--
Н Е Ф О Р М А Л Ь Н Ы Й О Т Ч Ё Т С К О М М Е Н Т А Р И Я М И
Дорогие сограждане, не читайте этот отчёт. Вы ничего не поймёте, вам будет неинтересно, и вы будете меня площадно ругать. Это написано специально для работников Челябинского Металлургического Комбината. Имена и фамилии изменены и искажены во избежание судебного преследования, если кому-то что-то не понравится.
На дворе трещал жестокий уральский январь, когда Поляков Константин Михайлович был принят на Чуйский Металлургическиё Завод на должность вагонного мастера ЖДЦ-2. Зима 1971-72 была исключительно суровая. Настолько суровая, что железнодорожное хозяйство сильно заборохлило, и железнодорожники были обвинены в провале декабрьского плана. А среди железнодорожников виноватей всех выглядели вагонники: думпкары на аглофабрике не выгружались, автосцепки на всём заводе не сцеплялись и не расцеплялись, буксы визжали и свистели на весь завод, а часто горели грязножёлтам пламенем. Да и это ещё считалось бы за полбеды, если-бы не настоящая беда с вагонами парка МПС. По итогам года завод выглядел
плачевно, а по мнению так называемого Народного Контроля - преступно Этот Народный Контроль состоял из ветхих дедов сталинской эпохи, которых хлебом не корми, а дай сожрать нормального работника, который кроме объективщины ничего в свою защиту выставить не может. Работники Южно-Уральской Ж. Д. совместно с этим самым Народным Контролем, как волки, вцепились в несчастный ЧМЗ и давай трепать так, что пух и перья сыпались.
Да и действительно - только в декабре было составлено 539 актов ВУ-25, а всех повреждённых вагонов было не счесть.
Ну что было делать главному идеологу всех желехнодорожников, заместителю директора завода Шкодскому Ивану Степановичу?! Надо было немедленно снимать кого-то с работы, пока тебя самого не сняли! Всё-таки это выглядело бы какими-то действиями, принимаемыми мерами. Кого-то там с должности начальника вагонной службы сняли и поставили Лёху Кострюльева. Парень он был энергичный, желающий начальствовать и для машиниста тепловоза даже неглупый (он до того работал машинистом-инструктором и начальником смены)
Вот в такое морозное и неприятное время и был принят на работу вагонным мастером Поляков Константин Михайлович и был направлен на ПТО ст. Металлургическая в гущу заводских и МПС-овских интриг. Интриговать Константин Михайлович не умел - приходилось работать.
В свой первый рабочий день Константин Михайлович пришёл на ПТО за час до конца ночной смены и значит за час до начала работы. Его встретили шесть пар любопытных женских глаз. Женщины - осмотрщики были в курсе, что у них будет новый мастер и готовились с воодушевлением его встретить. Но встреча не получилась: Константин Михайлович не успел даже раздеться, как была представлена к осмотру "сдача", и, старшая в смене, Алла Ивановна Ворошилина засобиралась на парк - натянула телогрейку, повязала платок, надела рукавички, взяла фонарь и мел и приготовилась идти.
- Пожалуй, я пойду с Вами - сказал Константин Михайлович.
Морозище был страшный. Алла Ивановна шла быстро, бросая фонарём молниеносные блики на вагоны. Иногда она останавливалась и делала на вагоне пометку мелом.
- Что Вы там пишете? Какое замечание по этому вагону?
- Пружина сломана.
- Где?
- Ну вот. Смотрите.
Константин Михайлович вгляделся в освещённое фонарём место на ходовой тележке.
- Видите?
- Нет. Не вижу ничего.
- Да вот же, вот же трещина! Не видно, что-ли?!
Наконец Константин Михайлович увидел, что действительно, наружная пружина рессорного комплекта имела излом на 100%.
- Увидели? Пошли дальше.
Они прошли длинный состав с обеих сторон, и Константин Михайлович чуть душу богу не отдал - так замёрз. Алла Ивановна вошла в помещение раскрасневшаяся, быстрая, энергичная, и Константин Михайлович быстренько увидел, что она высокая, крепкая, красивая женщина с умным, задорным и вызывающим взглядом.
Ночная смена ушла домой, новая смена приступила к работе. Константин Михайлович собирался с мыслями, что же на этом месте главное, от чего всё зависит, что надо и чего не надо делать, откуда чего можно ожидать. Ведь именно работа этого участка и подвергла страшным передрягам руководство завода и прежде всего железнодорожное руководство. То, что здесь чёрт знает, что творится - это понятно, но никто не мог сообразить, что здесь творится, откуда напасть.
Как вскоре выяснилось, напасть была простая: жесточайший контроль вагонов на выходе с завода. Отсюда огромное количество актов ВУ-25, которые устанавливают повреждение вагона. Чтобы МПСовцы акты не составляли, ЧМЗовцы отцепляли сомнительные вагоны, не выпуская их на пути МПС (и часто перестраховывались), где они немедленно будут проконтролированы. Отсюда большое количество неисправных вагонов на своей станции. От этого страдает главный показатель работы завода - простой вагонов на заводе в часах. Всё это выглядело в безобразно отрицательном виде, за что кого-то сильно поругали, а кто-то сильно пострадал. Но в начале начал стоял контроль, который железно был организован вагонниками МПС, и в частности, начальником ПТО станции Металлургическая МПС Мендельсоном Вячеславом Михайловичем. Этот молодой симпатичный человек железной рукой прихватил выходящие с завода вагоны, соответственно настраивая и воспитывая свой рабочий коллектив. Он лично выходил на парк, показывая пример своим осмотрщикам, что и как надо смотреть и кваалифицировать. Акты ВУ-25 сыпались, как из мешка.
