и я. Для них такое зрелище было в диковинку.
   Фарри на завтраке появился лишь на пару минут, чтобы забрать блюдо для капитана, перекинуться со мною взглядами и исчезнуть в провале трапа. Новоиспеченного стюарда распирал энтузиазм, и я ему позавидовал.
   Стоит сказать, что блюдо он опрокинул при входе в каюту Грома. Везение моего друга никуда не делось.
   Все мои мысли занимал проклятый компас. Чудовищная одержимость. Я не знал, что с ним делать, не знал на что он указывает, не знал чем он поможет инструментарию Лунару. Да вообще ничего не знал, и, если честно, ловил себя на мысли что и не хочу выяснять истинное предназначение артефакта. Но при этом боялся потерять. Боялся повторения истории Снежной Шапки.
   Потому первым делом, как только мы поднялись наверх - я бросился к одежде, нашарил в ней коробочку и успокоился.
   - Ты должен думать об обучении, - прокомментировал это Торос. Буран с интересом смотрел на меня.
   - У него там сокровища Айронкастла, не иначе. Что там, Торос?
   - Не интересно.
   - Дай-ка посмотреть, - Буран шагнул ко мне, и я сжался, готовый драться за ненужную и бесполезную игрушку. Неприкасаемый нахмурился:
   - Ребенок, ты глуп как волокун и безумен, словно оголодавший волчонок. Если в твоей маленькой головке вдруг зародилась куцая мыслишка, что ты сможешь меня остановить - то должен тебя разуверить. Не сможешь.
   Я посмотрел на Тороса, ожидая поддержки, но тот полуприкрыв глаза лишь наблюдал за нами и поглаживал бороду. Вмешиваться воин не собирался. Буран же шагнул ко мне, ловко, легко, стремительно. Я взмыл в воздух, почувствовав, как сжал шею ворот вязаной телогрейки. Неприкасаемый поднял меня за грудки на одной руке, заставив вцепиться в его локоть. Затрещала ткань, и воин толкнул меня на стену. Подмигнул, встретив мой взбешенный и испуганный взгляд, и достал из-под парки компас.
   - Коробочка, - с глупым видом прокомментировал он спустя пару секунд. Повертел компас в руках, щелкнул крышкой, и его лицо озарилось голубым сиянием. - Коробочка с компасом Цитадели. И что это, ребенок? Неужели твоя жалкая жизнь и покой стоят меньше вот этой игрушки? У нашего хозяина их была истинная прорва, хотя это ему и не помогло.
   Торос вздрогнул при этих словах, бросил возмущенный взгляд на товарища. Тот с пренебрежением ещё раз покрутил артефакт в руках, захлопнул крышку и бросил на одежду. Сердце екнуло. Вдруг разобьет? Вдруг сломает?
   "И что тогда, а?"
   - В следующий раз выброшу её за борт, - прогудел Торос. - Потом скажешь спасибо. Нельзя ходить по льду с опущенным якорем.
   Он не шутил, я понял это так же четко, что снег холодный, а Темный Бог существует.
   - Да, ребенок весь завтрак словно на черном льде сидел. Маленький, глупый, сумасшедший, - скривился Буран. - Что ты в нем нашел, Торос? Среди палубников есть ребята, на которых можно потратить время, раз уж у тебя так неожиданно появилось светлое, несомненно, желание подготовить Дувалу бойца. Вон, взять Рэмси и сделать из него убийцу. Парень давно просится.
   Торос не ответил.
  
   Думаю, ничего интересного в том, что было дальше - нет. Скажу лишь, что ближе к вечеру я, едва способный двигаться и думать, тихо спросил Тороса, почему за весь день мы ни разу не взяли в руки оружия, или не учили удары.
   - Ты слишком торопишься, - сказал бородач. - Научись терпению.
  
   Это же он повторял многие дни после, когда уже учил меня обращаться с оружием. Но с каждым разом в его голосе все больше и больше проскальзывало сожаление - воин из меня не получался.
  
   А потом "Звездочка", преодолев многие мили суровых льдов, добралась, наконец, до Приюта. Торгового форпоста купеческой гильдии "Киты и броненосцы".
  
  
  
   Глава восьмая. "Приют и чай "по-приютски""
  
  
   Приют находился на небольшом пологом холме, окруженным валом льда. Отсюда, с пристани, я видел только выстроенную из ледяных блоков стену вокруг поселения и главные ворота с прохаживающимися часовыми. Хотя сложно сказать "видел". Небо в этом месте казалось мне ещё ниже, чем обычно. Тяжелое, мрачное, обтекающее мир и стирающее грани между Пустыней и облаками. Серая масса без конца и края, с едва угадываемыми контурами. Стены Приюта и примыкающие к ним склады и ангары казались мне нарисованными.
   Не знаю, но я ожидал большего от столь манящей корсаров цели. Приют оказался очень маленьким городком, размером, наверное, с центральный рынок Снежной Шапки. И кораблей вокруг было очень мало. Стояла пара шаппов с гербом "Китов и броненосцев", на котором над чёрным силуэтом ледохода парил снежный кит. Почти утонул в сугробе ржавый остов полуразобранного экспедиционника, да ждали работы припорошенные снегом портовые тягачи. И все.
   Хотя на отшибе, у торосов, торчал довольно странный ледоход, похожий на однопалубный лайар путевиков, только более изящный и надежный одновременно. Маленькая кабинка гнездилась на удивительных гусеницах, которые словно обнимали неровности льда, а не растирали их в снежную крошку.
  
   Я наблюдал за разгрузкой "Звездочки" с технического трапа второй палубы, наслаждаясь привилегированным положением. Там внизу трудилась наша палубная команда, сгружая на лед добычу, и я искренне радовался тому, что мне не нужно таскать со склада тяжеленые ящики и мешки. Хотя, признаться честно, немного скучал по простой работе. Ежедневные изнуряющие тренировки под пристальным надзором Неприкасаемого мне успели надоесть. Тем более, что я не видел в них никакого прока и, как я уже говорил, мой учитель и сам уже успел пожалеть о своем решении.
   Один раз Буран, наблюдающий со своего топчана за тем, как Торос учит меня обращаться с клинком, сказал:
   - Мои глаза не выдерживают твоих стараний, брат Торос. Они хотят забраться ко мне в голову поглубже и спрятаться, а ещё лучше лопнуть и осесть красивыми брызгами. Ребенок, пожалей старого Неприкасаемого, сходи на вторую палубу как бы по делам и разбейся на ступенях трапа, а?
   Бородач ему не ответил, а я обидные слова весельчака запомнил. Без злости, но запомнил. Мне и без комментариев Бурана хватало самоуничижительных мыслей о своих силах и о том, как благородный Неприкасаемый мучается, воспитывая во мне бойца. А тут ещё такой взгляд со стороны.
   Нет, у меня получалось. Я старательно повторял за Торосом все пируэты и честно пытался понять: зачем делается то или иное движение, почему ногу ставить надо так, а размах совершать эдак и непременно с таким вот оборотом. Но при этом никак не мог сдержать себя. Мне казалось, что если я сделаю шаг вот именно сейчас, то успею достать противника, дотянуться до него. Или уйти из под удара, обойти с боку, поднырнуть - но каждая моя попытка заканчивалась болезненным тычком затупленного клинка и флегматичным Торосовским:
   - Убит.
   Буран фыркал, я злился на свою поспешность, клялся про себя в следующий раз быть осторожнее, но потом либо делал все слишком медленно, тщательно, либо вновь торопился.
  
  
   По вечерам, если оставались силы, я выползал к печке "У Полового" и, закутавшись в грязное одеяло, слушал разговоры моряков и смотрел на огонь. Мне очень не хватало Фарри. Мой друг, став стюардом капитана, внизу появлялся только по поручениям Грома.
   Так посреди ржущих моряков, шутливо задирающих друг друга, я оказался серой тенью. Молчаливой, хмурой, одинокой. Я быстро привык к злым остротам, насмешкам, грубым подтруниваниям - такова была палубная команда "Звездочки", иначе они не умели. А мне иногда хочется просто поговорить. О чем-то кроме вонючих портянок Грэга, слабого живота Патта или храпа Орри. Не смеяться со всеми над тем как Сабля поддевает страхи Шона, а Скотти пытается достать молчаливого Громилу - а думать о чем-то большем. Когда я отправлялся спать в нашу ячейку, то с грустью смотрел на пустой топчан приятеля.
   "Я выберусь" говорила надпись на перегородке за моей спиной.
   Мне тоже хотелось выбраться.
   Перед сном мне все чаще вспоминался Кассин-Онг и та жизнь "до" прихода Темного Бога, разрушившего мою деревню. Я вспоминал брата и Лайлу, Пухлого Боба и Сканди, Сансу и даже того мрачного наемника, нашедшего труп Одноглазого, и оставшегося где-то во льдах прошлого.
   Наверное, я скучал по Фарри. По его дару прогонять прочь мои дурные мысли.
   И по компасу, который отдал другу во второй день моего обучения у Тороса. Помню, как загорелись глаза Фарри, и как он с жаром и захлебываясь от важности момента благодарил меня за такое доверие. Помню, как он сунул драгоценный артефакт себе за пазуху, и я едва не удержался чтобы не забрать проклятую вещь обратно.
   Я доверял Фарри, но каждый раз, при нашей встрече, спрашивал: все ли в порядке. Мой рыжеволосый друг, раздуваясь от гордости, кивал и хлопал по груди. Теперь он, как и я прежде, повсюду носил компас мертвого моряка.
   Где ещё игрушка могла быть в большей безопасности, чем рядом с капитаном "Звездочки"?
  
   Я вновь посмотрел на Приют и тяжело вздохнул. Изо рта сквозь шарф вырвалось белое облачко. Сквозь дрожащую пелену дыхания внизу, вдоль тюков и ящиков прохаживалось двое местных купцов, сопровождаемых Крюкометом. Боцман, ведущий переговоры, преобразился. Он улыбался (что на борту случалось не часто), активно жестикулировал и всячески расхваливал товар Дувала. Купцы смотрели скептично, но жадно, открывая, то один ящик, то другой. Особняком на льду торчала статуя с "Сына героев", человек тянул руки к серому небу и, по-моему, никак не интересовал представителей "Китов и броненосцев".
   Сегодня, как только выгрузка закончится и товар (если его не купят прямо сейчас) отвезут на склад в Приюте - пробьет рельса на камбузе, "Звездочка" даст гудок и вся команда будет отправлена капитаном на отдых, с требованием вернуться на борт до отбоя. Событие, которое ждали все моряки без исключения. Утром капитан и Крюкомет выдавали бродягам пустыни мешочки с монетами, заработанные за путешествие. Неплохие деньги, если честно. Я получил двадцать монет, и это ещё без учета доли за "Сына героев", которую Гром поделит после продажи награбленного.
  
   За моей спиной загудела дверь шлюза, и на обледеневших ступенях появился Фарри. Мы условились встретиться здесь, как только его отпустит капитан. Взъерошенный, довольный, Фарри подошел ко мне, хлопнул по плечу и оперся на поручни, вдыхая свежий воздух. Минуту он озирался, изучая корабли в порту.
   - Негусто, - с ноткой разочарования произнес он.
   - М?
   - Я думал, что будет больше кораблей, - пояснил он. - Как бы не вышло так, что мы не найдем судно идущее к городам Содружества.
   Мне не хотелось перемен, и очень не хотелось, чтобы об этом знал Фарри. Потому я промолчал.
   - Как думаешь, если мы сейчас спустимся и пойдем в городок, офицеры не разозлятся? - невинно поинтересовался он. - Капитан сказал, что я свободен все то время, пока "Звездочка" стоит в порту. Он собирается жить в гостинице, и я ему не нужен. А ты как?
   - Торос меня отпустил. Но не сказал насколько.
   - Как тебе, кстати? Ты побьешь теперь кого-нибудь из абордажников? - с ухмылкой поинтересовался Фарри.
   Я лишь фыркнул.
   - А то я бы посмотрел! Темный Бог свидетель, это было бы интересно. Нас в Законе учили драться, но ни у кого не было в учителях Неприкасаемых. Да и учили постоянно напоминая, что вор попавший в драку - плохой вор. Я, конечно, был плохим вором, но... Ой, ладно! Давай спустимся и пойдем, а?
   - Пошли, - я оттолкнулся от перил.
  
  
   Чем меня удивил Приют так это чистотой. Торговцы так тщательно следили за порядком, что даже снег на белые крыши падал исключительно по правилам. Вдоль очищенных улочек красовались ровные ряды домов-сугробов с аккуратными проходами, путевые веревки выглядели новыми и связывали добротные столбики (а не покосившиеся, как случалось в Снежной Шапке), фонари горели даже днем. Мир Приюта поразил нас с Фарри до глубины души. После путешествия на "Звездочке" мы казались себе грязными оборванцами посреди этого белого великолепия.
   "Киты и броненосцы" не гнушались вести дела с пиратами, но при этом внимательно следили за собственной чистотой. Даже купеческие охранники гордо носили на себе белоснежные перекидки с гербом.
  
   Поселок можно было пересечь насквозь минут за пятнадцать неспешной прогулки, но мы, двое корсарских юнг, долго бродили по уютным улочкам Приюта, глядя на вздымающиеся над головами купола домов. Мы даже нашли вторые ворота, ведущие к оленьим пастбищам, и я с открытым ртом, забыв про холод, смотрел на красный лед, которые лизали снежные олени. Невысокие, фута четыре в холке, с опиленными рогами и большими кроткими глазами, они безропотно бродили посреди ледового загона, порабощенные человеческой волей и не печалящиеся об этом.
   Здесь им не страшны волки или львы - на вышках вокруг загона несли вахту вооруженные люди. Здесь их не мог настигнуть зимний буран - на дальней стороне пастбища раскинулся приземистый холодный хлев, способный защитить от ударов стихии. Если бы не то, что каждый из мохнатых красавцев был обречен на смерть в усладу людского желудка, жизнь оленей можно было бы назвать прекрасной и беззаботной.
   Несколько минут мы с Фарри наблюдали за тем, как звери раскалывают лед быстрыми ударами сильных ног, а затем тыкаются мохнатыми мордами в получившуюся крошку и слизывают питательные кристаллики синими языками.
  
   Если бы не алые поля, простирающиеся вглубь на многие десятки футов - олени бы вымерли и в Пустыне многое бы изменилось.
   Наконец Фарри сказал, что замерз, и предложил заглянуть в один из трактиров Приюта, чтобы перекусить в столь тихом и благостном месте, пока оно ещё не загремело от веселья дорвавшихся до свободы пиратов. Постоялых дворов тут было всего два: один с загадочным названием "Алиесорра"- большой, составленный из камня, в самом центре поселка и второй, поменьше, спрятавшийся на улочке неподалеку от порта. Туда-то мы и отправились по почти пустынным улицам.
  
   Звался тот трактир "Лед и пламя".
  
   Знаете, это удивительное чувство, когда ты заказываешь обед в незнакомом месте. Когда у тебя есть время осмотреться, проникнуться, попытаться понять, чем живут здесь, как живут. Мы уселись подальше от входной двери, от которой, к сожалению тянуло холодом, скинули верхнюю одежду и почувствовали себя взрослыми. Самостоятельными. Я представил себе, что нет больше "Звездочки", что нет уроков Тороса и тяжелого запаха кубрика, что нет вечной тряски ползущего по льдам корабля и, что главное, нет холода. Вообще.
   Говорят, в городах Содружества есть люди, которые почти не видят зимы и не выбираются из крытых кварталов. Сейчас я понимал, как же они должны быть счастливы. И наверное, в тот момент во мне вновь пробудилось желание перемен. Желание все-таки добраться до Барроухелма.
   В просторном трактире с низкими потолками почти никого не было. Лишь за центральным столом развалился на стуле невзрачный мужчина и с интересом наблюдал за нами, а мы старались казаться взрослыми и умудренными опытом странниками. Не знаю, почему на нас накатило такое. Наверное, опьянило чувство свободы. Когда миловидная служанка, напомнившая мне Лайлу, забрала с нашего стола монету и отправилась за запеченной олениной (на этом блюде настоял Фарри) - послышался звук отодвигаемой лавки.
   Фарри напрягся. Да и я встретил подошедшего мужчину немного испуганным взглядом, но постарался замаскировать его показным бесстрашием.
   - Приветствую вас в Приюте, бродяги! - мягким голосом поприветствовал нас. - Давненько у нас никого не было. Впервые в забытой цитадели "Китов"? Это ваш ледоход пришел утром? Как вам у нас?
   Я растерялся от такого количества вопросов, но на помощь пришел Фарри.
   - Хорошо у вас, - сказал он.
   - Меня зовут Рудди, я присяду? - он не дожидаясь ответа примостился на табурет за нашим столиком. От него пахнуло чистотой и, по-моему, цветами. - Люблю, когда кто-то приезжает. Здесь обычно скучно, гильдейские моряки все ходят в "Алиессору", а к нам не заглядывают. Так что каждый визит бродяг мне как тепло под курткой. Откуда вы?
   Рядом с нами появилась служанка, и я вновь обратил внимание на то, как же она похожа на Лайлу. Такие же чёрные волнистые волосы, та же осанка. Смущали лукавые зеленые глаза, но все равно я не мог оторвать взора от её правильных и тонких черт.
   - Давай-ка моим друзьям по нашему фирменному, Орина, я угощаю. А мне плесни горячей шаркунки, что ли!
   - Как скажете, мастер Рудди.
   Она с загадочной улыбкой посмотрела на меня, и я смутился и принялся изучать металлическую поверхность стола.
   - А что за фирменное? - напрягся вдруг Фарри.
   - Особенный "Приютский" чай! Неужели не слышали? - удивился Рудди. - Многие бродяги первым делом заходят к нам, чтобы попробовать его ещё раз! Есть один капитан, который предлагал большие деньги за его рецепт. Не пожалеете! Вы откуда?
   - "Звездочка".
   - А! Капитан Гром! По-прежнему орет? - понимающе заулыбался Рудди. - А его ледяной помощник ещё с ним ходит?
   - Вы про Мертвеца?
   - Про него, родимого. Голем падших шаманов, да простит меня Светлый Бог.
   - Да, ещё ходит.
   - У меня от него мурашки по телу. Один раз довелось общаться - страх и мрак в Разортауне!
   Его дружелюбие подкупило меня, и хоть Фарри ещё держался настороже, я чуточку расслабился. Рудди улыбался даже в сердце, от него исходило какое-то теплое любопытство и искренняя радость от общения. И капельку хитринки, которая присутствует у взрослых людей при общении с подростками вроде нас.
  
   Когда черноволосая служанка принесла нам ароматный чай, Рудди взахлеб рассказывал какую-то байку из жизни Приюта, но резко прервался:
   - Вот и он, фирменный чай! Давайте, попробуйте! Вы поймете!
   Я осторожно взял горячую кружку в руки, принюхался. От запаха закружилась голова, а рот моментально наполнился слюной. Пахло изумительно вкусно! Осторожно пригубив горячий напиток, я прикрыл глаза от удовольствия. Сладкий, с перчинкой, с букетом ароматов, он заставил меня вздрогнуть от наслаждения.
   - Потрясающе!
   Фарри согласно закивал.
   - Теперь будете знать, бродяги, - хитро улыбнулся Рудди. - На чем я остановился? Что-то же было такое, интересненькое... Так-так-так.
   Мы пили "Приютский" чай и слушали его вполуха, наслаждаясь ощущениями. Как давно мы не пробовали ничего кроме перцового напитка от мастера Айза или чуть кисловатой воды из общего бака! А тут такой нектар.
   В голове стало намного яснее, темные стены трактира заиграли новыми красками. Я заметил пару чудесных гравюр в арках зала и как прекрасны огни теплых фонарей над ними.
   - Как хорошо... - протянул Фарри и я с ним согласился. А когда служанка (Светлый Бог, как она была прекрасна) принесла нам мясо - мы едва ли не взвыли от восторга. Сочное мясо с удивительным соусом таяло на языке, и я забыл обо всем, наслаждаясь вкусом.
   Рудди наблюдал за нами с улыбкой.
   - Никогда не ел ничего вкуснее, - поделился Фарри.
   - Попробуй ребрышки, - заметил Рудди. - Они стоят недорого, но тоже весьма хороши. Угощать больше не могу, простите, но посоветовать - это легко. Это ничего не стоит.
   - Непременно, - с набитым ртом ответил мой друг. - У нас есть деньги!
   - Может, тогда пришла пора для взрослых напитков, а? - мужчина прищурился. - Время взрослеть, мальчата!
   На миг его предложение меня смутило, но я тут же согласился. Идея показалась потрясающей. Рудди был прав, почему нам, ледовым бродягам, не выпить мужского напитка.
   - Давайте! Что бы вы посоветовали, мастер Рудди?
   Он удовлетворенно кивнул и вновь подозвал Орину. Девушка приблизилась, и у меня пересохло в горле от того как она шла. Внутри зародилось странное томление, я почему-то вспомнил, как в Снежной Шапке спивающийся цирковой силач приводил в нашу комнату грязных, плохопахнущих шлюх, и там они...
   От мыслей я вспотел, но тут же расплылся в счастливой улыбке. Сейчас я понимал, что влекло Эльма. Сейчас я сам был Эльмом. Сердце забилось чаще, сильнее.
   Она что-то спросила у меня, но в ушах билось непонятное желание и у меня не нашлось сил для ответа. Я не заметил, как Рудди и подошедшая Орина переглянулись, мой взгляд жадно скользил по изгибам её тела и в голове роились мысли, о которых я и не подозревал до того момента.
   Рудди сказал что-то девушке, и та отошла, бросив на меня взгляд через плечико и улыбнувшись.
   Вцепившись пальцами в столешницу, я пару мгновений пытался понять, что со мною происходит, но потом бросил. Это чувство было так волшебно, так приятно... Волнение, лихорадочные фантазии.
   - За десять монет могу договориться с ней, - Рудди склонился ко мне и понизил голос. - Орина хорошая девушка, тебе понравится.
   Во рту пересохло от непонятных чувств. Пошевелив губами, я с изумлением и облегчением услышал свое:
   - Договориться?
   Рядом с удивительной одержимостью поедал оленину Фарри, а во мне волнующе билось это "Договориться". Воображение рисовало невероятные картины. Тело реагировало так странно, так ярко. Мне хотелось увидеть глаза чудесной девушки ближе, хотелось коснуться ее.
   Я посмотрел на кружку с допитым чаем. Что со мною?!
   - Да, договориться. Комнаты у нас чистые, а Орина очень ласковая. Ты понимаешь?
   И я понял. Неожиданно ярко, ясно и с вожделением. Должно быть, в глазах моих что-то промелькнуло, потому что Рудди широко улыбнулся и положил широкую ладонь на стол:
   - Но сначала деньги.
   Трясущими руками я полез под парку за кошелем. Фарри на миг оторвался от еды, но лишь на миг. Сдавленно простонав от наслаждения, он продолжил уплетать оленину.
  
   Когда Орина подошла к нам в следующий раз, то не сводила с меня восхитительных глаз. Должно быть Рудди подал ей тайный знак, не знаю. Улыбнувшись, она протянула мне руку.
   - Давай, бродяга! Отдохни по-мужски, - сказал Рудди, когда я поднялся из-за стола на одеревеневших ногах. её пальцы, такие теплые, такие нежные, повлекли меня сквозь трактир. Мы поднялись на второй этаж, где приятно пахло благовониями, прошли в небольшую комнату, где Орина закрыла за собой дверь, пристально посмотрела в мои глаза и шагнула ко мне. Я почувствовал её руки у себя на груди, почувствовал её губы. Сознание взорвалось от восторга, под ребрами стало тесно.
   Когда я вспоминаю тот день, то не могу сказать ничего конкретного. Только чувства, ощущения, от которых до сих пор чуть быстрее колотится сердце. До того дня я и не представлял, как оно бывает. Нет, конечно, мне снились странные сны. Я страстно желал разгадать тайну непонятных мне желаний и пытался представить, что же это такое, объединяющее женщин и мужчин. Но никогда не испытывал настоящей страсти.
   На втором этаже "Льда и Пламени" я изменился. В тепле, в уюте, порабощенный магией чая "по-приютски".
   Сначала мне показалось, что я делаю ей больно, но Орина лишь шепнула, чтобы я ничего не боялся. её забавляло мое изумление от ощущений, она улыбалась, она стонала от моих движений, и я сходил с ума от этого.
   Так мне открылась восхитительная тайна женского тела. Чудесная тайна. Я не мог оторваться от нее, я не хотел отрываться. В тот день я любил только Орину.
   - Что со мною? - спросил я, когда перестал испытывать невероятный голод. В ушах шумело, в теле царила приятная опустошенность. - Я никогда так не делал. Я не думал, что так бывает.
   Орина приподнялась на локте, с хитрецой глядя на меня из-под упавшего на лицо черного локона
   - Это чай, малыш. Так забавно тебя слушать.
   - Чай?!
   Она кивнула.
   - Он делает людей счастливым и освобождает их тайные желания. Самые глубокие желания. Он обостряет чувства. Я вижу, чего ты хотел. А твой друг предпочел вкусную еду. Люди разные, и желание у них разные.
   - Но почему ты согласилась? - спросил я. - Ты же служишь в таверне!
   Она улыбнулась и покачала головой.
   - Как ты только оказался среди пиратов, малыш? Ты заставляешь меня чувствовать себя испорченной и грубой. Я не служу в таверне. Просто матушка Розинда специально ставит девочек на работу во "Льде и пламени". Вдруг кто-нибудь закажет чай. В такие моменты моряки готовы платить любые деньги. Ну и если вдруг кому-то захочется ласки и без него. Многие не пьют приютский чай.
   - Я буду пить его всегда. Всю жизнь, - прошептал я. - Мне никогда не было так... Волшебно.
   Она звонко рассмеялась и покачала головкой:
   - Увы. Расплата скоро придет, малыш. её надо будет перетерпеть.
   Я смотрел на нее, не понимая, о чем она говорит. Во мне опять пробуждалась страсть.
  
  
   Глава девятая "Мертвец"
  
   Все случилось, когда я спустился по лестнице вниз и вышел в главный зал. Умиротворенный, обессиленный, я словно парил в воздухе и наслаждался удивительной невесомостью. Но когда увидел Фарри, то в тот же миг похолодел от страха. Мой друг сидел за тем же столом, облокотившись на него локтями, и на лице бывшего воришки переливались синие отсветы.
   Компас! Он сидел и любовался компасом.
   - Что ты делаешь?! Спрячь! - прошипел я, в несколько мгновений оказавшись рядом. Фарри вскинул голову, глупо улыбнулся. От него разило какой-то настойкой.
   - Э-э-эд! - протянул он. - Тебя долго не было!
   Я понял, что у моего друга оказалось не одно желание, пробужденное "чаем". Он наелся до отвала и напился, а затем, когда пресытился, полез за артефактом.
   - Отдай! - я протянул руку, мельком оглядев зал. Слава Светлому, но никого из посетителей за столами не сидело. Даже Рудди и тот куда-то исчез.
   Фарри прищурился, отдернул компас.
   - Зачем?!
   - Если кто-то увидит, Фарри?! Что если кто-то увидит?!
   - И что?! - с пьяной угрозой спросил он. - Что тогда? Увидят и пусть! Хоть что-то изменится! А то ты вообще ничего не делаешь!
   Я попытался схватить компас, но мой друг отпрянул назад и, не удержавшись на лавке, рухнул спиной назад. Артефакт грохнулся на пол со страшным стуком и отлетел к входной двери.
   "Он сломался! Он сломался!"
   - Эд! - возмутился изумленный и разозлившийся Фарри. Он неловко пытался подняться, и я было бросился к компасу, но мой друг извернулся и вцепился мне в ногу. - Ты чего, Эд?
  
  
   Вот именно в этот момент и открылась дверь в "Лед и Пламя". Холодный воздух проник в натопленный зал, на пару мгновений впустив зиму в уют трактира.
   - Вот вы где, - сказал Мертвец.
   Компас лежал в нескольких шагах от него. Синий свет пульсировал, озаряя пол не хуже шаманского фонаря. Фарри, наконец, отпустил мою ногу и поднялся, отряхиваясь и стараясь не смотреть на первого помощника.
   Мертвец не сводил взгляда с компаса, и... чувствовал. Выражение лица первого помощника как обычно было высечено изо льда, но там, под маской, загорелось недоверчивое изумление. Я нахмурился.
   - Что это? - хрипло спросил Мертвец. Голос его дрогнул, но пустынник быстро справился с собой.
   - Ничего, - слетело у меня с языка. - Так, игрушка.
   Он подошел к компасу и бережно поднял его. Лицо пирата в синем сиянии приобрело зловещие черты. Мертвец несколько секунд стоял неподвижно и боролся с поднявшимся в душе ураганом злобы, обиды, радости и искреннего удивления.
   - Игрушка? - он поднял на меня взгляд. Суровые уголки рта дрогнули в яростном оскале и вновь поникли. - Игрушка?!
  
   В зале появился встревоженный Рудди:
   - Что здесь происходит? Драка?
   В руках его была дубинка.
   Тут же хлопнула крышка компаса, и Мертвец безжизненным взглядом пригвоздил Рудди к месту.
   - О, мастер Мертвец, - нервно улыбнулся тот. - Мы вас заждались уже.
   Первый помощник молча протянул мне коробочку. Пальцы его чуть дрожали.
   - Вы самовольно покинули корабль, - сказал он спустя паузу.
   - Но... Нам сказали что...
   - Оделись и на выход, - Мертвец повернул голову к Рудди.
   - Чаю? - ехидно спросил тот. Первый помощник проигнорировал вопрос.
  
  
   На корабле нас ждала чистая ненависть. Разгрузка закончилась почти час назад, и капитан специально задержал всю команду из-за нашего ухода. Он собрал моряков в столовой и лично расположился у рельсы, пока Крюкомет и Мертвец искали нас в Приюте. Изголодавшиеся по воле абордажники и палубники, запертые Аргастом в недрах "Звездочки" встретили нас недовольным бурчанием. Я чуть не захлебнулся в их злобе. Даже флегматичный Громила смотрел на нас с обидой!
   Но в тот миг не это было самым страшным. Действие приютского чая заметно ослабло ещё пока мы боролись за компас в "Льде и Пламени", а сейчас меня попросту мутило. Голова кружилась, во рту скапливалась вонючая слюна, которую так не хотелось проглатывать.
   Опустив головы, мы встали перед капитаном, моля про себя обоих богов, чтобы все как можно быстрее окончилось. У меня по спине тек холодный пот, в горле плясал комок, желудок крутило, а в голове билась единственная мысль: только бы меня не вывернуло прямо здесь, на глазах угрюмой команды.
   Гром долго, бесконечно долго молчал, глядя на нас. Мне даже захотелось нетерпеливо воскликнуть, чтобы он поторопился.
   - Ну, мясо, отдохнули? - наконец произнес он. - Пока все работали, решили погулять, шаркунье племя?
   - Вы же от... пус... тили, - с трудом проговорил Фарри.
   - Не с корабля, оледеневший ты олений навоз. Не с корабля! Развели тут вольницу!
   Он поднялся на ноги, поигрывая стальным прутом.
   - Ну что, братцы, можете сказать спасибо этим двум щенкам за интересные посиделки. Может быть, это их научит?
   - Позвольте, капитан, - раздался мерзкий голосок Зиана. Он со смущенной улыбкой развел руками. - Но мне кажется, что в корабельном законе есть правило на этот счет.
   Гром бросил на него злобный взгляд.
   - Мне кажется, что мы должны неуклонно соблюдать кодекс, чтобы не случалось таких... Повторений. Как бы ни болезненно это было. Кто-то ведь может подумать, что и ему можно уходить со "Звездочки" когда ему вздумается, - продолжил молодой шаман.
   Моряки загудели, соглашаясь.
   - Я понимаю, что ребята только недавно у нас, но мы должны думать о будущем.
   - Я знаю что делать, задохлик, - рыкнул взбешенный указанием Аргаст. - Мертвец?
   - Закон гласит, что самовольно покинувший борт моряк лишается половины доли от будущего похода, - монотонно сообщил первый помощник.
   - Крюкомет, запомнил?
   - Да, - буркнул боцман. Судя по всему, ему тоже досталось.
   - Вы мудры, мастер Дувал, - чуть поклонился Зиан. Капитан поднял стальной прут и ударил им по рельсе. От резкого звона у меня почернело перед глазами.
   - Доброй охоты, братья.
  
   Я выскочил из душной столовой одним из первых, шатаясь, добрался до гальюна (оценив насколько же огромна была "Звездочка") и не меньше часа провел в вонючей уборной не в силах отойти от нее дальше, чем на пять шагов. Рядом со мною все это время также страдал Фарри.
   Последствия чая "по-приютски" мы испытывали ещё два дня. Долгих два дня мучений, ломоты в костях, в мышцах, ужасной головной боли, тошноты и жжения в животах.
   Никогда в жизни мне не было так плохо.
   Однако нашлась и хорошая сторона в нашем положении: моряки, чья злоба растворилась с первыми кружками пойла из трактира, с удовольствием шутили над мальцами, купившимися на "чай". Многие приходили в полумертвом состоянии и сил у них хватало лишь для того чтобы добраться до своих топчанов, но даже они добродушно посмеивались над нашими страданиями. Почти непьющий Грэг с улыбкой рассказывал о том, что через посвящение страшным напитком проходил каждый на корабле, ещё не зная о последствиях. Но даже после этих страданий находились желающие вновь попробовать злое варево. Тут он с намеком косился на счастливо улыбающегося Громилу.
   Грэг же и объяснил нам, измученным и обессиленным, причину такого странного и неожиданного для многих поступка капитана. Нас, уходящих в город, видел Зиан. Ученик шамана не смог пройти мимо такого шанса отомстить за бульон на дорогой шубе.
   Вот только мне было слишком плохо, чтобы возненавидеть его ещё больше.
   Грэг и Крошка Яки были в рубке вместе с капитаном, планируя дальнейший маршрут, когда Зиан демонстративно зашел попрощаться перед своим походом в Приют. Капитан возмутился, и тогда ан Варр стал жаловаться, что так нечестно. Мол, почему юнгам можно, а ему нельзя. Что его тоже отпустил старик Балиар. И говорил все это Зиан таким тоном, таким голосом, что Гром просто впал в бешенство.
   Наверное, если бы ученик шамана пришел к капитану лично, с глазу на глаз, то тот нашел бы управу на подлеца, но перед глазами матросов у Дувала не оставалось выбора и наше наказание стало жестким и публичным.
   - Он же камнесос, - буркнул Фарри. Бледный, словно рожденный под снегом, уставший - он повинился за свой проступок ещё в гальюне, между приступами. Наверное, мой друг мог этого и не делать, я понимал, что за него во "Льде и пламени" говорило трактирское пойло, смешанное с "чаем" и простил.
   Хотя, конечно, червячок сомнений в душе остался. Слова Фарри, сказанные тогда, запали в сердце.
   "Увидят и пусть! Хоть что-то изменится! А то ты вообще ничего не делаешь!" - сказал мой друг.
   Он был прав, но от этого легче не становилось.
   - Камнесос не камнесос, а сработал толково, - пожал плечами Грэг. - Можешь попробовать поговорить с Дувалом о шаманах, кто знает, вдруг он решит наказать щенка. Но я бы не стал рисковать. Все-таки ты всего лишь матрос, а он говорит со льдом и дает нам топливо.
   - Балиар тоже дает, - возразил я.
   - Балиар стал странным в последнее время, - заметил слушавший нас Шон. - Очень странным. Он вообще не выходит из своей каюты, и внутрь никого не пускает. А льдом теперь занимается только Зиан. Это не к добру! Придем в большой порт, и я ухожу. Что-то меняется и мне это совсем не нравится.
   Грэг устало закатил глаза, что-то хрюкнул пьяный Сабля.
   - Да идите вы, - прокомментировал это Шон. - Я спать.
  