Константин Михайлович уже знал, что, если кто-то кого-то бьёт, бьёт и бьёт, не может быть, чтобы он был прав, прав и прав. Где-то что-то есть! Это "что-то" надо было увидеть и схватить.
По первому же известию, что поезд осматривает сам Мендельсон, Константин Михайлович помчался на Металлургическую МПС. Мендельсон ходил с блокнотом вдоль вагонов, внимательно вглядывался в их узлы и детали, делая иногда пометки в блокноте. Они поздоровались, познакомились, Мендельсон продолжил свой внимательный осмотр, его осмотрщики шли следом, а Константин Михайлович пытался уловить смысл всей этой процедуры.
- О - о - о ! - протянул Ммендельсон. - Вот это да! - Здорово трахнули! Он склонился к хребтовой балке вагона в районе фрикционного аппарата. - Сильно задели!
Константин Михайлович тоже пригляделся - зияла и сверкала свежим изломом огромная трещина хребтовой балки. Константин Михайлович посмотрел внимательнее и увидел, что новая свежая трещина была продолжением старой, уже заржавевшей.
- Так эта же свежая трещина появилась в результате того, что хребтовая балка была уже повреждена!
- А это неважно! Каким вагон вошёл на завод таким и должен выйти. Вы отметили по входу на завод эту трещину? Нет? Вот и получите акт! А хоть бы и отметили, всё равно получите акт, так как этот вагон с трещиой надо было всячески охранять, а не стукать его.
Вот такая была МПС-овская логика. От такой логики его осмотрщики переглянулись и смущённо поёжились. Осмотр продолжался. Всё чаще Константин Михайлович указывал Мендельсону на его необъективность. В конце концов тот взорвался:
- Не здесь надо стараться схватить нас за руку! Надо на заводе бороться с теми, кто вагоны повреждает. Вы не долго задержитесь на этой работе, если войдёте в конфликт с МПС.
- Никаких конфликтов не предполагается. Я надеюсь, что нас с Вами ждёт полная гармония и объективность. И действовать будем по всем направлениям одновременно - и на заводе, и вас будем воспитывать.
Подошло время, когда Мендельсон перестал выходить к осмотру вагонов - "объективно" оценить их состояние могли и рядовые осмотрщики. А с ними бороться было проще. Количество актов ВУ-25 стало снижаться.
Костантин Михайлович кропотливо изучал "технологию" повреждения вагонов в цехах завода. Познакомился со всеми главными "ломателями", объяснил им, что будет к ним очень внимателен, некоторых выставил на "ковёр", за них рьяно взялись заводские власти - надо же было кого-нибудь раздолбать за то, что тебе в прошлый раз так надолбали.
Туго, очень туго, но к весне, летом и осенью дело шло с заметным улучшением.
По истечении года Константин Михайлович был вызван к начальнику ЖДЦ-2 Хоупману Майклу Майкловичу.
- Значит дело такое - Вас на днях вызовет к себе Шкодский. Не то, что бы "на ковёр", но человек он непредсказуемый. Установка такая: возражать ему не надо, ошибки надо признавать, пообещать работать лучше. Он-то понимает, что положение улучшилось, но "накачку" в начале года сделать он обязан. Надо его понять.
Через неделю Шкодский вызвал Константина Михайловича к себе
- Сколько всего было повреждено вагонов в позапрошлом году?
- 31 тысяча.
- А впрошлом?
- 12.
- Сколько актов ВУ-25 составили в позапрошлом году?
- 5334.
- А в прошлом?
- 2331.
- Иш ты, цыфрами он владеет! Цыфры он изучил-вызубрил! Ты меня этими своими цифрами не охмуришь! Ты, может быть скажешь, что работа улучшилась? Что это ты её улучшил? Это же надо такое - 200 актов ежемесячно! Вы что там делаете? Спите беспробудно? Пьянствуете, небось! Это же надо - над вами измываются эти недоучки из МПС, а вы инженеры, лапки сложили и хвостами повиливаете? Где характер? Где характер, я спрашиваю!? Что это за интеллигентность сопливая? Ты давай там крылья не опускай и чтобы хвост морковкой торчал!
Я там премию тебе выписал по итогам года, не знаю правильно ли сделал. Ладно, авансом пойдёт. Ну, а лучше-то сможете в этом году?
- Да, конечно сможем. Всё к тому, что процесс этот необратим.
- Спасибо! Ты давай вселяйся да живи. И работай! До свидания!
Расстались они без особой лирики, по-деловому, видно было, что эти два заядлых производственника поняли друг друга.
Но прежде всего Константину Михайловичу предстояло организовать собственный коллектив. Коллектив был на 95% женский. 40 женщин! Это были молодые и старые, девушки и разведёнки, замужние и вдовы, ехидные и доброжелательные, жадные и душа нараспашку, весёлые и хмурые, грамотные и полуграмотные. И ни одной лентяйки, ни одной недобросовестной, все были отличные работницы. Но каждая из них по-своему понимала смысл своей работы и свою роль в общем деле.
Главная роль в достижении результата работы отводилась старшему осмотрщику - старшей в смене. Результаты работы женщин не интересовали. Если смена работала хорошо, это была заслуга старшей, ей завидовали, злословили, подковыривали. Никто не радовался успехам смены. Никто не огорчался неудачам и неуспехам - редко кто сочувствовал старшей - в основном злорадствовали. Между собой не ругались, нет, но и близкой дружбы не было. Только в первой смене вокруг Аллы Ворошилиной собрался цельный дружный коллектив. На эту первую смену остальные три сплетничали и галдели, что мол они все подхалимки и вертихвостки.