   Так получилось, что два дня мы провели на корабле, лишь изредка выбираясь на свежий воздух. С самого утра команда отправлялась в Приют и на борту оставались лишь дежурные механики во главе с Шестерней, но они возились где-то на третьей палубе и почти не появлялись наверху.
   Признаться честно, я хотел вернуться в "Лед и пламя" и отыскать Орину. Невзирая на мое плачевное состояние и муки - её я вспоминал с трепетом и сладким восторгом. Но потом вновь приходила боль, тошнота, и я забывал о жрице тетушки Розинды.
   Так что мы почти не покидали кубрика. Следили за печкой, обходили с метлами коридоры на первой палубе, проверяли нет ли протечки в трубах отопления, и в свободное время валялись на топчанах, глухо обсуждая всю подлость Рудди, посоветовавшего нам свой поганый чай! Грег объяснил нам, что у охранника таверны часть работы заключалась в том, чтобы подтолкнуть загулявших моряков к желанию потратить ещё денег на выпивку и прочие удовольствия.
   Что ж, свою похлебку Рудди кушал не зря.
   Наказание капитана нас не тревожило, после той долгой зимы в Снежной Шапке деньги перестали быть чем-то важным. Да и поступок Зиана, на удивление, меня не задел (хотя Фарри вспоминал о нем со злостью). Возможно, шаман надеялся пробудить в команде ненависть к нам, но моряки быстро забыли о том часе ожидания. Так что этот поединок закончился не в пользу ан Варра. Как, впрочем, и предыдущие. О Волке и Сиплом мы давно уже не вспоминали, после того как Торос взял меня под свою защиту - абордажники со мною вели себя равнодушно и будто не замечали, когда мы сталкивались в коридорах "Звездочки".
   Наверное, слишком просто мне давалась жизнь на корабле. Слишком удачно. Но все рано или поздно должно было закончиться, я чувствовал это, и необъяснимая тревога в груди росла с каждым днем. Плавно текли разговоры "У Полового". Хронометр Ледовой Цитадели отсчитывал минуты и часы, и нечто близилось с каждым тиканьем загадочного механизма. Пряталось в темных проходах палуб и будто следило за нами, поджидая лучшего момента, чтобы выползти наружу. Одной из тревог оставался злосчастный случай во "Льде и Пламени", когда первый помощник так странно отреагировал на компас. Я надеялся, что все забудется и потонет в серых корабельных буднях, но боялся...
   Не зря.
  
   Мертвец пришел за нами на второй день. Мы сидели у печи и прихлебывали теплую воду, осторожно пережевывая вяленое мясо (сухой паек оставил нам ушедший в Приют Айз, но даже жесткую, сухую бродунину мы ели с оглядкой на бурление в животах и тошноту), когда первый помощник вошел на кубрик.
   - Проклятье... - тихо проговорил Фарри. Он склонил голову. - Это все из-за меня. Все из-за меня!
   Я промолчал, не сводя глаз с офицера. Мертвец неторопливо приблизился и молча сел на грязный тюфяк напротив нас. Никто не проронил ни звука. Мы испуганно ждали, а он не шевелился, вперив в меня холодный взгляд.
   - Что-то случилось, мастер первый помощник? - наконец, выдавил из себя Фарри.
   - Я хочу купить твою игрушку, - ожил тот.
   Мне стало жарко и холодно одновременно. До последнего я надеялся, что история в трактире забудется, что Мертвец просто удивился, обнаружив загадочную вещь у двух юнг.
   - Даю сто монет, - равнодушно заметил он.
   Я очень медленно, не сводя с него взгляда, помотал головой. Тело напряглось, в ожидании неприятностей.
   - Двести, - предложил Мертвец.
   - Я не продам ее.
   Ни единая жилка не дрогнула на безжизненном лице первого помощника, но глаза потемнели. Прошло ещё несколько бесконечно долгих секунд. Мне хотелось провалиться, исчезнуть, проснуться в другом месте. Сделать все что угодно, лишь бы оказаться подальше от молчащего Мертвеца. Наконец, он тяжело вздохнул и спросил:
   - Откуда он у вас?
   - Кто?
   - Компас, - в нем на миг проступило раздражение. Этот человек пугал меня все больше. За два месяца пути я не ощущал в нем никаких чувств, а тут...
   - Компас? - глупо переспросил я.
   - Да, компас. Игрушка, которую вы не поделили в трактире. Откуда он у вас? - офицер издевательски выделил "игрушку".
   - Нашли.
   "Он убьет нас"
   Мертвец мигнул, опять пару секунд помолчал и холодно поинтересовался:
   - Вы вообще знаете что это?
   Ответом ему было угрюмое молчание и взгляды исподлобья. Гудела печь, глухо и басовито тарахтели двигатели ледохода. Вот только кубрик перестал быть уютным местом.
   - Вы даже не знаете что это... - он закрыл глаза и покачал головой. - Вы даже не знаете...
   Я изумленно смотрел на Мертвеца.
   - Последние два дня я много думал, юнги. Никогда прежде я не был в таком состоянии, как эти два дня. Я хочу разойтись полюбовно. Я хочу все сделать по закону. Вы не знаете что это такое, а я знаю. Я предлагаю вам деньги. Хорошие деньги, тем более что вам они будут нужны, раз вас лишили доли. Не заставляйте меня переступать через себя.
   В нем чувствовалась обреченная угроза. Мертвец был готов на все. Человек-закон "Звездочки", человек-спокойствие, непоколебимый как вековые ледники - превратился в опасного зверя. Я смотрел на его сильные ладони, способные свернуть нам шеи. Вспоминал, как лихо он расправился с черной тварью у погибшего корабля.
   И молчал.
   - Я не смогу спокойно жить, зная, что эта проклятая вещь прозябает в руках двух сопливых щенков, - подытожил Мертвец.
   - Да зачем она вам? - вырвалось у меня.
   - Зачем? - веко первого помощника дернулось. - Есть зачем, юнга. Мой отец погубил себя, разыскивая вот такие вот "игрушки". Он погубил мою мать, когда за ними пришли. Он погубил меня, спасшегося и двадцать лет потратившего на бессмысленные поиски этих вот "игрушек". Я ушел от той жизни. Я выбрался! Я втоптал веру и память об отце в грязь и...
   Голос Мертвеца дрогнул. На миг, после которого вновь вернулась монотонность и равнодушие:
   - теперь вижу, что это не сказки сумасшедшего папаши. Только теперь я это вижу, когда предал все его стремления. Вот зачем, юнга.
   - Почему вы уверены, что это она? - осторожно спросил Фарри. - Может быть, вы ошибаетесь, мастер первый помощник?!
   - Компас чёрных капитанов, - он вперил в него свой мертвый взгляд и заговорил, словно выдирая слова из памяти. - Седьмая страница отцовской книги. Коробочка размером три на три дюйма. Светится голубоватым светом, если открыта. Под крышкой на золотой оси бирюзовая стрелка, от которой отходят мигающие красным огоньки, на дне гравюра изображающая деревья. Была утрачена Добрыми во время последней войны с чёрными капитанами. Предполагается, что она указывает место сосредоточения духа самого Царна. Одной из легенд является, что может указывать на проход через Южный Круг. Создатель компаса неизвестен.
   - Царн - тот, который сотворил Чёрных Капитанов? - прошептал я.
   - Да. Тот, кто изменил наш мир до неузнаваемости.
   - То ещё описание, - неуверенно хмыкнул Фарри. - Под него все что угодно может подойти. Взять хотя бы творения Ледяной Цитадели. Тоже могут сиять.
   - Из-за этого компаса погибла моя деревня, - я обрушил его старания отвести подозрения Мертвеца. Почему-то мне показалось, что первый помощник никак не связан с Радагом и его слугами. Что он может нам помочь, что он может просто выслушать нас. - Чёрные капитаны пришли за ней. Я не могу её отдать. Я обещал.
   Глаза Мертвеца сверкнули.
   - Обещал что?
   - Отнести её в Барроухельм, инструментарию Лунару. За нами охотились капитаны и ледовые гончие, но мы сбежали, - тайна, хранимая мною, вырвалась наружу.
   Светлый Бог, как же приятно говорить правду!
   Слова потекли друг за другом сами собой:
   - Мы ищем Добрых. Мы думаем, что Лунар из них. Нам очень нужно в Барроухельм, а мы застряли здесь, на "Звездочке". А на нее попали прячась от Радага, он был в порту Снежной Шапки, он искал нас вместе со своей ледовой гончей, последней. Двух других убил Эльм. А Радаг пришел с цирком к нам в деревню, а потом призвал Темного Бога, а до этого Одноглазый рассказывал нам про компас, про то, что его ищут. Он был странным.
   Мертвец поднял руку, останавливая меня:
   - Хватит. Я ничего не понимаю.
   - Сначала к нам пришел Одноглазый... - я попытался рассказать историю с другого конца.
   - Хватит! - жестко прервал меня офицер. Он сгорбился. Сколько ему лет? Сорок, больше? Сейчас казалось, будто не меньше полувека.
   - Почему именно Барроухельм? Что там такого? - спросил Мертвец.
   - Так сказал Сканди, наш шаман. Он помог нам сбежать от черного капитана. Он сказал, что надо найти инструментария Лунара.
   - Добрые есть и в других городах.
   - Вы знаете Добрых? - изумился Фарри. Он ещё не понял, что произошло, и кто сидел перед нами.
   - Мой отец был из Добрых, и в этом нет ничего восторженного, юнга. Вечный страх перед капитанами и их агентами, постоянный бессмысленный поиск и разруха всего, что было прежде. Жизнь на острие, без сил, без возможностей. Это не те Добрые, о которых поют бардеры. Совсем не те.
   - Вы думаете, что Лунар тоже из Добрых? - спросил я.
   - Подумай, юнга, зачем вашему шаману отправлять вас к нему, а не сдавать слугам чёрных капитанов? - не ответил он и повторил:
   - Барроухельм. Хорошо. Я подумаю, что можно сделать.
   Мертвец поднялся и, не прощаясь, ушел. Лязгнула дверь в коридор, и мы с Фарри переглянулись.
   - Подумать только - он из Добрых! - изумленно произнес мой друг. - Мертвец - из Добрых, с ума можно сойти.
  
   Я молчал, понимая, что мир изменился ещё раз. Меня распирало желание засыпать загадочного Мертвеца сотней вопросов, но мрак в душе первого помощника вызывал необъяснимый страх.
   В тот момент мне и в голову не приходило, что все происходящее до этого на корабле сложится так, как сложилось. Что все уже изменилось.
   И виной тому было любопытство Фарри.
  
  

ЧАСТЬ ВТОРАЯ "Отчаянье"

   Глава десятая "Первая смерть"
  
  
  
   - Мы идем в города Содружества, братцы, - сообщил нам Грэг. На корабле пробили отбой, но мы, как водится, ещё сидели у печи, попивая горячий перцовый чай. - Сегодня, наконец, проложили курс. Так что смею вас заверить - нас ждет долгое и тоскливое путешествие.
   - Капитану не терпится с их каперами повоевать? - мигом отреагировал Шон. - Положат же всех. Там охотников за нашим братом столько... Чем старина Гром только думает?! Зачем нам туда?! Пощипали бы тракты южные, как обычно. Проклятье, это же бред сумасшедшего, соваться к бродячим!
   Мы с Фарри переглянулись. После недолгой стоянки в Приюте "Звездочка" отправилась сквозь древние льды куда-то на запад, и жизнь вошла в прежний круг, а мы все ждали, что предпримет наш новый союзник - Мертвец.
   Видимо, дождались. Я искренне обрадовался новостям. Наконец-то наше путешествие приобрело какую-то цель.
   - Знать не знаю, Шон, чего его понесло в Содружество, - пожал плечами Грэг. - Мое дело маленькое, провести корабль по льдам туда, куда скажет капитан, а вот что за демон в него вселился - то не мои проблемы.
   Выглядел он недовольным
   - Я сойду в первом порту. Хватит уже терпеть его сумасбродство! - возмутился Шон. - Там никогда не было добычи, одни проблемы!
   - Капитану виднее, - заметил Три Гвоздя. Он с ленивым прищуром полудремал у печи.
   - Да ну его в ледяную клеть!
  
   Корабль содрогнулся, словно налетел на преграду. Двигатели страшно зачихали, оглушительно лязгнули несколько раз и резко умолкли. Я вцепился в тюфяк под собой, чтобы не упасть. Кружка с горячим чаем опрокинулась мне на колени. Над головой закачался шаманский фонарь.
   - Что это? - испуганно спросил Фарри. - Что случилось?
   На нас обрушилась непривычная тишина. Звенящая, нарушаемая только чьим-то храпом. Я не мог поверить в то, что произошло. Двигатели "Звездочки" замолчали и тяжелый корабль остановился.
   - Не к добру, - подытожил Три Гвоздя, отыскал взглядом Полового. Тот уже стоял на ногах, встревоженный, напряженный.
   Это было последнее, что я увидел до того как погас свет. Фонари на кубрике жалобно мигнули, и палуба погрузилась во тьму.
   - Быстро собрались, - сипло скомандовал Половой. - Кто с огнивом? Нужен свет. Быстро!
   На камбузе истошно заколотили в рельсу. Послышался отдаленный вопль-приказ, невнятный, но преисполненный тревогой. Ледоход молчал, и непривычная тишина закладывала уши.
   - Чё, танцы будут? - заметил сокрытый во мгле Сабля.
   - Похоже. Мне нужен свет. У кого огниво?! - повторил Половой.
   - Сейчас, - послышался ответ Рэмси. Во тьме несколько раз мелькнули искры, вырывая из черноты белое лицо моряка. Пламя не хотело заниматься, и пират в голос ругался каждой вспышке.
   - Нам энгу сожгли, - сказал Три Гвоздя. Голос его оживился. - Давайте выбираться отсюда. Бессмысленно чиркать, Рэмси!
   - Я разберусь, что бессмысленно, а что нет! - огрызнулся тот.
   - Свети так, - приказал Половой.
   На камбузе вновь заколотили в рельсу, а затем загрохотала дверь на кубрик. В проеме стояла черная фигура с лампадкой.
   В тот же миг вспыхнула такая же в руках Рэмси. Сообразительный моряк сразу понял, что нет смысла возиться с энгой и нашел свечи на китовом жире. Я вспомнил, что такая же была и у моего топчана.
   - Половой, вооружай команду! - мы узнали голос Айза. - Капитан сказал, что у нас гости. Быстро.
  
   Во тьме палубы, озаряемой искрами огнив да дрожащими лепестками жировых горелок, началась суета. Я растеряно схватился за парку, рядом со мною закопошился Фарри. Моряки торопливо одевались, проходили к выходу из кубрика, где у запертых дверей оружейного склада возился Половой. Одноглазый моряк сыпал проклятьями на массивный замок. Кто-то из корсаров светил старшему матросу плошкой. По-моему это был Рэмси.
   Я слышал топот ног на третьей палубе, резкие команды Волка, и не мог принять того, что происходит. В воздухе пахло сражением, а я думал о том, что сегодня всё может закончиться. Что не будет больше ни корабля, ни корсаров, ни меня. И компас черного капитана станет добычей для неведомых захватчиков. Или просто исчезнет во льдах.
   - Что у механиков? - проорал Половой и, наконец, справился с замком.
   - Трубы открыты, сливаем воду, - послышался глухой голос с трапа на нижнюю палубу.
   - Только бы получилось. Если разорвет котел - нам конец, - проговорил стоящий за мною Шон. Мы как-то сами собой выстроились в очередь у склада.
   Тень Полового исчезла в черном зеве оружейной, с грохотом обрушилась одна из сокрытых от моих глаз стоек, и старший матрос выругался.
   - Свет! Давай свет сюда, ледяное ты дерьмо.
   - Не ори! - процедил Рэмси, влез за ним в тесную комнатушку.
   - Быстро! По одному в руки!
   Старший офицер принялся выдавать морякам то, что попалось ему под руку. Снаружи раздался выстрел и приглушенный крик.
   - Что это?! Половой, ты оледенел? Зачем мне эта дубина?! Дай меч! - возмутился Галай. - На самом деле...
   - Потом, не задерживай, взял - отошел!
   - Вооружившиеся ко мне, - послышался голос Коротышки Яки. Голос старшего матроса дрожал. - Давай, давай!
   Когда подошла моя очередь - Половой сунул мне в руки увесистый меч, и я вцепился в рукоять как будто на тренировке.
   "Только тут не будет слов, Эд. Тут Торос не поможет"
   - Проходим! Проходим! Из тамбура не высовываемся! Ворчун? Ворчун, чтоб ты сдох! Где ты? - заорал Яки.
   - Тут, - хрипло ответили ему из темноты.
   - Бери себе пятерых, идите к дальнему тамбуру!
   - Понял! Сабля, Три гвоздя...
   - Я ещё не получил оружия! - возмутился последний.
   - Заткнись! Сабля, Три гвоздя, Патт, Рэмси и Орри - на дальний. Сначала получите оружие. Потом на дальний, тупицы! Я жду вас там! - взъярился Ворчун.
   Снаружи послышались глухие крики. ещё несколько раз кракнули дальнобои.
   Мы столпились в тамбуре, никто не пытался шутить. От чёрных силуэтов корсаров, едва видных благодаря горелкам, ощутимо веяло напряжением перед схваткой. Только Шон дрожащим голосом бормотал проклятья. Сквозь обшивку тянуло холодом, и я чувствовал, как корабль лишившийся энги с каждой минутой остывал всё больше.
   - Готово! Все готово! - снизу послышался истеричный голос Зиана. - Мы сожгли им топливо! Закатайте их под лед!
   Снаружи словно забарабанила метель из крупных льдинок. Ей вторили крики штурмовиков и пальба. Стреляли откуда-то сверху. Скорее всего, отряд Старика рассыпался по верхней палубе и оборонялся от нападавших
   - Небо ясное, на рожон не лезьте. Двигаться быстро и перебежками! Укрывайтесь за фальшбортами! - сказал Яки. - Ждем команды.
   - Юнг зачем вооружили? - подал голос Громила. - Пусть на корабле останутся. Они дети. Рано им.
   - Никаких рано! - возмутился Фарри. Я с удивлением понял, что он с радостью предвкушает бой. В нем совсем не нашлось места страху. Во мне же все цепенело от предчувствия смерти. Ведь там, снаружи, кто-то уже умирает. А скоро наступит и наша очередь.
   Я со стыдом понял, что отчаянно трушу, и разозлился. Ощерился сам на себя, вцепился в рукоять меча покрепче, и свободной рукой обмотал вокруг рукавицы цепь, скрепляя гарду с кистью. Нет уж. Никаких рано.
   - Пусть нюхнут крови, - заметил Грэг. - Мальчикам пора взрослеть.
   Он был самый спокойный среди нас.
   Несколько минут мы ждали команды, вслушиваясь в звуки сражения по ту сторону обшивки. Коротышка держал руки на штурвале двери. Позади меня нервно маялся Галай. Он постоянно повторял свое "на самом деле" и жаловался на доставшуюся дубину с шипами. Я сжимал меч, Фарри досталась небольшая пика.
   - Палубные - пошли! - раздалось откуда-то сверху. - Они лезут на трапы!
   Закряхтел штурвал, дверь распахнулась, и сине-алое сияние ночи резануло по глазам. Холодная волна обожгла кожу на лице.
   - Ааааарх! - неожиданно взревел Громила, первым выскочил в проем и рванулся куда-то направо.
   - Давай, братцы! - крикнул радостный Грэг.
  
   Атакующие уже карабкались по техническим трапам, скрывающим их от наших стрелков. Кое-кто успел забраться на второй уровень и оказался зажатым между нашей группой и моряками Ворчуна. Громила снес одного из напавших с прохода и тот с криком рухнул вниз, на лед. Я услышал, как хрустнули его кости. Штурмовики с дальнобоями поддержали нас огнем.
   Внизу, среди угловатых обломков льдин, прятались стрелки противника, и шквал выстрелов с корабля заставил их залечь. Но все равно рядом взвизгнула пуля, и я опрометью бросился по трапу налево, чувствуя на себе хищный взгляд невидимого стрелка.
   В темноте Пустыни сложно понять, где свои, а где нет. Мне нужно была хотя бы минута, чтобы разобраться в происходящем. Путь направо преградил сражающийся Громила, за которым пристроился Галай. Налево ход заканчивался подъемом на первую палубу. Я спрятался за фальшбортом физически ощущая щель между ним и полом (в нее так удобно пропихивать осколки льда при уборке и, проклятье, не менее удобно получить пулю). Мне казалось, что какой-нибудь матерый стрелок непременно выстрелит мне в ногу.
   Что он уже целится.
   На тесных технических ходах толпились люди, вынужденные ждать пока сражаются впередиидущие. Наш Громила шел первым и расчищал дорогу к трапу вниз, а остальные топтались за его спиной и те, кому достались пики или алебарды, старались достать противника из-за здоровяка. Рядом со мною оказался Фарри.
   - Внизу! Внизу! Смотри! - крикнул он мне. - Ты видишь, Эд?! Видишь?
   Я выругался, но всё же приподнялся над спасительной защитой. Навскидку я насчитал около тридцати нападавших, рассеявшихся среди льдин или же карабкающихся по трапам наверх. На втором уровне закипела схватка - незнакомцев с обоих сторон заперли бойцы Ворчуна и Яки, и бандиты с руганью мешались друг-другу.
   Послушав Фарри, я глянул вниз и обомлел. Небо вспыхнуло алым, осветив темные тени льдов, и мне показалось, что я сплю. Внизу, у самой гусеницы, стоял до боли знакомый бритоголовый здоровяк и, задрав голову, смотрел наверх. Прямо на меня.
   - Эльм?! - вырвалось у меня.
   - Я нашёл вас, собачья жизнь! Я нашёл вас! - прокричал тот со звериной радостью.
   Выстрел выбил облако ледяной крошки у его ног, и циркач бросился в сторону.
   - Как так?! Как так, Фарри? Как это может быть?! - я нырнул под защиту фальшборта.
   - Не знаю! Не стой!
   Громыхнул ещё один дальнобой, и кто-то из наших вскрикнул от боли. Атакующие теснились на трапе на наш уровень, где буйствовал Громила и Сабля. Я заметил, что технический ход ниже нас никто не контролирует, и бандиты заняты наседающими на них моряками палубной команды. В этот миг все уроки Тороса оказались забыты. Здесь я бесполезен, а вот там...
   Вцепившись в поручни, я легко перекинул себя через них. Я успею. Должен успеть! Привязанный к руке меч больно ударил по плечу. Понимая, что представляю из себя великолепную мишень, я торопливо отпустил поручень. Фальшборт перед моими глазами прыгнул наверх, и я отчаянно вцепился в щель между ним и ступенями технического хода. Пальцы взвыли от напряжения. Проклятье. В варежках это сделать оказалось не так-то просто. Руки вспотели, и я почувствовал, как выскальзываю из рукавиц.
   - Драный демон!
   - Ты куда? - обалдел Фарри.
   Качнувшись назад-вперед, я отпустил руки и грохнулся на железные ступени нижнего хода. Присел, ещё не веря в то, что у меня получилось, и, подхватив клинок, бросился к стоящему спиной ко мне бандиту.
   - Давай за ним! - заорал кто-то наверху.
   Я должен был успеть.
   - Сзади! Сзади! - хрипло закричали снизу, предупреждая мужчину, стоящего ко мне спиной. Кракнул ещё один выстрел. Пуля лязгнула о фальшборт.
   Бандит не успел развернуться. Только начал, когда я подскочил к нему сзади и размахнулся.
   "Никогда не коли в тело, у тебя не хватит сил пробить одежду. Только руби. С размахом, от плеча. Целься в ногу, целься в шею" - говорил мне Торос.
   За миг до удара я вдруг понял, что делаю, и едва не остановился. Кем же я стал?! Чем этот человек отличается от меня?
   Но сталь непреклонно обрушилась на колено незнакомца, и тот с криком осел.
   "Если он упал - добивай. Всегда добивай"
   Со сдавленным рычанием я вонзил меч в шею упавшего пирата. Дымящаяся кровь брызнула на металл, на лицо, на одежду. Сердце екнуло.
   Сверху кто-то упал, молча, и грохнулся внизу об лед. Я заметил это лишь краем сознания, дернулся чуть в сторону, вскинул голову.
   - Эд! - крикнул кто-то сзади. - Назад!
   Второй бандит перепрыгнул через труп товарища и сходу сбил меня с ног, занес меч. Я увидел, как безумно скалится бородатый разбойник, и не мог пошевелиться. Просто смотрел ему в глаза, чувствуя льющуюся из него ярость и ожидая, когда сталь обрушится на меня. Выстрел из дальнобоя пробил ему грудь, и незнакомец отлетел спиной назад, рухнув под ноги другим атакующим. С воплем с трапа свалился ещё один бандит.
   - Давите их! Давите!- истерично заорал сверху Шон.
   - Эд! Вставай!
   Я дернулся, выбираясь из оцепенения, вскочил на ноги. ещё одна пуля лязгнула об обшивку "Звездочки" ровно в том месте, где была моя голова за миг до этого. Меня отволокли в сторону, Грэг что-то прокричал в лицо, но я лишь хлопал глазами и не понимал что происходит.
   - Приди в себя, юнга! - Грэг оттолкнул меня назад. Я пошатнулся, вцепился рукой в холодный поручень и взвыл от боли. Рванулся, отодрал ладонь от металла, оставив на нем кровавое пятно. Кисть заполыхала, будто я сунул её прямо в печь. Варежка, где моя варежка? Когда я её потерял?
   Штурман сцепился с долговязым разбойником, который нервно озирался, боясь потерять из виду наседающих сверху моряков "Звездочки" или Грэга.
  
   Снизу слышались гневные и испуганные вопли. Неприкасаемые и несколько штурмовиков обошли сражающихся с тыла и теперь косили стрелков средь льдин молниеносными ударами. Я прижался спиной к борту корабля, шипя от боли и оглядываясь. Прыгать вниз, на гусеницы, с такой рукой как у меня - слишком рискованно.
   Атака Неприкасаемых повергла врагов в ужас, бой стремительно заканчивался. Абордажники на верхней палубе с проклятьями отстреливали бегущих прочь бандитов. Из-за вмешательства Грэга - с трапов снесли последних разбойников. Моего участия в бою больше не требовалось. Прижимаясь к борту корабля, я чувствовал, как от мороза немеет кожа на лице. Поднял здоровую руку с тяжелым мечом, попытался растереть кожу варежкой, но зацепил цепью клинка щеку и всхлипнул от новой вспышки боли и обиды. Ну как же так, а? Ну почему опять?!
   Холод обжег ссадину на лице, а я попытался разыскать взглядом Эльма. Где он? Драка на трапах затихала. Палубной команде удалось опрокинуть штурмующих корабль бандитов. Внизу, у траков и на них лежали тела. С отбитого трапа на лёд соскочили Сабля и Три Гвоздя, добивая раненых врагов.
   Силача нигде не было видно.
   Может, мне почудилось? А?
   Рука болела ужасно. Я старался прижать её к телу, заливая кровью парку. Пытался сунуть её под теплую одежду и шипел от боли. Схватиться за железо на морозе - это же надо было до этого додуматься! А ещё эта оледеневшая цепь!
   Неприкасаемые быстро расправились со стрелками, и бой утих. Торос с двумя клинками остановился у одного из обломков, что-то сказал Бурану. Тот оглянулся, махнул рукой. По трапам вниз спускались наши дальнобойщики. На льду появился Крюкомет:
   - Не расслабляться! Не расслабляться! Сбор! - проорал он. Озираясь, боцман крутил на цепи свой жуткий крюк.
   Рядом со мною кто-то спрыгнул на технический ход, грубо рванул за плечо. Я опешил, попытался вырваться.
   - Компас у тебя? - сказал Мертвец. Дальнобой висел на его плече, и от оружия разило чем-то едким. Первый помощник был среди тех, кто отстреливался от нападающих с верхней палубы.
   - У меня, - ответил Фарри.
   - Дурак, - бросил офицер. - А если бы тебя убили?
   Мой друг нахмурился и огрызнулся:
   - Тогда ты бы снял его с трупа.
   Мертвец моргнул, хмыкнул.
   - Это неплохая мысль. Займись ранеными. Ты, - он ткнул мне в грудь, - со мною.
   Он отвернулся и зашагал к трапу.
   - Добрые мне нравятся всё меньше, - сказал угрюмый Фарри.
   Горячка боя схлынула, и сквозь ругань и победные возгласы пробились, наконец, стоны раненых. Наверху кто-то причитал от боли, и я никак не мог узнать этот высокий, срывающийся голос. Рука болела нещадно, но ослушаться Мертвеца я не решился.
   - Ох, вот, Эд?! - забеспокоился Фарри, увидев, как я побрел к трапу. - Стой.
   Он сжимал мою варежку.
   - Там валялась. Бери... Как вообще рука?
   - Больно, но терпимо, - соврал я, натянул её на себя, сдержав возглас боли.
  
   В молчащей Пустыне раздался выстрел. Одинокий и оттого зловещий. Звук заблудился среди льдов и утих, но всё равно во мне что-то сжалось и умерло.
   - Ой... - сказал Фарри.
   Я посмотрел вниз, забыв про боль, про холод и про страх. Там, среди льдин, раскинув руки, лицом вниз лежал Торос. Рядом с ним вжался в расщелину Буран. Неприкасаемый в алых одеждах крутил головой и окликал товарища, но его белый собрат молчал и не шевелился. Штурмовики после выстрела рассыпались по укрытиям, ощерившись дальнобоями. Несколько теней рвануло в лабиринты льдов, а я смотрел на своего учителя и не мог оторваться, надеясь, что Торос поднимется, что он перевернётся на другой бок, или махнёт рукой, мол, все в порядке.
   Буран что-то закричал, но я не разобрал ни слова. Голова закружилась. Не помню, как я оказался внизу. Мне хотелось подойти к Торосу, но меня остановил Крюкомет. Он грубо толкнул меня в сторону.
   - Потом! Всё потом! Сейчас дело, юнга!
   Крюкомет направлял бойцов куда-то в обход ледового лабиринта, раздавая пинки и проклятья.
   - Все за Стариком! Не стоим, не стоим! Собрались и пошли! - орал он. - Где Волк? Где, мать его, Волк?
   Мне стало жарко. Я моментально забыл про мороз, про рыхлый снег, в который я проваливался на каждом шагу, про примерзшую к варежке рану. Волк...
   - Он и Вилли ушли куда-то вперед, должен был зайти стрелкам с тыла, - подал голос один из абордажников. - Неужели убили?
   С тыла... Тот одинокий выстрел.
   - Это он убил Тороса, - тихо сказал я. Штурмовик рядом со мною покосился на меня, покачал головой, но промолчал.
   - Вперед! Вперед! - проорал откуда-то спереди Старик. Командир абордажников лично повёл в бой своих людей, каким-то чудом определив направление. Я старался идти по рваным канавам, проложенным кем-то до меня. Но всё равно то и дело спотыкался. Сам Старик, Буран и четверо штурмовиков (один из них был Сиплый) топали впереди. Ещё двое шли со мною. Мы двигались вдоль ледового лабиринта; ветра и солнце превратили его в колючий голубоватый лес, засыпанный снегом. Там можно было спрятать целое войско.
   - О, Бауди, дрянное ты мясо, как тебя сюда занесло? - рядом со мною оказался Сабля. Глаза моряка сверкали. - Не рановато?!
   Нас стало четверо. Где-то позади торчал Крюкомет и ещё двое абордажников. А где остальные?!
   - Корабль!
   Сияние выдернуло из тьмы чёрный силуэт ледохода.
   - Растянулись! Слишком растянулись! Шаркунье племя, шевелите лапами, чтоб вас сожрали голубые акулы! - бесновался Старик. Над пустыней пронесся тяжелый стон льдов, где-то загрохотало. Небо вновь вспыхнуло, освещая лица объятые лихорадкой погони.
   - Слева! Кто-то слева! - закричал один из штурмовиков идущих с нами. Боец плюхнулся в снег, вскинув дальнобой, Сабля тоже нырнул в сугроб, а я остался на месте, растерянный и испуганный:
   - Стой, сука! Стреляю!
   - Стойте! - завопил Волк. - Свои!
   Офицер штурмовиков с дальнобоем в руках выбрался из ледяных лабиринтов.
   - Где Вилли? - спросил его упавший штурмовик. Он тяжело поднялся на ноги, опираясь на оружие.
   Коренастый пират пробился на проделанную тропу, перевел дыхание.
   - Нет Вилли, - хрипло сказал он. Серебристая парка Волка была залита кровью. - Какая-то сука зарезала. Я не смог ничего сделать.
   Он сплюнул на снег, обернулся и увидел меня. Губы пирата тронула ехидная улыбка.
   - Ты убил Тороса! - взвыл я и бросился к нему.
   - Стоять юнга! - рявкнул оказавшийся рядом Крюкомет. Сабля в прыжке сбил меня с ног и повалил на снег.
   Боцман резко мотнул головой:
   - Чего встали? Вперед!
   - Он убил Тороса! Я знаю! Это он стрелял!
   Моряки с сомнением смотрели то на меня, то на Волка. Даже боцман и тот на миг опешил. А я лишь сейчас понял, что кроме Сабли рядом ни одного знакомого лица.
   - Сумасшедший придурок, - прошипел Волк и двинулся к кораблю противника.
   - Быстро! Быстро! - послышался крик Старика.
   - Он убил Тороса! - повторил я. Эти чувства в душе пирата ни с чем нельзя было перепутать. Униженный штурмовик отомстил Неприкасаемому выстрелом в спину.
   - Заткни пасть, идиот, - зашептал мне на ухо Сабля. - Заткни по-хорошему.
   - Но это он...
   - Заткнись! Потом!
   Сабля поднялся, отряхнулся.
   - Кретин, - подытожил он. - Тупица и кретин. Пошли!
   - Но это он стрелял, я уверен, Сабля!
   - Да драное ты дерьмо, оледеневший ты шакруноед! Заткнись, что неясного!
   Он склонился ко мне:
   - Ты же хочешь вернуться на борт, а?! Тогда завали свою пасть чем-нибудь вонючим и заткнись! Где нашлась одна пуля для героя - найдётся и вторая, раз тебе мозга не хватает это понять! Ты хочешь получить её как можно раньше, а?!
   Я смотрел на него с ненавистью, но, наконец, нашел в себе силы замолчать. Этот злой и грубый человек был по-своему прав. Я опять поторопился, и теперь Волк будет осторожнее.
   - Драный демон, - вырвалось у меня.
   - Чего встали, ледоеды?! Быстро сюда! - гаркнул Старик.
  
   Безжизненный корабль встретил нас запертыми шлюзами и руганью Старика. Широкоплечий командир абордажников бродил вдоль ледохода и потрясал воздух разъяренными воплями.
   Мертвец, скрестив на груди руки, стоял на обломанной заструге и внимательно оглядывал доставшееся нам судно. Я подошел к нему и встал рядом. Корабль выглядел пустым... Брошенным.
   - Там никого нет?
   - Если бы наш боевик минуту помолчал, я бы мог так подумать, - сказал Мертвец. - Но пока он вопит - ничего не могу сказать с уверенностью.
   Буран и двое штурмовиков забрались на верхнюю палубу, объятый горем Неприкасаемый старательно искал возможность выплеснуть свою ярость. Я чувствовал его звериную надежду на схватку, пока он бродил по шаппу напавших на нас моряков. По Пустыне бесшумно прокатывались алые и синие волны. Тишина сводила с ума. Тишина приманивала смерть. Тишина была смертью.
   Я поёжился. Рука отозвалась пульсирующей болью.
   - Эй! - крикнул сверху Буран. - Тут есть лаз!
   - Пошли наверх, оледенелые крысы! - тут же взвыл Старик. Он и остальные штурмовики принялись карабкаться по трапам на верхнюю палубу.
   - Не лезь туда, - одернул меня Мертвец. Он не пошевелился, изучая корабль.
   - Крюкомет, я с сопляком присмотрю за входом, - крикнул он боцману. Тот торопливо кивнул и бросился к трапам. Туда же поспешил и Сабля.
   Мне хотелось рассказать ему о том, кого мы увидели с Фарри. Но я столкнулся с тем, что не знаю, как объяснить всю важность произошедшего. Я перебирал в уме слова, но никак не мог сделать их действительно весомыми. Они казались мне неуместными, лишними, смешными. Цирковой силач из прошлого охотится за нами? Какая, к ледовым демонам, разница?! Сегодня, когда столько крови пролилось на холодный лёд - рассказы о прошлом бессмысленны. Жестоки. Потому я решил промолчать об Эльме. Но о судьбе Неприкасаемого смолчать не смог.
   - Это Волк убил Тороса, - сказал я, не сводя взгляда с ледохода. Над Пустыней вновь пронесся стон, а затем мягкий порыв ветра швырнул мне в спину колючим снегом. Я пошатнулся, с трудом сжал левую руку в кулак, ощущая, как она перестает меня слушаться, как примерзшая к ране шерсть вновь рвет плоть.
   Мертвец чуть повернул ко мне голову.
   - Торос не убит.
   Я онемел от радости, повернулся к первому помощнику. Тот безразлично изучал мягко вспыхивающий алым и синим корабль.
   - Он не убит? - с трудом нашелся я, отчего-то скрывая детский восторг перед столь славной новостью.
   - Ранен. Тяжело. Тихо.
   С лязгом открылся шлюз на второй палубе. Наружу выбрался кто-то из штурмовиков. Перегнувшись через фальшборт, он с шумом прочистил желудок. Второй абордажник, пошатываясь, пристроился рядом, и его тоже вырвало.
   - Не к добру, - равнодушно произнес Мертвец.
   Штурмовики переводили дух, не желая даже думать о том, что увидели. Вскоре на лёд спустился бледный Сабля. Он присел на обломок льдины, оперся в колени и встретил мой вопросительный взгляд мутным взором.
   - В жизни такой дряни не нюхал. Срань демоническая, - сказал он мне.
   Мертвец уже общался с офицерами, и я был предоставлен сам себе.
   - Говорят, кто попал за Южный Круг - становится вот такой гнилой дерьмовиной. Но, лёд мне в жопу, они ещё утром были живее живых.
   - Что там, Сабля? - не понял я.
   - Коконы там. Коконы, в которых застывшее кровавое месиво. Одни дохляки, всекаешь, юнга?
  
   По Пустыне вновь прокатился стон льдов.
   - Нам конец, юнга, - неожиданно серьёзно посмотрел на меня Сабля. - Это проклятый корабль!
   - Возвращаемся на "Звёздочку" - проорал Старик. - Шевелимся! Нам предстоит поработать!
  
   Глава одиннадцатая "Холод и тьма"
  
  
   Торос, действительно, не умер, но получил тяжелое ранение. Зато в схватке на трапах погиб молчаливый Громила. Пули унесли жизнь Галая и Орри, мучительно умер Патт. Это он и причитал на верхнем ходе, прижав руки к окровавленному животу. Тела моряков и штурмовиков сложили рядом с траками молчащего ледохода. Я ходил среди них словно потерянный. ещё несколько часов назад все они были живы, все были частью моей жизни.
   Трупы напавших сложили неподалеку от корабля, и я трижды прошел мимо них, в надежде отыскать Эльма. Но среди обледеневших глаз мертвецов я не нашел знакомых. Потом меня отыскал Фарри и силой затащил в лазарет к Квану, чтобы тот посмотрел на мою левую кисть.
   Доктор, измученный, нервный, прошептал проклятья, отодрав варежку от руки. У меня не было сил пугаться или тревожиться, хотя почерневшие обрывки кожи и бесчувственность пальцев признак совсем дурной.
   Я смотрел на койку где лежал Торос. Грудь Неприкасаемого вздымалась неровным дыханием, из горла рвались нехорошие хрипы. Но он был жив. Тут же сидел и Грэг, которому прострелили руку. Бледный, мрачный штурман то и дело спрашивал у доктора:
   - Где Лис, Кван?
   Но наш унылый врачеватель лишь пожимал плечами и возвращался к работе.
  
   Вскоре загудела печь в лазарете. Хромающий Три Гвоздя притащил целое ведро энги, устало переглянулся с Грэгом и поспешил обратно. Я знал, что происходит снаружи. Палубные матросы, механики и штурмовики, забыв про свою избранность, спасали корабль. Пилили льдины, заполняя железные ванны. Глаза шаманов глубоко запали от усталости, но и старик Балиар и подлец Зиан выкладывались на полную, обеспечивая механиков энгой.
   Кван смазал мои раны жирной и вонючей гадостью, напоил каким-то отваром и отправил на кубрик. Пальцы нещадно колола боль, но сидеть в холодном темном отсеке, пока товарищи надрываются на работах, я не смог. С трудом выбрался наружу, и только там понял, что у меня совсем не осталось сил. Вцепившись в фальшборт второй палубы здоровой рукой, я смотрел вниз и чувствовал только тяжесть в теле. Казалось, что с каждым мигом я набираю вес, и колени стали подкашиваться, не выдерживая.
   Что за отвар влил в меня Кван?
  
   В ночи стонала и грохотала Пустыня, над которой уже поднимался рассвет; внизу метались тени и жужжали пилы. Моряки таскали ведра с энгой куда-то в недра первой палубы, где суетились механики. Пару раз "Звездочка" содрогнулась, когда инструментарии безуспешно пытались завести двигатель, лязг растекался средь льдов, сопровождаемый яростными проклятьями Шестерни в адрес "поганых ублюдков с крррривыми рррруками которрррые нужно оторррррвать и скорррррмить волкам".
   - Нельзя заводить! Нельзя! - орал он.
   Первым из шаманов отключился Зиан. Молодой парень осел рядом с ванной и его тут же подхватили на руки. Балиар смог приготовить ещё несколько баков, прежде чем поник, опустил голову и молча побрел к кораблю.
   Я смотрел на старика и чувствовал его злость, непонятную ярость и досаду. Балиар думал о своем ученике с завистью, с ненавистью. Что у них произошло?
   Устало моргнув сухими и тяжелыми веками, я пошатнулся. Опустился на колени, так что фальшборт закрыл мне обзор и с облегчением повалился на невероятно теплый и мягкий трап. Хотелось спать. Очень хотелось спать. Несколько секунд я лежал без движения, наслаждаясь покоем.
   "Ты умрешь, Эд. Встань"
   Я не хотел подниматься. Здесь было тихо и спокойно, хорошо. Лихорадочные мысли об Эльме, о компасе, о Торосе ушли куда-то далеко. Ничего хорошего меня в будущем не ждало. Над головой дышало северное небо, низкое-низкое, мягкое-мягкое.
   В сердце кольнуло. Я услышал скрип снега где-то наверху и почувствовал коснувшийся меня недобрый взгляд. Перегнувшись через фальшборт, с первой палубы на меня смотрел Волк. Клубы пара вырывались из-под шарфа, шапка была надвинута на лоб.
   Хочешь, чтобы я сдох здесь, да? Хочешь, чтобы этот драный юнга тихо-мирно замерз и замолк навеки?
   Я очень медленно сел, с трудом встал на подгибающиеся ноги. Бросил взгляд на Волка и, увидев его разочарование, шагнул к тамбуру на палубу.
   "Я выберусь..."
  
  
   ***
  
   Тепло - самое драгоценное, что есть у человека в Пустыне. К сожалению, ценить его, как и многое другое, начинаешь только когда лишаешься. Полностью или частично - это не важно. Энга, нескончаемая энга. Дешёвое топливо, простое топливо. Есть шаман - значит, беды не будет. Так я считал всю свою жизнь, пока не понял, как же ошибаюсь.
   Теперь, ютясь на кубрике возле одной печки, чувствуя холод, пробравшийся на борт "Звездочки" я узнал много нового. Вся энга, которую производил осунувшийся и ещё больше состарившийся Балиар, шла на двигатели. Моряки пилили лед, старик выбирался наружу, превращал его в густую жидкость и пираты ведрами носили получившуюся смесь в недра технической палубы, где техники добавляли в неё что-то и заливали в громадные недра моторов, чтобы смазать сердце "Звёздочки".
   На корабле стало неуютно. В кубрике мы переделали все переборки вокруг печки Полового так, чтобы ни капли тепла не уходило зря. Стащили топчаны так, чтобы лежать поближе друг к другу, но, холод всё равно пробирался к нам. Шипели лампадки с китовым жиром, бросая тусклый свет на покрытые изморозью стены. Хрипло и надсадно кашлял Шон.
   Про холод быстро забываешь, но когда он возвращается, кажется, что и не уходил никуда этот суровый спутник. Что лед был здесь всегда, просто прятался, дожидаясь удобного момента. И только печь Полового хоть как-то удерживала стихию от победы над пиратской командой.
   Не знаю, каким образом капитану удавалось договориться с Балиаром, ради лишнего ведра энги для кухни, лазарета и печей на палубе. Шаман работал на износ, и постоянно ругался. В нём поселилась тьма, каждая просьба Грома заканчивалась вспышкой недовольства. Добрый, рассеянный шаман куда-то исчез, и на его месте оказался скандальный, склочный старик.
   Мы вдруг все стали зависимы от дара заклинателя льдов.
   Первая палуба опустела. Оставшиеся в живых штурмовики и офицеры перебрались на камбуз, поселившись вместе с инструментариями. До того момента как механики не запустят систему отопления - всем придется потерпеть вынужденную тесноту.
   Но самым страшным был не холод. Страшнее всего оказалась непривычная темнота и тишина, словно нас заперли в железной коробке навсегда (хотя, получается, так оно и случилось). Двигатель заводить больше не пытались, я слышал, какую истерику закатил Шестерня, предрекая гибель моторов при тщетных попытках, и потому капитан решил всё сделать осторожно и надежно. Сначала масла, потом топливо с запасом, и только потом уже подумать о большем. Мы терпели. У нас не было выбора. Судно погрузилось во тьму со светлячками шипящих горелок. Люди стали тенями. И мне показалось, что на "Звёздочке" зародилось нечто новое... Нечто жуткое. Даже разговоры на кубрике теперь шли вполголоса, будто громкие слова могли разбудить затаившихся в темноте демонов.
  
   Заготовка льда для энги приостановилась, так как Балиару нужно было восстанавливать силы, а Зиан слег в его каюте и больше не появлялся наверху. Половой, нахохлившийся у печи, не тревожил моряков зряшной работой. Самой главной задачей для палубных моряков (да и для всех остальных) стало выживание. Холод, темнота и безделье. Скучные игры в кости и курду (тайком от старших офицеров, которые, надо сказать, на кубрик не заглядывали), неловкие разговоры и воспоминания. Злые проклятья в адрес тех, по чьей воле мы застряли в Пустыне. Моряки считали, что угодили в засаду, предназначенную для кораблей "Китов и броненосцев". Жизнь пирата непроста, случаются и такие оказии.
   Больше сетовали на шамана, оказавшегося не готовым к удару чужой магии (хотя это, как я понял, было одной из обязанностей корсарского заклинателя). Закутанный в шкуры Сабля (отчего он походил на бродягу) то и дело вспоминал странные коконы на борту пиратского шаппа, Шон мрачно и испуганно отмалчивался, и даже Три Гвоздя не спешил делиться своими догадками. Он по сотому разу затачивал нож, угрюмо глядя на огонек в печи.
   Так прошло несколько дней. Тяжелых, наполненных морозом и усталостью. Я постоянно ошивался в лазарете, помогая вымотанному Квану ухаживать за ранеными. Это было тесное помещение(наверное раза в два меньше чем каюта Неприкасаемых), с тремя койками за ширмой из серых шкур и массивным железным столом у стены. Я увидел на нем пару раскрытых книг, страницы которого придавили плошки и кувшин с каким-то снадобьем. На углу стола чуть гудел тигель, и в котелке булькало лекарское варево.
   На одной из страниц красовалось жирное пятно, расплывшееся вокруг банки с целебной мазью.
   Над рабочим местом Квана нависали хитроумные сетчатые короба с десятками ячеек, в которых хранились различные колбы с лекарствами и смесями. Он то и дело доставал оттуда ингредиенты для своих зелий, кидал их в котелок, или просто аккуратно резал на краешке стола и ссыпал в одну из плошек.
   Наука лекаря показалась мне загадочнее шаманских заклятий. Вот где истинная магия - знать, что и с чем смешать...
  
   За ширмой, в паре шагов от двери, лекарь соорудил себе топчан. Пожилой недоучка старался не выходить из лазарета без важной нужды и даже в редкие минуты сна вскакивал со своей койки, нервно вслушиваясь в дыхание раненых моряков. В такие моменты я, если был рядом (нахохлившись на табурете у койки Тороса), шептал, что всё в порядке и измученный доктор вяло улыбался и засыпал.
   В лазарет то и дело приходил кто-нибудь из команды. Те, кому повезло больше троих абордажников, попавших в вотчину слабости и болезни. Приходил Ворчун с пробитой головой, шипел от боли Три Гвоздя, показывая распухшую ногу. Грэг морщился, пока Кван, едва не засыпающий на ходу, проверял его рану.
   Моя рука, кстати, заживала очень быстро. Мазь лекаря творила чудеса.
   Обычно я сидел у кровати Тороса, внимательно ожидая: не потребуется ли доку помощь, и если тот вдруг замирал, ненадолго вырвавшись из забот, и только поворачивался ко мне - то я тут же поднимался с табурета, готовый на всё.
   Поначалу Кван не доверял мне сложные задачи, так что вся моя помощь заключалась в "подай-принеси". Сменить воду, подогреть её в тазу у печки, достать банки с полки, вынести горшки, омыть лица бредящих и не приходящих в сознание раненых. Но потом уже попросил помочь заготавливать нужные ему лекарства. Из тех что попроще: порошки, вытягивающие дурную кровь из ран, да раствор для повязок.
   Но большую часть времени я тихонько сидел, слушая жуткие хрипы в груди Тороса, и трусливо радовался шансу спрятаться от палубных товарищей. Здесь, в логове страданий, мне не нужно было искать взглядом Громилу или Галая. Здесь никогда не было и не будет бахвальских историй Орри. Мир изменился, и я не мог делать вид, будто всё в порядке. Не мог видеть, как другие пытаются "жить дальше". Не осуждал их, ни в коем случае, просто не мог вести себя также.
   Шумела печь, что-то бормотал себе под нос Кван, хрипел щуплый штурмовик с пробитой грудью, бредил в безумии лихорадки Торос. Бледный, сутулый доктор почти не спал, и в душе грыз себя поедом. Он постоянно боялся ошибиться, по несколько раз проверяя сколько порошка насыпал в плошку, сколько воды подлил. Щурясь, осунувшийся целитель подносил свечу к смеси, бубнил проклятия в свой адрес, и только потом, замирая сердцем, подавал лекарство. В лазарете пару раз появлялся Гром, и тогда Кван втягивал голову в плечи и старался исчезнуть с глаз капитана, а тот также тщательно делал вид, что не замечает лекаря. Но выбора у Дувала не было - Лис, хитрый гильдейский ублюдок, так и не объявился. Дошло даже до того, что разгневанный Дувал приказал обыскать весь корабль, но профессиональный лекарь словно в воздухе растворился. Так что наш доктор-самоучка продолжал тянуть свою непростую ношу и моей помощи обрадовался, охотно объясняя, что да как делать.
   Меня он почему-то проверял не так дотошно, как себя...
  
   Тороса била горячка. Он постоянно бредил, вспоминая какого-то Карла. Он просил у него прощения, иногда кричал, и впадал в забытьи. Я кормил Неприкасаемого вливая ему чуть теплое варево доктора Квана. Иногда в лазарете появлялся Буран. Он садился рядом с другом и всё время молчал. Однажды, когда Торос вновь заговорил о Карле, Буран произнес:
   - Карлом звали нашего хозяина. Хороший был человек.
   Я ничего не ответил, занятый Торосом. Бородач метался в лихорадке, и я смачивал ему лоб, глядя как в миске с водой, ближе к краям, образуются кристаллики льда. В лазарете было теплее, чем у нас на кубрике, но всё равно мороз добирался сюда. Тем более, когда воздух начинал быть невыносимо вонючим (а это неизбежно когда речь идет о таких условиях) - Кван укутывал больных дополнительными шкурами и открывал дверь из лазарета в коридор, меняя запах болезни на холодную свежесть.
   На потолке и в углах поселились белые пятна изморози.
   Буран тяжело вздохнул, глядя на мои старания.
   - Неприкасаемые служат хозяину от покупки и до его смерти. Нас воспитывают в этом служении. Мы дорого стоим, ребенок. Очень дорого стоим. И когда покидаем стены Ордена - для хозяина ничем не отличаемся от машин инструментариев. Кто-то действительно становится бездушным големом-охранником. А кто-то нет. Карл относился к нам не так, как должен относиться хозяин. Он увидел в нас людей. Он сделал из нас людей.
   Я промолчал.
   - Мы служили у него восемнадцать лет. Целую жизнь. Пришли в его дом молодыми, умелыми, глупыми солдатами, а стали... Ты видишь, кем мы стали. Благодаря Карлу. Он дал нам больше чем родители, продавшие в свое время лишних детишек скупщикам Ордена. Торос его особенно любил. Но... Неприкасаемый потерявший хозяина... Это непозволительно. Правильный воин Ордена должен умереть раньше. Или одновременно. Таков закон.
   Но одном из топчанов застонал раненый штурмовик. Кван вышел ненадолго, и потому я оставил Тороса и подошел к молодому парню, лицо которого превратилось в запекшуюся корку. Пуля пробила ему щеку. Третий и самый спокойный постоялец лазарета. Обычно он молчал.
   - Карла отравили. Самый гнусный вид убийства. Торос должен был пробовать его пищу в тот день, но...У старика было больное сердце. Вообще он странный был, и смешной. Под конец лекари запретили ему столько всего... Жена старика, Лийна, так о нем заботилась, да и он вроде бы старался. Улыбался всё, сетовал горько и делился мечтами о вкусностях, которые ему запретили. А потом оказалось, что втайне ото всех Карл баловал себя жирненьким и жареньким. Мы этого не знали. Никто не знал! Кроме убийцы. Вот Карл и добаловался: отведал отравленного китового сала.
   Буран хмыкнул воспоминанию и продолжил:
   - Торос считает, что это наша вина. Что мы должны были уследить, мол, Карл дал нам всё, а мы не смогли защитить его. Мы много спорили об этом. Я считаю - Карл сам виноват. Сам тайком ото всех себя травил, рано или поздно это его бы и убило. Просто убийца успел раньше.
   Торос прохрипел:
   - Карл...
   - Мы вычислили подлеца, конечно, прикончили, но хозяина этим не вернешь. Так что такой вот праздник лета у нас вышел. Хороший был денек. Солнце светило, на улицах гуляния, торжества. Не Берегу, знаешь, в этот день можно заглянуть в любой дом и тебя там накормят от души, напоят. Так и ходят люди от дома к дому, поздравляют друг друга, улыбаются, смеются. Люблю этот праздник. Торос меня тогда выгнал из дома, сказал, чтобы я отдыхал. Сказал, что справится. Глупо получилось. Неправильно. Но это ведь праздник лета! Его подарил нам Карл. Он подарил нам много того, чего Неприкасаемым не суждено попробовать. От этого очень непросто отказаться.
   Я слушал исповедь Бурана, и мне от неё было ещё грустнее. Неприкасаемый словно прощался с товарищем.
   - У Тороса был только один шанс уберечь Карла. Связать его и кормить самому. Ха... Но не таков был Карл, не таков. Хитрец, мать его.
   - Как-то это странно. Люди умирают и от болезней, и от старости. Что тогда происходит с Неприкасаемыми?
   - Они возвращаются в Орден, ребенок. И их продают другому хозяину, если находится покупатель.
   - А если не находится? - мне дико было думать о Неприкасаемых как о рабах.
   - По разному. Кто-то подается в наемники, кто-то в бродяги. Мы умеем только драться, ни на что другое просто не способны, - Буран криво ухмыльнулся. -Не все конечно, я так вообще чудесный малый, но...
   - Что же мешает самим жить?
   - Если тебя не покупают, ты можешь быть свободен, конечно. Но если ты сам не продаешься, то Орден этого так не оставит. Он же вложил в тебя кучу времени и денег. Ты его не спрашивал, но он уже вложил. И теперь ему нужна прибыль. А если твой хозяин был убит, то страдает репутация Ордена, и оступившимся это с рук не сходит. По нашу голову не один меч заточен, ребёнок. Пираты - это не выбор сердца, а всего лишь попытка выжить.
   - У вас на лице не написано, что вы Неприкасаемые.
   - Каждый из нас несет на себе метку, ребенок. Орден метит своих бойцов, и за отступниками следуют корабли Ловчих.
   - Метку?!
   - Интересно, ребенок, когда Темный и Светлый боги раздавали людям мозги - ты где был? Прятался под юбкой у мамочки и ждал когда тебе протянут теплую титьку, а не ум? - ощерился Буран.
   - Причем тут мои мозги? - закипел я.
   Неприкасаемый посмотрел на меня, покачал головой.
   - Прости. Заносит иногда. Братство Ледяной Цитадели вовсю торгует своими грязными механизмами, способными уловить магию. Эдакий приборчик, мигающий если поблизости окажется кто-то с меткой. Каждый Неприкасаемый получает такой знак, когда проходит обучение.
   Я застыл, вспомнив прошлую жизнь и Кассин-Онг. Не так ли нашли Одноглазого? Тот молодой незнакомец, пришедший к нам в деревню. Тот, кого так испугался беглый пират. И что, он был Неприкасаемым?!
   - А может метку ставить кто-то еще? Не только ваши магистры?
   Буран хмыкнул:
   - Были бы монеты, а что за них купить найдется. Хотя это очень дорогое удовольствие. Но ставят, ставят. Слышал я, что некоторые капитаны так своих моряков помечают.
   - А чем отличается такая метка от меток Неприкасаемых?
   Воин неуверенно нахмурился.
   - У тебя вопросы ну совсем необычные, я, признаюсь, начинаю теряться в них. Откуда мне знать такие вещи?
   - То есть ты тоже под юбкой у мамочки прятался, когда мозги выдавали, - проворчал я.
   Буран опешил, просиял изумленно:
   - Из тебя выйдет толк, ребенок. Воин, конечно, ты никудышный, но языкастый. Я прощаю тебя.
   Он поднялся на ноги, подошел к Торосу, бережно похлопал его по плечу.
   - Пойду я.
   - Карл? - дернулся в бреду Торос.
   - Шаркунарл, - фыркнул Буран. - Какая же ты все-таки зануда, брат.
   Неприкасаемый ушел, оставив меня с ранеными, а я погрузился в работу. В голове крутилась идея меток, сводя обрывки мыслей друг с другом. Видимо, Одноглазый был с меткой. Но кто её поставил? Чёрный капитан? И знал ли Одноглазый о ней?
   Старый моряк занервничал, когда узнал о странном парне с прибором Цитадели. Значит знал. Не окажется ли, что Радагу давно уже известно, где мы сейчас? Может, он с конца зимы идет по нашему следу и с каждым днем всё ближе?
   По спине пробежались мурашки. Что если уже сейчас Чёрный Капитан вместе со своими демонами приближается к "Звёздочке"?
   События прошедшей зимы нахлынули на меня. Я вспомнил теплицу старика Раска, вспомнил странного следователя Лавоя. Сердце приятно защемило. Хорошее ведь было время. Нахмурившись, я отбросил бесполезные воспоминания.
   Как здесь оказался Эльм? Может, он нанялся на корабль, как и собирался? Просто тоже попал к пиратам, и судьба свела наши ледоходы вместе. Такое ведь случается? У судьбы, говорят, то ещё чувство юмора. Но отчего-то мне не верилось в такое совпадение. Догадки роились в голове одна хуже другой, а нездоровое любопытство изнывало от неизвестности. Я не нашел тела бывшего силача среди приконченных бандитов. Признаюсь честно - очень хотелось увидеть здоровяка мертвым.
   Куда он делся?
   Нет, конечно, Эльм мог сбежать в ледовый лес и затаиться. Он мог погибнуть, а его труп просто не нашли моряки "Звёздочки". Но что-то подсказывало мне - это слишком простое решение. Простое и неверное.
  
   В коридоре послышался глухой крик. Громко лязгнула дверь в коридор. Кто-то что-то торопливо залопотал, зашаркали ноги, словно несли что-то тяжелое. Дохнуло морозом.
   - Кван! Ква-а-а-н! - орал Крюкомет. - Где эта драная шаркунья шваль?!
   Он ворвался в лазарет, уставился на меня. Во тьме блеснули безумные глаза офицера:
   - Где док?! Быстро! Говори!
   - В гальюн ушел.
   Крюкомет вошел в лазарет:
   - Засранец! Заноси! Быстро! Да быстро же! В сторону щенок!
   Двое моряков, я узнал в них Шона и Рэмси, с пыхтением затащили в лазарет тело. В свете лампадок я увидел, что за ним стелется тёмный след.
   - Почему этого ублюдка нет, когда он нужен? Почему этих сучьих врачевателей никогда нет на месте?! Я вышвырну тварь на мороз, пусть там срёт!
   Я хлопал глазами, глядя то на Шона, то на Рэмси, то на беснующегося Крюкомета, то на тело на полу.
   - Давайте его ближе к печке. Ближе! Как ты там, Яки? Ты как?
   Я пошатнулся, узнав лежащего.
   - Что случилось?!
   - Демон... С ванны сорвало лист, мы вышли, поправить чтобы снегу не намело на наколотое, - потерянным голосом заговорил Шон. - Он вырос как из-под земли. Я ничего не успел сделать. У меня и не было ничего. Он вырос. Только что не было, и тут вырос. Здоровый, жуткий мужик с крюком вместо руки. Он смеялся, понимаете? Смеялся!
   Во рту все пересохло, лоб запылал огнем. Яки? Коротышка Яки?!
   - Что такое?! Что случилось? - во тьме коридора возник силуэт. Кван торопливо вошел в лазарет, оскользнулся на крови и чуть не упал. - Что случилось?!
   - Яки порвали! Сделай что-нибудь, док! - Крюкомет едва не взмолился об этом.
   - Он появился из снега. Он прятался под ним. Сидел и ждал под снегом пока мы подойдем! Выскочил и вспорол Яки живот. Я закричал, бросился на него. Дозорный наверху заорал, а этот ублюдок нырнул обратно в снег и исчез! Это не человек, клянусь! Не человек!
   - Давай, Кванчик! - Крюкомет его не слушал, всё внимание боцмана сосредоточилось на докторе. Тот с руганью срезал одежду с молчащего Яки и чуть ли не плакал от досады.
   - Ну что такое происходит! Ну как же так! - причитал Кван. - Эд! Быстро мне повязки! Дайте свет! Больше света!
   Я бросился в угол, вскарабкался на полку, где лежали высохшие выстиранные в чуть тёплой воде тряпки, вернулся обратно. Крюкомет сгреб лампадки поближе к доктору.
   - Ну что же это такое... - хныкал Кван.
   - Док, как он? Док? - нервно бормотал Крюкомет. - Яки? Яки, ты меня слышишь? Держись, дерьмо ты ледовое! Держись!
   Я смотрел на тёмные силуэты, склонившиеся над телом Коротышки Яки, и не мог пошевелиться. Сознание устремилось куда-то под потолок, и оттуда наблюдало за тщетными попытками Квана и Крюкомёта. Мне показалось, что снаружи донесся зловещий хохот Эльма.
   - Ну почему всё сразу, а? - ныл Кван.
   Шон стоял у шторки, неотрывно глядя куда-то в темноту перед собой. Нижняя его челюсть заметно дрожала.
   - Давай, док! Сделай что-нибудь! - взмолился Крюкомет.
   Кван замер, слезно выругался и в сердцах отбросил в сторону нож, которым резал одежду раненого. Сталь жалобно звякнула.
   - Док? - застыл боцман.
   В лазарете стало ещё холоднее.
  
   Коротышка Яки умер.
  
  
  
   Глава двенадцатая "Тень во льдах"
  
  
   - Да сколько можно?! Что опять у вас происходит? Почему так долго? - брызнул слюной Балиар. Он зло щурился, глядя на капитана. Дувал, застигнутый вспышкой ярости посреди речи перед собранной командой, наморщил нос от злости:
   - Старик? Ты удивляешь меня!
   Моряки молчали. Жиденькие огоньки лампадок едва выдергивали из темноты искаженные светом лица. Настроение у команды было совсем недобрым, подстать реплике заклинателя льдов.
   Старый шаман фыркнул, бросил быстрый взгляд в темноту и неожиданно ссутулился.
   - Хорошо, - Гром убедился, что Балиар не станет продолжать перебранку. - Я повторю - по плану двигатели мы запустим через два дня.
   - Если все пррройдет хорррошо, - прошелестел Шестерня. Уродливый моряк был тут же, он держался неподалеку от Балиара, и мне казалось, что боцман инструментариев то и дело поглядывал на заклинателя. Но, наверное это была игра света, не больше. - Нужно больше топлива. Нужен запас. Масла почти готовы. Я пррроверрррял кое-какие детальки, все будет хоррррошо. Но нужны запасы.
   - А вы даже их не можете обеспечить! Почему всё должен делать я, а? - вспыхнул Балиар. - Вы думаете, мои силы безграничны?! Я столько их копил! И все зря! Всё впустую потрачено! И этот молокосос, слабак! Почему он, а не я...
   Балиар осекся и умолк.
   Моряки молчали, но были в смятении. Старик никак не походил на того добродушного дедулю, к которому все привыкли.
   - Балиар! Прекрати истерику!
   - Да, дедуля, если ты думаешь, что топанье ногами и потрясание высушенной задницей каким-то образом приблизит тебя к теплым краям - то я должен тебе сказать. Нет, почему сказать? Я должен возопить - нет, малютка Балиар. Ты таким образом лишь можешь надровать свои хилые связоньки, и тогда, не дай то Темный, разумеется, ты окажешься в обители Квана. А тот, заметь, тот, когда ты будешь хрипеть и тянуть к нему ручки, может вдруг ответить тебе: "почему все должен делать я, а?"
   - Буран, тишина, - проговорил Мертвец.
   - Давай ты не будешь распоряжаться моими людьми? - неожиданно подал голос Старик. Командир абордажников сидел на лавке и поигрывал ножом.
   - Хочу напомнить... - равнодушно начал было Мертвец, - что я являюсь первым...
   - Заткнулись все, гребанное вы мясо! - взорвался Гром. От его баса у меня задрожали поджилки. - Заткнулись и слушаем дальше! Итак, оледневший вы шаркуний корм, двигатели мы запустим через два дня. До того момента на лед по одному не выходить. Даже воздухом, мать его, не дышать за пределами "Звездочки", которую вы превращаете вы бордель пьяных истеричных полудурочных шлюх!
   После оглушительной речи он вдруг закашлялся, прижал руку к груди.
   - Не заставляйте меня орать, - прорычал он, справившись с дыханием.
   - Как он выжил во льдах эти три дня? - подал голос кто-то из инструментариев. - Как этот ублюдок смог выжить без еды, без тепла?
   - Он мог есть человечину, да и собрать ледовое жилище при должной сноровке, несложно. Не надо наделять подонка сверхъестественными дарами, - резонно вмешался Три Гвоздя.
   - Я неясно сказал?! - взревел Дувал. - Следующий, кто хоть что-то скажет без моего грёбанного разрешения - отправится на лёд, и пусть там его дерут... Все, кто бы не оказался рядом. Демоны, львы, акулы или маленькие девочки-убийцы. Теперь я достаточно четко выразился?
   Больше никто не произнес ни звука.
   - Хорошо, - чуть тише проговорил капитан. - Значит так, ублюдком мы займемся сегодня днём и на этом оставим тварь на задворках нашего собрания. Я понимаю, что всем нам сейчас очень непросто находиться на корабле, но наши шаманы делают что могут. Поверьте, мать вашу, что это не пустой трёп. Зиан так и вовсе слег от усилий, надеюсь, мы его не потеряем. И вы все видели, как помогает нам Балиар!
   Шаман фыркнул. В нем клубилась злость, ненависть, ярость и обида на происходящее.
   - Осталось потерпеть совсем немного.
   Гром замолчал, обернулся кругом, всматриваясь в угрюмые лица.
   - Мы слишком многих потеряли, - повторил он. - Но каждый бродяга, покидающий порт и отправляющийся в Пустыню знает, что там и может остаться. Такова расплата за нашу лихую и свободную жизнь. Звонкая монета любит смелых, и там её больше, где льётся кровь. И несмотря на то, что нас пытались взять штурмом солдаты, наемники - мы победили!
   Я кисло улыбнулся. Свободная жизнь палубного матроса не так прекрасна, как о ней говорят.
   - Я хочу, чтобы вы, волки льдов, знали - я горжусь тем, что вы сделали тогда. Я горжусь тем, как вы держитесь сейчас. Давайте продержимся ещё немного. Скоро всё наладится.
   По лицам моряков пробежала тень, но никто ничего не сказал. Я тоже промолчал.
   - Есть ли вопросы?
   Ответом была тишина. Гром вновь кашлянул.
   - Теперь уже можно говорить, шаркуньи вы недоноски. Раньше надо было молчать, а теперь, мать вашу, уже можно открывать грёбанные рты с грёбанными вопросами.
   - Мастер капитан, вы можете объяснить, куда пропал Лис? - глухо поинтересовался Грэг.
   Дувал плотно сжал губы, выругался сквозь зубы:
   - Я не знаю. Но если найду, то лучше бы ему умереть. Я думаю, этот грязный выкидыш волокунов сбежал в Приюте.
   - Я его видел на второй день после ухода из Приюта, - сказал кто-то из штурмовиков. - Он с Шестёрней шел на третью палубу.
   Боцман инструментариев вздрогнул, тяжело поерзал на своём месте:
   - Рррррразве?!
   Я увидел, как он бросил взгляд на Балиара, дернул уродливым ртом.
   - Впррррочем да. Один из моих остолопов защемил палец, боялись что потеррррряем...
   - Это, несомненно, самая важная тема, которую мы можем обсудить на общем собрании. Лис чрезвычайно полезный человек, мы все это знаем. Скорее всего, каждый из нас все эти дни засыпал и просыпался с его именем на утомлённых устах. Лично я мечусь ночами и плачу. Правда, - зло проговорил Буран. - Давайте не будем терять время и выйдем на лёд? Мне не терпится отыскать этого лысого ублюдка и затолкать его крюк ему в задницу. Поглубже, так чтобы до гланд достало!
   - Военную операцию обсудим позже.
   - Зачем она вам нужна? - вновь очнулся Балиар. - Зачем тратить силы на бессмысленный поиск какого-то уцелевшего болвана? Нам нужна энга. Мы должны двигаться дальше!
   - Оставь это решение мне, хорошо? - проворчал Гром. Глаза его сузились.
   - Не лезьте туда. Он больше нас не побеспокоит! Ванна - вот что важно! Если так хочется побряцать оружием - охраняйте людей у ванны хоть всеми штурмовиками сразу. Вы...
   - Балиар, - лязгнул Аргаст Дувал. Его кулаки сжались. - Занимайся своим делом, хорошо?! Хватит.
   Шаман сверкнул глазами, но умолк.
   - С чем мы столкнулись на корабле, капитан? - тихо поинтересовался Шон. Он сидел в самом дальнем от дверей углу, обхватив себя за плечи, и постоянно покачивался. - Что это было? Что их убило?
   Дувал поморщился, этой темы он касаться не хотел.
   - Магия крови, - торопливо сказал Балиар. - это могла быть она.
   Шаман сцепил руки в замок и поник.
   - Некоторые... заклинатели, я назову их так, иногда погружаются в изучения запретные для простых служителей льдов. Им не дает покоя слава так называемых южных магов. Они ищут новое, и вместо привычных стихий пробуют и другие, так сказать, материи. Это запретное знание. Оно чрезвычайно опасно. Считается, что оно выжигает так называемую душу. Глупости, конечно. Я допускаю, что шаманы наших противников могли быть кровавыми. Что-то пошло не так, и вы видели чем это кончилось.
   - Магия крови... - прошептал Шон. - Магия крови.
   Меня удивили слова Балиара ан Вонка. Зачесался шрам на спине, оставшийся после порки. Магия крови? Другие материи? Я задохнулся от неожиданного озарения: как же так! Раз Балиар так помог мне тогда, может он сможет излечить Тороса?! Он же спас мою спину в один присест! Я попытался отыскать взглядом Квана, но тот на собрание не пришел, оставшись с ранеными. Если мы попросим вдвоём...
   Проклятье, почему раньше душа шамана не вызывала такого отвращения, как сейчас. Что с ним случилось?!
   - Нам нужно заправить лайар и "папочку", - тускло спросил Крюкомет.
   - Это задеррррржит запуск двигателя, - опять пошевелился чудовищно искривленный Шестерня.
   Балиар дернулся в раздражении, но сцепил челюсти и исподлобья посмотрел на подавленного Крюкомёта.
   - Зато это даст нам возможность хотя бы вскрыть склады их корабля. Там наверняка найдется что-то ценное, - влез Рэмси. - Все что угодно, лишь бы не сидеть и не ждать.
   - Я думаю это хорошая идея, - кивнул капитан. - Балиар?
   Тот, не сводя глаз с Крюкомёта, сильно переживающего из-за смерти Яки, качнул головой.
   - Дело ваше. Хотите задержаться во льдах - я не против, - странно проговорил шаман. - Главное чтобы вы заправили ледоход. Хотя с этим справятся и механики, если вы все подохните в Пустыне.
   - Как приятно находиться в одной команде с тобой, старик. Поверь, я ценю это, - процедил Буран.
   - Вижу, вопросы подошли к концу, - сказал Гром. - В таком случае, джентльмены, я бы хотел отпустить заклинателей и инструментариев, - капитан старался подбирать слова и боролся с собой. Ему чертовски хотелось наорать на Балиара. - Перейдём к тому ублюдку, что убил старшего матроса Яки.
  