Чтобы заинтересовать людей результатами работы всего участка Константин Михайлович стал ежедневно перед началом работы говорить об итогох за последние сутки с анализом хороших и плохих действий, сопоставляя действия разных смен. По репликам и комментариям он улавливал, что людям интересно и что этот интерес их объединяет. Появились предложения по улучшению и изменению в технологии, во взаимоотношениях со смежниками и МПСовцами. Находились решения казалось бы неразрешимых задач. Короче - один ум хорошо, а сорок - лучше. Вместе с профоргом Любой Потапчук Константин Михайлович организовал такой заформализованный вид работы, как соцсоревнование, в действенный инструмент повышения заинтересованности.Он добился у нормировщиков небольшой суммы для поощрения лучших смен и лучших людей в других сменах. В показателях соцсоревнования были и техника безопасности, и чистота рабочего места (помыть пол в ПТО и не выбрасывать пакеты из-под молока прямо из окна, чтобы их потом таскало ветром по всей станции), и составление актов на субподрядчиков, и, конечно, сумма штрафов по актам ВУ-25.
Люди стали дудеть в одну дуду, ревниво присматривались к другим сменам, ив то же время остро реагируя на успехи и неуспехи всего участка, то есть ПТО станции Металлургическая.
А тут ещё как подарок судьбы - ушёл с ПТО МПС Мендельсон Вячеслав Михайлович, его куда-то перевели, признавая в нём работника энергичнрго и знающего, хотя и упустившего инициативу в последнее время.
Надо сказать о безобразно глупой и нелепой воспитательной системе на заводе.
Какому-то неумному бюрократу было поручено эту систему разработать, и он её разработал, а другие бюрократы давай её внедрять в жизнь. Для контроля за выполнением системы были введены дневники мастера, где надо было отмечать выявленные нарушения Т.Б. с росписью нарушителя, посещать своих рабочих на дому, проводимые беседы и собрания, результаты работы участка в целом и по сменам, все поощрения и наказания. Был целый кошмар, если был зафиксирован на твоём участке прогул. Нарушителя и его мастера вызывали на комиссию в отдел кадров, где воспитывали нарушителя и снимали стружку, а с мастера снимали шкуру. Мастер с этой комиссии выходил весь красный с выговором, а нарушитель посмеивался.
Мастера давай скрывать прогулы.
На дому надо было посещать заболевших, пьяниц и морально неустойчивых. На ПТО Металлургическая пьчниц и неустойчивых не было, а вот заболевших Константину Михайловичу приходилось навещать.
Алла Ворошилина упала на парке, разбила колено, колено распухло, и Алла получила бюллетень.
- Что? Несчастный случай? Да ты с ума сошёл!! Беги немедленно к ней и составь акт в том, что она у себя на кухне коленку вывихнула.
Константин Михайлович немедленно поехать к Алле не смог, а когда приехал, был встречен красавцем-мужем, двухметровым амбалом, который вобщем-то любезно пригласил его в дом. Внутри у Константина Михайловича шевельнулось чувство, похожее на ревность - уж очень Алла и её красавец подходили друг к другу и ростом и приятностью с лица.
- А Вы тоже будете меня уговаривать, будто я дома разбила ногу? - спросила Алла.
- Что значит "тоже"?
- Да Кострюльев уже приезжал. Ни "здравствуй" ни "прощай" - составил акт и ушёл.
- Ты подписала?
- Подписала. А что, не надо было? - Алла с весёленьким любопытством смотрела Константину Михайловичу прямо в глаза.
- Нет, почему же..... Ну, а как твоё колено? Ходишь? Надо бы продлить бюллетень, чтобы получше стало. Ну, ничего, если выпишут, посидишь у нас на лёгком труде.
Посидели, попили чаю, и амбал-красавец выпроводил Константина Михайловича за дверь, тряхнув напоследок его руку так, что у того весь чай чуть наружу не выскочил.
Это посещение Константин Михайлович отметил в своём дневнике мастера.
Потом простудилась и заболела Валя Никифорова. Поехал к ней.
Валя жила в комнате "на хозяев", то есть занимала комнату в какой-то квартире, а в других комнатах жили другие. Комната была большая , вся заставленная мебелью, завешенная занавесками и шторами, на полу было множество вязанных тряпочных половичков.
Валя была в халатике, улыбалась и больной не выглядела. Посидели, поговорили, и Валя решила поменять в люстре лампочку, которая вроде как перегорела. Посреди комнаты был поставлен стул, Валя взобралась на этот стул, а Константин Михайлович должен был стул держать, чтобы Валя чувствовала себя уверенно и комфортно.
Константин Михайлович держал стул и боролся с желанием взять Валю за стройные ноги и снять со стула... Ну, раз он боролся, с таким желанием, то, будучи сильным человеком , он это желание это с сожалением победил.
И это посещение тоже было записано в дневник мастера.
А потом Валя вышла замуж, Константин Михайлович чуть-чуть поревновал и больше не ревновал.
Иной раз разговоры его с осмотрщицами были полны двусмысленности.
- Ну, как, Настя , живёшь?
- Да что - живу? Наше дело простое : ложись на спину да ноги задирай.
- Это как? - опешил Крнстантин Михайлович.
- Да очень просто - как приходит необходимость, ложусь и ноги вверх.
- Слушай, Настенька, ты чорт знает что несёшь! И нестыдно тебе?
- А какой тут стыд? Это производственная необходимость. Старенькие, кончно, уже не могут, потому что напрягаться надо, а я - смоим удовольствием. Если хотите , идёмте - я покажу.
Во время этого разговора присутствующие женщины покатывались от хохота, а Настя Свисткова наивно и улыбчиво посматривала своими широко распахнутыит голубыми глазами.