   ***
  
   Вьюжить начало, когда мы отошли от корабля на десяток шагов.
   - Капитан? - остановился Старик. Он, ещё один абордажник и Шон шли в десяти шагах от меня. Штурмовики шарили дулами дальнобоев по снегу, а бледный лицом Шон с длинной палкой пробовал лед, разыскивая подснежные ходы вроде того, что мы нашли у ванны для энги.
   Мне выпала тройка Бурана. Неприкасаемый и долговязый боец из команды Старика с дальнобоями шли чуть впереди. Я ткнул гарпуном в лед, попав в след оставшийся от унтов Бурана. Металл выбил несколько осколков. Всё хорошо, вроде бы. Задумка таких поисков мне была непонятна. Капитан хотел определить, как много ходов успел создать лысый убийца.
   Один из них мы обнаружили у ванны, снег почти замел кровавые следы оставшиеся после убийства Яки. Сабля изумленно присвистнул, когда спрыгнул в чёрный лаз. Выставив перед собой меч, он несколько секунд озирался, а затем поднял лицо к нам. Глаза моряка изумленно расширились:
   - Да он зубами его прогрыз, что ли?! Как этот ублюдок смог такое сделать?! Тёмный Бог свидетель, это невозможно! Я туда не полезу!
   - Вылезай, - тихо проговорил Гром. Он в шубе из волчьих шкур стоял у ванны, положив дальнобой на сгиб локтя. На бороде капитана проступил иней, глаза здоровяка слезились от холода. - Крюк?
   - Да, капитан, - потерянным голосом ответил боцман.
   - Пусть моряки проверят, нет ли тут ещё скрытых ходов. Этот, я чую, ведет под грёбанный ледовый лес. Тварь где-то там закопалась, клянусь душой Темного Бога!
   Я подошел к краю провала, разминулся с выбравшимся наружу Саблей и уставился на чёрный лаз. Человек смог бы пройти на нему только на четвереньках. Я представил себе, как здоровяк вроде Эльма скользит по тёмным лабиринтам, одержимый жаждой убийства. Как сыпется ледяная крошка, высеченная ржавым крюком.
   - Отойди, - приказал мне Гром и закашлялся.
   Я никому не сказал об Эльме. Никому. Наверное, зря.
   Аргаст Дувал подошел к краю провала и, ощерившись, принялся сильными ударами скалывать лед, заваливая лаз обломками.
   - Волокунье отродье, - цедил капитан, не обращая внимания на изумленные взгляды. Когда вернулся Крюкомёт и притащил ворох гарпунов - Гром уже обрушил своды тесного хода.
   Мы стояли вокруг него, наблюдая, за тем как старательно капитан изливает свою злость на лёд и молчали. За нами наблюдала Пустыня, и меня пугала тишина вокруг. Она была ненастоящей, фальшивой. Она скрывала за собой зло.
   Страшнее всего было смотреть на холмики "могил". Для наших мертвецов неподалеку от корабля мы выдолбили во льду яму, а вот на убитых врагов никто силы тратить не хотел. Ряды замерзших покойников скрыл снег, но я видел, как ветер наносил на покойников белое крошево. Я знал, что скрывается под пушистым, холодным одеялом.
   Впрочем, не так сильно оно и скрывалось. Из одного сугроба торчала скорченная рука.
   Поисковые тройки медленно расходились от корабля, выискивая ходы во льду или следы убийцы. Мне казалось это пустой затеей.
  
   - Капитан! - громче повторил Старик. Высокий, сильный, он внушал в людей уверенность. Но сейчас лидер штурмовиков беспокоился.
   - Да?! - отреагировал тот.
   - Будет буря. Я предлагаю вернуться.
   Мне почудилось, что я слышу, как где-то под толщей льдов царапает голубые глыбы ржавый крюк Эльма. По спине пробежались мурашки. Гром молчал, он внимательно изучал небо. Рядом с капитаном стоял Мертвец с палашом в руке. На миг наши взгляды пересеклись. С тем же успехом я мог посмотреть на ледовую статую.
   - Капитан? - у Старика кончалось терпение.
   - Я думаю!
   - О Светлый Бог, у меня даже колени подгибаются от этого. Он думает! - тихо фыркнул Буран. - Наверное, когда он был маленьким, его обнаружил кто-то из ученых мужей Академии Суши и покусал. С тех пор Гром, конечно, вырос, но от болезни не избавился.
   - Заткнись, - огрызнулся на него Старик. Он слышал слова Неприкасаемого. Капитан - нет.
  
   - Мы должны проверить этот проклятый ледовый лес, - наконец сказал Гром. Он ткнул пальцем в лабиринт сераков и торосов, среди которых прятались стрелки наемников в памятную схватку. Вздыбившиеся льдины посреди бескрайнего моря льда. Может, когда-то, здесь пытался прорваться наружу сам Темный Бог...
   Из этих обломков в спину моего учителя прилетала пуля дальнобоя. Там же, судя по подлёдному лазу, скрывался Эльм.
   Мне стало жарко от злобы. Волк тоже был среди "карательной экспедиции". Он и Сиплый, вместе с Рэмси были на самом краю поискового веера. Я перехватил древко гарпуна поудобнее. Сочтёмся, Волк. Сочтёмся.
  
   Старик с недовольным видом кивнул и принялся выкрикивать команды. Его подхватил кто-то ещё. Тройки, простукивая перед собой лёд, двинулись в замерзший лабиринт. Среди зубьев загудел ветер, срывая обжигающие лицо кристаллики. Я поправил шарф, чтобы холодные снежинки не секли нос, прищурился.
   Буран и абордажник шли впереди, вскинув оружие, и готовые открыть огонь в любой момент. Я брел следом, с силой вонзая в лед гарпун, в тщетной надежде обнаружить ещё один лаз безумного Эльма.
   Здесь, среди вздымающихся к небу неровных сераков, достигающих высотой десяти футов, идти было непросто. Иногда проходы были так узки, что среди них штурмовикам приходилось протискиваться боком. Я пролезал без трудностей, но то я, подросток. Крепким мужчинам, матерящимся, оскальзывающимся, гремящим оружием - это давалось не так легко.
   - Что мы тут ищем? - не выдержал я, спустя несколько минут нелепого похода.
   - Убежище. Вход в него. Следы, - пробурчал долговязый штурмовик. Буран мои слова и вовсе проигнорировал.
   Ветер усилился, завывая среди ледяных столбов. То тут, то там слышны были крики перекликающихся моряков. Небо темнело на глазах, и я вдруг подумал, что зря ввязался в этот поиск. Что он не имеет смысла. Мало того - он опасен. В душе дрожал непонятный огонек предчувствия. Ледовый лес с каждым мигом становился всё зловещее.
   - Ни один человек не способен так долго прожить во льдах, - буркнул я себе под нос, чтобы хоть как-то отвлечься от дурных мыслей.
   - Можно протянуть и больше, - вдруг отреагировал Буран. Он в мою сторону не смотрел, оглядывая обломки льдов перед собой. Осторожно поставил ногу на один из них. - Можно неделями жить, при должной подготовке. Ты, конечно, об этом не мог слышать, так как когда ты был малышом в своей забытой всеми богами деревеньке - там, наверняка, росли самые настоящие деревья и грело теплое солнышко, отчего ты и вырос таким недоумком. Однако здесь, среди льдов, можно жить и так. А если у него походная печка есть и запас энги...
   Долговязый штурмовик хохотнул тираде Неприкасаемого, а я лишь поплотнее сжал губы.
   Ветер сдувал с верхушек ледовых шпилей снег, и тот со свистом петлял между могучих столпов, закручиваясь в воронки и стараясь проникнуть в щели одежды. Одной рукой придерживая гарпун, я зацепил торчащие над шапкой очки и тут что-то среди сераков лязгнуло.
   БАХ!
   Справа от нас кто-то заорал от боли и ужаса. Сердце в груди оглушительно стукнуло, на лбу выступила испарина. Громыхнул ещё один выстрел дальнобоя, а надо льдами повис жуткий вой боли. Люди не способны на такие крики. Не способны! Голос взмывал в небо, срываясь на истошный визг, в котором вдруг то проступал жуткий звон, то басовитые нотки.
   - Ну надо же, - воскликнул Буран и бросился на шум. Штурмовик последовал за ним, а я, задевая гарпуном обломки льдин, на миг растерялся.
   Мне представилось, как из-за ледяного зуба выходит Эльм и с улыбкой идет ко мне. Образ был настолько четкий, что я услышал скрип снега под ногами силача.
   БАХ!
   Третий выстрел выдернул меня из оцепенения. Ветер кинул в лицо ещё холодного снега, кто-то заорал, и я бросился следом за товарищами.
   - Они здесь! Они здесь! Ааа, как больно! Как больно! - верещал кто-то незнакомым голосом. Звук доносился сразу отовсюду, будто кричащий кружился вокруг меня. Проклятый ледовый лес!
   БАХ!
   Вопль прервался.
   Ледяные столбы было бы проще обегать, если бы они тянулись к небу прямо, словно железные деревья, но, к сожалению, проклятые зубы Пустыни расширялись к низу и обрастали сугробами из спрессованного временем снега. Бежать по таким холмам просто невозможно. Несколько раз я чуть не потянул ногу, неловко ступив на край, дважды оскользнулся и упал. Перебрался через обломок льда, видя в поднимающейся метели чьи-то силуэты впереди и по сторонам. Моряки просачивались сквозь холодный лабиринт, окружая Эльма.
  
   Я перестал понимать, где находится корабль. Вокруг вздымался частокол ледовых столбов, среди которых то и дело раздавались чьи-то крики.
  
   "Стой, дурак. Оглядись! Прислушайся!"
   Внутренний голос придал какое-то спокойствие. Я остановился, опёрся на гарпун, оглядываясь.
   Следы! Смотри на следы!
   Но эта надежда оказалась тщетной. Куда бы я не двинулся, в свежевыпавшем снеге виднелись только мои отпечатки. Мне хотелось крикнуть, попросить о помощи, но потом я представил, как ко мне выходит Волк или Сиплый...
   Или Эльм.
  
   В конце концов я вернулся по своим рыхлым отпечаткам обратно, до того момента как появились цепочки следов Бурана и его напарника. Стоило больших трудов не сорваться на звук голосов, мне казалось, что так я гораздо быстрее найду соратников. Но крики моряков будто смеялись надо мною, многократно отражаясь от ледяных колоссов и теряясь в лабиринте.
  
   Стиснув зубы, я торопливо побрел по следам Неприкасаемого. Надо было сразу додуматься до этого, а не бежать сквозь ледовый лес как полоумный олень. Ругая себя, и втягивая шею в плечи, я добрался, наконец, до своих.
   Здесь уже было две другие группы. Моряки стояли плечом к плечу, разглядывая что-то впереди себя. Я протиснулся между Бураном и Саблей.
   Лед здесь оказался красного цвета. Три черно-алых тела лежали посреди небольшой неровной поляны, и снег вокруг был забрызган кровью так, будто моряков разорвало изнутри. Меня замутило. Прикрыв лицо локтем, я не мог отвести взгляда от тел. Двое лежали совсем рядом друг с другом. Третий пытался сбежать от опасности, но успел лишь дотянуться до ближайшей льдины, как нечто схватило его и оттащило к остальным. Кристаллики снега оседали на кровавом следе, пряча остывшую жизнь под собой. Тот, кто прикончил корсаров, умудрился выпотрошить троих крепких мужчин за пару минут. Даже ледяные столбы вокруг покраснели.
   - Кто это? - я увидел бледного Саблю.
   - Ворчун, Клайв и Баккер, - сказал тот. - Старый дурак хотел отомстить за Яки. Отомстил.
   - Вы поймали засранца? - послышался крик откуда-то сзади. - Вы поймали его?!
   Это был капитан. Никто не ответил.
   - Отвечайте!
   - Я подстрелил его, - сказал кто-то. - Я подстрелил его, и клянусь, кровь у этого ублюдка была чернее ночи.
   Мне мигом стало всё ясно. Черная кровь... Вот, как оно, оказывается, бывает.
   - Где Буран?
   - Он и ещё кто-то ушли по следу... - угрюмо сказал Сабля.
   - А мы почему стоим?
   - Хочешь, иди за ними, - огрызнулся моряк.
   Корсары взирали на останки товарищей с ужасом.
   - Отвечайте, вашу мать! - взревел приближающийся Гром.
   - Есть след! - закричал ему я и бросился вперед. - Есть след!
   Снег опускался на чёрные пятна нечеловеческой крови.
   Значит, Эльм стал Ледовой Гончей...
  
  
   Глава тринадцатая "Враг внутри"
  
  
   Наверное, его нашел Радаг. Другого быть не могло. Чёрный капитан как-то выследил силача, прикончившего двух проклятых слуг древнего демона, и поработил его. Превратил спивающегося калеку в дикую, жадную до крови тварь.
   Такие новости непросто принять.
   Спеша по чёрному следу (несмотря на шум метели, зловещие пятна были прекрасно видны), я то и дело кричал:
   - Сюда! Сюда!
   Где-то с краю от меня то и дело виднелись фигуры тяжело бегущих в том же направлении моряков. Неподалеку вопил Гром, призывая "драного ублюдка выйти и сразиться, как мужчина".
   Ветер крепчал, метель брала приступом ледовый лес, сбивая с острых верхушек снег. Ещё немного, и все следы исчезнут.
  
   На труп долговязого штурмовика я наткнулся через пару минут погони. Темное пятно, засыпаемое снегом. Горло абордажника раскрылось, словно кусок разрубленного мяса. Рядом виднелись следы борьбы, и вновь чёрные пятна уходили прочь в ледяной лес, а за ними таяли под метелью отчётливые отпечатки Бурановских унт. Неприкасаемый вцепился в добычу намертво.
   Вцепившись в гарпун, я выставил его перед собой и зашагал по следу.
   - Юнга? - гаркнул мне в ухо Старик. Штурмовик появился так неожиданно, словно его создал вьющийся вокруг снег. Прикрыв глаза рукой, он смотрел на острие гарпуна, уставившееся ему в лицо. - Где Буран, юнга?
   - Ушел! - мне пришлось кричать. Стихия взбесилась, взревела, стирая фигуры и голоса моряков. - Вот след! Вот!
   Я опустил гарпун.
   - Держись рядом! - гаркнул офицер. Махнул кому-то рукой, а затем бесцеремонно шагнул ко мне, подтянул за ремень поближе.
   - Вперед, по следу! Я разберусь, - крикнул он кому-то. Затем отцепил от пояса карабин с веревкой. - Цепляй!
   - Но...
   - Цепляй, юнга, - взбесился офицер. - И ни на шаг от меня не отставай. Быстро!
   Я увидел, что в метель уходит ещё одна веревка, к которой был привязан Старик. Кто-то на том конце потянул её, и штурмовик ощерился.
   - Бегом! Ты всех задерживаешь!
   Щелкнул карабин на ремне, гарпун устроился в руках. Офицер с дальнобоем наизготовку зашагал в белоснежную канитель, чудом не натыкаясь на ледяные шипы. Я семенил следом, не позволяя веревке натянуться. Мне не хотелось никого задерживать. Следы Старика заметало почти сразу, а чёрные пятна и вовсе исчезли под белым покрывалом.
   Небо окончательно скрылось, снежный шторм накатился на ледовый лес, и верхушки остроконечных глыб исчезли. Вокруг бесновалась жестокая, чудовищная пустынная буря. Загрохотал гром. Снег больно стегал людей, пробирающихся между обломков ледника. Он застилал глаза и выбивал из корсаров последние остатки тепла. Говорят, именно ветер самый страшный противник человека во льдах. Не холод, не зверье - ветер.
   "Отличная погода для охоты на ледовую гончую, не так ли, Эд?"
   Буря разгулялась не на шутку. Даже идущий передо мною Старик растворялся в мельтешении обжигающих кристалликов. Я чувствовал, как натянута веревка, но никого не видел. Щурился, слепо шарил руками вокруг и искренне надеялся не задеть никого острым гарпуном.
   Проклятье, если такой кошмар настиг нас под укрытием древних сераков, то что же происходило на равнине? У корабля?
   Слепой от бури, я вдруг наткнулся на Старика.
   - Возвращаемся! Назад, на корабль! - проорал он мне. - Проклятье, я же говорил, что будет буря!
   Снежная пурга скрыла его с глаз. Сколько между нами было шагов? Шесть, семь? Под ударами озверевшего снега меня покачнуло. Веревка натянулась, грубо дернув меня за командиром штурмовиков.
   "Да иду я! Иду!"
   Только бы Буран настиг Эльма! Я был уверен, что уж Неприкасаемый то справится со здоровяком. Я очень хотел, чтобы воин могущественного Ордена оставил бывшего циркача где-нибудь в этих льдах. Потому что если Эльм здесь... То значит и Радаг может оказаться где-то рядом!
   Веревка провисла, я замедлил шаг, осторожно выставив перед собой руку. Снег застилал глаза даже сквозь очки, крупинки молотили по лицу, по рельефной сетке, просачивались под одежду через затянутый капюшон.
   - Мастер офицер? - крикнул я, но рев стихии затолкал слова мне обратно в глотку. Где же Старик? Свободной рукой я подтянул к себе веревку. Медленно. Обреченно. Понимая, что на том конце никого уже нет.
   Мощный удар сбил меня с ног. Я взмахнул руками, потеряв гарпун, и грохнулся в снег. Круговерть метели сменилась круговертью льда. Я несколько раз больно ударился рукой, плечом, головой (от чего перед глазами поплыли круги). Кто-то тянул меня за ногу по льду, не особо церемонясь.
   Эльм поймал меня. От осознания я заорал в страхе, и крик мигом сожрал бушующий шторм. Я принялся лягаться, но схвативший меня силач даже не заметил сопротивления. Пляска льда и метели вдруг сменилась призрачным синим свечением и я оказался на дне ледяной пещеры. Дыра, сквозь которую Эльм затащил меня под лед, показалась ослепительным солнцем.
   Голубые стены, вспученные, расходящиеся застывшими навсегда волнами, окружили нас. Я словно оказался в замерзшем брюхе огромного ледового монстра.
   - Ну здравствуй, собачье ты дерьмо, - прошипел Эльм. Лицо его рассекали глубокие, свежие раны, будто от когтей. Один глаз затек, превратившись в набухшую кровью шишку, ухо свисало на лоскуте кожи. Воняло от силача так сильно, что даже мороз не мог избавиться от чудовищного запаха тухлятины.
   - Эльм...
   - Собачий выродок, где компас? Давай его сюда!
   Он бесцеремонно принялся меня обыскивать, пачкая парку черной кровью.
   - У меня его нет! Нет!
   - Где он? Где?
   Я заметил, что Эльм ранен. Как минимум две пули вошло ему в тело, хотя он вроде бы и не замечал, как черная кровь толчками вытекает наружу. Дешевая, когда-то нарядная куртка была рассечена у плеча, и слизь, текущая в жилах Ледовой Гончей сочилась по рукаву и капала на голубоватый лед. Выглядел силач очень потрепанно.
   - Где компас, собачий уродец!
   - У меня нет его!
   Эльм прорычал что-то нечленораздельное. Потянул носом воздух, дергано озираясь по сторонам. В извилистых стенах пещеры чернело несколько дыр, прорезанных отнюдь не природой. Словно язвы в гладком, полупрозрачном теле ледника.
   Когда-то вода и ветер отшлифовали недра пещеры, разукрасив стены диковинными выпуклыми узорами и чуть искрящимися от света наростами. С потолка свисали могучие сосульки, на полу бугрились ледовые холмики. Царство плавных линий.
   В которое много лет или веков после кто-то вторгся, прорубив эти темные проходы. Кто-то, кого так опасалась Ледовая Гончая.
   - Ничего, собачий сын, ничего, - сказал Эльм, спустя несколько секунд. - Мы немножко поиграем с тобой. В память о прошлом. О добрых собачьих денечках. И ты мне всё скажешь. Всё...
   Он бросил меня на лед.
   - Всё скажешь, собачий ублюдок.
   Эльм прислушиваясь к шуму бури, остановился около узкого хода наверх, в который задувало снег. Он все время поглядывал в сторону рваных ран на теле льда.
   - Это ты их выдолбил? - прохрипел я. - Ты?
   - Это было бы несложно, когда у тебя такая чудесная рука, - он поднял зазубренный и потемневший крюк. В сумраке подледной пещеры света хватало, чтобы увидеть насколько бывалым стало его оружие. - Совсем не сложно. Но это не я. Где компас?
   - Это сделал с тобой Радаг? Да?
   - Не упоминай имени хозяина, собачий труп! Не упоминай! - искаженным голосом заверещал Эльм. Его здоровый глаз выпучился, норовя вывалиться из глазницы.
   Сверху вновь громыхнул раскат, от которого, как мне показалось, задрожали ледяные стены.
   Я смотрел на существо, которое в прошлой жизни было спивающимся цирковым силачом. Когда-то давно этот могучий человек убил двух Ледовых Гончих и спас жизнь мне и Фарри. Во время схватки с одной из них он потерял кисть, но всё равно победил. А теперь оказался среди слуг Чёрного Капитана.
   Из-за меня.
   Я неожиданно четко понял: Эльм стал таким именно из-за меня. Что если бы когда-то давно я поступил иначе, если бы когда-то давно на моем пути не оказался бы Одноглазый - силач не попался бы в лапы Радагу. Он не потерял бы руку и жил бы себе и жил, не ведая отчаянья калеки.
   И Торос не схлопотал бы пулю в спину, если бы не моя стычка с молодым шаманом "Звёздочки". Всё имеет силу. Всё имеет последствия. Даже благие побуждения способны кого-то столкнуть в ледяную бездну.
   Эльм бормотал что-то себе под нос, скорчившись над ранами. Он ковырялся у себя в животе, то и дело оглядываясь. Штурмовики Старика не зря если свой хлеб. Гончей хорошо досталось от них. Но скольких при этом потерял капитан Дувал?
   Я подобрал ноги, присев на корточки и сжавшись в комочек, обхватил себя за плечи, исподлобья наблюдая за Эльмом и лихорадочно соображая, что делать дальше.
   Те язвы... Даже перед лицом смерти мне не хотелось к ним приближаться.
  
   - Собачьи твари. Ты и твои собачьи товарищи по кораблю, - вдруг прошипел силач. Он по-звериному крутил головой, теряя последнюю схожесть с человеком. Покачнулся на пальцах. - И те, кто прячется в этих ходах.
   Эльм сжался в клубок, сплюнул черной кровью и ощерился.
   - Эти хуже всего. Они повсюду. Чёрные, мёртвые, собачья жизнь! С кем ты связался на этот раз, сопляк?
   Он резко вскочил и в считанные мгновения оказался рядом со мною.
   - Видишь? - Эльм вплотную приблизил свое лицо к моему, ткнул пальцами в рваные раны. - Это они. Пустынные шавки, роющие эти собачьи тоннели! Им тоже нужно что-то с вашего корабля. Они точно пришли по вашу собачью душу!
   Я не понимал, о чем он говорит.
   - Хозяин сказал, чтобы я берег себя! - заорал здоровяк, вонючая чёрная слюна брызнула на меня, и глаза сами собой закрылись от страха и омерзения. - Хозяин ценит меня! Где компас?!
   Силач тряхнул меня, приподнял над полом пещеры, а затем вновь швырнул на лёд. От боли в голове засверкали огоньки:
   - У меня его нет!
   - Где он?! Где компас?! Куда вы с твоим собачьим приятелем дели компас хозяина?!
   - У меня его нет! - заорал я со злостью, попытался вскочить, но силач с немыслимой реакцией встретил мое движение ударом ноги. Клацнули зубы.
   - У кого он?
   Здоровяк присел рядом. Приоткрыв глаза, я увидел, что кроме пятен черной и алой крови он перемазан в чём-то еще. В чём-то знакомом. Чём-то фиолетовым.
   - Ты мне все скажешь, собачий сын. Я знаю, что компас на корабле! Прибор хозяина не ошибается! Он засек его! О, как он был рад, когда появился собачий сигнал! Вы молодцы, да! - Эльм поднялся на ноги, прижал меня ногой ко льду, наступив на грудь. - Вы включили его, и хозяин был счастлив. Я благодарен вам, собачьим ублюдкам, за это. Хозяин счастлив - и его верные слуги счастливы, ха-ха!
   Я молчал, а Ледовая Гончая с безумными видом улыбалась.
   - Я перебью вас всех по одиночке, пока не найду компас, - поделился Эльм сокровенным тоном. - Всех, одного за одним. Я доберусь до каждого! И тогда компас вернется к хозяину! Ты можешь облегчить их страдания, сопляк. Ты же, собачья жизнь, думаешь, что ты хороший, да?
   Он осклабился:
   - Думаешь, что это я плохой, а ты герой, да? И как тебе вот этот вариант, собачье ты дерьмо? Как тебе вариант, что ты отдаешь мне компас, а я перестаю вырезать твоих грязных оборванцев? Уговор благородных джентльменов, а? Их жизнь за безделушку, а?
   У меня не нашлось никаких слов на это, но, признаюсь честно, больше всего мне хотелось заплакать от обиды. Я смотрел на окровавленного Эльма и чувствовал себя маленьким ребенком, желающим попросить злого взрослого не поступать так.
   Вот только вряд ли слова способны были тронуть силача.
   - Ну так как, собачье ты дерьмо? Нравится?
   На глаза сами навернулись слезы. Он не посмеет так поступить. Он не посмеет... попросить этого... Пусть он забудет об этом. Все что угодно - лишь бы он забыл о своей идее.
   - О, собачий сынок заплакал, - издевательски засмеялся Эльм. - Ждешь, что прибежит твоя собачья мамаша и прогонит злого дядю?
   Он резко склонился ко мне и заорал:
   - Этого не будет! Твоя мамаша подохла, и ты тоже подохнешь, если не вернешь компас! Вы все подохните!
   Эльм вздрогнул, опомнившись:
   - Ты принесешь мне его сегодня. Спустишься на лед один, подойдешь к той собачьей ванне, у которой я прикончил одного из ваших.
   "Яки.. Это был Яки, Эд!"
   - Принесешь и отдашь его мне. Тогда я уйду. А если не принесешь - вырежу всех! Выпущу кишки каждому и оставлю замерзать! Буду накручивать их внутренности на крюк, а ты, собачий сын, будешь слушать их крики! Понял меня? Каждый день! Каждый день, пока не получу собачий компас, я буду убивать твоих собачьих товарищей!
   Мне захотелось исчезнуть. Раствориться. Не только здесь, с глаз Эльма, а вообще. Просто покинуть себя, покинуть все, что меня окружало.
   - Я вижу, что понял.
   - Нет... - прохрипел я.
   Гончая замерла:
   - Что?
   - Так не пойдет. Это нечестно!
   Силач запрокинул голову к голубоватому потолку, сквозь который пробивался свет, и захохотал, повторяя мое:
   - Нечестно! Ахахаха!
   - Жалко, что ты не сдох, Эльм... - во мне всё похолодело и умерло. Я поднялся на оледеневшие ноги, глядя на то, как потешается надо мною силач. - Жаль, что ты не сдох тогда, в Пустыне...
  
   Здоровяк с сокрушенным видом развел руками и вдруг перестал паясничать. Прижался как зверь ко дну пещеры, обернулся к одному из чернеющих ходов. Я услышал шорох. Словно стеклянную поверхность гладкого льда царапают чьи-то когти.
   Звук приближался. Мы с Эльмом забыли друг о друге, глядя на одну из проклятых дыр. Та тварь, разодравшая многовековой шедевр природы, ползла к нам.
   Шорох перешел в скрежет. Из дыры пахнуло гнильем. Я присел, прижался к стене, немея от животного ужаса. Что это?!
   - Они снова пришли, - гневно прошипел силач, подобрался. - Они снова пришли!
  
   Я скользнул вдоль стенки прочь от Эльма и черной дыры в голубом льду. Мне показалось, будто она стала еще темнее, и кто-то, царапающий стены кривыми когтями замер перед атакой и внимательно смотрит на меня.
   И во взгляде этом лишь холод и тьма.
   - Идите сюда, пустынные собачьи недоноски! Смелее! Во имя хозяина! - Эльм вскочил на ноги, взмахнув крюком. Ответом ему стал дикий вой и хруст льда. Рваная кромка хода лопнула, взорвавшись брызгами льда, и из прохода с жутким воплем вырвалась черная фигура. Ободранный, заросший шерстью зверодемон выбрался в пещеру и остановился. В потустороннем свечении льда он казался еще ужаснее чем тогда, у "Сына героев".
   - Я порву тебя на части! - крикнул Эльм.
   Монстр развел в сторону руки с длинными, уродливыми пальцами-когтями и прыгнул.
   Гончая взревел в ответ и бросился чудовищу на встречу. Два монстра столкнулись друг с другом в воздухе, в один миг потеряв последнюю схожесть с людьми. Крюк Эльма вонзился в тело демона, а я торопливо пополз прочь. Несколько минут назад я приметил узкую щель между двумя замершими водопадами. В нее мог протиснуться парень моей комплекции, оставив позади взрослого мужчину.
   Ледовая Гончая и черный монстр с "Сына героев" с низким ревом боролись на полу пещеры. Зверодемон взвизгивал под ударами Эльма, но не сдавался и тянулся когтями к горлу противника.
   Еще пара футов приблизили меня к цели. Я смотрел то на щель меж льдин, то на сражающихся на полу пещеры чудовищ.
  
   Силач отбросил зверодемона, и тот, теряя обрывки истлевшей одежды, грохнулся спиной о голубую стену пещеры, но тут же прыгнул на Гончую. Взметнулась ледяная крошка, выбитая упавшим здоровяком, что-то отчетливо хрустнуло. Эльм зарычал от ярости.
   Я вскочил и сломя голову бросился к спасительному ходу, слушая визги твари с фиолетовой кровью и проклятья Эльма. Слава Светлому - они не увидели моего бегства. Я с разбегу нырнул в узкую щель, и заскользил по ней вниз, помогая себе руками и ногами.
   В тот момент мне не было дела до того - куда выведет щель в теле ледника. Хотелось оказаться как можно дальше от двух рвущих друг друга порождений злой магии.
   Потому что тот, кто уцелеет, последует за маленьким юнгой и тогда всё действительно закончится.
   Везение вывело к развилке. Я плюхнулся на неровный лед, осознав, что это один из ходов зверодемона, и застыл, обратившись в слух.
   Синее свечение осталось где-то позади, а передо мною простирались прорытые монстрами тоннели. Я смотрел во тьму и дрожал от страха, что в любой момент она превратиться в когтистую, заросшую шерстью тварь "Сына героев". Абсолютное ничто сдвинуло ледовые ходы, и тесные своды будто мечтали сомкнуться, зажав человека в холодные тиски.
   Совершенно слепой, передвигающийся исключительно наощупь, я доверился судьбе. Мои руки в варежках тщательно изучали прорезанные стены, отыскивая отвороты наверх. Звериным инстинктом я понимал, что спасение может быть только там. Что путь вниз может привести в ледовый мешок, где нет ничего кроме мучительной смерти от голода и холода.
   Мне вспомнилась нацарапанное на перегородке обещание.
   "Я выберусь..."
   Это придало сил.
   Сложно сказать, сколько времени я ползал по тесным лабиринтам, будто гигантский шаркун в поисках пути наверх. Прошла целая вечность, наполненная страхом. Вся масса льда над моей головой с каждым мигом словно ложилась мне на плечи. Я натыкался на преграды и боялся, что не смогу развернуться, что лаз станет еще уже, что я застряну, и буду биться на льду, в ловушке, скованный безразличной стихией, пока не издохну.
   Наверное, половину этого времени я блуждал по кругу. Иногда свет пробивался сквозь толщу льда и я в отчаяньи искал путь к источнику, натыкаясь на прозрачные голубые стены. Поверхность была так близко! Три-четыре ярда холодной брони. Был бы у меня хотя бы нож - я попытался бы прорезать путь наверх.
   Потом свет мерк и под уставшими пальцами вновь шуршал раскрошенный лёд, осколки сквозь одежду впивались в колени, и я уползал в ненавистную тьму.
   В которой обитало зло.
   Я то и дело останавливался, подолгу вслушиваясь в немоту чёрных лабиринтов. Воображение предало меня, рисуя монстров ползущих следом, создавая иллюзию далеких криков разъяренного Эльма.
   Один раз кто-то со скрежетом прополз мимо. Я только отвернул в расщелину, убедившись что не скачусь по ней вниз, как в проходе позади раздался звук движения, а потом в ноздри ударил запах гнили.
   Тварь не заметила забившегося в щель человека, хотя должна была услышать как гремит в ледовых лабиринтах мое сердце. Прошло не меньше часа после той встречи, а я все сидел в укрытии, осторожно меняя положение, чтобы хоть как-то отогреть колени или локти. Стоило огромных усилий заставить себя продолжить поиски выхода.
   Здесь не было так холодно, как снаружи, но мороз от стен высасывал остатки тепла.
  
   Не знаю, каким чудом мне посчастливилось выбраться наверх. Когда в кромешной тьме появился просвет, я потянулся к нему как младенец к матери, надеясь, что в этот раз лёд не отрежет путь к спасению. Я забыл об опасности, забыл об Эльме и зверодемонах. Мне хотелось увидеть небо. Хотя бы раз в жизни, путь даже в последний. Мышцы налились силой и я пополз по лазу к свету, боясь даже моргнуть, лишь бы не вспугнуть символ спасения.
   Мне казалось, что если веки предательски сомкнуться - вокруг опять окажется непроглядная тьма.
   Навсегда.
  
   Когда я кашляя, содрогаясь всем телом от усталости и холода, выбрался наверх - на ярко-синем небе светило солнце. Оно слепило и выжигало глаза, но я улыбался ему. Лаз вывел в Пустыню, шагов за триста до корабля.
   Первые несколько футов я прополз, затем осторожно поднялся и на подкашивающихся ногах поспешил к "Звездочке".
  
  
  
   Глава четырнадцатая "Тайные тропы доступны не всем"
  
  
   Мне повезло. На вахте, у люка второй палубы, мерз вооруженный дальнобоем Скотти. Коренастый пират накинул на себя несколько шкур сразу, отчего был похож на диковинное создание из меха. Когда я вцепился в поручни трапа и пополз наверх, опешивший моряк очнулся от ступора и заколотил в дверь тамбура.
   - Малец вернулся! - гаркнул он в открывшуюся дверь, вскинул дальнобой, поглядывая в сторону ледового леса. - Давай, юнга! Быстрее ветра! Я видел этого уродца полчаса назад! Эх, не зря меня сюда поставили, а не в акулье гнездо посадили! Не зря! Давай быстрее!
   Под ногами загудели металлический настил трапа. Напоминание об Эльме придало сил, и я просто взлетел на ход второй палубы, оскальзываясь на обледенелых ступенях. Все-таки раб черного капитана выжил... Проклятье!
   - Как ты уцелел, малец?! - с удивлением спросил Скотти, когда я влетел в чёрный зев тамбура. Лицо моряка скрывали заиндевевшие шарфы. - Как тебе это удалось?
   Ответа он не дождался. Открывший шлюз Крюкомёт выглянул наружу, бегло осмотрелся затащил меня внутрь.
   - Может ещё кто спасся. Смотри в оба, Скотти. Чуть что - сразу стучи! - сказал боцман и потянул тяжелую дверь на себя.
   - Как скажешь, Крюк, - бордо ответил моряк, оставшийся снаружи.
   - Замерз? - спросил офицер у меня, и, не дожидаясь реакции, потащил в зал возле кухни.
   После обжигающей свежести льдов меня оглушил затхлый смрад пиратского лежбища. Выбил все иные чувства, оставив только тяжелую, тошнотворную вонь. В плитах мастера Айза гудел огонь, но то было не пламя энги. Моряки жгли в печи что-то другое. Что-то со складов... Дым поднимался к потолку, и в свете редких фонарей я видел сизый туман над головами корсаров.
   - Смотрите, братцы, юнга живой!
   - Эд! - воскликнул Фарри. Мой друг скорчившись сидел в углу, неподалеку от печки, жалко обнимая себя за колени. Увидев меня, он вскочил, но сдержал порыв и сел обратно.
   - Как тебе это удалось, юнга? - закашлялся капитан. Я не сразу и узнал его в том человеке у печи. Хозяин "Звёздочки" лежал укутанный в несколько шкур, и в нем не осталось ничего от грубого и воинственно настроенного пирата. Будто вылазка за Эльмом раздавила Аргаста. Лицо Дувала блестело от пота, глаза запали и из них ушёл волевой огонек.
   Я огляделся. Здесь собралась почти вся команда. Лежаки стояли очень плотно друг к другу, на переборках висели приколоченные наспех шкуры, в попытке оградиться от холода и удержать последнее тепло.
   Корсары не выглядели победителями. Кашель, дурные запахи, подавленные лица, дым над головой, гудящая печь плиты, с нависшей над ней понурой фигурой кока.
   - Здесь, подо льдом, живут те зверодемоны, что напали на нас тогда, у "сына героев"! - выпалил я. - Они роют ходы...
   - Уже знаем... - подал голос Три Гвоздя. Он грелся у печи, и казался самым чистым моряком из всех, запертых на "Звездочке". - Тебя не было почти день, мальчик. Мы думали, что тебя разорвали на части или ты замерз насмерть, как прочие. Вон, Сабле может, придется палец оттяпать, отморозил, пока из бури выбирались. А капитан...
   Дувал хрипло закашлялся
   - Я спрятался в ходах, внизу... - сказал я.
   Три Гвоздя кивнул.
   - Тебе повезло. Сегодня утром мы нашли у ванны головы этих монстров. Тот самый чужак с крюком вместо руки притащил эти трофеи. Что он кричал, Сабля?
   - Он верещал, что вспорол брюхо этим говеным шавкам и что вспорет брюхо всем, кого пошлет их говеный хозяин, а потом и сам доберется до этого говеного ублюдка, - вечно злой пират придирчиво оглядывал ногу, надеясь, что палец можно спасти.
   - Собачьего... - машинально поправил я. Три Гвоздя сделал неопределенный жест, мол ему не интересно, и закончил:
   - Буран убежден, что это не человек.
   Неприкасаемый тоже был здесь. Он угрюмо смотрел прямо перед собой и где-то далеко-далеко отсюда, там шумели ярмарки и таял снег на залитых солнцем крышах.
   - Даже Неприкасаемые не смогли бы так быстро выпотрошить троих крепких ребят, - зловеще протянул Сиплый.
   - И никто бы не смог выжить в ночи между этим ублюдком с крюком, и волосатыми мордами, - сказал Волк. Его глаза слезились от едкого дыма, но ни на миг он не отвел их от моего лица. - Стюарды не вернулись, Увай, Норри, Лаум - не вернулись. А ты как-то выбрался. Что, сошелся с тварями? Служишь им теперь?
   - Сядь пониже, Волк, ты надышался дыма, - буркнул Крюкомёт. Он уселся на топчан возле капитана, а Гром вновь зашелся в надсадном кашле. Звякнула миска с талой водой. Боцман поднес еёк лицу Дувала и тот клацнул зубами о кромку, жадно глотая влагу.
   - Это уж точно. Ты бы, волкушка, поостерегся. То камушки сосёшь, то дымом дышишь. У тебя и так-то мозгов в голове осталось, словно снега на макушке Светлого Бога, а всё туда же - выводы делаешь, - поднял голову Неприкасаемый.
   - Как ты выжил? - проигнорировал их всех Волк. Глаза его сверкнули. - Как?
   Я честно рассказал им всю историю, упустив часть с тем, что сказал мне Эльм и с тем, что мы вообще с ним были когда-то знакомы. Фарри ни на миг не переставал беспокоиться, что я расскажу всё без остатка. Он с тревогой ловил мой взгляд, почти незаметно покачивал головой, и терпеливо ждал, когда пираты перестанут обращать на меня внимания. Его что-то тревожило, он скрывал какой-то новый секрет, которым мечтал со мною поделиться.
   - Это становится интересным, друзья мои, - заговорил Три Гвоздя, едва я закончил. Все посмотрели на странного моряка. Мне дико было осознавать, что теперь среди нас, палубных моряков, сидят и абордажники (о, как же мало их осталось), и офицеры. Не хватало только инструментариев.
   Я слышал, как внизу гремит железо, и понимал, что им совсем не до отдыха. Что пока здесь, на палубе, праздно мерзнут простые моряки - механики трудятся не покладая рук.
   Что-то не давало мне покоя. Что-то кроме злости Волка и желания Фарри поделиться новостями. Дело было даже не кашляющем Аргасте Дувале, под глазами которого залегли чёрные круги. Не в странно молчащем, подчеркнуто отстраненном Старике, рядом с которым мрачно собрались простые абордажники. Не в Мертвеце, которого и не видно было, настолько далеко ото всех он расположил свой топчан. Не в Шоне, за бесчувственной маской которого бился попавший в западню зверь, не в наслаждающимся ситуацией Тремя Гвоздями...
   Я вдруг понял, какая странность привлекла мое внимание. Люди, люди, люди - почему-то всегда в первую очередь моё внимание привлекали именно они. И только потом проступали детали окружающего мира.
   - А где лежаки механиков? - глупо спросил я и смутился.
   - Шестерня увел их на нижнюю палубу, у них есть пара теплых помещений, - ответил мне Половой. - Как он сказал - у него каждый человек на счету. Хотя я плохо себе представляю, зачем ему столько народу.
   Аргаст снова закашлялся, содрогаясь всем телом. Никто не промолвил ни слова, но капитан почувствовал, как внимание команды перекочевало на него.
   - Вы послушайте, как дока выворачивает, - прохрипел Гром. - Вот у кого кашель так кашель.
   - Нам ещё заразы не хватало на корабле, - вдруг проронил Старик. Мускулистый офицер штурмовиков посмотрел на капитана с едва удерживаемой ненавистью. - От моей команды осталось шесть человек после вчерашней вылазки. Шесть бойцов! А ещё трое в лазарете, и не думаю, что кто-то из них выкарабкается. До ближайшего порта, где можно набрать штурмовиков не один день пути, и кто знает, хватит ли нам людей до него добраться!
   Дувал скосил на него взгляд, не меняя положения. Его мучило чувство вины, но признаваться в нём он не собирался:
   - Кто же знал, что нас тут так обложили, Курц. Это все грёбанное совпадение, кха-кха. Мало нам было засады этих ублюдков с этим грёбанным мастером Крюком. Откуда было знать что ещё и эти чёрные твари поблизости? Мне кажется, что Пустыня и оба бога ополчились против нас.
   Впервые я узнал, как зовут командира абордажников.
   - Ты капитан. Ты должен думать о большем.
   - Вот именно. Я капитан, и не оспаривай мои приказы, - огрызнулся беспомощный Гром. - Кхххха.
   Командир штурмовиков нехорошо промолчал, одарив Дувала презрительным взглядом.
   - Бауди, иди в лазарет, к Квану, пусть посмотрит на тебя, - равнодушно проговорил Мертвец.
   - Я провожу! - тут же вызвался Фарри, он торопливо поднялся.
   - Я себя хорошо чувствую.
   - Пусть Кван решает, - безразлично отметил первый помощник.
  
   Фарри перебрался через лежаки, стараясь не наступить ни на кого, пробрался ко мне и мы вместе нырнули в темный ход, ведущий к носу корабля. Едва за нами закрылась дверь - её захлопнул Рэмси, чтобы не терять тепло от печи - Фарри торопливо отвел меня в сторону:
   - Эд! Как я рад, что ты жив! Темнобог, как же я рад! Тут такое происходило! Такое! Нам надо было остаться в Приюте, Эд! - взволновано сообщил он.
   Я стоял в холодном коридоре, наслаждаясь безопасностью. Эльм и его угроза осталась где-то позади, где-то за пределами промерзшей брони "Звездочки". Страшное обещание Гончей жгло сердце, и я, вполуха слушая друга, не прекращал думать о том, что же мне делать.
   - Мы чистили вентиляцию, чтобы дым уходил! Тут вообще было не продохнуть! Я как самый маленький по ней лазал. Тут целые лабиринты, Эд! Грязные-прегрязные лабиринты. Но по ним можно пролезть практически повсюду! Но это неважно, Эд! Слушай! Ночью капитан и офицеры ушли на совет, а я пополз в шахту, послушать.
   - Зачем? - удивился я такому решению.
   - Потому что здесь что-то происходит, Эд. Не только там, за бортом, но и здесь! Совсем плохи наши дела! Мы, конечно, выкарабкаемся, но всё совсем нехорошо! Старик так орал на капитана за то, что случилось во время вылазки. Темнобог, я думал они поубивают друг друга. Но не это самое страшное. Смотри, что я нашел.
   Он сунул мне в руку какой-то медальон.
   - Что это?
   - Я был на третьей палубе. Полночи ползал, всё пытался не думать, что тебя больше нет и искал где же засор. И я нашел его! Одни из отводов вентиляции кто-то забил одеждой. Я попытался её убрать, но она смерзлась вся. И вот заметил его... Ты знаешь, что это? Ты понимаешь, Эд?
   Я смотрел на кругляшок из дешевого металла, не понимая к чему клонит Фарри. Под пальцами в темноте ощущался какой-то рисунок.
   - Сейчас посвечу!
   Фарри полез за пазуху и достал компас, откинул крышку.
   - Закрой его! - испугался я.
   - Ну, нам же нужен свет? Я так и ползал с ним. Очень пригодился! - широко улыбнулся Фарри.
   - Закрой!
   - Ладно, - сдался тот. - Это медальон лекарской гильдии! Понимаешь?
   - Нет...
   - Лис, - пояснил Фарри. - Это вещи Лиса!
   Я всё равно не понимал, к чему клонит мой друг. Тепло настигло меня, и после кошмарной ночи сознание стало постепенно меркнуть. Хотелось вернуться в общую комнату, залезть под шкуру и уснуть.
   - У нас на корабле что-то происходит, Эд! Подумай, кому это нужно - запихивать вещи лекаря в вентиляцию, которую никто не использует! Если бы не стали жечь мусор со складов - никто бы в нее и не полез!
   - То есть, кто-то убил Лиса?
   - Да! Вот почему он исчез!
   - Мы должны сказать об этом...
   Мне вспомнилась Снежная Шапка и проклятый Головач. Неужели жизнь вновь столкнула меня с чудовищем в людском обличии? Неужели это в норме вещей? Моя тихая деревня, ушедшая под лед в прошлом году, показалась сказкой какого-нибудь бардера. Потрясённый, я стоял посреди тёмного коридора.
   - Скажем. Я всё не находил момента поудобнее, - неискренне заверил меня Фарри. - Ладно, пошли к Квану! Да! Я забыл самое важное: твой Торос очнулся. Кван говорит, что жить будет.
   Этой новости я обрадовался как ребенок, и поспешил в лазарет.
  
   ***
  
   Там нас встретил истошный кашель. Кван сидел у печки, протягивая к ней дрожащие руки, и содрогался всем телом от тяжелого приступа. Обернувшись на нас, лекарь лишь слабо качнул головой и вернулся к теплу.
   Книги валялись на полу, небрежно сброшенные со стола и освободившие место для десятка плошек с различными зельям да порошками. От ведра рядом с выходом дурно пахло. Порядок в сетках-корзинах растворился. Я увидел одну из колб под табуретом Квана.
   - Ты все-таки жив, юнга. Это хорошо, - слабым голосом произнес Торос. Он полулежал, полусидел на своем топчане. Бледный, ослабевший, с запавшими глазами. Куда девался несокрушимый воин могучего Ордена?
   - Слава Светлому Богу, что вы очнулись, мастер Торос.
   - Квану слава, - глухо отозвался штурмовик. Доктор на его слова не отреагировал, сдерживая кашель, он отвлекся от печи, склонился над столом, взял одну из плошек и принялся толочь в ней какой-то порошок.
   - Давайте я, мастер Кван! - усталость мигом ушла из моего тела. Подумаешь, ночь во льдах. Доктор выглядел так плохо, что все мои страдания испарились.
   Тот не отреагировал. Ступка мерно постукивала о дно, будто доктор впал в транс. Я подошел ближе, аккуратно забрал у него плошку и сел рядом, поглядывая то на него, то на Тороса.
   - Простыл. Не знаю как, - очень тихо проговорил Кван. Его била дрожь. - Плохо. Но это не воспаление. Это что-то другое. Я ищу...
   - Вам бы лечь...
   - Нельзя. Надо заготовить запас. Капитану нужен корень ледостава. Нужно развести порошки для ран. Нужно... попробовать еще...
   - Я всё сделаю!
   - Я помогу! - рядом оказался Фарри. Мы вместе принялись за работу. Пошатывающийся от болезни Кван несколько минут сидел неподвижно, наблюдая за нами. Потом встал, пошарил на одной из полок и спустил вниз несколько банок. Поставил их передо мною и плюхнулся обратно на табурет, сгорбился.
   - Вот... надо смешать, растолочь. Очень тщательно растолочь! Потом залить водой. Потом повязки. Полить на рану и замотать. Вода там.
   Он очень тяжело вздохнул и слабо махнул рукой куда-то в угол. Потом вдруг вскинулся:
   - Что-то случилось? Что-то с Аргастом?
   - Мы подумали, что вам нужна помощь.
   Мертвец дурак, если считает что можно дергать человека по таким пустякам, как осмотр молодого парня переночевавшего во льдах. Я чувствовал себя нормально. Да, немного ныла пораненная несколько дней назад ладонь, но...
   Доку было гораздо хуже.
   Кван едва заметно кивнул, почти прислонился к печке. У него ощутимо постукивали зубы.
   - Так все изменилось за один день... Как вы заболели? - болезнь Квана будто обволокла меня, наполняя тело дурнотой. Голова чуточку закружилась.
   - Я не знаю. Я слежу за собою. Вернулся от механиков вчера, проведал Зиана, и как прокляли. Симптоматики схожей там нет. У капитана от переохлаждения все. Все... Да... Я надеюсь. Или это... Нет, не хочу.
   - Он всю ночь не спал, метался, - поделился Торос. - Где Лис, юнга? Почему его нет здесь?
   Мы с Фарри переглянулись.
   - Вряд ли Лис появится, - уклончиво ответил мой друг.
   - Найду - прикончу. Сердце разрывается, когда смотрю на дока.
   - Лежи и не говори, - мертвым голосом произнес Кван. - Тебе нужно поменьше двигаться и говорить.
   - Тебе тоже, - вяло парировал Торос и почесал бороду. - Юнга. Передай капитану, что док совсем плох. Может быть, вы справитесь. От Тороса же, как обычно, толку никакого.
   - Я закончу с приготовлениями и прилягу. Но сначала надо всё заготовить. Всё заготовить, да. - пробормотал Кван и вновь закашлялся.
  
   От тепла в лазарете меня окончательно разморило. Скорчившись у крошечного столика, я толок в ступке подсыпаемые порошки и балансировал на грани сознания, проваливаясь в сон и выныривая оттуда спустя мгновенье. Темнота крошечной каюты, с мерцающими огоньками лампадок, с хриплым бульканьем в груди одного из раненых давила на меня пуще усталости, однако я не сдавался, искренне желая помочь несчастному Квану. А тот, заметив мою борьбу, вдруг спросил давно, ли я ел и спал. Ответить ему оказалось не так-то просто. Я не мог этого вспомнить и тогда врач, при помощи Фарри, едва ли ни насильно влил в меня чашку теплого бульона и отправил в общую каюту, попросив позвать Саблю.
   - Хочу посмотреть ногу, - почти прошептал Кван.
   Попрощавшись с Торосом и Фарри я, пошатываясь, вышел. Не знаю, как я добрался до лежака. Какая-то тьма со смутными образами моряков.
   Зато хорошо помню то, что случилось наутро.
  
  
   Глава пятнадцатая "Сила ветра и последняя капля"
  
  
   С самого утра Крюкомёт погнал нас на верхнюю палубу, чтобы поднять на мачты ветряки и подготовить двигатели к запуску. Фарри с нами не пошел, его отправили в лазарет, помочь Квану. Мы прошли через промерзшую первую палубу, прежде уютную, а теперь заброшенную, мертвенно холодную, поднялись по трапу к люкам и некоторое время сражались с дверью, заваленную сверху снегом. Первый помощник уже было хотел приказать выбираться по техническим ходам, но тут под нажимом здорового штурмовика люк подался, и в темный коридор проник свет Пустыни.
   Признаться честно, я боялся выходить наружу. В ушах звучала угроза Эльма убивать моряков, пока он не получит компас, и мне казалось, что если никто из корсаров "Звездочки" не покинет застывшей во льдах твердыни - всё обойдётся.
   Но теперь мы сами лезли туда, где царствовала Ледовая Гончая и чёрные зверодемоны.
   Помня обещания Эльма, я старался успокоить себя мыслями, что теперь пираты будут осторожнее. Что теперь они не допустят ситуации, когда моряки окажутся один на один с Ледовой Гончей. Во время побудки я с огромным облегчением обнаружил среди суетящихся корсаров Скотти, дежурившего вчера у тамбура. Эльм до него не добрался.
   Ведь получалось так, что после слов Гончей я стал ответственным за жизнь товарищей по команде. Попал в ловушку, запертый между тайной о компасе (и не только моей тайной) и жизнями пиратов. Часть меня сопротивлялась таким мыслям. Она истово убеждала, что это только слова, что ничего не зависит от того получит Эльм компас или нет - Гончей нравилось убивать. Что вообще его слова были лишь пустыми угрозами, а если Гончая не врала - игрушка чёрных капитанов всё равно значительно важнее жизни любого из этих людей. Что я слишком много думаю и переживаю.
   Другая часть впадала в оторопь от таких недостойных и страшных мыслей. Разве стоит какая-то непонятная вещь. ВЕЩЬ! - быть выше чем жизнь того же Сабли? Тёмная моя половина возражала, что если случится выбор между Волком и компасом - то он довольно очевиден, и я соглашался с ней. Со стыдом, с пониманием своей испорченности, но соглашался.
   Это убивало меня.
  
   Потом была работа. Тяжелая, пронизанная ветром Пустыни. Вокруг ледохода царила серая хмарь от поднятого снега. Кристаллики стучали по броне корабля, секли лица сквозь намотанные шарфы, а мы, проклиная погоду и нашу невезучесть, откалывали лед от лежащих на палубе ветряков. Спрятанные в толстых коробах, по одному у каждой мачты, их похоронила под собой снежная стихия. Но, благодаря этим самым коробам, ветряки, составленные из широких, чуть загнутых лепестков в тяжелых цилиндрах с хитрыми прорезями, не обросли льдом.
   Штурмовики сквозь прорези прицелов пытливо взирали с верхней палубы на подступы к заносимому снегом кораблю.
   - Почему механики не поднялись? - спросил у ветра яростно пыхтящий Грэг. Он берег раненую руку, и ему не очень-то это удавалось. - Почему они опять внизу, в тепле?
   Штурману никто не ответил, хотя мысли такого рода возникали у всех. Избранная пиратская каста осталась на третьей палубе, готовясь к запуску двигателя. Я всё вспоминал ледоход мертвого шамана из моей деревни. Там было достаточно двух, трех человек для управления. А здесь... Чем они там все занимаются?!
  
   Пока мы освобождали ветряки от снега, пока отбивали стальные листы - по мачте ползал Рэмси. Он очень сноровисто прочищал пазы ото льда и проверял подъемный механизм.
   Ветер стегал нас всё сильнее, но такая погода очень радовала Крюкомёта.
   - Это поможет! Точно поможет! Чем сильнее ветер, тем быстрее закончим! - кричал боцман.
   Наконец, мы закрепили тросы подъемного механизма на освобождённом от короба ветряке.
   - Давай, братва, налегай!
   Ворот лебедки заскрипел. Мы собрались у холодного штурвала, с трудом сдвинули его с места и ветряк неторопливо пополз вверх, вдоль мачты.
   Ветер Пустыни завыл в тросах, загудел в лепестках.
   - Навались!
   Я толкал штурвал между Мертвецом и Волком. Оба они тяжело пыхтели, врастая ногами в ребристую поверхность палубы. Оба они были гораздо полезнее, чем я...
   С руганью, с проклятьями, осыпаемые снежной порошею, мы поднимали ветряк на мачту. Время как остановилось, оно вдруг замедлилось до скорости поворота обледеневшего штурвала лебедки. Мы словно рабы механизма шли друг за другом, упираясь руками в источающий холод металл, и отталкиваясь ногами. Стучал поднимающийся по мачте ветряк, Рэмси осторожно полз за ним. Очень медленно. Невероятно медленно.
   Я вспотел.
   - Осторожно! Стоять! Стоять! - заорал Крюкомет. Лязгнул запирающий лебедку штырь. - Бауди, лезь на мачту! Там от тебя пользы больше будет!
   - Что? - не понял я.
   - Лезь на мачту, тупица, - тут же рыкнул Волк. - Ты тут только мешаешься.
   - А что делать?! - крикнул я боцману, отойдя от штурвала. Моряки, переводя дыхание, остановились, наблюдая за мною.
   - Рэмси расскажет. Рэмси, поменяйся.
   Молодой моряк, облепленный ледовой крошкой и снегом, соскользнул с мачты, молча протянул мне трос с запорами.
   Я не понимал, чего от меня хотят.
   - Слушай сюда, - грубо промолвил Рэмси. - Лезешь вслед за ветряком. Как только появятся пазы - убедись, что штыри на ветряке в него вошли. Ты услышишь щелчок, если они не промерзли. Как щелкнет - внизу видишь, стопоры? Вставляешь их в пазы на ветряке и поворачиваешь. Понял?
   Мне хотелось спросить, как лезть, какие пазы, какой щелчок, что делать, если его не будет. У меня родился миллион вопросов разом. Рэмси, увидев, как беспомощно расширились мои глаза, сжалился.
   - Слышал щелчки? По мачте идут насечки, я почистил их. Трос за спину закидываешь, потом его же вокруг мачты. Защелкиваешь, а дальше закидываешь трос за насечки, цепляешься, одной ногой упираешься в мачту, там не скользко, так что не бойся, быстро перекидываешь трос чуть выше, другой ногой упираешься. Устанешь - просто откинься назад, трос натянется и удержит.
   - Спасибо...
   - Понаберут вас, - фыркнул Рэмси. - А ещё и в абордажники взяли!
   - Что если не щёлкнет?
   - Щёлкнет. Вон, видишь, стопоры болтаются?
   Под ветряком и правда раскачивались какие-то железки.
   - Вот их вгонишь в пазы. Они там одни такие, ближе к центру. Всего четыре штуки. Загонишь их и все, слезаешь. Но не забудь повернуть!
   - Хватит болтать! Работаем! - заорал Крюкомет. Я принял в руки трос и подошел к мачте, а Рэмси впрягся в штурвал.
   Знаете, у меня получилось. И не так уж и сложно оказалось! Первые пару раз я не очень соображал, как переносить вес, но потом втянулся и быстро добрался до нависшей над головой громады.
   Представлять что будет, если вдруг ветряк сорвется - я не стал. Как-то не хотелось.
   Глядя вниз, я по чуть-чуть поднимался вслед за потрескивающим ветряком. Постепенно палубу внизу скрыла метель. Мир исчез. В нем остался только свист ветра, треск лебедки, черная туша механизма над головой и бесконечная вьюга вокруг. Снег бился об одежду, норовя найти щели и проникнуть поглубже. Мне показалось, что даже мачта покачивается от порывов ветра.
  
   То было странное ощущение. Я, метель, ветряк и мачта, повисшие в небытие, где терялись понятия внизу, слева или справа. Прижавшись к холодному, обледенелому стволу мачты, я поймал себя на неуместном чувстве восторга.
  
   Щелчок вставшего на место ветряка я не пропустил. Мачта даже вздрогнула от удара.
   - Стопари! - донесся до меня крик из снежной пурги. - Стопари!
   Видимо, этот звук услышал и боцман.
   Я сделал всё, как рассказал мне Рэмси, а затем быстро спустился вниз, в мир, где кроме снега были ещё и люди. Сначала из метели проступила капитанская рубка, потом темные края фальшборта и фигуры штурмовиков, а затем штурвал лебедки с отдыхающими моряками.
   - Отлично! Следующая мачта!
   Когда, наконец, оба ветряка оказались на месте, отчего в воздухе повис низкий гул металла, противостоящего метели, Крюкомёт кувалдой выбил какие-то железки у основания мачты и уставился наверх. Мы все, как один, задрали головы, глядя на снежное небытие.
   - Проклятье. Крутятся? Нет?
   Сверху что-то цокнуло, гул изменился. Что-то заскрипело в мачте.
   - Пошла родимая! Пошла! Все, уходим! Теперь все зависит от этих шаркуньих выродков на третьей палубе! Хорошая работа!
   - А зачем это? - спросил я у Грэга, который оказался рядом.
   - Спроси инструментариев. Я знаю только то, что может заклинить двигатели. Покрутятся ветряки пару часиков, а потом и Шестерня попробует запустить нашу красавицу. И мы уйдем из этого богами проклятого места! Куда-нибудь к теплым бабам и горячему пойлу. Неужели все закончилось, а?
   Моряк пропустил в люк Саблю, посмотрел назад, на мачту.
   - Во мне пробуждается Шон, малец. Мне как-то тоже хочется оказаться подальше от таких приключений.
   - Ты можешь себе это позволить, - холодно сказал оказавшийся рядом Половой. Он был угрюм. Я вспомнил татуировку корсара, покрывающую почти всё его тело. У старшего матроса нет другой доли. Либо петля, либо вольная Пустыня.
   У меня зачесалась рука, на которой осталась метка гильдии рыбаков, поставленная в далекой шахте. Ну её, в отличии от знаков Полового, можно было спрятать.
   Даже на первой палубе, забывшей об отоплении в первый же день остановки, было теплее, чем снаружи, а уж когда мы дошли до кухни - мне показалось, что я попал в баню!
   Моряки с шутками и преисполненные надежд скидывали с себя парки, даже Крюкомёт улыбался. Я пробрался внутрь, к своему лежаку и только сейчас заметил расстроенное и испуганное лицо Фарри, сидящего рядом с угрюмым капитаном.
   Что случилось?
  
   "Смерть... Она никуда не делась, Эд. Хоть запусти десяток двигателей - со Звездочки она не уйдет."
   - Все готово, капитан! - бодро отрапортовал Крюкомёт. - Скоро уже двинемся! Пусть Тёмный Бог поможет инструментариям: если они запустят двигатели - значит, не зря грелись в тепле, пока мы корячились в этой метели!
   Мрачный Дувал сидел у печи и кутался в волчью шкуру. Взгляд капитана поднялся на вошедших, и Аргаст хрипло произнес:
   - Мертвец, Старик, Крюкомёт - за мною. Нужно кое-что обсудить. Сейчас.
   Едва офицеры вышли, Фарри знаком подозвал меня к себе, и мы вместе покинули кухню. Где-то вдали слышались шаги уходящих мужчин, а мой друг потянул меня за собой, в противоположную сторону.
   - Что случилось? - не выдержал я. В коридоре было холодно и темно. Я не видел лица Фарри, но чувствовал его смятение.
   - Один из штурмовиков в лазарете умер, - тихо сказал мой друг.
   - И? - цинично спросил я. Осекся, почувствовав стыд.
   - От него почти ничего не осталось. Я вижу, он странный какой-то. Коснулся рукой... А он в труху. рассыпался. Одежда и пыль... Пыль!
   - В каком смысле - пыль?
   - Я не знаю, Эд! Но я видел это. Я принес обед. Попытался разбудить Квана, но тот лишь лежал и дрожал, словно от холода. Такой горячий... Торос спал, второй моряк что-то стонал, а этот, с лицом развороченным, не шевелился. Я его коснулся - и он осыпался, словно сухой снег! Капитан сказал, чтобы я держал язык за зубами. Но я так не умею! Это же как Лис, понимаешь? Тоже самое случилось с Лисом!
   - Как это вообще возможно?
   Фарри тяжело вздохнул.
   - Я не знаю! Но мне страшно. Что если завтра нас также в пыль обратят, а? Ведь никто не проснулся! Он просто высох! И Лис высох... И ещё... Пойдем. Ты одет?
   - Не успел переодеться.
   - Хорошо. Надеюсь, протиснешься... Пойдем.
   Нас прервал возмущенный возглас из темноты, куда ушли офицеры. Мы замерли, вслушиваясь.
   - Вы там оледенели совсем? - послышался крик Крюкомёта. - Открывай! Эй, кривая морда, слышишь меня?
   - Пойдем... - Фарри потянул меня за собой, прочь от офицеров.
   - Открывай шлюз, отброс! - зло гаркнул Крюкомёт. Командиры "Звёздочки" остановились около трапа на нижнюю палубу.
   - Какого демона? - возмутился Старик. - Дувал, что происходит у тебя на корабле, а?
   - У нас на корабле, - хрипло поправил его капитан. - Резаки у инструментариев внизу, верно?
   - Где же им ещё быть, а?
   - Спокойнее, Курц!
   - Какое спокойствие? Ты похоронил столько ребят Крюкомёта и моих, а теперь ещё бунт на третьей палубе пропустил?
   - Прекрати шуметь, - безмятежно встрял Мертвец.
   - Вот кого я слушать...
   - Заткнись! - рявкнул Крюкомёт. - Достал. Есть проблема поважнее!
   Фарри рванул меня за собой, так что чем закончилась перепалка офицеров, я уже не услышал.
   Мой друг ориентировался в темных лабиринтах каким-то шестым чувством, не иначе. Пару раз я ловил себя на мысли, что не представляю, где мы уже находимся, в каком из технических коридоров оказались. Но Фарри уверенно вёл меня дальше, пока не завернул в узкий отворот:
   - Здесь.
   Вновь щелкнула крышка компаса и синеватое сияние выхватило из тьмы заиндевевшие железные стены с чёрным квадратом лаза над головой. Я всё никак не мог прийти в себя после услышанного у трапа. Тревога забилась в сердце, словно выброшенная на лед рыба.
   - Что там случилось? - наконец спросил я.
   - Я не знаю. Шестерня запер ход на третью палубу. Мы с капитаном ходили туда, хотели шамана позвать, чтобы тот глянул на тело у Квана. А боцман стоит за закрытой дверью и бубнит, что механикам нельзя мешать перед запуском. Что шаману нельзя мешать. Как заведенный. Аргаст голос сорвал на него... И потому я пошел сюда... Давай за мною.
   Он вцепился в поручни и ловко вскарабкался наверх, а затем нырнул в провал.
   - Что это?
   - Вентиляция.
   Фарри помог мне забраться наверх.
   - Молчи! - наказал он, с трудом развернулся в лазе, выставил перед собой компас и пополз. Свет от артефакта залил ребристый короб грязной вентиляции. От темной стали тянуло холодом. Не таким, что поджидал путников в Пустыне. Более тяжелым, если так можно описать поглотивший корабль мороз.
   Листы под коленями и руками то и дело чуть прогибались, отчего по вентиляции прокатывался низкий гул.
   - Тише! Осторожнее! - каждый раз говорил Фарри. Он на четвереньках полз впереди, очень аккуратно проверяя металл перед собой, и если находил подозрительное место, способное поднять тревогу, то старался обползти его как можно медленнее. Теснота заброшенных ходов давила на меня больше ледяных лабиринтов, прорытых чёрными демонами под Пустыней. Мне казалось, что короб сужается, что мы застрянем в нем навсегда и будем часами бессильно молотить кулаками по старому железу, в надежде, что нас кто-то услышит.
   "Что ты тут делаешь, Эд? Что ты тут делаешь? Сейчас нужно быть там, на кухне, у офицеров. Сейчас все твое будущее зависит от них, а ты как ребенок прячешься в темных закоулках".
   Фарри безошибочно вел меня сквозь лабиринты вентиляции. Свет компаса выдергивал из темноты следы предыдущей вылазки хитрого беглеца из Гильдии Воров. Осыпавшаяся снежная крошка, замерзшая пыль с отчетливыми царапинами. Я лишь подмечал эти знаки.
   Сложнее всего было на поворотах, там приходилось ложиться набок и ползти, минуя очередное ответвление. Несколько раз мы тихонько соскальзывали в темные провалы уровнем ниже, и с каждым спуском тревога Фарри лишь росла.
   Неожиданно он остановился.
   - Что такое? - прошептал я, и тут же получил несильный тычок ногой. Фарри лишь чудом не попал мне в лицо, но его грубый сигнал дал понять, что разговоры сейчас неуместны. И я прислушался. Зажатый в коробе вентиляции, вымазанный в грязи, замерзающий, объятый синим сиянием компаса, я напрягал слух, стараясь разобрать хоть что-нибудь кроме собственного дыхания и сопения Фарри. Тот старался медленно дышать ртом, чтобы не сильно сипеть и не мешать мне.
   И я услышал.
   - ... жажда. Жажда. Я виноват, но жажда....
   Голос раздавался откуда-то спереди и снизу. Едва уловимый, словно лицо говорившему заткнули тряпьем. Многие слова звучали так тихо, что я улавливал лишь обрывки фраз.
   - ... виноват. Кровь... Хотел...
   Фарри о-о-о-очень медленно подтянул к себе ноги, скрючился в три погибели, разворачиваясь. Его лицо оказалось рядом с моим.
   - Слышишь? - одними губами проговорил он. Между нами сиял компас. Я кивнул.
   - Столько лет... Столько лет... Я виноват... Я поторопился... Простите... Его кровь... Докторишка... ничего лучше никогда...
   Говорил Балиар. Дребезжащий, испуганный голос старика сложно было не опознать. Вот только теперь в нем воцарилось жуткое безумие. Лихорадочное, голодное, чуждое.
   - Знания Девятки ничто... перед... перед вами... эта сила...
   - О чем он? - тихо-тихо прошептал я.
   - Не знаю. Он говорил почти тоже самое, когда я приползал сюда, - почти беззвучно ответил Фарри. - Только чуть громче. Тихо!
   Лицо моего друга застыло, словно кто-то схватил его за ногу. Голос чуть приблизился.
   - Они не поймут. Они захотят изменить... Не должны видеть сейчас... Сейчас... Не готовы!
   Слова терялись, превращаясь в бубнение, но от тех обрывков, что мне удавалось выделить из бормотания Балиара - на голове шевелились от ужаса волосы. Когда Балиар стал... таким?
   - Не время! Не время! - заорал вдруг далекий шаман и страшно захихикал, словно извиняясь. - Да-да, я понимаю. Понимаю... Много льда. Много холода. Да-да-да. Все получится! Ваша воля закон для меня. Мы.... Обязательно... Да-да... Почему вы не взяли меня? Почему?
   Мы смотрели с Фарри друг на друга, глаза в глаза, и понимали, что наши беды на "Звёздочке" лишь преумножились этим морозным днем.
   - Он сделает то, что.... Он сотворит... - слышалось в темноте. - Время настанет!
   Наступила пауза. Несколько минут Балиар молчал, слушая невидимого собеседника.
   - Он жив... опасен... - вдруг проскрипел он, и я едва не воскликнул от неожиданности. Мне показалось, будто старик говорит прямо подо мною. Что если я смогу видеть сквозь сталь, то перед моим носом окажется плешь сумасшедшего шамана. - Мы должны уехать! Да... Я поспешил, но мы должны... Я знаю. Их осталось немного. Тварь южных колдунов убила почти всех. Но они ещё живы, я знаю.
   Пауза.
   - Я не мог терпеть, как вы не понимаете? Вы должны были взять меня, меня! Я должен был... Но не волнуйтесь! Не волнуйтесь! Я всё сделаю! Теперь я готов! Он уже наверху! Скоро всё будет кончено!
   Ответом безумцу раздался стук.
   - Да?! - в тоне Балиара проявилась сварливость и гнев. Он боялся, я чувствовал страх ан Вонка, и шаман мечтал отомстить за свою слабость. Сорваться на ком-то, кто не посмеет ему ответить.
   - Всё готово.
   Я узнал Шестерню. Уродливого боцмана, повелителя третьей палубы. Почему-то он представился мне жалко сгорбившимся перед дверью в каюту шамана. Подобострастие, затаенный восторг и звериная преданность перемешались в душе калеки.
   - Тогда вперед! Мы должны уйти отсюда! Быстро!
   - Может... Вы... У меня болит рука... - забубнил Шестерня. - Вы не могли бы. В качестве... Я столько сделал для вас. Если бы вы могли. Она так болит. Всегда болит, мудрррррый ан Вонк... Вы вылечили мою ногу. Может...
   - Не сейчас! Остальное, когда доберемся до места! Мне нужно больше сил! Больше сил, а ты лезешь ко мне с такими мелочами! Потом, когда мы выберемся - ты станешь здоровым, клянусь тебе! Но сейчас мы должны уйти отсюда!
   - Хоррррррошо. Пррррррростите, - испуганно и совершенно без злобы протараторил боцман. - Я пррррросто думал, что Лис... И этот моррррррряк ночью, к которрррррррому я вас... Что сейчас вы можете...
   - Прочь! ПРОЧЬ!
   Шестерня торопливо зашаркал прочь по коридору.
   - Я виноват. Виноват... О, как я виноват. Девятка. Девятка много обещала, но не знала ничего! Ничего! Почему вы не выбрали меня, хозяин?! Почему? - с обидой в голосе продолжил Балиар.
   Корабль вдруг содрогнулся. Мы с Фарри вцепились в стенки хода, чувствуя, как зачихали могучие двигатели "Звёздочки". Удары железного сердца пронзали корпус замерзшего ледохода. Одно содрогание, другое. По телу корабля пробежала дрожь, и стук мотора выровнялся. Этот звук, этот новый ритм в тишине холодной Пустыни наполнил меня надеждой. Нелепой надеждой уставшего юноши, зажатого в вентиляции над головой безумного шамана.
   - Ты слышал? - шепотом спросил меня Фарри. - Слышал?
   Я кивнул.
   - Тогда поползли обратно...
  