Кое как до Константина Михайловича дошло, что это такой "технический приём" у его осмотрщиц: вместо того , чтобы пользоваться переносным винтовым домкратом для подъёма автосцепки при постановке на место выпавшей центрирующей балочки, женщины ложились на спину в колею,поднимали ноги вверх , упирались ногами в автосцепку и поднимали её. В это время товарка ставила балочку на место. Домкрат был тяжёлый, его надо было таскать, устанавливать, он всё время соскальзывал. А тут всё просто и легко - ложись и ноги вверх.
- А Вы уже испугались, что я пойду к Вам в кабинет и стану ноги задирать? -продолжала измываться Настя Свисткова.
Наиболее неблагоприятная обстановка сложилась в четвёртой смене, которая из месяца в месяц имела главные показатели наихудшие из всех. Дело в том, что в этой смене на ПТО МПС старшим работал Володя Селиванов, грамотный вагонник, выпускник техникума, не лишённый амбиций, молодой парень. Он был нагловат, был уверен всебе и своими демагогическими рассуждениями постоянно доказывал Любе Потапчук свою правоту. Когда Константину Михайловичу удавалось проконтролировать его работу, всё проходило более или менее объективно, но это не могло быть системой. Получалось, что Люба со своей четвёртой сменой была беззащитна перед волюнтаризмом Володи Селиванова. Люба билась-билась и, не встречая, как ей казалось, сочувствия со стороны мастера, подала заявление на увольнение. Это было неприятно, так как во-первых Люьба Потапчук была добросовестная, смелая и грамотная работница, а во-вторых это был укор с её стороны, что Константин Михайлович не смог её защитить, что результаты работы участка заслонили переживания работниц четвёртой смены.
Но Константин Михайлович не стал пороть горячку - подала заявление и подала , полагалось отработать 12 дней.
Шли дни. Люба работала, как обычно, изредка покрикивая на своих товарок хрипловатым голосом.
А Константин Михайлович искал "противоядие" против Володи Селиванова. И нашёл.
Жена Володи Таня Селиванова работала осмотрщиком в его смене. Это была красивая брюнетка, всегда одетая в опрятный комбинезончик , в меру подкрашенная и наманикюренная. Валенки на ней были и то изящные, фетровые. Её внешность никак не вязалась с той работой, которую она выполняла.
Константин Михайлович нашёл возможность с ней переговорить и пригласил её работать в табельную желнзнодорожного Управления с перспективой сделаться секретаршей начальника (при этом не уставая упоминать о её привлекательной внешности). Всё это Константин Михайлович предварительно согласовал "в верхах", объяснив своим руководителям, какую это должно принести пользу. Таня Селиванова перешла работать на завод, и Володя Селиванов быстренько унял свою энергию и амбиции. Забегая вперёд, скажу, что сам Володя Селиванов тоже потом перешёл работать на завод и работал мастером вместо Константина Михайловича.
Но Люба Потапчук не знала всей этой "высокой" политики, она дорабатывала свои дни, и настал день, когда она пришла на ПТО уже не на работу, а чтобы забрать спецодежду и фонарь для сдачи в кладовую. Все эти дни Константин Михайлович никак не проявлял своих переживаний по пводу увольнения одной из лучших работниц. А в этот день, точнее - в это утро, он позвал Любу в свой маленький кабинет
- Не надо, Люба, увольняться. Ты уже нашла себе работу? Нет? Ну вот - это потому, что тебе самой тяжело сделать этот шаг. А этот шаг неправильный. Все здесь тебя любят и ценят, мы все тебя любим. Всем известно, что ты одна из лучших работниц здесь на ПТО, на станции и в вагонной службе. Конечно , ты попала в очень неблагоприятные условия, все это знают и сочувствуют. А я принимаю меры, чтобы тебе помочь и уже кое что сделал. Не надо, Люба, уходить, ты потом будешь жалеть об этом. Ты нигде не найдёшь такой теплоты и душевности, с которой наши люди относятся к тебе.
И Люба Потапчук, эта сильная, грубоватая женщина, заплакала, заревела в голос, затрясла головой, размотала платок и упала простоволосой головой на руки, содрагаясь от рыданий. Только сейчас впервые за этот год Константин Михайлович увидел, какие у неё красивые иссине-чёрные волосы. Он слегка каснулся её головы, пытаясь погладить.
- Не надо! -Люба рывком выпрямилась. Она вытерла слёзы, пригладила волосы, - разревелась я тут. Извините.
- Иди, Люба, работай, вон уже времени-то сколько, а мы с тобой заболтались.
- Ладно! Пошла я. Люба вышла и через несколько минут на парке уже слышался её крепкий хрипловатый голос.
Трудно было работать с женским коллективом, но Константин Михайлович нашёл тот главный ключик, который открывал сердца и души этих запакованных в спецодежду грубоватых женщин: их надо было любить. А любить женщин Константину Михайловичу было легче, чем пьянствующих курящих мужиков. Он дружески, почти с нежностью , относился к старушке Безуховой, к злюке Шуре Ганеевой, к толстухе Зине Куликовой, к сплетнице Нине Сивковой, к умнице Юле Новицкой, к Олимпиаде Терентьевне Полянской, которая страдала из-за своего пьющего сына.
Он их любил и они его любили, он стал равноправным членом этой хорошей семьи, но не терял права при необходимости жёстко рявкнуть и потребовать порядок.
А "необратимый" процесс между тем был необратим. С уходом Мендельсона вся его "империя" развалилась. Раньше осмотрщиков наказывали за несоставление актов, а теперь их никто не наказывал. Раньше давали маленькие поощрения за определённое количество актов, а теперь это поощрение отменили. Раньше в управлении ЮУЖД сидел главный по сохранности вагонов Кошкин, а теперь он куда-то уехал. Работа, которая выполнялась не за совесть, а за страх не могла продолжаться долго, т.к. само по себе насилие требует усилий от насильника и насильник просто-напросто устаёт в то время, как лояльность к людям не требует от руководителя излишнего напряжения, и люди работают "за совесть"
Константин Михайлович появлялся на пороге МПСовской станции чаще, чем их новый начальник Саша(фамилию говорить не стану). Он запросто общался с осмотрщиками МПС, завоевал и укрепил их доверие своей объективностью в подходе к производственным вопросам - вместе с ними осматривал поезда, старался понять их психологию и настрой и в соответствии с этим воспитывал и учил своих людей.
Необратимость процесса как раз и заключалась в том, что на заводе стали меньше ломать, а главный "ломатель" - копровый цех, организовал свой ремонт вагонов на своей территории, деревянные полувагоны постепенно, но неуклонно заменялись на металлические, очень ответственно работали осмотрщики ЧМЗ по входу вагонов на завод, внимательно смотрели и браковали вагоны на своей станции, грамотно отстаивали свою правоту на станции своих оппонентов. Количество актов ВУ-25 ежемесячно снижалось и за 2 года против 539 актов их стало около 50.
- Стоп! - скомандовал Иван Степанович Шкодский. - Дальше снижать нельзя. Мы все знаем, что завод ломает и будет ломать вагоны по объективным причинам, и наши соперники в МПС это знают. Их обязательно насторожит и возмутит такое радикальное снижение повреждаемости. Они обязательно примут меры и начнут с комиссий. Этого допустить нельзя Ты, Константин Михайлович, давай-ка поработай в этом направлении.
- Чего проще?!
Константин Михайлович купил 2 бутылки "Стрелецкой", позвонил Саше и пригласил его к себе "по делам". Здесь они всё обговорили. Саша дал своим сменам команду составлять ежемесячно 10 актов - это было уже 40. Да 10 - 15 вагонов с повреждениями
осмотрщики завода сами умышленно отправляли на выход, чтобы общая цифра была приемлемая.
Жить стало хорошо, работать стало легко, и стало немного скучно.
Константин Михайлович не вникал в политическую жизнь железнодорожного управления. Никакое начальство к нему на ПТО не приходило, начальник вагонной службы Алексей Кастрюльев вообще не знал, где парк А, где парк Б и что значит встретить поезд "с ходу". Поэтому было удивительно, когда начальник ЖДЦ-2, Хоупман Майкл Майклович, вызвал Константина Михайловича к себе.
- Вызывали? - спросил Константин Михайлович, входя в кабинет начальника цеха.
- Не вызывал, а приглашал. Садитесь, Константин Михайлович, разговор есть.
Хоупман Майкл Майклович был человек небольшого роста, худощавый, безукоризненно одет, с безукоризненной причёской. Чувствовалось что он скурпулёзно следит за своей внешностью. Даже когда ему требовалось почесать голову, он касался головы указательным пальцем, а в это время остальные растопыренные пальцы торчали над головой в виде королевской короны во главе с мизинцем. Взгляд его был доброжелателен, голос негромкий, глуховатый. На рабочем столе было пусто, будто и стол-то не рабочий.
Кстати, в течение этих двух лет , пока Константин Михайловим работал в цехе , в то время , когда вагонное начальство и дорогу-то на Металлургическую забыло, Хоупман 3-4 раза посещал его ПТО и всегда в доброжелательной форме делал какие-нибудь критические замечания. Да, и что ты за начальник, если ты где-то побывал и ни на что внимания не обратил.
Константин Михайлович сел на предложенный стул.
- Кастрюльев уходит - Вы не знаете?
- Нет не знаю.
- Уходит, переводят его в райком партии, инструктором. Решено всё-таки поставить начальником вагонной службы Вас.
- "Всё-таки"? Что значит "всё-таки"?
- Ну, это не обязательно... Я думаю, Вы согласитесь.
- Да, я согласен.
- Ну, и всё, и хорошо. Приказ будет сегодня подписан. Завтра начинайте работать на новом месте. Никаких напутствий делать не буду, думаю они Вам не требуются. Кто будет работать на Металлургической вместо Вас?
- Временно Вольдемар Мармонович Шмуляк - ему как мастеру по сохранности это дело ближе всего. А потом надо перетягивать Володю Селиванова с МПС.
Константин Михайлович уже работал начальником вагонной службы, знал, что от него требуется. Правда это было на горнорудном предприятии, а здесь были условия и специфика металлургического завода. Но он знал главное - вагонов должно хватать на все виды перевозок и они должны быть исправные. Надо было быстро знакомиться как с "узкими" местами, так и с остальными делами.
За ПТО станции Металлургическая Константин Михайлович не беспокоился, т.к. там работа была налажена, а работавший вместо него Шмуляк Вальдемар Мармонович был, если и не полноценный вагонник, то во всяком случае полноценнейший руководитель, умный и честолюбивый.
Шла весна, впереди было лето, и за это время надо было во что бы-то ни стало привести в порядок думпкары аглофабрики. Неожиданно Константин Михайлович обнаружил на складе залежи кожаных манжет и целый штабель банок смазки "Магор". Немедленно приступили к прожировке манжет и постановке их на думпкары вместо резиновых иэ неморозостойкой резины. По всем подсчётам уже к октябрю все манжеты должны были быть заменены. Эта работа была поручена Юрмалу Елпидьевичу Токареву - он работал мастером по автоматным и хозяйственным делам. Этот Юрмал Елпидьевич был энергичный, неугомонный, старательный, знающий и умный работник. Но был он всё время взъерошенный и всё время хлопал крыльями, как курица, на которую бросили пыльный мешок. Это был небольшого росточка, худенький, ещё совсем нестарый человек (в то время ему было 30 лет) .Он знал назубок Устав Железных Дорог СССР, Гражданский и Уголовный Кодексы, все последние постановления Советского Правительства и был ходячей энциклопедией, в которую при желании можно было заглянуть за справкой и за разъяснениями.