  
   Глава шестнадцатая "Вопрос веры"
  
  
   Мы с Фарри поспешили к капитану едва выбрались из вентиляции. Удивительно, но Дувал легко согласился запереться с нами в столовой, чтобы выслушать испуганных юнг.
   Или же он просто обрадовался шансом покинуть кухню, на которой оставался Старик...
   Весь рассказ капитан просидел на лавке, устало прикрыв лицо ладонью и глядя на нас сквозь растопыренные пальцы. В серых глазах капитана блестел лихорадочный огонь болезни. Он старался скрыть свой кашель, но то и дело вздрагивал в очередном приступе. Верный Мертвец, скрестив на груди руки, возвышался над Аграстом безмолвной статуей.
   Мы перебивали друг друга, стараясь донести до Дувала весь ужас происходящего на третьей палубе. Я старался обратить внимание на зловещего хозяина, которому стал служить шаман, а мой друг вклинивался и вещал о судьбе Лиса и штурмовика из лазарета Квана.
   - Это какой-то грёбанный бред, - наконец, проговорил Гром. Он закашлялся, поёжился от царящего в темной столовой холода. - Какие-то сказки грёбанных бардеров!
   - Ходы на третью палубы закрыты, капитан, - резонно заметил Мертвец. Глаза первого помощника были чуть прикрыты, словно он дремал. - Шестерня поднял бунт, это очевидно. Да и шаман после Приюта сильно изменился. Придумать такое мальцы вряд ли смогли бы.
   - Ты хочешь сказать, что старый Балиар нас предал? Что он служит какому-то хозяину?! Я хожу с ним почти десять лет! Больше чем с тобой! Да я легко поверил бы в то, что это сопливое ледяное говно, его ученик, связан со всем этим. Но Балиар?!
   - Я ничего не хочу сказать, - равнодушно пожал плечами Мертвец. - Я просто хочу в порт. Больше всего на свете. В самых худший из портов, лишь бы он был подальше от этого корабля.
   Дувал тяжело вздохнул, посмотрел почему-то на меня.
   - Ладно... - сказал он. - Допустим, Балиар обезумел. Грёбанная старость, драный демон. Застудил голову. Такое бывает. Но Шестерня-то тут причем?! Он предан мне как щенок ледяного волка своей мать её, мамаше! Я вытащил его из грязи портов у Чёрных провалов. Из такого гребанного и гиблого места, что...
   - Статуя... Та статуя! - выдохнул Фарри. Глаза моего рыжеволосого друга изумленно расширились. - Это она! В ней все дело!
   - Статую продали в Приюте, - отметил Мертвец.
   Фарри поник, а Дувал поморщился:
   - Хватит ужасов! Мне хватило того грёбанного ублюдка в грёбанном ледовом лесу. Будь я проклят, но мне до конца моих скудных дней хватит сказок и мифов, жрущих моих людей! У меня на посудине вдруг образовался грёбанный мятеж, и двое юнг, не отходивших в команде полгода, поливают грязью моих людей. Вот что я вижу!
   Капитан ворчал, но верил нам. Где-то глубоко в душе - верил.
   - Все ходы на третью палубы заперты, Гром. Юнги здесь. Шестерня там.
   - Один он не смог бы все провернуть. Кто-то из гребанных механиков ему помогал. Но почему?! И как они собираются жить дальше?!
   - На холодном складе их палубы достаточно припасов. Зато у нас нет энги, - отстраненно проговорил Мертвец.
   - Мы заправили большого папочку и гребанный лайар. Топлива хоть залейся.
   - В баках - да. Но все равно, когда мы сожжем все оставшееся на второй палубе - мороз нас прикончит, - мне показалось, что первому помощнику действительно плевать на такие перспективы.
   - Ты думаешь, они дойдут до этого? - нахмурился Гром. Он повернулся к Мертвецу, вновь поежился. Могучего капитана била лихорадка, но Дувал старался не показывать её перед нами. Он действительно не понимал, что его болезнь видна абсолютно всем.
   - Либо они, либо Старик.
   - Хватит, Мертвец! О, Тёмный Бог, чтоб ты подавился этими недоносками. Клянусь сердцем - я вернусь из этого похода и на пару лет осяду в каком-нибудь гребанном трактире. Уж сколько мне довелось увидеть в этой грёбанной, мать её, пустыне - а таких приключений моя задница ещё не нюхала. И, мать её, я чувствую, что это далеко не конец.
   Дувал выглядел разъяренным и расстроенным одновременно. Больной, ослабевший бородач чувствовал, как теряет бразды правления. И, мне казалось, что он бы с радостью возложил свои обязанности на кого-нибудь другого. Лишь бы при этом пролилось не так много крови, как могло бы.
   Я смотрел на непоколебимого Мертвеца, вспоминал могучего Старика и его вспышку ярости в столовой, много дней тому назад. Их вражда никуда не ушла... Никуда не делась, как никуда не делся Волк, Сиплый и Зиан. И все эти демоны оказались заперты в пределах одной замерзающей палубы, посреди ледяной пустыни.
   Мне стало совсем тоскливо.
   - А куда пропал Зиан? - спросил я.
   - Вот! Вот! Я и хотел узнать, где он, потому и полез в вентиляцию тогда, а потом... - начал было Фарри.
   - Заткнись, юнга. Этот ублюдок как слег, так и не появлялся нигде. Я думал, что он в каюте Балиара. Но судя по вашим гребанным сказкам да легендам - камнесоса нет в живых. И знаете - слава Тёмному Богу!
   Мертвец покачал головой, соглашаясь с капитаном. Аргаст тяжело выдохнул, помассировал виски. Голос его понизился.
   - Значит так, мясо. Вы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаете. Это вам понятно?
   Мы с Фарри торопливо закивали головами.
   - Хорошо. Мне только истерик Старика не хватало, и так уже дошли до ручки. Мертвец?
   - Да, капитан?
   - Где, говоришь, резаки наши?
   - На третьей палубе, - флегматично произнес первый помощник. - У Шестерни.
   Гром поморщился:
   - Оледенительно. Возьми кого-нибудь из морячков, обыщи склад. Не верю, что на этом гребанном корабле не найдется ни одного резака.
   - А топливо?
   - У нас на верхней палубе лайар, Мертвец. Ты совсем старый стал! Сольем оттуда, тоже мне приключение! Все будет хорошо, братцы. Всё будет хорошо.
   - Может стоит спустить "папочку"? Взрежем кормовой трап и вытащим мятежников, - спокойно предложил первый помощник.
   - Резать мою красавицу? - вскинулся капитан, но тут же поник. - Может, так и поступим. Ладно...
   Аргаст тяжело встал, вновь громко перевел дыхание.
   - Сейчас все наладим. Да, Мертвец? Наладим же.
   Тот без капли эмоций на лице кивнул своем капитану.
   - Не можем не наладить. Вон, бьется сердечко "Звёздочки". А раз оно бьется, то и мы, мать его, должны жить. Ясно, грёбанное вы мясо? Они без нас - покойники, править ледоходом нужно из рубки. Мы без этих гребанных бунтовщиков - тоже трупы. С них станется поломать машины, если что. Так что договоримся. Договоримся, ведь?
   Дувал попытался бодро улыбнуться.
   - Да, капитан.
   - Вот и хорошо.
  
   ***
  
   После разговора с капитаном мы вернулись в кухню пропахшую потом, сыростью и чадом сгораемых в печи дров. Я сразу заметил случившиеся перемены. Абордажники сдвинули свои топчаны поближе к лежаку Старика и собрались вокруг старшего штурмовика. Когда мы вошли - их тихий разговор прервался, взгляды ожгли капитана.
   Волк, Сиплый, трое безымянных для меня бойцов... И Рэмси, усиленно делающий вид, что знать не знает никого из нас.
  
   Палубные матросы сплотились в уголке напротив, у мастера Айза. Кок, надо сказать, подтащил свой лежак вплотную к громоздкой, тяжелой плите и спал, прижавшись спиной к ещё теплой стенке. Кухню сотрясал его громогласный храп. Мастеру Айзу снилось что-то теплое, хорошее; кок причмокивал и улыбался.
   - О, юнги! - обрадовался Три Гвоздя, когда мы подсели к остаткам палубной команды, прижавшись плечами друг к другу, чтобы не потерять крохи тепла. - Где вас носило?
   - Да в лазарете были, - быстро соврал Фарри. Мы устроились поудобнее.
   - А... Кван... Как он там?
   - Совсем плохо, - вздохнул мой друг.
   "Он лжец, Эд. Твой друг - прирожденный лжец."
   - Это бурая лихорадка, - почти прошептал Шон. Его глаза безумно поблескивали огоньками лампадок. Только сейчас я отметил, как же исхудал наш нервный моряк. - Бурая лихорадка. От неё пустели целые деревни у Чёрных Провалов. Теперь она здесь! Почему она здесь?! Капитан заболел, док заболел. И я чувствую пожар в груди. Вот тут!
   Пират ткнул себя в область сердца.
   - Жжется! Очень жжется, братцы. Слягу я, как и они. И все мы сдохнем.
   - Завали пасть, - оборвал его Сабля.
   Шон никак не отреагировал на слова моряка.
   - Я чувствую, как что-то сжирает меня изнутри. Как что-то уже проникло в меня! В любой момент оно пробудиться! Я слышу голос...
   Сабля сорвался с места так быстро и ловко, что никто не успел отреагировать. Корсар в движении выхватил нож, и прижал его к горлу Шона.
   - Замерзни, тварь!
   - Сядь! - твердым голосом приказал Половой. Он сидел тут же, сгорбившись, привалившись плечом к спящему Скотти.
   Сабля зло посмотрел на старшего матроса, встретил его внимательный взгляд, скривился и медленно, нарочито медленно, отпустил Шона. Тот, словно ничего не стряслось, промолвил:
   - Я уже гнию изнутри.
   - Сядь! - Половой рявкнул на вздрогнувшего Саблю. С ворчанием пошевелился Скотти.
   Со стороны штурмовиков послышался нехороший смешок, и я понял, что абордажники смеются именно над нами. Недобро, с презрением, со снисхождением. Старик сидел на груде вонючих шкур, привалившись к стене и согнув колени и крутил в руках кинжал. Взгляд широкоплечего воина задумчиво блуждал по лицам палубных моряков.
   "Он что-то задумал Эд."
   Штурмовики перешептывались, поглядывали в ту же сторону, и мне подумалось, что точно также, смотрят на одинокого путника опытные ледяные волки. Вроде бы и добыча легкая посреди Пустыни нашлась, но тем временем - кто знает, какое оружие припрятано у странника.
   - Где Грэг? - спросил я.
   - Крюкомет забрал его в рубку. Он же последний штурман на корабле, после смерти Яки. Так что нескоро мы увидим старину Грэга. Ты же слышал, что случилось, да? Тебе уже рассказали?
   - Ты о чем? - с наивным видом поинтересовался Фарри.
   - Шестерня! Я был рядом, когда капитан переругивался с ним, мой друг. Шестерня сказал, что Дувал ему больше не хозяин, что Дувал угробил много хороших ребят, и он не позволит ему угробить ещё и инструментариев. Что они расходятся в ближайшем порту. Пусть капитан ведет "Звёздочку" туда, или мы тут все сдохнем. Прелюбопытно, не правда ли? Интересно, кому наш уродливый боцман решил оставить корабль? Себе, или все-таки Дувалу?
   - Ого! - довольно натурально изумился Фарри.
   - Да. Все, вроде бы логично, да? - улыбнулся Три Гвоздя. Сабля закатил глаза и прошептал ругательство. Шон вздрогнул и закрыл уши.
   - Ну... наверное...
   - Вы не спешите так реагировать, друзья мои. Я тут свел парочку льдинок к одной - и вижу, что узор одинаковый, - заметил их реакцию Три Гвоздя. Перевел взгляд на меня:
   - У меня к тебе два вопроса, мудрый юнга.
   Я похолодел. Что случилось? Почему именно ко мне?! Что он узнал?
   Бывший дознаватель продолжил:
   - Вопрос первый - почему молчит шаман? Это же жутко странно. В последнее время он любил поболтать, хе-хе. Вопрос второй - чем Шестерня собирается кормить инструментариев? Я ещё вчера отметил, что за похлебкой Айза никто снизу не пришел. Я думал - ночью сходят. Мало ли, дел у них много. И действительно: ночью поднимался сюда и шаман, и Шестерня. Но на кухню даже не заходили. Ушли в лазарет.
   - Я не понимаю твоих вопросов.
   - Они очень простые.
   - Я не знаю, - с раздражением отметил я. - Шамана могли убить во время бунта.
   - Он точно заодно с Шестерней. Но не в этом суть. Я отвечу на оба вопроса одной догадкой, мой друг!
   Три Гвоздя стал меня раздражать. Он упивался непонятным восторгом. Неуместным. В брюхе "Звёздочки" и так стало совсем неуютно.
   - Но это только версия. Всего лишь версия. Что если наш добрый Балиар что-то накопал в том старом корабле, помнишь? Ну, со статуей.
   Шон вздрогнул, сильнее вдавил ладони в уши и быстро-быстро замотал головой. Я же ждал продолжения.
   - То, что те твари увязались за нами - это элементарно. Значит то, зачем они идут, ещё на корабле. Шаман сильно изменился, так? - Три Гвоздя счастливо улыбался. - Может, это уже не наш шаман? Может, какая-то тварь схватила нашего шамана там, в Пустыне, а? И теперь на третьей палубе у нас повелитель чёрных демонов обжился, переделал инструментариев в таких же чудищ и поработил Шестерню. Как тебе, дружище?
   Половой вперил свой глаз в Три Гвоздя, облизнул потрескавшиеся губы.
   - Послушай... Хватит, а?
   - Погоди, Половой! Дай закончить версию. Я же просто фантазирую!
   Старший матрос осуждающе покачал головой и махнул рукой.
   - А кто тогда тот мужик с крюком? - прищурился я.
   - Вот... Вот это интересно. Этого я понять пока не могу, друг мой. Допустим, мы столкнулись с пиратами. Засаду поставили на кого из купцов "Китов и броненосцев", а попались мы. Совпадение? Может быть. А может, смотри какая история могла случиться... Мы же в Приют пошли после того как статую нашли, так? Что если эти ребята охотятся за той тварью, что создает чёрных демонов? Что если в Приюте был их агент и он как-то смог проведать об этой статуе? Увидел и доложил осведомителю!
   - Подожди, я не понимаю...
   - Сейчас поймешь. Я расскажу тебе разгадку той тайны мертвого ледохода. Холод! Всему виной холод! Мы вытащили это что-то из холода, и я думаю, что это был труп того шамана, запертого командой в каюте. Кто видел его тело, после того как мы перенесли его на судно? А? Кто-нибудь видел? Статуя осталась в Приюте, значит, не она им нужна! Что еще у нас на борту с той посудины? Крюк продал всё! Остался только труп! Вот так, мой друг.
   Он победно ухмыльнулся:
   - Теперь мы будем сидеть тут, пока не замерзнем или не сдохнем с голода. Хотя последнее нам не грозит, друг мой. Жрачки хватит надолго. Впрочем, есть вариант, что Шон оледенеет мозгами и запрется на складе изнутри...
   Три Гвоздя со смехом толкнул посеревшего лицом моряка.
   - Шучу! - хохотнул экс-дознаватель, хотя в глазах у него блеснул странный огонек.
   - Смешно, - угрюмо отметил Половой. - Хватит уже трепаться, Тройка.
   - Я ненавижу, когда происходит что-то не имеющее объяснения, и чтобы не потерять голову - предпочитаю выстроить логичные связи.
   - Какая-то тварь, не замерзшая во льдах, схватила нашего шамана в Пустыне, и теперь тот делает из механиков чудовищ - это логичные связи? - поднял бровь Половой.
   - Это ж шаманы, - щелкнул пальцами Три Гвоздя и вновь улыбнулся. Я заметил, что у него нет верхнего клыка. - Главное не в этом. Главное, что просто прикончить шамана нельзя. Раз уж зверодемоны тащились за ним все это время - значит, он ими управляет и после смерти!
   - Это оледенительно логично, Тройка, - фыркнул Половой.
   - В его словах что-то есть, - послышался зычный голос Старика. Штурмовик подался вперед, и его подчинённые резко замолчали, ловя каждый жест вожака. - И как ты думаешь выбираться отсюда, матрос?
   Три Гвоздя нехорошо прищурился и я понял, что бывший дознаватель не любит командира абордажников.
   - Надо прикончить шамана. Того, который всем этим заправляет. Сжечь его.
   - Это решит проблему чёрных тварей за бортом. Если они действительно связаны с тем трупом, - продолжил допытываться Старик. - А что делать с Шестерней и тем ублюдком в снегах? -
   В памяти содрогнулось обещание Эльма:
   "Каждый день, пока не получу собачий компас, я буду убивать твоих собачьих товарищей!"
   - Что делать с мятежниками должны знать офицеры. Так мне кажется.
   Верхняя губа Старика дернулась, но он справился с желанием осадить палубника. Вместо этого он тихо поинтересовался:
   - А ублюдок?
   - Надо понять, что ему нужно. Мы за ним охотились, мы его стреляли, мы его ненавидели. Но никто не пытался с ним поговорить.
   Старик кивнул, не сводя пристального взгляда с дознавателя.
   - Поговорить? - прошипел Волк. - Поговорить?!
   - Тихо, - тут же одернул его вожак. - Он прав.
   - Но...
   - Волк, у тебя всё хорошо со слухом? Может отправить тебя к Квану? Пусть проверит голову и поставит тебе шину на сломанную руку.
   - Руку? - не понял растерянный Волк.
   - Ну если ты ещё раз откроешь рот без команды - я тебе её сломаю. Чего два раза ходить?
   Штурмовик моргнул пару раз, изумленно глядя на командира, но смолчал.
   От напряжения у меня заныло сердце. Я искренне ждал того момента, когда натянутые нити, обвившую всю команду лопнут. Пусть будет что будет, но все эти страсти, эмоции - они убивали меня. Все встреченные мною эмпаты говорили о том, что этот дар схож с проклятьем. Все они так или иначе были не в себе.
   Теперь я их понимал.
  
   Разговор утих. Три Гвоздя потерял интерес к дальнейшему рассказу, а Старик выбрался с лежбища штурмовиков и вышел. Меня раздирала тревога. Слова Эльма перемешивались с бормотанием сумасшедшего шамана, бурчал несчастный Шестерня и близился к отчаянью капитан "Звездочки", боялся Шон, нервничал Три Гвоздя и ничего не чувствовал Мертвец. Готовился к чему-то Старик, страшно страдал Кван, искал удобного момента желающий отомстить Волк. И всё это я чувствовал. Всё!
   Я закутался в шкуры и лег на бок, глядя прямо перед собой. Надо забрать компас у Фарри. Давно пора забрать его.
   Что если моряки решат поговорить с Эльмом? Ледовая Гончая не догадалась потребовать артефакт у пиратов, а тут такой шанс убить сразу несколько оленей. Стон отчаянья едва не сорвался с моих губ. Проклятье, никогда в жизни я не боялся будущего так сильно, как в тот момент. Успокаивающе гудели двигатели ледохода. Корабль ещё не стронулся с места, и это тоже давило на меня. Любое движение бронированной посудины значило бы перемены к лучшему.
   - Юнги, на выход! - выдернул меня из полудремы голос Старика. - Время поработать. Матрос... Ты, который придумал про шамана - тоже со мною.
  
   ***
  
   - Вам всё понятно? - спросил Дувал. На лбу у него выступила испарина, глаза превратились в жалкие щелочки, веки набухли. Он весь сжался от болезни, хотя по-прежнему пытался выглядеть командиром.
   Мы с Фарри подавленно переглянулись.
   - Кроме вас никто туда не проникнет, ребятушки. В вентиляцию не пролезет никто из тех, кто остался в живых. Получается, что от вас зависит судьба нашего кораблика! - попытался улыбнуться Гром.
   Никто из собравшихся в уголке столовой офицеров не проронил ни слова, пока капитан объяснял нам задачу.
   - Я понимаю, что был груб, малышня. Но сейчас не надо вспоминать старые обиды. Мы все тут теперь накрепко примерзли друг к другу, - продолжал Гром.
   - Я... Я не смогу, - промолвил Фарри. Он побледнел. - Я не смогу.
   Я смотрел на Дувала и чувствовал свое жуткое спокойствие. Где-то в глубине сердце в отчаянье бился тот мальчик Эд, что жил в далекой деревушке и мечтал о приключениях, но его отодвинул в сторону Эд, уже убивший человека. Хладнокровно убивший. Пусть сумасшедшего маньяка, но всё-таки...
   - Я это сделаю, - как странно слышать свой голос со стороны.
   Крюкомёт тяжело и с облегчением вздохнул. Мертвец бросил на меня чуточку удивленный взгляд.
   - Отлично! Молодцы!- взбодрился Гром и опять закашлялся, хрипло, отхаркиваясь.
   - Эд! - повернулся ко мне удивленный Фарри.
   Я не ответил.
   - Почему нельзя просто открыть двери, а? - жалобно заговорил Фарри. - Мы могли бы пробраться как можно ближе к ходу, открыть дверь на третью палубу, а дальше Буран и кто-нибудь из...
   - Ты думаешь, что умнее нас? - зло спросил Старик. - Что мы не рассматривали этот вариант?
   - Я... Нет... Но...
   - Проблема в шамане. Вы должны его застать врасплох и прикончить. Если мои ребята с боем прорвутся на третью палубу - он может их встретить чем-нибудь вроде...
   - Того кровавого месива, что мы нашли на корабле неподалеку... - подал голос Три Гвоздя. Он тоже сидел тут, отчасти польщенный вниманием офицеров к его предположениям, но уже не до конца уверенный в своей правоте. - Я убежден, что это работа той твари, что сожрала Балиара!
   - Я не пойму, почему он сейчас этого не сделает? - равнодушно поинтересовался Мертвец. - Куда проще было бы сжечь всех, и отправить Шестерню управлять ледоходом.
   - Грэг, - опять заговорил Три Гвоздя. - Если он зацепит Грэга, то опять окажется запертым во льдах! А без Грэга "Звёздочка" никуда не уйдет! Это же так просто!
   - Вернуться по следам до Приюта - несложная задача.
   - Несколько дней шел буран, все занесло. Мы шли по Пустыне, а не по тракту. Вряд ли найдут следы обратно, - парировал Три Гвоздя.
   Дувал посмотрел на моряка со смесью восхищения и хрипло спросил:
   - Почему я не слышал о твоих талантах, мясо? Ты бы мне пригодился. Быстро думаешь, это хорошо.
   Бывший дознаватель с равнодушным видом пожал плечами, хотя внимание капитана было ему приятно. За спиной моряка расправлялись крылья радости и гордости.
   - Старик, вооружи юнг так, чтобы они смогли протиснуться в вентиляцию. И да помогут нам оба гребанных бога, позабывших о нас в последние дни, - громыхнул Аргаст.
   Командир абордажников едва заметно кивнул. Капитан же отер дрожащей рукой лоб:
   - Хотя вот еще. Ты, - он посмотрел на меня и снял с пояса перевязь с маленьким дальнобоем. - Умеешь с этим обращаться?
   Я вспомнил глаза Звездного Головача в тот момент, когда палец нажал на спусковой крючок точно такого же оружия и кивнул.
   - Не сломай. А я пообщаюсь с этим крюконутым ублюдком.
   Сердце замерло, пот тоненькой струйкой пробежался по позвоночнику. Очень хотелось попросить капитана не делать этого, хотелось сказать, что это роковая ошибка. Проканючить что-то вроде "пожалуйста, не надо!"
   Я промолчал.
  
   Глава семнадцатая "Убийцы"
  
  
  
   - Компас, - сказал Мертвец и протянул руку. В другой он держал лампадку, и в свете дрожащего огонька лицо первого помощника действительно походило на лик покойника в обрамлении длинных, седых волос.
   Я сразу понял, что он имеет в виду, и посмотрел на Фарри. Мой друг отшатнулся.
   - Зачем? - недоверчиво спросил он.
   - У меня он будет в безопасности.
   - Нет, - после недолго размышления ответил Фарри. - Я вам не верю.
   - Отдай ему... - попросил я. - Если нас убьют...
   - Нас не убьют!
   Мертвец качнул головой, поставил лампадку на обледеневшую трубу коридора, от этого простого жеста сквозило угрозой, и Фарри схватился за клинок. Нас вооружили короткими, ладонями в три длиной, узкими мечами. И теперь острие взметнулось между первым помощником и моим другом.
   - Фарри, не надо! - сказал я. - Он прав.
   Первый помощник вновь протянул руку.
   - Я могу отобрать. Сначала твою зубочистку, а потом компас. Но прошу по-хорошему, - бесцветно произнес он. - Твоя жизнь не так ценна, как артефакт древних.
   - Отдай, Фарри. Я ему верю, - попытался я ещё раз. Соврал, так как не чувствовал намерений Мертвеца, но в тот миг считал это единственно верным решением. Хотя и не задумывался всерьез о том, что нас может поджидать внизу, на третьей палубе затерянного во льдах пиратского корабля. Я старался не думать о том, что мы можем не вернуться. События последних дней притупили страхи. Мне было просто необходимо сделать хоть что-то. Изменить всё, что угодно. Пусть это будет смерть безумного шамана или потерянное бремя проклятого артефакта.
   Фарри сдался. Опустил клинок, поглядывая на меня с обидой, полез за пазуху и отдал коробочку Мертвецу. Та тут же скрылась под одеждой первого помощника.
   - Осторожнее там, - равнодушно сказал он.
   Первым в лаз забрался Фарри.
   За всю дорогу по лабиринтам вентиляции мой друг не проронил ни слова, пестуя в себе чувство обиды на то, что я не поддержал его в споре с Мертвецом. Я понимал, что поступил не так, как должны поступать настоящие друзья, но... Детали. Во многих бедах этого мира виноваты неучтенные детали. Это только в сказках герои без сна и отдыха пересекают ледовые пустыни, удачно спрыгивая с рушащихся под ногами айсбергов и сразу вступая в бой со стаей снежных волков или же побеждая десятки отъявленных мерзавцев. На деле же... На деле может подвернуться нога при приземлении, или сверху на зазевавшегося героя обвалится глыба льда. Волки не станут лезть поодиночке, а порвут смельчака стаей, а "мерзавцы"... Эти вообще могут пристрелить героя издалека, и не сходиться с ним в схватке. Или же у того в груди поселится ледовая лихорадка от болезни, а то и отомрут отмороженные пальцы - и он вовсе не доберется до этих самых мерзавцев, так как просто неправильно намотал шерстяные портянки.
   Детали!
  
   Я неожиданно четко осознал - насколько может быть важен этот проклятый компас. И как ничтожна моя роль в его древнем предназначении. Не понимаю, зачем Мертвец с нами возился. Он больше знал, и лучше понимал, как быть с сокровищем черного капитана. Он мог прикончить нас обоих и забрать артефакт, отбросив в сторону такую обузу, какой мы оказались.
  
   Эти мысли крутились в голове, пока мы ползли по недрам "Звездочки". Корабль дрожал от рокота двигателей, где-то по ту сторону металлического короба беспрестанно что-то звякало, звенело, лязгало. Но мы всё равно старались не издавать лишнего шума.
   Наконец Фарри остановился. Задул тщедушный огонек, и на несколько мгновений мы погрузились в темноту. Я придвинулся поближе к другу.
   - Вот... Решётка... - прошептал Фарри.
   Глаза постепенно привыкли к темноте, которая перестала быть ослепительно черной. В ней появились тени от шаманских фонарей, что висели в коридоре третьей палубы.
   - Хорошо. Пошли, - рукоять дальнобоя поселилась в моей ладони ещё в начале спуска. На первых ярдах железного лабиринта я постоянно стучался перевязью о стенки, отчего сразу замирало сердце, и мне казалось, что где-то на третье палубе старый шаман задирает кверху голову, а его глаза (почему-то жутко белые) безошибочно находят меня и понимают мои намерения. Поэтому я сбросил её и тащил оружие перед собой.
   - Пошли? Ну-ну. Я говорю - решётка! - зашипел Фарри. - Нет пути, давай возвращаться, расскажем капитану!
   - Погоди, дай-ка!
   Мы с большим трудом разминулись в тесном лазе, когда я поменялся местами с приятелем. Из коридора тянуло теплом. Прищурившись, я осторожно взялся за прутья решётки и покачал их. Тщетно. Проклятье!
   - Давай, поползли обратно, Эд!
   - Погоди! Тихо!
   Внизу послышалось шарканье. Фарри испуганно умолк, да и я моментально вспотел. Запахло тухлым мясом.
   Ш-ш-ш-ш.
   Пауза.
   Ш-ш-ш-ш...
   Запах усиливался с каждым этим проклятым "ш-ш-ш-ш". Я попытался отползти от решетки подальше, напуганный приближением зловещего источника, но ткнулся в Фарри.
   А затем напротив выхода из вентиляции показалось то, что некогда наверняка было человеком. В тусклом свете далекого фонаря я увидел искаженное лицо несчастного. Все его покрывали огромные волдыри, из которых сочился гной. Правое ухо оплыло, словно свеча из китового жира на печи. Один глаз почти вытек.
   От вони, исходящей от существа, к горлу подкатил кислый комок. Рот наполнился противной слюной.
   Монстр остановился прямо напротив решетки. Замер, странно повернув голову. Я затаил дыхание, хотя мне казалось, что теперь его слышно даже в каюте шамана. Легкие заныли от напряжения. За мною притих Фарри, которому передался мой страх.
   Существо повернуло лицо к нам, и в его глазу, уцелевшем посреди чудовищных язв и волдырей, проблеснуло отчаянье. Отчаянье немое, бессильное, и никак не связанное с тем, что два испуганных подростка смотрели на несчастного из-за решетки вентиляции.
  
   Бывший инструментарий мастера Шестерни дернулся, шагнув к нам. Я вздрогнул, вцепился в рукоять дальнобоя ещё сильнее и медленно, очень медленно, перевел ствол на голову странного монстра. Я чувствовал душу моряка, запертую в гниющем теле. Чувствовал ужас человека, более невластного над собой.
   Тварь приоткрыла рот, и бурая жидкость заструилась по гниющему подбородку. От вони заслезилось в глазах.
   -Ххххх...Х...
   Монстр рывком отшатнулся, повернулся и пошаркал по коридору прочь, унося с собой сошедшую с ума душу. Что ещё здесь произошло?!
   Шаман... Это наверняка шаман. Магия крови, так он говорил? Та рана на моей спине... Его магия касалась меня! Он мог сделать из меня вот... Вот это?! Челюсти сами собой стиснулись так, что заболели скулы.
   Мы дождались, пока стихнет шарканье монстра, и тогда Фарри потянул меня за ногу:
   - Возвращаемся! Мы должны рассказать об этом!
   Я ничего не ответил, выудил клинок и с его помощью стал разгибать прутья решетки, ругая про себя создателей ледохода. Детали. Во всем важны детали. Почему при постройке никому и в голову не пришло делать эти проклятые решетки съемными с обеих сторон?
   "Ты вообще оледенел, Эд! Перестань злиться, и займись делом! Спокойно, осторожно, разумно!"
   Вдохнув и выдохнув, я при помощи клинка разогнул прутья так, чтобы можно было просунуть руку. Стащил варежку, зажав её в зубах, и пропихнул руку в получившееся отверстие. Нащупал запирающий механизм и повернул его. Щелчок.
   Фарри за моей спиной лишь тяжело вздохнул.
  