Однажды Юрмал Елпидьевич здорово выручил Константина Михайловмча, который сделал очень серьёзное нарушение, которое чуть не привело к крушению поезда МПС. Шкодский вызвал Юрмала и, зная, что тот "законник", поручил "закрыть" это дело. Токарев раскрутил дело так, что доказал, будто вагон и заходил на завод с греющимся подшипником, и что виноваты сами МПСовцы. Прокуратура отстала от Константина Михайловича.
А вообще-то это был нормальный положительный индивидуум, т.к. водку он пил , как все, т.е. много.Но, будучи прозрачного телосложения, он, выпив наравне со всеми товарищами делался совершенно пьяным, итогда с ним происходили всевозможные события. Самое рядовое - попадание в вытрезвитель. Это Юрмал периодически повторял. Однажды в командировке, в Магнитогорске, он выпрыгнул из окна второго этажа на крышу стоящего внизу автобуса. Просто так.
Вот этому мастеру по автоматным и хозяйственным работам и поручил Константин Михайлович стратегически важную работу по подготовке думпкаров аглофабрики к работе зимой.
Юрмал Елпидьевич взял список думпкаров по номерам, составил график подачи их в депо, контролировал этот график. Прожировочный бак работал непрерывно, мастер контролировал температуру прожировочного состава, рабочие его постоянно копошились у разобранных опрокидных цилиндров, и через каждые 2 дня из депо выходил думпкар типа ВС-80, который мог исправно и устойчиво работать не один год. Это дело пошло.
Эксплуатация вагонов на заводе была варварская, их громили во всех цехах, на всех видах перевозок. Думпкары шлакового двора горели и коробились, обрезные платформы сгорали, коробились и корчились от многотонной раскалённой до малинового цвета обрези, шихтовые платформы громили на погрузке и выгрузке пятитонными магнитными шайбами, хоппера для коксовой мелочи сгорали от газового пламени при разогревании смёрзшегося груза, коксовозы пропадали от коррозии металла. Кроме того из-за постоянных негабаритов на местах погрузки и выгрузки подножки и расцепные привода гнулись, разрушались и ломались, да ещё множество сходов и столкновений и варварская маневровая работа. Всё это надо было преодолевать, а сначала понять.
Константин Михайлович взялся за все дела с присущей ему энергией и последовательностью
С шлаковых думпкаров сбросили продольные борта и механизмы открытия бортов, сделали кузова безбортовые, типа "ласточкина хвоста". Объём кузова несколько уменьшился, но такой кузов не мог уже ни сгореть, ни покоробиться ни сломаться, так как не было ломающихся деталей.
Кузова обрезных платформ стали собирать из "плавающих" элементов - ни одна деталь кузова не была приварена , приклёпана или взята на болты, все детали кузова могли свободно, независимо друг от друга расширяться от нагрева и сужаться от мороза.
Кузова шихтовых платформ разъединили от рамы, стойки были ликвидированы, борта кузова стали делать вертикальные, и распорные нагрузки уменьшились.
В депо был организован капитальный ремонт автосцепных приборов - это дело вёл Юрмал Елпидьевич Токарев.
Подножки стали делать из 30-милиметровой листовой стали, брали их к раме на 8 толстых болтов. Сломать такую подножку не было никакой возможности. Если такая подножка застревала в негабарите в каком-нибудь шихтовом пролёте, то тепловоз уже не мог протянуть состав, а стационарные толкатели отключались или просто сгорали от перегрузки.
Расцепные привода расположили под буферным брусом , теперь ни шайбой, ни упавшим куском металла их повредить было нельзя.
Всё это надо было начертить, чертежи утвердить, с техникой безопасности согласовать.Для этого в ЖДЦ-2 работал техотдел под руководством Вильямина Мухтаровича Рискиева.
Этот Вильямин Мухтарович был человеком увлекающимся и в своих увлечениях весьма последовательным и исключительно настойчивым. Его идеологией были чистота, порядок, культура производства и здоровый образ жизни. Будучи начальником техотдела, он не мог активно влиять на чистоту, порядок и культуру производства в ЖДЦ-2 (с этим делом неплохо справлялись и другие, кому это было положено по должности), но вот здоровый образ жизни т. Рискиев исповедывал во всех его деталях. Он не пил, не курил, питался правильно и отчаянно занимался спортом. Он бегал и бегал, пробегал десятки километров, а за год - тысячи. Онподнимал штанги и гири истал 3-разрядником по двоеборью; он участвовал он участвовал в лыжных и легкоатлетичнских марафонах. А, когда ему вздумалось освоить плавание, он много тренировался и стал выполнять норму 3-его разряда вольным стилем. Наконец, не давал никому покоя, пропагандируя спорт, а когда стал начальником цеха, то внедрял в своём цехе все виды соревнований между службами, принимал на работу спортсменов с особым удовольствием, создавал им бытовые условия и условия для тренировок. Из заброшенной котельной Рискаев построил прекрасный гимнастический зал с сауной, бассейном, с тренажёрами, коврами и зеркалами. Под его руководством ЖДЦ-2 стал ведущим спортивным цехом на заводе. Одновременно он был поборником эстетики производства.
Кроме всего, он был храбрым от природы человеком, шапку перед начальством не ломал, в суждениях был резковат.
Человеком он стал легендарным.
А в вагонной службе дела шли своим чередом, и настало время спиртовой эпопее.
Уже упоминалось, что мастером по сохранности вагонов работал Вольдемар Мармонович Шмуляк. Это был человек высокого роста, крепкого телосложения, с розовым полным лицом, в меру умный, в меру воспитанный, желающий двигаться и продвигаться. Поэтому он из машинистов тепловоза стал мастером в вагонной службе. Работу он освоил быстро, у него всё время возникали идеи, которые были иной раз полезными.
Одна из них была такая:
- Ведь спирт на морозе не мёрзнет! Надо заправлять опрокидные цылиндры думпкаров спиртом.
- Мы же перезаправили цылиндры прожированными манжетами, и они теперь в любые морозы не замёрзнут.
- Это ты знаешь и я знаю, а всякие бюрократы, напуганные плохой работой думпкаров в прошлые зимы, этого не знают. Эта идея их вдохновит, они будут чувствовать себя причастными к улучшению дела. Спирт нужен всегда. Сделай расчёт, и я этим делом займусь
Константин Михайлович сделал расчёт.
Шмуляк проявил себя активным и пробивным человеком. Он получил на складе 200 литров спирта.
- Это на осеннюю перезаправку. А на весеннюю получим ещё. Но необходимо расчитаться с людьми. Требование на спирт подписывал зам. директора - РАЗ, зам. нач. Отдела снабжения - ДВА, клерк по подсобным материалам - ТРИ, кладовщик - ЧЕТЫРЕ, зав. Складом - ПЯТЬ, нашему бухгалтеру - ШЕСТЬ, мужикам за то, что вроде бы они спиртом думпкары заправляли по бутылке на двоих надо дать - СЕМЬ, Домбайский просил для него зарезервировать - ВОСЕМЬ. На нашу с тобой долю останется литров 100 - этого пока хватит на Новый Год, на приём комиссий и на командировки. А в марте ещё получим.
Про этот спирт знали все, но не говорил о нём никто. Просто авторитет вагонной службы стал котироваться необычайно высоко. Про этот спирт прознали и комиссии МПС, и, не смотря на объективные результаты проверок, акты, составленные в застольных условиях, были лойяльны и доброжелательны.
Одна из идей Вальдемара Мармоновича была такая: не платить по актам ВУ-25. Просто не платить, конечно, было нельзя, но кое-что можно было оспорить. Шмуляк с Костантином Михайловичем внимательно поработали и набросали схему поведения в арбитражном суде, если их туда вызовут за систематическую неуплату.
Вызвали. В руках истцов, т.е. представителей МПС была пачка неоплаченных актов. Стали разбираться по каждому.
- Почему этот акт не оплачен?
- А что там записано?
- Нет клинка тормозной колодки.
- Нет на вагоне такой детали.
- Как нет? А вот который колодку к башмаку крепит.
- Это не клинок, это чека тормозной колодки. Вот чертёж этой детали, посмотрите, товарищ арбитр.
- М-м-да - а-а. Значит, не оплачено? Правильно не оплачено. Следующий.
- Сломан вкладыш.
- Нет такой детали.
-А какая есть?
- Подшипник. Вот чертёж.
- Правильно не оплачено. Следующий.
- Трещина шелёвки.
- Нет на вагоне никаких шелёвок, есть обшивочная доска.
- Правильно. Дальше!
- Утеряна люлька.
- Нет люльки.
- А что есть?
-Центрирующая балочка
- Утерян подъёмник.
- Подъёмник расположен внутри автосцепки, его не видно, нельзя опредtлить визуально утерян он или нет.
-А что ж тогда утеряно?
- Не знаю, возможно валик подъёмника.
- Слушате, вы! - взъярилась арбитражная дама, которой надоел этот железнодорожно-вагонный ликбез. Представители МПС! Вы зачем сюда пришли? Научитесь грамотно работать, научите своих лидей, составляйте правильно документы и тогда приходите с претензиями. Заберите свои акты и - до свидания!
Приблизительно таким порядком было выиграно несколько арбитражных процессов.
Шмуляк ходил этаким гоголем. Он умел быть полезным для всех, кто был ему нужен и умел умно сконфликтовать с теми, на ком ему захотелося потоптаться. Он стал "на виду". Специально для него была изобретена должность заместителя начальника вагонной службы.
С таким замом, как Шмуляк, Константину Михайловичу работалось легко: все скандалы и дрязги он брал на себя, а его хлебом не корми, но дай с кем-нибудь сцепиться и нарвать с него шерсти. В последствии Шмуляк стал начальником вагонной службы, и его авторитет был высок.
Но тяжёлые испытания ещё предстояли. Один за другим посыполись несчастные случаи по неисправности вагонов.
Пытаясь отцепить вагон, у которого не было расцепного рычага, составитель Ращупкин вошёл в колею и стал расцеплять, пытаясь повернуть валик подъёмника. Он споткнулся, упал, и ему отрезало ступню. Причиной несчастного случая была неисправность вагона.
Составитель Штильвассер ехал на подножке, держась за поручень. Поручень отломился, составитель упал спиной на рельс, и у него отнялися ноги. Снова неисправность вагона.
У скатившегося с вогоноопрокидывателя вагона автосцепка не центрировалась, т.к. не было центрирующей балочки. Составитель Моргунов вошёл в колею, чтобы поправить автосцепку, и скатившийся следующий вагон убил его.
Следующая травма была тоже из-за неисправности вагона - это была сломанная нога.
Всё это награмождение несчастий произошло за какие-то полгода, и служба безопасности завода была не просто встревожена - она была в панике. Целевые проверки сыпалися одна за другой, но в вагонной службе всё было в порядке с документацией, с дисциплиной, с условиями безопасности. Всё дело было в том, что вагонный парк был тяжело болен, статистика говорила, что 35-40% вагонов на заводе были неисправны. В некоторых районах неисправных авагонов было больше половины. Безобразно ломал вагоны копровый цех, мартеновский N1, ЭСПЦ-2, конверторный. Не отставали и прокатные цеха.
Принимаемые вагонниками меры не могли дать немедленных положительных результатов. Положение улучшалось, но медленно, вагонники не успевали за "ломателями", их надо было напугать и остановить. А пока что они пользовались полной безнаказанностью.