   Мы оказались в освещенном коридоре. В каком-то из тех, что должны были выводить к главному, а тот, в свою очередь, упираться в каюту шамана.
   Если Балиар вообще там. Детали, Эд! Драный демон - поганые детали! Их всегда так много, их все нужно учесть.
   Вот только пока учитываешь - можешь упустить шанс.
   - Я знаю этот коридор! - прошептал Фарри. - Если мы пойдем туда, то выйдем в подбачное отделение, а дальше можно к лестнице! Поднимемся, и откроем дверь на второй! Как тебе?
   Его слова мне помогли, и я направился в противоположную сторону.
   - Эд! - в голосе друга появились проблески злости. - Ты меня слышишь вообще?
   - Мы должны его убить, Фарри. Ты видел, что он сделал с... с...
   Я даже не знал имени несчастного инструментария. Как, впрочем, ни одного из механиков. Но то отчаянье запертого в гниющем теле человека... Оно было сильнее всех прочих чувств. Даже сильнее долга. Сильнее дружбы.
   - Пусть его убьют те, кто этим зарабатывает на жизнь! Те, кто уже испачкался, Эд! Не бери на душу столько грязи! Светлобог, я ненавижу себя за то, что мне пришлось быть воришкой! Воришкой, Эд! А тебе хочется быть убийцей?!
   - Я уже убивал... И мы должны это сделать. Не потому что хотим, а потому что нельзя такое делать с людьми!
   Какая нелепица, затевать такой разговор посреди коридора, в котором в любой момент могли появиться новые обитатели третьей палубы.
   Фарри осекся, опустил голову.
   - Я все время забываю, Эд, о том, что ты сделал в Шапке, - тускло сказал он. - И вижу, тебе это понравилось.
   - Давай поговорим попозже, Фарри? Здесь совсем не место.
   - Хорошо, - холодно сказал мой друг, и этот лёд в голосе обычно веселого Фарри больно ранил сердце.
   - Прости...
   Коридоры третьей палубы ещё уже, чем ходы на палубах выше. Особенно технические, в которых нужно иногда протискиваться боком, когда минуешь какие-то непонятные мне коробы, механизмы и агрегаты.
   С пола, от труб и разводов вонючей слизи, поднимался едкий пар. Иногда он доходил нам до колен, клубясь и источая жуткие запахи. Я шел первым, выставив перед собой клинок, и сжимая в левой руке дальнобой. За мною шагал Фарри.
   Наконец, мы оказались в коридоре, ведущем к каюте шамана. Здесь было значительно чище, видимо твари старались не приближаться к покоям господина, и запах разложения не драл ноздри. С потолка свисали тусклые шаманские фонари. Чёрная дверь в конце коридора показалась мне проходом на тот свет. Там, за железной преградой, поселилось зло. Поработившее сначала доброго старика Балиара, а затем и команду...
   Рука уже ныла от постоянного напряжения, поэтому я опустил меч, ругая себя за то, что забыл уроки Тороса. Бородатый воин говорил - клинок нужно поднимать только для удара или защиты. Все эти красивые жесты бесполезны и лишь выматывают.
   Я, как обычно, поторопился и потому к дверям Балиара подошел, коря себя за глупость и массируя ноющие мышцы. Фарри приблизился и сказал мне на ухо:
   - Что дальше? - в его голосе хватало рыбьего яда.
   Я пожал плечами и сделал то, чего никак не ожидал от себя. Постучал. Рукоятью клинка по железу. Оглушительно, резко, требовательно.
   - Что ещё?- послышался гневный, приглушенный голос старика. - Чего тебе ещё надо?
   Фарри за моей спиной затаился, сместился чуть в сторону и выставил перед собой меч. Глаза его расширились, но он не сводил их с черной двери. Острие клинка дрожало.
   Я не ответил. Лишь постучал ещё раз.
   - Какого демона ты вытворяешь, уродливый сын шлюхи и портового грузчика?! - голос Балиара приблизился.
   Сердце заколотилось, весь мой гнев заструился сквозь поры наружу, испаряясь в теплом воздухе прогретой палубы. Я не хотел убивать. Я засомневался. Что, если мы ошиблись? Что если Балиар ан Вонк, старый шаман корсарского корабля - ни при чем?
   - Рррррррррыыыыы, - низко загудел Фарри. - Инстрррррумент нужен.
   Что могло получиться у подростка, подражающего калеке? Я ожег друга возмущенным взглядом, но тут дверь отворилась, и в проеме появился разгневанный Балиар.
   - Я тебя не понимаю, урод!
   Палец нажал на спусковой крючок. Громыхнуло так, что мне показалось, будто сам Светлый Бог содрогнулся на своем облаке и посмотрел вниз, на грешный лёд. А его Тёмный собрат ринулся вверх из пучин океана, чтобы вновь проломить себе путь наружу и покарать того, кто посмел издать такой звук. Заряд дальнобоя попал старику в голову, отчего та дернулась назад, и тело Балиара грохнулось на дорогой ковер. Алое пятно крови принялось пожирать оленью шерсть ковра, расползаясь в стороны от убитого заклинателя.
   Наверное, я испугался, ведь никак не ожидал, что шаман выйдет так скоро. И уж совсем не думал, что это будет так просто. Несколько секунд мы с Фарри стояли в оцепенении, глядя на труп шамана. Так просто? Одно движение пальцем, и десятки лет жизни, опыт разных краев, мудрость книг и тысячи пережитых моментов - прошли в один миг? Раз - и всё? Все проблемы позади?
   - Уходим, Эд! Всё, уходим! - первым отошел от шока Фарри. - Идем!
   - Подождите! Подождите! - простонали из каюты. - Пожалуйста!
   - Зиан? - изумился я.
   - Помоги! Помоги!
   - Что ты тут делаешь?
   - Он обещал сделать из меня этих... Он обещал! Помоги!
   Ученик шамана с жалким видом выбрался из-за ширмы. Он заламывал руки, с омерзением глядя на труп Балиара.
   - Выведите меня отсюда! Эти твари подчиняются Шестерне! Если кто-то...
   - Они должны погибнуть. Мы же убили старика! - сказал Фарри и тут же поправился. - Эд убил.
   - Всё равно надо бежать!
   - Нет, - пришел в себя я. - Где печь?
   - Какая печь? Если кто-нибудь увидит вас здесь! Надо бежать! - затараторил Зиан.
   Я переступил через труп и прошел в покои шамана, пропахшие старостью и теплом. Печь стояла в центре комнаты, рядом со столом покойника. Где-то здесь должен быть бурдюк с энгой. Не гонял же Балиар людей каждый раз, как ему потребуется топливо. Вот что важно. Бурюк.
   Меня начало потряхивать от случившегося.
   - Что ты делаешь, Эд? - тихо взвыл Фарри. Он отчаянно хотел уйти. Зиан стоял рядом с ним и пристально наблюдал за моими перемещениями.
   - Мы должны сжечь тело, Фарри! Три Гвоздя говорил...
   - Мало ли что он говорил, Эд!
   - Мы должны.
   Бурдюк нашелся в углу комнаты, рядом с ящиком с подтаявшими кусками льда. Значит, приносили недавно. На третьей палубе, на холодном складе всегда был запас колотой плоти Пустыни.
   Я вернулся к телу шамана с бурдюком, открутил крышку.
   Что же ты делаешь, Эд? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас делаешь?
   - Будет пожар, - выдавил из себя Фарри. Он смотрел на меня с ужасом.
   Об этом я не подумал.
   - Помогите вытащить его в коридор. Там гореть нечему.
   Вдвоем (Зиан по-прежнему лишь таращился на нас с непонятным изумлением), мы выволокли тело старика на железный пол коридора. Я вылил на мертвого шамана весь бурдюк, посмотрел на приятеля.
   - Поджигай.
   Тот непослушными руками вытащил огниво, склонился у трупа и высек искры. Вспыхнуло и загудело синее пламя, в один миг охватив сморщенного годами заклинателя. Фарри отшатнулся прочь, прикрывая лицо рукавом. Коридор стал заполняться дымом, вонью паленой шерсти и горелого мяса. К горлу немедленно подкатил комок.
   - Зачем? - спросил Зиан. - Зачем вы это сделали?
   - Потом. Теперь уходим, - я справился с собой, отступил от полыхающего костра.
   - Нет! Нет! - от вопля за спиной меня бросило в жар.
   Шестерня стоял в проходе, и взгляд боцмана был прикован к сгорающему покойнику.
   - Пожалуйста, нет! Только не это!
   Он волоча ногу захромал к Балиару, в свете огня его и без того ужасное безносое лицо стало совсем безобразным. Нас Шестерня словно и не замечал. Я прижался к стене, пропуская скрюченного судьбой пирата. Мне показалось, что его левое плечо, обычно приподнятое из-за травмы, чуть опустилось.
   - Этого не может быть. Не может быть. Как же так! - жалобно заскулил Шестерня. Неуклюже сбросив с себя меховую куртку, он принялся тушить труп, но жадная, маслянистая энга лишь превратила её в факел. Боцман отбросил куртку прочь и зарыдал.
   - Бежим! - заорал я что было сил, и рванулся прочь от калеки и каюты шамана. Шестерня скошенной глыбой рухнул на колени, глядя на то, как догорает его хозяин. О нас он будто бы позабыл, и грех было не воспользоваться таким шансом.
   - Ну почему так... Почему так! После всего! За что? - завывал пират. - Он мог мне помочь. Он помогал мне. Я не хочу больше боли! Не хочу!
   Мы побежали прочь, оставив в проходе горящее тело монстра и воющего от горя палубного боцмана. Зиан держался за нами.
   - Сволочи. Сволочи! Я убью вас, ублюдки. Я выпотрррррошу ва-а-а-ас! - донеслось вслед. Шестерня бросился в погоню.
  
   У двери, откуда мы выбрались в коридор, Фарри даже не остановился, пролетев мимо.
   - Фарри! Назад! - испугался я. За нами разъяренным ледовым львом рычал Шестерня. Горе и ярость наполнили искалеченное тело невероятной силой и палубный боцман, несмотря на хромоту уверенно нас догонял. В узких технических ходах у нас было больше шансов.
   - Нет! К трапу! - Фарри скрылся за поворотом.
   Я пребольно ударился об отворот, где коридор переходил в узкий ход. Свернул налево. Зиан торопливо толкал меня в спину:
   - Быстрее! - крикнул он.
   - Вы всё испорррртили!
   Фарри взлетел по трапу и завозился с запорным механизмом. Я в несколько шагов оказался рядом с ним, глядя на два тела у подножья, разбухшие, полусгнившие. Порабощенные инструментарии с дальнобоями в руках. Получилось! Сработало! Три Гвоздя был прав!
   - Открывайте! - завопил Зиан. Он отпихнул меня в сторону, дергая поворотный крюк вместе с Фарри. Я обернулся - Шестерня выбрался из хода и шел к нам. По изуродованному лицу текли слезы.
   - Из-за вас. Всё из-за вас!
   До дальнобоев, лежащих в нескольких шагах, я добраться не успевал. Перезарядить подарок капитана - тоже. Боцман уже отстегнул от пояса клинок.
   - Из-за вас...
   Я поднял свой меч и облизнулся. За моей спиной ругались Фарри и Зиан, продолжая борьбу с дверью. Спереди надвигался Шестерня, и кто-то должен был его остановить.
   "Но почему именно ты?"
   - Он хотел помочь мне. Никто из вас никогда не помогал мне. А он хотел. Он вылечил мою рррруку... А вы...
   Когда корсар приблизился к подножью трапа, я спрыгнул вниз, встречая противника так, как учил меня Торос.
   "Не жди первого удара"
   Боцман взмахнул своим искривленным клинком, тщетно пытаясь поймать меня. Такой удар без труда сдержала бы и парка, но мне все равно удалось проскользнуть мимо. Уклонившись, я рубанул его по правой ноге, целясь в колено. Пират прошипел что-то и грузно завалился набок. Лязгнул запор.
   - Эд! Давай сюда!
   Зиан ждать нас не стал, влетев в открывшийся проем. Шестерня извернулся, пытаясь зацепить меня кривым клинком, и я отскочил в сторону. Взбешенный боцман оказался между мною и спасительным выходом.
   - Я столько сделал. Сделал плохого. Очень плохого! - загудел он. - Но не для того чтобы вы всё испоррртили. Не для того.
   Он пополз ко мне. Я пятился назад, глядя то на дверь, то на рывками приближающегося калеку.
   - У вас есть все. У меня нет ничего. Нет жизни. Нет здоррррровья. А ты все погубил! Балиарррр полюбил меня. Он сказал, что поможет. Моя рррука не болит. Она больше не болит. Она гнется.
   Он махнул клинком, метя мне в ноги, но я без труда уклонился. Достаточно было просто отступить на шаг назад. Свет шаманских фонарей призрачным огнями красил темный коридор, посреди которого черной тушей полз на меня человек, предавший свою команду ради обещаний сумасшедшего заклинателя льдов.
   "Имеешь ли ты право осуждать его, Эд?"
   Я отступил ещё на несколько шагов, а затем с разбегу перепрыгнул ползущего Шестерню. Вернее - попытался это сделать. Боцман невероятно ловко перехватил мою ногу, и я грохнулся лицом о железный пол. В глазах засверкало от удара, но сознание меня не покинуло. Извернувшись, я клинком перерубил кисть пирата и пополз прочь. Шестерня заорал от боли.
   Почему никто не пришел мне на помощь?!
   Добравшись до трапа, я почувствовал, как меня подхватил кто-то за ворот и потащил наверх. Только там, когда захлопнулась дверь на нижнюю палубу, я понял что это Фарри.
   - Где все? Где?
   Он ничего не ответил. Прислонился спиной к двери и медленно сполз вниз. А затем закрыл лицо руками.
   - Что случилось, Фарри?
   Внизу бесновался истекающий кровью Шестерня, он добрался до двери и колотил в неё, изрыгая проклятья. С каждой минутой его голос звучал всё слабее. Внизу в чреве третьей палубы догорал труп шамана и даже здесь запах гари драл мои ноздри. Внизу отправились в подледные чертоги все порабощенные инструментарии "Звёздочки", служившие какой-то загадочной цели прежде доброго и рассеянного старичка.
   Но чувства в душе Фарри подсказывали мне, что это ещё не все новости...
  
  
   Глава восемнадцатая "Освобождение"
  
  
  
   Первым в тамбур у трапа прихромал Сабля. Остановился, с изумлением глядя на нас.
   - Чё, уже?! Справились? Чё орал-то, где Шестерня?
   Я сидел на полу, и моё сердце потихоньку успокаивалось. Хотя поселилось в нем что-то темное, что-то совсем нехорошее. Сожаление? Я смотрел на огонек лампадки в руках пирата, и понимал, что мимолетное движение пальцем, прервавшее жизнь безумца, далось мне на так легко, как выстрел в Головача. Вдруг мы поспешили? Меня мучила неуверенность в содеянном. Более того, если бы в тот момент мне предложили бы вернуться на час назад, то я бы не стал стрелять. Не знаю почему.
   Сабля перевел взгляд на Фарри.
   - Получилось? Балиар того... Кончился?
   Тот кивнул.
   - Быстро, мать. Драный демон, да вы прирожденные убийцы, - неприятно хохотнул приободрившийся пират.
   Я вздрогнул от этих слов. Поймал себя на мысли, что было бы неплохо проснуться. Прекратить то, что день за днем накатывалось на меня в этой драной Пустыне. Как было бы здорово открыть глаза и оказаться в доме старика Раска, в Снежной Шапке. А ещё лучше дома, за тонкой стеной от кухни, где возится с завтраком жена моего двоюродного брата.
   В груди стало тесно, глаза защипало. Проклятье, я не хотел жить так, как выходило. Не хотел. Но с каждым днём всё становилось только хуже, и сбежать от неприятностей возможности не было. Кругом Пустыня, в которой караулят Эльм, чёрные демоны и убийственный холод.
   Перед глазами вдруг встало лицо Балиара, когда он вылечил меня от страшных ран после порки Мертвеца. Доброе, чуть отстраненное. Почему-то представлялось именно оно. Совсем не тот звериный оскал, которым встретил нас старик перед гибелью. Да, в Балиаре не осталось ничего из того прежнего шамана. Но, может быть, мы могли помочь ему. Могли решить всё как-то иначе?
   "Где были эти мысли, когда ты согласился на предложение Дувала?!"
   Сердце резануло ещё больнее. Капитан сейчас, должно быть, выбрался наружу и призывает Эльма. Если тот выйдет... Если жажда крови в ледовой гончей проиграет разуму... То Дувал вернется обратно зная, кому он должен быть благодарен за все случившееся со "Звёздочкой". Зная, что из-за новеньких юнг его корабль застрял в Пустыне, а большая часть команды мертва.
   Фарри думал о том же. Бывший воришка понимал, что скоро всё раскроется. Эльм расскажет что ему нужно... Стало совсем худо. Я всхлипнул.
   - Ты чё, малец? Не реви тут.
   Я спрятал лицо в грязном рукаве парки, силясь сдержать рвущиеся изнутри рыдания. Почему нельзя всё вернуть назад? Капитан вернётся и... Что будет? Нас с Фарри разорвут на части озверевшие от новостей пираты? Никто не поможет. Никто не защитит. Всё закончится.
   - Слышь! - Сабля подхромал ближе, неуверенно застыл надо мною. Он опирался на длинный клинок, словно на трость.
   Фарри, плотно сжав губы, смотрел куда-то в темноту. В тамбуре появился Половой с наброшенными на плечи грязным одеялом и топором в руке.
   - Всё в порядке? Удалось? - спросил он. - Мы не ждали вас так быстро. Почти все на первую палубу ушли.
   Сабля махнул ему рукой, неловко присел рядом со мною, аккуратно положив клинок на пол.
   - Ты это... Малец... Молодец. Ты всё правильно сделал.
   - А если нет? - выдавил я из себя.
   - Рано или поздно приходится рвать кому-то грёбанную глотку. Это тебе не бредни оледенелых на голову бардеров, - Сабля засопел, глядя на мои слезы. Неуклюже подался вперед и похлопал меня по плечу. - Главное, знать, за что грохнул. Обычно всё по-шаркуньи выходит. Либо ты, либо тебя. Хе... Самый такой вариантец. Самый обычный для нашего племени. Бывает по тупости, бывает из-за грёбанной настойки. Или вообще случайно! Вникаешь?
   Я помотал головой, не понимая, к чему клонит Сабля.
   - Я впервые грохнул человека, когда был таким же гребанным пацаненком как ты, малец. По дурости, мать. Он глянул на меня как-то так, сучёныш. Как-то противно так глянул. Я ему по рылу и съездил, а этот... Раскроил себе черепушку когда упал. Вникаешь? Вот где полная шаркунья ерунда получается. А ты... Ты тварь отправил к Тёмному, или куда там такая мразота попадает?
   Неуклюжее утешение Сабли меня удивило и, действительно, встряхнуло. Я поднял взгляд на самого злого из моряков палубной команды.
   - Я - тоже мразота. Но ты нет, малец. Я следил за тобой. Ты сделал больше, чем мог бы сделать кто-то ещё, вникаешь? Погано, понимаю. Думай о том, что если бы не ты - грохнуть старика пришлось бы рыжему.
   - Я сейчас тоже расплачусь, - с сарказмом промолвил Половой.
   Сабля чуть не подпрыгнул, обернулся. В душу его хлынула тьма.
   - Могу помочь, - процедил он.
   Старший матрос лишь хмыкнул. Сзади появился кто-то из абордажников и Рэмси, оба вооруженные.
   - Сваливай, - отогнал меня от двери Рэмси. - Он ещё там? Старик послал нас разобраться.
   Бывший палубный матрос, а теперь штурмовик дёрнул за запор и выругался.
   - Что? То, что кажется хорошей идеей при обороне корабля - на поверку оказывается не таким удобным, да? - осклабился Половой. - Ничего, сейчас вышлем мальцов, пусть добьют Шестерню.
   - Я туда больше не полезу, - проговорил я.
   - Кто тебя спрашивать будет?
   - Попробуй заставить, - встретил я взгляд Полового. Он ядовито улыбнулся.
   Рэмси в бессильной злости пнул дверь.
   - Вернётся капитан - решим что дальше.
   У меня внутри от этих слов что-то сжалось в животе. Может, стоило спрятаться в вентиляции?
  
   ***
  
   Эльм выглянул из-под прикрытия ледового колосса только когда убедился, что никого, за исключением знакомого ублюдка в красных одеждах, рядом с переговорщиком не оказалось. С тем собачьим сыном, затянутым в красное, силач уже пересекался, и, обменявшись парой ударов с невероятно ловким бойцом - предпочел ретироваться. Противник попался жёсткий, а хозяин сказал беречь себя. Хозяин требовал беречь себя.
   И Эльм берег. Тому помогала сила господина, и следы его холодной магии. Раны жглись, раны болели, но от любой из них нормальный человек давно бы остался во льдах, а Гончая по-прежнему жила. Жила, несмотря на чёрных слуг подонка, спрятавшегося на корабле. Несмотря на пули и клинки тупоголовых корсаров, так или иначе столкнувшихся с Эльмом. Они не знали, как убивать Гончих. У них не хватило для этого ума.
   Большинство из недоумков остались среди ледовых шипов так удачно подвернувшегося лабиринта, и теперь мороз превратил их в куски замороженного мяса. Бесполезного, холодного мяса, в котором совсем нет радости.
   Звук голоса с корабля подарил Эльму надежду. Когда сопляк сбежал, просочившись как шаркунье дерьмо, через собачью щель - бывший циркач едва не отчаялся. Но когда вновь заработали двигатели собачьего ледохода - его переполнил животный ужас. Что если собачья посудина уйдет прочь? Сколько недель, а то и месяцев придется плестись за ним, чтобы отобрать у щенка компас? Хозяин легко заберет у него свой великолепный дар, в наказание...
   А ведь господин изменил жизнь Эльма. Ушли противные боли в животе, ушли сомнения и дурные мысли. Он подарил ему восхитительную жажду. Неутомимую, необоримую жажду. Ноздри силача раздувались, надеясь уловить запах того великолепного пара, что поднимается на морозе от тёплой крови. Ему нравилось смотреть в глаза тех, кто оказался на пути господина. Видеть, как в них появляется обреченное понимание, а затем и морозная корочка.
   Но уже несколько дней он не мог добраться до спрятавшихся на корабле людей... Усиленная броня оказалась непроходимой преградой даже для Гончей. Любую другую посудину Эльм бы вскрыл без особого труда. Прорезал бы обшивку, проник внутрь и устроил бы знатное пиршество. Но капитан корсаров не поскупился на дополнительную защиту...
   Впрочем, теперь они выбрались наружу.
   Первые минуты, когда кто-то из запертых за железной броней ублюдков появился под солнцем Пустыни и стал орать, вызывая его - Эльм по-звериному изучал корабль в поисках подвоха. Тогда то и увидел, что за фальшбортом верхней палубы примостилась фигура в красном. Наверняка стрелок с дальнобоем.
   - Давай поговорим! Ты же умеешь говорить? - хрипло орал здоровяк с ледохода.
   Ледяной мир сверкал под ярким солнцем миллионами искр. Эльм прекрасно видел любые детали зубастой равнины, и глаза не болели от белого безумия. За это тоже надо было поблагодарить хозяина. Эти теплые сосуды, там, за железными бортами, наверняка страдают от рези ослепительного светила.
   Эльм ненадолго показался из-за края ледового шипа для того, чтобы обозначить себя. Переговорщик заметил это движение. Наверняка тот, в красном, тут же взял Эльма на прицел. Силач хищно осклабился. Ну нет, не возьмёшь. Он выжил посреди этих безумных, режущих лед как масло, чёрных ублюдков. Что ему какой-то стрелок.
   - Что тебе надо? Мы можем договориться! - прокричал человек, в жилах которого текла горячая, восхитительная кровь.
   - Что? Что? Не слышу! - ответил, наконец, Эльм. Прижавшись к шершавому льду, он улыбался. - Спустись вниз и поговорим! Но только один! Пусть этот собачий сын останется там, где сидит. Не думайте, что я его не вижу!
   - Что тебе надо? Я тебя не слышу! - ещё громче проорал незнакомец. Эльм лишь ощерился и покачал головой:
   - Спускайся, тёплый!
   - Я не слышу, что ты говоришь! Грёбанные двигатели!
   Здесь рокот моторов чувствовался, но, конечно, не так как на корабле. Что ж, это только на руку.
   Пират решался почти минуту. Бывший циркач видел, как он о чем-то переговаривается с красным. Наконец, их беседа закончилась, и корсар стал спускаться по трапу. К горлу подкатил комок, тело аж задрожало в нетерпении. Эльм прикрыл глаза, наслаждаясь предвкушением. Ох, как это будет чудно. Настроение мигом улучшилось.
   - Слышишь меня? - переговорщик остановился у траков.
   - А?! Что?! Громче!
   О, скорее же! Скорее!
   Моряк продолжил спуск. Ступал он очень тяжело, вцепившись в поручни и пошатываясь. Налети из Пустыни буря - и первый порыв ветра сбил бы пирата вниз. Добыча сама шла в руки Эльма. Рот наполнился слюной.
   На Эльма вдруг накатила мысль, что, может быть, не стоит идти на поводу у жажды. Ведь он здесь застрял только из-за собачьего компаса. Хозяину очень нужен этот артефакт и этот бандит мог достать вещь Радага. Просто нужно рассказать ему правду и всё.
   Но как же хотелось вновь вкусить запах теплой крови. Эльм нахмурился. Приказ хозяина был ясен, чёток. С другой стороны, что случится, если он ещё раз пустит кишки глупому морскому бродяге? Они никуда не денутся.
   Есть только корабль не уйдет.
   Силач мотнул головой в растерянности. Оценил расстояние до палубы. Если сейчас сорваться на бег, то у корабля он будет через две минуты. Судя по тому, как перемещался переговорщик - уйти он не успеет. Стрелок обязательно выстрелит. Может быть, попадет. Но смотря куда... Вдруг снаряд дальнобоя прилетит прямехонько в голову?
   Эльм расстроено засопел.
   Тот ящик с указателем, оставшийся на борту корабля наемников, слишком тяжелый. Без него будет не просто выследить в Пустыне этот собачий ледоход.
   Кровь или компас?!
   Гончая ощерился, не в силах выбрать. Он не сводил взгляда с приближающегося человека. Тот осторожно ступал на льдины, кутаясь в отороченный белым мехом воротник. Лицо переговорщика скрывал теплый шарф и чёрные из-за сетки очки.
   Когда-то и Эльму нужны были подобные вещи. Но теперь он стал частью льда, частью холода, частью Пустыни.
   Благодаря Хозяину.
   - Что тебе надо?!
   Эльм смотрел на добычу, понимая, что успевает. Что если он ринется вперед, вонзит крюк в брюхо человека и прикроется им от стрелка - то всё получится. Пока кишки пирата замерзают на холоде, а глаза превращаются в льдинки - Эльм сможет отойти под укрытие шипов. Ноги задрожали от нетерпения. Облизнувшись, силач качнулся вперед.
   Компас. Компас!
   Силач мотнул головой, не сводя взгляда с моряка.
   - Кто ты такой? - человек закашлялся. Спазм скрутил могучее тело, и здоровяк чуть не упал на колени. - Кххха... Что тебе надо от нас?!
   - Компас, - решился Эльм. Он видел, как кровь бежит по жилам пирата. Он чувствовал её сквозь провонявшую потом и болезнью грязную одежду корсара. Он видел её теплые ручейки. Силач выплюнул струйку чёрной слюны.
   Здоровяк отшатнулся, увидев её. Легкий ветерок трепал мех его капюшона.
   - Два ублюдка украли у меня компас. Два собачьих мальца украли его у меня в Снежной Шапке!
   Пират чуть склонился вперед, уперся руками в колени.
   - Кх-кх-кха. Компас?!
   - Отдайте мне этих двух ублюдков, и идите куда хотите! - сказал Эльм.
   - Фкхааа... Фарри и Эда, верно? Кххаххха...
   - Да. Отдайте их мне.
   - И это всё из-за них? - сипло спросил человек. - Из-за двух сопляков? Столько смерти? Кххха.
   Эльм широко улыбнулся:
   - Нравится? Я могу продолжать вечно.
   - Кха...к...то т-ты? То есть... Что ты?
   Он чувствовал взгляд человека за сеткой очков. Эльм чуть было не бросился на него. Рука с крюком задрожала.
   Кровь... Горячая, ароматная. Жизнь, уходящая из глупого тела. Зачем она безмозглому пирату, отщепенцу льдов? Хозяин открыл Эльму истинные тайны и ценности этого нелепого мира. Он подарил ему целую собачью вселенную. Хозяин...
   - Отдай мне мальцов и я уйду, - сказал, наконец, бывший силач. Попятился, преодолевая желание сделать насколько прыжков вперед. Собачья жизнь! Всего один удар - и счастье! Ох, этот запах.
   - Кто ты такой?! - заорал моряк. - Зачем ты пришел?!
   Ноздри раздувались сами собой, слюну приходилось сглатывать всё чаще. Отсюда Эльм видел каждую ниточку вен, спрятанных под одеждой. Она не должна быть сокрыта от глаз. Она должна быть всюду, везде. Белым паром уходить к небу Пустыни.
   Эльм сделал ещё один шаг назад.
   - Отдай шаркуньих ублюдков и забудь про меня, человек. Так будет лучше для тебя.
   О, как это красиво прозвучало - "человек"! Эльм подумал, что хозяин был бы доволен такой речью. Переговорщик порывался ещё что-то сказать, но затем сплюнул кровью в снег и махнул рукой.
   Бывший циркач облизнулся, прикрыл глаза, стараясь не смотреть на красный след посреди ослепительного льда.
   - Отдай. Иначе вам всем конец, - буркнул он.
   Переговорщик кивнул и попятился, стараясь не поворачиваться к Эльму спиной. Силач провожал его взглядом, едва ли не рыдая от огорчения. Собачий компас! Он лишил его крови!
   - Просто выбросите их на лед! Дальше я сам! - крикнул Эльм вослед уходящему моряку.
  
   Не выпуская пирата из вида, силач стоял у холодного ледяного зуба и скрипел зубами. Добыча уходила. Собачья добыча уплывала из его рук.
   Когда грянул выстрел, Эльм сначала присел, прижавшись к обломкам льда, и только потом увидел, как валится на снег переговорщик.
  
   Силач с детской обидой смотрел на то, как в небо Пустыни уходит жизнь, которую он мог забрать себе. Почему он не забрал её?! Почему?!
   О компасе Эльм не думал. Он дождался, когда стрелок в красном исчезнет с палубы, а затем на четвереньках добрался до того кровавого плевка и словно зверь склонился над ним. Коснулся языком и разочарованно вздохнул. Остыло. Совсем остыло. Подняв голову, он уставился на корабль. Собачья жизнь...
   Бывший цирковой силач бросился к трупу и склонился над ним, жадно втягивая аромат растворяющейся в холоде жизни. Крюком вспоров одежды здоровяка, Эльм разрезал живот покойника и простонал от удовольствия.
   Двигатели ледохода опять заткнулись.
  
  
  
   Глава девятнадцатая "Закон пустыни"
  
  
  
   Хруст металла пронзил тело "Звёздочки" насквозь. Мы с Фарри вскинули головы, чувствуя последние неровные удары железного сердца. Корпус корабля содрогнулся, извергнув из себя чудовищный грохот и звон. Светильник на потолке общей комнаты закачался. Что-то гулко звякнуло на плите мастера Айза, а затем наступила безнадежная тишина.
   Половой лишь укутался в свое грязное одеяло и хмыкнул.
   - Что это? - спросил я.
   - Это Шестерня, - с удовольствием проговорил старший матрос. - Добрался до двигателя. Я всё ждал, чего ещё нам жизнь подбросит. Дождался.
   - Какого шаркуньего дерьма ты, оледенелый идиот, так радуешься? - не выдержал Сабля.
   - Во всём нужно находить веселье, мой обмороженный друг. Так проще жить.
   В тишине стало ещё холоднее
   - Мы... Всё? Мы никуда не поедем? - прошептал Зиан. Ученик шамана забился в угол общей каюты и смотрел оттуда с детской обидой, почему-то обвиняя в поломке корабля нас с Фарри. Его эмоции смутили меня. Они показались новыми, нетипичными для того сосателя алого наркотика, которым я его помнил. Без высокомерия, без затаенной жажды сделать какую-нибудь пакость. Только обида. Зиан очень изменился за наше путешествие.
   Я открыл глаза, чувствуя комок тревоги у горла.
   Очень изменился. Когда в последний раз я видел его розовые белки?
   "Тихо Эд, ты вообще старался с ним не пересекаться лишний раз. Не придумывай новых богов, старые этого не одобрят"
  
   Половой был весел, но его веселье пропиталось горьким ядом. Одноглазый матрос смотрел на огонь в печи, плотно сжимал губы, и с дрожью в сердце ждал новостей с верхней палубы. Он отчаянно надеялся на хороший исход кампании Грома, но при этом был готов зло рассмеяться при первых же признаках неудачи.
   Сабля нервничал. Но его переживания показались мне более практичными. Моряк прислушивался к ощущениям в ногах, надеясь, что чувствительность пальцев восстановится. Сломанный двигатель "Звёздочки" он воспринял как должное. Неприятное, но неизбежное. Куда больше его раздражало поведение Полового. Но в целом я позавидовал его спокойствию.
   Фарри с суровым напряжением ждал, когда вернётся капитан. Наверняка он представлял себе как бородач входит на кухню и его ненавидящий взгляд ищет среди грязных лежаков рыжего прохвоста и его товарища. Юнг из Снежной Шапки.
   Мы еще не знали о смерти капитана и о том, что случилось сразу после рокового выстрела.
   Потом Три Гвоздя рассказал то, что видел из рубки, где боцман и штурман учили его пользоваться навигационными артефактами Цитадели. Дувал перед смертью заметил среди моряков смышленого Тройку и решил заменить им Коротышку...
   Дувал закончил беседу и побрел к "Звёздочке" и вдруг рухнул на снег. В первый миг Тройка решил, что Гром просто споткнулся. Три моряка прилипли к запотевающему от дыхания стеклу, протирая его и вглядываясь в лежащего, а потом, когда Эльм выбрался из укрытия и направился к Дувалу, ринулись на помощь капитану.
   Они сошлись с штурмовиками у тамбура между первой и второй палубами, в широком коридоре. Разъяренный Буран и изумленные моряки с одной стороны, а с другой - Старик и ощетинившиеся оружием абордажники. Крик стоял такой, что, по уверениям Трех Гвоздей, мы обязаны были его услышать. Корсары тыкали друг в друга стволами дальнобоев, в бешенстве угрожая пристрелить первого шелохнувшегося. Буран, не уберегший капитана, винил во всем Старика, а тот, в ответ, убеждал остальных в том что именно Неприкасаемый прикончил Дувала.
   Крюкомёт требовал опустить оружие и выйти на лед, чтобы прикончить "лысого ублюдка", но и сам при этом раскачивал в правой руке цепь своего жуткого орудия и не сводил взгляда с побледневшего от напряжения Волка. Сиплый держал на мушке то Грэга, то Три Гвоздя. Буран уверенно целился в голову Старику, цедя проклятья сквозь стиснутые зубы.
   Я не знаю, как они друг друга не перебили. Один резкий удар по двери легко бы отправил их всех прямиком в чертоги Темного Бога. Всего лишь один чуждый звук, и пальцы бы сдернули спусковые крючки.
  
   Только когда со второй палубы наверх поднялся Мертвец - страсти улеглись. Равнодушный первый помощник, дежуривший в лазарете, спросил у выцеливающих друг друга моряков, почему никто не проверил: вдруг Аргаст просто ранен? Крюкомёт рассказал ему об Эльме.
   Каким-то чудом это отрезвило матросов. Да, Старик взбесился пуще прежнего, из-за своей ненависти к Мертвецу, но Буран предупредил, что вышибет ему мозги, если тот не заткнется. Три Гвоздя сказал, что никогда в жизни не видел Неприкасаемого в таком спокойствии. Он сказал, что устами Бурана говорила сама смерть - и только потому Старик отступил.
  