Константин Михайлович понимал, что необходим руководящий документ, определяющий условия эксплуатации вагонов по всем видам перевозок, Он уже давно работал над инструкцией по эксплуатации вагонов на заводе, собираясь утвердить её приказом по заводу.
Но пока что инструкции не было, а несчастные случаи были.
Виновники должны были отчитаться у директора завода.
Порядок был такой: каждый понедельник к директору завода т. Тулину утром входили в кабинет главные специалисты и руководители ведущих цехов. ЖДЦ-2 считался ведущим цехом, но от лица всех железнодорожных цехов ходил к директору сам Иван Степанович Шкодский. Каждый понедельник свою планёрку директор начинал с техники безопасности, а точнее - с отчёта тех, кого представил отдел Т.Б. "на ковёр".
На этот раз "на ковёр" был вызван Константин Михайлович.Сопровождать его должен был начальник цеха, но Майкл Майклович Хоупман поручил это неприятнре дело Рискиеву, который к тому времени стал его заместителем. Рискиев был храбрый человек, и они с Константином Михайловичем отправились на разбор работы вагонной службы, который на 95% вероятности должен был закончиться увольнением прямого виновника и снятием с работы косвенного.
Константин Михайлович находились в приёмной, когда из кабинета директора вывалился весь красный "прямой" виновник и не менее красный и потный "косвенный".
- Решение? - спросил референт.
- Увольнение.
В кабиннет , вздрагивая всеми коленками, вошла следующая пара.
ВЫШЛА!
- Решение?
- Увольнение.
- Рискиев, ведите своего работника - референт указал одинокой рукой на дверь (он был инвалид ВОВ и его звали "однокрылый").
Они вошли. Им предложили сесть. Зам. Главного инженера по Т.Б. представил Константина Михайловича. Он объективно доложил, что все проверки состояния техники безопасности в вагонной службе ничего криминальнрго не выявили, но состояние вагонного парка безобразное и нет гарантии, что несчастные случаи прекратятся.
- Скажите, т. Поляков, каким способом Вы уничтожаете людей на заводе? Сколько он там набил? Два трупа и четверо покалеченных? Как Вы собираетесь работать? Сколько ещё набьёте? Что собираетесь делать? - так директор завода обратился к Константину Михайловичу.
- Я по своей должности поставлен не убивать людей, а обеспечивать исправность вагонов на линии. Вагонное депо выполняет план ремонта, разработана и внедряется модернизация вагонов, усиление узлов и отдельных деталей, уже на двух станциях организован безотцепочный ремонт, поезда по графику подаются на ремонтные пункты, я работаю над составлением инструкции по эксплоатации вагонов с конкретизацией ответственности смежных служб и участков.
Но эксплоатация вагонов на заводе настолько разбойничья, что вагонники не успевают ремонтировать и восстанавливать. Ответственности за повреждение вагонов никто не несёт, сооиветствующих положений на заводе не существует.
- Какие цеха наиболее ярко отличаются в повреждении вагонов? - поинтересовался директор.
- В процессе выгрузки металлошихты из вагонов с магнитной шайбы падает металл. После выгрузки куски металла валяются по обе стороны состава, и их начинают убирать магнитной шайбой, которая, задевая за подножки и детали расцепного привода, ломает их. Куски металла (а их не так уж много) должны быть вручную отброшены от вагонов, а после того как состав уберут, собраны магнитной шайбой.
- Копровый?
- Негабаритами и погрузкой с большой высоты.
- Обжимной-3?
- Негабаритами. Сейчас производится оборудование вагонов сверхпрочной подножкой, которую сломать невозможно, и новая схема размещения деталей расцепного привода, но этот пролцесс длительный, займёт не менее года.
- А как фиксируете все эти повреждения?
- Осмотрщики составляют акты, которые являются основанием для взимания денег с цехов.
- И большие это суммы?
- Большие.
- Например, МАРТЕН-1?
- Ежемесячно 8-10 тысяч.
- А все цеха вместе?
- Точно не знаю, бухгалтерия знает.
- Слушай, Клейн - директор обратился к начальнику МАРТЕНА первого. Ты технологию повреждения вагонов у себя в цехе знаешь?
- Знаю....
- А что надо делать, чтобы не ломать, знаешь?
- Знаю.
- И не делаешь?
- Руки всё как-то не доходят.
- Не доходят руки свои обязанности выполнять?
Клейн тупо молчал, тупо глядя в стол.
- Может быть ты хочешь, Клейн, из своего кармана выложить в бухгалтерию УЖДТ 10 тысяч?
Клейн молчал не менее тупо.
- Кто сопровождает т. Полякова? Рискиев? Новый зам. ЖДЦ-2? Что скажете?
Вильямин Мухтарович встал, кашлянул.
- Что скаэать? Работает мужик и пусть дальше работает. Положение обязательно улучшитя.
- Ваше мнение, Иван Степанович?
- По тому, как Поляков работал на Металлургической и как решает вопросы сейчас, видно, что положение с техническим состоянием вагонов скоро изменится к лучшему.
- Ладно, пусть будет так. А какими критериями вы определяете техническое состояние вагонного парка? - снова обратился директор к Константину Михайловичу.
- Как вы его определяете?
- Ну, это наша технология, она примитивна и здесь не интересно....
- Что ,секрет что ли? Всё-таки?
- Осмотрщики парами идут в различных районах завода. Один осмотрщик записывает и считает все вагоны, которые увидел, а второй - только неисправные. Можно определить процент.
- Ну и какой процент неисправных сейчас?
- 28%.
- А полгода назад?
- 42.
- А когда будет ноль?
- Ноля не будет никогда. Минимальное количество неисправных вагонов, которое можно достичь - 6-7%.