   Рассказ бывшего дознавателя я слушал хмуро, думая о судьбе Аргаста. Я испытал нешуточное облегчение, узнав о выстреле, прервавшем жизнь капитана. Постыдное облегчение. Если Эльм не прикончил Дувала, значит... Значит Гром возвращался на борт "Звёздочки" зная. Он возвращался назад с мыслью о двух мальчишках, погубивших его корабль и его команду.
   Он ведь был неплохим человеком, и вышло так, что его гибель оказалась мне во благо.
   Светлый Бог, как же мерзко понимать такие вещи. Что хорошие люди могут оказаться по ту сторону. Что на твоем пути всегда может оказаться кто-то лучше тебя, но противостоящий тебе. Кем в такой ситуации становишься ты сам, если твой противник заведомо хороший?
   Знаете, мне кажется, что чужая смерть всегда обладает аурой. Она всегда касается тех, кто к ней так или иначе причастен. Стражник, выгнавший за ворота бродягу, почувствует холодок на спине, когда тело бедолаги станут рвать волки. Судья, отправивший в ледяную трубу преступника, вздрогнет, когда палачи разденут несчастного и спихнут в потемневший от замерзшей крови ад и осужденный, оставляя куски плоти на острых льдинах, пролетит сотни ярдов, прежде чем разбиться о смерзшиеся трупы.
   Случайно оброненное слово, грубое, или равнодушное, вернется позже, когда человек, которому требовалась твоя помощь, твоя поддержка - просто исчезнет, бросившись на меч или засунув дуло дальнобоя себе в рот и нажав спусковой крючок.
   Каждый такой шепоток смерти оставляет отпечаток на душе. В тот момент мне казалось, будто моя уже покрыта чёрными язвами чужого горя. Вся. Целиком и полностью.
  
   Стрелка не нашли. Буран обвинял в убийстве Старика и его "недовоинов", Старик считал, что капитана застрелил либо Буран, либо Мертвец, Крюкомёт требовал прекратить истерику и обещал разобраться. Тройка предположил, что убить капитана мог тот лысый недоносок, но Буран уверил, что выстрел раздался с корабля. Абордажники предупреждали, что не потерпят на капитанском посту первого помощника (который должен был возглавить судно в случае гибели Аргаста). Мертвец холодно объяснял, что никто никогда не согласится подчиняться вожаку головорезов.
   Труп капитана замерзал под ослепительным солнцем Пустыни, а они спорили о том, кому достанется его корабль. Это было ещё более мерзко, чем моя сокрытая радость столь удачному выстрелу.
   Власть всё-таки получил Мертвец. Стоя под прицелом штурмовиков, он встретил взгляд Старика и сказал, что сейчас не время для старых дрязг. Что потом, в порту, они во всём разберутся, а сейчас важнее всего убраться из этих проклятых льдов и сделать это они могут лишь вместе. Я не знаю, почему абордажники не расстреляли первого помощника на месте, но Три Гвоздя рассказал, что он сам заслушался речью Мертвеца.
   Штурмовики первыми опустили оружие.
  
   Дальнобой, из которого убили Аргаста, нашелся в тамбуре первой палубы, ближе к корме. Подозрения с Бурана были сняты, он просто не успел бы добежать. Старик без устали клялся, что лишь два штурмовика покидали обзорную в кают-компании. То были Рэмси и Март, которые спустились вниз чтобы "помочь палубным крысам справится с калекой". Шон был на гальюне. Скотти, отправленный Айзом в кладовую за припасами, вообще все пропустил. Да и самого Айза в момент выстрела не было в общей комнате. По словам кока тот ковырялся на "теплом" складе и слышал, как кто-то пробежал по коридору после выстрела.
   Споры прекратил Мертвец. Он сказал, что виновный будет наказан по всей строгости корабельного закона, как только команда будет в безопасности, в порту. Там он обещал запереть все люки и не открывать их пока не допросит каждого моряка на борту и не найдет убийцу. Ему поверили. Ссора угасла, но затаилась в тёмных коридорах замерзающего корабля.
   Вот только в одном помещении команда "Звездочки" больше не собиралась. Штурмовики перетащили свои вещи на первую палубу.
   Клянусь Светлым Богом - никто из них не убивал капитана. Я буравил взглядом каждого из абордажников, стараясь дотянуться до самых потаённых уголков их чувств. Никто не боялся правосудия, никто не чувствовал вины. И никто больше не доверял "палубным" товарищам, считая их виновными в убийстве. Мои товарищи отвечали им теми же подозрениями.
  
   Я проверил всех моряков. Полуприкрыв веки, спрятавшись под сыроватым одеялом. Шон был объят ужасом и уже перестал различать явь и сон, забившись в свой угол и укрывшись с головой шкурами. Он вряд ли смог бы удержать в руках дальнобой, а уж тем более попасть из него в капитана. Айз... Айз угрюмо старался забить голову мыслями о том, что и из чего ему готовить. Мрачный, несчастный кок жалел, что оказался на борту "Звёздочки" и хотел оказаться как можно дальше от неё. Скотти нервничал и переживал за Квана. Почему-то больше всего его заботила именно болезнь нашего врача (который, надо сказать, последний день пролежал без сознания у себя в лазарете, под присмотром Фарри).
   Мертвец...
   Безмолвный человек-пустота вернул мне компас при первой возможности и совсем без моего напоминания. Неторопливо оглянулся, когда оказался рядом, и невероятно ловко вложил мне в руку черную коробочку. А потом ушел.
   Я проводил первого помощника "Звёздочки" взглядом, и наверное, именно в тот момент понял, кто на самом деле стрелял в капитана. Это было горькое понимание. Настолько горькое, что на глазах проступили слезы, и я спрятал их под тяжелым одеялом. Он сделал это, чтобы скрыть тайну компаса? Застрелил в спину боевого товарища, лишь бы... О, мне стало ещё хуже от этого понимания.
   Невероятный долгий и тяжелый день подходил к концу, и его итогом стала полная безнадежность. На кухне-спальне царила мрачная тишина, лишь угрюмый Айз колдовал у плиты, разогревая воду и размачивая вяленое мясо. Половник уныло звякал о стенки котла.
   Я не хотел дожидаться ужина, мечтая провалиться в спасительный сон, но вместо этого Мертвец послал меня на третью палубу.
   - Надо опять спуститься вниз, - глухо проговорил наш новый капитан, подойдя к моему лежаку. - Узнать, что Шестерня сделал с двигателями. Если сможешь - открой двери. Если боцман ещё жив - ты понимаешь, что нужно сделать.
   Я откинул одеяло и посмотрел в безжизненные глаза Мертвеца. Очень хотелось отказаться, но в голосе бывшего первого помощника чувствовалась успокаивающая уверенность и сила. Будто убийца капитана действительно знал, что нужно делать. Вручив Фарри теплую рубаху, в которую был завернут компас, я без слов отправился вниз, прихватив с собой клинок и вновь заряженный дальнобой Грома.
   Никаких эмоций во мне не нашлось. Слишком много переживаний выпало в тот день. Слишком много. Я превратился в покорный механизм, сконцентрировавшись на задании Мертвеца. Без страхов, без сомнений, без надежды.
  
   В безмолвных коридорах нижней палубы я то и дело сталкивался со следами "очищения". Переступая через тела измененных инструментариев, которых освободила смерть Балиара, я вспоминал тот жуткий взгляд механика у вентиляции и думал - зачем шаман так поступил? И почему он не забрал себе всех матросов "Звёздочки"? Почему не забрал Шестерню?
   Я понимал, что боцмана миновала судьба товарищей только благодаря его желанию служить шаману. Калека мечтал избавиться от уродства и болей. Но почему на это пошел сам Балиар? Неужели не проще было обратить всех моряков на борту?
   Или изменившись, те не смогли бы доставить его туда, куда хотел попасть заклинатель? Что они вообще могли, запертые в клетке из гниющей плоти?
   "Они могли убивать, Эд. Убивать тех, кто хотел помешать старому безумцу"
  
   Шестерню я нашел в двигательной, рядом с откинутой в сторону металлической крышкой. Он лежал на полу, скорчившись, зажав обрубок руки между ног, и был мертв. Грязные плиты отсека залила густая, прилипающая к подошве смесь, натекшая из этой самой дыры в защитном кожухе и смешавшаяся с кровью инструментария. Кроме тела Шестерни я увидел труп ещё одного из измененных механиков.
  
   Перед смертью Шестерня сунул в сердце "Звёздочки" лом, и теперь тот торчал из отверстия будто клинок. Впрочем, он и был клинком, оборвавшим жизнь корабля.
   Даже мне, человеку далекому от секретов инструментариев стало ясно: запустить двигатель не получится.
  
   С этой новостью я вернулся назад
  
  
   ***
   Первым делом Мертвец отправил вниз Скотти за энгой. Затем внимательно выслушал мой рассказ, не перебивая. Когда я закончил - наш новый капитан лишь кивнул.
   - Что будем делать? - спросил у него Крюкомёт. - Починить двигатели мы не сможем.
   - У нас есть лайар,- сказал Мертвец.
   - Там поместится человек шесть, - скептично заметил Грэг.
   - Значит, на броне поедем. Защиту соорудим от ветра, и будем меняться. Всё решаемо. Это всё равно лучше, чем идти пешком. Сколько мы прошли от Приюта? Дня два-три? Пешком умаемся, но и это реально. Ничего, справимся, - воодушевился Крюкомет. - Я сам об этом думал все это время.
   Айз загремел мисками, разливая парящее варево. На кухне стало значительно теплее, благодаря энге и льду с нижней палубы.
   - Хорошая идея, - закивал Зиан.
   Остальные моряки чуть приободрились. Я смотрел на ученика шамана с подозрением. О нём говорили, что бедняга надорвался и слег. Но сейчас энергия в нем била через край.
   - Сразу надо было так уходить, - вставил Половой.
   - И бросить корабль? - посмотрел на него Крюкомет.
   Одноглазый пожал плечами:
   - Ну, а как итог, мы его с собой забираем, да?
   - Ты стал занудой, Половой.
   - Я бы ещё вспомнил про того ублюдка за бортом, но боюсь тогда не только ты посчитаешь меня занудой.
   - Я возьму его на себя, - проронил молчащий Буран. - Он меня боится, я знаю. И я смогу с ним справиться. Пусть просто приблизится, и я его прикончу.
   Это были первые слова Неприкасаемого, после того как он спустился к нам на палубу.
   - Сколько у нас таких же горячих за бортом осталось, а?
   - Завали пасть уже, Половой! - возмутился Сабля. - И без тебя на душе одно дерьмо осталось!
   - Ужин, - буркнул Айз, сцапал свою миску и плюхнулся на топчан. - Сами забирайте.
   Горячий бульон с мясом был великолепен. Я угнездил миску в скомканном одеяле и набросился на еду, словно голодал неделю. Команда постепенно сбрасывала с себя оцепенение и наполняла меня надеждой. Сабля выудил откуда-то из вороха тряпья бурдюк из плотной кожи. Обменялся взглядами с Мертвецом, и новый капитан неожиданно для всех кивнул.
   - Давайте кружки, братцы, - осклабился Сабля.
   Запахло шаркуньей настойкой. Кто-то лил её в перцовый чай, кто-то наоборот хотел вкусить истинного пойла, но никто не отказался от запрещенного на борту продукта. Тем более, когда сам Мертвец разрешил отступление от закона.
   Новый капитан молчал, наблюдая за тем, как Сабля разливает напиток. Затем взял свою кружку в руки и приподнял её, привлекая внимание. Мы притихли.
   - Сегодня погиб наш капитан, - проговорил Мертвец. - Я служил под его началом семь лет. Дольше, чем многие из вас. Начал простым моряком, спал в общей зале, и добрался... До куда добрался. Аргаст был хорошим человеком. Иногда слишком мягким, но всегда справедливым. Команда всегда значила для него больше, чем он показывал. Если бы нужно было спасти мир, или спасти ребят из палубной команды - думаю, Гром бы пошел спасать моряков.
   Мертвец прищурился, глядя в пустоту. Кивнул своим мыслям:
   - Теперь Аргаст отправился к Темному Богу, и вместе с ним ушла жизнь и из нашей "Звёздочки". Так и должно быть для настоящего покорителя Пустыни. Один корабль - один капитан.
   Я заметил, что рука Мертвеца дрогнула.
   - Я клянусь, что виновный в гибели Аргаста Дувала будет найден и наказан. Чего бы мне это не стоило. Убийца получит по заслугам.
   Сабля закивал словам Мертвеца. Буран горько хмыкнул.
   - Но сейчас мы должны думать о том, чтобы выбраться отсюда и не потерять кого-то ещё. Так бы сделал и капитан.
   - Да, - поддержал его Крюкомёт. Он держал кружку у носа, вдыхая пары.
   - Сегодня я поговорю со Стариком и завтра же мы отправимся на лайаре в сторону Приюта. Все вместе. Мне непросто говорить, но сейчас у нас есть шанс это сделать. Раньше нам пришлось бы кого-то оставить здесь, и Аргаст никогда бы на это не пошел. Я знаю. Теперь у нас есть шанс.
   Он ненадолго замолк и добавил:
   - За стенами "Звёздочки" ещё осталась та тварь, что убила так много наших товарищей. Но она тоже смертна, поверьте мне.
   - Не волнуйтесь за него, - угрюмо подтвердил Буран. - Он мой.
   - Только вместе, только прикрывая друг друга, мы спасемся. Пустыня не любит одиночек.
   Половой едва сдерживал свой сарказм, но понимал, что сейчас его шутки будут неуместны. Было что-то в голосе Мертвеца, что-то вселяющее надежду.
   - Пусть Тёмный Бог будет добр к Аргасту Дувалу, - бывший первый помощник посмотрел каждому из нас в глаза, торопливо отведя взгляд, когда столкнулся с моим.
   Я выпил вместе со всеми. Закашлялся от горечи и пожара в горле. Глаза заслезились.
   - Ничего, ребятушки, ничего. Всё будет хорошо, - продышался Крюкомет.
   В закоптившихся светильниках над нашими головами дрожали огоньки горящих фитилей, по нутру разливалось тепло от настойки и бульона. И, почему-то, мне стало значительно легче. В тот момент я почему-то поверил, что всё действительно закончится хорошо.
   Мы, последние моряки "Звёздочки", как-то сами собой сбились в полукруг у плиты мастера Айза, наслаждаясь горячей пищей, теплом от печи и внутренним жаром от шаркунки. Почему-то здесь и сейчас все беды растворились сами собой.
   Потом Скотти забрал чан с бульоном и отнес его штурмовикам, перебравшимся на первую палубу, а Сабля передал им через корсара свой бурдюк с шаркункой. От этого жеста стало ещё теплее. Определенность будущего оттолкнула прочь мрачные события предыдущих дней. Мы уйдем на лайаре и никто нас не остановит.
   После ужина я вызвался отнести бульон в лазарет, и там меня ждала ещё одна приятная новость. Впавший в забытье Кван очнулся. Когда я вошел в теплое помещение (особенно теплое после мороза в коридоре) то увидел, как он сидит за своим столом, кутаясь в посеревшую шкуру ледового волка, и при свете нескольких лампадок возится со своими чашками, порошками и зельями. Торос полулежал на своей койке и наблюдал за доктором с унынием.
   - О, юнга! - увидел меня Кван. Он был бледен, казался слабым, но в глазах вновь зажегся огонек. - Я как раз хотел идти за ужином. Торос говорит, что с нами кто-то сидел, но сейчас...
   - Я рад, что вам лучше, - перебил его я.
   - О, ты не поверишь. Я чувствую, что болезнь уходит. Но что это было - никак не пойму. Жаль, очень жаль. Если бы смог разобраться, то, может быть, в Гильдиях узнали бы о новой лихорадке. Лихорадка Квана, звучит? Может быть, меня взяли бы куда-нибудь на обучение, а? Плюнули бы на возраст и взяли? Не так, как тогда...
   Никогда не видел доктора таким жизнерадостным.
   - Наверное, это было зелье из красного мха. Я экспериментировал с ним, когда совсем стало плохо. Определенно оно!
   Я промолчал. Мне казалось, что недомогание Квана прошло из-за случившегося на третьей палубе. Что не болезнь терзала доктора, а магия обезумевшего шамана. Чары рассеялись после того как я...
   - Как там дела, юнга? - спросил Торос. Он выглядел бодро для человека, несколько дней назад получившего заряд дальнобоя в спину. - Всё совсем плохо?
   Он увидел, как по моему лицу пробежала тень.
   - Буран уже сказал мне, что Грома убили, - произнес он. - Ещё одно поражение для бесполезного Тороса из Неприкасаемых. От него всегда было вреда больше чем пользы. Но что с двигателями, юнга? Что вообще говорят?
   Я сел рядом с ним, приготовившись к неприятному разговору, налил Торосу похлебки и протянул миску учителю.
   - Говорят, что всё будет хорошо.
  
   Глава двадцатая "Пустыня"
  
  
   Мне снились огненные твари, мелькающие среди обломков ледового лабиринта. Я бежал от них невероятно ловко, быстро, не чувствуя ног. Отталкивался от льдин и взмывал в воздух, будто снежинка. Потом вновь падал, озираясь, и вновь взмывал к чёрным небесам ещё выше. Дыхание в груди замирало. Мне казалось, что теперь-то я точно разобьюсь, что просто не смогу оттолкнуться в следующий раз. Но раз за разом я взлетал всё выше и выше, а внизу, слева и справа от меня неслись по Пустыне огненные фигуры неведомых зверей, и лёд за ними оплывал, словно китовое сало на сковороде, и проваливался в небытие. Из щелей прорывались на свободу склизкие щупальца Темного Бога, и я ждал, когда же он вырвется наружу целиком.
   Компас я держал перед собой, словно ребенка, защищая его от преследователей. Прыжки мои становились всё выше, преследователи всё ближе, и вот, наконец, я понял, что падаю прямиком на оскалившуюся пламенем пасть чудовища. Сверкающие, голодные глаза твари мигнули, и перед тем как огненные зубы схватили меня, я понял, что это Эльм.
   И тут лязгнул запор на двери. Я вывалился из обжигающей пасти монстра прямиком в тёмную кухню и подскочил, слушая, как быстро колотится сердце.
   Моряки зашевелились, встревожено оглядываясь.
   - Что это было? - пробормотал спросонья Крюкомёт. Кто-то, я не увидел кто, толкнул дверь и выругался.
   - Заперто! Нас заперли! Что за дела? Откройте!
   Орал Сабля. Перемежая требования открыть дверь с ужасающей руганью, он барабанил в глухую преграду, но с той стороны никто не отвечал. Скотти выскочил в наш старый зал, проверить дальний выход в коридоры, но вскоре вернулся обратно с вестью, что и там выход заперт.
   - Что это значит? Что происходит? - завыл Зиан. - Что это, капитан?
   Мертвец поднял руку, призывая к тишине, и мы все услышали, как что-то загудело снаружи, заскрежетало, словно корабль застонал от отчаянья.
   - Что это? - тихо спросил Фарри.
   - Это подъёмник. Наши товарищи с верхней палубы спускают вниз лайар, - охотно поделился Половой. - Есть что пожрать, Айз?
   Кок не сразу понял просьбу старшего матроса, а потом просто отмахнулся.
   - Что значит, спускают лайар? - крикнул Зиан. Его возмущение резало мне душу. Я даже поморщился.
   - Это значит, что... как там сказал наш новый капитан? Только вместе, только прикрывая друг друга, спасёмся, да?
   - Это не смешно! - заорал Зиан. - Совсем не смешно.
   - По-моему как раз смешно, - пожал плечами одноглазый. - Это Пустыня. У неё свои законы. Старик спасает своих людей, хе-хе.
   - Это не смешно! - голос Зиана исказился, в нем появился металлический лязг и басовитые нотки.
   Изменения заметил не только я. Сабля отвлекся от двери, уставился на молодого шамана, но тут что-то громыхнуло, и гул исчез.
   - Всё, спустили. Сейчас заведутся и поедут с песнями до Приюта, а там всех рассудит Пустыня, - Половой демонстративно зевнул. - А мы тут сдохнем, запертые.
   - Точно? - привычным голосом спросил резко успокоившийся Зиан. - Точно спустили?
   - Ага, - кивнул Половой.
   - Ну, неужели, - вздохнул шаман. - Дождался.
   Он сделал странный жест, будто вытолкнул из себя что-то.
   Я почувствовал, как мои мышцы онемели, словно обратились в лёд, и плюхнулся без сил на топчан. С глухим стуком на лежаки и на пол попадали те моряки, кто был на ногах. Остался стоять только Зиан.
   - Я люблю лайары. Ими можно управлять в одиночку, без участия кого-либо ещё. Знаете почему? Потому что если где-то что-то можно испортить то вы, люди, делаете это с успехом.
   Мертвец что-то прохрипел. Он прикладывал титанические усилия, чтобы хотя бы повернуться к Зиану, который, как мне показалось, стал даже выше ростом.
   - Не надо насиловать себя, человек. Расслабься, так ты угаснешь быстрее и почти без боли. Я кое-что знаю о вашем устройстве. Годы научили меня многому, хотя я до сих пор ошибаюсь в оценке ваших умов и душ.
   Внутренности холодели, дышать становилось всё тяжелее, но я не сводил взгляда с Зиана. С того, кто когда-то был Зианом.
   - Но я должен сказать вам спасибо. Если бы не вы, не ваша жажда наживы и любопытство... Если бы не тот старик, ищущий новые знания - я бы не смог ничего сделать и так бы и лежал в заваленной каюте с капитаном Жалем. Он меня раскрыл. Он приказал запереть дверь, прежде чем я взял его. Сволочь. И ни одного человечка с хоть каким-то признаком дара на борту. Не то, что у вас. Три носителя - это великолепно, правда!
   Фарри лежал на соседнем топчане, пристально наблюдал за Зианом и нервно трясся, закусив нижнюю губу. Мне показалось, что он собирается заплакать. Но видел я это уже сквозь дымку. Глаза стекленели, я не мог даже моргнуть от слабости. Сердце стучало всё тише, не справляясь с загустевшей в венах кровью. В ушах зазвенело, горло сдавили невидимые тиски.
   - Сейчас понимаю, что должен был взять этого мальчика до того, как ваша посудина ушла из Приюта. Сожалею об этом, держал его для конца путешествия, чтобы не вызывать лишних подозрений. Никак не думал, что такая с виду успешная команда так плохо закончит, и что ваш шаман такой чувствительный и так боится старости... Какие были планы! Отправиться в Содружество, где заклинателей льда гораздо больше чем на хилом севере. Но ваш старый шаман, пусть его душа застрянет между Темным и Светлым богом и никогда не обретет покоя - не вынес моего знания. Не смог усмирить гордыню, голод и всё испортил своей спешкой, да ещё и впутал этого сумасшедшего калеку. Я думал, что может быть повёзет, и его план сработает. Но ваши юнги... Да... Череда людских совпадений и мои замыслы вновь пострадали. Это обидно. Кстати, за кем из вас охотится тварь южных колдунов? Я помню, когда их по льдам ходило в достатке, и они сильно мешали жить, но сейчас мне казалось, что Гончие перевелись. Я думал, что капитаны больше не высовывают носа из-за своего Южного Круга. Ошибаюсь? За кем он охотится, а? Не люблю я их чары, они заставляют чувствовать меня слабым.
   Зиан с интересом оглядел нас, лежащих в бессилии. Мертвец опять что-то прохрипел, но шаман его словно и не заметил. Фарри в ужасе дрожал у себя на топчане, и я не мог понять, почему в нём нет того чудовищного спокойствия как в сердцах умирающих вокруг корсаров. Жизнь утекала из "Звёздочки" по воле того, кто вселился в тело юного заклинателя. Из всех, кроме Фарри. Тот словно не был подвластен тёмным чарам.
   - Впрочем, это уже неважно. Добраться на корабле до Содружества мне не суждено, спасибо вашему калеке, будь он проклят. Товарищи ваши, сверху, меня с собой брать не стали, что обидно, но похоже на вас, людей. Лайар спустить в одиночку, я знаю, невозможно. Но вот управлять им я смогу. Жаль, придется обойтись без штурманов, но ничего. Рискну.
   Вновь заскрежетал засов. Фарри вздрогнул.
   - Самое обидное, что всё это я делаю, чтобы избавить мир от Пустыни. Когда-то давно у меня почти получилось, но человеческая слабость сделала свое дело, и теперь обо мне вспоминают как о сумасшедшем. Где те шаманы, что прокляли мое имя за то, чему я научился? Даже памяти о них не осталось! А я...
   Дверь отворилась, и на пороге появилась фигура. Пошатываясь, она вошла в кухню, и я узнал Шона. Бедный моряк был похож на ожившего мертвеца.
   - Прощайте, - Зиан отвернулся.
   И тут Фарри вскочил с топчана, отбросив в сторону шкуры. Странно всхлипнув, он ринулся вперед, наступая на тела недвижимых моряков. В его руках появился узкий клинок.
   Зиан обернулся, глаза шамана расширились в изумлении, он отшатнулся, но Фарри настиг его и одним ударом повалил заклинателя на пол. Взметнулась рука с мечом. Один раз, другой и злая волшба, приковавшая меня к лежаку, отступила.
   В другой руке Фарри сжимал компас.
   Моряки зашевелились, кто-то пытался подняться, но вновь падал. Мертвец встал на колено и опустил голову, борясь с дурнотой. Шон тряпичной куклой упал навзничь, гулко стукнувшись затылком о металлический настил.
   - Оружие в руки и бегом. Бегом! Я на верхнюю, кто-то должен спуститься вниз, к лайару! - прохрипел Буран. Он встал первым и, пошатываясь, бросился к выходу. - Они не должны уйти!
   Я еле сел. Сердце вновь билось мерно, но слабость ещё кружила голову. К горлу подкатила тошнота. Нащупав рукоять дальнобоя, я поднялся на ноги и двинулся за Бураном. Если с людьми Старика произошло то же, что и с нами - у меня была фора.
   Фарри стоял на коленях у трупа Зиана.
   - Вставай, Фарри! Вставай...
   Он тупо посмотрел на меня.
   - Ну же, Фарри!
   Я потянул его на себя, и мой друг покорно встал.
   - Давай! Идём!
   Откуда-то сверху раздался приглушенный вопль. Так кричит от боли попавшее в капкан животное, а не человек. Мне стало холодно от понимания: если сила шамана повалила на лёд всех людей в округе, то этим не мог не воспользоваться Эльм.
   Мимо пробежал шатающийся Скотти, за ним посеревший лицом Сабля. Глянув на меня, последний сухо бросил:
   - Оставь его.
   Я послушался и потопал за хромающим Саблей.
  
  
   ***
  
   Эльм видел, как посреди ночи люди выбрались из своего корабля. Небо затянуло тучами, сдерживающими сине-алые огни Светлого Бога. Свет не мог пробиться к Пустыне, запертый в чёрные контуры тяжелых облаков. Но силачу и не нужна была помощь небесного. Сосуды восхитительной жизни пестрели перед глазами красными прожилками, различимыми в любой темноте.
   Их было шестеро. Всего шестеро.
   Гончая подобралась. Сейчас его время. Он без труда разорвет на части слепых в ночи моряков. Выпотрошит каждого, поодиночке. Чем меньше корсаров останется на борту корабля, тем проще будет раздобыть компас.
   Мысли об артефакте причиняли Эльму боль. Он вздрагивал, когда вспоминал о том, как близка была добыча в том городке, что знаменовал его перерождение. Если бы знать... Если бы хозяин нашел его раньше.
   Если бы он не нашел его вовсе...
   Бывший силач вздрогнул от калейдоскопа лихорадочных воспоминаний, несущих только страх и боль. Все эти метания по жизни, встречи и разочарования. Сейчас всё было ясно и просто. Он почти не скучал о тех временах, когда принадлежал лишь себе.
   Эльм склонился и осторожно выбрался из расщелины, не сводя взгляда с фигур. Четверо копошились на верхней палубе. Он отчетливо слышал, как металл ударяется о металл, как скрежещут цепи, и гудит под ногами моряков промерзшая обшивка. Двое торчали у распахнутых дверей на вторую палубу.
   Что они делают?
  
   Очередная вспышка с неба попыталась пробиться сквозь облака, и в том редком свете Эльм увидел черты небольшого кораблика, что ранее торчал на верхней палубе ледохода, а теперь повис в воздухе, обвязанный цепями подъемника. Лайар... Они спускают лайар? Думают уйти от него? Уйти от хозяина?
   Слуга черного капитана ощерился и крадучись пошел к кораблю. Под ногами тихо шуршал снег. Пустыня молчала. За эти дни он привык к её голосу. К песни ветра, к стону льдов. Они умиротворяли. Но сейчас воздух разносил скрип металла и голоса.
   - Давай, осторожно! - крикнул кто-то из людей. Эльм видел его кровь. Моряк стоял на крыше лайара, вцепившись в цепь. - Чуть правее! Так, отлично!
   Трое наверху. Двое на второй палубе, тщетно пытаются разглядеть в ночи хоть что-нибудь. Один на крыше. Силач припал ко льду, чтобы его ненароком не увидели с борта посудины, и пополз к добыче.
  
   Лайар, наконец, достиг льда. Со скрежетом задел траками гусеницы шаппа, отчего моряк на крыше выругался. Эльму оставалось не больше ста шагов до ничего не подозревающего корсара.
   Или подозревающего? Силач замер, наблюдая за второй палубой. Эти двое наверняка следили за происходящим и пытались сквозь прицел нашарить во тьме опасность. Радаг велел беречь себя. Радаг будет недоволен, если его новая Гончая исчезнет.
   У Эльма не было дальнобоя. Он полагался на свои силы, да и громоздкое оружие во льдах только мешало. Верный крюк - лучшее средство для борьбы. Но сейчас он бы не отказался от одного выстрела. Сбить пирата с крыши и раствориться в темноте. Пополнить счет.
   - Спускайтесь! Волк, Сиплый - вы первые. Март, Валенгайм, Рэмси - прикрывайте сверху. Этот ублюдок где-то рядом.
   Эльм кивнул словам матроса. Тот даже не представлял, насколько рядом "этот ублюдок".
   По металлическим ступеням внешнего трапа застучали тяжёлые ботинки моряков. Силач подполз почти к самым тракам шаппа и затаился между наметенных Пустыней сугробов, почти поглотивших поддерживающие катки.
   Когда моряк вдруг рухнул на крышу лайара, и кулем скатился вниз, грохнувшись о палубу разведывательного кораблика - Эльм нахмурился. Сверху послышались звуки падения - два пирата безмолвно повалились на ребристую поверхность технического хода. Лязгнули о сталь упавшие дальнобои. С верхней палубы неторопливо соскользнуло вниз оружие одного из стрелков, упало на крышу лайара, и оглушительный выстрел надорвал молчание Пустыни.
   Эльм прищурился. Ловушка? Что они задумали? Потянув носом воздух, он настороженно подался назад. Тот, кто рухнул с лайара, вряд ли сделал это специально, от такого можно и кости переломать.
   Переждав минуту, Гончая тихо снялся с места, в несколько секунд оказался у корабля-разведчика и ловко забрался на броню. Упавший моряк лежал на спине, глядя перед собой раскрытыми от изумления глазами. Изо рта лениво поднимались облачка пара. Правая рука была выгнута под неестественным углом.
   Любой другой на месте пирата давно бы уже верещал от боли.
   Встретив взгляд Эльма, плечистый корсар попытался пошевелиться, но не смог. Бывший силач присел над моряком и улыбнулся. Показал крюк, так, чтобы недвижимый пират его увидел. От страха в глазах добычи по спине Эльма пробежали мурашки удовольствия.
   - Привет, - сказал он и оскалился. Крюком вспорол темную парку моряка, наслаждаясь его ужасом, а затем медленно воткнул сталь в живот пирата. Тот даже не закричал, захрипел. Пары крови ударили в нос Гончей, и тот закрыл глаза, впитывая сладкую жизнь. Что-то случилось у них на корабле. Что-то потрясающее.
   Когда сердце корсара остановилось, Эльм, пьяный от счастья, поднялся на ноги и прислушался. Тишина. Его ждало настоящее пиршество! И компас!
  
   Гончая ловко перепрыгнул с борта лайара на траки шаппа, перемахнул через поручень и поспешил к трапу на вторую палубу. Где, он это видел, остались открытыми двери внутрь. Хранилище крови.
   Эльм едва не взвыл от предвкушения.
  
   Один из сторожей пришел в себя как раз для того, чтобы получить удар крюком в горло. Крепкий мужчина стоял на коленях, опираясь на дальнобой, когда Эльм возник перед ним и с размаху разрубил замотанную в шарф глотку. Капли крови взмыли к небу и осыпались миллионами чуть видных кристалликов розового льда.
   Выстрел ожег грудь Эльма пламенем и отбросил его назад. Ощущение было, словно приложили осадным тараном. Взмахнув рукой, силач оступился и свалился с хода вниз, грохнувшись спиной о металл. Слава Радагу, что не в голову попали!
   - Нет уж, собачий сын! - заорал Эльм. - Ты знаешь, что меня этим не взять!
   Огонь в груди быстро угас, уступив место злости. Второй стражник разразился руганью. Он окликал товарища и торопливо перезаряжался. Гончая прыжком поднялся на ноги и поспешил наверх.
   На верхней палубе кто-то кричал от боли. Там же раздался выстрел. Эльм почувствовал прилив возбуждения. Веселье началось! Из брюха ледохода слышались крики, на первую палубу кто-то выскочил.
   Да и на второй появились гости. Эльм взметнулся по трапу наверх, чтобы увидеть, как проклятый стражник стреляет в кого-то из моряков, отчего тот замертво валится на настил. Из чрева шаппа выскакивает ещё один пират, ощутимо припадающий на ногу, и сторож ударом приклада посылает его в отключку. А затем...
   Гончая оскалился. Щенок. Ледовый щенок! Он узнал бы ублюдка из тысячи! Собачий Эд! Стражник, коренастый, крепкий, не успел увернуться от удара малолетнего подонка. Он даже заслониться не успел. Хрюкнул, получив сталь в живот.
   - Сученыш... - прохрипел пират и упал на колени. Паренек, не сводя с Эльма взгляда, ногой оттолкнул тело корсара и освободил меч. Эльм бросился по металлическому настилу, глядя на важнейшую из добыч.
   Останавливаться он не стал. Увернулся от бессмысленного замаха собачьего недоноска, затем одним ударом выбил у него из руки меч, насладившись вскриком подлеца, и схватил его за горло. Внутри Эльма всё пылало от счастья.
   - Время поквитаться, собачье ты дерьмо. Время платить по собачьим счетам!
   Сверху вновь кто-то вскрикнул. Гончая давно уже стал специалистом в таких звуках. Это означало, что кто-то умер. Не ранен, не отделался легким испугом или ушибом, а именно что - умер.
   Мальчонка хрипел, одной рукой пытаясь освободиться от хватки Эльма. Боролся. Из облаков на миг пробилось сине-алое сияние, и в нём блеснули глаза Эда. В них плескался ужас, и для Гончей не было высшего счастья.
   Кто-то вывалился из ледохода, споткнувшись о тело. Эльм отпрянул, встряхнул Эда, а затем всадил ему крюк в живот. Мальчишка заверещал, словно скотина на забое.
   - Время поквитаться, - повторил Эльм.
   Что-то холодное коснулось его подбородка. Гончая понял, что даже в агонии собачий ублюдок смог свободной рукой откуда-то вытащить ручной дальнобой, и приставить его к голове Эльма.
   - Э... - почти испугался бывший силач, но в следующий миг прогремел выстрел
   Гончей не стало.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
  
  


Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"